Через лес

“Лес, начинающийся от замка – мост между мирами: явью и навью, лицом и изнанкой, аверсом и реверсом. Иногда лес наш: в нем водятся обычные животные. Кабаны, волки да олени. Но часто он уступает очередь лесу другой стороны. Там деревья причудливых форм; надрежешь кору, потечет кровь. А звери жуткие, будто сшитые из частей наших животных. Голова вепря, лягушачье тело, волчья шерсть вдоль позвоночника. Змеиный хвост и пара человеческих глаз.

Но ты не бойся: чудовища с той стороны чтут границу. Здесь ты в безопасности. Просто не ходи в лес, если меж сосновых стволов проглядывают корявые силуэты. А еще не покидай дом ночью в непогоду: дождь размывает границу, делает ее зыбкой”.

Так рассказывала мама, предостерегала раз за разом. Теперь, лежа под грудой хлипких одеял и слушая раскаты грома, Фредерика вспоминала ее слова. Рядом, тесно прижавшись, касаясь ее лодыжек ледяными ступнями, спал брат Ричард.

С заморозками ночевать в комнате стало невыносимо: холод забивался в щели ссохшейся рамы. Дров для камина отец жалел, только его комната, в другом конце коридора, топилась хорошо.

С рассвета до заката Фредерика с Ричардом рыскали по замку, рылись в сундуках, оставленных многочисленными пра-пра-бабушками. Все ценные вещи давно были распроданы, многие сундуки оказывались пустыми. Но иногда находилась едва тронутая молью одежда, полотенца, покрывала и скатерти – вещи, которые можно было бросить поверх тонких одеял, чтобы стало чуточку теплее.

“Скорее бы рассвет", – тоскливо подумала Фредерика. Очередной раскат грома, сильнее предыдущих, заставил ее дернуться всем телом. Проснулся Ричард, заворочался, выполз из-под вороха одеял и тряпок. Сонно покачиваясь, подошел к окну. В отличие от сестры, он любил смотреть на лес и бурно радовался, едва заметив промелькнувшее на границе чудовище.

– Э-э-э! – протянул Ричард, стукая по стеклу пальцем.

За неполных двенадцать лет он так и не научился говорить, мыться и одеваться, пользоваться отхожим местом. Фредерика привыкла делать все за двоих, ее это не тяготило. Ведь так хорошо, что брат всегда рядом. Без него она бы окоченела в холодной комнате или сошла с ума от одиночества.

– Э! – повторил Ричард настойчивее, скривил лицо, собираясь заплакать.

Фредерика рванулась к нему, потрепала по голове: ну, показывай, милый, только не кричи. И она увидела.

Чудовище, очертаниями похожее на человека. Пустые глазницы, распахнутый беззубый рот, в глубине которого копошились то ли муравьи, то ли гусеницы. Руки, обросшие бессчетными ладонями и пальцами. А в десяти шагах злой ветер играл распахнутой дверью, которой прежде пользовалась прислуга.

Фредерика зажала рот обеими руками, едва не захлебнувшись криком. В голове набатом стучало: “Кричать нельзя, нельзя ни в коем случае!” Она оттащила Ричарда от окна, увлекла к тюфяку, под одеяла. Обвила руками и ногами, беззвучно трясясь. До самого рассвета не сомкнула глаз.

Едва буря улеглась и за окнами посерело, в дверь тихонько постучали. Один раз, два раза, потом еще один. Мамин тайный сигнал.

Фредерика растолкала заснувшего брата; тихо ступая, они вышли в коридор. Стены в трещинах, потолки в паутине. Мама тоже была в трещинах и паутине: лицо в морщинах, волосы в седине.

– Пойдем, ребятки, – прошептала она. – перекусите маленько.

Она приберегала для них еду с обеда и ужина, незаметно пряча в рукавах булочки и кусочки черствого мяса. В ее комнате, смежной с отцовской, было гораздо теплее. Пока Фредерика и Ричард прятались там, согреваясь и жадно вгрызаясь в еду, мама рассказывала истории про лес.

Сегодня она угостила запеканкой.

– Мама, чудовище забралось в замок, – Фредерика поведала, что они с Ричардом увидели ночью.

– Оно наверняка вернулось в лес с рассветом, – тихо ответила мама. – Помнишь, чудовища с той стороны чтут границу.

Она с опаской посмотрела на дверь. Помолчала немного, затем начала рассказывать, едва обозначая слова губами:

– Говорят, у леса по ту сторону есть хранитель. Он следит за границей, заботится о чудовищах. А еще он колдун, умеет насылать проклятия и исполнять желания. Давным-давно наши миры дружили. Со всех краев в замок съезжались люди, мечтавшие вернуть к жизни близких, вылечиться, разбогатеть или отомстить врагу. Денег тогда у нас было не счесть: наша семья брала пошлину с проезжающих, назначала высокую цену за ночлеги и стойла. А колдун…

Послышался шорох. Мама замолчала, сжалась в кресле, подтянув ноги и обхватив руками колени.

– Это мышь скребется, – поспешно успокоила Фредерика, рукавом стирая слюну и крошки с губ Ричарда. – Продолжай, пожалуйста.

– Хорошо. Тогда можно было пересекать границу. Каждого, кто оказывался в лесу, колдун заставлял пройти три испытания. Первое: отыскать его самого в чаще. Второе: подтвердить свое желание. И третье: сразиться с чудовищем. Если человек выигрывал, его мечта исполнялась. А проигравшие никогда не покидали лес.

Мама замолчала: теперь со стороны двери послышался скрип. Словно кто-то осторожно наступил на прохудившиеся доски пола. Но звук не повторился, и она продолжила:

– Однажды колдун озлобился и приказал чудовищам убивать всякого, кто войдет в лес. Ваш пра-прадед, мудрый и смелый человек, собрал отряд, чтобы пройти за границу и поговорить с колдуном. Решить все миром. Но тот не стал слушать, убил отряд, а на прадеда вашего – точнее, на его род, – наслал проклятие…

Мама тяжело сглотнула, глаза ее широко распахнулись. На этот раз звук не послышался, и бежать было поздно: дверь открылась, в проеме показалась огромная фигура. Длинная черная тень упала на комнату. Фредерика выронила кусочек запеканки, попятилась, пряча Ричарда за спину.

– Ну, что замолчала? – сказал отец, и эхо его голоса зазвенело по углам. – Заканчивай, раз начала.

– Колдун сказал, проклятие будет отгрызать по кусочку от каждого наследника. А последнего из поколения сожрет еще в утробе матери, – закончила мама дрожащими губами.

– Что-ж, ве-ерно, – протянул отец, грузно ступая. Остановился, навис над Фредерикой и Ричардом. Кисло рыгнул. – Дальше я расскажу. Мало кто из нашего рода разменял сорок зим. С детства кашляли кровью, корчились от болей, задыхались во внезапных приступах. Гнили заживо. И вот у меня родился мертвый ребенок, слишком маленький для новорожденного. Заезжий лекарь чудом сумел вернуть его к жизни, заставил биться его сердце.

Фредерика растерянно обернулась к брату. Ричард, причмокивая, облизывал пальцы, не подозревая, что говорят о нем.

– А следом из утробы вылезла ты. Здоровенная, громкая, румяная. Лекарь сказал, – отец побелел от ярости, брызнул слюной. – Ты обворовала моего наследника, вытянула из него все соки, выпила. Из-за тебя мой сын вырос идиотом! Ты – проклятие!

– Нет!

Огромная рука обрушилась на Фредерику. Она упала, сжалась в комок, а Ричард, громко завыв, накрыл собой сестру.

– Заткнись, недоносок! – взревел отец. Обернувшись, он накинулся на мать: за то, что она пустила детей в комнату. За то, что тратит на них, "особенно на эту, проклятую" еду, на которую и так едва хватает денег. За то, что они тут шептались и шуршали как крысы, мешали ему спать.

Захлебываясь рыданиями, Фредерика думала: "Я не могла, не могла! Только не Ричарда, милого Ричарда. Я никогда не причинила бы ему зла". Вдруг Фредерика вспомнила: однажды отец крепко побил ее. Брат ночью громко заплакал, разбудив замок. Она успела запереть Ричарда в комнате и выбросить ключ в окно коридора, чтобы отец не добрался до мальчика.

Терпя удары из последних сил, она слышала, как мать говорила:

– Если убьешь ее, проклятье может усилиться, сожрать тебя вместо сына. В конце концов, мы можем выручить деньги за девчонку, продать в заложницы какому-нибудь заезжему князьку, не знающему о проклятии.

Тогда Фредерика быстро забыла услышанное. Но теперь страшная правда настигла: в том, что Ричард хилый и болезненный, тонкий как тростинка и глупый, виновата она сама.

Через несколько дней посветлели оставленные отцом синяки. На рассвете Фредерика собрала в мешок хлебные обрезки, хрящики с куриных косточек, немного овощей и яиц. Тепло одела Ричарда, нахлобучив на него все более-менее годные вещи, найденные в старинных сундуках. Оставшееся надела на себя. Проходя на цыпочках мимо маминой комнаты, Фредерика прошептала:

– Я попробую снять с Ричарда проклятие. Прощай, мама.

В обращенной к лесу стороне замка несколько веков назад останавливались приезжие. Но с тех пор как колдун перестал исполнять желания, комнаты, за исключением одной, где жили брат с сестрой, пустовали. Но если в то утро какой-нибудь заблудший призрак решил бы выглянуть в окно, то заметил бы две маленькие фигурки, пересекающие границу леса.