Триллер в призрачных тонах

Глава 1. Незваный гость

Терентий Павлович в науке преуспел – только нескольких голосов на выборах не хватило, чтобы стать действительным членом Академии наук. Но и член-корреспондент – это тоже вам не фунт изюма. Да и в остальном ни шибко, ни валко шёл к поставленной цели – обеспечить благоденствие семье несмотря на кое-какие препятствующие этому обстоятельства вроде обострения международной обстановки. К пятидесяти годам дослужился до поста директора солидного института, ну и сына после окончания МГИМО пристроил в секретариат ООН, благо за время директорства обзавёлся полезными знакомствами. Словом, грех жаловаться на жизнь, если бы не один досадный случай, с которого всё и началось.

Как-то утром Терентия Павловича разбудил стук в дверь. Открывает, перед ним мужик в рабочей спецовке, суёт какую-то бумажку:

– Распишитесь в получении.

– Что такое?

– Да вот, – указывает на лужайку перед домом.

А там памятник вождя с протянутой рукой… «Господи! Откуда что взялось?»

– Я не заказывал!

– Ничего не знаю. У меня разнарядка от Минобрнауки. Расчищаем старые завалы на территории подведомственных учреждений. Каждому доктору наук что-нибудь досталось – кому-то бюст Карла Маркса, кому-то девушка с веслом, а вам решили доверить самое дорогое. Я имею в виду полезный вес, как-никак три тонны.

– Но почему именно мне оказана такая честь?

– По совокупности заслуг.

Против такого аргумента трудно устоять.

«Логичнее было бы утилизировать на месте – не пришлось бы везти через всю Москву ко мне на дачу. А с другой стороны, вдруг власть снова переменится? Тогда можно памятник вождя им предъявить, мол, я всегда стоял на страже принципов социальной справедливости, не изменяя прежним идеалам. Ну а до той поры надо бы его чем-нибудь прикрыть, чтобы птицы не обгадили».

Вечером, когда уже собирался отойти ко сну, вдруг входит Он и с порога заявляет:

– Что это вы напялили на меня какую-то дерюгу? Я вам, батенька, не выскочка-грузин, чтобы мой светлый образ до такой степени уродовать!

Терентий Павлович стоит в одних трусах ни жив ни мёртв – виданное ли дело отчитываться о содеянном перед вождём?

– Владимир Ильич, я не виноват! Мне вас подсунули.

– Подсунули… Что за лексикон?! Вам поручили важное дело, а вы превратили его в откровенный балаган. Где почётный караул? Почему на крыше красный флаг отсутствует?

– Завтра же непременно водрузим.

– И чтобы, как положено, серп и молот золотым шитьём.

«Ничего себе заявочки! Положим, флаг по интернету закажу, но чем памятник прикрыть, чтобы вождю не обидно было?» А Он не унимается:

– Кстати, мог бы для такого случая заказать шикарный ужин в ресторане.

– Да тут дачный район, так что не взыщите: чем богаты, тем и рады.

– Ну тогда всё выкладывай на стол, а то жуть как проголодался. Стоять с протянутой рукой в жару и под дождём, это вам, батенька, не Зимний брать! Требуется срочно восполнить жизненные силы.

Съев полпалки сервелата и закусив марокканскими сардинами, вождь спросил:

– Ну и как вы здесь живёте?

Терентий Павлович решил не огорчать основателя марксизма-ленинизма:

– Да вот, с хлеба на воду перебиваемся.

–А что я говорил?! – воскликнул вождь, хлопнув ладонью по столу. – Частная собственность до добра не доведёт! Пора поднимать народ на баррикады. Штурмом взять телеграф и телефон, а после этого и к национализации приступать, причём всего и вся, чтоб неповадно было…

Что и кому неповадно, вождь не разъяснил – похоже, организм был слишком занят перевариванием пищи, так что разговор о высоких материях пришлось ненадолго отложить. Продолжился он уже после второй рюмки коньяка, когда Терентий Павлович задал вопрос, мучивший его ещё с того времени, когда докторскую диссертацию писал:

– А как вы считаете, Владимир Ильич, тезис о победе мировой революции по-прежнему актуален?

Ленин вскочил из-за стола и, заложив привычным жестом большой палец левой руки за край жилета, правой рубанул воздух, как будто отсекал кому-то голову:

– Всё это выдумки левых радикалов! Денно и нощно этот архимерзкий миф вбивали в головы малообразованных людей профессиональные политики-манипуляторы. А что имеем в результате? У России до сих пор наблюдается ярко выраженный постимперский синдром. Это не только непреложный факт, это клинический диагноз! Именно этим объясняется её нынешние внешнеполитические амбиции и те проблемы, которые то и дело возникают в мире по её вине.

– Но ведь это делается ради счастья всех людей!

– Эх, Теша! Вижу, ты в таких делах совсем не разбираешься. Империализм – это наш злейший враг! Однако нельзя победить, если не имеешь троекратного превосходства над врагом! Я имею в виду экономику и финансы. Нельзя победить, если народ вас не поддержит, причём не только здесь, в России, но и там, – вождь махнул рукой куда-то в сторону, видимо туда, где, по его мнению, находился запад, – Ну и самое главное: тем, кто жаждет крови, кто ради благой цели готов шагать по трупам, тем гореть в аду!

Терентий Павлович мало сказать, что ошарашен. Но ведь и возражать вождю нельзя! С трудом нашёл нужные слова:

– Что-то я вас совсем не узнаю, будто подменили.

Ночной гость почесал за ухом, прищурил глаз и с явной укоризной в голосе сказал:

– Ну да, на роль властителя дум ты явно не годишься. А я вот скоро уж сто лет, как обсуждаю все эти проблемы с лучшими умами человечества, от Платона до Ницше и Сенеки. Жаль, что раньше не имел такой возможности. Всё, батенька, текущие дела… То с попами воевал, то старорежимных интеллектуалов пытался как-нибудь прищучить. Помните, был такой «философский пароход»…

– Выходит, и вы в чём-то заблуждались, совершали ошибки?

– Грешен, признаюсь! А потому, что хотел удержать власть любой ценой.

Всё это шло вразрез с тем, о чём много лет писал, убеждая несогласных, благодаря этому и стал членкором. Вполне логично, что Терентий Павлович попытался возразить:

– Но ведь без сильной власти огромная страна развалится. Будет несколько государств размером с Германию или Францию.

– Да ничего страшного! Главное, чтобы людям было хорошо.

Тут уж нечем крыть.

Уходя, вождь прихватил с вешалки плащ и красную бейсболку – сын привёз в подарок из Майами. Так ведь для хорошего человека ничего не жалко! Да и куда он с постамента денется, разве что почаёвничать зайдёт.

Глава 2. Ещё один

В понедельник, приехав на работу, Терентий Павлович поведал членам Учёного совета о встрече с ночным гостем, подробно остановившись на том, как изменились взгляды Ильича за прошедшие сто лет. Увы, никто в реальность этой истории не поверил – все восприняли рассказ как анекдот. Так бы всё и закончилось, если бы на следующий день не позвонили из Минобрнауки – якобы министру не терпится с ним переговорить.

Когда прибыл в министерство, выяснилось, что министр занят: «Вас примет референт». Судя по военной выправке и манере формулировать вопросы, явно представитель «органов». Разговор вначале напоминал телевикторину «Что? Где? Когда?»

– Терентий Палыч, как же так? Вам доверили руководство солидным институтом, а вы…

– Что я?

– А вы будоражите народ. У нас есть президент, правительство, наконец, органы дознания – у них вся информация, им и карты в руки. А у вас что ж, есть другое мнение?

Терентий Павлович аж на месте подскочил:

– Да я ни сном, ни духом! Всю сознательную жизнь агитировал за власть.

А тот словно бы не слышит:

– Вот и Ленина приплели ни к селу, ни к городу.

– Так что я мог поделать, если он сам ко мне пришёл?

«Референт» покачивает головой – вроде бы сочувствует:

– Может, вам стоит подлечиться?

– С какой стати? Я вполне здоров! Недавно диспансеризацию прошёл в академической клинике в Уско́во.

– Похвально, однако по вашему профилю там нет специалистов. Давайте, мы вам выделим отдельную палату в Кащенке. Или удобнее в институте Сербского?

«Вот ведь влип! А во всём Ленин виноват. Однако надо как-то извернуться, иначе и впрямь в психушку запихнут».

– Товарищ, я про Ильича всё выдумал, хотел проверить своих сотрудников на лояльность.

– Ну да, хотел, как лучше, а намотал себе срок по статье УК.

– За что?!

– За распространение злостной клеветы на власть, – и после паузы: – сам придумал или кто-то подсказал?

– Так я же говорю: Владимир Ильич Ленин…

«Референт» смотрит куда-то в сторону и словно бы разговаривает сам с собой:

– Опять он за своё! И что же мне с ним делать?

Самое время предпринять ещё одну попытку оправдаться или хотя бы добиться снисхождения. Терентий Павлович решил давить на жалость:

– Товарищ, проявите сочувствие к старому, больному человеку! У меня грыжа в шейном позвонке, хронический фарингит и несварение желудка, я и дня в тюрьме не проживу. Отпустите Христа ради!

Тот ни в какую:

– Вот отпущу тебя, а ты опять за прежнее возьмёшься.

– Я больше никому об этом не скажу!

– А не врёшь?

– Готов поклясться на Библии! То есть я хотел сказать: на Конституции.

Терентий Павлович прикусил язык, сообразив, что сморозил глупость – ведь на Конституции только президенты присягают, причём не просто так, а на верность своему Отечеству. Но было уже поздно, поскольку «референт» вскочил из-за стола и гаркнул так, что всё вокруг заходило ходуном, как при землетрясении:

– Ты что о себе вообразил, гадёныш?! В президенты метишь?

– Боже упаси! Я не потяну.

А тот снова гнёт своё:

– Сначала поставил под сомнение политику нашей партии, а теперь и вовсе задумал госпереворот!

Что было дальше, Терентий Павлович уже не слышал – силы оставили его, да и аргументов в оправдание своего поступка больше не нашлось. В такой ситуации либо писать чистосердечное признание, либо сразу в обморок, что он и выбрал…

Очнулся, когда кто-то положил руку на плечо. Открыл глаза, а передним снова вождь, но уже совсем не тот, что прежде. «Неужели и генсека приволокли на дачу? Если до царей дойдёт, тогда пропадёт моя лужайка, ни травинки не останется! А ведь холил, лелеял, поливал… Да что лужайка! Сейчас начнёт навешивать лапшу мне на уши, опять всё та же болтология… Если и этот подведёт меня под монастырь, тогда уж точно в Мордовию отправят лет на десять».

Другой в такой ситуации дал бы дёру, но для профессионального политолога на первом месте интересы государства, а уж потом забота о личной безопасности. Поэтому и спросил:

– Где я?

– Так у себя на даче, где ж ещё?

– А «референт»?

– Теперь будет на Ямале отлавливать шпионов, диверсантов и врагов народа.

– И за что вы его так?

– Да за то, что в перестройку не вписался.

– А что будет со мной?

– В нашей стране, дорогой товарищ, теперь свобода слова, плюрализм, а уж мнение Ильича, которое ты донёс до нас, оно дорогого стоит! Так что не беспокойся, мы тебя в обиду не дадим, за мной ещё стоит кое-какая сила, и немалая.

Терентий Павлович хотел сказать: «Рад стараться!», но промолчал – кто знает, как там у них в верхах принято благодарность выражать. А генсек продолжает:

– Теперь мы с Америкой друзья, и нет никаких причин, чтобы что-то делить, конфликтовать. Поэтому мечты о возрождении империи утратили свою актуальность и, более того, наносят вред нашей экономике. Ну, спрашивается, зачем наделали столько танков, ракет и подводных лодок? Напрасный труд! А ведь хорошей обуви днём с огнём не найдёшь, я вот ноги себе до мозолей натёр в скороходовских опорках! Так что основа нашего благосостояния – нефть и газ, ну а уж Запад нас будет обувать и одевать. Ну вы меня понимаете…

К счастью, у Терентия Павловича наконец-то восстановилась способность здраво рассуждать: «Что-то тут не то. С американцами мы замирились лишь при Ельцине, тогда почему генсек его лавры решил себе присвоить?» Так и спросил – а потому что нечего терять. Дальше Камчатки не отправят! Вождь ответил сразу, не задумываясь:

– Терентий, ты не прав! Первый камень в фундамент этой дружбы заложил я, ещё когда встречался с Рейганом. Процесс пошёл, ну а Борис, что называется, примазался. То же самое и в экономике. Кто как не я дорогу частному бизнесу открыл? Да вся страна превратилась в огромный торгово-закупочный кооператив! И людям хорошо, и загранице можно показать, что мы не лыком шиты. Вот так и делается история! А ты всё Ельцин, Ельцин…

Терентий Павлович с трудом смог вставить слово:

– Но согласитесь, что именно Ельцин вернул в политику многопартийность.

– А толку-то? Всё вернулось на круги своя.

– То есть как? Михал Сергеич, даже в парламенте оппозиция представлена.

– Да не смеши меня, Терентий! Я-то знаю, кто есть ху на самом деле. Кто правит, тот и прав, так было со времён царя Гороха. Все эти партии – что-то вроде ширмы, за которой делят пирог под названием Россия. Ну а объедки достаются вам. Совсем другое дело – Политбюро ЦК, там можно обо всём договориться без того, чтобы выслушивать разные там мнения.

Генсека тоже пришлось угощать, благо после визита первого вождя сохранились ещё какие-то запасы. Ну а можно ли иначе – гость он и в Африке гость, хотя бы и непрошенный, а этот как-никак выручил из беды, от «референта» спас. Да за такое не жалко и бутылку виски выставить на стол! Впрочем, от выпивки гость отказался, сославшись на «сухой закон», а то бы получилась куда более откровенная беседа. Ну что поделаешь, пришлось битый час выслушивать упрёки в адрес Ельцина, и как страну он развалил, и как промышленность отдал на откуп иностранцам и ворюгам. В итоге гость договорился до того, что стал настаивать на пересмотре Конституции, мол, если при Борисе принята, тогда не может быть руководством к действию.

Тут уж Терентий Павлович не на шутку испугался: «Чего доброго генсека заметут, а я пойду как соучастник. Нет, это надо прекращать!» Но ведь нельзя же указать спасителю на дверь… К счастью, генсек сам куда-то заспешил, а у Терентия Павловича появилась возможность ещё раз осмыслить происшедшее. «Что это они ко мне повадились? Жратвы не напасёшься! И ведь каждый дудит в свою дуду, будто только он один и прав, а остальные – лохи, потому как в политике не смыслят ничего».

Когда генсек ушёл, Терентий Павлович выглянул в окно, а там рядом с памятником Ильичу ещё один, только рукой показывает совсем в другую сторону.

Глава 3. Посланец с неба

Ночью Терентий Павлович плохо спал, всё думал: идти или нет завтра на работу? Тут такое творится, что психике без отдыха не обойтись, поэтому позвонил секретарю, сослался на недомогание. «В сущности, так оно и есть, потому что боюсь глянуть на лужайку перед домом – вдруг опять?» Только подумал и тут же слышит грохот за окном, словно бы камень с неба упал – не такой, как Тунгусский метеорит, но тоже порядочного веса. Выглянул, а он уже стоит – Борис Николаевич собственной персоной. Впрочем, толком и не разберёшь, стоит или сидит, поскольку на постаменте только бюст – на полноценный памятник бывшие соратники так и не расщедрились. Да и где они теперь? «Семья» разбежалась кто куда – одних уж нет, а те далече, не считая тех, кто хорошо устроился при новой власти.

«Слава богу, что ходить не может». Эта мысль поначалу успокоила, но только собрался пообедать, а Он тут как тут – голова торчит над столом, а рот как раз на уровне тарелки. Даже не надо ничего под бюст подкладывать, ваятель точно рассчитал, как будто знал, что так получится. Одно лишь не учёл – можно, конечно, с ложечки кормить, но зачем, если бюсту не положено иметь желудок? Как говорится, не в коня корм…

До еды так и не дошло, поскольку вождь как начал говорить, так и продолжал твердить не переставая. Терентию Павловичу удавалось вставлять лишь короткие фразы, но чаще ограничивался мимикой и жестами, поскольку уже убедился, что вождя невозможно переспорить. А начал он с экскурса в историю:

– Эх, Терентий, ну до чего ж России не везёт! Петр I не закончил реформу, Екатерина II тоже не смогла, Александр II опять не сдюжил, не говоря уж о бездарном Николашке. Тот по наущению горе-советников Думу учредил, вот и выкопал себе могилу. Да уж, не везло России на царей, только я смог сдвинуть её с места, но, понимаешь, здоровье подвело. Вот какая загогулина!

Терентий Павлович собрался было возразить, но стоило посмотреть на безрукий бюст, как всякое желание спорить с ним пропало. Поэтому попытался сформулировать свою мысль крайне осторожно:

– Борис Николаич, вы полагаете, что только после Беловежской пущи у нас появились шансы возродить былое величие России?

– Ну а как иначе? Баба с возу – кобыле легче! Это я про Украину, да и прочие нахлебники нам даром не нужны. А суверенитет – это, понимаешь, такая штука, что всякие там перестройки против него… В общем, держаться надо этого пути, тогда никакие враги нам не страшны!

– Но если вдруг возникнет конфронтация со Штатами?

– Да с Биллом я всегда договорюсь.

– А если не удастся? Там ведь, что ни президент, то свой взгляд на отношения с Россией.

– Канешна, и такое может быть. Но силой тут нельзя, и отступать нельзя. Надо, чтобы и победа была, и чтобы без войны. Дипломатия, понимаешь ли! А девальвации рубля не будет, это я твёрдо обещаю.

«Ладно, с этим всё понятно, но если уж представилась такая редкая возможность, надо бы и про экономику спросить»:

– Борис Николаевич, вот все говорят, будто углубляется пропасть между богатыми и бедными. Вроде бы одни других совсем не разумеют.

– Тут всё просто! Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров. Тогда и пропасти не будет!

– Но как этого добиться?

Если бы у бюста были руки, наверняка бы он какую-нибудь «загогулину» изобразил. К примеру, мог бы почесать себе за ухом или двинуть Терентию Павловичу в лоб кулаком за несвоевременно заданный вопрос, а всё потому, что никто не знает на него ответа. Но бюст лишён такой возможности… Жаль, всё как-то криво получилось, а ведь при его харизме мог бы горы своротить!

Так ни о чём и не договорились, поэтому бюст, что называется, не солоно хлебавши отправился на своё законное место – на постамент посреди лужайки. Терентий Павлович вздохнул с облегчением, но только принялся разогревать обед, как за окном завыла полицейская сирена. Ещё через несколько минут двор заполонили омоновцы и «золотопогонники» из Следственного комитета.

– У нас есть сведения, что вы украли бюст.

– Да что такое говорите? Он весом с тонну, а мне больше пяти кило врач не разрешает поднимать.

– Значит, наняли подъёмный кран…

– А где следы?

Следаки и опера засуетились, стали искать на траве свежие следы. Ничего так и не нашли.

– Тогда откуда он у вас?

– Свалился с неба.

– Понятно! Ваш сообщник похитил бюст из кабинета губернатора Свердловской области и сбросил с самолёта.

– Так оно и было… То есть, про кражу ничего не знаю, но вот звук удара был, а потом смотрю – стоит.

– Зачем?

– Что вы имеете в виду?

– Зачем он здесь?

– Да откуда же мне знать? Возможно, чья-то шутка.

Следак приказал оперу:

– Проверьте инвентарный номер.

К счастью, номер не совпал, и вся вооружённая армада тут же удалилась. «Но если так пойдёт…» Терентий Павлович не успел закончить мысль, потому что с кухни потянуло гарью и ещё чем-то совершенно несъедобным. «Ну вот, пропал обед! И ведь снова виноват вождь, а не было б его, могли бы жить, да жить под знаменем марксизма-ленинизма».

Уже перед сном в голову пришла неожиданная мысль: «Что, если здесь какая-то аномалия или тектонический разлом, поэтому и вожди покоя не дают. Если и дальше так пойдёт, придётся дачу продавать и перебираться на другое место. Но где гарантия, что не достанут там?» Так и не нашёл ответа на вопрос, а ночью приснился сон – будто входит в свой кабинет, а на стене вместо портрета президента красуется личность Леонида Ильича – при орденах, всё, как полагается. Запер дверь на ключ, что б никто не вошёл, встал на стул и попытался снять портрет, а он не поддаётся, словно бы в стену врос. И ведь мастеров вызывать нельзя, чтобы стену раскурочили – тогда не избежать позора. И дня в директорском кресле после этого не просидишь!

Вдруг слышит неведомо откуда возникший звук, словно бы кто-то горло прочищает:

– Кхе-кхе!.. Мы тут с товарищами посовещались и решили, что надо нам с тобой кое-что срочно обсудить, а то эти… как их… наверняка запудрили тебе мозги.

Терентий Павлович смотрит на портрет и видит, что Брежнев губами шевелит, словно готовится произнести следующую фразу. Так и есть: