Фото со вспышкой
1.
Моне категорически не нравился город, и она подозревала, что и город о ней не самого высокого мнения. Что это за название – Иллюминау? Мона и не узнала бы про существование этого городишки, если бы не стипендия. На вступительном собеседовании в университете Мона ужасно перенервничала – запиналась, путалась в фактах, мало того: отнесла Босха к «малым голландцам», хотя сама выбрала его творчество темой своего вступительного эссе, за которое получила высокий балл. Лица членов комиссии были недовольными, откровенно скучающими. Когда наконец ее отпустили, она чуть слышно попрощалась и поспешила к выходу, чтобы никто не заметил ее слез. Как только она вышла из кампуса, начался ливень, а Мона не взяла с собой зонтик. Ей не хотелось возвращаться, и она забежала в расположенную неподалеку кофейню. Она сидела на высоком барном стуле, пила горький, чуть кислящий американо, смотрела через большое витринное окно на посеревшую улицу, по которой ветер разгонял потоки воды, и тихо лила слезы. «Бо-о-ль!» – звучал в наушниках голос Дэна Рейнольдса1, и Мона чувствовала черное отчаяние. У нее были все шансы получить место по квоте – и она их упустила. Ей могут предложить учиться платно, но у семьи нет столько денег, чтобы оплачивать ее обучение. И что теперь делать? Куда идти? Мона покосилась на официанта – насколько тяжело будет работать в похожей кофейне? Официант стоял, облокотившись на стойку и уткнувшись в телефон. Она представила долгие часы на ногах без возможности присесть, тяжелые подносы, хамов-клиентов, которых нельзя поставить на место, возвращение домой затемно… «Бо-о-ль!» – подтвердила песня.
Вдруг Мона почувствовала, что кто-то коснулся ее руки, и подскочила на месте. Она совсем замечталась и не заметила, как к ней подошел человек в черном костюме. У него было морщинистое лицо, короткие седые волосы и внимательные серые глаза. Мона узнала в нем одного из членов комиссии и поспешила вытащить наушники из ушей.
– Д… добрый день, – сказала она, вопросительно глядя на него.
– Вы Мона? К сожалению, не запомнил вашу фамилию, но ведь это вы сейчас проходили собеседование?
– Да, я, – кивнула она, а про себя подумала, что сегодня собеседование проходит полсотни человек.
– Я бы хотел обсудить кое-что относительно вашего поступления, если вы не против.
Мона насторожилась, но кивнула. Незнакомец отодвинул соседний барный стул, неловко на него уселся, долго не мог примостить зонтик и наконец повесил его за крюк на угол стола.
– Мне как обычно, – махнул он официанту и вновь обратил взгляд на Мону.
– Думаю, вы понимаете, что не прошли по квоте.
Она печально кивнула.
– Я представляю фонд «Галилей», который занимается поддержкой талантливых студентов, – он вытащил из своего портфеля папку и принялся вынимать красочные буклеты. – Я читал ваши эссе и мотивационное письмо, у вас прекрасный аттестат. Ежегодно наш фонд спонсирует обучение нескольких студентов, которые не могут позволить себе учиться платно. Мы берем на себя все расходы, однако после выпуска вам нужно будет три года отработать в одном из музеев, которые курирует фонд. Не буду лгать: если бы музеи были интересны кому-то, кроме специалистов, их не нужно было бы курировать, и очередей из желающих попасть туда нет. Однако в целом условия сносные, заработная плата чуть ниже рыночной, но никто не бедствует; кроме того, вы получите бесценный опыт. Вот здесь отзывы наших выпускников, – добавил он, находя в буклете нужную страницу. – Некоторым настолько пришлась по душе атмосфера маленького музея в затерянном городке, что они остались там работать и по истечении обязательных трех лет. Я оставлю вам брошюры, в них вы найдете форму заявки. Если заинтересуетесь, заполните ее и отправьте по указанному адресу.
Мона почувствовала, словно перед нею вновь забрезжил свет. Незнакомец тем временем посмотрел на часы и начал спешно прощаться:
– Перерыв заканчивается, вынужден откланяться. – Он поднялся со стула, взял зонтик, попрощался с Моной и быстрым шагом вышел из кафе.
Мона вновь принялась разглядывать брошюры, когда к ней подошел официант и спросил, не нужно ли ей чего.
– Принесите, пожалуйста, счет.
– Хорошо. Знаете его? – спросил он, кивнув на пустующий стул.
– Нет, проходила сегодня собеседование, и он был в комиссии.
– Понятно. Занятный старичок. Он изредка сюда заходит и всегда говорит: «Мне как обычно», но никто не знает, что он имеет в виду – он никогда ничего не заказывает, и ему никто ничего не приносит.
Официант дружески улыбнулся и отправился к стойке, а Мона задумалась, не является ли фонд «Галилей»такой же выдумкой, как и его заказ.
Но все оказалось правдой. У фонда даже был свой сайт, Мона с легким сердцем отправила заявку – и получила стипендию. И теперь, спустя четыре года учебы, ей предстояло выполнить свою часть договора и отправиться в Краеведческий музей Иллюминау. Иллюминау… в Плимстоне хотя бы велись раскопки и раз в год проводилась конференция. Блау вообще был районным центром со своим кинотеатром и пивоварней. А вот Иллюминау казался богом забытым городишкой, в котором не было ровным счетом ничего интересного – кроме Краеведческого музея, который так ждал Мону. Конечно, она понимала, что это справедливо. Фонд «Галилей» оплатил ее недешевое обучение. С другой стороны, она стажировалась в Вене. В Вене! Теплые места на крошечном рынке труда разберут другие выпускники, и что делать ей, когда через три года она сможет вырваться из этой глуши? «Зато у меня будет ценный опыт», – повторяла она себе.
Город встретил Мону проливным дождем. Она осталась единственной пассажиркой рейсового автобуса, который шел от железнодорожной станции, и водитель неодобрительно посматривал на нее в зеркало заднего вида, словно был недоволен, что из-за нее ему пришлось проделать несколько лишних километров. Накинув капюшон, Мона побежала к зданию автовокзала, катя за собой тяжелый чемодан. Она потянула тяжелую ручку двери и очутилась в полутемном зале с пустым табло на стене. Лампы не горели, лишь сумеречный свет с улицы тускло освещал помещение. Возможно, поэтому Мона не сразу заметила, что в зале был кто-то еще – довольно молодой парень в черной кофте с капюшоном. Хотя все сиденья были свободны, парень сидел на полу, прислонившись к стене и вытянув длинные ноги, обутые в потрепанные кеды. Он подергивался и что-то бормотал, и Мона решила, что он слушает музыку в плеере. Она вытащила из кармана смартфон и сверилась с картой: дойти до остановки и сесть на обычный маршрутный автобус или шикануть и найти такси, все-таки дождь… Мона почувствовала какое-то движение рядом с собой, оторвала взгляд от экрана и вздрогнула: теперь парень стоял прямо напротив нее. Он был щуплым и невысоким и все так же продолжал ритмично подергиваться, только теперь Мона видела, что у него нет никаких наушников. Он смотрел на нее безумным взглядом, махал руками и вдруг заговорил:
– Свет! Свет! – На его лице блуждала улыбка, он словно ждал, что Мона ответит, а она подхватила чемодан и бочком-бочком вышла из зала. Очутившись на улице и осознав, что не видит ни души вокруг автовокзала, Мона бросилась бежать, чемодан грохотал позади нее. Она перебежала пустую дорогу, забежала за дом и оказалась на такой же безлюдной улице. Дождь разогнал всех, однако витрины нескольких магазинов горели, и Мона, убедившись, что ее не преследуют, вошла в кондитерскую. Это была небольшая лавчонка с прилавком, в витрине которого лежала и радовала глаз разнообразная выпечка, и парой столиков для посетителей. За прилавком стояла девушка возраста Моны.
– Привет, – сказала она. – Вот погодка сегодня.
– Да уж. – Мона сняла капюшон и разгладила мокрые пряди.
– С тобой все в порядке? Что-то ты бледная.
– Уф, я сейчас столкнулась с каким-то психом на автовокзале. Сначала думала, что это безобидный чувак-неформал, а потом он подошел ко мне и начал размахивать руками…
– Сочувствую, у нас таких и своих навалом, так еще и соседские приезжают. Может, кофейку?
Мона отказалась и открыла на смартфоне карту.
– Нет, спасибо. Подскажи, как мне добраться до этого адреса.
– О, бывшее общежитие, – тут же сориентировалась ее новая знакомая. – Там раньше было училище неподалеку. Тебе нужно перейти дорогу на следующем перекрестке и выйти на Речную улицу, там увидишь остановку автобуса. Садись на пятый, а в автобусе спросишь, где тебе выходить.
– Спасибо.
– Подожди. – Продавщица споро свернула бумажный кулек и положила в него несколько сахарных булочек. – Бери, это тебе. Меня зовут Кариад. Забегай!
Мона сердечно поблагодарила ее и уже без приключений добралась до своего нового жилья. Это была небольшая однокомнатная квартирка, в которой прихожая плавно переходила в кухню, а кухня – в спальню. Между кухней и спальней располагалась дверь в чистенький санузел. Мона поставила чемодан и села на стул. Как любое казенное жилье, квартира восторгов не вызывала, но была вполне сносной. На столе стоял большой радиоприемник – когда-то давно Мона видела подобный в доме у бабушки с дедушкой. Она нажала на кнопку и принялась крутить цилиндр, чтобы поймать волну. Наконец невнятное шипение сменилось звуками музыки и пения:
Salut! C'est encore moi
Salut, comment tu vas?2
Мона узнала бархатный голос Джо Дассена. Она достала из кулька булочку, и в этот момент в окно заглянул робкий луч солнца – дождь закончился.
2.
Не желая опаздывать в первый день, Мона вышла пораньше – и как раз подошел автобус, который тоже почему-то решил прийти раньше, чем было указано в расписании. Мона с трудом пробралась сквозь толпу и, примостившись на задней площадке, принялась с интересом разглядывать пассажиров. Обычные невеселые лица невыспавшихся людей, которые рано утром едут на работу. Ее взгляд привлекли несколько человек, которые выделялись из общей массы. Они были облачены в темные накидки с капюшонами, а низ лица закрывала черная маска с ярко-желтым, оранжевым или красным кругом. У некоторых круг был расшит узорами. Они сидели по двое в разных местах автобуса, и остальные пассажиры лениво скользили по ним взглядами, привычные к такому зрелищу. Мона засмотрелась на них, так что один из «капюшонов» поднял голову и принялся сверлить ее взглядом; она поспешно отвела глаза.
Музей был именно таким, каким она его себе представляла – небольшой, пропахший пылью и не пользующийся какой-либо популярностью. Директор музея был пожилым кругленьким мужчиной с отечным лицом и светлыми глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Он словно все время дремал, а когда разговаривал с Моной, смотрел куда-то мимо нее.
– Вашей задачей будет цифровизация музея, – объяснял директор. – Нужно сфотографировать каждый экспонат, перепечатать его данные с карточки и загрузить на сайт. Картотеку мы оттащили к вашему рабочему месту. Пройдемте туда.
Напротив кабинета директора располагался другой кабинет, дверь в который была приоткрыта.
– Вы будете сидеть здесь вместе с Шоном. Шон – наш кассир и экскурсовод, но так как посетителей мало, большую часть времени он проводит здесь.
Мона оказалась в небольшой светлой комнате с окном и двумя столами. За одним из столов, растянувшись на стуле и закинув руки за голову, восседал Шон. При виде директора и Моны он не изменил позы, лишь кивнул им. Шону было за пятьдесят, у него был пивной живот, а на голове среди тонких светлых волос начинала появляться лысина. Его глаза смотрели живо из-за очков в толстой оправе, и в целом он мало походил на экскурсовода, скорее на жуликоватого адвоката.
– Добрый день, – сказала Мона и прошла за свой стол.
– Ну, работайте, – кивнул директор.
На столе Моны стоял старый допотопный компьютер, а между столом и окном помещалась большая тумба с четырьмя ящиками – та самая картотека. Мона нажала на кнопку на панели системного блока и, пока компьютер загружался, потянула на себя тяжелый ящик, который был доверху наполнен карточками из плотной бумаги, на которых каллиграфическим почерком были выведены названия экспонатов и их характеристики. И каждую нужно было перепечатать…
Мона услышала звук открывающейся банки и с изумлением посмотрела на Шона:
– Вы пьете на рабочем месте?
Шон энергично замотал головой:
– Это вода.
– На этикетке написано, что пиво.
– Ух ты, продавщица, видно, ошиблась, я брал воду. Ну, не пропадать же добру, – сказал он после паузы и с плохо скрываемым удовольствием сделал глоток. Затем он вытащил из ящика стола книгу – томик рассказов Джойса – и погрузился в чтение. Мона же взяла несколько карточек наугад.
«Голова статуи, голова статуи, фигурка человека, свадебное украшение», – читала она названия. Что ж, так же скучно, как в любом другом захолустном краеведческом музее.
– Я схожу в зал, посмотрю на экспонаты.
– Ага, только не трогай там ничего.
Мона дошла до двери, но задержалась на пороге:
– Вы не могли бы провести мне небольшую экскурсию? Ну, чтобы получше познакомиться с музеем?
– Билет с экскурсией стоит двадцатку, – отмахнулся Шон, не отрываясь от книги. Мона молча вышла из кабинета.
Музейный зал оказался неожиданно большим, его освещали тусклые лампы с желтоватым светом, так что требовалось усилие, чтобы разобрать пояснительные таблички к экспонатам. Помимо витрин с разной интересной мелочевкой вроде наконечников стрел, украшений и амулетов, в центре зала стояла большая лодка, а в углу – большой каменный идол. Лицо идола сохранилось хорошо: нос с ноздрями, глаза, в которых неизвестный мастер сделал зрачок, так что казалось, что фигура следит за всем, что происходит в зале, слегка тронутый улыбкой рот. На лбу идола шла складка, а его каменная одежда была богато украшена резьбой: кружочки, спирали, линии. Затем внимание Моны привлекли деревянные кошки – семь штук сидели в ряд – мал мала меньше – и благосклонно взирали на нее глазами, в которых блестели граненые камни. Заинтересовала ее и куколка, табличка под которой лаконично гласила: «Жрец». Жрец, не более ладони в высоту, был облачен в грубую тканую мантию с узором. Но из-за глазок-бусинок и свалявшейся от времени длинной бороды он напоминал скорее одичавшего Санта-Клауса.
На втором этаже были гораздо более современные артефакты: пишущая машинка какого-то писателя из Иллюминау, восстановленный кусок комнаты довоенного времени – пестрые обои, керамические миски на обшарпанном столе, кресло-качалка, в которое посадили пару плюшевых игрушек. На стенах висели фотографии – открывшаяся в городе фабрика, студенты училища, какие-то меценаты, даже фото местной музыкальной группы, которой удалось однажды попасть на национальное радио. Остальное пространство занимали чучела животных, обитавших в городе и его окрестностях. Хотя Мона предпочитала природу в живом виде, навечно застывшие лисы, кабаны и куропатки не внушали неприязни. Мона полюбовалась ярким оперением исландского гоголя и спустилась вниз. В зале она задержалась у витрины с амулетами, которые выглядели точно так же, как узоры на идоле и на одежде жреца, и вспомнила, что уже видела подобные изображения сегодня.
– Шон, – сказала она, входя в кабинет, – кто эти странные люди в капюшонах? Я сейчас поняла, что символы у них на масках повторяют форму амулетов.
Шон оторвался от книги:
– Ты их видела?
– Людей в капюшонах? Их видел весь автобус.
– Интересно, – сказал он, вновь откидываясь на спинку кресла. – Это местные сектанты. Безобидные ребята, так что не обращай на них внимания. Они как бездомные собаки: обычно молчат в тряпочку – в прямом смысле – и занимаются своими делами. Не лезь к ним, и они к тебе не полезут. А если начнут показывать зубы, продемонстрируй, что ты их не боишься, и просто шугани. Можно и камнями покидать.
– Вы сейчас про сектантов или про собак?
– И про тех, и про других, по большому счету.
– Когда я искала в интернете информацию об Иллюминау, то не нашла упоминаний о какой-либо секте…
– Ну, значит, они не ведут блог, – развел руками Шон. – Не стоит о них беспокоиться. Разве что в ясную погоду старайся не ходить по Речной улице, иногда они всей шайкой ходят любоваться закатом.
3.
– У меня вопрос насчет картотеки, – сказала Мона. Директор сидел за столом с отсутствующим видом. Он перевел участливый взгляд на Мону, однако она все никак не могла отделаться от ощущения, что он смотрит куда-то за ее плечо.
– Что такое?
– Большинство карточек не содержит никаких полезных сведений. Там написано буквально: «Амулет. Пятнадцатый век» – и все. Может быть, для сайта стоит подготовить более полную информацию? Если Шон подскажет какие-нибудь интересные детали…
– Это вряд ли, – мягко возразил директор. – Он не захочет. Но вас я ни в чем не ограничиваю, тексты – на ваше усмотрение.
– Спасибо, – сказала Мона.
Вбив в файл пару десятков «солярных символов» и «керамических мисок с фольклорным узором», Мона решила заняться чем-нибудь поинтереснее. За несколько дней она неплохо наловчилась фотографировать экспонаты в неярком музейном свете и теперь решилась заняться чем-то более интересным. Почему бы не устроить фотосессию жрецу? Она раз за разом перерывала карточки в поисках нужной, но не находила.
– Что ты там шуршишь? – наконец недовольно спросил Шон.
– Не могу найти информацию по жрецу. Карточки лежат в алфавитном порядке, но буквы «Ж» я почему-то вообще не вижу…
– Ищи на «Р», Рори.
– Почему Рори? – спросила Мона, но совету последовала и с удивлением вытащила карточку, на которой было написано: «Рори. Жрец. 15-й век».
– Должны же его как-то звать, – пожал плечами Шон. – Не я это придумал.
– Откуда взялось это имя?
Шон развернулся к ней на кресле, подался вперед и ответил:
– Из глубины веков! – а затем вытащил из ящика стола открытую пачку чипсов и принялся громко ими хрустеть.
– Стоп-стоп, пятнадцатый век. Не поздновато ли для язычества? Понимаю, первый век до нашей эры…
– Для язычества никогда не поздно.
– Шон, пожалуйста, расскажи мне про жреца, я не могу просто так перепечатать строчку с карточки и не дать никаких пояснений.
– Обычно я говорю посетителям: «Здесь у нас миниатюрная кукла-жрец. Посмотрите, как он хорошо сохранился, особенно учитывая, что его выкопали из земли археологи». А если там есть дети, то добавляю: «Его зовут Рори. Глядите, какая у него потешная борода. Не забывайте каждый день умываться, а то у вас вырастет такая же». Если хочешь написать все это на сайте, я не возражаю.
Мона, качая головой, вышла в зал. От Шона не было никакого толка, он только сбил весь настрой. Она сделала глубокий вдох и приготовила фотоаппарат. К сожалению, витрина со жрецом (или с «Рори», как сказал бы Шон) находилась в самом углу, так что света на нее попадало еще меньше. Мона пыталась и так и этак, но фотографии получались слишком темными. Ей ничего не оставалось как убрать стекло и выставить на фотоаппарате вспышку. Щелк – и помещение залило нестерпимо ярким светом. Мона зажмурилась, не понимая, что это, но ничего не произошло. Она открыла глаза – неужели ей показалось? Или что-то со вспышкой? Она посмотрела на фотоаппарат, и тут в зал вбежал рассерженный Шон.