Семь Хвостов Страха

Погоня

Это была летняя тихая, лунная ночь. Теплая. Ясная. В такую только и гулять, да дышать воздухом. Потому Андрей не поехал на машине с друзьями домой, возвращаясь из местного, сельского клуба. Решил дойти пешком – тем более, что и жил то не так уж и далеко. Но…

Но все-же черт его дернул срезать путь через местное старое кладбище. Хотя, почему черт? Андрей ведь не в первый раз возвращался этой дорогой, не в первый раз проходил через это кладбище. Ходил через него днем, бывало и вот так же – по ночам.

Но сегодня, стоило лишь ему пройти через ворота, ступить на территорию огарьковского кладбища, как ему вдруг стало как-то неспокойно. Нет, не оттого, что было тихо – наоборот, он слышал пение и крики ночных птиц. Просто… Неспокойно ему стало, вот и все.

И пусть он продолжил свой путь, что-то словно также продолжило не давать ему покоя, словно силой заставлять вглядываться в стоящие на могилах, мимо которых он проходил, кресты, могильные плиты, сами холмики земли, под которыми покоились люди. Какие-то он видел много раз, какие-то из них поросли травой, какие-то – даже частично просели от времени. Но была и парочка свежих. Свет луны сегодня был особенно ярок, и парень видел все чуть ли не как днем. И потому легко приметил их. Но особенно его взгляд зацепила лишь одна. Ведь на ней, кроме цветов и венков, лежала…

Сумка.

Обычная, небольшая. С длинной лямкой. Но отчего-то словно притягивающая к себе чужой взгляд. И не только взгляд. Андрей словно чувствовал, как она зовет его к себе, как его руки чуть ли не чешутся от желания потрогать ее, открыть, заглянуть внутрь.

И даже зная, что нехорошо вот так трогать чужие вещи – да еще лежащие на могиле, – он не удержался, и, открыв калитку оградки, что ограждала эту новенькую могилку, чуть ли не подбежал к заветной сумке. И, лишь мельком взглянув на крест, что был у могилы, и не увидев на нем фото покойника, принялся рыться в ней.

И чуть ли не задохнулся от восторга.

«Вот это да! Вот это находка!».

Ведь нашел в сумке ни много, ни мало, а целых сорок тысяч рублей!

Кто-то расщедрился и оставил их покойнику. Которому эти деньги были явно совсем ни к чему. А это значило, что они либо сгнили бы со временем вместе с сумкой, либо же кто-то еще нашел бы их и забрал себе. Так отчего-же оставлять эти деньги другому счастливчику? Возможно, даже бомжу, что потратит деньги на «пропой души»? Уж лучше Андрей заберет их – помянет того, кто тут похоронен, – а оставшиеся деньги потратит на что-то действительно важное, необходимое ему?

Да, так однозначно было лучше всего. И, только сейчас заволновавшись, что его может кто-то заметить, Андрей воровато оглянулся по сторонам, и, никого не увидев – лишь все те же кресты, оградки, могилки, да несколько чахлых деревьев, выросших тут, – спешно свернул пятитысячные купюры и запихнул в карман своих джинсов. И, довольный, поспешил убраться подальше от этой могилы.

Он продолжил путь к выходу с кладбища. На сердце у него теперь было веселей, теплая лунная ночь грела тело, деньги в кармане – душу. И даже терзавшая его тревога испарилась, словно дым. Парень весело шагал мимо могильных оградок, по дорожке, что петляла, вела его к выходу. Андрей даже насвистывать принялся – так ему было хорошо!

Он уже мечтал, на что потратит найденные деньги…

Как вдруг споткнулся. И отчего-то вновь ощутив тревогу, оглянулся – посмотрел прямо туда, в ту сторону, где оставил пустую сумку и свежую могилу. И даже дрогнул, заметив, вроде бы около нее, чей-то темный, высокий силуэт.

Человек? Пришел проведать покойника так поздно? Или кто-то вернулся за деньгами?

Андрей узнавать это был не намерен. И, развернувшись, шустрее зашагал вперед. Он ведь просто идет домой – он мог не видеть сумки, мог не брать денег. Так он ответит, если этот некто решится догнать его, и начать задавать вопросы. А если не отстанет – ему можно будет и в бубен дать!

Да, парень не боялся, что незнакомец попробует бросится с ним в драку. Андрей был не маленького роста, крепкого телосложения и драться – драться давно привык и без скромности мог заявить, что у него это неплохо получалось. Так что – нападения этого человека не боялся. Но что-то неуютными тисками страха все сильней и сильней начало сковывать его сердце, гнать его вперед все быстрей. И к воротам кладбища он уже чуть ли не подбежал. И снова обернулся.

Просто инстинктивно? Или в надежде никого позади не увидеть?

Но он увидел. Увидел стоящего в свете луны, немного позади него, меж оградок высокого парня. Он четко видел его крепкую фигуру, одетую в черный, какой-то слишком официальный костюм, четко видел волосы цвета соломы. Такие были и у самого Андрея. А вот лица незнакомца, как не старался, рассмотреть у Андрея не получалось. Словно… Словно не было его и все тут!

Но при этом Андрей словно кожей ощущал его холодный, недружелюбный взгляд. Ощущал от этого незнакомца – от самой его позы, даже того, что он молчал, – опасность и угрозу.

И пусть Андрей был и не из пугливых – сам кого хочет напугает! – в этот миг ему вдруг сделалось действительно и окончательно жутко. Но, в душе у него все-еще теплилась искра надежды, что этот некто – просто чем-то, разозленный простой парень, что, как и Андрей, решил пройти через территорию кладбища, чтобы добраться куда-то. Не хозяин тех денег, что он украл. И что он отстанет от него, стоит Андрею только выйти за пределы кладбища и пойти своей дорогой. И потому парень поспешил это сделать. И чуть ли не бегом выскочил за ворота.

За воротами была тропинка, что вела к асфальтной дороге, что, окруженная чистыми полями, вела прямо к домам села Огарьково. Там жил Андрей. И туда ему надо было попасть. Но если обычно он спокойно шествовал по этой дороге, добираясь домой – то теперь буквально летел вперед, желая поскорее добраться до жилых домов, до других людей.

В темноте гулко раздавались его шаги. Каждый удар подошвы кроссовок об асфальт. Лишь его шаги, лишь его прерывистое дыхание. И через какое-то время Андрей перестал бежать, перешел на шаг и уже, почти успокоившись, решил оглянуться. Чтобы окончательно убедиться, что за ним никто не идет, чтобы совсем успокоиться.

Но…

Он чуть не заорал от страха. Ведь когда оглянулся – тот человек вновь был немного позади него. Стоял все в той же позе. Все также точно смотрел на него. Смотрел и молчал. Был так близко…

Но как так вышло? Андрей же не слышал его шагов! Лишь свои, что так громко разносились в темноте!

Неужели призрак? Что ему нужно? Те деньги? И если он догонит Андрея – он заберет их? Лишь их или что-то еще?

Парень уже едва стоял на ногах. Его трясло. От страха и холода ветра, что вдруг сорвался словно из неоткуда. И у него уже начинали путаться мысли. Мутило от простого желания, чтобы еще хоть кто-то показался на дороге, что вела от кладбища к сельским домам. Что бы кто-то сейчас тоже шел домой и встретился Андрею, чтобы просто кто-то проехал на машине мимо.

Спас его…

От ужаса и этого… Этого. Этой нечисти, которой Андрей вряд ли сам сможет что-то сделать. Он мог лишь вновь попытаться убежать. И, с трудом заставив свое тело двигаться – двигаться вновь, – Андрей снова бросился вперед. Помчался так быстро, словно сам хотел стать ветром. Стремясь скорее оказаться уже у домов, серые силуэты которых уже показались впереди.

Но когда человека кто-то преследует, когда человек знает, что что-то есть за его спиной – не оглянуться, чтобы проверить, как далеко тот, кто гонится за ним, очень тяжело. Тяжело бороться с этим желанием. И Андрей – не смог. Не устоял. Оглянулся вновь. И чуть ли не рухнул от отчаянья на асфальт.

Ведь тот человек – тот призрак? – все-еще был за его спиной. И поза его ничуть не изменилась. Как и явное желание вернуть свое.

«Да к черту все!» – мысленно чуть ли не взвыл парень и, одним движением достал из кармана злополучные деньги и швырнул их в сторону своего преследователя, закричав срывающимся от усталости и страха голосом.

– Забирай! На, бери! Только отстань уже от меня!

И снова побежал вперед. Точнее, отбежал немного. И вновь обернувшись – увидел своего преследователя уже прилично позади себя. Он стоял там, где упали деньги. Так Андрею показалось. Но когда он посмотрел на дома и вновь – назад, – позади него уже никого не было.

Тот человек – тот призрак, – он исчез. Точно исчез, а не спрыгнул в овраг у дороги. Тогда бы его было все-рано видно. Ведь ночь по-прежнему была ясной и почти все было видно в свете луны, а спрятаться – спрятаться в этом месте было просто не где. Вокруг дороги – было чистое поле. А трава не была такой высокой, чтобы скрыть даже пригнувшегося человека. А ближайшие деревья были у кладбища и дальше – у домов.

Так что он просто исчез. Этот призрак. И у Андрея не было и капли желания проверить, забрал ли он свои проклятые деньги.

Он облегченно – чуть безумно, – засмеялся, провел рукой по волосам. И даже чувствуя, как вновь становится теплее, был просто счастлив, что все, похоже, наконец закончилось. И, не оглядываясь, сделал шаг назад – в сторону домов. И тут-же позади него ярко вспыхнул свет фар, и последним, что он услышал – был визг шин по асфальту…

***

– Он просто появился на дороге! Появился словно из неоткуда! – кричал водитель фуры, когда ему заламывали руки работники вызванного кем-то ГАИ. – Никого не было! А потом он – раз и тут как-тут! Я просто не успел, не смог затормозить!

И посмотрев чуть ли не безумным взглядом по сторонам, на свою фуру, на машины ГАИ, на машину скорой, в которую уже грузили поломанное, окровавленное тело, накрытое простыней, зацепился взглядом за плачущую женщину, что цеплялась за руку, свисающую из-под этой простыни, и снова закричал, забившись в чужих руках.

– Я не хотел! Я правда его не увидел! Не знаю, откуда он взялся! Но я готов заплатить! Вам! Вы же его мать? Я хочу заплатить! Вам! За то, что натворил! Возьмите деньги! Они вам будут нужны! Я отдам вам их! Их немного – но я отдам вам их прямо сейчас! Сорок тысяч… Они там, в сумке в моей машине…

Не будешь слушаться – Путилиха придет

В деревне жила ведьма. Ну, так ее называли взрослые – так о ней говорили и своим детям. Пугали даже ею.

«Не будешь слушаться – Путилиха придет!» – так говорили они.

А – да, – ведьму звали Путилиха. И все давно уже забыли, как ее звали на самом деле. Да и она не спешила делиться этим. Ну зовут ее Путилиха, ну и ладно. Главное, чтоб пить не мешали.

А – да, – еще она была жуткая алкашка. Всегда ходила нетрезвой, дом ее почти развалился, ограда – поросла сорняком в человеческий рост. Но росла в ее ограде большая, раскидистая яблоня. И на ней каждое лето росли такие большие и сладкие яблоки, что даже страх перед ведьмой не мешал детям периодически лазать на ее территорию, чтобы утащить этих яблок. Хотя бы немного. Но стоило ей заметить их, крикнуть – и ребятню не только с дерева, но и из ограды ведьмы как ветром сдувало.

Ведь дети, пусть со временем и переставали верить, что она ведьма – ведь она никому ничего не делала, да и ни за кем из непослушных ребятишек, вроде, так ни разу и не пришла, – отчего-то продолжали ее бояться. Может их пугал ее вечно потрепанный наряд, дурной запах, что всегда исходил от нее, а может и злой взгляд опухших глаз? Может быть. А может они просто боялись ее интуитивно, как действительно кого-то опасного и не похожего на других взрослых. Тоже может быть. Но как бы то ни было – для всех деревенских ребятишек Путилиха всегда оставалась самым страшным существом в этом мире. Они боялись ее.

И Ленька боялся. И, как и все, лишь завидев на улице бредущую в его сторону знакомую сгорбленную, шатающуюся фигуру, стремился убраться от нее подальше. Но также, как и многие, уже давно не считал ее ведьмой.

И, пусть и боялся, но продолжал каждое лето таскать с ее яблони сочные яблоки. Периодически всячески шкодить.

И Путилиха за ним не приходила.

***

Канун Рождества. Уже вечерело. Родители Леньки и его старшей сестры Светки ушли в гости. Света собирала по дому какие-то безделушки, как сказала любопытному брату – которые пригодятся для гадания. Она ждала прихода подруг, с которыми они и договорились собраться, погадать, да просто весело провести время. Леньке же до их девичьих дел не было никакого дела. Пусть хоть на головах ходят, лишь бы ему не мешали. Он смотрел ужастик. Про другую девочку – девочку из колодца. И пусть совсем не боялся – так и представлял, что сделал бы, вылези эта пакость сейчас к нему из телевизора.

«Подстриг бы сперва» – подумал он, когда хлопнули двери и дом наполнился звонкими девичьими голосами. И пусть ему и правда было совсем не интересно, что-же они такого будут делать, как гадать, на кого, и пусть он совсем не волновался, что они помешают ему смотреть фильм – ведь сестра обещала, что они пойдут делать это в баню, – он все-же невольно прислушался к их разговору, и среди обычной болтовни о девчачьих глупостях, услышал встревоженное:

– Лен, а тебя разве родители не наказали?

– Наказали, – честно ответила лучшая подруга Светы – хохотушка и болтушка Леночка. Она и теперь хихикнула, словно просто не могла удержаться и, хотя бы иногда говорить серьезно. И добавила, не то насмешливо, не то язвительно. – И даже дома велели сидеть. Но кто ж за мной уследит? Они по гостям, и я – шмыг в окно и уже тут! А, погадаем – я шустро вернусь, они ничего и не заметят. И Путилиха их за мной не придет.

– А они что, все еще пугают тебя этой старой дурой? – засмеялась еще одна девочка из компании Светы. Как ее зовут – Ленька отчего-то не помнил. Но веселье ее вполне разделял. Ведь неужели родители Ленки всерьез думали, что эта старая страшилка удержит их дочь дома? Да ведь она даже его не удержала бы, пожелай он, наказанный, куда-то удрать!

Вот и ее не удержала.

И, едва ли теперь не смеясь, Лена произнесла, очень стараясь подражать кому-то:

– Сиди дома, никуда не ходи! А не послушаешься – Путилиха за тобой придет!

После чего раздался смех нескольких девчонок – да что, нескольких, там явно засмеялись все, – после чего они вновь принялись говорить о своих «женских штучках» и Леньке стало не интересно дальше слушать их. А потом – снова хлопнули двери и в доме стало тихо. Только телевизор продолжил издавать звуки, играла музыка, говорили или кричали герои ужастика. Но Ленька остался в доме один.

Что, впрочем, его вполне устраивало.

Он смотрел фильм. Смеялся над страхами героев, как они не могут справиться с одним лишь, совсем не страшным на его взгляд, волосатым призраком девчонки, с наслаждением ел пирожки, что еще утром приготовила мама. И строил теории, чем же все в фильме закончится.

Но когда действие картины подошло к финалу – с улицы вдруг донеслись громкие девичьи крики. Они прозвучали – и мальчик чуть пирожком не подавился. Так внезапно они прозвучали, и такими жуткими были. Словно девочек кто-то резал.

«Что они там такое творят!» – немного испуганно, немного раздраженно подумал Ленька и, пусть и неохотно, но встал с дивана, чтобы выйти и узнать это, как дверь дома распахнулась и внутрь, окутанная клубами морозного пара, буквально ворвалась Светка. Вся…

В крови.

Но, когда брат подбежал к ней, сразу понял, что кровь не ее. Но при этом сестру трясло, по ее щекам градом котились слезы, а взгляд – взгляд был такой, словно она в один миг лишилась рассудка. И не успел он еще спросить – что же случилось и отчего девочки на улице продолжают кричать? – как она взглядом, да и руками, вцепилась в него и, заикаясь и едва справляясь с рыданиями, буквально выдавила из себя:

– Там… Там… Путилиха пришла…

«Какая Путилиха? Что?».

Его сестра явно тронулась умом. От того, что там случилось…

В бане? На улице? Ленька должен был знать наверняка. И, пусть и с трудом, но вырвавшись из рук сестры, бросился за дверь. На улицу. В чем был, на лютый мороз. Но холод – этот зимний холод, – он почувствовал лишь сперва. А потом, от того, что предстало пред его глазами – мальчишке стало уже совсем не до легкого теперь, как ему показалось, морозца. Ведь он увидел…

Нет, не страшную ведьму, и даже не спятившую алкашку, пришедшую к ним с ножом или топором, которую еще мог ожидать. А огромную черную свинью, что, вцепившись кривыми клыками Лене в плечо, таскала несчастную девчонку по двору. Прямо как соседский пес совсем недавно тряпичную старую куклу.

Лена кричала. Пыталась отбиваться от твари, но куда там – та мертвой хваткой вцепилась в нее, и была действительно такой большой и жирной, что хрупкой тощей девчонке ни за что было не справиться с ней. Да и от ужаса, боли и потери крови Леночка уже наверно мало что соображала. А крови…

Крови она потеряла много. Леньке показалось, что весь снег перед домом покрыт ее алой кровью. И ее будет еще больше, если Лену не спасти от свиньи, что явно вознамерилась оторвать несчастной своей жертве руку. И пусть Леньке и было страшно – да что там, от открывшейся ему картины, он ненадолго буквально застыл на месте от ужаса! – он не мог, не смел этого допустить. Ведь был пусть и маленьким, но мужчиной. А отец учил его, что мужчины должны защищать слабых, попавших в беду. Да и…

Кто бы помог теперь Лене, если не он? Явно пыталась Светка – ведь иначе отчего была бы в крови? – но она не смогла ей помочь. А остальные девочки явно разбежались от страха. А взрослые…

Дом родителей Леньки и Светы стоял на отшибе – дальше от остальных. И если крики Лены кто-то и услышал, если остальные девочки позовут на помощь, взрослые вряд ли уже успеют ей помочь. Значит ее должен был спасти он, Ленька! И, едва сумев совладать со своим страхом, он огляделся, постаравшись поскорее придумать, что же сделать со страшной зверюгой, что пыталась порвать девочку на куски и пока не обращала на него внимания. И почти сразу его взгляд зацепился за открытую дверь бани…