Осколки юности

Часть 1

– Че, слишком взрослая стала?! Вся в свою мамашу, пошла вон отсюда!

Собственно, я и пошла. Пошла к своей лучшей подруге Насте, и, видимо, до завтрашнего утра. Такое случается иногда, когда папа начинает пить с утра вместо кофе что-нибудь покрепче. Вообще он у меня хороший, но это когда не пьет, а когда пьет, то хуже бешеной собаки. Хотя отец не всегда был таким пьяницей. Несколько лет назад мой папа был самым лучшим, а все потому, что с нами была моя мама. Она не умерла, нет, с ней все хорошо и по сей день. Просто она ушла от нас. Сейчас она живет в Питере и к тому же состоит в браке с неприлично богатым мужчиной.

Ее мужа, дядю Володю, я видела всего три раза в жизни. Близко пообщаться с ним мне не довелось, он не горел желанием, да и я ему не уступала в этом. Зато к маме я испытываю огромный интерес и по сей день, а она ко мне нет. Наша коммуникация с ней ограничивается только тем, что мы поздравляем друг друга с днем рождения и с Новым годом. Когда я выразила желание общаться с ней больше, то она мне четко дала понять, что у нее своя семья, а у нас с папой – своя. Хоть спасибо ей на том, что она алименты исправно посылает на мое содержание, если бы не это денежное пособие, то нам с папкой пришлось бы ох как несладко: 1992 год на дворе, как никак. Папа потерял работу еще несколько лет назад, когда СССР начал разваливаться, так что в данный момент он не имеет постоянной занятости. Зарабатывает отец тем, что продает на базаре овощи, яйца, иногда мясо, когда закалывает какой-нибудь скот. Или редкий раз выпадает шабашка, в основном связанная с выполнением строительных работ у кого-то из соседей. Вот так из года в год мы живем с папой под одной крышей, женщину он себе так и не нашел после развода, и наплевать. В глубине души я мечтаю о том, чтобы мама все-таки вернулась к нам, хоть и понимаю, что это невозможно.

Мать забыла о нас как о кошмарном сне. Меня она не навещала вот уже три года, и к себе в гости тоже не зовет. Мне все понятно как дважды два. Я не ищу с ней встреч, не названиваю каждую неделю, стараюсь понять и принять ее отношение ко мне, но в глубине души очень горько осознавать произошедшее.

Честно говоря, я и раньше замечала отчуждение с маминой стороны, какой-то она была чересчур холодной, что ли. Это выражалось буквально во всем. Практически все детство я проводила время со всеми членами своей семьи, кроме нее. Уроки проверял у меня папа, с дедушкой мы ходили на рыбалку, в магазин, на прогулку, с бабушкой я делилась своими переживаниями, а вот мамино участие в моей жизни не удается припомнить, ведь она мне предпочитала иной досуг, а именно читать книги, уходить на другой конец села к подруге в гости, подолгу сидеть на крыльце с пачкой сигарет, уезжать на велосипеде в лес, иногда брать машину и уезжать в город. Бывало такое, что с наступлением темноты мама уходила на наш задний двор с пачкой сигарет и кофе, иногда брала с собой какой-то алкоголь и сидела там до глубокой ночи. Мне в те вечера хотелось прийти к ней, но домочадцы строго-настрого запрещали мне это делать. Говорили, что я ей непременно буду мешать.

С течением времени ко мне пришло понимание, почему же мать так поступила. У нее было то, чего непременно желали себе другие – красота. Она была впрямь безумно красива. И конечно, ей хотелось этим воспользоваться и получить тем самым билет в счастливую жизнь. Ее тянуло в столицу, да не просто работать абы кем, а именно на подиум. А тот факт, что при СССР эта профессия была, мягко говоря, не в почете, она предпочла не замечать. Женщин, работающих в Доме моделей, презрительно называли манекенщицами. Данная деятельность имела несколько существенных нюансов, одним из которых являлась зарплата – 70 рублей получала модель, ровно столько же получала и уборщица. Хотя такая работа предусматривала командировки за границу. А поездки за кордон мог себе позволить далеко не каждый гражданин СССР.

Мама просто грезила этим ремеслом, и это было оправданно. Она была не такая, как односельчане, и сильно выделялась среди прочих женщин своими особыми внешними данными. Профессия модели прельщала ее тем, чтобы такой красотой могли любоваться не наши деревенские, а совершенно другие люди. Вот идет она по подиуму и ловит на себе восхищенные взгляды, на нее надевают лучшую одежду, она вышагивает на показе мод в туфлях на высоком каблуке, а потом на этих же высоких каблуках заходит на борт самолета, неспешно опускается в кресло, и тут же стюард предлагает ей бокал шампанского, на который она непременно согласиться.

Я много раз думала, почему моя мать не мечтала стать певицей и покорять эстраду или актрисой, которую приглашали бы сниматься для различных фильмов и сериалов, ну в конце концов осваивать балетное искусство. А затем я поняла одну очевидную вещь: мама ничего абсолютно не умела. Действительно, кроме красоты у нее ничего другого не было. Она была ростом 185 сантиметров, чем очень любила прихвастнуть, хоть и без уточнений было ясно, что ее рост был явно выше среднего. А вот вес у нее был небольшим – 60 килограммов стабильно, из-за чего мать выглядела очень уж стройно. На ее лицо действительно можно было любоваться часами – бледная кожа, как у фарфоровой куклы, точеные скулы, пухлые алые губы, тонкий, слегка вздернутый носик и ярко-синие глаза, маленькая аккуратная родинка над левым уголком губы. Ей даже косметика была ни к чему.

Ко всему прочему волосы у матери были длинные, густые и черные как смола. К тому же она умела делать различные прически, что придавало ее образу еще более интересную деталь.

Ее родители, то есть мои бабушка и дедушка, все время за нее боялись, а поводов было прилично. Начиная с того, что ребята дрались из-за нее не на жизнь, а на смерть, и заканчивая тем, что мама с 8-го класса твердила о том, что учеба ей не нужна и что она просто обязана стать манекенщицей.

Папа и мама считали, что доченька перебесится и пойдет учиться в пединститут или в техникум. Но этого не случилось. Приближались выпускные экзамены, а вместе с ними и мамино совершеннолетие. От своей мечты она так и не отказалась, более того, вовсю готовилась к поездке в Москву, будучи уверенной, что уж кого-кого, а ее точно тут же заберут в Дом моделей.

Дед злился и курил пуще прежнего, бабка хваталась за сердце и беспрестанно пыталась достучаться до дочери, чтобы та оставила эту затею в покое.

– Рая, доченька, ну хочешь – иди в учителя, хочешь – иди работай на телевидение, может быть, там тебя заметят, хочешь – езжай на Север за длинным рублем, но не в манекенщицы, ох у нас их не любят шибко, – причитала моя бабушка.

– Мам, я все решила. Я слишком красива для жизни в колхозе, я не создана для работы на заводе, я не хочу работать с детьми, потому что их не люблю! Я жить хочу, понимаешь?! – пыталась донести до матери свои переживания непокорная дочь.

– Ой, что делается! – совсем по-стариковски причитала еще молодая бабушка.

Но к концу выпускных экзаменов стало ясно, что не видать маме подиума как собственных ушей, и даже о ПТУ речи быть не могло. Причина довольно простая – беременность.

Как-то раз мама пошла в местный ДК на дискотеку, ведь впереди была Москва с ее манящей роскошью, а уж в родной деревне можно было и отдохнуть напоследок.

Вот она приходит на дискотеку, а вот мой папа, который немного поработал в столице и привез с собой деньги.

Через полчаса он угостил ее ликером, который купил у фарцовщика, а еще через час молоденькая девушка с восхищением рассказывает малознакомому парню свои мечты о Москве, а уже через два часа мои родители были во временном строении папиного дома. Мама была слишком пьяная, а папа слишком влюблен.

Ну а когда пришло время собирать чемоданы и покорять столицу, то мама вдруг обнаружила задержку. Она паниковала, и, как оказалось, не зря. Мама поняла, что единственный выход для нее – это аборт. Она просто пошла к своей тете, которая работала акушером в их местной больнице, и попросила тайком провести медицинскую процедуру. Тетя Валя, тихая и безропотная женщина 45 лет, ответила своей племяннице согласием, но отчего-то в последний момент пошла обсуждать такой животрепещущий вопрос с родителями племянницы. В общем, на семейном совете было решено оставлять ребенка, такого чужого и такого нежданного и ненужного. Решили все, кроме нее. Мать долго плакала, устраивала сцены с подачей: «Мол, я не буду моделью, я на повара учиться пойду, только отведите меня к тете Вале, умоляю!».

Дед и баба только мотали головами и не поддавались на слезы их единственной дочери. Так и появилась я. Папа был счастлив. Его жена – самая красивая женщина в деревне, нет, в области. А может, даже и во всем мире! И она родила ему ребенка – прелестную девочку.

Когда мама, уставшая, выписалась со мной из больницы и осела дома, то вся наша семья стала думать, как меня назвать.

– У меня сестра есть под Псковом, Галей звать. Очень хороший человек. Давайте назовем ее Галина, – предложил папа.

– Имя-то хорошее, только вот уж на нашей улице семь Галин, давайте Людмила. Имя такое простое, милое. Коваль Людмила Витальевна. По-моему, звучит! – вставила свои пять копеек бабушка.

– Не-е-е. Это все не то! – безапелляционно заявил дед.

– А ты что предлагаешь?! – гаркнула на него бабка.

– Пусть будет Ирина! Иришка, Ирочка! – выдвинул свою версию дед.

– Ну уж нет! Мой ребенок. Как хочу, так и назову! – истерично выкрикнула мамаша.

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом мой папа робко спросил:

– И как же ты хочешь ее назвать?

– Лора. Пусть будет Лора. Я такое имя по телевизору услышала. Мне оно понравилось!

– Рай, ты совсем ку-ку, что ли?! Какая Лора?! Ты бы ее еще Изабеллой назвала или Жозефиной какой-нибудь! Мы в деревне живем, здесь люди простые. Давай Людмилой, ну чтоб и к фамилии подходило, и не выделяться особо, а? – продолжала настаивать на своем бабушка.

– Да мне насрать на вашу деревню! Насрать на простых людей! Моя дочь такой, как остальные, не будет, ясно вам?! – кричала мать во все горло.

– Райк, ты чего, в самом деле? – не унималась бабушка.

– А ничего! Аборт мне сделать не дали, в Москву уехать не дали, еще и дочь назвать хотите сами, без меня?! Я вам не позволю! – сказав это, она собралась покинуть дом, но дедушка ее остановил.

– Дочь, мне нравится Лора. Красиво так, необычно, а бабку ты не слушай, она кроме наших деревенских никого не знает! – утешал дед маму.

– Правда, пап? – тихонько спросила мама.

– Конечно! Ну вот Люд и Галь полно, а Лора одна у нас будет. Она станет такой же красивой, как и ты! – с полной уверенностью в голосе заключил дед.

Так появилась я – Лора Коваль. Это все довелось узнать со слов папы, но я ему верю. Однако отец мне еще кое-что рассказал.

Спустя несколько недель в нашей семье случилось горе. В то время, когда я росла и набиралась сил, у моей матери они кончались, будто я высасывала из нее все соки. Ей становилось все хуже и хуже. И в конце концов она перестала есть и в принципе изображать любую деятельность. У матери пропало молоко, а вместе с ним надежды на хорошую жизнь, хотя, как известно, надежда умирает последней. Наверное, гибель надежды – это одно из самых болезненных событий, которые испытывает человек. Ведь пока она жива, человек может еще предполагать, что впереди его ожидает нечто хорошее и светлое, но вот когда надежда умирает, то становится все ясно, что улучшений ждать неоткуда. Так же и моя мама поняла, что ей придется раз и навсегда распрощаться со своей мечтой.

В ту пору ей бы лучше в стационаре полежать и таблеточек попить, да не принято это у нас было. Бабушка ее кормила сама, в церковь к батюшке ходила, но все без толку. Однако в один момент все изменилось. Папа привел домой не то ведьму, не то ворожею, но могу сказать одно: побаивались ее местные. Тогда эта бабка Аглая – кажется, так ее звали, – закрылась в комнате с моей мамой, и о чем-то они уж очень долго вели беседу. После того дня мама стала потихоньку оживать, а через неделю вообще встала с кровати и понемногу начала заниматься какими-то домашними делами. Но в бочке меда всегда есть ложка дегтя. Она стала ходить регулярно к той самой ведьме. Из-за красоты мою маму не очень в селе местные женщины любили, а уж после визита к бабке и вовсе откровенно шарахались от нее как черт от ладана. Нечистой за глаза называли, говорили, что с бесами путается. Вот только не правы они были все до единого. Маме моей не нужны были ни бесы, ни духи, ни черти. Ей просто нужно было сочувствие, понимание и поддержка. Вот и пришла та самая поддержка откуда не ждали. Как ни странно, именно Аглая проявила доброту и человечность по отношению к бедной девушке, у которой вся жизнь пошла наперекосяк. Пожилая женщина долго успокаивала потерявшую всякую надежду девушку, а потом они сдружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Мать часто приходила к местной ведунье и рассказывала ей обо мне, о моем папе, о родителях и, конечно же, выкладывала последние сплетни, а старушка угощала ее всевозможной домашней едой и рассказывала много чего интересного о своей длинной и насыщенной событиями жизни.

Не забывала ведунья и обо мне и все пыталась пробудить в моей родительнице ту самую безусловную любовь к своему ребенку. Аглая настаивала на том, что мама во что бы то ни стало полюбит меня, но в один момент разговоры об этом прекратились, когда мать сказала своей так называемой подруге: «Если Лора будет красивой, то я ее полюблю. А так она и не моя вовсе. Просто какой-то гадкий утенок, ей богу!».

Старушка слушала мамины откровения и только горестно покачивала головой, дескать, свое дитя не за красоту любят; но маме было все равно. Раз ее красоту загубили, то она должна была возродиться во мне. А этого, к сожалению, не произошло. Я была неприметным ребенком. В школе на уроках физкультуры стояла едва ли не самая последняя. Учителя постоянно беспокоились за мое питание, так как у меня была кожа цвета молока, через которую отчетливо виднелись голубые линии вен. Шейка у меня была как у цыпленка, глазки серенькие, брови светлые, едва различимые, волосы обычного светло-русого цвета. Вот из-за этого между нами с мамой была огромная пропасть. Ее красоту погубили, а моей вообще не видать было. Хотя, несмотря на все это, я довольно хорошо была знакома с законом подлости. Ведь я расцвела, когда мамы уже и след простыл. Волосы можно было обстричь по плечи, завивать их и даже красить в мною горячо любимый блонд. Глаза у меня со временем поменяли цвет на светло-зеленый с желтой крапинкой. И теперь я была в классе едва ли не самая высокая, так как переходный возраст сделал свое дело. А в те моменты, когда папа не пил, я могла спокойно купить себе что-то из косметики. У меня в косметичке чего только не было: и зеленые тени, и голубые, и розовые, и черный карандаш для глаз имелся, а еще красный для губ. И помад у меня была целая куча: розовая, красная, морковная, коричневая. В общем, мечта любой девочки. Куда же без туши, пудры и румян? Так что если уж природа меня не наградила своей красотой, то я смогла себе ее создать сама. Только вот маме теперь уже глубоко все равно. Будь я хоть самой Софи Лорен или Брижит Бардо. Ну а в детстве я не смогла ничего сделать со своей внешностью, именно это и послужило стеной между мной и мамой.

Ее поведение на моей памяти все время отличалось вот такими странностями, но тот день я не забуду никогда. С того дня мама все дальше и дальше отдалялась от меня и от нашей семьи в целом. Она с утра собиралась уехать в город, уже не помню зачем. Старая радиола «Урал» поймала радиоволну и издавала из своего динамика композиции группы «Самоцветы», кажется. Мать сидела напротив трюмо и наносила макияж, при этом подпевая «Уралу». Я стояла рядом и внимательно разглядывала ее. Она тогда была одета в легкий сарафан пудрового цвета, на голове громоздились бигуди, в ушах поблескивали серебряные серьги с какими-то камнями. Наше безмолвие с ней длилось несколько минут, после чего она повернулась ко мне и спросила:

– Лора, что ты стоишь столбом? Тебе заняться нечем?

Я незамедлительно ей ответила:

– Я просто смотрю, как ты красишься. Ты у меня самая красивая! Когда я вырасту, то буду как ты!

Мама тогда посмотрела на меня презрительно, хмыкнула, а потом заявила:

– Если бы! Я б на твоем месте училась бы готовить и в школе тянулась к знаниям.

– Мам, а при чем тут школа и приготовление еды?

– Как это при чем? Замуж-то выходить тебе надо будет, а вот красавицей тебя не назовешь, – совершенно будничным тоном произнесла моя мать.

– Мамочка, ты думаешь, я некрасивая? – еле слышно произнесла я, так как подбородок предательски задрожал, а на глаза начали накатываться слезы.

– Ну-у, я не думаю. Я вижу, и остальные тоже это видят.

Я больше не в силах была продолжать эту беседу, закричала и дала волю слезам. Слезы хлынули из глаз фонтаном, а мой крик оглушил весь дом.

После того как крик прокатился по всем комнатам, бабушка выскочила из кухни, при этом обтирая мокрые руки об засаленный фартук.

– Зайчик, что случилось?! – спросила бабушка, вытирая мне слезы.

Только я собиралась ответить, как в комнату вошли дед и папа.

– Мама сказала, что я сейчас некрасивая и никогда ей не буду. Что такую меня никто не полюби-и-и-т, – в конце фразы я снова не смогла сдержать слез и заплакала с новой силой.

Дед сжал кулак и помахал им маме перед лицом со словами:

– Ты че городишь, придурочная?! Она ребенок! И в первую очередь это твой ребенок! Даже если у нее вместо лица жопа будет, ты все равно ей должна говорить, что она самая лучшая! Ты в третьем классе толстуха была! Бабка одежду тебе сама шила, а то в магазине хрен найдешь! И ничего, никто тебя не называл страхолюдиной!

– Пап, отстань от меня. Я человеку говорю правду, а правда, знаешь ли, на возраст не распространяется. Пусть знает! И вообще, я не хотела ее рожать! Вы меня заставили это сделать!

– Замолчи, Лора тебя слышит! – попытался папа заткнуть рот моей матери, но сделал только хуже.

– Мне по хрену! Понятно?! И вообще, я в город, вечером буду. Это твоя дочь, вот ты ей и занимайся! – в сердцах выкрикнула мать и встала из-за трюмо.

– Да-а, Райка, не такой мы тебя с твоей матерью воспитывали. Не такой, – задумчиво сказал дед маме вслед.

Потом все молча разошлись из той комнаты кто куда. Мать пошла во двор и завела нашу шестерку. Мне бы спокойно сидеть рядом с бабушкой, но в душе зародилось сильное беспокойство и волнение. Я как кипятком ошпаренная выбежала во двор и кинулась к маме.

– Мама, не уезжай, пожалуйста! Останься дома со мной и папой! Прости меня за все, я исправлюсь! Обещаю!

Я тогда захлебывалась в слезах и истошно кричала. На что она скривила губы и спокойно сказала:

– Лора, не переживай. Я приеду вечером и привезу тебе игрушку и что-нибудь вкусненькое. А пока останься с папой, папа отведет тебя на речку, да, Виталь?

Отец послушно кивнул и взял меня за руку, а я продолжала плакать. Паршивое настроение преследовало меня до самого конца дня. Но вот уже ближе к вечеру я более-менее пришла в себя и спокойно проводила это время с бабушкой. Мы пили чай с ее вишневым вареньем и разговаривали ни о чем и обо всем. Внезапно я вспомнила утренний скандал и спросила у бабушки:

– Ба, а что имела в виду мама, когда говорила, что не хотела меня рожать?

Бабушка слегка передернула плечами и уставилась в окно. Помолчав несколько секунд, она ответила:

– Что ты, милая. Это она разозлилась и вот так ляпнула.

– Мне кажется, что мама меня не любит. Она никогда со мной не играет. И не ходит со мной гулять, – опустив глаза вниз, произнесла я.

– Ой! Зайчик, каждая мама любит своего ребенка. Просто Райка такая, ну вредная, – после сказанной фразы бабушка натянула на лицо фальшивую улыбку.

В тот день мама вернулась лишь в одиннадцать часов вечера. Я тогда уже спала, но проснулась от разговоров моих домочадцев.

– Рай, ты где была? Мы все тут волнуемся вообще-то, – возмущенно спросил у мамы папа.

– Виталь, история неприятная случилась. Наша машина сломалась. Пришлось у местных помощи просить, а так бы я уже в шесть вечера приехала бы домой, – как-то беззаботно ответила мама.

Папа промолчал и не стал выпытывать подробности поломки автомобиля.

С того дня все было по-другому. Мама стала радостной и, что удивительно, домовитой. Еще она полюбила меня, ну мне так казалось. В тот вечер она все-таки привезла мне игрушку. Это был плюшевый заяц с короткой бежевой шерсткой и с розовой бабочкой на шее. Я назвала его Филя и с того дня не пожелала расставаться с ним ни на минуту.

Итак, мама заботливо готовила для меня завтраки, ходила со мной в магазины и даже смотрела «идиотские» мультфильмы – это она так ласково их называла до той поры. И все у нас стало хорошо за одним исключением. Она чаще прежнего уезжала в город. Лично я таким поездкам радовалась, ведь она обязательно из них привозила мне торт с розочками из масляного крема, а иногда и какие-нибудь вещи, например детские книжки или цветные карандаши, а вот вся семья не одобряла. Папа ходил какой-то понурый и стал больше молчать. Бабушка начала грубо разговаривать с ней, а дед часто по ночам уходил с матерью на задний двор нашего дома. Иногда они сидели там до поздней ночи, а иногда оттуда доносились крики, но слов было не разобрать. Мой детский ум не мог до конца понять, что происходит, а я разрывалась между двух огней. С одной стороны, на чаше весов стояла новая добрая и ласковая мама, с другой – вся остальная моя семья. Я злилась на папу, бабушку и дедушку и защищала маму. А зря. Ведь добрая и ласковая она стала не от того, что ей дед тогда помахал кулаком перед лицом, а из-за того, что в тот день в городе сломалась совсем не машина. Оборвалась та ниточка, которая как-никак связывала нашу семью. Тот, кто оборвал ее, был полным и противным дядькой сорока лет, звали его Владимир.

Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот осенний день. Время в нашем доме будто бы остановилось. У всей моей семьи лица были траурные, я даже пару раз спрашивала, не умер ли кто. В тот день от меня отмахивались как от назойливой мухи. И вот, когда за нашим забором раздался автомобильный сигнал, мать тут же схватила два пакета с вещами и быстрым шагом направилась к выходу. Бабушка горько заплакала, а отец ушел из дома, и его не было до самого утра. Я думала, что мама просто уехала отдыхать и обязательно вернется, но нет. Она не вернулась ни утром, ни на следующий день, ни через неделю, ни через год.

Папа же в отличие от мамы пришел утром домой, и от него неприятно пахло спиртным и сигаретами. И с тех пор он иногда прикладывается к бутылке. Никогда не угадаешь, когда отец вновь уйдет в очередной запой. Он может не пить три месяца, а потом пить три недели подряд, спуская на алкоголь все наши сбережения, а может и только неделю ходить трезвым между запоями, и опять по новой. Хорошо, что у нас есть огород, поросята и куры. Иначе я бы за время папиных запоев умерла от голода. Вообще я стараюсь прятать алименты от папы, но почтальону без разницы, кто будет принимать конверт в руки, а даже если алименты забираю и я, то папины шаловливые ручки иногда их находят. Если честно, то мне безумно надоело придумывать новое место для тайника.

Папа вновь ушел в запой, к тому же выставил меня из дома. Не на улице же мне сидеть, в самом деле? И я потащилась к Насте, своей лучшей подруге.

Я дошла до дома с зелеными железными воротами и толкнула их вперед, те не поддались. Тогда я постучалась в окно, и оттуда на меня посмотрело заспанное лицо тети Нади. Она помахала мне рукой и крикнула куда-то в глубь дома. Через пару минут навстречу вышла подруга с одним накрашенным глазом: судя по всему, второй накрасить она тупо не успела.

– Новая помада? – вместо приветствия спросила я, увидев густо накрашенные губы своей подруги.

– Ага. Папка из Воронежа привез, – радостно сообщила подруга.

– А ты куда собираешься?

– В центр. Пацаны из училища позвали. А ты со мной дома хотела посидеть?

– Ну-у. Я как-то не рассчитывала идти вечером гулять. Да вообще дома у себя посидеть хотела, но вот папа… – не успела я договорить, как подруга перебила меня.

– А-а-а, поня-я-тно, – протянула она, и тут же предложила: – Так пошли со мной?! Там весело будет!

– Даже не знаю. Я в шлепанцах к тебе пришла и к тому же не накрашена.

– Пойдем ко мне, я тебе дам косметику, а туфли или босоножки у меня возьмешь, мы же один размер носим.

– Убедила, – заверила я ее, и мы зашли в дом.

Через пару часов мы с Настей и еще тремя парнями сидели недалеко от нашей главной и единственной площади в поселке и распивали самогон, запивая его водой и закусывая семечками. Гадость редкая, но было весело.

Настя сидела на коленках у Серого, а я общалась с парнем по прозвищу Борзый. На самом деле его звали Леша Борзов, но все к нему обращались исключительно как к Борзому; я решила не выделяться и вторила его друзьям.

– Слушай, Лора. У тебя такое имя такое прикольное. У моего соседа так собаку звали, – сообщил Борзый с невозмутимым видом, а потом заржал в голос, будто сказал нечто очень уморительное.

– От Борзого недалеко ушла, – парировала я.

– Извини, не хотел обидеть, – сменил он тон и закинул мне руку на плечо.

От его прикосновений мне стало не по себе, но я не решилась скинуть его руку с моего плеча, посему продолжила так сидеть.

– А ты не местный, да? – попыталась я сменить тему.

– Ага, с дальнего хутора. Тут на машине минут десять езды, а пешком, наверное, минут сорок. Интересное у тебя имя, конечно! – подытожил Борзый.

– Меня на самом деле бабушка хотела назвать Людмилой, а папа хотел назвать Галиной, как свою сестру. Но мама не дала, говорила, что Люд и Галь много, и назвала меня так, – объяснила я Борзому.

– Прикольная у тебя мама! – подметил Борзый.

– Если бы…

– В смысле? Что-то случилось? – живо заинтересовался парень.

– Я просто с папой живу, а мама уехала, – нехотя объяснила я.

– И вообще ты сама такая необычная, что ли. Не похожа на остальных, короче, – с неким восторгом в голосе произнес Леша, но его за плечо подергал парень по прозвищу Мурка и сказал, что он и еще один пацан, кажется, его зовут Кирилл, уходят. Мы попрощались и остались вчетвером. Настя и Серый вовсю целовались, а мы просто говорили. Где-то в час ночи ребята нас довезли до дома подруги. Мы с Настей тихонько прошли в дом и так же тихо собирались идти спать, как вдруг мужская рука высунулась из кухни и дала подруге затрещину.

– Ау, блин, пап, че ты делаешь? – с возмущением спросила подруга.

– Доченьку свою жду! – язвительно ответил дядя Женя.

Я невольно засмеялась, а потом мы пошли на кухню к Настиному отцу. От нас с подругой пахло самогоном, но он ничего на это не сказал, так как при мне их семья никогда не выясняла отношения.

Утром нас подняла с постелей тетя Надя. Ей нужна была Настина помощь в огороде, и чем быстрее, тем лучше. Мы быстро позавтракали горячим омлетом и кружкой компота, и я отправилась домой.

Когда я уже собиралась выходить за калитку, тетя Надя легонько взяла меня за плечо и сказала:

– Лор, если папа опять буянить будет, ты приходи, не стесняйся.

– Спасибо, теть Надь. Приду, если что. До свидания.

– Давай, детка. Беги домой, – ласково сказала женщина и удалилась за ворота.

По дороге домой я прикидывала мысленно, в каком состоянии сейчас находится мой папаша. Вчера был шестой день его запоя, возможно, он сейчас сидит на кухне и пьет рассол, а возможно, опять пошел к деду Иванычу за самогонкой.

Зайдя в дом, я с облегчением обнаружила, что папа склонился над капотом наших «жигулей» и что-то там рассматривал.

– Привет, па!

– О, привет, пропащая! Ты у Насти вчера была, да ведь? – не отрывая взгляда от внутренностей автомобиля, сказал папа.

– Да.

Он немного постоял молча, будто бы пробуя слова на вкус, а потом все же обратился ко мне:

– Дочь, ты прости меня. Опять я пил.

– Все нормально, па. Я уже привыкла, не впервой.

После этих слов возникло неловкое молчание. Мы немного так постояли, не проронив ни слова, а потом я прервала нашу молчанку и зашла в дом.

Деревенская жизнь значительно отличается от городской тем, что в городе люди не живут так однообразно. В деревне летом хорошо! Сельский клуб открыт, молодежь собирается на площади и в ее окрестностях, можно летом лежать на пляже местной речушки, сидеть во дворе дома до утра, бродить по лесу. Но это одна сторона медали, а вот вторая не такая уж и радужная. За скотиной ухаживать надо, за огородом следить тоже необходимо. А также мыть посуду в тазиках и вещи стирать руками, носить воду из «журавля», вывешивать белье на улице, топить баню, убираться не только дома, но и во дворе, и еще много разных дел.

Зимой, конечно, тут особо делать нечего. Только воду носить домой, печь топить и снег во дворе чистить. Но и из развлечений тут только те, которые мы с Настей придумаем. Клуб на зиму закрывают, на речку не походишь по понятным причинам, во дворе всю ночь сидеть холодно, а в лесу зимой только на голодных зверей нарваться можно. Одним словом – тоска! Именно поэтому я сейчас заканчиваю одиннадцатый класс и уезжаю учиться в город. Неохота в деревне оставаться, и к тому же работы здесь почти нет.

Получается, что это последнее мое лето в родной деревне. Конечно же, я буду приезжать сюда на каникулах, но это будет уже не то.

Последние наши учебные с Настей месяцы тянулись нудно, скучно и утомительно. По выходным мы с ней гуляли, а после школы мы занимались нашими бытовыми делами и про уроки не забывали. Помимо домашнего задания нам нужно было готовиться к вступительным экзаменам. Поступать мы будем в один и тот же вуз, правда, на разные факультеты. Я пойду учиться на юриста, а вот подруга хочет получить специальность, связанную с финансами.

В общем, не успели мы оглянуться, как наступил конец мая. На носу были выпускные экзамены, но субботу и воскресенье никто не отменял. Я у себя дома стояла перед зеркалом и старательно рисовала себе стрелки угольно-черным карандашом.

В восемь вечера я уже была во всеоружии. Не могла налюбоваться собой в зеркало. Именно в это зеркало смотрела на себя далеких шесть лет назад моя маман.

«И это она-то говорила, что я не стану красивой?! Ха!» – подумала про себя я и продолжила разглядывать свое отражение в зеркале.

На мне была надета черная юбка до колен, белый топ, а на ногах красовались лакированные красные туфли на длинных шпильках. В уши были вдеты серьги-кольца. Обычная бижутерия – большие круглые серьги цвета серебра, естественно, не серебряные. Белая кожа, коричневые румяна, черные стрелки, ярко-красные губы. Довершала мой образ прическа, напоминающая собой как минимум вавилонскую башню. Я с усердием делала себе начес, а также кипятила бигуди на кухне в алюминиевом тазике.

Не успела я собой вдоволь налюбоваться, как в комнату вошел папа.

– О! Мадам, а куда ты в таком виде собралась? – поинтересовался отец, упершись локтем в дверной косяк.

– С Настей идем гулять, а что? – спросила я, невинно захлопав глазками.

– Да так. Ничего! – строго ответил он. – Ты в таком виде на улицу пойдешь?

– Чего тебе не нравится?

– Как ты думаешь сама?

– Пап, все. Не начинай!

– Будь аккуратна, – сказал он и покинул мою комнату.

Перед прогулкой я зашла в наш местный магазин и купила пачку сигарет. Продавщица тетя Зина нехотя продала мне сигареты, ворча о том, какая молодежь нынче пошла и что в их время такого не было.

Хоть мне и было семнадцать лет, но осуждения местного населения все же опасалась, а потому зашла в кусты, чтобы там спокойно покурить. Сделав несколько затяжек, я начала приходить в себя и успокаиваться, как вдруг где-то позади раздался шелест листвы и шаги. Я стала уходить, как меня окликнули:

– Стой, Лор.

Это была Настя. Я нервно хихикнула и обняла подругу. Мы спокойно покурили, а потом покинули наше место для курения.

На площади встретили Борзого и Серого. У Насти и Сережи, то есть Серого, была любовь. Ну как любовь, не знаю. Они то и дело целовались, обнимались и иногда отделялись от компании, правда, ненадолго. А я сидела с остальными ребятами и болтала с ними на разные темы. Только вот с недавних пор часто замечала на себе взгляд Борзого, отнюдь не дружеский, но особого значения ему не придавала, так как больше ничего необычного за ним замечено не было.

– Лор, иди сюда, – подозвала меня подруга.

– Эй, девчонки, вы куда? – крикнул нам вслед Кирилл.

– Кирилл, мы скоро придем, – заверила нашего знакомого Настя.

– К чему такая спешка? – непонимающе спросила я.

– Короче. Завтра группа Серого и Борзого из ПТУ собраться хочет.

– Чего? А мы тут при чем?!

– Они в этом году учебу заканчивают и типа собраться хотят. Там еще некоторые со своими девушками придут, и с соседнего выпуска тоже девчонки подойти должны. Где-то человек тридцать будет примерно. Вот, мой зайчик нас с тобой тоже позвал. Мы там в речке покупаемся, мясо пожарим, выпьем. Короче, весело время проведем. Ты как, согласна?

– Какой еще зайчик? – из всего сказанного подругой мне был интересен только зайчик.

– Так это… Серега, – слегка замялась Настя.

– А-а-а! Это он зайчик?! Да он целый кабан, или там, может быть, крот – звездорыл, но точно не зайчик! – я смотрела на подругу и откровенно стебалась.

– Посмотри сначала на своего, а потом про моего что-то говори! – обиженно произнесла она.

– Стоп. На какого моего? – с нескрываемым удивлением был задан вопрос.

– На Борзого.

– Так, подожди. Леша мне никто, мы с ним просто общаемся, и все.

– Разве?! – от удивления у Насти вытянулось лицо.

– Да. А что такое?

– Мне просто Сережа сказал, что Борзый ему говорил, типа вы пара.

– Насть, ты че? Ты сама-то хоть раз нас вместе видела?

– Я просто подумала, что вдруг вы тайком встречаетесь.

– Нет, моя хорошая. Мы никак не встречаемся. Более того, он мне не нравится.

– Почему?

– Насть, ты правда не понимаешь?

Молчание было ее ответом, и я принялась разжевывать ей очевидное.

– Он мне не нравится ни внешне, ни как парень. Пообщаться иногда с ним можно, это да, но не встречаться.

Вдруг откуда ни возьмись на нас выпрыгнул Кирилл, он хотел нас напугать, и, надо сказать, у него это получилось.

– Девчонки, ну вы че?! Взяли и оставили нас! – воскликнул пьяненький парень.

– Да Кир, на самом деле я домой пойду, вот Настя – не знаю.

– Я сейчас, погоди меня, – обратилась ко мне она, взяв Кирилла под руку, и удалилась с ним вдоль аллеи, по всей видимости, к нашей гоп-компании.

В тот момент, когда я смотрела им вслед, никак не могла выбросить мысль из головы о том, что мне сказала подруга. Мне и так этот Леша странным казался, а тут еще такое. Если честно, то мне их компания особенно никогда не нравилась. Иногда было весело, но в основном я чувствовала себя некомфортно.

Иногда их с нами было двое – это Серый и Борзый, а иногда и пятеро. Это были Коля, Кирилл, которого все звали Кир, и парень по прозвищу Мурка. Ничего обидного в этом прозвище не было, так как основано оно было только на его фамилии – Мурунов. А зовут его Дима.

Так вот, поскольку я часто оставалась с Борзым наедине, то не могу сказать, что как-то хорошо проводила время, мне было с ним скучно, а иной раз даже тревожно. Если честно, мне его общество было неприятно, но вот так складывались обстоятельства. Собирались мы в таком составе: я, Настя, Серый, Борзый. Настя с Серым уходили, тем самым оставляя нас один на один. И к моему сожалению, другие ребята отчего-то редко нас посещали. А не Борзого ли это вина?

На этой мысли ко мне вернулась Настя и с жаром прошептала в самое ухо:

– Пошли быстрее! Борзый напился и хочет с тобой о чем-то поговорить! Его парни держат, но боюсь, это ненадолго!

Со стороны аллеи вдалеке показалась фигура Борзого, идущего шаткой, но довольно быстрой походкой.

Я схватила Настю за запястье и утянула ее за собой.

До той аллеи, где мы сидели, вело две основные дороги. Первая дорога была через центральную улицу Ленина, где всегда было довольно оживленно, а вот вторая дорога мне никогда не нравилась. До нее надо было идти через старую заброшенную постройку. По правде говоря, не знаю, что за здание это было, но вроде бы свою деятельность оно прекратило лет пять назад.

– Лора, Настя, погодь! Э-э бл… – нетрезвым голосом звал нас к себе Борзый.

– Сюда! – тихо скомандовала я и потянула подругу за руку.

Она в свою очередь молча повиновалась и начала спускаться вслед за мной.

Чуть ниже этого здания стояла крохотная постройка. Назначения ее мы не знали, вроде бы это служило раньше хозяйственным помещением, возможно, это был сарай. Я открыла дверь и придержала ее для подруги, Настя тихо прокралась за мной. Как только мы закрыли старую дверь, то недалеко от нас раздались шаги, скорее всего, они принадлежали Борзому.

– Вы где?! Але, гараж! – пытался таким образом узнать наше местоположение Леша.

Я слушала его пьяный голос, и у меня от страха подкашивались ноги. Вот если он нас обнаружит, то что он сделает?

За дверью раздался звук чирканья спички о коробок. Я подумала, что это конец и Борзый идет нас искать, но оказалось, он всего лишь закурил. Затем мы с Настей услышали странный звук, как будто расстегнули молнию, а потом раздалось что-то похожее на журчание воды. Я повернула голову в сторону и посмотрела в глаза подруге, ее лицо тоже было направлено на меня. Мы обе смотрели друг на друга широко распахнутыми глазами и понимали, что происходит за дверью.

– Леха, ты здесь? Слава богу!

Я стала прислушиваться.

– Я уже задолбался тебя искать по всему колхозу! Ты че тут делаешь?!

Кажется, голос принадлежал Мурке.

– А я тут это, Лорку потерял, – оправдывался Борзый.

– Лорку он потерял. Они с Настей уже давно дома! Я видел, как за ними дядя Женя на «горбатом» приехал! – клятвенно обещал Мурка.

– Правда?!

– Гадом буду! Пошли, там парни нас ждут! – крикнул Мурка, и, судя по звукам, двое друзей удалились.

Мы не решались выходить из укрытия еще несколько минут, но потом все же покинули наше убежище.

Молча прошли еще немного вверх и оказались на улице Советской. От середины и до конца это была вполне себе живая улица, но вот ее начало… В начале была гряда заброшенных домов, которые днем при свете выглядели жутко, а ночью вообще молчу.

Мне было страшно, просто страшно. Что ему от меня было нужно?! Я остановилась, вытащила сигарету из пачки, подкурила и тут же разрыдалась.

– Лор, ты чего?

– Насть, мне страшно! Понимаешь?! Что ему надо?

– Известное дело, что ему надо!

– Насть, не обижайся на меня, но я больше с ними гулять не пойду!

– Хорошо, хорошо! Только мы с тобой завтра сходим к ним, а потом будет вдвоем гулять или девчонок наших соберем, Люсю там, Тому, Иру.

– Завтра?! Как завтра?! – я не могла понять, шутит ли надо мной подруга или нет.

– Лор, я понимаю, что ты боишься! Но послушай меня, пожалуйста! Нас там будет очень много – это раз! Два – мы с тобой скоро отсюда уедем, и у нас начнется совершенно другая жизнь! Три – там будут и другие девушки! Четыре – Мурка заступился за тебя, и не думаю, что наши дадут нас с тобой в обиду, а Серому я все лично объясню.

Я стояла и молчала, не зная, что ответить на это.

– Лор, это последняя ваша встреча. После нее я сразу же брошу Серого и начну готовиться к экзаменам.

Выслушав доводы подруги, я нехотя согласилась.

Мы снова продолжили наш путь. В эту ночь я вновь осталась у подруги, так как не хотелось возвращаться домой.

В доме у нее было тихо, родители уже спать легли, а вот про дочку они не забыли. На кухонном столе стояла большая тарелка, накрытая белоснежным полотенцем. Настя открыла ее и увидела румяные толстые пироги.

– М-м-м! Мама испекла, давай поедим с чаем или с молоком?! – предложила подруга.

– А давай!

Несмотря на позднее время, мы сидели на кухне и ели вкуснейшие пироги с мясом и с яблочным повидлом. Вдоволь наевшись, прошли на цыпочках к подруге в спальню. У нее в комнате была большая кровать, аккуратно заправленная, а вот в остальной части комнаты был беспорядок.

На письменном столе тут и там была раскидана косметика, какие-то заколочки, бантики и прочие безделушки. На стуле комком лежала пестрая одежда. И естественно, на полках толстым слоем покоилась пыль.

– Насть, а ты не хочешь немного навести порядок?

– Лор, не превращайся в мою маму, а! Завтра! Завтра наведу порядок, а сейчас давай посмотрим видак?

Видак. Вот так просто моя подруга называла видеомагнитофон. Да за это чудо техники многие готовы были тогда квартиры отдать и, что удивительно, – отдавали! Благо папа Насти ничего не отдавал, но, положа руку на сердце, я не знаю, каким образом он приобрел такую дорогую вещь.

Подруга поставила какую-то кассету. Это были ужасы, судя по дальнейшему развитию событий киноленты. По правде говоря, было скорее смешно, чем страшно. Помехи, склейки, гнусавый перевод. Вот как тут можно испугаться, когда тебе одновременно не разобрать, что происходит на экране и о чем герои говорят?

Кое-как я просидела полтора часа, пока фильм не закончился.

– Ты где эту кассету взяла?

– На рынке купила, а что?

– То есть ты за это фуфло еще и деньги отдала?

Настино лицо залилось краской то ли от злости, то ли от стыда.

– Знаешь что? Вот захочу и не буду больше видак включать. Будешь свой телевизор смотреть с двумя каналами или на рожу батька.

– Уж лучше на папину рожу посмотрю, чем этот шедевр кинематографа.

– Перестань! Ты думаешь, я знала, что мне такую хрень продадут?

– А надо бы знать!

– Угу, – обиженно промычала Настя.

– Ладно тебе, не дуйся. С кем не бывает?

Далее мы как-то неожиданно сменили тему разговора, Настя предложила мне выпить чаю или кофе. Я с радостью согласилась, и вот уже через несколько минут сидела с большой кружкой кофе в руках.

– Блин, жалко, что фильм так плохо снят. Зато продавец мне сказал, что я потом каждого шороха бояться буду, – Настя вновь сокрушалась по поводу кассеты.

– Не расстраивайся ты так, это всего лишь кассета.

– Знаешь, меня в последнее время стало интересовать все мистическое. Я бы хотела быть какой-нибудь гадалкой или ведуньей, – размышляла вслух моя подруга.

– А станешь экономистом! – разбила ее надежды я.

– Хочешь, погадаю?!

Неожиданное предложение застигло меня врасплох, но я и не думала отказываться.

– Я не против!

Настя стала рыться в недрах своего шкафа.

– Вот! – с этими словами подруга кинула рядом со мной колоду игральных карт.

– Ну-у, ничего не выйдет, – скептически произнесла я.

– Почему?

– Потому что нельзя играть картами, на которых ты гадаешь.

– Так я и не играла, а купила колоду специально для этого.

– Тогда давай! Нагадай мне бандита на белом мерседесе!

– Ты не веришь мне?! Да я нашей Ирке из 10-го «Б» нагадала, что ее крупная ссора ожидает, а еще что она любовь встретит ранней весной!

– И как успехи? – с неподдельным интересом спросила я.

– Ну как-как? Крупная ссора была. Мама ее через два дня после моего гадания пачку сигарет нашла у нее в тумбочке. Ох и скандал тогда у них был! Она Ирку за это отхлестала ремнем армейским с бляшкой. Ирка, бедная, потом неделю ни сидеть, ни лежать толком не могла. А вот про любовь тоже правда!

И тут я начала вспоминать, что Ира действительно теперь не одна, а с Борькой из 11-го «А», а встречаться они начали относительно недавно.

– Так как все было?

– Помнишь нашего Борьку? Высокий такой, в кожанке еще ходит.

– Естественно! Как забыть-то?

Боря и впрямь был заметным юношей. Не все, но многие девушки из нашей параллели пытались обратить его внимание на себя, но удалось это только Ире, что странно. Она вела обычную жизнь, гулять по вечерам почти не выходила, все за уроками сидела, родителям по дому помогала, в общем, не слишком уж заметная она была.

– Так вот как все было. Идет Ира домой после школы, а ты сама знаешь, что она на самом краю поселка живет. В общем, идет она спокойно себе по дороге, и навстречу ей поехала машина. Ну Ира сошла с обочины, а машина ее из лужи просто с головы до ног окатила. Стоит она вся мокрая, ей холодно, до дома еще идти и идти, и тут она уже начинает плакать, как вдруг услышала, что ее окликнул кто-то. Это был Боря, он как раз домой заходил и все видел.

Он предложил ей войти, Ира не отказалась и там привела себя в порядок. Он потом напоил ее горячим чаем, а когда наступил вечер, Боря отвез ее на папиных «жигулях» до дома. Неудивительно, что Ире и за это от мамы влетело. Что хочу сказать, после этого они не расстаются.

– Все понятно, давай, начинай уже, – поторапливала я подругу.

Настя долго тасовала колоду с закрытыми глазами, а затем принялась раскладывать.

– Та-а-к, – протянула Настя и как-то робко спросила: – Слушай, Лор, может, ну его? Давай я завтра с утра погадаю тебе.

– Нет уж! Говори сейчас! – оборвала я намерения подруги.

– В общем, тут такое дело… Очень скоро тебя большая беда ждет. Я не могу сказать, какая именно, но карты так показывают.

Я вытаращила глаза и тупо пялилась на подругу.

– Но зато! – продолжила она. – Зато чуть позже тебя дальняя дорога ожидает, и любовь у тебя будет!

– Это все?

– Тут больше ничего нет! – развела руками подруга. – А давай на любовь тебе погадаем? – предложила Настя, по всей видимости, пытаясь меня отвлечь.

– Давай, что уж.

– Та-а-а-к, – снова протягивала Настя и перетасовывала колоду. – Вот! Смотри! Тяни любую карту из четырех!

Я вытянула крайнюю левую карту и протянула ее подруге. Та в свою очередь стала смотреть на те карты, которые лежали ниже мною вытянутой.

– Ну, долго там еще? – поторопила я Настю.

– Тихо ты! Короче, это молодой парень, скорее всего, твой ровесник или немного постарше тебя. Вроде бы в этом году вы должны встретиться, но не сейчас, а позже. Скорее всего, уже осенью.

– Блин, да как ты видишь-то по ним?

– Секрет! – сказала подруга, повернув карты рубашкой вверх.

– А у тебя что?

– Я пока не смотрела, я боюсь.

– Да ладно?! Ты вон беду мне нагадала!

– Нет, себе гадать плохо. Я лучше к нашей местной ведунье схожу, если мне надо будет.

– Как знаешь!

Мы с Настей поболтали немного о том о сем, а потом легли спать. Хотя как спать? Она храпела вовсю, а вот я не смыкала глаз до того момента, когда забрезжил рассвет. Всю ночь я думала о беде, перебирала варианты от терпимых и до самых ужасных, но решив, что гадания – это все выдумка и бабкины сказки, я повернулась на правый бок и уснула.

А проснулась аж в полдень одна в комнате. Я быстро выскочила из-под одеяла и побежала в глубь дома найти хоть кого-нибудь. После того как я обнаружила, что дом совершенно пуст, то побежала на улицу. Все члены семьи стояли во дворе и оживленно о чем-то спорили.

– Доброе утро, соня. Выспалась? – поздоровалась со мной тетя Надя.

– Какое ж это доброе утро?! Добрый день! – весело подметил дядя Женя.

– Мы не стали тебя будить, сами пока за продуктами съездили, ты завтракать будешь? – поинтересовалась Настя.

– Доброе утро, точнее, день всем! Нет, спасибо. Я сейчас умоюсь и пойду домой.

– А ты придешь вечером или мне за тобой зайти?

– Нет, Насть, спасибо. Я сама приду. Во сколько?

– Приходи часам к четырем.

– Бли-и-н. У меня еще куча дел по дому, – понуро ответила я.

– Какие? Скотину покормить и поесть приготовить?

– Ага. И еще помыться.

– Так приходи к нам и мойся сколько влезет, – предложила тетя Надя.

– Хорошо, тогда я пошла, – попрощалась я со всеми, и Настя закрыла за мной ворота.

Некоторое время назад отметила для себя один факт, он заключается в том, что у подруги дома мне гораздо больше нравилось проводить время, чем у себя в родных пенатах. В их доме не было места скандалам, все решалось как-то по-человечески. Моя подруга ни в чем не нуждалась. Хочешь шубу? Да пожалуйста, для родной доченьки ничего не жалко! Видак? Хоть два! Телевизор в комнату захотела? Вот тебе самый большой, а нам с мамкой и поменьше хватит! Впрочем, их дом был в принципе напичкан бытовой техникой не только для Насти, но также и для облегчения собственного труда. Тетя Надя не стирала руками, в отличие от меня. У них дома имелась стиральная машинка-автомат. Мне же для стирки надо было пойти во двор, накачать воды из колодца-журавля, подогреть ее и только потом приступать к стирке. Завидовала ли я? Честно, есть немного.

В отличие от нашего с папой жилища, в их доме царил уют. Повсюду стояли милые безделушки: статуэтки фарфоровые и глиняные, картины, ковры и паласы, вазочки, всевозможная красивая посуда и прочая дребедень. К тому же тетя Надя любила шить и вязать, и всякий раз, когда она заканчивала шить какую-нибудь милую салфеточку, то ей обязательно надо было положить результат своего труда на самое видное место, например на телевизор или журнальный столик.

Мой дом по сравнению с Настиным представлял собой какую-то халупу. У нас не было современной техники, а та, что была, являлась наследием от СССР. Один телевизор в деревянном корпусе под названием «Чайка» сиротливо стоял в углу нашей огромной, но скудно обставленной гостиной. Гостиная, она же зал – самая большая комната в нашем доме. На полу лежали доски, покрытые коричневой масляной краской, стены были, как и потолок, покрыты белилами, в углу, как я уже сказала, стояла «Чайка», на которой возвышалась маленькая фарфоровая узкая ваза бледно-розового цвета, да и та всегда пустовала.

Недалеко от «Чайки» расположился сервант, внутри которого стоял сервиз, им мы в последний раз пользовались, кажется… Никогда. Честно. Его подарили на свадьбу мамы и папы, и с тех пор он там так и стоит. Чтобы было удобнее смотреть телевизор, мама и папа разместили там небольшой раскладной диван, а над диваном повесили бархатный ковер с оленями.

Моя комната тоже не отличалась убранством, единственное, чем она примечательна, так это тем, что там раньше была спальня моих родителей. После развода мамы и папы и переезда бабушки с дедушкой в свой собственный дом мы как-то с отцом, не сговариваясь, поменялись комнатами.

Ему больно было находиться там, где все напоминало об их совместной жизни с мамой, а мне моя комната никогда не нравилась. Такое чувство, будто она была чужая мне, и навести уют в ней не получилось.

Моя комната напоминала больничную палату. В ней был белый потолок и светло-голубые стены. Я спала на железной кровати с железными спинками, которые украшали продольные прутья, и также на ней имелась панцирная сетка. Над моей кроватью тоже висел бархатный ковер, на полу лежал маленький круглый палас, а рядом стояла тумбочка. В тумбочке находились школьные принадлежности и косметика. Еще на противоположной стене висела громоздкая полка с книгами, и на этом предметы в моей комнате заканчивались.

В спальне моих родителей гораздо лучше хотя бы потому, что я могу уроки за столом делать, еще сплю на большой кровати, и в моей теперь уже комнате стоит шкаф для одежды, и не надо бегать за ней сюда, как приходилось раньше.

Чем ближе я подходила к своему участку, тем больше меня одолевало плохое предчувствие. Зайдя в дом, я судорожно осмотрела все комнаты и обнаружила, что папы нигде не было.

Не знаю, как расценивать его отсутствие, так как он мог быть где угодно. Иногда он брал подработки на выходные, например мог пойти помочь соседям поставить забор, починить технику или наколоть дров. А мог уйти к своему приятелю в гости и поговорить за жизнь, мог поехать в Воронеж, но это исключено, потому что машина стоит во дворе, мог выйти в магазин, ну и самый плохой вариант, что он тупо запил.

Я старалась сильно не переживать по этому поводу и взялась за домашние дела. Первым делом пошла проверить поросят. Уж не знаю, накормил ли их папа перед уходом или любезно предоставил мне возможность скрасить свой досуг таким образом. Я с облегчением выдохнула, когда увидела еду и воду у свиней, но вот в самом хлеву было достаточно грязно. В общем, стало ясно, что уборка свинарника ляжет на мои хрупкие женские плечи, и я начала наводить порядок.

Через некоторое время я покончила с уборкой хлева и поплелась в дом, понимая, что скорее всего мне предстоит еще сготовить обед.

Открыв наш маленький «ЗИЛ», я обнаружила, что он практически пустой.

– М-да. Негусто, – с досадой в голосе заявила я, но кое-что все-таки выудила оттуда.

Уже через пятнадцать минут пенка была снята с бульона, и на доске шинковалась капуста. Когда с супом было покончено и надо было только подождать до готовности, мне пришло в голову приготовить котлеты.

Для этого пришлось сходить в курятник за яйцами.

– Как раз мне этого на сегодня хватит, – сказала я сама себе и разбила одно яйцо в фарш, а оставшиеся три оставила лежать на столе.

Оценив свои труды, я заключила, что нам с папой этого хватит на день, а может, и на два. Большая кастрюля щей и картошка с котлетами красовались на старой газовой плите.

Посмотрев на часы, я отметила, что через полчаса надо уже будет выходить из дома. Сорочка, расческа, косметичка, бигуди, браслет и серьги, топ и джинсовые шорты – все было уложено в пакет.

В прихожей я поняла, что надо как-то предупредить папу о том, что меня снова сегодня не будет, и ничего в голову другого не пришло, кроме как написать записку и оставить ее на кухонном столе, но не успела это сделать, так как ворота во дворе лязгнули, и послышались шаги. Я повернула голову к окну и увидела папу.

– Привет, дочь, – будничным тоном произнес отец, когда зашел на кухню.

– Привет, пап. Есть будешь?

– Не откажусь.

– Где ты был-то?

– Вон к Савельевым ходил, там Саша баню строит, я ему помогал.

– Он тебе заплатил?

– Конечно, заплатил! Еще бы я бесплатно строительством бань занимался! Мать твоя алименты только через две недели вышлет. Да и подачки от нее курам на смех. Сама вон ванны из шампанского небось принимает, а на родную дочь наплевать. Стерва, а не мамаша, – сказав это, папа скривил губы, и мне показалось, что он расстроился.

– Пап. Успокойся, пожалуйста. Все хорошо.

Я подошла и обняла его. Так мы и стояли несколько минут, обнявшись, будто не видели друг друга месяц как минимум.

– Ладно, дочь. Ты к Насте сегодня опять?

– Ага. Завтра утром или днем уже буду дома.

– Не торопись. Гуляй, моя хорошая. А то скоро ведь уедешь учиться в свой Воронеж, и все, не до гулянок будет.

– Спасибо, пап! – я подошла и поцеловала его в щеку.

– И это, на вот, возьми.

Он протянул мне деньги, не бог весть какие, но на погулять хватит.

– Спасибо тебе огромное!

– Ну все, иди давай! – он легонько хлопнул меня по спине, и я отправилась обуваться.

Вместе с вещами я прихватила с собой папину олимпийку, на которой красовались три белые полоски на зеленом фоне.

Из ниоткуда на меня нахлынула тоска. Не хотелось уходить из дома, а, напротив, хотелось этот вечер провести с отцом, сидя на диване, и пялиться в нашу старую «Чайку», но я уже обещала Насте, что проведу с ней этот вечер.

Дошла до подруги я уже в полном унынии. Моя рука сжалась в кулак и три раза костяшками ударилась об железные ворота. В тот же миг ворота отворились, и на меня выпрыгнула радостная Настя.

– Привет! Ты чего какая грустная? На тебе лица нет! – поинтересовалась подруга.

– Привет. Просто с папой хотела посидеть, но вот тебе обещала, – сообщила я Насте всю правду.

– Чего ты переживаешь?! Завтра выйдешь от меня пораньше и весь день с папкой насидишься, – пыталась успокоить меня подруга.

Я, конечно, с ней согласилась и сделала вид, что успокоилась, но на душе у меня по-прежнему было тоскливо.

Мы с ней по очереди сходили в душ, потом грели бигуди в воде, накрутили их же на волосы, старательно красились и в довершение надели на себя наши парадные вещи.

На мне был темно-вишневый топ, который еле заметно поблескивал на свету, и джинсовые шорты. На ногах были черные босоножки на небольшом каблуке, и маленькая черная кожаная сумка висела на плече.

Настя была одета в короткое голубое платье, а на ногах у нее были простенькие летние босоножки белого цвета без каблуков.

– Настюх, мы конечно красиво оделись, и все такое, но как мы купаться будем?

– Не парься. Я взяла нам с тобой купальники.

– Чур мой синий!

– Как скажешь!

Мы попрощались с родителями подруги и пошли на площадь. От ее дома до места назначения идти несколько минут пешком, а дальше нас уже обещали забрать на машине Коля или Мурка.

Так и было. Мы только успели дойти до площади, как нам навстречу выехал видавший виды зеленый «москвич».

– Девчонки, привет! Прыгайте! – крикнул нам Коля через открытое окно, и мы сразу же сели в салон машины.

– А нам далеко ехать? – поинтересовалась Настя.

– Не-е.

– Там много собралось? – не унималась подруга.

– Не очень. Мы большего ожидали, конечно. Там все наши, ну вы их знаете. И еще Роман со своей бабой, ее, кажется Наташа зовут. Потом Диман с Олесей, Ванек, Костян, Никита, Гоша и еще две девушки из другой группы – Аня и Юля. Пока все, может, еще кто подтянется.

– Странно, а я думала, нас там будет человек тридцать, не меньше.

– Мы тоже так думали, а тут все сливаться начали. Кто родителям по хозяйству помогает, кто просто идти не захотел, кто со своей бабой поругался, один на пятнадцать суток сесть умудрился, прикинь?

– Да уж. Невесело.

– Ну ничего! Мы и без них нормально отдохнем, да?

Настя согласилась, а вот я продолжала молчать и пялиться в окно.

– Лор? – вдруг нарушил тишину Коля.

– А?

– Ты чего такая задумчивая? Случилось что?

– Нет, все в порядке.

– Точно? А я подумал, что ты из-за вчерашнего. Ты не обижайся на него, он только пьяный такое вытворяет, а так он ровный пацан. И сегодня он приставать к тебе не будет, мы же все рядом будем, – успокаивал меня Коля. Только вот его успокоения на меня практически не действовали.

– Хорошо, – коротко бросила я Коле.

Действительно, поездка у нас заняла непродолжительное время. Мы с подругой вышли и начали здороваться со всеми и знакомиться с теми, кого не знаем.

В целом все шло нормально. Мальчики жарили мясо на мангале, девочки стояли в стороне, сбившись в группки, и обсуждали что-то свое, ну а мы с Настей пошли в глубь леса, для того чтобы надеть купальники.

Когда с переодеванием было покончено, мы спустились к реке уже в одних купальниках.

– О-о-о! Девчули, какие вы красавицы! – заголосил пьяный Коля.

– Ага, ничего такие! – вторил ему Кир.

Остальные ребята ненадолго обратили внимание на нас, после чего продолжили заниматься своими делами, кроме Борзого. Борзый смотрел на меня исподлобья, и казалось, вот-вот просверлит взглядом.

Я в полном оцепенении смотрела на него, но Настя сильно дернула меня за руку.

– Эй, подруга, ты че?

– Ты видела, как он смотрит на меня?

– Да! И поэтому ты решила уставиться на него в ответ, так?!

– Я не заметила даже, как так вышло.

– Пошли! – скомандовала Настя и повела меня к воде.

В воде я чувствовала себя как рыба. Мне нравилось долго находиться в водоемах и заплывать на дальние расстояния. По своему обыкновению, я проплыла достаточно далеко и совершенно забыла обо всем.

Спустя некоторое время я все же вылезла из воды и направилась к нашей компании. Настя сидела рядом с Серым и распивала светлое пиво из пластикового стакана.

Из динамиков старого «москвича» раздавались знакомые всем композиции. Всем было весело, алкоголь лился рекой, все ели, пили, ржали, кто-то целовался, кто-то просто сидел в обнимку, а я была отстраненной ото всех и все больше хотела вернуться домой.

– Привет. Ты чего тут одна сидишь? – спросила у меня незнакомая девушка; ее, кажется, звали Юля.

– Да так, ничего.

– Случилось что?

– Вроде бы нет. Просто так вот.

– Ладно, расслабься. Меня Юля зовут, а тебя?

– Меня Лора. Очень приятно.

– Лора? Кажется, я с тобой заочно знакома.

Я уже напряглась и собиралась с силами, чтобы вновь выслушать обо мне и Борзом, и, кажется, не ошиблась.

– Как так вышло?

– А ты разве не девушка Борзого?

– Боже, – только и смогла ответить, склонив голову.

– Эй, ты чего?

– Юль, я не встречаюсь с Борзым, я с ним вообще не в отношениях. И понятия не имею, кто про это говорит.

– Так он сам и говорит. Я, кстати, сразу подумала, что тут не все в порядке. Ведь вы приехали не вместе, и ты с ним особо не общаешься. Слушай, подруга, а пойдем отойдем?

– Это очень надо? – недоверчиво уточнила я.

– Мне нет, а вот тебе очень. Пошли!

Я лениво поднялась с белого вытертого покрывала и поплелась вслед за Юлей в лес.

– Курить будешь?

– Не откажусь. А то мои там остались.

– Короче, слушай. Борзый ходит и орет по всему нашему хутору, что у него, мол, баба появилась, Лорой звать. Все, естественно, пальцем у виска крутят, типа никто его с девушкой-то уже два года как не видел, а он все о своем. Тебе разве никто не говорил об этом?

– Доводилось уже слышать о том, что у него очень бурная фантазия.

– А ты ничего подозрительного не замечала? – на полтона тише спросила Юля.

– Да, знаешь. Он как-то странно на меня смотрит, как удав на кролика. И еще вчера было кое-что, – замялась я, не зная, как рассказать об этом Юле.

– Что случилось? Говори быстрее, а то прийти могут к нам.

– Короче, мы с Настей пошли домой, и я осталась ждать ее, а она попрощаться со всеми пошла. Потом прибегает она, значит, отдышаться не может, и говорит мне: «Пошли быстрее, за нами Борзый пойти хочет, его парни держат, но это ненадолго». И действительно, после этого он к нам пошел, мы его еще издалека увидели и как дали деру от него, но он как-то нас нашел, правда, дойти до нас просто не успел. Его Мурка забрал.

– Мурка – это хорошо. Мурка в беде не бросит. Я смотрю, твоя подруга напиться походу собралась, а я не пью особо, мне за руль еще сегодня, домой Аньку и других везти. Ты смотри аккуратней, если что, ищи меня, на Настю особо не надейся.

– Спасибо тебе большое, можно спросить у тебя кое-что?

– Спроси.

– Юль, зачем тебе все это нужно? Ходишь за мной, предупреждаешь вон.

– Понимаешь, может быть, я зря тебе это все рассказываю, но я Лешу давно знаю, мы, можно сказать, по соседству живем. Видишь ли, Борзый парень непростой. В том году хотел девочку из нашей группы изнасиловать, хорошо, что он сам по себе не особо умный и захотел это сделать с ней в людном месте, на ее крики сразу же местные ребята отреагировали. Он убежал сразу, короче, не успел дело до конца довести. Еще у него бывшая была, они расстались два года назад. Так он бил ее, сильно так бил. До последнего девчонку в покое оставлять не хотел, пока ее папа не вмешался в это дело. Вот и ты держись подальше от него, хорошо?

– Теперь все встало на свои места. Не зря он мне казался каким-то не таким, что ли.

– А то! Пошли к нашим?

До темноты все было вполне сносно, веселье так же продолжалось, но вот когда уже время близилось к ночи, то начал происходить какой-то бардак.

– Лор, мы ненадолго, придем минут через двадцать, хорошо? – оповестила меня Настя.

Я только кивнула. Юля и Аня ушли вдоль берега. Кир, Мурка и Колян уехали, хоть они же и обещали отвезти нас с Настей по домам. Другие пары тоже стали собираться домой, и только мы остались с Борзым на том же месте. Поняв, что это не очень хорошо, я стала спускаться к реке, делая вид, что просто решила поплавать, а не сбежать от Борзого.

Все было нормально, пока его рука не схватила меня за шею.

– Ай! Что ты делаешь? – тихо спросила я.

– Поднимайся, быстро! – скомандовал Борзый.

Он одной рукой держал меня, а второй распахивал дверь старенькой «Победы». С силой он швырнул меня на заднее сидение, а потом лег сверху.

Я набрала в легкие побольше воздуха и закричала, но Борзый сильно ударил меня по лицу, так что пришлось заткнуться.

– Ч-что ты делаешь, Леша?

– Заткнись! Вчера от меня убежала, сейчас не сможешь!

С этими словами Борзый полез в карман и извлек оттуда небольшой складной ножик. Он приставил его к моему горлу и прошептал мне в самое ухо:

– Ну че, есть желание сопротивляться?!

Я быстро замотала головой, а на глаза навернулись слезы.

Борзый так и оставил нож у моего горла, после чего перешел от слов к действиям.

Мне только и оставалось, что бесшумно плакать и ждать, пока это все закончится.

Он наклонился и прошептал:

– Можешь одеваться!

С этими словами Борзый поднялся надо мной, надел свои плавки и вылез из «Победы». Я тоже поспешила одеться и бежать искать Юлю, но искать ее не пришлось. Она стояла вдалеке и смотрела на меня выпученными глазами. Борзому было абсолютно фиолетово на все, поэтому он спокойно сидел на покрывале, жрал мясо и запивал его пивом.

– О, Юлек! Здорова! – вскрикнул Борзый.

– Виделись! – фыркнула Юля в ответ и быстро засеменила ко мне.

Не успела она подойти, как из лесу вышли Настя и Серый.

– Так, короче, собираемся, и все в машину, бегом! – скомандовала Юля.

– Эй, мать, ты че?! Время еще детское! – попытался возразить ей Серый, но она оборвала его.

– Не, ну я никого не заставляю! Хотите – оставайтесь, только я поехала.

– Ладно-ладно. Че ты сразу? – сказав это, Серый приподнял обе руки, скорее всего, в знак повиновения Юле.

– Юль, «Победа» твоя? – тихо спросила я у нее.

– Да, а что такое?

– Там, в общем, на заднем сиденье кровь.

– Откуда там кровь? – напряглась она.

– Борзый меня… В общем, вы ушли, пацаны уехали, Настя пропала, я не хотела, а он… – я пыталась объяснить, в чем дело, но мне будто кислород перекрыли, и было трудно выговаривать слова.

– Стоп. Лор, так он тебя изнасиловал?! – последнее слово Юля прошептала так, чтобы нас не было слышно.

– Да… Я хотела вырваться, но он нож к моему горлу прижал, мне страшно стало, в общем, я так и осталась лежать.

Юля запустила руку в волосы, затем задумчиво уставилась себе под ноги и только после нескольких секунд молчания сказала:

– Знаешь, что? Иди-ка ты завтра в милицию и сдавай этого урода со всеми потрохами.

Потом она направилась к своей машине и тут же стала оттирать следы преступления какой-то серой тряпкой, а затем тряпка улетела под сидение.

Спустя некоторое время мы-таки уселись в автомобиль и тронулись с места.

– Девчонки, я вас сначала отвезу, – обратилась Юля ко мне и Насте, – а то нам всем остальным в другую сторону ехать. Вас где высадить?

– Довези нас до… – Настя захотела ответить, но я ее перебила:

– По улице Советской, там сельмаг, а оттуда мы сами доберемся.

– Как скажешь, – ответила Юля, и мы поехали по указанному мною направлению.

Я сидела рядом с Аней, Аня сидела по правую руку от Юли. Сзади сидели Борзый, Серый и Настя. Подруга с ее вурдалаком совершенно забыли о правилах приличия и постоянно целовались, противно причмокивая. А вот Борзый сидел и нагло пялился вперед.

– Все, девчонки, приехали.

– Пока, – коротко попрощалась я со всеми и буквально вывалилась из машины.

А вот Настя немного задержалась, но я вытащила силой ее оттуда за руку.

– Да че ты, блин, делаешь?! – возмущалась подруга.

– Потом насосетесь! – резко ответила я.

– Девчонки, магазин открыт еще? – спросила Юля, высовывая голову из открытого окна авто.

– Да, открыт, – осведомила я ее.

– Погодите меня, я с вами пойду. – с этими словами она вышла из «Победы», хлопнув дверью.

Юля быстро направилась к нам, и мы втроем вошли в магазинчик.

– Здрасьте, дайте мне пивка светлого, какое есть у вас?

– «Три толстяка» пойдет? – недовольно крикнула тетя Зина. Она не могла отказать нам в покупке, так как Настя уже была совершеннолетней.

– Пойдет, и это, «Лаки страйк» есть у вас?

– Закончились.

– А «Норд стар» с ментолом?

– Тоже нет.

– Да блять! А что есть тогда?

– Ты как со старшими разговариваешь?! Ниче нету для тебя! Вали отсюда!

Настя опешила, постояла недолгое время в замешательстве, а потом молча вышла из магазина. Видимо, ее пьяный мозг так и не смог сгенерировать удачный ответ тете Зине. Вообще это была не редкость. Нашу продавщицу в деревне, можно сказать, боялись. Ну как боялись, лишний раз связываться не хотели. Магазинов у нас было несколько, но этот был к нам ближайший, поэтому что мне, что моим соседям ругаться с тетей Зиной совсем не хотелось.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась Юля.

– Здрасьте, – угрюмо поприветствовала покупательницу тетя Зина.

– Так у вас есть сигареты с ментолом?

– Сейчас посмотрю, – буркнула продавщица и нырнула под прилавок.

– Есть More1. Будешь брать?

– Давайте две пачки.

Торгашка назвала цену, Юля выложила деньги на прилавок.

После того как продавщица пересчитала деньги, она обратилась ко мне:

– Ну, а тебе чего?

– Мне ничего. Юль, пойдем?

Юля развернулась назад и быстро пошла по направлению к выходу, я же не особо торопилась, а зря. На выходе меня чьи-то пальцы потянули за рукав олимпийки и поволокли за угол, я пикнуть не успела. Оказалось, за угол меня тянула Юля. Настя стояла чуть дальше и смотрела на меня непонимающим взглядом.

– Короче, так. Вы давно дружите? – обратилась ко мне Юля.

– Прилично, – ответила я.

– Можно при ней говорить?

– Да.

– Блин. Девочки, давайте быстрее, я писать хочу, – застонала Настя, переминаясь с ноги на ногу.

– Ссы здесь, дура, – рявкнула на нее Юля.

Кажется, Насте было все равно, кто ей там хамит, и она молча пошла искать место для своих нужд.

– В общем так, если ты не передумаешь, то смело иди в милицию. Если что, то я могу пойти как свидетель. Я Мурке скажу, он нормальный, поймет, в чем дело. Наши парни с ним разберутся, и сюда Борзый больше ни ногой. И это, ты подружку придержи подальше от Серого. Он хоть и потише этого извращюги будет, но это же его близкий друг, понимаешь?

– Кажется, да.

– Ну вот. Не стоит его бояться, все самое страшное уже позади, поверь. Но такая сука на свободе гулять не должна.

– Спасибо за поддержку, Юль.

– Не за что. Ладно, я поеду. А если захочешь меня найти, то спроси у Мурки, пусть он тебе мой адрес даст в случае чего.

– Хорошо. Можно узнать еще кое-что?

– Давай, спрашивай.

– В общем, когда он еще не начал, ну это… – я стеснялась говорить об этом вслух, мало того, что было ужасно стыдно говорить о постельных темах с малознакомыми людьми, так еще и противно вспоминать о сегодняшнем событии.

– Я поняла, продолжай.

– Он нож приставил к моей шее, и я подумала, что он меня убьет. Борзый на самом деле способен убить человека?

– Ха-а-а-а, – протянула Юля, – жаль, парней рядом не было. Нет, он просто отмороженный, но не думаю, что до такого может дойти. Отец у него в Афгане был, да. Убивал, но не он, а его папаша. Он курицу-то зарубить боится, его от вида крови и ошметков тошнить начинает, а про убийство вообще молчу. Ты это, извини, что я ушла. Я не думала, что все как-то начнут разбегаться.

– Ничего, ты в этом не виновата. Ладно, нам пора домой.

– Да, кстати. Это тебе, – протянула она мне в руки пачку More.

– Но зачем? У меня свои есть, – принялась отказываться я, попутно взмахивая руками в воздухе.

– Держи. Тебе сейчас нужнее, чем мне!

– Не устану тебя благодарить.

– И не нужно. Любой нормальный человек так бы на моем месте поступил.

– Пока, – крикнула я вслед удаляющейся из виду Юли, она в свою очередь махнула мне рукой на прощание.

Я совсем забыла, что со мной все это время была Настя, и когда она тронула меня за плечо, то я непроизвольно вскрикнула.

– Это все правда? – виновато спросила подруга.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла поначалу я.

– Что он тебя изнасиловал?

– Да. Да это правда! Это правда! А где ты была?! Ты меня бросила из-за своего Серого! Ты меня с ним одну оставила! Зачем?! Ты же видела, что он больной на всю голову?! Ты обещала, что все будет нормально! – плача навзрыд, я требовала у нее объяснений.

– Я напилась. Извини. Я ничего не соображала. Наверное, мне надо расставаться с ним. Я наделала кучу ошибок.

– Каких еще ошибок? Что он-то тебе сделал?! – все еще кричала я.

– В общем, у меня задержка уже долго что-то, – замялась Настя и опустила глаза в пол.

– Сколько?! День, два, неделя?! Это гормоны все, че ты вообще… – кричала я, пока меня не прервала подруга.

– Уже вторая пошла.

– Ч-что?

– Ну да. Я сначала думала, что совпадение. У меня и раньше так было, а тут вот так вышло.

– Вы вообще предохранялись?!

– Что мы делали? – не поняла меня подруга.

– Ну презервативы надевали?

– Кого?! В нашей аптеке только спирт и бинт. Больше ничего! Где я тебе тут найду такую роскошь?! – с ухмылкой отвечала подруга.

– Отлично! Так, и что теперь?

– А ничего. Я в больницу в город поеду, там аборт сделаю. Вот в понедельник родители пойдут на работу, и я уеду на денек. Скажу, что в институт надо съездить, узнать кое-чего по поводу поступления. А потом свалим с тобой отсюда. После сегодняшнего вечера мне как-то страшно стало находиться рядом с ним.

По дороге мы что-то обсуждали и сами не заметили, как дошли до ее дома.

– Ты ко мне или к себе пойдешь? – спросила Настя.

– Пошли к тебе, если ты не против. Все равно домой идти боязно.

– Пошли.

Мы тихо разделись и легли спать. В сон нас сморило одновременно, однако я спала плохо. Мне снились бредовые сны, слишком яркие и непонятные. Обычно такие беспокойные сновидения у меня бывают, когда я тяжело болею или в моей жизни происходят трагические события, наподобие сегодняшнего.

– Мур, хватит херней страдать! Он изнасиловал ее, и ты видел, какой он неадекватный по отношению к Лоре! Она мне сама рассказала, что ты за ним бегал позавчера, по всей площади его ловил!

– Да, Юль. Да! Тысячу раз да! Я знаю, что у него фляга течет, притом очень давно! Но и ты тоже пойми! У него батя два года назад повесился! У матери сердце больное, если его посадят, а его точно посадят, то мама у него умрет, а может, и инвалидом останется!

– С чего ты это взял?! – перешла на крик Юля.

– С того! У нее сердце больное стало после смерти его отца! Борзый ее единственный сын! – выгораживал своего друга Мурка.

– А то, что он девочке жизнь испортил, это ничего? Да?! Что-то мне подсказывает, что когда он на Лору залез, то о маме явно не думал!

– Да понятно, что он виноват! Понятно! Но нельзя так!

– А как?! Как можно-то теперь?!

– Вообще есть один вариант, – сказал Мурка, значительно понизив тон.

– Да ты что? И что же ты предлагаешь?

– Короче, я ща соберу деньги с пацанов, так же и с Борзого спрос будет не маленький, с него больше всех возьму. Принесу эти деньги Лоре. Потом при ней же со всеми парнями попинаем его, вот и все.

– Знаешь, что?

– Что, Юль?

– Делай что хочешь, – без эмоций сообщила девушка и вышла из машины Мурки.

Собственно, Мурка так и поступил и уже утром ехал по проселочной дороге по направлению к дому Лоры с деньгами и пока без Борзого.

Мой сон прервался, когда часы показали 10:42. За окном вместо привычного пейзажа, а именно яркого солнца, от которого на асфальте можно было бы спокойно пожарить яичницу, а также стоящих мирно деревьев, небо было затянуто сплошной синей тучей, у которой, казалось, не было краев. Я быстро встала с кровати и стала быстро напяливать на себя одежду, так как хотела успеть добежать до нашего отдела милиции.

– Лора, доброе утро.

– Доброе, теть Надь, – крикнула я из коридора Настиной маме, которая стояла уже позади меня на кухне.

– Ты куда бежишь? Сядь, позавтракай!

– Извините, дела! – коротко бросила я, так как на прощание с ней у меня времени не было. Хотелось быстрее написать заявление и помыться. Я не чувствовала ни голода, ни холода, мне просто хотелось смыть с себя всю эту грязь и забыть об этом как о страшном сне.

Я вышла за ворота Настиного дома и принялась закрывать их. Из-за ветра тяжелая железная дверь плохо поддавалась закрытию, поэтому мне пришлось развернуться к ней лицом и надавить обеими руками.

Ворота были закрыты, и в ту же секунду у меня за спиной раздался громкий гудок автомобиля.

Я вскрикнула и обернулась на звук. Предчувствие мое после увиденного стало нехорошим, причиной тому послужил старый «запорожец», за рулем оного сидел Мурка.

– Что тебе нужно?! – грубо поинтересовалась я.

– Сядь в машину, поговорить надо.

– Не о чем мне с тобой говорить!

– Да, я знаю, что произошло. Не переживай, я полностью на твоей стороне.

Я обернулась по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, быстро запрыгнула на переднее сиденье к Мурке.

– Говори!

– Не тут же, – заявил он и надавил на педаль газа.

Мы неслись как сумасшедшие к краю поселка. Позади нас оставались жилые дома, и на смену им пришли кусты и деревья.

– Куда мы едем?! Неужели нельзя тут поговорить?! – обеспокоенная ситуацией, спросила я у водителя «запорожца».

– Так будет лучше, поверь.

В моей голове начали зарождаться нехорошие мысли о том, что история может повториться, только вместо «Победы» будет «Запорожец», а вместо Борзого – Мурка.

Мы подъехали к заброшенному коровнику и остановились аккурат возле него.

– Лор.

– А?

– В общем, я знаю, что произошло у вас с Борзым. Он не прав, абсолютно не прав. Я понимаю твои чувства по отношению к нему. Понимаю, что тебе сейчас очень плохо, и то, что ты хочешь его посадить, я тоже понимаю. Но у меня есть к тебе дело.

– Что еще за дело такое?!

– Мы тут собрали для тебя деньги, не очень большая сумма, но тебе она пригодится, тем более ты в институт поступать собираешься. И еще мы с парнями посоветовались и поняли, что Борзого тоже наказать надо. Сегодня мы ему почки опустим, еще и на коленях извиняться перед тобой будет, и кровью будет ссать неделю. Я клянусь тебе.

– Так, стоп. А зачем тебе это?

– Так… Я могу тебя взамен кое о чем попросить?

– Я тебя внимательно слушаю! – моя правая рука вцепилась в поручень на двери, а живот неприятно заболел от волнения.

– Взамен не пиши, пожалуйста, на него заявление, а то у него мама болеет.

– Повтори, пожалуйста, еще раз, что ты сказал, – четко произнесла я, а моя голова отказывалась воспринимать всерьез такую информацию.

– Короче, держи деньги, приходи вечером смотреть на драку, но не пиши заявление, по рукам?

– А, собственно, почему я не должна его писать?

– Понимаешь, у него батя два года назад повесился, у матери сердце больное, если его посадят, то матери плохо станет.

– Ах мамаше его плохо станет?! А мне было не плохо, а просто зашибись?! Знаешь, что я тогда вообще чувствовала?! Конечно же, ты ничего не знаешь!

– Лора…

– Заткнись! Мамаша, видите ли, у него больная! А че ты за его мать-то переживаешь?! Он вот не переживал за нее, когда меня насиловал! А ты че, а?!

– Ты не понимаешь… просто…

– Завали! Короче, я буду писать на него заяву! А деньги эти себе в очко засунь!

Он что-то пытался сказать, но я быстро вышла из машины и захлопнула дверь с такой силой, что та даже качнулась немного.

– Не писать заявление на него! Ага, щас! Ничего! Пусть в тюрьме поживет! Там ему самое место, – бубнила я себе под нос.

До моего дома от коровника надо было идти пешком минут двадцать прогулочным шагом. Я бы так и шла, если бы тучи, нависавшие над поселком столько времени, не проливали бы на землю холодный ливень. К ливню прибавился порывистый ветер и раскаты грома. Мне стало жутковато. Я пробираюсь сквозь заросли к поселковой дороге, а ливень хлещет мне прямо в лицо и не дает нормально пройти. Трава так и норовит запутать ноги, но я упорно иду вперед. Дорога казалась мне бесконечной, и я значительно прибавила шаг.

Пройдя еще несколько метров, моя нога наступила на что-то мягкое и скользкое, и я, потеряв равновесие, плюхнулась в грязь со всего маха. Боль от ушиба казалась невыносимой. Я неудачно упала на руки, на моих ладонях виднелись небольшие царапины, вся одежда была в грязи, меня била мелкая дрожь от холода. Как назло, из-за сильного ветра капли дождя попадали мне в лицо, в том числе и в глаза. Трезво оценив ситуацию, я поняла, что в такую погоду добраться до отделения милиции сейчас будет просто невозможно. Транспорт у нас здесь ходит только утром и вечером в будние дни, а сегодня было воскресенье. У отца хоть и имеется машина, но я не хочу ему рассказывать про это происшествие, по крайней мере не сейчас, а сама водить не умею.

Я вылезла из грязи, в которую сама же и угодила, и медленно поплелась домой, так как в босоножках мои ноги попросту проскальзывали на мокрой и грязной подошве.

Я потеряла счет времени, но примерно через полчаса мне удалось-таки добраться до родного дома. Ужасно хотелось ополоснуть свои ноги, снять с себя грязную одежду, завернуться в теплое одеяло и пить чай с мятой. Но эти желания исчезли, как только я вошла в дом. Когда дверь на кухню отворилась, мне тут же в нос ударил резкий запах спиртного.

– Папа, – прошептала я еле слышно.

– Папа! – крик оглушил весь дом, но ответом мне была тишина.

Не обращая внимания на одежду, которая от сырости прилипла к моему телу, и на грязные ноги, что оставляли за собой следы, я быстро прошла в папину комнату.

Сердце сжалось, когда я поняла, что папаша в очередном запое.

– Папа! Папочка, вставай! – начала я трясти своего родителя за плечи.

– М-м? – протянул он, не открывая глаз.

– Ты что, опять в запой ушел, да?!

Он снова молчал.

– Да проснись же ты уже! – верещала я.

Он открыл глаза и, ничего не говоря, размахнулся и ударил меня ладонью по лицу.

– Че разоралась?! Не видишь, я сплю! – орал он мне в лицо.

– Где ты успел-то?!

– В Караганде, – сказал папаша и улегся на другой бок.

Я молча встала и вышла из комнаты. Пройдя на кухню, стала рассматривать в зеркало последствия его удара. Как и ожидалось, на моей щеке красовался красный след от его пятерни.

– Стоп. А на что он пил? – вдруг осенило меня.

Я знала, где папа обычно хранит деньги, и немедленно пошла с замиранием сердца считать, сколько их у нас осталось.

Обычно папа оставлял деньги в своей сумке. Как и ожидалось, внутри нее оставались жалкие гроши, на них разве что можно было купить только пачку сигарет. Этим не наешься.

Я принялась тихо плакать от досады и снимать с себя мокрую одежду, которая ощутимо потяжелела от воды. Кое-как приведя себя в порядок, я решила поесть. Ведь еще вчера мною было приготовлено два блюда. Но и поесть мне было не суждено. В кастрюле, где еще вчера были щи, сиротливо лежал алюминиевый половник с остатками овощей на дне. А сковородка с котлетами и кастрюля из-под пюре были сложены в раковину. И это было неудивительно, ведь на кухонном столе стояли четыре граненых стакана, а под ним красовались бутылки.

– Папа все пропил, – обида вновь сдавила мое горло, и я заплакала с новой силой.

Я не знала, что мне делать. У мамы денег не допросишься. Идти к дедушке с бабушкой тоже было не к месту, так как они сами жили очень скромно, если не бедно.

На носу выпускной, папа в очередном запое, а дома есть нечего. Мне ничего не оставалось делать, как пойти в свою комнату и по-детски свернуться в комочек в обнимку со своим зайцем Филей. Так всегда бывало, когда Насти рядом не было, я прижимала к груди единственный мамин подарок и с ним говорила, будто бы с живым.

Близился вечер, отец так и не выходил из своей комнаты, а его храп стоял на весь дом. Казалось, что мой желудок уже переварил сам себя, настолько сильно хотелось есть.

Продуктов, кроме пары яиц, закруток и корки заплесневелого хлеба дома не было. Я думала о том, чтоб пойти к бабушке и дедушке, но как-то стыдно было к ним обращаться. Они все чаще и чаще жаловались на свое самочувствие. Бабушка нередко лежала с повышенным давлением на диване, а у деда болят коленные суставы и спина. Со спиной вообще беда, иногда скрутит – и все. Работа останавливается. Поэтому они себя сами еле обслуживают, а тут еще я приду. Нет, так не выйдет.

За окном дождь стал утихать, и я решилась осуществить задуманное. Повсюду на дороге были многочисленные лужи разной глубины и ширины. Я вспомнила, как в детстве прыгала по лужам, идя за ручку с папой. Мы заливисто смеялись и весело шутили. Дома, конечно, мы дружно отхватывали от матери, но что я, что папа не обращали особенно на это внимания. А сейчас мне хочется упасть лицом в эту лужу и зареветь. Нет больше той мамы, того папы, и таких, казалось бы, молодых бабушки с дедушкой. Нет больше той семьи. Есть мы, но каждый по отдельности.

Я продолжала вспоминать дела давно минувших дней, мое сознание все больше и больше вытаскивало из памяти фрагменты такого, казалось бы, на первый взгляд, совершенно обычного детства, и каким оно теперь кажется через призму лет. Детство – золотое время для меня было, жаль, что я не смогла оценить это по достоинству. Теперь мне только и остается, что вспоминать это все и тихо плакать, пересматривая старенький фотоальбом с черно-белыми снимками.

Когда до отделения оставалось всего каких-то там несколько метров, со мной что-то начало происходить. В голове послышался шум, потом в глазах стали появляться черные точки, их становилось все больше и больше, а после земля из-под ног ушла. Я поняла, что падаю в обморок, и в последний момент ухватилась за ствол дерева, стоящего рядом со мной. Мне удалось совладать с собой и не потерять сознание, хоть я и была близка к этому.

Ладно, черт с ней, с этой гордостью. Придется взять предложенные Муркой деньги. Другого выхода у меня нет.

Только вот я совершенно не знала, где он может быть. Внутри теплилась слабая надежда на то, что он может находиться на аллее, где они обычно собираются.

Мерным шагом я направилась туда. Мой путь пролегал через ларьки, которые скучковались у нас на площади. И как же мне повезло! Возле такого ларька стояла машина Мурки. Я встала рядом с ней и стала ждать ее владельца.

Не знаю, сколько времени прошло в ожидании, но, думаю, прилично. Когда вдалеке показалась знакомая мне фигура, я уже стояла и тупо тряслась от холода. Не сказала бы, что погода была слишком холодной, просто именно я так себя чувствовала. От голода и одежды не по погоде тело покрывали мурашки, а меня саму била мелкая дрожь.

– Мурка! – закричала я, когда он был еще на приличном от меня расстоянии.

Он в свою очередь с недоуменным видом посмотрел на меня, потом оглянулся по сторонам и ускорил шаг по направлению ко мне.

– Мурка! Я… я ничего не написала… – мой голос дрожал от холода.

– Точно?! То есть ты согласна на наши условия?

– Да. Только давай быстрее.

– Так, на твое счастье я еще не успел раздать все парням.

Я молча стояла, трясясь от холода, и ждала, пока он откроет дверь авто.

– Садись, – из-за плеча сказал мне Мурка.

Я послушно открыла дверь и опустилась на переднее сиденье «запорожца».

– Короче. Мы Борзому стрелу забили. Мы его это… В общем, больше он к тебе не подойдет. Пойдешь с нами?

– Зачем?

– Затем. Мы твоему обидчику самосуд устроим, считай. Так что, пойдешь?

– Не. Меня от одной его рожи воротит теперь.

– Ну как знаешь! Зато можешь быть спокойна, больше он не полезет.

– Надеюсь на это очень сильно.

– Ладно. Хватит кота за хвост тянуть. Открывай бардачок.

Моя рука потянулась к бардачку. Маленькая дверца открылась, и я, как-то не дожидаясь команды Мурки, вытащила оттуда пухлый черный пакет.

– Этот? – уточнила я на всякий случай.

Мурка ответил не сразу, так как пристально смотрел на дорогу, затем, улучив удобный момент, повернулся ко мне и сказал:

– Да, этот.

Пока я пересчитывала деньги, Мурка опасливо оглядывался по сторонам, будто не купюры мне передал, а партию оружия. Хотя беспокоиться было не о чем, ведь он отвез нас в то место, где только малолетки ныкаются, чтобы напиться или покурить.

– Твою мать. Лор, ты долго там еще? Можно как-то побыстрее?! – с явным раздражением обратился он ко мне.

– Нет, не можно! – с таким же раздражением ответила я.

Вскоре дело было сделано, о чем я ему и сообщила.

– Ладно, пойду, – сказала я и уже собиралась покинуть салон автомобиля, как вдруг он схватил меня за руку.

– Стой. Не надо ходить с такими деньжищами на улице. Тем более ты вроде бы не рядом с площадью живешь.

– Отвезешь меня домой?

– Без проблем.

За столь короткую дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Не о чем нам с ним было говорить. У меня внутри будто бы что-то сломалось, и было совсем не до разговоров.

Зайдя в дом, мне предстояло найти место, куда бы я смогла спрятать эти деньги. Самым надежным, как мне показалось, тайником будет подпол. Отец туда никогда не спускался, когда был пьян. Боялся навернуться, по всей видимости.

Папы снова не было дома. Наверное, опять ушел к своим друзьям-собутыльникам. Тем лучше. Несмотря на то что стрелки часов показывали без пяти девять, на улице уже было достаточно темно из-за облачности. Быстренько оценив свое положение дел, я поняла, что дома сегодня оставаться, конечно же, не вариант. Придется вновь досаждать Насте и ее семье. Только вот я никак не могла придумать, каким образом нужно спрятать пакет. Окинув взглядом погреб, я все же поняла, где отец их не найдет. Самый темный угол, где стояли несколько банок с закрутками, как нельзя лучше подошел для сокрытия денег. Я погрузила наличные в еще один пакет, замотала его скотчем и убрала под стеллаж.

Часть денег я все же взяла с собой.

Сегодня я не красилась, не накручивала бигуди на свои белые волосы. Когда дверца старого шкафа была открыта передо мной, мои руки сами собой достали сильно заношенные штаны и старую футболку. Обычно такие вещи я надевала дома, но сегодня мне предстояло в этом идти на улицу. Я уселась на кровать и стала медленно натягивать на свои ноги черные спортивные штаны с вытянутыми коленками, а когда с ними было покончено, то в ход пошла сильно поношенная, выцветшая футболка с веселым лицом Микки-Мауса.

Я шла в потасканных, застиранных тряпках по проселочной дороге и ловила на себе взгляды односельчан. Как назло, тут и там возле своих домов сидели соседи, и с каждым надо было поздороваться. Мне отчего-то показалось, что односельчане перешептываются за спиной о моем внешнем виде и не только. В голове прочно сидела одна мысль: «Они знают. Они все знают», и несмотря на то, что я понимала, что это лишь моя фантазия, беспокойство в душе брало верх над разумом.

Я старательно подавляла подступавшие на глаза слезы, которые так и норовили хлынуть градом по моим щекам. Не хватало еще, чтобы меня знакомые в таком настроении увидели, а то тут же начнут вопросы задавать, мол, что случилось, кто тебя обидел и так далее.

Даже не знаю, когда вся эта боль после пережитого кошмара выйдет из меня. Я хотела, так же как и все остальные девочки, чтобы мой первый раз был с любимым мужчиной, а не в результате изнасилования. Даже в самом страшном сне мне не могло такое привидеться. А тут кошмар наяву.

Я так хотела, чтобы меня защитили, чтобы меня пожалели, чтобы папа не пропил все деньги, и я тогда бы написала заявление в милицию, но нет. Этот урод останется на свободе и будет жить дальше, как ни в чем не бывало.

Мой путь пролегал через сельмаг, в который непременно надо было зайти. Я уже мысленно напряглась, представляя недовольное лицо тети Зины, но вместо нее за прилавком стояла тетя Катя. В отличие от своей сменщицы, тетя Катя была доброжелательной и вежливой.

– Здравствуйте, тетя Катя, – поздоровалась я с ней.

– Привет, Лорочка. Ой, ты что так одета? К бабушке с дедушкой пошла по хозяйству помогать? Так поздно уже, – всплеснула руками она.

– Нет. В гости иду, а наряжаться что-то не охота, – пояснила я ей.

– Хорошо. Ну как ты? Учиться уедешь, небось?

– Поеду.

– Молодец, умница. Ты что-то какая-то бледненькая. Не заболела?

– Нет. Все в порядке.

– Точно? Авось случилось чего?

– Нет, теть Кать. Спасибо за беспокойство.

– Ну, что купить хочешь? Вон печенье привезли сегодня «Домашнее». Мягкое такое, вкусное. Или вот еще «Яблочное» есть, тесто у него, правда, твердое, песочное, но зато внутри варенье яблочное.

– Давайте и того, и другого.

– Ох, деточка. Да на тебе совсем лица нет. Может, все-таки случилась у тебя беда какая?

– Нет, теть Кать, все хорошо. Правда, – оправдывалась я, чтобы избежать неудобных вопросов.

– А то смотри, ежели захочешь поделиться, то не стесняйся.

– Хорошо. Завесьте мне еще, пожалуйста, сыра, – и я указала ей рукой на небольшой кусок треугольной формы.

Тетя Катя неспешно подошла к холодильнику, переваливаясь с боку на бок.

– Вот, держи. Что-то еще подать тебе?

– Дайте еще «Ситро».

Вскоре я вышла из магазина с пакетом всякой снеди. Мне было неудобно идти с ним по размытой грунтовой дороге, но дома оставаться с папой не было сил.

Душа просто разрывалась от жалости к себе. Вот что творит с людьми нищета. А если бы я жила у мамы, то всенепременно бы написала заявление на него, и поехал бы он отбывать свой срок. Но в деньгах нужда была сильнее.

Вот в десяти метрах от меня замаячил дом с белыми резными наличниками и зелеными воротами. Сейчас я приду туда к ним, попрошусь воспользоваться душем и смою с себя весь этот позор. А потом мы останемся вдвоем с подругой и я расскажу ей обо всем, что со мной произошло за этот кошмарный день, и мне будет так хорошо и спокойно, насколько это возможно сейчас.

Эти десять метров показались бесконечно длинными. Мне пришлось обходить многочисленные лужи и аккуратно идти по обочине, чтобы снова не свалиться в грязь.

Я постучала озябшей рукой по воротам, и через несколько секунд их открыла Настя.

– Привет. Ты чего в таком виде? – недоуменно спросила Настя, вскинув брови.

Я лишь молчала и смотрела на нее в упор.

– Ой, извини. Проходи скорее в дом, а то ты, наверное, замерзла.

– Я хочу помыться. Можно?

– Ага. Иди в душ, там, правда, воды немного, но ты все равно иди. На тебя точно хватит.

– Возьми пакет, пожалуйста.

– А что там?

– Открой – узнаешь.

– Лор, а это кому?

– Вам всем, – ответила я и послушно поплелась в крохотное помещение.

Струйки прохладной воды вперемешку с шампунем стекали по волосам, а я в это время остервенело натирала свое тело мочалкой, щедро пропитанной банным мылом. Казалось, еще немного, и кожа начнет пластами облезать. Мне хотелось переродиться в другое тело, в другого человека или, на худой конец, просто чудесным образом забыть такое ужасное событие. Пока я думала обо всем этом, не заметила, как растерла некоторые участки тела до крови, а остановилась лишь тогда, когда почувствовала, как кожа на пораженных участках начала пощипывать.

– Я принесла тебе полотенце… Ой, ты чего?

– Я… Мне плохо…

– Тихо. Успокаивайся. Вот, возьми полотенце, надевай пижаму и вылезай.

Я взяла полотенце из рук подруги и аккуратно вытерлась, боясь задеть саднящие места на коже.

Мы не торопясь прошли в дом и устроились в небольшой котельной. Настя протянула мне мои же сигареты, я взяла одну из пачки, чиркнула спичкой и начала курить.

– Лор, ты как вообще? Как себя чувствуешь?

– Насть, я не ела ничего весь день. Папа запил. Дома не было ни крошки. В общем… Так вышло, что не писала я на него заявление.

– Подожди. Но я не понимаю, как связано заявление и отсутствие еды в твоем доме?

Я набрала в легкие побольше воздуха и пустилась в объяснения:

– Такое дело, Мурка сегодня приезжал. Денег обещал за то, что я молчать буду и к ментам не пойду его сдавать. Вот я взяла их и не пошла.

– Боже мой. А мамаше звонить не пробовала?

– Насть, ты смеешься надо мной? – я еле держалась, чтобы не заплакать, но мой голос предательски дрожал.

– Ну чего ты? Я же предлагаю тебе найти какое-то решение.

Мама. Это женщина, которая родила меня в холодную осеннюю ночь. Эта ночь была словно олицетворение моей мамаши. Она всегда была слишком холодна ко мне, кроме последних дней жизни со мной под одной крышей. На то короткое время она смогла показать настоящую материнскую любовь, а потом бросила меня. Просто оставила меня тут. Да, у меня есть папа, дедушка и бабушка. Но и на своих родителей ей плевать, мол, у нее своя жизнь, а у них своя.

«Вы тогда аборт мне сделать дали? Не дали! В город со мной уехали? Нет, не уехали! И меня не пустили! Хотели жить в колхозе в нищете?! Вот и живите. У вас есть ваша драгоценная Лорочка! Вот и якшайтесь с ней, а от меня отвалите! Сделайте вид, что меня не существует!» – таковы были последние слова мамаши, которые услышала моя бабушка в трубке казенного телефона на нашей сельской почте.

Я помню, что бабушка потом лежала в больнице. У нее резко подскочило давление, ей было плохо, и тогда ее забрали на скорой помощи.

Как назло, я запомнила ее хорошей и представить себе не могла, что материнскую любовь можно симулировать. Оказывается, что очень даже можно.

– Лор, ты чего?

Я оторвалась от размышлений и ответила:

– Знаешь, я устала плакать. Сегодня лежала на кровати с плюшевым зайцем и плакала. Говорила ему все и плакала. А он просто игрушка. Мне некому рассказать. Ни папе, ни маме, ни бабушке с дедушкой. Я вот еле сижу и не знаю, что вообще мне теперь делать и как жить.

– Плачь. При мне можно. Тебе можно все.

И тут я не выдержала. Говорила и вытирала новые слезы. Мое лицо спустя несколько минут стало красным и распухшим от них. А Настя просто обнимала меня и молчала. Но это определенно лучшее, что произошло со мной за последние сутки.

Я потеряла счет времени и остановилась только тогда, когда поняла, что вся Настина футболка была мокрой от моих слез.

– Ладно, ты извини меня за это.

– Ты с ума сошла? За что ты извиняешься? За то, что тебя изнасиловали, а я, как дура, с этим уродом в лес поперлась?!

– Не знаю даже, за слабость, наверное.

– Завтра на учебу пойдешь?

– Пока не думала об этом.

Мы с ней сидели до глубокой ночи. Потом она снова гадала мне на картах. Снова любовь выпала. Я не верила, а она по новой делала расклад, а там опять любовь. Я лишь смеялась и говорила, что не верю в это, Настя обижалась, так по-детски надувала губы и морщила лоб. Вскоре после очередного расклада мы легли спать, ну а утро оказалось не таким уж и радостным.

Мы на пару мучились от того, что не спали до самого рассвета, и предстояло решить, идти в школу или прогулять ее.

В конце концов спор завершился на том, что в школу было решено идти.

Как ни странно, на первый урок удалось прийти без опозданий. Усевшись за третью парту первого ряда, Настя стала выкладывать учебник, а я ждала, пока она поделится со мной листком и ручкой, ведь из дома я не забирала ничего. Одежду мне дала Настя, я была в той же самой одежде, что и вчера, только вот в потрепанной майке идти не решилась. Вместо нее я надела красную водолазку, которую одолжила мне подруга.

Время уже перевалило за восемь, а это значит, что наш математик, Семен Геннадьевич, опаздывал.

– О! Знаешь че? Давай свалим, если математик не придет? Родителей все равно до вечера не будет!

– Хорошо, давай. Сейчас, только посидим еще десять минут для приличия.

Если честно, последнее, что меня волновало после недавнего события – это учеба в школе. Все равно решающими экзаменами являются вступительные испытания в университете. А уж переживать за сдачу школьных предметов не стоит, так как тройку точно поставят.

Мы обе завороженно смотрели на циферблат, выжидая те самые десять минут, которые отделяли нас от прогула, но тут дверь отворилась. Вместе с Семеном Геннадьевичем в кабинет вошла наша директриса, которую за глаза мы ласково называли Клячей. Такое обидное прозвище она заслужила не просто так. Она была старой, хромой и к тому же обладала паршивым характером. Ученики старались лишний раз не попадаться ей на глаза, а если шли ей навстречу, даже вне школы, то старались обходить ее десятой дорогой.

Когда все же Кляча и ученик сталкивались лицом к лицу, происходило примерно следующее:

Ученик понуро опускал глаза в пол и мямлил:

– Здравствуйте, Варвара Константинна.

И тут начиналось самое интересное. Стоило только ей найти хотя бы малейший изъян, то из ее рта начинала выходить словесная диарея:

– Почему у тебя нитка торчит из водолазки? Что, рук нет обрезать? Почему ботинки не чищенные? Почему волосы растрепанные? Где у тебя родители живут? Схожу к ним на досуге, расскажу, какой сын чумазый у них в школу приходит!

Такое происходило не всегда, но часто. Она была из тех, кто любил делать из мухи слона.

Когда она зашла в класс и мы все встали, то по ее бегающим глазам было ясно, что сейчас кому-то попадет.

– Коваль!

– А?!

– Ты что себе позволяешь?! – громко кричала кляча.

– Да я…

– Я – последняя буква в алфавите! Это что за внешний вид?! Ты почему в таком виде?! У нас тут что, полевые работы или ферма?!

– Варвара Константиновна, я бы попросил вас… – попытался заступиться математик за меня, но эта робкая попытка с треском провалилась.

– Что, Семен Геннадьевич?! Вы хотите сказать, что это вот подобающий внешний вид?

Математик просто замолчал.

– То-то же! – воскликнула директриса, и зачем-то направилась к нашей парте.

– Где твои учебники, тетради?! Ты в школу пришла или куда?! Значит так, я сегодня же наведаюсь к твоему отцу! Может быть, он тебе объяснит, как надо в школу ходить!

Кляча вышла из кабинета, нарочито громко хлопнув дверью. А вот мое лицо густо залилось краской. Реакция одноклассников была предсказуемой: кто-то ржал, кто-то просто смотрел на меня, кто-то вслух рассуждал о ситуации, а несколько человек, включая Настю, принялись судачить о том, какая Кляча нехорошая.

– Ребята, я прошу вас, замолчите.

В классе воцарилась тишина, хоть и не сразу.

– Я прошу вас не заострять внимание на том, что сейчас случилось. Давайте начнем урок, – обратился преподаватель к классу.

Весь учебный день я чувствовала себя крайне неловко. Все последующие уроки то и дело поглядывала на часы, висевшие в кабинетах. Но, как назло, сегодня школьные занятия тянулись особенно медленно. Казалось, что на меня все смотрят. Вот с того момента, как директриса выделила мой внешний вид перед всем классом, так чувство дискомфорта и появилось.

Когда наконец-то прозвенел звонок с последнего урока, я поспешно вышла из школы и быстро преодолела расстояние от здания до забора, который ее окружал. Настя пыталась меня догнать, но то и дело отставала.

– Лора, погоди!

Я остановилась и посмотрела через плечо на подругу.

– Не спеши так! Я… я не успеваю за… тобой, – с тяжелым дыханием проговорила она.

Я стояла как вкопанная, не двигаясь с места.

– Ты чего?! Тебе плохо, что ли?

– Как ты думаешь? Я никак не могу выбросить из головы последние дни, еле нахожу в себе силы, чтобы хоть как-то об этом не вспоминать, и постоянно думаю о том, как жить дальше. А тут эта кляча на меня за внешний вид взъелась. Да если бы эта старая карга знала, что со мной произошло, то прикусила бы свой длинный язык.

– Лор, я не знаю, чем тебе помочь, правда. Это же я тебя туда потащила! Если бы не мое упрямство, то все было бы с тобой хорошо. Как же я не додумалась до такого исхода? Мне следовало идти туда без тебя, а лучше вообще с этими пэтэушниками не связываться. Правда, прости! Я не хотела, я не хотела, честно! – в конце сказанной Настей фразы ее голос надломился, и она сказала это громче обычного.

– Насть, не вини себя. Да, ты настойчиво звала меня туда, но я ведь могла отказаться и остаться дома в тот день. В конце концов, если кто и виноват, то Борзый.

– Ты правда на меня не обижаешься?

– Нет, все нормально. Рано или поздно все позабудется.

– Хочешь, пошли снова ко мне в гости? Ну что тебе с папой дома сидеть? Сейчас придем, поедим, видак посмотрим.

– Я бы рада с тобой пойти, но тут вот какое дело.

– Какое?

– Мне скотину покормить надо, папа сто процентов этим не занимался.

– Живность кормить надо. Животные – это святое. Короче так, я с тобой пойду! Мне западло одной домой идти, а оттуда вместе ко мне.

– Хорошо. Только если там будет валяться пьяный папаша где-нибудь под яблонькой…

– Ничего страшного.

Всю дорогу до дома мы шли молча, лишь изредка нам удалось перекинуться парой фраз. А в пути случилось кое-что неприятное. Мы сами не заметили, как небо заволокло тучами. И начался дождь. Он был мелкий, нудный. Накрапывал потихоньку. Ни мне, ни Насте моросящий дождик особо не помешал, так что это погодное явление никак не повлияло на наш темп и скорость ходьбы. Но затем он начал усиливаться, а когда мы подходили к моему дому, он и вовсе разошелся не на шутку, можно сказать, лило как из ведра. Холодные капли летели прямо в лицо, приходилось низко опускать голову, чтобы видеть хоть немного.

Не сговариваясь, мы обе решили переждать дождь у меня дома. Во мне слабо, но все же теплилась надежда на то, что папа ушел куда-нибудь либо крепко спит.

– Давай, разувайся! А я пойду быстренько накормлю свиней и кур, и мы пойдем сразу же!

– Ты че, сбрендила, что ли? – смотря на меня исподлобья, спрашивала Настя.

– Че не так-то?

– Так там льет, как с ведра! Куда мы в такой ливень пойдем?

– Что-то я не подумала об этом. Ладно, сиди тут пока. Я сейчас вернусь.

Я оставила Настю дома, а сама ушла в курятник.

Я спокойно рассыпала зерно для курей и совсем забыла о папе и о том, в каком состоянии он находится.

Для свиней у нас было заготовлено сено под навесом на заднем дворе. С трудом пробравшись на наш задний двор, я едва ли смогла взять необходимое количество сена, так как при такой непогоде сделать это было довольно проблематично.

– Вот, мои хорошие, ешьте! – с улыбкой сказала я обитателям сарая. Хоть и свинья далеко не милое животное, но мне все равно они казались симпатичными. Ни разу в жизни я не присутствовала при закалывании свиньи, да и курей зарубить мог только папа, мне невыносимо даже было смотреть на это. Они все живые и чувствуют боль, и, скорее всего, приближение своей смерти они тоже чувствуют.

Как только я разложила сено по корыту, поросята кинулись к своей кормушке.

Теперь, когда дела были закончены, надо было просто дойти до дома и переждать, пока дождь перестанет идти.

Я так надеялась, что ливень закончится быстро и мы вдвоем уйдем к Насте.

Ну а с завтрашнего дня мне предстоит несколько недель пожить у бабушки и дедушки. К сожалению, на носу были выпускные экзамены, а папа в очередном запое. Так что закреплять пройденный материал под его пьяные крики и песни, которые будут непременно звучать из нашего проигрывателя, не выйдет.

Я настолько глубоко погрузилась в мысли о предстоящих экзаменах, что сама не заметила, как прошла в дом. Меня моментально отрезвил звон битого стекла, исходивший из кухни.

– А-а-а-а-а! – донесся из дома душераздирающий крик, вдогонку к звону стекла. Он принадлежал моему папаше. Что же с ним такое происходит?

В меня на полном ходу врезалась Настя. Она хоть и знала моего придурошного папаню, но вот к его пьяным выходкам никак не могла привыкнуть.

– Лор, там твой папа… Он это…

– Иди пока на крыльцо, – спокойно сказала я подруге.

На кухне была просто красота! Весь пол был усыпан мелкими осколками от разбитой бутылки. Ее содержимое мне не было знакомо, но думаю, что там был спирт или самогон.

– Пап, хватит! – закричала я, пытаясь обратить его внимание на себя.

– Ну че, набегалась?!

– Пап…

– Бросил тебя твой толстосум! Да?! К любимому муженьку прибежала?!

– Пап, это я, Лора! – кричала я, понимая, что дело плохо.

– Че?! Лора?! Ты, проститутка, и про дочку вспомнила?! Да не нужна ты Лоре! А мне нужна! Я жить без тебя не могу, сука ты паршивая!

Не подобрав нужных слов, я стояла столбом и тупо смотрела на отца. А вот папа времени не терял. Он резким движением взял сковороду с плиты и с силой запустил ее мне в голову.

– На! Змея подколодная! Гадюка! Райка, что же ты с нами сделала?! Что ты сделала?! – в конце произнесенной фразы отец не выдержал и стал рыдать навзрыд.

У меня сильно болело плечо, так как сковорода при полете все же задела меня и удар пришелся именно на плечо.

– Что ты молчишь?! Сказать нечего, падла?! Я сейчас тебе помогу! Обожди маленько!

Папа взял большой нож, которым он обычно свежевал тушки животных. Вот сейчас надо уносить ноги.

Я истошно закричала и что есть мочи побежала со всех ног на улицу. В тот момент дождь не волновал меня совсем. Мне надо было выбраться живой из дома.

Я выбежала на крыльцо. Его ступени от дождя были мокрыми. Нога соскользнула, и мое тело, потеряв равновесие, кубарем полетело вниз.

Воображение рисовало только один исход происходящего: я не успеваю встать, и мой больной папаша начинает делать из меня сито. Конец.

И все могло бы так трагично закончиться, если бы не соседи, которых позвала на помощь Настя.

Они дружно скрутили моего папочку и отвели в дом. Настя позвала Семеновых. Они жили в доме напротив. Семья состояла из трех человек – глава семейства, взрослый сын, который на днях вернулся из армии, и его мама.

– Ой, Лорочка! Ты упала? Или он тебя толкнул? – с неподдельным беспокойством спросила у меня соседка, тетя Лена.

– Нет, теть Лен. Я поскользнулась и упала. Мне к папе надо, наверное.

– Не дури! Мы сейчас папе твоему скорую помощь вызовем! И мой Володька с ним посидит! А то как пить – так вместе! А как твой папаня концерт устраивает, так врозь! Ух, говорила я своему Вовке вчера, мол, негоже пить Виталику с тобой, у него дочка к экзаменам готовиться будет, школу девка заканчивает! А он все заладил: «Да ладно, Ленок! Мы по пятьдесят и по домам!» Ты уж извини меня, что я за мужем своим не доглядела.

– Все нормально. Не с дядей Вовой он выпил бы, так один или другого кого нашел.

– И все равно. Знала ведь, что так будет, и не усмотрела. Эх.

– Они хоть что пили-то?

– Не знаю. Да ты не переживай! Мой Володя всякий суррогат пить не будет! Иди, моя хорошая! Иди к бабушке с дедушкой!

– Мы, наверное, ко мне пойдем. Да, Лор? – вмешалась в разговор подруга.

– Да, мы к Насте, – согласилась я.

– Что ж, дело твое. Идите, детки, идите. А мы уж с Вовкой за твоим папой присмотрим, – попрощалась с нами тетя Лена.

Ничего идти нам не мешало, ведь ливень к этому моменту уже закончился.

– Насть, у нас первый экзамен когда? Через две недели?

– Вроде бы, а что?

– То есть ты тоже точного числа не помнишь?

– Не-а! Не переживай! Завтра в расписании посмотрим или у Натальи Романовны узнаем.

– Ты готовишься?

– Ага! Ровно столько же, сколько и ты!

– Надо начинать заниматься.

Настя фыркнула, а потом сказала:

– Да ладно тебе! Норма-а-а-льно все будет! Это ж внутришкольные.

– Все равно нужно постараться хорошо все сдать. Почему ты вообще не переживаешь по этому поводу?

– Просто я поняла, что экзамены все равно сдам. Вот в институт надо будет подготовиться капитально.

– Завтра у нас шесть уроков?

– Ага! Так идти неохота, если честно!

– Насть, я все понимаю, но надо потерпеть! Это ведь последние учебные дни.

Наш диалог был довольно скучным. По пути домой к подруге я всерьез задумалась о том, что пора прекращать ходить к ним как к себе домой. Они, конечно, меня любят, всегда рады видеть, но все-таки всему есть предел.

Остаток дня прошел довольно скучно. Мы полдня делали уроки, потом хлопотали по дому. Вымыть посуду, пропылесосить полы, покормить курей.

После того как мы переделали все домашние дела, то отчего-то устали. Хотелось в душ, а потом бесцельно валяться в кровати. Конечно же, я на правах гостьи могла бы ничем не помогать своей подруге, но ее семья для меня стала вторым домом, и хотелось хоть как-то их отблагодарить.

Ближе к вечеру приехали родители Насти. Тоже ничего интересного. Ездили к маме дяди Жени. Она осталась инвалидом после войны и полноценно вести хозяйство не могла. Выглядели они оба довольно уставшими, им было совсем не до нас, а нам не до них.

После ужина мы тут же легли спать. Нас одновременно сморило глубоким, крепким сном.

Утром в 6:00 все дружно стали собираться за столом на кухне. Дядя Женя внимательно читал газету, Настя пошла кормить скотину, а тетя Надя, как заботливая мать семейства, носилась по кухне с целью приготовить завтрак. Через непродолжительное время на столе стояли бутерброды с сыром, яичница, состоявшая из пяти яиц, стояла посередине стола на старой чугунной сковороде. Яркие лучики солнца пробивались сквозь окно. На свету был отчетливо виден пар, который исходил от той самой глазуньи. А чуть позже тетя Надя налила нам всем горячий чай.

Я была очень голодна, но ела аккуратно, чего не скажешь о Насте. Она бегом забежала на кухню, где сперва помыла руки, а потом зачем-то направилась к холодильнику.

– Настен, что тебе там надо? Вся еда на столе. Там все равно нет ничего вкусного! Или ты щей с утра захотела? – с усмешкой спросила мама Насти.

– Не-е, – коротко бросила подруга и водрузила на стол банку огурцов.

– Дочь, ты че, с ума сошла?! Кто ж по утрам огурцы ест соленые?

– Да, пап! Хочу огурцов с яичницей, всего-то!

– Мадам, а вы случайно не беременны? – поинтересовалась с плохо скрываемым беспокойством в голосе тетя Надя.

– Не-а! – раздраженно крикнула Настя.

– Ну нет, так нет, че орать-то? – невозмутимо подметил дядя Женя.

А вот мне, в отличие от родителей подруги, уж очень не пришелся по душе ее завтрак. Соленые огурцы, еще и с утра. Я знала свою подругу как облупленную, поэтому могла с уверенностью сказать, что к соленьям она была, мягко говоря, равнодушна. Так что в тот момент, когда мы шли к школе, я пыталась выведать у подруги, как у нее обстоят дела с беременностью. Она отвечала мне односложно и с большой неохотой.

– Короче, я так понимаю, что в больницу ты не торопишься?! – не выдержала я.

– Блин, я в пятницу иду в нашу местную больницу!

– В нашу?! Это еще зачем?! С ума сошла? Про тебя потом вся наша деревня будет знать.

– Про тебя же с Борзым не знает! Вот и про меня не узнает.

– Ты в пятницу идешь, значит?

– Да.

– Я могу с тобой пойти?

– Нет! Этого делать не нужно! – безапелляционно заявила подруга.

– Почему?! Может быть, тебе помощь понадобится, – недоуменно подметила я.

– Себе помоги! – выкрикнула мне в лицо Настя и ускорила шаг.

А я осталась стоять столбом на проселочной дороге, и так бы и стояла, если бы не мотоцикл, пронесшийся мимо меня. Он-то и вывел меня из состояния ступора.

Было очень неприятно от ее реакции. Ведь я всего-то хотела узнать о ее решении. Меня ее поведение слегка задело, и я не стала ее догонять, а до школы добралась в одиночестве.

Зайдя в класс, я обнаружила, что моя подруга сидит на первой парте с Галей. Галя была тихоней, которую наш класс не очень-то и любил, но ради списывания домашнего задания многие из одноклассников старались эту нелюбовь особо не показывать. Уж не знаю, зачем Настя села к ней, но что-то подсказывало мне, что тема с прерыванием беременности уж как-то сильно ее нервирует.

Для меня было странным такое поведение подруги, ведь так у нас повелось, что мы рассказывали друг другу абсолютно все. Я делилась с ней самым сокровенным, и она точно так же не скрывала ничего от меня. Но тут ситуация приобрела другой оборот. Чем же я ее так обидела? Ладно, успокоится – сама подойдет.

Без Насти уроки проходили медленнее и скучнее, но я не переставала слушать учителей и тщательно записывала каждое слово за ними.

Последним уроком была химия, я особо не вникала в материал, так как сдавать этот предмет мне было не нужно. Учитель монотонно объясняла нам очередную тему, а в классе стоял легкий гул от разговоров учеников.

Неожиданно чья-то рука коснулась моего плеча. Я обернулась. Это был Леха Бэтмен. Такое прозвище он заслужил вовсе не из-за схожести с героем, а потому что фамилия у него была Батманов.

– Че, Бэтмен?

– Погнали после химии покурить?

– Ну пошли.

Пока я размышляла над тем, у кого какой досуг на переменах и кто с кем курит, не заметила, как быстро пролетела химия и прозвенел звонок.

– Лора, пойдем, – тоном, не терпящим возражений, позвал меня Бэтмен.

Я с легкостью закинула сумку на плечо и семенила рядом с ребятами.

Минуты через две мы оказались в нашей курилке. Здесь нас от посторонних глаз загораживали кустарники, а также тут всегда стоял скверный запах, но мне было откровенно на это плевать.

– Ну че, Лорка, как дела?

– Все хорошо. А у вас как?

– У нас-то все нормально. Ты лучше расскажи нам про своего первого мужчину, – лицо Леши приняло издевательскую ухмылку, а Сема вообще своего смеха не скрывал.

– Че?

– Ниче! Расскажи нам, как тебя Борзый на природе трахнул! – с нескрываемым восторгом крикнул Сема.

– В-вы че? Он вообще-то изнасиловал меня… а вы ржете… так нельзя, – пыталась оправдаться я.

– Ага, конечно! А где заявление, где? Че он на свободе-то ходит? Да-а-а, Лор, не думал я, не гадал, что ты настолько доступная.

– Вот именно! Шлюха! Слушай, давай я тебя трахну по-быстренькому, а?! У меня как раз лавэха есть, на пачку сигарет точно хватить должно! Или это, себе и бате боярышника возьми! – после сказанного Сема вовсю заливался противным, гогочущим смехом.

Мои глаза вмиг наполнились слезами, и я выпалила:

– Пошли вы знаете куда?!

– Приглашаешь?! – с мерзкой ухмылкой спросил Леша.

Тут Сема не выдержал и присел на корточки, видно, стоя ржать тяжко стало.

Я побежала прочь от них, попутно вытирая слезы одной рукой, а второй придерживая сумку. Мои глаза среди толпы школьников пытались найти Настю, но ее нигде не было. Наверное, ушла домой.

Я, свесив голову вниз, побрела в сторону дома. Если папа нормальный, то останусь дома, если папа в том же состоянии, что и вчера, то пойду ночевать к бабушке с дедушкой.

Отец снова был в том же состоянии, что и вчера. И к тому же он оставил мне неприятный сюрприз. Кто-то вчера рассыпал пепельницу, доверху набитую окурками, а всю эту красоту приходится убирать мне. Я очень хотела, чтобы папа проснулся после того, как я уйду, поэтому убиралась максимально быстро и тихо. Посуды было не очень много, но я все же замочила ее в тазу. Может быть, отец помоет после пробуждения.

Закончив небольшую уборку дома, я стала кормить и поить животных. Домой пришлось заходить тихо, чтобы не издать лишнего шума. На завтра надо было взять учебники и тетради по алгебре и геометрии, а также по истории, иностранному языку, русскому и литературе.

Перед уходом я заглянула к папе в комнату. Он спал, свернувшись калачиком. Его лицо совершенно не выдавало признаков долгого употребления спиртного. Папа лежал на подушке, и у него был полуоткрыт рот, он слегка выпятил нижнюю губу. Тут же я вспомнила, как в детстве маленькая лезла к нему на кровать и так засыпала с ним. Моя рука слегка коснулась его коротких русых волос и стала их гладить. Очень хотелось, чтобы папа стал таким, каким он был раньше, добрым, внимательным, заботливым. Мне не нравился папа, который был сейчас. Холодный, неуверенный в себе и, самое главное, любивший спиртное больше, чем меня.

Я легла рядом с ним, прямо как много лет тому назад.

– Папа, папочка-а-а-а, проснись.

Он неохотно открыл сонные глаза:

– Лор, че случилось?

– Не пей больше, пожалуйста, ты мне нужен трезвым.

– Господи, старая песня. Лор, успокойся. Сейчас я опохмелюсь только и больше пить не буду.

– Ну пап! Не надо!

Отец меня игнорировал, встал и молча направился на кухню.

– Па-а-ап. Ну не на-а-а-до!

Поняв, что мои мольбы были проигнорированы, мне ничего другого в голову не пришло, кроме как схватить его за запястье.

– Что ты делаешь? Тебе водка дороже меня, что ли?! Пап… – я плакала и пыталась его обнять, он вырывался от меня, а я сжимала его руку еще сильнее.

В конце концов он просто-напросто с силой толкнул меня, я отшатнулась назад и упала прямо на табуретку.

Мои ребра пронзила боль от удара. Я представила, как это все выглядело со стороны, и просто заорала от отчаяния. Я никому не нужна. Просто никому.

Я кричала, схватившись рукой за место удара.

Меня изнасиловали, подруга бросила, об изнасиловании узнали, и папа, родной человек, даже не смог меня обнять. Он оттолкнул меня от себя, в то время как я тянула к нему свои руки.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу! Чтоб ты сдох от своей водки! – орала я не своим голосом.

Он молча подошел и влепил мне звонкую пощечину. Я не выдержала и удалилась с кухни. Поняв, что сегодня дома лучше не появляться, стала собирать вещи. Учебники, тетради, личные принадлежности – все было уложено в сумку.

Хорошо, если бы бабушка с дедом были дома.

Идя по дороге, я старалась держать себя в руках и не плакать. Слишком много дурацких и тягостных событий происходит в последнее время. Что я сделала своей подруге? Что вообще происходит? Кто про износ рассказал?

В этот момент я как-то очень остро затосковала по маме. Возможно, она бы все поняла.

Я, наверное, пойду на почту и отправлю телеграмму. Но не сегодня, нет. Завтра или послезавтра.

Старый дом с покосившимся крыльцом глядел на меня своими глазами-окнами. Он все время казался мне каким-то печальным, а особенно в дождливую погоду.

– Привет, милый домик. Опять грустишь? – полушутя обратилась я к старой постройке.

Моя рука потянулась к ручке-скобе и потянула ее на себя. А потом еще раз. Все ясно. Дома никого не было. Хорошо, что мне известно, где у них лежит запасной ключ. Он всегда находился в небольшом ящике, который стоял в самом углу крыльца. Пришлось сесть на корточки и открыть маленькую пыльную деревянную коробку. Помимо ключа там лежал коробок спичек и еще какие-то гайки.

Дверь с негромким щелчком отворилась, и я вошла внутрь дома. Привычная обстановка подействовала на меня умиротворяюще. На веранде стоял старый диван на деревянных ножках, маленькая резная тумбочка, и много соленой рыбы лежало на газетах. Рыба была разных размеров и видов. Безжизненные глаза рыбы от долгой сушки превратились в светло-желтые шарики, она сама была бледно-серого цвета и вся сморщенная от сухости и солнечного света. Я взяла одну в руку и поднесла к лицу. Рыба источала приятный запах, и у меня тут же разыгрался аппетит.

Я так и прошла дальше по дому – в одной руке сумка и пакет с вещами, а в другой сушеная рыба.

Уже в прихожей я повесила свои манатки на старую настенную вешалку и проследовала на кухню. На кухне, как и во всем доме, было тихо, только маленький «Мир» встретил меня своим урчанием. Было решено изучить его содержимое. Я потянула его железную ручку двери и открыла. Внутри была алюминиевая кастрюля с борщом, жареная речная рыба и картофельное пюре. А еще стояла трехлитровая банка пива.

Дедушка был заядлым рыбаком, ну а бабушка безумно вкусно готовила. Без раздумий я схватила кастрюлю с пюре и тарелку с рыбой.

Действительно, жареная рыба была очень вкусной, надо приступать к соленой.

Я-таки вытащила из холодильника банку с пивом. Вскоре пенное было в моей кружке, а руки привычными движениями чистили рыбу. Но это только сегодня, завтра я буду усердно трудиться у бабушки дома и корпеть над учебниками. А может, уже вечером начну грызть гранит науки.

Я медленно цедила пиво и, кажется, успокаивалась. У меня было достаточно времени подумать обо всем происходящем, и я этим воспользовалась. Одноклассники? Да хрен с ними. В школе скоро экзамены начнутся, а там уж и институт не за горами. Плевать вообще. А вот насчет Насти… Тут я теряюсь в догадках. Она с этим Сережей всего-то четыре месяца встречается. Неужели вот так можно потерять голову? Даже если она решила оставить ребенка, то почему мне и родителям ни слова? Может быть, думает, что мы отговаривать начнем ее?

От раздумий меня отвлекли посторонние звуки. Судя по всему, мои домой вернулись. Так оно и было, на веранде послышались их голоса, а вскоре они вдвоем перешагнули порог кухни.

– Ба, деда, привет!

– О, Лорка, ты как тут? – всплеснул руками дед.

– Привет, внучка, наконец-то ты пришла. Небось, отец опять пьет? – поинтересовалась бабушка.

– Ага. Пьет.

– Ну ничего. Располагайся. Ты уже ела?

– Ха, да не только ела! Че, понравилось пивко-то? Аль, смотри, че творится! – задорно вещал дедушка.

– Юр, чего там? – спросила бабушка, но ответа так и не получила, а увидела все своими глазами.

– Батюшки, ты чего пьешь одна-то? Нас бы хоть подождала.

– Устала просто, – оправдывалась я.

– Эх, ладно, сейчас со своими стариками попьешь!

– Юра, а ей не много будет?

– Цыц! Пиво хорошее, не суррогат какой-нибудь. Тем более девка взрослая, скоро уедет от нас, пусть отдохнет маленечко.

– Так, это какой стакан по счету? – строго спросила у меня бабушка, а я не выдержала и рассмеялась.

– Первый, бабуль.

– Смотри у меня! – сказала она и погрозила мне пальцем. – А как же экзамены?! Ты готовишься вообще?

– Баб, да все путем!

– Вот! Отлично! Алька, принеси-ка нам рыбки! Да побольше!

– Сейчас.

Бабушка не торопясь пошла в сторону веранды, а мы с дедом остались наедине.

– Дед, мама не писала, не звонила?

– Ой, внучка, только вот на почте были, созванивались с ней.

– Да? И что она говорит?

– Не поверишь! Навестить нас собралась и про тебя не забыла!

Эта новость обескуражила меня.

– Погоди. Как это? Вот так просто возьмет и приедет?

– Сам от нее не ожидал. Может, случилось что.

– Она ничего не сказала?

– Нет. Просто спросила, мол, можно ли нас навестить.

– Странно это все, конечно. Дед, а когда она приедет?!

– 26 июня.

– Вовремя, у меня как раз крайний экзамен двадцать второго!

– Отлично! Авось одумается твоя мамаша!

Тут на кухню вернулась бабушка:

– Вот, принесла вам рыбки. Лор, мать твоя приезжает.

– Дедушка мне все рассказал уже.

– Ну и чего? Ты рада хоть?

– Честно, пока не поняла.

– Ясно. Сказала, что гостинцев привезет нам всем, спрашивала, нужно ли тебе чего.

– А ты что, ба?

– Нужно, конечно! Одежды, денежку на права тебя выучить, а то скоро восемнадцать как-никак.

Я молчала, не зная, что и ответить на это.

– Во! А я тебе «Волгу» свою отдам, первая баба на деревне будешь! – вклинился в разговор дед.

– Тьфу ты, старый! Нужна ей больно твоя «Волга»?! «Жигули», и то хорошо!

– А я говорю, «Волга»!

– «Жигули»!

– Деда, баба, хватит. Может быть, и не выйдет ничего. Может, она денег не даст, а может, и передумает к нам ехать.

– Это мы еще посмотрим. Ты не наговаривай на человека раньше времени, – попыталась утешить меня бабушка.

– Так, хватит! Мамка сказала, что приедет, значит, приедет. Давайте о хорошем, – подытожил дед, а я больше не стала настаивать на своем.

Спустя некоторое время бабушка захмелела и отправилась отдыхать. Только мы с дедом вдвоем остались. Когда пиво кончилось, в ход пошли наливки. Сначала мы веселились, хохотали, дед травил байки, а я слушала их и заливалась смехом. А потом начались разговоры по душам. Как он мою бабушку впервые увидел, как влюбился, как в окно к ней лез посреди ночи, а деда отец моей бабушки с ружьем гонял. Как пили всей улицей, когда моя мама родилась. И как плакала моя мать, когда родилась я, тогда уже было никому не до веселья. Именно на такой грустной ноте мы завершили наши посиделки и разбрелись по своим комнатам.

Утром меня разбудил громкий звон механического будильника. Сделав несколько усилий над собой, я таки села на своей постели. Глаза резал солнечный свет, который залил всю комнату. Последствия вчерашнего веселья дали тут же о себе знать. Ни в какую школу идти не хотелось, и тем более разгребать накопившиеся дела.

Завтракать я не стала, а лишь выпила большое количество прохладной воды из эмалированного ведра.

На улице уже вовсю светило солнце, еще было не жарко, но чувствовалось, что сегодня будет стоять духота до самого вечера. Войдя во двор школы, я обнаружила, что все уже находились на уроках и только я опаздываю. Что ж, именно это мне и было нужно. После вчерашнего события я живо осознала свое положение дел и поняла, что лучше мне не высовываться лишний раз. Буду приходить с опозданием оставшиеся дни, а на экзамены пойду впритык, минут за десять до начала. Гулять летом вообще не буду или буду, но очень аккуратно. Один плюс – у меня будет предостаточно времени, чтобы наилучшим образом подготовиться к вступительным экзаменам в институт. Да и мамин приезд не за горами. Будем с ней вместе ходить на речку, ездить на машине в город, фотографироваться, болтать обо всем на свете, а вдруг она меня вообще в Питер возьмет на недельку или на две? А может быть, выйдет поступить туда… Что-то я замечталась и сама не заметила, как подошла к кабинету, где как раз идет алгебра.

Мой кулак коснулся гладкой, выкрашенной масляной краской поверхности двери.

– Здравствуйте, извините за опоздание, можно войти?

– Здравствуй, Коваль. А я вот думал, кого же мне спросить, а тут ты. Давай сразу к доске.

– Можно мне вещи положить хотя бы?

– Конечно, располагайся, но не затягивай!

Я по привычке подошла к парте, за которой сидели мы с Настей, но ее не было. Может, опаздывает, а может, сидит с кем-нибудь другим, и я не заметила.

У доски я уже стояла с раскрытым учебником и выписывала оттуда уравнение. Пока я его решала, подметила, что в классе стоит тишина и только я нарушаю ее, шоркая мелом по школьной доске.

– Семен Геннадьевич, я закончила.

– Посмотрим, – сказал преподаватель и несколько минут завороженно пялился на доску.

– Что ж, прекрасно. Садись, Коваль. Пятерка. А почему ты, собственно, опоздала?

– Да я…

– А она с работы просто, – выкрикнул Сема, и несколько человек заржали вместе с ним.

– Молчать! Лорочка, садись. А ты, Коновалов, к доске! – вызвал своего тезку математик.

– А что я сразу?! – с выкатившими от удивления глазами заявил Сема.

– А потому что нечего быть таким разговорчивым! Вот у доски тебя и послушаем! – безапелляционно заявил Семен Геннадьевич.

Сема встал и побрел к доске с таким видом, будто его ведут на гильотину. Но мне было все равно, я искала взглядом свою подругу. Наплевать, что она вчера была неправа, я могу извиниться. Мне так не хватало ее. Но Насти нигде не было видно. Интересно, и где она пропадает, когда идут последние учебные дни?

Я подумала и решила, что надо бы навестить ее после уроков.

– Молодец, Коновалов! Два!

– За что два-то, Семен Геннадьевич?

– А что я тебе должен за это поставить?! Пять?!

– Ну хотя бы три!

– Нет уж! Вот к завтрашнему дню подготовься, я спрошу тебя, а пока два карандашом.

На лице Семы отчетливо виднелись раздражение и злоба, и когда он шел к своему месту, то незаметно для всех показал мне кулак.

Мне бы испугаться, но я только разозлилась и показала Коновалову средний палец. Он, будучи в замешательстве, так и застыл на месте, выпучив на меня свои глупые глаза.

– Сема, в чем дело?! – строго спросил математик.

– А, да ни в чем, Семен Геннадьевич.

– Вот и садись на место.

После алгебры Сема подошел ко мне, впрочем, я этого и ожидала.

– Слышь, я че-то не понял. Ты самая смелая стала, что ли?! – сказал Сема и смачно харкнул себе под ноги.

– Какой же ты догадливый, – с невозмутимым видом ответила я, хотя при этом мое сердце стучало, как отбойный молоток.

– А, ну раз ты у нас самая борзая, то сегодня в пять на стадионе. Или зассала?!

– Знаешь, Сем, если тебе делать нехер, то иди на стадион, а я свое время на тебя тратить не собираюсь. У меня есть дела поважнее, – после сказанного я направилась по коридору, к кабинету истории.

– Так, погодь. Мы не договорили вообще-то, – кричал мне в след Сема.

– Лично я с тобой договорила, а то, что ты что-то мне не успел сказать, то это не мои проблемы.

– Ну сука! Пиздец тебе! – взревел одноклассник и замахнулся на меня.

Не знаю, как это у меня получилось, но я ударила его сумкой по лицу и он упал, то ли от силы удара, то ли от неожиданности. Вокруг нас собралась толпа зевак, и как назло, к нам подоспела Кляча.

– Коваль, Коновалов, что тут у вас происходит?!

Только я открыла рот, чтобы рассказать, как все было, вдруг услышала:

– Он первый к ней полез. Она уходила от него, но Сема замахнулся на нее, – воскликнул мой одноклассник.

– Лорочка, это правда? – ласково, от того и необычно спросила Кляча.

– Да, и еще он угрожал мне.

– Ты че гонишь, сука?! Не было такого!

– Ну все, Коновалов, живо за мной! Лора, ты свободна, можешь идти.

– Лора.

– Да, – растерянно ответила я Клавдии Ивановне.

– Расскажи-ка мне, когда проходил последний съезд ЦК КПСС?

– Последний съезд ЦК КПСС проходил со 2 по 13 июля 1990 года.

– Хорошо. Теперь расскажи нам, пожалуйста, об итогах этого съезда все, что знаешь.

– В ходе съезда не удалось подтвердить Программу КПСС, создавалась альтернативная партия, некоторые члены съезда вышли из партии, Горбачева переизбрали на второй срок.

– Достаточно. Кстати, где твоя подруга? Почему ее нет на занятиях?

– Не знаю.

– Передай ей большой привет от меня!

Я кивнула в знак согласия, а учительница принялась гонять остальных учеников по списку:

– Красильникова!

Остальные занятия пролетели как-то незаметно. По русскому языку Наталья Романовна только лишь давала нам задания, которые будут на экзамене, по литературе спрашивала тех, кто будет ее сдавать, а я в их число не входила. На геометрии мы также готовились к предстоящим экзаменам, а иностранный язык вообще сегодня отменили, так как из нашего класса его никто не сдавал, и учительница занималась только с теми, кто будет сдавать ее предмет.

Все ломанулись как можно быстрее на улицу. Вот она – свобода. Уже не за горами, только вот мне что-то тревожно.

– Твою мать, – тихо прошептала я незаметно для окружающих.

Во дворе школы стоял Сема со своим дружком Бэтменом.

Из нашей школы можно было выйти не только через центральный вход. Слева и справа от школы располагалось еще два выхода. Это было сделано для того, чтобы школьники и учителя, дома которых располагаются параллельно центральной улице, смогли без труда попасть в нее.

– Э-э, Коваль, слышь, сюда подошла бегом! – драл глотку Коновалов. – Бля, я с кем разговариваю? – все не унимался обиженный Сема.

К моему счастью, я уже успела отойти на достаточно большое расстояние от них и, пользуясь случаем, развернулась и вновь показала ему средний палец.

– Ах ты шмара! По щам давно не получала?! – Сема уже просто ревел от ярости, а я с шага перешла на быстрый бег.

Сзади меня раздались сначала быстрые шаги, а потом отчетливый топот. Видно, он тоже побежал. Один Сема бежал или со своим дружком, мне было плевать. Сейчас главное не дать себя догнать. Я бежала, не чувствуя ног. Моя сумка с учебниками не казалась такой уж и тяжелой, как обычно. Хоть мне и удалось развить приличную скорость бега, но Сема все равно отставать не собирался.

– Стой! Стой, мразь! Догоню – хуже будет! – верещал одноклассник мне вслед.

Естественно, бежать до самого моего дома с ним на хвосте было глупо, поэтому в голове быстро созрел план. По этой улице стояло множество заброшенных домов, и они все были разномастные. Были как совсем крохотные домики, так и огромные в два этажа, были и те, у которых сохранился достаточно добротный забор, а были и такие, которые не имели уже ни колышка вокруг своего участка. Они все стояли кучкой, и мне надо было запутать его в этих домах. На мое счастье, мы с местными девочками год назад часто там зависали. Досуг наш был немудрен – покурить, выпить, рассказывать друг другу истории, которые мы тщательно скрывали от посторонних. Тогда наша девичья компания облазила все дома в поисках самого лучшего из них.

Вот наконец-то они замаячили впереди. Самым первым на моем пути стоял маленький рыженький домик, который был наиболее целым. Голова на мгновение обернулась назад, чтобы оценить расстояние между мной и одноклассником. Он был метрах в двадцати от меня, но не собирался отступать. Я нырнула в щель между калиткой и забором и побежала на задний двор. Далее за этим домом был другой, совсем в плохом состоянии и с сильно заросшим участком, а нужен мне был дом, расположенный по диагонали. Я быстренько скрылась за старыми яблонями и побежала к дому с выбитыми окнами и частично поломанным забором.

– Я найду тебя и закопаю на каком-нибудь из этих участков! – угрожал мне одноклассник.

Судя по грозным крикам, он не мог меня найти. Мне же оставалось пробежать по одному из огородов и сделать последний рывок.

В конце этой кучки построек стояли два дома, один после пожара, там находиться просто опасно, но Сема вряд ли так хорошо знаком с этой территорией, а вот второй дом как раз мне и нужен. Уж не знаю, какого он был года постройки, но, когда я была маленькая, он уже пустовал. В нем отсутствовало вообще все, даже оконные рамы. Сейчас я запрыгну в пустой оконный проем, пробегусь вдоль всех его комнат, потом выпрыгну через другое пустое окно, а он пускай меня ищет.

Мое многолетнее общение с этим одноклассником давало мне понять, что он, конечно, крайне туп, но какие-то зачатки мозгов в его голове все же были. Именно поэтому я решила сбить его с толку. На моем пути лежал булыжник довольно немалых размеров. Я подняла его с земли и кинула что есть силы в сторону сгоревшего дома, а перемещаться мне пришлось очень тихо, чтобы не создавать лишнего шума. Довольно скоро стало понятно, что отставать от меня никто не собирался, но все же между нами сохранялась внушительная дистанция. Под одним из окон стояла старенькая лавочка. Я как можно тише опустила на нее одну ногу, а вторую забросила на подоконник, еще небольшое усилие руками, и я в домике. Беззвучно, но в то же время быстро ноги несли меня вперед, опираясь на одни носочки. Вскоре передо мной замаячило спасительное окно. На всякий случай я бросила короткий взгляд назад, конечно, никого там не увидела, скорее всего потому, что мой преследователь побежал за камнем, а не за мной, и спокойно вылезла наружу через оконный проем.

Бежать я больше не собиралась, потому что силы покинули меня, а легкие сказали «до свидания!». Следуя к Настиному дому, я уже заметно сбавила шаг и шла неспешно, восстанавливая свое дыхание. Сема, конечно, идиот конкретный, таких еще только поискать. Но что же делать завтра и в остальные дни, пока учеба не закончится? Надо будет это обдумать.

Впереди показался дом подруги, оставалось идти всего ничего. Я не хотела идти в дом через ворота, так как мой путь пролегал через задние дворы домов. Хорошо, что дверь в их дом была открыта, и я крикнула:

– Дома есть кто?

В коридор вышла Настя:

– Привет, а ты чего тут?

– Тебя в школе не было, вот решила зайти.

– Ну проходи.

Я разулась, повесила сумку на вешалку и прошла в ее комнату.