Чужой праздник

Все персонажи и события в рассказах являются вымышленными. Всякое совпадение или сходство с реальностью возможно лишь случайно.

С первого взгляда, с первого слова

– Ты почти красавица)

(Почти? Это как? Ноги на сантиметр короче, чем у навязанного кем-то эталона? Или талия на сантиметр толще? Интересно, что он ответит?)

– Извини, я неправильно выразился (эмодзи с обезьянкой, закрывающей рот).

(И этот слился.)

Девушка с ником Джоконда погрузилась в печальные мысли. Она вообще была задумчивой, эта Джоконда, и часто, по мнению окружающих, размышляла не над тем, чем надо.

Например, казалось ей, что герои любимых книг, в которые она «входила», как в дом родной, реальнее и интереснее, чем люди, которые её окружали. А с кем об этом поговорить? Явно не с теми, кто рядом. Но виртуальные собеседники тоже, как правило, – личности приземлённые.

Эх, попался бы ей второй Гоголь, романтик без притязаний на телесность. Или хотя бы такой, как Серж.

Как ни странно, познакомились они не на платформе для поэтов и писателей, а на сайте знакомств. Это было полгода назад.

Не поздоровавшись, Серж «взял быка за рога».

– Что привлекло на эту помойку красавицу с интеллектом? – поинтересовался парень лет тридцати.

– Сама не знаю, – просто ответила она.

Серж пришёл в восторг и начал выспрашивать, какие книги читает собеседница, какие фильмы смотрит.

У них оказалось много общего. Виртуальные друзья, к примеру, сошлись на том, что российские детективщики часто грешат «роялями в кустах».

– Особенно эти противные брат и сестра Ларионовы.

– Ещё бесит, что они себя, любимых, упоминают в книгах.

– А Днепрова ворует анекдоты в Сети…

– А у Светланиной прямой рекламы много…

Да, им было интересно друг с другом. Они просто дружили, и всё. Но в один чёрный день Серж вдруг пропал. Вынырнул из мутных вод интернета лишь неделю спустя. Это было короткое прощальное письмо.

«Я полюбил тебя с первого взгляда, с первого слова. Ты мой идеал, но ты замужем. Иметь интим с тобой – значит осквернить и тебя, и себя. Прощай, Джоконда!» – говорилось в эпистоле.

(Зачем же так резко-то, а? Ну, спал бы с другими девицами, я бы всё равно не узнала. А со мной бы просто разговаривал! Эх, Серж, Серж, даже ты меня не понял…)

Тоска по нормальному

"Пап, я тебе тут макароны и сосиски положила". – Голос дочери Вики прозвучал столь жалко, что Влада невольно поморщилась. Тощая, сутулая, прыщавая, Виктория не тянула на красавицу… Сломанный отцом-тираном семнадцатилетний ребёнок.

Муж, рыхлый, изрезанный преждевременными морщинами сорокалетний Родион, оторвался от сосредоточенного лузганья семечек, молча уселся за стол. Шизик со справкой.

Владе дочь еды не предложила, и она демонстративно осталась лежать на диване.

Закрыла глаза, ибо созерцать усеянный шелухой пол не было никаких сил. В очередной раз взять веник и подмести? А через пять минут этот харкун опять всё обгадит… Хватит, надоело!

Есть не хотелось. Ей в последнее время хотелось только одного – не видеть и не слышать домочадцев. Копила деньги на съём жилья и ждала совершеннолетия сына.

Она, Влада, – плохая мать, потому что пассивная. Ей давно надо было сбежать от Родиона, когда Вика в детсад ходила. Но тогда Влада ещё была дурой. Жаль, что все мы (или почти все) умнеем так поздно.

Влада только сейчас, в тридцать семь, обрела эмоциональный интеллект.

"Да и в кого умной-то быть?" – рассуждала она, стараясь не раздражаться из-за чавканья благоверного.

Мать Влады Нонна Романовна годами являлась тенью супруга-абьюзера. Отец Василий Эдуардович занимался филологией, возглавлял кафедру современной русской литературы в их областном пединституте и был тошнотворным воплощением нарциссизма.

Влада презирала литературоведение. Считала его лженаукой, проституткой политики и идеологии. Когда-то её дед Эдуард Валентинович, тоже преподаватель литературы, гнобил студентов, читавших опальных в те времена Цветаеву, Есенина, Ахматову. А его отпрыск написал о них хвалебные  монографии. Потому что новая власть разрешила.

Достоевского и Булгакова они, видите ли, расшифровали, учёные дутые. Не-е-ет, настоящего творца разгадать невозможно. В этом-то и гениальность – в загадке, многослойности.

Ахматову Влада, положим, и сама не любила. Ещё в юности прочитала "Сероглазого короля". Передёрнуло. Ни содержание, ни форма, мягко говоря, не понравились. К тому же в восьмой строке ритм, кажется, сбивается. Влада попыталась донести свою точку зрения отцу. В ответ полился такой словесный понос… Лучше бы промолчала.

Изучила Влада из любопытства в одном из учебников папикову напыщенную и слащавую статью о творчестве Ахаматовой. Замутило, как и от многих стихов Анны Андреевны. Как она понимала Льва Гумилёва, не простившего самовлюблённой маман реквиема по нему, живому…

Влада не пошла на филологический: в пику отцу поступила на истфак. Тоже выморочная, искусственная наука –  история. Поэтому по специальности Влада не работала. Осела в библиотеке.

Без книг жить было душно. Только в них – отблеск чего-то настоящего. В отличие от так называемой жизни. Как там сказал Тарковский? Художники появились из-за плохо устроенной жизни?

Влада остро тосковала по нормальности. Вокруг ходили квазинормальные люди, люди-животные. Некоторым из них она даже завидовала. Эти эгоисты и прагматики или, как принято говорить сейчас, проактивные личности, умели планировать и искусственно создавать удовольствия, заменяющие счастье. С этой целью сходились с полезными людьми, а потенциально опасных и неудачников сторонились, как чумы; умели выбирать профессию; оттирали конкурентов; лгали. Они много чего умели. А Влада не умела ничего и не хотела учиться. Уж лучше общаться с настоящими ненормальными: в них больше человеческого, как ни странно. Но общаться дозированно.

Однако куда же делись настоящие нормальные? Ау! Остались в далёком прошлом? Наверное, такой была Софья Андреевна, жена Льва Толстого. Сколько раз жаловалась она на своего жестокого мужа-гения, писала в дневнике, что он заедает её век… Бедняжка.

Прощай, Эжен

Всё сложилось как нельзя лучше, словно сама судьба отомстила противному индюку.

«Индюком» был 40-летний учитель французского, в которого три года назад влюбилась Карина. Страсть давно прошла, но порвать с надоевшим партнёром никак не получалось.

…Тогда она была студенткой педуниверситета и проходила практику в школе. В учительской Карина обратила внимание на невысокого брюнета средних лет.

– Не скучно вам здесь? – поинтересовался мужчина.

– Нет пока… – Карина покраснела.

– А мне вот давно уже всё опротивело.

– Расскажите, – попросила практикантка.

– Не здесь и не сейчас. Мне пора на урок. – Он поднялся.

Уже на следующий день «француз» подошёл к ней на улице. Они разговорились, и

Евгений поведал: учительствует уже пятнадцать лет.

– Как мне всё это надоело, если бы ты знала! За копейки тебя гнобят все кому не лень, даже детки эти современные избалованные.

Женя мечтал уехать в Штаты, копил доллары. Карина его понимала. Она тоже не горела желанием пахать в школе, а поступила в пед только потому, что там был филфак.

В субботу вечером парочка отправилась в местный театр. Карине было скучно, однако Евгений, который в шутку на французский лад называл себя Эженом, внимательно следил за действом в бинокль.

После спектакля девушка узнала почему.

– Прима у них какая интересная: высокая, статная!  – Эмоционировал Эжен.

– А я интересная? – спросила Карина.

– Средний вариант…

Студентка ничего не ответила, но затаила обиду на странного ухажёра. «Он, что, подвалил ко мне, чтобы в театр в одиночку не ходить?», – грызла она себя.

Карина решила бросить противного дядьку. Но тот без звонка притащился в гости уже на следующий день.

«Это к чаю, – Евгений выложил на стол пакетик с дешёвыми пряниками. – А что там у тебя на плите?»

Узнав, что омлет, скривился. Сказал, что налопался маминых пирожков, и стал ещё неприятнее.

Вскоре практика закончилась. Своего телефона Эжену Карина не оставила, но он, кажется, и не был нужен. Мужчина продолжал примерно раз в месяц, а иногда  чаще навещать её всё с теми же пряниками.

Очевидно, у него никого не было, а девушка стала пресловутым «раком», который на безрыбье кажется рыбой. Несколько раз они переспали, впрочем, это, кажется, было неглавным для её партнёра. Он очень любил поговорить, поумничать, и неискушённая девушка подходила для этого как нельзя лучше.

Всё изменилось, когда Карина вышла на работу. Она устроилась в городскую газету. В первый же трудовой день за ней увязался веб-дизайнер, невзрачный парень в очках с толстыми стёклами.

«Я Рома. А тебе в какую сторону?» – поинтересовался он.

Услышав, что им идти в одном направлении, обрадовался.

На следующий день Карина увидела на своём офисном столе пышный букет роз. Рома, дождавшись, когда они останутся в кабинете вдвоём, признался, что цветы от него, и пригласил вечером сходить в кафе.

Заведение оказалось не из дешёвых. Глотнув вкусного кофе и отведав роскошной пиццы, девушка повнимательнее пригляделась к новоявленному ухажёру.

«А мальчик-то не прост, – весело думалось ей. – При деньгах. Интересно, откуда они у него?»

Ответ вскоре нашёлся: Рома делал компьютерные программы и даже иногда занимался хакерством.  Признался, что хочет перебраться в Москву.

– Интересно, что такая красивая и умная девушка делает в провинции? – спросил он.

Карина зарделась. Вспомнился Эжен с его пряниками и «средним вариантом».

В субботу Роман позвал в ресторан. Вечером раздался звонок в дверь. Карина открыла её – и обомлела. Перед ней стояли оба ухажёра. Она совсем забыла, что Евгений имел обыкновение являться без звонка и, как правило, именно по субботам.

Первым нашёлся именно он.

– Карина, можно тебя на два слова? – раздражённо произнёс Эжен.

Вышли в коридор.

– Не знал, что у тебя я не один, – прошипел он. Девушка пожала плечами. Оправдываться не хотелось.

– А я ведь хотел предложить тебе фиктивный брак. Скопил доллары, махну в США. Но штатники не любят холостяков…

– Прощай, Эжен. – Не дожидаясь ответа, Карина вернулась домой.

Игры планиды

Дочь получилась неудачная. Хиромантка Люба, изучив крохотные ручки ещё в перинатальном центре, приуныла. Линии и бугорки не сулили малышке ни счастливой личной жизни, ни крепкого здоровья, ни богатства. Хорошо хоть, девочка симпатичная. Но этого мало. Из роддома Любу встречали только коллеги. Спасибо им: купили так называемое приданое, да и деньжат подкинули. Но как хотелось, чтобы поддержал родной человек! Увы, его не было рядом. Муж Вася умер от порока  сердца во время Любиной беременности. Конечно, прочитала по руке суженого, что он рано уйдёт из жизни. Но Любовь надеялась, что муж хотя бы успеет понянчить дочь. Увы, чадо, как и она сама (Люба была круглой сиротой, и воспитала её бабушка), будет расти в ущербной семье. По совету знакомой астрологини Милены назвала дочку Василисой. Получилось интересно – Василиса Васильевна. Чем ещё могла она помочь родному ребёнку? Люба, только после долгого посещения психолога приподнявшая самооценку, поклялась себе никогда ни с кем не сравнивать Ваську, не обзывать обидными словами. Это не всегда удавалось: дочери достались неловкие руки и слабая нервная система. Любовь невольно раздражалась. Несмотря на все  её усилия, шить на ножной машинке Василиса так и не научилась. – Далось тебе это шитьё! – произнесла с лёгким упрёком Милена, когда Люба пожаловалась ей на бестолковую дщерь. – Только победы над собой дают уверенность в себе, – парировала раздосадованная Любовь. – Ты слишком завысила планку, – возразила подруга. – Согласна. Тогда буду учить её вязать. Вязание понравилось Ваське куда больше. Правда, освоить крючок так и не удалось, зато орудовать спицами Вася научилась. Ещё успешнее пошли дела на кухне. Вася с упоением варила, жарила, пекла и угощала своей стяпнёй всех подряд. …Василиса выросла красивой и уверенной в себе девушкой. "Невидимые миру слёзы", –  часто мысленно цитировала Чехова Люба, глядя на свою Василису Васильевну. – Ой, как у тебя на руках линии отличаются! – Удивилась как-то Васькина знакомая, взявшаяся погадать ей. Василисе недавно исполнилось тридцать. Жизнью она была довольна: хорошо зарабатывающий муж Серёга, интересная профессия (она стала дизайнером), сынок Слава. – Хочешь сказать, мне удалось переломить свою судьбу?.. – хмыкнула Вася. – Вот смотри: на левой руке линии у тебя так себе, а на правой – крутые, – ушла от ответа приятельница. – Знаешь, моя мама – тоже хиромантка, и она говорила мне совсем другое! – И что же она сказала? – А то, что у меня на роду написано быть счастливой! И как видишь, не ошиблась.

Обиды левши

– Доктор, я тупая.

Пауза.  Пристальный взгляд на пациентку.

– Э-э-э… Вы… простите… какая?

– Я тупая! Меня нужно было отдать в школу для дебилов!

Привлекательная шатенка лет тридцати с небольшим по имени Тося сидела на приёме у пожилого психиатра Сергея Михайловича и с тоской убеждалась, что и этот, очередной, ей тоже не поможет. Она дура, вынужденная жить по законам умных.

Проблема заключалась в том, что тупой Тося была не во всём. Она легко научилась читать, писала без ошибок. Но и только. В том, что касалось самого главного, практической стороны жизни, она была на уровне имбецила.

Есть дети, которых сразу выбраковывают, изначально отправляют в школы для недоразвитых. Или вообще ни в какие школы не отправляют. Сидят такие счастливчики дома, получают пенсию по инвалидности.

Но она, Тося, была нетипичной слабоумной. Когда набирали первые классы, завуч провела тестирование. Её обманули беглое чтение и знание цифр, продемонстрированные семилеткой.  Вот и записала девчушку в первый «А», куда брали хорошо подготовленных детей.

Первой учительницей Тоси стала типичная перфекционистка – вечно всем не довольный синий чулок. Жёсткая, неприятная тётка. Уже первого сентября она объявила, что троечников в своём классе не потерпит.

И хотя в первом полугодии малышам отметок ещё не ставят, противная «Марьиванна», как прозвала её про себя Тося, всё равно оценивала подопечных. Если школяр не дотягивал до её высокой планки, оставляла его после уроков, вновь и вновь отрабатывала трудную для ребёнка тему.

Тосе не давалось сразу несколько предметов. Из-за несовершенной мелкой моторики она плохо писала. Скорость чтения у неё была одной из самых высоких в классе, но «Марьиванне» не нравилось, что ученица проглатывает окончания слов.

Однако самым ненавистным оказался предмет, который в этой школе назывался странно – «Труды». Тося еле-еле научилась вдевать нитку в издевательски маленькое ушко иглы. Стежки у неё получались корявые, и даже мегатерпеливой «Марьиванне» не удалось добиться нужного результата.