Дом Властвующей

Глава 1. Похороны

Одна рука сжимали мамин дневник, а вторая сдвинула в сторону часть скатерти, открыв кусочек завешенного зеркала. Отражение взглянуло на Шемс хмурым взглядом: ни слезинки, хотя всё внутри разрывалось от горя. Отчаянно хотелось избавиться от этого чувства, чем-то заглушить боль рвущегося сердца. Взгляд наполнился злостью. Шемс ненавидела весь мир, за то что он продолжал существовать, будто ничего не произошло, а она понятия не имеет, как быть дальше. Если в шестнадцать лет теряешь единственного близкого человека, а сама остаёшься жить запуганным и подавленным существом, душа хватается за любую соломинку, ища спасения от пронзительного одиночества, иногда наполняется сумраком холодным и серым, как зола.

А ещё секреты – страшные, опасные, на первый взгляд нереальные. По крайней мере, когда Шемс сунула свой нос туда, куда явно не следовало, она, мягко сказать, обалдела. С одной стороны, понятно почему от неё так долго скрывали правду, а с другой – всё равно обидно.

Теперь мамы больше нет, и она сирота, одна на свете. Хотя… где-то живёт ещё родной по крови человек. Только нужна ли ему дочь о существовании которой он, скорее всего, даже не подозревает?..

Взгляд у отражения из злобного сменился на задумчивый. «Но ведь пока не проверишь – не узнаешь».

Когда в жизни появляется новая цель, появляется и смысл, и даже боль становится как будто чуточку тише.

Отпущенная скатерть плавно вернулась на зеркало, скрыв отражение. Шемс повернулась с каменным лицом, снова забралась в постель, раскрыла тетрадь, исписанную знакомым косым почерком, и погрузилась в чтение.

Сегодня Шемс исполнилось пять лет.

Мы до последнего надеялись, что скверная погода отступит. Однако, метель бушует с середины ночи, да такая страшная, будто хочет ледяными порывами ветра разрушить все дома в нашем городе, засыпать всё живое и задушить толстым снежным саваном.

Шемс сильно расстроилась. Мы планировали поездку на аттракционы, но из-за метели, конечно, не смогли этого сделать. В искупление я приготовила шоколадный торт с пятью бело-розовыми свечами. Задувая их, Шемс крепко зажмурилась, тщательно проговаривая про себя желание, а затем хитро на меня посмотрела. Я знаю, она не расскажет о том, что загадала, а я не стану настаивать, ведь иначе желание не исполнится.

Почти час перед сном мы потратили на расчёсывание её прекрасных волос, вьющихся, будто кудрявый чёрный шар. Волосы у неё от меня и смуглая кожа. Только малахитовые глаза достались от Дарреля, такие же круглые, выразительные, вспыхивающие от малейшего всплеска эмоция. Впрочем, у Дарреля они никогда не вспыхивали, будто само проявление эмоций для него – это постыдная слабость.

Клянусь, стоит лишь закрыть глаза, и я снова увижу их лица, выступающие ко мне из черноты Склепа: Даррель, Лльюэллин, Тиббот… Живы ли они? Помнят ли обо мне? Лучше бы не помнили… И я не хочу их помнить! Но воспоминания намертво въелись в мой мозг и теребят душу, навязчивыми образами вторгаются во сны и отравляют реальность.

Сложно сказать, который из преследующих меня кошмаров ужаснее. Может быть тот, в котором перед моими глазами возникает чёрный коридор, и Лльюэллин в ослепительно-белой одежде, ленивый и расслабленный, будто кот после полуденного сна, движется по нему к опознавательному кругу. Шаг вперёд. На мягких губах играет дразнящая полуулыбка, и на секунду может показаться, будто в миндалевидных глазах, цвета чистой лазури, мелькает живая теплота. И вновь появляется надежда, что там внутри всё ещё живо что-то человеческое…

Его рука взлетает и легко, даже нежно, касается щеки девушки, в растерянности застывшей внутри круга. Девушки и юноши постоянно меняются, и вероятно поэтому их лица слились для меня воедино. Да и неожиданных поворотов сюжета я не припоминаю. Вся жизнь в Склепе всегда текла по накатанному сценарию…

Наверно и Лльюэллин когда-то был человеком, но ничего человеческого в нём уже не осталось.

Далее поцелуй. Чувственный, неторопливый, он уверенно сводит её с ума, подчиняет, заставляет забыть… И вот она уже не владеет собой, её воля целиком в его власти…

И оттого сокрушительнее, безнадёжнее вспыхивает боль, когда её плоский живот вспарывает нож с полукруглой тёмной рукояткой. Чудовищный микс страха, отчаяния и предсмертной агонии растекается по Склепу, проникает в каждую комнату, каждый угол, каждую щель, питая то древнее зло, что властвует над нами под покровом мрака и колдовства…

Лльюэллин поворачивается и ловит мой взгляд. Думаю, он недоволен моим появлением. Разумеется, он понимает, что я всё видела, но лицо его не отражает никаких эмоций. И в то время, когда мне хочется кричать от ужаса, он подходит, на каменном полу его шагов совсем не слышно, молча берёт меня за руку и отводит назад к Даррелю.

Шемс резко захлопнула толстую тетрадь с коричневой обложкой и торопливо засунула её под подушку. Как раз вовремя. В комнату вошла Татьяна с трогательным сочувствием на заплаканном лице и в кружевном чёрном наряде, более подходящем для какой-нибудь корпоративной вечеринки, чем для траурной церемонии.

– Послушай, солнышко, я всё же думаю, что тебе не стоит сейчас оставаться в одиночестве. Если не хочешь пожить у меня, может тогда я тут с тобой побуду. Хотя бы эту ночь.

– Я не боюсь призраков, Татьяна, ты же знаешь. Тем более призрака мамы. И я бы рада была её увидеть, но сомневаюсь, что это возможно.

– Да я разве про призраков говорю, прости господи! Я о тебе беспокоюсь, Шемс. Мы все теряем близких. Это тяжело, больно, но неизбежно. Такова жизнь. Нельзя замыкаться в себе.

– Я не буду замыкаться, обещаю, – Шемс посмотрела в окно, на гонимые ветром серые облака. – Оставайся, конечно. Заодно можем потренироваться вечером. Помнишь, мы не успели как следует отработать заклинание сокрытия и мой новенький нож всё время вываливается в самое неподходящее время.

– Ты хочешь колдовать? В день похорон? – из-под короткой смешной чёлки на девушку уставились удивлённые глаза.

– Я хочу сосредоточится на чём-то, чтобы отвлечься от плохих мыслей. И магия, на мой взгляд, для этого идеально подходит.

– На нож потребуется наложить заклинание «невидимки», – тон Татьяны тотчас стал деловым. – Это трудоёмкая работа, займёт не одну неделю.

– Так даже лучше.

Женщина продолжала наблюдать за Шемс со всё более нарастающей тревогой:

– Ты всё ещё ходишь в эту свою школу ножевого боя?

– Видимо уже нет, – стальные нотки в голосе были призваны спрятать горечь. – Ведь теперь будет некому оплачивать занятия.

– Мне жаль, – Татьяна старалась говорить искренне, но, признаться, в отношении владения девочек холодным оружием, да вообще любым оружием, она испытывала большой скепсис. Вот магия – другое дело.

– Мне тоже жаль.

На несколько секунд в комнате повисло неловкое молчание, и чтобы прервать его Татьяна бодро тряхнула головой, заявив:

– Приготовлю нам на ужин тушёную картошку с курицей. Ты не против?

– Здо́рово. – согласно кивнула девушка.

– Наверно ты страшно устала после всего этого кошмара? Хочешь немного поспать?

Шемс украдкой покосилась на край коричневой обложки, предательски торчащий из-под края подушки.

– И правда, кажется мне не помешает отдохнуть.

Похоже, желание Татьяны разговорить Шемс, растормошить, отвлечь от мутной апатичности, так несвойственной этой бойкой девочке в обычной жизни, не увенчалось успехом.

– Ты ведь знаешь, что я любила Улану, даже несмотря на все её странности, – покачала головой женщина, делая последнюю неуклюжую попытку. – И тебя я люблю.

– Мама, в отличие от нас с тобой, даже магией не обладала, – с лёгкой усмешкой заметила Шемс. – Ты меня колдовать учишь! Это ли не явный признак странности в современном обществе?

Едва за Татьяной закрылась дверь Шемс снова вытащила старую мамину тетрадь. Безрадостный мир, скрытый под мягкой, с потрёпанными краями обложкой, завораживал, вселял сумятицу в разум и чувства и неодолимо тянул к себе.

В детстве сказки про принцесс и загадочных заколдованных принцев были их обязательным ежедневным ритуалом. Мама сажала Шемс перед большим зеркалом и принималась расчёсывать ей волосы. Наверно сотни раз, не спеша, она проводила расчёской по детской головке, приступая к очередной волшебной истории. Татьяна уверенно заявляла, что нет на свете человека с более богатым воображением. Конечно же, она преувеличивала.

Шемс перелистала несколько страниц вперёд. «Что это?», – думала она, – «Очередная мамина фантазия?».

Из подсознание невольно явилось воспоминание, как однажды по пути из детского сада девочка попросила рассказать о своём отце.

«У него очень красивое имя – Даррель», – улыбается в ответ мама, поправляя шарфик на её пальто.

«А ещё что?», – требует подробностей Шемс.

«Ещё у него зеленющие глаза, прямо как у тебя. И голос всегда негромкий, чуть с хрипотцой».

«А где он живёт?».

«Далеко-далеко. Возле Ведьминой горы, в старинном заколдованном доме».

«А давай мы устроим ему сюрприз – нагрянем в гости на выходные», – Шемс не испугать ни ведьмами, ни проклятыми домами, – «Ты нас познакомишь? Ему ведь наверно ужасно интересно на меня посмотреть. Вот мне на него – ну очень интересно».

«Я же сказала, что это слишком далеко», – поджимает губы Улана и Шемс догадывается, что разговор становится маме неприятен, но запретная черта уже нарушена, и в малахитовых глазках ненасытным любопытством горят два вопросительных знака.

«Ну может быть тогда в отпуск? Татьяна же вчера сказала, что тебе пора брать отпуск и ехать куда-нибудь подальше, чтобы как следует развеяться. По-моему, встреча с папой для этого как раз подходит».

«Нам туда нельзя, Шемс», – тайком вздыхает мама. – «В заколдованном доме всё не так как ты привыкла. Там другие правила, другие ценности и отношения между людьми там другие. К тому же каждый, кто перешагнёт порог того дома, попадает под власть злых чар, становится навсегда узником его стен».

«Значит папа тоже стал узником? Может быть он ждёт, когда мы придём и спасём его?».

«Заколдованные узники дома и сами не знают, что они заколдованы. Они вовсе не хотят, чтобы их спасали. Наоборот, они заманивают к себе случайных путников и превращают их в себеподобных».

«А какие они?».

«Глубоко несчастные, одинокие, не знающие любви, утратившие надежду. Никогда, слышишь, Шемс, никогда не позволяй себе страдать! Смейся в лицо всем невзгодам! Зло питается нашими страданиями. Благодаря им, оно становится сильнее и ненасытнее. Не дай ему сожрать себя!»

Колкие мурашки бегут по спине Шемс, но она стискивает зубы и не плачет, чтобы ещё больше не расстраивать маму. Иногда мама становилась на себя не похожей: непроницаемая маска сковывала лицо, надёжно пряча любые эмоции, а может подчистую выдавливая их холодностью и равнодушием.

С того дня Шемс перестала задавать вопросы об отце.

Тетрадь жгла пальцы. Шемс отложила её и подошла к висевшему на стене зеркалу, со вчерашнего дня завешанному голубой скатертью. Это одна суеверная старушка из их подъезда, приходившая проститься с покойной, настояла на том, чтобы закрыть все зеркальные поверхности в квартире. Шемс сдёрнула скатерть и, смяв, бросила на стоявшее поблизости кресло.

Обычное зеркало не хранило никаких энергетических отпечатков. Ни призраков, ни их следов, лишь точное отражение самой Шемс с плотно сжатыми губами и отрешённым взглядом. На горящих, словно в лихорадке щеках не блестело ни единой слезинки. Слёз мама не одобрила бы.

Тщетно Шемс всматривалась в отражение теней, скопившихся в углах. Душа Уланы покинула этот мир безвозвратно. И это понятно, кому ж захочется метаться в размытых лабиринтах бесчисленных людских страданий, когда можно улететь в обитель вечного покоя.

Глава 2. Побег

Они не стали накладывать на нож чары невидимости – Татьяна нашла заклятие получше. И оно неожиданно сработало, что, как правило, было для их тандема несвойственно. После долгих приготовлений и ещё более долгих экспериментов Шемс удалось создать «карман вовне». Опасное оружие больше не нужно было прятать сзади за поясом, на голени, на предплечье и так далее. Это была настоящая магическая связь. Теперь стоило Шемс только пожелать, как нож бесследно пропадал из материального мира или же наоборот в мгновение ока материализовывался, и её пальцы вновь крепко сжимали деревянную рукоять. Конечно, как и предрекала крёстная, на всё про всё у них ушло почти два месяца, но оно того стоило.

– Они отказали мне в оформлении опеки, – мрачно объявила Татьяна, едва вечером перешагнула порог квартиры. – Сослались на то, что я не замужем, да к тому же не имею официального трудоустройства.

Шемс только что вылезла из душа и стояла перед ней с тютбаном из махрового полотенца на голове.

– Мне уже шестнадцать. Я вполне могу жить одна.

Они прошли в кухню, где Татьяна по-хозяйски включила электрический чайник и принялась выгружать из пакета на стол принесённые продукты.

– Я пыталась разобраться в нашем законодательстве, но толком так ничего и не поняла, кроме того, что суд должен удовлетворить заявление и объявить ребёнка полностью дееспособным. Тогда да, несовершеннолетние подопечные, достигшие шестнадцати лет, могут проживать отдельно. Нам бы с хорошим юристом посоветоваться…

– Или мне стоит поискать работу, – Шемс закусила губу, задумалась.

– Тебе сперва образование надо получить! Слушай, Шемс, попытайся вспомнить, может Улана говорила о каких-нибудь ваших родственниках. Может у неё есть братья или сёстры, пусть двоюродные, да хотя бы троюродные. Ну хоть кто-то ведь должен быть!

Шемс подумала о Дарреле. Она представляла его печальным рыцарем, сражённым могущественными силами зла. Стоит ли рассказать о нём Татьяне? Мама так и не рассказала, хотя они были лучшими подругами. Потому что приобщение к этой тайне грозит опасностью для каждой бессмертной души.

– Нет, никого нет.

Порой у меня возникает нелепая мысль, что Лльюэллин всё-таки самый гуманный среди обитателей Склепа. Он, по крайней мере, расправляется со своими гостями сразу. Остальные же пытаются сохранить несчастным жизнь, тем самым продлевая их мучения, соревнуясь в придумывании наиболее изощрённых пыток в бесконечных раундах, призванных сломить волю, убить всякий интерес к жизни. Ведь гурманка Сатис регулярно требует свежей порции страданий.

Однажды Тиббот сказал мне: – «Любое удовольствие по мере насыщения теряет свою привлекательность. Страдания необходимы нам для переоценки ценностей. Вряд ли кто-либо, проживая в блаженной праздности, способен задуматься, пересмотреть всю свою жизнь и приоритеты».

Может Тиббот в чём-то и прав, только кто же в Склепе позволит себе роскошь – испытывать истинное удовольствие от всего происходящего?.. Само собой, Сатис не в счёт.

Впрочем, Тиббот, пожалуй, как раз-таки смеет. Только он обладает исключительной привилегией покидать Склеп, когда вздумается и насколько вздумается. Вот с чего бы интересно к нему такая милость?

А ещё я заметила, что он, почти всегда, производит впечатление вполне себе нормального человека. Правда, сравнение это весьма условно. Но Тиббот определённо не рвётся соревноваться за право выслужиться перед Сатис. Однако, и у него имеется нож с синей сталью и рукоятью из эбенового дерева.

Для меня стало совершенной неожиданностью, когда Даррель выболтал, что Тиббот и Лльюэллин родные братья, причём Лльюэллин старше Тиббота на семь лет. Кто бы мог подумать?! Как по мне, так они совершенно не похожи.

Да, именно теперь, спустя годы я ясно вижу, Тиббот плохо вписывается в стандартную атмосферу Склепа. То есть, он даже не носитель магии, но это, странным образом, не помешало ему продвинуться по карьерной лестнице. Брат посодействовал?..

Насколько я помню, наличие магии – это единственный способ получить лично от Сатис не просто гарантии жизни, но и телесное бессмертие наряду с вечной молодостью. Но цена за это, как правило, оказывается непомерно высокой. Вот, казалось бы, кто пожелает себе бессмертия наполненного вечной скорбью? Ан нет, всегда находятся желающие. Даже на памяти Дарреля, не говоря уже обо мне, лишь Евгения отказалась покориться Сатис. Только она дерзнула в одиночку противостоять старой ведьме.

Впервые я увидела Евгению в приёмном зале, в самый первый день своего пребывания в Склепе. По сравнению с остальным домом, тут было непривычно много света. Сам зал представляет собой просторное прямоугольное помещение с высоким сводчатым потолком и голым полом, выложенным голубой плиткой с геометрическим узором. Всю противоположную от входа стену скрывают длинные бархатные занавеси, опять же голубые. Где-то за ними, по всей видимости, находится дверь в покои Властвующей, потому что именно оттуда она вскоре и появилась. И даже не посмотрела в мою сторону. Внимание Сатис всецело было поглощено проходившим в это время ритуалом.

Об этом следует рассказать подробнее:

Вспоминаю, как пройдя в зал, с глупым видом я бегло осматриваюсь по сторонам. И вот, на невысоком каменном постаменте, прямо под огромной люстрой, в форме вертикальной трубы, украшенной длинными цепями хрусталиков, я вижу девушку, безучастную ко всему, оцепеневшую, похожую на безжизненную статую. Её длинные тёмные волосы находятся в необычном положении, будто их взметнуло и растрепало ветром, такими они и застыли, не успев упасть обратно на худые плечи. Но девушка всё-таки не статуя. Я замечаю, как вздымается её грудь и опадает в такт ровному дыханию.

Неторопливо шаркая по полу босыми ногами, покрытыми засохшими струпьями тёмно-жёлтого цвета, древняя старуха проходит мимо меня и моего провожатого и останавливается за спиной неподвижной девушки. Властвующая приближает своё безобразное лицо к фарфоровой шее и что-то глухо шепчет в белоснежное ушко провалившимся беззубым ртом.

Продолжения я не видела – меня увели из зала. Аудиенция завершилась так и не начавшись. Но одно я знаю наверняка, результат ритуальных действий того дня провалил с треском дьявольские планы Сатис.

Появление в квартире службы опеки в значительной мере поколебало, усердно поддерживаемое душевное равновесие.

Некрасивая полная женщина с ярко-красной помадой на чопорно поджатых губах в сопровождении двух сотрудников полиции бесцеремонно обошла все три комнаты, зачем-то заглянула в кухонные шкафчики и холодильник, проанализировала много ли пыли собралось на поверхности комода, для чего провела пальцем на пробу длинную изогнутую линию.

– Да, сейчас я одна в квартире, – робко отвечала на вопросы Шемс. – Но вечером всегда приходит Татьяна… Если хотите, я хоть сию минуту могу с ней связаться.

– А Татьяна – это, простите, кто? Ваш законный опекун? – бледные, водянистые глаза на заплывшем лице смотрели с плохо скрываемой неприязнью и какой-то холодной брезгливостью.

– Нет. Но скоро станет. Суд как раз рассматривает её заявление, – бессовестно соврала Шемс. – Разве в ваших документах этого не указано?

Грузная представительница опеки всё-таки заглянула в свою чёрную папку, затем снова вперила суровый взор в девушку.

– У меня нет такой информации.

– Значит в этом вашем министерстве что-то напутали. В любом случае ни в какой интернат я с вами не поеду! Приходите с ордером… или как это у вас там называется? В общем, со специальной бумагой.

На этот раз женщину с полицейскими всё же удалось выпроводить.

Оставшись снова одна Шемс устало бухнулась в кресло и несколько минут просто слушала, как неистово заходится сердце, едва не выпрыгивая из груди и пустеет душа. Она попросту не видела выхода из сложившейся ситуации.

«Само собой ничего никогда не уладится, Шемс», – внушала ей мама. – «Только воля и действие помогут сдвинуть с мёртвой точки решение проблемы, стоящей перед нами».

– Мам? – позвала она тихим жалобным голосом и зачем-то подняла глаза на потолок. – Я не справляюсь. У меня совсем ничего не выходит.

Жизнь рушится на глазах под градом внешних обстоятельств, и она не понимает, как это контролировать. Как будто чей-то зловещий шёпот в голове уверял, отнимая последнюю надежду, что бороться с этой напастью невозможно. У неё больше ничего не было. Не было права распоряжаться собственной жизнью, не было связей с влиятельными лицами, способных по щелчку пальцев всё урегулировать. Одно успокаивает: когда ничего нет и терять нечего.

Шемс глубоко вздохнула и посмотрела на свои ладони. У неё оставалась магия. Странная, неизученная, которой Шемс и управлять-то толком не умела.

Впервые магия проявила себя, когда девочке было семь лет. Шемс вспомнила, что сидела за кухонным столом и беззаботно рисовала печальную царевну в длинной кружевной сорочке раскрашенной красным маркером, когда в дверь позвонили.

«Кого это там принесло, на ночь глядя», – недовольно хмуриться мама, но поднимается и идёт открывать.

«Это рыжая тётя в коричневом пальто и зелёных сапогах», – машинально выдаёт Шемс.

В тот вечер Татьяна впервые переступила порог их жилища. Всего пару дней прошло, как она въехала в соседнюю по площадке квартиру, а неприятности уже тут как тут. Возвращалась она сегодня домой от одного состоятельного клиента, которому устраивала спиритический сеанс и вот, надо же, замок на входной двери заклинило…

Безусловно, очень занимательно было слушать её рассказы о духах и чьих-то видениях, пока они втроём дожидались специалиста из аварийной службы. Но в действительности вся соль вечера заключалась в том, что у их новой соседки и впрямь были рыжие волосы. Правда пальто она носила терракотовое. Ну ведь почти коричневое? Шемс тогда ещё плохо разбиралась в нюансах цветов и оттенков. Зато сапоги у Татьяны точно были зелёные. Не придраться.

Возвратившись из собственных детских воспоминаний, Шемс решительно поднялась, достала спортивный рюкзак и наскоро побросала в него вещи. Вытащила из заначки свои довольно скромные сбережения и мамино обручальное кольцо.

Улана вышла замуж ровно за месяц до рождения Шемс, а через полтора года развелась. Приёмного отца Шемс не помнила и судьбой его не интересовалась. Он ушёл из их жизни, оставив на память о себе лишь это кольцо и звучную фамилию Руденко.

Записка для Татьяны, написанная второпях, легла на видное место, по центру светло-серой столешницы и для надёжности была прижата за краешек кофейной чашкой. Дверь захлопнулась и ключ в замочной скважине повернулся легко, будто стремился придать Шемс уверенности в правильности принятого решения.

Она и не сомневалась. Ничто не случается напрасно и ничто не проходит бесследно. И даже если дорога перед ней зарастёт непролазным бурьяном, она будет прокладывать сквозь него новые пути, прямо через тернии, оберегающие заклятый дом.

Глава 3. Злополучное путешествие

Для начала она хотела убедиться, что Склеп действительно существует. Некоторые записи в дневнике косвенно намекали на его примерное местоположение. Однако там же упоминалось и о том, что не каждому визитёру он открывается. «Если Склеп тебя не захочет, ты можешь хоть сотни раз ходить вокруг да около, но так ничего и не обнаружить».

Посмотрев на небо, Шемс пришла к выводу, что синоптики вечно норовят уподобиться магам-шарлатаны, или политикам – прогнозировали дождь и снова соврали. На улице стояла жара. Под раскалёнными лучами солнца плавился асфальт, изнывали от жажды деревья и кустарники, а люди стремились укрыться в тенёчке, спасаясь от прилипавшего, обволакивающего тела горячего воздуха.

Щемс купила билет на ближайший рейс и, заняв место возле окна, достала мамин дневник.

Духота в автобусе стояла адская, сил нет. Ещё и кондиционер сломан. Словно в натопленной банной парилке. Заключённые внутри салона пассажиры, обмахивались чем могли: газетами, бейсболками и просто собственными ладонями. Вялые мухи ползали по запылённым стёклам, время от времени лениво перелетая с одного окна на другое.

Ехать предполагалось несколько часов и Шемс постаралась просто запастись терпением. Потягивая сладкую газировку и отстранившись от стоявшего в воздухе монотонного гула, она полностью погрузилась в чтение.

Зачем Даррель подарил мне то кольцо? Я начала думать, что он преподносит его каждой своей «гостье», и оно беспрестанно кочует с одного пальца на другой на протяжении многих десятилетий.

Это был золотой перстень с чёрным опалом когда-то принадлежавший его матери, почившей 1894-м. На момент её смерти Даррелю исполнилось семь.

Весьма абсурдным при этом кажется то обстоятельство, что внешне Даррель выглядит моложе меня. Должно быть он перестал стареть, когда стал одним из Поклоняющихся. Его биологический возраст остановился на отметке где-то в районе двадцати пяти лет.

Итак, в награду за преданность Сатис, Даррель получил бессмертие и способность легко восстанавливать своё тело после повреждения. А что насчёт его разума или его души?..

С тех пор, как Евгению, пребывающую в безмолвном оцепенении, перенесли в отдельные покои, я всё старалась улучить возможность и навестить её. Мне казалось это позволит лучше понять, откуда в ней такая несгибаемая воля, поразительная способность выдерживать немыслимые страдания за нежелание покориться силе Сатис.

Из всего этого засилья насилия приятной неожиданностью для меня стало осознание, что сама Властвующая не может с ней ничего поделать, кроме как ждать, когда нахалка наконец будет готова сдаться.

Длинный тусклый коридор делает поворот и упирается в дверь из толстого чёрного стекла. За ней и стоит открытый деревянный гроб с лежащей внутри живой девушкой. Склеп в Склепе.

Я рада, что никого не встретили по пути. Скорее всего мне бы запретили к ней приближаться. Ведь теперь жизнью Евгении единолично распоряжается сама Сатис. Но по счастью все заняты своими делами: Даррель спал, когда я уходила, Иона по обыкновению хлопочет на кухне, Лльюэллин вроде бы закрылся в библиотеке, а Тиббот вот уже месяц, как вообще не появляется в Склепе. Вчера Иона с Даррелем даже делали ставки вернётся ли Тиббот назад или нет. На самом деле, конечно же, никто всерьёз не верит, что Тиббот ушёл насовсем. «Само собой, когда-нибудь он вернётся. Он всегда возвращается», – сказал мне перед сном Даррель.

Наверно им следовало запереть комнату, но ведь вариант, что кто-то помыслит нарушить священное правило дома ими даже не рассматривался. И вот я беспрепятственно ступаю за чёрную дверь и движусь мимо высокой бронзовой подставки со стеклянной вазой, наполненной рунными камешками, к установленному по центру комнаты гробу, массивному, выкрашенному белой краской.

Безжизненность лица Евгении подчёркивает восковая бледность, а руки неподвижно покоятся вдоль тела. Ещё я успела подметить, что нижнюю часть голени на правой её ноге обвивает цветная татуировка в виде ящерки. Евгения моложе меня на три года, ей всего двадцать четыре, и, надо полагать, старше она уже никогда не станет. Мысленно я представляю себе, как где-то, за пределами Склепа, близкие Евгении сбиваются с ног, разыскивая её…

Опускаюсь на корточки и физически ощущаю, как густеет воздух, пропитанный стойким запахом воска. По тёмным углам разрастаются и скользят бесплотные тени, от них веет опасностью и какой-то безысходностью и тянет убраться куда подальше. Конечно же, я остаюсь и склоняюсь над гробом.

– Мне так жаль, – шепчут мои губы. – Знаю, ты не хотела такой судьбы, как и я, как и множество других жертв, замученных в этих глухих стенах, лишившихся жизни невесть за что. Они навеки искалечили наши души и отняли последние проблески надежды. Но ты другая, твоя борьба продолжается, пусть незримо, но явственно для каждого из здесь живущих. Я восхищаюсь твоей отвагой, которая лишний раз подчёркивает мою собственную никчёмность. А мне бы так хотелось помочь…

– Так помоги мне! – в этом слабом бесцветном голосе, таилось устрашающее очарование истинной скорби. – На краткий миг мне почудилось, что это не слова Евгении, такое странное чувство, будто со мною говорят стены, будто то шепчет сам Дом…

Но вдруг гибкие пальцы судорожно впиваются в моё запястье, а ногти больно вонзаются в кожу так глубоко, что показываются алые капельки крови. Я инстинктивно пытаюсь вырвать руку, но ожившая покойница держит меня крепко.

Евгения медленно села. Её глаза неестественно широко распахнуты, а слепой взгляд устремлён прямо на меня.

– Их черёд ещё не пришёл, – продолжает вещать она, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, точно поражённая безумием. – Демон существует уже тысячи лет и продолжит умножать своё могущество ценой невинных душ. Его сила велика, но всё равно не безгранична. Он воздвиг этот дом, но дом обладает собственным сознанием. И он в ожидании нового хозяина. Сотворённого внутри. В ком воплотятся все качества, отвечающие нашим целям.

Она замолчала, и я поняла, что за дверью кто-то есть. Кто-то пришёл проверить Евгению, но не может войти. Дверь по какой-то причине заклинило. Это было не просто странно, это было уму непостижимо. Словно сам дом решил взбунтоваться против заведённых в нём правил.

Евгения разжала пальцы, а поскольку всё это время от испуга я продолжала тянуть руку на себя, то и полетела навзничь и уже затем торопливо отползла на четвереньках к стене.

В дверь продолжали упорно ломиться, но она оставалась стоять неприступной глыбой, будто под мощным охранным заклятием.

Понятия не имею каким образом в руках Евгении оказался нож. Она отвернулась и больше ни разу не взглянула на меня полными исступления глазами, как будто потеряла интерес.

– Нет-нет-нет! Что ты делаешь?.. Я согласна помочь! Только не понимаю, как. Клянусь, я на всё согласна, чтобы уничтожить Сатис!

– Демона нельзя уничтожить. Его можно лишь отправить обратно в преисподнюю, —произнесла Евгения ровно, почти без интонации.

А затем всадила нож до упора в собственную грудь. И я онемело смотрела, как, захлёбываясь кровью, она откидывается на лежащую в гробу атласную подушку, как расплываются кроваво-красные пятна по её белоснежной кружевной сорочке…

Дверь распахнулась и в комнату влетел Лльюэллин, а за ним Даррель и Иона. Я, утратившая остатки самообладания, в приступе истерики корчились на полу. Они же, буквально окаменевшие, взирали на теперь уже по-настоящему мёртвое тело Евгении, и кажется, совершенно не были готовы осознать случившееся.

Интересно, до того момента, кто-нибудь из обитателей Склепа видел Лльюэллина настолько шокированным. Не думаю.

Но вот он приходит в себя, хватает меня за шиворот и бесцеремонно волочит к Сатис.

По всем приметам – обыкновенное провинциальное захолустье.

Сойдя с автобуса, Шемс попала на окраину какого-то захудалого городишка. Казалось, всё тут, от облезлых домов за хлипкими заборами, до огромных зарослей лопухов в придорожных канавах покрыто, пропитано пылью и запахом нечистот. И на самой дороге, и в особенности по её обочинам валялся всевозможный мусор, зарастая некошеной травой. Безотрадное зрелище в качестве наглядной демонстрации человеческого отношения к окружающей среде. И именно где-то в этих краях, если верить маминому дневнику, зло сплело свои паучьи сети.

Немного подумав, Шемс закинула на плечи рюкзак и направилась в противоположную от жилого района сторону, по направлению к заслоняющей горизонт одинокой горе с расколотой вершиной.

Главная дорога уводила на север в обход горы, и отделяла от неё Шемс довольно глубоким оврагом, сплошь покрытым колючим кустарником. Девушка была уже почти рядом и напряжённо размышляла, где именно ей следует искать заколдованный дом, когда за спиной скрипнули тормоза и старенькая, хорошо проржавевшая легковушка, вильнув колёсами, остановилась с противоположной стороны обочины.

– Эй, красавица, куда идёшь? Садись, подвезём, – из открытого водительского окна высунулась лысая башка с совершенно идиотской улыбкой.

Шемс прямо кожей чувствовала сальный взгляд, скользнувший по её лицу, на мгновение задержавшийся на губах, и устремившийся вниз, по контурам тела.

От омерзения её даже передёрнуло. Кажется, парней в машине было трое. Положение, прямо сказать, выглядело удручающим, только девушка, почему-то не испытывала ни малейшего страха перед этими безмозглыми болванами, правда пришлось немного побороться с накатившей волной тошнотворной брезгливости.

– Давай садись, не ломайся!

Она медленно опустила лямки рюкзака, чтобы удобнее было передвигаться по диким зарослям, смерила бестолково лыбившегося маньячину самым пренебрежительным, на какой только была способна, взглядом и, показав средний палец, быстро шмыгнула в овраг.

Вслед Шемс полетели грязные оскорбления, но последовать за ней по крутому склону, собирая по пути колючки и рискуя выколоть глаза сухими ветками, желающих, к счастью, не нашлось. Натренированная Шемс и сама-то пару раз упала, споткнувшись о скопившийся внизу хлам, нахватала в волосы репьёв и расцарапала до крови локоть.

Остановившись, она добросовестно извлекла все прицепившиеся к ней сухие репейные головки, распутывая волосы пальцами вместо расчёски, и осмотрелась.

Неожиданно внимание привлекли валуны разных форм и размеров, хаотично разбросанные по дну оврага, а в определённом месте образующие странную расстановку – их гряда из более-менее стандартных размеров протянулась к самой горе широкой почти ровной лентой, будто остатки каменной дороги, какой-нибудь древней цивилизации. Ага! Вот и подсказка, обрадовалась Шемс.

Следуя каменному указателю, она добралась до подножия и продолжила путь по открывшейся расщелине, зияющей подобно широкой пасти и полого уходящей вниз.

Неприятная липкая испарина выступила по всему телу, и затея постепенно перестала казаться такой уж хорошей. Теперь вместе с навалившейся усталостью, в груди росло тупое равнодушие, безразличие ко всему, даже к собственной судьбе.

Расщелина сделала резкий поворот и закончилась тупиком.

Глазам Шемс предстала блестящая чёрным гладким камнем, фасадная стена одноэтажного дома. Кроме прочего, необычность заключалась в том, что его задняя часть целиком была встроена в прилегающий склон и невозможно сказать, насколько глубоко внутрь горы она продолжалась.

Разинув от удивления рот, Шемс взирала на три высоченные входные двери, определённо не менее чем пятиметровой высоты каждая, деревянные под матово-золотистой структурной краской. Удивительное зрелище заставило Шемс окончательно растеряться, зато тупую апатию, как рукой сняло.

Целых три двери и не единого звонка, хотя тут больше подошёл бы дверной молот в виде лошадиной головы или когтя дракона. Шемс плавно приложила ладошку к дверному полотну и, тихонько надавливая, погладила шершавую поверхность.

– Привет, дом.

Дом оставался глух, нем и слеп, в прямом смысле этого слова. По всему фасаду не виднелось ни одного оконного проёма.

Шемс прислушалась к окружающему дом безмолвию, ненарушенному даже вездесущим птичьим щебетом. Мёртвая тишь вокруг и тревожное гипнотическое оцепенение, не действующее разве что только на Шемс. Даже легчайшее дуновение ветра ни на волосок не колыхнуло металлический флюгер, в виде неведомой зубастой твари, торчащий над двускатной черепичной крышей. Воздух пребывал в неземном покое.

Шемс продолжала стоять и слушать, закрыв глаза, открыв разум. Что-то тянулось к ней, бестелесное, призрачное. Чьи-то невидимые щупальца касались, исследовали тело, забирались под одежду, огибая каждый изгиб, проникая в каждую складочку, осторожно, недоверчиво. И Шемс не сопротивлялась, начиная раскрываться навстречу, не только предоставляя таинственной сущностью своё тело, но и обнажая душу, безоговорочно соглашаясь на полную диагностику личности.

И вдруг, перед её внутренним взором начала складываться картина, такое случалось с ней периодически. Не размыкая век, она видела сквозь запертые золотистые двери длинный сумрачный коридор, уводящий в глухую темноту. По нему ей навстречу двигался человек.

В этот момент самообладание Шемс неожиданно дало трещину. Как никогда остро по нервам резануло чувство надвигающейся неотвратимой опасности.

Щупальца тут же отступили и, мерно раскачиваясь, продолжили наблюдение со стороны с несомненным интересом и будто бы даже с недоумением.

Сейчас Шемс, однако, было не до них, сознание целиком сосредоточилось на мужчине. Подсвеченный отблесками свечей, его силуэт выделялся на однообразно тёмном фоне. Светлые волосы колышутся в такт его шагов, взметаются и снова падают, свободно рассыпаясь по плечам. Пронзительные глаза смотрят будто бы прямо душу, внимательно и холодно, а мерцающие тени вокруг делают их цвет ещё более насыщенным. Чтобы достичь подобного оттенка, древние майя смешивали минералы индиго, палыгорски́та и листьев индиго́феры. Там в их глубине Шемс чудится что-то пронизывающее, потустороннее.

Непонятно на что она рассчитывала, уверовав, что встречать её в заколдованном доме непременно выйдет Даррель. Узнает, обнимет, и колдовские чары рассыпятся в прах, зло падёт, поверженное силой любви. Слишком наивно? Пожалуй!.. Шемс очень чётко осознала свою опрометчивость, когда увидела идущего за ней Лльюэллина.

Каждый его шаг сопровождался гулким ударом её сердца. Горячей волной изнутри поднималась паника, а по венам мчался ток адреналина. Уже почти рядом, ещё чуть-чуть и одна из дверей распахнётся…

Шемс долго держалась, но теперь нервы сдали окончательно. Она открыла глаза, прогоняя слишком реалистичное видение, и через секунду уже во весь дух неслась прочь.

Остановилась она, лишь когда впереди появились первые признаки городской цивилизации, и немедленно согнулась пополам, держась обоими руками за бок. Постепенно боль проходила. В голове чисто автоматически начали крутиться злободневные вопросы, вытесняя липкий страх.

Кое-как восстановив дыхание, она расстегнула молнию на боковом кармане рюкзака и дрожащими пальцами вытащила оттуда предусмотрительно выключенный телефон. Когда на экране высветились уведомления о десятках пропущенных вызовах, она даже почувствовала себя немного спокойнее.

– Ало! Татьяна? – проскулила Шемс в трубку жалобным голосом. – Я совершила большую глупость. Пожалуйста, помоги! Скорее забери меня отсюда.

Глава 4. Дом

Сочась сквозь фиолетовые кружева металлических подсвечников по кухне расплывалось красивое призрачное свечение. И неважно, что стоявшая в дальних углах мебель тонула в мутном сумраке – это нисколько не портило впечатления от общей картины. Тяжёлые струи дождя немилосердно хлестали в окно, добавляя месту ещё больше поэтичной уютности.

Чёрная тень, лежащая у ног на гладком зеркале пола, дрогнула и скользнула на стену, когда её хозяйка, миниатюрная темнокожая девушка, оторвалась от помешивания какого-то травяного отвара, бурлящего в чугунном котелке, и посмотрела на своё отражение в стекле, замутнённом дождевыми потоками.

– Приятно слушать дождь, когда не льёт тебе за шиворот, – сказала она.

– Он ведь даже ненастоящий, – Тиббот поднял на девушку живые глаза, сведя брови к тонкой высокой переносице. – Напомни-ка, Иона, ты ж у нас вроде родом откуда-то из северной Шотландии? Неужели тебе ещё в смертной жизни не успела осточертеть подобная серая слякоть?

Вместо ответа Иона недовольно встряхнула головой, отбрасывая за спину копну из сотни блондинистых африканских косичек, повела рукой, и в то же мгновение за фальшивым окном крупными хлопьями повалил снег.

Невозмутимо пожав плечами, Тиббот откинулся на спинку кожаного стула, выполненную в виде вертикальных чёрных вензелей, не слишком удобную, но эффектную, и снова обратился к стоявшей перед ним тарелке с подтаявшим бананово-арахисовым мороженым в «тюбетейке» из бисквита.

– Ты, конечно извини, но вот не верится мне, что твоя ворожба поможет сломать силовое поле гробницы, – но и это воззвание Тиббота осталось без ответа. Поразмышляв пару минут, он провёл ладонью по голове, взъерошивая и без того растрёпанные волосы и снова нарушил молчание. – Столько раз уже пытались… Однако всегда готов помочь, чем смогу. Например, отредактировать там формулу заклинания…

– Да уж как же без тебя! Пытаешься примазаться к моим успехам? При том, что сам напрочь лишён даже зачатков магии. Какой из тебя на хрен заклинатель?..

Она оборвала свою речь из-за негромкого дребезжания, словно по дому прошлась волна мелкой вибрации.

– Гость, – резко выдохнула Иона и выжидающе уставилась на Тиббота. – Ну и чего сидишь?

– Как чего? – выкатил тот глаза. – Сейчас вроде черёд Дарреля.

Мелкое дребезжание повторилось и на этот раз длилось чуть дольше.

В дверях показался Лльюэллин.

– Где Даррель? – осведомился он слегка раздражённо.

– Спит небось, – ехидно ухмыльнулась Иона.

– Чего же вы ждёте? У нас на пороге гость. – с намёком приподнял бровь Лльюэллин, переводя взгляд с Ионы на Тиббота.

– Я занята. Властвующая ждёт свежий отвар, – скороговоркой протараторила колдунья и быстро отвернулась к своему котелку.

– Не моя очередь, – протестующе вскинул ладони Тиббот.

В третий раз сигнал сопровождался не только звуком, но и световым мерцанием.

– Проверьте круг и разбудите уже кто-нибудь этого придурка Дарреля, —распорядился Лльюэллин, показывая свой красивый профиль, а затем бесшумно скрылся в сумраке коридора.

– Даррель совсем обнаглел, – высказала своё мнение Иона. – Что-то подозрительно регулярно его одолевает богатырским сном в час, когда именно ему выпадает жребий встречать гостей. И почему Лльюэллин до сих пор не донесёт на него Властвующей? Ведь ясно как день, что этот дармоед просто делает вид, будто не слышит сигнала.

– Будто у Властвующей других забот нет, как вот только в бытовых дрязгах и разбираться.

– Защищаешь Дарреля? В конце концов твой брат не обязан выполнять чужую работу.

– Ну так взяла бы, Ион, и сама донесла, чем трепаться без толку.

– Да катись ты к чёртовой матери, Тиббот! – тихо огрызнулась колдунья.

Глаза Тиббота хитро блеснули.

– Твой странный парадокс, Иона, заключается в том, что дурные манеры и вульгарный язык, непостижимым образом уживаются в невероятно соблазнительном теле.

– Язык тебе мой значит не нравится? Вот только попробуй ещё хоть раз появится в моих покоях без приглашения!

– Это когда я себе позволял подобное? – удивился Тиббот, пряча лукавую улыбку.

– А прошлой ночью? Когда припёрся по мою душу прямо в ванную.

– Упаси боже! Ни в коем случае я не претендую ни на какую душу, меня волнует исключительно твоё горячее тело.

Обрывая их словестные перепалки и небрежно громко хлопнув при появлении кухонной дверью, к ним, наконец-то, присоединился Даррель, по пояс голый и весь какой-то взлохмаченный.

– Смотрите, спящая красавица уже проснулась, – засмеялась Иона, не упуская возможности уколоть приятеля. – Снова проспал всё интересное.

Даррель лишь молча отмахнулся и расхлябано, в развалку направился к большому холодильнику. Подошёл, приложил ладонь к дверке и на какое-то время замер, тщательно в уме проговаривая свой заказ. Затем вытащил оттуда две алюминиевые банки пива, затянутые тонким налётом инея и плоское блюдо с красиво выложенным на нём ассорти: сырное с виноградом и персиковым чатни.

Тиббот провожая Дарреля глазами, подначил Иону:

– Вместо того чтобы играться в мультики про погоду, могла пойти, и сама разбудить, как принято будить спящих красавиц.

– Не дождётесь! – гаркнула та, изображая возмущение, но непослушное лицо при этом расплылось в широченной улыбке.

Дверь кухни снова открылась, заставляя всех присутствующих обернуться к возвратившемуся Лльюэллину. И одновременно каждый непроизвольно задался вопросом: что означает напряжённое, даже, пожалуй, озадаченное выражение его лица, и к чему им следует готовиться?

– Там никого не было, – сдержанно сообщил Лльюэллин, отвечая на их пытливые взоры. – Ни у входа, ни на площадке за углом дома, вообще нигде.

– Вот это да! – поразилась Иона. – Такое случалось прежде?

– Я что-то не припомню ни одного случая, – качнул головой Тиббот и поймав взгляд Лльюэллина с осторожность поинтересовался: – Властвующая уже знает?

– А ты как думаешь? – Лльюэллин смерил брата жёстким взглядом. В разливающемся от свечей колеблющемся неровном свете резкие тени ложились им на лица, делая их старше той возрастной отметки на которой когда-то в их организмах остановились все процессы физиологических изменений. – Дом отсканировал особу женского пола. Само собой, необходимо её вернуть. Тиббот, ты меня слушаешь? Я собираюсь отправить за ней тебя.

– А может ну её? Ушла и шут с ней. Коли уж тут не подействовали наши чары, и дом не стал её удерживать, стало быть она ему не ко двору пришлась.

– Перестань молоть вздор. Магическая маскировка не сработала. Какая-то женщина была здесь и дом открылся ей. Значит теперь она принадлежит нам. Не думал, что необходимо напоминать вам о непреложных правилах.

– Тогда почему дом её отпустил? – спросила Иона, меланхолично разглядывая тихо кружащие за окном снежинки, размером с приличную тарелку. – Может быть она обладает какой-то особенной магией, неподвластной нашим чарам. Новую преклоняющуюся с такими способностями Властвующая вряд ли захочет, особенно после истории с Евгенией.

– Властвующая уже велела разыскать её.

– Почему я? – недовольно скривился Тиббот. – Отправь вон Дарреля. Это, между прочим, его гостья была.

– Потому что я отправляю тебя. На обратной стороне двери и ступенях остался её энергетический след. Я помещу его в артефакт поиска, это поможет вычистить направление.

– Да ладно тебе, Ллью, – Даррель смотрел осоловевшим взглядом в потолок, а на столе перед ним к этому моменту сформировалась уже целая башенная конструкция из опустевших пивных банок. – Зачем доверять Тиббу такую важную работу, если можно сделать всё самому? Безопаснее, надёжнее и к тому же отличная возможность показать исключительное усердие в маниакальном стремление выслужиться любой ценой.

– Совсем с катушек съехал, – Иона покрутила пальцем у виска и поцокала языком.

– Прекращай выпендриваться Даррель. Протрезвись и принимайся за свои прямые обязанности, – грубо отрезал Лльюэллин.

– А то что? – тонкие губы Дарреля скривились в злой ухмылке. – Прикончишь меня? Что ж, давай! Глядишь, Дом со скуки согласится приютить у себя ещё и призрака-алкоголика. А жратву для Сатис втроём тянуть будете, ибо наплыв гостей у нас как-то невелик.

– Не прикончу. Пока. Но если ещё хоть раз посмеешь уклониться от работы, я предъявлю Властвующей твою коробку сентиментальных воспоминаний.

– Ты рылся в моих вещах, ублюдок?! – Даррель вскочил, сжимая кулаки.

Лльюэллин взглянул на него насмешливо, недобро ухмыльнулся и продолжил:

– Ладно шифоновый пеньюар. Кажется, у прошлой хозяйки в нём кое-где просвечивало тело… Но отрезанный локон волос или заляпанная кровью перчатка…

Он не успел договорить, как Даррель с такой силой ударил кулаком ему в лицо, что Лльюэллин отшатнулся и, потеряв равновесие, упал на пол. Но уже через пару секунд вновь стоял на ногах, и противники сцепились друг с другом в безобразной рукопашной драке.

Не скоро и с великими усилиями Тибботу и Ионе удалось растащить их по разным углам дома.

– За коим лешим ты опять его раздраконил? – Иона отчитывала Дарреля в его собственных покоях, энергично смазывая заработанные молодым мужчиной синяки и ссадины вонючей жирной мазью.

Тот упрямо молчал, только сильнее стискивал зубы, излучая глухую ярость.

– Вот ты дурень! – всплеснула руками Иона. – И эгоист неблагодарный. Он же тебя выгораживает постоянно. А ему оно надо, сам подумай? Своё бремя тянет, так ещё за тебя обормота радеть должен? Он ведь тоже поди не чурбан бесчувственный.

Дверь плавно отъехала в строну. К ним заглянул Тиббот и, держась немного натянуто, объявил:

– Ну в общем я отчаливаю. Гостинцы какие заказывать будете?

– Иди уже, – Иона махнула на него рукой.

– Я так понимаю, поездка твоя как обычно затянется? – Даррель поднял на него пасмурный взгляд. – Оторвись там по полной за меня. За всех нас.

– Ну это как получится, – Тиббот вяло усмехнулся и исчез в тёмном проёме.

Глава 5. Случайная встреча

На днях Шемс спросила у меня: почему Венди не осталась с Питером Пеном на острове, а вернулась к родителям. Я ответила, что пиратский остров неподходящее место для девочек, к тому же, Венди понимала, что родители ждут её и, если не дождутся, то сердца их разобьются от горя и тоски. «Венди поступила правильно», – сказала я.

«Но ведь потом Венди пожалела о своём решении, только было уже поздно – она повзрослела, и путь на остров для неё навсегда закрылся. Выходит, поступив правильно, она выбрала для себя дурацкую, несчастливую жизнь?».

«Почему несчастливую? Её главная мечта сбылась – она стала мамой».

«Мне почему-то кажется, она просто не знала, что можно мечтать о чём-то другом», – обиженно гнула губы Шемс. – «Я бы ни за что на свете так не поступила…».

Не знаю, возможно, Шемс в чём-то права. Я много думала над тем, какой могла бы стать моя жизнь, не окажись я тогда в Склепе.

Каждое событие, которое мы переживаем, каждое чувство, мысль, выбор – накладывают более или менее заметный отпечаток на наше мироощущение, постепенно вылепливая человеческую личность.

Склеп выработал во мне привычку жить в постоянном ожидании новых страданий. Я жду их во всеоружии, накрепко заморозив душу и мобилизовав рассудок. Но, вырвавшись из Склепа, разве я стала счастливее? Наверно, я просто не обладала той дерзостью, решимостью и отчаянием, требующих сражаться до последнего вдоха, как сделала Евгения? Она приняла достойную смерть, вместо унизительного служения. И, смею надеяться, тем самым разрушила планы врага, не позволила демону сломить себя, ради глотка мнимой свободы?..

Сатис хотела знать каждое слово, произнесённое Евгенией перед смертью. Я воспроизводила их в памяти с той же болью, с какой слушала всего несколько минут назад из уст самой отважной на свете девушки, видящей этот мир в полном цвете, сохранившей честь и не предавшей своих принципов. Дух Евгении остался непобедим, как дух самурая.

Почему Сатис меня отпустила? Снова и снова я задаюсь этим вопросом. Какой истинный смысл кроется за её манёвром? Пожалуй, эта головоломка любого собьёт с толку.

Я отдала ей перстень с просьбой вернуть Даррелю. С моей стороны непорядочно было бы лишать его символа той прошлой человеческой жизни, когда душа была свободна от власти тьмы и сердце полнилось любовью. Да и мне, думала я, незачем хранить лишнее напоминание о днях своего пребывания в Склепе.

Тогда я ещё не подозревала, что самое что ни на есть живое напоминание уже зреет внутри меня…

Знала ли о моей беременности Сатис? Трудно сказать… Думаю, что не знала. Как известно демоны не отличаются ни гуманностью, ни состраданием, соответственно ни один её поступок не может быть продиктован великодушием или сентиментальным порывом. Очевидно, поспешно избавляясь от меня, она руководствовалась исключительно собственными желаниями и выгодой.

Не дожидаясь разрешающего сигнала светофора Шемс быстренько перебежала дорогу по полустёртым полосам пешеходного перехода и направилась мимо припаркованных у тротуара машин к тележке с мороженным, возле которой уже толпился, манимый сладким лакомством, народ.

Синеву неба постепенно застилало тенью хмурых облаков, а поднявшийся горячий, сухой ветер трепал волосы прохожих, взвивал пыль клубами, и она летела в лицо, забивалась в рот, нос, глаза…

Вынужденная запастись терпением, Шемс, заняла очередь за какой-то худенькой девушкой в очках и, сунув руки в карманы лёгких хлопковых шорт, принялась от нечего делать разглядывать нескладную фигуру продавщицы, пока та резво наполняла разноцветными шариками вафельные стаканчики для двух неугомонных малышей. А в это время молодая мать семейства, возмутительным образом застопорив всё движение, умилялась радости своих чад, категорически неспособных определиться между разными сортами мороженого, и металась от одного к другому: уговаривала, успокаивала, увещевала. Да при всём этом ещё успевала кокетливо стрелять глазами в сторону следующего за ней в очереди симпатичного рыжеволосого парня лет двадцати с хвостиком.

– Мама, я хочу ещё того си-и-инего!

– Я мне синего! И… и зиёного!

Вопили дети, перебивая друг друга.

– Горло заболит от такого количества, – весело подмигнул им рыжий парень.

– Непрошеный советчик лучше всех всегда всё знает, – мамаша усмехнулась чуть свысока и, невинно хлопая приклеенными ресницами, заметила: – Вы, молодой человек, вместо того, чтобы дважды маму учить жизни, лучше бы сами взяли, да угостили этих сладкоежек.

Позади неделикатно напирала толпа – дескать, поскорее уже покупайте и проваливайте, не задерживайте очередь. Выглядывая из-за чужих спин, Шемс отметила, как парень, сощурив глаза и склонив голову набок, оценивающе пробежался острым взглядом по женской фигуре, а затем обратился к продавщице:

– Дайте пацанам каждого сорта по порции. И нам с их мамой по паре ванильного.

– Ой, да вы что?! Хватит, хватит, куда так много? – делано засмущалась дамочка. Тем не менее, угощение принять соизволила, и теперь не спеша складывала тающий десерт в пакет, аккуратно, стараясь не помять.

– Меня Кира, кстати, зовут, – она улыбнулась и скромно поправила выбившуюся из-под блузки лямку лифчика. – Спасибо вам большое! Для мальчишек это прям настоящий праздник, – и после секундной паузы добавила: – Я с ними в парк собираюсь. Может и вы к нам присоединитесь, а то боюсь, без вашего участия, такое количество мороженого погибнет напрасно.

– С удовольствием присоединюсь чуть позже, если объясните, как вас там найти. Я просто первый день в городе, и даже не знаю где тут находится парк, – легко согласился парень, параллельно расплачиваясь с продавщицей.

– Да вот же он! – дамочка махнула рукой. – Вход прямо за следующей остановкой.

Один из мальчиков, тот, что помладше, задрал головку, и заглядывая в лицо новому маминому знакомому, произнёс:

– Я Сиёжа. А тебя как зовут?

– Ой, простите, забыл представиться. Моё имя Тиббот, – он легонько потрепал мальчишек по волосам, глядя при этом на их маму.

Шемс словно молнией пронзило. Она проследила глазами, как парень делает шаг в сторону, и в голове будто взорвался фейерверк, наполнив кровь адреналином и, брызнув искрами из глаз. Вот ведь никогда не знаешь заранее, где тебя поджидает возможная засада. Хотя, может, случайное совпадение?..

А очередь тем временем с нескрываемым облегчением сдвинулась с мёртвой точки, и какая-то женщина, видимо не справившись с накопившимся возмущением, заметила во всеуслышание:

– Ну наконец-то! Это ведь надо столько времени всех мурыжить. А у меня, между прочим, спина больная, и дома тоже внуки гостинцев поди заждались.

Проигнорировав женщину, Кира похватала детей и, не забыв пакет с мороженым, направилась в сторону, стоявшей неподалёку многоэтажки.

Следуя её примеру, Тиббот сделал вид, что и к нему предыдущее высказывание не относится, и тоже направился было восвояси.

– Видите ли, – вдогонку ему громко и чётко произнесла Шемс, якобы вторя возмущённой женщине, – любые страдания необходимы нам для переоценки ценностей! А то обстоятельство, что мы простояли тут лишние полчаса, глотая пыль и наблюдая дешёвый флирт, грозящий перерасти в бесперспективную любовную связь, каким-то образом, видимо, должно заставить нас задуматься, пересмотреть всю свою жизнь и приоритеты.

Парень, будто на невидимую стену наткнулся, внезапно остановился и удивлённо посмотрел на Шемс.

– Всё хорошо в меру, – заметил он ровным тоном.

– Конечно, – приторно улыбнулась ему Шемс. – Одно дело до блевоты обожраться мороженым и совсем другое – до конца сражаться за свободу, не жалея себя.

– Некорректное сравнение на мой взгляд.

– Даже не знаю существует ли корректное сравнение чего-либо с жизнью в заколдованном доме.

Парень ещё раз внимательно взглянул на Шемс, словно сканируя глазами. А она взяла и демонстративно отвернулась, сосредоточив внимание на затылке впереди стоящей девушки.

Он поджидал её неподалёку и выступил навстречу из-за выцветшей рекламной афиши.

При виде него в глазах Шемс поселилась притворная задумчивость. Степенно откусив маленький кусочек холодного сливочного пломбира и, делая вид, что неторопливо его смакует, она напряжённо размышляла. Даже если это не один из поклоняющихся, ведь у них тоже могут быть тёзки, всё равно странно, что он так отреагировал на фразу из дневника, почти дословно повторяющую слова Тиббота из Склепа.

На парне были простые спортивные шорты и черно-белая полосатая футболка, и рыжие волосы у него торчали во все стороны. В общем-то, выглядел он вроде обычно, даже буднично. Что ж, посмотрим, пусть всё само собой прояснится по ходу дела…

– Судя по купленной мной давеча книги от местного автора по теме «История города», в этих краях не найдётся и парочки мест, окружённых мистическим ореолом, ну или на худой конец, хотя бы просто сопровождаемых интересной легендой, – сказал он, выбрав не самый, мягко говоря, типичный способ завязать разговор. – Как по мне, так это очень даже занимательно, среди бела дня в столь неприметном месте встретить заядлого любителя мистицизма. Ты ведь из них или просто забавляешься?

– Вот так совпадение, – Шемс насмешливо изогнула бровь. – Примерно то же самое я подумала о тебе.

– Хм, – он продолжал рассматривать её с явным интересом. – Вряд ли обо мне можно сказать, мол, посмотрите, этот чувак ошеломляет с первого взгляда! Он полон мистики и загадочности!

– Почему же, – хохотнула девушка. – Для некоторых людей мир куда богаче и сложнее условных рамок, нужно лишь научиться смотреть глубже внешности.

– Очевидно увлечение мистицизмом всё же тебе присуще. Ну и что же ты во мне увидела?

Шемс надоело ходить вокруг да около и она, глядя прямо ему в глаза, спросила:

– У тебя есть брат по имени Лльюэллин?

– Ну допустим, – ответил он после удивлённой паузы. – И вот тут у меня возникают два варианта возможных источников твоей осведомлённости: либо ты отрабатываешь на мне свои экстрасенсорные способности, либо кто-то тебе о нас рассказал. Угадай, к которому из вариантов я склоняюсь?

– Ко второму?

– Верно. Выходит, у нас с тобой имеются общие знакомые. А можно поинтересоваться, от кого ты о нас слышала?

– Ни от кого, – Шемс небрежно пожала плечами, только вот, всё сложнее ей становилось игнорировать тяжёлый ком горечи, неотвратимо подкатывающий к горлу. – Сама прочитала в мамином дневнике.

– В мамином дневнике? – недоумение всё больше и больше овладевало Тибботом. – Кто она? Скажи, где я могу её найти?

– Оу! Ну это совсем легко: центральное кладбище, справа, шестая могила от стены, практически под козьей ивой, – Шемс улыбалась, а ком в горле уже вырос до громадных размеров и не проглотить его не выплюнуть. – Ну мне пора. Заболталась я с тобой, а у меня, между прочим, через пятнадцать минут встреча с директором интерната.

Отвернулась поспешно и, величаво задрав подбородок, почти бегом кинулась через дорогу, не глядя по сторонам, игнорируя резкие сигналы автомобилей, потому что слёзы застилали глаза, и Шемс часто-часто моргала и плотнее сжимала зубы, собираясь во что бы то ни стало скрывать от всех свою растерянность, обиду и боль.

Глава 6. Добровольный выбор

Наступил следующий день, принеся с собой мелкий моросящий дождь, почти неощутимый, но оттого не менее противный, незаметно пропитывающий до последней нитки, до самых костей холодной туманной сыростью – погода прямо идеально отражающая настроение Шемс.

Кто-то за стеной громко включил музыку. И теперь, помимо прочего, слух коробило от хрипатого голоса, поющего о тюремной романтике. Поплотнее завернувшись в тёплую мамину шаль и поглубже вдыхая её запах, неслышимый, невидимый, неосязаемый, но с уловимыми оттенками и полутонами чего-то родного, заповедного, Шемс попробовала максимально отгородиться от нервирующих звуков, от всего внешнего мира, сделать вид, что мира этого и вовсе не существует.

Прошло уже около двух месяцев с момента её неудачного побега и позорного возвращения. А перед глазами до сих пор стоит лицо Татьяны в котором отражается… испуг? Разочарование? Кроме них Шемс разглядела там чувство вины, от чего на душе стало ещё гаже. А тут вдобавок неофициальные и официальные проверки и неутешительное заключение комиссии по делам несовершеннолетних… Только даже несмотря на всё это жизнь не остановилась ни на минуту, а продолжает идти своим чередом.

В дверь постучали. Это вахтерша, нудно ноющая о том, как надоело ей без конца подниматься на третий этаж и костерящая на чём свет стоит свою работу, пришла сообщить, что внизу Шемс ждёт посетитель.

Татьяна бы обязательно сперва позвонила. Да и любой другой из знакомых, пожалуй, тоже. Посомневавшись пару секунд, Шемс вытащила из-под матраса заветную тетрадь и, согнув ей пополам, сунула в карман своей серо-голубой ветровки.

Ожидания оправдались, внизу она увидела Тиббота. Тот, скрестив руки за спиной, занимался осмотром грязных фотообоев с поблёкшим лесным пейзажем.

– Привет, Тиббот, – она с притворным весельем помахала ему, будто старому приятелю. – Ты как сегодня? Горло не застудил?

Он посмотрел на неё таким же недоумевающим взглядом, как и накануне.

– А-а… ты это про мороженое? – сообразил он наконец. – Ерунда! До парка вчера я так и не добрался.

– Отчего же? Неужто весь вечер провёл на кладбище?

На этот раз взгляд, которым Тиббот наградил девушку, был долгим и серьёзным:

– Может прогуляемся? Я тут неподалёку вроде неплохое кафе видел.

Шемс даже раздумывать не стала, кивнула и первой вышла из здания интерната.

В кафе официант принёс им по чашке кофе и по куску ягодного пирога.

Тиббот молчал. Наверно тщательно обдумывал ситуацию и никак не мог прийти к окончательному решению. Его колючие глаза гипнотизировали то собственную чашку, то расплывчатое жёлтое пятно на светло-серой столешнице, однако ж, ни в какую не желали смотреть на юную спутницу.

Вскоре Шемс это надоело, и она решила немножко ему помочь:

– Тебя ведь Сатис сюда отправила?

Его взгляд метнулся к её лицу и тут же вновь потупился, будто парень хотел что-то сказать, но колебался.

– Если вернёшься без меня, тебя ждут проблемы? – тихо спросила Шемс, следуя за его взглядом.

– Не такие серьёзные, какие ждут тебя, если согласишься уйти со мной.

И опять между ними зависает эта неловкая напряжённая пауза, от которой совсем тошно становится, а потому пора с этим что-то решать.

– Смотри, как я могу, – Шемс чуть подалась вперёд, подняла руки, развернув ладони кверху и тихонько на них подула. И случилось чудо! Крохотные золотистые и серебристые искорки взметнулись, поплыли лёгким мерцающим облачком, а затем медленно осели на поверхность стола, постепенно угасая. – Это волшебная пыльца, – пояснила Шемс гордым шёпотом. – Я правда пока не уверена для каких конкретно магических целей следует её использовать… Очень жаль, что для полётов не годится. Я-то это уже наверняка знаю, много раз экспериментировала… Но увы…

Беспроигрышный приём с использованием магии заставил глаза Тиббота вспыхнуть на мгновение заинтересованностью, но почти сразу они снова потухли.

– Значит я ошибся, и магия тебе всё-таки присуща. А что насчёт телепатии?

– К сожалению, читать чужие мысли я не умею.

– Прямо камень с души, – хмыкнул Тиббот и улыбнулся на этот раз вполне искренне. – А то могло бы выйти довольно неловко.

– Только не очень-то зазнавайся. Я ведь о вас всё равно знаю больше чем тебе бы того хотелось. Вот, к примеру, мне известно, что ты любишь рисовать. Особенно викторианскую сказочную живопись. И твоими картинами украшены стены галереи на первом этаже Склепа, ну то есть дома Властвующей. А ещё, что ты родом из Ирландии, неравнодушен к сладкому, и в твоей комнате вечный бардак… – Шемс весело поиграла широкими бровями, намекая, что и это ещё не всё.

– Это лишь оценка Уланы. В конце концов, каждый судит о других со своей колокольни.

– Так ты всё-таки видел мамину могилу?

– Да, – и вновь он с непроницаемым видом уткнулся взглядом в чашку. – Мы ведь думали, что она умерла ещё тогда, Шемс. Правда меня самого в доме не было, но, судя по рассказам Ионы, той ночью творились безумные дела даже по нашим меркам… Как я понял, в итоге Сатис призвала Дарреля, указала на горсть пепла в углу, поверх которой лежало его фамильное кольцо и велела прибраться. Вот мы и приняли это, как свершившийся факт, как закономерный и неизбежный финал человеческой жизни. И, между прочим, никто из нас даже не подозревал о твоём существовании. Улана ни разу не упоминала о дочери. Впрочем, оно и понятно…

– Ты чего?! Я родилась позже!

Тиббот задумался.

– Дай бог памяти, в каком же году это было?

– Ваш Склеп она покинула 23-го мая 2005-го года, – подсказала Шемс.

– Тогда вообще чепуха какая-то получается… Ты малышка, повремени пока с претендованием на роль всезнающего гуру. Видишь ли, у дома есть определённые правила. Не просто формальности, а незыблемые границы, нарушать которые не смеет даже Властвующая.

– Догадываюсь к чему ты клонишь. Прикинь, я тоже в курсе, что магия дома создаёт завесу невидимости для неподходящих кандидатур.

– Неподходящими кандидатурами в том числе являются несовершеннолетние дети.

– Может дом счёл меня достаточно взрослой.

– Не помню ни единого случая, чтобы порог дома переступил человек моложе двадцати, не говоря уже о подростках. Подобная ошибка всегда считалась нами просто невозможной. Я ведь на этом основании был уверен, что ты только кажешься моложе своих лет. Ну так сколько же тебе на самом деле, шестнадцать, пятнадцать?

– Шестнадцать, – в голосе Шемс промелькнула нотка насмешки: вконец запутался бедный бессмертный. – А вот дом не считает меня нежелательной гостьей. И поскольку это вы живёте по его правилам, а не он по вашим, то и мнение поклоняющихся – дело десятое. Может он во мне какую-то особенную силу почувствовал или прочную семейственную связь?

– Может и почувствовал. Только это не повод для радости.

– Ибо радость у вас не в почёте… Да знаю я, что и для себя, и для других вы постоянно ищете лишний повод пострадать. Мне вот, честное слово, интересно, а что вы чувствовали, когда поверили, что Сатис убила мою маму? Ну хоть самая капелька сострадания или сожаления шевельнулась в душе? Или же тряслись по углам от страха за сохранность собственных шкур, понимая, как крепко накосячили с Евгенией?

– Я ведь сказал, что отсутствовал тогда. Но… – Тиббот глубоко вздохнул. – Странно обсуждать это с тобой… Но ты пойми, мы привыкли ко многому, к смертям в том числе. Ко всему привыкаешь, особенно, когда живёшь слишком долго, куда дольше, чем полагается обычному человеку. Сначала ты принимаешь то что ещё вчера казалось неприемлемым, выдумываешь для себя жалкие оправдания, потом появляется равнодушие, и постепенно жизнь превращается в замкнутый круг обыденности.

– Да что ж это за жизнь без права на естественный душевный порыв? Ни посмеяться вдоволь, ни взгрустнуть! Ах да, вы же продали свои души! Хотя ты вроде нет?

– Признаю, каждый из нас, заключая свою сделку с Сатис, плохо представлял все последствия. Тем не менее нельзя сказать, что наш выбор не был осознанным. Просто ты должна усвоить: за любой услугой всегда следует расплата.

– По-моему, Тиббот, сейчас ты сам делаешь всё наоборот. Разве твоя миссия не заключается в том, чтобы горячо убеждать меня отправиться в дом Властвующей?

– При желании я мог бы воспользоваться лазейкой в правилах, – тут он хитро подмигнул девушке, – твой возраст оставляет мне такую возможность.

– А если Сатис твоя отговорка не устроит? Тогда она отправит за мной кого-нибудь другого?

– Ты могла бы уехать. Если будешь постоянно переезжать…

– Нет! – Шемс не дала ему договорить. – Во-первых, где я возьму денег на такую жизнь? А во-вторых, чем скитания лучше?

– Это шанс выжить и остаться свободной.

– Это не свобода! – горячо возразила Шемс. – А что касается смерти… Вся наша жизнь – это вечное бегство от неё. Тиббот, посмотри на меня! Я живу в интернате для сирот под постоянным контролем людей, которым абсолютно на меня плевать. Сплошные правила и предписание, и всё это отнюдь не ради моего блага, а чтобы выслужиться перед начальством. Они ненавидят и презирают меня лишь за то, что я существую и им приходиться иметь со мной дело! Ну и чем, скажи, моя жизнь здесь отличается от вашей в Склепе?

– Поверь, Шемс, даже такая жизнь для тебя будет лучше. Интернат – это максимум на пару лет, дом Властвующей – навсегда.

– Я не хочу жить в интернате и не хочу постоянно убегать, не хочу бояться, вздрагивать от каждого звонка, от каждого подозрительного шороха, от собственной тени. Если ты не можешь предложить мне достойной альтернативы, то я предпочитаю встретиться хоть с самим демоном лицом к лицу. И ещё не факт, что победит Сатис. У меня есть магия, особенная. Я сама особенная! Даже дом это подтвердил, даже ты так считаешь, просто не говоришь.

– Почему не говорю? Определённо есть в тебе что-то противоречащее сложившемуся порядку вещей.

– Я уже его разрушила этот ваш порядок!

– Ломать – не строить, не вижу в том большой заслуги, – снисходительно взглянув на Шемс, покачал головой Тиббот. – Вот смотрю я на тебя и диву даюсь, в кого ты такая отчаянная. Улана была мудрее. Впрочем, всё-таки ты на неё похожа, почитай одно лицо.

– Только глаза папины, – улыбнулась Шемс, поймав, наконец, его взгляд.

– Прекрасные огромные глаза, живые и смелые, редкого зелёного оттенка… – он вгляделся пристальнее и вдруг умолк. А потом побледнел.

– Что с тобой, Тиббот? – весело рассмеялась Шемс.

– Шестнадцать лет, говоришь? Но это невозможно… – новая догадка буквально ошеломила Тиббота. – Мы лишены способности иметь детей – это одно из условий договора. Правило! Никаких детей в доме!

– Ну… – Шемс сложила руки на столе по примеру первоклассников. – Как видишь и тут я являюсь исключительным явлением. Тиббот, я хочу попасть в дом Властвующей, но ни в качестве ужина для Сатис. Я хочу отомстить ей. За маму… за всех нас. И если мы с тобой объединимся, то увеличим свои шансы на победу.

– Прости, Шемс, но я давно избавлен от запала юношеского максимализма, и я не верю, что у нас есть какие-то шансы.

– А я хочу, чтобы ты поверил! Со злом можно и нужно бороться. И это мой шанс доказать всем вам, что всегда есть выход даже из самой тупиковой, на первый взгляд, ситуации.

Глава 7. Тьма за порогом

– Зря всё-таки я тебя послушала и не забрала все вещи, – недовольно ворчала Шемс, шагая рядом с Тибботом по разбитой дороге, в направлении одинокой горы, выступающей в бледно-розовой дымке утра. – Надо было ещё в квартиру заскочить, прихватить кое-что.

– Дом предоставит тебе всё необходимое, – повторил Тиббот в очередной раз. – Не валяй дурака, Шемс. К чему тебе таскаться с чемоданом учебников, если ты и в школу-то больше ходить не собираешься. А в целях повышения образованности можешь посещать нашу домашнюю библиотеку. Просто скажи мне, если вдруг не сумеешь отыскать хоть какой источник нужной информации, чтобы я вновь подивился твоей уникальности, потому что там собраны все книги мира, на разных языках и их комбинациях, всевозможных жанров и форматов, существующие ныне и даже давно исчезнувшие и позабытые.

– Ничего себе хранилище знаний! Стало быть, оно даже покруче библиотеки конгресса будет. И как они там все помещаются? Хотя, если таким образом ты намекаешь на наличие у вас обыкновенного интернета…

– Магия, Шемс, – с улыбкой пояснил Тиббот. – А насчёт этой своей знакомой, ты не переживай. Для неё же будет безопаснее не знать, где тебя разыскивать.

– Татьяна, не заслуживает такого отношения, – Шемс помрачнела. – Она всегда очень нас поддерживала, и маму, и меня. Я поступила по-свински, просто исчезнув и не оставив даже малюсенького послания.

– Для её же блага, – Тиббот сошёл с проезжей дороги и повёл Шемс в обход оврага. Оказывается, здесь была вполне удобная, довольно широкая утоптанная тропа. – И вот ещё что, Шемс, – продолжил он с заметным напряжением в голосе: – Чем дольше в доме не будут знать о твоих магических способностях, тем лучше.

– А как же опознавательный круг?

– Его обмануть не выйдет. Просто, как говорится, не беги вперёд паровоза.

– Поняла. Постараюсь. А что насчёт Дарреля? – её ровное дыхание неожиданно сбилось. – Ему мы расскажем?

– Решай сама. Но я думаю, что и с этим спешить не стоит. Когда слух о вашем родстве дойдёт до Сатис, не берусь гадать, как она отреагирует. Да и отец из Дарреля, – Тиббот скептически поморщился, – пожалуй, не бог весть какой получится.

– Но другого-то у меня нет, – скорее самой себе прошептала Шемс.

Возле невидимой простым глазом границы Тиббот остановился и ещё раз пристально посмотрел на юную спутницу:

– Последний шанс отказаться, войдём и обратного пути не будет.

Шемс закатила глаза и быстро перешагнула незримую черту.

– Ну что, теперь проблема выбора решена?

– Похоже на то, – с явным сомнением протянул Тиббот, затем прошёл мимо Шемс и, поднявшись по деревянным ступеням к золоченым дверям, принял важный вид и, наигранно поклонившись, произнёс, по-видимому, избитую тут фразу: – С прибытием в дом Властвующей, гостья.

А у Шемс вдруг морозом по коже пополз запоздалый страх. И она встала как вкопанная, в полном смятении чувств, бессмысленно таращась на дом, не имея сил ни успокоить сердцебиение, ни отозваться на приглашение войти внутрь. И маска невозмутимости в момент слетела с её лица, явив растущую панику.

– Спокойнее. Дыши глубже, – Тиббот вернулся и взял Шемс за руку. – Мы с тобой сейчас просто войдём, я отведу тебя в свои покои, там ты будешь в безопасности и сможешь отдохнуть. Договорились?

– Я в порядке. Просто, по-моему, пока не готова ни с кем общаться… Понимаешь? И тем более с Сатис.

– Прямо сейчас и не придётся. Будем надеяться, что Властвующая сама не скоро захочет с тобой увидеться. Что же касается остальных… Хм, они, как правило, не проявляют особого интереса к чужим гостям. А ты моя гостья, помнишь об этом? – Шемс нервно кивнула, сглатывая неприятный ком в горле, и Тиббот ободряюще сжал её ладошку. – Вот и замечательно. Думаю, мы с тобой сейчас вообще вряд ли на кого-то наткнёмся. Наши домочадцы сами всячески стремятся избегать подобных встреч. Ну что, ты готова? Давай, переведи дыхание и покажи свою бесшабашную храбрость маленького воина.

И вот обе створки центральной двери распахиваются перед ними, и Шемс с Тибботом ступают в чернеющий впереди непроглядный мрак…

На самом деле это после улицы, пронизанной осенними лучами солнца, здесь было довольно темно. Но через несколько мгновений сквозь вуаль тьмы стали проступать смутные очертания. Стены вдруг зашевелились, и поползли к ногам ожившие тени, отбрасываемые хрустальным кружевом настенных канделябров.

Настороженно замерев, девушка на всякий случай покрепче вцепилась в руку Тиббота.

Но вот густой мрак нехотя растворился сам по себе и перед Шемс явилась уже не вечная ночь загробного мира, а более-менее обычная прихожая, довольно просторная со шкафами и большим зеркалом.

Первым делом в глаза бросились три человеческие фигуры на фоне рельефного узора, украсившего одну из тёмно-серых стен. Шемс чувствовала на себе их неприятно липкие взгляды: оценивающие, пронзающие насквозь до самой души и даже глубже.

– Эка тут нынче столпотворение, – проворчал досадливо Тиббот. – Смотри-ка, Шемс, не удержались, всем скопом явились на тебя поглазеть. Так обычно какую-нибудь чудную невидаль разглядывают… Ну раз собрались, тогда знакомьтесь – это Иона, Даррель и Лльюэллин. А это Шемс – моя гостья, – сделав ударение на слове «Моя», Тиббот притянул девушку к себе поближе, легонько приобнимая за плечи.

– Очень приятно, – отозвалась Шемс, нацепив на лицо натянуто приветливое выражение.

– «Приятно» – такое слово, которое не принято произносить в стенах этого дома, – пухлые губы Ионы растянулись в жестокой улыбке.

– Сколько ей лет? – Лльюэллин прекратил буравить Шемс чуть сощуренными глазами и устремил их на Тиббота.

– Слишком мало для исполнения возлагаемой на неё роли.

Шемс не понравилось, что её начинают обсуждать, как будто её тут нет. Она повела плечами, высвобождаясь из объятий Тиббота, и шагнула вперёд, возвращая на себя взгляды собравшихся.

– Я здесь, Лльюэллин, – помахала она руками. – Если тебе интересно что-то узнать, может спрашивать прямо у меня, я не кусаюсь. Кстати, как твой разбитый нос, уже зажил?

Стоявшие чуть позади Даррель и Иона весело фыркнули, а лицо Лльюэллина вмиг превратилось в бесстрастную непроницаемую маску.

– У меня поразительная регенерация, – холодно произнёс он после небольшой паузы. – В отличие от твоей, надо полагать.

– Так, – Тиббот снова схватил Шемс за руку, – сразу довожу до сведения – кому не хватит ума держаться подальше от Шемс, будет отвечать за игнорирование основополагающих правил и запретов особой важности.

Он двинулся мимо них вперёд, увлекая гостью за собой, и, показательно придерживаясь расстояния максимально возможного в ограниченном пространстве прихожей.

Длинный полутёмный коридор, по которому они теперь шли, имел ответвления и несколько дверей, но Тиббот, игнорируя их, продолжал тянуть девушку дальше и дальше, хотя по прикидкам Шемс, видимая снаружи часть дома, уже давно должна была закончиться. Значит всё-таки он продолжается под горой или быть может это магия, расширяя пространство внутри дома, не меняет его размеров снаружи… Полумрак всё ещё давил на глаза, заставляя напрягать зрение, чтобы получше рассмотреть висевшие на стенах картины в элегантных чёрных багетах, но в целом тревога понемногу отступала, вытесняемая любопытством.

Наконец они остановились. Секунду Тиббот повозился с замком и деревянное дверное полотно с мягким шорохом отъехало в сторону.

– Проходи, Шемс, не бойся.

В покоях Тиббота было просторно и на удивление светло. В обеих комнатах, соединённых широким порталом в стене, царила творческая атмосфера. На письменном столе разместились этюдник и разбросанные тюбики с краской, в углу мольберт с незаконченной картиной, справа от него в небольшом камине потрескивал огонь, а на полу был расстелен пушистый ковёр. После сумрака коридора, Шемс посчитала, что здесь вполне себе уютно. Вон в спальне даже окно имеется.

Она бросилась к нему мимо вороха одежды, сваленного возле широкой кровати и вплотную приникла к стеклу пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть за сплошной пеленой тумана.

– Как странно.

– Это просто экран, Шемс, для того чтобы показывать желаемые картинки. Там ничего нет на самом деле, – Тиббот неслышно подошёл сзади. – Наш мир, полностью сосредоточен внутри дома, мы не транслируем своё внимание и свою энергию во вне.

– Жаль, конечно. Ну да ладно. Может так даже интереснее будет. Слушай, а сделай, чтобы оно показывало вид на Эйфелеву башню. Э-э-э… в период цветения сакуры, если можно.

– Да хоть в период цветения папоротника.

Ладони Тиббота легли на подоконник по обе стороны от Шемс, его голова чуть склонилась вперёд и длинный рыжий локон мягко щекотнул висок девушки.

Туман в окне дрогнул, порябил-порябил и растаял. Шемс показалось, будто они смотрят из старинного мансардного окна с декоративным балкончиком. А внизу, как на ладони открывается вид на марсово поле, напротив Йенского моста через реку Сену, и воздвигнутое над ним стальное кружево самой известной в мире конструкции. Кажется, Шемс даже разглядела у её основания, среди толп страждущих туристов, снующие здесь и там головы роллеров в ярких шлемах, а ещё живые статуи мимов и компанию уличных музыкантов…

– Ух ты! Класс! – восторженно выдохнула она и, резко развернувшись, оказалась с Тибботом нос к носу.

Его слишком близкое дыхание, тёмные глаза, пристально и неотрывно смотрящие ей в лицо, привели Шемс в полнейшее замешательство. Она замолчала и непроизвольно съёжилась от неизвестного доселе чувства, разливающегося по телу. Тревожащие эмоции и навязчивые мысли сбивали с толку, пугали и манили одновременно, будто колдовской зов.

– Сакура – это конечно изысканное зрелище, – в голосе Тиббота появились глубокие и чуть хрипловатые нотки, – только я бы предпочёл смотреть на это чудо сквозь бокал Шардоне, поздним вечером, когда Париж сияет тысячами огней… Шемс, я тебе уже говорил, как ты удивительна? – спросил он и тронул тёплыми губами уголок её рта. Поймав в ловушку своим объятием, Тиббот привлёк девушку к себе вплотную, удерживая её руки выше локтей.

Страх застигает врасплох, и под натиском смятения стирается грань между реальностью и безумием. В голове полыхнуло, когда его язык оказался у неё во рту. Шемс отшатнулась.

Последующие весьма подлые удары: коленом прямо в пах, а потом и кулаком в ухо, выбили из груди Тиббота воздух и заставил согнуться пополам.

Шемс оттолкнула его и опрометью бросилась из спальни в кабинет. Дверь в коридор оказалась заперта и не поддавалась никаким усилиям. Обида душила её, а обжигающий стыд заполнял все мысли, не позволяя думать ни о чём другом.

Должно быть, почувствовав движение позади себя, она медленно развернулась и беспомощно вжалась спиной в стену, глядя расширенными от ужаса глазами на Тиббота, неподвижно стоящего в стенном проёме.

– Шемс, прости меня бога ради. Кажется, я серьёзно сглупил, да? – по его побледневшему лицу было понятно, что он и сам напуган не меньше. – Я просто не знал… не подумал…

– Ты обещал, что с тобой я буду в безопасности… – поддалась истерике Шемс, продолжая глядеть на него своими большими глазами. Её острый подбородок задрожал, а по щекам одна за другой потекли злые слёзы.

– Прости… Можешь ударить меня снова, если тебе от этого станет легче, – он попробовал улыбнуться. Вышло не очень. – Только не плачь, не забывай, что твоя боль кормит Властвующую. Мы ни за что не сможем противостоять ей, если ты перестанешь мне доверять и начнёшь бояться.

Шемс обхватила себя руками, затравленно озираясь по сторонам.

– Хорошо, – она тихо всхлипнула. – Как мы будем делить пространство?

– Можешь занять мою спальню. Правда, без проблем. Мне только иногда придётся ходить через неё в ванную…

– А ты где спать будешь?

Тиббот как-то потерянно посмотрел на пушистый ковёр перед камином.

– Придумаю что-нибудь.

Глава 8. Личные покои

– А у тебя весьма неплохой удар, – посмеивался Тиббот, двигая к низкому столику два тёмно-зелёных кресла в стиле индастриал.

– Договорились же не вспоминать об этом, – Шемс густо покраснела и нахмурилась.

– Просто хотелось бы быть уверенным, что в твоей голове не крутится какой-нибудь изощрённый план мести. Ты точно не затаила на меня смертельную обиду?

– Нет, блин, я восхищённо затаила дыхание! – огрызнулась Шемс. – Сказано же, всё! Забыли!

– Ну что ж, забыли – значит забыли. Тогда вот ешь суп.

Обедали они вдвоём прямо в покоях Тиббота. Шесм посчитала, что на первых парах смалодушничать невредно и на общую кухню идти отказалась, на чём Тиббот и не настаивал.

Они устроились в кабинете за кофейным столиком с полированной столешницей, настороженно смотрели друг на друга и ели приготовленный Тибботом рыбный суп. Необычный рыбный суп. Шемс такой никогда раньше не пробовала. И название такого даже не слышала – Де Пуассон с соусом Руй. Когда перед ней оказалась тарелка с ароматной однородной массой, а рядом ещё тарелочка с поджаренными и посыпанными тёртым сыром кусочками багета и тот самый соус Руй, Шемс даже немного растерялась.

Чтобы не прослыть невеждой в процессе правильного поглощения блюда, она украдкой наблюдала за Тибботом и повторяла за ним порядок действий.

Приходилось признать, с первой же минуты её пребывания в заколдованном доме всё начало складываться паршиво. Взаимоотношения с единственным здесь, как ей казалось союзником, судя по всему тоже не задались. И от этой мыслей Шемс совсем загрустила. Чувство неловкости смешалось с потерянностью, превращаясь в тоску по дому и вызывая странную боль у неё в животе.

Негромкий стук в дверь заставил Шемс поперхнуться, а Тиббота поморщиться.

Получив разрешение войти, их посетил Лльюэллин, профессионально храня нейтральное выражение лица.

Поскольку оба кресла были заняты, молодой мужчина сперва, оценивающе по-хозяйски окинул взглядом обстановку, а затем присел на край письменного стала и скрестил на груди руки.

– Поступили указания от Властвующей? – Тиббот первым нарушил молчание и было видно, что он по-настоящему занервничал, хотя изо всех сил старался выглядеть спокойным. Увы, до исключительного мастерства брата в этом вопросе, ему было ещё далеко.

В незначительном повороте головы Лльюэллина, словно ему показалось, что кто-то окликнул его, сквозила ледяная отчуждённость, отделяющая его от других людей. Он выглядел старше Тиббота, мужественнее, красивее, но красота его была холодная, дьявольская. Шемс мысленно согласилась с мамой в том, что братья совершенно не походи друг на друга, наделены разными чертами характера, разной внешностью и принципами.

– Дом продемонстрировал, что новая гостья принадлежит этому месту, – Лльюэллин немного сдвинул в сторону этюдник, чтобы освободить пространство вокруг себя. – Однако, в силу аномалии с возрастом, никто не будет требовать от неё… хм… должного воздаяния. Властвующая будет наблюдать за девушкой до наступления её совершеннолетия или же до своего особого распоряжения.

Кажется, ответ удовлетворил Тиббота. Он даже вальяжно откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.

– Выходит тогда почти на полтора года я выпадаю из жеребьёвки?

– Нет. Ты участвуешь, потому что девушка больше не твоя гостья.

Тиббот побледнел так резко, что Шемс невольно испугалась за него.

– Властвующая решила забрать её под личный контроль?

Лльюэллин внимательно посмотрел на брата, будто собирался прочитать нотацию, но в итоге лишь отрицательно качнул головой. На Шемс он так ни разу и не взглянул, и её это отчего-то задело.

– Ей предоставлены собственные покои, – голос Лльюэллина стал тише, а равнодушие в глазах вдруг сменилось задумчивостью, придавшей ему человечности, – В доме прибавилось комнат. И это, полагаю, инициатива дома, а не Сатис.

Её поселят отдельно? Как одну из поклоняющихся? Переваривая услышанное, Шемс бегала растерянным взглядом по лицам молодых мужчин и не могла понять – для неё это хорошая новость или плохая.

– Мать честная! – Тиббот удивлённо округлил глаза. – Без ритуалов?! Да что за бардак у нас тут творится?

Лльюэллин молча поднялся, да и понятно, что вопрос был риторический, и никто не знает на него ответа. Цепкий холодный взгляд всё же пару секунд задержался на Шемс, заставляя внутренне сжаться, в ожидании подвоха, но ничего не произошло. Лльюэллин лишь вынул из кармана небольшой плоский ключик и, повертев в руках, положил его на стол поверх акварельного наброска: крошка фея в компании майского жука карабкается по цветущей веточки вишни.

Осваивать новую жилплощадь Шемс отправилась под присмотром Тиббота. И снова пульсирующий полумрак, витающий в коридоре обволакивал, таинственно мерцал свечами в канделябрах, поглощая детали картин, фигур ангелов и химер, расположенных в нишах вдоль стен, касался кожи, заползал в глаза.

Когда они проходили мимо одной из развилок, Шемс заметила чёрную металлическую лестницу, ведущую на второй этаж. Широкие ступени тускло поблёскивали рассеянным светом от слабых сумеречных лучей, едва пробивавшихся откуда-то сверху. И совершенно невозможно было понять игра ли это воображения или на самом деле на верхней ступеньке стоит высокая, худая старуха в чёрном платье и с паклей седых волос до талии.

– Там наверху находятся покои Властвующей? – слетел с губ Шемс суеверный шёпот.

Тиббот молча кивнул и немного ускорил шаг, безошибочно угадывая тревожный ход её мыслей.

Впереди коридор закончился глухим тупиком, и они остановились возле левой крайней двери. Изящный ключ из красного металла, лёгкий, с головкой замысловатой формы, беззвучно повернулся в замочной скважине. И в ту же секунду дверь отъехала в стену, выпуская наружу свет.

Их встречали просторные покои, состоящие из гостиной, спальни, гардеробной и ванной комнаты. Повсюду спокойные кремовые тона на матовых стенах и светлые ламинированные полы, демонстрирующие естественный древесный рисунок, начищенные до блеска и отражающие в себе серебристо-серый свет от винтажных бра. В центре гостиной – диванчик в обивке из тёмного бархата и рядом столик из бронзы и стекла в стиле 30-х годов 20-го века. Двигаясь далее, неискушённые глаза Шемс натыкались на всевозможные элементы декора: подсвечники, зеркала, часы, подушки… Но главная фишка заключалась в больших окнах в пол с видом на Эйфелеву башню.

– А он старается тебе угодить, – Тиббот одобрительно подмигнул девушке, прохаживаясь по льняному ковру, расстеленному в спальне.

Шемс взглянула на него со смущённой улыбкой:

– Про Эйфелеву башню это я вообще-то от балды придумала – первое, что на ум пришло. На самом деле я и во Франции-то никогда не была, – она протянула руку, касаясь ладошкой белого переплёта оконной рамы. – Спасибо, Дом, – и почувствовала в ответ лёгкую волну странной вибрации.

– Потом адаптируешь тут всё под себя.

– Да мне и так нравится.

– Значит всё в порядке? Не волнуйся, понемногу освоишься. Мне уйти или ещё побыть с тобой?

– Иди, конечно, – Шемс тотчас снова потеряла уверенность, но признаться в этом мешало чувство уязвлённого достоинства после недавних лапаний и того влажного поцелуя.

Ну вот и осталась она в полном одиночестве обороняться от всевозможных тревог, сомнений и страхов.

Первым делом Шемс сунулась в телефон, чтобы быстро убедиться, что ни сотовая связь тут не работает, ни мобильный интернет. И чем ей теперь заниматься? Тошно-то как!

Что ж, раз спешить некуда, можно ведь и просто насладиться созданным для неё комфортом, пока есть такая возможность. Шемс несколько раз обошла свои комнаты, порылась в гардеробной, удостоверившись, что все вещи абсолютно новые и отлично подходят по размеру. Опробовала ванну и мягкий ароматный шампунь, а после мощный фен, который нашёлся в выдвижном ящике под мраморной столешницей.

Широкие низкие подоконники спальной с разбросанными подушками, словно приглашали к дремотному безмятежному созерцанию. И Шемс клюнула на приманку – устроилась поверх свёрнутого шерстяного одеяла и обхватила руками колени.

– Дом? – позвала она, побуждаемая настороженным любопытством. – А можно вместо Парижа сделать волшебный остров?

Город за окном, ещё секунду назад яркий и элегантный, окрашенный закатными лучами, вдруг потускнел, теряя цвет и расплываясь, смазываясь помехами, и вскоре исчез поглощённый серым туманом.

– Не слишком большой остров, с берегами изрезанными заливами и бухтами. Стремительные морские ветра там гуляют в ущельях скал, забираются в лабиринты таинственных пещер и замирают где-то в чаще заповедного леса…

Она говорила и говорила, а тем временем её детская фантазия воплощалась красочным пейзажем, проступающим за стёклами. И вот уже видно, как тенистая тропинка петляет змейкой под густыми кронами, огибает поляну буйно разросшейся сныти, спускается с холма в осеннее раздолье и растворяется в сумерках. А на горизонте, озарённом догорающими лучами золотого солнца, синеет безбрежное море.

Шемс взглянула на часы. Ого, как-то совсем внезапно наступил поздний вечер. Зато время не прошло даром. Глядя на результат проделанной работы, девушка испытала настоящее удовлетворение, из чего сделала вывод, что сегодня они с домом потрудились на славу. А завтра её ждал первый день новой жизни, непохожей на прежнюю, более взрослой, наполненной событиями и ответственными решениями. Шемс устало зевнула, щёлкнула выключателем, погасив свет, и наощупь пробралась к широкой мягкой кровати. Пушистое одеяло невесомым облаком опустилось на расслабленное тело, ласково укутало, поглаживая, будто маленького ребёнка, позволяя насладиться тишиной и приятным теплом. За окнами тоже стемнело и, поражая своим правдоподобием, воцарилась таинственная, безудержная в своём очарование, тёмная звёздная ночь.

Всё темнее и темнее. Вскоре непроглядная темнота окружила Шемс, несоизмеримо более глухая, многократно превосходящая звёздную даль и полумрак коридора, поглотила всё пространство комнаты и заоконный пейзаж, сгустилась, уплотняясь до чрезвычайности, как чёрная стена. И всё сильнее росло ощущение, как будто из этого скопления густых до непроницаемости теней, кто-то смотрит на неё.

– Шемс-с-с, – взывала тьма замогильным шёпотом. – Посмотри на меня! Кто ты, Шемс-с-с?..

Чтобы не закричать Шемс изо всех сил зажмурилась. Разум почти оцепенел от ужаса, а каждая клеточка тела сжалась в напряжении.

– Кто ты, кто ты, кто ты?.. Отвечай!

Поражённая внезапной слепотой, девушка пулей выскочив из-под одеяла и отправилась в тщетные блуждания по спальне, будто попав в лабиринт бесконечности, без возможности выбраться наружу. Она спотыкалась, натыкаясь на предметы мебели, падала на пол, вставала и шла дальше, безуспешно шарила рукой по стене в поисках выключателя.

– Смотри мне в глаза, – не унимался зловещий голос. – Скажи, кто ты?

– Шемс Руденко, – издала Шемс жалобный всхлип. – Шемс Дмитриевна Руденко!

– Кто ты на самом деле?..

– Да не понимаю я, чего вам от меня надо! – от страха она разрыдалась. – Чего вы привязались ко мне?

– Я вижу тебя насквозь, Шемс, все потаённые уголки твоей души. Так скажи мне, кто же ты?..

Шемс схватилась за голову и зажала ладонями свои уши, зажмурила глаза, да только надсадное шипение, лезущее прямо в мозг, продолжалось и продолжалось. И Шемс не вытерпела. Трясясь всем телом, она бросилась вперёд наугад, отчаянно рыдая и моля:

– Помогите! Помогите! Тиббот!.. Кто-нибудь, услышьте… Помогите мне!

И проснулась.

Фальшивое окно чуть золотилось первыми рассветными лучами, рассеивая по комнате бледный нежно-розовый свет, ослабляющий влияние тёмных сил, разгоняющий ночные кошмары.

Глава 9. Бытовая магия

Как жаль, что нельзя распахнуть окна настежь, чтобы свет и дуновение лесной свежести залили все тёмные уголки в доме, и чтобы здесь стало, как в сказочной избушке… Шемс сидела на подоконнике и понуро смотрела, как маленькая серая птичка с раздвоенным хвостиком и светло-жёлтым хохолком перепархивает с ветки на ветку, чёрным глазом высматривая что-то в складках коры дерева.

Голос из ночного кошмара всё ещё звучал в голове, но не явственно, пробиваясь лишь слабым эхом отрывочных воспоминаний. Отсутствие темноты, это здорово! Это избавления от липкого ужаса, когда беспомощно цепенеют мышцы и перехватывает дыхание в горле, и сердце невольно сжимается от неприятного ощущения чьего-то взгляда.

Только здесь и сейчас ночные страхи, удовлетворённо облизываясь, сдавали господствующие позиции, до поры уползали на второй план. Им на смену, причиняя не меньше неудобства, спешило всё возрастающее примитивное чувство голода. Тиббот не явился вечером, чтобы накормить её ужином, и похоже, если продолжать сидеть взаперти и пассивно дожидаться завтрака в постель, то велика вероятность и сегодня остаться голодной. И Шемс решилась.

По чистой случайности кухня отыскалась быстро. Просто, крадучись обходя дом, девушка вдруг ощутила в воздухе пряный аромат кофе с корицей, и следуя за ним вышла на первоочередную цель.

– Привет! – робко поздоровалась Шемс, заметив Дарреля, сидящего за длинным деревянным столом без скатерти.

При появлении Шемс он поставил локти на край стола и пристально уставился на девушку, изучая её лицо.

– Не пытайся завести друзей. Тут каждый сам по себе, – лениво обронил он, пригубив напиток из расписной фарфоровой чашки.

– Я всего-то поздоровалась. Или вежливость у вас тоже под запретом?

Даррель только пожал плечами, уже теряя интерес к беседе.

Справившись с досадой, не так она представляла себе эту встречу, Шемс направилась к холодильнику. Открыла дверцу, к своему разочарованию обнаружила, что внутри шаром покати, озадаченно закрыла дверцу.

– Закажи, что нужно – оно появится, – услужливо подсказал Даррель.

Шемс послушалась и на этот раз достала тарелку с холодным омлетом.

Ярко-зелёные глаза молодого мужчины насмешливо блеснули в привычном для них полумраке.

– Это холодильник – устройство для поддержания низкой температуры, а плита там, – кивком головы указал он направление.

– Да я просто ещё не успела разобраться, – смущённо буркнула Шемс, шаря глазами в поисках кухонной техники. – Как-то у вас здесь темновато.

– Нечего тут разбираться. Заказываешь яйца, молоко и сливочное масло… Тарелки в верхнем левом ящике, сковородки и прочая посуда в нижних, столовые приборы в выдвижном справа. Впрочем, если готовить нет охоты, можно уже готовую порцию заказать, как ты только что и поступила. Только в следующий раз делай более разумный выбор. В мире существует огромный ассортимент холодных блюд и закусок.

– Спасибо, – Шемс терпеливо улыбнулась и приступила к делу.

Когда чайник на плите уже начинал закипать, а пышный омлет покрылся румяной корочкой, на кухню заглянул Тиббот.

– О, привет, Шемс! Я тебя будить собрался, а ты оказывается уже сама тут вовсю хозяйничаешь, – прозвучал его бодрый голос. – Выспалась хоть нормально?

– Не особо, – Шемс обиженно прикусила губу, как будто это он виноват в её ночных кошмарах.

– Дурные сны? – понимающе уточнил Тиббот. Попутно кивнув Даррелю он подошёл ближе и заглянул Шемс через плечо, – Что там у тебя? Пахнет вкусно.

– Это завтрак для нас с тобой, – девушка польщённо улыбнулась. – Омлет с беконом.

Тиббот пожелал немедленно присоединиться к этому весёлому процессу, достал тарелки и заварил чай. Вскоре при его активном содействии количество блюд на столе прибавилось: появился салат из морепродуктов, овощная и фруктовая нарезка и ещё маленькие бисквитные пирожные на основе миндаля.

Даррель вяло наблюдал за их хозяйской хлопотливостью, совершенно апатично перекидываясь с Тибботом редкими, ничего не значащими фразами. И Шемс как-то пропустила момент, когда чашка с кофе на столе перед ним сменилась пузатой бутылкой с коньяком и бокалом почти до краёв наполненным янтарной жидкостью.

– А можно и мне чуть-чуть попробовать? – её извечное любопытство, как обычно взяло верх над осторожностью.

Даррель лишь слегка повёл бровями, мол почему бы и нет, присоединяйтесь… И вот, озарённые мерцанием свечей, три руки с бокалами поднялись в воздух, образовывая узор на стенах.

– За нас! – задорно воскликнула Шемс и торопливо чокнулась с обоими мужчинами по очереди.

Коньяк обжёг горло и раскатился внутри приятным теплом, успокаивая издёрганные нервы. Шемс сморгнула слёзы, выступившие от непривычно крепкого напитка и осторожно выдохнула.

– Слушайте, я вот вдруг подумала, если наш дом способен выполнять практически любые поставленные задачи, то почему бы не обратиться к нему с пожеланием создать хотя бы одно настоящее окно со створками. Можно даже снаружи на него решётку поставить, чтобы никто не сбежал. Ну же, ради эксперимента, давайте вместе, втроём попросим! Попытка не пытка, вдруг сработает!

– Хех, – усмехнулся Даррель и налил себе ещё в бокальчик. – Тиббот, ты бы уж объяснил наконец своей гостье что к чему.

– Видишь ли, Шемс, – начал Тиббот осторожно. – Во-первых, это вовсе не наш дом. Это дом Властвующей, а у неё собственные представления о качестве и удобстве жизни имеются.

– Значит она солнце не любит или боится, как вампир?

– Не нужно так говорить и даже думать. Ничего она не боится и превосходно себя чувствует в собственном доме. А нам надобно подчиняться правилам и быть благодарными исходя из конкретных условий соглашения. Остальное не наша забота и залезать туда не советую. Никого сюда на аркане не тащили, все сами по доброй воле пришли, включая тебя.

– Якобы по доброй воле, – голос Дарреля сквозил сарказмом.

– Да нет, – Шемс покаянно сморщила аккуратный носик. – Я и правда сама напросилась, Тиббот не настаивал.

– Так настаивать ему и не полагается. Хочешь угадаю, как было? Ты как бы случайно знакомишься с обаятельным двадцатилетним парнем по имени Тиббот. Загадочный, неординарный, он вызывает интерес и интригует уже одним своим присутствием настольно, что ты готова забыть обо всём и с головой погрузиться в мистические приключения, лишь бы с ним не расставаться. Только истина в том, что ему уже очень давно не двадцать. За прошедшие сто шестьдесят девять лет жизни у него было достаточно времени освоить искусство манипуляции людьми.

– И вовсе не так всё было! – возмутилась Шемс. – Уж точно не ради Тиббота я сюда приехала.

– А ради кого тогда?

Сощурив глаза Шемс очень выразительно посмотрела на Дарреля.

– С тобой хотела увидеться.

Тиббот опустил взгляд, в лёгком ступоре уставившись на наколотую на вилку сочную чёрную виноградину, затем шумно прочистил горло.

А Даррель только усмехнулся, сочтя слова Шемс просто неудачной шуткой:

– Нет спасибо! Возиться с гостем-подростком? Такая перспектива меня не прельщает. Не задалось знакомство с Тибботом, просись к Лльюэллину или вот хотя бы к Ионе, – он мотнул головой в сторону порога, где молодая темнокожая девушка с интересом прислушивалась к их странному разговору. – Она-то знает толк в здешнем гостеприимстве.

Иона неторопливо прошлась по кухне, соблазнительно покачивая крепкими бёдрами и нехорошо усмехаясь собственным выводам. Шемс настороженно наблюдала за тем как тонкие пальцы, унизанные кольцами, опускаются на столешницу и округлый женский корпус плавно склоняется чуть вперёд, демонстрируя стройность и упругость высокой груди.

– Чёрт возьми, неужели всё было настолько плохо? Что между вами произошло? Тиббот не оценил твоей сногсшибательной фигуры, длинных ног, не распалился под утро от тёплого запаха свежести кожи, тонких кистей рук, шелковистости волос?.. С другой стороны, разве ж такого повесу удивишь девичьими прелестями?

Шемс уставилась на неё, хлопая ресницами и просто не находя нужных слов. Лишь её взор и щёки в ошарашенном молчании пылали праведным негодованием.

– Эх, Иона, ну когда же ты научишься держать язык за зубами, а то смотри оторвёт кто-нибудь, – Тиббот предостерегающе покачал головой.

– А что я такого сказала? Или она до сих пор невинна и свежа, как майская роза?

Со злостью отшвырнув от себя тарелку с недоеденным омлетом, Шемс издала утробное рычание, выскочила из-за стола и гордо покинула завтрак.

– Да что ж ты творишь? – Тиббот устало вздохнул, откидываясь на спинку стула. – Ну, поскреби, авось отыщутся и в тебе какие-то остатки совести.

– При чём тут моя совесть? Нечего с ней церемониться, все через это проходят. Подумаешь, шестнадцать лет. Я, между прочим, в её возрасте…

– Знаем, знаем! – Даррель порывисто оборвал её на полуслове. – За пятьдесят лет жизни бок о бок, уже вдоволь наслушались пикантных подробностей твоей биографии. Тем более, каждый неоднократно имел возможность на деле оценить солидность накопленного тобой любовного опыта.

– Иди к чёрту, Даррель! Девчонка – гостья Тиббота. И на кой леший она сдалась, как не за тем чтоб обеспечить основной рацион для Властвующей и помочь Тибботу немного расслабиться.

– Так с этой задачей и ты вроде неплохо до сих пор справлялась, – вновь не преминул поддеть её Даррель.

– Она не моя гостья, – заявил Тиббот и решительно поднялся. – Шемс будет жить в личных покоях.

– Вот чёрт! – воскликнули Даррель и Иона почти в один голос.

– Насчёт наличия у неё магических способностей остаётся неясность, – продолжал Тиббот уклончиво, – а ритуал проводить ещё рано из-за возраста. Вот и получается, что она пока не в статусе поклоняющейся, но уже определённо и не гостья.

– А что Властвующая? – Даррель задумчиво смотрел на расставленные по центру стала фиолетовые подсвечники.

– Кто ж знает…

Иона раскованно выпрямилась, разворачивая полуобнажённые плечи и скрестила руки на груди.

– Ну допустим положение её в доме пока не определено. Но она же всё равно человек… Её тело вполне созрело для плотских утех. Почему же ты не хочешь её, Тиббот? Чего ты ждёшь? Она уже не станет старше. Здесь в доме, физически эта девчонка не повзрослеет ни на день.

– Да дело ведь не в том, что я чего-то не хочу. Тело-то у Шемс может и созрело, а вот тут… – он выразительно постучал указательным пальцем по своему лбу. – Её разум ещё не готов.

– Не знаю, по-моему, бред какой-то! – Иона тряхнула головой. – Ну коли на то пошло, занесу её в общий график дежурств по дому. Пусть хоть какую-то пользу приносит.

Глава 10. Склеп в склепе

Шемс стремительно шагала к себе, желая поскорее укрыться от чужих глаз, чтобы вдоволь поплакать или позлиться, с этим она ещё не определилась. Одно дело – подвергнуться атаке тёмных сущностей, обитающих во мраке, но терпеть оскорбления от какой-то злобной путаны… р-р-р… Однако по мере приближения к чёрной лестнице спеси в Шемс заметно поубавилось, шаги замедлились. Волны мурашек пробежали по телу, когда в глубине ей почудилось подозрительное движение теней. Несколько секунд она продолжала напряжённо прислушиваться к окружающей тишине, а потом неприметной мышкой юркнула в боковой ход, тот что тёмным провалом ответвлялся от основного коридора.

Второй коридор в отличие от первого уже не выглядел бесконечным, и даже при тусклом свете со всех четырёх сторон наблюдались гладкие стены, ограничивающие пространство помещения. Прямо напротив Шемс, возле противоположной стены, на полу лежал нарисованный чёткой белой линией круг, оформленный строго по контуру толстыми восковыми свечами с мерцающими огненными язычками. Сверху над кругом с потолка свисала неопознаваемая конструкция из плоского листа металла овальной формы, выполненного сквозной ажурной резьбой. Возможно данный арт-объект являлся оригинальной авторской люстрой, впрочем, на сей счёт Шемс обуревали сильные сомнения. Завершало оформление интерьера лепное украшение в виде закручивающейся спирали, красующееся на серой стене.

В этом месте они выявляют у гостей наличие магических способностей, догадалась Шемс. Наверняка это и есть тот самый определяющий круг.

Несмелый шаг вперёд и вороватый взгляд через плечо свидетельствовали о какой-то новой сомнительной затее. Именно так и случилось.

Внутри круга атмосфера резко менялась. Воздух более прохладный и плотный, как вода, насыщенный крепким хвойным ароматом, клубился колдовской силой. Таки поддавшись искушению, Шемс шагнула внутрь, зачерпнула энергию и пустила её по телу.

Свечи затрепетали, потом вспыхнули ярче, а спираль на стене засветилась горячим пурпуром.

Энергия продолжала низвергаться сверху неослабевающим напором, переполняя меру, и била через край. Вдыхая глубоко и полно, Шемс опустила глаза на свои руки. Это было поразительно и абсолютно нереалистично. Её ладони сверкали мельчайшими искорками. И не только ладони. Вся она, от кончиков пальцев ног до кончиков волос, покрылась мучнистым налётом, переливающимся серебряным и золотым блеском. И всё сильнее нарастало пьянящее ощущение совершавшейся внутренней перемены. Казалось, ещё совсем немного, и она перестанет быть собой, превратиться во что-то иное, станет чистой энергией, существом из другого измерения…

К реальности Шемс вернули чьи-то отдалённые голоса. С быстротой молнии она выскочила из круга, глаза затравленно заметались по сторонам в поисках подходящего укрытия. Свет настенной спирали медленно угасал, слишком медленно, что заставляло нервничать ещё больше. И крохотные искорки, слетевшие с ладоней, всё ещё кружили в воздухе, предательски мерцая, хорошо заметные в сумраке коридора.

«Браво!» – Шемс проклинала себя за неосторожность. – «Надо же было умудриться так по-глупому подставиться. Дом, миленький дом, умоляю не рассказывай Сатис о том, что сейчас произошло, если ещё не поздно…».

А голоса приближались. Кажется, Шемс узнала Тиббота и в дополнение к панике ощутила укол стыда. Он ведь просил её не лезть вперед паровоза! Эх…

Она кинулась к ближайшей двери, но тщетно – дверь не открывалась. Попробовала следующую – опять и опять та же самая история. Может они пройдут мимо? Шемс снова бросила взгляд на круг где неторопливо таяли последние искры.

Голос Лльюэллина раздался совсем рядом, и через миг из-за поворота появилась тень, заставив сердце подскочить куда-то к горлу. В отчаянии Шемс потянула последнюю, самую дальнюю дверь. – «Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Да открывайся же ты! Неужели непонятно, что мне просто позарез нужно убраться отсюда?!».

Дверь плавно отъехала в сторону, позволяя Шемс проскользнуть внутрь, и едва почувствовав себя в безопасности девушка обессиленно прислонилась спиной к сговорчивой двери и спрятала горящее лицо в ладонях. Фух! Пронесло!

Привести чувства в порядок стоило больших трудов. Почти минуту Шемс стояла и напряжённо прислушивалась, но снаружи не доносилось ни звука. Тогда она тихонечко отлепилась от наглухо закрытого дверного полотна, подняла глаза и буквально оторопела, наткнувшись взглядом на раскрытый белый гроб. Настоящий. С телом внутри.

То была иссушенная мумия женщины, судя по неплохо сохранившейся на ней одежде: то ли платье, то ли сорочка, из светлой ткани, не опознаваемого оттенка, в грязных разводах. Одним словом, более впечатляющего зрелища трудно было представить.

Шемс начала осторожно обходить гроб, не отрывая взгляд от мёртвого тела. Хотя лучше бы она смотрела под ноги, потому что стоило на мгновение зазеваться и безмолвную тишину вдруг взорвал оглушительный грохот. Это она случайно задела локтём бронзовую подставку с вазой.

Пол усеяли стеклянные осколки вперемешку с рунными камнями.

– Кто бы сомневался, – прошипела Шемс сквозь стиснутые зубы. – Определённо сегодня день сказочного невезения!

Подняв кованую подставку, в виде изогнутых ветвей с ползущими по ним змеями, и отставив её с прохода поближе к стене, от греха подальше, она опустилась на корточки и деловито принялась сортировать стекляшки и магические камешки.

– Много лет всё тут стояло абсолютно целёхоньким, без единой царапины, тишина и неподвижность, лишь созерцание застарелой пыли, окутанной нерушимым покоем. И вот тебе на! – укоризненно произнёс незнакомый женский голос. – Непрошеные визитёры устраивают кавардак в стенах моей гробницы.

Это было уже чересчур. Ну вот как в такой обстановке сохранить здравый рассудок ума? Кто это выдержит? Шемс разжала пальцы, вновь роняя на пол собранные руны, и медленно развернулась к говорившей. Буквально в паре метров, прямо на уровне её лица, в воздухе легонько покачивалась полупрозрачная босая ножка. Взгляд пополз выше, по длинной ночной сорочке, обволакивающей призрачное тело тонким кружевом тающей пены и встретился с раскосыми бесцветными глазами, бесстрастно смотревшими на Шемс. Стоит ли удивляться, что в заколдованном доме живёт привидение? Не наткнулась на Сатис, считай уже повезло, с некоторым облегчением заключила Шемс, а вслух произнесла:

– Не хотела тебя… вас тревожить, просто думала отсидеться в тихом месте… какое-то время.

– Вероятно мы с тобой по-разному понимаем значение слова тишина, – в ответ съехидничала девушка-призрак и, сорвавшись с места, перелетела над гробом на противоположную сторону комнаты.