Апологеты ржавого величия

Расстрельное завтра

Ядовитое семя забытого дня проросло гиблым спутником, рушащим счастье. И живёшь ты, не зная, какой же сорняк вдруг лишит всех надежд, мигом вызвав напасти. Ведь счастливое детство твоё – только сон, что собой закрывает расстрельное завтра. Перестал инородным быть старый патрон

(он теперь часть тебя, ТВОЕГО минотавра).

Ты не сделаешь мне больно

Ты не сделаешь мне больно: я в кольчуге

из мозолей, шрамов и потерь.

Даже если вдруг распустишь руки,

пред тобой – невидимая дверь,

Даже если отхлестаешь словом,

я недосягаема, окстись!

Только потому сейчас здорова,

что от взрывов улетала ввысь.

Брось меня

Глаз у тебя – сибирскою язвою чёрной,

А жизнь моя стала как-то вдруг безоконной.

Вся я – в тебе: центробежность нелепой напасти.

Счастье такое большое – сидеть в тёмной пасти.

Это любовь? Нет, немое больное внушение.

Брось меня, брось – и найду, я, похоже, спасение.

Но на Земле так мало Неба

Когда душа омыта Небом,

порою ничего не надо.

Грехи не тащатся вновь следом,

совсем не та тогда награда.

Когда душа омыта Небом

(а это редко ведь бывает),

Подчас не нужно даже хлеба,

и жадность тела отступает.

Но на Земле так мало Неба

(иль просто ты о нём забыл).

Ты видишь Небо, где б ты ни был,

да редко с ним в объятьях плыл.

Только со мной не ложно

Я не хочу помнить,

Ты забывать не хочешь.

А ведь была в короне

Я лишь на три ночи.

Будет тебе душно

После чужих, подменных.

Только теперь беруши

Строят меж нами стены.

Стала я вдруг богиней:

В святости недотрога.

Коитусы – в могилу,

Коль не фальшива строгость.

Ты оценил так поздно…

Что же, бывает часто.

Но я теперь морозна,

Нынче к тебе бесстрастна.

Тешишь себя, что игры.

Нет! Игры были прежде.

Кажется, нет той силы,

Что укротит нежность.

Страсть утолится скоро

В ручках других, надёжных.

Только ведь я не морок,

Только со мной не ложно.

Словно губы, зашиты дни скорбью

Намагнитился день на сто тысяч причин убежать от себя в пустое. Словно в питерском парке "Кричи – не кричи", не отыщешь в душе волевое. Дни по струнке идут, будто рота солдат. Словно губы, зашиты дни скорбью. Друг, ты не виноват, вовсе не виноват, что житуха твоя – глупой дробью. Обеспечил задраенность кроличьих нор ежедневник. Не думать, не думать! Совесть – глупый укор, очень глупый укор:

можно это подальше засунуть.

Домой

Я чужая здесь, да, чужая,

не мои эти двор и дом.

Я в душе себя провожаю

на далёкий аэродром.

Не моя эта песня вечная,

не мои шутки эти и смех.

Где же, где же сума заплечная,

как уйти, скажи, без помех?..

Не моя эта улица скучная,

а моя – далеко-далеко.

Мне обрыдло уже неразлучное,

но домой сбежать нелегко…

У души теперь назначение

Всё для тела. Душа – развлечение

(как игрушка, теперь душа).

У души уже назначение -

жить почти совсем не дыша.

И ходить ей, бедной, на цыпочках,

не тревожа покров химер.

Порвалась-то с боженькой ниточка:

не у дел теперь, не у дел.

Почему-то жаль, не подруженьки

(тело атмана предаёт).

Эти алчные, злые рученьки

под контроль лихое берёт.

Стихи как вопрос

Стихи – это жирный вопрос,

которой мне время ставит.

Стихи – такой вот барбос,

который меня выгрызает.

И я их пишу, пишу…

зачем, и сама не знаю.

Я уголья всё ворошу

и что-то из них раздуваю.

Яжемать

Яжемать. Автомобиль. Осанка.

Для неё ребенок, как трофей.

Почему-то возгордилась мамка

И, как флаг, несёт с собой детей.

Яжемать… Пускай была чайлдфри, но…

Кто об этом помнит-то уже?!

В соцсетях – умильною картиной:

Яжемать не ходит в неглиже.

Яжемать! Плывёт, других не видя,

Если с чадом вышла погулять,

Расступись! Всех напугает злыдня,

Если ей чего-то недодать.

Руки – с маникюром (молодчина!):

Бабушки… А как не подменять?

У неё же есть ещё мужчина…

Но на первом месте – яжемать!

И какой же подвиг совершила

Та, чьё назначение – рожать?

Нет его! Но "общество" решило,

Что должны ей все. Ведь: "Я же – мать".

Верность родине несчастной

Нас в кино играют чужаки,

И порой талантливо играют.

Исподволь внушают: дураки -

Те, кто ничего не достигает.

Что такое это "ничего"?

Верность малой родине несчастной.

Только нет давно здесь моего

Из-за жизни чужака прекрасной.

Ох, как научились убеждать:

Вы, лохи, не стоите ни цента.

На три буквы хочется послать

В "ящике" сидящего доцента.

Украла вода

Вода нам дала, вода и взяла, но я не хочу так. А кто же спросил? Но жизнь часто зла и нам оставляет пятак. Ведь есть только миг, всё правильно, да. Но счастия крик украла вода. Не верю я в ад. в чистилище – да. Божественный клад

украла вода.

Бросаю первая

Говоришь мне, что я стерва,

потому что не бросил первый.

Ты не верь им, наивный мальчик,

ведь бросая всегда плачу.

Ухожу, потому что больно,

ведь не камень-то краеугольный

Я уже в судьбе того, кто был дорог,

но теперь почему-то ворог.

Потому что уже душно,

оттого что стало натужно.

Лучше так, чем дурные маски,