На роду написано

© Давыдов Борис, 2023

© Оформление. Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

От автора

Я пишу не с целью показать добро и зло и непременную победу первого над вторым. Нет, я ищу своих героев среди людей неординарных, живущих так, как подсказывает им собственная сущность.

Считал и считаю: нельзя писать в угоду сегодняшнему дню, желая кому-то понравиться.

Борис Давыдов

Глава 1

Подруги

Две подружки-одноклассницы жили в небольшом, молодом по историческим меркам городе. После окончания восьмого класса пути их на несколько лет разошлись: Снежана Земцова поступила в педучилище, а Эмма Абрикосова – в торговый техникум. Успешно окончив их, подруги стали работать в своём родном городе: Снежана – учителем начальных классов в средней общеобразовательной школе, Эмма – товароведом в торговом объединении.

У Эммы, в её девятнадцать с половиной лет, всё ещё не было парня: пока никто не смог её обаять. Природа не поскупилась на внешность девушки: густые приподнятые брови, удивительные карезелёные глаза, две тёмные косы, опускающиеся на грудь. Ну и яркие губки, напоминающие аленький цветок. В довершение всего у неё были округлые бёдра, достаточно развитый бюст и красивые ноги с полными икрами.

Когда приглашённая Снежаной Эмма пришла на школьный новогодний бал, каждый мужчина старался привлечь к себе её внимание. Но ей в этот праздничный вечер пришёлся по душе учитель физкультуры, Максим Муханов, молодой зеленоглазый шатен выше среднего роста и крепкого телосложения. Ему же Эмма не только приглянулась, он с первого взгляда влюбился в неё. Правда, до этого тайно симпатизировал Снежане, очаровательной блондинке с ярко-синими глазами и ухоженными длинными волосами. Но его нерешительность и Снежанина скромность – именно это, скорее всего, и помешало им подружиться. Эмма, напротив, повела себя так, как будто знакома с Максимом много лет. Они и танцевали, и непринуждённо беседовали. Потом, целуясь в одном из классов, Максим почувствовал, что девушка готова и на большее, чем поцелуи, но боялся сделать решительный шаг.

А бояться было из-за чего: в седьмом классе он сильно ударился причинным местом, когда на уроке физкультуры с разбега прыгал через коня. Второй раз стукнулся в десятом классе – ему захотелось козырнуть перед девушками, – после чего минут двадцать не мог подняться. И с тех пор он почувствовал в себе некую неполноценность, на первых порах не вполне осознавая серьёзность ситуации.

Позднее, будучи студентом Ленинградского института физической культуры имени П. Ф. Лесгафта, он попытался сблизиться с однокурсницей – не получилось. Вторая попытка тоже не удалась. И теперь, когда познакомился с Эммой, назойливая мысль, что и с ней может опозориться, пугала его.

Максим Муханов, кстати, тоже был родом из этого города, точнее из деревни, расположенной в пригороде. Он ещё старшеклассником имел второй взрослый разряд по нескольким видам лёгкой атлетики. А по самбо и боксу у него был первый разряд. В общем, готовился стать достойным учителем физкультуры и стал им.

Между тем за Эммой на том же новогоднем вечере взялся ухаживать заместитель директора школы по учебной части, Лукьян Андреевич Новиков. Ему было тридцать лет, к этому времени он с отличием окончил механико-математический факультет университета, потом аспирантуру, где получил учёную степень кандидата физико-математических наук. Ему поступило немало заманчивых предложений, но он остался преподавателем в университете, а позднее перевёлся на должность завуча в школу родного города. Перешёл, польстившись на двухкомнатную квартиру. Кроме того, после увольнения директора школы, женщины предпенсионного возраста, Лукьяна обещали поставить на её должность. Небольшую двухкомнатную квартиру он получил, а в ближайшее время должен был получить и повышение. По поводу того, что он не женат, одна учительница как-то пошутила: «Зачем ему жена, если у него целая дружина из женщин, выбирай любого цвета и наружности. Тем более, на него заглядываются не только холостячки…»

Лукьян как мужчина и в самом деле был привлекателен: широкоплечий брюнет среднего роста, с бакенбардами и вьющимися волосами, зачёсанными назад. Но особенно женщин прельщали его усы щёточкой. Когда на официальных мероприятиях он вручал кому-то похвальную грамоту либо иной подарок, почтительно приложившись к женской ручке, награждённая потом говорила в кругу коллег:

– Его усы как будто не к руке прикоснулись, а к самой душе, та-а-к приятно.

Вскоре после Нового года Снежана предупредила Эмму:

– Эмуля, будь осторожнее с нашим Лукой, а то он быстро тебя в постель уложит. Говорят, если он на кого-то глаз положил, значит, всё – пиши пропало.

– Тебя он уже укладывал?

Снежана небрежно махнула рукой:

– Меня он стесняется почему-то. Думаю, из-за того, что я очень приметная: в школе за мной многие мужчины приглядывают, ревнуют.

– И со мной у него ничего не получится.

– Смотри, моё дело предупредить.

Тринадцатого января Эмме позвонил Лукьян и пригласил её встретить старый Новый год в его холостяцкой квартире.

– Эммочка, но прежде чем сесть за стол, я предлагаю вечерком прогуляться, подышать свежим воздухом…

Лукьян ещё в Новый год покорил девушку, к тому же её с юных лет тянуло к мужчинам намного старше неё.

В восемь вечера они встретились в условленном месте. Погуляв по городу более часа, поговорив (Лукьян оказался интересным собеседником), пришли в его квартиру. Раздевшись в прихожей, вошли в комнату, служившую гостиной. На столике стояла бутылка шампанского, коньяк, фрукты и тарелочки с закусками. Усадив гостью в кресло, Лукьян открыл шампанское и, наполнив бокалы, спросил:

– Может, коньяка по пять капель добавим? Получится эксклюзивный коктейль.

Эмма засмеялась:

– Давай для пробы.

Лукьян плеснул в шампанское не пять, а около десяти капель, на что девушка обратила внимание.

– Лукьян, не увлекайся, – ласковым тоном попросила она.

– Эмулечка, это ты меня увлекла, причём с первого взгляда. А я могу рассчитывать на взаимность?

Девушка, чтобы скрыть смущение, сделала несколько глоточков коктейля. Мужчина заметил её замешательство и, отпив из бокала, подошёл к серванту. Включив магнитофон, из которого полилась лёгкая музыка, снова сел в кресло.

– Эмулетик, надеюсь, музыка настроит тебя на праздничную волну.

Буквально через несколько минут Эмма уже весело смеялась, услышав новый анекдот. У Лукьяна, как и у многих ловеласов, были свои, отработанные методы по обольщению прекрасного пола. Он заговорил о любви, о том, что готов предложить девушке руку и сердце. Она лишь отнекивалась, говорила, что пока не думает о замужестве.

Лукьян в обольщении девушек любил не столько финал, а сколько сам процесс – волнующий, щекочущий нервы. Танцуя, он почувствовал в своей партнёрше заметное волнение. «Этой девочкой, как мне кажется, никто не занимался всерьёз. Или я ошибаюсь? Наверное, ошибаюсь, потому что в Новый год она чересчур свободно себя вела. Правда, глаза – в них и тогда, и сегодня сквозит что-то такое… безгрешное. А на лице непонятная тревога, как будто боится чего-то. Чего?»

Когда Лукьян выяснил, что Эмма незнакома с французским поцелуем, то предложил дать ей мастер-класс. Получив неожиданное согласие, усадил девушку на диван, сам сел рядом. И начались поцелуи, сопровождаемые короткими советами. Начав с дразнящих поцелуев, Лукьян приступил к более активным действиям. А почувствовав, что привёл девушку в возбуждённое состояние, прошептал:

– Эмулетик, талисманчик мой, давай продолжим поцелуи на кровати.

Взволнованная, с пылающим лицом и алеющими ушками, девушка согласно кивнула.

Постель у холостяка была предусмотрительно разобрана – он был уверен в своём успехе. Эмма поначалу вела себя скованно. Но «педагогический» опыт и искусные ласки в конце концов сделали своё дело. И девушка, освободившись от невидимых оков, впервые почувствовала то, от чего как будто заискрило в мозгах, а бурные эмоции, казалось, заполнили всё тело.

Когда острота ощущений притупилась, они приняли душ и прошли в гостиную, сев в кресла.

– Лукьян, – доверчиво глядя на него, произнесла Эмма, – я никак не думала, что окажусь с тобой в постели. А видишь… Или я слабая оказалась?

Мужчина встал, подошёл к девушке и опустился перед ней на колени.

– Эми, – зашептал он, целуя то левую её ногу, то правую, – какие у тебя картинные ножки-бутылочки, а какие сладкие коленочки, а выше…

– Лукьян, мне очень нравятся твои ласки, но это потом. А сейчас ответь мне.

– Отвечаю: ты не слабая, а наоборот – сильная и смелая. И признаюсь ещё в том, что я всерьёз тебя полюбил. И полюбил за то, что до меня ты была безгрешным ангелочком с мощным внутренним потенциалом.

Эмма улыбнулась:

– Я хоть и молодая, но слышала, что вы, мужчины, умеете льстить женщинам, когда вам это надо.

– Эмуля, я говорю чистую правду.

– Лукьян, я коньяка хочу.

– Эми, моя девочка…

Она вдруг весело засмеялась. Лукьян удивлённо взглянул на неё.

Эмма, смеясь, сказала:

– Луканя, какая я девочка? Всё, пропали лютики. И… извините, женишки, теперь я женщина. – Она опять засмеялась.

Выпив и закусив, мужчина усадил юную любовницу на диван.

– Эми, скажу честно: я восхищён тобой. И если бы не знал, сколько тебе лет, я бы подумал, что тебе…

– Луканя, я действительно чувствую себя лет на тридцать, это как минимум. И у меня такое ощущение, что ты у меня не первый.

Мужчина воскликнул полушутливым тоном:

– Да ты что, Эми! Неужели я ошибся? А как же мои глаза, которые видели… а ощущения, которые не описать словами.

Она захохотала, запрокинув голову. Успокоившись, сказала:

– Лукьянушка, ты подарил мне счастье и самые что ни на есть сказочные ощущения. И теперь я навсегда твоя, даже если замуж выйду.

– Ты серьёзно?

– В этом можешь не сомневаться: стоит тебе лишь позвонить – и я сразу же побегу в твою квартиру.

– Эмулька, девчоночка моя родная, ты нравишься мне всё больше и больше. Прыгай на меня, и побежали в кроватку.

Смеясь, «девчоночка» вскочила с дивана, а уже в следующую секунду повисла у мужчины на шее.

– Боже ж мой, как ты умеешь распалить…

На следующий день Эмма пришла к Лукьяну. Он сначала расцеловал её, потом раздел и провёл в гостиную. Там они пили сухое вино, и умелый рассказчик, сделав многозначительную паузу, стал говорить девушке комплименты, нахваливая за ум и отсутствие предрассудков.

Увидев на её лице подкупающую улыбку, разоткровенничался:

– Знаешь, я пахарь по природе и люблю работать так, чтобы ногтям было жарко. Не хвалясь скажу: если бы я остался работать в университете, то в перспективе мог стать известным учёным. Но мне нравится работать в обычной школе, в тесном контакте с простыми людьми.

Лукьян вдруг взял девушку под руку и повёл в спальню.

– Сейчас, Эммочка, я буду обучать тебя искусству любви…

Спустя полчаса, отдыхая в постели, девушка сказала:

– Лука, мне ещё в шестнадцать лет хотелось стать женщиной, потом ещё и ещё, но каждый раз кто-то мешал. И только вчера я поняла: как здорово, что до сих пор осталась целёхонькой. И какое счастье, что именно ты мне встретился.

– Я думаю так, моя девочка: ты родилась под счастливой звездой. А это значит, что твоя звезда и в будущем будет тебе помогать. И я готов тебе помогать. Обращайся ко мне в любое время и по любым вопросам. Хорошо?

– Я буду гордиться, что у меня появился учёный друг.

– Не только друг, но и любовник.

– Лука, мне неудобно говорить об этом, но скажу: я так сильно в тебя втюрилась, что мечтаю всю жизнь с тобой встречаться.

– Тогда выходи за меня замуж.

– Не обижайся, я не хочу, чтобы мой муж имел женщин на стороне.

– Мне немножко обидно, но… не всё потеряно.

Девушка обняла Лукьяна, поцеловала его.

– Я боюсь, мой учитель, что ты разбудил во мне джинна, который до этого дремал. И я уже чувствую, как он начинает меня беспокоить. Что с ним делать?

– Я разбудил в тебе не джинна, а женщину, которая до этого многого не знала. И твоя главная задача сегодня – это научиться управлять собой, особенно – непотребными мыслями…

Глава 2

Замужество. Супружеская измена

Начиная со старого Нового года, Эмма при первой возможности прибегала к Лукьяну. Вместе с тем один раз в неделю она встречалась с Максимом. Молодой человек вёл себя нерешительно, а девушка думала, что по какой-то причине не нравится ему. Так прошли январь и февраль. В начале марта Максим сидел у Эммы дома (её родители ушли в гости) и в разговоре честно признался, что у него есть серьёзная проблема. Услышав, что это за проблема, девушка попыталась успокоить его:

– Думаю, здесь нет ничего страшного.

– Эмма, я полюбил тебя, но боюсь, что ты меня отвергнешь. Ты, я вижу, решительная, поэтому давай рискнём…

Убедившись, что у Максима и в самом деле есть проблема интимного характера, Эмма посчитала, что у крепкого молодого человека, тем более спортсмена, всё ещё наладится. Подумала, что регулярные половые отношения сделают из него настоящего мачо. Через полгода после знакомства, наперекор всему, Эмма вышла за Муханова замуж.

Проходили дни, недели, а Максим оставался таким, как и прежде. Он даже рискнул сходить в поликлинику, но врач только руками развёл: «Я ничем не могу помочь. Жди, время вылечит». Эмма, похоже, смирилась с мыслью, что её муж здоров внешне, а в постели – немощный старик. «В семейной жизни и хуже бывает, – успокаивала она себя. – Правда, плохо, что от него я, наверно, родить не смогу. – Усмехнулась: – Но есть и плюсы, так как он изменять не будет».

Эмма не укоряла мужа за то, что не получает от него физического удовлетворения. Темпераментная, кроме того полюбившая интимную жизнь, молодая женщина регулярно встречалась с Лукьяном. Причём угрызения совести её не мучили, поскольку виноватой она себя не считала. С Максимом же вела себя в постели неумелой девочкой, хотя могла показать такой класс, что даже изощрённые куртизанки могли позавидовать.

Догадывался ли Максим, что Эмма имеет любовника? Вероятнее всего, догадывался, однако он обладал редким для мужчины качеством – отсутствием ревности. Ревность не пробудилась и после вступления в брак, но раздражение, неудовлетворённость самим собой, что жена принимала за ревность, – это в его поведении стало проскальзывать.

Эмма ещё до замужества ходила по субботам на рынок, чаще всего за мясом, овощами и фруктами. И в один из летних дней обратила внимание, что на неё пылающими глазами смотрит красивый юноша с тёмным пушком над верхней губой. Потом узнала: это Алхан, племянник главного азербайджанца на рынке. Однажды парень помог ей донести сумки с продуктами до дома. Так и пошло: как только юноша видел, что у Эммы сумка наполнена покупками, провожал её до родительского дома. А позднее и до частной квартиры, когда Эмма вышла замуж за Максима. У восемнадцатилетнего парня, как выяснилось, были далекоидущие планы: во-первых, в следующем году поступить в торговый институт (в этом он получил аттестат о среднем образовании), после института поработать в государственных торговых структурах, чтобы набраться опыта. А дальше – по обстоятельствам.

В первой половине августа в субботу Эмма пришла на рынок. Купила всё, что хотела, и только направилась к выходу, как к ней подбежал Алхан. Он взял у неё хозяйственную сумку, но Эмма строгим голосом сказала, что её не надо провожать, поскольку муж ревнует. Максим не ревновал жену, тем более не знал ни Алхана, ни других её знакомых мужчин.

Алхан, услышав слова о ревности, самодовольно улыбнулся. Потом взял молодую женщину под локоток и, отойдя в сторонку, начал объясняться ей в любви. Она удивлёнными глазами смотрела на красивого парня, в котором неожиданно увидела мужчину. Поговорив несколько минут, за которые они так и не пришли к компромиссу, Эмма решила, что теперь на рынок будет ходить с мужем, о чём откровенно и призналась Алхану.

– Хорошо, – твёрдым голосом произнёс он, – тогда я сегодня же скажу твоему мужу, что люблю тебя и хочу на тебе жениться.

– Алхан, не делай глупостей, ты же мне навредишь.

– Я хочу, чтобы ты развелась с мужем.

Понимая, что юношу надо удержать от неправильного поступка, Эмма надумала схитрить:

– Алхан, мне к родителям зайти надо.

– Пошли, я у дома тебя подожду.

– Я у них долго буду.

– Мне некуда торопиться.

Эмма думала, что юноша не выдержит, уйдёт домой. Она пробыла у родителей до восьми вечера и считала, что её юный поклонник ушёл. В то же время хотелось, чтобы он ждал её, также хотелось узнать, как он держит своё слово. На улице Алхана не было – это неприятно удивило, поскольку Эмма была уверена, что юноша поджидает её у подъезда или где-то поблизости.

Она уже подходила к дому, в котором жила, как увидела: стоит Алхан и смотрит на неё влюблёнными глазами. Молча отобрав у неё сумку, юноша пошёл в нужном направлении.

Остановившись у двери в подъезд, Эмма спросила:

– Алхан, ты зачем с моим мужем хочешь встретиться? Думаешь подраться с ним? Этого я не допущу. И потом: мой муж намного сильнее тебя, плюс он самбист и боксёр.

– Драться я с ним буду, если он сам на меня полезет.

– Но я прошу: будь мужчиной и не говори про любовь, как наивный мальчишка. Выполнишь мою просьбу?

– Я всё выполню, о чём ты меня попросишь.

Эмма с бьющимся сердцем подошла к квартире на первом этаже, нажала на кнопку звонка. Вскоре дверь распахнулась, и в дверном проёме предстал Максим.

Увидев перед собой Алхана, резко спросил жену:

– Ты кого это привела?

Войдя в прихожую вместе с юношей, который без лишних слов поставил на пол сумку, Эмма ответила спокойным голосом:

– Его зовут Алхан, он уже не первый раз провожает меня с продуктами до дома. И я хочу познакомить вас, может, друзьями станете.

– Какими друзьями! – вспылил вдруг Максим. – А-а, это ты его своим другом сделать хочешь, поня-я-тно.

Эмма безобидно улыбнулась:

– Он ещё до замужества моим другом был.

Максим злыми глазами посмотрел на жену, перевел взгляд на Алхана и одним движением выставил его на лестничную площадку. В этот вечер с женой он не разговаривал, закрывшись в спальне.

Эмма была удивлена бесцеремонности мужа, поскольку ничего плохого не видела в том, что знакомый парень помог ей донести сумку. Из-за того, что муж в последнее время стал несдержанным, раздражённым, Эмма даже подумывала развестись с ним, но, пораскинув мозгами, решила повременить – разбежаться в разные стороны много ума не надо. Тем более Максим продолжал ей нравиться, и она надеялась, что рано или поздно он будет соответствовать своему внешнему облику.

Этим вечером молодая женщина долго не могла уснуть: крутилась на диване, вздыхала, вспоминая пылающие страстью глаза Алхана и ледяные глаза мужа, как бы сравнивая их. Сон сморил её далеко за полночь – она так и не придумала, что же делать дальше. Только спрашивала себя: «Отдалась бы я Алхану, если бы муж был в деревне?..»

В следующую субботу Эмма снова отправилась на рынок. Она шла и думала, встретит ли сегодня Алхана и хочет ли его видеть? Поглощённая мыслями, она ни на кого не обращала внимания, поэтому и не заметила, как за ней, прячась за спинами прохожих, следует Максим.

Что сподвигло неревнивого мужчину следить за женой, об этом сказать непросто. Всю неделю его преследовали глаза Эммы, когда за Алханом захлопнулась дверь – то ли благодарные, то ли тоскливые. Нет, он так и не понял, может, поэтому и устремился за женой.

Она переходила от прилавка к прилавку, ненадолго останавливалась, перекидываясь словами с продавцами, что-то складывала в сумку. Максим уже корил себя, что затеял всё это, и собрался было уходить с рынка, но тут заметил Алхана, который пробирался через сновавших туда-сюда покупателей. Он спешил к Эмме – это было так явно, что Максим решил подойти ближе.

– Эмма, я так рад, что ты пришла. – Подхватив её под локоть, Алхан спросил: – Твой муж ничего плохого тебе не сделал?

– Конечно, нет. – Эмма освободилась от чужой руки, боясь, что кто-то из знакомых может её увидеть. – Алхан, мне ещё мяса купить надо. – Он, неожиданно встрепенувшись, потянул Эмму за собой.

– Как знал! У меня уже приготовлено, в конторке лежит. Пойдём, всё для тебя! Хорошее мясо.

Дверь рыночной конторки захлопнулась, отрезая от любопытных взглядов замужнюю молодую женщину и черноглазого юношу.

Самодельное строение было собрано из деревянных щитов, и если приблизиться к нему вплотную, то можно было расслышать, о чём говорилось внутри. Максим прижался спиной к стенке возле запылённого оконца, замер.

– Алхан, где твоё мясо? Дай я на него взгляну.

– Вот оно, свежий кусок. Эмма, выходи за меня замуж, не пожалеешь.

– Сразу замуж? А что, мне нравятся решительные парни. Но замуж пойду только в том случае, когда у тебя не пушок будет над верхней губой, а усики.

– Я два-три раза побреюсь, и у меня усики будут.

– Значит, выйду за тебя замуж, деньги готовь. – Эмма хохотнула.

– Насчёт денег можешь не беспокоиться, деньги у меня есть. Садись, садись сюда.

Скрипнули диванные пружины, что-то упало на пол. Внезапно возник оживлённый спор, за ним подозрительное шуршание и растерянный женский голос:

– Алха-а-н…

– Не бойся, любимая.

Вновь зазвучали подозрительные шорохи, возбуждённый мужской голос, потом женский:

– Аккуратнее, а то упаду.

Максим представил, как Эмма с Алханом лежат на самодельном топчане, как совсем молодой, но уже поднаторевший в любовных делах азербайджанец «управляет» чужой женой. Мысленно нарисовав себе неприглядную сцену, Максим покраснел, беззвучно сплюнул. Однако как же ему хотелось сорвать с петель тонкую дверь и поставить на уши рыночного казанову. «Нет, он тут совсем ни при чём».

Максим страдальческим взглядом обвёл грязный пейзаж и, опустив голову на грудь, поплёлся домой. «В понедельник на развод подам, чтобы ни себя не мучить, ни Эмму. Ну, Эмма, не думал, что ты такая… А если честно, я догадывался, что она такая, только думать об этом стеснялся. А какими голодными глазами на вечеринках она смотрела на некоторых мужчин, думая, что я не вижу. Она хотела, очень хотела… А может, и встречалась с кем-то. Ну и чёрт с ней, пусть встречается, мне она не нужна».

Как ни паршиво было на душе, но какая-то сила заставляла Максима представлять в своём воображении юного азербайджанца. Непроизвольно поморщившись, подумал: «Что ни говори, а он, видимо, хорош, если Эмка под него легла. Хотя чему здесь удивляться?..»

После ужина Максим лежал в своей комнате на кровати. Вошла Эмма и, опустив глаза, робко спросила:

– Макс, ты не будешь против, если мы разведёмся?

– Не буду, потому что сам решил подавать на развод. Мы с тобой не подходим друг другу.

– Макс, извини, что у нас с тобой неудачно сложилось.

Он невесело усмехнулся:

– Этого надо было ждать.

– Почему?

Максим снова усмехнулся и косо посмотрел на жену:

– Ты же знаешь почему. Да всё ты знаешь, чего здесь темнить.

Он вздохнул, Эмма тоже вздохнула. Виновато произнесла:

– Макс, прости.

Он вяло махнул рукой:

– За что тебя прощать?

– Макс, а я… за Алхана думаю замуж выйти.

Максим привстал с кровати.

– Ты с ума сошла? Он же молодой ещё.

– Я тоже сначала думала, что он молодой. А оказалось…

– Эм, – Максим умоляющим взглядом посмотрел на неё, – выйди из комнаты, мне тошно. И не думай: я сам во всём виноват.

Молодая женщина, жена, со странной жалостью взглянула на мужа и покинула комнату, прикрыв за собой дверь.

Глава 3

Не красота спасёт мир…

С понедельника Максим стал жить в деревне у матери. К Эмме в её частную квартиру переехал Алхан – у них начинался своего рода медовый месяц.

Эмма поверила юноше, когда он сказал:

– Ты самая лучшая, самая красивая, в тебя многие наши мужчины влюбились. На рынок ходит много девушек, но я из всех тебя выбрал. Даже мой дядя, который знает в женщинах толк, говорил, что ты чувственная княгиня, создана для любви. Дядя прав.

Не прошло и месяца, как Максим с Эммой получили официальный развод. Незадолго до этого молодая женщина поняла, что беременна. И отцом будущего ребёнка, безусловно, был Алхан, о чём будущая мама не преминула сообщить ему. Он закричал от радости и, подняв вверх руки, стал что-то выкрикивать на своём языке.

После того как Алхан переехал к Эмме, она в один из дней отпросилась с работы пораньше и пришла за советом к Лукьяну. Но он, бесстрастно выслушав сбивчивый рассказ, рекомендовал своей бывшей любовнице не связываться с рыночными торговцами.

– Но я тоже в торговле работаю.

– У тебя, любезная, совсем другая торговля. В общем, решай сама и жди, куда кривая вывезет.

Эмма ушла от Лукьяна расстроенная. Она поняла, что её «учитель» отныне не хочет с ней знаться. С этого дня она изменилась, стала задумчивой, редко улыбалась. В ней будто надломилось что-то. Алхан заметил изменения в Эмме, спросил, в чём дело. Она сослалась на мелкие неприятности на работе. Юноша, зная о любви женщин к ювелирным украшениям, начал дарить своей возлюбленной золотые вещицы. Давал ей денег для приобретения одежды и обуви. У Эммы полегчало на душе – то ли это подарки на неё повлияли, то ли внимательное отношение со стороны юноши. А может, и то и другое.

В середине сентября Эмме на работу позвонил Алхан и сказал, что уезжает за товаром в Астрахань.

– Когда приедешь?

– Недели через две. Эмма, пока меня не будет, с тобой мой дядя будет жить.

Она была ошеломлена:

– Алха-а-н, не надо. Зачем?

– Любимая, так дядя решил, а я обязан ему подчиняться. И не груби ему, для своей же пользы.

Понимая, что препираться бессмысленно, женщина поникла:

– Хорошо.

В семь вечера Эмма встретила Али, дядю Алхана. Он был чуть ниже среднего роста, с заметным животиком, круглым лоснящимся лицом и большим задом. Впервые увидев на рынке Али, Эмма подумала: «У него зад, наверное, больше чем у меня». Сейчас, встретив важного гостя, нежно улыбнулась ему. Была она в халатике из штапеля, на груди две толстые косы. Мужчина с полминуты разглядывал молодую женщину блудливым взглядом и, должно быть не выдержав (южная кровь взыграла), прижал к себе. Эмма со злостью оттолкнула упитанного азербайджанца.

– Как ты смеешь, поганец!

Лицо оскорблённого кавказца моментально исказилось от гнева. Только тут Эмма вспомнила, что ему нельзя грубить – Алхан просил. Но было поздно: мужчина с размаху ударил её ладонью по щеке.

– Русская ш-шлюха, – со злобным шипением произнёс он. – Я ждал, что она за стол меня усадит, ужином угостит, а она… Ты знаешь, что я с тобой сделаю? – Он замахнулся на неё волосатой рукой. – Ты у меня на рынке задаром торговать будешь. И никто тебе не сможет помочь, даже твои почтенные родители.

– Али, прости…

– Молчать, шлюха! А если кому-то пожалуешься, тебя насиловать будут под каждым кустом, пока с работы будешь идти. Хочешь, завтра же изнасилуют?

– Али, не надо, не делай этого. Что я тебе сделала плохого? Я всё буду делать для тебя, только не унижай.

Он окинул её тяжёлым взглядом:

– Раздень меня.

Не понимая, как быть, женщина осторожно спросила:

– А как тебя раздевать? Ты бы сначала разулся.

– Сними с меня туфли, потом всё остальное.

Эмма опустилась на колени и стала снимать с Али ботинки. После этого встала, принялась расстёгивать пуговицы на рубашке. Затем сняла брюки, с испугом глядя на длинные трусы.

– Что смотришь? – прозвучал грозный окрик. – Снимай.

Стала стягивать с него трусы, почувствовав дрожь и в руках, и в ногах. «Ничего не сделаешь, придётся терпеть все его штучки».

Вдруг мелькнула мысль: «Надо под душ с ним сходить. А что? Попробую хитростью его взять, а то битая буду каждый день. И буду Аликом звать, а не Али. Может, не обидится».

– Алик, – по-своему назвала его, – может, в ванную сходим? Там вместе с тобой помоемся. Пошли?

Он оторопел от удивления.

Придя в себя, сказал:

– Пошли. – Помолчав, добавил: – А ты не только красивая, Эмма. Как тебя лучше называть?

– Можно Эми, – нежным голосом ответила она, – а можно и Эмуля, Эмулечка. – Быстро обнажившись, обняла оттаявшего мужчину и, поцеловав его, сказала: – Пошли в ванную, мой азербайджанский князь.

После душа, поужинав и выпив сухого красного вина, мужчина взял обнажённую женщину за талию и повёл в спальню.

В конце затянувшегося вечера, после того как азербайджанский «князь» сполна удовлетворил все свои прихоти, он сказал, лёжа в постели:

– Эмма, я долго искал нужную мне женщину, теперь нашёл – это ты.

– А как же Алхан?

Али высокомерно фыркнул:

– Он молод для тебя. И жениться ему пока рано: у него нет ни знаний, ни денег, чтобы владеть такой дэвочкой.

– Алик, я обещала Алхану, что буду его женой, а обманывать нехорошо. Я и с мужем развелась из-за Алхана.

– Ты правильно сделала, что развелась, теперь я твоим мужем буду.

Наутро Али был добр, улыбался, говорил лестные слова. Попросил Эмму, чтобы вовремя приходила с работы, нигде не задерживалась. Обещал, что все продукты будут приносить домой его люди.

– Хорошо, теперь я буду как кисейная барышня.

– Я не знаю, кто такой кисейный барышня, ты будешь жить как царица. Если женщина и по виду царица, и в постели, то она везде должна быть царицей.

«Царица», удовлетворённо улыбнувшись, обняла Али и стала целовать его так, как целуют только любимого человека.

– Эмма, ты говори, что тебе купить надо, не стесняйся. Шубу надо? Куплю. Бриллианты на твою белую грудь надо? Куплю. Ты меня не бойся, я не из рода шайтанов. И ты уже знаешь, чего не должна делать женщина.

– Но я же царица! – ослепительно улыбнувшись, воскликнула она. – А царица не просто женщина, она может и повелевать.

У Али от нескрываемого удовольствия на лице появилась широченная улыбка, в глазах заблестели весёлые искорки. Даже его массивный, выступающий подбородок и горбатый нос будто бы обрели некую утончённость.

– Эмма, ты меня победила. Сегодня приду в шесть вечера, жди. Ужинать не будем, ты моим ужином будешь, моя царица.

– Алик, а сколько тебе лет?

Он довольно улыбнулся:

– Этот вопрос мне нравится, значит, я заинтересовал тебя. В конце этого года мне исполнится тридцать два года.

– Алик, ты же совсем молодой!

– Я и через пятьдесят лет буду молодым.

Эмма стала собираться на работу. Правда, сначала расцеловала мужчину. Затем скромно попросила любить её, носить на руках, тогда она станет настоящей царицей, а он для неё будет самым лучшим царём. В ответ он пообещал быть не правителем, а просто хорошим мужчиной. И напомнил:

– Готовься стать моей официальной женой. Свадьбу сыграем в конце октября.

Перед уходом на работу Эмма успела сделать философское умозаключение, что даже у настоящих цариц наверняка бывали непростые деньки. Однако любая женщина, пусть даже и царица, должна знать: «Не красота спасёт мир, а женская ласка».

Сегодня у Эммы работа не шла на ум. В обеденный перерыв на улице она опять думала об Алхане. «Ему на самом деле рано пока жениться, Алик прав. Значит, ставить буду на Алика. Он меня любит, надёжный, кроме этого немало и других плюсов.

В общем, его есть за что любить. Минусы? А у кого их нет». Без видимой причины Эмма вспомнила, как в семнадцатилетнем возрасте невзначай столкнулась на улице с пожилой цыганкой.

Та как-то странно посмотрела на неё и сказала:

– Погоди, красавица, дай погадаю.

– У меня денег нет.

– Э-э, зачем мне твои деньги? – Крепко взяла девушку за руку и стала разглядывать её ладонь, водить по ней пальцем. – Ага, вижу много чёрных мужчин… Первый брак у тебя будет неудачный. Но потом… опять между вами ниточка. А козырной – он будет твоим первым мужчиной, но это не муж.

– Почему?

– Потому, девка, что мужиков любишь. – Продолжая водить пальцем по девичьей ладони, цыганка нахмурилась: – Вижу чёрного, совсем молодого; другой тоже чёрный, немолодой – оба нерусские. Потом опять нерусские, кровь…

Девушка заволновалась:

– Бабушка, а зачем мне нерусские? За мной русских много бегает.

– Ты не любишь тех, кто за тобой бегает. – Цыганка вдруг сердито сдвинула тонкие брови. – Запутанная у тебя жизнь, красавица, потому что думаешь не так, чёрные мысли слушаешь, а чёрные мысли как чёрная вода. А они ведут… – Замолчав на полуслове, испытующим взглядом окинула девушку. – Могла бы я дать тебе полезный совет, но ты всё равно сделаешь по-своему. Бог тебе в помощь, красавица.

Войдя после работы в квартиру, Эмма была удивлена, увидев в прихожей Али (он обычно возвращался не раньше семи вечера). Улыбаясь, он вручил ей букет белых роз. Растерявшись, она взяла цветы и, понюхав их, спросила:

– Что за праздник сегодня?

– Эмма, я окончательно понял, что ты моя земная богиня, которую я полюбил и которой готов уступать во многом. И не взыщи, если вчера чем-то обидел. – Мужчина опустился на колени перед «земной богиней» и стал целовать её ноги.

Молодая женщина победно улыбнулась: «Алик как будто мои мысли сегодня прочитал. Какой он прозорливый, какой умница!»

Наклонившись и поцеловав его в голову, сказала:

– Алик, вставай, я так счастлива, что ты не только сильный и гордый, но ещё и ласковый.

В этот вечер мужчина трижды признавался Эмме в любви. Потом они лежали на полу, куда бросили матрас с простынёй. Эмма в какой-то момент встала на колени. Обнажённая, освещённая мерцающим светом от старенького торшера, она смотрелась божеством, нимфой, каким-то чудом оказавшейся здесь, с полноватым, однако не безобразным, а скорее привлекательным мужчиной. «Нимфа» вдруг вспомнила, что беременна от Алхана. «Может, не говорить? Оба азербайджанцы, а они мало чем отличаются друг от друга, все почти на одно лицо. А если узнается? Опасно».

– Алик, прости, я забыла тебе сказать, что беременна от Алхана.

– Я знаю об этом, но хочу, чтобы ты сама приняла решение: рожать или не рожать.

– Алик, любимый, – негромко, но с чувством произнесла Эмма, – я только от тебя рожу, это я уже решила. И рожать от тебя буду столько, сколько мне прикажешь.

Мужчина уронил молодую женщину на матрас и начал целовать её, говоря нежные слова, которые сыпались из его уст как из рога изобилия.

– Я не ошибся, – с гордостью проговорил он. И сделав короткую паузу, торжественно воскликнул: – Я счастлив, что нашёл, наконец, любовь!

Приняв душ, они вернулись в комнату и снова легли на матрас, постеленный на полу. Повернувшись лицом к Эмме, затем положив свою руку на её живот, Али сказал:

– Ни один русский мужик не оценит тебя так, как восточный мужчина. Для русского ты обычная баба, как все, а для меня – Женщина.

Глава 4

Повторное замужество

Незаметно пролетал день за днём. Али продолжал относиться к Эмме с любовью, по каждому пустяку хвалил её, целовал. Она так сильно увлеклась им, что совсем забыла про Алхана. Она сходила в больницу, где ей сделали искусственное прерывание беременности. Жила Эмма теперь в двухкомнатной квартире Али. Три года назад он женился на пятидесятипятилетней вдове, татарочке, которая спустя два года неожиданно скончалась. Квартира осталась за Али, законным мужем покойной. Одинокие пенсионерки, собираясь у подъезда, бывало, судачили о смерти здоровой на вид, улыбчивой татарки. Выдвигали даже такую версию: «Довёл молодой азербайджанец Галию своими домогательствами, вот она и скопытилась. А какая справная была, живи, семечки поплёвывай, так нет – в заднице засвербило».

В конце сентября Эмма шла после работы домой. Была она в чёрных брюках и чёрных туфлях, белой куртке, а в правой руке держала белую сумочку. Молодая женщина не заметила, как сбоку, со стороны четырёхэтажного дома, к ней приближался Алхан: красивый, с чёрными усиками, одетый в чёрную кожаную куртку – выглядел он респектабельным мужчиной. Эмма удивилась, когда увидела его рядом с собой. «Откуда он взялся? И выглядит усталым, наверно, в командировке был. Что ему сказать?»

– Ты когда приехал? – спросила она, забыв поздороваться.

– Вчера вечером, – тоже не поздоровавшись, ответил он.

«Знает он или нет, что я у Али живу? Хотя какая ему разница, где я живу».

Чтобы поддержать разговор, Эмма спросила:

– Алхан, у тебя какие планы на будущее?

– Понимаешь, – медленно заговорил он, – мне надо разобраться с одним запутанным вопросом. И как только с ним разберусь, смогу сам руководить торговым процессом. Только ни о чём не спрашивай, потом я сам всё объясню. А пока… живи с моим дядей.

Эмма снисходительно улыбнулась:

– Ты не ревнуешь меня?

Юноша заметно побледнел.

– Мне неприятно, больно, но что я могу поделать? Я пока связан, но надо потерпеть. Потом всё будет ништяк.

– Ты так считаешь?

– Я уверен в этом.

Во время короткого диалога Алхан не спросил о её беременности, Эмма не стала говорить, что они с Али подали заявление в загс. Она была уверена, что Али всё сделает для того, чтобы юноша не мешал им.

Алхан, кажется, всё-таки знал, что Эмма живёт не на частной квартире, потому что метров за пятьдесят до дома, в котором жил Али, попрощался со своей любимой. Перед расставанием сказал:

– Я верю, что мы с тобой опять будем вместе.

– Как ты это представляешь?

– У меня предчувствие. – И, круто развернувшись, пошёл в обратную сторону.

В конце октября у Эммы с Али состоялось бракосочетание, а после – свадебный вечер в кафе. Родители как с одной стороны, так и с другой отсутствовали. Было только небольшое количество знакомых.

Дней через пять после свадьбы Эмма прописалась в квартире Али и теперь, в случае развода, имела полное право на половину жилплощади. Разводиться, конечно, она не собиралась, наоборот, думала рожать детей, чтобы получить в перспективе трёхкомнатную, а то и четырёхкомнатную квартиру.

Не прошло и трёх недель со дня бракосочетания, как в один из вечеров Али не пришёл домой. Эмма заволновалась, поскольку такого ещё не было. Ближе к полуночи у неё появилась мысль, что муж вспомнил старое и остался у одной из бывших любовниц. Легла спать, но не спалось; надеялась, что под утро придёт – не пришёл. Ушла на работу недостаточно выспавшаяся, вялая. Вернулась с работы и, приготовив ужин, стала ждать.

Время семь вечера, восемь, девять – мужа нет. Злость, смешанная с ревностью, клокотала в ней. Эмма ругала себя последними словами, что легкомысленно поступила, выйдя замуж за Али. «Ведь знала, что он бабник, а я поверила, дура. Где его клятвы и обещания?»

Не выдержав, позвонила его помощнику, но тот сказал:

– А я сам хотел тебе звонить, думал, Али заболел. Он ничего не говорил? Может, ехать куда-то собирался?

– Нет, никуда он не собирался. Я уж подумала, он к какой-нибудь любовнице ушёл.

– Что ты, он тебя только любит. Он мне говорил: «У меня така-а-а-я женчина, язык проглотишь». Ты не переживай, найдётся, хотя я всё равно тревогу объявлю.

Прошло трое суток, но Али дома не появлялся. Минуло ещё шесть или семь дней. Посоветовавшись с помощником Али, Эмма пошла в милицию, где написала заявление о пропаже мужа.

Иной раз у неё голова начинала трещать от ревнивых мыслей и неопределённости. «Неужели Али сбежал?! Нет, не мог он просто так сбежать, оставив рынок, подчинённых, которыми руководил».

От переживаний Эмма осунулась, перестала улыбаться, куда только подевалось её неунывающее настроение. Она ежедневно звонила в милицию, но однажды ей в резкой форме заявили, что сами сообщат результат.

В один из вечеров Эмма сидела на диване и бездумно смотрела фильм по телевизору. Вдруг звонок в дверь. «Алик пришёл, – сверкнула радостная мысль. – Где же он был?» Открыла входную дверь – Алхан.

Поздоровавшись, тот вошёл в прихожую и, немного помолчав, сказал с грустью:

– Эмма, я знаю, что пропал мой дядя.

Она неподвижным взглядом смотрела на возмужавшего юношу с щегольскими усиками.

Заметив её застывшие глаза, Алхан сочувственно покачал головой, потом, как и минутой раньше, сказал с той же грустью:

– Я понимаю твоё состояние, поэтому и пришёл тебя успокоить. И себя тоже. У тебя есть что выпить?

– Есть, – безучастным голосом ответила Эмма. И пошла на кухню. – Ты чего будешь: вино или водку? И коньяк есть.

– Давай лучше коньяка, – решил Алхан. И сразу предупредил: – Я один пить не буду, только с тобой.

Через малое время на кухонном столе стояли наполненные рюмки, а на тарелке – дольки лимона и кусочки конской колбасы. Выпили не чокаясь. В течение получаса опорожнив три рюмки, Эмма почувствовала облегчение. Как будто душевная горечь каким-то образом растворилась в спиртном. Она поставила на газовую плиту чайник с водой – захотелось чаю. Кстати, это Али приучил её к благородному напитку.

Прошло ещё с полчаса. Выпив по бокалу чая, разговаривая о чём-то несущественном, молодые люди перешли в гостиную и сели на диван. Юноша притянул к себе Эмму, она, возможно, забывшись, прильнула к его плечу. Вскоре они уже оказались в постели, где повели себя странновато: голосили и плакали, бились, словно в припадке, выкрикивая что-то бессвязное. Опомнились, когда неистовая страсть у обоих прошла, улетучилась, как утренняя дымка. Эмма свалилась с юноши на постель и прикрыла глаза ресницами.

Тяжело дыша, прошептала:

– Что я наделала, дурёха?

Алхан на её слова никак не отреагировал – он был так сильно возбуждён, что не мог говорить. Бог знает, что повлияло на Эмму, но она стала осознавать: Али больше нет. Ей не хотелось думать о том, что Алхан убил своего родного дядю. Хотя чего скрывать, допускала такое, что Алхан мог пойти на преступление ради неё. И сегодня, когда он, не чокаясь, пил коньяк и говорил о дяде как-то расплывчато, Эмма всё больше убеждалась в том, что Али погиб от рук своего племянника.

«А если меня в милицию вызовут, – подумала она, – и спросят: “Вы не догадываетесь, что могло случиться с вашим мужем?” – “Нет, – скажу, – не догадываюсь”. А что я могу сказать? Алику всё равно уже не поможешь, а губить Алхана… Нет, я не палач, чтобы вершить суд над человеком, из-за которого от мужа ушла. Наверное, Алхан будет хорошим мужем. Молод для меня? Да, по возрасту он молодой, а во всём остальном опытный мужчина».

«Опытный мужчина» покидал свою возлюбленную далеко за полночь.

– Алхан, останься.

– Я не хочу, чтобы о тебе плохо думали. Когда всё успокоится, мы с тобой будем жить вместе.

Спустя двадцать два дня после исчезновения Али Эмме позвонили из милиции: «Найдено тело вашего мужа, его случайно обнаружили в реке».

В конце разговора женщину попросили приехать на опознание.

– Не-е-т, – испуганным голосом ответила она, – я не могу смотреть на мертвецов. Тем более из воды, он страшный…

Выслушав нотацию от милиционера, пообещала приехать, но не одна. Во второй половине дня она вошла в морг с Джабраилом, бывшим помощником Али. Смотреть на труп не стала, попросив Джабраила, чтобы он сам смотрел. «Может, это не Али?» Покойником оказался Али. Бледная Эмма, закончив процедуру опознания и подписав какие-то бумаги, тяжёлой походкой направилась на улицу. Джабраил, пока вёз её до дома на своих жигулях, говорил, каким хорошим человеком был Али. Потом сказал, что его тело отправят на родину.

Алхан до того дня, как нашли труп Али, наведывался к Эмме несколько раз. Приходил обычно вечером, а уходил поздней ночью. И хотя был у неё вчера, но в этот вечер тоже пришёл, знал: у его любимой подавленное настроение.

Они долго сидели на диване, где Алхан гладил молодую вдову, шептал ей ласковые слова. Она наконец заулыбалась, села к нему на коленки. Алхан предложил выпить коньяка, Эмма не отказалась. Почувствовав раскованность, молодые люди начали целоваться. А потом в обнимку вошли в спальню и легли на кровать…

В минуты отдыха, сидя друг перед другом на постели, Алхан предложил Эмме с сегодняшнего дня жить вместе.

– Мы с тобой любим друг друга? Любим. Нас должны понять.

Радостно улыбнувшись, но тут же погрустнев, Эмма спросила:

– А может, с Джабраилом посоветоваться? Он у вас уважаемый человек.

– Эмма, когда ты ездила в морг с Джабраилом, как он себя вёл. Ничего не предлагал?

– Нет. А что он мог предложить?

– Например, помочь чем-то. Он хитрый, ты ему не верь. Сначала он помощь предложит, а потом… себя. Извини за откровенность.

Эмма удивлёнными глазами посмотрела на юношу.

– Неужели Джабраил способен на такое? Он же немолодой, семейный.

– Немолодой. – Алхан криво усмехнулся. – Ему сорока лет ещё нет. И я видел, какими он глазами на тебя смотрел.

– Алхан, мне кажется, ты стал очень подозрительный.

– Я не подозрительный, а просто понимаю людей лучше, чем ты. Поэтому прошу: Джабраилу и никому из его компании не верь. А то заманят к себе, потом будут сообща пользоваться.

– Хорошо, ни с кем из твоих друзей я не буду знаться.

Глава 5

«Сюрприз»

Каждое утро Эмма шла на работу, а вместе с ней покидал квартиру и Алхан. Куда он ходил, чем занимался, она не спрашивала. Хотела поинтересоваться, говорил ли он с Джабраилом, но посчитала, что юноша сам скажет. А если молчит, значит, пока не разговаривал. Последние дни у неё на душе было неспокойно, хотя виду не показывала. «Может, душа ноет из-за того, что перед Аликом вину чувствую? Не хоронила его, поминки не делала. Да, наверное, поэтому. А как я сделаю поминки? Он мусульманин, а я не знаю, как у них поминают. Да и поздно».

Однажды утром во второй половине декабря Алхан – то ли в шутку, то ли всерьёз – сказал Эмме, что сегодня сделает ей сюрприз.

– Какой? – улыбаясь, спросила она.

– Вечером узнаешь.

Эмма в приподнятом настроении шла с работы домой. Сняла в прихожей шубку из шиншиллы (подарок Али), итальянские сапоги, затем прошла на кухню. На всякий случай разогрела ужин – Алхан сказал, что придёт в начале седьмого. Бросив в рот кусочек жареной баранины, прошла в гостиную и села в кресло. Чтобы время пролетело быстрее, включила телевизор. Она так увлеклась интересной передачей, что забыла про всё на свете. Опомнившись, взглянула на часы: семь доходит. «Где мой усатенький? И где его обещанный сюрприз?»

Время восемь, девять – Эмма места себе не находила, теряясь в догадках. «Куда звонить? Кому? Джабраилу нельзя». Далеко за полночь, раздевшись, легла на разобранную постель. Попыталась уснуть, но тревожные мысли лезли в голову. Только забылась, как зазвенел будильник – шесть утра. Через силу позавтракав, стала собираться на работу. Об Алхане старалась не думать, но мысли роились в голове, бередили душу: «Может, он в командировку уехал? А сюрприз? Нет, не мог он уехать».

После работы бежала домой в надежде, что Алхан ждёт её, но вошла в прихожую – тишина. И снова вопрос: куда, кому звонить? В милицию?! Алхан ей не муж. Вспомнила, как на одной из вечеринок ей оставил домашний телефон знакомый Али – обрусевший азербайджанец, поддерживающий отношения со своими соплеменниками. Полистав записную книжку, нашла то, что искала. Набрав номер, услышала в трубке жизнерадостный детский голос. Поздоровавшись с мальчиком и попросив к телефону папу, вскоре услышала:

– Слушаю вас.

– Фарид, – как можно спокойнее обратилась к нему Эмма, – ты не забыл меня? Я жена Али…

– Помню, как тебя можно забыть? – бодрым тоном ответил мужчина. – Я даже звонил тебе два раза, хотел в ресторан пригласить, но никто не ответил.

Когда Эмма объяснила, по какому вопросу звонит, голос азербайджанца потускнел.

– Я сегодня слышал, что племянника Али… да-да, Алхан. Так вот: вчера вечером его убили.

– За что-о?

– Подробностей не знаю. Я только слышал, что это случилось на окраине города. Он, как говорят, шёл домой, потом его нашли мёртвым…

Не чувствуя своего тела, Эмма побрела в спальню. Раздевшись, легла на кровать. Ни о чём не хотелось думать – боялась, как бы не закричать от отчаяния, не разреветься. С трудом взяв себя в руки, через какое-то время уснула. Проснувшись в восемь утра, удивлённо подумала: «Я не слышала, как будильник звенел? Странно». Встав с кровати, пошла в прихожую. Сняв телефонную трубку, позвонила на работу, сказав, что на сегодня берёт отгул.

Эмма снова легла в постель и стала размышлять о случившейся трагедии. «За что убили Алхана? – думала она. В том, что его убили намеренно, не было никаких сомнений. Поразмышляв, ужаснулась от своей догадки: – Наверное, кто-то узнал, что Алхан убил своего дядю. Но кто мог догадаться, что именно Алхан убил? Он же не такой наивный, чтобы сказать кому-то: пойду убивать Али, потому что тот отобрал у меня невесту, запятнал мою честь. А может, он не один убивал, а с кем-то? Один он вряд ли бы справился. Да, ну и порядки у них, бесчеловечные какие-то. Хорошо хоть я уцелела, а то ведь тоже могла под горячую руку кому-то попасть. О-о-й, как я рада, что осталась целёхонькой. – У Эммы, будто камень с души свалился. – Квартира теперь своя, денег завались, драгоценностей всяких и одежды – предостаточно. Чего теперь? Мужа бы хорошего».

В пятницу вечером Эмма услышала продолжительный звонок в дверь. Посмотрев в дверной глазок, увидела двоих усатых мужчин, явно не славянской внешности. Удивилась: на улице конец декабря, жуткий холод, а они в осенних пальто и больших чёрных кепках. «Это, кажется, азербайджанцы. Что им надо?»

Спросила через дверь:

– Вы к кому?

В ответ мужской голос с сильным кавказским акцентом:

– Откройте, я отец Алхана, Муса. А со мной мой брат.

Эмма испугалась нежелательных визитёров, не зная, что делать. Секунду подумав, решила пустить: всё же отец её бывшего возлюбленного. Впустив незваных гостей, сказала, поправляя короткий халатик:

– Извините, я неважно себя чувствую, болею. А вы раздевайтесь и проходите в зал.

Пока мужчины раздевались, Эмма незаметно разглядывала их. Назвавшийся Мусой, отец Алхана, смотрелся лет на сорок с небольшим. Среднего роста, поджарый, с ястребиным носом и франтоватыми усами. Его брат с такими же усами и похожим носом выглядел лет на десять моложе. Снимая пальто, он представился Ильхамом. Поговорив о чём-то между собой на родном языке, гости вошли в гостиную и сели на диван – Эмма опустилась в кресло. Глядя на неё пронизывающим взглядом, Муса спросил, сколько ей лет и кто её родители. Услышав, что отец у Эммы директор винзавода, а мать директор городского общепита, Муса довольно прищёлкнул языком. После этого, холодно улыбнувшись, вновь кинул на любовницу покойного сына пронизывающий взгляд.

– А теперь, женчина, – гортанным голосом произнёс он, – признавайся, как ты познакомилась с моим сыном. И если я почувствую в твоих словах ложь, пеняй на себя.

Эмма стала рассказывать, где и когда Алхан влюбился в неё. Дошла до того дня, когда она вступила в близкие отношения с Алханом. Во всех подробностях рассказала о муже и о том, каким искушённым не по годам оказался юноша. Не забыла сказать, что была от него беременна.

Муса с Ильхамом, слушая Эмму, обменивались короткими репликами, а иногда по ходу рассказа довольно цокали языками. Затем она сделала неожиданное для них признание:

– Али увёл меня у Алхана, объяснив мне, что его племянник молод для меня. А узнав, что я беременна, заставил меня сделать аборт.

Здесь Эмма сказала откровенную ложь, которую никто уже не мог опровергнуть. Мужчины, услышав, что Али заставил женщину сделать аборт, возмущёнными голосами залопотали что-то на своём языке.

Задав молодой женщине ещё кое-какие вопросы и получив на них подробные ответы, Муса надменно произнёс:

– Живи, женчина. Хотя я думал тебя с собой увезти. Днём бы работала, а вечерами мужчин услаждала. Но я посмотрел на тебя, послушал и решил: ради памяти сына дарую тебе свободу.

Всё время, пока шёл разговор, Эмма сидела в кресле, то кладя ногу на ногу, то ставя их на пол (она заметно волновалась). Ильхам, бегающими глазами разглядывая её обнаженные ноги, видимо, догадался, что на ней всего-навсего один халат. Муса приметил, как ёрзает на диване младший брат, и сделал ему замечание на родном языке. Хотя и сам поглядывал на женскую красоту не глазами евнуха.

Посчитав, что все точки над «и» расставлены, мужчины встали с дивана и пошли в прихожую.

Перед уходом Муса сказал:

– Благодари Аллаха, что мы оставляем тебя целой и невредимой. И с этого дня никого не бойся, здесь тебя никто не тронет. На диване я оставил листочек со своим телефоном и адресом, позвони, если будет необходимость.

Проводив гостей, Эмма вернулась в гостиную и, усевшись в кресло, принялась анализировать состоявшийся разговор. Вспомнив слова Мусы, удивилась, что Али был двоюродным дядей Алхану, а не родным. Из этого сделала вывод: «Если бы Али был родным, он не стал бы на мне жениться. И между Алханом и Али не было бы никаких разногласий. А так война, в итоге две смерти. Могла я что-то изменить? Нет, не могла. Мне бабушка, помню, говорила: “Каждому человеку на роду написано, сколько он проживёт и как – напополам со счастьем или напополам с горестями и нуждой”. Значит, и у Алхана было написано, сколько он проживёт и как. А как он прожил?..»

В первые дни после странной смерти Алхана Эмма задавала себе вопросы, на которые не находила ответов. Разговор с Мусой вернул женщине душевное спокойствие. В выходные дни она теперь стала ходить по гостям. Но больше всего ей хотелось пообщаться с Лукьяном, послушать его мысли о человеке, о его месте в жизни. Порассуждав, приняла решение: «Попрошу, чтобы Лука в институт меня готовил, когда-то он обещал со мной позаниматься».

За четыре дня до Нового года Эмма позвонила Лукьяну и, объяснив, какие в её жизни произошли изменения, как бы в шутку спросила:

– Лукьян, может, познакомишь меня с интересным мужчиной?

Благодушно хохотнув, он спросил:

– Интереснее меня?

Эмма помолчала немного, потом заговорила медовым голосом:

– Лука, у меня давно не было мужчины. И я мечтаю, представляю тебя… Лука, ты был и остался моим первым мужчиной… Только с тобой, мой любимый, я получаю… Ты помнишь нашу первую близость? А помнишь?.. И сейчас я лежу в постели и чувствую, как… Ты представь… О-о, Лучано, я поднимаю свои красивейшие ножки…

Молодая женщина намеренно делала паузы, давая возможность собеседнику представить всё то, о чём она говорила. А говорила Эмма о том, от чего не может устоять ни один здоровый мужчина. Спустя две-три минуты она услышала на том конце провода прерывистое дыхание. Елейный голосок между тем продолжал литься.

– Эмуля, – послышался наконец возбуждённый голос, – за этот урок я ставлю тебе пять с плюсом. И хотел бы лично поздравить отличницу.

– Лучано, жду тебя, мой любимый. Сегодня я предстану перед тобой и неопытной девочкой, и грациозной львицей. Лучано…

– Жди, скоро приеду.

Эмма подумала: «А я-то боялась, что Лука устоит. Значит, фигу теперь моя подружка получит. И Новый год Луканя со мной встретит, а не с ней, со Снежаной-Снегурочкой…»

Такой эмоциональной, а порой и беззастенчивой сверх всякой меры Эмма ещё ни разу не была. И даже не предполагала, что способна на такое. В этот вечер она как никогда упивалась любовными фантазиями, даря «учителю» то, от чего он временами восторженно вскрикивал.

Новый год Эмма встречала у Лукьяна, а днём они бродили по городу. Первого января вечером она вернулась домой, разделась. После морозца не отказала себе в удовольствии принять тёплый душ. Из ванной прошла на кухню, выпила стакан молока. Со спокойной душой, босая, направилась в спальню. Неожиданно услышала, как мяукнула кошка, причём где-то рядом. «Неужели вместе со мной в квартиру соседская кошка забежала? Вот блудня. Как это я её не заметила?» Из спальни, со стороны платяного шкафа, послышалось царапанье. Включив свет, пошла на звук. «Кис-кис-кис», – позвала кошку, спрятавшуюся, по-видимому, в шифоньер. Подошла к шкафу, с опаской приоткрыла дверь. И от страха так округлила глаза, что они готовы были выскочить из орбит. В шкафу вместо блудливой соседской кошки полусидел Джабраил. Его глаза в эту минуту горели, словно у дьявола. И сам Джабраил казался сущим дьяволом – страшный, волосатый. Страшным он казался, может, как раз потому, что был нагим. Проговорив что-то на своём языке, незваный гость вылез из шкафа, выпрямился, сделал несколько махов руками.

У Эммы за те несколько секунд, что смотрела на «дьявола», бледность сошла с лица, оно стало покрываться возбуждённым румянцем.

Закончив махать руками, Джабраил спокойно сказал:

– А я ждал тебя, девочка.

– Джабраил, ты как здесь… оказался?

Он ответил на вопрос расплывчато:

– Для меня нет замков, для меня все двери открыты.

Эмма тем временем окончательно пришла в себя. И нисколько не смущаясь своей наготы, невинно спросила:

– А если бы я с мужчиной пришла?

– Значит, выпили бы в честь праздника, потом стали решать: кто из нас тебя достоин? Я уверен, что оказался бы более достойным.

– А ты нах-а-ал. Кстати, чего это я с тобой разговорилась? Джабраил, не обижайся, но я вынуждена выставить тебя за дверь.

– А как ты это сделаешь?

– Очень просто. Когда отец Алхана, Муса, приезжал ко мне, он сказал, что если меня кто-то обидит, то он лично с ним разберётся. У меня и телефон его есть, и домашний адрес.

– А что ты ему скажешь? Я же не буду тебя силой брать.

– Как? А зачем ты…

– Я не какой-то уголовник, сбежавший из исправительного лагеря, который только и мечтает, как бы схватить женщину. Я не силой тебя буду брать, а лаской.

– А мне не нужны твои ласки, – парировала Эмма. – Мне вообще ничего от тебя не надо, у меня всё есть.

Мужчина оглядел её с головы до ног, и в его тёмно-карих глазах вдруг вспыхнули огоньки: то ли это огоньки страсти, то ли злости. Эмма струхнула, боясь всё же, что новогодний гость захочет взять её силой. Подумала: «Если буду ему грубить, он может разозлиться и… запросто меня изнасилует. Это мне надо? Нет. Значит, не буду его из себя выводить».

Всем своим видом показывая истинное радушие, спросила:

– Ты на самом деле не будешь ко мне силу применять?

– На самом деле не буду. Мы с тобой полежим, поговорим, а перед сном расцелуемся.

– И всё? Ну-у…

Джабраил шагнул к очаровательной женщине и, взяв её на руки, уложил в постель. А затем и сам лёг рядом.

– Эмма, я любил тебя и до сих пор люблю. Неужели ты не замечала?

– Если честно, то замечала.

– А я давно хотел поближе с тобой познакомиться, но побаивался злых глаз. И благодари Всевышнего, что к тебе я пришёл, а не старый злой перекупщик из наших.

Эмма испуганно спросила:

– А кто-то ещё мог прийти?

– Мог бы, никто же не знает, что у тебя Муса защитник. Да, можешь меня звать Джабо. – Он неспокойно заворочался в постели. Эмма, как бы случайно прикоснувшись к нагому мужскому телу, почувствовала, как мурашки забегали по спине. Не осознавая того, что делает, перевернулась со спины набок – лицом к мужчине, стала мягкими пальчиками гладить его, целовать. «Лукьянушка, прости, но такой уж я уродилась…»

Уже поздно вечером, перед тем как уйти, Джабраил сказал:

– Я буду приходить к тебе, но нечасто. Не хочу, чтобы ты привыкла ко мне. – Проведя рукой по её оголённому плечу, добавил: – За два дня я буду предупреждать тебя о своём приходе.

– Это хорошо, – в ответ прозвучал слабый голос. – Джабо, если я замуж выйду…

– Значит, вместе с тобой будем думать, как быть. А подумав, я приду к такому мнению, что ты будешь изменять любому мужу. А кто будет самым достойным твоим любовником? Я, потому что лучше меня не найдёшь. Так?

Эмма, хлопая густыми ресницами, растерянно смотрела на него:

– Я не зна-а-ю, я не думала об этом.

– Думай не думай, всё равно будешь изменять. Скажи: ты сама-то веришь, что не будешь погуливать?

Она уклончиво пожала плечом.

– Вот видишь, не уверена, а всё потому, что за короткое время познала немало сильных мужчин. И я не сомневаюсь: сейчас ты будешь чувствовать физиологическую потребность. – Чмокнув любовницу в губы, «Джабо» виновато произнёс: – Мне пора, жена, наверно, заждалась.

Эмма почему-то смущённо улыбнулась и провела ладонью по его щеке, губам.

– Я буду тебя ждать, – проговорила благодушным тоном.

В её интонации можно было заметить и нежность, и любовь.

Удивительна всё-таки женская натура. Тем, по-видимому, и удивительна, что мужчина до сих пор не может понять женщину. Просто женщину: обычную, со всеми её плюсами и минусами.

Проводив Джабраила, Эмма прошла в спальню и вытянулась на кровати. Глубоко вздохнув, подумала: «Кто же меня толкает чёрт знает куда? И зудёж в теле начался, когда шестнадцати лет не было. Отчего? Да оттого, что родители всё позволяли и денег ещё давали сколько надо. А куда деньги, зачем?.. Нет, здесь не родители виноваты, а другое что-то. Что?!»

Глава 6

Любовники

Эмма больше недели не звонила Лукьяну. Десятого января он сам позвонил, вежливо поинтересовавшись:

– Эмуля, ты не заболела? Я уже начал переживать. Как у тебя дела?

– Лучано, у меня в целом всё нормально, только насморк… немного простыла. Сейчас, правда, всё хорошо. Лучано, я скучаю без тебя.

– Я тоже по тебе скучаю. Приходи ко мне завтра, вечерком.

Изобразив бурный восторг, Эмма спросила:

– Блинчиков тебе испечь?

– Ты сама приходи, а всё остальное необязательно.

На следующий день около шести вечера Эмма была у Лукьяна. С лукавинкой поглядывая на него, стала раздеваться.

Оставшись в одной сорочке чёрного цвета, затараторила:

– Лучано, давай не будем пить никакое вино, я хочу посидеть у тебя на коленях. Мне так хочется…

Лукьян, стоя в прихожей в цветастых трусах, с улыбкой смотрел на неподражаемую любовницу. Когда она приходила, он любовался ею как захватывающей картиной. И выделить что-то в этой «картине» было невозможно, вся хороша: косы, глаза, грудь… Её хотелось ласкать с ног до головы, носить на руках.

– Эмуля, – поцеловав её в сочные губы, сказал он, – у меня есть божественный напиток, рижский бальзам. И я предлагаю его продегустировать.

Они вошли в «залу» и сели на диван, перед которым был столик, на нём коробка конфет, фужеры и знаменитый рижский бальзам в глиняной бутылке. Пригубив по глоточку терпкого напитка с его неповторимым вкусом, Лукьян с шутками-прибаутками уложил Эмму на разложенный диван…

Вернувшись к столу, любовники вновь стали наслаждаться чудодейственным бальзамом. Спустя несколько минут парочка танцевала под «Брызги шампанского», целуясь и шепча друг другу нежные слова. Потом опять спальня, постель, блаженные минуты, которые врачуют человеческие тела, делают людей пусть на короткое время, но счастливыми.

Сегодня Эмма окончательно убедилась, что Лукьян – лучший из всех мужчин, которые были в её жизни. И она искренне сожалела, что не вышла за него замуж. «Он и умный, и разносторонне развитый человек. А ласкает так, как никто другой. И делает это с удовольствием, думая больше не о себе, а обо мне. Главное всё-таки в мужчине не физическая сила, а ласки, ради которых я готова отдать не только каждый миллиметр своего тела, но и душу».

Переполненная нежными чувствами, Эмма со слезами умиления на глазах встала на колени перед Лукьяном.

– Лука, милый, я поняла наконец-то, что ошиблась тогда. Скажи: ты готов сегодня на мне жениться?

– Эмуля, – поднимая её с колен, сказал Лукьян, – прости, но мы со Снежаной подали заявление в загс. И в конце этого месяца у нас свадьба. – Он стал осыпать поцелуями свою любовницу. – Что же ты не сказала раньше, что хочешь стать моей женой? А сейчас я не могу, слово Снежане дал, тем более она два месяца как беременна.

Эмма сникла.

– Понимаю. – Грустно вздохнув, добавила: – Снежана хорошая, я хуже. Лука, прости.

Он начал поглаживать её по голове.

– Эмулька, мне самому сейчас нелегко, скажу честно. Мы с тобой с полуслова понимаем другу друга. – Лукьян неожиданно встрепенулся. – Эмуля, помнишь, ты мне обещала?

Она подняла голову и, глядя на него, растерянно улыбнулась:

– Чего я обещала?

– Что всю жизнь моей будешь. Помнишь?

– Помню. Но любовница и жена – это разные женщины, стоящие вдобавок по разные стороны баррикад.

– Эмуля, я тебя не узнаю. Ты что это скисла? – Лукьян усадил любовницу на диван и, сев рядом, приобнял её за плечи. – Эмулечка, давай выпьем по чуть-чуть, потом кушать друг друга будем. И начнём – с чего начнём?

Подумав секунду, она прошептала:

– С самого-самого…

На следующий день, размышляя о своих любовниках, Эмма догадалась, каким образом первого января попал в её квартиру Джабраил. «Ему же ключи от квартиры Алик давал, чтобы ребята привозили для нас продукты и всё прочее. Надо срочно менять замки, чтобы Джабо не мог ходить в мою квартиру как к себе домой. Пусть он приходит, но тогда, когда я захочу этого, а не он. А то и ночью будет являться. Мне это надо? Нет».

От Джабраила Эмма мысленно перенеслась к своей подруге, с которой почти год не поддерживала дружеских отношений. «Снежа-а-на, – с ненавистью подумала о ней, – я тебе всё припомню когда-нибудь. Припомню, как ты увела моего лучшего мужчину. Учи-и-лка малолетних детей. Надо было… Что надо было? У каждого в жизни своя дорожка. В общем, нечего раскисать, всё самое интересное только начинается».

Снежана, о которой вспомнила Эмма, была девушка на загляденье. И влюблялись в неё мужчины потому, что у неё большие синие глаза, густые и длинные, с ярким отливом белокурые волосы. Кто из подруг краше, Эмма или Снежана, трудно сказать – обе хороши. Правда, Снежана бывала несдержанной и грубоватой. А эти качества в определённых случаях делают женщину отталкивающей.

Эмма заметно воспитаннее, тоньше. К тому же могла в какой-то ситуации слукавить или наоборот, предстать наивной. Разные женщины – разное понимание жизни.

В январе Эмма ещё три раза встречалась с Лукьяном и четыре раза – в феврале, когда он был уже связан узами брака. Джабраил к ней приходил один раз в десять дней, а то и реже – это зависело от её настроения.

Седьмого марта Эмма задержалась на работе и вернулась домой около восьми вечера – отмечали предстоящий праздник. Приняла душ, а потому как в квартире было тепло, осталась нагишом. Прошла в гостиную и, включив телевизор, села в кресло. Внезапно, чего Эмма никак не ожидала, раздался звонок в дверь. Молодая женщина вышла в прихожую, заглянула в глазок. «Отец Алхана! – обомлела она. – Зачем он приехал?» Быстро набросила на себя халат, застегнула пуговицы, после чего впустила гостя. Тот гортанным голосом поприветствовал женщину и вручил ей букет цветов.

– Арабские духи и хорошее вино в портфеле.

Раздевшись, Муса прошёл на кухню. Раскрыв портфель, выставил на стол две бутылки вина, а коробочку с духами передал хозяйке. Поблагодарив гостя за подарки, Эмма предложила ему поужинать.

– Спасибо, я недавно в ресторане кушал. Вместо ужина прошу выпить со мной по бокалу вина. Не возражаешь?

– Нет, не возражаю.

Выпивали здесь же, на кухне. Муса сказал, что приехал в этот город по делам на несколько дней. Эмма, поглядывая на него, подумала: «А он ничего, приятный, даже красивый. И усы симпатичнее, чем у Луки».

Надумав сыграть роль смущённой девушки, она поправила косы на груди и робко улыбнулась:

– Муса, а ты где будешь спать: на диване или на кровати?

Он окинул молодую женщину таким взглядом, что она почувствовала себя нагишом.

– Я приехал к тебе, красавица, узнать, чем ты моего сына околдовала. И ты обязана ответить на все мои вопросы и обязана быть покорной.

Он недовольно сдвинул густые чёрные брови, властно взглянув на женщину. Та незаметно усмехнулась: «Я и не думаю тебе отказывать, потому что хоть сейчас готова в постель».

– Муса, – продолжая играть роль смущённой девушки, обратилась к нему Эмма, – а если я замуж выйду, ты не будешь ко мне приезжать?

Он снова окинул её властным взглядом:

– Если приеду, скажешь мужу, что я отец твоего жениха, которого убили. А ты замуж думаешь выходить?

– Как сказать… Пока присматриваюсь.

– Я могу тебе найти жениха, настоящего джигита.

– Спасибо, Муса, у меня есть на примете кавалер.

Эмма вдруг увидела, что рядом с мойкой валяется туалетное мыло. И у неё с ходу возник дерзкий замысел разыграть неприличную сценку. «Как он среагирует?..» Она встала с табурета и, повернувшись к гостю спиной, нагнулась, пытаясь взять выскальзывающий из руки кусочек. А уже в следующий миг наклонилась так низко, что у неё открылось то, что женщина даже мужу выставляет напоказ в редких случаях, например, в бане, когда пробуждается желание поозорничать. «Ва-а-х!» – раздался гортанный возглас. Эмма довольно хмыкнула, затем встала во весь рост и, положив мыло в кухонную мойку, как ни в чём не бывало, взглянула на мужчину – он бешено вращал глазами. Потом, сбивчиво что-то пробормотав, сказал возбуждённым голосом:

– Поставить бы тебя на колени да отхлестать ремнём твой голый зад. Или отодрать как гулящую девку. Ты этого добивалась?

Эмма потупила взор.

– Прости, Муса, забыла. Я же не знала, что ты приедешь: пришла с работы, душ приняла, халатик накинула…

Мужчина, видать, никак не мог успокоиться. Он решительно встал с табурета, шагнул к полуобнажённой особе.

– Женщина, ты красива, нежна и желанна. Моё сердце, как сердце любого мужчины, трепещет от твоего вида… Бью себя по рукам, чтобы не тянулись они к той, что была любимой женщиной моего сына. Его прах ещё не остыл в нашей земле, ещё не выплаканы слёзы по плоти от моей плоти. И если мы ляжем с тобой в постель, то я предам сына своего, память о нём.

Эмма надеялась услышать от Мусы совсем другие слова, потому что помнила его многозначительные взгляды, когда он приезжал к ней в конце декабря с младшим братом. Ей стало совестно за своё вызывающее поведение и проявленную слабость. Опустив голову, она замерла на секунду, будто прислушиваясь к чему-то. И вдруг приветливо улыбнулась:

– Муса, давай посидим, вина ещё выпьем, что ты принёс. Алхана вспомним…

Они просидели не менее двух часов. Пили вино, разговаривали; иногда Эмма бессмысленно хихикала от рассказов гостя. И было хорошо, светло на душе. Не надо было придумывать, как обворожить мужчину. Муса оказался начитанным, что Эмме было в диковинку, поскольку до этого с таким багажом знаний она знала только Луку. А знакомые кавказцы не говорили ей возвышенных слов: им требовалось одно – постель.

Выпитое вино распахнуло у гостя душу, вылилось в стихотворные строки, которые с придыханием прочитал Муса:

Эмма тайком смахнула слезинки, появившиеся в уголках её глаз. Муса, печально взглянув на неё, сказал:

– Теперь послушай на прощанье ещё один стих великого поэта и философа:

Муса ушёл, крепко расцеловав Эмму, и обещал навещать её по-родственному. А минутой раньше оставил ей значительную сумму денег.

После того как уехал Муса, Эмма больше недели не хотела видеть никого из мужчин. Ей звонили и Лукьян, и Джабраил, она отвечала, что неважно себя чувствует. Во второй половине марта пришла в себя, вышла из заторможенного состояния. Сначала она встретилась с молодожёном Лукьяном, потом пригласила в гости Джабраила.

Так пролетели март и апрель. Первого мая на центральной площади города в колоннах демонстрантов Эмма повстречала одноклассников и знакомых. После демонстрации прямо на улице пили плодово-ягодное вино. Потом гуляли по городу и пели песни. Вечером слегка захмелевшая женщина вернулась домой, ожидая телефонного звонка – и от Лукьяна, и от Джабраила. Но неожиданно ей позвонил Максим. Он поздравил бывшую супругу с праздником, а в конце разговора пригласил в удобное для неё время навестить его. Сам в гости не стал напрашиваться, наверное, постеснялся. Эмма пообещала ему, что, как только будет возможность, придёт. И положила трубку.

Глава 7

Убийство

Воскресным майским утром Максиму позвонил его давний приятель Геннадий Зенин и попросил съездить с ним в деревню к родителям – давненько, мол, не был. Максим не смог отказать товарищу, и менее чем через час они уже были в деревне. По соседству от родителей жили два родных брата Геннадия. Узнав о приезде младшего, они без промедления пришли с бутылкой самогона. Мать Зениных сходила в чулан, откуда принесла ещё бутылку первача.

Выпив полрюмки спиртного, мать запела русскую народную песню «Когда б имел златые горы». Сыновья стали подпевать, в том числе и Максим, хотя он не выпивал. Пробыв в деревне до трёх часов дня, Геннадий с Максимом отбыли восвояси. Хотели идти до города пешком, но передумали и пошли на автобусную остановку, находящуюся всего в полукилометре от деревни. У мужчин вылетело из головы, что сегодня воскресенье, автобусы идут переполненными, поэтому редко тормозят у остановки перед городом.

Постояв не менее тридцати минут, голосуя всё это время легковым автомашинам, товарищи всё-таки решили пройтись пешком. Раздосадованный Геннадий выругался, когда очередная легковушка не остановилась. Однако он снова и снова продолжал махать рукой, рассчитывая, что найдётся-таки сердобольный водитель. В конце концов он подобрал с обочины мелкий гравий и, видя, что очередная машина (зелёные жигули) не снижает скорость, бросил камешек в лобовое стекло. И не с размаху, а неприметным движением, как бы от живота. Максим всё же подметил, что Геннадий поднял с обочины камешек и потом сделал странное движение правой рукой, но не придал этому значения. Приятели прошли уже метров шестьсот, как увидели: им навстречу бегут четверо возмущённых мужчин, причём двое были с монтировками. Максим сначала не обратил на них внимания – мало ли куда бегут мужики? Лишь когда один из них нетрезвым голосом выкрикнул, что за лобовое стекло они дорого заплатят, подумал: «Какое стекло?»

Вдруг голос Геннадия:

– Бежим.

– Куда? – У Максима от удивления глаза полезли на лоб.

Геннадий ничего не ответил, а свернул в кювет и, махнув товарищу рукой, трусцой побежал в сторону деревни – напрямик, через поле. Максим потрусил за ним.

Когда Максим уже подбегал к деревне, его начали одолевать сомнения: «Зачем бежим? Надо было с мужиками поговорить, объяснить им, что мы не какие-то пацаны, готовые ради баловства бить у машин лобовые стёкла. А если бы на рожон полезли, я бы их мигом утихомирил. Но зачем Генка ведёт разъярённых мужиков к дому своих родителей? Бежать, если уж на то пошло, надо было не в деревню, а совсем в другую сторону. Чего он хочет? Непонятно».

Непонятным было и то, что Геннадий зачем-то останавливался, поджидая мужчин, и говорил им злорадным голосом: «Быстрее, мужики, вы что-то плохо бегаете». Метров за пятьдесят до родительского огорода Геннадий сказал Максиму, что бежать надо к его братьям. «Ты что, драку хочешь устроить?» – «Эти хорьки сами напрашиваются на драку».

Максим вбежал в огород братьев Зениных и, в медленном темпе пробежав недлинный участок, оглянулся назад – Геннадий стоял возле калитки на территории огорода и, кажется, поджидал мужчин. Удивившись, Максим не спеша прошёл через другую калитку, ведущую к дому.

Но, сделав ещё несколько шагов, услышал страшный голос Геннадия:

– Максим, помоги-и, убива-а-ют!

Не раздумывая, возвратился в огород и увидел ужасающую картину: Геннадий лежал спиной на земле, голова окровавленная, а на нём сидел лысоватый мужчина – в правой руке у него была половинка красного кирпича. Геннадий крутил головой то влево, то вправо, пытаясь увернуться от опасного предмета. Ещё двое мужчин стояли рядом и тупо взирали на происходящее. Увидев возле двора целый штабель коротких обрезных досок толщиной миллиметров сорок, Максим взял в руки одну из них и подбежал к нападавшим, чтобы воздействовать на них психически. У него и в мыслях не было ударить кого-то, он был уверен: увидев его с обрезной доской, хулиганы прекратят свои преступные действия.

Он закричал:

– Прекратить! Что вы делаете, сволочи?!

На него бросился один из мужчин – в правой руке он держал монтировку. Максим машинально стукнул доской по вытянутой руке, и нападавший, будто споткнувшись обо что-то, упал. После этого ударил того, кто бил Геннадия половинкой красного кирпича. Боковым зрением увидел: на него бежит ещё один мужчина, и тоже с половинкой красного кирпича в руке. Но поскольку Максим оказался с ним почти нос к носу, не стал предпринимать против него никаких действий. Тем не менее, тот всё равно упал: то ли от растерянности, то ли отчего-то другого. Четвёртый, стоявший возле яблони, не рискнул атаковать Максима. Максим же, заметив, что окровавленный Геннадий встал с земли и, покачиваясь, пошёл из огорода, бросил доску и направился за ним. Преследователи в эту минуту подошли к своему товарищу, который лежал на земле и не подавал признаков жизни.

Мать Геннадия, увидев его с окровавленной головой, велела одной из снох срочно звонить в скорую помощь. А сама нашла бинты с йодом и стала перебинтовывать сыну голову. Старшие сыновья взволнованной матери, напившись домашнего самогона, в это время спали.

До деревни, где жил Максим, расстояние было около двух километров. Настроение у него было паршивое, может, поэтому и шёл по тропинке черепашьим шагом, задумчиво глядя под ноги. А один раз долго сидел на склоне оврага, анализируя всё произошедшее. В родительском доме Максима дожидалась мать, сообщившая сыну, что за ним приезжала милиция.

Утром он надел спортивный костюм и сам пошёл в городской уголовный розыск. Ему сказали, что слышали про этот случай и нечего, мол, переживать. «Не волнуйтесь, проспится тот товарищ, и всё будет хоккей. Но вы подождите, не уходите далеко».

Максим стал ходить по коридорам милиции, не зная, куда себя деть. Минут через пятнадцать его попросили зайти в тот же кабинет и объявили, что пострадавший скончался в больнице. От услышанного у Максима слёзы появились на глазах. Он вышел в коридор и, сев на стул, закрыл руками лицо. «Я убил человека?! Не может быть». У него не укладывалось в сознании, что он, Максим Муханов, мог убить человека.

Уронив на грудь голову, задумался, но тут услышал:

– Вы Муханов?

Посмотрел на стоявшего перед ним капитана милиции.

– Да, я.

– Пойдёмте в мой кабинет, – спокойным голосом попросил капитан и направился в самый конец коридора; началось следственное дознание.

Максим подробно рассказал о вчерашнем происшествии, потом, расписавшись в протоколе под своими показаниями, решил, что его сейчас посадят. Но офицер милиции сказал, чтобы Муханов подождал пока в коридоре.

Максим позвонил матери и попросил её не расстраиваться, если его арестуют.

– Мам, тюрьма не виселица, и не надо переживать.

Во второй половине дня сотрудники отдела дознания повезли Максима на шоссейную дорогу, где он и Геннадий встретились с водителем жигулей, а также его пассажирами. Затем поехали в деревню, в которой и случилась трагедия. Метровую обрезную доску толщиной сорок миллиметров, валявшуюся у яблони, и две половинки красного кирпича взяли как вещественные доказательства.

Вернувшегося в милицию Максима капитан дознания направил на второй этаж, в следственный отдел, к старшему лейтенанту Охотенко. Войдя в кабинет, Муханов увидел сидящего за столом молодого русоголового мужчину. Предложив сесть, тот сразу повёл себя напористо, задавая вопросы резким тоном. И заносил показания так быстро, что в течение двух часов исписал изрядное количество страниц.

– Прочтите, – небрежно бросил он, – потом распишитесь.

Максим стал читать, а поскольку что-то ему подсказывало, что Охотенко нельзя доверять, читал внимательно. И на одной из страниц увидел то, о чём не говорил.

Решил поинтересоваться:

– Почему вы написали то, чего не было?

У следователя тут же побагровело лицо.

– Выражайтесь конкретнее, гражданин Муханов. Что я не так написал?

– Вы написали с моих слов, что я взял доску с целью защиты Геннадия Зенина, потом от себя приписали, что я умышленно ударил по голове этого…

– Соколова.

– По-вашему получается, что я взял доску с целью защиты Зенина, а Соколова умышленно ударил по голове. Как это так? Никакого злого умысла у меня не было. И по голове я случайно ему попал, потому что он крутился на Зенине.

Следователь завозился на стуле и, глядя куда-то вверх, сказал:

– Напишите в конце, что с этой строчкой не согласны.

– Но на суде не будут читать то, что написано ниже показаний. Они прочитают и запомнят, что я умышленно ударил Соколова доской по голове, после чего он умер.

Максим понял, что с Охотенко надо держать ухо востро. Тот немигающе уставился на Муханова.

– Вы что, отказываетесь протокол подписывать?

– Я не буду подписывать то, чего не говорил.

– Вы как ведёте себя? Вы же невинного человека убили.

– Не я, а он убивал человека.

– Не сваливайте вину на покойника.

Понимая, что следователь занял обвинительную позицию и доказывать ему что-либо бесполезно, Максим встал и, глядя на агрессивного милиционера, категорично заявил:

– Я отказываюсь от вас как от следователя, потому что вы предвзято подходите к этому делу.

– А-а! – фальцетом выкрикнул старший лейтенант. – Со мной даже рецидивисты так не разговаривали. Я тебя в камеру отправлю.

– Отправляйте, но подписывать вашу туфту я не буду. Дайте мне бумагу, я сам всё напишу.

Следователь по внутренней связи позвонил кому-то и попросил отправить задержанного в камеру. Вскоре вошёл младший сержант и повёл Максима в КПЗ. Спустившись на первый этаж, Максим уже через минуту оказался в камере – это была каморка, примерно два с половиной метра в длину и два в ширину. Налево у двери стоял бачок, из каких в столовой обычно разливают супы; здесь это называлось парашей. В камере был слабый свет от маленькой лампочки, висевшей над дверью. На деревянных нарах сидел мужчина лет тридцати пяти, который после знакомства объяснил, что на рынке он вытащил из сумочки одной дамы кошелёк, а это случайно засёк уличный торговец и схватил воришку. Оказалось, карманник уже три раза побывал в местах не столь отдалённых и взялся учить новичка, как правильно вести себя в тюрьме. Разговор пришлось прервать – Максима повели в пустую комнату, куда через минуту вошёл Охотенко.

– Пиши сам показания, – недовольно прогундосил он. И, бросив на стол чистые листы, вышел.

Максим сел за стол и начал описывать вчерашнее событие. А поскольку любил писать сочинения, то написал таким красочным языком, что получилось нечто вроде рассказа. Не забыл он описать и своё внутреннее состояние, и что побудило его взять доску, а потом ударить нападавших. Прочитав своё «творение», улыбнулся: «Меня не сажать надо, а как минимум вручить похвальную грамоту». Посидев ещё чуток на пластиковом табурете, Максим подошёл к двери и два раза стукнул в неё кулаком. Через минуту он был в камере, где стал расспрашивать карманника о тюремной жизни – это сегодня интересовало его больше всего.

Неожиданно из дальней камеры послышался женский голос:

– Муханов, не ссы! На зоне тоже жить можно.

Следом окрик кого-то из милиционеров:

– Хватить базланить!

– Да пош-шёл ты, ментяра.

– Я т-те, урка…

– Что-о?!

Женщина из камеры обозвала милиционера драным козлом, после чего выругалась забористым матом. Максим увидел, что карманник вопросительно смотрит на него, поэтому решил прояснить ситуацию.

– Наверное, она на уроках физкультуры у меня была, это кто-то из учениц нашей школы. А в школе есть такие бестии, будь здоров! Но как она узнала, что это я в камере?

– Здесь это быстро узнаётся.

После ужина, который привозили из какой-то городской столовой, в небольшую форточку, прорезанную в двери («кормушку»), Максиму подали свёрток.

– Муханов, – обратился к нему сержант, – тебе жена гостинец принесла.

– Какая жена? У меня нет жены, – произнёс удивлённый Максим. – А как она выглядела?

– Симпатёвая такая девушка, Эмма её зовут.

– Понятно.

Максим развернул свёрток, где оказалось три небольших кулёчка: в одном были горячие куриные яйца – четыре штуки, завёрнутые в фольгу; в другом – кусок горячей отварной колбасы, тоже в фольге. А в бумажном пакетике – кусочки батона. Ровно половину всего Максим отдал новому знакомому.

Тот попытался отказаться:

– Максим, не надо, ты сам всё это умнёшь за милу душу.

– Не стесняйся, перекуси.

С удовольствием съев домашний харч, Максим мысленно поблагодарил бывшую супругу, которая не поленилась прийти в милицию. На следующий день в это же время Максиму вновь передали свёрток с гостинцем. Ассортимент был тот же, но с добавкой – большим куском колбасного сыра.

Глава 8

Неожиданная свобода. И не друг, и не враг, а так

Сидя в полутёмной и вонючей, к тому же тесной камере, Максим удивлялся: «Интересно, почему меня Охотенко не вызывает. Или того, что я написал, ему достаточно? А может, хитрый ход замышляет?»

На третьи сутки Муханова вывел на улицу младший сержант милиции, каждую секунду командуя, куда шагать.

Невысокий щуплый милиционер с кобурой на боку предупредил довольно высокого, крепкого Максима:

– Шаг в сторону, – негромко произнёс он, положив правую руку на кобуру, – стрелять буду.

Не обратив внимания на милицейское предупреждение, Максим спросил:

– Куда хоть идём?

– Сейчас узнаешь.

Увидев здание прокуратуры, Максим понял, куда его ведут. Через считанные минуты он был в приёмной прокурора. Вдруг, как чёрт из табакерки, в приёмную влетел Охотенко и с ходу проскочил в кабинет. Правда, уже в следующую минуту выскочил назад как ошпаренный, зыркнув на Максима испепеляющим взглядом. Потом к прокурору вошла секретарша, а выйдя оттуда, пригласила войти задержанного. Тот проследовал в кабинет и, поздоровавшись, посмотрел на сидящего за столом прокурора.

– Товарищ Муханов, почему вы отказались от следователя? – сразу последовал вопрос.

Услышав слово «товарищ», Максим понял, что он уже не «гражданин», значит, его освобождают из-под стражи. Внятно объяснил, по какой причине отказался от следователя, дополнив, что Охотенко давил на него.

Ответив ещё на некоторые вопросы, услышал самые нужные в данной ситуации слова:

– Вы свободны. – Прокурор сделал эффектную паузу и, увидев довольное лицо подследственного, сказал: – Прокуратура забирает это дело себе. И завтра в десять утра вас будет ждать следователь Мишин.

Сказав «спасибо вам», Максим вышел из кабинета. И только шагнул за дверь прокуратуры, от удивления разинул рот – возле крыльца стояла Эмма.

Обнявшись и расцеловавшись, Эмма заговорила просительным голосом:

– Максюша, я очень тебя прошу у меня жить. Пожалуйста, соглашайся, мне без тебя жуть как боязно.

От неожиданного предложения мужчина растерялся.

– Сначала маму бы надо увидеть.

– В таком случае пошли на автостанцию, возьмём такси и к маме съездим.

Минут через тридцать Максим с бывшей женой были в деревне.

Побыв с матерью около часа, сын сказал, как бы оправдываясь:

– Мам, я к Эмме сейчас поеду.

– Правильно, сынок, видишь, какая у тебя жена – готова за тобой в огонь и в воду.

Эмма улыбнулась:

– Спасибо, мам. – И, обняв её, поцеловала в щёку.

Пожилая женщина с любовью посмотрела на бывшую сноху. Она знала, что младший сын в разводе с Эммой, но всё равно считала её самой любимой среди других снох. По-видимому, за ласковое отношение к себе.

Уезжали бывшие супруги из деревни на том же такси, на каком и приехали. Эмма и в салоне «Волги» продолжала светиться радостью, прижималась плечом к Максиму, поглаживала его ладонь. Мужчина готов был расцеловать любимую женщину, но не решился. А войдя в Эммину квартиру, так разволновался, как будто сейчас придётся делать то, что с удовольствием бы сделал на пять, но знал, что получится из рук вон плохо.

Эмма буквально на днях, вновь задумавшись о своём будущем, решила, что ей нужен Максим такой, какой он есть: физически сильный, надёжный. И за его спину, в случае чего, всегда можно укрыться. «Любовники? Это, как говорится, всё временное, на чём не стоит зацикливаться. Вот ежедневно лежать перед сном с близким по духу мужчиной, гладить его сильное тело, прикасаться к нему губами – такое счастье не каждой женщине выпадает».

Вечер у «молодых» прошёл удовлетворительно. Во всяком случае, Эмма даже похвалила Максима, чего раньше не делала. Поверил он ей или нет, неизвестно, но его больше волновал другой вопрос.

– Всё это хорошо, Эмуля, но завтра мне в прокуратуру надо идти.

– Макс, ты дома, не переживай. Давай я тебя ещё поцелую…

Назавтра в десять утра Максим находился у следователя городской прокуратуры Мишина Виталия Петровича. Темноволосый мужчина лет тридцати (ходил он в гражданском костюме), как вскоре определил Максим, был интеллигентным и доброжелательным. Вёл протокол допроса спокойно, уделяя внимание самым незначительным, казалось бы, мелочам. Закончив допрос, который можно было принять за доверительную беседу, попросил Максима, чтобы все свидетели из деревни, не боясь, приходили в прокуратуру для дачи показаний.

– А мне когда приходить к вам в следующий раз? – спросил Максим.

– Думаю, не скоро, пока всех не опрошу. Но в первую очередь мне бы хотелось поговорить с Зениным, вашим другом. Короче говоря, вы работайте, а мы будем разбираться.

Попрощавшись со следователем, Максим подумал: «Какие разные люди работают в правоохранительных структурах – одни грубые и необъективные, а другие – воспитанные, грамотные специалисты, любящие свою работу. И ещё они видят в подследственных и подозреваемых не преступников, а прежде всего людей».

Геннадий Зенин лежал в районной больнице, куда его привезла машина скорой помощи. Ему в первый же день наложили на голову четыре шва, поскольку от ударов кирпичом были рваные раны. Максим, немного успокоившись после визита к следователю прокуратуры, съездил к Геннадию. У того хотя и были повязки на голове, однако в целом он чувствовал себя нормально. А во время беседы признался товарищу, что хитрит, рассказывая врачам про сильные боли в висках.

Максим попросил его:

– Ты хитри, но знай меру. И помни, что тебя следователь ждёт. Поговори с лечащим врачом, скажи, что тебе в прокуратуру срочно надо…

Спустя два дня после этого разговора Геннадий приехал в прокуратуру, где провёл более трёх часов. Всё это время следователь никак не мог понять, по какой причине Зенин увиливает от принципиального вопроса.

– Товарищ Зенин, я ещё раз уточняю: вы звали на помощь Муханова?

– Да, когда нападавший стал наносить мне удары половинкой кирпича по голове, я испугался, что он меня убьёт.

– Как вы на земле оказались? Между вами и Соколовым сначала была борьба?

– Нет, борьбы не было. Я побежал от калитки в огород, а мне кто-то бросил твёрдый предмет в затылок. У меня закружилась голова, и я упал.

– Вы упали лицом вперёд?

– Да.

– Кто вас перевернул на спину?

– Нападавший.

– Это тот, которого Муханов ударил доской?

– Да.

– Вы видели, как вас бил Соколов?

– Один раз видел: он замахнулся на меня.

– Чем замахнулся?

Наступила пауза.

– Так чем он замахнулся? Вы только что говорили, что Соколов наносил удары половинкой кирпича по вашей голове. Вы подтверждаете это?

– Я закрыл глаза.

– Ответьте конкретно: вы видели, как Соколов наносил вам удары?

– Помню что-то… расплывчато.

Как ни пытался следователь получить от Зенина вразумительный ответ, но так его и не дождался.

Через месяц следователь прокуратуры в очередной раз вызвал Муханова. Задав ему несколько уточняющих вопросов и получив исчерпывающие ответы, Мишин попенял, что Зенин не договаривает чего-то.

– Удивительно, как он не видел, что Соколов наносил ему удары половинкой кирпича. Память отшибло? Но он в той ситуации не терял память.

– Вы правы, Виталий Петрович, – уверенным голосом сказал Максим, – с памятью у него полный порядок, так как он в больнице мне говорил, что видел, как удары ему наносил Соколов. И я отлично видел: когда он лежал на земле, то крутил головой, чтобы уклониться от кирпича. Как он мог не видеть?..

Вновь встретившись с Геннадием, Максим прямо его спросил:

– Ты почему не говоришь следователю правду? Ты же видел, что на тебе Соколов сидит и половинкой кирпича удары наносит. С какой стати темнишь?

Зенин стал указательным пальцем правой руки тереть глаз, будто соринка туда попала. Потом, глядя куда-то в сторону, сказал:

– Понимаешь, Макс, я что-то растерялся и с дури ляпнул, что не видел, кто меня бил по голове. А потом испугался, что следователь скажет, что я хочу запутать следствие. И меня за дачу ложных показаний – в кутузку.

– Гена, в следующий раз, когда тебя следователь вызовет, честно скажи, что ты вспомнил: удары кирпичом тебе Соколов наносил.

– Макс, я ещё раз говорю: меня в этом случае могут привлечь к уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Нет, в тюрьму я не хочу, я там не выдержу.

– Гена, пойми, это не дача ложных показаний: вчера ты не помнил, а сегодня вспомнил. Ведь голова – это тёмный лес.

– Я согласен, что голова для врачей тёмный лес, но у следователей своя голова. Нет, Макс, показания я менять не буду.

Максим качнул головой и, не попрощавшись, ушёл. «Ну и козёл ты, Гена, – со злостью подумал. – Ты даже не козёл, а предатель. Как с тобой дружить после этого? Ты теперь и не друг, и не враг, а так. Правильные слова написал Владимир Высоцкий, значит, и его когда-то друг подставил, а может, и предал».

Вечером, как только Эмма пришла с работы, Максим рассказал ей о разговоре с Геннадием.

Выслушав бывшего супруга, Эмма с ненавистью в голосе произнесла:

– Ну и друг у тебя, с-сволочь. Мне он, кстати, с первого взгляда скользким показался, а у меня врождённый нюх на людей. В общем, мы с мамой срочно будем искать адвоката. Говорила сразу: надо найти хорошего защитника. – Заметив, что Максим хочет что-то сказать, Эмма рассерженно махнула рукой: – Деньги у меня есть, насчёт этого можешь не волноваться.

– Я не насчёт денег волнуюсь, а знаю, что адвокат мне пока не нужен. Чем он поможет? Я свои показания не изменю, Генка их тоже отказался менять. Хотя он-то обязан их поменять.

– Макс, опытный адвокат в любом деле найдёт то, чего ты не видишь. И подскажет, как правильно поступить.

– Нет, дело к концу подходит, тем более никто не будет менять показания. Давай закроем эту тему…

На следующий день Максим шёл по улице города, а навстречу ему школьный товарищ.

– Ма-а-кс, а я второй день тебя ищу. И в школу звонил, и в деревню.

– Что-то срочное? – пожав протянутую руку, спросил Максим.

– К нам мой дядя приехал, он главный прокурор военного округа, генерал-майор. Я ему рассказал про твой случай, и он хотел бы с тобой поговорить.

Минут через десять Максим был у родителей своего товарища, где в просторной гостиной представился немолодому генералу – тот был в брюках с красными лампасами и рубашке защитного цвета.

Расспросив, как было дело, и услышав обстоятельные ответы, сказал:

– Я могу вас успокоить только тем, что вы действовали в той ситуации правильно. Если бы вы убежали, не оказав помощи человеку, жизни которого угрожала опасность, то вас за это следовало бы привлечь к уголовной ответственности.

Мягко ступая по ковровой дорожке, генерал говорил, нет-нет да поглядывая на сидящего в кресле Максима:

– Дело в том, молодой человек, что у нас гражданские суды часто перестраховываются в подобных случаях. И если вас всё же осудят за умышленное убийство, то мой вам совет: пишите кассационные жалобы вплоть до Верховного суда СССР. А если надо, то и до Пленума Верховного суда, там вопрос обязательно решится в вашу пользу.

Максим около часа беседовал с военным прокурором, который в заключение сделал краткое резюме, что если бы похожий случай произошёл у них в округе, то он бы закрыл это дело за отсутствием состава преступления.

– Вы, молодой человек, действовали в состоянии необходимой обороны.

Во второй половине июля уголовное дело, возбуждённое против Муханова, и впрямь закрыли с формулировкой: «за отсутствием в действиях Муханова состава преступления, потому что он действовал в состоянии необходимой обороны». Прав оказался военный прокурор, но и следователь Мишин показал себя принципиальным в непростом вопросе, хотя зам городского прокурора просил его передать дело в суд, чтобы избежать неприятностей, которые могут исходить от вышестоящих органов. И кое-кто из коллег предупреждал Мишина: «Смотри, Петрович, схлопочешь по загривку». На что следователь отвечал в категоричной форме: «Муханов в той ситуации был прав».

Прошло всего несколько дней после закрытия уголовного дела, как посыпались жалобы в областную прокуратуру. Спустя ещё недели три всё началось сначала. На этот раз дело вёл не Мишин, а другой следователь городской прокуратуры.

Максим прекрасно понимал: уголовное дело повторно возбуждено потому, что там есть за что зацепиться – это противоречивые показания Зенина. И пока эта нестыковка будет присутствовать, дело могут возбуждать раз за разом. Везде нужна ясность, а в уголовных делах тем более. Подумав, решил ещё раз поговорить с Геннадием, попытаться убедить его, что тот, сказав правду, ничем не рискует.

Зная, в какое время Зенин приходит с работы, Максим стал поджидать его недалеко от дома. Увидев товарища, Геннадий аж споткнулся, побледнел, однако поздоровался.

Максим помедлил немного, затем спросил:

– Гена, может, всё-таки вспомнишь, что удары тебе Соколов наносил? А то это дело так и будет кочевать от одного следователя к другому.

Зенин стал переминаться с ноги на ногу. Наконец произнёс:

– Макс, ты думаешь, я не переживаю? Но что я могу сделать: сам себе приговор подписать?

– Гена, сколько бывает случаев, когда человек забывает даже то, как его зовут, а потом вспоминает. И ты вспомнил, хотя здесь смешно: всё помнит, всё знает, но не говорит. Как это называется?

– Макс, я всяко крутил, думал, но каждый раз прихожу к одному: меня могут посадить за дачу ложных показаний. Как ты не понимаешь?

– Гена, я видел, как ты бросил камешек в жигулёнок. И представь: я подтверждаю всё это на следствии. Что с тобой в этом случае сделают? Сразу же посадят.

Геннадий изменился в лице, ссутулился.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Затем, чтоб знал: я не сволочь, как ты.

Максим окончательно понял, что его бывший товарищ – трус. И не только трус, но ещё и предатель.

Буравя его прищуренным взглядом, медленно, с сарказмом проговорил:

– Иуда ты, Гена, и другого имени тебе больше нет.

Сплюнув через левое плечо, Максим быстрым шагом пошёл в другую сторону, побоявшись, что не сдержится и врежет подлому человечку промеж глаз.

В этот вечер Максиму впервые захотелось напиться. Придя к Эмме, сказал ей о своём желании. Она сразу смекнула, в чём дело.

– Ты с Геной, с этим уродом встречался?

Услышав острое словцо в отношении Геннадия, Максим с особой нежностью посмотрел на бывшую жену.

– Да, Эмуля, встречался. И знаешь, мне вдруг полегчало, потому что груз, который висел на душе, исчез куда-то. Значит, душа от грязи освободилась. Согласна со мной?

– Согласна. Рассольник будешь?

– Буду.

– А винца, может, всё же выпьем?

– Давай, сейчас я сам организую это дело.

Максим открыл холодильник и, взяв оттуда початую бутылку сухого вина, стал разливать по стаканам.

Эмма в эту минуту наливала в тарелки рассольник.

– Макс, я в зале сегодня буду спать.

– Почему?

– Я не выспалась из-за твоего храпа. А сегодня ещё сильнее будешь храпеть, потому что устал, говоришь. Ты не обидишься?

– Нет, конечно. А насчёт храпа ты права, я мастер по этому делу.

Эмма сказала, притворно улыбнувшись:

– Каждому своё…

Глава 9

Нежданные гость. Разговор о будущем. Арест

Посередине августа нежданно-негаданно приехал Муса. Вечером он явился к Мухановым и попросил приютить его на три ночи. Естественно, гостя не выставили за дверь. Максим молчал, считая, что в этой ситуации не имеет права высказывать свою позицию. Эмма, почувствовав себя хозяйкой положения, в какие-то минуты любовалась Мусой. Она уже стала подзабывать, какой он красивый, умный: знает и армянский язык, и персидский, и лезгинский…

Общаясь по вечерам с высокообразованным мужчиной, молодая женщина влюбилась в него, о чём он даже не догадывался.

Субботним утром Муса обратился к Максиму:

– Позволь своей жене прогуляться со старым аксакалом. А то я сегодня уезжаю, а ваш город не посмотрел.

– Это её право, она мне не жена, – прозвучал холодный ответ.

Вскоре Эмма и Муса вышли из дома. Гуляли они более трёх часов. В тихом уголке парка усатый кавказец читал стихи, целовал руки обольстительной женщине. Она демонстративно вздыхала, красноречиво поглядывала на Мусу, но он не поддался на её психологические манипуляции. А ближе к вечеру отбыл в родные места.

После отъезда гостя Максим уехал в деревню к матери. Походив по квартире, Эмма легла в спальне на кровать. Полежав, прокрутила в голове весь сегодняшний день, проведённый с Мусой. «Жил бы он здесь, я бы только с ним встречалась, и больше ни с кем. Но ведь он такой правильный, неприступный. О, а мой пушкинский герой, Лука Мудищев. Неужели я его забуду? Он же самый любимый был до недавних пор. – Подумав, решила: – С ним я обязательно буду встречаться, он о-очень хороший. Это Муса меня загипнотизировал своим умом и хорошими манерами, поэтому Луку и забыла на время. Нет, мой Лучано, мой сказочник… – Эмма вдруг кокетливо улыбнулась, как будто Лукьян в эту минуту находился рядом. – Был бы сегодня жив Александр Сергеевич Пушкин, он бы так Лукьянушку воспел, в таком изысканном стиле, что за ним женщины стаями бегали бы. А как он ласкает, какие слова говорит, у других на это просто ума не хватит. Нет, Лука, что ни говори, редкий мужчина».

Когда после тёплого душа Эмма улеглась в постель, её снова потянуло на приятные размышления. А вспомнив Максима, поморщилась, представив, что завтра, когда он приедет из деревни, возможно, полезет к ней… Она хорошо знала, как это будет проходить. Желание у Максима (если это можно назвать желанием) появлялось один раз в неделю. Но как он начинал свои действия: неуверенно, словно женщина укусит его, оттолкнёт или хуже того – применит насилие. В один из вечеров, возбуждённая до предела, неудовлетворённая (Максим уже храпел), Эмма подумала: «Литературу бы нужную у продвинутых людей попросил, где написано, как должен вести себя мужчина с женщиной. Или ласкать бы научился должным образом. Хорошие ласки дают иногда больше, чем всё остальное. Образованный, волевой, а поведение забитого деревенского мужика, который не умеет отличить сосок от пальца. Что с ним делать? – На этот головоломный вопрос Эмма всегда отвечала себе почти одно и то же: – Выгнать я его никогда не выгоню, потому что без него будет неуютно и страшно. – С минуту полежав, опять задумалась: – Надо с ним откровенно поговорить, пусть поищет нужного врача. А то спортом занимается, а самое важное дело пустил на самотёк. И если вылечится, станет выполнять свои мужские обязанности так, как положено, тогда можно повторно зарегистрироваться. А насчёт ласк… этому, пожалуй, я и сама могу его научить. Чего я раньше не додумалась до этого? Боялась, что спросит: откуда я это знаю? А надо честно сказать, что от любовника про все эти тонкости узнала. Завтра же эту тему обсосём».

На следующий день ближе к вечеру Максим вернулся из деревни. Эмма приготовила ему чашку растворимого кофе, расспросила о здоровье матери. Потом в гостиной присела рядом с ним на диван.

Посидев немножко, сказала:

– Макс, я хочу поговорить о нашем с тобой будущем, как нам дальше жить.

Максим заёрзал на диване.

– У тебя что, есть готовый рецепт, как нам дальше жить?

– Есть, только не перебивай, выслушай. И не обижайся.

– Говори, я весь внимание.

Подумав, с чего начать, Эмма решила идти напролом, объяснив Максиму, что интимные отношения состоят не только из того, что мужчина ложится на женщину… Кроме этого существуют различные виды любовных ласк – это прелюдия интимной близости. И ласки, что важно, должны быть взаимными. И не надо стесняться ласкать женщину, а надо постепенно овладевать этим искусством – искусством любви. Но всё начинается с малого, с первого нерешительного шага, нежных приятных слов.

Эмма стала откровенно говорить, где у женщины находятся эрогенные зоны и как на них нужно воздействовать. Пояснила, что у женщины они имеются не только в полости рта и губ, мочки уха и сосков. Кроме этого, эрогенные зоны есть на внутренней поверхности бёдер и… В этом месте она заговорила о таких пикантных подробностях, что Максим крайне изумился, думая, где его бывшая жена читала об этом. В продолжение темы она рассказала, какие виды поцелуев существуют.

В конце занимательного повествования Эмма поведала современную байку о том, как один мужчина спрашивает у другого, сколько времени у него длится интимная близость с женщиной. Ответ: два часа. «Быть не может?!» – «Может, потому что час и пятьдесят восемь минут длится прелюдия, а две минуты всё остальное». Завершила она свой монолог тем, что женщина ждёт от мужчины, прежде всего, искренних чувств, доверительного общения. Но никак не холодного, равнодушного отношения к себе или, не дай бог, грубости.

Максим внимательно слушал Эмму, и как только она закончила свой рассказ, сказал:

– Признаюсь честно, я удивлён. Где ты всё это раскопала? Дала бы почитать.

– Макс, прочитав это сочинение, ты опять будешь задавать вопросы. Ты же хорошо понял, о чём я сейчас говорила. И теперь слово за тобой. Ответь: ты готов учиться этому делу?

Максим незаметно вздохнул:

– Давай попробуем. – Он встал с дивана и хотел было раздеться, но в ту же минуту помрачнел. – Эм, извини, давай всё это начнём, когда стемнеет. А то первый раз, я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

– Понимаю, тогда давай смотреть телевизор и… – Она озорно улыбнулась: – И давай целоваться. Ты хоть помнишь, когда меня целовал последний раз?

– Эм, а давай водочки дерябнем, а то давно не баловались.

– Точно! Пошли, у меня хорошая закуска есть.

Бывшие супруги выпили водочки, после чего перешли к поцелуям. Максим настолько расхорохорился, что, не дожидаясь темноты, разделся донага, снял с Эммы халатик. И, окинув оголённую женщину восхищённым взглядом, взял её на руки и понёс на кровать. Там он безропотно выполнял все её указания. Иногда Эмма нервничала: «Макс, целуй здесь, не стесняйся… И ощущай моё тело, оно же не мёртвое, а живое. И ты обязан его чувствовать…»

Первый урок, пусть на слабую троечку, но всё же состоялся. Мужчина был счастлив, а после душа благополучно уснул. Эмма задумалась: «Я не могу себе представить, что Макс когда-то станет тем, на кого у меня зуб гореть будет. Но пробовать надо».

В один из дней они смотрели телевизор в гостиной, когда Максим обратился к бывшей жене:

– Я давно всё хочу спросить: ты и сейчас мне изменяешь?

– Да, изменяю. Я могла бы соврать тебе, но это было бы нечестно.

Максим натянуто усмехнулся:

– Если ты заговорила о честности, тогда скажи: кто твой любовник?

– Вот этого, Макс, я никогда тебе не скажу. Даже если пытать будешь, всё равно буду молчать.

– И ни словом, ни полсловом?

– Нет и нет! – начиная раздражаться, ответила она.

– Тогда хоть скажи: ты в рабочее время с ним встречаешься?

– Макс, давай прекратим этот разговор, неприятный и тебе, и мне.

– Хорошо. Но ответь хотя бы на такой вопрос: в каком случае ты не будешь мне изменять?

– В каком? Когда приведёшь себя в норму. И я снова прошу тебя, умоляю: услышь меня! Неужели у нас хороших врачей нет? Тогда езжай в Москву. Макс…

Он встал с кресла и пошёл из комнаты. Но у самой двери остановился, лицом повернувшись к женщине – её глаза с отчаянной мольбой смотрели на него. Максим увидел в этих глазах не только мольбу, но и слёзы.

– Эмуля, прости, мне сейчас никакой врач не поможет, потому что нервы на пределе. И я думаю, что меня в любой день могут посадить…

В преддверии октябрьских праздников уголовное дело вновь закрыли, причём с той же формулировкой: «за отсутствием в действиях Муханова состава преступления». Но Максим считал, что жалобщики на этом не успокоятся. Они поняли, что в уголовном деле есть слабое звено – это показания Зенина, который якобы не видел, что удары ему наносил Соколов.

Незаметно подошёл Новый 1982 год, который отметили с друзьями. Так же незаметно пролетели ещё два месяца. Сразу после 8 Марта Муханову позвонила пом. прокурора Чувырдина Зинаида Михайловна и попросила в два часа дня прийти к ней с паспортом. Максим подумал: «Значит, посадить хотят». Но решил проверить свою догадку.

– Сажать будете?

– Ну что вы так грубо: сажать. У меня к вам несколько вопросов.

– А паспорт для чего?

– На всякий случай.

«Вот сволочь! – Максим мысленно обругал Чувырдину. – Сказала бы правду, зачем темнить?»

Поскольку паспорт у него всегда был при себе, он позвонил Эмме и сказал, что его сегодня посадят. Она испуганно вскрикнула:

– Как!

Максим передал ей разговор с помощником прокурора.

– В общем, если в шесть вечера меня не будет дома, значит, я в КПЗ.

В два часа дня в куртке, полуботинках и спортивном костюме Максим был в кабинете у Чувырдиной. Она беглым взглядом окинула его.

– Максим Аркадьевич, паспорт у вас с собой?

Он подошёл к столу и оставил на нём свой паспорт. Чувырдина взяла его и, сказав: «Подождите, я скоро приду», – вышла из кабинета. Не прошло и минуты, как она вернулась.

– Максим Аркадьевич, зайдите к прокурору.

Ничего не сказав, Максим направился к городскому прокурору.

При виде Муханова тот встал из-за стола и, нахмурив рыжие брови, произнёс с металлом в голосе:

– Ну что, гражданин Муханов, погуляли? Теперь пора нести ответственность за своё преступление.

Услышав слово «гражданин», Максим понял: его арестовывают. Откуда ни возьмись, у двери появился милиционер с кобурой на правом боку.

– Уведите! – кивнув на Муханова, приказным тоном бросил прокурор.

Через шесть-семь минут Максим был в камере, а спустя ещё минут сорок его повели в комнату при КПЗ, где ждала Чувырдина Зинаида Михайловна.

– Садитесь, Муханов.

Он только пристроился на пластиковый табурет, как Чувырдина скороговоркой проговорила, что гражданин Муханов привлекается к уголовной ответственности по 102-й статье – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах (от 8 до 15 лет или «вышка» – самая тяжкая статья уголовного кодекса в РСФСР). Максим даже бровью не повёл, услышав, по какой статье его привлекают, поскольку готов был ко всему. С досадой подумал: «Напугать хотят. А может, команду своего начальства выполняют». Вспомнил слова военного прокурора, генерала: «…И если вас всё же осудят за умышленное убийство, то мой вам совет: пишите кассационные жалобы вплоть до Верховного суда СССР. А если надо, то и до Пленума Верховного суда, там вопрос обязательно решится в вашу пользу».

Когда Чувырдина попросила Муханова расписаться, что признаёт эту статью, он отказался.

– Муханов, вы человека убили.

Он парировал:

– Не я убивал, а Соколов.

– Но он не убил, а вы убили.

– Зинаида Михайловна, – желчно усмехнувшись, произнёс Максим, – всё это называется «сказка про белого бычка».

– В таком случае, Муханов, напишите, что частично признаёте.

– А какая разница, полностью или частично? Если я подпишу «частично», значит, признаю 102-ю статью. Нет, этого не будет.

Чувырдина и так и сяк пыталась убедить Муханова, чтобы частично признал, но всё было напрасно.

В конце концов, она раздражённо бросила:

– Тогда напишите, что от подписи отказываетесь.

– Это другой вопрос.

Наклонившись над столом, Максим подумал: «Нет, господа обвинители, меня голыми руками не возьмёте, я буду драться с вами не на жизнь, а на смерть. Если уж умирать, как говаривал мой отец, то не просто так, а с особым смыслом».

После того, как Муханов написал «от подписи отказываюсь», начался допрос. Немного погодя Максим попросил ознакомиться со своими же показаниями. И сразу предупредил:

– Если хоть одна моя мысль будет искажена, то в показаниях я расписываться не буду.

Прокурорша дала подследственному несколько исписанных листочков, где он быстро нашёл то, чего не говорил.

– Почему вы написали, – твёрдым голосом произнёс он, – что я взял доску с целью защиты Зенина, а Соколову умышленно нанёс удар по голове. Я разве говорил такое? Эти показания я не буду подписывать.

Прокурорша недовольно качнула головой:

– Строптивый вы человек, Муханов. В таком случае так сделаем: я вам письменно буду задавать вопросы, а вы под каждым моим вопросом будете писать ответ.

– Этот вариант годится.

Чувырдина стала писать вопросы, Муханов письменно отвечал.

Вдруг она остановилась, обратившись к Максиму:

– У вас, Муханов, почерк неразборчивый, поэтому предлагаю: я пишу вопросы и я же пишу ответы.

– В таком случае я буду внимательно читать каждый вопрос и ответ.

– Это ваше право.

С этой минуты прокурорша писала, а Муханов вчитывался в каждый свой ответ, в каждое слово. Он уже знал, как правоохранители могут исказить смысл сказанного. Например, следователь милиции Охотенко написал, что он, Муханов, взял доску с целью защиты Зенина, а Соколова якобы умышленно ударил по голове. И Чувырдина поначалу эти же слова внесла в протокол, возможно, рассчитывая, что Муханов будет в шоке от 102-й статьи, поэтому растеряется, проглядит…

На следующий день Чувырдина пришла в допросную комнату в девять утра, где снова началось «развлечение»: вопросы – ответы. В конце рабочего дня между подследственным и помощником прокурора произошёл, можно сказать, дружеский диалог.

Чувырдина только собралась уходить, сложив исписанные листочки в папку, как Максим с интересом спросил:

– Зинаида Михайловна, почему вы взялись за это дело? Если его дважды закрывали за отсутствием в моих действиях состава преступления. Или как: закон что дышло, куда повернул, так и вышло?

– В моей практике, Муханов, а я, слава богу, работаю не один десяток лет, не закрывали ни одного уголовного дела за умышленное убийство.

– Значит, что: ваши коллеги непрофессионально сработали?

– Все ошибаются… А за убийство надо нести уголовную ответственность. Какую? Это другой вопрос. Но пусть это суд решает, как вы поступили: в состоянии необходимой обороны или нет. Наша же задача, Муханов, довести уголовное дело до суда.

Спустя две недели Муханова отправили в следственный изолятор – в народе это учреждение именуется ненавистным словом «тюрьма».

Глава 10

Междусобойчик

Эмма, пока Максим сидел в КПЗ, каждые два дня носила ему передачки: колбасу, варёные яйца, сыр… Она считала, что харчей, которые она приносит, хватает Максиму на два дня, но он делился провиантом с сокамерниками, поэтому всё съедалось в этот же вечер. Перед тем как отправиться в СИЗО, Максим встретился в КПЗ с Эммой и попросил её не ездить с передачками в следственный изолятор, поскольку там два раза в месяц бывает ларёк.

– Денег на ларёк мне надолго хватит.

Вечерами Эмма от нечего делать стала перезваниваться со Снежаной. А разговаривая по телефону с её мужем, попросила его выяснить через своих знакомых, освободят ли Максима.

На следующий день позвонил Лукьян и выдал Эмме неприятную новость, что Максим надолго завяз в тюрьме – минимум от семи до десяти лет.

– Как до десяти? Он что, бандит какой-то? Он защищал от хулиганов человека, которого чуть не убили. Как же я теперь…

Лукьян снисходительно усмехнулся:

– Эмуля, что ты расстраиваешься? Вы всё равно с Максом жили так себе: то живёте, то не живёте.

– Тебе, Лука, меня не понять. На самом деле я всегда любила Макса и сейчас его люблю. И никогда его не брошу.

– Ну-ну, люби. – Пожелав Эмме успехов в любовных делах, Лукьян положил трубку.

В очередной раз беседуя со Снежаной по телефону, Эмма услышала, что Лукьян неделю будет в командировке. И в её голову сейчас же влетела занятная мысль.

– Снежка, ты чего целыми днями дома сидишь? Весна на улице, почувствуй её запахи. Приходи в субботу ко мне, а с ребёнком твоя мать побудет. Придёшь?

– Что-то не хочется.

– Снежка, твой Лука до тебя гулял и сейчас гуляет, а ты… как целомудренная девочка. Когда ты станешь современной, не дикой женщиной?

– Какая я дикая, я нормальная. А что у тебя за планы на субботу?

– Ладно, так уж и быть, откроюсь тебе: я встречаюсь сейчас с настоящим мачо. Он…

Снежана перебила подругу, спросив игривым голосом:

– А меня тоже с мачо хочешь познакомить?

– О, ты увидишь его и сразу влюбишься. Это красавец из красавцев. Придёшь?

Снежана, с полминуты подышав в телефонную трубку, спросила:

– В какое время приходить?

– В два часа дня.

После этого разговора Эмма позвонила Джабраилу и обратилась к нему с просьбой познакомить свою подругу с приятным молодым человеком.

– Я слышала, что у тебя есть племянник, который пользуется огромным успехом у женщин. У тебя на самом деле есть такой племянник?

– Да, у меня есть двадцатитрёхлетний племянник.

– А он может совратить мою сногсшибательную подругу?

– Чтобы Руслан совратил? Это его пытаются завлечь самые красивые женщины нашего города. Но он, как настоящий мужчина, сам выбирает избранниц.

– Всё, жду вас и надеюсь, что от моей подруги он будет без ума.

В субботу, без четверти два Джабраил с племянником были у Эммы. У неё при первом взгляде на Руслана бешено заколотилось сердце. «Писаный красавец». У него были волнистые волосы, выразительные чёрные глаза, тонкие усики и довольно-таки крупный нос с горбинкой. К сожалению, ростом он, как и Джабраил, был ниже среднего.

Гости разделись и прошли в гостиную, где рядом с диваном стоял большой сервированный стол на четыре персоны. Пока Джабраил открывал бутылки, Эмма беззастенчиво разглядывала Руслана.

В начале третьего раздался звонок, которого все ждали. Эмма открыла входную дверь, и на пороге появилась Снежана: в элегантном чёрном пальто, в чёрном берете, из-под которого ниспадали на воротник пальто пушистые белые волосы. Но что ещё восхитило мужчин, так это румяное личико с выразительными глазами, курносым носиком и пухлыми губками. Не женщина, а белокурая фея.

Она обвела всех лучистым взглядом и тихо молвила, сделав полупоклон:

– День добрый.

Мужчины разглядывали её несколько секунд. Эмма заметила, как у них горели глаза – таких глаз, словно у волков в ночи, ей ещё не приходилось видеть. Она почувствовала банальную ревность. «Снежанка, видно, хороша, если лихие наездники на неё такими глазами смотрят. Вообще-то, кавказцы всегда плывут от красивых блондинок. От блондинок плывут, а от меня балдеют».

Выйдя из лёгкого ступора, Джабраил снял с гостьи пальто, повесил его на вешалку. Женщина отдала Джабраилу свой берет и плавным движением руки поправила волосы.

Невозмутимо взглянув на подругу, спросила:

– Сапоги снимать?

К ней подскочил Руслан, успев с головы до ног оглядеть только что вошедшую «фею», отметив про себя не только её редкое обаяние, но и оригинальное чёрное платье с рюшечками, складочками и глубоким вырезом на груди.

– Разрешите сапожки с вас снять, я большой спец по этому делу.

Снежана без стеснения приподняла правую ногу, позволив молодому красавцу выполнить весьма деликатную работу. Потом с той же лёгкостью подняла левую ногу. Сняв с гостьи сапоги, Руслан стал надевать тапочки на её точёные ножки и, не выдержав, погладил их.

Через минуту-другую все сидели в гостиной за столом. Под негромкую музыку, звучащую из японского стереомагнитофона, началась вечеринка. Сначала выпили по бокалу шампанского, затем перешли на коньяк. Снежана не ломалась и пила всё, что ей наливали, и закусывала тем, что подкладывал на её тарелку Руслан.

– Ребята, – весёлым голосом обратилась к гостям хозяйка, – давайте танцевать.

Снежану пригласил на медленный танец Руслан. Эмма, танцуя с Джабраилом, не забывала приглядывать и за подругой. Обняв её за талию, Руслан, похоже, говорил ей на ухо комплименты. Улыбнувшись в ответ, она прошептала: «Спасибо». Руслан вновь что-то проговорил Снежане.

Эмма, не мешкая, обратилась к гостям:

– Ребята, давайте ещё выпьем, коньяк очень вкусный.

Выпили, закусили. Эмме было прелюбопытно, как поведёт себя её подруга, поддастся ли малознакомому азербайджанцу. Во время очередного танца Руслан опять что-то нашёптывал Снежане, одновременно с этим дразняще прикасался губами к её полуоткрытой груди. Вдруг она покраснела, кивнула, после чего проскользнула вслед за Русланом в спальню. Прошло немногим более часа, как началась пирушка, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы Снежана поддалась молодому ловеласу. Эмма от удивления широко раскрыла глаза, глядя на Джабраила. Его лицо засияло от удовольствия.

– Я подтверждаю, что против моего племянника ни одна женщина не может устоять.

Эмма сидела рядом с Джабраилом и, очевидно, о чём-то думала, поскольку по её губам блуждала смутная улыбка.