Исчезнувшая Хюррем. Жизнь за жизнь

1

Сады и фонтаны остались позади, и за окном султанской кареты замелькали первые деревья. Уже очень скоро Хюррем поняла, что они углубляются всё дальше в лес. Сердце немного отпустило при мысли, что с каждой минутой она все ближе к своему сыну. Всё произошло так быстро. Неожиданное письмо появилось, словно гром среди ясного неба.

Слишком малы еще были ее сыновья для самостоятельной жизни вдали от матери. Лалла, ну что лала… воспитатели – те же слуги в конце концов, знает она, как ее дети могут своевольничать, но лишь бы с ними ничего не случилось. Чем мог захворать ее сынок? В письме ничего не написано толком, верно, тоже спешили отправить весть. Ох, рано она выпустила их из-под крыла, недаром мелькали тревожные мысли, и сновидения были нехорошие в последнее время.

Дворцовый астролог объяснил, конечно, дескать, будут зимы, будут и вёсны, да ещё про снега и дожди что-то говорил, но и про розы в саду. Сколько ни добивалась от него Хюррем конкретной информации, в ответ получила лишь обтекаемые фразы, мол, всё в тумане пока, а вот как солнце подойдёт к Козерогу, а луна выйдет из четвертого дома, так сразу и дым развеется.

– Госпожа моя, не желаете ли освежиться возле фонтана, что вскорости должен появиться у нас на пути?

Голос служанки, вывел Хюррем из глубокой задумчивости.

– Ах, нет, нам нужно сегодня успеть проехать как можно больше, не будем останавливаться!

– Как пожелаете, моя госпожа. Прошу прощения, но, кажется, наш кучер просит позволения что-то сказать вам.

И в самом деле, карета остановилась, Хюррем выглянула и обратилась к молодому человеку:

– В чем дело, почему мы остановились?

– О, великодушнейшая госпожа, я прошу вашего позволения напоить лошадей, дабы они помчались быстрее ветра, а через несколько часов мы сможем поменять их на других.

– Ну что же, только не мешкай.

Хюррем решила всё-таки освежиться у придорожного фонтанчика, помятуя, что путь неблизкий. Вода всегда доставляла ей радость, даже сейчас находясь в тревожных думах, Хюррем невольно вспомнила хаммам в своем дворце, где лучше всего было мыться неспеша, бездумно смотря на странные узоры мраморных плит, где чудились призрачные заросли, странные письмена и знаки.

– Госпожа моя…

Робкий голос девушки в очередной раз вывел Хюррем из задумчивости.

– Госпожа, позвольте предложить вам розовую воду для омовения вашего прекрасного лика, она так хороша после умывания и позволит вашей несравненной коже сохранить память о родниковой воде, дабы усталость и дорожное уныние не коснулись вашего благословенного…

– Э… хорошо, я поняла. Умойся и ты этим эликсиром.

Служанка открыла приятно пахнущий розовый флакон и побрызгала на своё лицо содержимым. В воздухе и правда разлился нежный аромат роз. Хюррем подождала по обыкновению, не появится ли на лице девушки какая-нибудь быстрая хворь. Убедившись в относительной безопасности средства, решила, что пара капель была бы кстати.

– Как тебя зовут? – спросила она после использования эликсира.

Ответить девушка не успела, так как вдруг подняла глаза и вскрикнула от ужаса. В этот же момент что-то заслонило свет для султанши, она почувствовала, что теряет равновесие и падает.

2

Резкий толчок, и Хюррем даже не поняла, как оказалась на земле, благо шлейф длинных юбок послужил смягчающим обстоятельством при падении. Рядом что-то барахталось, что-то, запутавшееся в вуали султанши и отчаянно завывающее. Хюррем с удивлением взирала на этот комок, из которого то и дело высовывались то лапа, то хвост. Вскоре стало понятно, что покушение на султаншу совершила не кто иная, как кошка, которая умудрилась сбить свою жертву с ног и присвоить-таки себе не только внушительный кусок вуалевой ткани, но и ярко сверкающую на солнце диадему.

Именно это украшение, по всей вероятности, стало причиной столь устрашающего прыжка. Выполненная султаном Сулейманом с такой любовью в новой технике шлифования, она сверкала на солнце, пробивающемся сквозь листву, словно зеркало. В последнее время падишах интересовался европейскими способами обработки металла. И украшение получилось изумительным по своей красоте. Матовая маслянистая поверхность голубой бирюзы, доставленная по специальному заказу из Ирана, контрастировала с яркими бликами золотых граней. Хюррем была в восторге от такого подарка, все новое питало ее живой ум, радовало сердце и согревало душу. Несмотря на столь варварское отношение к драгоценностям султанши, на сердце у Хюррем отлегло, а ведь как она испугалась.

– Госпожа! – бросилась служанка на помощь, – этот демон поранил вас?

– Моя причёска…

Всеобщими усилиями султанша была поднята с земли, девушка попыталась провести в порядок волосы Хюррем, но та отмахнулась:

– Позже, хатун.

Между тем кошка выпуталась, наконец, из объятий вуали и заметалась в поисках убежища. Она была необычной окраски, вся серая с рыжими и белыми пятнышками.

– Да откуда ты взялась на мою голову? – Хюррем никак не могла оправиться от шока.

– Госпожа моя, дозвольте предположить, что она, скорее всего, находилась на нижней ветке вот этого дерева, посмотрите какая развесистая крона у него.

И действительно, старая акация раскинула свои ветви настолько широко, что могла бы послужить прекрасным укрытием от дождя для доброй части девушек гарема. Одна из веток напоминала причудливо изогнутую руку и находилась прямо у них над головами.

– Однако, как же мы задержались, поспешим, где наша карета!

Выйдя на дорогу со своей свитой, состоящей из служанки и двух бостанджи, Хюррем растерянно остановилась. Пространство было пустым, кареты не было. Двое других охранников так же куда-то исчезли.

– Как странно… моя султанша, – растерялась и служанка, – ведь, насколько я помню, ручей протекает совсем рядом с дорогой, иначе Барыш ага не предложил бы....

– Госпожа! Здесь что-то не так! – встревожено обратился к ней один из двух оставшихся воинов, – давайте уйдем с дороги, сейчас мы на открытом пространстве!

Они едва успели сделать это, как вдалеке послышались какие-то звуки. Приглядевшись, уже можно было различить пыльное облако. Внезапно рядом раздался чей-то голос:

– Госпожа, госпожа!

В ужасе обернувшись, Хюррем увидела за ближайшим кустарником их кучера Барыша, а ещё чуть подальше и всех остальных, а также карету с лошадьми.

– Умоляю вас, не выходите на дорогу, – между тем проговорил Барыш ага, так же, как и они, вглядываясь в приближающееся облако, – не к добру это всё, лучше схорониться нам, пусть проедут, кто бы это ни был, ведь из охраны у нас лишь четыре человека, госпожа.

Внутренний голос подсказывал Хюррем то же самое.

– А если они увидят нас, что тогда?!

– Карету с лошадьми с дороги не видно, госпожа, я еле успел привязать лошадей и уже хотел бежать за вами, но тут вы сами догадались уйти с дороги.

– Как же ты понял, что кто-то едет?

– О, султанша, я мог бы и не заметить, но Аллах велик, он даровал мне умение слышать землю.

– Неужели возможно такое, что это значит?

– Я приложил ухо к самой дороге и понял, что кто-то ещё следует по ней.

Наконец появились те, от кого они прятались. Это была группа неизвестных всадников, Хюррем насчитала человек десять, одетые во всё чёрное, они явно торопились, их лица были закрыты до самых глаз. Невозможно было понять, чьи это люди, однако вооружены они были очень хорошо. Предводитель отряда ехал впереди и выделялся посадкой и движениями. Внезапно Хюррем поняла, что этого человека она уже видела. Мало того, общалась с ним, и недавно. Но больше вспомнить ничего не удалось. Пораженная, она не знала, что и думать. Но всему свое время, решила она, и воспоминаниям тоже.

– Кажется, проехали, султанша, – доложил один из охранников, отправившийся удостовериться, что дорога свободна.

– Будем надеяться, что это не разбойники, – вздохнула Хюррем.

Карета с лошадьми была вывезена на дорогу, и они смогли продолжить путь. Через некоторое время девушка спохватилась.

– Моя госпожа, ведь мы забыли о вашей прекрасной диадеме, она так и осталась у фонтана!

– Ах, оставь, мы потеряли так много времени. Кстати, ты мне так и не сказала, как тебя зовут, и почему я раньше тебя не видела.

– Мерием, госпожа моя, простите меня. Я не удостаивалась чести прислуживать вам. Правда, два раза Сюмбюль ага доверил мне рассказать сказку шехзаде Джихангиру, и маленький господин говорил, что ему было весело, да продлит Аллах прекрасные дни его прекрасной жизни!

– Как же тебя отправили со мной, раз ты новенькая?

– Ах, госпожа, такая вышла история, сегодня с утра многие калфы измучились резями…

– Отчего же? О, Аллах…

– Кажется, можжевеловый пекмез, что они отведали, был порченый.

– Как же это, Шекер ага как допустил?

– Ах, госпожа, Шекер и не знал того, он ведь бегал на рынок, и его заменял помощник Ахмед ага, тот, который любит иной раз вздремнуть на ходу. Увы, так все и случилось.

– Что же наш Шекер спозаранку на рынке искал?

– Моя великолепнейшая госпожа, вы изволили пожелать отведать ваших любимых перепелочек с гранатовым сиропом…

– С каких пор во дворце не держат запас перепелок иль гранатов для меня?!

– Что вы, всегда свежайшие имеются, но Шекер ага хотел разнообразить ваш благословенный стол, моя всемилостивейшая госпожа. Загорелось ему раздобыть особый сорт черешни для нового соуса к перепелочкам. Никому, говорит, не доверю этого, сам хочу для госпожи все сделать. Так и получилось, что я с вами, госпожа. Аллах любит меня, доверил мне заботы о вас! Я не подведу, всегда рядом буду!

–Ну, Шекер, ну, затейник…

Хюррем засыпала, за окном кареты алело уставшее солнце. Её обостренная интуиция шепнула, что надо бы поразмыслить… но о чем… она слишком устала… а карета мчалась все дальше и дальше, оставляя позади серую ленту дороги ....

3

Ехали быстро, нигде не останавливаясь, ведь до Коньи путь неблизкий. Хюррем то спала, то уносилась мыслями к своим детям. Как там ее сын, достаточно ли опытные лекари около него? А Баязед в Кютахье не заболел ли так же, как его брат? Что сейчас делает Мехмед, как его приняли в Манисе? Не плачет ли малыш Джихангир без неё… По крайней мере, Михримах рядом с младшим братом, как хорошо, что у неё есть такая дочка, на которую всегда можно положиться.

Вспомнилось её рождение, как тогда она не хотела этого ребенка, в голове все помутилось после родов. Ведь все вокруг злорадствовали, судачили на каждом углу, ей бы успокоиться и не обращать внимание. Вот сейчас она бы по-другому себя повела, но тогда Хюррем была не в состоянии взять себя в руки. Оставалось со страхом ждать повелителя из похода на Родос, а он и ушел на войну, не взглянув на нее, казалось, что этот ребенок её приговор, не было у Хюррем тогда надежды на любовь и заботу Сулеймана.

А Сулейман растаял, лишь увидев дочь впервые, вернувшись с войны. Вот уж дивилась тогда Хюррем. Ну, кто бы мог ожидать такого! А эта маленькая фея с самого начала одним взмахом своих ресничек могла добиться от падишаха всего мира того, чего ни султанские сёстры, ни жена, никто больше добиться не мог. Он ради одной ее улыбки был готов на все, и в огонь, и в воду. А Хюррем не сразу это поняла, но в последние годы это уже стало очевидным. Михримах же при всем своем влиянии на падишаха оставалась в первую очередь маминой дочкой в лучшем смысле этого слова. Она незаметно стала для Хюррем той поддержкой, той силой, которую и не ждала хасеки в борьбе со своими врагами.

С Михримах мысли перескочили на Селима. Малыш с золотыми волосами вздумал родиться во время свадебной недели. Всегда он был спокойным мальчиком, вдумчивым, однако с Баязедом они могли знатно набедокурить. Хюррем видела, что сыновья, словно вода и камень. Один настаивает на своем, и в сторону его не свернешь, другой рассматривает варианты и знает, с кем и как себя вести, ах, хитрец. Насколько разные дети у одних родителей, просто диву даёшься…

Размышления прервались, так как карета остановилась. Выглянув в окно, Мерием хатун доложила, что они прибыли к месту ночлега. Караван-сарай по пути следования кареты был уже не первый, ведь близ Стамбула их всегда встречалось достаточно. Этот больше напоминал крепость с высокими мощными стенами и толстыми окованными железом воротами. Было решено облачиться в самую глухую паранджу, дабы не привлекать ненужного внимания. Самое главное, им требовались свежие лошади, чтобы с утра продолжать путь.

Оказавшись, наконец, в опочивальне, Хюррем распорядилась запрягать с первой зарёй, отказалась от сладостей, доставленных из местной чайханы и, уже не обращая внимания ни на что более, провалилась в сон. Утром всё было готово для отъезда, и они, не мешкая, отправились дальше.

– Госпожа, как вы себя чувствуете? Не хотите ли воспользоваться маслом кардамона, оно прекрасно помогает в дороге, придает бодрости и избавляет от тошноты, освежает, – прощебетала Мерием, когда даже легкий встречный ветерок, пробивающийся сквозь колышащиеся бархатные занавески, перестал спасать от полуденного зноя.

– Ах, вот как? Не слишком ли резкий запах у него?

– О, на этот случай можно использовать более нежное средство, ромашковая эссенция, она не должна раздражать ваше изысканное обоняние, и при этом поддержит силы в дальней дороге. Это для самой чувствительной и тонкой госпожи!

– Можно попробовать.

Мерием с готовностью вытащила откуда-то из-под сиденья внушительного вида деревянный ларец. Хюррем с интересом рассматривала бесчисленное множество всевозможных мешочков, пузырьков и каких-то ещё непонятных мелочей.

– Великий Аллах, неужто ты занимаешься врачеванием, Мерием хатун?

– Нет, госпожа, это просто небольшой дорожный набор, который я успела прихватить с собой, когда спешно собиралась в дорогу. Все эти средства служат для женской красоты и радости.

– Но их так много, словно мы в лавке благовоний, неужели они все необходимы?

– Прекраснейшая госпожа моя, я надеюсь, что хотя бы некоторые из них придутся вам по вкусу. Ведь для женщины, столь изысканной, как наша наипрекраснейшая хасеки, так важно своевременное умасливание, освежение, расслабление… конечно, большая часть осталась в моём сундуке в гареме, ах, как жаль…

– Большая часть… то есть это, значит, меньшая. Однако, всем этим можно умасливаться целый месяц с головы до ног и ещё останется!

– Светлейшая госпожа моя, я себе не прощу, если вы будете хоть в чем-то нуждаться.

В этот момент карета в очередной раз остановилась и женщины переглянулись. Снаружи слышался шум. И эти звуки очень не понравились Хюррем, там был скрежет металла, звук падающих тел и стоны… Холодок пробежал по коже, несмотря на яркое солнце.

– Что это? Что происходит....

– Прошу вас, госпожа, не выглядывайте, вы слышите, как будто… как страшно… спаси нас Аллах…

–Тише, Мерием!

После нескольких томительных минут установилась тишина ещё более страшная. Внезапно прямо за занавеской раздался незнакомый мужской голос, грубый и резкий:

– Выходите из кареты!

4

Хюррем достала свой кинжал, а Мерием держала наготове свёрнутый в трубочку коврик для ног, готовая сражаться до последнего.

– Мы не причиним вам вреда, выходите!

– Султанша, позвольте я первая.

Мерием с ковриком, а вслед за ней и Хюррем вышли из кареты. Их глазам предстала страшная картина. Охрана была вся убита, кучер стоял поодаль с приставленной к горлу саблей. А вокруг находилось не меньше пятидесяти человек, вооружённых и следящих за каждым их движением.

Из толпы разбойников вышел, по-видимому, их главарь и обратился к женщинам:

– Вы можете не бояться за свои жизни. Но вам придется расстаться со своим кинжалом, госпожа.

– Кто вы такие? Что вам нужно? – Хюррем старалась, чтобы голос не дрожал.

– Мы отвезем вас в безопасное место, вам ничто не грозит. Это все, что я могу сказать вам сейчас, госпожа. Вам следует отдать кинжал сейчас же.

– Нет, это вам следует знать, на кого вы напали. Я Хюррем султан, жена султана Сулеймана! Вам всем грозит смертная казнь за моё похищение!

– Госпожа, нам это известно. Итак, ваш кинжал!

– Я еду к шехзаде, вы не понимаете, отпустите нас!

– Забудьте о шехзаде! Последний раз повторяю, кинжал, иначе мы начнем убивать ваших слуг, они не представляют для нас ценности!

В этот момент произошло сразу два события. Предводитель сделал решительный шаг в сторону султанши, но внезапно у нее из-под ног что-то выпрыгнуло и вцепилось в его протянутую руку. Ошеломленный мужчина никак не ожидал такого нападения, он яростно затряс своей рукой, пытаясь избавиться от кошки, а это была именно она. Наконец он догадался вытащить кинжал, но в это время маленькая бестия расцепила свои зубки и со скоростью звука скрылась за шторками кареты.

– Ах, шайтан! Ваша кошка совсем дикая!

От всех этих происшествий голова у Хюррем закружилась, и кинжал выпал из рук. Главарь отряда тут же подобрал его и спрятал в одежде. Затем он сказал:

– Госпожа, вы поедете в своей карете. Вам завяжут глаза и руки. Помните, что любое ваше сопротивление будет иметь страшные последствия!

Они ехали уже много дней, Хюррем потеряла им счет. Остановки были нечастые, ночевали они всегда в безлюдных местах, чаще всего в глубине леса. Для женщин собирали небольшой дорожный шатер. Кормили их с Мерием сытно и достаточно, жестокости не было. Но, как только она пыталась заговорить, ей завязывали рот. Глаза тоже всегда были завязаны, так же, как и руки. Лишь для еды, личной гигиены и нужды они освобождались от своих пут. Однако, в такие моменты охранников становилось больше в два раза, хоть и в отдалении. Пару раз Хюррем казалось, что она видит в где-то вдалеке среди воинов их кучера Барыша агу. Однако, Мерием считала, что его тоже убили.

Кошка, как ни странно, все это время ехала с ними. Иногда она сидела около Хюррем, но чаще проводила время в багажном отделении. Как только кто-либо из воинов заглядывал в карету, она начинала грозно рычать. Хюррем заявила главарю, что это ее кошка, и что ее трогать нельзя. Присутствие этого животного было неожиданно, однако хоть немного успокаивало. Хюррем была очень подавлена, и Мерием изо всех сил пыталась её приободрить.

– Мой шехзаде, – повторяла султанша, – что с ним, как же быть....

– Давайте наберемся терпения, моя госпожа, они сказали, что не убьют вас, когда-нибудь закончится эта бесконечная дорога!

– Куда же они везут нас, я уже потеряла счёт дням, всё смешалось.

– Госпожа, кажется, дней десять прошло.

– И в какую же сторону, хоть бы знать, в какой части империи мы находимся!

– Светлейшая султанша, что это за люди, наши похитители, откуда они знают о вас?

– Не пойму, но у них всё было просчитано. Это не случайные разбойники. Больше похожи на обученных воинов, они слушаются приказов своего главаря беспрекословно, дисциплинированные, почти не разговаривают.

Хюррем вспомнилось другое нападение в лесу на её карету, которое произошло много лет назад, когда Михримах была ещё маленькая. Тогда банда головорезов имела целью не ограбить, а именно убить её. Всё было подстроено валиде, матерью Сулеймана. Она чужими руками пыталась устранить невестку. Сколько помнила себя Хюррем во дворце, всегда она находилась в состоянии войны. Вначале это была оборонительная позиция. Она только и успевала следить, с какой стороны будет очередной удар. И это научило её наносить удары самой, заблаговременно, не торопясь, и оставаясь при этом в стороне.

Сейчас, оглядываясь назад, она уже понимала, как глупо вела себя поначалу, но не было с ней рядом мудрого учителя, лишь время и собственный горький опыт. Тогда, много лет назад, ей на помощь пришла сама хазнедар султанского гарема, отправив надежного человека с отрядом встать на защиту любимой наложницы падишаха. Примчался Сулейман, искал ее по всему лесу, и нашел ведь, когда уже все думали, что она пропала бесследно. Но кто сейчас спасет ее?

Карета остановилась, и послышался голос предводителя:

– Мы прибыли!

5

Их вывели из кареты с завязанными глазами, как обычно. Освободили от повязки, когда они оказались во дворе, окруженном заросшим садом. Перед ними была дверь внушительного размера в дом, а скорее даже в крепость. Строение было огромным и производило странное смешанное впечатление. Стены, высокие, выложенные из белого камня, местами заросли дикорастущим виноградом вперемежку с вьющимися розами и разноцветными пышными бугенвиллиями. Было ощущение, что этот дом и сад плавно переходят один в другой. Настолько сильно здесь все заросло.

Весь багаж султанши уже стоял рядом, а разноцветная кошка выглядывала из самого большого баула, разлегшись внутри на шелковых лентах. Судя по растрепанному виду огромного тюка можно было предположить, что он уже не раз служил опочивальней для наглой пушистой девицы. Мерием давно заподозрила ее в присвоении бесценных шелковых тканей из Бурсы и нежнейших кружев, доставленных для хасеки из французских монастырей. Во время ночлега в дорожном шатре, что собирали для них воины, кошка всегда сопровождала их, а потом исчезала.

– Моя госпожа, клянусь Аллахом, она спит в нашей карете, – уверяла Мерьем безучастную ко всему Хюррем.

– Что ж с того… А возможно, что она охотится в лесу, – ответствовала султанша, желая немного отвлечься от мрачных мыслей.

– Моя добрейшая госпожа, – у нее слишком холеный и изнеженный вид. Да и хитра она не в меру. Уже в первую-то встречу у фонтана проявила свои порочные наклонности. И откуда только появилась она, значит, успела там же и залезть к нам багаж. Ах, шелка, ах, кружева, никакой добродетели и уважения с ее стороны!

– То исчезает, то появляется, бродит сама по себе. Такая свободная и таинственная… Пусть у нее будет имя. Гизем – тайна. Назову ее Гизем.

– Как будет угодно милостивой госпоже!

Глаза постепенно привыкали к ярко бьющим лучам дневного солнца. Предводитель отправился вглубь зарослей по какой-то еле заметной тропинке, а Хюррем, Мерием и несколько охранников остались ждать его возвращения посреди двора.

Привыкшая к строгой геометрии и упорядоченности султанских садов, предметом неустанных забот армии садовников, Хюррем в изумлении взирала на это хаотичное нагромождение всевозможных видов средиземноморской флоры. Гранатовые и айвовые деревья соседствовали здесь с олеандровыми кустарниками и зарослями камписа, чьи яркие цветы, словно длинные пиалы свешивались до самой травы. Колючие опунции терялись в зарослях вереска, разросшегося безнаказанно и вытесняющего постепенно солнечные бархатцы и горделивые маки, посаженные здесь когда-то специально.

Предводитель появился из-за деревьев также внезапно, как и исчез. Он вел за собой женщину, с ног до головы закутанную в льняную ткань, более всего напоминающую бурко, очень распространенную у женщин в турецких провинциях. Виднелись только глаза, покрытые сетью морщин, они цепко пробежались по вновь прибывшим и остановились на пушистом сером хвосте, нагло помахивающем из багажа.

– Хатун, ты все поняла.

Женщина кивнула. Главарь распорядился доставить багаж в дом, двери которого уже открывала эта женщина. После чего все мужчины ушли, а Хюррем со служанкой оказались внутри.

– Кто ты? – сразу же требовательно спросила Хюррем, убедившись, что любители завязывать ей рот удалились.

– Периде мое имя, госпожа.

– Ты знаешь, кто я?

– Да, султанша.

– Даже так! Значит, и ты не боишься казни!?

– На все воля Аллаха.

– Для чего мы здесь? Я ехала к своему сыну, он в опасности!

– Забудьте о шехзаде, госпожа.

– Да что же это! Кто вы все такие? Зачем я вам? Что вы хотите от меня?

– Госпожа, я могу сказать лишь то, что сказала. Вы будете находиться в этом доме до тех пор, пока не поступят другие распоряжения нашего господина. Вокруг дома очень хорошая охрана, а дальше огромный дикий лес. Прошу вас, располагайтесь. Еда и напитки уже ждут вас. Я приду ближе к вечеру.

Сказав все это, женщина поклонилась не слишком низко и направилась к выходу.

– Постой! Распоряжения? Но откуда? Кто он? Кто ваш господин!?

Ответом послужило молчание и звук закрывающейся на замок двери.

6

Итак, они остались в незнакомом доме с вещами и кошкой по имени Гизем. Хюррем была настолько обессилена этим изнуряющим переездом, что ноги уже не держали её. Она устало опустилась на ближайшую тахту и сказала Мерием:

– Я подумаю, что делать дальше, но пока нужно прийти в себя, подай мне воды. Эта адская дорога забрала у меня все силы.

– Госпожа моя, вам необходим отдых. Не приведи Аллах, вы заболеете. Как я отвечу перед Всевышним! – служанка уже наливала ей из медного графина, предварительно проверив содержимое на себе.

– Поешь и ты, а потом нужно будет осмотреться, наверняка здесь есть и другой выход…

На низком мраморном столике овальной формы стояли медные и серебряные кувшины с вином, щербетом, медом и молоком. В больших серебряных блюдах был выложен овечий сыр, вишни, пудинг зерде, сделанный из риса, плов, сушеные креветки и тунец. Рядом на маленьком резном круглом столике находился большой круглый поднос-софра. На нем уже были приготовлены маленькие зеленоватые тарелочки из фарфора.

Хюррем несказанно удивилась:

– Как странно, откуда здесь в глуши китайский тонкостенный фарфор, прозрачный и звонкий, его невозможно перепутать с обычным. Он крайне редкий, и в султанском дворце не каждый раз в нем подают.

Она взяла одну из невесомых тарелочек и стала внимательно её осматривать, поворачивая в разные стороны.

– Ну конечно, это фарфор селадон, старинный, самый ранний из тех, что есть в Топкапы.

– Наимудрейшая госпожа, но как вы определили это?!

– Обрати внимание на его необычный цвет.

– Ну, он какой-то… грязно-зелёный, простите мое невежество, я в этом ничего не понимаю.

– Ах, Мерием, это обманчивое впечатление. Да, сначала он кажется невзрачным, так же, как и некий камень под названием нефрит, но если посмотреть повнимательнее, то можно увидеть настоящее искусство. Он немного прозрачный и когда солнце попадает на него, то можно увидеть этот прекрасный перелив от серого к зелёному, внутри него вспыхивают искорки, а иногда попадаются трещинки, говорящие о подлинности этого чуда. Этот нефритовый оттенок напоминает цвет неба, что пробуждается после весеннего дождя, обещая явить миру нежные солнечные блики…

– Госпожа моя, вы так прекрасно говорите, что и я теперь уже восхищена этими тарелочками. Великий Аллах, да как же из них есть, позвольте вашей ничтожной рабыне взять для трапезы вот эту медную мисочку, иначе вместо еды я буду трястись от страха.

Мерием наскоро поела и поспешила приступить к распаковке багажа. А Хюррем, удостоверившись в том, что блюда не отравлены посредством Мерием, трапезничала не спеша, потихоньку осматривая помещение. Собираясь отведать тунца, она почувствовала некоторое шевеление около ближайшей подушки и встретилась с укоризненным взглядом раскосых глаз Гизем.

– Ах ты, таинственная гостья, желаешь рыбки, шалунишка?

Кошка проникновенно шевельнула ушами. Получив от хозяйки несколько лакомых кусочков в селадоновой пиалочке, Гизем принялась за еду спокойно, с видом достойным и торжественным. Она не разбросала ни одного кусочка, иногда помогала себе лапкой, и делала всё так изящно, словно султанша, выросшая и воспитанная в лучших традициях дворца. Хюррем залюбовалась своей подопечной. Окрас у неё был дымчато-серый, под мордочкой красовался беленький фартучек, на каждой лапке было по носочку, а на спинке проглядывали рыженькие пятнышки. Кисточка на пушистом хвосте тоже была огненно-рыжей.

– Наша Гизем выглядит очень ухоженно, – заметила султанша, – вся шерстка волосок к волоску, похоже, она следит за своей внешностью.

– Моя снисходительнейшая госпожа, она ехала словно падишах в прекрасном палантине, окруженная нежнейшими шелками! Эта султанша ни в чем себе не отказывала, конечно, её шерстка будет сиять словно алмаз, ведь у неё было время и возможность понежиться и уделить время своей несравненной красоте.

– Посмотри на её манеры, Мерьем, она ступает так горделиво.

– Да, моя госпожа, похоже, что она очень высокого о себе мнения.

Мерием неодобрительно разглядывала Гизем, вольготно прогуливающуюся по комнате, однако что-то привлекло ее внимание, что-то за спиной у Хюррем.

– Что ты там увидела?

– Какая чудная картина…

Хюррем оглянулась и обомлела.

7

Хюррем встретилась глазами с женщиной, которая снилась ей иногда в кошмарных снах. Портрет ее, висевший в огромной сводчатой нише, был и незаметен с первого взгляда. Женщина стояла практически в полный рост, держа в одной руке изящный платочек, а другую положив на открытую книгу, она была прекрасна. Не так была устроена хасеки, чтобы не признать очевидного. Да, это правда, портрет кисти некоего Вечеллио Тициана, малоизвестного итальянского художника, ученика Джентиле и Джованни Беллини, на которого обратил внимание великий визирь Ибрагим, действительно давал почувствовать загадку и нежность, неуловимость и строгость, мастерски написанный, он притягивал взгляд и не отпускал. Живописец, похоже, и впрямь был талантлив, настолько искусно было прорисовано все вплоть до мелочей, неуловимые переходы от основного цвета к оттенкам и полутонам каким-то образом передавали живую игру глаз, выразительность взгляда и позы женщины. Чувствовалось, что она живет, любит, ненавидит, ревнует, дама была как живая.

Хюррем повидала немало творений живописцев в своей жизни, этот вид искусства был отнюдь не чужд ее восприимчивой ко всему прекрасному натуре. Военные трофеи включали в себя немало предметов искусства и культуры. Сулейман давно уже понял, что не только его друг Ибрагим интересуется такими вещами. Не один вечер они провели за обсуждением прочитанной книги или упражняясь в языках. Обмен впечатлений от картин, скульптур, прекрасной старинной посуды тоже разнообразил их досуг.

Но именно этот портрет вероломный визирь подарил султану неслучайно, да и что он делал просто так, и не от него ли она частично научилась этой тонкой игре. Женщина, которую Сулейман и в глаза никогда не видел, надолго заняла его мысли, а значит и ее мысли. Хюррем позаботилась о том, чтобы у нее была копия, прекрасно сделанная, скромным свиточком покоящаяся на дне одного из множества сундуков в покоях хасеки. Врага надо знать в лицо, и в данном случае в буквальном смысле этого слово. Уж сколько слухов ходило об этой женщине. Как ни прием, а нет-нет да и промелькнет у льстивых послов это ненавистное имя. И тут же замолкнув, они каждый раз пугливо оглядывались на Хюррем, за чьей беззаботной улыбкой скрывалось так много совсем других чувств. Она уже давно собрала всю возможную информацию об этой женщине, возможно, даже и не подозревающую, какие страсти разгорелись во дворце повелителя мира из-за ее прекрасного лика.

Джулия Гонзага, графиня Фонди, герцогиня Траетто, муза многих европейских поэтов и художников, в том числе и кардинала Ипполито Медичи, чьи стихи разнесли ее славу непревзойденной красавицы своего времени по всему свету – вот имя, что въелось в память Хюррем. Но сейчас, видя перед собой эту картину, у нее возникло какое-то странное чувство, будто и не везли ее несколько дней с завязанными глазами. Она не смогла бы объяснить даже себе, что не так. Одно было очевидно, откуда-то здесь в глуши перед ней опять появилось это изображение, случайностью это назвать было трудно.

Мерием подошла поближе, чтобы разглядеть портрет.

– Какая смешная одежда, моя госпожа, никогда не видела таких кафтанов. Прости меня Аллах за греховное любопытство!

– Причем здесь грех, Мерием!?

– Все эти портреты, не к добру, когда со стены смотрят чьи-то мертвые глаза….

– Боже! Что ты такое говоришь!

– Но ведь любой правоверный знает, что погибнет тот, чьи глаза не оживил Аллах. Если какой-то неверный нарисует человека, то беда падет на голову того, кто окажется на картине!..

– Ах, будет тебе, Мерьем. Не пугай меня. Ты позаботилась о моем отдыхе?

– Конечно, госпожа, прошу вас, преклоните голову. Вы так устали!

Хюррем действительно была без сил. Закатное солнце пробивалось малиновыми лучами сквозь неплотную занавесь, а она почувствовала непреодолимую тяжесть во всем теле. Хюррем уже плохо помнила, как Мерием раздела и уложила ее на свежезастеленную кровать под высоким балдахином в одной из комнат. Бессонница последних лет соединилась в ней с усталостью последних дней, она еще не до конца уснула и слышала вопрос, произнесенный голосом той женщины, Периде:

– Она уснула?

Мерием отвечала ей что-то. Сновидения уже уносили Хюррем в неведомую даль, она слышала чьи-то голоса, кажется опять своей служанки и еще кого-то, но сон это был или явь, уже не могла разобрать.

8

Проснувшись, Хюррем обнаружила, что находится в незнакомой комнате. Кровать была очень большая с балдахином. Белье из натурального шелка прекрасного качества в золотых тонах с изящной вышивкой, необыкновенно мягкая перина и множество подушек. Всё, к чему женщина уже давно привыкла, но неизвестно каким образом оказавшееся в этом странном доме. Стены покоев были задрапированы узорной тканью бирюзового цвета и декорированы резными деревянными панелями. Повсюду было множество картин, ковёр с длинным ворсом покрывал большую часть комнаты. Высокий потолок прятался за балками из темного дерева.

Хюррем подошла к окну и постаралась разглядеть местность, где она находилась. Как она ни старалась, но видны были лишь деревья, заполонившие всё пространство невероятно запущенного сада.

Чувствуя себя достаточно бодрой, она начала торопливо облачаться, одежда была в её сундуке тут же в комнате. Когда-то давным-давно Хюррем одевалась сама, и прекрасно справлялась с этим, сейчас же её платья и кафтаны сложного дизайна требовали услуг многочисленных служанок, заботливо облачающих хасеки в то, что она выберет. Понимая своё непростое положение и не желая поднимать шум, призвав Мерием, она постаралась выбрать максимально простую одежду.

Выйдя из покоев, Хюррем принялась искать выход. Она находилась на первом этаже и без труда нашла входную дверь, которая оказалась закрытой. Вернувшись в спальню и выглянув из окон, султанша поняла, что фундамент строения достаточно высок. От окна до земли была высота не менее, чем в три её роста.

Не желая сдаваться, султанша решила более детально обследовать дом. В это время в комнате появилась Мерием.

– Моя госпожа, приветствую вас.

– А, вот и ты. Нам нужно выбираться отсюда как можно быстрее. Я не желаю ни минуты оставаться здесь! Пойдём же!

– Но мы не сможем сделать этого, моя госпожа, дверь заперта.

– Ни за что не поверю, что в таком большом доме только один выход!

– Так-то оно так, да только…

Хюррем, не дослушав, вышла в коридор, осматривая пространство. Было видно, что значительная часть дома остаётся вне их доступа.

Как и большинство домов людей с достатком, которые могли позволить себе выстроить его из камня, этот, по-видимому, разделялся на две половины, соединённые общим помещением. Одна часть дома была мужская, семалык, другая женская, гаремлык. Они оказались в меньшей половине помещения, включающей в себя несколько комнат и обширный холл. Чуть дальше можно было выйти в небольшой прекрасно оборудованный хаммам.

Обход по всему этому пространству Хюррем совершила вместе с Мерием, которая уже успела всё осмотреть до того, как султанша проснулась. Гизем тоже сочла нужным присутствовать при этом, важно сопровождая хасеки из комнаты в комнату.

– Султанша моя светлейшая, какой удивительный дом. Такой богатый, красивый, словно сераль.

– Этот господин… про которого сказала та женщина, Пирузе… по-видимому, совсем не бедствует, – сказала задумчиво Хюррем, заходя в общую комнату. Там они обнаружили ту самую Пирузе, сервирующую стол. Увидев их, она поклонилась Хюррем

– Доброе утро, султанша, завтрак скоро будет.

– Посмотрим…

Хюррем заинтересовалась, каким образом Пирузе приволокет так много еды и откуда, ведь кухни она нигде не заметила. И не удастся ли проскочить в дверь, если эта женщина доставит еду из-за стен дома.

Всё оказалось гораздо проще, Пирузе никуда не выходила, а большой закрытый поднос доставил один из отряда, в приоткрытую дверь было видно, что их там не менее десяти человек.

– Не нужно думать о побеге, госпожа, – заметила Пирузе,– за пределами дома полно охраны, дом окружён высоким каменным забором. Эта дверь – единственный выход на улицу, и она будет открываться лишь в присутствии воинов. Бежать отсюда невозможно и крайне опасно, вы должны оставаться здесь. Я обязана вас предупредить, чтобы вы не навредили самой себе.

Хюррем затрясло от гнева.

– Как вы смеете держать меня здесь… жалкие разбойники!

Периде уже выходила на улицу, не обращая внимания на протесты хасеки. В отчаянии Хюррем подбежала к окну, желая выдрать резную решётку. Она увидела, что деревянный узор повторяют металлические прутья, уходящие в стену и таким образом образующие ажурную решетку. Только сейчас она поняла, что каждое окно было невозможно открыть.

– Я оказалась в тюрьме!

9

Запечатанные окна стали последней каплей для женщины, нервы которой были и так на пределе вот уже много дней. Хюррем почувствовала невероятной силы панику, охватившую её, она уже не могла себя контролировать. Одно окно за другим султанша тщетно пыталась открыть, барабанила по резным узорам решетки.

– Госпожа моя, ваши благословенные руки, вы поранитесь, не приведи Аллах! – Мерием в отчаянии заламывала свои руки.

Рыдания душили Хюррем, вырываясь наружу, стол вместе со всеми блюдами полетел далеко в угол комнаты. Гизем, никак не ожидавшая этого, подпрыгнула на месте и сочла за лучшее ретироваться подальше. Однако, она не забыла прихватить с собой внушительный кусок перепёлки, приземлившийся недалеко от неё.

– Моя стройнейшая госпожа, как же ваш завтрак, вы очень слабы, исхудали вся, ай-ай-ай…

– Замолчи!

Хюррем металась из комнаты в комнату, пытаясь открыть окна, простукивая стены, расшвыривая всё вокруг, до тех пор, пока силы её окончательно не иссякли. Мерием подхватила её, когда госпожа без сил опустилась на пол посреди коридора.

– Я прошу вас, пойдёмте, вам нужно отдохнуть. Попейте хотя бы воды, моя госпожа…

Служанка проводила её до кровати.

– Оставь меня.

Хюррем впала в забытье, опустошенная и безвольная. Она оказалась так далеко от дома, ведь уже давно считала своим домом султанский дворец. Хоть и мечтали многие лишить её этого. Одно её неосторожное слово, и всё могло бы рухнуть для Хюррем.

Ей снился почему-то её жених, которого она считала давно умершим. А он взял и приехал, появился перед ней, как призрак. Он говорил ей во сне, как когда-то наяву, что не страшится смерти, а вот она страшилась, ей было, что терять. Сон перепутался с воспоминаниями, стал омутом памяти.

С появлением Луки каждую минуту стало казаться, будто уже идут за ней палачи, чтобы казнить её вместе с детьми. И никак он не желал понять этого, всё писал и писал тот портрет, что заказал султан Сулейман, а Хюррем уж и спать спокойно перестала, осунулась, заболела. Дошло до того, что стала кричать во сне по ночам, чем немало обеспокоила своих служанок, которые не понимали ее огромного страха. Однажды после очередного кошмара ей вызвали лекаршу. Та и сообщила, что у Хюррем будет ребенок. Именно в такой опасный период она узнала, что опять беременна, в четвертый раз. Вот уж дивились тогда калфы, что Хюррем льет горькие слезы вместо того, чтобы бежать к повелителю с радостной вестью. Не в добрый час узнала она о своём будущем ребёнке, Баязиде, но лишь бы не отразилось это на его судьбе.

Лука никак не исчезал из её жизни, даже когда умер, когда ей казалось, что уже всё позади, он вдруг опять появлялся, словно проклятие, никак не хотел отпустить её, тянул в омут. Следующий сон-воспоминание вернул ее во дворец Топкапы. Она шла длинными коридорами к валиде султан, досадуя, что опять её выставили глупой девчонкой, недалёкой и безграмотной. Хюррем и думать забыла о Луке. Ей хотелось признания и уважения, она просила помощи у матери падишаха в организации благотворительности, но та посмеялась над ней, а теперь вызвала к себе, верно, опять будет унижать.

– Валиде, вы меня звали…

– Подойди.

– Вы хотите поговорить про благотворительность? Если вы знали, каким будет ответ, то зачем велели написать письмо, чтобы посмеяться надо мной, чтобы напомнить мне, что я рабыня!?

Хюррем не могла сдержать обиду, как ни старалась. Она не заметила ярости в глазах собеседницы, считая, что та торжествует и празднует победу.

– Все неважно теперь уже… узнаёшь?

Мать Сулеймана держала в руках тетрадь, обернутую кожей, ничем не примечательную, но которую Хюррем узнала бы из тысячи.

– Ва… Валиде, я могу объяснить…

– Замолчи! Ты никак не сможешь объяснить этот позор, тебе конец, Хюррем, твоя жизнь у меня в руках, теперь тебе несдобровать!

Эта тетрадь Луки, в которой он делал записи на русском языке о своих чувствах к Хюррем, о султане, что забрал его любовь, и была тем наказанием, что преследовало её. А ведь мать султана была из Крыма и прекрасно знала русский язык. Это значит, она уже прочитала…

– Всё не так, как вы думаете.

– Молчи, я ожидала от тебя любой гнусности, но такого не могла даже представить, ты предала моего сына, изменила ему!

– Никогда!

Змей Ибрагим оставил дневник художника у себя, используя удобный момент. Он выждал время и пришел с этой вещью к султану, чтобы погубить ее, своего врага. События закружились водоворотом, люди и слова сменяли друг друга. Хюррем на мгновение показалось, что план Ибрагима сорвется. Однако тетрадь исчезла, словно призрак. Исчезла, чтобы сейчас появиться вновь и стать ее гибелью… В каком положении она оказалась, в глазах стояло марево, выхода не было. А валиде между тем говорила своей ненавистной невестке:

– Теперь слушай меня внимательно, Хюррем. Если эта тетрадь попадет в руки моего сына, конец придет не только тебе, но и моим обожаемым внукам, я даю шанс их спасти, потому что я их люблю, решать только тебе. Если ты хочешь спасти жизнь своих детей, ты немедленно отсюда уедешь, исчезнешь, и никто не будет знать, где ты находишься. Поедешь далеко. Ты либо уедешь, либо будешь приговорена к смерти и казнена вместе с детьми, тебе решать, говори, я жду твоего ответа!

– Валиде, вы ошибаетесь, прошу, будьте справедливы, я не совершила ничего дурного! – Хюррем отчаянно умоляла.

– Я прочла каждую строчку, Хюррем, и, что бы ты ни говорила, это ложь, ты согрешила!

– Нет, никогда, я могу поклясться даже своими детьми, я люблю повелителя и никогда не изменю ему, никогда!

– Что же это значит!? – валиде указала на тетрадь.

– С Лукой мы жили по соседству, дружили с детства, росли вместе. Татары налетели и убили мою семью, меня схватили и увезли, я думала, что он погиб… и вдруг, годы спустя, мы случайно встретились во дворце. Я была так взволнована, когда его увидела, просила оставить меня, даже золото предлагала, лишь бы он уехал, умоляла забыть меня. Я не изменница и могу поклясться, в моем сердце живёт лишь любовь к моему повелителю!

– Только ложь в твоих словах.

Все было напрасно. Хасеки оказалась в кольце, которое сжималось вокруг нее, словно узкий колодец. Бесполезно было бороться, Хюррем лишь растерянно повторяла:

– Валиде… валиде....

10

Она проснулась внезапно и резко. Какое-то время Хюррем понадобилось, чтобы осознать, что происходит. В комнате было темно, сквозь узорную решётку можно было разглядеть луну высоко в небе. Неизвестно, сколько проспала она после своего нервного срыва, но сейчас была ночь. Она лежала в кровати, заботливо переодетая Мерием в ночную одежду.

Постепенно до султанши стало доходить, почему, собственно её сон прервался. Кто-то или что-то тянуло её сорочку куда-то в сторону. При лунном свете она различила нечто небольшое и круглое, деловито тянувшее её неведомо куда. Нетрудно было догадаться, что это была Гизем. Хюррем хотела поймать проказницу, чтобы погладить, но кошка не далась. Она убежала к дверям и выжидательно села там, помахивая хвостиком и сверкая своими загадочными глазами. Опустив ноги в толстый ковёр, Хюррем прошла до двери. Как будто только и дождавшись этого, Гизем выскользнула за дверь. Это было даже забавно, и Хюррем, не задумываясь, вышла в коридор.

Пройдя до конца коридора, она заметила, что входная дверь была приоткрыта. Это было странно, и Хюррем осторожно стала подходить ближе, прихватив на всякий случай подсвечник потяжелее. Вскоре стали слышны и голоса. Разговаривали Периде и, как ни странно, Мерием.

– Скажи мне, кто он! – говорила Мерием.

– Говорю тебе, откуда мне знать.

– Но ты видела его, сама же сказала.

– Его лицо было закрыто.

– Он разговаривал с тобой?

– Сказал держать в порядке дом, а сад не трогать.

– Ну, скажи хотя бы, каков рост, голос, мне очень любопытно!

– А ну хватит, заходи в дом! – голос Периде хатун стал сердитым.

– Позволь ещё немного подышать, такой воздух…

– Довольно, потом еще поговорим.

Хюррем еле успела шагнуть за колонну, как Мерием вошла в дверь и прошла по коридору. Хюррем поспешила в свою комнату, стараясь не шуметь, и легла в постель. Через какое-то время к ней заглянула служанка, но султанша притворилась спящей. Всё это было очень странно. Хюррем чувствовала всем нутром, что здесь что-то не так. Почему это Периде разрешила выйти её служанке в сад, что это за доверие такое. Как странно они разговаривали, как будто знают друг друга, хотя днём и двух слов не сказали между собой. О ком расспрашивала Мерием, хотя это и так понятно, о хозяине этого дома, о том, кто держит их в плену. Их или же только её…

Хюррем очень не хотелось думать, что её служанка Мерием – предательница, но по своему горькому опыту она знала, как часто предают слуги. Будь она во дворце Топкапы, то знала бы, что ей нужно делать в данной ситуации, однако здесь среди чужих людей в незнакомом доме нужно было крепко подумать, как действовать. Хюррем не могла в таких условиях устроить, например, допрос с пристрастием, а ведь он бы сразу раскрыл все тайны.

Она вспомнила свой недавний сон про тетрадь Луки. Он был настолько реален, валиде, как живая, да упокоит Аллах ее душу. К чему вдруг приснилось это, когда уже пройдет тот давний страх… От Луки было ещё и письмо, из-за которого Хюррем тоже могла очень сильно пострадать.

«Александра, моя любимая с ангельским ликом, я делаю так, как ты хотела, уезжаю в родные края, где родилась наша любовь, но позволь мне перед отъездом увидеть тебя в последний раз, не откажи человеку, который будет любить тебя и оплакивать на протяжении всей своей жизни, жду тебя завтра у дворцового фонтана».

Именно тогда самая верная и преданная ей калфа подвела её в первый раз. Конечно, Хюррем не знала точно всех действий служанки, но со временем стало понятно, что предательство стало вторым именем этой женщины.

Сейчас, лежа в темноте и вспоминая последовательность действий в те дни, султанша лучше понимала мотивы и причины поступков многих. Тогда же все было в тумане, действовать приходилось почти наугад. Нигяр очень часто помогала Хюррем дельным советом, эта девушка протянула ей руку помощи, тогда, когда все от неё отвернулись. Хюррем долгое время ценила это. Однако, пришли другие времена. Хюррем чуть не попала в страшную беду, ведь тогда она еще не догадывалась, что, кроме всего прочего, калфа была влюблена в Ибрагима пашу. Да и откуда это было знать. Тайна вышла наружу много позже, всколыхнув весь гарем.

Ибрагим перехватил письмо, предназначенное для Хюррем, у калфы. Нигяр же, знающая русский язык, перевела письмо, а после этого как ни в чём ни бывало отнесла послание госпоже по указке визиря. Ибрагим устроил ловушку для султанши и её бывшего жениха. Слава Аллаху, какое-то шестое чувство подсказало Хюррем не ходить на последнюю встречу с художником, в результате чего планы Ибрагима расстроились, и ему пришлось схватить только Луку, если бы Хюррем пошла на это свидание, то их бы вероятно казнили в тот же день. Тот случай она вспомнила не случайно, он лишний раз доказывал, как важно доверять своей интуиции и как часто могут предавать люди, любые, даже самые невинные на первый взгляд.

11

Утром Хюррем сразу же позвала Мерием, та незамедлительно явилась.

– Помоги мне одеться, хатун. Завтрак готов?

Хюррем разговаривала как ни в чем не бывало.

– Госпожа, завтрак накрыт. Как вы?

– Все хорошо. Раз уж мне нельзя отсюда выйти, я бы хотела сходить в хаммам. После еды подготовь мне всё.

– Да, госпожа. Специально для омовений я бы могла вам предложить эссенцию календулы и…

– Нет! Можешь идти!

Служанка была удивлена таким категоричным ответом, но лицо госпожи было непроницаемо. После недолгих приготовлений Мерием проводила госпожу в баню. Помещение было достаточно просторным, чистым и светлым. Хюррем не привыкла так подолгу обходиться без омовений и с наслаждением расслабилась, вдыхая горячий влажный пар. Мерием она отослала, и сама поливала себя из красивого медного ковшика, украшенного, как и все вокруг, затейливыми узорами. Кто бы ни был хозяин этого дома, Хюррем уже и самой очень бы хотелось посмотреть на этого таинственного человека.

Вернувшись после бани в комнату отдыхать, султанша обратила внимание на Гизем. Та опять выжидательно смотрела на неё, но сейчас никуда не уходила.

– Что же на этот раз, моя красавица, ведь ты же не просто так на меня смотришь?

Повнимательней присмотревшись к кошечке, она поняла, в чем дело. В зубах у Гизем был какой-то предмет. Наклонившись и осторожно взяв его, Хюррем поняла, что это перстень. А ещё через мгновение ей пришлось сесть на ближайшую оттоманку, так как ноги подкосились. Она прекрасно знала это украшение, его невозможно было перепутать ни с чем другим. Такую россыпь снежно-белых бриллиантов нечасто встретишь. Все камни были крупные, собранные вместе, они образовывали великолепный ансамбль, переливающийся радужными бликами. Основание, на котором было закреплено всё это великолепие, было плотным цельнолитым золотом очень светлого, почти белого оттенка.

Ужас, удивление и слабость хасеки состояли в том, что это был перстень Ибрагима паши, который подарил ему султан Сулейман в честь свадьбы с султаншей Хатидже. С тех пор паша не снимал его со своей руки. Сколько раз, сталкиваясь около султанских покоев с этим дьяволом во плоти, хасеки в ходе разговора с визирем видела вместе с его жестикуляцией разноцветные вспышки многочисленных украшений, коими он был усыпан, как никто другой во дворце. На его руках всегда было множество колец – перстни с рубинами, изумрудами, бирюзой, агатами, аметистами, сапфирами, бриллиантами и другими самоцветами. Паша менял их каждый день, ведь у него было неисчислимое множество украшений. Но этот подарок он никогда не снимал, очень дорожил, любил похвалиться им перед другими. Как же её злило это его бахвальство, самолюбование. Одна только усмешечка, предназначенная специально для неё, была готова довести Хюррем до убийства.