Не дуй

Размер шрифта:   13
Не дуй

«В эфире последние новости. Рост показате …» Женя раздраженно переключил радиостанцию. Пробка рассосалась. Автомобиль катил по почти пустой улице. Коаксиальные динамики запели хрипловатым голосом:

– … моя смерть поймала меня в тот момент, когда я зажег сигарету и поднес кружку пива к губам …

Упоминание о пиве и папиросе разозлило. Сурсаунд хозяйского авто исполнял их излишне наглядными. Запретный плод стал до приторности сладким. Он снова нажал кнопку на дисплее. На этот раз динамики заверещали приятным женским голосом:

– Стрельцы. Без преувеличений завтрашний день – это ваш день. Звезды рекомендуют расширить круг общения, благо для этого не будет необходимости прилагать какие-либо усилия. Включите …

Женя добавил громкости.

– … на полную свое красноречие. А природная харизма сама по себе поймает удачу, особенно в любовных делах.

Последняя фраза позабавила. Ухмыльнулся:

– Хм! Любовные дела.

На ум пришёл житейский причет – рожденный пить, елдить не должен. Ухмылка стала шире. Не было бы водки, не было бы детей. Факт. День его зачатия, зачатия брата, сестры, друзей-знакомых, приходятся исключительно на праздники. «Залет тычинки в пестик» случался на день рождения одного из родителей, на весенние пьянки: Пасху и майские. Реже Новый год и Рождество. Должно быть дело в длительных, а главное припозднившихся возлияниях. Под утро уже не до перепиха. Знал это по себе. Да и вообще в последнее время вопрос рассеивание генофонда не сильно его беспокоил.

Мысль пробудила новую волну раздражения. Снова ткнул дисплей. Наугад. Когда же, он последний раз тутулился? В памяти всплывал лишь крайний поход в баню. Зимой, а сейчас конец лета. Нет, нет, с этим у него все нормально. С хорошего бодуна хороший стояк. Но жена не дает. Перегар ей видите ли не нравиться. Ну и что. Дрочь тоже неплохой. Даже лучше.

Мужчина вывернул руль и плавно заехал на подземную парковку. От нетерпения крутило диафрагму. Последние минуты самые убийственные. Каждый день, заехав на парковку и продвигаясь к забронированному месту, чувствовал как замерзает время. Мелькали опоры, разметки, машины. Пространство на месте не стояло. А время … время замерзало. Всегда. Между человеком и его заветной мечтой нет препятствий. Есть только время.

– Наконец! – вырвалось у него, когда капот хозяйской машины подпер бетонную стену.

Не мешкая ни секунды Женя потянулся к «бардачку». Под бумагами, завернутая в перчатки, томилось счастье. Целых двести миллилитров счастья. «Чекушка» успела согреться. Купленная утром, целый день ожидала своего звездного часа. Натренированным движением «свинтил голову». Коричневатая жидкость, обжигающим теплом полилась по полости рта, через пищевод прямо в мозг. Сделав лишь одну остановку, опустошил содержимое меньше, чем за минуту. Стало хорошо. Хотелось закурить. Но, нет. Шеф не выносил табачного дыма, а в собственном «респектабельном» авто тем более. И, надо спешить. Коньяк вот-вот разольется по клеткам. Тогда жена «спалит». Прежде чем станет совсем хорошо, он должен успеть подняться на второй этаж, зайти в квартиру, вымыть руки и сесть за ужин. Там, «состояние счастья» можно списать на выпитую за ужином рюмку. Технологию Пух отрабатывал не один год. И она никогда не подводила.

Оказавшись дома, Женя доставал из холодильника бутылку. По сложившемуся ритуалу, жена накладывала ужин и заводила известную пластинку: «Ну не каждый же день» или «Женя, подумай о здоровье». Он отвечал: «Я чуть-чуть. Для аппетита». Наполнял рюмку. Выпивал. Жена возмущенно забирала бутылку и прятала в холодильник. Пух делал вид, что сильно огорчался. Но, имелась заначка, как у любого нормального мужика. Супруга уйдет смотреть свой сериал. Он найдет за умывальником своего «Франкенштейна» – помятую армейскую флягу.

Утро принесет страдания. Две вещи придут с рассветом: похмелье и желания выпить. Первое одолевается стаканом молока и обильным завтраком. Главное не блевануть, иначе плохо будет до обеда. Ополаскиватель для зубов и несколько леденцов от кашля. Второе будет мучить до вечера. И так каждый день. Кроме выходных. Вернее выходного. Шеф по субботам работал. Воскресение посвящалось возлиянию. По началу жена возмущалась, но уже больше года как до нее дошла бесполезность попыток. Сидела у телевизора или ходила в торговый центр. Пух медленно, смакуя каждый глоток, напивался. Иногда, за один выходной, накидывался дважды. С утра. Затем сон. И снова к вечеру. Блаженство. Жизнь устаканилась в прямом смысле слова.

И это вечер обещал быть хорошим. «Достоинство алкоголя в том, что никогда не знаешь чем все закончиться!» – этот девиз вдохновлял, а главное оправдывал маленькую Женину слабость.

В квартире пахло свежесваренным борщом. Пух торопливо разулся и прошел на кухню. Время дорого.

– Вкусно пахнет! – крикнул он, доставая из холодильника початую бутылку.

– Привет! – отозвалась супруга.

– Есть что покушать? – спросил Пух, садясь за стол.

Анжела вошла в кухню. На ней были выходные джинсы и футболка. Обычный домашний халат висел на дверях ванной. Пух не предал этому значение.

«Сейчас начнет бухтеть» – подумал Женя, наливая рюмаху. Но жена молчала. Наполнила тарелку и поставила ее на стол.

– Ну, Энжик, будь здорова! – пожелал ей Женя. Выпил.

Женщина села напротив. Подперла подбородок ладонью и задумчиво смотрела на мужа.

– Как на работе?

– Нормально, – ответил Женя, усердно работая ложкой.

– Борщ вкусный?

– Нормальный, – Пуху было не до болтовни, хотя борщ действительно вкусный.

Подробный ответ приведет к скучному разговору. А за умывальником ждал дружочек «Франкенштейн». Но с другой стороны, бутылку со стола не убрали. Она маняще потела конденсатом. Женя опасливо взял ее и снова налил. Анжела наблюдала за ним, не проронив ни слова. Поведение жены удивляло и беспокоило. Пух повторил манипуляцию. Затем еще раз. Жена молчала. Он тоже не спешил говорить, на всякий случай пряча взгляд. Только после четвертой рюмки, доев борщ, поднял глаза. За линзами ее очков блестели слезы.

– Что-то случилось? – спросил он, уже немного заплетающимся языком.

– Я так больше не могу, – прошептала она.

– В смысле?

Вместо ответа женщина вышла. Не теряя времени Пух очередной раз наполнил рюмку. Анжела вернулась с огромной сумкой. На глазах по-прежнему блестели слезы.

– Я ухожу, – сообщила она.

Женя широко улыбнулся. Выпитое расслабило душу. Было тепло и приятно. Голова легкая а за спиной выросли крылья. Хотел что-то спросить, но мысли, кишащий улей, не лезли на язык.

– Ты опять пьяный, – обескураженно констатировала жена, вытерев слезы.

Ответ выстрелил на уровне рефлекса:

– Я не пьян, я устал.

– Пух! – крикнула жена. От неожиданности Женя вздрогнул. – Ты кого обманываешь? Себя?

Дурацкое прозвище прилипло к нему со школы. Сочетание нескольких факторов, как обычно бывает. Во-первых фамилия – Пушков. Во-вторых в младших классах родители навязали сыну странный аксессуар – подтяжки. На пухленьком малыше смотрелись забавно. Ну и в-третьих Женя неплохо пародировал интонацию актера Леонова. Со временем от длинного «Винни Пух» остался «Пух». Кличка настолько прижилась, что многие коллеги, даже близкие друзья, не подозревали что его зовут Евгений.

– Никого я не обманываю, – парировал Женя. Язык волочился неохотно.

– Думаешь никто не замечает? – не сдавалась жена. – Ты каждый день в … в стельку.

– Чего ты хочешь? – рой мыслей кажется выстроился в шеренгу. – Я каждый день как проклятый вкалываю … за баранкой … я … расслабиться …

Анжела горько ухмыльнулась. В глазах застыли боль и сожаления. Слова закончились. Она подняла сумку и ушла. Женя провел ее мутным взглядом. Теперь можно пообщаться с лучшим другом Франкенштейном.

Хлопок входной двери прозвучал как сигнал. Пух залез под умывальник. Достал побитую фляжку. Слава богу только вчера заправил. Несколько глотков увезли его на ковре-самолете.

Проснулся затемно. По привычке. Вчерашняя сцена всплыла в расслабленном мозгу как неприятный сон. До конца не веря собственной памяти, Женя проверил спальню. Заглянул в ванную. Анжелы не было. Значит на самом деле ушла.

– Дура! – буркнул Женя, без злобы и сожаления.

«Ушла и ушла, – подумал он, подавляя рвотные позывы. – Ну да, могу себе позволить. Не злоупотребляю, не скандалю. Просто снимаю стресс. Она еще не знает что такое муж алкаш. Да если бы я был алкашом, кто бы меня посадил за руль тачки в сотню штук зелени? Зарплату приношу. На лево не хожу. Что еще надо?»

– Дура, – еще раз повторил он и из желудка вырвалась желтая кислая масса.

«Подумает, – продолжал он размышлять, вяло полоща рот, – посоветуется со своей придурочной мамашей. Подружками … С кем там еще? Неважно. Вернется. Никуда не денется. Да что ж мне так хреново?»

Прошел на кухню. По обыкновению полез в холодильник. Завтрак из трех яиц, бекона, жирного молока должны привести в чувства. На кухонном столе лежал Франкенштейн. Фляга сбивала каждой своей вмятиной. «В конце концов, – вдруг вырвалась из темноты подсознания, – я имею право поболеть. За два года ни разу не болел» Оставались сомнения. Они царапали, не давая твердость решению. Наконец, взял флягу. Открыл дверцу под умывальником. Вдруг понял, теперь лучшего друга можно не прятать. Никто их ругать не будет. Взялся за ручку холодильника. Открыл и с раздражением хлопнул обратно.

– Да от меня жена ушла! – выпалил он вслух, откупорил флягу и приложился.

Следующая мысль, смутно выглянувшая из тумана: «Надо бы позвонить на работу …»

Тяжелое сознание вернулось в реальность, когда солнечные лучи падали косо. То ли утро, то ли вечер. Не важно. Важно то, что дружок Франкенштейн опустел. Утомительного похода в магазин не избежать. Но теперь неразлучная пара страданий, похмелье и желание выпить, ненадолго. Никто и ничто не удерживает. Нужно просто дойти до магазина.

Первой бутылки «скрутил голову» прямо на пороге супермаркета. Возвращение домой, в квартиру, заняло ноль секунд. Их просто не было. Женя проснулся в кресле у телевизора. Как здесь оказался, не помнил. Да и не надо помнить. Каким бы счастливым был человек, если бы мог помнить только то, что хочется помнить? Например глухой звук бульканья в бутылке, да огонь счастья обжигающий глотку.

Входной звонок отозвался набатом. Добавились раскатистые удары. Сознание выдало мысль еще до того, как Женя открыл глаза: «Вернулась. Куда денется?» Встал. По ногам потекло. Пух опустил взгляд и понял что обделался. Широко расставляя ноги, короткими шагами, побрел к входной двери. Припал к глазку и обомлел. В дверь барабанил Михаил Константинович, он же Миша Танк, начальник охраны шефа.

– Открывай, – пробасил он, заметив метаморфозы в стекляшке глазка, – хуже будет!

– Кто там? – сам не понимая зачем, спросил Пух.

– Ты что ослеп? Открывай, говорю.

– Сейчас, – буркнул Пух, судорожно пытаясь включить мозг.

«Надо помыться, переодеться и … обвязаться шарфом. Я же сказал что белею. Или не сказал? И градусник надо, и …»

– Слышь? – гаркнул из-за дверей Миша. – Через минуту не откроешь, выломаю нахрен!

– Открываю.

Сам не понимая что делает, Женя повернул замок.

– Ключи и документы на машину! – приказал громила, буравя взглядом растерявшегося Пуха.

– Машину, – тупо повторил Женя, никак не понимая чего от него хотят.

– Мерин на парковке. Я проверял. Ключи отдай и бухай себе сколько влезет.

– Я … я заболел … температура, – замямлил Женя, понимая задурманенным мозгом что несет чушь.

– Ага. Ключи давай.

Пух потянулся к шкафу. Нащупал во внутреннем кармане куртки бумажник. Достал пластик. Затем долго шарил по остальным карман, ища ключ. Нашел. Трясущимися руками протянул гостю.

– Вот. Это … завтра я … короче таблеток выпью … стану … короче как штык … на работе …

– Не надо, – сказал Михайл, протягивая несколько хрустящих купюр. – Это расчет. Шеф передал.

– Расчет? – удивился Пух. – Какой расчет?

– Полный, – ухмыльнулся громила, – и безоговорочный.

– За что? – от возмущения голос Жени охрип. – Заболел … пару дней …

– Пару дней? Сегодня какой день, чудила?

– Ну … Вчера … температура … понедельник … значит сегодня вторник. Или среда?

– Сегодня понедельник. Ты неделю бухаешь. Шеф неделю на Шкоде ездит. Капец. Бери деньги. Все, пока! – Михаил помахал купюрами перед лицом Пуха.

– Да не … не может быть!

– Может, Пух! Еще как может! Думаешь дураки кругом? Повезло что мусора мерин шефа не тормозят. Право не имеют. Но я-то не слепой. Еще год назад хотел тебя уволить! Шеф не велел. Они что, с твоим батей служили вместе?

Женя смотрел на него широко открытыми глазами. Слова громилы перешли на задний фон. На переднем плане закрепились, как альпинист в скалу, два желания: блевануть и выпить. Не до конца осознав вопрос, Пух кивнул.

– Короче, братан, завязывай! – Михаил сунул за пазуху Жени купюры. Повернулся и, не оглядываясь, побежал вниз.

Потоптавшись на пороге, Пух достал деньги. «Значит так меня ценят? И эти гроши за все те года, что я на них горбатился. Суки!» Непреодолимая злость охватила наполовину витающее в пустоте сознание. Несправедливо! Все это несправедливо и неправильно. Он еще всем покажет. Еще как покажет. Будут умолять вернуться, а он подумает.

– Да пошли вы все! – рявкнул Женя, излив гнев на спертый воздух лестничной площадки.

Хлопнул дверьми и прошел на кухню. Всюду, на столе, в раковине, на полу, валялись пустые бутылки. «И я все это выпил? – мысль как бальзам остудила полученную рану. – Значит есть здоровье. А это главное!»

– Я вам всем … суки … – бубнил под нос, избавляясь от загаженных штанов.

«Только пиво!». Прохладный душ привел Женю в чувство. Вытираясь несвежим полотенцем, он твердо решил завязать. Раз и навсегда. Еще не поздно отмотать все назад. Утром пойдет к шефу. Извиниться, объяснит. Шеф мужик отходчивый, поймет. За руль конечно не посадит, но в гараж слесарничать возьмет. Сто процентов. Отец говорил что шеф ему жизнью обязан. Затем, сразу после работы, пойдет к Анжеле. Та наверняка у матери. От одной мысли Пуха пробил озноб. Унизительно и противно. Но что делать, надо жить дальше. Еще не поздно все исправить.

Банку выпил залпом. На этот раз не у входа в магазин, так как было светло и Женя был почти трезв. Зашел за угол. Вторая банка опустела незаметно. Пиво в похмельной голове забродило уверенностью в себе. Да, алкоголь придает уверенность. А не уверенный в себе мужик, это не мужик, а баба. Значит вот она истина – мужчину делает мужчиной алкоголь. Истина. Точно! А где истина? Истина в вине. Допивая третью банку, Женя подумывал вернуться в магазин. Время обеденное, до утра бутылка вина выветрится. А с завтрашнего дня все, ни капли.

Выбрав три бутылки вина, белое, розовое и красное, Пух вспомнил что безработный. Надо экономить. Выложил вино и взял водку. Немного посомневавшись, добавил в корзину пиво. На кассе вспомнил про истину и вернулся за вином. «В конце концов, – успокаивал он себя, – завтра на работу. Завтра я другой человек»

Очнулся от того, что кто-то теребил его за плечо:

– Эй, товарищ! Полундра! Пора в дорогу!

Пух поднял голову. Слипшиеся глаза открываться не хотели. Мозг, пытаясь расшевелить заклинившие шестеренки, отдавал тяжелой болью. Первое что вернуло память: он выходит из супермаркета. В руках приятно позвякивающие пакеты. Прикуривает сигарету и … ясная мысль, должно быть озарение: истину нельзя нести домой. Истина общая, ее дом улица. Неужели, как последний алкаш, отрубился под забором?

Вялая тревога заставила открыть глаза. Над ним стоял небритый мужик бомжеватого вида. Пух огляделся. Затекшая шея шуршала песком. Шкафы. Умывальник. Холодильник. Пустые бутылки. Он дома. Уже легче.

– Ты кто? – выдавил Женя из себя, чувствуя как свинцовый язык трется об пересохшее нёбо.

– Я Шура, братишка. Идем?

– Какой Шура? – глаза Пуха короткими рывками перебегали от бутылки к бутылке. Один глоток мигом поправит.

– Кажется мы слишком рано, – произнес другой, незнакомый голос.

Женя резко повернул голову, от чего мир снова погрузился в туман. Взгляд долго фокусировался, стараясь отобразить в сознании картинку реальности.

– Да вижу я, – с досадой согласился небритый, почесав голову под нелепой узбекской тюбетейкой, – придется подождать.

– Кого подождать? – промямлил Пух. Глаза нащупали содержимое в одной из батареи бутылок. Потянулся за ней. Острая боль резанула под ребрами. Мир опять погрузился в туман. Казалось не усидит на табурете. Опрокинется на пол. Но нет. Заветная бутылка оказалась в руках.

– Будешь? – гостеприимно предложил небритому.

– Неа, – покачал тот головой. – Пивком полирни. Вон та банка почти полная.

– О! – обрадовался Пух сообразительности незваного гостя. А может званного? Женя не помнил. Это разозлило его и он с ожесточением приложился к горлышку. Стало хорошо. Крылья снова расправились. Туман рассеялся. И главное – захотелось жить. Пиво добавило уверенности и определенности.

– Уф! – выдохнул Пух. – Хорошо!

Принялся разглядывать гостей. Первый, тот что предложил запить пивом, сидел напротив. Круглое небритое лицо. Цепкие глаза с прищуром. Розовые щеки. Засаленная тельняшка под потертым бушлатом на фоне тюбетейки смотрелись радикюльно. Мужик довольно улыбался. Второй стоял у умывальника. Грустное продолговатое лицо, подходящее продолжение высокой, старомодной шляпы. Подбородком он упирался об черенок лопаты.

– Еще? – участливо поинтересовался тот что напротив.

Такого участливого собутыльника Пух никогда не встречал. Что-то здесь было не так.

– Повторяю для особо одаренных: ты кто такой? – строго спросил Женя.

Толстячок обратился к компаньону:

– Чего-то долго он. Надо бы диспетчеру вставить. Куда гонит?

– Я повторяю вопрос … – уверенность Жени била через край. Он никому не позволит так с собой обращаться. Тем более в собственном доме. – Ты кто?

Для убедительности замахнулся стукнуть кулаком по столу и … резкая боль резанула живот. Попытался удержатся за столешницу, но рука промахнулась и Пух рухнул на пол. Рези в животе вырывались наружу. Наивно рассчитывая что боль выйдет с газами, Пух расслабился. Штаны наполнились липкой жидкостью.

– Фу! – брезгливо отвернулся долговязый.

Под кожаным плащом с пелериной мелькнул хвост с пушистой кисточкой. Не веря собственным глазам, Женя попробовал протереть рукой глаза. Новый приступ боли заволок взор пеленой. Превозмогая рези, проскрипел:

– Ты черт?!

– Можно и так сказать, – ответил за приятеля толстячок, столкнув со стола пачку сигарет. Они упали перед носом корчащегося в болях Жени.

– Как это мерзко, – заговорил долговязый, пока Пух, дрожащими руками прикуривал от протянутой спички. – Просто невыносимо. Придется подать жалобу.

– Саша, Саша! – затарахтел коротыш. – Какая жалоба? Ты ж не стукач, и это не наша метода …

Раздалось громкое бурчание. Кишечник излился очередной лужей. Нестерпимый запах перебил табачный дым.

– Фу! – воскликнул незнакомец в плаще. – Не могу здесь находится!

– Да, братишка, – согласился второй, обращаясь к Пуху. – Туго тебе. Не позавидуешь.

В глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Ответить Пух не мог. Боль разрывала его изнутри. Бил озноб. Или судорога? Коротыш взял со стола недопитую бутылку водки и поставил ее перед носом несчастного.

– Выпей! – предложил он. – Полегчает.

Женя оторвал руку от скрученного живота. Движение отдалось такой болью, что он отключился.

Очнулся уже за столом. Мужик в тюбетейке сидел рядом и смотрел на Пуха веселыми глазами.

– Ну что, отмучился? Теперь-то идем?

Женя удивился:

– Куда? – боль исчезла. Исчезли и те противоречивые страдания, которые сопровождали желания выпить.

– Какая разница, – коротыш махнул рукой. – Главное подальше отсюда.

Пух внимательно смотрел на собеседника, пытаясь понять что тот хочет сказать. Такое с ним бывало и раньше, особенно когда выпьет. Пересыщенный алкоголем мозг, выдает разом миллиард мыслей. Безумный хоровод страстей, желаний, страхов. Все что находилось вне этого хоровода, казалось не важным, поэтому не воспринималось. Вообще никак. Вот и сейчас. Слова мужичка не хотели доходить до него. Но он не был пьян. Голова вроде ясная, мысли текли ровно. И вообще откуда взялся этот морячок. И второй гость очень подозрителен.

– Вы кто? – который раз попытался узнать Женя. Обратился к долговязому. Тот стоял в дверях и с безразличным видом рассматривал рекламный каталог ближайшего супермаркета.

Почувствовав Женин взгляд, проговорил:

–Вы, сударь, давеча изволили назвать нас чертями. Пусть так и будет.

Господин в цилиндре оторвал глаза от буклета. Вперся хищным взглядом в Пуха. Невидимая сила почти физически удерживала Женю, не давая потупить взор. По спине пробежал неприятный холодок.

Продолжить чтение