Брак по-тиквийски 5. Жених для Веры

О будущем

Этот день был триумфом Ильтена. Кульминацией его профессионализма. Ради этого дня он жил и работал тринадцать предыдущих весен.

Он выдавал замуж старшую дочь.

Жених, приехав с Т1, остановился в гостинице, не решаясь стеснять семью. Ильтен планировал встречу в ресторане, но Тереза его застыдила: мол, что за безобразие – передавать дочь в обмен на деньги в какой-то забегаловке, словно курьер – недорогую покупку? Избранника следует пригласить на обед в дом, позвать гостей, чтобы порадовались за Веру. А заодно и засвидетельствовали сделку: пусть лучше свидетелями выступят друзья семьи, чем равнодушные чиновники Брачной Компании.

Впрочем, радость друзей была не слишком искренней. Хэнк обижался, что Вера не составила пару его сыну; Камма и Винк полагали, что Вера должна была предназначаться кому-то из них. Были и иные претенденты на руку созревшей девочки, просто их в гости не пригласили.

Ильтен, получив от жениха аж пятьдесят восемь тысяч единиц, пришел в отличнейшее расположение духа и, не перебивая, выслушал экскурс в строение Метагалактики. Гости откровенно скучали, но старались не нарушать торжественность мероприятия. Тереза украдкой всплакнула: давно ли сама первый раз замуж выходила? Она слегка завидовала Вере. Не потому, что жених нравился ей больше Ильтена; Ильтен, при всех своих недостатках – определенно лучшее, что можно найти в Союзе Тикви. Завидовала моменту, которого у нее с Ильтеном не было. Радости, легкости, звону бокалов. Тому, что все еще впереди.

Младшая сестренка Аннет не могла усидеть за столом. Эмоции живой, непосредственной девчонки, которой едва исполнилось шесть весен, требовали выхода, и она скакала вокруг стола, размахивая бенгальскими огнями и с энтузиазмом кокетничая с Камма и Винком. Чем нешуточно подняла им настроение, оживив надежду на обретение невесты из семьи Ильтен – пусть не сейчас, а в светлом будущем. Фиг вам, а не светлое будущее, подумала Тереза, для Аннет найдется кто-нибудь помоложе. Но вслух не сказала: уж если Хэнк слушает про Метагалактику и не морщится, она не будет той, кто испортит людям праздник неуместными замечаниями.

В Тикви не принято приглашать невесту за праздничный стол. Невеста – не действующее лицо, а предмет сделки. Ценный предмет, вроде катера или дачи, но сути это не меняет. Однако Тереза откусила бы голову всякому, кто посмеет сказать, что Вере не место на этом празднике. А Вера без сомнений отгрызла бы кусок с другой стороны. Дочь выросла характером поспокойнее матери, не скандальная, но такая же упертая и ненавидящая покушения на то, что считает своим правом. Вера была в красивом многослойном платье длиной до пят с голубыми кружевами и белыми капроновыми оборками и чувствовала себя в нем странновато. Почти все ее детство прошло в мальчиковых одежках, юбки появлялись лишь эпизодически – в основном на даче, где не надо было прикидываться пацаном, да в иных городах, где ее никто не знал. Лишь последние полгода, когда ее забрали из школы, она постоянно носила платья, но столь роскошные – никогда. Девушке не положена роскошь, которая считается приличной для замужних дам.

Вера сидела за столом вместе со всеми, мелкими глоточками пила первый свой бокал вина и рассматривала жениха. До сих пор она была знакома лишь с его фотографиями и видеозаписями. Впрочем, они передавали внешность адекватно: Вера не испытала ни разочарования, ни изумления. Взрослый мужчина, всего на несколько весен младше матери – так обычно и бывает, у молодых парней редко водится достаточно денег, чтобы жениться, да и бестолковы они. Худощавый, в хорошем костюме. Крупные карие глаза за стеклами стильных очков кажутся чуть меньше из-за диоптрий – хвала небесам, медицинская комиссия не считает близорукость помехой супружеским отношениям. Подбородок гладкий, без следов бороды – это Вере особенно нравилось. Из-за разнообразия генетики в Тикви полно как мужчин с бородами, так и тех, у кого она вообще не растет. Плюс все промежуточные варианты, включая косички на подбородке из трех бледных волосин и жесткие щетки, не отрастающие длиннее чем на полногтя. Вере не нравились бородатые. Короткую бороду носил ее первый мужчина. Не то чтобы он был плох, но борода кололась. Какое-то время она думала, что папа отдаст ее замуж именно за него, а ей бы этого не хотелось. Но папа решил: главное – чтобы дочка была счастлива. И сейчас она, пожалуй, была счастлива.

Вера знала с детства: когда она подрастет, надо будет выходить замуж. Не раньше созревания, но не позже полутора дюжин весен. Если отец не договорится о ее браке сам, государство не позволит девушке остаться незамужней. И она волей-неволей примеряла на окружающих ее мальчиков и мужчин роль мужа. Но долго не подозревала, кто окажется им на самом деле.

В детстве кандидатами в женихи казались младшие Хэнки. А кто еще, если рассудить логично? С ними Вера играла в семью, пока дети были маленькими. Они вместе плавали на лодке и ходили в лес в Риаведи, катались наперегонки на велосипедах, жарили шашлыки. И в городе много общались, особенно после того, как умерла мать мальчишек: отец то и дело в рейдах, и Вера с мамой часто ездила проведать Дени и Тюля, а бывало, что мама забирала их на выходные к себе.

Тереза присутствовала на выпускном празднике Дени. Ради такого важного события многие отцы выпускников взяли отгулы, только Хэнк болтался со своим десантом где-то в космосе, на окраинах системы – на денек не отпросишься. Так что за Дени болела Тереза с Верой и крохой Аннет в коляске, да младший братец Тюль.

– Вы чья мама? – спросил ее директор школы, не узнавая, и она не нашлась, что ответить. Наверное, директор принял ее за глупую курицу. Терезу это злило, но бежать за ним следом, оправдываться и объяснять все тонкости взаимоотношений с семьей Хэнк было бы еще глупее.

Весна радовала погодой, вовсю светило солнце, школьный двор просох от вечных зимних луж, и выпускники бодро маршировали по нему, распевая песню. Песня вызывала диссонанс: в понятии Тереза прощальные школьные песни должны быть вальсами, а тут получался явный марш. С другой стороны, с кем этим пацанам вальсировать? Марш для молодых парней как-то органичнее. Специфика контингента.

Потом директор вышел с микрофоном и толкал речь:

– Сегодня мы выпускаем в большой мир наших детей… нет, уже не детей – юных мужчин, должным образом подготовленных к самостоятельной жизни и к труду на благо нашей родины…

А ведь этим юным мужчинам всего по тринадцать весен. У многих еще и пубертат не наступил. Но это, с точки зрения местных, даже везение: успеет найти место в жизни, не отвлекаясь на напрасные мысли о женщинах или хоть о ком-нибудь, кто помог бы справиться с беспокойными желаниями. Дени находился где-то на грани: он сильно вытянулся и окреп, но пока не пялился на присутствующих женщин с горящими глазами, как некоторые его одноклассники. Тереза озабоченно взглянула на Веру и подумала: хоть бы не этим летом! Провести на даче еще одно лето, ни о чем не волнуясь – о большем просить судьбу вряд ли имеет смысл, в свою пору Дени повзрослеет, деваться некуда.

Лето давалось выпускникам на отдых и на принятие решения о своем будущем. К осени с этим следовало определиться. Кто-то подаст документы на следующую ступень образования, кто-то пойдет работать, кто-то отправится в армейскую учебку. Большинство детей – тьфу ты, юных мужчин – уже знало, каков их дальнейший путь: в школе уделяли профориентации большое внимание, умели находить баланс между стремлениями и способностями учеников и исподволь подводили к выбору профессии. Но встречались и сложные случаи.

После торжественного вручения свидетельств о законченном общем образовании, сопровождаемого теплыми словами в адрес каждого выпускника и перечислением его успехов, Дени подошел к Терезе.

– Госпожа Ильтен, учитель хочет побеседовать с моим отцом. Может, вы с ним поговорите?

– Дени, я не слишком похожа на твоего отца, – деликатно заметила она. – Возможно, твоему учителю лучше дождаться, когда он вернется из рейда, и созвониться.

Дени помялся.

– Ничего хорошего из их разговоров не выйдет, госпожа Ильтен. Либо папа стукнет кулаком по столу и пошлет господина Эвиста в дальнее путешествие, а потом будет моральную компенсацию выплачивать, либо придет домой и стукнет кулаком уже там, а то и выдерет меня ремнем. Лучше уж вы.

Она вздохнула.

– Вера, Тюль – качайте коляску и не оставляйте Аннет. Дени, веди.

Господин Эвист принял Терезу в своем классе: отдельного кабинета рядовому учителю не полагалось, он же не директор. Стулья и одноместные парты в ряд, интерактивная доска на стене, в углу – человеческий скелет на проволочном каркасе, на учительском столе – глобус Т5. Тереза повертела в руках шар с рельефными очертаниями гор и впадинами водоемов, нашла Ноккэм, Синиэл и Сарагетскую долину. Господин Эвист тем временем справился с растерянностью.

– Э… вы, должно быть, мать мальчика?

Тереза зажмурилась. Ну, как ему объяснить? Назвать себя опекуном она не имеет права, официально статус опекуна у Ильтена, несмотря на то что у Хэнка не было иллюзий, кто из них будет заботиться о его детях в его отсутствие, и обращался он с просьбой к ней, а не к Ильтену.

– Типа да, – пробормотала она, не глядя учителю в глаза.

– Госпожа Хэнк, мне все-таки хотелось пообщаться с вашим мужем, – неловко проговорил господин Эвист. – Понимаете, вопрос весьма серьезный…

«Госпожа Хэнк»! Этого еще не хватало. И не возразишь: назвался груздем – лезь в кузов.

– Мой муж, – Тереза мысленно поморщилась, – на службе. Он, коли вы помните, военный. В настоящий момент он в длительном рейде, вернется через две с половиной декады… если все будет штатно. Раз вопрос настолько серьезен, как вы говорите, лучше бы вам изложить его, не медля.

Учитель поколебался.

– Понимаете, ваш мальчик…

– Юный мужчина. – Она не удержалась.

– М-м… – Он слегка порозовел. – Да, разумеется. Юный господин Хэнк хочет стать солдатом.

Тереза подождала: может, учитель закончит мысль. Но, кажется, он полагал, что уже обозначил проблему.

– И что в этом странного?

Мальчики часто хотят стать солдатами. Особенно при отцах-офицерах. Это, кстати, неплохое подспорье для реального превращения мальчика в мужчину.

– Понимаете, госпожа Хэнк… У вашего сына хорошие математические способности. Даже, не побоюсь этого слова, отличные. Он мог бы продолжить образование в области прикладной математики. Экономика, финансы, программирование – он добился бы в этом больших успехов. Занял бы в конце концов хорошую должность, получил бы достойный заработок. А он хочет угробить себя на войне!

Тереза покивала.

– А вы с ним это обсуждали? Вероятно, ему не нравится математика, а убивать врагов – нравится?

Учитель всплеснул руками.

– Что вы такое говорите, госпожа Хэнк? Нормальному человеку не может нравиться убивать!

Тереза оскалилась:

– То есть, по-вашему, быть военным – ненормально? И я, в смысле мой муж, – поспешно поправилась она, – ненормальный?

– Что вы! – переполошился господин Эвист. – Я вовсе не хотел задеть ваши чувства или оскорбить вашего мужа. Нет! Но быть военным – это призвание. Это не для всех, понимаете? Тем более не для тех, у кого виден столь яркий талант в иной сфере. Пожалуйста, прислушайтесь ко мне! Подумайте о будущем своего сына. Неужели вам, как матери, не будет больно оттого, что на службе он постоянно в опасности? Убедите его передумать!

Тереза грустно улыбнулась. Когда она уходила на войну, родители говорили очень похоже. Что им будет больно от угрожающей ей опасности, что она могла бы реализовать свои способности в мирной жизни. Однако добавляли: знай об этом, но делай свой выбор. Не пытались помешать.

– Господин Эвист, ваши эмоции – не по адресу. Я жена военного. – Не соврала, успокоила она себя: Анджей ведь был лейтенантом. – Я и сама была военной до того, как приехала сюда. – Учитель ахнул. – Младшим командиром, если перевести на ваши звания. Мой первый муж погиб на войне. Предполагаемыми опасностями профессии солдата вы меня не удивите.

Господин Эвист сник.

– Но, чтобы вы не считали нашу беседу напрасной и ваш долг преподавателя невыполненным, я обещаю поговорить с Дени. Выяснить, насколько серьезно и обосновано его намерение и насколько разумно его корректировать. Больше ничего, господин Эвист. – Она жестом руки остановила воспрявшего учителя. – Если его решение твердо, переубеждать его я не собираюсь. Он получит мою поддержку, что бы ни выбрал.

– Что он вам сказал? – спросил Дени по дороге домой, отмахиваясь от приставшего Тюля.

– Разное, – туманно ответила Тереза. – В частности, что тебе необходимо задуматься над своим будущим.

И свернула разговор. Не время. Пускай действительно подумает, осень еще не завтра.

Хэнк приехал, когда обе семьи уже отдыхали на даче. Аккурат к запеченной рыбе. Тогда Тереза и проинформировала его о выборе, который надлежит совершить Дени. Будь парень ее сыном, она отца и не спросила бы, а сама сделала бы, как надо. Но, слава богу, она не госпожа Хэнк, отвечает за Дени отец, и он должен быть в курсе намерений сына. Тереза была удивлена, когда Хэнк поинтересовался:

– А вы-то что об этом думаете?

– Неважно, что я думаю. – Она попыталась отмежеваться. – Важно, чего вы хотите для ребенка.

– Я, госпожа Ильтен, хочу его ремнем отходить, – честно признался Хэнк, ополовинив тушку рыбы. – Вот только не знаю, за что – за драную математику или за военную лямку. По-любому пацан идиот!

– Он по-любому что-то потеряет, – поправила Тереза. – Решит учиться – не пройдет школу мужества, не испытает адреналиновых бурь, не сможет пойти путем отца. Выберет армию – лишится мирной жизни, возможности развить мозги, интеллектуальной работы. Но это не значит, что он идиот. Выбор – это всегда потеря альтернативы. И про ремень забудьте: Дени не мальчик уже, а юный мужчина. – Словечко ей понравилось. – Мужчин не лупят ремнями; если дойдет до конфликта, то – в морду.

– Значит, в морду, – пробурчал Хэнк. – Документы пойдет подавать с фингалом. Лучше вы ему скажите все, что нужно. Этак мягко… Я вот про идиотизм ляпнул, а вы на потери съехали, это ж ему не так обидно будет.

Торопиться Тереза не стала. Выждала, пока Дени не спросит сам. Вначале он обратился к отцу. Туманным и прохладным утром, после охоты, скидывая с Верой на волокушу тушки райсов – лупоглазых ночных хищников, в этом году сильно расплодившихся и не дававшим жизни озерным птичкам, – он сказал:

– Пиратов убивать слаще, чем райсов – да, пап?

Хэнк хмыкнул. В целом согласно, но не преминул заметить:

– Зато райсы не стреляют в ответ.

– А зохены?

– А зохены тебя сожрать пытаются в промежутках между твоими выстрелами. Что, Дени? На войну с зохенами собрался?

– Почему бы и нет? – Парень бросил тушку – Вера едва успела подхватить – и повел плечом. – Я хочу стать военным. Ты напишешь мне рекомендацию в учебку?

– А почему в школе тебе не дали рекомендацию?

Резонный вопрос. Обычно выпускники обращаются за направлением в школу.

Дени насупился.

– Господин Эвист против! Но ты же не будешь возражать?

– А если господин Эвист прав? – аккуратно вклинилась Тереза. – Если ты можешь добиться большего, чем стать пищей для зохена?

Дени раздраженно обернулся:

– Да что вы паникуете? Прямо как мама! Никто меня не съест.

Старший Хэнк посмурнел. Вспомнил Лику, наверное.

– Это ты зохена убеждай, когда его встретишь, – отрезала Тереза. – И я тебе не мама. Она залила бы тебя слезами и соплями и, может, уговорила бы, а я уговаривать не буду. Я тебе просто скажу, как есть. Ты не видел войны, Дени, а я видела. Быть солдатом – не значит убивать врагов пачками в свое удовольствие. Это значит – выполнять приказы командиров. В любую погоду, днем и ночью, при любом настроении, голоден ты или сыт… стреляют в тебя или нет. И половина из этих приказов просто скучные, еще четверть – неприятные, а остальные – дико страшные.

– Факт, – мрачно подтвердил Хэнк.

Вокруг стояли деревья, черные стволы проглядывали свозь серую предрассветную мглу. Холодный туман клубился прямо под ногами, и Дени вдруг пробрала дрожь.

– Солдатами, Дени, становятся те, кто больше ничего не умеет. Или те, кому нечего терять. Лучшие из них, пройдя естественный отбор, выбиваются в офицеры. Как твой отец. – Она посмотрела на Хэнка. – Но пройдешь ли этот отбор ты?

– Я хочу быть военным! – уперся Дени, совсем не мужественно шмыгнув носом.

– Да и хоти, кто тебе не дает? Только будь умнее. Приобрети специальность, нужную для офицерской должности. Вот как я.

Вера, слушавшая разговор, вытаращила глаза. Она знала, что мама попала в Тикви с какой-то войны, что она там занималась налаживанием связи. Но мама – офицер? Больше ни у кого в Тикви нет такой мамы, это точно!

Дени тоже услышал об этом впервые, но особо не удивился. Это же госпожа Ильтен. Она бы прошла любой естественный отбор, и никакой зохен ее не сожрал бы – скорее уж она его.

– Я была офицером связи. Это тоже нелегкая и опасная работа, но в ней больше смысла. Ты должен не просто выполнять чужие приказы, а и думать головой. И можешь отдавать приказы своим подчиненным.

Хэнк снова кивнул.

– Но прежде чем стать тем, что называется здесь младшим командиром, я три весны училась. Радиоэлектронике, монтажу, пси-технике. И отправилась воевать не мясом, а ценным специалистом. Если у тебя есть хоть капля мозгов, ты поступишь так же. Тебе ведь нравится математика, программирование? Иди и учись. Хочешь быть военным – нет проблем, получишь потом распределение в артиллеристы, в навигаторы на боевом корабле, сможешь разрабатывать автоматические ракетные системы… В армии спят и видят, где бы взять офицеров, разбирающихся в математике, а ты свои способности собрался зарыть!

Чего это я за армию Тикви распереживалась, подумала вдруг Тереза. Останутся без знающих офицеров – так им и надо. Она плюнула в сердцах.

– Я свое слово сказала, – проворчала она опешившему Дени. – Больше ничего говорить не буду, умному достаточно. Решай сам. Слез и соплей в любом случае не дождешься.

Дени молча повернулся, деревянной походкой дошел до палатки и скрылся в ней. Вера ткнула локтем застывшего Тюля:

– Чего рот раззявил? Помогай укладывать зохеновых райсов, они ж тяжелые!

Тереза, вернувшись к чистке ружья, кинула Хэнку:

– Вы пошли бы к сыну. Его сейчас надо прижать к груди, почесать за ушком, сказать, что все будет хорошо…

Хэнк крякнул.

– Ну да, попричитать, полить слезами… Неспособен я на слезы и сопли, госпожа Ильтен. Как же Лики не хватает! – он закрыл лицо рукой и тихо застонал.

Тереза вздохнула и нехотя встала.

– Ладно. Причитать я тоже не умею, но за ушком почешу.

Хэнк поднял на нее глаза:

– А вы, госпожа Ильтен, когда-нибудь в своей жизни вообще плакали?

Некоторое время она молчала. Ну какое ему дело? Потом все же ответила:

– Да. Два раза. Когда хоронила первого мужа и первую дочь.

Сделала шаг к палатке и добавила:

– И больше плакать не планирую.

Осенью Дени уехал в Тильгрим. В Высшую школу информатики, с рекомендацией, подписанной обрадованным господином Эвистом.

Тильгрим не так уж далеко, всяко ближе столицы. Но самолеты туда не летают, а на машине не наездишься: день пути до Риаведи, еще день до Ноккэма, вот выходные и закончатся, а еще ведь два дня на обратную дорогу. Так что Дени надолго выпал из окружения Веры, приезжая в родной город лишь на каникулы: декада поздней осенью, декада ранней весной да три декады летом, которые все традиционно проводили на даче. Учился вроде хорошо. Во второй приезд признался Терезе, что заниматься ему интересно, а в этом триместре появились спецкурсы по выбору для тех, кто хочет изучать военное дело, и инструктора уже приметили старательного паренька и прочат ему хорошую карьеру в космическом флоте. Благодарил.

Тюль скучал без брата. В детстве они ругались и дрались, а потом, когда детство внезапно кончилось, сдружились. Теперь ему было одиноко. Когда Хэнк отбывал на службу, Тереза забирала Тюля к себе, чтобы не маялся один в пустой квартире. У Ильтенов скучать было некогда: Вера постоянно таскала его то на волейбол, то на кросс, перезнакомила со всеми мальчишками из соседнего района, с которыми тусовалась. В волейбол он сыграл пару раз, ловкости не проявил, мяч в руки не давался. Застеснялся и с тех пор выступал лишь болельщиком. Зато в кроссе, в котором пришлось участвовать волей-неволей, потому что Вера заставила, неожиданно показал себя хорошо. Увалень, скорости не хватает, но выносливый, как слон, за пять лонгов дыхание не сбилось. Фарн, записавший было его в бездари из-за провала в волейболе, зауважал и предложил выступать за команду в соревновании с другим районом. Увы – к соревнованиям вернулся отец, и Тюль поехал к нему.

Тюля слегка напрягало, что в компании приятелей надо было делать вид, что Вера – мальчик. Почему? Тюль знал по своим одноклассникам, что многие считают девочек мифическими существами, а пацан классом постарше, у которого была настоящая сестра, относился к ней свысока: мол, слабая, хилая, плаксивая. Но Вера не была ни слабой, ни плаксой, и то, что она девочка, не должно было произвести плохого впечатления. Однако Вера настрого запретила упоминать ее в женском роде и называть по имени в кругу мальчишек. Мол, язык оторвет. И покладистый Тюль просто смирился: нельзя так нельзя.

А малышка Аннет на нем висла. Лезла на ручки, требовала катать себя на шее, щекотала, заливисто смеясь. Подкрадывалась и дергала за штаны, прятала тапки, соглашаясь отдать только за леденец. Хуже Реппе! Так он думал иногда, но спохватывался. Когда-то он мечтал, чтобы маленький брат провалился куда-нибудь с концами, и вот его больше нет, только от этого ничуть не лучше. Пусть бы мелкий и дальше приставал к Тюлю и капризничал, он потерпел бы. И утомительные забавы Аннет надо терпеть и не желать ей плохого даже про себя, а то вдруг какие-нибудь высшие силы некстати услышат…

Нет, пожалуй, Вера не представляла Тюля своим будущим мужем. В теории понимала, что папа может выдать ее и за Тюля, но на практике тот был для нее лишь товарищем по играм, плюшевым мишкой сестренки. А вот Дени – да.

Я просто смотрел

Летом семьи снова встретились в Риаведи. Приехал Дени, закончивший третий и последний курс, на вид совсем взрослый, в форме Высшей школы информатики с серебристым шейным платком в фиолетовую полоску – не то чтобы он собирался носить это на даче, но не похвастаться не мог: полоски означали окончание школы с отличным результатом. За прошедший год мальчик сильно изменился. Вот оно и произошло, подумала Тереза, и сердце защемило. Теперь не стоит чесать за ушком парня, у которого бушуют гормоны – от греха подальше.

Дени привез крутой велосипед, купленный на стипендию: старый был ему маловат и перешел к Тюлю, а раздолбанный велик Тюля спрятали в сарае. Для Дени это было последнее свободное лето: едва выпустившись, он заключил контракт и к осени должен был явиться на какой-то военный корабль и приступить к службе не то младшим программистом, не то помощником сисадмина – Тереза толком не поняла. Больше ему не видать таких длинных отпусков – разве что когда дорастет до старшего командира и обретет авторитет и умение договариваться с начальством. Потому Дени намеревался оторваться. Накататься на велосипеде на год вперед, находиться на охоту до изнеможения, нажраться шашлыков до отвала и накупаться в озере на всю оставшуюся жизнь.

Вера захандрила. Ее собственный велосипед после многих лет эксплуатации пребывал в состоянии еще более плачевном, чем бывший велик Тюля, а Дени жадничал и покататься не давал. Не из сугубой вредности, просто он слезал с велосипеда только для того, чтобы искупаться, поесть или поспать. Ну, и еще ради охоты или рыбалки, но в это время Вера не могла воспользоваться великом, потому что пропускать охоту и рыбалку тоже не хотела.

Пятилетняя Аннет смеялась над сестрой. Еще бы, ее-то трехколесный велик был новеньким и в полном порядке.

Аннет не спалось. Кто только придумал, что дети должны по ночам спать? Совершенно дурацкий обычай. Она соскользнула с кровати, тихонько высунулась в коридор – ага, голосов родителей не слышно, – прокралась в комнату сестры и с милой улыбкой принялась ее щекотать:

– Верка! Верка, проснись!

Вера взвизгнула и проснулась. Под конец ей снились ласки учителя и, увидев перед собой укоризненную мордашку Аннет, прижимавшей палец к губам, она почувствовала себя неловко.

– Верка, давай удерем на озеро! – горячо зашептала Аннет. – В прошлый раз там было так клёво!

По ночам на озере и впрямь красиво. И вода теплее, чем днем – или так казалось оттого, что воздух холоднее? Вот только родители запрещали ходить на озеро одним. А тем более – ночью.

– В прошлый раз папа нас отругал, – заметила Вера, позевывая.

Причем, что самое обидное, ругали в основном Веру, хотя заводилой была Аннет. Мол, ты старше, ты должна быть умнее и предусмотрительнее и удерживать свою глупую сестру от опрометчивых поступков. Удержишь эту егозу, как же!

– А мы шуметь не будем, они и не проснутся. И даже не узнают, что мы уходили!

– Не боишься? Вот вылезет из озера огромный змей и тебя съест!

Аннет скорчила рожицу:

– Нет там никаких змеев! Даже маленьких. Папа просто пугает. Пойдем, Верка!

Вера свесила ноги.

– Где мои тапки, мелкое чудовище?

Дени тоже лежал без сна, сложив руки под затылком и глядя на тонкую тюлевую занавеску, колышущуюся от легкого ветра в открытом окне. И думал, между прочим, о Вере. Раньше он не придавал значения тому, что Вера – девочка. Забавная приятельница, часто ехидная, порой великодушная, безрассудно храбрая, много умеющая. Такая же, как приятели-одноклассники, просто немного странная. А теперь, увидев ее после долгого перерыва, Дени понял, что Вера – юная женщина. Пускай она часто одевается, как мальчик, но невозможно не заметить, что под майкой топорщится грудь, а под брюками – бедра.

За время студенчества Дени набирался знаний не только по информатике. Это в общей школе все были детьми, за исключением нескольких переростков. Здесь же – для кого внезапно, для кого закономерно – наступила пора созревания. И тема «что с этим делать?» приобрела особую актуальность. Преподаватели считали неэтичным вмешиваться, пока к ним прямо не обратятся, но товарищи со старших курсов охотно помогали сориентироваться. Вечера в интернет-кафе с захватывающими картинами и видео… Первые откровения: вот, значит, для чего нужны женщины… Первые попытки повторить то, что на экране – пока не с женщинами, за отсутствием оных, а с кем получится…

А тут – Вера. Только как к ней подступиться? Ребята говорили, на женщин требуется много денег. Для живущих на стипендию – не вариант. Дени вздохнул. Разве можно уснуть, когда такие мысли?

Он отбросил одеяло, натянул треники и затормошил младшего брата:

– Эй, обормот! Хорош спать! Давай, что ли, до озера прокатимся?

Что-то же нужно делать, чтобы отвлечься. Наилучшее, по советам неравнодушных преподавателей – физическая активность и холодные ванны. Поплавать в озере – идеально: два в одном.

На озере было свежо. Заросли высокой травы и ярко-красных цветов колыхались под нажимом ветра – не пронизывающего, но весьма бодрящего. Вера с Аннет помнили, что цветы красные, но в неверном свете колоний симбионтов, облепивших деревья, окраска терялась, были видны лишь очертания.

Аннет скинула ночнушку и побежала к воде, весело повизгивая. Вера, подобрав подол, двинулась следом.

– Ой! – Аннет вдруг встала, как вкопанная, и зажала рот рукой. Спустя пару секунд отжала и продолжила громким шепотом: – Верка, здесь велики!

В прибрежных зарослях, искусно спрятанные, лежали два велосипеда. Вера узнала их сразу, старый и новый. Крутой велик Дени и второй – Тюля. Сердечко забилось.

– Аннет, – шепнула она. – Я прокачусь, а ты последи…

– Я тоже! – Сестренка подпрыгнула. – Не уезжай без меня! – И метнулась за своей ночнушкой.

– Аннет, ты же никогда не ездила на двухколесном, – попыталась урезонить ее Вера, но та уже лихорадочно регулировала раму под свой росточек:

– Я не упаду!

Вера мысленно махнула рукой. Отговаривать сестру – только разжигать азарт. Она перекинула ногу через раму, надавила на педаль и покатила по тропке, протоптанной вдоль берега. Щелкнула передачей… До чего классный велик!

Мимо пронеслась Аннет, сминая траву, с восхищенным гиканьем. Ее велосипед выписывал кренделя, угрожая рухнуть, но малышка каким-то чудом продолжала ехать.

– Смотри-ка! – закричала Аннет, когда они въехали на взгорок над озером. – Там голые купаются!

– Тихо! – шикнула Вера. – Не болтай глупости.

– Это не глупости, они и вправду голые!

Невольно Вера посмотрела в сторону озера. Там действительно плавали двое. То есть уже не плавали, а яростно гребли к берегу, услышав вопли Аннет. Сложив два и два, Вера пришла к безошибочному выводу: братья Хэнк.

К сожалению, разглядывая купальщиков, она отвлеклась от дороги. Взгорок кончился, и Вера вместе с велосипедом загремела вниз с обрывистого берега.

– Верка, ты куда? – охнула Аннет.

Ночью на озере тихо. Смех и шум Дени и Тюль услыхали издалека. И звонкий голос Аннет. Зохен бы с ними, пускай девки гуляют, раз родителям все равно, но Тюль, глянув в сторону берега, вдруг воскликнул:

– Дени, у них наши велики!

– Что-о?!

Проклятье, они на самой середине озера. Пока они доберутся до берега, Ильтены укатят за горизонт, и гоняйся потом за ними. Но тут кто-то из сестер рухнул с обрыва в воду. На драгоценном, свежекупленном велосипеде! Дени зарычал и попытался побить мировой рекорд по скоростному плаванию.

– Ну, зато теперь далеко не убегут, – оптимистично выдохнул Тюль, тщетно стараясь догнать брата.

– Мой велик, зохен! – Дени не разделял оптимизма Тюля.

Вера барахталась вверх ногами, запутавшись подолом в прибрежных кустах. Кто только придумал эти подолы? В штанах такого бы не случилось! Аннет, перепуганная, но сумевшая остановить свой велосипед, стояла над обрывом на четвереньках, пытаясь заглянуть вниз:

– Верка! Верка, ты живая?

Порванная цепь застряла меж камней, рама перекосилась. Дени заскрипел зубами.

Ветка обломилась, и Вера наконец полностью упала в воду. Прямо на останки велосипеда, погнув все, что еще не было погнуто.

– Ты! – не выдержал Дени и, подскочив, залепил ей пощечину, от которой зазвенела голова. Замахнулся снова…

– Ты чего делаешь, придурок? – заверещала Аннет и, спрыгнув вниз, пихнула его обеими руками в живот. – Я все маме расскажу! И папе тоже, понял? И твоему!

– Дени, ты с ума сошел? – сдавленно пробормотал Тюль. – Девочек нельзя бить. Папа нас убьет. А если останемся живы, сдаст на каторгу.

Дени словно ледяной водой окатило. Он в ужасе закрыл глаза. Зохен! Что он натворил?

– Эй, что это у тебя? – Аннет потянула ручонку, и Дени отпрянул, пока самое дорогое не осталось в цепких когтях крошки Ильтен. Зохен, он же голый! Еще и это! Что о нем подумают?

– Тюль, принеси одежду, – выдавил он сквозь зубы.

Тюль скрылся в кустах. Дени наклонился, подавая Вере руку:

– Ильтен, давай я тебе выбраться помогу. Зохен, я прощу тебе велик. Только не говори папе, что…

Она уцепилась за его руку, встала по колено в воде. Мокрая длинная ночнушка облепила тело. Дени сглотнул, попытался отвести взгляд и тут же пропустил удар в челюсть. От неожиданности он не удержался на ногах и грохнулся навзничь с громким плеском.

– В расчете, Хэнк. – Вера потерла кулак. – Не вставай, охладись, пока сестренка тебе краник не открутила.

Тюль приволок одежду. Дени поспешно натянул треники под любопытным взглядом Аннет.

– Давайте выбираться, – хрипло сказал Дени. – Тюль, вытащи велосипед.

– Твой велик – ты и тащи, – попытался откосить Тюль, но старший умел настоять на своем:

– Делай, что говорю! А я помогу Ильтен.

Вера окинула его скептическим взглядом. Мол, нужна мне твоя помощь, как рыбе зонтик. Но протянутую руку взяла. Зла она не держала: ответку Дени получил, да и ярость его можно понять. Ей самой было жалко такой классный велик. А еще было интересно, доведет ее Дени до ворот или не выдержит. Дорога длинная, ночь темная… Выдержал. Зубами поскрипывал, то сжимал, то разжимал руку, но довел и простился прерывающимся голосом. Ну и сам дурак.

– Что это у тебя с рожей? – осведомился Хэнк у сына за завтраком.

– С велика упал, – пробурчал тот, дотронувшись до распухшей челюсти.

Тюль хмыкнул, но ничего не сказал. Хэнк посмотрел на обломки велосипеда, молча посочувствовал. Картинка сложилась, лишних вопросов не было.

Ситуация за завтраком у Ильтенов куда больше отдавала трагедией. Увидев красавицу-дочь с синяком под глазом и всю в царапинах, будто с кошкой подралась, всплеснула руками даже не впечатлительная мама. Папа – тот схватился за сердце. Вечером девочка ложилась спать целая и невредимая, а наутро – здрасте пожалуйста.

– Что произошло? – потребовала ответа Тереза.

Девчонки переглянулись. Видать, не договорились, как врать.

– Ну, – Вера опустила взгляд, – я просто решила ночью погулять…

«Я решила», – отметила Тереза. Сдавать Аннет не хочет. Будто я не вижу, как у маленькой хулиганки бегают глазки.

– То есть вы, две бессовестных обормотки, поперлись посреди ночи незнамо куда, невзирая на запрет! – простонал Ильтен, не отрывая рук от сердца.

– Почему незнамо куда? – возмутилась Аннет. – Всего лишь на озеро.

Вера с укором посмотрела на сестру. Аннет ойкнула и прикрыла рот рукой. Ильтен усмехнулся, несмотря на боль. Попалась на примитивную удочку!

Тереза уперла руки в боки.

– И что дальше? Из озера выпрыгнуло чудище и покусало Веру? Не вздумайте нести бред!

– Я упала, – хлюпнула носом Вера. – С обрыва прямо в воду. А там кусты. И камни.

Аннет преданно закивала – дескать, так все и было, подтверждаю.

– Упала она, – пробурчала Тереза. – Пьяная, что ли, была? Как можно взять и упасть на ровном месте?

Вера покраснела. Но в интонациях мамы она разбиралась. Мама больше не сердится, просто досадует на непутевость дочери. Поверила.

– А за то, что ослушались запрета, два дня будете сидеть взаперти. – Ильтен наконец отнял руки от груди, но бледность не ушла. – Как вы могли так рисковать? А вдруг бы вас украли? Я же вас предупреждал: девочки – ценный товар. Вон хоть у матери спросите!

– Папа прав, – с непроницаемым лицом произнесла Тереза.

– Мы не дадим нас украсть! – заявила Аннет. – Мы сразу сбежим. Я ловкая, а Верка умная.

– Обе вы дуры, – в сердцах сказал Ильтен. – Три дня под замком.

– Папа, но ты же говорил – два! – взмолилась Вера.

– Сейчас будет четыре, – многообещающе проговорил он, и дочки сочли за лучшее смолчать.

Хэнк сидел в саду на лавке в тени дерева и стругал сыр на бутерброды к ужину. Лики нет, готовить некому. Бутерброды и то самому приходится делать, потому что старший сын, этакий бездельник, куда-то запропастился, а младший уже занят: заваривает чай.

– Где твой брат опять шляется? – недовольно спросил Хэнк. – Здесь ему не Тильгрим: ни баров, ни интернет-кафе.

– А что такое интернет-кафе? – поинтересовался Тюль.

И схлопотал подзатыльник.

– Вырастешь – узнаешь! Куда Дени свалил, я спрашиваю? Останется без ужина!

– Вроде он к Ильтенам пошел, – пробурчал Тюль, почесывая пострадавший затылок.

Хэнк успокоился. К Ильтенам – это он даже одобрял. Вот если бы к Вехерайсису Аннори, стоило бы и поволноваться. Не потому что артист мог научить плохому – всему, что можно, Дени уже в студентах научился, по глазам видно. А потому, что с Аннори станется незваного гостя не только спустить с лестницы, но и подстрелить. После пиратского нападения он завел ружье, и хотя заряжал его только солью, боясь кого-нибудь случайно убить, приятного мало получить такой заряд в мягкое место.

А на самом деле побеспокоиться было бы не лишним.

Расставшись ночью с Верой, Дени тут же об этом пожалел. И весь день с утра ждал, пока она выйдет, чтобы поговорить. Но никто не вышел – ни она, ни Аннет. Что у них там стряслось? Он притащил папино ружье с оптическим прицелом, забрался на дерево рядом с забором – на сам кованый забор с острыми пиками усесться не рискнул, – и пытался разглядеть, что делают девочки.

Вера сняла халат, и Дени, охнув, чуть не выронил ружье. Вовремя подхватил, а то с папы сталось бы вспомнить про давно не используемый ремень. Аннет с какой-то банкой прыгала рядом. Вера улеглась на кровать на живот, подтянув к себе толстую книжку, и Аннет принялась намазывать ее содержимым банки. Дени глазел на изгибы спины, затаив дыхание.

Царапины и ссадины, на которые Вера поначалу не обратила внимания, к вечеру разболелись, и мама велела обработать их заживляющей мазью по рецепту Алисанты. Все бы ничего, но Аннет, которой это было поручено, во время процесса напевала легкомысленную песенку из сериала с Вехерайсисом Аннори и щекотала Веру, отчего та вздрагивала и взвизгивала.

– Аннет, не щекотись! – взвыла Вера, брыкаясь.

– А ты перестань читать всякую фигню. – Сестра бросила осуждающий взгляд на книгу. – Поговори со мной, мне скучно!

– Это не фигня, а учебник по астрофизике.

Учитель дал Вере на лето несколько книг, как он выразился, полезных для дальнейшего образования в интересующей ее области.

– И прекрати петь всякую муть, – сморщилась Вера, когда Аннет опять затянула песенку. – Ты не даешь мне сосредоточиться.

– Это не муть, а хорошая песня, – запальчиво ответила Аннет, ткнув сестру мизинцем в подмышку, отчего она опять взвизгнула. – Про службу охраны безопасности, между прочим.

– Да ни один мент не станет делать то, о чем эта песня! Мне не веришь, так маму спроси. Тупая попса.

– Сама ты тупая, – оскорбилась Аннет. – И книжки читаешь тупые!

Она выхватила у сестры книгу и запустила в открытое окно.

– Ты что творишь, несносная девчонка? – Вера вскочила и зашипела, схватившись за больную спину.

Снаружи послышался дребезг и сдавленные ругательства. Аннет кинулась к окну, вылезла на подоконник.

– Верка, там Хэнк! – Она закатилась от смеха. – С дерева упал, вот болван!

Дени так увлекся наблюдением за Верой, что не успел вовремя среагировать на вылетевшую из окна книгу в твердом переплете. Лишь одним глазом заметил, как совсем близко мелькнула обложка со звездами и засветила ему в лоб. Он потерял равновесие, выронил ружье и рухнул вниз, безуспешно пытаясь цепляться за ветки.

– Верка, ты только посмотри! – насмехалась Аннет. – Он почитать сюда пришел! – Дени в растерянности сидел на земле с книгой в обнимку, и звезды крутились у него перед глазами. – Эй, Хэнк, здесь тебе не библиотека!

– Нечего ржать, – обиженно пробормотал Дени.

Его не услышали, ну и ладно. Он сгреб книжку и убрел, хромая.

– А ну хватит! – Вера больно ухватила сестричку за кудрявый хвост, и та ойкнула. – Разошлась, хохотушка! Это книга господина Ардена, к твоему сведению. Беги теперь за ней и возвращай!

– Как я побегу-то? – огрызнулась Аннет. – Мне папа не дает из дому выйти. Из-за тебя, между прочим!

– Из-за меня? Это ты меня на озеро потащила!

– А ты с обрыва сверзилась! Засмотрелась на голого Хэнка! – Аннет захихикала. – Глядела бы под ноги, никаких царапин бы не было, и никто бы ничего не заметил.

– Что за вопли? – дверь распахнулась и явила маму. Мама была зла: только успела заснуть, как ее разбудил грохот и ор. – Кто смотрел на голого Хэнка? И на которого из них, хотелось бы мне знать?

Тереза негодовала полночи. Как это Хэнк – неважно, какой – посмел показаться ее дочкам голым? И с какой целью? Она порывалась немедленно пойти к Хэнкам и устроить скандал. Ильтен с трудом отговорил разгневанную супругу. Ну, купались парни голыми, так не в одежде же купаться. Ну, загляделась девка на парня, так это же нормально, по возрасту пора. Оттого и свалилась с обрыва, а вовсе не потому, что неуклюжая, как ты, дорогая, сетовала.

– Мне это не нравится, – твердо сказала Тереза. – Я не хочу, чтобы мои дочери пялились на чужих парней.

Вера вздохнула. Маме никогда не нравилось, что она смотрит на мужчин, что мужчины смотрят на нее… А папе нравилось. И кого слушать?

А фигура у Дени неплохая. Спортивная, рельефная. И бороды нет. Пока. Увы, рано или поздно появится: старший Хэнк бреется.

Тереза все-таки высказала Хэнку претензию насчет его сыновей. Без скандала, цивилизованно. Но жестко. Мол, проведите с детьми воспитательную беседу, чтобы они моим девочкам свои причиндалы не демонстрировали. Особенно Аннет. Веру таким перформансом уже не удивить, тем не менее необходимость соблюдать приличия никто не отменял.

Хэнк был в шоке. За ремень не брался, но устроил детинушкам форменный допрос. Тюль раскололся. Да, ездили купаться. Но они не виноваты, девки сами явились. В одних ночнушках, между прочим. Хвала небесам, про обмен зуботычинами между Дени и Верой Тюль догадался умолчать.

Потом отец выгнал Тюля и внушительно сказал Дени:

– Мы с Ильтенами не для того столько весен дружили, чтобы ты все разрушил. Еще раз покажешь мелкой, что не надо, или, не дай судьба, тронешь – я тебе лично шею сверну.

– Папа, это случайность. Мы не нарочно!

– Знаю я ваше «не нарочно»! Почему хромаешь? Ильтены наподдали?

Дени покраснел.

– Пап, я просто упал.

– Что-то часто вы стали «просто падать», – снова передразнил Хэнк-старший. – То один, то другая. Еще кто-нибудь упадет – оторву уши. И насчет мелкой ты, надеюсь, понял. Держи лапы от нее подальше.

Дени помолчал.

– А от старшей?

– А на старшую у тебя денег не хватит! – фыркнул Хэнк.

– А у тебя?

Хэнк нахмурился.

– Папа, дай мне взаймы! Я верну… потом. С осени у меня будет жалованье. Нормальное, не то что стипендия. Я бы накопил за несколько лет, но ее же отдадут!

– Ты что, хочешь не просто пошалить, а жениться? – тихо спросил Хэнк, словно смертельно больного о его здоровье. – Сейчас? На Вере Ильтен?

Дени молча кивнул.

– А она хочет? – спросил он еще тише.

– Я не спрашивал. Какая разница? Да и с чего бы ей не хотеть? Мы всю жизнь вместе.

Хэнк отвернулся к окну и вздохнул.

– Не получишь ты ее, сынок. Госпожа Ильтен не согласится.

– Почему? – удивился Дени. – Госпожа Ильтен всегда тепло ко мне относилась. Кормила, учила разным вещам. Последние годы она нам почти как мама… Извини.

– Вот именно, – совсем глухо проговорил Хэнк после долгой паузы. – Она слишком хорошо тебя знает.

Остаток дня Хэнк провел в мрачных раздумьях за бутылкой. Рано, рано сын заговорил о женитьбе! И не в том беда, что он пока финансово несостоятелен. А скорее в том, что по жизни незрел. Не понимает Дени, что брак – это не просто женщина в твоей постели. Это женщина в доме, который ты считаешь своим. И если хочешь, чтобы он твоим и остался, надо поставить себя определенным образом. Показать, кто хозяин. Пример отца не поможет Дени: брак с дочкой Ильтенов – совсем не то, что его с Ликой. В молодости Хэнк тоже опрометчиво считал, что все женщины одинаковы – или, по крайней мере, что сойдет любая. Ни фига.

А Дени еще не мужчина. Лопоухий щенок, сходивший пару раз в интернет-кафе. Естественные желания возникают у всех, но в таком возрасте юноши обычно не помышляют о том, чтобы немедленно обзавестись женой. Это Ильтены виноваты. И он, Хэнк, хорош: позволил им убедить себя, что не произойдет ничего страшного, если его дети будут играть с девочкой. Вот и доигрались, девочка выросла. Не болтайся она все время рядом, Дени не думал бы так много о девочках. О девочках вообще и о Вере Ильтен в частности, сожри ее зохен и подавись.

Деньги в семье имелись: Хэнк немало зарабатывал, был на хорошем счету. Однако деньги – условие для женитьбы необходимое, но вовсе не достаточное. Главное в другом: стоит ли вообще затевать сватовство?

Промучившись почти весь день, к вечеру Хэнк решил: попытка не пытка. Велеть Дени оставить глупости и бросить все силы на карьеру – проще всего. Ну а если это – шанс, который будет упущен? Тупо и бездарно, просто оттого, что отцу неловко обращаться с просьбой. Надо поговорить с господином Ильтеном. В конце концов, он – специалист по устройству браков. Может, он скажет, что сомнения напрасны и все будет отлично. А если что не так – объяснит четко и внятно.

Еще некоторое время Хэнк колебался. Звонить или не звонить? Пригласить господина Ильтена к себе или самому пойти к нему? Условности этикета порой бесили Хэнка – он разбирался в них довольно смутно, так как не видел им логического обоснования. То ли дело на войне! Никакой этой мутоты.

– Сейчас Хэнк придет, – сообщил Ильтен, выключив трубку.

Тереза скорчила гримасу. Она только что вылезла из ароматной ванны, закуталась в махровый халат, намотала на мокрые волосы чалму из пушистого полотенца и наивно надеялась, что через некоторое – небольшое! – время окажется в постели с мужем. И что теперь? Срочно одеваться? Не встречать же гостя в халате. Шокировать Хэнка не впервой, но это даже по собственным понятиям Терезы неудобно. Дернул же его черт припереться на ночь глядя! До завтра не мог потерпеть?

– В беседке накрывать? – обреченно спросила она, стащив такую уютную чалму и потянувшись за расческой. – Или на кухне посидим?

Ильтен слегка кашлянул.

– Видишь ли, он попросился на чай с сигаретами. То есть…

– То есть – без меня! – Вопреки опасениям Ильтена, известие не разозлило Терезу и даже не расстроило, а наоборот, обрадовало. Она тотчас водрузила чалму на место и довольно улыбнулась. – Пусть Вера вам чего-нибудь соорудит: есть холодное мясо, вино… Все, я ушла. Буду валяться и ждать тебя.

На крыльце послышались шаги, и Тереза мгновенно взлетела вверх по лестнице. Раз – и нету, только дверь спальни хлопнула.

– Светлого солнца, господин Ильтен. – Хэнк поставил на стол большую бутылку с бесцветной прозрачной жидкостью.

Ильтен задумчиво побарабанил пальцами по губам, глядя на натюрморт. Он мог бы предсказать, о чем собирается говорить Хэнк. Вера наделала бутербродов с тонкими ломтиками дичи, добавила миску салата из разных видов зелени. Подумав, вино выставлять не стала. Соображает, одобрительно отметил про себя Ильтен.

– Сигарет нет, господин Хэнк, – промолвил он, пододвигая к столу кресло и чуть приоткрывая окно. – Никто из нас не курит. Извините, если это вас огорчает. Но, полагаю, вы пришли не за тем, чтобы покурить со мной под водку.

Хэнк хмыкнул, признавая его правоту. Устроился в кресле, помялся.

– Хотите побеседовать о Вере? – помог Ильтен.

Вера изумленно обернулась, нарезая овощи.

Хэнк мысленно зажмурился и как в воду с крутого берега ухнул:

– Дени хотел бы взять вашу дочь в жены.

Вера тихонько хихикнула. Конечно, хотел бы! Этого только слепой не заметит.

– Вот как, – произнес Ильтен, разливая водку по стаканам. – Почему же он сам об этом не скажет?

Понятно, почему: у мальчика нет денег. Не успел заработать, молод еще. Платит отец, он и выступает переговорщиком.

– Потому, господин Ильтен, что он не уверен в вашем ответе.

– А вы уверены?

Похоже, Хэнк для уверенности изрядно набрался. На координации движений не сказывается, все-таки мужик мощный и тренированный, но глаза слегка расфокусированы, и поза чересчур расслабленная для серьезного разговора.

– Я тоже не уверен, господин Ильтен. Просто меня это не смущает. Назовете сумму?

Ильтен поболтал водку в стакане. Ничего, нагреться не успеет – из окна задувает прохладный ветер. Хочется сказать «да» и задрать цену до небес. Но клятый профессионализм не дает.

– Вы знаете, господин Хэнк, что значительный отрезок моей жизни был посвящен подбору идеальных пар. Большую работу делает для диспетчера компьютер, однако согласитесь: за столько весен нельзя не научиться определять совместимость на глаз хотя бы примерно.

Хэнк кивнул, выпил и снова уставился выжидательно.

– Тем более, господин Хэнк, я хорошо знаю свою дочь и, так уж вышло, вашего сына. И вынужден сказать вам с полным основанием: ничего хорошего из их брака не получится.

Почему? – чуть не вырвалось у Веры. Нет, не то чтобы она страсть как желала выйти за Дени, но не имела и ничего против.

Ильтен опрокинул стаканчик и пояснил:

– Не сразу, господин Хэнк. Вначале все будет прекрасно. Но гормональная буря пронесется и утихнет, эйфория пройдет. Останутся мужчина и женщина примерно одного возраста, готовые сцепиться в драке за лидерство. Может быть, даже в реальной драке, не в переносном смысле.

Вера вспомнила, как они с Дени постоянно махались. Чаще не всерьез, но иногда… Совсем недавно он ее ударил в ярости. А она врезала в ответ. Блин, как говорит мама!

– Ваш сын во многом похож на вас, господин Хэнк. Он видит себя главой семьи, без всяких альтернатив. Но в этой семье ему главой не быть. Он попытается утвердить свое положение силой – так, как вы. Потому что у него нет ни жизненного опыта, ни большого ума, ни – пока еще – успехов в профессии. Ничего, что могло бы обеспечить его авторитет в глазах жены.

Вера неслышно вздохнула. И правда. Когда они были детьми, пытались играть в семью. И неизменно выходила свара, переходящая в потасовку. Мама говорила, что господин Хэнк бьет жену и ничего ей не разрешает. А Дени, должно быть, считает, что это нормально.

– Если ваш сын поднимет руку на Веру – а он так непременно сделает, – подчеркнул Ильтен, – она не воспримет это как доказательство авторитета. Она даст сдачи. Будет драка. Ваш сын проиграет по-любому, даже если победит. В последнем случае он просто проснется на следующий день без руки… или совсем не проснется. Наверное, это не то счастье, которого вы желали бы для ребенка?

– Да, – тяжело выговорил Хэнк. Ильтен очень точно сформулировал причину его сомнений. Вера – дочь госпожи Ильтен. Зохенка наполовину.

– Вашему сыну стоит подумать над тем, какой он хочет видеть будущую жену, через полдюжины весен. И я не ошибусь, если скажу, что это будет скромная девушка, не обязательно красивая, зато с покладистым и заботливым характером.

– То есть тряпка, – разочарованно пробормотала Вера – впрочем, достаточно тихо, чтобы ее не услышали и не прогнали.

– Можно было бы рассмотреть кандидатуру вашего второго сына, господин Хэнк. – Ильтен подсластил пилюлю. – Он не привык быть на главных ролях, умеет уступать. Он спокоен, надежен. Неизвестно еще, как и в какой области будет проистекать его профессиональная деятельность, но…

– Я не хочу замуж за Тюля! – возмутилась Вера, развернувшись от доски с ножом в одной руке, овощным клубнем в другой.

Папа посмотрел на нее недовольно. И Хэнк – тоже.

– Мне кажется, господин Ильтен, ваша дочь и Тюлю не подходит. Он и без того рохля, а она его затюкает окончательно.

– Ничего я не затюкаю! – Вера взмахнула рукой с ножом. – То есть… – она покраснела и снова резко отвернулась, только легкая юбка взлетела и опала.

Хороша девчонка. Характер мамкин, но как же ладно скроена! Дени можно понять.

– У меня другое предложение, – медленно проговорил Хэнк, глядя на нее. – Я человек немолодой, с богатым жизненным опытом и со сложившейся карьерой. То есть авторитет налицо. Если бы ваша дочь стала моей женой, мне не потребовалось бы больших усилий, чтобы убедить ее слушаться меня.

Вера выронила нож и попятилась. Глаза – во всю ширь. Они что, серьезно? Грозного отца мальчишек она побаивалась, а сейчас и вовсе перепугалась. Если он возьмет ее в жены, жизнь все равно что кончится, ее собственная жизнь. Ей придется жить так, как он захочет, и никак иначе. И противопоставить ему совершенно нечего, против лома нет приема. Глаза налились слезами.

– Папа! – Умоляющий писк.

– Вера, ступай в свою комнату! – сердито приказал папа. – Хватит лезть в мужской разговор.

Ничего себе, не лезть! Ее сейчас продадут старому Хэнку, а потом поздно будет локти кусать. Мама, конечно, закатит скандал, и на кого другого это наверняка повлияло бы, но Хэнк ни за что не отдаст ее обратно, коли уж договорится о браке и свидетели подтвердят. Она покачнулась.

– Вон отсюда! – повторил папа.

Он нечасто говорил таким тоном. У папы характер как раз покладистый. Не такой, конечно, как у Тюля, но маме он почти всегда уступает. Только когда голос у папы становится железным, лучше не испытывать судьбу и не спорить. Небесные силы, вот она дура! Надо было соглашаться на прошлое предложение. Она была бы сейчас замужем за приличным мужчиной, а старому Хэнку оставалось бы только облизываться.

Шмыгнув носом и бросив на отца последний жалобный взгляд, Вера исчезла за дверью. Ильтен с интересом посмотрел на Хэнка:

– Мне вот любопытно – это вы шутите так? Или на самом деле хотите попасть в книгу рекордов, став дважды женатым счастливчиком?

– Почему бы нет? По-моему, ваша дочка мне подходит.

– Но, к сожалению, вы не подходите ей. – Ильтен печально улыбнулся. – Вера будет с вами несчастна. Ей нужен муж, который учитывал бы ее мнение, который разделял бы ее интересы или хотя бы поощрял их. Это не ваш стиль, ведь так?

– Где ж вы такого мужчину найдете? – буркнул Хэнк.

Ильтен прикончил стакан, поставил на стол.

– Поверьте мне, найду. Как-никак, это моя работа.

Не иначе как чудо, что Хэнк не вспомнил о своем ружье. Спасительное чудо, с точки зрения Дени. Ибо если бы отец узнал, что его бестолковый сынуля притащился вчера домой без ружья, зато с дурацкой книгой по физике, получить ремня было бы за счастье в сравнении с другими возможными вариантами. Дени вовсе не собирался менять ружье на книжку, так случайно получилось, но поди объясни это разъяренному папе. Книгу он прихватил машинально. Когда он пришел в себя после падения, она была в руках, вот он и ушел вместе с ней. А ружье выронил, падая, и забыл о нем. Немудрено: в голове то разливалась муть, то вспыхивали звездочки, болезненно раня глаза.

Как только Дени осознал, что любимое папино ружье с бесценным оптическим прицелом осталось где-то в зарослях у дачи Ильтенов, ему поплохело. Он подорвался и побежал, хромая, туда, где его оставил.

На его счастье, девчонкам все еще запрещали выходить из дома, иначе те обязательно припрятали бы ружье, чтобы посмеяться над убогим. Вера, может, и не стала бы, будь она тут одна, но ее неугомонная сестра не упустила бы шанса для потехи. А так – девки сидели взаперти, и Дени удалось отыскать ружье, хоть и не сразу: вечер был темный, а трава высокая. Он с замиранием проверил оптический прицел – не разбился. Гора с плеч! Возможно, папа заметит, что с ним что-то не так, но Дени все равно не разбирался в тонкостях и не умел его настраивать. Если спросит, можно пойти в несознанку: мол, не видел, не трогал, а коли прицел сбился, так это, наверное, от ненадлежащих условий хранения. Или вообще от старости: этой штуке больше весен, чем Дени, папа же ее с Т2 привез, когда переводился оттуда.

Обнаружив ружье в целости и, следует надеяться, сохранности, Дени воспрял духом. Не так уж плоха жизнь: вот ружье, вот дерево, а вон окно Веры. Шоу должно продолжаться! Он решительно полез наверх.

Аннет не знала, что и думать: обычно спокойную, серьезную сестру будто подменили. Ворвалась в слезах, с красными щеками, плюхнулась на кровать и запричитала о своей трагической судьбе, оборвавшейся жизни и всяком таком. Что делать-то? Поржать над дурочкой? Или заплакать вместе с ней? Или попытаться ее развеселить?

– Верка, да чего ты убиваешься, как в фильме? – Аннет затормошила ее. – Что случилось-то? Тебя выдают замуж за старого Хэнка? – Она предположила самое невероятное. И чуть не онемела, когда услышала:

– Да!

Аннет попыталась выразить сочувствие всхлипом в унисон. Да ну, не получается. Она тряхнула головой, темные колечки кудряшек размотались под действием центробежной силы и снова свились.

– Верка, это фигня какая-то. Он уже был женат, – напомнила Аннет. – Второй раз нельзя. Папа говорит, что у тех, кто однажды потерял жену, больше заявления не принимают.

– Да-а, это когда через Компанию… А между собой могут и договориться…

– Не, мама не позволит.

– Да-а, а вдруг позволит? Не будет же она с господином Хэнком из-за меня драться.

– Как это не будет? Будет!

– Да-а, а если он победит?

– Ты чего? – Аннет аж всплеснула руками. – Не победит он никогда! Ты же сама говорила, что круче мамы никого нет. Что она его уже разукрашивала вдоль и поперек.

Вера хлюпнула носом. Мало ли что она говорила для красного словца. Нет, насчет того что мама когда-то разделала соседа в драке – правда. Но в иной раз все может обернуться по-иному. Кто из них круче – большой вопрос. И лучше бы, на самом деле, не пришлось его решать.

– Почему вдруг старый Хэнк? – Аннет переключилась. – Ты же за молодого собиралась.

– Ни за кого я не собиралась! – раздраженно отмахнулась Вера.

– Да? А он, по-моему, собирается. Глянь, снова на ветке торчит! Скоро гнездо себе совьет, как птичка. Будет летать и какать. – Аннет вновь увидела повод для веселья.

– Что? – Вера вскочила. – Дени здесь? – Она распахнула створку окна, повеяло ночной прохладой. – Эй, ты! Отдай мою книгу!

– Ты сама в меня ее бросила! – крикнул Дени. – Вот сама за ней и приходи.

Вера фыркнула. Такие подходы были ей знакомы. И не то чтобы она против использовать повод. Мало ли что он ей не подходит как супруг, попробовать-то можно. Но…

– Меня папа не пускает.

– Так он и меня не впустит!

Обмен шарами. Пока ничья.

– А зачем тебе ружье, Хэнк? – Вера зашла с другой стороны. – Неужели ты хочешь меня застрелить?

– Это чтобы лучше видеть тебя! – Он снова приложился к оптическому прицелу. – Ты красивая.

– Ага, особенно с синяком под глазом, – саркастически заметила Вера. – Ладно, Хэнк. Ты как хочешь, хоть все глаза тут прогляди до утра, а я – спать.

Она шагнула к кровати и потянула застежку платья, не сомневаясь, что Дени наблюдает за ней, боясь вздохнуть. Любопытно, хватит ли у него смелости и безрассудства влезть в окно?

– Ты что делаешь, отморозок? – внезапно послышался снизу рев Хэнка-старшего.

Вера испуганно взвизгнула, метнулась к кровати и мгновенно забралась под одеяло.

Хэнк сошел с крыльца Ильтенов, слегка пошатываясь. Разговор получился безрезультатным, но он особо на результат и не рассчитывал. Изучил уже эту семейку. Разочарование было легким и вполне компенсировалось таким же легким опьянением. Хэнк поразглядывал звезды на почти черном небе, подставив ветру разгоряченное алкоголем лицо… и вдруг увидел нечто, заставившее его протрезветь и покрыться холодным потом. На дереве за забором сидел его зохенов сын и целился из ружья в окно дачи номер 12. Хэнк со сдавленным воплем кинулся через двор, молясь, чтобы не опоздать.

– Ты что творишь, а?! – Он затряс дерево. – С ума сошел?

Дени в ужасе втянул в себя воздух. Папа!

– Пап, это не то, что ты подумал, – пролепетал он. – Я просто смотрел…

– Придурок! – Превозмогая проклятую силу притяжения, заставляющую ветки прогибаться под его весом, Хэнк вскарабкался наверх и вырвал ружье из рук Дени. – Дай сюда, кретин! Ты вообще представляешь, что будет, если кто-то увидит? Это тебе не зохенов бинокль, чтоб на девок пялиться! Это ружье, оно выстрелить может!

– Пап, оно разряжено. Я проверил!

– Я тебе дюжину раз говорил: всегда обращайся с ружьем так, словно оно заряжено! Быстро домой, и чтоб до утра спал, как младенец!