Черно-белый оттенок нежности

Она взглянула на круглые настенные часы на стене и под неодобрительный взгляд охранников бегом бросилась в аудиторию, понимая, что безнадежно опоздала. Лекция началась пятнадцать минут назад, обычно шумные институтские коридоры опустели, двери в лекционные залы были плотно прикрыты. Найдя нужную дверь, она робко вошла, стараясь не привлекать к себе внимание. Преподаватель, читающая лекцию, бросила на нее уничтожающий взгляд, но прерываться не стала, решив отложить разговор об опоздании на потом.

Она быстро скользнула на свободное место в самом конце зала и достала тетрадь для конспектов. Шел ее самый нелюбимый предмет – биохимия. Некоторое время она молча слушала монотонную речь преподавателя, показывающего линейкой начерченные на доске схемы. Тема была скучной и она перевела тоскливый взгляд за окно, упираясь взглядом в серое свинцовое небо, густой пеленой нависшее над головой. Погода за окном стояла типичная для поздней осени. С деревьев почти облетели листья, одиноко утопающие теперь в мокром асфальте под ногами, порывы холодного северного ветра безжалостно срывали их, кружа над землей и заставляя сбиваться в кучу ненужного мусора. Тяжелые капли дождя мерно барабанили по стеклу, оставляя на нем мутно-грязные разводы и навевая неуловимую печаль. Дни стали совсем короткие, с редкими проблесками света сквозь низкие облака, а по вечерам в свете уличных фонарей на асфальте блестели глубокие лужи. Воздух был насквозь пропитан сыростью, казалось, стоит только глубоко вдохнуть и вместе с кислородом легкие до краев наполняться этой пронзительной влагой, капельками конденсата оседающей в бронхах и вызывая неприятный натужный кашель. По вечерам на изнывающий от холода город опускался густой туман. Он имел непроницаемый молочно-белый цвет и стелился так низко над землей, что казалось, стоит только протянуть руку и можно дотронуться до него, ощутить под пальцами его бледные контуры.

Несмотря на то что сейчас было раннее утро в зависшем низком небе не наблюдалось ни малейших проблесков света. Вокруг было пасмурно и мрачно, а в аудитории темно и холодно. Она поежилась, пожалев, что оставила свое пальто в гардеробе, сейчас бы оно ей пригодилось, и сильнее закуталась в свой крошечный белый халатик, небрежно накинутый на плечи.

– Почему тебя не было вчера на гистологии?

Услышала она сзади шепот своей подруги и украдкой обернулась.

– У родственников был юбилей, пришлось помогать. Весь день там была, только поздно вечером добралась до дома.

Так же шепотом ответила она.

– Препод был страшно недоволен, просил передать, что на зачете будет спрашивать тебя с особым пристрастием.

– До зачета еще много времени, что-нибудь придумаю.

Отмахнулась она.

– А Фаина не заметила, что меня не было?

– Вроде нет, но с анатомией могут быть проблемы. Ты в курсе, сколько нам задали до следующей недели?

– Дашь списать?

– Я сама не успела все записать. Но Зайка, кажется, записала.

– У нее я просить не буду.

– Да ладно, это она только с виду стерва, а если присмотреться получше – нормальная.

– Вот сама с ней и поговори.

– А где Эмиль?

– Без понятия. Я думала он здесь.

– Нету. Вчера его тоже не было, все подумали, что вы вместе прогуливаете пары. – Хихикнула девушка и заговорщически подмигнула.

Их разговор прервал строгий голос преподавателя, обратившего на них внимание.

– Мало того что ты пришла на мою лекцию с опозданием, так ты еще и болтаешь без умолку, Мадина!

– Я не болтала.

– Значит, мне показалось, и ты внимательно слушала лекцию? Ну тогда подойди сюда и расскажи нам цикл Кребса.

Повисла напряженная тишина, все взгляды были обращены на нее. Она нехотя поднялась и подошла к кафедре, на которой стояла преподаватель.

– Здесь нарисована схема, которая поможет тебе сориентироваться. С этими словами она указала линейкой на доску.

Она проследила за кончиком линейки и вздохнула.

– Цикл Кребса это система биохимических реакций… – Она запнулась и замолчала, лихорадочно вспоминая главу из учебника, где говорилось об этом.

Все замерли в ожидании.

– …по средствам которой большинство организмов эукариотов получают основную энергию в результате окисления пищи.

Наконец закончила она фразу и вздохнула с облегчением, под одобрительные взгляды однокурсников.

– Очень хорошо что ты помнишь это. А где они происходят?

Последовал очередной вопрос преподавателя.

– В клетках митохондрий.

– Правильно. Какие химические реакции включает в себя цикл?

На этот раз она не нашлась, что ответить и молчала, глядя на схему перед собой.

Подождав некоторое время, преподаватель обратилась к остальной аудитории.

– Может кто-нибудь из вас знает ответ?

Все молчали.

– Карина?

В ответ тишина.

– Вика?

Снова тишина.

– Дамир?

– Включает несколько химических реакций, в результате которых высвобождается энергия.

– Кто-нибудь вообще меня слушал сейчас?

Возмущенно спросила преподаватель и покачала головой.

– Этот процесс называется системой переноса электронов по аналогии с переходом аденозинтрифосфата в аденозин дифосфат. Аденозинтрифосфата обеспечивает реакции метаболизма химической энергией. Цикл Кребса важная часть процесса дыхания и обмена веществ клетки.

Она замолчала и обвела взглядом аудиторию.

– Все понятно или есть вопросы?

Все энергично закивали в ответ.

– Тогда перерыв пятнадцать минут.

Не успела она произнести эти слова, студенты завозились и с шумом высыпали из аудитории, переговариваясь, и обгоняя друг друга.

Она тоже вышла, ведомая общим потоком и тут же столкнулась с подружками, которые уже ждали ее в коридоре.

– Ну рассказывай. – Нетерпеливо произнесла Вика, хватая ее за руку и увлекая в сторону.

– Нечего рассказывать. Вчера весь день работала в поте лица. – Пожала плечами Мадина, вглядываясь в лица проходящих мимо молодых людей.

– Прямо так и работала? – Хохотнула Карина.

– Ну если считать работой накрывать столы для банкета на двести человек, то да.

– А у кого был банкет?

– У двоюродного брата отца был юбилей, и он решил пригласить на него половину города.

– Не удивительно, учитывая какой пост он занимает.

– Да, там было полно важных шишек и нужно было организовать все в лучшем виде.

– А куда же тогда пропал Эмиль?

– Не знаю, я думала, он будет здесь.

– Его не было со вчерашнего дня.

– Может, заболел?

– Он бы меня предупредил.

– Позвони ему, Мади.

Она посмотрела с удивлением, но подружки дружно закивали, выражая солидарность во мнениях.

– Если он и завтра не появится, Фаина узнает и тогда сессию он не закроет.

– Хорошо, вечером позвоню. Но мне бы не хотелось, чтобы он расценил мой звонок как личный интерес к нему.

– А как еще он должен его расценить, если вы почти жених и невеста? – Хихикнула Вика

– Ничего подобного! Кто сказал тебе такую глупость?

– Это не глупость, все видят, как он к тебе относиться.

– Это все твое неуемное воображение. На самом деле ничего нет, мы с Эмилем просто друзья.

– Ну тогда твой долг позаботиться о друге и не дать ему провалить сессия.

Разговор пришлось прервать, потому что послышался сигнал, оповещающий о начале новой лекции и студенты стали неохотно заходить в аудитории. Они вошли последними и заняли свои места, приготовившись к очередной скучной проповеди, которая закончился только через полтора часа.

Она вдоль и поперек успела изучить крохотное полутемное пространство одиночной камеры, бесчисленное количество раз измерить шагами расстояние от одной стены до другой, рассмотреть каждую трещинку в штукатурке на стенах, исследовать каждый сантиметр окружающего пространства, которое казалось, неумолимо сужается у нее над головой. Узкая железная кровать, привинченная к полу ржавыми металлическими болтами, облезлая темно-серая краска на стенах, местами облупившаяся и осыпающаяся на пол, наполовину стертый каменный пол, с выемками и углублениями по всему периметру, крошечным, забранным толстой решеткой окном под потолком, таким узким, что в него едва ли можно было бы высунуть голову и одиноко висящей тусклой лампочкой на потолке. Мерцающего желтоватого света хватало только на то, чтобы осветить маленький пятачок в центре, в то время как углы тонули в чернильной мгле. Сначала она считала дни, проведенные здесь, делая едва заметные отметки на стене, но потом оставила это занятие, поняв всю его бесполезность. Время просто остановилось в этом замкнутом изолированном мире, где ее бросили на неопределенное время. Сначала ей казалось, что она задыхается в этом каменном мешке, постепенно сжимающимся у нее над головой, ей не хватало воздуха, стены давили на нее, с каждой минутой отнимая по сантиметру пространства. Но потом она стала играть в придуманную ею же игру, закрывая глаза и представляя себя в других местах, окруженная людьми, с которыми она хотела бы поговорить. Она мечтала во сне и наяву и этим мечты спасали ее от неуютной реальности окружающего пространства. Но иногда сквозь сомкнутые веки просачивались болезненные воспоминания из прошлого, о котором она запрещала себе думать. Эти воспоминания ранили, причиняли боль, заставляли сердце сжиматься в мучительном приступе вины.

Устав метаться по своей одиночной камере как зверь в клетке, она обессиленно опустилась на жесткий матрас кровати и подложив руки под голову, устало прикрыла глаза. Яркие, словно реальные, воспоминания незамедлили явиться перед ее мысленным взором.

Она как будто снова почувствовала липкий, сковывающий душу страх, когда автобус, в котором она ехала, стал медленно останавливаться на блокпосте. Со своего места она отчетливо видела двух полицейских, быстро направляющихся к ним. Дверь бесшумно открылась и поднявшись в салон они сказали, что будут проводить проверку документов. Усталые пассажиры, не задавая лишних вопросов, начали послушно доставать свои паспорта и удостоверения личности. Один из офицеров прошел по салону, бросая мимолетные взгляды в протянутые ему документы. Не похоже было что его интересуют все эти люди, его цепкий внимательный взгляд быстро скользил по лицам, словно выискивая в толпе кого-то конкретного. Она сидела в самом конце душного полутемного салона, вспотев от страха и вжавшись к глубокое кресло, словно это могло спасти ее от пристального взгляда полицейских. Отчаяние, затопившее ее при приближении офицера полиции, усугубилось, когда его блуждающих взгляд остановился на ней. В его лице ничего не изменилось, не дрогнул ни один мускул, но она поймала этот неуловимый оттенок узнавания и ее сердце стремительно упало вниз, неумолимо пропуская удары. В порыве отчаяния она попыталась избавиться от телефона, просунув его в щель между сидениями, но он заметил это движение и потянулся к кобуре, из которой виднелся пистолет.

– Документы!

Резко бросил он, поравнявшись с ней.

Дрожащими руками она достала из рюкзака паспорт и протянула ему. Едва мазнув по нему взглядом, он повертел его в руках, словно решил вдруг потянуть время, перед объявлением окончательного решения.

– Прошу следовать за мной для досмотра.

Бросил он спустя минуту. К тому времени еще двое полицейских вошли в салон автобуса и под вопросительные взгляды других пассажиров, приблизились к ним.

– Я очень тороплюсь, мне надо ехать.

Преодолевая дрожь в голосе произнесла она, поспешно закрывая рюкзак и стараясь не смотреть на торчащий между сидениями телефон.

– Вставай и двигай на выход! Для тебя же будет лучше если ты сделаешь это по-хорошему.

Понизив голос, произнес второй полицейский, но в его голосе отчетливо прозвучала плохо скрытая угроза.

Она не двигалась с места, словно приросла к сидению и панически озираясь вокруг, словно всерьез рассчитывала на помощь окружающих людей. Но все упорно делали вид что ничего не слышат, занимаясь каждый своими делами.

Видимо терпение полицейских начало заканчиваться, потому что один из них внезапно схватил ее за локоть и грубо выдернул из кресла, швырнув в узкий проход. Она едва удержалась на ногах, больно стукнувшись плечом о соседнее кресло и беспомощно оглядываясь по сторонам. Ей не оставалось ничего другого, как подчиниться и молча пойти к выходу.

Она почти не помнила, как ее затолкали в машину и привезли в полицейский участок. Не помнила длинные полутемные коридоры, душные кабинеты, пыльные полки, заваленные увесистыми папками и усталые лица людей в форме. Ее водили из кабинета в кабинет, задавали одни и те же бестолковые вопросы, на которые у нее не было ответов. Это продолжалось бесконечно долго, настолько, что она потеряла счет времени. У нее отняли рюкзак и все личные вещи и куда-то унесли, оставив ее один на один с пожилым мужчиной в штатском. Он задавал вопросы и что-то аккуратно записывал с своем блокноте. А когда не писал, он поднимал глаза и смотрел на нее долгим немигающим взглядом, словно пытаясь прочитать ее мысли. Слава богу он не умел читать мысли, иначе очень удивился бы тому, что творилось у нее в голове. Когда в кабинет снова зашли сотрудники, сопровождавшие ее сюда, началось самое худшее. У них в руках был ее рюкзак и телефон, от которого она пыталась избавиться в автобусе. По выражению их лиц, она поняла, что самое плохое еще впереди.

Когда пожилой дознаватель хлопнул на стол перед ней раскрытый рюкзак, она сначала не поняла, что он от нее хочет.

– Это твои вещи?

Спросил он ничего не выражающим голосом. Она непонимающе кивнула.

– Доставай!

Произнес он и это прозвучало как приказ.

По-прежнему не понимая, что происходит, дрожащими руками она начала доставать из рюкзака один предмет за другим – плейер с наушниками, зонт, модный молодежный журнал, упаковку жевательной резинки, расческу, упаковку пластырей, блокнот, пару карандашей, косметичку. Там еще оставалось много всякой мелочи, когда полицейский жестом остановил ее и указав на косметичку спросил:

– Это тоже твое?

Она мазнула взглядом по хорошо знакомой фиолетовой косметичке, которой пользовалась уже давно и молча кивнула.

– Что внутри?

Несколько раз она растеряно моргнула, не зная, как реагировать на этот вопрос, но поняв по лицу своего собеседника, что он далеко от того чтобы шутить, ответила максимально серьезно:

– Косметика.

– Открывай!

По-прежнему не понимая, что происходит, она открыла косметичку и протянула ее дознавателю.

Даже не взглянув на нее, он высыпал все содержимое на стол, равнодушно наблюдая как по всей поверхности стола рассыпаются пудра, помада, тени, румяна, карандаши для глаз и куча прочей косметики, которой пользуется каждая девушка. Среди всего этого барахла, он достал две маленькие черные коробочки, размером не больше спичечного коробка и аккуратно разместив их на ладони, протянул ей.

– Откуда это у тебя?

Она с удивлением уставилась на коробочки в его руке, не вполне понимая из предназначение.

– Я не знаю, никогда их не видела.

Пожала она плечами, с возрастающей тревогой наблюдая за реакцией своего собеседника.

Сначала его лицо нахмурилось, потом губы медленно растянулись в иронической улыбке.

– Ты меня за дурака держишь, деточка?

Она молчала, не зная, что ответить и кожей чувствуя его нарастающее раздражение.

– Еще раз спрашиваю – кто тебе это дал?

– Я не знаю, что это такое и откуда взялось в моей косметичке.

– В самом деле?

Тихо, почти ласково спросил он, обдав ее обжигающим взглядом ледяных глаз.

– Может стоит спросить у твоего дружка?

Вопрос прозвучал неожиданно, словно пощечина, причинившая странную боль. Она скривилась и отвела взгляд, но после его слов страшный смысл происходящего начал медленно доходить до нее. И чем очевиднее становилась ситуация, тем больше ей не хотелось верить в свои подозрения.

– Ну так что, будешь говорить или по-прежнему предпочитаешь строить из себя дуру?

Презрительно спросил он через некоторое время, пристально наблюдая за ней.

– Мне нечего сказать. Я не понимаю, что вы от меня хотите и не знаю, что в этих коробочках. Они не мои.

– Ах ты не знаешь… Так я тебе скажу. Это взрывчатка, 400 грамм тротила, которых достаточно чтобы взорвать многоэтажный дом. Ты знаешь, какой срок тебе светит на хранение взрывчатки? В твоих же интересах сотрудничать со следствием, в противном случае пойдешь соучастницей своего дружка.

– Причем здесь он? – Все-таки спросила она, хотя меньше всего на свете хотела говорить с этим человеком про Мира, – Или вы преследуйте всех мусульман из-за их религии?

Ее собеседник едва заметно усмехнулся, отчего его лицо прорезали глубокие складки. Он откинулся на спинку своего кресла и пристальное посмотрел на нее, играя с ручкой.

– Значит, все-таки решила косить под дурочку… Что ж, дело твое, но потом не говори, что я тебя не предупреждал.

– Что вам от меня надо? Я не сделала ничего плохого и Мир тоже, оставьте нас в покое.

Собравшись с духом, произнесла она на одном дыхании, словно нырнув под воду и задержав дыхание.

Она думала, что он рассердится и начнет кричать на нее или еще хуже выгонит из кабинета, но вместо этого он открыл один из шкафчиков стола и достав оттуда толстую папку в красном переплете подвинул к ней. Медленно, словно во сне, она открыла папку и бросила взгляд на ее содержимое. Первое, что бросилось ей в глаза на белом листе бумаги, заполненном печатным текстом, это фотография Мира, где ему было лет восемнадцать, не больше. Фотография была совсем крошечной, черно-белой, явно из паспорта. На ней он выглядел таким юным и невинным, и таким умилительно серьезным, что горячая волна нежности на миг захлестнула ее, обдав согревающим тепло. Но потом ее взгляд заскользил по тексту и выражение ее лица стало стремительно меняться. Она жадно читала текст, буквально впитывая его всем своим существом и отказываясь верить тому, о чем здесь говорится. Но в тексте приводились ссылки на разные источники, в которых трудно было сомневаться. Проглотив текст буквально за несколько минут, она перевернула страницу, уперевшись взглядом в фотографии, от которых у нее перехватило дыхание, а перед глазами поплыли размытые круги. Фрагменты тел, были запечатлены так естественно и так красочно, разорванные тела, оторванные конечности, кровавые лужи и пустые глаза, с навсегда застывшим в них ужасом. Картинок было много, так много, что она сбилась со счета, вглядываясь в их тошнотворное содержимое. Она прочитала несколько страниц и подняла глаза на пожилого мужчину, внимательно наблюдавшего за ней все это время.

– Это неправда.

Тихо произнесла она, не слыша собственного голоса.

Он молчал, давая ей время осознать смысл только что полученной информации.

– Это не может быть правдой. Ему всего двадцать три, и он просто хочет любить и жить в гармонии с окружающим миром.

– Это он тебе так сказал?

Усмехнулся дознаватель, потирая трехдневную щетину.

Она молчала, не зная, что говорить, думать и делать. У нее возникло странное ощущение нереальности происходящего. Мысли путались, она не знала, чему верить. Бросив взгляд на своего собеседника, она наткнулась на полный хорошо скрытого презрения взгляд человека, для которого такие как она и Мир не люди, а мусор, на который не стоит тратить время. Она могла сколько угодно говорить о том, что все что написано в этих документах не может быть правдой, но в мозгу предательски всплывали все странные, подозрительные и нелогичные моменты в его поведении, полуслова, полувзгяды, обрывки фраз, жесты, мимика, движение глаз, взмах рук и эти две черные коробочки в ее косметичке. Откуда они там взялись? Как ни пыталась, она не могла не думать об этом и о последних словах Мира, который буквально уговорил ее поехать домой навестить родителей.

Видимо на ее лице, как в раскрытой книге отразились все ее мысли и сомнения, потому что мужчина, сидящий напротив, откашлялся и снова спросил, потихоньку начиная терять терпение.

– Мирза Далаев, в определенных кругах известный как Агент. Самый молодой член преступной группировки «Исламский след». На совести этой организации многочисленные взрывы, теракты, похищения людей, в том числе детей с целью выкупа и последующим убийством заложников. Множественные нападения на правоохранительные органы. Основная цель – создание единого воображаемого исламского государства, подчиняющегося законам шариата на территории нашей страны. Основатель «Исламского следа» его дядя Карим Далаев. Сюда же входят многочисленные родственники и приближенные семьи. Основная задача Агента в организации изучение местности и промывание мозгов девушкам с последующим использованием их как пушечное мясо при организации очередного теракта.

Она молчала, не в силах осознать смысл слов, которые он говорит. Она слышала эти слова, читала их в отчете криминалистов, который он ей предоставил, но мозг все равно отказывался вникать в их суть и применять все это к Миру. Перед мысленным взором всплывала только его улыбка, его глаза, наполненные невысказанными мыслями, его голос, густой и бархатный, шепот в полумраке площадей, его слова, полусвященные полуоткровенные. Дальше воспоминания становились более горячими и размытыми – его обнаженное тело, настолько идеально пропорциональное, словно творение величайшего скульптора, напряженные мышцы, на которых едва заметно блестели капельки пота, гладкая, как шелк, бронзовая кожа с пьянящим ароматом специй, влажные волосы, пахнущие миндальным шампунем, и наконец его глаза, в которых отражалась вселенная. Как она не старалась заглушить эти образы, они снова и снова всплывали перед глазами, мешая объективно оценивать ситуацию.

Неожиданно затянувшуюся паузу нарушил голос дознователя.

– Последний раз спрашиваю кто дал тебе тротил?

Она молчала, стараясь избегать его взгляда.

– Что он приказал тебе сделать? Зачем ты приехала?

И снова его вопросы наткнулись на глухую всепоглощающую тишину, которой она отгородилась от причиняющей боль реальности.

– Молчишь? Ты по-прежнему его защищаешь? Даже несмотря на то, что твой дружок международный террорист?

Она вскинула на него полный отчаянного негодования взгляд.

– Вы ничего не знаете! Ничего! И сейчас вы пытаетесь убедить меня в том, что Мир психопат и убийца, виновный в смерти всех этих людей?!

– Его родной дядя – Карим Далаев уже десять лет находится в международном розыске, спецслужбы нашей страны тоже ведут за ним охоту. Мы давно уже следим за Мирзой, в надежде что он приведет нас к Кариму, но до сих пор этот сукин сын был очень осторожен.

Он замолчал и на некоторое время в кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием.

– Ты думала, что он случайно познакомился с тобой или что ты для него хоть что-то значишь? Он использует тебя в своих целях, а когда ты станешь ему не нужна – избавиться, как от всех, кто встает у них на пути. У тебя есть два варианта – или сотрудничать с нами и помочь поймать этих мерзавцев или стать их соучастницей и сесть в тюрьму на много лет.

Она долго молчала, пораженная его словами, глядя в пол у себя под ногами и не в силах произнести ни слова. Сделав пару судорожных вдохов, она наконец подняла взгляд и произнесла, стараясь не встречаться с ним взглядом:

– Я ничего не знаю и не могу вам помочь.

– Что ж, ты сделала свой выбор. Очень жаль, что он неправильный.

С этими словами, он вышел из кабинета, оставив ее утопающую в своих мыслях и окруженную оглушительной тишиной.

Она лежит с закрытыми глазами в полумраке пустой камеры, не в силах заснуть и не в силах встать. От долгой неподвижности тело не слушается. Мышцы сделались слабыми и вялыми. Она не может пошевелить рукой, но все еще может вспоминать, хотя предпочла бы забыть многие вещи. Память никуда не делась, она всегда с ней, болезненными толчками выкидывая на поверхность очередное воспоминания, от которого хочется спрятаться, зарыть голову в песок, чтобы не помнить, не видеть эти красочные образы, то и дело мелькающие перед глазами. Но она ничего не может поделать со своими мыслями, снова и снова утопая в их стремительном водовороте. Они подхватывают ее как пушинку и уносят далеко вперед, в гигантскую воронку неотвратимости, из которой уже нет выхода. Она часто задается вопросом – зачем? Зачем судьба свела ее с ним? Зачем рука проведения привела ее в мечеть в тот жаркий летний день? Возможно, она искала прохлады под темными каменными сводами, а может бежала от самой себя, желая раствориться в ком-нибудь другом, кто будет вести ее по жизни, не давая оступиться и упасть? О чем она думала, слушая его слова, жаркий полушепот фраз, эхом отражающийся от низких сводов старой мечети? Верила ли она хоть одной из них? Задумывалась ли о смысле священного писания? Пыталась ли найти истину, связывая вырезки из Корана с его трактовкой их смысла? Или она, как многие другие, слепо, безоговорочно верила ему, хотела верить, не подвергая сомнениям ни одно слово, только потому что его глаза ласкали ее, не давая упасть в пустоту?

Она не хотела помнить тот день, когда впервые увидела его. Не хотела чувствовать трепет во всем теле от его легкого, почти неуловимого прикосновения, не хотела так глубоко заглядывать в его темные бездонные глаза, не хотела чувствовать запах его кожи на своих руках. И тем более не хотела слышать чарующий звук азана. Но никто, даже сам Бог не в силах стереть все это из ее прошлого, оно намертво врезалось в память и огненным знаменем запечатлелось во всеобъемлющей картине мироздания.

Она стояла на мосту, задумчиво глядя на несущиеся со стремительной скоростью потоки воды внизу и думала о том, где бы скоротать несколько часов, до автобуса. Впереди во всем своем великолепии раскинулась старинная сунитская мечеть, располагающаяся в одном из красивейших зданий города. Она была построена в начале прошлого века в египетском стиле и представляла собой монументальное прямоугольное сооружение из красного кирпича с двумя изящно возвышающимися на фасаде башнями, устремившими в небо свои острые шпили. Замысловатый восточный орнамент обвивал стены здания, устремляясь вверх и органично вплетаясь в огромный позолоченный купол, смыкаясь на его вершине маленьким золотым полумесяцем.

Она сотни раз видела мечеть, проходя или проезжая мимо, спеша по своим делам и не особо обращала внимание на красоту архитектурных форм, но сейчас у нее было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть все детали, каждый камушек, каждый выступ, каждый завиток этого архитектурного шедевра. У нее возникло чувство, что она впервые видит это здание, монументальные железные ворота, ведущие в полумрак просторного зала, людей, то и дело входящих и выходящих оттуда. Она пересекла мост и оказалась на другом берегу реки, прямо перед мечетью, утопающей в голубых елях. Медленно прошлась по набережной в сторону мечети, полной грудью вдыхая едва уловимый аромат хвои и слушая глубокий и мелодичный звук азана, призывающий всех мусульман к послеобеденному намазу. Этот звук проникал глубоко в душу, намертво врезаясь в открытое окружающему миру сознание и принося странное, сказочное умиротворение. Вслушиваясь в него, она словно слышала тихое, едва различимое нашептывание свыше и сердце успокаивалось, перестав бешено колотиться в предвкушении чего-то ужасного.

Словно под гипнозом, она дошла до самых ворот мечети и медленно опустилась на скамейку под огромной голубой елью, не сводя взгляд с тяжелых кованных ворот, в которые нескончаемой толпой потянулись верующие. Усилием воли она подавила мимолетный порыв тоже войти в эти ворота, смешавшись с толпой и отвела взгляд от мечети, вглядываясь в противоположный берег реки. Неожиданно над самым ухом она услышала тихий вкрадчивый голос и вздрогнув, резко обернулась.

– Хочешь зайти?

Позади нее стоял молодой человек, ровесник, или может быть на пару лет старше. Его красивое бледное лицо обрамляли густые темные волосы, пронзительно темные глаза с поволокой, смотрели умно и проникновенно, словно заглядывая в душу. Выражение его лица было серьезное и даже немного скорбное, не похоже было что он шутит. Он стоял, засунув руки в карманы брюк и неотрывно смотрел на нее, ожидая ответа. Она с ног до головы окинула его оценивающим взглядом, скользнув по пухлым алым губам, шее, на которой висела изящная золотая цепочка с маленьким полумесяцем, фирменному спортивному костюму и новеньким кроссовкам. Потом снова перевела взгляд на лицо и удивленно вскинула брови.

– Ты же смотрела на мечеть.

Небрежно произнес он, пожав плечами.

– Да, но я не… Просто она очень красивая. Вроде я вижу ее каждый день, но раньше не замечала всей красоты и величия этого старинного здания.

Растерянно проговорила она, словно оправдываясь и отвела взгляд.

Казалось, его не удивили эти слова, произнесенные неловко и только для поддержания разговора. Он немного помолчал, глядя прямо перед собой и словно размышляя о чем то, потом молча взял ее за руку и повел в сторону массивных металлических ворот, которые сейчас были открыты настежь. Смешавшись с толпой людей, они оказались в тесном предбаннике, где толпились женщины, приглушенно переговариваясь.

Она не сопротивлялась, послушно следуя за ним и стараясь попадать в такт его быстрых, уверенных шагов, и немного удивилась, когда они остановились.

– Тебе надо надеть вот это.

С этими словами он снял с вешалок, расположенных у входа черный хиджаб и протянул ей. Некоторое время она не знала стоит ли взять его, но после недолгого колебания все-таки взяла и вздохнув принялась крутить в руках.

Видя ее сомнения, он произнес с улыбкой:

– Я помогу тебе.

С этими словами он одел на нее темный кусок ткани, скрывший ее длинные волосы. Аккуратно расправив ткань на лбу и зафиксировав на затылке, он критически осмотрел ее со всех сторон и похоже остался доволен.

– Вот теперь идеально. Пойдем.

Они протиснулись вперед, обходя толпу, и наконец оказались внутри просторного молитвенного зала, до отказа заполненного людьми. В зале царил легкий полумрак, а в густом раскаленном воздухе слышался жаркий шепот молитв. Она завороженно рассматривала высокие полукруглые своды и от ее внимания не укрылась ни одна деталь богато декорированного интерьера. В отделке помещения гармонично сочетались белый, голубой и зеленные цвета, стены, потолки и свод купола были расписаны цитатами из Корана. Изнутри центральный купол поддерживали мраморные колонны, с потолка спускалась роскошная хрустальная люстра. Она скользнула взглядом по михрабу в восточной стене здания, потом по минбару, с которого имам начал читать пятничную проповедь. При звуках его голоса, сотни тел, одетых в черное, одновременно, словно по мгновению волшебной палочки вдруг склонились к полу, замерев в позе наивысшей покорности. Сквозь узкие окна-бойницы в основании купола проникал тусклый дневной свет, выхватывая из полумрака молитвенного зала фрагменты тел, обмотанных в темные одежды. Их дыхание, шепот, движения, мельканье тюбетеек и хиджабов, звук аятов, усиленный мощными динамиками под потолком – все это создавало причудливую, почти нереальную картину какого-то великого таинства, которое она не понимала, но которое приносило ей умиротворение. Все эти люди безоговорочно верят в то, что делают, верят каждому слову имама, верят в святую благодать, снисходящую на них во время молитвы. Для нее весь этот ритуал был всего лишь набором определенных действий, красивым, таинственным, величественным, но малопонятным и чужим. И тем не менее ее сердце замирало в восхищении, всякий раз, когда имам делал небольшую эффектную паузу, прежде чем продолжить молитву.

Они не участвовали в коллективной молитве, стоя за одной из колонн и безучастно наблюдая за происходящем в молитвенном зале. Ее взгляд был намертво прикован к сотням тел, распростертых на пестром пушистом ковре на полу, но она кожей чувствовала его проникновенный взгляд, обжигающий ее изнутри, не дающий пошевелиться и лишающий свободы. Он стоял всего в шаге от нее, не сводя с нее глаз, ловя каждое движение, выражение лица, оттенки ощущений, эмоции. Ей казалось, что он читает ее как раскрытую книгу, знает о чем она думает, в чем сомневается, чего хочет и чего боится. По выражению глаз он видел ее сомнения, по блеску в глазах чувствовал ее восторг и упоение.

В какой-то момент она потеряла счет времени, перестав понимать, где и зачем находится и ощущая только его взгляд у себя на затылке. Ей мучительно хотелось повернуться и заглянуть в его глаза, чтобы убедиться, что все это происходит на самом деле, что это не сон, но она не смела нарушить священное таинство происходящего неосторожным движением или неуместным словом, поэтому продолжала молча смотреть в полумрак зала, пропуская через душу непонятные, но священные слова.

Когда имам замолчал, в зале повисла неправдоподобная тишина. На секунду ей показалось, что она вдруг оглохла, что все звуки вдруг исчезли из окружающего мира, перестав существовать и оставаясь лишь плодом ее воображение. Но спустя несколько минут люди стали подниматься и неторопливо потянулись к выходу. В основном выходили женщины, мужчины же оставались в зале, сидя прямо на ковре на полу и негромко разговаривая.

Только сейчас она позволила себе пошевелить затекшей шеей и повернулась к своему собеседнику, наткнувшись на непонятный взгляд.

– Понравилось?

Тихо, одними губами спросил он. Она молча кивнула, не зная, что еще сказать.

– Честно говоря я первый раз оказалась в мечети и тем более на молитве. Но это было впечатляюще. Очень красиво и величественно.

Произнесла она и это было правдой. Она действительно была поражена этим зрелищем, мимолетным оттенком ощущения, возникшим у нее во время проповеди. Это было слепое, безумное, отчаянное повиновение одному человеку, одному богу, одному культу. Всех этих людей объединяло одно – святая вера в создателя. И это подчинение создавало удивительный эффект сплоченности и возвышенности над всем миром, что-то настолько сильное и могущественное, частью чего ей на миг захотелось стать.

Она не стала говорить ему обо всем этом, но в этом не было необходимости. Ей показалось, что все это он и без слов прочитал в ее глазах, но ни словом, ни взглядом не подал вида что угадал ее мысли. Его лицо оставалось непростительно серьезным, глаза заволокла поволока, темные и печальные, они смотрели куда-то в пустоту.

Она ждала что он скажет что-нибудь простое и банальное, но он лишь кивнул и молча направился к выходу. Ей не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Оказавшись на улице, она мельком взглянула на часы и выругалась, поняв, что безнадежно опоздала на автобус, который ушел пол часа назад. Он поймал ее взгляд и улыбнулся.

– Все в порядке?

– На самом деле нет. Я опоздала на автобус, теперь не знаю, как буду добираться до дома.

– Ты не в городе живешь?

– Нет, в поселке, в пятнадцати километрах от города.

– Не проблема, я подвезу тебя.

Она промолчала, посмотрев на него с сомнением. С одной стороны это была хорошая возможность попасть домой вовремя, а с другой, ей не хотелось садиться к нему в машину, ведь она совсем его не знала. Она шла молча, продолжая хмуриться и мысленно решать эту дилемму, пока они не оказались около новенького спортивного БМВ цвета мокрого асфальта.

Он обошел вокруг машины и открыл перед ней дверцу, жестом приглашая сесть, но она колебалась.

– Что случилось?

Спросил он, видя ее нерешительность.

– Я не уверена, что…

Начала она, но замолчала, избегая смотреть ему в глаза.

– Ты меня боишься?

С усмешкой спросил он, не сводя с нее взгляд.

– Я не…

Ее щеки залились румянцем, словно у первоклассницы на экзамене. Она разозлилась на себя за эту нерешительность и собравшись с духом выпалила.

– Я тебя совсем не знаю и не думаю, что это будет уместно.

– Мирза. – Просто сказал он и улыбнулся лучшей из своей улыбок. – Но для друзей просто Мир.

– Мадина. Приятно познакомиться.

Медленно проговорила она и замолчала, неловко отводя взгляд.

– Ты права. – Неожиданно легко согласился он, убрав улыбку. – В любом другом случае было бы неуместно садиться в машину к первому встречному парню, но не сейчас.

Она вскинула голову и непонимающе посмотрела на него, а он снисходительно улыбнулся.

– Нас объединяет что-то большее чем банальное знакомство – вера. Совместная проповедь – это больше чем многолетнее знакомство.

Когда смысл его слов дошел до нее, она нерешительно улыбнулась и кивнула, поняв на каком-то внутреннем, подсознательном уровне, что ему можно доверять и отбросив последние сомнения, села в машину.

Подняв под колесами облако серой пыли, машина сорвалась с места, нырнув в узкие городские улочки. Она сидела молча, расслабленно откинувшись на спинку кожаного сидения и глядя в окно перед собой. Мельканье знакомых улиц успокаивало ее, а теплый воздух в салоне навевал дремоту. Он щелкнул кнопкой и салон наполнили приглушенные, расслабляющие звуки азана, втекающие в душу и уносящие мысли куда-то в невесомость.

– Какая красивая музыка…

Тихо произнесла она и ее голос утонул в волшебных звуках незнакомого голоса, льющегося из динамиков.

– Эта не музыка. Это Азан и он священен для всех мусульман.

Она молча кивнула и прикрыла глаза, погружаясь в успокоительную нирвану и медленно плывя по волнам блаженства, подхваченная течением времени.

На некоторое время она окончательно выпала из реальности, позволив своему мозгу полностью отключиться и ни о чем не думать. Из наваждения ее вывел его тихий вкрадчивый голос.

– Аллах привел тебя сегодня в свой дом, увидев неприкаянность твоей души. Аллах поистине велик, он сжалился над тобой, указав тебе путь к спасению.

Она открыла глаза и непонимающе уставилась на него.

– До сегодняшнего дня ты жила в темноте, но теперь все изменится. С этого момента начнется твой путь к прозрению.

– Что изменится?

Растеряно спросила она.

– Ты сама изменишься. Твое мышление, твой взгляд на мир. До сих пор ты искала, а теперь нашла свою дорогу в жизни. Голос сердца привел тебя сегодня в мечеть. Теперь она станет твоим новым домом, твоей крепостью, твоим бастионом.

– Откуда ты это знаешь?

– Я вижу это в твоих глазах.

Не успела она хоть что-то ответить, как он плавно остановился на центральной улице поселка, в котором она жила.

– Дальше тебе лучше пойти пешком, чтобы никто не видел кто тебя привез.

– Спасибо.

Медленно произнесла она и уже собралась выйти из машины, когда он вдруг протянул руку и мягко взял ее за запястье. Она обернулась, бросив на него непонимающий взгляд.

– Возьми это, почитай на досуге.

С этими словами он протянул ей небольшую цветную брошюру, напечатанную на глянцевой бумаге.

– Что это?

– Ответы на твои вопросы. Я знаю, у тебя их много накопилось.

С улыбкой ответил он и в этот момент на миг стал похож на обычного мальчишку его возраста, веселого и жизнерадостного, без глубокого печального взгляда и смертельной бледности на впалых щеках.

Она молча взяла брошюру и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь и еще долго чувствуя на спине его обжигающий взгляд.

Настоящие допросы начались на следующий день ее пребывания в камере. Сутки ее никто не трогал и она подумала, что ее оставили в покое, но это была лишь временная передышка. Она не знала, как работает правоохранительная система, никогда ранее не сталкиваясь с полицией. Сначала она даже не вполне понимала всю серьезность своего положения, наивно полагая, что эта ошибка разрешится сама собой. Осознание происходящего начало приходить к ней после первого же допроса.

Она сидела на полу, забившись в угол своей камеры и уткнувшись лицом в колени. Мысли лихорадочно перескакивали с одной темы на другую, и она никак не могла сосредоточиться на главном – как выпутаться из этой передряги. Она не знала кому звонить, у кого просить помощи, что говорить, а о чем молчать. Она вообще не хотела разговаривать со следователями. Они задавали такие вопросы, на которые она даже самой себе не могла бы дать ответ. Они вынуждали ее подставить Мира и все, во что она до сих пор верила. Они хотели сделать из нее стукачку, но за время общения с Миром, она успела хорошо усвоить одну вещи – в их мире предателям нет прощения. Но она оказалась здесь отчасти из-за него. Она еще не успела разобраться какую роль он играет во всей этой истории, и ей не хотелось об этом думать, потому что чем больше она думала об этом, тем больше сомнений закрадывались в ее душу. Сомнений в нем и в его словах, которым она так верила. Сейчас она не хотела об этом думать. Сейчас не время. Надо подумать о другом – что говорить следователям и как отсюда выбраться. Но на этот счет у нее не было никаких мыслей. Первое, что ей пришло в голову, когда ее арестовали – позвонить родителям. Но подумав немного, она отмела эту мысль. Отношения с родителями у нее не складывались с самого начала, а после знакомства с Миром и регулярного посещения мечети, она и вовсе перестала существовать в их глазах. Узнав, что она арестована родители скорее всего не удивятся, а может быть даже обрадуются, но уж точно не поспешат прийти ей на помощь. Значит рассчитывать она может только на себя.

От размышлений ее оторвал скрежет открывающейся двери. На пороге возник молодой офицер.

– На выход!

Громко произнес он, лишенным всякого выражения голосом, глядя на нее с плохоскрываемым презрением, как на насекомое под микроскопом.

В первую секунду она бессмысленно уставилась на него, словно не понимая смысл его слов, потом медленно поднялась и сделала несколько шагов навстречу, чувствуя легкое покалывание в затекших от долгого сидения ногах.

– Лицом к стене!

Снова скомандовал он, а когда она не подчинилась, грубо толкнул ее и развернув к стене, завел руки за спину и быстро защелкнул на запястьях наручники.

Проделав все это с молниеносной скоростью, он взял ее за локоть и вытолкал из камеры. Пройдя длинными душными коридорами и поднявшись по лестнице, они наконец, оказались около обшарпанной двери, открыв которую, он грубо втолкнул ее в тесное, плохо проветриваемое помещение, отдаленно напоминающее кабинет.

За таким же обшарпанным письменным столом сидел молодой мужчина. Закинув ноги на стол он разговаривал по телефону, время от времени крутясь в кресле. Второго мужчину, она заметила не сразу, так как он стоял чуть подаль у окна и неторопливо курил истлевшую почти до фильтра сигарету. Увидев ее, он аккуратно потушил окурок в пепельнице и сделал несколько шагов навстречу. Когда он принес из другого конца кабинета свободный стул и поставил около стола, на его губах появилась пакостная ухмылка. Второй мужчина к тому времени закончил разговор и тоже растянул губы в улыбке, которая ей совсем не понравилась.

– А вот и наша подозреваемая. Проходи, садись.

Наигранно вежливо произнес он, жестом указав на принесенный стул. Она сделала несколько неуверенных шагов и плюхнулась на стул, так как от волнения ноги подкашивались.

Офицер, который привел ее, давно скрылся за дверью, и она осталась один на один с двумя мужчинами, находящимися в кабинете. Их взгляды были обращены на нее, словно они и впрямь верили, что она вдруг заговорит и ответит на все их вопросы.

– Надеюсь у тебя было достаточно времени, чтобы подумать о всей серьезности своего положения?

Начал первый, поигрывая мобильным телефоном. Второй привалился к стене около окна и молча наблюдал за ней, словно сканируя ее мозг. Его проницательный взгляд нервировал ее, заставляя ерзать на стуле.

– Что вам от меня надо?

Тихо, едва слышно спросила она, хотя еще недавно уговаривала себя не бояться и держаться уверенно. Но вся ее бравада вдруг куда- то испарилась, стоило только ей оказаться в этом кабинете, наедине с этими мужчинами, для которых она была как муха на стекле, которую приходится терпеть, он от которой так хочется избавиться поскорее.

– Что нам надо? – насмешливо переспросил первый полицейский, – не так уж много – имена твоих подельников. Кто дал тебе тратил и где ты собиралась его взорвать?

От этого вопроса она вздрогнула, как от пощечины. Ее щеки покрыл легкий румянец.

– Будешь продолжать играть в молчанку?

Усмехнулся ее собеседник, явно наслаждаясь ее смятением.

– Я уже говорила вашему коллеги вчера что это не мое. Я не собиралась никого взрывать и не знаю как это вещество попало в мою косметичку.

Терпеливо произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и не дрожал.

Мужчины переглянулись и засмеялись.

– Значит не знаешь?

Насмешливо спросил тот, что сидел за столом, доставая из открытой пачке на столе новую сигарету и неторопливо закуривая. Она подняла глаза, глядя на слабо мерцающее пламя его зажигалки и ей на ум невольно пришла странная ассоциация, что ее жизнь подобно этому пламени, едва теплится, готовая потухнуть в любой момент, от неосторожного движения.

Занятая своими невеселыми мыслями, она не заметила, как один из следователей, достал из ящика стола папку с документами, вытащил оттуда один лист и положил перед ней. Она скользнула по нему взглядом, снова увидев ту самую фотографию Мира, где ему было лет восемнадцать, не больше.

– Расскажи нам про Мирзу Далаева. Как вы познакомились и в каких отношения состояли?

Произнес он, делая неторопливые затяжки и выпуская вверх замысловатые кольца дыма.

Она молчала, не зная, что сказать. Как рассказать им про Мира? Она не имела представления что можно говорить, а что нет, но чего на точно не хотела – это навредить ему своими словами. Они обвиняли его и его семью в ужасных вещах, но она до сих пор не могла поверить, что все, что написано в их отчетах – правда и что Мир причастен ко всем этим преступлениям. Но даже если это и так, она не вправе судить его… Она не хотела становиться его палачом. Но и врать полиции она тоже не хотела.

– Вас с ним часто видели выходящими из мечети, после пятничной проповеди.

Снова произнес следователь, решив упростить ей задачу.

– За мной следили?

Только и смогла спросить она, удивленно вскинув брови.

– Спецслужбы следят за твоим дружком уже несколько месяцев. Он у нас под колпаком и его арест – это только вопрос времени. Так что, можешь говорить все как есть.

Она молчала довольно долго, лихорадочно подбирая слова и беспокойно ерзая на стуле, со скованными за спиной руками.

– Мы познакомились случайно. Я сидела на скамейке напротив мечети и вдруг он подошел сзади…

Запинаясь и путаясь в словах, она рассказала историю их знакомства, убедив себя в том, что ничего компрометирующего Мира в ней нет. Тысячи таких историй случаются в городе каждый день, люди знакомятся, общаются, встречаются, находят общие интересы, сближаются…

– Очень хорошо, и что было дальше.?

Спросил один из следователей, не переставая курить и улыбаться.

– Ничего. Мы просто общались. По пятницам ходили в мечеть, гуляли по набережной или в парке, разговаривали.

– О чем он говорил?

– О религии.

– Конкретнее.

– Он рассказывал мне про ислам. Объяснял некоторые суры из Корана, смысл которых я не понимала. Рассказывал про жизнь и учение пророка Мухаммеда, про его деяния и заповеди.

Она пожала плечами, не видя во всем этом ничего предосудительного.

– Значит, он пытался обратить тебя в ислам. Излюбленная тактика. Просто влюбить в себя девушку мало, ее сознанием удобнее манипулировать с помощью чего-то более глубокого и бескомпромиссного. В этом смысле религия – лучший инструмент. Она дает отчаявшимся надежду, веру во что-то высшее, мотивацию и конечно же оправдание для всех последующих деяний.

С нескрываемой ироний протянул ее собеседник. Мужчины снова переглянулись и хохотнули.

– Что в этом смешного? У нас в стране свобода вероисповедания.

Неуверенно произнесла она, переводя тревожный взгляд с одного на другого.

– А что в твоей новой религии говорится по поводу того, чтобы трахаться с полузнакомым человеком, который вбивает тебе в голову всякие глупости и подбрасывает в рюкзак взрывчатку?

С усмешкой спросил тот, который стоял у окна. Он тоже прикурил сигарету и теперь воздух наполнился густым едким дымом, от которого у нее жгло горло и слезились глаза.

От этих слов, она непроизвольно вздрогнула, заливаясь пунцовым цветом и устремив взгляд в пол.

– Видимо ничего предосудительного ислам в этом не усматривает, раз уж это на благо высшей миссии – взорвать как можно больше иноверцев.

Подхватил другой следователь, встав и неторопливо пройдясь по кабинету. Она не заметила, как он оказался у нее за спиной, обдав тугой струей удушливого голубоватого дыма.

– Я не…

Начала было она, но он резким движением схватил ее за волосы, подняв лицо и заставляя смотреть в глаза.

– Где вы с дружком планировали устроить взрыв? Школа? Больница? Рынок? Магазин? Площадь? Парк?

Она молчала, пораженная его действиями.

– Отвечай, дрянь!

Он вдруг отпустил ее и резко выбросив вперед руку наотмашь ударил по лицу.

– Подумай хорошенько, прежде чем дальше играть с нами. У меня заканчивается терпение.

Из ее глаз мгновенно брызнули слезы, горячие и соленные, они обжигали щеки, скатываясь по шее и капая на одежду. Она судорожно хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле, не в силах найти выход, а сердце сжалось до размера булавочной головки. Когда дыхание восстановилось, она поняла, что бесполезно повторять, что она невиновна, что не собиралась устраивать теракт, что ее просто подставили. Все это уже не имело значение, потому что для них она не человек, для них она сообщница террористов – тварь, которая не достойна жалости.

Дни в камере тянулись непростительно медленно. Или слишком быстро. Этого она никак не могла понять, потому что потеряла счет времени. Только по приему пищи можно было понять утро сейчас или ночь. Целыми днями напролет она ходила из стороны в сторону по замкнутому периметру своей тесной камеры, то и дело натыкаясь на стены. Она была похожа на зомби, пустая кукла, из которой вынули стержень. Вялая и безвольная, но все еще подвижная. Пустой взгляд то и дело упирался в непробиваемые толстые стены, скользил по ним, панически ища выход, но не находил и снова угасал, обращаясь внутрь себя. Иногда ей казалось, что она спит или сходит с ума, ее сознание балансировало на границе реальности. Тогда она ложилась на кровать, закрывала глаза и засыпала. Ей снились сны, такие яркие и красочные, что она не могла отличить их от реальности. Она видела себя в детстве, смело рисуя разные сценарии своей жизни. Она видела себя словно со стороны и стала лучше понимать то, что говорили о ней люди. Они считали ее сумасшедшей. Они показывали на нее пальцем. Они все отвернулись от нее. Они не понимали ее. Впервые за все время она допустила мысль о том, что возможно они были правы. Все кругом были правы, а она нет. Возможно, она действительно была всего лишь игрушкой в умелых руках кукловода. Возможно вся ее непоколебимая вера в одного-единственного человека не более чем мираж, сиюминутное желание спрятаться, убежать от реальности. Но даже если и так – это ее выбор, за который она сама несет ответственность.

Она просыпалась посреди ночи и снова начинала беспокойно метаться по камере, не понимая, где находится и зачем. Ей казалось, что она попала в альтернативную реальность, в матрицу собственного сознания из которого не выхода. Ей казалось, что она заперта внутри собственного тела. Тогда она начинала кричать, чтобы проверить остался ли у нее еще голос, или его тоже отняли вместе со свободой. Потом начинала молиться. Неуклюже шептать молитвы на арабском языке, которые успела выучить, посещая ускоренные курсы арабского языка при мечети. Она постоянно сбивалась, торопливо произнося иностранные слова, непривычные ее слуху и чуждые ее языку. Иногда она смеялась, вспоминая своих друзей, которые теперь ненавидят и боятся ее. Или плакала, вспоминая мамины глаза, смотрящие на нее с молчаливым отчаянием. Лежа холодными бессонными ночами на жестких нарах своей камеры, ее душили беззвучные рыдания, когда вся жизнь, как на кинопленке проносилась у нее перед глазами. Горячие соленные слезы медленно катились по щекам, и она никак не могла их остановить.

Реальность была настольно болезненной, что она изо всех сил старалась выпасть из нее, погружая свое сознание в успокоительные картины прошлого. Закрывая глаза, она грезила наяву и от этого становилось немножечко легче. Ее измученный мозг цеплялся за единственное слово, которое должно быть святым для любого человека «мама», но не находил отклика в душе. Бледные ассоциации сменяли потускневшие от времени картины, в которые она никак не могла вдохнуть необходимые чувства.

Вот она мысленно стоит перед калиткой родительского дома, не решаясь войти и придумывая разные предлоги, чтобы оттянуть момент встречи с родителями. Достает телефон, скользит взглядом по мерцающему в сумерках экрану, желая убедиться, что новое сообщение не пришло. Бросает взгляд на часы, отмечая про себя, что уже поздно, лихорадочно ища предлоги и оправдания для родителей. Но вот дверь в дом открывается и на пороге появляется Эрик. Он сбегает по лестнице и быстро пересекает двор, проходит мимо, даже не взглянув на нее, как будто ее тут вообще нет.

– Мама дома?

Спросила она, не потому, что хотела знать, а чтобы хоть как-то напомнить о себе.

– С каких пор тебя это интересует?

Презрительно бросил брат и быстро прошел мимо, скрывшись в припаркованной у тротуара машине. В следующую минуту она услышала звук двигателя и машины быстро скрылась из вида, оставляя после себя неприметное облако пыли. Она глубоко вздохнула и вошла во двор, медленно поднялась по лестнице и толкнула тяжелую входную дверь. Дом встретил ее обволакивающей тишиной. Она устало сбросила туфли и уже собиралась подняться по лестнице к себе в комнату, радуясь, что осталась незамеченная родителями, но тут из кухни бледной тенью выскользнула мать, встав на стыке тьмы и света так, что ей был виден только ее силуэт.

– Где ты была?

Тихо спросила она и в ее голосе слышалось ледяное спокойствие, словно корабль, свободно дрейфующий в нейтральных водах, вдруг наткнулся на гигантский айсберг, взявшийся непонятно откуда.

– В мечети. Сегодня же пятница, ты забыла. А потом у меня еще был урок по арабскому языку.

Невозмутимо произнесла она, надеясь, что в этот раз обойдется без скандала.

– Урок арабского значит…

Медленно протянула мать и замолчала, уперев руки в бока. Со своего места она не могла видеть выражения ее лица, но по тембру голоса чувствовала, что она близка к тому, чтобы взорваться, как дремлющий столетиями вулкан.

– Мне сегодня звонили из института. – Произнесла мать, понижая голос. – Оказывается ты не появлялась там с прошлой недели.

– Мам, я могу все объяснить…

Начала она, но мать резко перебила ее, не дав договорить.

– Что тут объяснять?! Тебя хотят исключить из института за непосещение! А ведь еще совсем недавно ты была лучшей ученицей на курсе! Да что там на курсе, на всем потоке!

В голосе матери появились истеричные нотки.

– Тебя только это волнует – успеваемость в институте? Но представь себе, на свете есть вещи поважнее этого!

Она пыталась говорить спокойно, но разрушительная буря надвигалась с молниеносной скоростью, грозя смести все на своем пути.

– Меня волнует твое будущее. – Очень тихо и почти спокойно произнесла мать, сбавляя тон. – Помнишь, в детстве ты так мечтала стать врачом? Мечтала помогать людям. Ты лечила кукол, потом нас и подруг. Ты стремилась к добру, строила планы на будущее, хотела сделать карьеру в медицине. Мы с отцом из кожи вон лезли чтобы осуществить твою мечту. Учеба в мединституте стоит денег. Больших денег. Мы с отцом работаем не покладая рук, чтобы дать тебе возможность стать врачом, чтобы обеспечить твое будущее. А что делаешь ты?

Мать замолчала, делая эффектную паузу, но она не нуждалась в продолжении, наизусть зная что она скажешь дальше. Все эти слова она слышала от родителей сотни раз и каждый раз находила аргументы на каждое из их обвинений. Эта перепалка стала своего рода привычкой в их семье, способом общения, доступным только для их понимания.

– Изо дня в день ты рушишь то, чего удалось добиться таким трудом! Твоя успеваемость в институте резко упала с тех пор, как ты стала посещать эту мечеть. А теперь ты еще и прогуливаешь занятия? Интересно чем ты бываешь занята в это время?

Когда последнее слово матери поглотила безликая тишина пустого дома, она сделала несколько шагов вперед, пересекая гостиную и пытаясь пробраться к лестнице, ведущей на второй этаж, но тень матери одним резким движением перегородила ей дорогу.

– Ответь мне Мади! Я жду!

Снова повысила голос мать, провоцируя ее, но она молчала, изо всех сил пытаясь избежать очередного скандала.

– Молчишь! Тебе стыдно даже признаться в этом?! Ну так я скажу вместо тебя. Ты бываешь с ним! С этим ничтожеством, впутавшим тебя во все это дерьмо и забившим тебе голову всякими религиозными глупостями! Чем вы с ним там только занимаетесь?!

Она молча отшатнулась, сбитая с ног столько агрессивным выпадом матери, которая до этого не позволяла себе таких высказываний.

– Возвращаясь домой после очередного свидания с этим животным ты постоянно говоришь о религии, о просветлении, о добродетели, пытаешься убедить нас что посещения этого притона идет тебе на пользу, а сама день ото дня все больше тонешь в грехе и разврате! Ты разрушаешь себя и даже не замечаешь этого! Не говоря уже о том, что ты позоришь нас перед людьми, знакомыми, соседями, родственниками! На твое поведение уже обращают внимания люди и спрашивают меня «что происходит с Мадиной? Она так изменилась последнее время». И что я должна отвечать на это?

Да, моя дочь изменилась, и изменил ее какой-то придурок, связанный с террористами! Он заставляет мою дочь прогуливать институт, носить этот дурацкий платок и посещать сборища таких же дегенератов как сам!

В конце речи голос матери сорвался на крик, в котором отчетливо слышались истерические нотки.

– Хватит мама! Это уже слишком! Я не позволю тебе говорить гадости про Мира! Он мой парень и я люблю его! И он не делает ничего плохого и никуда меня не впутывает. Все что он сделал это открыл мне глаза на этот мир и на многие вещи в нем! Это раньше я была глуха и слепа, не понимала чего хочу и куда иду! А теперь я поняла к чему следует стремиться и какой путь выбрать! В конце концов это моя жизнь и я буду следовать своей дорогой, что бы вы с папой не думали по этому поводу!

С этими словами она оттолкнула мать и бросила вверх по лестнице, стремясь поскорее оказаться в своей комнате, отгораживаясь от внешнего мира толстыми стенами.

Мать еще что-то кричала ей вслед, но она быстро захлопнула дверь, несколько раз повернув ключ в замке и все звуки наконец стихли, погружая ее в спасительную тишину. Она упала на кровать, зарываясь лицом в подушку и сотрясаясь всем телом от душивших ее рыданий и пролежала так очень долго, пока сознание не погрузилось в липкие объятия беспокойного сна.

Теперь, запертая в своей металлической клетке, оказавшись на руинах своей разрушенной жизни и вспоминая каждое слово, сказанное матерью, она понимала ее чувства, ее боль, страдания, отчаяние и шальную надежду спасти ее любой ценой. Сейчас, она стала как никогда близка к родителям, понимая мотивацию каждого их поступка. Было время, когда она всей душой ненавидела родителей, считая, что только они виноваты во всем что с ней случилось, но прокручивая сотни раз в голове всю свою предыдущую жизнь, она на многие вещи стала смотреть по-другому. Ей открылась другая сторона истины, то, чего она не могла видеть раньше. Теперь она поняла за что ее родители так ненавидели Мира, каким он был в их глазах. Стала понимать своих друзей и однокурсников, которые постоянно предостерегали ее и отговаривали от общения с ним, и в конце концов все по одному отвернулись от нее, не в силах что-либо изменить. Только теперь она поняла в кого превратилась и как поступала с людьми, которые ее любили. И только теперь медленно начала понимать кем оказался человек, которого она боготворила и которому безоговорочно верила. Возможно все кроме нее были правы? А может быть просто так сложились обстоятельства. Теперь, когда у нее есть время подумать об этом, это уже не важно. Теперь у нее есть время для раскаяния, которое больше никому не нужно. Теперь она наконец прозрела, но превратилась в ничто… пустое место.

Он нахлынувших лавовым потоком воспоминаний нестерпимо разболелась голова. Она обессиленно опустилась на кровать и стиснула руками голову, яростно массируя виски, словно пытаясь выдавить боль из черепной коробки, но та лишь сильнее впивалась когтями в раскаленный мозг, грозя взорвать его. Она закрыла глаза, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, пытаясь отогнать новые воспоминания, но они словно призрачные тени крались в ночи, отравленными струями наполняя ее сознание и принося новую порцию страданий.