Утонувшая в метели

Оля Чайкина

Петербург утонул в ночи, и на проспекты и улицы рухнула морозная мгла. По безлюдным набережным и переулкам носился безумный ледяной ветер. Он грозился оборвать провода, ломал замёрзшие ветви в Летнем саду, бился о вековые каменные стены.

Бушевала пурга. Мелкий снег миллионами крохотных осколков молотил по крышам домов, стучал в окна, тонул во дворах. Мрачная пелена затянула небо и не пропускала мерцания звёзд. Казалось, они никогда и не светили.

В витринах Невского проспекта болезненно отражался желтушный свет фонарей, даже ему хотелось погаснуть, стыдливо спрятаться до лучших времён. У одного из домов на Сенной съёжился от холода одноглазый кот. Он сидел на лавке и грозно щурился, грязная шерсть колыхалась на ветру, оголяя розовое тело. Похожий на бывалого моряка, он воротил морду по ветру, понимая: сегодняшнюю бурю лучше переждать в подвале.

Среди завываний метели и стужи, слагающих свою страшную одинокую песнь, во дворе Дома моды «Шереметев» встретила свои последние минуты Оля Чайкина. Её неостывшее тело заметал снег. Глаза были распахнуты, и две безжизненные льдинки бессмысленно глядели в небо.

Всего пару часов назад Оля дышала, ноздри вздымались от горячего воздуха, теперь же всё замерло, и никогда больше не суждено ей вдохнуть, подумать, посмеяться. По бледному лицу нещадно колотил острый снег, сухие губы замерли в безмолвном крике, тонкие пальцы утонули в снегу. Белёсые кудряшки слиплись от багровой жижи, тёмным пятном впитавшейся в снег под затылком. Казалось, метель оплакивает девушку, такую молодую, невинную. Вскоре зима окутала её тело, бережно присыпала белой порошей и похоронила в себе, унося душу далеко в морозную высь.

Человек, уже несколько минут стоящий в оцепенении, резко развернулся и, не оборачиваясь, поспешил прочь. Шаги его эхом раздались в арке двора-колодца, и он скрылся в потоке снега.

Утро в квартире Протасовых

Лучи декабрьского солнца играючи прыгали по обивке дивана, пробираясь сквозь лёгкий тюль в квартиру Протасовых. Отражаясь в стёклах книжного шкафа, морозный свет наполнял всю комнату, пребывающую в безмятежной тишине. Нарушали её лишь мерное постукивание настенных часов из тёмного дерева и едва слышное сопение среди вороха подушек и одеяла.

До Нового года оставалось десять дней. За ночь улицы Петербурга покрыл свежий снег, он всё ещё неспешно порхал в утреннем воздухе. Выглянув на улицу, сопящий обнаружил бы чудесную картину: из окна дома № 7 в Гродненском переулке виднелись золочёные фасады особняка Мясникова в пышной снежной шубе. Она окутала ограды, тонкие ветви рябин, тротуары, крыши. Белым-бело!

Но сопящий, как только открыл глаза, тут же резко перевернулся на другой бок. Он тяжко вздохнул и потёр кулаком веки. Снова ему привиделась она, хоть и давно не появлялась.

В груди защемило, и неприятное чувство разлилось глубоко внутри. Словно бабочки, некогда порхавшие, вернулись в коконы, из которых родились.

Женя припомнил их с Олей знакомство. Это произошло ещё в школе, до переезда из Магадана, во время летних каникул. Им с Олей было тогда лет по двенадцать, они жили в соседних домах и нередко встречались на улице, но знакомы не были, пока однажды её кошка не забежала в подвал. Девочка плакала и боялась зайти туда, а он согласился помочь – так зародилась крепкая тёплая дружба.

Когда оба подросли, между ними вспыхнуло чувство, и Женя узнал, что значит любить другого человека. Каждый день теперь проходил в ожидании вечерней встречи. Лавочка в соседнем дворе под кронами низких берёз стала их пристанищем, своеобразным тайным местом, к которому нежные чувства тянули юные сердца.

Долгие прогулки по приморскому городу, откровенные разговоры на пляже в хмурую погоду – он был готов бежать за ней куда угодно по первому зову. Такие уж они, первые чувства. Первая любовь, первый секс, первые ссоры. Для них всё было в новинку, и такими серьёзными виделись планы на будущее.

Но Оля неожиданно рассталась с ним, толком не сумев объяснить причины. Через время он, конечно, оправился, взял себя в руки, правда, чувств, столь же сильных, пока не испытывал ни к кому.

К двадцати двум годам у Жени была парочка историй, даже несколько тайных воздыхательниц, но никто из них не цеплял его так, как первая любовь. Она осталась в его памяти тёплым светом, моментами, которые парень не мог, да и не хотел повторять с другими.

И пусть он помнил лишь хорошее, внезапно всплывающие в снах воспоминания навевали тоску. Снова будто вскрывались старые детские раны, душу бередили прежние обиды.

«Который час?» – подумал Женя.

Нащупал телефон на прикроватном столике, поднёс его к лицу, и перед глазами замаячили уведомления. Ненужная информация от приложений, объявления о нелепых прямых эфирах, очередные несмешные видео от знакомых – ничего интересного. Щурясь от экранного света, разглядел – суббота, 10:00.

Он отбросил гаджет в ноги, зевнул и сомкнул веки, но мысли и воспоминания всё носились в голове. Как бы он ни укладывался, какую позу только ни принимал – сна не было, пришлось вставать.

Тело слушалось плохо: поднимаясь с постели, Женя запнулся о собственную ногу и чуть не распластался на паласе.

Скажем прямо, внешними данными молодого человека природа не обделила: высокий кудрявый брюнет с глубокими серо-голубыми глазами и точёными скулами. Вдобавок он серьёзно занимался дзюдо в школьное время, так что сложен был хорошо: широкая спина, сильные руки и ноги, крепкий торс, когда-то даже чётко выделялись заветные кубики. Только вот побороть неуклюжесть, которая мешала и на татами, с годами так и не удалось.

Он щёлкнул чайником и умостился в углу кухонного дивана, угрюмо подперев подбородок кулаком. В этот момент послышались тихие шаги, и в дверном проёме появилась заспанная сестра в пижаме. Её рыжие волосы были взлохмачены, а на щеке остался характерный след от подушки.

– Ты чего грохочешь? – шепнула нахмурившаяся Вика.

– Извини, я запнулся, когда вставал.

Зевающая сестра подошла к графину и налила себе воды, прислонилась к шкафчику и заинтересованно глянула на брата:

– Что-то случилось? Ты какой-то грустный.

Тот отмахнулся в ответ и пару секунд хранил молчание, после чего всё-таки пробурчал:

– Да снова Оля снилась.

– Опять Оля… Семь лет прошло, а ты всё вспоминаешь. Давай одевайся, скоро Лия придёт на чай.

– Так рано?

– У неё были дела рядом с нами, она звонила минут пятнадцать назад.

– Какие могут быть дела в субботу утром?

– Понятия не имею, но ты же её знаешь, – сестра усмехнулась и покосилась на братца. – Я думала, она тебе нравится.

– Это не так, – отмахнулся парень. – Вика, не лезь не в своё дело! Пойду приведу себя в порядок.

Он поспешил покинуть кухню, а девушка так и осталась стоять с ухмылкой.

– Ну-ну, – тихо сказала она.

Лия Адлер

Лия Адле́р семенила по заснеженным улицам Петербурга, восторженно глядя вокруг. Она была из тех людей, что вечно смотрят по сторонам и томно вздыхают всякий раз, когда подмечают красоту обыденных явлений и вещей. Это мог быть окрас неба, исключительность которого отметили бы художники или чудаки, отражение солнечных лучей в витрине аптеки или, скажем, маленькая птичка.

В наушниках играли «Last Christmas» дуэта «Wham!», «Let it snow» и «Jingle Bells» Фрэнка Синатры. Окна домов кое-где были украшены бумажными снежинками, витрины магазинов на Невском пестрили цветными огоньками из-под еловых ветвей, пекарни поспешили нарядиться гирляндами и мерцали вывесками – тут и там чувствовалось приближение самого светлого праздника, Нового года.

Неспешно опускались крупные хлопья. Они невесомо падали на белую шубу Лии, снег скрипел под каблуками её сапог. Золотистые локоны развевались от торопливой ходьбы. Адлер находилась в возбуждённом настроении, и не столько из-за предновогодней суеты – её она отложила на второй план, сколько из-за потрясающего известия, которое девушка спешно несла в квартиру Протасовых.

Лия вышла из дома субботним утром с уверенным настроем купить наконец новогоднюю атрибутику, которая с приближением заветной полночи всё быстрее покидала прилавки. Она была убеждена, что самое лучшее разбирают утром, и чтобы ознакомиться со всем ассортиментом бесчисленных игрушек, шариков и гирлянд, необходимо встать как можно раньше и в числе первых оказаться у ярких стеллажей. В этом году её родители уехали встречать Новый год к родственникам во Францию, оставив дом на Крестовском острове в полном её распоряжении. Адлер планировала закатить вечеринку для самых близких друзей и отнеслась к делу серьёзно: уже начала составлять плейлист, план мероприятия, расписала покупки.

Перед совершением рейда по магазинам Петербурга было решено сначала всё-таки заскочить на заседание студенческого совета. Собрание затянулось, и Адлер всё чаще поглядывала на часы. Важные вопросы не поднимали, и заседание постепенно превращалось в бесцельную приятельскую беседу. В какой-то момент Лия начала жалеть о том, что пришла, но то, что она услышала от соседки по креслу, переубедило её и даже заставило отложить до лучших времён срочную подготовку к предстоящей вечеринке. Она решила незамедлительно поделиться этим с Викой Протасовой.

Неприятные известия

День Ивана Голдина не предвещал ничего необычного. Он сидел в своём кабинете в полной тишине и пил чай из фарфоровой чашки. Здание Дома моды «Шереметев» располагалось на Дворцовой набережной, и из окон кабинета Голдина открывался потрясающий вид на Петропавловскую крепость. Правда, потрясающим он был только первые пару раз, спустя время глаз привык, и вид стал обыденным.

Начало рабочего выходного было непродуктивным. За завтраком после раннего подъёма Иван увидел снегопад и, выйдя из дома, сначала обрадовался ему. Наконец в Санкт-Петербург пришла настоящая зима с новогодних открыток! Однако почти сразу детский восторг сменили насущные проблемы.

К двадцати пяти годам Иван Голдин уже занимал место модельера в одном из самых известных модных домов Петербурга. В последнее время в минуты забвения смущало одно – символ коллекции, а вернее, его отсутствие.

Владелец Дома моды – Пётр Шереметев – с трудом смог выбить приглашение на грядущий показ в Токио. На кону стояло всё: его имя, доход, бизнес. И именно Голдину поручили создать и представить коллекцию.

Несмотря на прочные позиции в российском мире моды, «Шереметев» нёс убытки. В прошлом году пришлось закрыть два из трёх бутиков в Москве и один в Санкт-Петербурге.

Пару лет назад в качестве последней попытки удержаться на плаву «Шереметев» объявил набор молодых и инициативных кадров, способных по-своему взглянуть на моду и изменить положение дел. Пётр посчитал, что Дому необходим глоток свежего воздуха, и не прогадал. Так в стенах кабинета на Дворцовой набережной появился Иван Голдин, подающий большие надежды парень, который незамедлительно приступил к делу. Специально для его коллекции объявили кастинг моделей, и среди множества кандидаток выбрали семь девушек двадцати с небольшим лет.

В Доме моды их стали называть «золотой группой», несколькими коллекциями они почти закрыли дыры в бюджете. Продажи поднялись, а в некоторых бутиках даже превысили показатели за предыдущий год. Теперь оставался решающий шаг – показ в Токио, который либо принесёт успех и процветание, либо обернётся провалом, от которого Модный дом не сумеет оправиться.

Новогодняя коллекция состояла из верхней женской одежды и торжественных платьев, одно из которых должно было стать вишенкой на торте – символом и главным платьем. Именно с ним у Голдина возникли трудности. Черновой эскиз давно был готов, Иван беспрестанно вносил поправки: то не устраивает рукав, то подол. Уже неделю модельера не посещало вдохновение, и он страшно раздражался из-за этого. Мог часами сидеть и молчать, затем начинал бродить по кабинету в поисках идеи, но она, как ушедшая любовь, не появлялась.

Может, соль была в том, что Иван отличался излишней педантичностью? Или в его самобытности? Он всегда шёл наперекор и старался отличиться. Например, заявлял, что время безликих моделей и несуразных образов на подиумах должно рано или поздно закончиться, и ему на смену придёт мода более приземлённая и изящная, человечная. Идеальной моделью на показе Иван представлял довольную улыбающуюся девушку, которая демонстрирует наслаждение от своего наряда, что шло вразрез с современной идеей модели-манекена. На его взгляд, ошибочным было превращать живых людей в куклы и вешалки. Кому захочется смотреть на одежду, которую носит девушка с очень грустным лицом, словно её насильно засунули в мешок из-под картошки и выставили на публику?

Иван засмотрелся на узоры чайной чашки – золотая хохлома игриво разбежалась по белому фарфору. Его любимое сочетание цветов. Сделал небольшой глоток и прикрыл глаза.

Чайную церемонию прервал стук в дверь. Не дожидаясь ответа, стучащий распахнул её и вошёл.

– Я только что от Шереметева. Он злится из-за стоимости тканей, которые ты запросил для пошива, – раздражённо бросила Настя и хлопнула дверью. – Неужели нельзя было заменить на что-то подешевле?! Ты хоть иногда поглядывай на курс валют! И вообще, мне надоело выслушивать его крики, как будто я во всём виновата!

Голдин неспешно открыл глаза:

– Ты сама согласилась быть «посыльной совой».

– Ещё раз так скажешь, и твоя кружка полетит тебе в голову.

Настя была одной из моделей «золотой группы». Обладательница фигуры «песочные часы», она могла похвастаться помимо этого копной тёмных каштановых волос, всегда пышно обрамлявших лицо. Её аккуратный носик был немного вздёрнут, пухлые губы неизменно накрашены красной помадой. Драматичный образ, на который однажды повёлся Иван Голдин. Она стала его девушкой, и их союз получился довольно контрастным: золотоволосый парень с голубыми глазами и эффектная жгучая брюнетка. В основном пара хорошо ладила, за исключением рабочих моментов.

– Это чашка, – спокойно заметил Голдин. – Он сказал что-нибудь ещё?

– О-о-о, много чего ещё! Орал, что возложил на нас огромные надежды, а мы тянем со всеми возможными сроками. Интересовался, готово ли главное платье.

– И что ты сказала?

– Что оно готово.

Иван причмокнул губами и опрокинул в себя остатки чая.

– Ты сейчас серьёзно?! Ваня, ты должен, нет, ты обязан представить Шереметеву готовую коллекцию! А когда всё шить? Ты же потом будешь, как всегда, вносить свои поправки туда, где и так всё было хорошо!

– Хватит! – Голдин отрезал резче, чем собирался, но тут же выдохнул и взял себя в руки. – Извини.

Настя закусила губу. Она всегда делала так, когда нервничала.

– Надеюсь, ты придумаешь что-нибудь.

Проблемы с коллекцией сказывались на всех: необходимо было давно начать репетировать, утвердить модели, отчитаться перед организаторами показа. Промедление затягивало процесс и означало, что работать придётся в режиме нон-стоп и буквально ночевать в Доме моды.

Пара некоторое время посидела в молчании, пока из телефона Насти не раздался звук уведомлений. Взглянув на них, она опешила:

– Ваня…

Голдин не ответил. Но вид у него стал озадаченным. Он знал, что означает такая реакция Насти – ничего хорошего.

– Одна модель выбывает из группы на время показа, вторая под вопросом.

– Что?!

– Марина сломала ногу вчера ночью. Одному богу известно, куда она шла. А Жанна сейчас в больнице с подозрением на аппендицит. Вечно только курит, пьёт и ничего не ест.

– Твою ж… – последовали непристойные ругательства, сопровождаемые размышлениями об отсутствии ответственности в части пищевого поведения и зрения во время ходьбы по оледенелым тротуарам.

Настя отвечала на возмущённые тирады Ивана молчаливыми кивками. Голдин вскочил и заходил по комнате, его переполняла злость. Крича, он махал руками и весь раскраснелся. Только этого сейчас не хватало! Главное платье не готово, времени нет, ещё и модели подводят! Вот тебе и «золотая группа»… В итоге возмущение переросло в отчаяние: нужно было как-то выходить из бедственного положения, но будто сама судьба отталкивала его от заветной цели. Модельер грузно плюхнулся в своё кресло и потер лоб. Как после шторма наступает штиль, после сотрясания воздуха пришло угрюмое молчание. Тяжёлый спёртый воздух кабинета, казалось, стал ещё плотнее, жёлтый свет лампочек в состаренной люстре словно приобрёл звучание и жужжал, гудел, раздражал.

– Хочешь чаю? – пробурчал Иван.

– Только если с коньяком, – отозвалась Настя.

Голдин усмехнулся:

– Этого не обещаю, но покрепче заварю.

Он поднялся с мягкого кресла и прошёл в дальний конец кабинета к кофейному столику. Руки сами знали, какой чай любит Настя, – очень крепкий, даже горький чёрный чай с двумя щедрыми ложками сахара. Вскоре напиток был готов и дымился в такой же фарфоровой чашке, что и у Голдина. Чаепитие заставило немного отвлечься от неприятного разговора и приступить к принятию экстренных мер.

Новости

Вика копошилась на кухне, гремя тарелками и чашками, пока брат прикорнул на диване. Послышался щелчок чайника – всё было готово. За дверью раздался стук каблуков, а затем воздух пронзил громкий дверной звонок. Гостья пришла.

Заснеженная Лия с порога начала тараторить:

– На улице настоящая зима! Снегу навалило целые сугробы, и он всё ещё идёт!

Адлер всучила Вике пакеты из «Буше», встряхнула свою шубу, и мелкие брызги рассыпались дождём на блестящий белый ламинат.

– Лия! Я только вчера помыла полы! – нахмурилась Вика, относя пакеты с долгожданным завтраком на кухню. – Дам тебе тряпку, будешь сама всё вытирать.

– Извини, – рассмеялась Адлер, – сейчас ещё с сапог натечёт, но я успею убежать, пока ты это заметишь.

– Ага, конечно. Здесь и без тебя хватает любителя не отряхивать ноги. Женя! Ты где?

– Здесь я, уже встаю…

– Здравствуй, Женя, – шепнула Лия, заглянув в комнату и умилившись заспанному выражению лица и всклокоченной шевелюре, – я принесла тебе круассан с солёной карамелью.

Парень расплылся в улыбке и сладко потянулся. Что может быть лучше свежего хрустящего круассана с утра? Ещё и из рук такой внимательной девушки.

Протасов без промедлений поднялся с дивана и потопал на кухню. Там его уже ждали кружка дымящегося чая и упомянутое кушанье. Он ухватил выпечку и с наслаждением откусил. Приятный хруст взбодрил сознание, круассан оказался ещё тёплым.

– Так что за дела у тебя были в субботу утром? – спросил Женя.

– Ох, совсем забыла! Для начала я приглашаю вас к себе на Новый год, хочу закатить небольшую тусовку человек на девять с горой разной еды, конкурсами, подарками!

Вика и Женя переглянулись.

– Только не говорите, что собрались домой. Нет! Нет, нет!

– К сожалению, да. Мы бы с удовольствием пришли, но семья ждёт нас на праздники.

– Ребята, ну пожалуйста, вы чего, какой Магадан? Что вам там делать?

Вика хотела возразить, но брат не дал ей сказать:

– И в самом деле, Вик, зачем нам ехать? Там, как обычно, никого нет и ничего не происходит, только еда, родственники и ужасный холод, мы устанем через пару дней.

– И в самом деле, Женя, – пробурчала сестра и добавила: – Как всё у тебя просто! А что скажут родители?

– Ваша жизнь теперь здесь, со мной! – наседала Адлер.

Она улыбнулась во все тридцать два зуба и театрально развела руки, приглашая в объятия:

– Я – ваша семья!

– Мы подумаем.

– Ура! Я очень рада, приглашения отдам вам позже, когда сделаю их. Ещё не выбрала цветовую гамму, но уже в процессе. Как раз поэтому я вышла так рано сегодня – хотела успеть купить всё самое красивое для нашего праздника.

– Но где же твои килограммы игрушек? – заметила Вика. – Как ты отложила такую срочность?

– За этим я сюда и пришла, – начала Адлер, деловито размешивая сахар в чашке. – На студсовете сегодня…

– Ты ещё и на студсовете была…

– Женя, не перебивай меня! В общем, сегодня на собрании ко мне подсела Анжелика с пятого курса и рассказала, что её пригласили на кастинг моделей.

– Анжелику? Она же совсем низкая, – нахмурилась Вика. – Может, это развод?

– Вот и я так подумала, но потом она рассказала подробнее, и это действительно интересно. Дом моды «Шереметев» сейчас ищет двух моделей для грядущего показа, по крайней мере, одну точно. Со вторым местом пока неясно, но вполне вероятно. Как я поняла, делается это в очень срочном порядке, поэтому они не стали давать официальное объявление, чтобы провести всё тихо и не привлекать толпы желающих. Модели сами пригласили своих подруг.

– Погоди-ка, «Шереметев»… Разве не туда ты в прошлом году ходила на кастинг? – Вика вспомнила, как Лия сидела на этой самой кухне год назад и расстраивалась из-за того, что не прошла отбор.

– Да, это потрясающее место! Мне так нравятся их работы, особенно зимняя одежда, моя шуба как раз из их прошлогодней коллекции. Думаю, нам стоит пойти.

– Нам?! – Протасова поперхнулась чаем.

Её не слишком привлекала перспектива ходить по кастингам. Да и сама карьера модели никогда не была её мечтой. Вика не понимала девочек, которые в двадцать два года всё ещё мечтают пробиться в мир высокой моды. Это казалось чем-то недостижимым, сказкой. Большинство историй, которые она слышала, заканчивались рассказом о потраченном времени. После модельных агентств девочки имели пару рекламных публикаций и нереализованные амбиции. Только одна её знакомая добилась «медийности» – снялась для крупного российского бренда одежды, теперь периодически мелькала в программе «По делам несовершеннолетних» на «Домашнем». В последней передаче она украла сервелат – сомнительная слава.

– Конечно, почему бы и нет? Нельзя упускать такой шанс!

– Может, я не хочу?

Адлер отмахнулась:

– Хочешь. Это же интересно! Попробовать стоит в любом случае. Вдруг получится.

– Спасибо, но я лучше зароюсь в плед и почитаю.

– Протасова, ты же не замухрышка какая! Нечего зарываться, твои книжки никуда не денутся.

– Ты не отстанешь, да? Но нам ведь нужно быть приглашёнными – мы в их число не входим.

Адлер, явно довольная собой, расплылась в изящной хитрой улыбке:

– Вообще-то входим. Я попросила Анжелику сказать, что с ней придут две подруги.

– Лия!

– Я знала, что ты дашь добро! Сначала она отказалась, но я пообещала поставить её ведущей на пару мероприятий, помню, как она доставала меня с этим в прошлом году. Я умею быть убедительной.

– Ну ещё бы. Тебе слово – ты десять в ответ.

– Отлично! – воскликнула Адлер. – Сбор завтра в 12:00 в здании Дома моды. Женя, ты пойдёшь с нами, нам необходима твоя поддержка.

Прозрение

Вечером того же дня Иван Голдин вбежал в свой кабинет с горящими глазами. Наконец на него снизошло озарение. Ведомый вдохновением и восторгом, он отыскал среди своих многочисленных записей и зарисовок эскиз главного платья.

«С фасоном всё было в порядке, как и с длиной, рукавами… какой же я… цвет, всё дело в нём!»

Голдин схватил маркер со стола и провёл яркую толстую линию посередине листа, после чего дыхание его стало прерывистым. Это оно – то самое! Он уверенно поднял листок и просиял. Нашёл!

– Хватит золота, платье будет красным, – с победой в голосе произнёс он и потянулся к телефону.

Воскресное утро

Дом моды «Шереметев». От одного названия в мыслях вырастает помпезный дворец. Реальность ушла недалеко: массивное трёхэтажное здание с золочёными вензелями, греческим орнаментом встречало колоннами у главного входа и литым балконом на втором этаже. В сводчатых окнах виднелись тяжёлые люстры и лепнина на потолке, а рядом с огромной деревянной дверью красовалась статусная золотая вывеска с тиснением.

У Дома моды толпились девушки, только собрались они не у входа, а чуть в стороне – у ворот во внутренний двор. Их гомон доносился в непосредственной близости, однако разобрать смысл животрепещущего разговора было нельзя.

Женя поинтересовался у одной из претенденток, начался ли кастинг. Но та вместо ответа мотнула головой и указала пальцем в сторону арки. Она вела себя странно и пыталась что-то сказать, но не могла говорить внятно. «Заикается», – подумал Протасов.

– Там… наверное, из-за этого.

– Из-за чего?

Она не ответила, развернулась и стремительно зашагала прочь. Женя направился во внутренний двор. Ворота оказались открытыми, толпа внутри поредела, но всё равно мешала проходу. Пробравшись сквозь неё, парень огляделся.

Сначала он не заметил ничего необычного: двор-колодец, каких в Петербурге много, но поняв, куда смотрят все остальные, обомлел. На снегу, похожее на сугроб, лежало тело девушки. Заметённое, оно не сразу бросалось в глаза, отчётливо виднелась лишь белая рука с клочком бумаги между пальцев. Женя приблизился и потерял дар речи, он не верил своим глазам. На снегу в белом платье лежала она – Оля Чайкина. По крайней мере, мёртвая была как две капли воды на неё похожа. Он подошёл ближе в надежде, что обознался, но ошибки не было.

– Вы нащупали пульс?! Вызвали скорую? – бросила Вика толпе и подалась вперёд, намереваясь приблизиться к телу.

– Не подходите и ничего не трогайте! Всех уже вызвали! – волевым голосом остановила её брюнетка, нервно набиравшая сообщение в телефоне. – Я из Дома моды, мы уже предприняли все меры.

Вокруг только и делали, что перешёптывались и бродили туда-сюда. Вика взяла брата под руку и принялась что-то говорить ему, но Женя не слышал. Вернее, слышал, но не слушал. Его так поразила увиденная картина, что ноги стали ватными, а окружающие звуки смешались в голове в неразборчивый гул.

– Что случилось? – произнёс он, обращаясь к брюнетке, но та не ответила, лишь продолжала барабанить пальцами по экрану.

– Мы её знаем, это же Оля Чайкина? – спросила Вика.

Брюнетка оторвалась от телефона и оглядела двоих незнакомцев:

– Да, это она. Вы её знакомые?

– Мы близко дружили в детстве, – ответил Женя. – Так что случилось?

– Я не знаю, сама пришла недавно, она уже лежала здесь, – брюнетка тяжело вздохнула. – Ничего не понимаю, но она мёртвая.

Женя вперился взглядом в тело, бездвижно распластавшееся в паре метров от него. Воспоминания о первой любви снова пронеслись в голове, сменяя друг друга. Нет, это не она. То, что сейчас лежит рядом, не может быть ей… они даже не похожи. Улыбчивая добрая Оля и мёртвое белое тело. Оля Чайкина – лёгкая на подъём, такая активная, яркая, а это даже не живое. Может, это кукла? Или манекен? Затошнило.

– Мне нужно в уборную.

– Идите в Дом моды, на третий этаж, потом направо по коридору, там найдёте дверь, – указала брюнетка, пытаясь кому-то дозвониться.

Вика взяла брата за руку и помогла пробраться сквозь толпу, за ними последовала и Лия. Не без труда открыв тяжёлую дубовую дверь, Женя прошёл в здание.

– Всё нормально? – встревожилась Адлер.

Парень кивнул в ответ и взбежал по лестнице, показавшейся ему нескончаемой. Рухнув на колени, он несколько минут провёл в обнимку с «фаянсовым другом», хотя и тошнить было нечем: рефлекс вызвал шок. Покачиваясь, Женя поднялся на ноги. «Соберись», – сказал сам себе и прошёл к умывальникам у окна.

Наклонившись, чтобы набрать воды, он дёрнулся: в нос ударил запах затхлого сигаретного пепла, он шёл от стоящей рядом, на подоконнике, пепельницы. В ней лежала пара злополучных окурков с розовыми следами. Какие-то девочки постарались ухудшить его положение. Резкая вонь вызвала новый позыв, но парень сумел его сдержать и поднял глаза на зеркало. На него смотрело лицо человека, который словно не понимал, где находится, и с трудом мог вспомнить своё имя. Женя поспешил вернуться к сестре и Лии.

– Может, лучше нам уехать? – в глазах Адлер читалась тревога.

– Давайте выйдем на воздух, – предложила Вика.

Гул проезжающих автомобилей дополнился усиливающимся воем сирены. Из машины вышли люди в форме и двинулись к толпе потрясённых девушек, которая поглотила их, впустив во внутренний двор Дома моды.

– Всем разойтись! – послышалось оттуда.

Сестра в упор смотрела в экран телефона, ожидая такси, которое двигалось слишком медленно – так бывает всегда, когда очень хочется скорее покинуть какое-то место. Лия обратила внимание на нескольких девушек, собравшихся чуть поодаль ото всех.

Их было пятеро. Крашеная блондинка с каре, одетая в короткую светлую шубку, вальяжно курила, прислонившись к стене. Рядом с ней стояла девушка в зимнем пальто шоколадного цвета, её губы бордового оттенка были беспристрастно поджаты, она озиралась по сторонам и, казалось, совсем не была заинтересована происходящим. Эффектная брюнетка, с которой Жене и Вике уже довелось поговорить, о чём-то нервно спорила по телефону. Ей судорожно кивала девушка в длинном пуховике и смешной шапке, готовая расплакаться. Пятая дрожала то ли от холода, то ли от смятения, то и дело поправляя жиденькие русые волосы. Адлер узнала в них моделей: видела на рекламных постерах и пару раз натыкалась на их странички в соцсетях.

Такси подъехало, и троица двинулась подальше от Дома моды, который вскоре скрылся за поворотом.

***

Женя с трудом приоткрыл тяжёлые веки. Суставы ломило, а ногам стало жарко под толстым пледом. «Который час?» – подумал он. Телефон показал четырнадцать сорок семь и пропущенные звонки от мамы.

Сначала парню показалось, что ему приснился странный сон о кастинге и мёртвой подруге. Он проснулся в своей комнате, на диване, как положено, но, обнаружив себя одетым, понял, что все эти события произошли наяву. Женя постепенно возвращался в реальность. Его близкий человек мёртв, это точно была Оля: он видел её лицо, холодное и бледное. Но как такое могло произойти? Конечно, люди умирают, это происходит ежедневно, но всегда кажется, что твой ближний круг смерть обойдёт стороной. Разве можно умереть, когда толком ещё не пожил? Когда тебе чуть больше двадцати и ничего не предвещает беды? К сожалению, неоправданные представления разбились о жестокую реальность. Смерть приходит ко всем, не считаясь с возрастом, судьбой, да и с чем-либо ещё.

Женя перезвонил маме.

– Сынок! Ты почему не отвечаешь?! – заволновалась она.

– Привет, мам. Уснул, – парень устало поморщился.

– Женя, у вас всё хорошо? Мы с отцом узнали, что у Чайкиных погибла дочка – Оля, помнишь её?

– Конечно. Я видел её тело. – Протасов вкратце поведал утреннюю историю.

– Какой кошмар! Будьте аккуратными, следите друг за другом! – причитала мама. – Мы ходили к ним домой, поддержали, но что тут скажешь… окажем любую помощь. Мама Оли сейчас покупает билеты в Питер, будут перевозить тело, чтобы дома похоронить. Я прошу вас, заботьтесь друг о друге! Нет ничего хуже для родителя, чем потерять своего ребёнка.

Протасов закончил разговор и, услышав голоса из кухни, решил присоединиться.

– Ты уже проснулся? Я думала, поспишь подольше, – спросила Лия. – Хочешь чаю?

Женя не отказался. Утренняя снежная мгла рассеялась, и теперь всю комнату заливал солнечный свет.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась сестра.

– Сейчас нормально, мне стало плохо, когда я увидел Олю. Переволновался или, может, небольшой шок.

– Небольшой? Да на тебе лица не было! Мы довели тебя до такси, а дома ты почти сразу рухнул спать. – Адлер поставила на стол кружку ароматного чая с лимоном. – Насколько близко вы общались?

– Близко, – ответил Женя. – Оля была хорошим другом. Пусть наши пути и разошлись ещё до переезда.

– Сочувствую… Интересно, отчего она умерла?

– От падения, конечно, – заявила Протасова.

– Думаешь?

– По крайней мере, мне так показалось.

– Если так, то почему она упала? Поскользнулась на подоконнике или сама…

– Девочки, хватит, давайте не будем об этом говорить. Уверен, что это какая-то случайность. Оля никогда не пошла бы на такое, наоборот, она всегда находила повод улыбаться, поддерживала всех. Нет, это невозможно.

– Извини, – потупила взгляд Лия и, немного помолчав, произнесла: – Вы всё же давно не общались, может быть, она изменилась.

– Если я сказал, что Оля не могла этого сделать, значит, так и есть. Настолько сильно люди не меняются.

– Мы не пытаемся тебя убедить в чём-то, просто ты не знаешь, что происходило с ней долгое время. Может, случилось что-то страшное, из-за чего она отчаялась.

– Конечно, – вмешалась Вика. – Мы не знаем, как она жила, что у неё происходило. Она могла измениться до неузнаваемости, хотя я согласна и с Женей, Оля – последний человек, о котором можно подумать что-то подобное: всегда на позитиве, всё всегда хорошо… раньше было, по крайней мере.

– Серьёзно, хватит! Давайте поговорим о чём-то другом. Мало тем, что ли?

Повисло неловкое молчание. Очевидно, другие мысли в голову не приходили, да и отвлечься казалось жестоким и неуважительным по отношению к Оле и чувствам Жени, но раз парень сам попросил…

– Как вы думаете, что будет с кастингом? – нашлась Адлер.

– Точно, вряд ли его отменят. – Вика взяла в руки телефон. – Напишу Анжелике, может, с ней связались.

В чайной

Вика Протасова оказалась права: кастинг перенесли на семь вечера того же дня. Анжелика оставалась у Дома моды до последнего, пока не увезли тело. Из разговоров ей стало ясно, что следователям необходимо опросить всех, кто мог бы пролить свет на происшествие, а значит модели, Голдин и прочие работники «Шереметева» будут заняты делами поважнее, чем отбор претенденток. Мрачное событие застало врасплох, как снег в июле, однако работу нужно было продолжать, поэтому «золотая группа», теперь уже без двоих своих членов, решила собраться в чайной Дома моды после ухода следователей.

В комнате с длинным столом находились пятеро. Иван Голдин угрюмо смотрел в окно на внутренний двор, туда, где всего пару часов назад обнаружили труп. «Так странно, – думал он. – Встреча со смертью, особенно знакомого человека, представляется как нечто шоковое, страшное, даже вызывающее панику в какой-то степени». Но Голдин испытывал лишь усталость и небольшую головную боль. Значит ли это, что он жестокий человек? Может, он не паникует, потому что труп обнаружили без него, кто знает…

Следователь интересовался, видел ли Иван что-то необычное перед уходом накануне, не заметил ли странности в поведении Оли. Тот ответил, что ничего не давало повода для беспокойства. С ним оказались солидарны и остальные опрошенные: никто ничего не видел и, конечно же, не заметил. Сотрудники правопорядка взяли записи с камер видеонаблюдения и уехали в отдел, попросив сообщить, если удастся вспомнить что-то важное.

Именно этим сейчас и занимались остальные участницы группы – вспоминали.

– В общем, я сказала, что ничего необычного не было. В записке она написала, что не может жить без парня или что-то вроде того. Я помню, что они расставались с Максимом, – размышляла вслух Жанна, тарабаня ложкой в чашке с чаем.

– Сомневаюсь, по-моему, у неё был Марк, и в записке было сказано: «Ты не оставляешь мне выбора», – Рита говорила отвлечённо, поглощённая своим отражением в карманном зеркальце. Казалось, произошедшее не сильно её заботило.

– Какая разница? – скривилась Жанна. – В любом случае она дура.

– Жанна, – грозно подняла глаза Настя, оторвавшись от телефона. Она была занята рассылкой сообщений участницам кастинга о переносе времени.

– Нет, а что, вы считаете это нормальным? Бросаться из окна из-за расставания с парнем. Если она такая ранимая, то не представляю, как бы ей жилось дальше.

Кристина прерывисто вдохнула, поправив жиденькие волосы.

– А ты чего вздыхаешь? – в голосе Жанны басом прокатились хамоватые нотки. – Вы же с ней были подружки, неужели не заметила, что ей плохо?

– В общем, нет, – едва слышно ответила Кристина. – Мы не близко общались, но я не думаю, что осуждать её сейчас правильно.

– Мне не важно, правильно это или нет. Я считаю, глупо так делать. Тем более она была очень даже симпатичная, из обеспеченной семьи. Не понимаю, откуда у неё могли быть какие-то проблемы.

– Жанна, хватит греметь ложкой, сахар давно растворился. – Рита всё ещё критично смотрелась в зеркальце, теперь сравнивая стрелки на веках. – Вообще-то я заметила пару дней назад, как кто-то плакал в туалете, но не стала интересоваться, кто это и что стряслось.

– А может, стоило? – выпалила Кристина.

– Она была в кабинке. – Рита деловито закатила глаза. – Мне нужно было постучаться к ней или заглянуть под дверь?

– Если бы вы хоть немного думали о чувствах других…

Кристину прервала Настя:

– Девочки, перестаньте. Взаимные обвинения ни к чему не приведут, тем более она не показывала напрямую, что ей плохо или нужна помощь. У нас есть более насущный вопрос, как бы жестоко это ни звучало. Дождёмся Сашу, обсудим всё и разойдёмся на пару часов, всем нужно успокоиться.

Спорить никто не стал. Через пару минут в коридоре послышались шаги, и в чайную вошла заплаканная Саша. Она скинула с себя пуховик и присела на свободный стул.

– Ну что, ты что-то видела?

Девушка пробормотала «нет» и шмыгнула носом.

– Итак, начнём, – продолжила Настя. – Ваня, может, ты хочешь что-то сказать?

Голдин устало пожал плечами, предоставив девушке право вещать за него. Все и так понимали, зачем собрались.

– К сожалению, происшествие с Олей… – начала Настя.

– Смерть.

Брюнетка неодобрительно зыркнула на Жанну: какая бестактность, можно было промолчать ради приличия.

– Ты, как всегда, прямо. Смерть Оли означает, что освободилось ещё одно место в группе для показа, поэтому отобрать нам нужно двух девочек. Впрочем, мы изначально и объявили набор двоих: боялись, что Жанна останется в больнице.

– Рано списали меня со счетов.

– Так или иначе, сегодня в семь часов к нам придут кандидатки. Их будет меньше, чем утром: многие отказались участвовать, но человек двадцать будет точно.

Кастинг

Кастинг вот-вот должен был начаться, но участницы продолжали наполнять просторный светлый зал. Их в сравнении с утренней толпой поубавилось, однако конкуренция всё равно оставалась высокой.

Женя с сестрой и Лией расположились в креслах в первом ряду, прямо у подножия огромного чёрного подиума, раскинувшегося на половину зала. При входе в здание Протасов старался не смотреть в сторону внутреннего двора: от мыслей об утренних событиях становилось не по себе. Вот и сейчас он гнал печаль, убеждая себя улыбнуться и поддержать девочек.

Вика и Лия были одеты в простенькие футболки и велосипедки: такие условия выдвинули для прохождения кастинга. Макияжа тоже следовало нанести как можно меньше, однако здесь обе проштрафились – минимум, но не отсутствие. Вика подвела глаза, а Адлер, по скромному мнению Протасова, словно светилась изнутри. По-женски это называется хайлайтер.

Помпезность Дома моды снаружи подкреплялась и обстановкой внутри: высокие потолки в лучших традициях дореволюционной России, хрустальные люстры, канделябры и море зеркал. На главной лестнице первого этажа прибывающих участниц встречала Настя Орланова – жгучая брюнетка в красном брючном костюме, с которой Жене и Вике удалось поговорить утром, она приветствовала входящих и направляла в зал для показов на третий этаж.

Невольно создавалось впечатление, что хозяйка бала встречает гостей у порога своего нескромного жилища: держалась она доброжелательно и беззаботно. По крайней мере, так казалось.

– Семь минут до начала, – тихонько пролепетала Лия. – Что-то я волнуюсь, да и от запаха духов уже тошно, как в «Летуаль» Восьмого марта.

– Если ты волнуешься, то представь, каково мне, – наклонилась к ней Вика. – Не помню, когда последний раз надевала каблуки… Хоть бы не завалиться на этом их подиуме.

– Спокойно, девочки, чего вы переживаете? – Протасов постарался говорить как можно увереннее, дабы успокоить своих спутниц. – Вам нужно всего лишь красиво покружиться, вы же не в рукопашном бое соревнуетесь.

– Женя, лучше молчи, – вздохнула Вика. – «Покружиться»…

– Ага, как снежинки на утреннике, – поддакнула Лия.

Часы показали ровно девятнадцать ноль-ноль, и в зал стройным рядом вошли модели. От их появления все стихли и замерли. Пять абсолютно непохожих друг на друга девушек уверенно шагали на каблуках, словно в них и родились. Выглядели они превосходно: шикарная одежда, безупречные макияж и причёски, всё в них говорило: «мы соответствуем вашим ожиданиям». Предводительствовала в колонне Настя. Пока остальные рассаживались за столом напротив подиума, она остановилась перед ним и с улыбкой осмотрела присутствующих.

– Добрый вечер, дамы, – тут взгляд её упал на Женю, – и их очаровательные спутники. Все знают, зачем мы собрались сегодня, поэтому без долгих предисловий. Вам выпал шанс попасть к нам в очень упрощённом порядке, но не думайте, что всё будет слишком легко. Выбрать двоих из вас сегодня предстоит нам – действующим моделям, возможно, позднее присоединится и главный модельер Иван Голдин. От вас требуется парами пройтись по подиуму, задержаться в центре и медленно повернуться на триста шестьдесят градусов.

– Покружиться, я же говорю, – шепнул Женя Лии на ухо.

– Далее вы проходите на конец подиума, задерживаетесь там на три секунды, после чего разворачиваетесь, следуете к началу и уступаете место другой паре. Вызывать будем пофамильно. Для наглядности Жанна и Рита сейчас продемонстрируют то, что я сказала.

Последние слова она выделила особенно чётко. Блондинка в синем кителе и обладательница бордовой помады вышли из-за стола и направились к началу подиума. Настя продолжила:

– Когда каждая из вас пройдётся по одному разу, мы выберем тех, кто нам понравился, и внимательно отсмотрим.

– Надеюсь, догола не разденут, – шепнула Вика.

– Внимание на подиум! Девочки, начинайте.

Жанна и Рита спокойно и синхронно прошлись по указанному маршруту, не глядя под ноги. Казалось, разбуди их посреди ночи – они с закрытыми глазами пройдут по прямой.

– Если все готовы, предлагаю приступить.

Возражений не последовало.

– Музыку!

В зале заиграла ритмичная мелодия, на что колени Лии отозвались лёгкой дрожью. Приближался момент икс, незнакомые фамилии всё звучали, конкурентки одна за другой выполняли заявленные несложные движения, пока, наконец, не объявили: «Готовятся Адлер и Протасова».

– Лия, я дрожу, – прошептала Вика.

– Улыбайся и получай удовольствие, – Адлер выдохнула, взяла подругу за руку, и они вместе поднялись на подиум.

***

Настя Орланова закрыла дверь в чайную как раз в тот момент, когда чайник издал характерный щелчок, извергая клубы пара.

– Что скажете? – спросила она.

– Что лучше нас никого нет, – улыбнулась Рита, вставая за чашкой. – Если честно, у меня всё в голове смешалось. Они все вроде бы ничего, но и не ах… Короче, я не знаю.

– Согласна, – кивнула Саша. – Сложно вот так выбирать, давайте пройдёмся по списку?

Орланова положила листок с фамилиями в центр стола.

– Мы уже отсеяли половину, осталось десять человек.

– Не поняла, а почему мою Лену вычеркнули? – выпучила глаза Жанна. – Я сама её пригласила, между прочим, мы с ней когда-то работали в паре.

– Потому что она ходит вприпрыжку и плечи слишком широкие, – ответила Настя.

– Зато Протасову оставили! Она вообще рыжая.

– Я тоже наполовину рыжая, – заметила Рита.

– Так не бывает, – скривилась Жанна, – ты шатенка.

– Девочки! Мы почти два часа смотрим их, – повысила голос Настя, – давайте определяться.

– Я предлагаю Адлер, – мягко произнесла Саша, указывая аккуратным ноготком на фамилию в списке. Саша Нагаева была похожа на фарфоровую куклу: тёмные гладкие пряди, светлая кожа, чувственные губы, большие синие глаза сияли из-под изогнутых бровей. – Она стройная, чувствует ритм, лицо выразительное.

– Категорически нет, – отрезала Рита. – Она похожа на гибрид Кристины и Жанны. Блондинка с правильными чертами лица – оригинально…

– Мне она тоже понравилась, – возразила Настя. – Держится уверенно, у нас нет времени переучивать кого-то. Что касается Протасовой, она необычная, весьма приличная фигура и лицо такое… аскетичное, что ли.

– Обычное у неё лицо, – отозвалась Жанна. – И ноги еле ходят.

– Не сочиняй, нормальные у неё ноги! – нахмурилась Орланова. – Прости, что не взяли твою Лену, но она объективно не подходит. Протасова чуть сутулится, но это поправимо. Кристина, что ты думаешь?

Кристина закусила губу и элегантно поправила русые волосы. Из всех моделей она выглядела наиболее лёгкой: тонкость проявлялась во всех чертах внешности, что навевало образ аристократки.

– Я считаю Адлер и Протасову самыми подходящими. Остальные либо похожи на кого-то из нас, либо в числе зачёркнутых. К тому же эти двое умеют подать себя, что тоже очень важно.

– И я за них, – закивала Саша, – ну… и одна из них знала Олю Чайкину, думаю, будет правильно взять её.

– Это-то тут при чём? – закатила глаза Жанна.

– Так мы поступим уважительно по отношению к ней, раз уж пришлось искать замену. – При последних словах на большие глаза Саши набежали слёзы.

– При всём уважении, она больше не имеет права голоса.

– Жанна, зачем ты так?! – неожиданно громко произнесла Кристина.

– Извините, я не могу об этом не думать, – заплакала Саша.

– Успокойтесь! – скомандовала Орланова.

«Балаган», – подумала Рита.

Решение принято

После объявления результатов в зале началось движение участниц, сопровождаемое возмущёнными перешёптываниями. Жене радостно было видеть победительниц: хоть что-то приятное произошло за этот странный день. Лия пищала от радости, а Вика до конца не могла поверить в то, что её выбрали среди более достойных, на её взгляд, кандидаток.

– Девочки, я попрошу вас остаться ненадолго. Нужно построить общую картину, для этого подъедет наш модельер, – Настя неожиданно появилась за спинами троицы, сияя улыбкой.

– Ненадолго – это на сколько? – нахмурился Женя, его совсем не прельщала перспектива провести остаток вечера в ожидании.

Орланова пожала плечами:

– Всё зависит от модельера. Минут сорок максимум, сегодня мы уже не готовы на долгие репетиции.

– А обычно репетируете допоздна?

Настя иронично усмехнулась:

– Когда как, в дни перед показом пашем до ночи. Я провожу участниц, надеюсь, они не растерзают меня за наше решение. Посидите здесь, скоро остальные девочки придут.

Орланова деловито удалилась, и Вика зашипела на ухо Лии:

– До ночи?! Это что за репетиции такие? Я на это не подписывалась.

– Поздно рыпаться, – шепнула Адлер и улыбнулась куда-то в сторону. – К нам идут.

– Привет! – Девушка, похожая на фарфоровую куклу с глазами Бэмби, подошла летящей походкой, от неё не отставала аристократичная коллега. – Я Саша Нагаева, рада с вами познакомиться.

Вслед за Сашей представилась Кристина Синицина, все обменялись любезностями.

– Как вам у нас? – спросила Нагаева, присев на кресло рядом с Викой.

– Пока не успели понять. Меня привела подруга, сама бы я ни за что не пришла.

– Тебе повезло, что есть такая подруга, – заулыбалась Саша, – вы обе очень красивые! Все девочки были единогласны в своём решении. Надеюсь, вы с нами надолго.

– Спасибо, – засмущалась Вика, – но до вас нам далеко, по крайней мере, мне.

Лия в шутку цокнула языком и с видом знатока произнесла:

– Она вечно прибедняется, нужно это исправлять. Привыкай, теперь мы будем блистать!

– Раньше я тоже считала себе недостаточно красивой, – заметила Кристина. – Меня обзывали анорексичкой на первом курсе, но я махнула на них рукой и пошла в модельную школу. Пока это лучшее решение в моей жизни, я – пример того, что все ограничения у нас в голове.

– В любом случае вы привыкнете, – произнесла Саша, чуть наклонив голову в бок, словно маленькая птичка. – Очень рада знакомству!

Тем временем зал для показов опустел, Женя огляделся по сторонам и заметил в дальнем конце комнаты ещё одну девушку. Она скучающе смотрела в телефон, чинно расположившись за столом импровизированного жюри.

– А кто это там? – тихонько спросил он.

– Где? За столом? Это наша Рита. Рита Казановская, – голос Саши стал тише. – Она не особо общительная, иногда бывает противной, но в душе она очень добрая.

Кристина едва заметно скривила губы и опустила взгляд в пол, что не укрылось от внимания Протасова.

Звонко стуча каблуками, в дверях появилась Настя:

– Главный модельер подъедет через пару минут, и будем начинать. Завтра проведём для новеньких девочек экскурсию по зданию и покажем места в гримёрной.

Орланова нахмурилась, оглядываясь по сторонам:

– А где Жанна?

Последняя не заставила себя ждать, стремительно влетев в зал. По пути она чуть не сбила Настю с ног, задев плечом в проходе. Лицо её покраснело от гнева, а руки она так сильно сжала в кулаки, что костяшки белыми выступами просвечивали сквозь кожу. Она нагрянула словно буря.

– Где моё кольцо? – пробасила блондинка, зыркая из стороны в сторону на моделей.

– Какое кольцо? – опешила Настя.

Жанна резко обернулась к ней, и несколько прядей выбились из-за уха и повисли на лбу. Она походила на разъярённую кошку, готовую наброситься на жертву, как только выпадет случай.

– Издеваешься?! Я каждый день ношу одно и то же кольцо! Из белого золота. С большущим таким сапфиром! Я спрашиваю ещё раз: где моё кольцо?!

– Жаннэт, дорогая, успокойся, – промурлыкала Рита, увлечённая состоянием своих ногтей. – Может, завалилось куда, или уборщица взяла.

– За дуру меня держишь?! Вчера перед репетицией я сняла его в гримёрке и положила на свой стол! Кто-то из вас украл его, и я обязательно узнаю, кто это сделал!

– Не стоит бросаться обвинениями, – мягко произнесла Саша. – Давайте все вместе поищем его в гримёрной. Ты смотрела на полу?

– На полу ты будешь искать своё лицо, если я узнаю, что это ты!

Неожиданно среди женского гомона раздался мужской голос:

– Что у вас случилось?

Иван Голдин застыл в дверях: увиденное заставило его задуматься, стоит ли вообще входить. Влезать в ссору разъярённых дам бывает небезопасно.

– О! Главный модельер подоспел, отлично! – Кричащая Жанна вмиг сменила объект внимания с моделей на Голдина. – Знаете ли вы, господин начальник, что у нас в коллективе воровка?!

– Во-первых, успокойся! – чуть повысил тон Иван и предусмотрительно выставил руки вперёд. – Объясни по порядку, что у тебя случилось.

– С удовольствием! Вчера перед репетицией я сняла своё любимое кольцо и положила его у зеркала, не на край стола, не сбоку, а прямо по центру! Случайно задеть его было никак нельзя! Никто, кроме нас, в гримёрную не заходил, уборщица ушла раньше. Дома я заметила, что кольца на мне нет, однако на том месте, где я его вчера оставила, кольца тоже не оказалось. Между прочим, такое случается не первый раз: недавно у Насти пропал браслет! Правда же?! – Жанна уставилась на Орланову.

– Да, но, может, я сама его потеряла…

– Ничего подобного! Ты оставила его в гримёрке, а потом он пропал! Ты же сама мне говорила! Это уже не смешно! – Жанна обернулась к остальным в зале. – Значит так, я жду своё кольцо на столе, иначе разговаривать будем по-другому.

– У вас всегда так весело? – шёпотом спросила Вика у Саши.

– Постоянно… Это Жанна, вы привыкнете к ней.

Обстановку разрядил Иван Голдин, хлопнув в ладоши и весело произнеся:

– Ну раз всё разрешилось, давайте приступать к делу, – он широко улыбнулся Лии и Вике. – У нас сегодня новенькие, добро пожаловать! Девочки, прошу всех выйти на подиум, посмотрим, каков будет рисунок.

– Он милый, вы бы неплохо смотрелись, – вполголоса произнесла Лия на ухо Протасовой и получила в ответ недовольное фырканье.

– Боже, Лия, иди на подиум.

Построение действительно заняло немного времени, через четверть часа Голдин определился. Помимо индивидуальных выходов планировалась и работа в парах. Лию приставили к Кристине, а Вику – к Саше, Жанна осталась в паре с Ритой, а Настя всегда работала только соло.

– Финальный рисунок будет состоять из лучших представленных образов, включая главное платье коллекции, его обладательница будет стоять по центру. До сегодняшнего дня это была Оля Чайкина…

Иван изменился в лице, и на мгновение Жене показалось, что взгляд его стал туманным, но Голдин быстро взял себя в руки.

– …которая трагически скончалась вчера вечером. Пока я не могу сказать, кто из вас получит платье, но в ближайшее время приму решение. Всем спасибо, можете расходиться по домам и отдыхать! Завтра нас ждёт тяжелый день. Новенькие, – модельер подмигнул Лии, – рад вас видеть. Жаль, что при таких обстоятельствах. Приходите пораньше, скажем, часов в десять – устроим вам экскурсию.

Есть тело, нет дела

Новоиспечённые модели, уговорив Женю пойти с ними, были пунктуальны. На следующий день в назначенное время они без труда нашли кабинет Голдина на третьем этаже. На двери красовалась крупная золотая табличка с гравировкой: «Главный модельер Дома моды «Шереметев» Иван Голдин». Женя невольно подумал о том, что скромности модельеру не занимать.

– Доброе утро! – воскликнул Голдин, оторвавшись от эскизов. Он пребывал в прекрасном настроении и улыбался, как голливудский актёр. – Я как раз ждал вас, Лия и Вика, правильно?

Девочки закивали в ответ.

– А вы… – недоумённо посмотрел Иван на парня.

– Это мой брат Женя, – поспешила представить Вика. – Мы попросили его прийти с нами для поддержки.

Парни пожали друг другу руки.

– Приятно познакомиться. Это немного странно, конечно, обычно мы не пускаем на репетиции посторонних. Но раз уж вы все здесь, в первый день сделаем исключение. Идёмте, я вам всё покажу!

Голдин уверенной походкой водил троицу по коридорам Дома моды. На первом этаже находились гардероб и чайная комната, второй полностью занимали швеи. В основном и главный модельер, и модели находились на третьем: слева от кабинета Голдина располагался зал для показов, справа в глубь здания уходил длинный коридор.

– Здесь мы обитаем, творим, живём, – чинно произнёс Голдин. – Возможно, вам казалось, что закулисье выглядит иначе, но это всего лишь две комнаты. Впрочем, гениальность в простоте. За первой дверью наша гримёрная. Теперь и ваша. Прошу.

За дверью оказалось небольшое помещение со столиками-зеркалами по центру. Каждой модели полагался свой, чтобы она могла подготовиться к показу.

– Класс! – запищала от восторга Лия. – А какие из них наши?

Голдин рассмеялся, умилённо глядя на новую модель. Про себя он отметил, что она очень недурна собой.

– Крайние от окна. Каждое утро следует начинать с макияжа. Девочки приезжают ненакрашенными либо смывают свой домашний мейк и наносят профессиональный. Забирать с собой средства нельзя, но в Доме моды пользуйтесь сколько хотите. Собственно, мы закончили, – подвёл итог Голдин. – Дальше по коридору костюмерная, но она закрыта.

– Почему? – невинные глаза Лии уставились на модельера. – Нам так нравилось всё здесь осматривать.

– Её опечатали следователи. Сказали не входить: они думают, что Оля, наша модель, вчера выпала оттуда из окна… ужасное происшествие.

– Один из наших столиков принадлежал ей? – спросила Вика.

– Да, самый крайний. Но вы можете смело располагаться. Меня заверили, что он не пригодится полиции. Ещё вчера его осмотрели, все личные вещи забрали. Так что теперь он пуст.

Модельер пожелал всем удачи и удалился в свой кабинет. Через некоторое время гримёрная заполнилась моделями.

Женя наблюдал за девушками у окна, потягивая чай, который ему любезно предложила и налила Саша Нагаева. Она показалась ему самой милой из всех: аккуратная, приятная, на первый взгляд – примерная девушка, на которой готов жениться каждый второй парень. От неё прямо-таки веяло добротой и домашним уютом.

За соседним с ней зеркалом красилась Кристина. Женя попытался угадать черты её характера по поведению: спокойные движения и взгляд, ровная осанка, осторожно обращается со своими баночками и палетками. Гордая лань, скромная и воспитанная. Такие девочки обычно прилежно учатся, исполнительны в делах, но совсем не умеют веселиться.

Вот кто точно умеет, так это Жанна. Она не слишком вязалась с образом модели: агрессивная, громкая, нетактичная, судя по её выходке с кольцом, зато её с легкостью можно было представить королевой застолья, причём именно русского – с майонезными салатами, жареным мясом, водкой. Он предположил, что Жанна выросла «во дворе», в компании мальчишек, представил, какая музыка бы ей подошла, и когда понял, что это группа «Воровайки», решил сменить объект внимания.

Следующей под его взором оказалась Настя Орланова. Лежащий рядом с ней телефон без конца вибрировал. Деловая, собранная начальница, вела она себя раскованно и по-лидерски. Интересно, это лидерство было официальным или негласным? Глядя на Настю, можно было сделать вывод, что это не имеет значения: она была из тех людей, которые инстинктивно становятся главными в какой-либо группе. Волевая, гордая, возможно, немного высокомерная.

Верх же высокомерия – Рита, хотя в её случае оно было скорее напускным. Движения напоказ, вальяжность, она будто всем видом пыталась сказать: «Я тебе не по зубам». Взгляд её был хитрым, возникала ассоциация с лисой из сказок. Неожиданно лиса заговорила:

– Кстати, я кое-что знаю о том, что думают следователи насчёт смерти Оли.

Модели перестали краситься и притихли, ожидая продолжения, Женя замер с чашкой в руке. Девушке явно понравилось всеобщее внимание, и говорить Рита не спешила.

– Ну же, не томи, – с раздражением в голосе выпалила Орланова.

– Утром я говорила с отцом, он начальник следственного отдела, уголовное дело заводить не будут. Следователи не нашли признаков преступления: в костюмерной всё чисто, следов борьбы нет, видимых повреждений на теле помимо раны на затылке – тоже. Провели вскрытие и установили причину смерти.

– Чего там устанавливать, – буркнула Жанна. – И так понятно.

– Не скажи, – тихо промурлыкала Рита.

– Тебя поуговаривать надо? Говори давай, интересно же.

Казановской был неприятен тон Жанны, однако молчание об интересных сведениях терзало её куда больше.

– Ладно, скажу. Смерть наступила из-за переохлаждения.

– Чего? – изумилась Саша. – Так она осталась жива после падения?

– К сожалению, да, – согласилась Казановская. – После удара головой о лёд её вырубило на какое-то время. Если бы всё случилось днём и кто-нибудь вызвал скорую, она могла остаться живой. Но так как ночью никого рядом не оказалось, к тому же стоял жуткий дубак, Оле не повезло.

– Какой кошмар, – ахнула Лия. – Но почему следователи так быстро приняли решение?

– Новый год на носу, – многозначительно произнесла Рита. – Да и чего там думать: записка в руке, в месте ударов о лёд – кровь. Самоубийство. Нет состава преступления.

Девочки, сохраняя молчание, продолжили краситься; атмосфера наполнилась тоской, и никто не решался нарушить тишину, да и сказать было нечего.

– Подождите, так значит, она вернулась после того, как ушла? – спросила Саша. – Иначе как бы она здесь оказалась.

– Я тоже об этом подумала, – произнесла Кристина.

Рита замешкалась, принялась рыться в косметичке, затем вздохнула и сказала:

– Да. Но я не должна была этого говорить.

– Это же очевидно. Только интересно, зачем? – допытывалась Жанна. – Давай, Рита, сказала «а» – говори «б».

Немного подумав, Казановская выложила:

– Голдин позвонил ей и пригласил на срочный разговор. Она прибежала.

– И? – не унималась Жанна.

– И они поговорили. Он сказал следователю, что отдал ей главное платье, она согласилась, потом вышла из кабинета, завернула в коридор. Это видно на записи с камеры в холле, но она показывает только лестницы и дверь Голдина. Сам он за ней не пошёл, закрыл кабинет через час, и всё, я больше ничего не знаю! Хватит меня выспрашивать!

– Сама же начала, – фыркнула Алфёрова. – Не, ну ты правильно говоришь. Зачем её убивать? Жила, никому не мешала.

– Девочки, хватит, – деловито прекратила прения Орланова. – Вы не следователи, готовьтесь и пойдём на репетицию. Жанна, почему ты до сих пор второй глаз не накрасила?!

– Я накрасила! Он получился не такой, как первый, сама уже замучилась.

– Боже мой, давай скорее, остальные, кто готов, идём.

Первая репетиция

– Два, три, четыре! И раз, два, три, четыре! Кристина, не маши руками, сколько раз говорили! Новенькие, чётче движения! И раз, два, три!

Голдин хлопал в ладоши, отбивая ритм и взмахивая руками, словно дирижёр. Он объяснил девочкам рисунок и порядок выхода, что теперь упорно отрабатывали. В зале играла мелодия, казавшаяся бесконечной, и модели уже битый час маршировали под неё на каблуках. Со стороны происходящее напоминало кордебалет.

Женя внимательно наблюдал за сестрой и Лией. Они то и дело забывали, когда должны выходить, терялись, раскраснелись, но старались не выбиваться из общего темпа. Он засмотрелся на золотистые локоны Адлер, её суетливую походку и усмехнулся серьёзному выражению лица.

Лия была очень хороша собой, и порой Женя ловил себя на мысли, что она симпатична ему. Её звонкий смех пробуждал в нём то, что, казалось, уснуло где-то в глубине души, но он гнал эти мысли подальше.

Всё же то, что он испытывал к Оле, несравнимо с лёгкой симпатией к Лии Адлер. И пусть он чувствовал притяжение, пресекал свои порывы. Обозначить чувства значило впустить в свою жизнь нового человека, был в этом какой-то риск. А рисковать он не любил.

Хорошо натренированная улыбка выделяла уже состоявшихся манекенщиц от двух только что прибывших, лица их выражали непринуждённость. Одна лишь Саша отличалась. Сначала это было едва заметно, но с каждым новым выходом на подиум она становилась всё мрачнее. Уголки её губ подрагивали, взгляд всё чаще уходил в пол, в конце концов, заблестели глаза.

– Стоп! Стоп, музыка! – заорал Голдин. – Саша! В чём дело?!

– Простите, я не… – По щекам девушки покатились слёзы, она запрокинула голову назад и принялась обмахиваться.

– Что такое?! Тебе больно ходить?

Саша всхлипнула и мотнула головой.

– Тогда что?! Что?! Почему обязательно нужно превращать каждую репетицию в балаган!

Нагаева отдышалась и утёрла слёзы. Женя растерялся, наблюдая за этой картиной со зрительского кресла. Ему захотелось увести бедную плачущую девушку с подиума, настолько беззащитной она выглядела, словно маленькая овечка среди стаи волков.

– Саша, дыши, – сбавил обороты модельер, – дыши. Ты можешь продолжать? Умирающий лебедь мне не нужен – если тебе плохо, давайте сделаем перерыв.

Саша кивнула и ринулась из зала, Голдин утёр лоб и объявил:

– Перерыв десять минут!

Остальные модели устало рухнули на сиденья, обмахиваясь всем, что попадёт под руку. По кругу пустили бутылку воды. Вика посмотрела на дверь, в которую только что вышла Саша, туда теперь направлялся её брат.

– Может, у неё что-то серьёзное? – обеспокоенно спросила она у девочек.

Никто не ответил. На Вику устремились лишь скептические взгляды.

– Она постоянно ноет, – стараясь отдышаться, отмахнулась Рита. – По поводу и без. Мы не реагируем: умоется, успокоится и придёт.

Тем временем Женя осторожно дотронулся до плеча Саши, тихонько вздыхающей у туалета. Девушка отпрянула от неожиданности: из-за собственного плача ей не было слышно приближающихся шагов.

– Всё нормально?

Нагаева молча закивала в ответ, но затем снова расплакалась. Женя приобнял её, и девушка окончательно дала волю чувствам.

– Проплачься, не бойся, – приговаривал Протасов, – мне не впервой быть жилеткой.

С минуту слёзы, утираемые ладонью, текли по щекам, а Женя осторожно покачивал девушку из стороны в сторону. Он знал, что в такие моменты слова излишни, нужно, чтобы кто-то был рядом и молча обнимал. Наконец Нагаева престала всхлипывать и разомкнула объятия, вид у неё был, как у обиженного ребёнка: красные глаза, размазанные слёзы и сбившееся дыхание.

– Спасибо… – пролепетала она.

В кармане пиджака Протасова нашлись салфетки, он протянул одну из них девушке, и та аккуратно стала промокать глаза.

– Не поделишься, в чём дело?

Поначалу Саша молчала, лишь её неровное дыхание нарушало тишину, но затем её будто осенило, она серьёзно посмотрела на парня:

– Ты ведь знал Олю?

Женя кивнул.

– Тогда ты поймёшь, о чём я хочу сказать. Она точно не прыгала из окна. Я уверена. Все делают вид, будто ничего не случилось, словно её с нами никогда и не было! Как они могут думать о каких-то рисунках, музыке, репетициях?!

– Я понимаю. Но тогда получается…

– Да, – шёпотом перебила Саша. – Я не верю в это, но в самоубийство Оли верю ещё меньше. И то, что Рита утром сказала о решении следователей, меня поразило. Почему они внимательно всё не исследовали? Я не понимаю.

– Наверное, не возникло никаких вопросов, – Протасов пытался найти слова. – Послушай, это серьёзное обвинение. Может, мы чего-то не знаем, люди могут многое скрывать от окружающих, в том числе свои переживания. Рита могла знать не всё.

– Нет, – отрезала Нагаева. – Говорю тебе, нет.

Из зала послышался голос Голдина, он звал Сашу обратно.

– Давай встретимся после репетиции, я кое о чём тебе расскажу.

С этими словами она поспешила прочь.

Показания Саши

Маленькие зефирки медленно таяли в чашке какао, о которую Саша грела руки. От напитка исходил лёгкий и манящий аромат шоколада. В пекарне через пару зданий от Дома моды, куда было решено зайти после репетиции, играла приятная музыка, она настраивала на разговор.

Женя присел за стол, дождавшись свой американо, и теперь с интересом ждал, что же скажет ему эта милая девушка с глазами Бэмби. Он попросил сестру и подругу идти домой без него, сказав, что приедет позже и всё объяснит.

Но пока Саша молчала, лишь задумчиво смотрела на какао, как будто сомневаясь, стоит ли говорить.

– Ты хотела о чём-то рассказать мне, – начал Женя.

– Да, хотела.

– Но теперь не уверена, что хочешь?

Нагаева посмотрела ему в глаза и едва заметно улыбнулась:

– Ты всегда такой проницательный?

Женя усмехнулся и с гордостью произнёс:

– Так уж вышло. На самом деле совсем нетрудно понять, что написано на лице. Но раз уж мы здесь, может, поделишься со мной? Обещаю, это останется в тайне.

– Я беспокоюсь не об этом, а о том, что ты можешь обо мне подумать. Но ты прав, лучше я расскажу. Сначала я хочу спросить: откуда ты знаешь… знал Олю?

Протасов вкратце поведал Саше историю их знакомства.

– Тогда ты точно понимаешь, что она не могла совершить самоубийство. Тем более из-за какого-то парня. Она была совсем не таким человеком. Мы с ней иногда тесно общались, у меня даже сложилось впечатление, что мы подруги. И если бы вдруг у неё были какие-то проблемы, она могла бы поговорить со мной. Конечно, есть вещи, о которых и самым близким не всегда расскажешь, но ведь если человека что-то терзает настолько сильно, что он не видит иного выхода, кроме смерти, с ним же должно что-то происходить. Он будет подавать какие-то сигналы: перемены в настроении, странное поведение, да хотя бы грустное лицо!

– Ничего такого не было?

– Абсолютно! Насколько я помню, последние пару дней Оля, наоборот, светилась от счастья! Разве не странно? И мне совсем непонятно, почему остальные девочки и Голдин оказались такими жестокими.

– Может, пытаются не думать об этом.

– Но так не делается! Это неправильно! Погибла наша Оля, почему они делают вид, что ничего не случилось?! Любые разговоры о ней сразу пресекаются: Орланова закрывает тему, но почему бы её не обсудить? Это очень важно! Какой же мы коллектив, если так относимся друг к другу? Тем более что… – Нагаева умолкла и поднесла стакан к губам.

– Тем более что? – спросил Женя.

– То, что я расскажу, не должно дойти до девочек, ясно? Особенно до Риты.

– Конечно.

– В общем, когда нас опрашивали, я сказала не всё.

Женя удивлённо смотрел на Сашу. Что она имеет в виду? Что может знать и почему смолчала?

– В тот вечер я была там. Вернее, сначала все были в Доме моды, репетировали допоздна, но потом разошлись. Я уходила самая последняя: ждала, пока подешевеет такси, и курила у чёрного хода. Оля тогда ушла вместе с Ритой, обычно они всегда ездили домой вместе, на одном трамвае. Но дело не в этом, я так сбивчиво говорю… главное, что я вернулась туда.

– В Дом моды?

– Да. Мы с парнем снимаем квартиру, приехала домой – ключей нет. Я по карманам – пусто, в сумочке тоже нет. Парень ушёл в ночную смену, и я решила поехать в Дом поискать свои ключи в гримёрке, ведь Голдин всегда засиживается до ночи. Я молилась, чтобы он ещё не ушёл и не закрыл дверь. В общем, мне повезло, если можно так сказать: я нашла ключи на столике, а затем увидела силуэт.

Женя нахмурился и попытался сообразить:

– Какой силуэт?

– Боже, я опять всё перемешала. – Саша отпила какао и какое-то время помолчала, собираясь с мыслями.

– Когда я уходила из Дома – из Дома моды, мы сокращаем название – то спустилась через чёрный ход. Вечером мы используем только его, потому что главный закрыт. И уже у самой двери услышала шаги наверху, вернее, стук каблуков. Кто-то пошёл за мной. Я спросила: «Кто это?», выглянула из-за перил, и тогда этот кто-то быстро зашагал обратно, почти побежал. Я увидела только тень. Сначала не придала этому значения, до сегодняшнего утра.

– И что же тебя смутило?

– Мы знаем, что Оля тоже вернулась в Дом в тот вечер. Правильно? А сегодня Рита сказала, что Голдин не выходил из кабинета. Получается, шаги наверху принадлежали Оле. Но это не могла быть Оля!

Протасов всё еще не понимал логических заключений Саши:

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что за день до смерти Оля сдала свои сапоги в ремонт, других у неё не было: она сама мне об этом сказала. Поэтому на репетицию в тот вечер Оля надела ботинки! Зимние ботинки, которые не стучат при ходьбе, как каблуки. Человек на верху лестницы был совсем в другой обуви.

– Её нашли в платье и ботинках, ты права. Значит, в здании был кто-то ещё.

– Именно, – протянула Саша. – И этот кто-то ничего не сказал следователям.

– Почему ты не сообщила им?

– Не была уверена. Да и как бы я выглядела? Единственное, что они поняли бы из моих объяснений – что я сама была в «Шереметеве», когда Олю убили. Конечно же, я промолчала, но теперь мне страшно.

Женя взболтал остатки остывшего кофе и залпом допил его.

– Хорошо, допустим, кто-то ещё был в Доме моды, но почему ты решила, что это связано с Олей? Человек тоже мог вернуться за вещью.

– Зачем тогда убегать? Если просто вернулся за чем-то, не ведёшь себя скрытно.

Протасов согласился. Всё это выглядело более чем странно.

– Ты должна об этом сообщить.

– С ума сошёл?! Конечно нет! Теперь это будет выглядеть ещё хуже: я соврала им изначально, и вдруг примусь рассказывать о сапогах и тени на лестнице. Они мне не поверят или вообще станут подозревать. Я не доверяю органам и не хочу с ними связываться. И ты не говори им! Если скажешь, я ни за что не признаюсь, что это правда.

– И что тогда будем делать?

Нагаева кусала губы, в её глазах читался страх, аккуратные пальчики подрагивали на пустом стакане.

– Не знаю… может, ты попробуешь выяснить всё аккуратно?

– Я?!

– Вы новенькие, ты – парень, большой и сильный. Тебе хочется доверять. Ты мог бы пообщаться с девочками, они будут к тебе расположены, и, может, что-то удастся узнать. Поверь мне, здесь все любят поговорить. А твои подруги могут узнать что-то изнутри, например, от Голдина.

– А почему ты не можешь?

– Со мной они говорить не станут, а вы – люди новые. К тому же три пары женских ушей лучше, чем одна. Просто попробуем, пожалуйста, иначе я с ума сойду от этих мыслей!

Саша взволнованно смотрела на него, ожидая решения.

– Сначала я посоветуюсь с сестрой и Лией.

Решение действовать

Жене очень не понравилась эта затея. Зайдя домой, он застал девочек на кухне. Они гоняли уже по третьей кружке чая, беседуя о прошедшем дне, моделях и разных мелочах.

– По-моему, Голдин положил на тебя глаз, – жеманничала Лия, мило улыбаясь. – Он так пристально смотрел на нас, даже когда мы были не на подиуме.

– Да что ты выдумываешь! Сдалась я ему, он смотрел на нас, потому что мы с тобой тёрлись у кулис и неправильно выходили.

– Точно-точно тебе говорю, – мурлыкала Адлер. – Я как на него ни посмотрю, он к тебе поворачивался и улыбался.

Протасова со стуком поставила чашку чая для Жени на стол и недовольно зыркнула на подругу. Вечно она пытается с кем-то её свести.

– Вдруг он на тебя смотрел? – атаковала в ответ Вика. – А на меня взгляд переводил, чтоб с твоим не столкнуться? И вообще, по-моему, у него есть девушка.

– И что же тебя задержало? – как бы невзначай спросила Лия, когда Женя зашёл на кухню.

Протасов собрался с мыслями, подставил себе стул и попытался подобрать слова, чтобы верно всё выразить.

– Я говорил с Сашей, и ей нужна наша помощь. Точнее, она попросила нас разузнать кое-что.

Он поведал о разговоре и странных обстоятельствах, которые стали ему известны. Девочки слушали с неподдельным интересом, ведь тема эта брала за душу куда больше, чем всё, что они обсуждали ранее. Лица их стали заметно серьёзнее, но на концовку рассказа обе отреагировали скептически.

– Она спятила? – опешила Вика. – Если бы она сразу рассказала всё следователю, завели бы дело, и началось расследование. Молчать о подобных фактах – значит скрывать информацию о возможном преступлении. Она это понимает?

– Я пытался сказать ей, но она не желает слушать. Боится и наотрез отказывается.

В разговор вступила Лия:

– Её доводы звучат логично, но с чего она взяла, что с нами будут откровенничать и делиться информацией? Мы не за тем пришли в Дом моды, чтобы…

– Послушайте, – перебил Протасов, – на самом деле я уже принял решение. Мне самому не нравится эта идея, но для меня информации достаточно, чтобы хотя бы попытаться что-то узнать. Подумайте только, здесь слишком много странностей! Жизнерадостная девушка вдруг кончает жизнь самоубийством. Пишет нелепую записку о бойфренде и бросается из окна, когда накануне несколько дней светилась от счастья. Прямо перед смертью ей отдали главное платье! Они же в своём Доме моды только об этом и мечтают! Мне не даёт покоя мысль, что Оля могла быть убита. Кто-то был там в тот вечер и солгал в показаниях. Этот странный случай на лестнице: зачем убегать, если не сделал ничего дурного? Понимаю, я не следователь, и вы тоже. Но я знал Олю. Она была для меня не последним человеком, и я точно хочу знать, что произошло. Возможно, ничего не добьюсь, но хотя бы постараюсь выяснить, кто ещё был там во время её смерти и что делал. Или что заставило её так поступить, хотя говорю вам: я не верю в самоубийство.

Женя выдохся и даже вспотел за время своей тирады, девочки молча смотрели на него в ответ.

– Я не заставляю вас участвовать, но прошу помочь мне в этом.

Первой заговорила Вика:

– Я понимаю тебя и, наверное, даже согласна. С одной стороны, это выглядит странно, но, с другой, от нас требуется всего лишь поговорить. Мы не нарушим закон. В общем, я с тобой, если ты этого хочешь.

– И я с вами! – закивала Лия. – Поиграем в детективов.

Беседа с Кристиной

Минул третий час с момента, как в зале для показов вновь заиграла бесконечная мелодия. Репетиция была по-настоящему изнуряющей, и не уставал от неё, казалось, лишь Иван Голдин: он бодро махал руками и с горящими глазами беспрестанно вносил поправки, чем немало раздражал свою команду и Женю, ожидавшего в гримёрной. На репетицию его не пустили, однако необходимо было приводить план в исполнение, а для этого требовалось присутствовать в Доме моды хотя бы в качестве скучающего брата в ожидании сестры. Сегодня он намеревался разговорить кого-нибудь из моделей, надеясь, что доводы Саши о его силе и обаянии окажутся верными.

Пока репетиция близилась к своему апогею, Протасов решил потихоньку осмотреть место происшествия – соседствующую с гримёрной костюмерную. Бумажная лента, гласящая о запрете входа в помещение, оказалась аккуратно отклеенной от стены, а сама дверь не запертой. Должно быть, Голдин «распечатал» комнату, как только узнал о намерениях следствия не заводить уголовное дело, и пусть самовольно это делать нельзя, всё же костюмерная нужна ему и его команде для продолжения работы над показом. Жене это было только на руку, он беспрепятственно вошёл и прикрыл за собой дверь.

Костюмерная оказалась большой, однако совсем не просторной комнатой, находившейся в творческом беспорядке.

Несколько столов стояли весьма хаотично, на них громоздились рулоны всевозможных тканей, валялись распечатки различной давности, на глаза попалась пара кружек. Один из столов находился в отдалении от двери по левую сторону и был относительно пуст: его убранство заключалось в настольной лампе и липких круглых следах, оставленных, похоже, вышеупомянутыми кружками. Протасов подошёл ближе и присмотрелся. Помимо больших заметил и почти незаметные следы поменьше, также круглые и липкие. Женя осмотрел и кружки: все оказались чистыми, за исключением одной. Из неё пахло соком «Мультифрукт».

Парень поймал себя на мысли, что выглядит очень странно, нюхая грязную посуду. Однако никогда не знаешь, что может оказаться важным. Особенно когда не имеешь понятия, что искать.

В остальном комнату заполняли три добротных шкафа во всю левую стену, какие-то грамоты, кубки, напольные вешалки с упакованными костюмами, туфли, сапоги, сумочки, клатчи, шляпки с перьями и без, прочие предметы женского гардероба и иные диковинные вещицы.

В шкафу обнаружилась заначка: полупустая бутылка водки и сок «Мультифрукт». Там же лежали столовые приборы, пара рюмок и тарелок.

Каких-либо следов, указывающих на возможность борьбы, в комнате не обнаружилось: вся мебель была целой, стояла ровно, насколько возможно. В целом помещение выглядело запущенным, совершенно не оставалось сомнений, что использовали его как раздевалку во время показов и как кладовку в остальные дни. Взгляд Жени устремился на окно. Всего в костюмерной их было три, но доступ к двум из них закрывали длинный стол и вешалки. Он подошёл к свободному окну, и ему стало не по себе. Именно здесь закончилась история Оли Чайкиной, его первой любви и давней подруги. Последнее увиденное ею при жизни – унылая кирпичная стена внутреннего двора.

Протасов постарался отогнать тоскливые мысли и внимательно изучил само окно, краску на раме и вокруг неё, присмотрелся к стыкам у подоконника.

Окно было старым, деревянным, как и во всём здании, с двумя рядами стёкол, меж которых пустовало пространство, где при отсутствии должного ухода частенько собираются пыль и грязь. Обе створки закрывались медными штырями во всю высоту окна с внушительными крючками сверху и снизу и изящно отлитыми ручками-рычагами. Парень попробовал повернуть штырь – он подвигался, но вскоре перестал поддаваться. Пытаться дальше открыть старый механизм, пусть и выглядевший надёжным, Женя не решился. Ещё сломает ненароком, и придётся объяснять, чем он занимался в официально опечатанной комнате и с какой целью трогал окно, из которого выпрыгнула знакомая ему девушка.

Краска на раме блестела лаком, треснула в нескольких местах, однако вид её свидетельствовал об относительной новизне. Подоконник почти доставал парню до пупка, и ширина его была под стать – длиною с локоть. Никаких следов крови, необычных царапин найти не удалось. Женя внимательно присмотрелся и выудил из угла длинный тёмный волос, на всякий случай сфотографировал его.

Наконец в зале для показов раздалось заветное:

– Перерыв! Один час на обед.

Женя поспешил покинуть костюмерную и вернуться на своё облюбованное место в гримёрной.

– Напоминаю: не объедаемся! Нас ждёт еще один прогон. – На этом Голдин чинно удалился в свой кабинет.

Ворвавшись в гримёрную, девочки поспешили накинуть верхнюю одежду, отыскать сигареты и выпорхнуть на обед. В комнате остались лишь Женя и Кристина, девушка тихонько копалась в сумке.

– Ты никуда не идёшь? – поинтересовался Протасов.

Кристина мельком глянула на него и покраснела:

– Я… нет, я обедаю здесь, ношу еду с собой.

– Знакомо, – улыбнулся Женя. – Тоже так делал, когда занимался дзюдо. Часто времени заскочить домой не хватало, а перекусить страсть как хотелось. Если постоянно ходить в пекарни и кофейни, с формой придётся распрощаться.

– Согласна, – кивнула Кристина, не понимая цели этого странного разговора.

– Не против, если я присоединюсь? Хочу познакомиться поближе с коллегами моей сестры.

– Я не возражаю, – ответила Кристина, хотя в её голосе всё ещё звучало непонимание. Она достала контейнеры с салатом и овощными оладьями, присела за свой столик и указала Жене на стул рядом.

– Расскажи о вашем коллективе. Давно вы работаете вместе?

Девушка пожала плечами:

– Около года. Не так уж давно, наверное, хотя как посмотреть. Наша группа всего год и существует.

– И ты была в ней с самого начала?

– Да, как и все остальные, состав не менялся. Если хочешь знать об атмосфере, то, думаю, нас нельзя назвать коллективом. Мы не очень-то дружны, никогда не были, а с приближением токийского показа все особенно на нервах.

– Понимаю, девушкам вообще часто непросто найти общий язык. – Протасов мило улыбнулся и подпёр щеку.

– Девушки такие же люди, как и парни, – улыбнулась в ответ Кристина, перемешивая свой домашний цезарь. – Хотя в чём-то ты прав. Конкуренция даёт о себе знать: каждая хочет и место получше, и позицию в коллекции поинтересней. Думают только о себе – это заметно, у большинства здесь звёздная болезнь.

– Но вы же команда, неужели у вас совсем нет чувства единения? На дзюдо у нас с парнями было что-то вроде своего клуба: вместе ходили в сауну, проводили время, творили всякие глупости. Мы хорошо ладили, несмотря на то, что соревновались друг с другом.

– В женском мире дела обстоят иначе. – Девушка всё чаще улыбалась и трогала волосы, что не укрылось от внимания Жени, да и села она вполоборота, сократив расстояние меж их коленями.

Мысленно он кивнул себе, поняв, что расположил к себе Кристину.

Она продолжила:

– Если вы конкурентки, то подругами вряд ли будете, особенно если не умеете разделять личное и работу. Сказать по правде, у нас этим мало кто может похвастать. В основном мы общаемся по необходимости, никто не лезет к тебе, а ты не лезешь к остальным – всё просто. Хотя, на мой взгляд, дружить было бы гораздо лучше. Все соревнуются меж собой, делят непонятно что, а в лицо мило улыбаются. Порой я ощущаю себя в стае, где слабого съедают свои же сородичи. Оля была не такой. Она умела дружить. Наверное, даже была самым светлым человеком из нас. Я слышала, ты знал её?

– Да, и мне очень приятны твои слова о ней. Потому что именно такой я её и помню. Мы познакомились в детстве и долгое время дружили.

– Тебе наверняка нелегко сейчас приходится, – понимающе сказала Кристина и, немного помедлив, добавила: – Мне тоже её не хватает. Оля всегда старалась помочь, не была равнодушной. Постоянная оптимистка, как лучик солнца. Жаль, что так вышло.

– Как ты думаешь, могли у неё быть враги среди вас?

– Враги? – удивилась девушка. – Конечно нет. Конкурентки – да, но враги… Иногда возникали недопонимания, но лишь в рабочем процессе – это мелочи. Оля была бесконфликтным человеком.

– И всё же, может, была какая-то ссора с её участием? Я спрашиваю потому, что хочу побольше узнать о жизни Оли здесь. Вдруг это поможет понять, что натолкнуло её на мысль о суициде.

– Дай подумать… Наверное, нет, – нахмурилась Кристина. – Однажды они о чём-то повздорили с Настей Орлановой, но, думаю, по рабочим моментам. Периодически такое случается, когда Настя чересчур вживается в роль командира. Это было с месяц назад, наутро после ссоры всё стало как обычно. Никто не придал этому значения, и Оля не упоминала подробностей. В любом случае острых конфликтов я не помню.

– Мне хотелось бы восстановить картину событий. Тебя не затруднит подробно рассказать о последнем вечере, когда Оля была жива? Постарайся вспомнить время, кто из девочек куда собирался пойти. Это может помочь, вдруг кто-нибудь что-то вспомнит.

Кристина помедлила с ответом, вспоминая детали.

– Вечером у нас была репетиция, она поздно началась и очень затянулась. В конце Голдин сказал, что эскиз главного платья наконец-то готов, и ему нужно выбрать для него модель. Он собирался объявить об этом на летучке утром. Около половины одиннадцатого мы закончили и стали собираться домой. Все жутко устали, поэтому в гримёрной почти не разговаривали. Я не стала смывать макияж и вышла оттуда самая первая, так что вряд ли смогу помочь. Быстро собрала вещи и почти у дверей догнала Жанну.

– Выходит, Жанна в гримёрную не заходила?

– Нет, – Кристина мельком улыбнулась. – Ты же слышал её концерт утром? Она ушла сразу, как только мы закончили. Во время репетиции всё вздыхала и нервничала, торопилась куда-то, видимо. Даже притащила в зал для показов верхнюю одежду, чтобы ни минуты не терять.

– Не знаешь, куда она так спешила?

– Нет, – ответила девушка, приговорив последнюю оладью. – Я спросила у неё, куда она идёт. Она ответила, что домой, но почему торопилась, не знаю. Мне вообще показалось, что она была не слишком довольна моей компанией. Нам обеим ближе добираться от «Адмиралтейской»: я живу неподалёку, а Жанна выходит на ней. Бывает, сталкиваемся, но не разговариваем. Я подумала, почему бы не пойти вместе? Нам же по пути. В общем, разговор не клеился, Жанна очень торопилась, пришлось почти бежать за ней, хорошо, что…

Кристина замолчала, и внутри у Жени загорелся огонёк азарта.

– Я совсем забыла, хотя, может, это и не важно.

– Расскажи, иногда мелочи бывают очень полезными.

– Уже почти у метро, под Триумфальной аркой Жанна резко остановилась и стала ощупывать карманы. Она сказала, что забыла телефон, и пошла обратно. Я не придала этому значения и направилась домой одна.

Лицо Кристины осунулось, и без того бледная кожа стала ещё бледнее. Тонкие пальцы потянулись к волосам, а розовые губы слегка дрогнули.

– Я не сказала следователям. Как думаешь, это важно?

Протасов смотрел на девушку спокойно: как и ожидалось, в истории рокового вечера стали всплывать подробности.

– Не бойся, эти показания могли бы оказаться значимыми, а может, и нет. Зависит от того, что рассказала Жанна.

Заместитель без назначения

В кабинете главного модельера Дома моды «Шереметев» кипела работа: шуршали бумаги, щёлкали кнопки клавиатуры, то и дело выдвигались ящики стола и со стуком задвигались обратно, методично раскладывались папки.

– Так… так… хорошо… угу…

Сам модельер отправился на обед, а его верный зам без назначения – Настя Орланова, кропотливо копалась в документах, прерываясь, лишь чтобы взять очередную распечатку из принтера.

– Ах, боже мой… какой бардак… ничего не найти…

Череду её бессвязных мычаний и замечаний прервал неожиданный стук в дверь. Орланова оторвалась от работы – на пороге стояла Вика Протасова.

– Могу я войти? – любезно поинтересовалась она.

– Конечно, – ответила Настя. – Правда, я немного занята, но если тебе нужна помощь, ты обратилась по адресу.

– Вообще-то я просто осматривалась, красиво у вас здесь. Пыталась отработать то движение… как же оно называется… когда мы идём по двум кругам через центр… Оно у меня ещё плохо получается.

– Восьмёрка, – подсказала Орланова.

– Точно, восьмёрка! Простое название, а совсем вылетело из головы.

Настя уважительно кивнула про себя: ей всегда нравился серьёзный подход к работе.

– Почему ты не идёшь обедать? – спросила Вика.

Орланова усмехнулась и иронично взмахнула распечатками.

– Потому что я здесь. Всегда есть чем заняться. Было бы гораздо проще, если бы кое-кто содержал свои документы в порядке, но это небывалая роскошь. Пётр Евгеньевич Шереметев, – пояснила Настя, – ещё вчера просил выслать целый ворох бумаг: перечень эскизов, сметы на ткани и прочее, но я совсем забегалась и не успела. Ты и сама помнишь, какая неразбериха здесь творилась! С этим кастингом, переносом времени, людьми в погонах было совсем не до того. Вечером я выбилась из сил и решила не мучить себя.

– А почему этим занимаешься ты?

– Ах, спроси что-нибудь попроще, – смиренно произнесла Орланова.

Она вздохнула, подбоченилась, оглядела фронт работ:

– Вообще-то, знаешь, давай-ка выпьем чаю. Да ну это всё, закончу позже. Что же это я, в конце концов, не отдыхаю!

– Отличная идея, – откликнулась Вика, – куда пойдём?

– Куда? – улыбнулась Настя. – Мы останемся здесь.

– А можно? – насторожилась Протасова. – Иван не будет злиться?

– Конечно будет, – самодовольно отмахнулась Орланова, плюхаясь в мягкое кресло у чайного столика. – Только если ты не его девушка. Садись, не стесняйся! Угощайся!

Настя клацнула чайником и открыла конфетницу, полную всевозможных сладостей:

– Трюфели, печенье, марципан, рекомендую грильяж. Люблю орешки.

Вика последовала совету, вытянув соблазнительного вида конфету:

– Большое спасибо.

– Да перестань! – отмахнулась Настя. – Мы теперь почти семья, времени с нами ты будешь проводить ничуть не меньше, поверь.

– Разве нам можно есть сладкое?

– Нельзя, – Орланова игриво сощурилась. – Но я ем. Даже если поправлюсь, кто меня отчитает? Мой же парень?

– Давно вы с Иваном вместе?

– Чуть меньше двух лет, через месяц будет вторая годовщина. Познакомились мы ещё раньше, я тогда только начинала: выпускалась из модельной школы, ходила по кастингам, шныряла везде, где только можно, страшно вспомнить. А он был всего лишь мечтателем с кучей амбиций, тогда ещё никакого Ивана Голдина не было и в помине. Комнатка в общежитии, свечи и треск швейной машинки по ночам.

– Как романтично, – умилилась Вика.

– Ага, – Настя хихикнула, – я была его музой. На мне он отрабатывал свои эскизы, пробовал идеи, шил первые наряды, плакался на груди, когда выбивался из сил, а я гладила его по голове и шептала, что вместе мы добьёмся успеха, что нельзя останавливаться на достигнутом и опускать руки. Благодаря моим мантрам ему становилось лучше, и он продолжал творить. В той комнатушке мы вдвоём переживали неудачи, радовались маленьким победам, тихонько курили в форточку и говорили часами напролёт… Мечтали, как сложится наша жизнь, как станем известными, будем блистать на показах. Славное было время…

Вика увлечённо моргала, потягивая чай. Девушка, сидящая перед ней, воплощала собой эталон женской привлекательности. Деловитая собранность отошла на второй план, уступив место нежности. Когда Настя говорила об Иване, черты её лица словно становились мягче, да и сама она изгибалась в кресле подобно кошке. Ему явно удалось попасть к ней в сердечко.

– Помнишь ту сцену из «Титаника», где Джек рисует обнажённую Розу? – хитро сощурилась Орланова.

– Конечно.

– Так вот, у нас было то же самое. Я лежала на кровати, поедая черешню, а он пыхтел за холстом в поте лица. Боже, какой королевой я себя чувствовала тогда! – Настя отвлечённо посмотрела в сторону и медленно покачала головой. – А что насчёт тебя? Я всё о себе да о себе, даже как-то невежливо. Признавайся, красавица! Кто-нибудь уже украл твоё сердце?

– Нет достойных, – парировала Вика. – Была парочка историй, но ничего серьёзного.

– Подожди, то ли ещё будет! В нашем деле мужское внимание – издержки профессии, потом ещё скрываться от них будешь! Целый гарем себе наберёшь.

– Да я особо не стремлюсь, – пожала плечами Протасова.

– Как скажешь, – хихикнула Настя.

Вика прикидывала, как лучше перевести тему на Олю, чтобы выудить интересующую информацию, и не нашла ничего лучше вопроса в лоб.

– Слушай, я была знакома с Олей Чайкиной, ты это уже знаешь. Я хочу спросить, не было ли у неё конфликтов в коллективе? Или, может, она странно вела себя в последнее время?

– Оля… Оля и конфликты, – последнее слово Настя растянула, аккуратно ставя чашку на блюдце. – Нет, конфликтов не припомню. А почему ты спрашиваешь?

Доброжелательность в её голосе поутихла, но у Вики была заготовлена порция бальзама на душу.

– Видишь ли, мой брат очень трепетно к ней относился и решил убедиться, что в этой истории ничего не укрылось от следователей. Сомнительная идея, но думаю, он имеет на это право. Поэтому я обратилась к тебе: ты очевидный лидер в группе и, скорее всего, знаешь всех как свои пять пальцев. Ты бы точно подметила, если бы кто-то из девочек вёл себя необычно. К тому же наверняка у тебя отличная память и ты помнишь всё до деталей. Это присуще хорошему руководителю.

На лице Насти отражались разные эмоции, пока из уст Вики лилась откровенная лесть: непонимание и подозрительность сменились заинтересованностью, губы подрагивали. Но всё же Протасова не прогадала – наконец, осталось лишь самодовольство, умело прикрытое смущением. Орланова улыбнулась и решила налить по второй чашке чая.

– Спасибо тебе за добрые слова. Знаешь, поведение Оли и впрямь менялось. Примерно за неделю до трагической кончины она была грустной, вернее, даже отрешённой. Не сразу откликалась, когда к ней обращались, на репетициях вечно путала движения и проходки, в общем, никак не могла собраться. Всё забывала и была погружена в свои мысли. Я спросила у неё, в чём причина, – она не захотела рассказывать. Сослалась на ремонт у соседей и бессонные ночи. Не могу сказать, насколько всё это было правдивым, но за пару дней она вернулась в прежнее состояние. Радовалась, болтала без умолку… как обычно. Я и думать об этом забыла.