Путь кама

Новелла посвящается трем китам, сформировавшим мое мировоззрение, и маленькой черепашке, сделавшей мою жизнь более счастливой.

Отдельная благодарность художнику Demi Urtch за атмосферного героя на обложке. Напряжение и сила в каждом штрихе. Спасибо

1. Триумф смерти

За широким окном с деревянными потертыми ставнями светило полуденное солнце. Блеклые лучи щедро озаряли землю, но не дарили тепла. Безучастное светило намекало, что через пару недель власть мороза на северном полушарии усилится, и свидания с полуденной звездой станут куда короче.

Максим перевел взгляд на деда. Кроме него и пожилого пациента в палате не было ни души.

Страшно? Конечно! Ведь перед ним лежал сам Асай Оциола.

Худой, иссохший до степени коряги старик недвижно распластался на белой казенной постели. Редкая борода его лежала на впалой груди, а седые волосы рассыпались буйным потоком  по подушке. Сквозь волосяной занавес едва пробивалось маленькое лицо в многочисленных родинках с плотно закрытыми глазами.

Морщины испещрили каждый сантиметр кожи Асая. На вид ему было лет двести, не меньше. По крайней мере, столько ему дал при первой встрече единственный внук – четырехлетний Макс Оциола.

Мальчик поднялся с жесткого кресла и потянулся. Что бы он ни делал, глаза неотрывно следили за человеком на койке. Тот два месяца не подавал признаков жизни, однако парнишке все время казалось, что дед наблюдает за каждым его движением, ждет момента, пока мальчик расслабится, чтобы напугать.

Старческие мышцы и сухожилия были натянуты до предела, словно он не лежал в больничной палате, а сражался с невидимым противником.

Макс неторопливо приблизился к деду. Брови мальчика сошлись на переносице.

Интересно, деда – колдун, правду говорила мама? Или это ему приснилось, и мамины слова – просто выдумка?

В голове Максима всплыла картина, когда они впервые привезли дедушку Асая в больницу. Дяденька и две тети в белых халатах осмотрели старика, взяли длинной иголкой кровь и велели Максу и маме ждать в коридоре.

Люди мелькали перед сидящим семейством бледными мухами, что-то бормотали, таскали баночки и страшные, игольчатые шприцы. Сначала Макса одолел страх. Вдруг торопыга в белом споткнется, упадет и нечаянно воткнет иглу в его руку или попу? Или дядя доктор решит, что заболел не только деда, но и они с мамой, и положит Макса рядом с дедом Асаем? Через час, когда никто так и не упал, и им не выделили койки, парнишке надоело бояться, и он уснул в кресле, положив голову на колени матери.

Проснувшись через какое-то время, точнее, через час, так как стрелочки часов сделали круг и показывали шесть, Максим услышал тихий голос дяди врача и увидел маму, которая то и дело вытирала слезы с бледных щек.

– Лина Асаевна, я удивлен, что ваш отец еще жив. Мы, конечно, делаем все, что возможно, но очистить организм от такого количества токсинов… Нереально. Титры буфотенина и подобных психотропов зашкаливает. Скажите, как это произошло?

Мама Лина пожала плечами.

– Не знаю, Денис Сергеевич. Мы с папой почти не общаемся. Он позвонил на днях и попросил помочь с ребенком. Откуда он и как оказался у одинокого пенсионера, я тоже не знаю. Когда мы с сыном приехали, папа лежал на пороге входной двери без сознания. Голодная девочка рыдала в комнате.

Денис Сергеевич, бородатый, кряжистый мужчина лет сорока поморщился и посмотрел на мальчишку. Спустя секунд пять морщинки на лбу разгладились, он улыбнулся ребенку лишь уголками рта.  Глаза при этом остались серьезными и сосредоточенными. Понизив голос, доктор спросил:

– Ваш папа либо хотел покончить с собой, либо имеет проблемы с психикой. Вы знаете, что за яд он принял?

Лина Оцеола отрицательно качнула головой.

– Что ни есть натуральнейший: мухоморы. Он употребил не меньше трехсот граммов галлюциногенных грибов. Такими балуются шаманы-самоучки, безумцы и всякий сброд.

Дочь Асая удивленно заморгала. За спиной врача послышалось:

– Поберегись, –  и каталка с больным проскользнула мимо.

Денис Сергеевич подошел к маме впритык и что-то быстро шепнул в самое ухо. Она отпрянула, явно почувствовав, что скрывать секреты от доктора больше не имеет смысла. Не ровен час, как отец Асай преставится, а на шею и без того усталой женщины может навалиться новая проблема в виде уголовного дела о похищении или убийстве.

Лина обреченно вздохнула и открыла то, что так долго утаивала от посторонних:

– Папа ушел из семьи очень давно, я еще совсем крохой была. Как потом объяснила мама: он – шаман и служит людям Срединного мира, поэтому жить в семье и принадлежать только родным он просто не имеет права. Его миссия намного важнее. Мама умерла от рака два года назад, и в тот же день объявился Асай. Он ничего не рассказывал о себе, не просил прощения, только принес букет ромашек к могиле и подарил Максу ловца снов.

С тех пор мы не виделись, хотя телефонами обменялись еще на поминках. Наверное, не было нужды. И вот… Асай позвонил позавчера и попросил приехать. Как бы ни была я зла на него, но клятву матери сдержала: решила помочь блудному отцу. Мы приехали по названному адресу в полночь. За приоткрытой дверью лежал Асай в странной кожаной маске, с бубном в руках. Вокруг валялись сухие ветки, листья и куски чего-то непонятного, серо-зеленого.

– Мухоморы?

– Наверное. Почти уверена, колдун проводил обряд, и что-то пошло не так.

Лина облегченно вздохнула и присела рядом с Максом.

Денис Сергеевич, добрый дяденька врач, немного помолчал, потом, наконец, кивнул. Слова мамы явно успокоили его, поэтому он поспешил по своим делам.

Сделав пару шагов, мужчина все же обернулся и неторопливо проговорил:

– Если человек решил уйти из жизни – ничто его не остановит. Имейте в виду.

Мама снова кивнула, а Макс уткнулся в ее теплый бок и сонно засопел.

Мальчик очнулся от воспоминаний и посмотрел на старика.

– Деда колдун, – тихо позвал он и схватил Асая за палец.

Старческая кожа с мозолями и черными прожилками трещин была холодной.

Старик не шевельнулся.

Макс хмыкнул, подбежал к жесткому креслу, в котором ребенка оставила Лина полчаса назад, и вскарабкался на него. Спать больше не хотелось. Мальчик принялся рассматривать журналы на тумбочке и мурлыкать песенку Винни Пуха.

– Время-а-а пришло-о-о в гости отправиться-а-а… – начал он и остановился. Страница, которой игрался мальчуган, застыла на месте и с легким шелестом опустилась назад. Рука Максима повисла в воздухе. Подняв взгляд на Асая, ребенок испуганно вжался в спинку и замолчал.

Вместо неподвижного тела, младший из семьи Оциола увидел призрака. Бледный, трясущийся старик открыл глаза и уставился на мальчугана. Белые, под цвет сорочки глаза были мертвы и только тихое дыхание, которое то и дело вырывалось из легких, говорило о том, что жизнь не полностью покинула старческие чресла. Асай поднялся с предсмертного ложа, вырвал иглу от системы из вены и побрел к выходу. Мальчонка зажмурился.

Когда ему хватило храбрости открыть глаза снова, деда он не увидел. Легкий шлейф незнакомых трав и затхлый запах немытого тела – это все, что осталось после больного.

– Малыш, куда увезли дедушку? – услышал Максим и повернул голову к матери. Невысокая, юркая блондинка присела на краешек облюбованного ребенком сиденья и махнула в сторону койки Асая.

«Совсем непохожи. Она точно не колдунья», – решил паренек и спокойно, с доверием ответил:

– Деда ушел.

– Сам?

– Сам, – подтвердил он.

Женщина вскочила. Конечно, поверить в слова сына она не могла, но неожиданная пропажа отца насторожила. Два месяца старый шаман лежал в коме. Медперсонал почти не обращал на него полумертвеца внимания и тем более не занимался его лечением. Решился на самоубийство – поделом. Так что же изменилось?

Деньги по-прежнему капали на счет больницы, никаких претензий к врачам у Лины не было. Сиди и радуйся легкому заработку. Зачем усложнять?

Дочь Асая помогла обуться сыну, взяла за руку, и они вместе пошли к главврачу.

За матовым стеклом дверей отделения ее ждало первое препятствие. Юная кокетка в шифоновом голубом халате преградила путь в кардиологию. Она с долей привычки решила отвадить настойчивых посетителей, которые попытались прорваться к начальству в отделение. После долгих объяснений и просьб, медсестра не сдалась и безучастно повторила:

– Ждите на первом этаже у кабинета. Самуил Петрович на операции. Здесь не проходной двор.

Лина сжала ручонку Макса и решительно зашагала к лифту. Спустившись и пройдя ресепшн, а также пару-тройку комнат для персонала, она уткнулась в дубовые двери личных апартаментов Самуила Мендельсона. Постучала. Потянула за отполированную ручку.

Замок скрипнул, но дверь не поддалась.

– Мам, зачем мы сюда пришли? – захныкал Макс.

– Чтобы найти дедушку.

– Зачем его искать? Вон он! – крикнул мальчик и указал пальцем в сторону лестницы, примостившейся в дальнем углу, в противоположной от лифта стороне.

Лина обернулась. Выход на лестничный пролет был открыт. Тьма сгустилась за границами коридора и манила своей тишиной. Молодая мама прислушалась. Ни души. Максим, как обычно, фантазировал. От маленькой лжи ребенка мурашки понеслись по коже Лины и заставили поежиться.

– Не говори глупостей, Макс! – строго сказала она и направилась к администратору.

Мальчик засеменил следом.

Словно из воздуха, в проеме двери на лестницу материализовалось серое, сухое существо и проковыляло в смежный холл, который заканчивался педиатрическим отделением.

Асай тяжело дышал. Туманная дымка вместо зрачков говорила, что едва ли старик видит хоть что-то вокруг. Но слепота и тяжелое состояние не помешали ему беспрепятственно спуститься с четвертого этажа и при этом не попасться на глаза медперсоналу. Как только дряхлое тело колдуна появлялось среди людей, они мистическим образом отвлекались и упускали его из виду. То залает пес на улице и медсестра ненароком выглянет в окно, то застонет больной и врач с ассистентом поторопятся в палату.

Только единожды Асаю пришлось остановиться, когда мимо проехало две каталки. Запах горелого тела и опаленных волос ударил в нос седого путешественника, и он замедлился. Взгляд, устремленный в пустоту, на мгновение прояснился, губы искривились в усмешке.

Кучка студентов-медиков, которые спешили за каталками с людьми, спасенными из ужасного пожара, с отвращением посмотрели на сумасшедшего. Один, самый говорливый, хотел было толкнуть старика, чтобы тот прекратил улыбаться. Его разозлило отношение дряхлого маразматика. Но помедлил.

– Отойди, дядя, – брезгливо предупредил он и сделал шаг навстречу. Желваки на скулах заиграли.

– Петь, ты чего? Не надо, – нежным сопрано пропела за спиной однокурсника Алина.

Когда парень обернулся, чтобы высказать Алинке свое недовольство и попросить не вмешиваться, на него посмотрели два бездонно голубых глаза в канве нарощенных ресниц.

«Красота-а-а. Так чего ж я хотел?» – неожиданно растерялся Петр, но, решив не показывать этого, лихо подмигнул подруге и зашагал дальше. Самое интересное, что на пути будущего врача не возникло никаких препятствий. Злобный старикан испарился из больничного холла так же неожиданно, как и из его головы.

Асай открыл стеклянную дверь отделения педиатрии. Теплый свет ламп и блики из оконных проемов заиграли солнечными зайчиками. Уютный коридор с нежно-голубыми стенами заполняли детские рисунки. То здесь, то там были развешаны красочные картинки, которые кривыми, нерешительными буквами маленьких пациентов желали здоровья своим друзьям, мамам и папам. У каждой палаты стояли низкие лавочки с розовыми и голубыми подушечками в виде сказочных героев. Особенно забавным были Горынычи, головы которых свисали унылыми сосисками и пялились в пол.

– Вы к кому? – послышалось из-за тумбы.

Медсестра лет сорока с хвостиком, с зачесанной наверх копной седых волос улыбнулась. Ее мягкие, приветливые глаза не без любопытства воззарились на гостя.

– Девочка, к которой приходит Лина Оциола. Где она? – скрипуче спросил старик.

Дама зашуршала листками, копаясь в завалах графиков, списков и важных записулек, подписанных кривым почерком «Не забыть».

– Новорожденные и младенцы в конце коридора. Но вам туда нельзя, дедушка, – все еще не поднимая головы, пролепетала женщина, – тем более родные малышки не установлены.

– Тетя Галя! – внезапно позвал  медсестру детский голосок, и она повернула голову к палате.

У дверного проема никого не было.

– Заработалась. Приплыли, – недоуменно сказала женщина. Ей давно намекали, что пора взять отпуск и хоть раз в жизни съездить на Юга, чтобы подлечить здоровье. Галина Ивановна не соглашалась. Что ж, теперь точно пора, раз ей слышатся голоса из пустых палат, откладывать не стоит.

Тень скользнула мимо женщины.

Медсестра вздохнула и начала разбирать стопку на столе. Подняв, наконец, голову к входной двери, она заметила, что дверь приоткрыта. Ничего странного в этом не было. Ребята и их родители постоянно забывали прижимать дверь до щелчка, поэтому Галина встала и захлопнула ее. Про то, что минуту назад в отделение приходил посетитель,  она успешно забыла.

Тень двинулась дальше. В конце отделения, у бокса для младенцев она замерла. Медсестра, которую приставили следить за маленькими пациентами, мирно посапывала на посту. Видимо, плач и постоянные крики, в конце концов, сморили ее.

Асай распахнул дверь и спешно вошел в помещение, где блуждали тени и потолок прятался в черноте едва различимыми квадратами. Три малыша в изоляторных боксах мирно посапывали, не слыша шума ветра за окном.

Старик принялся рассматривать крох. Найти нужного: вот задача, которая стояла перед ним. И чем быстрее она бы осуществилась, тем успешнее могло стать предприятие в целом.

Пройдя к окну, старик пригляделся к маленькой пациентке бокса № 1.

Девочка сладко спала, то и дело пуская слюнявые пузыри. Рыжая челка на лысой головке торчала вихревым завитком вверх и оканчивалась смешной кисточкой. Щеки неестественно алели на почти белом лице.

Малышка открыла глаза и серьезно посмотрела на посетителя. Асай понимал, что ребенок вряд ли узнает защитника, и боялся его бурной реакции, но в этот раз оказался неправ.

«Алиса Иванова», как временно назвали малышку органы опеки, радостно улыбнулась и потянулась к старику. От напряжения пятна на личике стали чуть ярче.

Пневмония, которая вот уже два месяца не отпускала маленького пациента, неожиданно начала прогрессировать. Гость непонятным образом влиял на развитие тяжелого недуга и сейчас, когда Алиса почти выкарабкалась из ямы удушья, симптомы возобновились. Несмотря на это, девочка ничуть не испугалась, напротив, подарила лучезарную улыбку своему непреднамеренному мучителю.

Асай щелкнул замками пластикового изолятора и уже потянулся пальцами к стеклу колбы, чтобы приоткрыть, как заметил интерес в глазах Алиски. Кроха радостно загукала и повернула голову в сторону пеленального столика у стены. Что-то явно привлекло внимание младенца. И если обычный человек не обратил бы никакого внимания на любопытствующий взгляд неразумного дитя, то опытный колдун Срединного мира мгновенно понял, куда смотрит подопечная.

На крышке столика в полумраке сидел и невозмутимо наблюдал за кражей небольшой зверь.  Крупные когтистые лапы его почесывали ухо, глаза-бусины понимающе мигали.

Бурая шерсть животного лоснилась и переходила в угольную шапку на голове. По бокам белела седым шарфом,  разлившимся по всему брюху крупным светлым пятном. Зверюга зевнула, оголив стройный ряд мелких, но невероятно острых зубов.

– Пора. Время не ждет, – прошептал Асай, укутал кроху в одеяло и бесшумно скользнул в дверной проем.

Зверь недовольно фыркнул, спрыгнул на мраморную плиту больничного бокса и медленно проследовал за беглецами. Спешить бессмертному существу, в отличие от хозяина, было некуда.

На посту охраны парочку встретил тучный мужчина в униформе. Как только Асай на трясущихся ногах подошел к рамке, охранник вышел из-за стойки.

Во взгляде толстяка прочитались два чувства: пренебрежение и злость оттого, что ему помешали. Сидеть и ничего не делать было куда приятней, чем ловить неухоженных стариков в больничной сорочке с ребенком на руках.

– Куда собрался? – обратился секьюрити к недалекому беглецу и выпятил живот.

Асай теснее прижал сверток к груди и тихо сказал:

– Добрый человек, помоги. Времени не осталось.

– О-о-о, отец, эка тебя зацепила белая горячка.

Рассмеявшись своей шутке, охранник нервно потер пальцами отвисший подбородок. От натуги пуговицы рубашки в центре брюха разошлись, и одна с характерным звоном отлетела, ударившись о мраморные плиты пола.

– Подожди, отец, щас пуговку найду, и разберемся, – покраснев, добавил неуклюжий мужчина и начал шарить ногой под столешницей. Пока он пытался найти пропажу, колдун выбежал на больничный двор.

Старик пытался уйти как можно дальше от здания больницы. Бежал что есть мочи по узким дорожкам, но силы иссякали. Вместе с силами иссякало и время, проскальзывая в никуда безвременья, словно песчинки в часах римского императора.

С трудом преодолев центральную аллейку, Асай провел взглядом по дворику больничного комплекса. Справа поблескивали в лучах осеннего солнца новые реанимобили и скорые. Водители курили или посапывали в полудреме на своих рабочих местах. Чуть поодаль светился белизной новый корпус, который пристроили к основной части совсем недавно.

Куда идти, беглец не знал, но чуйка подсказала, что единственный шанс спастись: найти укромное место, где можно без труда скрыться от  любопытствующих взглядов смертных. Спрятаться от людей и их душ. Услышав немой приказ, полупрозрачная четырёхпалая тень отделилась от тени Асая и метнулась в кусты.

Раздался шорох и призывное рычание.

Асай поспешил к зеленой преграде. Справа от кустов, в глубину посадок вела узкая асфальтовая дорожка. Мужчина зашагал по ней и через десяток шагов уткнулся в высокую металлическую дверь.

Длиннохвостый зверек снова рыкнул. Маленькие глазки победно сверкнули.

Дверь неожиданно заскрипела и подалась вперед. Хвостатый помощник шмыгнул в темный проем. А за ним, не дожидаясь приглашения, вошел пожилой колдун. Немощные руки едва держали ценный груз, на морщинистом лбу появилась испарина. Собрав последние силы, Асай побежал по пустому коридору.

Эхо раздавалось при каждом шаге беглеца, шорох превращался в гул, который, казалось, мог разбудить мертвеца. Старик то и дело оборачивался с опаской, пугая сам себя. Помещение, где он оказался, вовсе не походило на больничный коридор родного отделения, в котором старик пролежал в коме почти два месяца. Здесь не было жизни, стульев и людей в белых халатах. Холод, стерильность и необжитость царили в просторном холле и ничуть не стыдились своего присутствия  среди города-миллионника.

Асай с шумом выдохнул.  Казалось, он бежит целую вечность. С каждым шагом тяжесть накатывала все сильнее, девочка начинала хныкать и нездорово сопеть. В другое время, в другом месте он бы, не задумываясь, остановился, чтобы пожалеть невинное существо, но только не сейчас.

Сзади что-то зашипело, раздался резкий хлопок.

Старик Оциола обреченно повернулся. И без того усталые глаза его совсем потухли. Жизнь едва держалась в крошечном тельце некогда великого человека.

– Солнца тебе, нагваль.

Человек в красной головной повязке улыбнулся.

Он стоял, укутанный в черный длиннополый халат с золотой вышивкой, словно волшебник из восточной сказки или джин. Только добром от этого джина и не пахло. Ониксовые глаза, полные льда, вполне явственно говорили о намерениях незнакомца.

– Не верится, что такой дряхлый кам, как ты, смог победить моих демонов.

– Тебя, великий тэнгри, я не одолею, – обреченно проговорил Асай, опершись о холодный кафель стены.

Какой бы силой ни обладал колдун, как бы ни горел он своей миссией, но очевидную немощь перед божеством скрыть было невозможно.

За спиной человека в чалме зарычали довольные псы, жаждущие плоти и крови. Рыжие холки и хвосты распушились. Готовые кинуться в любую секунду, они то и дело посматривали на хозяина. Во взгляде темных демонов читалось бескрайняя преданность и страх.

– Отдай ребенка, кам. Он не принадлежит тебе ни по праву рождения, ни по праву крови.

Асай криво улыбнулся потрескавшимися губами. Оголил кривые, почерневшие зубы. Он знал, кто перед ним, однако преклоняться перед богом Востока не собирался.

Сколько лет прошло с тех пор, как он впервые увидел духа? Пятьдесят? Сто? Так почему даже сейчас при одном взгляде на иномирцев его охватывает трепет? Неужели он никогда не перестанет удивляться величию мира? Не сможет забыть его многогранность и красоту? Наверное, так и есть. Жаль, что минуты земной жизни почти исчерпаны, и совсем скоро душа рассыплется на куски, которые перестанут помнить себя, перестанут чувствовать вселенную так полно, как в последнее мгновение ДО.

Асай медленно скользнул на пол, закрыл хитрые, шаманские глаза. Девочка в руках затрепыхалась, словно бабочка. Он бережно положил маленькое тельце на согнутые в позе лотоса ноги и улыбнулся. Старческая улыбка, предназначенная крохе, совсем не походила на ту, которой он одарил тэнгри. Теплота и искренность крылась в уголках губ, в мягкой линии изгиба.

– Фас! – загремело от двери, и два демонических пса ринулись на беспомощную пару.

Асай тихо замычал что-то себе под нос.

С каждым мгновением голос его набирал мощь, становился тверже и уверенней. Вскоре мычание переросло в песню, гул от которой раздавался в пустом коридоре многократным эхом.

Рыжие собаки одновременно присели и паре метров от старика и рванули вверх, готовясь разорвать добычу в прыжке. Но безуспешно. Звук удара бубна, возникший из ниоткуда, заставил их повиснуть в воздухе. Замереть воздушными шарами.

Псы заскулили и посмотрели на хозяина. Они понимали, что кам не сдастся без боя, однако такого поворота никак не ожидали.

Черноглазый мужчина яростно сжал кулаки и рванул к Асаю. Цоканье металлических шпор его сапог разорвало горловое пение шамана и неприятно резануло слух.

Когда рука тэнгри почти коснулась плеча старика, снова раздалось знакомое «Бум-м-м».

Бурый зверь,  неожиданно выросший до размеров Асая, полупрозрачной дымкой отделился от тела хозяина и вцепился мощными челюстями в одеяло с малышом. Вывернувшись из рук мужчины в тюрбане,  он проскользнул между ног нападавшего и… Бесследно исчез. Растворился в пространстве, подобно сахару в теплом чае, оставив после себя только колышущийся воздух.

Иномирец зарычал. Он поймал Асая за грудки больничной сорочки, чтобы выбить из гадкого кама последние частички души, но опоздал. Мертвая голова Оциолы медленно откинулась на руки разъяренного тэнгри.

– Проклятье! – заревел мужчина и оттолкнул тело.

Асай упал тряпичной куклой на ледяной пол коридора.

Тэнгри встал, отряхнулся, свистнул своей охране, которая так и висела в воздухе все это время, и стремительно вышел из здания. Псы не тронули мертвого и понуро побрели следом за хозяином. Сегодня они получили ценный урок о мощи шаманов Пути и решили, что в следующий раз будут осторожней с подобной братией.

Когда коридор оказался пуст, деревянная дверь в конце холла со скрипом открылась. Из нее вышел немолодой, чуть подвыпивший человек в мятом больничном халате, зевнул и потянулся. Мешки под глазами и болезненный цвет лица кричали, что мужчина запойный. Однако все было абсолютно не так.

Борис Сергеевич или просто Моменто Боря, как его называли коллеги, не любил спиртное. Наоборот, не уважал горячительное всей душой. И все же накануне ему пришлось нехило набраться в честь долгожданного отпуска.

Патологоанатому в тяжелые времена мировой пандемии живется ой как несладко.

– Что за черт? Откуда он здесь? – спросил Моменто Боря невидимого собеседника, когда взгляд его упал на тело незнакомца.

Проверив пульс, врач насупился. Своих он помнил наперечет, а этот был явно не из их числа.

Пока Борис Сергеевич пытался понять, откуда в морге пополнение, Максим успокаивал маму.

– Сынок, почему ты говоришь, что с дедушкой все в порядке? Откуда ты знаешь? – спросила она мальчика.

– Знаю и все. Мы скоро встретимся.

– Он придет к нам?! – радостно воскликнула она.

– Нет, не к нам. Ко мне, – заявил младший Оциола и умолк.

2. Бегство Лота

Для Макса наступила горячая пора.

С утра позвонил Ромка, как обычно сонный, словно муха весной, и пожаловался, что не смог залутать город, так как в самый разгар игры зашел дед и вырубил комп.

– Да, жиза, – согласился Макс.

– Сегодня идешь в шарагу? – поинтересовался одноклассник, чавкая в трубку чем-то съестным.

Подросток ухмыльнулся и коротко ответил: «Нет». Как-никак у него день рождения и в такой день идти на учебу – грех. Посмеявшись, парни распрощались.

Макс сел перед монитором, надел наушники и включил загрузку Скана. Пока загружалась игрушка, он достал чипсы из ящика стола и зажевал хрустящие куски картошки. Теперь жизнь не казалась такой отвратной, как минуту назад, и парнишка забубнил назойливую попсовую песню, которой заразился от девчонок из школы.

Комната Максима Оциолы мало походила на обитель знаний или спальню хорошего мальчика из приличной семьи. Изрисованные граффити обои серели 3D изображениями черепов, мертвых животных и непонятных рун. Среди многообразия образов самым ярким была птица. Она стояла на мощных лапах в центре стены, над кроватью художника, и вглядывалась черными бездонными глазами туда, где покоилась его голова в часы отдохновения. Огненные крылья хищницы были раскрыты и доставали перьями до бледно-голубого потолка с лепниной в стиле барокко.

– Лучше бы порисовал. Альбом уже пылью покрылся, – посоветовала мама, встав за спиной игрока.

Максим проигнорировал слова и уставился на иконку загрузки.

– Хватит делать вид, что оглох. Папа пришел!

Лина не выдержала и смахнула наушники с головы сына. Макс чертыхнулся. Он надеялся, что одиннадцатилетие пройдет без назойливого папаши. А тут такой зашквар. Корчить радостную мину и болтать с человеком, которому ты как собаке пятая нога – дело унизительное.

Максим родился седьмого сентября, когда отец, тоже Максим, сидел на совещании в высотке Москва-Сити и пытался уломать партнера открыть очередной ресторан в Краснодаре.

– Да, тебе не расширение нужно, а поездки в город, где живет любовница и новый наследник. Так и скажи, хватит комедию ломать, – разозлившись на доводы Максима Исаева, рявкнул слишком проницательный коллега и закурил сигару.

– Даже если так, прибыль от французского ресторана в столице Кубани никто не отменял. Это золотой проект, я тебе говорю, – бросил мужчина.

Спорить для предприимчивых коллег было привычным делом, иначе успешный бизнес не построишь. Ум, смекалка и безудержные амбиции отличали двух парней, когда бизнес открывался. Из пяти учредителей остались только они. Остальные либо спились, либо погибли, либо спились и погибли, крайне точно соблюдая последовательность действий.

– Лады, твоя взяла, – после долгого молчания согласился товарищ и затушил вонючую кубинскую гадость.

С тех пор Исаев приезжал к Лине и сыну каждые полгода, не боясь уличений жены. Красивую и кроткую любовницу все устраивало, его – подавно.

Дома, в двухэтажном коттедже жила высокая, накаченная гиалуронкой жена Лиза, дочь известного и крайне авторитетного адмирала, и его собственная дочь, Вероника, блондинистая малышка с инстаграмным профилем и сумками от Louis Vuitton. В Краснодаре же неусыпно ждала встреч милая светловолосая Лина.

Мальчик, как две капли воды похожий на Макса, не считал Исаева частью своей жизни и с первых встреч невзлюбил чужака. Глаза, раскосые, азиатские, единственное наследство от предков любовницы, зло посматривали на отца, когда бы тот ни появлялся.

Сегодня как раз наступил день икс, когда Макс-старший прилетел в Краснодар и решил зайти на праздничный обед к отпрыску. Усталая Лина по обыкновению копошилась на кухне и накрывала на стол. Кудахтала над салатами и любимым лакомством ребенка: круассанами со сгущенкой. Увидев гостя, она побросала дела, обняла мужчину, звонко чмокнула того в щеку. Помедлив, попросила Макса подождать в гостиной, пока она позовет ребенка. Пускать мужчину в комнату было бы неосмотрительно. Во-первых, подросток мог не сдержаться и выгнать родителей, что доказало бы ее несостоятельность в роли матери, во-вторых, мрачная обстановка и раскиданные вещи показали бы на неряшливость жильцов квартиры.

– Извини, Макс, сынок только проснулся, поэтому может ворчать.

Исаев кивнул и разлегся на кожаном диване. Постучал пальцами по аквариуму на дубовом столе. Вода тихонько зажурчала пузырьками.

Прекрасное, тихое место убаюкивало.

Бизнесмен провел рукой по итальянской коже и вспомнил, как дарил мягкую мебель пару лет назад, когда старые пожитки, доставшиеся Лине от мамы, ожидаемо развалились.

Все в квартире было куплено им. Скрывать очевидный факт не имело смысла. Тем более в минуты, когда Лина позволяла себе высказывать неразумные претензии. Намек, что без его финансов воспитательница детского сада жила бы куда хуже, заставлял красавицу умолкать и идти на уступки.

Исаев закрыл глаза и тут же провалился в сладкую негу. Сквозь сон он неожиданно услышал приветствие сына:

– Ну, привет. Чего пришел?

Дремоту как рукой сняло. В голове зашумела кровь.

– Щенок! Страх потерял?! – завопил Макс-старший и вскочил на ноги, чуть не опрокинув аквариума. Его начало трясти.

Мальчишка, обронивший фразу, стоял в дверях и ухмылялся. Он знал реакцию отца, но отказать себе в удовольствии позлить воскресного папашу не мог. Тем более за спиной стояла и нервно теребила халат мать.

Пусть, в конце концов, знает, с кем связалась.

– Я научу тебя взрослых уважать! – выкрикнул Исаев и залепил пощечину Максу-младшему.

От удара парня отшвырнуло к косяку. Послышался глухой звук, который обычно бывает при ударе черепа о твердую поверхность.

Лина взвизгнула, поймала в объятия раненого, и, что-то шепча, повела в спальню. Ее парни не впервой сцепились из-за пустяка, однако раньше Макс не трогал сына. Крик и оскорбления – да, частенько раздавались в квартире, но на этом все прекращалось.

В комнате женщина положила сына на кровать и накрыла пледом. Мальчишка не проронил ни слова, с каменным лицом отвернулся к стене и затих. Мать знала, что он страдает. Физическая боль, чувство ненужности и одиночества слились в худом теле подростка с ненавистью к человеку, которые не любил, не уважал их маленькую семью.

И зачем? Зачем она оставалась с Исаевым все эти годы? Страх перед неизвестностью? Неверие в себя? Любовь?

Какая теперь разница. Итог ее решений лежал рядом: искалеченный мальчик одиннадцати лет.

Не в силах вынести душевных терзаний, Лина направилась на кухню. Что-то нужно было делать. Срочно и незамедлительно. Только это смогло бы спасти ее от истерики и от желания вышвырнуть любовника из квартиры вместе с его самодовольством, запахом элитной туалетной воды и домашними тапочками, которые стоили в два раза дороже самого нарядного платья Лины.

– Сладкая, – услышала она сзади ласковый баритон подлеца и резко обернулась.

Макс, как ни в чем не бывало, тянул руки к ее талии, чтобы прижать податливое тело и насладиться минутами свободы.

– Отстань! – выкрикнула она и услышала грохот в коридоре.

Пара торопливо выглянула из комнаты.

Входная дверь медленно отворялась после мощного удара о косяк. Кроссовок Макса-младшего, как и рюкзака, на месте не было.

– Доволен? Добился своего, эгоист?! – завопила Лина.

Уткнувшись лицом в ладони, она громко зарыдала. В эту минуту молодая женщина впервые возненавидела себя. Эгоистом был не Макс, эгоисткой была она, всю жизнь прятавшаяся за плечо старшего. Сначала этим человеком была мама, властная дама со стальным характером, а после похорон ее заменил Исаев, сильный и бескомпромиссный бизнесмен, уверенный в своем превосходстве.

Пока Лина занималась самобичеванием, Максим Оциола, подросток одиннадцати лет, мчался по лестнице, чтобы как можно скорее оказаться подальше от родителей и их тараканов.

– Ромаш, через десять минут буду, выходи, – крикнул он по ходу в трубку другу и пробежал очередной пролет.

Многоэтажка, где они проживали, находилась в двух кварталах от гимназии, поэтому дойти до одноклассника так быстро ему не составило бы труда.

Спустившись на пару ступеней, парнишка отвлекся. Телефон, как назло, не захотел залезать в карман, и Макс принялся с усердием пихать аппарат в узкую тканевую полость. Человеческая тень мелькнула рядом с перилами, кто-то ощутимо задел плечо подростка.

– Извините, – буркнул Оциола и обернулся, чтобы взглянуть на поднимавшегося.

На верхних ступенях никого не оказалось.

Смутившись, Макс ускорил шаг. Призраков и демонов из фильмов и игр никто не отменял. Мало ли какая дикость шныряла в элитной новостройке и ждала случая пообедать человеческим детенышем.

Накрутив себя страшилками, Макс вылетел из подъезда, словно ошалелый орангутанг. На улице оказалось тепло и солнечно. Гуляли старушки с собаками и мамочки с малышней. Первые пожелтевшие листья шелестели от легкого ветерка и тихо падали на деревянные лавочки. Ничто не предвещало начало Армагеддона.

Люди и шум машин успокоили именинника, и он неспешно побрел к гимназии.

Бакинская 25 располагалась совсем близко от городского парка. Кованые ворота, разноцветные клумбы с флоксами и петуниями, улыбчивые дети на фото у крыльца располагали гостей к соответствующему настроению. Гостей, но не гимназистов, многие из которых презирали родные пенаты похлеще утренней овсянки и первомайских выступлений местных звезд.

Напротив гимназии, через шоссе, стояли гаражи. Часть из них давно разрушилась и больше походила на руины советского постмодернизма, другая часть была перестроена и обновлена. Предприимчивые собственники использовали постройки в качестве складов и ремонтных мастерских.

Макс и Ромка договорились встретиться именно там. Школьники частенько терялись среди землянок, дабы спокойно покурить или устроить драку между главными задирами классов.

Сегодня Макс планировал преступление номер один. Для этого он вытащил из портмоне отца помятую пачку и запрятал в карман джинс несколько сигарет.

Друга еще не было. Парнишка вышел к заброшенному гаражу с надписью на воротах «Вход воспрещен». За обвалившейся стеной из красного кирпича он сел на импровизированную лавочку, закрыл глаза и, наконец, выдохнул.

– О, кого я вижу!

Рыжеволосый, веснушчатый Ромка похлопал Макса по плечу и присел рядом. От резкого приседа кудри первого подпрыгнули.

Макс, не открывая глаз, вытащил сигарету и подал новоприбывшему.

– Нее, не в кайф. У меня есть кое-что поинтереснее.

Оциола поднял веки и с насмешкой уставился на Ромку. Тот был известным сказочником и частенько заливал истории, над которыми потешалась вся гимназия. Так что ж он придумал на этот раз?

– Колись, френд. Что притащил?

Рома, по очевидной причине прозванный Рыжим, вытащил самокрутку из газетной бумаги и подал однокласснику.

– В честь дня рождения презентую вкусняшку!

Макс недоверчиво покосился на «вкусняшку», поджал губы. Мало ли что принес друг. Чай, полынь или другую гадость, чтобы прикольнуться. Проверять парню совсем не хотелось.

– Кринж словил? – засмеялся парень. – Не боись, натуральная вещь. У старшего братана стырил.

Ромка подпалил самокрутку и смачно затянулся. Слегка закашлявшись, он подал папиросу Максу. Бледные щеки подростка порозовели, и глаза заблестели ярче обычного.

Максим взял подарок и последовал примеру товарища. Раз Ромка не побоялся пробовать эту гадость, то ему сдрейфить никак нельзя. Вдохнув едкого дыма, совсем непохожего на тот, к которому он привык за полгода посиделок за гаражами, парень кашлянул и зачесал нос.

Голова внезапно закружилась, ноги стали ватными. Парень слегка испугался, попытался подняться, но не смог. Мир вокруг резко изменился, калейдоскопом переворачиваясь в новых, неизведанных комбинациях.

Из-за развалин показалось белое существо, похожее на зефирину, и медленно подплыло к ноге Макса.

– Ты тоже его видишь? – взвизгнул Макс и толкнул в плечо Ромку.

– Кого? – удивился тот и совсем глупо, по-детски рассмеялся.

Из пожухлой травы гаража напротив высунулось с десяток таких же существ. Белесые тельца, толкаясь и сбивая друг друга, двинулись в сторону ребят. Вместо глаз и ушей, крошечные твари имели углубления в форме воронок, во рту виднелись острые, почерневшие зубки.

Первый зверек поднялся до бедра Макса, злобно пискнул и прижался ртом к правому локтю.

Мальчик вскрикнул от резкой боли и испуга, схватил хищную тварь и попытался оторвать от руки. Безуспешно. Челюсть зефирины, сродни ротовому аппарату пиявки, вгрызлась в кожу и начала медленно высасывать живительные соки.

Подросток подпрыгнул на месте, стал крутиться, извиваясь всем телом, словно змея. Что делать, он не знал, а друг помогать не собирался; лишь сильнее смеялся при виде его кривляний. Определенно Ромка не видел того, что лицезрел Макс, иначе бы не вел себя так беспечно.

– Пора, Мар, пора, – затрещали неприятными, деревянными голосами остальные зефирины. Заволновались, задвигали пухлыми отростками конечностей.

Скрипучие голоса, издаваемые ими, мало походили на людскую речь, но Максу почему-то были понятны слова, которые они выкрикивали.

«Это они ко мне обращаются? Почему Мар?» – подумал подросток.

Электрические импульсы в мозгу замедлили свой бег до минимума. Видимо, наркотик в самокрутке возымел действие на организм, но то, что злобные твари были плодом его фантазий, Оциола отверг. Больно живыми и реальными казались зефирные человечки.

Стиснув пальцами противоположной руки белесую пиявку, парень рванул скользкое тельце влево. Раздался писк. Тварь оторвалась и взорвалась в руке, словно тюбик с пастой. Холодная жижа внутренностей поползла по коже неприятными зудящими соплями.

– А-а-а-а, – закричал Максим, стряхивая гадость.

Ромка, который вот уже минут пять хохотал над товарищем, смахнул слезы с глаз и почесал заболевший живот. Таким Макса он никогда не видел и это немного пугало. Хотя и было смешно до колик.

Обычно сдержанный, Оциола заставлял одноклассников трепетать от страха. Своим приходом он производил эффект взорвавшейся бомбы: все ребята, кроме Ромки, пугливо прятали глаза и усаживались как можно дальше от пассивного агрессора. Получить оплеуху или разбитый нос от Маска было делом привычным даже для девочек, стоило спросить про его семью или назвать Мышью.

То было до сегодняшнего дня. Сейчас же Максим походил на загнанного зверя.

Мышино-серые волосы, из-за которых его нередко обзывали в младших классах, растрепались и взмокли от пота, в черных глазах застыл ужас. Кожа смуглая с красными точками подростковых прыщей побледнела.

Схватив рюкзак с земли, испуганный парень метнулся к дороге. Кирпичи под ногами, пожухлые кусты ничуть не смущали беглеца. Он перемахивал через преграды молодым сайгаком. Летел, что есть сил. Когда показался забор гимназии, и до асфальта осталось не больше десяти шагов, в груди кольнуло.

Земля закружилась и рухнула.

С усилием открыв глаза, Макс понял, что это не земля упала ему на голову, а он свалился на нее и не может пошевелиться.

Прошла секунда, другая. Тьма окутала подростка, и он отключился.

В следующий раз, когда Оциоле пришлось поднять усталые веки, земли под ним не было. Точнее, ее заменила кровать с дурацким покемонным бельем трехлетней давности и мокрой от пота подушкой.

Родная спальня встретила парня не особо приветливо. В ней находились трое: набыченный папаша с мамой и мужчина в белом халате.

Врач хмыкнул.

– Будет жить. Не волнуйтесь, – начал он и бросил укоризненный взгляд на кровать. – Выйдем. Пусть отдохнет.

Когда дверь захлопнулась, Макс спустился с потертых простыней и на цыпочках подошел к двери. Голова перестала кружиться, и уже почти не тошнило. За здоровье он не беспокоился. А вот отношение доктора встревожило не на шутку. Интересно, что он скажет предкам?

За дверью кто-то кашлянул. Мать шмыгнула носом.

Низкий, старческий голос начал поучительную лекцию:

– Легкие наркотики в виде самокруток – это только начало. За мальчиком надо следить. Знаете, какие изменения в мозгу от этих вещей? А-а-а, не знаете. А я вам скажу: через год-другой не узнаете своего пацана: двойки, девиантное поведение, рукоприкладство.

После слов о рукоприкладстве мать ожидаемо заныла и начала всхлипывать чаще. Отец выругался.

– Соберитесь, женщина. Не время плакать, надо действовать, – продолжил противный старикан. – Вот номер нарколога. Детьми не занимается, но, может, что посоветует. Мне бы тоже вас зарегистрировать, мало ли.

Папаша резко прервал доктора:

– Василий Иваныч, мы-то вам позвонили для того, чтоб история осталась секретом. А вы регистрировать собрались. Нехорошо. Сколько с меня? Тысячу, две?

Старик помедлил.

– Максим, побойтесь Бога. Таких расценок лет пять, как нет.

– Евро, Василий Иваныч. Вы неправильно поняли.

На этот раз знакомый отца довольно заурчал. Максу показалось, что улыбнулся. Зашелестели бумажки.

Не успел Макс добежать до кровати, как дверь открылась и в комнату вплыла Лина. Большие грустные глаза с беспокойством проследили за движением сына, прячущимся под одеяло. Послышался вздох.

Не в силах больше держаться на ногах, мать сделала несколько шагов к кровати Макса, отчего тонкий халат с веткой сирени, расцветающей на подоле, заиграл светом заходящего солнца. Села на самый краешек.

Уголки губ понуро опустились.

– Перестань, мам. Уже все нормально, – прошептал Макс, выглянув из-под одеяла, и протянул к ней руку.

Лина разомкнула губы, чтобы ответить гневной тирадой, ибо ничего нормального в сигаретах, побегах и хамстве она не видела, но ее прервал стальной голос Максима-старшего.

– Нормально? Ты куришь за гаражами! Это нормально? Опозорил меня, мать, и это тоже нормально? Неблагодарный выродок, – последние слова он произнес с таким отвращением, будто говорил не о своем ребенке, а о паразите или неизлечимой болезни, которая вызывает мучительные нарывы и распространяет вонь.

Макс вскипел из-за грубости папаши, все нутро его начало клокотать и гореть. Он вознамерился препираться с Исаевым до конца, чтобы хоть на время заглушить душевный вулкан, который то и дело вырывался в последние годы.

Как смел предатель и лжец поучать? За что такая несправедливость?

Брови парня сошлись к переносице. Губы искривились в немой истерике. Рот открылся, чтобы выплеснуть ушат грязи, но… Тут же закрылся обратно.

Из-за левой ноги Максима-старшего выглянула гиена.

Рыжее, с черной мордой и пятнами на холке, несуразное существо сидело чуть позади человека и чавкало приплюснутой челюстью. Слюна тонкой струей спускалась по подбородку и капала на бежевый ковер.

Животное посмотрело на подростка, неприязненно повело мордой и пискнуло.

Звук был незнакомым, резким, такого парнишка еще не слыхал, но ему показалось, что гиена чем-то недовольна. В недовольстве своем она была до крайности категорична потому, что секундой спустя издала свистящий рык и подняла верхнюю губу.

Максима пробила мелкая дрожь.

Для одного дня количества галлюцинаций было предостаточно. Мало того что в гаражах разгуливал зубастый зефир, так теперь по квартире шастала зверюга из саванны с осуждающей миной и зубами настоящего хищника.

Конечно, если он начнет тыкать пальцем и кричать про гиену в комнате, его, сто процентов, отправят в дурдом. Поэтому ничего не остается, как переждать и затаиться.

Разумней было молча смотреть на африканского гостя и ждать, пока он уйдет по собственному желанию.

Когда это случится? Наверное, как пройдет действие наркотика, или когда гиене надоест гостить в многоэтажке…

Пока Макс-младший раздумывал над поведением зверя, старший, не замолкая, горланил о своей участи отца. Он столько времени и денег потратил на отпрыска, а тот вел себя так, будто забыл, благодаря кому существует на земле. И существует, надо сказать, вполне сносно. Велосипеды, сноуборды и самокаты, компьютеры и планшеты менялись в арсенале парнишки со скоростью света. Все, что хотел, на что указывал в магазине, покупалось незамедлительно. И каков итог?

Исаев замолчал и смахнул капли пота со лба. Красивое лицо его покраснело от возмущения и переизбытка тестостерона.

– Итог один: неуважение! Но на этот раз ты получишь по заслугам! – выкрикнул он и расстегнул ремень из хорошо выделанной змеиной кожи.

Как только язычок выскочил из отверстия, сидящая гиена поднялась.

Лента скользнула из шлевок, и зверюга, словно услышав чей-то приказ, заверещав, прыгнула на кровать. Матрас тяжело провалился, но ни мать, ни отец этого не заметили. Один все так же, как и раньше готовился задать ему взбучку, а другая, потупившись, рыдала.

Не в силах сдерживаться, Макс подскочил.

Бежать было некуда. На кровати расположился падальщик, который безотрывно следил за каждым движением парня, а на полу стоял гневливый родитель с ремнем в руках.

Забившись в угол, паренек зажмурился и прикрыл руками лицо. Его ждала смерть или побои, но так или иначе, выбирать приходилось из плохого и очень плохого. Пускай решит судьба. На все ее воля.

Гиена подняла верхнюю губу выше, меж желтых зубов появилась слизь, которая запенилась и полилась на одеяло густыми каплями рвоты. Что-то неестественное, потустороннее было в этом действе, мертвое до глубины естества. Будто в дом притащили гниющую рыбу.

Да, так и было. Разве нет?

Наконец, Макс осознал.

Зверь, который готовился в любую секунду наброситься и разорвать жертву, не относился к миру живых. Мутные глаза и трупная вонь выдавали в нем нечто иное.

Марионетка, вот что явилось перед внуком Асая. Зомби, которым управляла злоба отца.

«Неужели дед и вправду видел такое?» – пронеслось в голове Максима. Зрачки расширились. Ошеломленный, он не удержался на краю кровати и, запутавшись в ткани, повалился на подушку и стол, что стоял впритык к изголовью.

Исаев, который занес ремень, чтобы как следует отстегать непослушного юнца, в ту же секунду рванул к телу парня, испугавшись за его голову, летевшую прямо на край крышки. Поймав мальчика, он выдохнул от облегчения. Всего на секунду. Пока не заметил алые потеки на руках.

Кровь. Повсюду была кровь.

Нет, Макс-младший не долетел до стола. И в постеле не было намеков на твердые предметы. Просто из ушей, глаз и носа одиннадцатилетнего паренька беспричинно потекли струйки горячей жидкости. Пятна безобразно расплылись на синем рисунке постельного белья.

Лина с обезображенным от ужаса лицом метнулась на кухню за салфетками.

Где-то поблизости загудел в истеричном звонке мобильный. В коридоре, вторя собрату, пискнул планшет. Даже заранее отключенный айфон Исаева тревожно завибрировал в кармане. Электроника сошла с ума в тот самый миг, как из паренька хлынули потоки.

– Что за черт? – задал в пустоту вопрос мужчина и сильнее прижал тело сына. Как ни был он зол на сорванца-подростка, но такого не желал никогда.

Бледный Макс что-то зашептал и начал мотать головой. Присмотревшись, Исаев понял: тот в обмороке.

Для людей из Срединного мира этот припадок был реальным, ведь Максим не играл. Он в самом деле отключился, бессвязно лепетал бессмыслицу, закатывал глаза и невпопад дергал конечностями.

Для самого же парнишки реальность исчезла, и ее место заняло нечто иное. Грезы, вымысел, далекие вселенные сплелись в беспорядочной круговерти ирреальных событий, заставили лицезреть то, чего не могло быть на Земле.

Открыв глаза в своем новом сне, Максим увидел, что все также лежит на кровати, родители недвижно сидят в ногах. Вместо вычурно-немодного потолка, который так любила мама, висит перевернутая комната. Нет, не комната, зала. Бальная зала из фильмов о гусарах, дворянских барышнях и русском царе.

Пол комнаты-спутника стал потолком и складывался из мраморных плит, подобно шахматным клеткам. Он блистал, начищенный до состояния зеркала, от сотен свечей в канделябрах. Белые колонны у стен упирались капителями в пустоту там, где когда-то висели карнизы. Арочные окна, статуи дам и воинов, розовые кусты на подоконниках – все в перевернутом мире сияло совершенством и роскошью. Все, кроме человека в центре залы.

Он пугал.

И причиной этому была столь явная вещь, что бежали мурашки.

Высокий и широкоплечий, он принадлежал к расе химер. Получеловек-полуживотное; имитация разума и души в знакомом образе двуногого походила на венца природы довольно сильно, если не замечать отдельные черты.

Опасным или дружелюбным был новый гость галлюцинаций, сказать затруднился бы любой, но массивный торс и лапы с изогнутыми когтями устрашали. Хищник в военном мундире вот, кто предстал перед парнишкой.

Тряхнув головой, офицер поднял голову и посмотрел наверх. Взгляды пары встретились. Каким бы грозным ни показалась химера вначале, но Оциола понял, что на него смотрят глаза разумного создания, не мертвые и пустые, как у гиены, а живые, с озорным блеском, хитрецой.

Паника тут же отступила, уступив место любопытству и какой-то невообразимой приподнятости настроения.

А создание, тем времени, неспешно изучило черты лица дитя и, также успокоившись, расслабилось. Белая шерсть на макушке легла на место, разгладилась.

– Пора, друг, пора, – неожиданно проговорил зверь басом, повернулся и зашагал к выходу.

– Куда?! Куда пора, ие-кыла? – закричал ему вслед Максим, подскочил на постели и потянулся к офицеру с мордой обычного белого медведя. Тот, словно не услышал вопроса, хлопнул створками дверей и исчез в пустоте.

Душа Макса треснула, больно заныла. Химера, которую он впервые увидел несколько минут назад, стала вдруг такой родной. Ее сила и мощь, неизмеримая стать придала храбрости мальчику, заставила расслабиться даже сейчас, в обстановке незнакомой, абсолютно чуждой.

Почему ие-кыла? Что это? – вспомнил он свои же оброненные вопросы и с тоской посмотрел на закрытую дверь. Ответить ему смог бы только один человек. Тот, которого не стало семь лет назад. Колдун, шаман и дедушка Макса, – старый Асай знал все о мире духов. И белого медведя он тоже мог знать.

Парень чуял, что без помощи деда и белого медведя жизни в реальности ему не будет. Гиены, белые паразиты – это лишь начало, и дело не в наркотиках, дело в нем. Что-то проснулось внутри Макса. То чего боялась Лина и чем гордился старый Оциола.

Куда ты, ие-кыла! Вернись, – услышал Макс свой же голос издалека, открыл глаза, наполненные слезами и понял, что лежит на постели в полной темноте.

За окном мерцали звезды, лаяли местные псы во дворе, а в ногах, где в фантазиях сидели восковые фигуры родителей, свернувшись калачиком, спала мама. Ее посапывание навевало дрему, отчего через минуту подросток уснул.

Эта ночь была последней, когда семья принадлежала друг другу. Исаев уехал и в квартиру вернулся семейный уют, которым окружили себя двое одиноких, потерянных человека. Кроме того, эта ночь стала самой теплой для них и самой короткой.

Проснувшись с утра, Максим накинул свое одеяло на мамины плечи, доел торт именинника и, собрав в рюкзак самое необходимое, вышел из квартиры. Неслышно прикрыв за собой дверь, он начал спускаться.

Поверх футболки он накинул ветровку и натянул капюшон так, чтобы прохожие не заметили синяков под глазами. В полупустом рюкзаке гремели телефон, карандаши и альбом с набросками, в кармане побрякивали ключи и складной нож.

Центральный парк, куда держал путь подросток, оказался пуст. В шесть утра мало, кому пришло в голову выйти на прогулку, только у площадки для выгула собак бродили сонные хозяева с такими же невеселыми питомцами.

Зеленые поляны сменились хвойными зарослями. Сквозь жесткие иглы сосен проглянули яркие вкрапления цветочных клумб.

Макс спустился к пруду.

Когда дорога легла через палисадник, Оциола присел у пушистых астр, вдохнул их сладкий запах и улыбнулся. Как жаль, что наступила осень и совсем скоро зелень превратится в омертвевший мусор, который соберут в тачки и вывезут из города.

– Но за осенью и зимой наступит весна, – с надеждой подсказал внутренний голос.

– Наступит, но не для меня, – ответило внутреннему ребенку эхо поколений.

Максим встал и обошел небольшой яйцевидный пруд.

У пожелтевшего клена он снова присел, вытащил нож и стал копать. Когда острие уткнулось в корень, мальчишка отбросил металлического помощника и принялся грести из углубления влажную землю. Под корнем блеснула коробка. Вытянув ее на изумрудный ковер травы, юный путешественник снял крышку и приподнял белый сверток, прятавшийся на дне. Когда-то, лет шесть назад, они с мамой пришли сюда, чтобы спрятать от мира кусочек уродства, которое досталось мальчику при рождении, теперь же настал день принять себя полностью.

Дернув за угол, Макс развернул ткань и поднял с нее маленькую косточку. Шестой палец с левой ноги, бережно удаленный хирургами у новорожденного Максима почти одиннадцать лет назад.

Как только лучи солнца коснулись кусочка кости, поднялся ветер, и парковые фонари резко вспыхнули. Макс зажмурился, прекрасно понимая, что очнуться в Краснодаре ему уже не суждено.

От непривычной мысли глаза невольно распахнулись. Но…Что бы ни нашептывали ему голоса, Максим-младший все так же стоял перед золотистым кленом и пялился на знакомые ветки.

Неожиданно он зарычал, схватил камень с промёрзшей земли и запулил в дерево.

– Лажа! Ты все врала! – заорал он гневно и пригрозил дереву кулаком.

Клен, как и ожидалось, не ответил, да и отвечать маленькому каму не имело смысла. Как только тот отвел взгляд от ствола и осмотрел местность, сразу понял, что деревья никогда не врут.

3. Четыре апостола

Кам есть аватар Бога, им созданный и вдохновленный.

Через него Всевышний ведет беседу, дабы вселить в нас,

послушников и греховников,

веру в себя и в провидение.

Бойтесь бунтовать и молите о покаянии.

Милена Амбросия, кухарка и верноподданная

кесаря Филиппа XIV короля Умбрии.

«История Умбрии», том 5.

Бакша (камшун) уродился от диавола самого.

Бесноватый отрок темного племени.

Сила его, гадами скверными преумноженная,

разрубила сердце чистое и посеяла великое горе на земле.

Как погиб лучезарный Ло, так нет среди нас покоя и радости.

Не сотвори оного, было бы иначе.

За деяние прокляли предки бакшу,

и ходит с тех пор сын бесстыжего с душами многими.

И отражается в них, аки в зеркале, все зло мира.

Писание монаха древнего царства Коюн Васа Тишайшего.

Эй, шаманы, маги, экстрасенсы и подобные вам,

испытайте себя!

На мне испытайте!

Не вините, если невинного погубите.

Покажите, на что способны!

Пантелей Камриди, писатель и греческий философ XXI века,

отрывок поста о лженауках и паранормальном.

Клен шуршал под порывами ветра пожелтевшей листвой, приветствуя новобранца из Срединного мира, где когда-то жил Асай. Ветви дерева, толстые, кривые, словно пальцы старика, чернели на фоне золотой кроны.

Внизу, у корней, был спуск. Между двух каменных глыб, влажных, с обсыпавшимися краями шла узкая тропа и терялась в тумане. Что было там, в молочной дымке, Макс не видел. Но был уверен, что находится в горной местности и довольно высоко: порывистый ветер, подгоняемый свободой ландшафта, леденил открытую кожу и заставлял периодически съеживаться.

Парень чертыхнулся, засунул руки в карманы ветровки и крепче сжал сверток с косточкой. Убраться из родного Краснодара у него получилось быстро и безболезненно, только куда перенеслась бренное тело и душа теперь, он не представлял. Фантомы прошлой жизни, к сожалению, инструкций не дали.

Это удручало.

Из дымки вылетела птаха и, весело защебетав, села на ветку. За подругой подтянулась еще парочка и также уселась неподалеку в густой листве. Теперь малыши запищали куда громче и дружней.

Своим гомоном они призвали новых товарищей. Те не заставили себя долго ждать и через секунду вынырнули из серой пелены, порхая и кружась вереницей белых галочек, крохотных звезд. Сотня веселых, юрких малышей сначала разлетелась по клену, словно снежный поток, затем, успокоившись, присела на верхушку деревянного старца.

Макс улыбнулся и вгляделся в крылатых гостей.

На воробьев, знакомых ему из земной жизни, птицы не походили. Маленькие головки с крошечными клювиками плавно переходили в неширокие грудки и компактное, удлиненное тельце. Раздвоенный хвост торчал стрелой.

– Ласточки, – наконец, опознал Макс птиц в белом оперении.

Правда, раньше он видел только черноголовых представителей семейства, но белые мало от них отличались, только расцветкой: тот же клюв, бусинки глаз и веселый, бойкий нрав.

– Хай, – поздоровался мальчик по-свойски и решил не терять времени на крылатых, а как можно скорее спуститься по тропинке.

Внизу, в тумане его ждал новый мир, поэтому сидеть и разглядывать только маленький кусочек новичку не хотелось. Чем быстрее вселенная примет гостя, тем будет легче найти помощь и освободиться от назойливых привидений.

Парень сделал несколько шагов к тропе. Приготовился прыгнуть через валун, лежащий между ним и дорожкой, но резко остановился. Кто-то или что-то не дало ему двинуться с места.

Посмотрел назад и скривился.

Сетчатый карман рюкзака зацепился за нижнюю ветку клена, ловко переплетясь нитками с крючковатыми выступами на коре.

Психануть и сломать кленовую ветку, вот чего больше всего возжелал Макс в эту секунду. Преграды, вечные преграды… Даже здесь не давали покоя.

«Почему нет? Кто помешает?» – решил он и незамедлительно исполнил свое намерение. Раздался хруст, кусок дерева полетел под ноги. На промерзшую землю посыпались остроконечные листья.

От резкого рывка не устоял и сам виновник беспорядка. Он грохнулся назад, больно ударившись спиной и левым боком об острые пирамиды в каменистой почве. Раздался звук, похожий на треск ломающейся ветки, и Макс вскрикнул. Внутри, в самом центре раненой руки, начала расползаться неприятная, ноющая боль. Она усиливалась, перетекала по клеткам, неповоротливо соединяясь с потоком крови. Запульсировала.

В обычной жизни, когда случались падения и ушибы, парнишка почти не плакал и не жаловался. Да, было больно, но еще больнее было демонстрировать слабость. Особенно перед одноклассниками. Жалкими, тупыми и наивными детьми, которые ничего не понимали во взрослой жизни. В том, как может быть одиноко, тоскливо с пачкой денег в кармане и крутым мобильным в руке.

Здесь же, далеко от родных мест, он позволил себе расслабиться и расплакался, как самый заурядный ребенок его возраста. Все равно никто не услышит. Тогда зачем скрывать эмоции?

Из густого тумана на тропе показалась высокая, широкоплечая фигура и без труда зашагала вверх по склону к плачущему Максиму.

Гость, казалось, не замечал скользких камней и мха под ногами, ловко маневрируя между опасных мест. На плечах его была накидка из звериной шкуры и лямки из витой бечевки, которые держали самодельный рюкзак. Подтанцовывая движениям ног, вещевая сумка грозно бренчала спрятанной сталью. На поясе тоже висел стальной предмет: огромный тесак с деревянной, плохо обтесанной ручкой.

Не успел Макс опомниться, как оказался на руках мужчины.

Хотел закричать, но не смог. Рот словно клеем намазали.

– Успокойся, я не убивать пришел, – на ломанном русском проговорил спаситель и повернул к парню лицо.

Подросток поднял взгляд и его затрясло. Губы внезапно побелели. Вместо человеческих черт он увидел плоскую, овальную маску бледно-желтого цвета с двумя узкими прорезями на месте глаз. Полированное безличье играло бликами, кривым отражением тумана и валунов. Жуткий образ дополняли седые пакли волос, неряшливо сплетенные в мелкие косички над ушами.

Упершись руками в широкую грудь спасителя, Макс начал толкаться. Ужас, недоверие, боль превратили юнца в зверька. Испуганную мышь в амбаре со сварой котов.

– Не бойся, – повторил седовласый, поправил неугомонную поклажу и начал спускаться.

Силы и решимость стремительно покидали Макса, но он сражался до конца. Может, попытки и привели бы его к чему-то дельному, если бы он перед очередным взбрыком не повернул голову и не увидел, что дымка на пути рассеялась.

Оциола и незнакомец находились теперь на относительно плоской части предгорья. А сзади в паре километров от них начинался резкий подъем, который плавно перетекал в высокую пирамидальную гору. На вершине этой пирамиды блистали ровные полосы снежного налета.

Впереди, под тропинкой, открывалось еще одно чудо: каменные лепестки из горных цепочек и долин. Обнаженные породы их пиков так же, как и центральная гора, были покрыты снежными пластами, а чаши низменностей зеленели травой и редкими деревцами.

– Нам туда, – указал спаситель на одну из долин.

Макс, совершенно забывший о побеге, взглянул, куда указал седой, и охнул. В самой широкой долине было с десяток построек. Совсем крошечные отсюда, они походили на жилища муравьев.

«Городом это не назовешь, на деревню потянет» – подумал парень и сильнее схватился за мех накидки.

– Стойбище, – уточнил мужчина в маске и замолчал.

Его молчание длилось довольно долго; они провели в тишине часа три, не меньше.

У мальчишки оказалось немало времени, чтобы поразмышлять над своим путешествием и о том месте, куда он нарочно или нет, но прибыл. Природа, растения были земными. Да, не теми, что видел он на родине, но очень похожими на картинки в учебниках географии. И практически клонированным с видео о Сибири, которым пичкали школьников перед выпускным экзаменом в четвертом классе.

По дороге попадались ржавые от холода кусты смородины и шиповника, пурпурные барбарисы. В расщелинах на скудной почве расползались мхи всевозможных форм и размеров.

Белых ласточек не было видно. Наверное, они остались выше и сюда спускаться не стремились. Вспомнив о них, паренек вдруг понял, что птахи исчезли еще раньше. Они будто растворились в воздухе, как только появился незнакомец. Быть может, тоже нереальные, как видения дома, на родине? Как знать.

Мужчина в маске перепрыгнул ручеек, присел и приказал Максу напиться. К вечеру они прибудут к людям, а до того момента парень должен набраться терпения и сил.

Новичок кивнул.

Ему подали самодельную деревянную кружку, выуженную из мешковины рюкзака. В замасленной посудине плескалась чистая, ледяная вода. Раненный с жадностью заглотил живительную влагу и отер лицо рукавом ветровки.

Сладость водицы ручья удивила. Еще больше поразило, с какой бережностью седоволосый перевязал тряпицей из вещь-мешка сломанную руку и туго примотал конечность к торсу. Опытные руки сделали дело так быстро, что Макс не успел испугаться, только пискнул пару раз в самом конце. Да и то напоказ. Приятно же, когда о тебе заботятся и жалеют.

– Пора, – бросил спаситель, как только с делами было покончено, и снова поднял Маска на руки.

В этот раз нести мальчишку оказалось тяжелее. Это почувствовали оба. Мужчина то и дело вздыхал, останавливался, но маску не снимал. Будто не чувствовал, что лицо прикрывает неудобная пластина.

Незнакомец, прочитав мысли новенького, уточнил:

– У тебя тоже будет такая, если захочешь. Она из кости священного животного.

– Какого? – спросил Макс неожиданно.

– Своего – не назову. Запрещено. А ты о своем узнаешь позже.

С наступлением сумерек путник и поклажа добрались до деревни.

Спаситель едва переставлял ноги и часто дышал. Если бы не стражники у защитных столбов, он упал бы и размозжил себе или парнишке череп. Но, хвала небесам, жители подоспели и вовремя поддержали их.

Мальчик мирно спал, когда шершавая рука похлопала его по щеке, и кто-то тихо позвал:

– Ма-а-а-кс.

Сквозь сон подросток оттолкнул говорившего.

Когда невыносимо ноет рука и тело в синяках, разговаривать не хочется. Даже с главой камов и великим шаманом белого рода.

– Ма-а-а-кс, – снова послышалось в голове мальчишки, и неожиданно в его сон, где царили тишина и покой, ворвался белый олень с маленьким торнадо из снега, застрявшим между огромных, царственных рогов.

–А-а-а! – закричал Макс и подпрыгнул с меховой подстилки, в которую был завернут, словно в пеленку.

Темноволосый мальчик на соседней лежанке недовольно поморщился. Тени от складок под закрытыми глазами стали четче и длиннее. Щеки надулись. Он сидел в позе лотоса и пытался медитировать, пока новичок не вскрикнул и спугнул настрой. Приоткрыв один глаз, парнишка спокойно спросил:

– Чего орать-то? Первый раз руку ломаешь?

Макс кивнул.

– Понятно. Не боись. Здесь тебя мигом вылечат. Им больные ученики не нужны, – уже добродушней заверил юный йог и открыл второй глаз.

На вид новому знакомому было не больше двенадцати. Упитанный до состояния шара, он производил впечатление добряка и славного парнишки. Над такими детьми очень часто издеваются старшие и одноклассники понаглее. Макс сразу понял, с кем имеет дело. Буквально вчера он сам третировал пухляка Сафронова и рисовал маркером на его парте. Сегодня Петька пришел в теле азиатского парня и улыбнулся добродушной улыбкой, еще не зная, какое чудовище лежит рядом.

Ссориться с пухляком не имело смысла, особенно со сломанной рукой, поэтому Оциола приветливо кивнул. Смуглая кожа и кеды в иероглифах выдавали в подростке напротив чужестранца. В Краснодаре Максим не видел таких. Заинтересовавшись моднявым прикидом, парень выпалил:

– Зачетные кроссы.

И, действительно, белая обувь с толстой подошвой смотрелась дорого и необычно. Особенно в том жилье, где разместили ребят.

– Спасибо. Асаши, – гордо выпятив грудь, похвалился хозяин знаменитым брендом. Макс промолчал.

– Ты откуда? – наконец, спросил краснодарский гимназист.

– Токио, район Сибуя. А ты?

– Краснодар, Бакинская.

Толстяк озадаченно сдвинул брови и, очевидно, задумался. Не найдя в стриженной под ежик голове ни намека на воспоминания о Краснодаре, он всплеснул руками:

– Это – Испания, правда?

– Почти.

Макс не стал ничего объяснять. Краснодар, и Краснодар. Какая разница? Здесь, в ином мире, страны и города ничего не значат. Ведь они как-то общаются, хотя японский и русский совсем не похожи.

– Россия, – услышал краснодарец мужской голос за спиной японца.

На него выглянуло светлокожее существо с абсолютно белыми локонами до плеч и светло-голубыми, словно лед, глазами. Из ярких пятен на снежноликом были пропитавшаяся кровью плечевая повязка и алая рубаха до колен.

– Меня Николасом зовут, а этого…, – альбинос кивнул на смуглого, – этого – Акаем. Он – японец, я – индиец, а ты, если правильно понял, русский?

Максим облегченно выдохнул. Несмотря на странную внешность, новый, третий в этом мире знакомый появился кстати. С ним-то он точно найдет общий язык.

Парни решили познакомиться, рассказали о себе. Поведали, кто сколько мог и как хотел. Трудно быть одному в чужом мире, но и тайны души раскрывать не легче.

Оказалось, что Ник живет в Америке вместе с папой. Мама умерла, когда ему было меньше трех, поэтому он ее почти не помнит.

Шин Удхани увез маленького Николаса с родины в надежде забыть жену и построить бизнес на торговле элитным индийским чаем. Хватка и недюжинный ум брахмана произвели должный эффект. Бизнес развивался, поднимая семью по социальной лестнице туда, где они привыкли находиться в далекой Индии.

Акай Сада – парень из многодетной семьи зажиточных торговцев морепродуктами. Жил с родителями и тремя братьями в традиционном особняке, доставшемся от бабушки по материнской линии, и учился в сибуйской школе для мальчиков. К двенадцати годам он в совершенстве знал японскую поэзию, древнегреческий и какой бренд планшетов самый крутой сегодня. Какой – самый прочный.

– Откуда такие подробности? – деловито поинтересовался Николас, даже не взглянув на нового товарища. По брезгливой мине индийца Макс понял, что тот едва сдерживается, дабы не навалять толстяку.

– Поэзию я люблю, древнегреческий знаю, потому что учитель – маньяк заставлял нас читать книги Платона и Гомера на мертвом языке. А планшеты – главная забава в нашей школе для таких, как вы.

Подростки недоуменно переглянулись. Акай, пыхтя, поднялся со своей лежанки и совершенно обыденным тоном закончил:

– Они проверяют прочность своих учебных гаджетов об голову и задницу таких, как я. У кого планшет прочнее, тот получает обеденные талоны остальных спорщиков.

Николас захохотал и тут же скорчился от боли. Видимо, рана дала о себе знать. Макс промолчал, потупившись. Очередь рассказывать свою историю дошла до него. В отличие от предыдущих ораторов ему было нечем поделиться. По крайней мере, так считал парень. Поэтому он кратко сообщил, что учится в гимназии, мама – медсестра. Звезд с неба не хватает, но неплохой баскетболист.

– А папа? – перебил Акай.

– Нет у меня папы. Летчик-испытатель. Погиб при важном государственном задании.

Акай покраснел, насколько могла краснеть его смуглая кожа, и извинился. Он предложил выйти из лачуги, где лежала троица, и посмотреть, куда же они попали.

– Вы тоже не знаете, где мы? – уточнил Макс. Он последним оказался среди ребят и думал, что те хоть что-то разведали об этом месте, но надежды не оправдались. Ни один из них не имел представления о новой Вселенной.

Последним воспоминанием с Земли у индийца стала отцовская открытая вечеринка с бассейном, в который он на спор нырнул. Японец Сада вспомнил только то, как сел у могилы погибшей сестры. Закрыл глаза в молитве.

Мальчики выглянули из-под занавеси, плотно закрывавшей вход в помещение. Свободно вдохнули морозный воздух и огляделись. Рядом не было ни души.

Хижина, где они лежали на деревянных циновках, покрытых мехами, стояла в центре поселения. И не хижина это была, а юрта, без углов, полусферической формы, с конусом в центре крыши. Жилье казалось огромным, заполненным незнакомыми рисунками на плотной холщевой ткани, служившей ей стенами и потолком.

Вокруг, по периметру расположились такие же шалаши разных размеров и цветов. Лишь на центральной площадке, где вместо земли кто-то рассыпал речную гальку, одиноко стояло строение из неровных обломков камня. Куски породы сложили гениальные руки, и хаос превратился в высокую мозаичную башню. По основанию его расползлись мхи, кое-где пестрели таежные цветы. Макс вспомнил, как смотрел на этот «маяк», стоя у клена, и удивился расстоянию, которое преодолел его спаситель с ним на руках.

Теплая благодарность родилась в душе и сдвинутые к переносице брови разошлись. Мальчик расслабился.

– Смотрите люди, – тихо сказал Акай и указал на юрту метрах в ста от них.

И, действительно, из обиталища, как две капли воды похожего на юрту за спиной, выходила толпа мужчин.

Время было предрассветное, и разглядеть выходивших ребята не могли. Однако одна деталь бросалась в глаза даже сейчас: необычный наряд. Все как один были в мехах, головных уборах и масках.

Кто-то натянул шляпу с полями, из которых торчали козлиные рожки, у кого-то на тугих косах была повязана бандана с пушистыми шарами, наподобие звериных ушей. Часть, не заморачиваясь, натянули шапки-ушанки.

Мужчины перешептывались, что-то горячо обсуждая, и неторопливо расходились по юртам.

Последним из совещательной юрты появился горбатый старик и медленно захромал в сторону мальчиков. Как по мановению волшебной палочки, к нему присоединились четыре крупных человека в черных повязках зорро и с ножами на поясе.

Николас чертыхнулся.

– Валим? – спросил Макс.

Альбинос кивнул и ринулся на полусогнутых за соседнюю юрту. Оциола последовал за ним.

– Ребят, вы куда? – как ни в чем не бывало спросил Акай и непонимающе развел руки.

– Твою ж… – зашипел Максим и выскочил за Акаем. Парень, конечно, туповат, но оставлять его воинам опасно. Он по наивности расскажет, куда побежали остальные, и, значит, у них не хватит времени изучить странных жителей со стороны, распознать в них будущих врагов или друзей.

Вопросы роились в уме мухами и нетерпеливо ждали ответов: кто эти люди, чем занимаются, и почему среди населения нет ни одного ребенка и женщины?

Даже в деревнях африканцев, почитающих традиции предков, живут семьями и разводят скот. Тут же на пологой равнине, кроме юрт и мужчин, никого нет.

– Бежим, – бросил Макс, приблизившись к японцу, и схватил того за майку. Потянул.

– Ребятишки, куда собрались-то? – спокойно обратился старец к неудачливым беглецам.

В скрипучем тембре не было ни тени раздражения. Мягкий, но настойчивый он успокаивал и вселял уверенность. Хозяин голоса казался сильным и справедливым, неимоверно мудрым по меркам краснодарского гимназиста.

Вибрации добра почуяли все ребята, поэтому Николас вышел из-за укрытия и присоединился к товарищам, а Акай поклонился в приветствии, как это делают на его родине.

– Пойдемте в юрту, друзья. Чего мерзнуть? – сказал согнутый под тяжестью лет старик и показал ладонью на жилище, где подростки провели вместе последние сутки.

Когда компания оказалась внутри, четверка из свиты пожилого мужчины отстала и оставила их наедине с предводителем. Прикрыв вход в помещение мешковиной, грозные мужи встали в ряд и преградили путь любому неудачливому посетителю.

Старик сел. Седые волосы его, сплетенные от висков в косицы, даже не качнулись. Они были настолько длинными, что почти доставали до пояса. Кое-где, среди локонов, виднелись бусины и еще какие-то замысловатые украшения, которыми обвешиваются индейцы и другие коренные жители земли.

В прорезях костяной маски сверкнули агатами два хитрых глаза.

– Акай-сан, мистер Удхани, Максим, вы на Ольхоне. Это местечко далече от Земли и как бы я ни желал перенести вас обратно, ничего не получится. Старик слаб и все, что старик может – подлечить и научить. Время раннее, ложитесь спать. Попозжее побалакаем.

– Дедушка, а как вас зовут? – спросил уважительно, опустив голову в очередном поклоне, Акай Сада.

На глазах парнишки проступили слезы отчаянья, но он всячески пытался их скрыть. Слабый самурай – бесчестный самурай.

Старик в меховой накидке рыжей лисицы хмыкнул, но ответил:

– Кличут меня Тимучином, внучок. Отдыхайте ребятки, у вас всех болячки опосля ольхонового знакомства. Лечитесь.

Тимучин привстал с циновки, поскрипывая костями и кряхтя, как это делает всякий пожилой, и побрел к выходу.

Как только мальчики отошли, чтобы обсудить произошедшее, не в силах сдержать любопытства, он повернулся и бросил взгляд на Оциолу.

Пепельные волосы мальчика были взъерошены, квадратное лицо с выделяющимися скулами горело, в миндалевидных глазах, черных, как беззвездные ночи Нижнего мира, отражался страх и упрямство.

«Далеко пойдет внук великого. Как бы хватило света в душе», – подумал белый кам и закрыл за собой входную занавесь.

Часы сна тянулись мучительно. Земляне кричали, метались и стонали во сне, словно сумасшедшие. Камам из охраны то и дело приходилось заглядывать и проверять ребят. Жизнь их была бесценна. Как бесценна была живая вода, дарующая не воскрешение, но надежду.

Попав на Ольхон, три ребенка встретили то, что уготовила им судьба и не поняли этого. Слишком юными и неопытными они пока были. Да и какой опыт мог быть в мире, где царит наука, власть вещей и животная сила.

Японский мальчик Акай из древнего шаманского рода Сада, к которым приходили со всех провинций Ва за травами и благословением, проснувшись на Ольхоне впервые, увидел самца оленя.

Благородный красавец пил, грациозно опустив рогатую голову в ручей. Акай оглядевшись и увидев его, вскрикнул и пополз в кусты. Дикий зверь не на шутку испугал привыкшего к комфорту паренька. Конечно, он помнил, что уснул на кладбище, где могут бродить мелкие звери из местных лесов, но оленя он лицезрел в первый раз.

Как назло шиповник, куда попытался спрятаться Акай, встретил новичка острыми иглами. И тот, закричав что есть мочи, побежал в сторону ручья. О первой опасности он не забыл, но олень уже исчез, а окровавленные руки и лицо нещадно зудели.

Когда до журчащей дорожки осталось не больше дзё, олень снова появился перед парнишкой, да так неожиданно, словно вырос из-под земли. Парнишка не успел затормозить и со всего маху влетел ему в бок.

Ревели все. Олень, испуганный наглостью мальца. Сада, ошалелый от боли в переносице. Ручей.

К раненному подошел высокий незнакомец в меховой накидке с рюкзаком в руках, достал белую ткань из грубо переплетенных нитей, присел. Каким бы грозным ни казался мужчина, Макс понял, за ним пришел друг. Маска на лице улыбнулась отражением подростка. Он, измученный болью, отключился.

В этот самый момент где-то в Калифорнии солнце нещадно палило на головы гостей семейства Удхани. Чайки кричали и зигзагами летали в высоком лазурном небе. Внизу, улегшись на шезлонг у бассейна, на них глядел такими же светло-голубыми глазами юный наследник миллионера – Николас. Зачем они парили над жаркой землей и почему не улетали от пекла, парень не знал. Но был уверен: если бы ему подарили крылья, он улетел бы далеко на восток. Туда, где развеяли прах матери и его детские мечты злые и расчетливые люди из отцовского рода.

Брахман – каста жрецов досталась парнишке от папы в наказание. Будучи не таким, как все, белой вороной среди лебедей, он опозорил свою варну уродством.

– Ники, какого черта ты на солнце? Иди в тень! – рявкнул Шин с бокалом виски в руках.

– Хоршо, па. Кончай со спиртным. У тебя завтра встреча, – нравоучительно ответил Ник и встал с рыжей ткани лежака.

– Ха, дружище. Тебя пацан уже строит, – начал подтрунивать старшего Удхани мистер Блэк, лучший друг и коллега отца из касты богачей побережья.

В волосах Блэка цвета спелой ржи копалась девчонка на пару лет старше Ника и призывно терлась грудью о рукав белого поло. Открытый купальник и яркий макияж явно намекали на профессию гостьи.

– Это он при тебе такой смелый, – ухмыляясь, ответил отец и даже не посмотрел на Ника.

– Серьезно? Тогда пусть не языком треплет, а делом докажет свою смелость, – загоготал мистер Блэк.

– Например, прыгнет с мостика в бассейн. Как настоящий спортсмен, – подпела ему малолетка.

– Без проблем, – отрезал Ник и показал вертихвостке средний палец.

Привыкший к издевкам родни, Николас не позволял остальным смеяться над собой. Сверстники из средней школы прекрасно знали об этом пунктике альбиноса и не смели рта открыть в его присутствии. Хитроумный и безжалостный, он уничтожал любого, кто смел перечить.

Прыжок удался на славу. Ни капли брызг, точный и выверенный.

Вода подхватила победителя, обдав теплой волной, и понесла наверх. Там, у воздушной границы нагретая жидкость вдруг превратилась в ледяную и из зелено-голубой превратилась в серую. Ник вынырнул и огляделся, закашлявшись. На холмистой равнине, поросшей низкорослой зеленью, кроме него, не было ни души.

– Па-а-а, – позвал мальчик и повернулся вокруг своей оси.

Никого. В кустах неподалеку что-то шевельнулось.

Удхани сделал несколько размашистых движений руками, подплыл к берегу и, трясясь каждой мышцей то ли от холода, то ли от страха, выполз на мелкую гальку.

– Эй, кто-нибудь, помогите! – закричал он настойчиво.

Ледяная вода сменилась не менее морозным воздухом, и парень задохнулся. Ручьи, стекающие с тела под беспощадным ветром, освежали так, что он решил: «Где я не так важно, а вот что мне не выжить без взрослых ясно, как день».

Из кустов, усеянных мелкой синей ягодой, вышел волк и походкой владыки долины направился к речушке. Удхани обмер. Он-то думал, что поблизости человек, но никак на дикое животное.

– Где я? – спросил парень у пустоты.

Она не ответила.

Схватив в ярости камень, он метнул его в волка.

– Где я, тварь?!

Зверь с такими же голубыми глазами, как у мальчика, с глазами неба Калифорнии, рыкнул и прыгнул на человека. Белая шерсть взметнулась снегопадом и опустилась на оцепеневшее тело со скоростью молнии.

Кровь хлынула потоком, когда мощные челюсти вцепились в плечо, и стала окроплять горные потоки алым. Краснота потекла ниже по течению. Хищники помельче учуяли добычу и довольно заурчали.

После белого волка будет, чем поживиться. Они ожидали.

Только напрасно.

Со стороны леса, снося непролазную чащу мощными ударами тесака, вышел грозный воин в безликой маске цвета луны. В руках он держал самодельный рюкзак и оружие.

Увидев безвольное тело в волчьей пасти, мужчина заревел, словно медведь, и кинулся на зверя. Силы противников были равны. Острым зубам человек противопоставил клинок, мощным лапам – жилистые руки в кожаных наручнях.

Когда схватка была окончена, человек сбросил с себя тушу зверя, поклонился ей в знак уважения и подошел к мальчику.

– Жив? – спросил он сухо.

– Жив, – ответил Ник и устало прикрыл глаза.

Пришло утро. В маленькие судьбы ворвалась новая эпоха. Жизнь: насыщенная, горячая, уникальная. Но страх не отступил. Рядом оказались такие же потерянные души, слабые и смешные. Пока.

Тимучин, старый хозяин деревни, подарил веру и одновременно обреченность, с которой мальчишкам оставалось только смириться.

Сегодняшней ночью страхи вернулись.

В паутине снов каждый увидел что-то свое. Жуткое, рвущее сердце, но настолько понятное, что иные не постигли бы и через сотню лет.

Гордый Николас брел по неизвестной тропинке в лесу. Кружева теней смещались, играли со страхом попаданца, отчего тот ускорял шаг. Впереди все отчетливей вырисовывалась поляна, солнечный свет на которой затапливал сочную листву, окрашивал зелень в изумруд.

Мальчик выбежал на опушку и радостно развел руки. Внутри потеплело.

«Вот она – свобода. Вот они – крылья!» – подумалось ему, и легкость наполнила каждую клетку молодого организма.

– В свободе можно потеряться, – пронеслось эхом над поляной.

Белый волк выступил из тени и оскалил зубы.

Свет погас. Между Ником и хищником встало Ничто. И в этом утерянном мире зверь показался роднее, чем безызвестность.

Волк сказал, слегка размыкая челюсть:

– Ты – шаман, ты призван служит духам. Но выбор делать тебе: с нами постигнешь мир, а без нас – свободу вечности. Что выбираешь?

Ник промолчал. Тогда волк повторил.

Мальчик снова не ответил.

Белоснежная шерсть на звере вздыбилась, из пасти потекла слюна. Он не выдержал слабости кама, его юной робости. Он разозлился.

– Что выбираешь? – зарычав, бросил волк и его голубые глаза налились кровью…

– Что выбираешь? – вопил сквозь ветер олень, пронося через снежную мглу Акая.

Мальчик трясся и жмурился при каждом крутом повороте, но молчал. Нет, быть шаманом и видеть духов, он не хотел. Не желал помогать сильным, оставаясь слабаком.

– Выбирай, толстяк! – скомандовал олень и резко остановился. Полозья саней, на которых сидел Сада, заскрипели и лениво встали у мощного крупа животного.

– Иди ты! Стану шаманом, покажу тебе, что умеет толстяк! – заорал в ответ Акай и расплакался…

Внук Асая не уронил ни капли слезы, когда могучие корни древесного исполина сжали его и потянули под землю. Утопив человека в теплый чернозем, они, в конце концов, замедлились. Над головой зашумели розовыми тельцами черви, по макушке застучали горсти почвы.

– Ты видишь, ребенок, кто мы? – спросило Нечто.

Парень плотнее сомкнул губы и промолчал.

– Ты види-и-ишь, – зашипело Оно довольно. – Мы не отпустим тебя, кам. С нами не играют. Прими дар аватара, либо умри. Иного не будет.

Максим попробовал втянуть воздух и понял, что чернота заполнена им до краев. А вот корни-оковы пропали.

Чудище ждало ответа, посматривая из бесконечности.

– Аватар – посредник? – спросил парнишка.

– Коне-е-е-чно. Ты – кам, и роль твоя тройственна. Но нам нужен только связной.

– А другие роли?

– Для вас, людей, не для духов. Защитник и охотник. Но не нам тебя наставлять. Спрашивай белого.

– Белого? – решил обнаглеть Макс и задал новый вопрос.

Нечто терпеливо выдохнуло. Оно пыталось быть грозным и не терять авторитета ужасного-ужаса, но любопытство мальца было таким славным, что голос сам собой смягчился.

– Тимучина, главного шамана.

Подросток удивился сначала, затем быстро пришел в себя и слегка поднял уголки губ в улыбке.

– Хорошо. Я буду шаманом, – заверил он белого медведя, прятавшегося в темноте, и проснулся.

Днем, когда солнце Ольхона поднялось в зенит, трое парней открыли полные слез глаза и осмотрелись. При первой встрече они едва рассмотрели друг друга и юрту, в которой находились вот уже вторые сутки.

На промасленном пологе стен висели квадраты полотенец с алой вышивкой, а также ручная утварь из глины и ловцы снов с пушистыми кисточками из птичьих перьев. По земле были раскиданы мягкие меха диких зверей. В центре чернело пеплом место от кострища.

– Красиво! – восхитился оптимист Акай, молниеносно позабыв сон и свой праведный гнев на оленя.

– Согласен, – согласился Макс, вытащил из школьного рюкзака, с которым его принесли в деревню, альбом с карандашами и принялся усердно что-то малевать.

Выходило славно. Морда медведя была точь-в-точь как во сне. А когда на белом пространстве обозначился хвост зверского офицера, картина перешла в стадию завершения.

– Здравия, парни, – прогремел басом вошедший незнакомец в маске.

Точнее, всем присутствующим он был до боли знаком, но имени его пока никто не слышал.

Николас встрепенулся первым. Торопливо надев красные штаны, под цвет верхней рубахи, он подскочил и широко улыбнулся спасителю.

– Добрый день, мистер…

Мистер промолчал. Сомнительно, что вообще понял обращение.

Поправив сумку на плече, он продолжил:

– Времени отлеживаться было предостаточно. Отдохнули и баста. Надевайте шерстяные попоны, которые занесет Клубничка и поднимайтесь по тропе в лес.

– Клубничка? В лес? Зачем? – гаркнули в один голос мальчишки.

– Я все сказал. Разберетесь, – отчеканил гигант и вышел.

Не успела ткань над входом упасть в проем, как ее откинули, и в юрту залетела юркая девочка лет семи. Несмотря на царящий полумрак, с приходом девчушки стало светлее и веселее в разы. Ее рыжая, словно огонь головка, закрутилась из стороны в сторону юлой. Зеленые глаза забегали по лицам. Рассмотрев новичков, она расцвела пятнами стеснения на веснушчатых щеках.

В руках Клубнички, как и предупреждал воин, лежали вязанные из белой шерсти овец шали. Как водится, отверстием для головы. На тонкой фигурке девочки была надета точно такая же.

– На-те, – церемонно вытянув руки, скомандовала девочка и важно насупилась.

– Спасибо, Клубничка, – с преувеличенной серьезностью сказал Ник, присел на одно колено перед гостьей и принял подарки.

– Д-д-дурак! – выпалила она, заикаясь, и повернулась, что убежать.

– Подожди! – попросил Максим. – У меня к тебе просьба. Выполни, пожалуйста.

Девчушка озадаченно нахмурилась.

– Ну? Говори.

– Скажи, как зовут того человека, который только что вышел.

– Безымянный.

– Что? – смутился Акай.

– Глухой что ли? – огрызнулась Клубничка. – Безымянным его кличут. Или просто Безымом.

Парни замолчали.

Девочка, поняв, что долг ее выполнен сполна, горделивою походкой вышла из юрты.

До лесного массива пришлось идти долго. Он находился там, откуда накануне спустились Безым и Макс.

В дорогу мальчишек снарядили небольшими кувшинами с водой и лепешками, поэтому сил добраться хватало с избытком. В пути ребята смеялись, рассказывали веселые истории, плодившиеся в среде подростков земли, шутили.

Откуда бы родом ни был человек, всегда найдется с полсотни небылиц, которые с легкостью рассмешат его собрата с другого полушария. И парни сполна подтверждали эту теорию.

Рука Макса почти не болела. Ее перевязал настоящий мастер. Поломанная кость была плотно прижата к обтесанному древку и обмотана мягкой, упругой тканью.

Когда на небесах появились первые звезды, троица поднялась до перелеска.

Остановились отдышаться и глотнуть прохладной воды. Максим неприязненно скорчился, вспомнив места, и показал друзьям на злополучный клен, который стоял рядом с протоптанной тропой. Дерево как ни в чем не бывало зашелестело золотыми ветвями.

– Красивое, – снова восхитился японец, поправив сумку на покатом плече.

Его оптимизм удивил Оциолу, Удхани же он, несомненно, взбесил. Тот готов был взорваться в любую секунду. Смущало только, что находились они в неизвестном пространстве и Сада был раза в два крупнее.

– Олени тоже красивые, особенно тот, в которого ты мордой воткнулся, – съязвил Николас и скользкая улыбка подлеца расплылась на бледном лице альбиноса. В наступавшей темноте он все больше походил на призрака.

– Я пришел, – решительно выпалил Максим и побрел к клену. – Идите дальше, – скомандовал он товарищам, которые недоуменно таращились на его удаляющуюся спину.

– Ок, – после недолгого раздумья бросил Ник и отправился по тропинке дальше, в глубокую чащу. Акай последовал за ним.

Прошло совсем немного времени, как на ветки клена вновь опустились белоголовые ласточки. Они защебетали и задергали крыльями, словно передразнивали кого-то или играли.

«Забавные. Они мне понравились еще в первый раз. Есть в них нечто знакомое. Будто родное», – подумал Маск, умиляясь неунимаюшимся малышам.

– Милый шаман, мы ждем тебя столько лет! – раздался писклявый голосок откуда-то сверху из листьев. Второй сдержанно продолжил:

– Пора, мой друг. Заждались. Двенадцать лет ищем, кто возродит нас. Терпения почти не осталось.

Максим, с трудом передвигаясь на острых камнях, обошел дерево. Пару раз поскользнулся, но сумел устоять. Даже в сумраке он понял, что кроме него и птах, на маленьком куске поляны никого не было. Парни ушли.

– Вы кто? – спросил он озадаченно.

– Мы – твой двойник, твоя духовная сила. Если отгадаешь наши загадки, станешь шаманом.

– Хватит звездеть. Я знаю, что вы – говорящие птицы. И мы никак не похожи.

– Грубиян! Хам! Сопливый паскудник! – зашестело дерево сотнями белых крыльев.

– Всем молчать! – скомандовал один из голосов и остальные ветки замерли.

К Максиму подлетала одна из птах, не страшась, что мальчик схватит за хрупкое тельце, села на плечо. Голос начал говорить совсем близко, но парень не двинулся, лишь внимательно слушал слова крылатого собеседника:

– На Ольхоне живут только шаманы и духи, обычные люди на священной земле не умирают. Чтобы остаться здесь и стать проводником, надо получить трех двойников, которые будут помогать в испытаниях, поддерживать и станут продолжением тебя.

– А как их получить? – тихонько, чтобы не напугать малыша на плече, спросил Оциола.

– Отгадать загадки духов леса и получить согласие богов.

– Так, стоп.

Максим резко повел плечом, и птице пришлось вернуться на ветку клена.

– Я запутался: сначала духи, страшные и не очень, заставляют меня согласиться на это ваше «шаманство», а теперь другие духи, да-да, вас имею в виду, говорят, что для начала я должен пройти испытания и доказать, что достоин этого. Определитесь сами, нужен я вам или нет.

Птаха с плеча взметнулась ввысь и пропала в золотом потоке кленовых листьев. Вылетела другая. Она повисла в воздухе перед лицом Макса, словно колибри перед цветком, и снова раздался первый, восторженный голосок:

– Дорогой кам, чтобы тэнгри благословили тебя, надо быть сильным, смекалистым и иметь шаманские корни. Мы приняли тебя потому как чуем запах силы в твоем роду, но боги куда привередливей. Им подавай самое лучшее, иначе никак.

– Раз никак, то загадывай. Выбора у меня не особо. Либо отгадать, либо всю жизнь мучиться от видений.

От слов Макса птицы будто проснулись. Они завиляли хвостами, затанцевали лапками по неудобным нашестам. Радостное ликование переросло в истеричный писк, который неожиданно оборвался, когда кружевной лист, оторвавшись от нижней ветви, медленно опустился на почву под деревом.

Макс вздрогнул, в груди болезненно защемило. Такого еще не было, и он испугался. За последние дни с ним приключилось столько бед, только за что – непонятно. Трава травой. С этим шутки плохи, он уже понял. И видения напугали. Но неужели сердце такое слабое? Неужто в новом мире ему суждено сгинуть так скоро!

Время шло, парнишка все стоял с опущенным лицом и пытался отдышаться. Когда немного отпустило, он вновь поднял глаза на клен. Картинка изменилась. Вместо армии белых ласточек перед подростком сидела всего одна. Она-то, видимо, и была главной загадчицей.

– Весной рождается, осенью сгорает. Есть у человека, есть у леса.

– Все? – спросил Макс.

– Все, – кивнула головкой кроха и принялась чистить перья, будто реальное пернатое создание.

Парень задумался. Неожиданно что-то вспомнив, он храбро выставил тощую грудь вперед, облизнул потрескавшиеся губы.

– Я знаю ответ.

– Внимательно слушаю, – ехидно ответила птица, продолжая почесываться.

– Дерево! – выпалил Максим и по-детски беззаботно рассмеялся.

Птица резко обернулась и уставилась на человека с явным уважением.

Почему так произошло, Макс не понял. Головоломка не казалась сложной, он-то ее хорошо помнил.

– Рука болит? – вдруг спросила птица.

Макс пошевелил пальцами, покрутил запястье и понял, ноющая боль исчезла без следа. Парнишка взвизгнул, все еще не веря в чудо. Потрогав руку в месте слома, он удостоверился, что кость цела и невредима.

Чтобы парень не засыпал ее вопросами и восторгами, птица загадала вновь:

– Ленивый хранитель спит пока сытый. Не убьешь во сне, сгинешь с рассветом.

– Совсем не детская загадка, – пробурчал шестиклассник и принялся рыться исцеленной конечностью в кармане ветровки, спрятанной под шерстяной накидкой. Казалось, загадка взволновала его меньше, чем прошлогодняя конфета, прилипшая к подкладке.

– Медведь, – решительно ответил юный кам, беззаботно вынимая липкую обертку.

– Верно, – ошалела птица и, чирикнув что-то вроде «посмотри под корнем слева», закрылась от Макса крылом. Наверное, обиделась прозорливости землянина или просто потеряла азарт в игре.

Мальчишка закинул помадку в рот, присел и с любопытством начал ковыряться у корней клена. Под самым сочным, одеревеневшим от времени, он нашел медвежий коготь и клык.

Это был тот подарок, который мечтает получить любой мальчишка. Символ мощи, необузданной силы и величия, символ свободы.

Макс взвизгнул от счастья. Ничего более интересного ему не дарили. Сноуборды, велики, приставки казались мелочью перед останками косолапого.

– Последняя загадка, – пробубнила расстроенно кроха. Она всю прошлую ночь придумывала заковыристые вопросы, а парень из иного мира щелкал их, как орешки.

– За хриплым рогатым стада идут, за рыжим лохматым весна спешит.

Макс, разглядывавший подарки, замер и нахмурился. Помнил. Он точно помнил эту загадку. Там, в больнице, когда пятилетним он в последний раз видел дедушку Асая, на клочке листка из журнала кривым почерком были написаны все три отгадки. Первые он помнил хорошо, ответы приходили из воспоминаний, едва ласточка начинала говорить, но последняя… Утонула в событиях, словно в песках.

– Не помню, – признался Макс.

– Жаль, – соврала птица. – Иди к озеру по этой тропе. Как доберешься – увидишь ответ. Он сам найдет тебя, – приказала она, взмахнула крыльями и исчезла в темноте ночи.

Делать было нечего. Ослушаться двойника и уйти не сулило ничего хорошего. Оставалось одно: согласиться и идти к озеру, о котором никто даже не упомянул в селении, искать иголку в стогу чужого сена.

Почти всю ночь Максим добирался до места. Сначала покружил в пролеске, пособирал колючки и ямы, где обитали диковинные зверки с мордами муравьедов, потом решил подняться выше. Через пару сотен метров между хвоей показалось отражение луны.

Пройти мимо было невозможно.

Парень раздвинул игольчатые лапы и вышел на берег. Озеро сияло при свете тринадцати звезд мира шаманов вторым космосом. Ни дуновение ветра, ни насекомое не тревожили ровную заводь. Мир вокруг спал.

Подойдя к кромке, Максим устало рухнул и погрузил разгоряченное лицо в воду. Прохлада освежила, наполнила необъяснимой безмятежностью. Здесь, у самого края миров, жизнь замерла.

– Скитания аватара тщетны без верных проводников, – послышался бархатный голос за спиной. Макс понял, кто это. Отгадка не заставила себя долго ждать и первой пришла на водоем, чтобы встретиться с судьбой, с маленьким шаманом.

– Здравствуй, – повернув голову, прошептал изможденный парень. Он все еще лежал на берегу не в силах подняться и спокойно смотрел на собеседника.

Марал махнул головой, отчего зонтики гигантских одуванчиков, разросшихся у самого берега, снегопадом посыпались на озерную гладь. Большие прекрасные глаза напряженно всматривались в даль.

– Ты пришел за моей жизнью, но не в силах бороться, – еле слышно прошептал олень.

– Не в силах, – согласился Макс.

Животное подошло ближе, обнюхало человека и с грустью вздохнуло.

– Если я отдам ее, обещаешь заботиться о бубне из моей кожи? Уважать душу в нем?

Мальчик закрыл лицо руками и горько заплакал. Он не хотел. Конечно, не хотел смерти оленя. Как и смерти всякого живого существа. Но обреченность в голосе отгадки говорила о том, что решение принято. И принял его вовсе не Макс.

– Обещаю, – сквозь рыдания прошептал парнишка, тяжело поднялся и обнял за шею своего двойника.

Поселение камов встретило скитальца безлюдьем и мертвой тишиной. Все спали в натопленных юртах, не подозревая, что юный шаман вернулся. Даже деревянные идолы при входе в деревню, казалось, уснули. Их носатые человекоподобные морды недобро морщились, выпячивая губы-лепешки.

– Иди, друг, – сказал марал, который шел за мальчиком всю дорогу. – Отдохни.

Максим кивнул и побрел к знакомому жилищу. Внутри его встретили Ник и Акай. Мальчишки радостно завизжали и, перепрыгивая через меховые накидки, подлетели к Максу, чтобы крепко обнять и закружиться в танце, который, как они узнали позже, станет обрядовым, магическим для всех троих.

Перебивая друг друга и ругаясь, подростки принялись рассказывать о приключениях в лесу. О духах и волшебных зверях, о роке и предназначении. Ник был возбужден и эмоционален, как никогда, а Акай – спокоен и тверд.

Максим промолчал, когда речь зашла о загадках. Да и что он мог сказать: дедушка знал ответы и передал их мне в пять лет, когда и загадок-то в помине не было? Чушь несусветная.

Не успели мальчишки улечься, как к ним вошел Безым. Маска все также закрывала лицо шамана, но по опущенным плечам и походке парни догадались, что кам спокоен.

– Все согласились быть аватарами? – спросил он, не церемонясь.

Парни кивнули.

– Выходите, – скомандовал он, и юные ученики цепочкой потянулись из натопленной костром юрты в морозное утро.

На дворе, рядом с каменной башней, стояло с десяток камов. Почти все были без масок, и подростки легко различили среди них двух женщин. Да, оказалось, шаманки также жили в деревне и занимались магией наравне с мужчинами.

Красавицами их было сложно назвать, старые лица давно сморщились и отливали мертвой зеленцой, в густых волосах роился всякий хлам.

– Братья и сестры, – загремел Безым, обращаясь к камам, – сегодня счастливый день: в нашем Сургуле новые ученики. Будьте терпеливы с ними, ибо от них зависит будущее. Ибо они наши дети с сей поры.

Толпа камом зашевелилась. Улыбки начали расцветать на суровых лицах, и только одно, совсем молодое личико осталось недовольным.

Из-под ног выскочила юркая Клубничка, подбоченилась и внимательно посмотрела на будущих шаманов. Прошла секунда, другая. Вдруг малышка со свистом втянула воздух и со смачным «хр» сплюнула слюну недалеко от ребят.

– Да, эти сопляки здесь и недели не проживут! – выпалила она, выпятив подбородок и посмотрев на Безыма с вызовом.

– Посмотрим, – ответил гигант и залепил подзатыльник малявке так сильно, что та распласталась на гравии, словно лягушка.

Камы не двинулись с места, безразлично следя за попытками Клубнички подняться.

«Маленькой бунтарке иногда полезно получить за острый язык», – решили они и стали расходиться как ни в чем не бывало. Впереди их ждали непростые дни поклонения богам и величайшего камлания.