Минувших дней людские судьбы

Мытищинская земля, наша малая родина, славится как уникальной природой, так и удивительно талантливыми людьми. Она богата историческими событиями и традициями, сложившимися в коллективах предприятий. Связь времен и поколений продолжается.

История нашего города неразрывно связана с развитием фабрик и заводов, с наследием предков – творческим вкладом всех, кто жил и трудился на Мытищинской земле.

Флагманом отечественного машиностроения признан «Метровагонмаш», продукция которого известна далеко за пределами России. Завод на протяжении более чем вековой истории является основой социально-экономического развития района.

Увлекательная повесть Валентина Ивановича Маслова «Минувших дней людские судьбы» написана на основе изучения материалов в государственных и семейных архивах потомков основателей завода – известных российских предпринимателей и талантливых инженеров – С. И. Мамонтова и К. Д. Арцыбушева, А. В. Бари и В. Г. Шухова, Е. К. Кнорре и Н. Г. Риттера, оставивших своей многогранной деятельностью заметный след в истории завода, Мытищинской земли и в целом необъятной России.

В повести раскрывается не только история инженерного дела и научных идей, но и судьбы людей, олицетворявших эти идеи. Считаю, что книга позволит глубже осознать причастность сегодняшних жителей города к наследию их пращуров. Она будет полезной и для молодого поколения, которое много интересного и поучительного почерпнет из исторического прошлого своих отцов и дедов.

Осмысление и понимание уроков жизненного опыта предыдущих поколений поможет нам осознать нашу главную задачу – общими усилиями превратить Мытищи в один из лучших городов Подмосковья.

Выражаю признательность автору за многолетний и успешный труд по сбору малоизвестных исторических событий и фактов, а также уникальных фотографий, с которыми Вы познакомитесь при прочтении этой книги, посвященной юбилейным датам Мытищинской земли.

Глава Мытищинского района 

Е. Мурашов

Об авторе

Валентин Иванович Маслов родился в 1936 году в городе Мытищи. В настоящее время – преподаватель Мытищинского машиностроительного техникума. Заслуженный учитель Российской Федерации, член Международного и Российского Союзов научных и инженерных объединений. Его многочисленные статьи печатались в московских газетах и журналах, в газетах «Машиностроитель», «Родники». Специалистам, студентам и читателям известны книги В. И. Маслова: «Духовые музыкальные инструменты ГДР и ФРГ» (Москва, 1971), учебник «Сварочные работы» (Москва, 1996), «Отчизне посвятим» (Москва, 2001); его документальная повесть «Кирпичики» включена в книгу «Связующая нить» (Мытищи, УПЦ «Талант», 2002).

Главе Администрации Мытищинского района Александру Ефимовичу Мурашову и председателю Совета депутатов Мытищинского района Геннадию Ивановичу Киселеву, которые были первыми читателями рукописи этой книги и поддержали идею ее издания;

ЗАО «Инвест-Строй» и лично Чибухчяну А. Н., Мытищинскому историко-художественному музею, Государственному музею-заповеднику «Абрамцево», Музею Московской железной дороги —

за предоставленные архивные материалы и фотографии из своих фондов;

потомкам основателей ЗАО «Метровагонмаш», доверивших автору частную переписку предков и фотографии из семейных архивов.

Слева направо: Губернатор Московской области Б. В. Громов, Глава Администрации Мытищинского района А. Е. Мурашов, Премьер-министр Литвы А. Бразаускас

 Сайт автора: https://maslovvi.ru

От автора

Крепостная Россия

Выходит

С короткой приструнки

На пустырь

И зовется

Россиею после реформ.

Борис Пастернак

22 мая 1997 года Мытищинский машиностроительный завод ЗАО «Метровагонмаш» отметил 100-летний юбилей.

Занимаясь историей завода, я попытался воссоздать ее с момента закладки первого кирпича и на архивных материалах проследить судьбы людей, стоявших у самых истоков его основания. В процессе работы в центральных архивах г. Москвы, еще за пять лет до юбилея, возникли основные направления поиска:

– кому и на основании каких документов принадлежали земли, на которых был построен завод;

– кто был архитектором производственных корпусов;

– кто проектировал технологический процесс изготовления намечаемой к выпуску продукции;

– кто рассчитывал привод к оборудованию и его расстановку по технологическому процессу;

– исследование личностных качеств основателей завода: С. И. Мамонтова, К. Д. Арцыбушева, А. В. Бари; их окружения – представителей культуры, ученых и инженеров, предпринимателей и чиновников, с которыми они имели творческие или деловые контакты;

– судьбы этих людей, их предков и потомков, а также последователей и всего их наследия, оставшегося нам для размышления над нашей историей;

– какую роль сыграл и играет завод в судьбе города Мытищи.

Из семи лет работы над историей завода более года ушло на бесплодные поиски, но накопившийся опыт позволил глубже осмыслить события 100-летней давности, «ухватить» нить поиска.

В одном из номеров «Московского журнала» была напечатана статья о работе известного инженера В. Г. Шухова в фирме А. В. Бари. Автор статьи – Е. М. Шухова. В редакции журнала попросил телефон Е. М. Шуховой. Созвонились. И автор статьи, Елена Максимовна (как выяснилось – правнучка В. Г. Шухова), любезно подарила фотографию: В. Г. Шухов и А. В. Бари, 1885 г., а также написанный ею краткий очерк об их совместной деятельности. Через нее потянулась цепочка к внуку А. В. Бари – Александру Александровичу Воскресенскому. Так пришла первая помощь.

Александр Ефимович Мурашов, в то время заместитель, а ныне Глава администрации Мытищинского района, дал телефон правнука С. И. Мамонтова, Николая Александровича Щельцина, через которого удалось познакомиться с родственниками К. Д. Арцыбушева – Светланой Дмитриевной Лансере (невесткой дочери К. Д. Арцыбушева – Ольги) и ее сыном Евгением Евгеньевичем – его правнуком.

На протяжении века завод постоянно разрастался. Увеличивалось число рабочих, росло и население города. Мытищи постепенно становились одним из крупных промышленно-развитых городов Подмосковья.

«Метровагонмаш» по праву признан флагманом отечественного метровагоностроения, его продукция известна далеко за пределами России. Все эти годы завод являлся градообразующим Мытищ.

Юбилейная программа мероприятий включала торжественное собрание и выставку продукции, выпускаемой заводом; салют в честь труда многих поколений заводчан, посещение завода делегациями и закладку капсулы с посланием следующим поколениям.

Мытищинский историко-художественный музей пригласил потомков основателей завода, которые собрались в музее 15 июня 1997 г. Гостей встречали хлебом-солью студенты Мытищинского машиностроительного техникума. На встречу приехали восемнадцать человек, внуки и правнуки основателей завода и члены их семей.

Гости ознакомились с работой музея и экспозицией, посвященной 100-летию завода. За чаепитием завязалась непринужденная беседа, и обнаружились некоторые подробности из жизни основателей завода, которые никогда не публиковались. Тут и возникло желание написать книгу об основателях завода, об их вкладе в развитие России, завода, города; об их потомках, которые бережно сохраняют и чтут свою родословную, воспитывая детей и внуков на лучших проявлениях семейных традиций.

Люди не могут жить вне истории. Каждый уважающий себя человек испытывает нравственную потребность гордиться своими предками и не лишать этой возможности потомков.

Интересующиеся историей люди имеют хоть какое-то представление о Савве Ивановиче Мамонтове и Константине Дмитриевиче Арцыбушеве, хотя бы по портретам, выполненным М. А. Врубелем, и не путают Савву Мамонтова с Саввой Морозовым. Но об Александре Вениаминовиче Бари не было известно практически ничего, пожалуй лишь то, что он гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Так распорядилась история, что юбилей завода совпал со 150-летием рождения А. В. Бари, который в годы строительства взял на себя разработку исполнительного проекта и завод был сдан «под ключ» за два года. Бари к тому времени был уже известным в России и за рубежом инженером-предпринимателем. Он родился и умер в России, где почти тридцать шесть лет своей жизни отдал любимому делу в области строительства металлоконструкций.

В 1897 году завод именовался Вагонным и являлся самым крупным проектом, выполненным к тому времени «Строительной конторой инженера А. В. Бари». Поэтому первый очерк об истории завода начал формироваться с исследования его творческой и жизненной судьбы. Текст был отдан на прочтение Евгению Борисовичу Пастернаку. От него была получена первая поддержка и одобрение.

Неоценимую помощь в сборе архивных материалов оказали сотрудники Московского Политехнического музея, директор бывшего музея Метростроя О. В. Пешкова, работники библиотеки МПС, сотрудники библиотеки и фототеки Государственной Третьяковской галереи, директор музея ВНИИ железнодорожного транспорта Н. В. Мурина, Вадим Саввич Пикуль – родственник писателя Валентина Пикуля, сотрудники Мытищинского историко-художественного музея. Московского Государственного архива, Государственного архива Российской Федерации, а также Российского Государственного архива литературы и искусства, музея Московской железной дороги, Государственного музея-заповедника «Абрамцево», заводских музеев при ДК ММ3 и ОКБ-40.

Особую признательность автор хотел бы выразить потомкам С. И. Мамонтова, К. Д. Арцыбушева, А. В. Бари, В. Г. Шухова, Е. К. Кнорре, Н. Г. Риттера, сохранившим память о предках. Для опубликования они любезно предоставили многие подробности из жизни своих дедов и прадедов: редкие фотографии, воспоминания и письма из семейных архивов.

В процессе работы над рукописью часто приходилось обращаться за советом к потомкам. Иногда за одним столом собирались все пятеро правнуков Саввы Ивановича Мамонтова, чтобы уточнить с автором некоторые подробности и события из жизни прадеда и других предков. Каким-то внутренним чувством угадывалось и корректировалось направление мысли о событиях в России тех лет.

Писать о выдающихся людях при живых потомках – дело чрезвычайно ответственное и деликатное, поскольку ошибки или неточности в изложении материала могут вызвать недоумение или болезненное неприятие отдельных выводов. И только общение с потомками вселяло уверенность, что чувство авторской ответственности за каждое слово подкрепляется их участием.

Отдельные отрывки из рукописи публиковались в периодической печати. Многие читатели присылали отзывы и замечания, которые приходилось осмысливать и перепроверять. Что-то принималось, что-то подтверждало правоту автора. Так постепенно снималась излишняя восторженность в описании характеров героев повествования. Чем глубже было стремление к истине, тем сложнее становился путь к ее познанию.

Главный критерий, который выявился в процессе работы над книгой, – это личностные качества героев: знание своего дела и высокая порядочность. Очевидно, эти качества и помогали им, не теряя человеческого достоинства, преодолевать трудности на их жизненном пути. Их потомки унаследовали эти традиции от своих дедов и прадедов.

Основной упор в работе делался на исследование малоизвестных и совершенно неизвестных фактов из нашей истории.

Автор благодарен читателям, которые (каждый по-своему), смогут оценить то, что написано бессонными ночами и выстрадано сердцем. В старину пишущие часто обращались к читателям, чем и я хочу завершить свою мысль:

Отцы и братья,

Еже где худо описал, или переписал, или не дописал,

Чтите, исправляя Бога ради, а не кляните.

Пройдут годы, и молодые последователи, используя нами накопленный опыт, смогут собрать и обобщить уже опубликованные и новые сведения о жизни героев этого повествования…

Старайтесь и дерзайте так, чтобы праведная мысль А. С. Пушкина руководила Вашим пером:

Предисловие

К 80-летию со дня кончины Саввы Ивановича Мамонтова

В январе 1918 года Савва Иванович простудился и слег. Болезнь случилась на 77-м году жизни и приняла затяжной необратимый характер. Он сильно похудел, перестал узнавать окружающих. Кончина наступила 24 марта (по старому стилю).

Отпевали С. И. Мамонтова в Спиридоньевской приходской церкви, пресса печатала некрологи, воспоминания: «Московский Медичи», «Савва оперный», «Последний из могикан». На сороковой день состоялся торжественно-памятный вечер в Художественном театре. В сопровождении хора ветераны Частной оперы исполнили «Stabat Mater» Россини и другие литургические песнопения.

80 лет с того январского дня пролетело, как одно мгновение. Сколько событий и перемен произошло в нашей истории и людских судьбах?! Это ведь жизнь не одного поколения. Но не угасает свеча памяти в руках тех, кому дорога история России.

4 апреля 1998 года я получил приглашение от потомков на панихиду по С. И. Мамонтову в Абрамцево, где в приделе усадебного храма покоится его прах, рядом с могилой сына Андрея. Еще с вечера решил, что поеду заранее, чтобы осмыслить все прошедшее время и восстановить в памяти прочитанное когда-то о нем.

Обычная электричка до Сергиева Посада – Пушкино, далее везде. Перебираю в памяти события далеких лет и думаю о том, что же написать о Мамонтове? Уже многие маститые писатели и журналисты выпустили в свет статьи и очерки, брошюры и книги о его жизни, и все же мне хочется поделиться с читателями своими впечатлениями и мыслями, своим видением триумфа и трагедии Саввы Ивановича.

Вслушиваюсь в хрипловатый голос помощника машиниста: «Следующая остановка – Абрамцево»… Медленно иду через лес, еще рано, ни души. Стихает шум уходящей за поворот электрички. В лесу тихо, только издалека доносится весенняя песнь дятла – дробь о сухой толстый сосновый сук. Запруженная часть реки Вори еще под толстым слоем льда. Ближе к крутому берегу сидят на ящиках рыбаки. Поднимаюсь в гору, ворота на территорию музея еще закрыты. Подходят сотрудники музея и певчие, прикрывающие платком рот, чтобы не настудить горло.

Через десять минут все собираются в храме и готовятся к службе. Внимательно рассматриваю убранство храма, прошу разрешения пройти к могиле Саввы Ивановича и возложить цветы.

Приготовления закончены, теперь можно поставить свечи всем, кто здесь нашел упокоение: Елизавета Григорьевна Мамонтова; Вера Саввишна Самарина (Мамонтова), да это она – «Девочка с персиками» Валентина Серова; Сергей Александрович Самарин – сын Веры Сазвишны; Андрей Саввич Мамонтов, чей образ запечатлен В. М. Васнецовым в картине «Три богатыря» (Алеша Попович); Савва Иванович Мамонтов.

Уже давно умерли все, кто здесь когда-то писал картины, музицировал, спорил, читал стихи и прозу, участвовал в домашних спектаклях: художники, скульпторы, музыканты, писатели, историки. Их нет среди нас, но мы водим своих детей и внуков по залам Третьяковки: «Смотрите – это Врубель, Коровин, Серов, Васнецов, Репин, Поленов, Суриков, Левитан, Крамской»… и в каждом из них частица души Саввы Ивановича, неустанно повторявшего: «Мало знать, надо чувствовать привлекательность родной красоты! Надо во всей глубине переживать и показывать в картинах поэзию родной жизни и родных людей».

Во время литургии пронизывает странное ощущение: невозможно оторваться от иконостаса храма, от взгляда с иконы Спаса Нерукотворного, написанной И. Е. Репиным, и невозможно смотреть долго. Почему-то жутковато становится на душе, будто и сам в чем-то виноват перед Саввой Ивановичем. Наверное, это ощущение Памяти и Совести. На службу поминовения собрались ближайшие родственники, сотрудники музея и те, кто помнит и чтит Савву Ивановича. Богослужение совершается по полному чину.

После чая мне предложили оказию до Мытищ, но почему-то захотелось задержаться в Абрамцеве. Остаюсь. Знакомлюсь с работниками музея, которые, кстати, добрым словом вспоминают талантливого художника Евгения Андреевича Кольченко[1], работавшего некоторое время здесь, а позднее в Мытищах. Его работы в эти дни были выставлены в Мытищинском историко-художественном музее в годовщину его безвременной кончины. Последние пятнадцать лет жизни Евгений Андреевич вместе с супругой (Людмила Федоровна Кольченко в эти годы была директором музея, она – искусствовед) работал над расширением и реформированием небольшого Мытищинского краеведческого музея, превратив его в историко-художественный – один из интереснейших музеев[1] Подмосковья.

Неторопливо, по третьему разу, обхожу территорию Абрамцевской усадьбы и каждый раз задерживаюсь у таблички с надписью: «Дуб черешчатый, возраст более 300 лет». Этот дуб стоит в центре усадьбы и высоко несет свою крону над всей территорией музея, напоминая образ Саввы Ивановича, всегда возвышавшегося над суетностью жизни.

На прощание снова останавливаюсь перед усдебным храмом во имя Спаса Нерукотворного, который построен в Абрамцеве в 1882 году. С тех пор смотрит на нас и наши деяния репинский Спас.

Грустно расставаться с Абрамцевом, хочется сюда вернуться. Последний взгляд с холма на реку Ворю. Вспоминаются слова: «Мы все еще в неоплатном долгу перед С. И. Мамонтовым». Долг не оплачен и по сей день.

Невольно приходит мысль о том, что необходимо создать фонд «В защиту наследия С. И. Мамонтова», учредить именные стипендии в технических и художественных учебных заведениях, помочь музею в Абрамцеве в его проблемах. Тогда и Память будет благословенна, и Совесть чище.

22 мая 1998 года в конференцзале Третьяковской галереи состоялся вечер памяти С. И. Мамонтова. Девизом вечера были слова К. С. Станиславского: «Всем, что делал Савва Иванович, тайно руководило искусство».

Организаторы вечера – Государственная Третьяковская галерея и Международный союз музыкальных деятелей. На вечер были приглашены многочисленные потомки Саввы Ивановича, сотрудники музея Абрамцево и Мытищинского историко-художественного музея. Искусствовед Надежда Дуданова сделала сообщение о значении художественного наследия С. И. Мамонтова для России, которое закончила известным посланием Художественного театра к юбилею Саввы Ивановича: «Пока Россия имеет таких сынов, как Вы, она сильна!»

С докладом о промышленной деятельности С. И. Мамонтова выступил его правнук Николай Александрович Щельцын. В художественном отделении вечера приняли участие учащиеся и педагоги Московской детской школы искусств № 2 имени С. И. Мамонтова, Заслуженные артисты России Лев Евграфов и Татьяна Дронова.

Эти памятные мероприятия помогли глубже осмыслить масштабность личности Саввы Ивановича и его заслуги перед отечеством как крупного промышленника, строителя железных дорог и мецената, известного деятеля в области театра и музыки[2].

Литература о Савве Ивановиче Мамонтове, его предках и потомках продолжает пополняться, однако довольно сложно охватить весь объем информации, уже изученной и еще изучаемой исследователями. Интересные сведения по истории рода Мамонтовых, начиная с 1730 г., содержатся в книгах потомственного купца П. Бурышкина, товарища городского Головы Москвы М. В. Челнокова (1914–1917 гг.), «Москва купеческая» (Нью-Йорк, 1954).

Вот уже 35 лет в Москве, в Бабушкинском районе (Ярославское шоссе, дом 65) работает детская школа искусств № 2 имени С. И. Мамонтова. Руководит этой школой Виктор Иванович Шелудько – президент Российского благотворительного общественного фонда содействия сохранению и развитию русской культуры имени С. И. Мамонтова.

Государственный музей-заповедник «Абрамцево» продолжает научный поиск художественного наследия Саввы Ивановича, в Мытищинском историко-художественном музее пополняются фонды по материалам поисковых исследований родословной его потомков.

А мы, дорогие читатели, обратимся к давно минувшим дням, чтобы напомнить о том, как начиналось строительство железных дорог в России в начале-середине XIX века и какими событиями богата наша история того времени. Запасемся терпением, чтобы отследить цепочку этих событий и людей, имевших причастность к их развитию. Ведь и «Москва не сразу строилась».

Связующая нить начнется с князей Щербатовых и барона Андрея Дельвига и выведет нас к Ивану Федоровичу Мамонтову, от него к сыну, Савве Ивановичу – одному из главных героев повествования.

Неизвестные страницы истории строительства ярославской железной дороги

Окончилась Отечественная война 1812 года. 25 декабря – в день Рождества Христова – император Александр I подписал манифест, гласивший: «В ознаменование благодарности Нашей и Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в первопрестольном граде Москве создать церковь во имя Спасителя Христа». В 1815 г. был объявлен конкурс на создание проекта будущего храма. 12 октября 1817 года Александр I заложил камень в его основание. Торжество происходило в присутствии 400 тысяч зрителей на Воробьевых горах, где сегодня смотровая площадка МГУ. Но начавшееся строительство затянулось на долгие годы. Грунт в этом месте вот уже много веков постоянно оползает к Москве-реке, да и подрядчики оказались не совсем честными, начались тяжбы, и через десять лет решено было перенести строительство в центр Москвы.

10 сентября 1839 года уже Николай I принял на себя верховное попечительство над строительством храма Христа Спасителя и заложил первый камень на новом месте. Началось строительство. Глубина заложения фундамента достигла 13, 5 метров. Толщина наружных стен составляла 3, 2 метра, по проекту требовалось не менее 40 миллионов кирпичей.

В 1843 году градоначальником Москвы был назначен князь Алексей Григорьевич Щербатов[3], он лично составлял сметы расходов и следил за их исполнением. Строительством руководил архитектор Константин Андреевич Тон.

А. Г. Щербатов скончался в 1848 году. В семье было пятеро детей (две дочери и три сына). Григорий, Владимир и Александр – были в дружественных отношениях с Андреем Ивановичем Дельвигом, который был их частым гостем. Барон А. И. Дельвиг[4] – один из первых директоров Мытищинского водопровода, а позднее главный инспектор частных железных дорог России и первый председатель ИРТО[2]. Он имел звание генерал-лейтенанта Инженерного корпуса. На дружеских обедах обсуждались многие важные государственные задачи, в частности, проблемы строительства железных дорог в России. Князья Щербатовы избирались в исполнительный орган городского самоуправления, так называемую Шестигласную Думу, а позднее – в Московскую Всесословную Думу. 10 апреля 1863 года Александр Алексеевич Щербатов был избран Городским головой Москвы. Так что Щербатовы пользовались большим влиянием в правительственных кругах Москвы. По вопросам строительства железных дорог они советовались с А. И. Дельвигом.

Первая железная дорога в России (Санкт-Петербург – Павловск – Царское Село) была построена в 1838 г., вторая – Варшавско-Венская – в 1848 г. третья – Санкт-Петербург – Москва (Николаевская) – в 1851 г. В 1856 году было образовано «Русское общество капиталистов» для постройки следующей дороги – до Саратова; а вслед за тем в 1857 году правительство передало постройку дорог «Главному обществу российских железных дорог». «Общество Московско-Ярославской железной дороги» было образовано в 1858 году.

Главное общество российских железных дорог было учреждено для строительства железнодорожных линий протяженностью 4 тысячи верст, которые соединили бы хлебородные районы России с Петербургом, Москвой, Варшавой, а также с побережьями Балтийского и Черного морей. При создании Общества ему была передана в собственность дорога Петербург – Варшава, строительство которой было уже начато казной. Среди учредителей Общества были иностранные банкиры: парижские – братья Перейра, лондонские – старые кредиторы русского правительства братья Беринг, парижский банкир Готтингер, голландский – Гопе, берлинский – Мендельсон, петербурский – Штиглиц и варшавский – Френкель. С самого начала Общество не смогло собрать и половины определенного его уставом капитала.

Вскоре выяснилось, что, несмотря на правительственную гарантию 5 %-ной прибыли, Общество не справлялось со строительством намеченных линий. По существу, это была спекулятивная затея иностранных банкиров, не желавших вкладывать в дело собственные капиталы.

Тем не менее, правительство оказало покровительство Обществу, освобождая его от ряда обязательств по новому уставу 1861 года, выдавая пособия, покупая проекты начатых строительством, но заброшенных линий и т. д. В 1868 году правительство передало Обществу во временное владение Николаевскую дорогу (Петербург – Москва), предоставило безвозвратную ссуду на ее переустройство. В 1894 году дороги, построенные Обществом (Петербургско-Варшавская и Московско-Нижегородская), были выкуплены казной, и Общество прекратило свое существование. (См. комментарии к Избранным воспоминаниям, С. Ю. Витте. М., 1991).

В первой трети XIX в. Москва находилась на перекрестке важнейших водных и сухопутных путей. О масштабах гужевых перевозок того времени можно судить хотя бы по статистике Ярославской дороги, самой оживленной: в течение года перевозки по ней осуществляли свыше 4 тысяч подвод местных жителей, 35 тысяч лошадей в дилижансах, 15 тысяч почтовых и 200 ямских троек.

Как пишет К. Филимонов (Сергиев Посад. Страницы истории. – М.: 2002):

«Дилижанс между Москвой и Сергиевским Посадом открылся 20 июня 1825 г. Организатором выступило «состоящее под покровительством почтового начальства Общество учреждения по тракту между столиц дилижансов». Из Москвы дилижанс отправлялся по четным дням недели в 9 часов утра, а из Посада – по нечетным в 14 часов. В Москве места можно было заказать заранее на Мясницкой улице, а в Посаде – в здании лаврской гостиницы. Проезд стоил 8–10 рублей ассигнациями или серебром по местному курсу. Экипажи были на мягких рессорах, и каждый сопровождался надзирателем. Согласно «Почтовому дорожнику» за 1852 год, регулярное сообщение между Первопрестольной и Сергиевским Посадом сохранялось.

Были и почтово-пассажирские экипажи, которые прибывали в Посад четыре раза в неделю. Скорость движения в разное время года составляла 8–12 верст в час. Стоимость проезда экипажем оставалась довольно высокой: без оплаты багажа – 2, 5–4 коп. серебром за версту, в зависимости от места. Сверх этого полагалось дать ямщику 6 коп. на водку.

Наиболее дешевым видом транспорта были обыкновенные крестьянские телеги. Когда приток богомольцев в лавру был особенно велик, только ленивый крестьянин из окрестностей Посада не мог заработать извозом. В телегу помещалось 4–6 человек; проезд от Москвы до Лавры стоил 40–50 коп. серебром с человека.

Пеший путь из Москвы в Лавру занимал 2–4 дня. Большинство простого народа ходило в Лавру пешком. Именно так, по примеру простых людей, летом 1830 года совершил паломничество в Троицкую обитель 16-летний М. Ю. Лермонтов. Яркие впечатления о путешествии из Москвы в Лавру через село Большие Мытищи составили основу повести «Богомолье» И. С. Шмелева». Все это предстояло заменить железнодорожным транспортом[5].

В своих воспоминаниях[3] А. И. Дельвиг писал, что из тех, кому можно было бы доверить строительство железной дороги до Ярославля, наиболее подходящей кандидатурой по деловым качествам являлся Василий Александрович Кокорев[6] (1817–1889).

О В. Кокореве говорили, что ему бы «не питьевыми конторами заведовать, а всей Россией. Но больно уж ершист». Василий Александрович слыл златоустом московского купечества. К нему прислушивались в литературных салонах, где он весьма любопытно излагал свои идеи: «Российская промышленность не сможет развиваться без свободных рабочих рук. Нужно выкупить крестьян из помещичьей кабалы совокупным купеческим капиталом».

Да и сегодня не грех прислушаться к его мыслям, изложенным в книге воспоминаний – «Экономические провалы» (1887): «Пора государственной мысли перестать блуждать вне своей земли, пора прекратить поиски экономических основ за пределами России и засорять насильственными присадками родную почву; пора, давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу, без искреннего родства с которой никогда не будет согласования экономических мероприятий с потребностями народной жизни; пора твердо убедиться в том, что только это спасет Россию от экономических провалов.»

Другом и партнером В. А. Кокорева по откупному винному делу был И. Ф. Мамонтов. Доходы Василия Александровича были более солидными, чем у Ивана Федоровича – более 8 млн. рублей в год. Но вкладывать деньги в строительство железных дорог Кокорев наотрез отказывался.

Из других немногочисленных кандидатур на возможное строительство железной дороги до Ярославля князья Щербатовы и А. Д. Дельвиг остановили свой выбор на И. Ф. Мамонтове[7]. Как пишет В. А. Бахревский (Савва Мамонтов, ЖЗЛ. – М.: 2000): «Иван Федорович <…> искал счастья в провинции. Торговал вином в Мосальске, в Шадринске, где записался в купеческую гильдию, в Ялуторовске, Чистополе, Орле, Пскове. Наконец прибрал к рукам винную торговлю в Московской губернии и переехал в Москву. Это было в самом конце 1840-х годов». Доходы Ивана Федоровича были около 3 млн. рублей. Но не так просто было уговорить его взяться за незнакомое дело, заманчивое и весьма сомнительное. И все-таки близкие друзья семьи Мамонтовых, Михаил Петрович Погодин и Федор Васильевич Чижов[8], убедили Ивана Федоровича в целесообразности строительства дороги. Иван Федорович решился на этот серьезный шаг, став не только одним из первых учредителей акционерного общества, но и самым крупным вкладчиком! Правительство определило, что первым должен быть построен участок дороги от Москвы до Сергиева Посада[4]. А Савве Мамонтову в ту пору едва исполнилось семнадцать лет, он родился еще в Сибири, когда семья жила в Ялуторовске.

Первые учредители Общества по строительству железной дороги на этом участке составили договор и подписали первый акт о начале изыскательских работ 27 июня 1858 года. (Архивные материалы предоставлены музеем Московской железной дороги).

Подписанный акт начинается с общепринятой фразы: «Мы, нижеподписавшиеся, <…> согласились составить Общество на акциях для устройства железной дороги от Москвы до Троице-Сергиева Посада и условились внести для первоначальных издержек, долженствующих простираться, имея в виду подробную карту Московской губернии и нивелировку по Ярославскому шоссе, до пятнадцати тысяч рублей серебром[5], из коих на каждого причитается по три тысячи рублей.

Избираем мы совещательным инженером полковника барона Дельвига, на обязанности которого будет распоряжение изысканиями для составления проекта, избрание для сего инженеров, наблюдение за правильным составлением проекта и обсуждения всех технических вопросов, касающихся этого дела; в хозяйственных же и прочих вопросах, он имеет голос равный с учредителями.

В вознаграждение его трудов полагается: – до образования Правления на время производства изысканий и составления проекта – жалованье ему и <НРЗБ> три тысячи рублей.

Означенную сумму пятнадцать тысяч рублей мы обязываемся взнести немедленно по утверждении приступа к изысканию, в распоряжении одного из нас и совещательного инженера по образовании Общества, эти 15000 рублей записываются в расход из первых полученных сумм за акции и возвращаются нам, учредителям, по принадлежности с узаконенными процентами.

Статский Советник – Николай Павлович Шипов

Полковник – Дмитрий Павлович Шипов

Действительный Статский Советник – Александр Павлович Шипов

Действительный Статский Советник, Камергер – Николай Гаврилович Рюмин

Почетный Гражданин – Иван Федорович Мамонтов»

Андрей Иванович Дельвиг после утверждения акта немедленно приступил к изыскательским работам и составлению проекта. 31 марта следующего года в Главное управление путями сообщения и публичными зданиями был представлен первоначальный проект строительства железной дороги и предварительная смета расходов.

Главноуправляющий (начальник управления) К. В. Чевкин[9] направил проект на рассмотрение известному инженеру Путей сообщения Д. И. Журавскому[10]. Получив положительное заключение, Главное управление утвердило общее направление предполагаемой трассы, но вопрос о строительстве московской станции был отложен до времени.

После анализа проекта был составлен список замечаний, предложений и рекомендаций. «В дополнениях к техническим замечаниям отмечалось, что желательно на крайних станциях иметь комнаты на случай проезда особ Императорской фамилии и чтобы фасады жилых зданий станций, обращенных к железной дороге, имели более красивый вид»[6].

29 мая 1859 года был высочайше утвержден устав «Общества Московско-Ярославской железной дороги», в котором записано, что Общество основано «для устройства сообщения от Москвы на Ярославль посредством паровозной железной дороги через Троицко-Сергиевский Посад».

10 марта 1860 года изменения, внесенные в проект по замечаниям Главного управления, были представлены на рассмотрение Главноуправляющему Путей сообщения П. П. Мельникову[11] и специалисту по мостостроению С. В. Кербедзу. Через месяц были проведены дополнительные изыскания и в конце апреля – начале мая начались работы по строительству железнодорожного полотна, начиная от Сергиева Посада на протяжении 44 верст, хотя вся трасса до Москвы составляла 66 верст (1 верста = 1, 0668 км).

15 мая состоялся молебен об успехах начатого дела. Однако утверждение трассы со стороны Москвы до моста через реку Яузу (Ростокино) затянулось. Окончательно проект этого отрезка дороги утвердили только 4 января 1862 года.

Первоначально предполагалось станцию в Москве (вокзал) построить в районе 1-й Мещанской улицы на земле, принадлежавшей Ботаническому саду. Но в процессе строительства и дополнительных согласований в проектную документацию вновь вносились изменения. В конце концов, было принято решение о строительстве вокзала в Москве рядом с Николаевским (ныне Ленинградский). Так, на Каланчевской площади появился еще один вокзал – Ярославский. Здание просуществовало до конца XIX века. На его месте в 1902–1904 гг. было завершено строительство нынешнего здания по проекту академика Петербургской академии художеств Федора Осиповича Шехтеля.

Ярославский вокзал (1902–1904 гг.)

Строительство участка от Сергиева Посада в сторону Москвы не обошлось и без обращений в суд: судились с директором Почтового департамента Прокоповичем-Антоновским, который требовал возмещения убытков за срубленные леса, затяжное разбирательство было с Хотьковским монастырем…

Для производства строительных работ по укладке полотна железной дороги пригласили троих инженеров – Шульца, Друри и Рехневского. Архитектором деревянных станционных зданий был приглашен М. Ю. Левенстам (дальний родственник Мамонтовых).

На строительство дороги было привлечено более шести тысяч рабочих, и дело двигалось споро. Но для начавшихся строительных работ необходимо было обеспечить и надежное финансирование. Сметная стоимость строительства составляла 4, 05 миллиона рублей. Таких денег у Ивана Федоровича не было… Где взять недостающий миллион рублей?

Выло выпущено 27 тысяч акций по 150 рублей каждая. Но продать удалось только 21 834 акции. Учредители Общества обратились к правительству с просьбой о получении ссуды на недостающий капитал. 16 мая 1861 года постановлением правительства ссуда была выделена в размере 588, 5 тысяч рублей (кредитных) на условии возврата ее в течение 26 лет с уплатой 5 % прибыли и 2 % погашения, начиная с 5 июля 1863 года.

В начале 1862 года подводились первые итоги строительства дороги от Сергиева Посада на Москву. Открытие движения наметили на 18 августа, чтобы к Успенью первые богомольцы смогли прибыть в Троице-Сергиеву лавру уже по железной дороге.

Строительство продолжалось, и приближались сроки его завершения. 4 августа в Особую канцелярию Управления путей сообщения было направлено прошение (вх. № 4796) о назначении первой приемочной комиссии:

«Его Высокопревосходительству Господину Главноуправляющему Путей Сообщения и Публичными зданиями Генерал-адъютанту и Кавалеру Константину Владимировичу Чевкину.

Полагая открыть в августе сего года движение по участку железной дороги от Сергиева Посада до Москвы, Правление Общества Московско-Ярославской железной дороги имеет честь покорнейше просить Ваше Превосходительство назначить освидетельствование этого участка.

Директор Надворный Советник – Ф. В. Чижов

Директор Почетный Гражданин И. Ф. – Мамонтов

Директор Действительный Статский Советник – Н. Г. Рюмин»

На прошении наложена резолюция:

«Назначить полковника Александра фон Таубе <…>, направить в ДЖД (Департамент железных дорог) к неотложному исполнению.

7 августа 1862 г. К. В. Чевкин»

Деловая переписка между ведомствами, к удивлению, не затянулась, все решалось положительно и быстро. 12 августа А. фон Таубе телеграфирует, что комиссия освидетельствовала Ярославскую дорогу и дает заключение:

«Рельсовый путь хорош, местами откосы балласта не досыпаны, мосты прочны. Водоснобжение обеспечено, на Троицкой станции водопровод оканчивается. Телеграф в действии, станционные дома удовлетворительны для приема пассажиров, мебель расставляется. Подвижной состав достаточен. Личный состав по движению имеется. Упомянутые неоконченные работы могут быть исполнены в четыре дня.

Полковник А. фон Таубе»

14 августа Правление Общества обращается к К. В. Чевкину с прошением «об открытии для публики 18 августа движения по означенному участку».

Замечания Комиссии были исполнены и участок железной дороги от Москвы до Сергиева Посада подготовлен для движения.

15 августа К. В. Чевкин телеграфирует на имя Правления Общества:

«Инженеру Генерал-майору барону Дельвигу.

Согласно заключению свидетельствовавшей Комиссии разрешаю открыть 18-го сего месяца движение по Троицкой дороге, коль скоро лично удостоверитесь, что все замеченные недостатки исполнены и движение сполна обеспечено. По открытии донесите мне в Тверь (возм. на ст. Волхов).

Генерал-адъютантК. В. Чевкин»

Настал день и час: 18 августа 1862 года специальный поезд из Москвы отправился в 3 часа пополудни в Сергиев Посад. Первыми пассажирами вместе с представительной Комиссией, возглавляемой Андреем Ивановичем Дельвигом, был митрополит Московский Филарет, именитые акционеры и члены Правления Общества – И. Ф. Мамонтов, Ф. В. Чижов и Н. Г. Рюмин. После короткой остановки в Хотькове, в половине пятого поезд прибыл на станцию Сергиево. Весь путь был преодолен за полтора часа.

В лавре митрополит Филарет сказал свое напутствие:

«Рекомендую железную дорогу. Сколько употреблено искусства, усилий и средств для того, чтобы вместо пяти ехать полтора часа»[7].

Андрей Иванович Дельвиг к этому времени был произведен в чин генерал-майора. По долгу службы он отправляет срочную телеграмму Главноуправляющему Путей Сообщения и публичных зданий:

«Волховская станция или где находится Генерал-адъютант К. В. Чевкин. Прибыл в Сергиевский Посад. Поезд был встречен Наместником и всем духовенством Лавры. Главою и Начальником Посада.

18 августа 4 часа 30 минут пополудни Генерал-майор А. Дельвигверно: старший телеграфист – подпись.»

Завершение строительства железной дороги и открытие движения от Москвы до станции Сергиево ознаменовалось торжественным молебном и чином Освящения.

В первый год эксплуатации железной дороги от Москвы до Сергиева Посада не удалось рассчитаться за ссуду. Учредители Общества снова обратились к правительству с просьбой об отсрочке уплаты по первой ссуде на 4 года (до 5 июля 1867 г.), а также уменьшении размера погашения до 1 % и продления срока погашения до 37 лет.

Правительство удовлетворило и эту просьбу «Общества Московско-Ярославской дороги». В этой ситуации было над чем задуматься Ивану Федоровичу Мамонтову. Рельсы, болты, накладки, стыковые подкладки были закуплены в Англии на заводе Болко-Вогена. Стрелки из бессемеровской стали приобретены на заводе Джона Броуна в Шеффильде (Англия) по 26 ф. ст. за полную стрелку с механизмом, но без крестовин. Крестовины из литой тигельной стали поставлял другой завод – Викерс в Шеффильде (33 ф. ст. за тонну). Поворотные круги были закуплены в Берлине на заводе Борзига по 3000 талеров за каждый. Вагонные весы приобретены на заводе Катено-Беранже в Лионе (Франция) по 1900 рублей за комплект с разновесами и т. д.[8]

Здания вокзалов с платформами строились из бетона Коанье, как и тумбы указателей откосов и верстовых столбов. Всего не перечислить, но все это влетало в «копеечку».

На всем протяжении железной дороги от Москвы до Ярославля было построено более 20 мостов через реки, низины и овраги. Металлические стропила, фермы и отдельные части всей конструкции мостов были закуплены в Германии на заводе Кельнского акционерного Общества. Узлы и детали металлоконструкций прибывали в Кронштадт, а затем перевозились в Петербург и по Николаевской железной дороге – к месту их монтажа.

За пуд металлоконструкций балочных и раскосных мостов платили 7, 75 франков, перила к мостам – 10 фр. за пуд, не считая доставку и последующую сборку. В среднем мост обходился в 15–20 тысяч рублей. Для монтажных и погрузо-разгрузочных работ был закуплен в Англии, на заводе Дёбенс и K°, паровоз-кран стоимостью 14089 руб. 21 1/2 коп.

Конечно, правительство шло навстречу, выдавая ссуды, но ведь и долги надо возвращать к условленному сроку. И. Ф. Мамонтов работал не покладая рук, скрупулезно считал каждую копейку, торгуясь с поставщиками и исполнителями. Закрадывалось в душу сомнение – все свои капиталы вложил в строительство дороги и на закупку оборудования за границей, а прибыли пока нет. Не ровен час – недолго и обанкротиться. Его друзья М. П. Погодин и Ф. В. Чижов (он одновременно состоял и в составе Правления Московско-Курской железной дороги, и в Правлении Московского Купеческого банка) поддерживали И. Ф. Мамонтова своими публикациями в прессе, обращая внимание общественности на то, что эта железная дорога строится на Мамонтовские рубли – без привлечения иностранного капитала. И общественность откликнулась, акции стали приобретать многие известные лица и представители среднего класса.

12 декабря 1863 года был опубликован список акционеров[9]. В этом списке числилось 560 вкладчиков, из них около 100 человек имели по 50 и более акций. Это означало, что они могут быть избраны в члены Правления. Первыми в списке числятся Их Императорские Высочества Великие Князья (дети Александра II) – Николай, Александр (будущий император Александр III), Владимир, Алексей и Сергей Александровичи.

Семья Мамонтовых числилась почти в полном составе – 10 членов семьи во главе с Иваном Федоровичем (наибольшее количество акций). Много представителей известных фамилий пожелали стать акционерами Общества: князь Федор Васильевич Мещерский, барон Андрей Иванович Дельвиг, Михаил Петрович Погодин и Федор Васильевич Чижов, братья Погожевы, Рюмины, семья Матиссен, Анна Ивановна Катуар, Мартемьян Иванович Борисовский, князь Николай Николаевич Гагарин, братья Шиповы, Кузьма Терентьевич Солдатенков и Игнатий Павловвич Сазиков, Гавриил Гаврилович Солодовников, князья Трубецкие, Хомяковы, Хлебниковы, Ольга Николаевна Шереметева и Петр Петрович Энгельгардт, известный архитектор Степан Николаевич Дельсаль, Василий Петрович Ефремов, Лахтины (родственники Мамонтовых), Капитолина Ивановна Лукутина, Михаил Акимович Горбов, Якунчиковы, Фаворские, Краснопевцевы и т. д.

Как говорится, всем миром включились в продолжение строительства железной дороги до Ярославля. Все понимали, что дорога от Ярославля до Москвы значительно сократит и удешевит торговый путь от Нижнего Новгорода до Москвы, и терпеливо ожидали хорошей прибыли на свои вклады.

С ухудшением здоровья Иван Федорович Мамонтов все чаще задумывался о дальнейшей судьбе своего дела, о том, кому доверить продолжение начатого железнодорожного строительства. Дочерей он в расчет не брал, а из сыновей пока никто не обнадеживал. Тогда еще юного Савву отец считал шалопаем изрядным. Николай был еще несовершеннолетний, Федор – болезненный, Анатолий вообще не хотел заниматься предпринимательством, считая наиболее достойным занятием для культурного человека книгоиздательство.

С годами отец снова возвращался мысленно к Савве, внимательнее присматриваясь к его формирующемуся характеру. Каким-то чутьем стал угадывать: только Савва потянет крупное, мужское, миллионное дело.

Впервые Иван Федорович представил Савву на заседании Правления Ярославской дороги, когда ему исполнилось 27 лет. Он уже имел свою семью и собственное дело, занимаясь производством и торговлей шелком. Отец разглядел в сыне хватку делового человека.

В проблемах железнодорожного хозяйства Савва Иванович еще слабо разбирался, поэтому на первых порах текущие финансовые дела Московско-Ярославской дороги контролировались Федором Васильевичем Чижевым, который натаскивал молодого Мамонтова по вопросам кредитной политики и финансового обращения.

К 1869 году (год смерти Ивана Федоровича) дорога от Москвы до Сергиева Посада принесла Обществу первую солидную прибыль – почти 517 тыс. рублей, что составило 13 % от затраченного капитала. В Ярославль железная дорога пришла в 1870 году, официальное открытие состоялось 18 февраля. К летнему сезону, с открытием навигации по Волге, грузопоток увеличился до 27 млн. пудов, валовая выручка дороги составила 1 млн. 882 тыс. рублей.

Солидная выручка позволила Савве Ивановичу самостоятельно приступить к строительству ветки от Ярославля на Вологду (узкоколейной). В последующие годы сеть железных дорог севернее Московской губернии связала многие промышленные предприятия и сельские местности богатые хлебом и мясо-молочными продуктами, лесопромышленные общества.

Несмотря на увеличившиеся эксплуатационные расходы, прибыль из года в год возрастала. Были построены ветки от Александрова на Карабаново, затем на Киржач и Юрьев-Польский, Мытищи – Щелково (1895 г.), Савеловская ветка. Продолжалось строительство от Ярославля на Кострому и на Архангельск. К 1892 году пассажирские перевозки составили более 1 млн. 700 тыс. человек, грузовые – около 2 млн. пудов, валовой доход вырос на 30 % и достиг 4 млн. 546 тыс. рублей. Прибыль на акционерный капитал превысила 23 %.

В начале 1890-х годов кроме учредителей и акционеров в распределении прибыли стала принимать участие казна. По условиям ссуды Обществу пришло время расплачиваться и за своевременную поддержку Министерства финансов. Доходность общества к 1895 году возросла до 42 %. Дорога считалась образцовой.

Открывался огромный простор для освоения русского Севера, для вложения капитала с последующим преумножением не только ради денег, а и дальнейшего строительства самих железных дорог. Россия необъятна.

Последняя треть XIX века – это время необычайного подъема инженерной мысли в России. Благодаря накопленному опыту в строительстве железных дорог, Россия, с вводом в строй знаменитого Транссиба, вышла на первое место в мире по протяженности железнодорожных путей сообщения.

Однако строительство железных дорог требовало и огромных затрат на закупку необходимого оборудования, подвижного состава, самих рельсов и комплектующих изделий к ним. Многое приходилось закупать за границей, привлекать инвестиции и брать огромные займы.

Но Савва Иванович, как сформировавшийся крупный промышленный деятель нового поколения, видел главную задачу в том, чтобы освободиться от захлестывающей страну иностранной зависимости и считал, что развитие России в ее собственных возможностях.

Савва Иванович Мамонтов

(1841–1918)

В семье Савва был четвертым ребенком, а всех детей у отца с матерью было восемь – Александра, Федор, Анатолий, Савва, Мария, Николай, Ольга и Софья (см. родословную Мамонтовых в приложении).

Отец выбился в люди благодаря упорству и трудоусердию, он рано осиротел и воспитывался в доме дяди Аристарха. Поэтому своих детей не баловал. Мать была из небогатой купеческой семьи Лахтиных. Иван Федорович и Мария Тихоновна поженились в Мосальске.

Младшие дети росли под присмотром нянек и бабушки по линии матери – Александры Ивановны. Старшие дети получали домашнее образование и готовились в гимназию. «Слуги кланялись маленьким хозяевам, – как пишет В. Бахревский, – а гувернер, подчеркнуто вежливый, за малейшую провинность сек розгами». Частенько доставалось и Савве. Мать заступалась за Саввушку и упрекала отца:

– Надо прекратить наказания <…> это не детство, это солдатчина.

– Ну что ты, голубушка. Не будет бит – ума не наберется. Дядя Аристарх, бывало, говаривал: русский человек задним умом крепок. Чтоб ум в голову перешел – без воза лозы не обойтись…

Московский дом, в котором поселилась семья, был на Первой Мещанской. Здесь принимал Иван Федорович своего давнего друга Василия Александровича Кокорева, частым гостем бывал и генерал-губернатор Москвы Арсений Андреевич Закревский.

1852 год для Мамонтовых был омрачен печальными событиями. На следующий день после рождения Софьи, последней дочери, скончалась Мария Тихоновна. Сразу же после похорон Иван Федорович продал дом вместе с мебелью Алексею Ивановичу Хлудову. Семья переехала в дом Шульца на Новую Басманную. Не успели обжиться, как умирают одна за другой Мария и Софья.

М. Т. Лахтина – мать С. Мамонтова (худ. Лассон, 1852 г.)

Савву хорошо подготовили к экзаменам для поступления в гимназию. По результатам вступительных экзаменов Савва был принят во второй класс 2-й Московской гимназии. Гувернер, немец Федор Борисович Шпехт, не только хорошо занимался экзекуцией, он вложил своим воспитанникам хорошие знания французского и немецкого языков. Так что к четырнадцати годам Савва свободно разговаривал со старшими братьями по-французски и по-немецки.

Иван Федорович Мамонтов (стоит) и Михаил Петрович Погодин (1860-е гг.)

Андрей Иванович Дельвиг

Константин Владимирович Чевкин

Строительство Ярославской железной дороги

Первые железнодорожные мосты

Савва Иванович Мамонтов в вагоне поезда Ярославской железной дороги

Станция Сергиево (Сергиев Посад)

Станция Лосиноостровская

Ярославский вокзал (до 1900 г.)

В 1855 году с двумя двоюродными братьями – Виктором, будущим хормейстером Большого театра, и Валерьяном – Савву отправили учиться в Петербург, в Горный корпус: отцы их вместе с В. А. Кокоревым задумывали создать нефтеторговую компанию. Неплохо было бы сделать специалистами собственных детей.

Но непривычные условия учебы в закрытом учебном заведении с полувоенным режимом, оказавшиеся слишком тяжелыми для Саввы, и внезапная смерть Валерьяна привели к тому, что через два года Савва возвратился во 2-ю Московскую гимназию.

К этому времени Савва уже не беззаботный мальчик. Он следит за периодикой, интересуется живописью и музыкой, часто посещает оперные спектакли. Характер формируется трудный – пробуждается юношеская независимость. Не складываются отношения с преподавателями, он умудряется дерзить даже самому директору гимназии.

Через знакомых в Петербурге подставной студент за приличное вознаграждение сдает за Савву экзамены, и Савве оформляется перевод в Московский юридический институт. Здесь он знакомится со студентом Ф. Н. Плевако[12], который 23 июня 1900 года, уже как известный адвокат, будет защищать интересы С. И. Мамонтова по так называемому «мамонтовскому» делу.

Но и юриспруденцией заниматься серьезно Савва не мог, его душа рвалась к искусству. Отец по этому поводу очень переживал. Иван Федорович внимательно следил за поведением сына в обществе «передовых студентов» и видел, что формирование юного Саввы не отвечает понятиям отца. Увлечение политикой может обернуться серьезными последствиями.

Иван Федорович получил записку от доброжелателя: «У Вас есть сын Савва в университете, уберите его, иначе может быть очень плохо». Надо срочно прятать Савву… Что такое Сибирь и как из нее возвращаются, Иван Федорович знал не понаслышке: декабристы бывали в их доме, когда семья жила в Ялуторовске (от Тюмени верст 60).

Приказ отца – закон для сына: «Вон из Москвы! Маршрут – Баку». Там знакомые люди, которые быстро к делу пристроят и присмотрят. Летом 1862 года Савва был отправлен в Закавказье. В письмах отец наставлял сына:

«Савва! Федор и Анатолий, совершеннолетние молодые люди, не могут жить и содержать себя. Ничего не делают и ходят с туманом в голове, а от чего это? Оттого, что они не привыкли к трудам. Надобно трудиться правильно, как трудится каждый добрый гражданин, добросовестно, не надеясь на чужие силы»[10].

Требования отца Савва выполнял не прекословя. Он понимал заботы отца. С одной стороны – максимум труда, гражданского долга и любви к делу; с другой – минимум лени и пустых удовольствий.

В бакинской конторе были выполнены первые поручения отца, а дальнейший маршрут – побережье Каспийского моря, город Мешхед, и снова Баку. Из Баку Савва отправился с партией персидских товаров на ярмарку в Нижний Новгород и только после Нижнего с разрешения отца вернулся в Москву.

Следующая командировка в Милан – центр производства и торговли шелком. Для Саввы это подарок судьбы! В этом городе с 1778 года существует один из крупнейших центров мировой оперной культуры – театр «Ла Скала»!

Божественная Италия – мечта многих музыкантов, живописцев, скульпторов, поэтов и писателей. Здесь Савва добросовестно занимается отцовскими наказами, но и выкраивает время, чтобы заняться вокалом у Сариотти. Еще дома Савва заручился рекомендательным письмом певицы Марии Александровны – жены брата Анатолия. А первые уроки пения он получил у П. П. Булахова[13] – автора многих романсов, в том числе и «Гори, гори, моя звезда». Савва посещал музеи, внимательно присматривался к архитектуре, изучал древние памятники.

В Милане Савва познакомился с Верой Владимировной Сапожниковой, владелицей шелкопрядильной фабрики, и с ее 17-летней дочерью Лизой. Молодые люди, восхищенные Италией, впервые прониклись высоким чувством друг к другу. По истечении срока командировки было сделано предложение и, как и полагалось воспитанному молодому человеку, Савва попросил у Веры Владимировны руки ее дочери.

Родня невесты не вызывала у Мамонтовых никаких сомнений. Мать Лизы, Вера Владимировна Сапожникова, рано овдовела, но дела свои вела толково и прибыльно, успешно управляла шелкопрядильной фабрикой (ныне «Передовая текстильщица»). Всегда советовалась с родным братом, С. В. Алексеевым (отцом будущего актера К. С. Станиславского), владельцем большой золотоканительной фабрики в Москве.

25 апреля 1865 года Савва Иванович с Елизаветой Григорьевной Сапожниковой обвенчались в церкви Преподобного Сергия в Киреево (подмосковный Звенигород), как заведено было семейной традицией. В том же году, в той же церкви венчались Вера Николаевна Мамонтова и Павел Михайлович Третьяков.

Весной следующего года у молодой четы Мамонтовых родился первенец, назвали Сережей. Дед радовался появлению внука. Прошло два года.

Братья Мамонтовы (1856 г.) слева направо: Анатолий, Федор, Савва

Савва Иванович и Елизавета Григорьевна. Первые годы семейной жизни

Савва Иванович с сыновьями (слева направо): Сергеем, Андреем, Всеволодом

Савва Иванович с дочерьми Шурой (слева) и Верой

Елизавета Григорьевна с сыновьями (слева направо): Андреем, Всеволодом, Сергеем (1880-е гг.)

Шура и Вера (справа) Мамонтовы в Абрамцево

Вера и Всеволод Мамонтовы в Абрамцево

Вера Саввишна Самарина (Мамонтова) с сыном Юрием (1904 г.)

Елизавета Григорьевна с внуками Лизой, Юрием, Сергеем (дети Веры)

Абрамцевский художественный кружок

На скамейке у дома. Абрамцево (слева направо): Сергей, Савва Иванович, Шура (Александра), Всеволод и Николай Иванович Мамонтовы (1910-е годы)

За чаем на террасе. Абрамцево (слева направо): Н. Я. Давыдова, Елизавета Григорьевна, Вера, Шура, Дмитрий Арцыбушев, Сергей Мамонтов и М. Ф. Якунчикова

Савва Иванович Мамонтов в доме на Садовой-Спасской в кругу семьи и близких друзей

В гостях у Саввы Мамонтова (слева направо): И. Е. Репин, В. И. Суриков, С. И. Мамонтов (за роялем), К. А. Коровин, В. А. Серов, М. М. Антокольский (скульптор) (1890-е гг.)

За обедом в столовой в доме на Садово-Спасской. На переднем плане картина В. М. Васнецова «Ковер-самолет» (1890-е гг.)

Иван Федорович перед кончиной испытал последнюю радость в жизни, когда у Саввы родился второй сын – Андрей.

Когда Савва и Елизавета Мамонтовы решили приобрести где-нибудь в Подмосковье усадьбу или небольшое имение, то Ф. В. Чижов присоветовал им Абрамцево, которое в то время продавала Софья – дочь Сергея Тимофеевича Аксакова, бывшего хозяина усадьбы.

22 марта 1870 года утренним поездом доехали они до Хотькова, а потом на санях добрались до места. Через несколько дней нотариально заверили купчую. Новой хозяйкой Абрамцева стала Елизавета Григорьевна, жена потомственного почетного гражданина Саввы Ивановича Мамонтова. Осенью родился третий сын Всеволод. Через пять лет родилась первая дочь Вера, а еще через три года – Александра. Первые буквы имени каждого ребенка составили полное имя отца – Савва (Сергей, Андрей, Всеволод, Вера, Александра).

Ф. В. Чижов[14], сохраняя добрую память об И. Ф. Мамонтове, по-отечески опекал Савву, который на лету схватывал опыт финансиста-предпринимателя в деле строительства и эксплуатации железных дорог.

В последующие годы Савва Иванович неоднократно называл Ф. В. Чижова своим «Великим Учителем» и всегда помнил, что Федор Васильевич активно поддерживал отца и саму идею создания акционерного общества по строительству Московско-Ярославской железной дороги – первого в России частного предприятия такого рода, сознательно основанного без привлечения иностранного капитала.

К 1876 году, когда только складывалась акционерная группа по строительству железной дороги в Донецком бассейне, Ф. В. Чижов предложил акционерам ввести в состав Правления молодого, энергичного и опытного Савву Мамонтова. Большие надежды возлагались на дорогу (до Мариуполя) в связи с открытием минеральных богатств Донецкого бассейна. Правление Общества Донецкой дороги находилось в Москве. Савва Иванович не сразу возглавил Правление, но постоянно принимал участие в его работе по решению многих финансово-экономических вопросов.

В 1891 году по распоряжению Канцелярии Министерства путей сообщения был издан статистический сборник «Состав Советов и Правлений железнодорожных Обществ» (С.-Петербург, 1891). Краткие сведения собраны из официальных документов по Донецкой дороге и сведены в таблицу:

Федор Васильевич Чижов

Финансовое состояние Московско-Ярославской дороги было безупречным. К 1891 году ветка до Вологды уже давала прибыль, поэтому железнодорожное Общество именовалось «Московско-Ярославско-Вологодское», а дорога сохраняла название «Московско-Ярославская». Правление находилось в Москве. Его состав опубликован в упоминаемом источнике:

Савва Иванович Мамонтов, приняв дело после смерти Ф. В. Чижова, следуя его советам, отказался от услуг зарубежных предпринимателей и начал налаживать отечественное производство всего, что необходимо было для строительства и эксплуатации железных дорог. Им были привлечены к работе известные российские ученые: И. М. Федорович – заведующий кафедрой «Строительное искусство» Императорского Московского инженерного Училища (ныне МИИТ); В. Н. Образцов – инженер Технического отдела (многие годы работал заместителем начальника Службы Пути железой дороги и преподавал на кафедре «Железные дороги», в советское время – академик АН СССР)[11]; Л. Д. Проскуряков, профессор Училища, известный ученый-мостостроитель, по его проекту был построен мост через реку Которосль у Ярославля и другие мосты по пути в Архангельск; Е. Ютиков – инженер, специалист по строительству деревянных мостов.

С 1875 года по конец июля 1899 года Савва Иванович был бессменным председателем Правления Акционерного общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Директорами Правления были: с 1885 года – Константин Дмитриевич Арцыбушев, с 1890 года – младший брат Саввы Ивановича, Николай; кандидатами на должность директора входили сыновья: в 1895 году – Сергей и в 1896 году – Всеволод. С приходом брата Саввы – Николая Ивановича – в Правление Общества братья внесли значительную долю своих капиталов на восстановление Невского механического завода в Петербурге и учредили на паях «Товарищество Невского механического завода», в которое вошли также брат Анатолий Иванович и племянник Иван Федорович. Одновременно они учредили «Общество восточносибирских чугунолитейных заводов» с акционерным капиталом в 3 млн. руб.

Начало истории Мытищинского вагонного завода

В 1896 году у деревни Шарапово потомственным почетным гражданином Саввой Ивановичем Мамонтовым, дворянином Константином Дмитриевичем Арцыбушевым и гражданином Североамериканских Соединенных Штатов Александром Вениаминовичем Бари учреждается «Московское Акционерное общество, Вагоностроительный завод» (ныне Мытищинский машиностроительный завод ЗАО «Метровагонмаш»).

Потребовались кредиты для покупки земли, создания исполнительного проекта, строительства цехов; закупки оборудования, его установки и «привязки» по технологическому процессу.

Выбор места под строительство завода определялся целым рядом причин. По архивным документам и сведениям потомков основателей завода проясняются такие обстоятельства. На близлежащих землях еще до строительства вагонного завода существовали «Домостроительное акционерное общество» и «Северное лесопромышленное акционерное общество», директором которых был Константин Дмитриевич Арцыбушев. А земля, занимаемая строениями этих организаций, была прежде куплена у крестьян Удельного ведомства на имя его супруги Марии Ивановны Арцыбушевой (Лахтиной). На месте еще не существовавшей фабрики «Вискоза» К. Д. Арцыбушев имел небольшую паркетную фабрику. Основная продукция «Домостроительного акционерного общества» – столярка – определялась из потребностей в пиломатериалах для дачного строительства, была и своя шпалорезка. Производственные корпуса были построены по проекту архитектора Виктора Александровича Коссова. Правление Акционерного общества находилось в Москве на Новой Басманной, в доме кн. Куракина.

Однако в 1895 году случившийся на заводе пожар уничтожил большую часть строений, оборудование и склады с пиломатериалами. К. Д. Арцыбушев пытался восстановить предприятие, но Савва Иванович Мамонтов предложил другой вариант – объединить капиталы, совместными усилиями построить Вагонный завод и восстановить деревообделочное и столярное производство. Можно было построить Вагонный завод и в другом месте, ближе к Москве. Но не везде можно было купить землю по сходной цене, а за аренду пришлось бы платить втридорога. Предложение С. И. Мамонтова было принято. Землю выкупили по уговорной цене у М. И. Арцыбушевой. В архивных фондах сохранились:

– Прошение в Московское Губернское правление после пожара и восстановления основного здания Северного лесопромышленного акционерного общества… «имею честь покорнейше просить на восстанавливаемом производстве разрешить начать работы.

Директор К. Д. Арцыбушев».

– Акт освидетельствования деревообделочного и столярного производства, подписанный Исправником и Управляющим Р. Рехневским.

– Справка для доклада господину Московскому Губернатору Московского Губернского Правления I отделения 2-го стола, в которой указано, что в настоящее время это предприятие по причине реконструкции закрыто.

Делопроизводитель В. Падуров.

– Заключение: «Ввиду сего предписать исправнику, что в случае самостоятельного возобновления работ сего завода, своевременно доложить. Дело кончить.

За Вице-Губернатора ст. советник Н. СергеевДелопроизводитель В. Падуров

В Московском Государственном архиве имеются документы, подтверждающие развитие дальнейших событий по закупке земли и строительству Вагонного завода.

Интерес представляет «Дело Московского губернского Правления, II-го отделения, 3-го стола. По прошению Московского Акционерного общества Вагоностроительного завода производить работы на заводе у д. Шарапово Московского уезда». Дело начато 9 декабря 1896 года и решено 10 января 1897 года.

Выпись из крепостной книги московского нотариального архива по Московскому уезду 1896 года за № 18:

«г. Москва, Яузская часть, 1-ый участок, в доме Воронина, на Мясницкой…

Жена дворянина, Мария Ивановна Арцыбушева, проживающая в г. Москве, Яузская часть, 2-ой участок, в доме Арцыбушева на Сыромятниках;

Поверенный Правления Московского Акционерного общества, дворянин Константин Александрович Аверкиев, проживающий в Сергиевом Посаде на Нижней улице, в доме Сафонова.

В присутствии свидетелей:

Личный Почетный Гражданин, Петр Егорович Войтехов, проживающий в Москве, Каланчевский переулок, в доме Курова;

Гвардии отставной прапорщик, Аполлон Александрович Бартнер, проживающий в Москве, Мясницкий проезд в доме Воронина;

Крестьянин Московской губернии Дмитровского уезда, д. Машина Дмитрий Яковлевич Голубев, проживающий в Москве, Доброслободский переулок, в доме Васильева.

В присутствии Ивана Алексеевича Рукавишникова – нотариуса Сергиева Посада, имеющего контору на Вифанской улице в доме г.г. Богословских, заключили договор купли-продажи от 1896 года, марта 20-го дня на следующих условиях:

Я, Мария Ивановна Арцыбушева, продала Московскому Акционерному обществу Вагоностроительного завода, из принадлежащей мне усадебной земли, землю с находящимися на ней строениями и состоящую в Московской губернии Мытищинской волости при деревне Шарапово, в окружной меже.

Земля, всего мерою 13340 кв. сажен, как значится по плану, составленному землемером П. Тихомировым, доставшаяся мне от Общества крестьян Московской губернии и уезда Мытищинской волости мещанки Веры Николаевой; крестьянина Тверской губернии Калязинского уезда, д. Селищи Михаила Филиппова; крестьян Рязанской губ. и уезда села Федякина Мавры Трофимовой, Александры Васильевны и Ивана Васильевича Фоминых по пяти ранее совершенным купчим крепостям.

В межах состоят владения:

Московской уездной Земской больницы – ее (продавицы) Арцыбушевой и купца Шилова;

Шоссейная дорога в село Большие Мытищи;

Владения крестьян Фоминых Общества крестьян д. Шарапово и земля, ранее проданная Северному лесопромышленному акционерному обществу.

Акт сей, совершенный в конторе Сергиева Посада нотариуса Рукавишникова, утвержден старшим нотариусом 24 апреля 1896 г., взысканы установленные пошлины и определено:

Главную выпись на гербовом листе в 312 руб. по сумме акта купли-продажи 68500 руб.(серебром) выдать, за учинением расчета, поверенному Правления Московского акционерного общества дворянину К. А. Аверкиеву.

Землемером показанная в настоящем акте земля находится в Московском уезде, по плану генерального межевания значится под названием села Тайнинского с селами Большие Мытищи и Болтином и деревнями с количеством земли 9091 десятин 1149 сажен и записана в алфавите Московского уезда под литерой т 7.

По сей купчей крепости деньги 68500 руб. (серебром) получила и купчую передала доверенному завода К. А. Аверкиеву жена дворянина Мария Ивановна Арцыбушева (урожд. Лахтина)».

Исполняющий дела старшего нотариуса – подписьС подлинным верно, директор-распорядитель Московского Акционерного общества Вагоностроительного заводаК. Арцыбушев – подписьСверял: делопроизводитель Д. Голубев – подпись»

23 января 1896 года Министерство финансов, департамент Торговли и Мануфактур II отделения 2-го стола известили господ учредителей Московского Акционерного общества Вагоностроительного завода С. И. Мамонтова, К. Д. Арцыбушева и А. В. Бари:

«Государь Император, по положению Комитета Министров, высочайше повелеть соизволил разрешить Вам учредить акционерное общество под наименованием: «Московское Акционерное общество, Вагоностроительный завод»[15] на основании Устава, удостоверенного Высочайшего рассмотрения и утверждения в С.-Петербурге в 12 день января 1896 года.

Департамент Торговли и Мануфактур уведомляет о сем Вас присовокупляя, что о таковом Высочайшем повелении донесено вместе с сим за № 2055 Правительствующему Сенату с представлением Устава Акционерного общества для надлежащего опубликования. При этом Департамент предлагает доставить:

– Список всех лиц, принявших участие в предприятии:

– Засвидетельствованную установленным порядком копию с протокола первого общего собрания с указанием времени и места собрания, всех участвовавших в собрании лиц, числа акций и голосов, принадлежащих каждому в собрании, а также лиц, избранных в члены правления и числа голосов, которым произведено их избрание;

– Десять экземпляров Устава Акционерного общества по отпечатании оного.

Вице-директор В. Михневич – подписьНач. II отделения В. Сибилев – подпись

С подлинным верно, директор-распорядитель Московского Акционерного общества Вагоностроительного завода

К. Арцыбушев – подпись

Сверял: делопроизводитель Д. Голубев – подпись»

Таким образом Устав акционерного общества был высочайше утвержден в С.-Петербурге в 12 день января 1896 года, где были определены цель учреждения общества, права и обязанности учредителей. Всего в Уставе 69 параграфов. Подписал Устав министр финансов С. Ю. Витте, скрепил подписью директор департамента Торговли и Мануфактур В. Ковалевский.

По окончании оформления вышеперечисленных документов было получено

«Разрешение Московской Управы и Московской Уездной Земской Управы на производство работ на Вагоностроительном заводе с предоставлением актов осмотра машин и оборудования, актов освидетельствования паровых котлов от московского исправника; актов санитарного состояния, необходимого освещения и вентиляции, а также список всего оборудования на заводе.

Член Управы – КирхгофСанитарный врач – В. БогословскийСт. фабр, инспектор Московской губ. – К. АгеевМосковский исправник – подписьПристав – подпись»

На основании Устава 18 декабря 1897 года были разработаны и введены расчетные книжки, где были оговорены условия работы при найме рабочих и служащих (некоторые пункты):

«– работы начинаются в будние дни в 7 утра и оканчиваются в 7 вечера, по субботам работы оканчиваются на 1 час раньше, перерыв на обед с 12 часов до 2 часов дня (для обеда вне завода);

– в воскресенье работ не производится;

– для праздников – особое расписание;

– лица моложе 15 лет на работу не принимаются;

– наказания за прогулы, появление на работе в нетрезвом виде, за распитие спиртных напитков в рабочее время, нарушение трудовой дисциплины, порчу инструмента или изделий, нарушение правил пожарной безопасности;

– заработная плата со всеми вычетами и т. д.

– трудовые споры решать в судебном порядке.» Все документы прошли необходимое согласование с основными положениями Промышленного Устава и скреплены подписями:

Председатель департамента Торговли и Мануфактур – подписьЗа Губернатора,вице-губернатор кн. В. Голицын – подписьНач. Моск. губ. жандармского управления Середа – подписьПрокурор Московского окружного суда Обнинский – подписьОкружной фабричный инспектор Янжул – подпись

Оплачиваемые отпуска в Уставе не упоминаются за отсутствием самого понятия. Однако рабочие имели право по семейным обстоятельствам брать отпуск без содержания, а также было установлено расписание праздников, в которые работ на заводе не производилось (даты по ст. ст.):

1 января – Новый год, 6 января – Богоявление Пэсподне, 2 февраля – Сретение Пэсподне, 25 марта – Благовещение Пресвятой Богородицы, 9 мая – Св. Николая Чудотворца (летний), 29 июня – Св. Апост. Петра и Павла, 20 июля – Св. Пророка Ильи, 6 августа – Преображение Господне, 15 августа – Успение Пресвятой Богородицы, 29 августа – Усекновение Гл. Иоанна Предтечи, 8 сентября – Рождество Пресвятой Богородицы, 14 сентября – Воздвижение Креста Господня, 1 октября – Покров Пресвятой Богородицы, 22 октября – Казанской иконы Божией Матери, 21 ноября – Введение во храм Пр. Богородицы, 6 декабря – Св. Николая Чудотворца (зимний), 24 декабря – Рождественский Сочельник, – по 1 дню; 25, 26, 27 декабря – Рождество Христово – 3 дня.

На переходящие праздники: Сырной недели: пятница и суббота – 2 дня; Страстной недели: четверг, пятница, суббота – 3 дня; Святой пасхи – 4 дня; Вознесение Господне и День Сошествия Св. Духа (Духов День), – по 1 дню. Всего 31 день.

Представляют интерес некоторые выдержки из расчетной книжки рабочих Акционерного общества Вагоностроительного завода от 18 декабря 1897 года:

«Табель взысканий с рабочих Мытищинского Вагонного завода.

Сверх того у рабочего удерживается заработная плата за прогульное время.

Договор найма может быть расторгнут заведующим заводом вследствие неявки рабочего на работу более 3-х дней кряду или, в общей сложности, более 6-ти дней в месяц без уважительных причин (Ст. 105 Промышленный Устав).

Уволенному на основании сей Статьи с завода рабочему предоставляется в течение месяца расторжение договора обжаловать суду, который, если признает жалобу основательной, постановляет о вознаграждении рабочего за понесенные им убытки.

Управляющий заводом инженер-механик П. ЮденковУтверждаю – фабричный инспектор Московской губ. К. Агеев»

Основной капитал «Московского Акционерного общества Вагоностроительный завод» был определен в размере 1, 5 млн. рублей. Петербургский Коммерческий международный банк по размерам кредита имел 1259 акций, Московский Купеческий банк – 750 акций. Учредителям акционерного общества принадлежало 40 % акций. С. И. Мамонтов имел наибольшее число акций (850 – вместе с другими членами семьи) и был избран Председателем Правления акционерного общества. К. Д. Арцыбушев имел 600 акций – он был избран первым директором-распорядителем с окладом 8 тысяч рублей в год. А. В. Бари имел также 600 акций и принял на себя исполнительный проект по строительству завода и оснащению его оборудованием.

На строительство производственных корпусов было выделено 1, 1 млн. рублей. А. В. Бари пригласил архитектора Эгмонта Оттоновича Паррота[12], который разработал проект с учетом технологических особенностей завода; он же осуществлял руководство строительством и авторский надзор в течение всего периода стройки. Кирпич поставлялся с Мытищинских заводов Челноковых и Герасимова, а так же с завода Худякова (Софрино), о чем красноречиво свидетельствуют клейма в кирпичной кладке старых корпусов.

По образованию Э.0. Паррот был военным инженером, он жил в Москве у Чистых прудов в Потаповском переулке, в 5 минутах ходьбы от дома А. В. Бари.

В сентябре 1895 года в «Строительную контору А. Бари» пришел инженер-механик Моисей Григорьевич Кларнет, в 1893 году окончивший механическое отделение Рижского политехникума. М. Г. Кларнет получил хорошую профессиональную подготовку, слушая механику у Грюблера; занимался проектированием у Молля и Арнольда. Как писал «Вестник инженеров» в № 3–4 за 1924 год: «В Москве Моисей Григорьевич, после долгих мытарств, поступает в Бюро по составлению исполнительного проекта Вагонного завода в Мытищах. Бюро это находилось при Правлении Московского Акционерного общества Вагоностроительного завода, одним из учредителей коего был известный инженер А. В. Бари. Он принял Моисея Григорьевича без каких-либо рекомендаций, а лишь на основании личного впечатления, и не ошибся». С 1895 по 1897 г., до окончания строительства Вагонного завода, М. Г. Кларнет работал инженером в конторе А. В. Бари по строительству и оснащению оборудованием завода: занимался составлением расчетов и рабочих чертежей всевозможных установок, трансмиссий, гидроприводов, воздухопроводов, нефте- и водопроводов, горнов, печей и т. д. Он отличался исключительной работоспособностью и деловой сметкой, что позволило сдать завод «под ключ» в невероятно короткие сроки.

По тем временам завод был оснащен самым современным оборудованием. И до сего дня работают прессы в кузнице, трансбордер в старом вагоносборочном цехе, мостовой кран в отделении крупных штампов инструментального цеха – ровесники завода.

Петр Петрович Кончаловский[16], прадед известных Никиты и Андрона Михалковых-Кончаловских, оставил нам описание завода того времени:

«Возле самой станции Мытищи громоздятся ряды каменных корпусов с высокими трубами, башнями и стеклянными крышами; между этими корпусами проложены сети рельсов, соединяющих эти колоссальные постройки, составляющие принадлежность двух заводов: одного Лесопильного и деревообделочного, принадлежащего Северному лесопромышленному акционерному обществу и другого Вагоностроительного, принадлежащего так называемому Московскому акционерному обществу.

Еще нет года, как началась постройка обоих заводов, а между тем оба уже почти готовы и некоторые их отделения находятся в полном ходу. Лесопильный и деревообделочный завод доставляет на вагоностроительный все необходимые деревянные части для вагонов, на заводе работают до 600 человек.

Здания Вагоностроительного завода занимают площадь в 6 десятин земли и состоят из четырех главных корпусов, в которых помещаются: чугунолитейный цех, кузницы, механический цех и вагоносборочный. Кроме того, в отдельном корпусе устроены паровые котлы, нагревающиеся нефтью, и в другом огромном помещении магазин для склада материалов. Все здания освещаются электричеством и отапливаются паром.

Станки чугунолитейного цеха и кузниц приводятся в движение электричеством. Всех огней в кузнице 60, молотов 9, из них паровых 6 и приводных 3. Тут же находится уникальный американский кузнечный пресс для штамповки различных вагонных частей. В литейном цехе машинная формовка производится при помощи гидравлического давления.

Механический цех снабжен специальными станками новейшей конструкции; причем во всех корпусах и мастерских завода подъемные средства для различных тяжелых материалов и выделанных вагонных частей доведены до высшей степени совершенства.

Корпус вагоносборочного цеха обращает на себя внимание такой же колоссальностью и такими же техническими совершенствами постройки. Он занимает площадь в 0, 5 десятины земли и, кроме громадных окон, освещается сверху четырьмя стеклянными фонарями, идущими в четыре ряда поперек всей крыши здания. В этом здании можно разом собирать десять вагонов в сутки. Для вывода готовых вагонов здесь устроены рельсы, по которым вагоны выводятся при помощи электрической тележки, подающей вагоны прямо к станции.

Все описанные здания имеют внутренние и внешние пожарные краны и снабжаются водой из самостоятельного водопровода, устроенного от реки Яузы. Телефон соединяет все корпуса завода между собой и с конторой завода, а последняя соединена телефоном с Москвой. Вагоностроительный завод рассчитан на изготовление до 3000 товарных вагонов в год с числом рабочих до 1500 человек.»

22 мая 1897 года, в день Святителя Николая Чудотворца, состоялось официальное торжественное открытие и освящение завода. По воспоминаниям А. М. Дашевского[13]:

«При открытии завода был обед отдельно в конторе для служащих, отдельно в сборочном цехе для рабочих. Разрешалось унести порцию домой… состав ее: 100 г вина, бутылка пива, 200 г телятины, фунт копченой и фунт вареной колбасы, большой пирог с мясом, такой же с вареньем, огурец; а также хрустальный бокал, салфетка чистого полотна (аршин на аршин), бумажная салфетка с датой «1897», вилка и ложка. У служащих было и шампанское. Отслужили молебен, играла музыка. Певчие пели с 10 часов утра до 2 часов дня.»

По приглашению Саввы Ивановича Мамонтова, который был известен музыкальной общественности как «знаток и коллекционер» прекрасных голосов, в освящении завода принимал участие диакон Константин Васильевич Розов[17] (неимоверной красоты голос, бас-профундо).

При исполнении чина Освящения К. В. Розов строго соблюдал установленные традиции церковнобогослужебной музыкальной культуры. Как пишет о своем отце Л. Розова[14], «собиратели редких голосов России обратили внимание на певческий талант Константина Васильевича еще в Симбирске и часто приглашали его на службу в Москву».

В 1898 году Высокопреосвященнейшим митрополитом Московским и Коломенским К. В. Розов был «определен на штатное диаконское место к Московскому Кафедральному Христа Спасителя Собору»…, а 8 ноября 1902 года он был определен также к Большому Успенскому Собору и возведен в сан протодиакона. В 1903 году императорская семья присутствовала на богослужении с участием протодиакона Розова в Большом Успенском Соборе. После чего «Всемилостивейше пожаловано ему из кабинета Его Императорского Величества золотые часы с золотой цепью». В 1921 году, 19 сентября, в Москве торжественно отмечалось 25-летие священного служения Церкви архидиакона К. В. Розова. Торжество возглавлял Святейший Патриарх Тихон, который пожаловал Константину Васильевичу звание Великого Архидиакона.

Семья К. В. Розова жила в Москве, на Воздвиженке. Дачу снимали в поселке Клязьма по Ярославской железной дороге. Как вспоминает Л. К. Розова, «…немало слухов, небылиц и легенд о Розове существовало в его время… Едем мы с отцом на дачу поездом. В вагоне идет беседа: один пассажир рассказывает о встрече с Розовым, о силе этого богатыря не только голосом, но и возможностью «лихо» выпить. Подъезжая к станции Клязьма, папа встал и громко сказал: «Я Розов, но лично с Вами никогда не выпивал». Рассказчик замер, а мы вышли из вагона».

В послереволюционное время семья бедствовала, но К. В. Розов продолжал благотворительную концертную деятельность[18]. Скончался Константин Васильевич от сердечного приступа в марте 1923 года, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Кроме Мытищинского вагонного завода к 1900-му году в сферу забот Саввы Ивановича входили с 1890 года бывшие казенные горнорудные заводы Томской губернии в Алапаевске (управляющим Алапаевского завода служил Илья Петрович Чайковский – отец будущего композитора Петра Ильича Чайковского), чугунолитейные в Нижнеудинске Иркутской губернии, Невский механический завод в Петербурге, домостроительные акционерные общества в Петербурге и Москве, лесопромышленные предприятия в разных частях страны. Размах деятельности Саввы Ивановича был огромен.

Конец XIX века – время начала реализации идеи хозяйственного и культурного освоения российского Севера. Савва Иванович думал о том, чтобы продукция всего комплекса заводов служила для бесперебойной работы разветвленной сети железных дорог на всем пути от Москвы до Архангельска с перспективой развития поперечного направления – дороги от Вятки, через Вологду до Петербурга и далее на польский город Калиш, чтобы соединить это направление с Западно-Европейскими железными дорогами.

За время правления С. И. Мамонтова в этом огромном промышленном конгломерате происходили события, приводной ремень, как и тормоз которых, был в руках всесильного министра финансов Сергея Юльевича Витте.

Служащие, рабочие и «ученики» в день официального открытия Вагонного завода у Народного дома (22 мая 1897 года)

Диспетчерская и водонапорная башня, принадлежавшие железной дороге. Справа корпуса литейных мастерских завода.

«Швеллерный» цех. Во время Великой Отечественной войны – административный корпус (сгорел во время пожара 1969–1970 гг.)

Пассажирские, почтовые и различные грузовые вагоны – основная продукция завода.

Московская конка – трамвай конца XIX – начала XX века.

Трамвайные прицепные и ведущие вагоны

Реформатор России на рубеже XIX–XX веков

С. Ю. Витте (1849–1915) окончил в Одессе Новороссийский университет, двадцать лет проработал в крупных железнодорожных компаниях, досконально изучил профессиональные обязанности движенцев, путейцев, коммерческих специалистов. В сорокалетием возрасте он перешел на государственную службу, возглавил и реформировал Департамент железных дорог при Министерстве финансов. Написал фундаментальный труд «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов». В 1892 году его назначили министром путей сообщения и в этом же году С. Ю. Витте стал министром финансов. Распорядитель финансов во всех сферах хозяйственной жизни страны являлся влиятельным чиновником и прежде, но при С. Ю. Витте Министерство финансов приобрело исключительное значение в разработке и осуществлении экономической политики России.

В последнее десятилетие XIX века, на которое приходится самый пик деловой активности Саввы Ивановича Мамонтова и Сергея Юльевича Витте, произошло их знакомство.

С. Ю. Витте был инициатором важнейших преобразований, подвигнувших Россию на рельсы бурного развития капитализма. Сергей Юльевич отличался особыми способностями математика-аналитика, виртуозно решал в уме сложнейшие задачи. Со своим предшественником, экс-министром финансов И. А. Вышнеградским (инженером по образованию, профессором практической механики Петербургского Технологического института) он, Витте, любил упражняться в решении задач относительно дробных чисел с большим количеством знаков.

После крушения царского поезда в Борках (1888 г.) Сергей Юльевич, в то время начальник эксплуатации Юго-Западных железных дорог, немедленно прибыл на место аварии, осмотрел балласт, путь, узнал зафиксированную скорость движения и через минуту вычислил, что при такой скорости произошло превышение удельного давления колесной пары на место стыка рельсов. Вывод комиссии, расследовавшей крушение, подтвердился – недопустимое превышение скорости движения состава.

Впрочем, по «Воспоминаниям» С. Ю. Витте[15], он вызывался в следственную комиссию лишь в качестве свидетеля. Из тех же «Воспоминаний» можно процитировать и методы С. Ю. Витте в поисках «козлов отпущения», благодаря которым сам он всегда оставался чистеньким: «Из Петербурга был прислан А. Ф. Кони для расследования этого случая. По-видимому, Кони очень хотелось, чтобы в этой катастрофе была виновата администрация дороги, чтобы было виновато управление дороги, поэтому ему ужасно не нравилась моя экспертиза. Он хотел, чтобы экспертиза установила, что было виновато не управление поезда, не инспектор императорских поездов, не министр путей сообщения, а чтобы было виновато управление дороги. Я же дал заключение, что виновато исключительно центральное управление – министерство путей сообщения, а также виноват инспектор императорских поездов. Результат расследования этой катастрофы был следующий: через некоторое время министр путей сообщения К. Н. Посьег должен был выйти в отставку. Главный инспектор железных дорог барон Шерваль также должен был выйти в отставку… Государь с этими лицами расстался без всякой злобливости…» (с подачи С. Ю. Витте – прим. авт.).

С подобными приемами Витте Мамонтову придется столкнуться на собственном горьком опыте, о чем будет рассказано далее.

По характеру С. Ю. Витте был жестким человеком. Холодная расчетливость и немногословность определяли его поведение. Сергей Юльевич никогда не поддавался эмоциям, художественный энтузиазм был ему совершенно чужд, но Савва Иванович ему импонировал и даже определенно нравился. Очевидно, по контрасту с официальным типовым окружением министерства. Витте сразу выделил Мамонтова из всех предпринимателей и чиновников Департамента железных дорог.

Савва Иванович – человек увлеченный и увлекающийся, искренний, с душой, открытой для добра, безоговорочно поверил в прогрессивность и действенность мероприятий нового министра. Мамонтов активно вел переговоры о возможности получения кредитов для продолжения строительства Московско-Ярославской дороги до Архангельска, для восстановления Невского завода, завода в Нижнеудинске, Алапаевского завода. С. Ю. Витте обещал С. И. Мамонтову новую концессию на строительство дороги (Вятка – Вологда – Петербург), но с условием, что Савва Иванович вытянет перечисленные заводы из руин финансовых и производственных. Заводы были очень важны для страны.

В 1890 году С. И. Мамонтов взвалил на себя эти махины-развалины. Он думал о будущем, о создании единого концерна: Невский завод – предприятие оборонного значения; Нижнеудинский – это чугунное литье, полуфабрикаты для Невского; Алапаевский завод – руда для Нижнеудинского завода.

Свой металл, свои рельсы, свои шпалы, свои паровозы. В мыслях уже намечалось строительство вагонного завода. Для дороги нужны были товарные и пассажирские вагоны, а также запасные части к ним.

Для первых железных дорог в России[19] паровозы закупались в большинстве случаев в Англии, Франции, Германии…

С. И. Мамонтов помнил, что еще в 1870 году вышло правительственное постановление о запрещении закупки паровозов за границей. Но, чтобы привлечь российских предпринимателей к отечественному производству, было выделено из государственной казны 2, 5 млн. рублей для поддержки реального дела. Савва Иванович надеялся на правительственную поддержку и с присущей ему кипучей энергией принялся за дело.

Он выкладывается в своих финансовых возможностях, чтобы быстрее достроить железную дорогу до Архангельска и поднять в первую очередь на ноги Невский завод, на котором до него уже было выпущено 1500 паровозов. Но дальнейшее их производство было прекращено по причине финансового краха завода.

С. И. Мамонтов решил восстановить паровозостроение. Но сначала необходимо было наладить производство быстроокупаемых металлоконструкций. Поэтому стали изготавливать мосты, стропила, подъемные краны, резервуары, газгольдеры, цистерны. Для военно-морского ведомства были выполнены заказы по изготовлению броненосной батареи «Кремль»; фрегатов «Адмирал Спиридов», «Адмирал Чичагов», «Генерал-Адмирал», «Минин»; мониторов «Лава», «Перун» и других морских и речных судов, буксиров, миноносцев, клиперов и т. д. Выпускались паровые машины и котлы для судов. Стальное литье организовали на самом заводе, помимо мартеновского способа, способом Тропенаса. Для нужд Московско-Ярославской дороги стали выпускать запасные части, которых при той интенсивности движения не хватало.

Каких усилий стоило это Савве Ивановичу!

Донецкая дорога долгое время считалась малодоходной. Магистральные дороги принадлежали мощным компаниям в главе с Поляковыми, К. фон Мекк и П. фон Дервиз. Для них мамонтовская Донецкая дорога была бельмом в глазу. Малодоходность этой дороги искусственно поддерживалась ими за счет «подставок»: минуя Донецкую дорогу, уголь вывозили по более дорогим подрядам до магистральных дорог гужевым транспортом. Даже в Николаев уголь доставляли на лошадях, лишь бы не по Донецкой дороге.

Савве Ивановичу пришлось расстаться с дорогой за бесценок. Ее тут же купили упомянутые лица. Все, что было выручено за Донецкую дорогу, Мамонтов вложил в Невский завод (таково было условие С. Витте), но этих денег не хватало на реконструкцию и развитие завода. Савва Иванович понимал, что рискует, но не видел другого пути, как перевести нужные деньги из кассы Московско-Ярославско-Архангельской дороги на Невский и Нижнеудинский заводы. Он не скрывал своих действий. С. Ю. Витте тоже прекрасно понимал, что бухгалтерия дороги совершает нарушения не ради наживы хозяев, а ради государственной пользы; видели и молчали служащие и более поздние акционеры – Солодовниковы, Грачевы, братья Джамгаровы.

Мамонтов надеялся на обещание Витте относительно получения концессии на строительство новой дороги. В этом случае он мог быстро вернуть в кассу Московско-Ярославской дороги, средства которые он вложил на окончание строительства дороги до Архангельска[20] и на реконструкцию Невского и Нижнеудинского заводов.

1894 год… Витте пригласил Мамонтова принять участие в ознакомительной поездке вдоль Кольского полуострова, чтобы лично убедиться в необходимости окончания строительства дороги до Архангельска и в перспективе будущего строительства незамерзающего порта в Мурманске для военно-морского флота России. В состав группы вошли эксперты по экономическим, транспортным и морским проблемам. Со временем предполагалось провести в Мурманск железную дорогу через Карелию. Поездка оказалась полезной и для Витте, и для Мамонтова.

Сохранилось письмо Саввы Ивановича, в котором он восторгается российским Северным краем и характеризует С. Ю. Витте как государственного чиновника, подававшего ему большие надежды на сотрудничество:

«Четверг 16 июня 1894 года. 1 час дня, сто верст до Архангельска. Вчера принялись меня уговаривать ехать в кружной путь с министром, т. е. на Мурман и кругом до Норвегии. Из Москвы я выехал с твердым намерением возвратиться вспять из Архангельска, т. к. не рассчитывал на впечатление, которое сделал на меня Север. Теперь это путешествие улыбнулось мне, и я на приглашение Витте согласился… Надеюсь, что, кроме большого удовольствия видеть далекий Север, я вынесу из поездки такую пользу, которая может отразиться благоприятно и на наших детях. Возвращаюсь к характеристике Витте. Прежде в министрах я ранее делового и умного человека всегда видел царедворца и высокую чиновную особу, а теперь совсем иное. Витте отлично умеет себя держать и министр сразу виден, но в то же время чувствуешь сразу и ум и дело – и постоянная реальная забота. О нем говорят, что он все делает слишком бойко и скоро может напутать, это неправда. Голова его постоянно свежа и работает без устали, а потому и решение скорое и обдуманное до мелочей. На пустяки и пустословие у него нет времени, чего про других царедворцев сказать нельзя. Витте очень правдив и резок, и это в нем чрезвычайно привлекательно…»

Вот такое впечатление производил Сергей Юльевич на Савву Ивановича. Но, знал бы он, что будет через пять-шесть лет? А пока… С. Витте выполнил свое обещание.

Савва Иванович получил концессию на строительство дороги Вятка – Вологда – Петербург. Это обещало солидные прибыли и покрытие задолженностей в кассе Московско-Ярославской дороги. Указ Государственного Совета и последующая подпись Николая II подтвердили права Мамонтова на получение концессии на законных основаниях. Акции общества пошли вверх, доходы акционерного общества железных дорог составили более 5 млн. руб. в год. Перспектива виделась обнадеживающей. Определилось место для строительства вагонного завода в Мытищах.

1896 год… Пока К. Д. Арцыбушев занимался текущими делами по формированию состава «Акционерного общества, Вагоностроительный завод» в Мытищах, С. И. Мамонтов был занят подготовкой к Всероссийской художественной и промышленной выставке в Нижнем Новгороде, которую предполагалось разместить рядом со знаменитой Нижегородской ярмаркой.

14 мая 1896 года в Москве состоялось коронация Николая II и Императрицы Александры Федоровны. После коронационных торжеств была намечена дата открытия Нижегородской выставки – 28 мая того же года.

В день коронации императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Крайний слева стоит Сергей Юльевич Витте

Официально выставка именовалась «XVI Всероссийская торгово-промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде». На строительство выставочного комплекса из государственной казны было выделено 3 млн. руб., на благоустройство города – 1 млн. руб. Обустройством города занимался Андрей Иванович Дельвиг.

На площади свыше 80 гектаров в 120 павильонах были представлены достижения российских предпринимателей, казенных заводов, культурных центров, в которых предполагалась большая культурная программа. Все павильоны были электрифицированы. В строительстве павильонов принимали участие лучшие российские архитекторы – А. М. Померанцев, Л. Н. Бенуа и другие. Из частных павильонов обращали на себя внимание здания с панорамами заводов и нефтепромыслов Баку акционерного общества «Товарищества Бранобель»; комплексы зданий павильонов «Производства фабрично-заводские и ремесленные», «Строительное и инженерное дело, морское и речное торговое судоходство», водонапорная башня и павильоны, изготовленные «Строительной конторой А. В. Бари» по проектам одного из передовых инженеров России – В. Г. Шухова.

Савва Иванович Мамонтов построил и оборудовал павильон российского Севера, в котором разместил экспозицию о необыкновенных богатствах этого края.

Павильон Художественного отдела был построен «Товариществом Московского Металлического завода» (бывш. Ю. П. Гужона, ныне «Серп и молот»). Расчет металлоконструкций и проект здания был выполнен талантливым инженером Николаем Григорьевичем Риттером.

С. Ю. Витте, уже знавший С. И. Мамонтова, поручил ему неофициальный догляд за культурной программой выставки. Но была и специальная отборочная комиссия, которая отвечала за экспозицию художников. Она обратила особое внимание на необычные работы выдающегося художника М. А. Врубеля[21] «Микула Селянинович» и «Принцесса Греза». Маститые академики живописи, стоявшие во главе комиссии, упорно не хотели видеть и понимать – что изображено на эскизном панно!? М. А. Врубель был подавлен бурной реакцией руководителей от искусства на свое творчество и испытывал особую неловкость перед Саввой Ивановичем, который был инициатором представления в отборочную комиссию Нижегородской выставки этих работ. Что было делать в такой щекотливой ситуации? И вот Савва Иванович решился на поступок величайшей дерзости и независимости – взял на себя ответственность за пропаганду одного из направлений в живописи. Он оплатил Врубелю заказанную работу и распорядился выстроить рядом с выставочной территорией специальное помещение для показа врубелевских работ, отвергнутых академическим начальством. Там были выставлены и другие работы М. А. Врубеля, устраивались концерты классической музыки. Благодаря усилиям С. И. Мамонтова на Врубеля обратили внимание, о нем заговорили. Здесь же впервые состоялся как оперный певец и Федор Иванович Шаляпин.

Все замыслы Врубеля с эскизов были перенесены на панно его друзьями В. Д. Поленовым и К. А. Коровиным. Сам Савва Иванович получил на выставке золотую медаль за изделия своей керамической мастерской.

Технические новинки и изобретения также представляли интерес. На выставке демонстрировался первый российский автомобиль конструкции П. А. Фрезе и Е. А. Яковлева, а также трактор на гусеничном ходу с паровым двигателем. Создатель трактора – механик-самоучка Федор Абрамович Блинов. Им была впервые в мире разработана оригинальная ходовая система поворота машины за счет забегания одной и отставания другой гусеницы. Этот экспонат был отмечен Похвальной грамотой выставки, в которой значилось: «Завод-изготовитель – Чугунолитейный и механический завод Блинова, село Балаково Саратовской губернии». 1896 год принято считать годом начала отечественного тракторостроения.[22]

Николай II прибыл на выставку и осматривал экспозиции павильонов с 17 по 20 июля. Не обходилось и без курьезов, как пишет в своих записках Г. Б. Ефимов, правнук А. Бари:

«На Нижегородской выставке, накануне ее открытия и приезда Николая II, вдруг прошел сильный град и побил большую часть стекол в световых фонарях на крыше одного из павильонов. Что делать? Вставить новые уже не успеть. Александр Вениаминович решился: «Выбьем остальные, авось завтра будет погода!». И сам полез вместе с рабочими на крышу выбивать остатки стекол. Успели выбить и убрать. Назавтра погода выдалась отличная, посетители ничего не заметили. Государь похвалил «чистоту» стекол. В последующие дни без спешки вставили новые. Рабочие были в восторге: «Рисковый хозяин, решителен, да удачлив. А узнал бы царь, что тогда?!»

Упоминавшийся Павел Бурышкин в своих мемуарах не обошел вниманием и другие курьезы: «На Всероссийской художественно-промышленной выставке 1896 года ярмарочное и, прежде всего, московское купечество хотели подчеркнуть, какую важную роль они играют, являясь оплотом торговли и промышленности могущественной России. Одним из внешних проявлений этой тенденции явилась организация почетной охраны Государя в то время, когда он приезжал осматривать выставку. 27 детей из московского и нижегородского родовитого купечества составили отряд рынд (почетной охраны), одетых в красивые белые кафтаны с секирами на плечах. Молодые люди были подобраны один к одному. Костюмы были очень дорогие. У многих были подлинные серебряные секиры. Словом, отряд производил внушительное впечатление и всем очень понравился. Понравился он и Государю, который решил проявить к рындам свое внимание. Обратясь к одному из них, он спросил:

– Как твоя фамилия?

– Шульц, Ваше Императорское Величество, – последовал немедленный ответ.

И действительно, это был Андрей Иванович Шульц, в будущем маклер по учету при Московской бирже, очень красивый человек, а в молодости, как говорят, напоминал юного греческого бога.

Тогда Государь обратился к другому с тем же вопросом:

– Ну, а твоя фамилия?

– Ценкер, Ваше Императорское Величество, – ответил вопрошаемый.

Государь несколько смутился и наудачу спросил еще одного:

– А ты как называешься?

– Кноп, Ваше Императорское Величество.

Государь фамилий больше не спрашивал, но спросил еще одного из рынд:

– А что работает ваша фабрика?

Тот, в смущении, вместо того, чтобы сказать «ситец», назвал свою фамилию:

– Чичец, Ваше Императорское Величество.

На этом и кончилось общение царя с рындами. Этот эпизод считали символом немецкого засилья в купеческой Москве и довольно много, хотя и добродушно, над этим случаем посмеивались.»

За 125 дней работы выставки ее посетили 991.033 человека, экспонентов было представлено более 9700. Студенты и рабочие посещали выставку бесплатно.

Закрытие Всероссийской художественной и промышленной выставки состоялось 1 октября 1896 года. Эксперты доложили правительству свои впечатления и были подведены итоги ее работы.

К концу года С. Ю. Витте во всеподданнейшем докладе Николаю II отметил многих выдающихся экспонентов, в том числе и С. И. Мамонтова. Сергей Юльевич уведомил Савву Ивановича любезным письмом:

«1 января 1897 г. Его Высокородию С. И. Мамонтову

Милостивый Государь Савва Иванович

Государь Император, по засвидетельствованию моему об отлично-усердной и полезной деятельности Вашей, Всемилостивейше соизволил в день 1 января сего года пожаловать Вам орден Св. Владимира 4-й степени.

Поздравляя Вас с таковою Монаршиею милостию, прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.

С. Витте»

Естественно, при таких уверениях Савва Иванович воспринимал Сергея Юльевича как благодетеля и единомышленника. Да и что говорить, когда многие ученые и инженеры, чиновники и предприниматели по первым впечатлениям были в восторге от ясной головы лучшего министра двух последних российских императоров.

Однако… С. Витте, как человек проницательный, понял, что С. И. Мамонтов с его энергией и упорством может не только проложить дорогу через топи и болота к Архангельску, но и разрешить неимоверной трудности инженерные и финансовые проблемы. Тогда он может стать одним из крупнейших предпринимателей, в чьих руках, возможно, будущее страны. В таком внутреннем противостоянии с Мамонтовым Витте был готов на все – лишь бы удержаться у власти. Первая же возможность представилась.

Возникла ситуация, когда решалась судьба самого С. Витте. Дело в том, что для строительства базы военно-морского флота существовало 2 проекта: первый – строить на Балтике в городе Либава, и второй (самого Витте) – в Мурманске. В свое время Александр III поддержал проект Сергея Юльевича и этим обнадежил его. Но вступивший в 1896 году на престол Николай II, благосклонно выслушав очередной всеподданнейший доклад министра финансов, задумался и как-то не очень уверенно поблагодарил С. Витте. Сергей Юльевич насторожился, но был спокоен за свой проект и возвратился в министерство. Через короткое время Сергей Юльевич узнает, что государем подписан указ на строительство порта не по его предложению, а – в Либаве!

Как быть? По тогдашним правилам следовало подавать прошение об отставке. Репутация С. Витте резко пошатнулась.

Но нет, смириться с падением своего авторитета, а не дай бог, и с лишением карьеры, Сергей Юльевич не мог.

Если внимательно читать его мемуары, то обнаруживается любопытный феномен – на каждые 100 страниц текста местоимение «я» С. Витте упоминает до 500 раз. Оскорбленное самолюбие так и сквозит через все три тома:

«Чувство «Я» есть одно из чувств, наиболее сильных в человеке. Люди в отдельности или в совокупности всегда будут бороться насмерть за сохранение своего «Я». Оно организует и двигает все.»

Можно привести и еще несколько отрывков из его «Воспоминаний» по крупным делам. Именно в них он раскрывается во всей полноте своей натуры – амбициозный, властолюбивый, с болезненным самолюбием… А заодно и сравнить его характеристики Николаю II, меняющиеся в зависимости от ситуации.

Стр. 261

«В царствование императора Александра III установилась твердо идея о государственном значении железных дорог, которая в значительной степени исключает возможность построек и в особенности эксплуатации железных дорог частными обществами, которые в основе своей преследуют идеи не общегосударственные, а идеи характера частных интересов.

Сделался полный переворот в железнодорожном деле как с точки зрения практической, так и теоретической. Поэтому, когда я был министром путей сообщения, а потом министром финансов, были начаты, с одной стороны, последовательный выкуп железных дорог из рук частных обществ, а с другой стороны – преимущественное сооружение железных дорог казной. Эти государственные взгляды в полном объеме были мною проведены и осуществлены уже в царствование императора Николая II.»

Савва Иванович Мамонтов

Нижний Новгород (1896 г.) Павильон художественного отдела

У павильона «Крайний Север»

Первый российский автомобиль

Павильон «Крайний Север»

В павильоне «Крайний Север». Вера Саввишна Мамонтова (слева) и О. Н. Алябьева

Стр. 283

«Строительство Великого Сибирского пути, я не преувеличу, если скажу, что это великое предприятие было совершено благодаря моей энергии.»

Стр. 286

«Император Николай II – человек, несомненно, очень быстрого ума и быстрых способностей; он вообще все быстро схватывает и все быстро понимает. В этом отношении, по своим способностям, он стоит гораздо выше своего августейшего отца.»

Стр. 299

«Конечно, император Николай II не Павел Петрович, но в его характере немало черт последнего и даже Александра I (мистицизм, хитрость и даже коварство), но, конечно, нет образования Александра I. Александр I по своему времени был одним из образованнейших русских людей, а император Николай II по нашему времени обладает средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства.»

Стр. 306

«Отличительные черты Николая II заключаются в том, что он человек очень добрый и чрезвычайно воспитанный. Я могу сказать, что я в жизни своей не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император Николай II.»

Стр. 355

«Еще в царствование императора Александра III была в основе предрешена денежная реформа, которую я имел честь совершить, которая спасла, укрепила русские финансы и на которой зиждется и основывается, несмотря на несчастную японскую войну и все ужасные происшедшие от нее последствия, настоящее благосостояние России.»

Стр. 395

«В. К. Плеве[16] имел против меня личный зуб потому, что он думал, что я дважды помешал ему стать министром внутренних дел, он был злопамятен и мстителен. В течение более чем десятилетнего моего управления финансами я их привел в блистательное состояние, но очень мало мог сделать для экономического состояния народа, ибо не только не встречал сочувствия реального в правящих сферах, а, напротив, встречал противодействие, и во главе оного за кулисами стоял всегда Плеве.»

Стр. 418

«Во время моего министерства меня никогда не покидала мысль об иностранных капиталах для русской промышленности и я в значительной степени вводил их, это происходило исключительно благодаря моему личному влиянию, причем я большею частью всегда встречал те или иные препоны в Комитете министров.

Государь император (Николай II), близко не знакомый с финансовой историей, ни с финансовой наукой, боялся того, чтобы посредством иностранных займов и инвестиций не внести в Россию значительного влияния иностранцев, а члены Комитета министров, чувствуя, что иностранные капиталы не в особенном фаворе наверху, боялись по этому предмету высказаться… В течение всего моего пребывания министром финансов я совершал на слово различные сделки на миллиарды и миллиарды.»

Стр. 419

«В мое управление я значительно расширил в департаменте Торговли отдел образования коммерческого… Я провел через Государственный совет положение о коммерческом образовании, благодаря которому последовало значительное расширение сети коммерческих училищ. Когда после смерти Вышнеградского я был назначен министром финансов, то я в то же время занял должность председателя дома призрения и ремесленного образования бедных детей в С.-Петербурге. Я занимался этим домом, в котором было два училища: ремесленное училище цесаревича Николая и женская школа императрицы Марии Александровны. Этими училищами я занимался весьма ретиво и с большим удовольствием.

Развив сеть коммерческого образования в России, у меня явилась мысль устроить высшие заведения – коммерческие и технические университеты в России в форме политехнических институтов.

Мною был создан при помощи моих сотрудников устав С.-Петербургского политехнического института, который ныне составляет одно из славных высших учебных заведений Петербурга. Я относился к этому делу с полным увлечением.

Кроме С.-Петербургского политехнического института по тому же принципу мне удалось основать еще два: один в Варшаве, другой в Киеве.»

Стр. 545 (о манифесте 17 октября 1905 г., о революционных событиях в Петербурге)

«Между тем, что я себе ставлю в особую заслугу – это то, что за полгода моего премьерства во время самой революции в Петербурге было всего убито несколько десятков людей и никто не казнен… Волею государя я был брошен в костер с легким чувством: «Если, мол, уцелеет, можно будет затем его отодвинуть, а если погибнет, то пусть гибнет. Неприятный он человек, ни в чем не уступает и все лучше меня знает и понимает. Этого я терпеть не могу…»»

А если обратиться к документам и высказываниям его современников, то обнаруживаются факты, упоминать о которых С. Ю. Витте предпочитал вскользь или вообще умалчивал. А попросту – обманывал себя.

Особые заслуги Витте в «непролитии крови» в период его премьерства весьма лицемерны. По инициативе Витте посылались карательные экспедиции генералов Ренненкампфа и Меллер-Закомельского в Сибирь, Мина – в Москву… В конце 1905 – начале 1906 года правительство Витте издает серию секретных циркуляров[17] о расстреле без суда и следствия участников революционных событий, об арестах забастовщиков и т. д. Его резолюция на циркулярах: «без всякого колебания прибегать к употреблению оружия», «немедленно истребить силой оружия бунтовщиков». Казненных и расстрелянных были тысячи.

И. Ф. Цион – физиолог, профессор Петербургского университета (1870 г.), чиновник особых поручений при министерстве финансов (с 1875 г.) писал в донесениях императору Александру III: «Без разрешения министра частные железнодорожные общества не смеют заказать ни вагона, ни локомотива. Другими словами, они принуждены заказывать их у тех заводчиков, немецких по преимуществу, которые пользуются специальным покровительством гг. Витте и Ротштейна. Заводы не смеют выдавать даже дивидендов своим акционерам, не испросивши первоначально разрешения у г. Витте. Он терроризирует частные банки, как терроризирует все сколько-нибудь выдающиеся промышленные и торговые предприятия.»

Другой известный финансист в российском торгово-промышленном мире конца XIX века Игнатий Порфирьевич Манус написал статью[23], в которой открыто негативно отзывался о деятельности С. Ю. Витте: «…экономические невзгоды и финансовые затруднения в России происходят от неправильной системы ведения нашего государственного хозяйства. Затруднения эти были бы значительно меньше, если бы министерство финансов принимало к сведению мудрые советы знающих и добросовестных людей. Люди, на какой бы высокой точке государственного положения не стояли, не гарантированы от ошибок и заблуждений.

Считать себя непогрешимым во всех отношениях – великая ошибка, упорствовать же или же настаивать на своем из самолюбия – доказательство слабости, ибо сильные не боятся сознаваться в своих ошибках.

Финансовые, экономические и сельскохозяйственные вопросы интересуют все образованное человечество; чем культурнее страна, тем больше ее интересует экономическая жизнь своего государства».

Александр III, сделавший в свое время ставку на Сергея Юльевича, отсылал эти донесения и статьи самому С. Витте, а тот долгое время успевал проводить упреждающие действия. Круг замыкался, но нерешенные вопросы накапливались и только обостряли проблемы. К началу XX века приток зарубежных инвестиций и иностранные займы во Франции, Голландии и Германии позволили привлечь в Россию около 2 млрд. золотых рублей. Но избежать зависимости от французских банков и выйти на международный рынок не удалось.

Мобилизовать внутренние денежные ресурсы также не было возможности из-за реальной несостоятельности налогоплательщиков после отмены крепостного права. По статистике[18] к началу XX в. сбор хлеба в России на душу населения составлял 400 кг, а потребление на одного едока – 192 кг.

Внешне все хорошо, а реально – был голод[24]. Голод не потому, что хлеба не было, а потому, что не было денег на его покупку. В неурожайные годы цены резко поднимались. На огромной территории России засушливые годы очень часто прокатывались по всему Поволжью (от Астрахани до Казани). И только в Москве и Петербурге хватало всего – и хлеба, и мяса. Предшественник С. Ю. Витте – И. Вышнеградский – хвастался: «не доедим, а вывезем». И даже в неурожайные годы вывоз хлеба за границу продолжался. А настоящая картина выглядела так: из 12 млн. дворов зажиточных насчитывалось около 2 млн., они-то и вывозили, и «доедали». А остальные просто голодали. Поэтому отказывались платить как подати, так и выкупные платежи, отсюда – бесконечные крестьянские волнения с пусканием «петухов» и крови в помещечьих усадьбах и землевладениях.

С. Витте во всеподданнейших докладах Александру III, как и Николаю II, докладывал только о самых крупных крестьянских волнениях и объяснял их причины «обманными призывами» нигилистов, интеллигентов и анархистов. Умалчивание о причинах недовольства основной массы несостоятельных налогоплательщиков – огромной армии беднейших крестьян и рабочих – привело в конечном итоге к тому, что в 1905–1907 годах заполыхал настоящий «пожар». Нужно было давно и срочно реформировать налоговую систему, но время было упущено. А очень хотелось удержаться у власти.

Даже при элементарном анализе совершенно очевидно, что «Воспоминания» Сергея Юльевича написаны обиженно-пристрастно. Он без конца оправдывает свои промахи и ошибки, постоянно напоминая о себе – недооценили, мешали. И обиды, обиды, обиды…

Что ж, возможно всем российским реформаторам – Петру I, Александру II, как и С. Витте, – приходилось сталкиваться с неимоверными, а порой и непредвиденными трудностями. Отдадим должное и Сергею Юльевичу. Среди царских сановников и тогдашних министров он был на порядок выше. Личность яркая – ученый-экономист, почетный член Российской Академии наук. Как крупный государственный деятель России конца XIX – начала XX века он не нуждается в приукрашивании. Он вполне осознавал, что реформы могут быть проведены в полном объеме только при непременном условии, что в этот период войны и революции для России нежелательны. Но на его долю выпало и то, и другое. Невозможно, да и не нужно принижать его роль в укреплении российской валюты; в строительстве железных дорог, в частности, Транссибирской магистрали; инвестиционной политике, разработке Положения о таможенных и железнодорожных тарифах, развитии нефтедобывающей отрасли. И, в конце концов, заключение перемирия в Портсмуте[25] после унизительного поражения России в Русско-японской войне.

Однако, как и всякий человек, он обладал массой недостатков и слабостей – это и нетерпимость к противникам методов проводимых им реформ, и несдержанность, и обидчивость… Да и в моральном отношении он не был выше своих современников, чиновников-бюрократов.

Всех участников своих «Воспоминаний» С. Витте разделял на честных патриотов – тех, кто крутился около него и поддерживал все его начинания; и интриганов-аферистов, пекущихся только о своих интересах, – тех, кто был не согласен с его методами реформирования.

Весь его чиновничий аппарат брал взятки по круговой системе, а уж концы прятали – каждый по своему. Но при опасности все друг друга прикрывали. Это «тараканье царство» всегда необычайно сплочено. Даже крупные предприниматели были вынуждены заводить в бухгалтерии амбарные книги, в которые заносились расходы на взятки. Они понимали, что в России, с ее бюрократическим аппаратом, дело не сдвинешь, пока на «подмажешь».

США. Портсмут. Русско-японские переговоры

Бывая в высшем свете Петербурга, Сергей Юльевич держался настороженно и никогда не высказывал своего мнения раньше других. Он внимательно прислушивался к разговорам, помалкивал и только старался определить «откуда дует ветер». Однако дворцовые завсегдатаи и все, кто крутился в этом вертепе то на балах, то на раутах, прекрасно знали эту незамысловатую хитрость С. Витте.

Пока он прислушивался к разговорам в ближнем углу, в дальнем – вице-директор (в то время) Горного департамента К. А. Скальковский[26], знавший Сергея Юльевича еще по Одессе, без стеснения высказывался в его адрес:

– Запомните, что Витте очень умен, но бездушен до отвращения… Во всяком случае, это самый умнейший из мошенников, какие встречались мне во всех частях нашего грешного света. Я сам мошенник, но таких… еще поискать надо.

В следующем углу дамы поворачивали голову в сторону самого К. Скальковского с затаенной завистью и легким томлением, так как они имели к нему свой интерес. Они знали, что Константин Аполлонович был заядлым «балетоманом», что он побил все мыслимые и немыслимые рекорды в получении взяток и имел на содержании наиболее привлекательную часть кордебалета. А за любую концессию драл с претендентов на добычу угля, нефти или золота в России столько, сколько могли вместить все карманы его сюртука. В это время К. А. Скальковский особенно «уважал» претендентов, желающих получить концессию на разработку залежей нефти.

Красноречивые взгляды сплетниц сопровождались шепотком:

– Слыхали?! Говорят, на днях бакинский «керосинщик» А. З. Иванов просил концессию и выложил К. А. Скальковскому 20 тысяч со словами: «Не волнуйтесь, никто не узнает».

– А что же Константин Аполлонович?

– Выкладывай, говорит, 40 тысяч и болтай кому угодно… Миллионами ворочаете, так не считайте пятаков.

– Ах, как ловко он его срезал…[19]

Подобные разговоры, ходившие по кругу, доходили до Сергея Юльевича. Но в том обществе они ни у кого не вызывали ни осуждения, ни возмущения, разве что зависть – кто больше взял. Взятки были этаким невинным барышом и назывались скромным словом «комиссионные». Между собой чиновники обычно говорили: «Имел комиссию», и все тут.

Однако Сергея Юльевича больше интересовала политическая интрига – его стихия. Он чувствовал, что именно здесь он может получить необходимую информацию, чтобы всегда держать «нос по ветру» и упредить скользкие обстоятельства в отношении возможных собственных неприятностей. Всем было известно, что он берет огромные займы за границей, но куда их вкладывает и на что расходует – оставалось загадкой. И это порождало множество слухов и разговоров. Сквозь цензуру в печати изредка прорывалась и правда вперемежку с домыслами.

Вершина противостояния двух гигантов

1897–1899 годы… Три года редактор еженедельника «Русский труд» С. Ф. Шарапов упорно мусолил мамонтовскую тему, раздувая на его страницах результаты ревизии на строительстве железной дороги от Вологды до Архангельска. Ревизия проводилась с санкции министерства юстиции, был обнаружен перерасход сметной стоимости. Савва Иванович в своей объяснительной записке привел убедительные аргументы в оправдание перерасхода. Реальные трудности – сплошные топи и болота, применение дорогих экскаваторов, закупленных в Америке. Построенные участки дороги еще не дают прибыли. Но уже каждая построенная станция в ближайшее время будет выполнять роль своеобразного центра культурного и промышленного освоения богатств российского Севера.

«Однако, – как пишет Е. Арензон, – за финансовыми частностями стояли принципиальные проблемы государственной политики и власти, а также непринципиальные амбиции людей, эту политику вершивших».

В очередной раз С. Витте в «Воспоминаниях» отделался небольшой фразой: «В последние годы Муравьев[20] имел против меня совершенно неосновательно, так сказать, маленький зуб».

На самом же деле противостояние Министерства юстиции и С. Витте «набирало крутые обороты» по причине бесчисленных растрат казенных денег его «друзьями». Сергей Юльевич, не желая вступать в открытую конфронтацию с Минюстом, принял все меры к тому, чтобы основательно подставить Савву Ивановича за свои промахи и сделать его одного ответственным за результаты ревизии.

5 сентября 1898 года в одной из передовых статей газеты «Русский труд» тот же С. Шарапов восклицал: «Мы воюем не только против господ Мамонтовых, то же творится и в других акционерных обществах, в самом их основании лежит обман». Это был откровенный намек на причастность самого С. Витте к покровительству хапуг-предпринимателей при строительстве железных дорог – его «друзьями», которые использовали гарантированные казной денежные ссуды в откровенно корыстных целях. Это не на шутку беспокоило его. Да еще и его подчиненный В. Максимов успел вляпаться – вырвал взятку у С. Мамонтова за концессию.

С. Витте начинает настраивать «обиженных» вкладчиков-акционеров против С. Мамонтова, а те – строчить доносы уже в министерство финансов. Весной 1899 года последовала новая ревизия. И снова С. Витте упорно травит С. Мамонтова с одной целью – выгородить себя и свое ведомство. Если у Саввы Ивановича будут обнаружены нарушения, то мы, дескать, здесь ни при чем.

Инженер-путеец, известный писатель Н. Г. Гарин-Михайловский, работавший на строительстве железной дороги у С. И. Мамонтова, по его просьбе неоднократно обращался в министерство финансов за обещанным кредитом, но Сергей Юльевич отказывал, ссылаясь на «некоторые» объективные трудности. Вместо того, чтобы поддержать Савву Ивановича, Сергей Юльевич его подло предал. Привлекая в российскую экономику западные капиталы, С. Витте зарабатывал себе авторитет у западных банкиров и внешне выглядел радетелем процветания России. Зачем же тогда душил отечественное предприятие С. Мамонтова? Ведь даже и простому обывателю было ясно, что Север в ближайшее время будет поставлять лес, пушнину, мясо, рыбу, минеральное сырье и другие природные запасы.

Если говорить по большому счету, то С. И. Мамонтов был во всех отношениях на голову выше С. Ю. Витте. Савва Иванович искренне любил Россию и был истинным патриотом своей страны.

А Сергей Юльевич больше любил себя и свою должность. Его мысль, вскользь высказанная в «Воспоминаниях», невольно еще раз раскрывает всю его амбициозную натуру: «Не дать обойти себя».

Тревожили С. Витте и материальные проблемы[27], но он лучше других чиновников ориентировался в бурном потоке презренных ассигнаций. Он прекрасно понимал, что его должность не позволяет ему пользоваться дешевыми приемами К. Скальковского. Слишком прозрачны были все министерские бумаги и взаимоотношения с ближайшим окружением. Свои «комиссионные» он имел через подставных лиц, которые были связаны с иностранными капиталами (займами и инвестициями). Его супруга появлялась то в Париже, то в Амстердаме, и там у ее ног лучшие ювелиры Запада раскладывали бриллиантовые пасьянсы. Так что въедливый Н. В. Муравьев никак не мог зацепить С. Ю. Витте, эти «делишки» были не по его ведомству.

К этому времени позиции С. Витте и С. Мамонтова совершенно обозначились и разошлись по главным направлениям:

– Витте в своей деятельности опирается на иностранный капитал, привлекает в экономику России крупные инвестиции и делает огромные займы (как он выражался: «беру деньги там, где они есть»).

– Мамонтов же своим упорным трудом и всем образом жизни доказывает, что российская промышленность, обладая огромными возможностями, способна добиться прогресса собственным умом и собственными руками. А для этого необходимо утверждать национальное самосознание людей через сохранение и развитие российской культуры.

Надо отдать должное самообладанию С. И. Мамонтова, он прекрасно понимал и видел, какая травля велась против его имени, сколько сплетен и домыслов ходило в известных кругах высшего света. В газетах ёрничали, называя его «давним покровителем муз». Даже Ф. И. Шаляпин поддался на уговоры директора Императорского театра Владимира Аркадьевича Теляковского, который посулил ему более высокую оплату. В переговорах с Федором Ивановичем Владимир Аркадьевич недвусмысленно намекал, что Частная опера Саввы Ивановича существует до тех пор, пока он может ее содержать, а что будет завтра, если положение изменится? Насколько вообще честен и порядочен этот Савва, делами которого уже интересуется государственный контроль? И Ф. И. Шаляпин в трудный момент соблазнился большими деньгами и предал Савву Ивановича, покинув Частную оперу – детище С. Мамонтова – основу русского оперного искусства. Такой же ход сделал и художник К. А. Коровин, писавший декорации к многим постановкам Частной оперы. Позднее оба сожалели о содеянном.

Благородный Савва Иванович! Он буквально «лепил» своего Феденьку, как талантливый скульптор-режиссер: «Вникай в дух музыкального произведения, тщательно продумывай фразировку. Каждое пропетое слово должно ясно восприниматься слушателем. Каждая фраза должна произноситься со смыслом, выраженном в музыке. Музыка несет в себе большое духовное содержание. Чтобы передать его зрителям и слушателям, далеко не достаточно быть отличным певцом, надо играть еще, как в драме».

С каждой репетицией, а это был мастер-класс, шлифовался талант Федора Ивановича[28]. Савва Иванович, выполняя роль огранщика самородного алмаза, довел его до блеска бриллианта.

Если обычному хаму не давать отпора, то он примитивно наглеет. Но не таков был С. Ю. Витте. Как тонкий знаток интриги, он с опаской решается на крайний шаг – срочно лишить Савву Ивановича концессий. Моральные издержки в такой ситуации для С. Витте значения не имели, его заботил только один вопрос – как, каким образом это осуществить, чтобы самому не запачкаться? Отобрать концессию напрямую нельзя, нет повода. Лучший прием – сделать это чужими руками. Нарушения финансовой дисциплины в акционерном обществе у С. И. Мамонтова можно было обнаружить невооруженным глазом, он их ни от кого не скрывал. Савва Иванович не видел криминала в том, что он переводил деньги из кассы железной дороги на восстановление Невского и Нижнеудинского заводов, так как он был основным держателем акций. Эти операции проходили через Государственный банк, акционеры-вкладчики оповещались на заседании правления, долг Савва Иванович записывал на свое имя. Так что наличных денег он и в руках-то не держал.

С. Витте был осведомлен о сложном положении на Московско-Ярославской железной дороге от самого Саввы Ивановича, реакция его была молниеносной. Знал, что С. Мамонтова нет в Москве, и потому мгновенно натравил «гончих стаю»…

Савва Иванович находился на лечении в Германии. Письмо от сына было неожиданным. Понаехали ревизоры, судебные следователи, копают, – во что бы то ни стало найти вину! Комиссию, присланную товарищем (заместителем) Государственного контролера сенатора А. П. Иващенкова, возглавлял инженер И. Ю. Шульц – человек Витте. Вернувшийся Савва Иванович срочно составлял всевозможные объяснительные записки, а дело уже передали судебному следователю Чистову. Следствие обнаружило нарушения. Огромные деньги перекачивались из кассы железной дороги в кассы убыточных заводов: Невского в Петербурге, Николаевского в Нижнеудинске – и обратно. Концессию на строительство железнодорожной ветки Вятка – Вологда – Петербург у Мамонтова мгновенно отобрали и передали в казну. Государственный совет отменил Постановление Комитета министров. Постановление было передано в прессу.

На бирже поднялась паника, акции всех предприятий Саввы Ивановича упали в цене. Он пытался спасти положение, закладывая акции железной дороги в Московский банк Общества взаимного кредита. Но из Петербурга последовал окрик – прижать строптивца Мамонтова. Банк послушно потребовал солидную доплату. Савва Иванович, еще не понимая откуда «дует ветер», обратился за советом и помощью к С. Витте. Сергей Юльевич, не дрогнув ни одним мускулом на лице, предложил обратиться к товарищу (помощнику) министра финансов А. Ю. Ротштейну – директору Петербургского международного коммерческого банка.

А. Ю. Ротштейн был рад помочь Мамонтову и предложил перевести уже заложенные акции в Петербургский банк без доплаты. Но необходимо было выполнить одно «небольшое условие» – стать участником так называемого «мыльного» банковского синдиката, а для этого нужно продать 1500–2000 акций по цене, за какую они были заложены. Остановились на 1650 акциях.

Савва Иванович не предвидел дальнейшего хода событий, считая, что спасти дело поможет новый кредит под заем акций, и это еще был выход. Он подписал соглашение.

Крышка захлопнулась. Такого предательского удара С. Мамонтов не ожидал.

В дом на Садовой прибыла полиция. Следователь объявил цель визита:

– Господин Мамонтов, по причине растраты в кассе правления Московско-Архангельской железной дороги, дом санкцией прокурора города Москвы подлежит обыску. Вы обязаны немедленно вернуть в кассу 100 тысяч рублей!

Савва Иванович только развел руками:

– Таких денег у меня нет. Деньги потрачены на производство паровозов, пароходов, вагонов… Ищите, коли обыск…

Искали упорно и нашли – 53 рубля 50 копеек.

Ночь на 11 сентября 1899 года Савва Иванович провел в одиночной камере знаменитых «Каменщиков». Родственники тщетно обращались в различные судебные инстанции, хотели внести в кассу дороги теперь уже другую сумму – 763 тыс. рублей, чтобы взять С. Мамонтова на поруки. На официальном прошении резолюция – «Замены содержания под стражей в тюрьме домашним арестом допущено быть не может». Обращались к адвокату, который посоветовал, чтобы прошение было от имени Саввы Ивановича со ссылкой на состояние здоровья. Но в ход пошла еще одна подножка. Величину залога с 763 тысяч подняли до 5 млн. Знали деятели Фемиды, что таких денег родственники даже вместе со всеми знакомыми не соберут. Кому-то Мамонтов нужен был только в тюрьме и только в одиночке. С. Ю. Витте с обычной для него «правдивостью» объяснял арест С. И. Мамонтова направленной против него, Витте, интригой министра юстиции Н. В. Муравьева. Возможно, отчасти так оно и было…

Но если опять обратиться к известным мемуарам С. Ю. Витте, то обнаруживается удивительная его «неосведомленность»: «Когда я после И. А. Вышнеградского сделался министром финансов, то директором департамента железнодорожных дел работал В. В. Максимов. Но он вскоре запутался на одном деле, касавшемся железнодорожных предприятий известного москвича С. И. Мамонтова. Дело это касалось постройки дороги на Архангельск, и здесь Максимов явился в таком виде, который показывал если не его некорректность, то во всяком случае увлечение, так как он дал обойти себя Мамонтову. Дело Мамонтова разбиралось в московском суде, и Мамонтов должен был отсиживать под арестом, чуть ли не в тюрьме (? – авт.). В виду этого я принужден был попросить Максимова оставить службу…»

Что означает фраза: «Максимов явился в таком виде, который показывал если не его некорректность, то во всяком случае увлечение…»? Секрет этой фразы раскрывает А. А. Лопухин[21], директор департамента полиции Министерства Внутренних дел (1903–1905 гг.). По поводу «увлечения» В. В. Максимова он пишет:«… мое знакомство с С. Ю. Витте произошло в 1901 г. Но прибегая к его же выражению по поводу одного из его сослуживцев, я могу сказать, что летом 1899 г., когда я был прокурором московского окружного суда, в Москве возникло громкое уголовное «Мамонтовское» дело. История его возникновения весьма для С. Ю. Витте характерна… При производстве следствия по «мамонтовскому» делу, при осмотре следователем документов, отобранных у одного из обвиняемых, заведовавшего коммерческим агентством правления Московско-Ярославской железной дороги А. В. Кривошеина, в его записной книжке была обнаружена запись, свидетельствовавшая о взятке[29], данной директору железнодорожного департамента министерства финансов В. В. Максимову. По всем данным, за содействие в предоставлении Московско-Ярославской железной дороге той концессии, которая была впоследствии отобрана. Что и было подтверждено показаниями хозяина книжки. Весь обвинительный материал был сообщен министру финансов С. Ю. Витте. Но по действующему закону уголовное преследование против должностного лица (государственного чиновника) могло быть возбуждено только его начальством. Начальство же в лице С. Ю. Витте дело против своего подчиненного в данном случае замяло, дало ему возможность по своей воле уйти в отставку и устроиться на теплое место в частном предприятии. Вот каким С. Ю. Витте «открылся» мне еще ранее моего личного знакомства с ним.»

Ловчил Сергей Юльевич, ловчил, когда писал свои «Воспоминания».

Далее А. А. Лопухин подробно описывает юридическую, правовую сторону так называемого «Мамонтовского» дела.

«Упоминавшаяся концессия была дана С. И. Мамонтову по инициативе самого С. Ю. Витте, с ведома Государственного совета и последующим утверждением ее Николаем II в законодательном порядке. Отобрание концессии было осуществлено ведомственным постановлением, изданном в порядке управления. Таким образом, законодательный акт был нарушен самим С. Ю. Витте, являвшимся в то время председателем Комитета министров. Он не остановился на этом и продолжал уголовное преследование всего состава правления «Общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги». Ссылаясь на ещё неутвержденный закон[30], он аннулировал права Общества на железную дорогу Москва-Архангельск со всем имуществом. Акции Общества резко упали в цене и были принудительно переданы в казну. А далее – в карман Петербургского международного банка. Этот акт явился вопиющим нарушением принципа неприкосновенности частной собственности без решения суда.

Защита и Присяжные заседатели в процессе суда над С. И. Мамонтовым разобрались в беззастенчивом выборе средств и произволе С. Ю. Витте, в его махинациях. Суд вынес оправдательный приговор, не поддержав иск об уголовной ответственности. На репутацию же С. Ю. Витте история так называемого «Мамонтовского» дела в глазах всех, кто знал его закулисную сторону, легла еще одним несмываемым темным пятном.»

На этом можно было бы поставить точку, но нужно добавить еще несколько строк.

В 1906 году вышла брошюра по псевдонимом Small «Зигзаги. Паломничество С. Ю. Витте в Портсмут». В ней говорилось о злоупотреблениях С. Ю. Витте на посту министра финансов. Автор указал, что железную дорогу Пермь – Котлас, важнейшую часть которой как раз и составляла линия Петербург – Вологда – Вятка, строил родственник жены С. Витте инженер путей сообщения И. Н. Быховец, а Архангельско-Ярославской дорогой в это время стал управлять другой ее родственник – врач Леви… Это, конечно, уже мелочи жизни. Однако, как видим, не брезговал Сергей Юльевич и мелочами.

Остается загадкой еще один факт. С. Ю. Витте перед уходом из министерства финансов уничтожил документы, переданные ему в свое время Александром III, которые касались закулисной деятельности его предшественника И. А. Вышнеградского. Возможно, они оба применяли определенную проверенную схему – получение комиссионных под видом заботы о делах государственных.

Со временем шок от ареста Саввы Ивановича, поразивший родственников и друзей, миновал. Наиболее настойчивые получали разрешение на свидание. Истинные друзья поддерживали Мамонтова как могли.

Следствие шло своим чередом. Нет необходимости перечислять все переживания, как подследственных, так и их родственников; друзей и передовой общественности; пересуды обывателей и уж тем более падкой до сенсаций прессы. Следственная тюрьма и предстоящий суд – вещь не из приятных и по сей день.

С 13 февраля 1900 года еще не очень тогда известный художник Валентин Александрович Серов писал портрет Николая II. Пятница, третий сеанс.

Поборов в себе первоначальное чувство неловкости и переступив порог подкатывающей боязни (а вдруг не получится?), Серов обратился к императору:

– Ваше Величество! Мой долг просить Вас о Мамонтове. Мы все – Репин, Васнецов, Поленов, все наше множество, очень сожалеем о случившемся с Саввой Ивановичем. Он верный друг художников. Всегда поддерживал самое даровитое – молодое, новое, а потому еще не всегда признанное…

– Я уже сделал распоряжение, – ответил государь.

– Спасибо, Ваше Величество… Я в этом деле до сих пор разобраться не могу, ничего не понимаю в коммерции.

– Я тоже не понимаю, – и, помолчав, государь добавил:

– Третьякова и Мамонтова я всегда почитал за людей, много сделавших для русского искусства.

19 февраля Савву Ивановича освободили, перевели на режим домашнего ареста. Дом на Садовой-Спасской опечатали в 1901 году. До 1903 года он пустовал. Множество ценнейших документов и рукописей было растащено, картины пошли с молотка…

В 1904 году дом был куплен Ф. Н. Кудряшовым, а через 7 лет его купила Мария Александровна Страхова. В 1912 году она подала прошение в Московскую городскую Управу о «сломке 3-хэтажного здания и возведении новых построек». Через год в этом здании была открыта мужская гимназия, а ныне здесь размещается Московский университет печати. (Садовая-Спасская, дом б).

Дом изменился до неузнаваемости. И только на дверях бывшего кабинета С. И. Мамонтова, где собирались когда-то лучшие представители российской высокой культуры, прибита весьма убогая, самодельной чеканки, табличка с надписью «Шаляпинский зал». А о том, что в этом доме жил наш великий соотечественник Савва Иванович Мамонтов, нигде не удалось увидеть хотя бы стенда или мемориальной доски в память о нем и всех, кто бывал и творил в этом доме. За высоким забором до сегодняшнего дня каким-то чудом сохранился флигель, принадлежавший С. И. Мамонтову, построенный по проекту М. Врубеля.

Со стороны двора в ранней кирпичной кладке и кладке более поздних перестроек можно обнаружить клеймо на кирпичах, изготовленных на Мытищинских кирпичных заводах – «И. П. Воронин», «Челноков», «Т-во В. К. Шапошников, М. В. Челноков и K°».

Пришлось Савве Ивановичу поселиться в крохотной усадьбе за Бутырской заставой. В окладных книгах Московской Управы за 1900 год значилось «владение Александры Саввишны Мамонтовой, дочери коммерции советника, на 2-ой улице Ямского поля». Сегодня это улица Правды, и уже ничто не напоминает о том, что где-то здесь провел последние годы жизни Савва Иванович. Он купил этот участок земли, когда Правление Ярославской дороги приступило к строительству Савеловской ветки. Здесь уже жили К. Д. Арцыбушев, инженер-путеец С. П. Чоколов и А. В. Кривошеин – служащий коммерческого отдела дороги. Доехать было не сложно: трамваем до Бутырской заставы (у Савеловского вокзала) и десять минут ходьбы через Нижнюю Масловку.

23 июня 1900 года в Митрофаньевском зале Московского окружного суда началось слушание дела коммерции советника Саввы Ивановича Мамонтова, его брата, потомственного почетного гражданина Николая Мамонтова, двоих сыновей: первого – поручика запаса гвардейской кавалерии Сергея Мамонтова и второго – потомственного почетного гражданина Всеволода Мамонтова; дворянина Константина Дмитриевича Арцыбушева и потомственного почетного гражданина Александра Васильевича Кривошеина.

Председательствовал на первом слушании председатель суда Н. В. Давыдов.

От обвинения – товарищ прокурора Московской судебной палаты П. Л. Курлов и товарищ прокурора Московского окружного суда В. В. Цубербиллер.

От защиты – присяжный поверенный Ф. Н. Плевако защищал интересы С. И. Мамонтова; К. Д. Арцыбушева – Н. П. Карабчевский; А. В. Кривошеина – Н. П. Шубинский; Сергея и Всеволода Мамонтовых – М. М. Багриновский; Николая Мамонтова – помощник присяжного поверенного В. А. Маклаков.

Гражданский иск Управления казенных железных дорог поддерживали присяжные поверенные М. П. Домерщиков и Н. Е. Рейнбот; иск акционеров и частных лиц – присяжный поверенный В. В. Быховский.

Из 46 свидетелей не явились 10 человек. Суд решает продолжать слушание дела. Старшиной присяжных избран Г. Висневский.

Внимательно вчитываясь в речи обвинения, защиты, допросы свидетелей, последние слова подсудимых, мысль возвращается в место и время действия[22]: 30 июня 1900 года в 8 часов 10 минут раздался призывный звонок… «Суд идет, прошу встать!» Судьи заняли свои места.

Двери совещательной комнаты открылись и с листом в руке вышел присяжный старшина, а за ним присяжные заседатели. В зале настороженная тишина…

Старшина зачитывает первый вопрос:

«– Доказано ли, – что члены Правления Московско-Ярославской железной дороги с 1895 года по июль 1899 года сознательно, нарушая доверие акционеров, передали Невскому заводу несколько миллионов рублей. Причем 6 млн. переведены были на Савву и Николая Мамонтовых в виде долга…

– Да, доказано!

– Виновен ли Савва Иванович Мамонтов в том, что, состоя председателем, сознательно… передал Невскому заводу несколько миллионов рублей?..

– Нет, не виновен!

Один за одним мелькают вопросы и ответы; всего 29 вопросов, ответы:

Нет, нет, нет, не виновны…

Все факты признаны, вина подсудимых судом присяжных не признана!

– Подсудимые, – говорит председатель, – вы свободны.»

Стража уходит. Суд выносит решение, в котором постановил всех обвиняемых «считать по суду оправданными, а гражданские иски оставить без рассмотрения в порядке уголовного судопроизводства».

Суд состоялся, но не состоялось судилища!

Отголоски в печати – «Московский листок», «Русский листок»:

«Когда публика услышала об оправдательном приговоре, плакали, целовались с присяжными, жали руки всем Мамонтовым, лобызали Савву Ивановича».

«Присяжные заседатели целовались с представителями печати – общественная совесть и общественное мнение на этот раз оказались вполне солидарными: честь и доброе имя истинно русского деятеля, Саввы Ивановича Мамонтова, и всей его семьи реабилитированы».

П. А. Бурышкин в мемуарах «Москва купеческая» подвел общий итог мамонтовской драмы: «В конце прошлого столетия С. И. Мамонтову пришлось пережить тяжелое испытание и глубокую внутреннюю драму: в постройке и эксплуатации Ярославской железной дороги были обнаружены злоупотребления, и Мамонтову, как и его коллегам по правлению, пришлось сесть на скамью подсудимых. Злоупотребления, несомненно, были, но, с другой стороны, вся эта «Мамонтовская панама», как тогда говорили, была одним из эпизодов борьбы казенного и частного железнодорожного хозяйства. Чтобы осуществить выкуп дороги, министерство финансов, скупавшее акции через Петербургский международный банк, старалось сделать ответственным лишь Мамонтова за весь ход дела. В Москве общественные симпатии были на стороне Саввы Ивановича, и его считали жертвой. Оправдательный приговор был встречен бурными аплодисментами…»

В заключительной речи адвокат Ф. Н. Плевако дал характеристику обстановки «правления» С. Ю. Витте, при которой господствовала не деловая и честная конкуренция, а ведомственный протекционизм и административные амбиции: «Мамонтова судят за то, что при другом стечении обстоятельств могло стать предпринимательским триумфом… унижение такого незаурядного человека, как Мамонтов, – это подлинный вред, наносимый обществу».

К. С. Станиславский неоценимую заслугу Саввы Ивановича перед Россией выразил убедительной мыслью: «Это он, Мамонтов, провел железную дорогу на Север, в Архангельск и Мурман, для выхода к океану, и на Юг, к Донецким угольным копям… хотя в то время, когда он начинал это важное культурное дело, над ним смеялись и называли его аферистом и авантюристом».

После суда Савва Иванович выехал в Париж на Всемирную выставку, где получил золотую медаль как экспонент художественной керамики. В то же время на выставке был и С. Ю. Витте, но он не пожелал, а возможно и побоялся встретиться с С. И. Мамонтовым.

В последующие годы Савва Иванович писал статьи и брошюры: «Назревший вопрос» (о необходимости строительства новых железных дорог, соединяющих Среднюю Азию и Сибирь), «О железнодорожном хозяйстве в России» и др. Все его предложения сопровождались расчетами с подробным анализом экономической целесообразности строительства новых и развития существующих железных дорог. В этом вопросе Мамонтов не был антигосударственником, он понимал и соглашался с тем, что железные дороги стратегического значения должны быть казенными, но само строительство или эксплуатацию вспомогательных дорог можно предоставлять частным обществам. И эту идею Мамонтов пытался довести до сознания чиновников. Однако новый министр финансов В. Н. Коковцов не принимал предложений С. И. Мамонтова, так как был противником всякого частного предпринимательства на транспорте, ссылаясь на опыт строительства Транссиба и передачу всех железных дорог в государственное подчинение в последнее десятилетие XIX века. Эти крупные мероприятия были тесно связаны и с политическими проблемами, и с экономической ситуацией в России.

Предвидя неизбежность военного конфликта с Японией, в марте 1891 г. Александр III подписал высочайший рескрипт, повелевавший наследнику престола цесаревичу Николаю по возвращении из путешествия по странам Востока объявить о начале строительства Транссибирской магистрали. 19 мая 1891 г. цесаревич после торжественного молебна совершил символическую закладку первого камня на месте намечаемой конечной станции Владивосток. Будущий император России сам нагрузил тачку землей и отвез ее на насыпь будущей железной дороги, а затем уложил на раствор первый кирпич в фундамент здания вокзала.

21 ноября 1892 г. был образован Комитет Сибирской железной дороги, председателем Комитета стал цесаревич под патронажем С. Ю. Витте.

Принцип строительства определялся одной фразой: «вести постройку Сибирского рельсового пути дешево, а главное скоро и прочно, чтобы впоследствии дополнять, но не перестраивать».

1 января 1899 г. железная дорога на участке Красноярск – Иркутск была сдана в эксплуатацию и официально передана в ведение Управления казенных дорог. Необходимо отметить, что Александр III внимательно контролировал передачу частных железных дорог в ведение казны, и завещал это делать наследнику. За время его правления уже были выкуплены многие железные дороги, в том числе и принадлежавшие самым крупным акционерным обществам – Главному Обществу российских железных дорог и Обществу Юго-Западной железной дороги. Однако Московско-Ярославско-Архангельская дорога, построенная С. И. Мамонтовым, еще сохраняла самостоятельность.

1899 год оказался весьма трагичным для многих предпринимателей. Очередной экономический кризис потряс не только Западную Европу, но существенно сказался и на экономике России. Сложную ситуацию приходилось решать тем, кто стоял у вершины власти: как преодолеть спад производства и удержать экономику от губительных последствий кризиса, ведь западноевропейские банки отказывали в кредитах, на которые рассчитывал С. Ю. Витте.

Николай II, С. Ю. Витте и министр путей сообщения князь М. И. Хилков решали и другую проблему – как обеспечить финансирование строительства Транссиба… Алексей Иванович Путилов вместе с представителями Военного ведомства был озабочен тем, чтобы не было заторможено крайне необходимое производство полевой артиллерии.

Мог ли в такой экономической ситуации Савва Иванович Мамонтов рассчитывать на то, что обещанная концессия на строительство железной дороги Вятка – Вологда – Петербург будет подкреплена государственным кредитом? – Мог! Но, единственной надеждой была порядочность С. Витте, в которой С. Мамонтов уже сомневался.

Упоминавшийся художник Константин Коровин оставил нам свои воспоминания[23] о последнем разговоре с С. И. Мамонтовым: «Савва Иванович навестил меня в мастерской на Долгоруковской улице. Он был озабочен и расстроен, что с ним бывало крайне редко…

– Я как-то не пойму, – сказал он мне, – есть что-то странное, не в моем понимании. Открыт новый край, целая страна, край огромного богатства – российский Север. Строится дорога, кончается, туда нужно людей инициативы, нужно бросить капиталы, золото, кредиты и поднять энергию живого сильного народа, а у нас все сидят на сундуках и не дают деньги. Мне навязали Невский механический завод, а заказы дают, торгуясь так, что нельзя исполнить. Думают, что я богат. Я был богат, правда, но я все отдал, думая, что деньги для жизни народа, а не жизнь для денег. Какая им цена, когда нет жизни. Нет, я и Чижов думали по-другому. Если цель – разорить меня, то это не трудно. Я чувствую преднамерение, я расстроен…»

Савва Иванович прекрасно понимал ситуацию. Но, как человек обязательный, не мог он бросить дело государственной важности. Да и за строительство железных дорог брался в полной уверенности, что в лице С. Ю. Витте найдет помощника и сподвижника. Но предательство С. Ю. Витте поставило С. И. Мамонтова в такое положение, когда у него не было другого выхода, как перевести деньги из кассы железной дороги на реконструкцию Невского и Нижнеудинского заводов. Возможно, что события развернулись бы по-другому, если бы Савва Иванович имел свой банк.

А в официальных документах[24] Министерства финансов приводятся сведения, что в 1893 году была выкуплена казной Московско-Курская железная дорога, в 1894-ом – Московско-Нижегородская, в 1896-ом – Московско-Брестская, 1900-ом – Московско-Ярославско-Архангельская.

Наиболее дорогостоящей дорогой была последняя. Ее выкупная стоимость составляла 131 332 тыс. золотых рублей, суммы ликвидационных счетов и дефицита по эксплуатации – 3196 тыс. руб. Долги казне по гарантиям и ссудам, списанные при выкупе, составили 8128 тыс. руб. Общая стоимость выкупаемой дороги – 142 656 тыс. рублей.

По сравнению с вышеперечисленными, Московско-Ярославско-Архангельская дорога была самой протяженной (1826 верст) и наиболее дорогой при самой низкой цене за 1 версту – 78, 1 тыс. рублей.

Вот такой «подарок» сделал казне С. Ю. Витте. А ведь не выкупил, а отобрал!

Все остается потомкам

Последние годы жизни (1900–1918) Савва Иванович прожил в небольшой усадьбе за Бутырской тюрьмой. Здесь он продолжал встречаться с друзьями-художниками, скульпторами и музыкантами Частной оперы. Сюда, в Бутырки, была переведена из Абрамцева гончарная мастерская, которая стала известна под названием Московское «Абрамцево».

Его жизнь в этот период довольно широко описана неоднократно упоминавшимися писателями, близкими и дальними родственниками… А что осталось после него? – Его дело и потомки.

Савва Иванович жил воспоминаниями, которые все чаще всплывали в его сознании. Был и триумф, были и неудачи. Не все мечты воплотились в реальные дела. Как-то сложится судьба детей и внуков и что останется им в наследие… Смогут ли они повторить творческий и жизненный путь самой яркой личности в роду Мамонтовых.

Революции 1917 года и последующие события так или иначе коснулись потомков С. И. Мамонтова. Куда только не забрасывала судьба семьи ближних и дальних родственников, его внуков, правнуков и праправнуков: Австрия, Австралия, Аргентина, Бразилия, Германия, Марокко, Италия, США, Сербия, Финляндия, Франция, Чехословакия, Швеция, Швейцария, Югославия. Многие остались в России и пережили мучительные годы репрессий, сибирские ссылки на лесозаготовки и другие «великие» стройки страны.

Из пятерых детей Саввы Ивановича Мамонтова и Елизаветы Григорьевны Сапожниковой только двое продолжили родословную – Всеволод и Вера.

Старший сын Сергей (1867–1915) был известным драматургом, поэтом, журналистом, критиком[25]. В первую мировую войну он, как военный корреспондент, оказался в Галиции. Его жизнь оборвалась в августе 1915 года, похоронен на воинском братском кладбище в Москве. Потомков от него не было.

Андрей умер, когда ему исполнилось всего 22 года, он увлекался искусством керамики. Работая в Киеве, во Владимирском соборе, Андрей застудил почки – это стало для него смертельным (1891).

Александра оставалась незамужней, детей не было.

Всеволод Саввич (1870–1951) окончил юридический и математический факультеты Московского университета, состоял в Правлении Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Он был женат на Елене Дмитриевне Свербеевой, у них было трое детей: Андрей, Екатерина и Софья.

Всеволод Саввич Мамонтов

После июньского судебного процесса 1900 года Всеволод Саввич, лишенный состояния, определился на службу инспектором страхового общества «Россия». Не Бог весть какое получал жалование.

Он не унаследовал от отца взрывной энергии, волевого характера и размашистости. Он был более степенным и сдержанным. Но, бывая на бегах, неузнаваемо преображался, как только рысаки напрягались в момент разрешающего старта. Еще в дореволюционные годы он слыл великим знатоком гончих, водил русских борзых, да и в орловских рысаках знал толк. Всеволод Саввич состоял товарищем председателя отделения собаководства и промысловых животных Императорского русского общества акклиматизации животных и растений. В кругу близких и знакомых он был человеком легким, милым и деликатным, с ним нельзя было соскучиться. Он обладал прекрасной памятью и был интересным рассказчиком.

После революции знакомые и друзья из прежних коннозаводчиков сосватали его в Наркомзем. Всеволод Саввич стал управляющим Тульской государственной конюшни. Своих подопечных – чистокровных орловских рысаков – он любил нежно и преданно, конюшня и ее руководитель слыли образцовыми. Для любителей и профессиональных охотников им был написан «Толковый словарь псовой охоты», высоко оцененный академиком Д. С. Лихачевым как памятник ушедшего языка. Словарь сохранился до сего времени в семейных архивах потомков. Он состоял во Всесоюзном охотничьем обществе, имел звание судьи всесоюзной категории и частенько брал с собой внуков на «собачьи праздники» – оценочные выставки, где был главным судьей. Всеволод Саввич был образованнейшим человеком, владел европейскими языками, да и Европу исколесил изрядно. Как грамотный и тонкий ценитель музыки он знал отличительные особенности знаменитых певцов и певиц всего мира. Его врожденная внимательность к людям и деликатность снискали ему расположение всех, кто с ним так или иначе общался. Он не скрывал своей неприязни к хамам и разгильдяям, презирал неучей и невоспитанность.

Екатерина Всеволодовна Щельцына и Елизавета Александровна Самарина-Чернышева (внучки С. И. Мамонтова)

В 1930-х годах Всеволода Саввича дважды подвергали аресту по мотивам происхождения. Но он не сник, нашел в себе мужество и в 1945 году принялся за восстановление биографии отца. Основой задуманной книги должна была стать история создания Русской Частной оперы как наиболее значимого вклада Саввы Ивановича Мамонтова в культуру России. Архивные материалы помогал собирать его двоюродный брат – Платон Мамонтов. Рукопись в основе своей была закончена и уже был заключен договор на издание книги. Но Всеволоду Саввичу рукопись возвратили с вежливым отказом – публикация невозможна, так как вышло соответствующее постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Ему посоветовали отступиться от желания издать книгу о деятельности отца и попробовать написать книгу о русских художниках Абрамцевского кружка – как более «проходной» вариант.

Всеволод Саввич снова собирает архивные материалы, воспоминания оставшихся в живых участников, воскрешает и свои личные детские впечатления. Редакторы урезали рукопись до тонкой книжки. И только благодаря усилиям Академии художеств ее все-таки удалось издать. В свой родной дом – музей в Абрамцево – Всеволод Саввич Мамонтов смог возвратиться лишь в 1948 году, когда ему было уже под 80 лет. Все свои последние годы жизни он активно, сколько позволяли силы, помогал восстанавливать полуразрушенный и полурастащенный музей. Похоронен он на Ваганьковском кладбище. Его жена, Елена Дмитриевна Свербеева, пережила мужа на 20 лет.

Их старший сын – Андрей Всеволодович (1898–1968) – служил в Белой армии, оказался в Югославии, затем в Германии, Австрии и в 1949 году переехал в Аргентину; он был женат на Александре Васильевне Матвеевой; детей двое – Савва и Елена, которые теперь представляют аргентинскую ветвь родословного древа Саввы Ивановича Мамонтова.

Савва Андреевич женат на Татьяне Петровне Веревкиной; у них трое детей: Сергей (р. 1953), Андрей (р. 1956) и Александр (р. 1964)… (подробности см. далее в родословной Арцыбушевых и Веревкиных). В 2000 году Савва Андреевич со всем семейством отмечал свой 70-летний юбилей во Флориде (США) у своего свата – Константина Дмитриевича Арцыбушева (внука первого исполнительного директора Мытищинского вагонного завода).

Елена Андреевна в Аргентине вышла замуж за Валентина Васильевича Хасапова. Оба преподавали в русской приходской школе русский язык и историю. Их дети – Наталья и Василий.

Наталья Валентиновна преподает испанский язык в средней школе и русский язык для дипломатов.

Василий Валентинович окончил архитектурный факультет университета в Буэнос-Айресе, он – архитектор.

Екатерина Всеволодовна (1901–1987), любимица отца, прожила долгую 86-летнюю жизнь, и далеко не безоблачную.

Первый муж Павел Михайлович Мясоедов, дети: Елизавета Павловна (1924–1981) и Варвара Павловна (р. 1927). У них уже свои дети и внуки. Дети от второго мужа – Александра Федоровича Щельцына: Любовь Александровна и Николай Александрович.

Александр Федорович Щельцын был человеком удивительной доброты, с мягким и уравновешенным характером. Он был участником двух последних великих войн России первой половины XX века. В действующие армии призывался, что называется, от сохи. Все его предки – крестьяне, как и он сам, – пахали землю. Александр Федорович с детства любил лошадей, увлекался рысаками, как и его будущий тесть. Это его увлечение со временем переросло в профессию, и он стал классным наездником, одним из первых мастеров в стране. С годами приходил опыт, появился вкус к тренерской работе, к воспитанию своих учеников, созданию отечественной школы наездников Московского ипподрома.

Уже окончилась Великая Отечественная война, люди с трепетной надеждой ожидали улучшения полуголодной жизни и с нетерпением вчитывались в газетные строки, где сообщалось об очередном снижении цен.

1949 год… Александра Федоровича неожиданно арестовали. Начались бесконечные допросы, но следователи так ничего и не добились. Он не подписал протокол допроса. Результатом его несговорчивости стала ссылка в Красноярский край на 10 лет, куда вслед за ним выехала и Екатерина Всеволодовна со всей семьей. Какое же надо было иметь мужество, чтобы перенести такие жизненные невзгоды!? Она окружила детей особой заботливостью и вниманием, не давая им потерять веру в то, что было заложено от Бога в семейной традиции Мамонтовых, – делать людям добро от чистого сердца, по велению души, и тогда «воздастся по делам твоим».

В декабре 1954 года Александра Федоровича реабилитировали, а в 1955 году семья вернулась в Москву. Екатерина Всеволодовна устроилась библиотекарем в Центральную клиническую больницу им. С. П. Боткина, где работала оставшиеся годы жизни. Она не имела специального образования, но в молодые годы окончила гимназию с золотой медалью и владела основными европейскими языками. Как в семье, так и на работе она каким-то внутренним обаянием, естественной простотой и сердечностью притягивала людей. Такой она и осталась в памяти детей и внуков, близких, знакомых и сослуживцев.

Любовь Александровна Щельцына работала преподавателем в Москве, ныне на пенсии, воспитывает внуков. Ее муж Сергей Николаевич Чернышев – доктор геолого-минералогических наук, профессор, работает в Москве, в МГСУ им. В. В. Куйбышева (бывш. МИСИ – Московский инженерностроительный институт).

Брат Сергея Николаевича Чернышева – Иван Николаевич – инженер-станкостроитель, работает в Москве.

Сергей Николаевич Чернышев в Мытищинском историкохудожественном музее. Сентябрь 2002 года

Их отец – Николай Сергеевич Чернышев (1898–1942) – известный художник. Его женой была Елизавета Александровна Самарина (1905–1985) – дочь Веры Саввишны Мамонтовой – внучка Саввы Ивановича.

Сергей Николаевич и Иван Николаевич Чернышевы в сентябре 2002 года по приглашению Главы администрации Мытищинского района Александра Ефимовича Мурашова побывали на Дне города в Мытищах. Сергей Николаевич передал в дар Мытищинскому историко-художественному музею мерный лоскут сукна, выпускавшегося на фабрике «Товарищества Пелагеи Чернышевой сыновья» в 1914–1915 гг. Это сукно поставлялось для полевой формы офицерского состава Русской армии. А также два портрета Сергея Николаевича Дурылина, выполненные его отцом Николаем Сергеевичем Чернышевым (предположительно 1917–1918 гг.), и подлинник фотографии деда в последние годы его жизни.

Если еще углубиться в родословную Чернышевых, то обнаружатся и другие сведения, связанные непосредственно с Мытищами. Так, дедом Сергея и Ивана Николаевичей был Сергей Иванович Чернышев – один из последних директоров и совладельцев основанной в 1865 г. суконной и бумагопрядильной фабрики «Пелагеи Чернышевой сыновья» – Товарищество в Троицкой волости, в селе Пирогово (после революции фабрика именовалась «Пролетарская победа», но в народе больше прижилось название «Пролетарка»). Рядом, в деревне Зимино, Чернышевы построили для собственных нужд кирпичный завод в 1898 г. В Товарищество также входили: шелкоткацкая фабрика в Москве, в Басманной части; бумагопрядильная, суконная и сукноотделочная фабрики в Москве и в селе Городенки Серпуховского уезда.

Родословная Чернышевых известна с начала XIX века. Мать Пелагеи Яковлевны, Татьяна Макаровна, была замужем за Яковом Щербаковым и держала небольшую ткацкую фабрику в Москве (у теперешнего Электрозаводского моста). На этой фабрике работала сама хозяйка и 6–7 рабочих. Татьяна Макаровна была свидетельницей разорения Москвы Наполеоном. Младшая дочь Евдокия вышла замуж за Алексея Ивановича Хлудова. А Пелагея (1805–1882) – за Андрея Трофимовича Чернышева, крепостного крестьянина села Крылатское, работавшего обжигальщиком на древесно-угольных ямах барина Петрищева. Андрей Трофимович, как и другие работники, вечно был черный от угольной сажи. Отсюда пошло прозвище – «Черныш», а потом появилась и фамилия – Чернышев. В семье было шестеро детей: Иван старший, Иван младший[31], Анна, Петр, Алексей и Михаил. Пелагея Яковлевна овдовела в 36 лет и одна поднимала шестерых детей. Человеком она была волевым, с крутым нравом – до самой кончины никому из сыновей не разрешала выделяться из общего пая, хозяйство вела рачительно. Совместно с Хлудовыми она построила ткацкую фабрику в селе Пирогово, затем откупила ее у Хлудовых (так как Евдокия скончалась в 1854 году), и стала единоличной хозяйкой; прикупила еще земли с лесом – обеспечила фабрику топливом[26].

Один из сыновей Пелагеи – Михаил Андреевич (1840–1925) – женился на Варваре Федоровне Мазуриной (1849–1916). Ее мать – Александра Васильевна Перлова – из династии известных чаеторговцев Перловых.

Наиболее знаменательной является ветвь родословной Чернышевых от Ивана младшего. Иван Андреевич был женат на Марии Семеновне, и у них было трое детей: Петр, Анна и Сергей – это первое упоминание о Сергее Ивановиче Чернышеве (1868–1924). От брака его с Варварой Андреевной Самгиной (1875–1942) родилось пятеро детей: Мария, Иван, Александр, Вячеслав и Николай, впоследствии женившийся на внучке Саввы Ивановича Мамонтова – Елизавете Александровне Самариной. Так пересеклись родословные ветви Чернышевых и Мамонтовых.

Сергей Иванович Чернышев, очевидно, был наиболее яркой личностью в семейном Товариществе «Пелагеи Чернышевой сыновья».

В 1889 г. он окончил ИМТУ (Императорское Московское техническое Училище – ныне МГТУ им. Н. Э. Баумана) и состоял членом Попечительского совета училища, оказывая финансовую помощь этому учебному заведению. Двое его сыновей учились в классической немецкой гимназии (Peter-Schule) в Москве при Евангелическо-лютеранском комплексе собора св. Петра и Павла. Так как в дореволюционные годы вся инженерно-техническая периодика выходила на немецком языке, то дети многих русских ученых и инженеров учились в этой гимназии. И по окончании ее хорошо владели немецким языком. Однако для сохранения и пополнения знаний по русскому языку и русской культуре родители приглашали домашних учителей. Сергей Иванович Чернышев приглашал в Пирогово для этой цели С. Н. Дурылина[32]. Частым гостем здесь бывал и Борис Леонидович Пастернак.

Впоследствии сыновья С. Н. Чернышева также окончили МГТУ имени Н. Э. Баумана. Из политических партий Сергей Иванович выделял кадетов и состоял членом этой партии. Он свободно владел немецким языком и при установке новых ткацких станков приглашал наладчиков из немцев, от которых требовал не скрывать секретов пуско-наладочных работ.

На средства семьи Чернышевых на Мытищинской земле было построено три школы, два храма (кирпичный – в селе Болтино и деревянный – рядом с фабрикой), больница, общежития для рабочих и дома для служащих, отдельный дом для учителей и врачей[33], центр культурных услуг, санаторий для детей, больных туберкулезом, у деревни Сеноедово – «Дубки»; проложена железная дорога от Мытищ до фабрики и построен так называемый «чугунный» мост через Клязьму.

Сергей Иванович никогда не пил вина, был абсолютным трезвенником. 7 февраля 1898 года им было подано прошение в Московскую городскую управу об утверждении проекта устава Общества трезвости при фабрике. Общество размещалось на верхнем этаже двухэтажного здания культурного центра, здесь был установлен орган, были приобретены мандолины и гитары. Рядом находилась парикмахерская. На первом этаже – баня и прачечная. На берегу Клязьмы была устроена лодочная пристань, и рабочие в свободное время устраивали лодочные прогулки в сопровождении собственного струнного ансамбля.

В 1920 году кому-то из администрации фабрики пришла мысль, что из трубок органа можно сделать духовой оркестр, и орган сломали. Но из этой затеи получился пшик. А иметь духовой оркестр на фабрике уж очень хотелось (подробнее – чуть дальше).

В воскресные дни Сергей Иванович собирал рабочих и служащих и устраивал туристические прогулки по окрестным местам.

Примечательна его судьба после революции. Еще до 1917 года он перевел в Англию миллион рублей на закупку нового ткацкого оборудования. Однако в «окаянные» дни Сергей Иванович не уехал за границу к тем деньгам, а остался в Москве вместе со всей многочисленной семьей и добился поставки всего оборудования. Рабочие уже национализированной фабрики обратились к нему с просьбой остаться на прежней работе в должности главного инженера, так как некому было запустить в производство поступившее оборудование. Цена же благодарности новых руководителей фабрики была такова: сначала Сергея Ивановича понизили до должности счетовода, а в 1924 г. наиболее рьяные активисты революционного обновления общества устроили «показательный процесс» над бывшим хозяином – его посадили на тачку и под улюлюканье толпы вывезли за проходную. Сергей Иванович Чернышев, не выдержав унижения, скоропостижно скончался в том же 1924 году в возрасте 56 лет. Похоронен он на кладбище в Черкизове (ст. Тарасовская по Ярославской ж.д.).

Об этом событии автору рассказывал очевидец – С. В. Михайлов – сын упоминавшегося лесничего (тогда еще мальчишка). Всю жизнь Сергей Васильевич проработал на фабрике[34].

Сломанный орган культурного центра на «Пролетарке» и Черкизово перекликаются своими судьбами и событиями той жизни. Несмотря на то, что еще продолжалась Гражданская война, молодежь страстно стремилась приобщиться к высокой культуре. В Черкизове в 1920–1921 годах был образован музыкальный техникум им. Н. А. Римского-Корсакова. Шефствовал над техникумом Большой театр. Педагогами были известные музыкальные деятели: С. В. Чудинов – балетмейстер Большого театра, А. Марков вел класс скрипки, композитор В. Я. Шебалин – теорию музыки, Л. Г. Ефимова – класс вокала, А. Н. Балахов – класс фортепиано, М. М. Морозов (внучатый племянник Саввы Ивановича Мамонтова) – историю театра, Ю. П. Никольский – дирижер, руководитель симфонического оркестра техникума, Н. К. Кацари вел класс духовых инструментов и был руководителем духового оркестра в черкизовском «Детгородке» – колонии по типу С. Макаренко, где директором был Павел Филиппович Шутов.

Сергей Васильевич Михайлов на любимой рыбалке в Астрахани (фото автора, 1970-е гг.)

В 1923 году на «Пролетарке», в Пирогово, брат Николая Кацари – Константин Константинович[35] – организовал в помещении культурного центра (на бане) фабричный духовой оркестр. Со временем он организовал еще и женский духовой оркестр – более 20 человек. С учениками и взрослыми численность оркестра доходила до 100 человек. Играли семьями. Духовые инструменты получили с Московской музыкальной фабрики «Пятилетие Октября» (бывш. завод фирмы «Юлий Генрих Циммерман»), Репетиции проходили в предбаннике – и помещение большое, и акустика хорошая. Из тридцати лучших музыкантов был отобран образцовый состав, который в 1928 году сопровождал делегацию Московских профсоюзов на празднование 10-летия установления Советской власти на Украине. В то время столицей Украины был г. Харьков. После торжественных мероприятий на центральной площади города оркестр был приглашен на закладку фундамента ДнепроГЭСа. В 1931 году с этим же составом оркестра на Брянском (Белорусском) вокзале встречали А. М. Горького, вернувшегося в Россию. От имени рабочих фабрики «Пролетарская победа» ему подарили «штуку» хорошего сукна, а московские булочники преподнесли трехметровую булку, было много и других подарков…

Алексей Максимович подходил к оркестру и с характерным оканьем благодарил музыкантов за игру: «Спасибо, хороший оркестр, хороший».

В 1930-е годы Михаил Михайлович Морозов, читавший в техникуме (в Черкизово) историю театра, много писал о театре и Шекспире. Ставил сцены из спектаклей. Со временем он стал известным шекспироведом, крупнейшим знатоком и пропагандистом творчества Шекспира, редактировал переводы Бориса Пастернака шекспировских текстов. Софья Владимировна Гиацинтова дружила с его матерью – Маргаритой Кириловной Морозовой (урожд. Мамонтовой)

– племянницей Саввы Ивановича Мамонтова. Известен серовский портрет М. М. Морозова в пятилетием возрасте – «Мика». Михаил Михайлович был образованнейшим человеком, всегда отличался блестящим остроумием. До сих пор сохранилась в воспоминаниях близких ему людей любопытная фраза: «Я так благодарен революции! Я ею спасен. Вы представляете меня миллионером? Да я бы спился давно и утонул в ванне с шампанским. Ведь все эти Хлыновы, Курослеповы из «Горячего сердца» – это же мои «родственники». О, их кровь во мне взыграла бы! А теперь я профессор, писатель – батюшки мои! Правда, я пью водку, но не купаюсь же в ней».

Сергей Иванович Чернышев студент ИМТУ. 1898 г.

Сергей Иванович Чернышев среди служащих, учителей и врачей фабрики в Пирогово (сидит в центре, справа батюшка местного храма)

Храм, построенный на средства Чернышевых. 1939 г. – готовится надругание, уже накинуты веревки на крест и купол

Духовой оркестр из рабочих фабрики «Пролетарская победа» (в центре, в папахе первый директор фабрики А. Преснов; слева К. Кацари – руководитель оркестра). 27 марта 1926 года в 3-летний юбилей оркестра

Детский духовой оркестр

Женский духовой оркестр

Николай Александрович Щельцын – кандидат технических наук, профессор, директор Государственного научно-исследовательского тракторного института (HATH). Н. А. Щельцын работает в НАТИ с 1963 года, с 1989 года – директор. В 2000 году институту исполнилось 75 лет, его история – это история коллектива людей, посвятивших свою жизнь исследованиям и разработке отечественных тракторов. Николай Александрович удивительно бережно относится к истории института – как и к своей родословной. Многими сведениями о потомках Саввы Ивановича Мамонтова читатель обязан этому обаятельнейшему человеку.

Его жена – Ольга Николаевна Сорокина – инженер НАТИ. Есть у них и дети, и внуки.

Любопытно отметить: Савва Иванович Мамонтов родился в 1841 году, его правнук по линии сына Всеволода – Николай Александрович Щельцын – в 1941 году, а другой правнук по линии дочери Веры – Иван Николаевич Чернышев – тоже в 1941 году. Таким образом, оба правнука по разным линиям родословной родились через 100 лет после рождения их знаменитого прадеда! Поистине, число 41 – знаменательное в роду Мамонтовых.

Софья Всеволодовна Мамонтова (1904–1991)

– младшая дочь Всеволода Саввича Мамонтова – была замужем за писателем Олегом Васильевичем Волковым (1900–1996), автором книг «Погружение во тьму», «Два стольных града» и др.

Олег Васильевич Волков по материнской линии – правнук Михаила Петровича Лазарева – знамени того русского адмирала. М. П. Лазарев с 1833 по 1851 год был главнокомандующим Черноморским флотом и воспитал таких флотоводцев, как В. И. Истомин, В. А. Корнилов, П. С. Нахимов. Род Лазаревых дал России семерых адмиралов…

Михаил Петрович Лазарев (1788–1851) родился в дворянской семье, окончил Морской кадетский корпус, всю свою жизнь посвятил российскому флоту. Свое первое кругосветное плавание он совершил в 1813–1816 гг. – от Кронштадта до Аляски и обратно. В 1819–1821 годах он в качестве командира шлюпа «Мирный» и помощника начальника кругосветной экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена участвовал в открытии Антарктиды. Михаил Петрович – участник многих морских сражений и научных экспедиций. В его честь названы острова, бухты, мысы, порты, заливы и – море Лазарева у берегов Антарктиды.

В летнее время мать О. В. Волкова, Александра Аркадьевна, вывозила детей во Францию, в Ниццу, где жил ее отец Аркадий Юльевич Левенстам, женившийся в свое время на Елизавете Андреевне Лазаревой. А его брат, Михаил Юльевич Левенстам, был архитектором всех вокзальных и других деревянных строений Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги.

Левенстамы – родовитые датчане, издавна укоренившиеся в России. Брат матери О. В. Волкова – Александр Аркадьевич Левенстам – учился в Пажеском корпусе в Петербурге – самом привилегированном учебном заведении, для поступления в которое требовалось иметь не менее шести поколений наследственного дворянства.

Вся жизнь семьи Волковых была омрачена мытарствами по ссылкам, тюрьмам и лагерям в период сталинских репрессий: Софья Всеволодовна провела пять лет в марийских лагерях, отбывала ссылку в Архангельске, Олег Васильевич – в Архангельской тюрьме, на Соловках, в лагерях Коми края.

Дети Олега Васильевича Волкова и Софьи Всеволодовны Мамонтовой – Мария и Всеволод.

Мария Олеговна работала радисткой в Арктике, на острове Диксон; там она вышла замуж за Валентина Игнатьевича Игнатченко – начальника Западного сектора Арктики, инженера связи.

Всеволод Олегович, – доктор экономических наук. Он много лет работал в Госплане СССР, в Министерстве внешней торговли. Последние годы он возглавлял небольшие консалтинговые компании. В настоящее время – директор по финансам и маркетингу американской консалтинговой компании Hagler Bailly. Его жена – Анна Всеволодовна Веселовская. У них две дочери Мария и Софья, внуки – своя ветвь родословной.

Более подробные и интересные сведения о судьбе О. В. Волкова, жизни его поколения, полной трагизма и высокой стойкости духа, содержатся в авторских книгах Олега Васильевича.

Младшая дочь Саввы Ивановича Мамонтова Александра после смерти сестры Веры (1907 г.) и матери (1908 г.) стала хозяйкой усадьбы Абрамцево. На ее плечи легли заботы по уходу за домом и хозяйством. Порой опускались руки, не было сил для поддержания всех ценностей усадьбы – наследия Аксаковых и Мамонтовых. Наступили «окаянные дни»… Александра Саввишна написала письмо другу семьи П. А. Флоренскому о трудном положении, сложившемся в результате и материальных затруднений, и своей усталости. Ее не покидало состояние угнетенности и безысходности. Павел Александрович откликнулся ответом:

«1917. VII.30. Сергиев Посад.

Глубокоуважаемая Александра Саввишна.

С грустью я получил сегодня после обедни Ваше письмо. Вы пишете о своей апатии и даже о своем равнодушии к тому, над охранением чего стояли столько времени. Если Вы утомлены, если Вы расстроены чисто физически, конечно, я понимаю Вас: слишком много у каждого из «граждан» нашего милого отечества поводов для усталости. Но, конечно, эта усталость пройдет в свое время. Однако Ваши слова звучат, кажется, и более значительно. Вы, как мне показалось из письма, допускаете в свое сердце равнодушие и более существенное, чем от нервного утомления. Но из-за чего. Все, что происходит кругом нас, для нас, разумеется, мучительно. Однако я верю и надеюсь, что нигилизм, исчерпав себя, докажет свое ничтожество, всем надоест, вызовет ненависть к себе; и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы уже не по-прежнему, вяло и с оглядкой, а наголодавшись обратятся к русской идее, к идее России, святой Руси. Все то, что Вам дорого в Абрамцеве, воссияет с силой, с какой никогда еще не сияло, потому что наша интеллигенция всегда была наполовину, на треть, на четверть и т. д. нигилистичной, и этот нигилизм надо было изжить, как надо бывает болезни пройти через кризис. Я уверен, что худшее еще впереди, а не позади, что кризис еще не миновал, но я верю и в то, что кризис очистит русскую атмосферу, даже всемирную атмосферу, испорченную едва ли не с XVII века. Тогда «Абрамцево» и Ваше Абрамцево будут холить и беречь: каждое бревнышко Аксаковского дома, каждую картину, каждое предание… И Вы должны заботиться об этом ради будущей России вопреки всяким возгласам и крикам. А покос-Бог с ним. Вы проживете и без покосов. А Абрамцево с покосами мало связано, по крайней мере в моем сознании. Я понимаю, что человеческую недобросовестность тяжело видеть, но она была, есть и будет. И пока мы живем в мире, а не на небесах, будет бесчестность, грубость, будут разбои и войны, и с ними надо заранее как-то посчитаться в душе своей и раз и навсегда как-то перестать их замечать. Иначе, волнуясь за других, мы рискуем утерять из виду собственную свою светлую уже, духовную культуру Родины, рискуем оторваться от живого нерва Руси. А ведь Вы-то не сомневаетесь, что дорогое Вам, Ваша теплота к отошедшим отсюда, то благоухание прошлого, которым жила Родина, Ваше чувство связи с историей – все это действительно есть. И что Вы хранительница чего-то более тонкого, чем только покосы, лес и даже дом, что Абрамцево, дорогое Вам, есть духовная идея, которая неуничтожаема. Скажу худшее. Если бы Абрамцево уничтожили физически, то и тогда, несмотря на это великое преступление перед русским народом, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло. Но вот когда Вы внутренне охладеете к аромату истории, тогда будет совсем худо и Ваша вина, вина Вас, знавшей душу Абрамцева, будет неизмеримо больше вины тех кто не зная души его, погубил его тело. Простите глубокоуважаемая Александра Саввишна мои рассуждения, которые невольно вылились у меня в связи с Вашим письмом.

Преданный Вам, священник Павел Флоренский[36].»

Фундаментальные исследования всей огромной родословной Саввы Ивановича Мамонтова принадлежат ныне покойной Ольге Ивановне Арзумановой. Она была главным хранителем Государственного музея-заповедника «Абрамцево» и много лет посвятила изучению судеб потомков С. И. Мамонтова, искусствоведческому анализу их портретов, написанных известными и незаслуженно забытыми ныне художниками, хранящимися в Государственных музеях и частных коллекциях. Ольга Ивановна мечтала написать книгу на основе собранных ею материалов по родословной большой семьи Мамонтовых с кратким описанием и фотографиями – от предков до потомков. Но неожиданная, преждевременная кончина ее в январе 2001 года перечеркнула все надежды и планы.

Автору же представилась возможность только коротко осветить их судьбы с помощью опубликованных сведений и архивных материалов, полученных при общении с сотрудниками музея в Абрамцеве и краеведческого отдела Историко-художественного музея-заповедника в Сергиевом Посаде, и, конечно, с самими потомками Саввы Ивановича. Везде – доброжелательное отношение к поискам и с их любезного разрешения представляется возможным привести некоторые сведения, собранные ими.

«…Зима – первый снег, сколько радости он приносит в детстве. Дом становится еще уютнее с топящимися печами и каминами, слышно потрескивание дров и их совсем особый сильный запах, а по вечерам всюду в доме зажигаются керосиновые и спиртовые лампы с такими красивыми расписными абажурами. А вот уже появляются лыжи и санки, и мы с необычайным азартом катаемся с гор. Это увлечение присуще Абрамцеву еще со времен мальчиков Мамонтовых, сыновей Саввы Ивановича[37], и с ними Серова, которые, по рассказам, на санках катались от самой террасы дома до нижнего пруда, обгоняя друг друга, и притом ухитрялись перекидывать на ходу с одних саней на другие младшего члена безумной компании Александру Саввишну – Шуру, отличавшуюся крайней смелостью. Помню, как по заведенному бабушкой Елизаветой Григорьевной обычаю, нас на Святках уже ночью, как, наверное, казалось нам тогда, усаживали в большие сани и возили на быстрых, запряженных парой или гуськом лошадях в лес, где на какой-нибудь поляне были зажжены свечи на большой заснеженной елке, и мы, маленькие дети, верили, что елка у зверей. А звери-то тогда действительно были. Осенью медведь выходил на поспевающие овсы где-то между Абрамцевом и Артемовом».

Елизавета. Александровна Чернышева (Самарина) – дочь Веры Саввишны Мамонтовой – мужественно перенесла невзгоды своей судьбы через всю жизнь (1905–1985). Детство ее прошло в Абрамцеве. В 1930-е годы она последовала за отцом, А. Д. Самариным, в ссылку – в Якутию, а затем в Кострому. После смерти мужа, Николая Сергеевича Чернышева, репрессированного по так называемому церковному делу в 1941 г. (погиб в заключении в 1942 г.) одна вырастила и воспитала двоих детей – Сергея и Ивана. С 1945 года ее жизнь была связана с музеем В. Д. Поленова, где, вернувшись из эвакуации, она получила приют и работу (из-за ареста мужа Елизавета Александровна была лишена квартиры и московской прописки). Начав работать в скромной должности бухгалтера музея, со временем стала его главным хранителем. Всю оставшуюся жизнь Елизавета Александровна посвятила научной работе. Она составила каталог музея-усадьбы В. Д. Поленова (издан в 1964 г.), написала прекрасные воспоминания об отце – А. Д. Самарине («Московский вестник», № 1, 2, 1990).

В августе 1920 года Абрамцево стало музеем. Заведующей была назначена Александра Саввишна Мамонтова. Экскурсии тогда водили все члены семьи. В эти годы работал в музее и отец Елизаветы – Александр Дмитриевич Самарин. Историк, в прошлом московский губернский предводитель дворянства, а в 1915 году (с 5.07 по 25.09) – обер-прокурор святейшего Синода. Первый раз его арестовали осенью 1918 года. Второй раз он был вызван повесткой из Абрамцева в Москву в августе 1919 года. Тогда его приговорили к расстрелу, но заменили тюремным заключением «впредь до окончательной победы мирового пролетариата над мировым империализмом». Когда Таганскую тюрьму, где находился Александр Дмитриевич, посетили члены Коминтерна, одна из посетительниц, узнав о приговоре и сроке Самарина, с недоумением спросила его по-французски: «А когда это будет, месье?»

Елизавета Самарина с отцом Александром Дмитриевичем Самариным в Якутской ссылке. 1927 г.

В 1922 году его освободили. И еще три с половиной года он проработал в Абрамцевском музее. Вложил в него много сил и энергии. На нем лежали заботы по ремонту хозяйства. Водил он и экскурсии. Работал в огороде, колол дрова. Чистил стойло коровы… Последовал третий арест. Е. А. Самарина-Чернышева вспоминает:

«…Была глухая, темная бесснежная осень 1925 года. Земля замерзла, но не покрылась снегом. Ночи стояли темные и мрачные. В такую ночь раздался резкий стук в двери дома. Обыск. Чужие, чуждые люди пришли за моим отцом. Зажгли убогие керосиновые лампы, началось хождение по темному холодному дому. Мы жили тогда в разных концах дома, отапливались отдельные комнаты-оазисы. Музей занимал большую часть низа и на зиму был закрыт. Обыск. Что может быть отвратительней враждебных, чужих глаз и рук, имевших право пересматривать все самое дорогое и заветное. Кто не испытал этого, тот не поймет всей унизительности, которую чувствует человек при виде этих рук и глаз, проникающих в его жизнь. Ночь на исходе. Люди кончили «свое дело». Отец готов идти. Почему-то в памяти не сохранились минуты прощания в эту ночь. Может быть, потому, что мне разрешено проводить отца до станции Хотьково. Столько раз мы ходили вместе, вдвоем, в столь любимый нами Хотьков монастырь. Папа всегда впереди, высокий, с легкой и быстрой походкой, я за ним почти вприпрыжку и тоже легко и радостно. Хотьков мне второй дом. Как любили мы монашеское стройное пение, чинность службы, необычайную чистоту – сияние в храме. В эту ночь мы шли молча, окруженные конвоем, чужими людьми. Вот и станция. Сидим в столь знакомом с детства станционном «зале». Молчание. Подходит поезд из Сергиева Посада. Я отхожу в сторону. Что в это время в душе! Расставание с отцом уже не первое… В этот день, вернее в эту темную, мрачную ноябрьскую ночь, отец ушел из дома навсегда, а для нас ушел из жизни родной, милый абрамцевский дом».

А. Д. Самарин был сослан на три года в Якутию. Потом получил «минус шесть», т. е. было исключено право жить в Москве и еще пяти крупных городах. В 1929 году он поселился в Костроме. Весной 1931 года его арестовали снова. Умер А. Д. Самарин на свободе в январе 1932 года. (См. публикацию Т. В. Смирновой в газете «Вперед» от б августа 1998 г.).

Александра Саввишна (тетя Шура) Мамонтова

Когда Александра Саввишна стала заведующей музеем «Абрамцево», она имела на руках охранную грамоту от Советской власти. Национализированный музей-усадьба первое время носил имя С. Т. Аксакова. В административной и хозяйственной деятельности помогали родственники и друзья семьи – упоминавшиеся П. А. Флоренский, С. Н. Дурылин, П. П. Кончаловский.

Была налажена культурологическая деятельность музея, в усадебном храме продолжались праздничные службы.

1926 год… Александру Саввишну арестовали второй раз (первый арест был в 1918 году). Однако Константин Сергеевич Станиславский вступился за нее. Начались ходатайства, и вскоре А. С. Мамонтову освободили, но запретили проживать в Абрамцево, как и всем родственникам.

В 1932 году музей преобразовали в Дом отдыха творческих работников, в первые годы Великой Отечественной войны здесь был размещен госпиталь. После войны, по ходатайству И. Э. Грабаря[38], началось восстановление музея. Сколько было невосполнимых потерь из музейных фондов!?

И все-таки, из того, что осталось, Мамонтовы вновь воссоздают мемориальную среду усадьбы – наследие Аксаковых и Мамонтовых. В 1945 году на усадебном доме появилась другая охранная «грамота» – доска с указанием, что здесь жил и работал великий русский художник-реалист И. Е. Репин… всего лишь.

Род Мамонтовых продолжается. Мамонтовы, Арцыбушевы, Лансере, Веревкины, Чернышевы… судьбы потомков пересеклись удивительным образом. Как говорит народная молва, «знакомых мы выбираем сами, а родных дает Бог».

Святость семейных традиций поддерживается всей многочисленной ближней и дальней родней потомков Саввы Ивановича.

Имя Саввы Ивановича Мамонтова власть предержащие старались предать забвению. Им было неведомо, что С. И. Мамонтов – это и есть духовная идея, которая неуничтожаема.

При жизни его называли благородным меценатом. В постсоветское же время само это слово вызывало аллергию у апологетов марксистской идеологии. Да и в 2000 году еще можно было услышать по Московскому областному радио: «Куда девали народные деньги эти Мамонтовы и Арцыбушевы?» Другие пытались изобразить С. И. Мамонтова этаким подгулявшим купчиком: «И – и – эх, знай наших ходи черноголовые, да я четвертаками дорогу выстелю…». Третьи писали и пишут, что он «являлся противоречивой фигурой своего времени: с одной стороны делец, владелец заводов, а с другой – талантливый самородок, знаток искусства; с одной стороны стяжатель, а с другой – человек, оказывающий бескорыстную помощь художникам, композиторам…»

Только вот души-то Саввы Ивановича они так и не поняли по причине нежелания утруждать себя знанием подлинной истории жизни наших славных соотечественников. В том-то и ценность личности Саввы Ивановича Мамонтова, что его натура, как символ русской души и мысли, многогранна и цельна!

С. И. Мамонтов никогда не заискивал перед властью, был он человеком гордым и независимым, ему чужды были низкопоклонство, зависть и честолюбие. А по отношению к близким людям он всегда был искренне заботлив, поэтому и покровительствовал художникам, поэтам и писателям, артистам и музыкантам. Он ведь и сам был даровитым скульптором, да и за рояль садился в любой момент, когда требовалось разобрать с солистами или хором любой клавир из готовящейся к постановке оперы.

Не лишним будет напомнить читателям о том, что слово «меценат» имеет свои исторические корни. Гай Цильний Меценат (Maecenas) был придворным советником у Римского императора Октавиана Августа, человеком слыл независимым и состоятельным. Лучшие поэты того времени, в том числе Вергилий и Гораций, находили в нем внимательного и заботливого защитника и покровителя. Своими деяниями он заслужил славу и признательность перед римской литературой, и имя его осталось в веках.

Так и имя благородного, почетного гражданина Саввы Ивановича Мамонтова будет навсегда сохранено в истории России.

30 мая 1999 года – День Св. Троицы. В Сергиевом Посаде – это День города. Из обширной культурной программы:

«Привокзальная площадь – 13.30. Открытие памятника предпринимателю и меценату Савве Мамонтову. В здании железнодорожного вокзала – фотовыставка, посвященная Савве Ивановичу».

На открытии памятника выступили и возложили цветы Глава администрации Сергиево-Посадского района В. Гончаров, сотрудники государственного музея-заповедника «Абрамцево» и многочисленные гости.

С краткой речью обратился к присутствующим и совершил чин Освящения главный эконом Троице-Сергиевой лавры о. Георгий.

Из потомков С. И. Мамонтова присутствовали: Всеволод Олегович Волков и Иван Николаевич Чернышев – правнуки; Сергей Саввич Мамонтов с сыном Ванечкой – праправнук с прапраправнуком.

Скульптор памятника – Валентин Александрович Чухаркин.

На основании памятника высечены слова:

«Выдающемуся деятелю Российской культуры, меценату, крупному промышленнику, строителю железных дорог России».

Всеволоду Олеговичу Волкову была представлена честь сказать ответное слово и перерезать ленту, открыть памятник – символ торжества восстановленной Памяти об одном из славных сынов нашего Отечества.

В октябре 2001 года в Ялуторовске, на родине С. И. Мамонтова, установлен еще один памятник – стела с бюстом Саввы Ивановича к его 160-летию со дня рождения. На открытие памятника были приглашены потомки С. И. Мамонтова. Связь времен и поколений продолжается.

Юбилейная дата широко отмечалась общественностью в Москве и Подмосковье. С 17 по 21 октября проводились различные культурные мероприятия в Абрамцеве, ЦДКЖ (Центральный дворец культуры железнодорожников), концертном зале ДК МГСУ им. В. В. Куйбышева, в Московской ДМШ им. В. И. Мурадели, Московской детской школе искусств № 2 им. С. И. Мамонтова. Весь комплекс программы проводился под патронажем Министерства культуры Российской Федерации, комитета по культуре Правительства Москвы и Регионального благотворительного общественного фонда содействия сохранению и развитию русской культуры им. С. И. Мамонтова. Финансовую помощь в организации этой акции оказало Управление Московской железной дороги.

17 октября состоялось открытие фотовыставки «С. И. Мамонтов и его современники» из коллекции музея-заповедника «Абрамцево». В последующие дни проходили конкурсы-фестивали, в которых приняло участие более 20 детских хоров и солистов детского академического и народного пения под девизом «С любовью к Отечеству»,

В заключительной части программы состоялся концерт лауреатов конкурса. Член жюри, композитор Мераб Константинович Парцхаладзе от имени оргкомитета передал сборник своих новых детских песен (а капелла) в дар детскому хору Мытищинского городского дворца культуры.

10 февраля 2002 года потомки С. И. Мамонтова и К. Д. Арцыбушева пригласили в Абрамцево работников посольств Чили, Франции и Литвы для ознакомления с творческим наследием С. И. Мамонтова и его окружения из друзей и соратников – художников, скульпторов, музыкантов и писателей. Чрезвычайный и Полномочный посол Чили Пабло Кабрера с работниками посольства, представители Литвы – доктор Зенонас Намавичус, Римантас Шидлаускас, Дайнис Тринкунас, представитель Европейской комиссии Евросоюза – Борис Ярошевич, ведущий солист Большого театра Владимир Редькин и другие гости ознакомились с достопримечательностями усадьбы, мемориальным комплексом дома-музея.

Праправнуку Саввы Ивановича, Сергею Саввичу Мамонтову, была вручена памятная записка от имени Главы администрации Мытищинского района А. Е. Мурашова и председателя Совета депутатов Мытищинского района Г. И. Киселева:

«Мытищинцам памятно имя Саввы Ивановича Мамонтова как крупного промышленника и строителя железных дорог России, разносторонне образованного театрального и музыкального деятеля; как инициатора строительства и одного из основателей Мытищинского вагонного завода».

В центре Николай Александрович Щельцын (правнук С. И. Мамонтова)

Слева направо: Федор Васильевич Поленов (внучатый племянник С. И. Мамонтова), Сергей Николаевич Чернышев (правнук С. И. Мамонтова), Н. Дуданова – искусствовед

Всеволод Олегович Волков (правнук С. И. Мамонтова)

Учащиеся детской школы искусств № 2 имени С. И. Мамотова

Заслуженная артистка России Татьяна Дронова

Зенонас Намавичус с супругой Неёле в Абрамцево, 10 февраля 2002 г.

Справа налево: Сергей Саввич Мамонтов (праправнук С. И. Мамонтова с детьми Андреем и Иваном), посол Чили Пабло Кабрера, советник посольства. Абрамцево, 10 февраля 2002 г.

Открытие памятника Савве Ивановичу Мамонтову в Сергиевом Посаде 30 мая 1999 г.

Стела на родине С. И. Мамонтова в Ялуторовске, октябрь 2001 г.

Константин Дмитриевич Арцыбушев

(1849–1901)

О месте рождения, годах детства и отрочества К. Д. Арцыбушева документальных сведений не обнаружено. Известно лишь, что в 1869 году он окончил учебное заведение в Германии, где получил инженерное образование. Деловую карьеру начинал как инженер-технолог в Домостроительном и Лесопромышленном акционерном обществах. Через год-два производство пиломатериалов окупилось и стало прибыльным благодаря его деловым качествам и знаниям технических возможностей деревообрабатывающих станков и оборудования. В течении десяти лет он весьма успешно продвигался по службе и вскоре принял пост управляющего в обоих акционерных обществах, а затем стал их директором.

Женитьба на Марии Ивановне Лахтиной сблизила его с семьей Мамонтовых. Отец Саввы Ивановича Мамонтова, Иван Федорович, был женат на Марии Тихоновне Лахтиной, приходившейся Марии Ивановне двоюродной сестрой. Так Иван Федорович и Константин Дмитриевич стали свояками. Арцыбушев с юных лет трепетно относился к искусству живописи. Бывая в Германии и Петербурге, он обязательно посещал художественные салоны, картинные галереи и известные музеи, был завсегдатаем на вернисажах, где мог часами рассматривать и анализировать работы наиболее интересных художников[39].

В семье Мамонтовых Арцыбушевы почитались как самые близкие родственники и на лето, по приглашению Саввы Ивановича, перебирались из Москвы в Абрамцево.

Цеха Домостроительного акционерного общества размещались в Мытищах. Для строящейся Московско-Ярославской железной дороги Арцыбушев приобрел шпалорезку и оперативно запустил ее в работу – шпалы поставлялись бесперебойно.

В 1885 году он возглавил Правление дороги и пять лет руководил эксплуатационной и ремонтной службами. Под его руководством был установлен образцовый порядок в службе движения дороги.

В составе Правления Арцыбушев был наиболее опытным руководителем и грамотным инженером – правой рукой Саввы Ивановича, его первым заместителем. В общей сложности они проработали вместе около двадцати лет. Поэтому Мамонтов привлекал его к реконструкции Невского и Нижнеудинского заводов как самого надежного исполнителя. С мнением Арцыбушева по техническим вопросам считались все члены Правления дороги и заводские инженеры. Ему и доверил Савва Иванович все организационные вопросы по формированию Московского «Акционерного общества Вагоностроительный завод» и само строительство завода в Мытищах. На всех документах, относящихся к организации общества и строительству завода, стоит его подпись: Директор-распорядитель К. Арцыбушев.

Первоначально К. Д. Арцыбушев жил в Москве, в доме № 2 по Фролову переулку – рядом с Училищем живописи, ваяния и зодчества, напротив Главпочтамта.

Затем у него был свой дом на Сыромятниках, у Курского вокзала, в котором он оборудовал прекрасную мастерскую, чтобы там могли работать художники К. Коровин, В. Серов, В. Васнецов, М. Врубель (дом не сохранился, на этом месте теперь универмаг «Людмила»). Константин Дмитриевич был человеком одаренным от природы, он тонко понимал искусство, ценил труд художников и всегда помогал им; многих поддерживал материально, как и Савва Иванович Мамонтов. По натуре он был очень скромным и даже застенчивым, не любил позировать перед фотообъективом. На всех групповых семейных фотографиях он всегда на заднем плане, в тени. Ни на одной из фотографий, сохранившихся в фондах РГАЛИ, невозможно различить черты лица[40]. Единственный портрет, передающий его напряженное внутреннее состояние, выполнен М. А. Врубелем в 1897 году и считается одним из шедевров русской живописи.

1899 год. Судебное расследование, арест, судебный процесс… В книге «Процесс Саввы Мамонтова и другие судебные драмы» в главе «Последнее слово подсудимых» приводятся выдержки из его речи:

«Говорят, что я пришел на Ярославскую дорогу неимущим и на ней нажился, составил себе громадное состояние. Все это неправда. Я никогда не был неимущим, и карьера моя сложилась удачно, через два года после окончания технического образования за границей я получил место управляющего <…>, директора вагонного завода. С тех пор я никогда не получал низких окладов и в течение 30-ти лет имел собственные дела. И до ареста я не обладал никаким таким громадным состоянием. А после ареста, – если присяжные будут объективны и снисходительны, и я выйду из зала суда оправданным, что меня ожидает на свободе? Я выйду отсюда с разбитым сердцем, с потерянным здоровьем, обесславленным».

С момента ареста Константина Дмитриевича, как и Савву Ивановича, около года содержали в одиночке Московской губернской тюрьмы. Сохранилось его письмо к Виктору Михайловичу Васнецову, который навещал своего друга, как и другие художники:

«Дорогой Виктор Михайлович, крепкое спасибо тебе за твою память и твое дружественное письмо. Ты не можешь представить себе, как обескураживает человека подобное заключение. Чувствуешь себя совершенно беспомощным, беззащитным и оскорбленным до крайности. И если бы не доходили сочувственные отзвуки с извне – так хоть умирай. Василий Дмитриевич (Поленов-прим. авт.) при посещении сумел меня обнадежить, что наши милые друзья нам верят и ожидают нас, чтобы зажить вновь новою жизнью. Замедлил тебе писать, п.ч. был в большом волнении, ожидая окончания следствия и надеялся на освобождение. Но, увы! Теперь приходится ожидать суда, как оказалось, суда нескорого, но надеюсь милостивого и, во всяком случае, справедливого. Еще раз большое спасибо тебе за дружбу и память, кланяюсь всем твоим, обнимаю тебя крепко, любящий тебя – К. Арцыбушев.

10 мая 1900 года. Камера одиночного заключения № 163 Московской губернской тюрьмы.

P. S. Не мне стыдно за все это!»

Через год после суда и освобождения Константин Дмитриевич Арцыбушев скончался. Место его захоронения неизвестно.

Родословная Константина Дмитриевича Арцыбушева имеет свою, весьма любопытную историю. В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона, изданном в 1890 году, приводятся сведения о его предках, собранные в труде известного исследователя генеалогии русских дворянских родов Петра Владимировича Долгорукого (1816–1868)

– «Российской родословной книге» (1854 г. изд.).

Арцыбашевы – самые первые известия о представителе этой фамилии появляются в начале XVI века: некто Петр по прозвищу «Арцыбаш», Кашпаров сын,

– немец по происхождению, переселился из Германии в Литву, а из Литвы в Россию еще при отце Ивана Грозного. Со временем от исходной фамилии произошли три сходные по звучанию: Арцыбашевы, Арцыбышевы и Арцыбушевы.

«Петр Арцыбаш имел двух сыновей, из которых один – Андрей Петрович был дьяком и сопровождал Русское посольство князя Захария Ивановича Сугорского к императору Максимилиану II в 1573(?)г. Другой сын – Григорий Петрович погиб при взятии Казани и 2 октября 1552 года его имя вместе с именами других погибших вписано в синодик Московского Успенского собора на вечное поминовение. Внук Андрея Петровича – Федор Михайлович, как выборный от серпуховских дворян, участвовал в 1613 году в избрании царя Михаила Федоровича Романова».

Сыновья Григория Петровича – Василий Невзор и Матвей Торопец – уже числились как дети боярские Богословского Погоста, в Вотской пятине, в Новгородской земле; кроме того, они были жалованы от Ивана Грозного поместьями за усердную государеву службу в ратном деле в Московском уезде со 2 октября 1550 года.

В XVII веке Арцыбашевы находились в городовых дворянах, стольниках и стряпчих. Так, Михаил и Назарий Иевлевичи в последней четверти XVII века были стольниками царицы Евдокии Федоровны Лопухиной, первой жены Петра I, матери царевича Алексея. Правнук Василия Невзора, Иван Иванович, погиб под Чудновым в 1659 году. Правнуки Матвея Торопца, Демид и Прокофий Перфильевичи, погибли под Конотопом в 1660 году.

Таким образом прослеживается «специализация» мужской ветви Арцыбашевых как людей в основном служивых, военных, участвовавших во многих кампаниях, как и положено государевым дворянам. В 1669 году населенными имениями владели уже тринадцать родов Арцыбашевых, Арцыбышевых и Арцыбушевых. Причем, каждая ветвь фамилии имела свой герб и свою родословную роспись в Разрядном приказе – государственном учреждении допетровской Руси, ведавшем вопросами генеалогии.

Герб рода Арцыбушевых[41] по сей день сохраняется у потомков в виде гипсовых слепков, на именных перстнях, на рисунках и гравюрах.

В «Русском Биографическом словаре» издательства Гранат есть расхождения с предыдущими изданиями «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. Дело в том, что многочисленные потомки рода Арцыбашевых в конце XVII века, при упорядочении родословных росписей, подали в Разряд путаные сведения относительно происхождения своего рода. По разным причинам были пропущены многие родственники, в том числе и Андрей Гаврилович!

В жалованной грамоте от 12 февраля 1575 года указывается, что Андрей Гаврилович был дьяком царя Ивана Грозного в одном из московских Приказов. А его брат Посник Гаврилов владел поместьем под Москвой в Шеренском стане. В одной из росписей все-таки обнаружен Гавриил Григорьевич Арцыбашев – очевидно, их отец, внук родоначальника – Петра по прозвищу «Арцыбаш». Вся интрига возникла вследствие того, что потомки, запутавшись в огромной родословной, записали Гавриила Григорьевича бездетным!

Составители «Русского Биографического словаря» обратились в архивы министерств иностранных дел России и Германии (П. В. Долгоруков, корреспондент Герцена и Огарева, находясь в эмиграции, сделать этого, естественно, не мог). Оказалось, что в Германии сохранились подлинники документов, по которым был уточнен год приезда Московского посольства к Максимилиану П: 1576–1577, вместо 1573 г.; там же были обнаружены краткие сведения о составе посольства, а также выгравированное изображение всех его членов. И под портретом сопровождавшего посольство дьяка Арцыбашева выгравировано: «Andre Gawrilowiz Ertzybuschuf».

Обнаружено также, что в Москве был сочинен и ходил по рукам любопытный вымышленный статейный список посольства с описанием пышных приемов в честь этого события, красочных обстоятельств возвращения послов и т. д. Не обошлось и без излишних восторгов, и, к сожалению, домыслов, ошибок (ну прямо как в газетах сегодняшних дней).

В результате дальнейших поисков обнаружено подлинное описание истории посольства (1576–1577) и по документально уточненным сведениям был составлен наиболее достоверный очерк истории этого посольства, который произвел тогда огромное впечатление в Европе и в России.

«…В самом начале в 1576 г., когда в Москве были послы императора Священной Римской империи, по поводу не занятого Польского Престола, Иоанн Кобенцель и Даниил Принц, состоялось назначение Андрея Гавриловича в Посольство. К императору Максимилиану II были отправлены в качестве «легких» послов князь Захарий Иванович Сугорский с титулом наместника Белозерского и дьяк А. Г. Арцыбашев. Целью Посольства было уяснение отношений Германии и России в польском вопросе. Послы должны были выразить готовность русского государя содействовать всеми мерами избранию на Польский Престол австрийского принца Эрнеста, при условии что, если поляки и литовцы не изберут себе одного государя, то «литовское бы великое княжество и с Киевом и что к нему городы» отошли бы к государству Московскому. Последнее условие основывалось на том, что сам царь и еще более сын его были претендентами на Польскую корону. Относительно Ливонии заявлена была решительная просьба, чтобы император в нее не вступался, так как она «прародительская изстаринная отчина» царя и великого князя.

Русские послы выехали из Москвы 5 марта 1576 года. С ними ехал и Даниил Принц, 3 мая подошли из Юрьева к рубежу и 13 мая прибыли в Ригу. 27 июня послы добрались до Праги, где и пробыли шесть дней».

В статейном списке описана торжественная встреча русских послов в Праге. «И послы на королеве почтивости челом били и завстречники ехали в город, а как въехали в город и по улице стояли по обе стороны стрельцы с пищалями и рогатинами человек с тысячу…»

Самого императора в Праге не было, поэтому послы 2 июля выехали в Рейншпорк (Регенсбург), где находился в это время Максимилиан. В город въехали 7 июля с еще большей торжественностью. После нескольких парадных обедов и угощений 16 июля состоялось представление российских послов Императору.

Андрей Гаврилович подробно описывал прием – даже мелочи не ускользали от его внимания. С необыкновенной тщательностью он описывал костюм императора и его постель.

Максимилиан II и его «думники» отнеслись к российскому посольству чрезвычайно внимательно, письменный ответ от императора исправлялся несколько раз по указаниям послов, которые имели несколько аудиенций у цесаря и несколько раз разговаривали с императорскими «думниками» о государевом царском имении и о Лифляндских землях.

Приемы у императора были 1, 7, 27 и 28 августа. Переговоры подходили к концу, как вдруг, после очередной аудиенции – в тот же день, Максимилиан заболел. «Изымала его немощь великая», – как отвечал послам пристав, – «лежит конечно болен». Русское посольство решено было отпустить как можно скорее, чтобы оно могло вернуться в Москву до зимы – это произошло 15 сентября. Андрей Гаврилович отмечал в своих записях: «Цесарь принимал послов в постели, а на нем юпа, – сукно бархатно, – теплая; колпак пухов бурнатен, подложен бархатом червленым; одеяло – камка золотное. При цесаре стоял пан Ласской да два каморника».

Послы были отпущены с великой почестью и осыпаны дарами. 17 сентября посольство выехало в Россию.

Андрей Гаврилович получил от цесаря золотую цепь, кубок и двести «злотых белых польских». Возвращались послы из Штетина морем. Пока ожидали попутного ветра, пришло известие о кончине Максимилиана, последовавшей 12 октября. На следующий день вышли в море и были уже в пути шесть дней, когда поднялся сильный шторм и усилились морозы. Послы были вынуждены повернуть назад, чуть было не зазимовав в Померании. Только 15 декабря добрались до Пернова (совр. Пярну), а 3 января 1577 года посольство возвратилось в Москву[27].

Удачное участие в посольстве выдвинуло Андрея Гавриловича, и он был назначен дьяком в Разряд, а затем старшим дьяком в Приказ Большого Прихода, где и прослужил б лет. В последующие годы А. Арцыбашев служил старшим дьяком в Великом Новгороде, но попал в опалу, по указу 23 декабря 1593 г. «…Ондреевское поместье Арцыбашева, что им владел без государева царева и великого князя Федора Ивановича всеа Русии указу самоволством» велено было отписать за государем царем и великим князем. Но Андрей Гаврилович сумел сохранить за собой какую-то часть поместий в Великом Новгороде, и в 1599 он вновь числился старшим дьяком Большого Прихода. Его подпись находится на скрепах приказных дьяков, на грамоте избрания на царство Бориса Годунова. Последнее упоминание его имени обнаруживается в документах Разряда в 1603 году: «а указал нам царь и великий князь Борис Федорович, всеа Русии которым бояром и дворяном и дьяком быть на Москве в осадное время, – в большом старом и каменном городе быть боярину князю Федору Михайловичу Трубецкому да дьяком Андрею Арцыбашеву да Насилью Нелюбову». Дальнейшая судьба его неизвестна. Очевидно около этого времени Андрей Гаврилович Арцыбашев скончался…

Выше должности дьяка на государевой службе никто из потомков Петра, родоначальника российской ветви родословной, не поднимался. Из многочисленных родов в Курской[42] губернии позднее обосновались Арцыбушевы – мелкопоместные дворяне, служилые люди, не имевшие на воинской службе чина выше майора. Следует отметить, что все потомки – Арцыбашевы, Арцыбышевы, Арцыбушевы – связаны первоначальным родством от Петра, Кашпарова сына, по прозвищу Арцыбаш и обнаруживаются по всей России в сходных фамилиях – в Сибири, Казани, Курске, Великом Новгороде, Петербурге, Москве, Твери, Калязине, Волоколамске и т. д.

Герб рода Арцыбушевых

Елена Семеновна Арцыбушева (урожд. Третьякова) – мать Константина Дмитриевича Арцыбушева (фото сделано на Большой Дворянской улице в Воронеже)

Петербург, 1870 год. Константин Дмитриевич Арцыбушев (слева) после окончания курса института в Германии (будущий первый диретор-распорядитель Мытищинского вагоностроительного завода)

Константин Дмитриевич Арцыбушев с женой Марией Ивановной (урожд. Лахтиной)

Мария Ивановна Лахтина в девичестве. 1870 г.

Дети Константина Дмитриевича и Марии Ивановны Арцыбушевых

Сергей Арцыбушев с супругой (фото сделано на Московской улице в доме Томарова в Курске)

Юрий Арцыбушев. 1906 г.

Дмитрий Арцыбушев (предположительно 1900 г.)

Ольга Арцыбушева с младшим братом Игорем (1896–97 гг.)

Андрей Арцыбушев в госпитале после ранения (1914 г.)

Игорь Арцыбушев. Ленинград 1941 г.

У Константина Дмитриевича и Марии Ивановны Арцыбушевых было шестеро детей: Сергей, о котором никаких сведений не сохранилось, Юрий (1877–1952), Дмитрий (1880–1944), Ольга (1881–1966), Андрей – скончался в 1914 г. от ран, полученных на войне, Игорь – умер в блокадном Ленинграде (1942).

Ю. К. Арцыбушев – художник, известен как создатель большого числа портретных зарисовок политических деятелей, писателей, поэтов, художников. В 1905 году был издателем и редактором литературно-художественного и сатирического журнала «Зритель». Журнал преследовался цензурой и был закрыт в 1908 году. В 1918 году Юрий Константинович издал альбом автолитографий «Диктатура пролетариата», куда были включены портреты деятелей революции, в том числе несколько зарисовок В. И. Ленина, сделанных им на заседаниях Совета рабочих и солдатских депутатов, съездах и других собраниях (декабрь 1917 – январь 1918). С конца 1920 года по конец 1940-х годов Ю. К. Арцыбушев был в эмиграции во Франции. За границей сделал ряд портретных зарисовок русских эмигрантов. Наиболее известные портреты, написанные Юрием Константиновичем, хранятся в фондах Российского Государственного архива Литературы и Искусства (РГАЛИ): В. В. Андреева, А. А. Бахрушина, А. Богданова, А. К. Боровского, И. А. Бунина, А. З. Бураковского, С. М. Волконского, А. П. Воротникова, М. А. Крыжановской, А. В. Луначарского, Д. С. Мережковского, М. М. Петипа, Н. А. Тэффи.