Женщины в политике. От Семирамиды до Дарьи Дугиной

Мачо в юбках

Власть – это привилегия мужчин. Так считалось веками, тысячелетиями. Вожди-мужчины вели в бой воинственные племена, монархи-мужчины наследовали короны по отцовской линии, президенты-мужчины побеждали на демократических выборах. Уделом женщины казался круг обязанностей, укладывающийся в старинную триаду немецкой домохозяйки: “kinder, kirche, kuchen” («дети, церковь, кухня»).

Но ведь были в этом правиле и исключения, причём не столь уж редкие и встречающиеся с древнейших времён. В Библии, например, упоминается царица Савская – историки относят её возможное правление к X веку до нашей эры. Примерно в это же время у власти в Ассирии находилась реальная царица Шаммурамат, запечатлённая в позднейших европейских описаниях как Семирамида.

В более поздних хрониках мы находим женщин, не только справлявшихся с ролью государыни, но и отличившиеся на поле боя, во главе сражающихся армий. Среди таких прекрасных воительниц одной из первых задокументирована правительница сирийской Пальмиры Зенобия, поднявшая в III веке н. э. сирийцев на освободительную борьбу против римлян (в современном искусстве она стала прообразом Зены – королевы воинов). В ту же историческую эпоху прославились королева Боудикка, сражавшаяся против римлян в Британии и вьетнамская женщина-полководец Чьеу Тхи Чинь, «генеральша в золотом платье», отражавшая нашествие китайского царства У. Наибольшую же известность среди дам, сменивших наряды и зеркала на меч и доспехи, выступает отважная Жанна д’Арк, вдохновлявшая французских рыцарей в начале XV века, в годы Столетней войны. Все они проявляли чудеса храбрости, способные сделать честь самым геройским представителям сильного пола.

И всё же, несмотря на обилие подобных примеров, принято считать, что правительницы, принявшие на себя роль лидеров – нетипичные женщины, носительницы мужских начал, «мачо в юбках». Молва наделяет многих из них характерными чертами сильного пола: богатырским размахом плеч, гигантским ростом, могучими мускулами, громовым голосом – хотя чаще всего такие описания не соответствуют действительности и лишь пытаются угодить сложившимся стереотипам. Так хотелось создателям устной традиции, и тем паче её слушателям: уж если женщина взялась руководить могучими мужами, то она, конечно, затмевает их и силой, и мужеством – а как же иначе?! Чтобы не опровергнуть подобные ожидания, женщин-правительниц порой даже пытались загримировать под представителей сильного пола: хрестоматийными стали образы древнеегипетских цариц с накладной бородкой, например, Хатшепсут. Современнику трудно вообразить, как смотрелась бы с такими атрибутами царской власти юная Нефертити, но обитателей долины Нила эпохи возведения пирамид диссонансы такого рода отнюдь не смущали. Повелительницы Египта не ограничивались внешней мимикрией под бородатых фараонов, – известно, что они также требовали обращения к себе в мужском роде и принимали мужские имена.

Такие действия, конечно, не опровергали негласную монополию мужчин на политическую деятельность, но всячески подчёркивали (по крайней мере, в глазах широкой публики), что женщины на троне – исключения, подтверждающие правило: «власть – привилегия мужчин». Эта мифологема, несмотря на многочисленные обратные примеры, оставалась в целом непоколебимой вплоть до современной эпохи.

У всякой головы есть шея

В то же время никто и никогда не оспаривал тот факт, что женщинам доступна иная, скрытая форма государственного могущества – влияние на облечённых властью мужчин. Не обязательно обладать харизмой сурового вождя, чтобы вершить судьбы народов – порой достаточно быть самым близким и дорогим для такого вождя человеком. В этой сфере сила женского эмоционального воздействия, – которую в её крайнем выражении называют женскими чарами, то облагораживающими, то гибельными, – раскрывается вовсю. Не раз мнение близкой к государственному лидеру женщины имело решающее и даже роковое значение на извилистых путях истории.

В Священном Писании запечатлены деяния Эсфири, спасающей свой народ от расправы благодаря любви царя Артаксеркса. Положение Эсфири в дворцовой иерархии предрешило исход кровавого межэтнического конфликта, назревавшего в Персидской империи. Пример иного рода – гнусная месть Иродиады, превратившей в орудие манипуляции свою дочь, прекрасную Саломею, которая потребовала в награду за танец голову пророка Иоанна Предтечи. И хотя козни Иродиады не смогли изменить ход истории в такой степени, как действия Эсфири, гибель Иоанна Предтечи стала одним из ключевых сюжетов христианского мировидения на протяжении двадцати миновавших затем веков и остаётся таковой по ей день.

В современном искусстве приобрела популярность история пятнадцатилетней дочери индейского вождя Покахонтас. Полюбив синеглазого англичанина Джона Смита, она убедила своего отца пусть ненадолго, но предотвратить конфликт между коренными жителями Америки и пришельцами. Эти реальные события легли в основу целого ряда романов и киносценариев.

Не прославленный в священных текстах и в художественных произведениях, зато, пожалуй, наиболее весомый пример решающей роли близкой женщины в движении исторических событий, относится к шестому веку и произошёл в Константинополе, когда там правил самый знаменитый византийский император Юстиниан, – тот самый, который едва ли не восстановил в прежних границах Римскую империю, воздвиг Собор Святой Софии и создал пресловутый «Юстинианов кодекс», лежащий в основе всех современных правовых систем. Так вот, всеми своими достижениями, вошедшими во все пособия по эпохе Средних веков, этот великий самодержец обязан своей спутнице, императрице Феодоре. В критический момент восстания Ника, когда мятежники уже овладели большей частью византийской столицы, власть Юстиниана висела на волоске и в отчаянии он был готов, спасая свою жизнь, бежать из Константинополя, именно супруга проявила недюжинный героизм, произнеся знаменитую фразу: «Императорская власть – лучший саван». Феодора убедила мужа, что лучше умереть на троне, чем бросить порфиру под ноги бунтующей толпе, и это определило исход схватки. Увидев готовность императора сражаться до конца, ободрились придворные и телохранители, к ним примкнула колеблющаяся часть элиты и армии. В результате восставшие не сумели использовать момент первоначального замешательства и были вынуждены отступить.

Так отважная женщина ввела своего венценосного супруга в историю, когда он мог запросто кануть в Лету. Кем стал бы Юстиниан без супруги? Пополнил бы длинный ряд исторических неудачников, недостойных внимания потомков. А с ней вместе он персона номер один, олицетворяющая империю Константинополя. Не случайно на прославленной фреске Софийского Собора, памятной многим ещё из школьных учебников, Юстиниан и Феодора изображены равными.

Феодора – императрица Византии

Приведённый выше самый беглый и точечный обзор необъятного поля женской политической деятельности убеждает нас, что «лидеры в юбках» не раз изменяли судьбы народов, выступая как в официальном статусе правителей и полководцев, так и в роли «серых кардиналов», пользующихся особым доверием государственных руководителей.

И всё же, сколько бы мы ни говорили о бесконечном разнообразии типажей и характеров представительниц прекрасного пола, проявивших себя на политическом Олимпе, нам не удастся избежать вечного обобщающего вопроса: так были всё-таки женщины лучшими руководителями, чем мужчины или нет? Оказались принятые или пролоббированные ими решения более эффективными при сравнении с решениями сильного пола? И если можно дать положительные ответы на эти вопросы, то всегда ли и во всём ли женщины-руководители оказывались лучше, а их решения эффективней? Или речь можно вести только об определённых направлениях и сферах, где женщины, как правило, искуснее мужчин?

Прежде чем перейти к череде биографических иллюстраций, позволяющих читателю самостоятельно искать ответ на поставленные вопросы, посмотрим – что же говорят на этот счёт современные социальные и психологические исследования, посвящённые проблеме гендерных различий в управлении?

Рисковать или беречь?

Если существуют женские и мужские подходы к управлению, их корни следует искать в глубинных особенностях психологии двух полов.

Насколько велики психологические различия между мужчинами и женщинами?

В современном мире сама постановка вопроса может звучать рискованно. Этот жаркий спор давно уже вынесен за пределы академических кафедр. Для кого-то отрицательный ответ превращён в политическое знамя, в символ новой веры, а ослушники и еретики подлежат чуть ли не святой инквизиции. Самые ярые апологеты этой своеобразной новой религии настаивают на отсутствии психологических различий между полами с такой же яростью, с какой, вероятно, их последователи будут вскоре настаивать на отсутствии различий внешних и физиологических. Оставим же их наедине с их собственным фанатизмом и обратимся к специалистам, которые, хотя и дискутируют о масштабах пресловутых различий, но единодушно сходятся во мнении, что такие различия существуют.

И они – не столько результат воспитания каждого из нас в рамках определённой гендерной модели поведения, сколько продукт чрезвычайно долгой, даже не многовековой, а скорее – миллионолетней эволюции, восходящей к давним, первобытным истокам человеческой природы.

Так уж получилось, что из двух полов только женщины наделены способностью рожать. Точно так же они и только они одарены чудесной возможностью кормить ребёнка грудным молоком. Отрицать эти особенности невозможно даже с самых ультрареволюционых позиций.

Именно поэтому женщине-матери не было никакого резона становиться охотником. Беременная не имела права рисковать плодом, с копьём в руке преграждая дорогу мамонту. Кормящей с младенцем на руках – не с руки защищать охотничью добычу от стаи разъярённых гиен. Ставить на кон свою жизнь ради пропитания рода, вступать в схватку с дикими животными – столь опасное занятие всегда было долгом мужчин, не обременённых детьми.

Возможно, в каких-то племенах и находились амазонки, презирающие эти правила и вступавшие на охотничьи тропы наравне с мужчинами, а то и впереди мужчин. Однако такие отчаянные мамочки имели бóльшие шансы погибнуть сами и погубить своих потомков, то есть не передать гены воительниц и охотниц по наследству. Напротив, рискованные охотничьи инстинкты у мужчин не угрожали продолжению рода – даже если значительная часть ловцов дичи погибала от бивней мамонта или клыков пещерного медведя, то при определённой свободе нравов, неизбежной в первобытных условиях, и тех немногих уцелевших в схватках представителей сильного пола было достаточно, чтобы забеременели все женщины. Когда мужчины смелы и отчаянны – и племя будет с мясом пойманных зверей, и род не прервётся. Когда же мужчины чересчур робки – и племя останется голодать, и для продолжения рода никакой очевидной пользы. Зато, чем осторожнее и осмотрительнее вёл себя прекрасный пол – тем надёжнее сохранялись женские жизни и тем больше младенческих голосов оглашало пещеры предков. Семьи дерзких добытчиц вымирали, семьи сдержанных домохозяек умножались и наполняли Землю. Племенам амазонок просто не оставалось места в природе – они закономерно должны были уступить место тем человеческим сообществам, где в охотничьих вылазках рискуют только мужчины, а женщины хранят очаг и берегут детей.

Женская и мужская логика под нейросканером

На признании этой естественной логики построен один из самых популярных бестселлеров по психологии пола – замечательная книга австралийских психологов Алана и Барбары Пиз «Почему мужчины врут, а женщины ревут» [1]. В ней обобщены: собственная богатая практика авторов, занимавшихся консультацией семей и одиночек; многочисленные исследования психологов, пытавшихся разгадать тайну взаимного непонимания между полами; наконец, самые неопровержимые данные – результаты экспериментального изучения мозговой деятельности – которая, как выяснилось, имеет собственные гендерные нюансы вплоть до уровня нейронных сигналов. К чему же привело то, что один пол тысячелетиями специализировался на преследовании добычи, а другой – на ведении домашнего хозяйства? В сжатом виде выводы супружеской четы Пиз можно изложить так:

1. Благодаря необходимости преследовать зверя и поражать его точным броском, у мужчин лучше развита ориентация на местности и пространственное воображение. Исследования Лондонского Института психиатрии доказывают, что при столкновении с необходимостью сориентироваться в пространстве, в мозгу среднего мужчины активируется впятеро больше серого вещества, чем в мозгу средней женщины! Поэтому из мужчин получаются лучшие проводники по малознакомым маршрутам и мужчины легче решают стереометрические задачи.

2. Чтобы не отвлекаться от преследуемого животного, у мужчин преобладает «туннельное зрение», позволяющее сконцентрироваться на одном объекте и не обращать внимания на всё прочее. Женщины, напротив, мастера зрения «периферийного» – для того, чтобы следить за многочисленными детьми или собирать дары природы, надо не упускать из виду и то, что заметно лишь краем глаза, охватывая одновременно «всю поляну». Мужчины всегда выделяют главное, женщины способны замечать скрытые детали.

3. Чтобы не спугнуть добычу, от мужчин требовалось быть немногословными, говорить редко и только по делу. Женщинам, наоборот, чтобы не заблудиться при сборе лесных даров и не потерять малышей, следовало поддерживать постоянную связь, аукаться, перекликаться, непрерывно обмениваться информацией. Поэтому даже в современном мире женщины в среднем произносят 6–8 тыс. слов в день, а мужчины – от 2 до 4 тысяч.

Правда, времена и традиции меняются быстро, и сильный пол сплошь и рядом меняет профессии, требующие молчания, на ремесло говорунов, нашедших признание на юмористических стендапах, профессорских кафедрах и парламентских трибунах. Но законы, по которым устроена наша центральная нервная система, так быстро меняться не могут. По данным Лондонского Института психиатрии активные области, используемые для речи и языка, в мозгу среднестатистической женщины занимают в три раза больше места, чем в мозгу среднестатистического мужчины. Не удивительно, что среди мужчин втрое чаще встречаются заики и в десять раз чаще – лица, страдающие дислексией.

4. Преимущество в коммуникабельности, обеспеченное таким образом женщинам, даёт им ещё один важный бонус – более высокую эмоциональную отзывчивость. Мужчине было мало дела до того, какие чувства испытывает раненная его копьём жертва; женщине же было чрезвычайно важно угадывать по выражению лица и иным признакам настроение её малышей – от этого могли зависеть их здоровье и жизнь. Поэтому женщины лучше, чем мужчины, читают эмоции по лицу и с гораздо более высокой вероятностью распознают ложь и правду. По данным нейрофизиологии, при общении у женщины задействовано обычно 14–16 мозговых центров, позволяющих расшифровывать эмоциональную окраску слов, тональность голоса и язык жестов. У мужчин чаще всего включается не более 7 таких центров, что даёт женщинам ощутимую фору в понимании собеседника.

5. Охота требовала от мужчин не только «туннельного зрения», но и «туннельного мышления» – концентрации мысли на решении одной задачи. Женщинам в домашнем хозяйстве приходилось одновременно решать несколько задач. Поэтому мозг мужчины можно назвать «монотрекинговым», он сосредоточен на одной главной мысли, на одном принципиально важном действии. Мозг женщины «мультитрекинговый». Как правило, женщины могут говорить о нескольких проблемах сразу и делать несколько дел одновременно. (В качестве прекрасной иллюстрации этого тезиса мне вспомнился шарж из советского журнала «Крокодил», изображавший домохозяйку, которая, зажав под ухом телефонную трубку, резала на одном столике овощи, на соседнем раскатывала тесто, на третьем утюжила рубашку и выполняла ещё какие-то невообразимые для мужчин вещи. Картинка сопровождалась многозначительной подписью: «Гроссмейстер играет одновременно на двенадцати досках!» Кажется, публикация вышла накануне знаменитого матча «Карпов-Корчной», когда шахматная тема была на слуху у читателей).

У этого женского таланта «мультитрекинга» тоже есть неопровержимое научное подтверждение. Нейрофизиологи выяснили, что перемычка между левым и правым полушарием мозга у мужчин в среднем на 10 % тоньше, чем у женщин, и в ней присутствует примерно на 30 % меньше нейронных контактов. Похоже, именно эта интенсивная связь между полушариями позволяет дамам удерживать в голове единую картину нескольких мыслительных процессов и быстро переходить с одной темы на другую, не отключая в своём «многоядерном процессоре» ни одной из них. Правда, с другой стороны, слабость мужчин в этой сфере оборачивается их силой в другой – созданные природой для сосредоточения на одном, наиболее важном с их точки зрения деле, джентльмены гораздо чаще дам становятся высококлассными узкими специалистами, непревзойдёнными экспертами в какой-либо специфической области.

6. Исходя из вышеперечисленного мужчины, как правило, лучше справляются со стратегическими задачами, требующими долгосрочного планирования и неуклонного движения к избранной цели. Женщинам же качественнее удаётся текущий менеджмент, требующий перманентного решения одновременных тактических задач и исполнения множества малых дел.

Со всем вышесказанным трудно поспорить. Правота авторов бестселлера подтверждается не только обилием ссылок на самые достоверные и обстоятельные научные работы, но и колоссальным тиражом их книг, нашедших благодарных читателей на всех пяти обитаемых материках. Небывалая популярность супругов Пиз свидетельствует о том, что их покупатели, мужчины и женщины, узнавали в приведённых примерах самих себя и, находя объяснение тому, что раньше казалось таинственным и алогичным, распутывали гордиевы узлы, завязавшиеся в собственных семьях.

Гендер в кресле начальника

Примерно такие же выводы, о которых Алан и Барбара Пиз пишут легко и непринуждённо, можно обнаружить на страницах научных изданий, отечественных и зарубежных, конечно – в строгом академическом изложении.

Повышенная способность женщин к эмпатии и высокая коммуникабельность бизнес-леди отражается на методах руководства. Так, практически все специалисты по психологии управления отмечают, что женщины-руководители выстраивают более тесные связи с подчинёнными, лучше осведомлены об их личных и семейных проблемах, чаще проявляют сочувствие, и, задействовав этот фактор, «обладают большими возможностями оказания влияния на подчинённых и партнёров, что касается и организации командной работы. …продуктивностью в вопросах выстраивания и поддержки отношений». (Т. В. Михайлова, И. В. Балашкевич). Напротив, «для мужчин-руководителей характерны низкий уровень коммуникации и эмпатии» (Е. П. Ильин), их мотивация в работе с коллективами в большей степени опирается на прямолинейные методы «кнута и пряника».

«Мужчины склонны скорее к директивному, женщины – к коллегиальному руководству, учитывающему мнение экспертов и подчинённых» (О. В. Шевцова, ВШЭ). С этим полностью согласен А. Л. Журавлёв, пришедший к выводу о том, что женский стиль руководства обычно «характеризуется коллегиальным принятием решений, делегированием полномочий и установлением партнёрских отношений в коллективе». По мнению Иглу и Джонсона, именно это повышает спрос на женщин-управленцев в современном обществе, где демократический стиль руководства пользуется повышенным предпочтением. Это – результат того, что типичный мужчина прямолинейно стремится к цели, а типичная женщина склонна учитывать детали.

Холл обращает внимание на то, что «женщинам в целом свойственна лучшая способность к чтению эмоций окружающих, нежели мужчинам». Это отчасти – продукт обострённой женской эмпатии. Правда, талант эмоционального контакта не всегда бывает направлен на сглаживание конфликтов и заботу об окружающих. Согласно исследованиям Лагерспец и Бьйорквист, женщинам, в равной степени, как и мужчинам, бывает свойственна агрессия, но женщины чаще прибегают к косвенным формам агрессии, тогда как мужчины – к прямым. Широко распространены такие методы косвенной агрессии, как диффамация через слухи, столкновение через манипуляцию и т. д. Данные современных социологов позволяют предположить, что в прошлом женщины-лидеры увереннее мужчин чувствовали себя в обстановке дворцовых интриг: они легче распутывали заговоры, но также искуснее могли их составлять.

Если мужчина-лидер обычно полагается на прямолинейную логику и холодный расчёт, то женщина чаще склонна учитывать нюансы и принимать интуитивные решения. Порой они оказываются нелогичными, однако, как убеждён специалист по менеджменту Питер Шодербек, даже в постиндустриальном мире, насыщенном источниками разнообразных сведений, использующем ‘bigdata”, расчёт не всегда оправдан, а обилие информационных потоков, создающих своего рода информационный шум, часто требует от управленцев основывать свой выбор именно на интуиции.

Наконец, мужчины-руководители более импульсивны и решительны, им чужды колебания, в то время как женщина предпочитает взвешивать и медлить. Однако это, по мнению Михайловой и Балашкевич, нельзя списывать на робость слабого пола, скорее, речь должна идти о повышенной ответственности, позволяющей избегать ненужных рисков и авантюр.

Обобщая обнаруженные экспертами по социальной психологии гендерные различия в управленческих стратегиях, можно констатировать:

1. Активность мужчины-руководителя чаще направлена вовне коллектива, на решение его внешних проблем, активность женщины-руководителя обращена вовнутрь (А. В. Чернобровкина). Отсюда можно ожидать, что мужчины-политики чаще способны преуспеть в вопросах внешней политики, таланты женщин требуются для стабилизации внутренней обстановки.

2. Стремясь избежать рисков и потрясений, женщина чаще выбирает эволюционное, постепенное развитие, стратегию «малых дел», предпочитая тактическое планирование стратегическому (О. В. Шевцова).

3. При сравнении гендерных стилей руководства можно «прогнозировать большую эффективность мужчиныруководителя в сферах, связанных с лидерством и постановкой целей… женщины – в сферах мотивации персонала, эффективной коммуникации и при принятии решений» (А. В. Чернобровкина).

Кажется, перед нами предстала достаточно красочная и отчётливая картина, живописующая те преимущества и уязвимые места, которыми обладают лидеры обоих полов. Однако прилагая эти схемы к конкретным историческим персонажам, мы далеко не всегда можем убедиться в их правоте.

Почему?

Да потому, что выше шла речь о среднестатистических мужчинах и женщинах, о различиях между медианами массовых выборок, полученных при сравнении сотен и тысяч случаев, среди которых преобладают более частые типичные. Когда перед нашим взором предстаёт массовый менеджмент низового и среднего звена – в бизнесе ли, на чиновной службе или на поприще гражданской активности – эти схемы работают весьма удачно. Но когда мы начинаем говорить о самых выдающихся политических персонах, вспыхнувших, словно звёзды, на историческом небосклоне – то имеем дело по преимуществу с исключительными личностями, которые выходят за рамки тех или иных правил.

Не случайно Басов, Хайд, Маккоби и другие исследователи психологии пола постоянно подчёркивают, что кривые распределения тех или иных качеств у мужчин и женщин сильно перекрываются, а крайние показатели одного пола могут значительно превосходить средние цифры другого. Нам с вами легко убедиться в правоте этих суждений на примере совершенно очевидного признака, хотя и далёкого от психологии, зато не требующего специальных знаний для его оценки и буквально бросающегося в глаза. Дилетантской иллюстрацией для выводов Басова, Хайда и Маккоби может служить обычный рост. Конечно, всем известно, что мужчины в среднем выше женщин. Однако когда мы наблюдаем наших баскетболисток или волейболисток, на полголовы возвышающихся над стандартными мужскими коллективами, то понимаем, что в этом правиле есть значимые исключения.

Если это справедливо в отношении спорта высших достижений, то что же мешает ожидать похожих исключений в политике, на высших этажах власти? В том, что такие исключения есть, а также в том, что вместе с типичными женскими талантами государственные леди часто демонстрируют и те, что принято считать характерными мужскими, мы убедимся в следующих главах нашей книги.

Прежде чем говорить о роли отдельных выдающихся женщин в истории, скажем несколько слов о той малоизвестной и поистине выдающейся роли, которую сыграли все женщины в судьбе человечества.

Для этого, прежде чем пуститься в плавание по волнам документальной истории – той истории, которая охватывает лишь несколько последних тысячелетий и запечатлена в письменных источниках – обратимся к временам несравненно более давним, о которых свидетельствуют лишь кости далёких предков. Читать эту историю приходится не с помощью старинных алфавитов и искусных переводчиков, но с помощью радиоуглеродного анализа, генетического секвенирования и иных удивительных методов, взятых на вооружение современной наукой. Однако то, что палеоантропологам удалось узнать из загадочных биохимических шифров прошлого, заставит многих коренным образом пересмотреть свои взгляды на значение женщины и семьи в становлении человека разумного.

Тезисы, которые мы предложим читателю в этой главе, нельзя считать полностью доказанными. На сегодня это лишь гипотеза, правда, опирающаяся на очень веские доводы; более аргументированная, чем альтернативные гипотезы об эволюции разума. Впрочем, сам феномен эволюции до сих пор не всеми воспринимается с доверием: кому-то не нравится наше родство с более примитивными животными, кто-то видит в эволюционных исследованиях покушение на авторитет религии. Авторы отнюдь не предлагают читателю вступать в полемику по этому фундаментальному вопросу мировоззрения. Публикуя эту главу, мы лишь подчёркиваем, что её выводы нельзя считать противоречащими Священному Писанию: в конце концов, в Книге Бытия тоже сказано, что именно Ева предложила Адаму сорвать плод с дерева познания. А проблему – привело ли это познание к добру или ко злу – вынесем за обложку нашего произведения.

Многие биологи предполагают, что именно женщинам принадлежит ключевая роль в самом появлении человека разумного как уникального феномена, коренным образом отличающегося от всех прочих живых существ своим интеллектом и своей социальной организацией. Речь идёт о концепции выдающегося антрополога Оуэна Лавджоя, – того самого, который откопал первого австралопитека Люси. Дело, конечно, не в том, что найденная им в восточной Африке представительница наших первобытных прапращуров принадлежала к женскому полу. Лавджой пришёл к своему ошеломительному выводу, тщательно изучив сотни останков, относящихся к разным эпохам, проследив линии эволюции, сопоставив свои предположения с поведением современных людей и современных обезьян, с их физиологическими и генетическими особенностями. Не будем вдаваться в особенности этой сложной научной кухни. Его теорию с разных сторон рассматривали другие специалисты, находя всё больше подтверждений смелому выводу. С ней, кстати, в целом согласен самый видный российский эволюционист, завкафедрой эволюционной биологии МГУ Александр Марков – убедительные аргументы в пользу данной теории и описание ряда экспериментов можно найти в двухтомной книге Маркова «Эволюция человека» в первом томе «Обезьяны, кости и гены» (М., Corpus, 2011, с. 80–96).

Суть выводов Лавджоя можно сформулировать кратко: мы стали самыми разумными, высокоорганизованными и, как следствие, господствующими на планете существами, прежде всего, потому, что у наших далёких предков выбор спутницы при создании пар не был привилегией сильного пола, как у большинства животных. Нет, всё происходило ровным образом наоборот.

Самки достаются сильным, а женщины выбирают умных

Звериная свадьба проста. В стае есть «альфа-самец», и все самки принадлежат ему по праву доминирования. Для спаривания «альфе» не требуется согласие своей партнёрши – достаточно победить всех остальных самцов, подчинить их или вовсе выгнать из группы. Здесь действует принцип: «сила есть – ума не надо». Потомство оставляют самые свирепые и могучие: моржи с самыми длинными клыками, олени с самыми раскидистыми рогами, гориллы с самыми бугрящимися бицепсами. При этом «альфа-самец» не заботится о своих потомках, все усилия по воспитанию ложатся на плечи звериных мам. А зачем «альфе» эта забота? Во-первых, наложниц в его гареме слишком много, обо всех не похлопочешь. Во-вторых, даже если кто-то из детёнышей погибнет – невелика беда, наложниц и потомков полно, уж кто-то точно продлит род «султана стаи». «Альфу» беспокоит только одно – не подпускать к своему гарему соперников.

Наши предки, обнаруженные палеоантропологами в слоях миллионолетней давности, заметно отличаются от самых похожих на них человекообразных обезьян: горилл и шимпанзе. И главное отличие – у прамужчин отсутствуют характерные для других человекообразных приматов выраженные клыки и брутальные звериные черты. Это говорит о том, что для продолжения рода им не требовалось устрашать соперников и побеждать их в кровавом бою. Похоже, что принцип «альфа-доминирования», принудительного спаривания с самым сильным самцом в этом случае не работал.

По этим признакам и по целому ряду других Лавджой понял, что в среде пралюдей партнёра выбирали именно представительницы прекрасного пола, создавая пару в обмен на ухаживания и подарки. Преуспевали те будущие отцы, кто мог отыскать в допотопной саванне самые вкусные плоды, выкопать земляные орехи, поймать рыбу или обнаружить ещё что-то вкусное. Это значит, преуспевали более умные и более заботливые, более склонные к альтруизму. Ум был необходим, чтобы найти самые дефицитные пищевые ресурсы, позволяющие выделиться перед избранницей и склонить её на свою сторону перед лицом конкурентов. Альтруизм требовался, чтобы по дороге не сожрать добытую вкуснятину самому, а принести её к ногам первобытной леди. А раз наибольшим спросом у представительниц прекрасного пола пользовались носители именно этих качеств, каждое следующее поколение получало шанс стать хоть чуть-чуть умнее и чуть-чуть щедрее, а следовательно, и добрее к близким.

От одиночных гаремов к слаженным коллективам

Предпочтение, которое отдавали праженщины ухажёрамальтруистам, было полезным не только с точки зрения передачи наследственных качеств. Если избранник отличается альтруизмом, он будет заботиться о своей партнёрше не только накануне любовной встречи, но и впредь, когда ей предстоит выращивать детей. А это – включение отца в воспитание, его забота о матери и детях – для эволюции ума оказалось чрезвычайно важно. Чем примитивнее мозг биологического вида – т ем раньше детёныш обретает самостоятельность. Зайчонок разлучается с матерью почти сразу после рождения. Жеребёнку, чтобы стать взрослым, требуется два-три года. Человеку, как мы знаем, надо двигаться к совершеннолетию лет пятнадцать-двадцать. Столь долгий срок необходим, чтобы вырос, оформился и созрел наш самый главный орган – большой, многофункциональный, полный извилин и нейронных связей человеческий мозг. Чем дольше растёт мозг – тем дольше длится детство. Чем дольше длится детство – тем дольше ребёнок нуждается в заботе, которая одинокой матери может оказаться не под силу. Значит, у отцов-альтруистов, чувствующих долгую эмпатию к своей спутнице и своим детям, у отцов, опекавших свои семьи на протяжении всего периода взросления, потомки имели больше шансов выжить.

То, что главным критерием отбора доисторических женихов стала не сила, а способность к альтруизму, доброта, сыграло ещё одну важную роль. Подобрев, первобытные мужчины научились выстраивать горизонтальные связи, действовать в коллективе. Если наши обезьяноподобные сородичи мужского пола изгоняли из группы соперников, – каждый стремился стать первым и единственным «парнем на деревне», – то предки людей научились ладить между собой и стали жить большими группами. Это дало им огромные преимущества. Ни один, даже самый накачанный мышцами альфа-самец гориллы не осмелился бы сразиться с мамонтом или носорогом. Для более щуплых, но гораздо более сообразительных и общительных первобытных людей коллективная охота на крупных животных стала обычным делом, открывшим широчайшие перспективы калорийного питания. Кроме того, создавая коллективы, они не только обрели шанс вкусно и полезно питаться, но ещё получили возможность учиться друг у друга и накапливать знания, а в заботе о детях – передавать эти знания по наследству.