Китайский аванпост
© Григорий Быстрицкий, 2023
© Интернациональный Союз писателей, 2023
Дизайн обложки Дианы Верещагиной
Григорий Быстрицкий родился после Великой Отечественной войны в Молдавии в семье геологов.
После окончания института в Тюмени был направлен в самую северную сейсмопартию Главтюменьгеологии, на п-ов Ямал. С 1968 до 2008 года занимался поиском нефтегазовых месторождений для Министерства геологии СССР в арктических районах, для нефтегазовых заказчиков – в других местах и странах, руководил сейсмическими проектами на различных континентах. Сейчас проживает в Москве.
В 2014 году опубликовал первый рассказ. В 2020-м стал лауреатом национальной литературной премии «Писатель года» в номинации «Драматургия».
Член Союза писателей России, Интернационального Союза писателей (в котором выпущены две его книги) и Национальной ассоциации драматургов.
Эта книга написана внимательным человеком. Внимательным деталям, к своим героям. Не боясь подробностей, из которых складывается яркая и вполне кинематографическая картинка, без белых пятен, поскольку ничто не скрылось от цепкого взгляда автора.
Ещё одно важное обстоятельство, отличающее Григория Быстрицкого от многих других пишущих: он знает, о чём пишет. И потому, когда он пишет, например, о бизнесе, это можно рассматривать как руководство к пониманию процессов. О чём бы он ни писал, он въедливо погружается… во всё.
Григорий Заславский, ректор Российского института театрального искусства – ГИТИС, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, первый зампред Комиссии по вопросам развития культуры и сохранению духовного наследия Общественной палаты России.
Обе стороны эскалатора
– «Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора!» – такое вот объявление мы будем доносить до пассажиров. Вы правы, Лазарь Моисеевич, нужно предупреждать перегруз одной стороны. А то в феврале две тысячи делегатов как насели на правую сторону, чуть нам весь двадцатисуточный штурм на нет не свели. Установили мы тогда всё-таки наши новенькие советские эскалаторы.
Первый секретарь Московского горкома партии, плотный сорокадвухлетний Лазарь Каганович, во френче, глухо запечатанном на все пуговицы, в неизменной военной фуражке и светлых туфлях, последний раз перед торжественным митингом решил лично проверить работу своего детища. На входе станции «Дзержинская» он полюбовался простым, но очень выразительным символом метро – большой красной буквой «М», изготовленной для всех тринадцати станций по рисунку архитектора Таранова.
С небольшой свитой он спускался к поезду, на ходу выслушивая отчёты инженера. Тот стоял сзади, на ступеньку выше, и всё время норовил нагнуться к начальственному уху, чем вызывал у самого Первого прораба и сопровождавших его лиц смутное недовольство.
Прозвище ПП у простого подземного народа Каганович заслужил своим постоянным, буквально днями и ночами, присутствием на стройке. Людям это нравилось, кроме того, его присутствие сильно ускоряло решение постоянно возникавших на разных участках вопросов. К дате торжественного открытия метро, совсем недавно намеченного на 14 мая, казалось, всё в основном было готово, но Первый прораб ещё и ещё неустанно выискивал недоделки.
Накануне, вечером 12 мая, он всё же решился пригласить на экскурсию Сталина, но тот отказался:
– Знаешь, Лазарь, понедельник – день тяжёлый. В цифру 13 мы, коммунисты, конечно, не верим… – Сталин усмехнулся, – но ты давай сам со своим хозяйством разбирайся. А мы послезавтра проверим.
На 15 мая 1935 года, 7 часов утра, в поезда намечено было запустить первых пассажиров, и даже определили, кто купит билет № 1 на станции «Сокольники». Счастливчиком оказался передовой забойщик 8-го отряда Латышев.
Сейчас Каганович медленно спускался к основанию эскалатора, придирчиво осматривая все детали потолка, межлестничного проёма со специально изготовленными фонарями и скользящими резиновыми поручнями. Внизу он приготовился плавно и грациозно переступить с движущейся ступени на неподвижный пол, но в который уже раз это ему удалось не вполне. На перроне его ожидал тестовый поезд из двух вагонов. За короткое время перехода к поезду промелькнула, казалось, вся его метростроевская жизнь.
Постановление Совнаркома № 806 от 25 мая 1932 года «О строительстве метрополитена в городе Москве». Этот скромный лист, подписанный Молотовым, в скобках уточнённым как Скрябин, запомнился прежде всего словом «безотлагательно», строго предписывавшим, когда именно надо начать строительство. Особо Кагановичу понравился третий пункт, заставлявший всех считать Метрострой важнейшей государственной стройкой.
Но прежде чем Молотов, в скобках Скрябин, подписал этот лист, непрерывным потоком пронеслись даты и события. 6 января 1931-го катастрофическая дорожная пробка в Москве окончательно обозначила транспортный коллапс, через двенадцать месяцев во дворе дома № 13а по улице Русаковской семь лопат начали скрести и долбить мёрзлую землю. Так рабочие Метростроя положили начало строительству первого, пока что опытного, участка.
Были страшные споры между сторонниками глубокого туннельного метро и их противниками, защищавшими открытый, «парижский», способ строительства, споры с использованием тяжёлых, но красочных обвинений типа «могильщики». Лазарь Моисеевич вместе с Хрущёвым, как первые среди «могильщиков», рукоплескали Сталину, ставшему тогда на сторону проекта глубокого заложения.
Много чего произошло под землёй и на земле за эти четыре года. Уже войдя в пустой вагон, Каганович вспомнил вдруг архитектора Душкина, который предлагал для отделки станций использовать сталь для дирижаблей. Створки двери за ним в это время сомкнулись. Сопровождавшие лица остались во втором вагоне.
Он не стал сразу проходить в кабину машиниста, присел на сиденье около двери и привалился к боковому ограждению. Его моментально сморило, поезд даже не успел тронуться. Сказалась усталость.
Сквозь сон он чувствовал лёгкое, осторожное покачивание и неспешный стук колёс на рельсовых стыках. Потом стук исчез, но зато появился какой-то странный, высокий и надсадный, звук. Первый прораб открыл глаза и не поверил им. Перед ним стояли две девицы с разноцветными волосами: одна – с колечком в носу, другая – с заклёпками в ушах. Та, что с синими волосами, держалась за поручни ограждения, на которое он слегка навалился, её лицо с дико раскрашенными глазами было совсем близко. Вторая, с ярко-красной копной на голове и огромными, уродливо-толстыми, красными же губами, не держалась, а сохраняла равновесие, широко расставив тонкие ноги в огромных солдатских ботинках. Не обращая внимания на то, что он открыл глаза, они громко обсуждали его внешность.
– Зачётный дед, зацени! Френчик такой клёвый, а лабутены – ващще ауфф.
Ни слова не поняв, Каганович возмутился:
– Вы кто такие?! Как вы попали сюда? Молчать!
Он оглянулся в поисках своего сопровождения и только сейчас заметил, что вагон полон каких-то очень странных людей. Но ещё больше его поразило, что эти две соплячки ничуть не испугались, продолжая нагло на него глазеть, а остальная публика и внимания на них как бы не обращала.
– Ты чё кипишуешь, чувак? – Одна повернулась к подруге: – Глянь, из образа не вылезет. Они наверху на площади за бабки косят: кто под Ленина, кто под отбитого урода Сталина, этот вон тоже для себя какой-то нафталин придумал…
Первый секретарь Московского горкома партии зашёлся от гнева. До него только начали доходить кощунственные, наглые, оскорбительные, невозможные слова про вождя, как вдруг он вспомнил цитату из письма столичного архиерея к митрополиту Московскому Иннокентию. Эта цитата вспыхнула красным цветом, ещё более ярким, чем причёска наглой девицы:
«Возможно ли допустить сию греховную мечту? Не унизит ли себя человек, созданный по образу и подобию Божию, спустившись в преисподнюю?»
И тут же перед глазами убеждённого атеиста поплыло огромное чёрное и как бы торжествующее слово «ВОТ!».
Неожиданно сидящий рядом с Кагановичем парень поднёс к его глазам размером с ладонь светящуюся плитку с фотографией. На ней Лазарь был снят вполоборота, в этом же френче с белым подворотничком и пышными чёрными усами. Потом парень повернул плитку к девицам:
– Вы на кого батон крошите, губные гармошки? – шутливо бросил парень. – Да это же сам Лазарь Каганович…
Девки всмотрелись в фото:
– Точняк! Ну, чувачелло, колись, откуда такой лойсовый прикид? – сказали синие волосы.
– Каганович, Шмаганович – нам по барабану, не знаем такого, – вторили надутые губы, – но на этого кента точно похож. Как вылитый…
– Это вы, мокрощёлки, в наше время не жили, – протиснулась ближе бабка в розовых штанах с пузырями на коленях, стоптанных, огромных грязно-белых тапочках, но тоже с плиткой в руке, – вас тут вмиг скрутили бы да на Лубянку. Распустились совсем, Сталина на вас нет…
– В «наше вре-е-емя»… – заступился за несмышлёную молодёжь парень. – Какое такое ваше время? Родилась-то, поди, при Брежневе, а туда же, в сталинистки… – Подмигнул губам: – Старая, упоротая, а хайпануть охота, типа по ГУЛАГу тоскует.
Опять Лазарь Моисеевич ничего не понял… Какой-то Брежнев, по ГУЛАГу кто-то соскучился… Но зато заметил у всех в этой толпе, буквально у каждого… то ли пассажира, то ли жителя той самой проклятой преисподней – здесь он совсем запутался… – у каждого была такая светящаяся плитка в руках, и некоторые не только светились, но и звуки издавали.
Большинство в качающемся вагоне просто молча смотрели на эти плитки, но всё больше любопытных собиралось вокруг. Лазарь глянул в окно и обомлел: в тёмном туннеле мимо неслись, сливаясь в светлую линию, отдельные лампочки, было видно, что поезд летит с огромной скоростью, и он понял, откуда этот высокий противный звук. Таким темпом все девять километров от «Сокольников» до «Крымской площади» давно бы закончились, а они всё неслись по преисподней, и большой вопрос: куда?!
Приблизилась женщина культурного вида, в очках и почти прилично одетая:
– Лазарь Моисеевич Каганович! – торжественно объявила она, всматриваясь в свою плитку. – А я ведь по вам диссертацию писала…
– Кому писала? – вскинулся бедный член Политбюро ЦК ВКП (б).
– Как кому? – удивилась дама. – В ВАК, конечно… – И обратилась к публике весьма надменно. – Если кто не в курсе, это ему мы в Москве обязаны нашим прекрасным метро. Его так и звали – Первый прораб.
Она стала водить пальцем по плитке, похоже, читать:
– Знаете, во что превратились ваши первые 13 станций и 11,6 километра трасс? – победно посмотрела на прораба. – В 241 станцию и линии общей длиной 415 километров! Сегодня метро перевозит 2,5 миллиарда пассажиров в год, вот во что превратились ваши 13 станций! И не зря в вашу честь с 1935-го целых двадцать лет Метрополитен нёс ваше имя…
– А потом? – осторожно спросил Лазарь, забыв про нелепость вопроса.
– А потом твой друг Коба ласты склеил, – встрял кудрявый пожилой человек с футляром для скрипки, – и стало метро просто Московским метрополитеном.
– Ты на Сталина, отца нашего, не тяни, – воинственно выступила вперёд бабка в розовых панталонах. – Мало он вас, кудрявых да носатых, видать, учил. Всё вам неймётся…
– Вам, нам, – завыступал скрипач, – все одинаковы… Этот вот, – кивнул на вконец затравленного чиновника 30-х, – этот и в Шахтинском деле отличился, и на Кубани при изъятии хлеба позверствовал… Все хороши были…
Разум активного большевика Юзовки отказался понимать, откуда эти люди всё знают, кто они и как ко всей этой истории отнесётся Сталин, которого тут при нём ни во что не ставят. Учёная дама словно прочитала его мысли:
– Вы не переживайте, вы всех их переживёте: и Сталина, и друзей своих по Политбюро. Умрёте достойно в возрасте девяноста семи лет, и похоронят вас торжественно на Новодевичьем.
Солидный мужчина, стоявший чуть поодаль, показал часы, на циферблате которых красовался памятник из розового гранита среди больших деревьев. В это время из толпы вылезла голова чучела петуха с бордовым хохолком, за ней показалось всё длинное вертлявое тело в изорванных штанах. Размером побольше других плитку чучело развернуло перед Кагановичем:
– Бумер наш звездой Интернета стал, двести тысяч уже набрал…
На плитке Первый прораб страшно и убедительно прокричал «Молчать!» в сторону девиц и с этого момента стал уменьшаться в размерах. Вокруг стояли очень странные люди, и вагон был ими полон. Определив, что «прораб» ничего не понял, чучело пояснило:
– Вот сейчас, чел, в данный момент, любой куколд или там зуммер сопливый в любой точке земного шара может вас увидеть. За несколько минут вас посмотрело уже более 200 тысяч человек, а через час будет миллион!
«Всё, – подумал Лазарь Моисеевич, – Иосиф мне этого не простит…»
Спас его родной голос машиниста Долгопятова.
– Следующая станция, – машинист деликатно тронул Кагановича за плечо, – «Дворец Советов».
Он проснулся, машинально глянул на часы и с ужасом увидел на них цветные светящиеся фигурки. Постепенно внутреннее мерцание поблекло, выступил знакомый циферблат часов швейцарско-советского мастера Габю, которые ему недавно подарил товарищ Сталин.
Школа бизнеса
(киноповесть)
Голова болела так, что лучше бы он и не просыпался. Повернуть её и посмотреть вбок не получалось. Он лежал на спине и смотрел в потолок. Пытался вспомнить вчерашнее, но, кроме холодной воды в туалете, ничего не припоминалось. Поводил рукой по дивану – рядом никого не было. Другую руку опустил вниз, нащупал открытую бутылку «Боржоми», жадно допил, не в силах поднять голову и обливаясь, и снова заснул.
Второй раз проснулся от крика горничной. Он повернулся в попытке разыскать воду и на полу, рядом с пустой бутылкой, увидел поварской секач, обильно покрытый засохшей кровью с пучком седых волос. Мысли двигались медленно, наличие секача он связал с пустой бутылкой, вспомнив, как она при падении обо что-то звякнула…
Кто бы мог подумать, что за короткое время его жизнь так может измениться? Всего-то год назад он и не представлял, что начнёт выпивать и вести такой отвратительный образ жизни. А уж о том, чтобы вот так ужраться, как последний алкаш, о таком он даже помышлять не мог.
Григорий Каледин, двадцати двух лет, студент первого курса факультета бизнеса и менеджмента Высшей школы экономики, – юноша с очень непростой судьбой. Его мать пятнадцать лет назад погибла в автокатастрофе. Отец, Каледин Антон Григорьевич, известный в 90-х как безжалостный и циничный бандит, ставший в 2010-х годах солидным, богатым бизнесменом, воспитывал двух сыновей от разных браков. Младший из них, Гриша, о прошлом отца не догадывался. Старший, Слава, узнав о бандитском прошлом папаши, задумал поиграть на этом.
Первая жена Антона Каледина, мать Славы, сошла с ума и умерла. Её мать, тёща Каледина, Нина Марковна Полянская, в прошлом была опытным военным хирургом. Среди братвы, которой помощь врача в те бандитские времена требовалась тайно и постоянно, оказалась в большой цене и уважении. Она проживала в доме Калединых, пытаясь воспитывать мальчиков. Женщина властная, всё про старшего Каледина знавшая, она не боялась, не стесняясь в выражениях, высказывать все свои претензии зятю и его последней жене – молодой Виктории. Бандит Каледин её побаивался.
В девятнадцать лет Гриша ушёл из отцовского дома. Сводный брат по каким-то своим соображениям не посвятил его в особенности биографии их отца. Но и без этой информации Гриша с раннего детства с трудом выносил постоянное бульдозерное давление, с которым отец пытался строить сыновью жизнь согласно своим представлениям. Когда охрана с шести лет возила его на теннис, он не протестовал, хотя с большим удовольствием играл бы в баскетбол. Когда отец заставил его носить очки с сильными диоптриями для уклонения от армии, он подчинился, хотя не видел ничего страшного в службе. К тому же с хорошей игрой на ударных инструментах он заручился тогда согласием знакомого дирижёра на зачисление в оркестр Черноморского флота.
Но, когда отец объявил, что Гриша должен идти в экономику для продолжения святого дела семейного бизнеса, сын порвал связи, устроился сначала санитаром в больницу, потом помощником к богатому инвалиду Барскому, который, как и Гриша со своими диоптриями, инвалидом оказался ложным. Это выяснилось позже, а пока Гриша честно трудился и был спокойным, надёжным и добросовестным помощником. Жили они вдвоём в особняке Барского, где в подвале была оборудована настоящая студия с полным комплектом ударных инструментов.
Более года назад брат Слава убил их общего отца в надежде завладеть крупным наследством. Молодая отцова жена Виктория быстренько смылась, прихватив платиновую кредитку убиенного, и обещала вернуться с адвокатами.
Гибель родного отца от рук собственного сына и брата подействовала на Гришу как нокдаун. Он остался с Ниной Марковной в огромном доме с не осознанным ещё богатством. Он не мог понять, принять, поверить в реальность случившегося, но вместе с тем порядочность, надёжность и рассудительность, а также поддержка почти родной бабушки позволили ему не раскиснуть. Гриша довольно быстро собрался, пригласил через единственного знакомого ему из отцовской империи Саврасова ключевые фигуры: вице-президента по экономике и главного юрисконсульта – велел им пока продолжать намеченное и не делать резких движений.
При этом разговоре Нина Марковна добавила: «Не вздумайте фестивалить! Я вас как облупленных знаю, а вы – меня. Церемониться не стану, мигом за Антошкой пойдёте! Ты, Саврасов, головой отвечаешь за порядок, а я уж за тобой послежу…»
Потом она сделала пару звонков, наняла репетиторов, и вскоре Гриша поступил в ВШЭ на платное отделение. Так в его жизни произошёл второй крутой поворот.
– Извини, ты Каледин? – У выхода Гришу остановил худощавый парень в очках и аккуратном костюмчике. На вид ему было под тридцать, он смотрел на высокого студента строго и пристально.
– Я Каледин, а вы кто?
– А я аспирант Головин Евгений, можно Женя. Да ты не напрягайся, я по простому делу…
– Чего это мне напрягаться? По простому, по сложному – мне всё равно. Чем обязан?
– Самостоятельный… это хорошо, – неожиданно оживился Женя. – На курсе сказали: ты на ударных играешь.
– Поигрываю, – в тон ответил Гриша. – А ты что, в оркестр меня пригласить хочешь?
– Ну уж, положим, не в состав, он у нас несколько лет не меняется. А попросил бы тебя сыграть пару вечеров, пока наш ударник вернётся.
– И на этом спасибо! С удовольствием поиграю. – Гриша сразу проникся симпатией к творческому аспиранту. – А ты на чём играешь?
– Играл на саксе-альтушке, теперь я в группе вроде как импресарио…
Так они познакомились и вроде как задружили. На курсе, где Гриша явно выделялся и возрастом, и комплекцией, и независимостью от родительского содержания, у него в смысле дружеского общения образовался некий вакуум.
Потом они ещё больше сблизились на теннисном корте. Евгений входил в любительскую лигу парной игры, где серьёзные, высокопоставленные мужики старались выбрать себе в партнёры опытных игроков. Десятилетний Гришин стаж давал много преимуществ его паре, что выливалось в систематический солидный заработок. В этой лиге постоянно разыгрывались платные турниры, причём взносы делали менее опытные ведомые в паре – те самые «шишки» и «тузы» с бескрайних московских чиновничьих угодий.
Вопрос денег для Гриши не стоял, поэтому он старался не закрепляться с определённым партнёром, что образовало некоторую конкуренцию за него среди тузов. Евгений, тоже в прошлом получивший профессиональную теннисную подготовку, играл с постоянным партнёром – замом главы чего-то там. Гриша толком не понял, то ли округа, то ли района.
– Жень, мне с тобой посоветоваться надо по делу. Есть время? – Гриша пришёл на кафедру.
– Только освободился, но страшно хочу жрать. Покормишь в приличном месте, а я тебе любой совет дам? В рамках своей компетенции, разумеется.
– Согласен. Если особо не спешишь, поедем к «Украине», там клёво.
Они вышли на улицу, и Женя стал вызывать такси.
– Не надо. Машина уже едет, – остановил его Гриша.
И действительно, тут же рядом появился скромный «киа рио», и водитель сноровисто открыл обе двери.
– Извини, я впереди сяду, ноги не умещаются, – смутился Гриша.
– Без проблем, машина хорошая, правда, не по твоей комплекции…
– Давай турниров побольше – я авто покрупнее куплю.
По дороге Женя поинтересовался, что за дело совета требует, на что Гриша бросил: «Да ерунда, за обедом поговорим».
– Понимаешь, на меня неожиданно свалилась целая империя моего погибшего отца. – Они сделали заказ, и теперь можно было приступить к разговору. – Кроме бабки, к тому же неродной, у меня никого нет, и я не очень понимаю, что мне со всем этим делать.
– Не знал, что твой отец погиб, извини! Ты, значит, полный сирота, раз одна бабка? Очень жаль…
Они замолчали, думая каждый о своём. Женя порывался что-то рассказать, но не решился. Потом, словно очнувшись, он спросил:
– А что за империя такая? По тебе не скажешь. Может, мы по-разному понимаем это слово? – Он внимательно посмотрел на приятеля. – Я знаю пару мажоров, так за сто километров видно, что у их папаш есть империи. Шаурмой те торгуют или субарендой занимаются, а может, и бензин продают – неважно. Важно, что бабло есть, и это очень наглядно и старательно демонстрируется.
– Да, конечно! Мне вся эта мажорская показуха противна с детства, как папа меня начал подводить к ней. Все условия создал, а я до сих пор не понимаю, зачем эти демонстрации. Я вон даже для занятий специальную машину купил, неудобно щеголять перед сокурсниками. Хотя в гараже стоит штук пять крутых тачек, я даже точно не знаю, какие именно марки.
Женя с интересом уставился на приятеля.
– Слушай, давай по порядку. Ты что, наследство неожиданно получил?
– Ну, так вышло, – уклончиво ответил Гриша, – не в этом дело. Отец оставил огромный, как я начал сейчас понимать, разношёрстный и раскинутый по разным регионам бизнес. У него большой штат управленцев, юристов, экономистов, целая армия охранников и всё такое. В своё время он меня заставлял на экономику идти, чтобы потом по наследству всё это хозяйство держать под контролем, но я тогда сразу из дома убежал…
– На барабанах играть?
– Ну, типа того… Что угодно, лишь бы этой хернёй не заниматься и быть свободным. Но не вышло. Теперь вот сам в школу пришёл, приходится разбираться. Но я пока выучусь, там всё рухнуть может…
– Да уж, без контроля там наворотят дел, оглянуться не успеешь…
– И я про то же! Но я-то пока «зелёный», а ты давно окончил, к тому же аспирант. Может, что посоветуешь?..
Некоторое время они занимались большим блюдом, где на ледяной подушке покоились камчатские устрицы в орнаменте разного сорта креветок. Женя запивал дары Дальнего Востока французским белым вином, а Гриша – более демократично, тёмным нефильтрованным пивом.
– Давай так, – Женя бросил салфетку на стол, – прежде всего надо сделать «дью дилидженс».
– Чего-чего? – поперхнулся пивом студент.
– А, неважно, – снисходительно отмахнулся аспирант. – Надо провести широкий аудит всех закоулков бизнеса твоего отца, составить подробную картину: со всеми особенностями, перспективами, рисками, связями, персоналом и так далее.
– Ну, вроде так, – неуверенно протянул студент.
– Так, так, – глаза аспиранта уже загорелись. – И ты попал в точку, обратился по правильному адресу. Знаешь, почему?
– Пока не очень…
– Потому что, – победно воскликнул аспирант, – у нас на кафедре мы соберём лучших ребят, тебя пригласим, чтобы в курс входил, составим группу и выдадим такой результат, которому признанные международные агентства позавидуют! В консультанты позовём наших известных преподавателей, а на саму работу поставим штамп университета. А результаты – разумеется, без привязки к адресу бизнеса – наши ребята используют в качестве дипломных проектов!
– Как это сделать практически?
– Хороший вопрос, студент! Практически ты велишь своему президенту, или кто там у вас право подписи имеет, заключить с университетом договор. Цена наших услуг будет значительно скромнее, нежели в топовых аудиторских агентствах. На основании договора мы будем иметь право изучать все направления твоего бизнеса.
– Григорий! – послышался в телефоне бодрый голос Жени. – Сегодня вечером на кафедре собираем мозговой штурм. Будем подводить итоги по трёхмесячному аудиту твоей бизнес-шаланды. Смотри не проколись: ребята не знают, что хозяин заводов и пароходов и скромный первокурсник – одно лицо.
Общая картина бизнеса после всестороннего изучения выглядела так: коротко такого рода бизнес называется «купи – продай – в аренду сдай». Никакого креатива, новых технологий или изобретений не наблюдалось. Бывший хозяин – а это установлено доподлинно – крутой в 90-х бандит, хватал, отжимал, отбирал, принуждал к продаже всё, что под руку попадало. Получился винегрет из раскинутых в разных частях Москвы и области магазинов, автомастерских, автосалонов, ресторанов, клубов и мест подозрительных увеселений, долей в крупных торговых и фитнес-центрах и салонах красоты.
Вся эта махина централизованно не управляется и не координируется, на местах сидят управляющие, основной задачей которых является сдача прибыли владельцу. Проблемы с законом они решают самостоятельно, на местном уровне, и проблем этих, судя по документам, более чем достаточно. Очень неинтересный, по мнению молодых управленцев, полукриминальный и малоперспективный бизнес.
Женя посмотрел на сникшего Гришу и спросил экспертов:
– Так строительством вроде занимаются?
Тут же встала девушка, Дорохова Наталья с четвёртого курса, и объявила, что её группа досконально разобралась со строительным сегментом компании. На примере строительства в 2005-м якобы элитного дома на Кутузовском Наташа подробно разложила схему грязного бизнеса, которую пытаются протолкнуть и сейчас.
Сама компания ничего не строила, у неё и специалистов таких нет, не говоря уже о материально-технической базе. Такой бутафорский застройщик нанимал профессиональных строителей и зарабатывал где только мог. Использовал дешёвые материалы и китайскую сантехнику, что резко отличалось от многообещающих картинок в Интернете, незаконно присваивал общедомовые площади с последующей их коммерческой распродажей и вообще вёл себя на объекте самым скотским образом, пользуясь отсутствием ещё не въехавших жильцов. «И не удивляйтесь, господа, – заключила Наташа, – такие дикие штуки при Лужкове проходили часто».
Таким образом, Гриша понял, что бизнес ему достался бестолковый, неуправляемый и с большим криминальным душком. С точки зрения будущих управленцев, это и бизнесом-то назвать нельзя. Он поделился своими открытиями с Ниной Марковной, и та подтвердила, что от такого бандита, как его, прости господи, отец, другого ожидать не приходится.
Кафедра свою работу выполнила, готовилась сдать отчёт, но Гриша не удовлетворился. После приватного разговора с ним Женя объявил группе, что клиент хочет заказать дополнительную работу – по оценке всех составляющих бизнеса. Группа обрадовалась: помимо прибавки к гонорару появятся новые материалы для дипломных работ и опыт практического бизнеса.
В том разговоре Женя убедил приятеля начать готовиться к избавлению от неэффективных активов. Продать надо с умом, учил аспирант, и всё подготовить, чтобы возможный покупатель увидел эффективность. Например, более-менее известно, сколько стоит здание, но продаётся не только оно, а бизнес, который здесь организован. Поэтому надо создать толковый бизнес-план, нарисовать перспективу и будущую прибыль. Работы много, но все ребята готовы вкалывать.
А после продажи? А после продажи, дорогой теннисист, барабанщик, начинающий бизнесмен, выберешь сам: поместить деньги в надёжный банк и получать проценты с депозитов, купить акции перспективного предприятия или создать новое дело и инвестировать в него. Но сначала надо продать, консолидировать деньги – и процесс этот быстро не закончится.
На семейном совете Гриши с Ниной Марковной было решено, что такой подход разумен.
– Ну всё, Светик, первый этап закончен блестяще!
Женя полулежал на диване с бутылкой кефира. Стройная девушка с васильковыми глазами и оранжевой причёской крутила педали велотренажёра в коротких оборванных шортах. Не оборачиваясь и не сбавляя темпа, она с сомнением заметила:
– Как-то подозрительно легко у тебя получается. В вуз вдруг пожелал поступить – и именно в твой, доверился именно тебе…
– Тут просто повезло. – Он обожал сестру и всегда удивлялся её вполне взрослой и трезвой оценке. – Но всё-таки давай не спеша рассуждать, тут ошибиться никак нельзя…
Они жили вдвоём в двухкомнатной скромной квартире в центре Москвы. Когда погибли родители, Жене было чуть больше десяти, а маленькая Света только ходить научилась. Их забрала к себе одинокая тётка, сестра матери, которой на старости лет родители подарили эту квартиру. Через десять лет тётка умерла, и Женя, к тому времени студент, практически в одиночку вырастил сестру.
Теперь эта толковая, красивая и совсем не выпендрёжная особа училась в театральном, куда поступила самостоятельно, без всяких блатов, пройдя огромный конкурс, притом на бюджетное отделение. В удачное артистическое будущее Женя в принципе не верил чисто из математики: где столько ролей взять?.. Но сестру не отговаривал, полагая, что она сама разберётся со своей карьерой.
Жили они скромно, но интересно, о чём свидетельствовала обстановка. В большой Жениной комнате спортивные причиндалы – ракетки, горнолыжные ботинки, мотокостюм Светы, похожий на сброшенную чешую, велотренажёр – соседствовали с приличной библиотекой, саксофоном на подставке и парой стоящих картин на стенах.
В комнате Светы было больше книг по театру и элементов реквизита. Был даже старый баян, на котором она выучилась сносно играть для короткого эпизода в студенческом спектакле.
– Да, всё складывалось как нельзя лучше, – продолжил брат, – когда этого упыря кончили, да ещё не кто иной, как его старший ублюдок, наша задача упростилась. Остался только младший, которого бабка, надо полагать, убедила, а потом и устроила в вуз. В какой, вопросов нет – понятно, в самый престижный. На платное отделение попасть не так уж и сложно при её-то обширных связях.
Убедившись, что сын Каледина поступил в универ, где сам Женя после окончания стал аспирантом, он не стал спешить. Проследил за образом жизни, узнал увлечения парня, дождался, пока в их оркестре временно выбыл ударник, и только тогда вполне логично подъехал к нему.
Потом повезло ещё с профессиональной теннисной подготовкой Гриши, а затем вышло так, что и посоветоваться одинокому парню было не с кем.
– Но мы ведь не будем ему мстить? – остановилась и развернулась сестра.
– Что значит «мстить», Света? Вендетта, кровь за кровь? Если ты об этом, то, разумеется, нет. Эти подонки сами в крови захлебнулись. А мы только разорим остатки этой семейки, как это сделали с нами. По меньшей мере своё заберём…
– А ты завод папин видел?
– Конечно, я же там аудит проводил. Завода, естественно, никакого нет. Примитивный бандит разве может производить что-нибудь полезное? Вся территория без особых изысков перестроена под лофты, рестораны, ВИП-сауны и прочие воплощения бандитских фантазий.
– А оборудование, технологические линии?
– Даже следов не осталось. Продал, сволочь, всё.
После душа Света решительно заявила:
– Я хочу увидеть наследника бандитского состояния.
– Ну, это просто. Через пару дней я с ним обедаю. Приходи с подругой или с кем хочешь, сядете за соседний столик. Знакомиться, по-моему, ещё рано.
– Почему?
– Не знаю. Давай пока не спешить. Всегда ведь успеешь познакомиться…
После тренировки на кортах Женя со своим партнёром и Гриша поднялись в кафе.
– Григорий, – седовласый, моложавый, подтянутый чиновник со всеми признаками сибаритствующего бездельника отпил морковного сока и снисходительно оглядел теннисистов, – моя начальница хочет с тобой познакомиться.
– Она меня знает?
– Ну, слушай, с твоими спортивными подвигами ты становишься знаменитым…
– Она – на всякий случай – глава администрации, – Женя назвал район в Подмосковье.
Когда прощались, Гриша спросил приятеля:
– На кой она мне нужна? Ещё на работу к ней ехать…
– Не торопись с выводами. Если соберёшься вдруг свой бизнес делать, мало ли как сложится, такие люди очень полезными оказаться могут.
В кабинет высокой чиновницы его провели сразу. Хозяйка, энергичная дама в возрасте, в дорогом костюме, очках от «Армани» и с короткой стрижкой густого белого ёжика, пригласила за маленький столик:
– Григорий Антонович, спасибо, что приехали! У меня к вам дело…
В этот момент дверь резко отворилась, и в кабинет стремительно ворвалась высокая яркая девица лет двадцати пяти.
– А вот, собственно, и само дело, – усмехнулась чиновница.
– Всем привет! – бросила на ходу девица, ногой отодвинула стул, уселась против Гриши и не мигая уставилась прямо в его зрачки.
– Знакомьтесь, это моя дочь Елизавета, а это Григорий – не просто богатый бездельник, с какими ты привыкла время проводить, и не бездельник вовсе, а талантливый теннисист…
Дочь чиновницы на тусовке поспорила с молодящимися бюрократами, что вложится в домашние чемпионаты и всех их обдерёт в парных играх. Сама Лиза теннисом занималась несколько лет, но ей нужен опытный партнёр. Чиновница просит Гришу быть партнёром, взносы оплачивает она, денежные призы – пополам.
– Я вообще-то две трети получал. В последнее время… – снисходительно начал Гриша.
– Ты не жлобись, не знаешь ведь, как я играю. Сначала давай выиграем пару турниров, – перебила решительная Лиза.
Так они познакомились и начали регулярные тренировки и выступления.
Грише таких девушек раньше встречать не приходилось. В ней совмещалось, казалось бы, несовместимое. Хорошая спортивная форма сочеталась с временами просто непрерывным курением, и, как позже выяснилось, она была не прочь частенько и выпить.
В суждениях была резка и безапелляционна, недостаток знаний по предмету восполняла находчивостью, хорошей памятью, логикой и напором, свойственным сильным натурам.
Одевалась и вообще обращалась со своим имиджем вольно и без предрассудков: то подлетала к теннисному центру на «мини купере» в каком-то рванье, то её привозил водитель на лимузине, охранник открывал дверь, а она была разодета как на биеннале в Венеции.
С самого начала она заняла лидерскую позицию в их отношениях. Гриша пытался увернуться от ненавистной с детства плотной опеки, доказывал, что он лучше знает и нечего тут им руководить, но быстро получил в ответ:
– Так. Что за бунт на корабле? Ты, мальчик, меня младше и слушай опытную тётю. Во время игры – да, ты паровоз, я тебе подчиняюсь. Заметил, наверное? А во всём остальном – уж извини, я лучше знаю…
Где-то в глубине души Гриша понимал, что это, конечно, не отцовский бульдозерный случай. Красивая, эффектная, за словом не то что в карман не полезет – моментально и остроумно реагировала, на корте честно трудилась, не носилась тупо, а головой думала, самообладания никогда не теряла. Такой Лизе не грех иногда и подчиниться, тем более такому неконфликтному и невоинственному парню…
Как-то, разделив очередной выигрыш, она спросила:
– Сейчас, наверное, барышню свою угостишь мороженым, а остальное на сберкнижку положишь?
– Нет у меня никакой барышни, я бабушке деньги отдаю. Ты что, думаешь, это самая большая сумма, которую я видел?
– А бабушка в чулок складывает? – не унималась насмешница.
– Тебе это так интересно? Что бы я ни сказал, всё время шутишь. А ты крутая, я смотрю…
– Так, я поняла. Шуток не понимаем, подруги нет, общественное развитие на нуле, надо спасать чела.
– Себя спасай… – бросил Гриша, поднял сумку и собрался к выходу.
Она обежала его и встала впереди.
– Стоять! Ну правда, Гриш, – тут же смягчилась, – чего ты обижаешься, как ребёнок?
– С чего это мне обижаться?
– Ну и молодец! – Неожиданно она чмокнула его в слегка заросший подбородок, ловко дотянувшись. – Поехали лучше отметим победу.
– Куда это?
– Ну, мест достойных полно в Москве. Тут главное – как ехать…
Они уже вышли на улицу.
– В смысле?
– В смысле, я сегодня с водителем, – она кивнула на подъехавший «мерседес». – А твоя машина где? Ты сам за рулём?
– Нет, не очень люблю водить, – он указал на стоящий рядом «киа рио».
– Ой! Чтой-то у нас за сиротская тачка такая? Случаем, не у поварихи нашей одолжил?
– Ладно тебе, угомонись! Тачками ещё тягаться будешь…
– И то правда, чего это я? – Она дождалась, пока водитель вышел и открыл заднюю дверь. – Ты свою сумку к себе брось, а сам со мной садись. Водила твой пусть за нами едет.
Между тем работа группы студентов-дипломников начала давать результаты. После творческого подхода к оценке объекта было легче убеждать покупателей. Те, и сами-то не больно искушённые в экономических и рекламных тонкостях, с уважением рассматривали графики развития бизнеса по годам, понимали, что у продавца серьёзный подход и он не торгует только недвижимостью, он продаёт её вместе с хорошо организованным бизнесом.
После весьма выгодных продаж десятка объектов Гриша с одобрения Нины Марковны назначил Евгения Головина директором по экономике. В главном офисе бывшей империи Антона Каледина теперь расположился управляющий мозговой центр, которому обязаны были подчиняться все директора дочерних компаний. Они и раньше подчинялись Антону, но через начальника службы безопасности Саврасова и только в смысле своевременной и желательно в полном объёме сдачи заработанных денег. Теперь указания исходили от директора по экономике, а Саврасов должен реагировать на непослушание. Впрочем, и эта палочная система очень скоро стала ненужной, поскольку грамотно поставленный финансово-экономический контроль был гораздо эффективнее криминально-принудительного.
Реализовав основную часть бизнесов и сосредоточив вырученные средства на депозитных счетах топового банка, Гриша столкнулся с необходимостью принятия решения о будущем.
– Что у нас осталось? – спросил он Женю в его кабинете в центральном офисе.
– Пяток заправок в пределах МКАД и территория со строениями бывшего завода. С заправками вопросов нет, пока они исправно дают прибыль, но при нашем желании они влёт уйдут. Покупателей полно.
– А завод?
– С ним интереснее. – Женя встал и подошёл к окну. – В 90-х там выпускалась уникальная продукция…
– А теперь? – Гриша уже вошёл во вкус управления бизнесом, но практики ещё не было. Поэтому он не акцентировался на вопросе о продукции, его больше интересовал настоящий день.
– А теперь там лофты, рестораны, кафешки, ещё какая-то дребедень… – Женя тоже не стал распространяться насчёт продукции. – Перестроили завод под запросы бездельников.
– И кто это сделал?
– Это ты мог бы спросить у своего папы, теперь только Саврасов ответит. И то сомневаюсь, что вразумительно.
Женя подошёл к комоду с полированным верхом, на котором были установлены различные сувениры и подарки. Выделялась качалка нефти под золото – традиционный подарок владельцев бензоколонок, которые норовили походить на нефтяников.
На другом подарке Женя оттянул один из пяти металлических шариков, отпустил, и крайние шарики начали поочерёдно отскакивать от группы, издавая клацающие звуки. Некоторое время эти угасающие щелчки нарушали тишину кабинета.
– Жень, ты сядь! У меня более важный разговор к тебе есть. – Гриша дождался, когда его главный эксперт сел напротив. – Давай прикинем, что дальше делать будем.
– Извини, но я опять должен встать. – Женя подошёл к доске с фломастерами. – Так будет нагляднее.
Он разделил белое поле на три части, в левой нарисовал круг с единицей внутри и написал «депозит».
– Мы разместили всю выручку под шесть с половиной процентов годовых. Это приносит в месяц около пяти миллионов рублей. Грамотнее было бы купить доллары и евро, по трети от всей суммы, но при этом снизится доход, поскольку проценты на валюте существенно меньше.
– Ну допустим. И что? Что дальше делать? – Гриша смотрел на добавленную красным фломастером надпись «5 млн руб./мес.», пропустив мимо ушей замечание о валюте.
– А ничего не делать. – Женя положил фломастер и сел в отдалении, с краю длинного стола. – Уволишь весь персонал, в том числе и меня, оставишь личную охрану, водителей, по дому нужных людей, будешь тратить на всё про всё аж один миллион, на остальные четыре будете с Ниной Марковной жить, горя не зная.
– Как так? – не понял наследник.
– Ну вот так: можешь тратить по сто тридцать три тысячи рублей каждый день месяца. Что тут непонятного?
Тут уже встал Гриша. Подошёл к шарикам и снова запустил затухнувший механизм. Он заворожённо смотрел на отпрыгивающие шарики, потом повернулся:
– Понимаешь, деньги эти не я заработал. Они не мои и добыты разными сомнительными путями…
– Ну так отдай их в детский дом! – не стал дожидаться дальнейших объяснений экономист. – Или фонд благотворительный открой, пригласи известных актёров. Они будут слёзы у публики выжимать, а разные прохиндеи вокруг будут слаженно твой фонд разворовывать…
– Не так уж всё там страшно, в этих фондах. Хотя я, честно говоря, ничего об этом не знаю. – Гриша ещё раз оттянул крайний шарик, и система снова воспряла духом. – У тебя на доске много чистого места осталось…
Женя понял, взял фломастер другого цвета и нарисовал в среднем столбике круг с цифрой 2 и написал ниже: «Вложения в чужой бизнес».
– Поясни, – попросил Гриша, вернувшись на своё место.
– Есть известные, надёжные компании с прозрачным, перспективным бизнесом. На российской бирже торгуются их акции. – Женя нарисовал число 20. – Купить много акций такой компании и, если повезёт, через год или раньше на росте можно продать с наваром двадцать процентов. А можно и не продавать, просто внимательно следить за состоянием компании.
– Ну а в итоге? Какая основная цель всех этих телодвижений?
– Фактически получать не пять, а десять-пятнадцать миллионов в месяц. Ну что ты как маленький, Григорий? Не знаешь, из-за чего все крутятся?
– Да знаю я, но как-то это всё пошло после моего подвала с барабанами… – Он подошёл к доске. – Давай последнюю колонку!
Женя сменил фломастер на красный, нарисовал жирный круг, внутрь поставил тройку, а внизу энергично написал «собственный бизнес» и подчеркнул двумя размашистыми, стремительными линиями.
– Как? – удивился Гриша. – От одного избавляемся и тут же открываем другой?
– От чего мы избавляемся? – Женя обиделся. – От «купи-продай»? Это разве бизнес?
– Отец вроде считался крутым бизнесменом…
– Я тебя умоляю, забудь! – Женя опять завёл шарики, и они с минуту отщёлкивали возникшую паузу.
Потом Гриша резко остановил их, встал напротив Жени у доски с вопросительным видом.
– Надо создать свой, единый, цельный, полезный для общества и прибыльный для себя, новый бизнес.
Гриша несколько озадачился от количества требований, но в целом звучало загадочно и многообещающе:
– И идеи есть?
– Ты сначала реши, где: за рубежом или у нас?
– И решать ничего не буду – конечно, у нас. Там, чего доброго, заявят, что деньги криминальные, и отберут всё…
– Положим, отжать и у нас могут за милую душу, но всё равно чувствую голос мужчины. Раз так, дай пару недель на изучение обстановки, найду несколько вариантов заманчивых стартапов.
На том и порешили. Гриша глянул на часы, позвонил Лизе под Женину незаметную ухмылочку и направился к выходу. Как раз зашла девушка с подносом, но он отказался от чая. У самой двери вспомнил:
– А завод тот – с ним что делать будем?
– Давай подождём. – Женя взял с подноса чашку. – Мало ли что придумаем, может, пригодится.
На свидания с Лизой Гриша давно уже не ездил на «киа», теперь водитель его привозил на чёрных джипах: то на огромном «кадиллаке», то на «мерседесе», а иногда он сам управлял золотистым «порше».
– Удивить меня хочешь? – подкалывала подруга.
– Ещё чего, – небрежно отвечал он, и видно было, что хочет именно произвести впечатление.
В теннисных турнирах они участвовали всё реже и реже. Сначала это объяснялось отсутствием азарта: в большинстве случаев они непременно выигрывали, а выигрышные деньги не особо меняли бюджеты, потом стало физически непросто, поскольку Гриша нередко выпивал на бесконечных тусовках и даже пробовал курить. Он всегда удивлялся физической закалке Лизы, но сам свободно совмещать выпивку с курением и работу на корте не мог. Ну не то что уж прямо не мог, так было не принято. Десять лет на кортах с лучшими тренерами привили особое отношение к культуре тенниса и стилю жизни вообще.
Ночные клубы, о которых ещё год назад он бы и слушать не стал, долго являлись последним бастионом в борьбе Лизы за светскую жизнь своего партнёра. Он понимал, что её собственные представления о жизни богатой молодёжи никогда не станут ему близки, но что-то заставляло буквально подчиняться.
Сначала он объяснял сам себе, что хочет вытянуть её из этого круга показушного, фальшивого адреналина, искусственных страстей и неискренних отношений. Потом вдруг пришла мысль: а какое его, собственно, дело до её жизни? Но тут случайно Гриша обронил, что её мать как раз и надеялась, что при помощи спорта она может поменять представления о ценностях. А потом он и сам не заметил своего влечения к сумасбродной девице и желания хоть в чём-то ей угодить.
Первый раз Лиза привела его в клуб, когда отказать стало уже совсем неудобно. Она познакомила его с друзьями, с которыми в обычной жизни он и разговаривать не стал бы. Он откровенно скучал, из бара ничего выбрать не смог, танцевать не пошёл, как Лиза его ни тянула, минут через двадцать в страшном шуме прокричал ей на ухо, что уходит. Она безразлично кивнула, и он уехал домой.
Неделю они не встречались, в теннисе наступили каникулы, и по вечерам он с упоением барабанил в специально обустроенном подвале. Однажды она появилась вслед за смущённым охранником, который начал объяснять, что до шефа не дозвонился, и в доказательство показал на Гришин телефон и его большие нахлобученные наушники.
Лиза не дала тому до конца оправдаться, отпихнула массивного парня, пролезла между барабанами и чмокнула приятеля в щёку, оставив яркий след помады.
– Вот чем ты занимаешься! Теперь понятно. Где уж нам, примитивным любителям убогих танцулек. Тут творчество, а мы с глупостями лезем.
Через пару дней она уговорила Гришу на ужин в музбаре. «Совершенно неожиданно» там оказалась группа музыкантов, у которых «совершенно неожиданно забухал» ударник.
Гриша классно провёл с ребятами вечер. Публика – и громче всех Лиза – принимала здорово. В процессе выпили по пиву, потом бас-гитарист притащил целый поднос тяжёлых стаканчиков, и Гриша научился пить чудный напиток под названием «текила-бум».
Потом в знак благодарности он поехал в клуб, где ребята были не такими уж и неинтересными, музыка не такой уж кислотной, а танцы вполне могли заменить спорт.
Пот лил ручьями. Лиза уже держала полотенце, сразу накинула ему на голову, заставив нагнуться, энергично промокнула и неожиданно впилась в губы страстным и долгим поцелуем.
Под утро они приехали к нему домой, стараясь не разбудить Нину Марковну, проникли в его половину, а наутро Гриша проявил чудеса изобретательности, незаметно выведя Лизу к машине.
– Маша, дорогая, извините, решила вот позвонить…
Мария смотрит на экран телефона, видит незнакомый номер. В то же время голос ей кажется знакомым, и она осторожно спрашивает:
– Здравствуйте, у вас номер сменился?
– Не узнала? – Машу быстро вычислили. – Это Нина Марковна, бабушка одного чудовища и неродная, но любимая и единственная другого внука…
– Нина Марковна! – обрадовалась Мария. – Каюсь, не узнала. Телефон неизвестный, а голос очень знакомый… богатой будете…
– Ой, милочка, насчёт богатства у нас всё нормально, но именно это меня и беспокоит.
– Что случилось, Нина Марковна? Гриша наш как?
– Гриша молодец, учится в университете, работает на кафедре над проектом похорон бизнеса своего папаши.
– Что вы такое говорите? Вы меня пугаете. У вас неприятности?
– Нет, Машенька милая, пока у нас всё хорошо. Гриша неожиданно оказался деловым человеком. Раньше у Каледина главным был Саврасов с его гориллами. Теперь – Гриша настоял, а я поддержала – у нас всем руководит один приятный молодой экономист, аспирант университета.
– А что значит «пока у нас всё хорошо»? Почему пока? И «проект похорон» как-то не очень звучит…
– Нет, здесь-то как раз всё нормально. У Каледина был бестолковый бизнес из мозаики, которую он награбил в 90-х. Молодые экономисты-управленцы, и Гриша близко с ними, очень грамотно продают все эти шарашки, консолидируют финансовые активы…
– Как грамотно вы излагаете, – вставила Мария, – вижу, прям увлечены…
– Да, Машенька, мне нравится, что Гриша со своими талантливыми друзьями делает. Я уж закончу. Так вот, консолидируют деньги, уйдут от остатков прошлого криминала и начнут новое большое дело.
– Но всё-таки вас что-то беспокоит?
– Как же мне не беспокоиться, Мария? Гриша – совсем молодой парень, а деньгами владеет большими. Он хороший, добрый, доверчивый, не в пример своему брату по отцу, да и папаше своему не в пример. Он в мать пошёл, она славная женщина была, да такому быку досталась…
Нина Марковна замолчала. Мария понимала, что старая волевая дама вспомнила и свою дочь, не вступала, пока та сама не продолжила:
– Да. Так вот, большие деньги привлекают больших негодяев – это закон. Раньше, при размазанном бизнесе, не так в глаза бросалось, хватало Саврасова с его командой, правила у бандитов довольно простые, разбирались они по своим понятиям. А теперь, боюсь, подтянутся более изощрённые мерзавцы.
– Есть уже признаки? – Маша насторожилась.
– Явных пока нет. Но вот завелась у Гриши одна подозрительная змея. Старше его, опытнее, циничнее и, главное, влияние на него имеет, по-моему, чрезмерное…
– Ну, хотите, я пробью её по нашим каналам?
– Спасибо, Маша! Пока не надо, я сама всё узнаю. Если что-нибудь серьёзное – обязательно к тебе обращусь. Собственно, поэтому и решила о нас напомнить. – После паузы: – А ты-то как? Как твой неразлучный спутник-расследователь Барский?
– Разошлись мы. Во взглядах. – Маше явно не хотелось говорить о нём. – Я теперь в полиции работаю, под началом Перфильева.
– Тоже неплохо…
– Нина Марковна!
– Молчу, молчу. Ну ладно, милая, до свидания. Не забывай старуху…
Высокая подмосковная чиновница предпочитала проводить встречи, даже если они были и не особо секретными, на веранде за городного ресторана на берегу озера, подальше от любопытных глаз. Кухня ей нравилась, особенно местные караси, искусно запечённые на сковороде так, что и костей не оставалось.
Она с интересом присматривалась к своему сегодняшнему гостю, который сейчас строго изучал меню, попивая квасок местного производства. «Интересный экземпляр, – думала чиновница. – Костюмчик не дорогой и не дешёвый, в самый раз, чтобы в глаза не бросаться, очки модные, глаза колючие, внимательные, аккуратный, педантичный – официанта замучил расспросами, – с хорошим образованием, аспирант престижного вуза, работник, судя по всему хороший, такого бы к себе взять, да не пойдёт ведь в район, зам уже зондировал, а вот Лизке точно бы подошёл. Не из богатых, правда, но это дело наживное. С нашей-то помощью и возможностями. Надо уже доченьке и за ум браться, определяться как-то…»
Женя, придирчиво изучая меню, на самом деле гадал, с чего бы это глава администрации не последнего в Подмосковье района так быстро согласилась на встречу: «Ну, допустим, зам её, мой теннисный партнёр, порекомендовал, что с того? Согласилась сразу, да ещё в такое место пригласила один на один. Чего-то ей от меня надо…»
– Вы же Гришу хорошо знаете? Партнёра Лизы по турнирам?
– Да я сама их и сосватала. На теннис, правда. Только жаль, молод он больно для моей Лизки… Ей бы постарше да построже кого, – она взглянула ему в глаза и, показалось, до мозгов добралась. – Может, и партнёра менять пора, как думаешь?
«Сильная дама, – промелькнуло, – а какие ещё главами администраций становятся? Такая сожрёт и не подавится. И с этой стервой Лизой влипнуть можно, хорошо ещё, мамаша не знает о нашей связи. Но ведь узнать может запросто…»
– Не надо! Не думаю, у них сильный, слаженный дуэт, – возможно, слегка торопливо начал Женя. – Главное ведь – их спортивные успехи. Или я что-то не так понимаю?
«Всё ты понимаешь, засранец. Вздумал меня дурачить, не понимает он…» Она закурила, достав сигарету из золотого портсигара тонкой работы.
– Пожалуй, ты прав. Пусть играют. Тем более что слышала, они громят там высший свет, всех этих бездельников-бонвиванов. – Чиновница презрительно усмехнулась. – Как на подбор кобели. Знаю там многих: однообразные очень, всем под полтинник, за здоровьем своим следят – на работе бы так работали, – и у всех молодые жёны. От этих надувных красавиц прохода теперь нет на мероприятиях.
Она курила, Женя приканчивал свой заказ. В зале на втором этаже, кроме них, никого больше не было. Потом она энергично затушила сигарету и деловым тоном осведомилась:
– Ты чего-то хотел? Зачем о встрече попросил?
– Я о Грише хотел поговорить, вернее, о его бизнесе.
– Какой у него бизнес? Мальчик совсем.
– Этот мальчик обладает достаточным капиталом, чтобы начать серьёзное дело.
– Строительство, что ли? – безразлично поинтересовалась глава.
– Нет. Он хочет вложиться в модную тему. И капитальную. Построить мусороперерабатывающий завод с использованием импортного оборудования.
– Ух ты! Нашего президента услышал?
– Не без этого. Есть технологии безотходного производства… – начал было Женя.
– Не продолжай, я в курсе, – перебила она, – но я тут ничем помочь не могу…
– Так на вашей территории…
– Повторяю: я этими вопросами не занимаюсь.
– А кто занимается? – не удержался от бестактности Женя.
«Ишь ты, какой страстный. И не испорченный нашими тонкостями. Надо, надо его к Лизке пристроить». Она помолчала, что можно было трактовать как реакцию на Женину наглость.
– Не помню я, – безразлично пожала плечами, – не мой вопрос. Ты у зама моего спроси, может, он знает.
При расставании она ещё раз подумала: «Надо, конечно. Надо связать этого перца с моей непутёвой. Но не торопясь, посмотрим, на что он горазд».
Зам был в курсе. Все нити управления, внешне похожего на полную вакханалию и беспредел с мусорными полигонами, весь контроль и, соответственно, дикая и плохо учитываемая прибыль были сосредоточены в руках группы очень высоких чиновников. Зам знал имя одного из них: Василий Степанович Шматко, бывший комсомольский функционер, курировал «Интурист», сейчас сидит в здании с несколькими редутами по периметру.
От подробностей зам воздержался, и Женя попросил Саврасова добыть, прокачать, вычислить – что угодно – на Шматко досье. Безопасник Саврасов сразу признался в бессилии:
– Ты хоть знаешь, кто он такой? А я этого Ваську лет тридцать знаю. Он сейчас так высоко сидит, что мне пробивать его – это приключений найти много и разных, притом сразу…
– А он Каледина знал, этот Вася?
– Ещё бы, даже слишком, но больше я тебе ничего не скажу.
– Чего-то ты пугливый стал очень.
– Ещё бы. Ты с моё поживи…
– Зарядил: «Ещё бы, ещё бы». На пенсию тебе пора.
– Ну, это не тебе решать, ты сам удержись.
Женя понял, что Шматко – как раз тот человек, который ему нужен. Он решил выйти на него через мать Лизы. Не могла она не знать Шматко, один из самых известных и скандальных мусорных полигонов находился на её территории. И то, что она вдруг забывчивой стала, «не мой вопрос…», говорит только об осторожности. Не хотела, чтобы информация от неё шла. Они ведь там, в своих чиновничьих кругах, тёртые все, лишнего не болтают.
Надо было, чтобы Лиза как-то ловко к матери подкатила, причину необходимо найти. То, что Шматко и Каледин в молодости были тесно связаны – а в этом после разговора с Саврасовым Женя был уверен, – надо использовать. Допустим, Гриша попросил Лизу найти возможность передать старому знакомому отца просьбу о встрече. Но сначала надо убедить Гришу. О своём будущем экологическом бизнесе он ещё не знает.
После ночи, проведённой Лизой в доме Калединых, всё понеслось как в ускоренной съёмке. Замелькали танцы под бухающую музыку и мясорубку световых зайчиков, соревнования по «текиле-бум», какие-то дикие и бессмысленные ночные гонки на «порше», где Лиза сидела рядом и рука её всё время норовила расстегнуть ему джинсы, приезды под утро домой и выслушивания упрёков бабки, которые случались всё чаще и становились всё настойчивее.
– Я думала, хоть один из Калединых порядочным окажется, а ты такой же, как папаша и братец. Что ты с собой делаешь, Григорий? На тебе вся ответственность, а ты куда катишься?
Он вяло отбивался, поначалу вполне миролюбиво. Обещал прекратить безобразия, взяться за ум и за «хвосты» в универе.
Лиза теперь бывала у них часто, ночевать оставалась уже не таясь. Постепенно конфликты становились жёстче, особенно когда Нина Марковна её приплетала:
– Эта змея тебя сбивает…
– Бабуля! При чём тут Лиза? – кричал внук. – Я сам не маленький. Дай ты мне жить! Всё у нас под контролем, главный по экономике на месте, всё по плану…
– По какому плану? Ты на себя посмотри. Раньше про алкоголь и слышать не хотел, а теперь всё время навеселе. Утром болеешь. Это в твои-то годы с похмелья болеть? Ну не лезет тебе эта водка, чего ты её через силу загоняешь? Подружке своей понравиться хочешь?
– Да она-то при чём? – взвивался Гриша. – И водку я не пью. Текилу только с ребятами…
Как-то Нина Марковна не выдержала и решилась на крайнюю меру:
– Ни при чём, говоришь? А я мать её с шестнадцати лет знаю. Образцово-показательная комсомольская соска, со всеми секретарями путалась. Потом у бандитов стала переходящим красным знаменем, глядишь, и в люди вывели её дружки закадычные, начальницей сделали за заслуги перед отечеством.
– А Лиза какое к этому отношение имеет? – Гриша соглашался выслушивать упрёки в свой адрес, но за Лизу был готов разорвать бабку. – Чего ты к ней вяжешься? Я запрещаю тебе говорить о ней гадости!
Нина Марковна неожиданно сменила тон. Она с сожалением смотрела на внука, понимая, что, будучи в таком состоянии, он ничего не услышит.
– Эх, Гриша, Гриша… Наивный ты парень, защищаешь стерву, не видишь ничего вокруг. Смотри, пока увлечение пройдёт, как бы чего не случилось…
– Не случится ничего, успокойся! Вернее, может случиться. Не исключено, что мы поженимся.
Нина Марковна расхохоталась, упав в кресло:
– Совсем съехал внучок. Потасканная баба, на шесть лет старше, тяжелее члена ничего в руках не держала… Отличная невеста! И мамаша её, бывшая проститутка, благословение даст. Давай, внук, вамос!
– Не смей её оскорблять! Я сам знаю, что мне делать!
После Лиза успокаивала его:
– Чего ты споришь с бабкой? Понятно, что она ревнует. То вы одни тут были, теперь я появилась. Любая на моём месте ей бы не понравилась, это же очевидно.
– Терпеть не могу, когда ко мне лезут, учат меня. Какое ей дело? Она вообще мне неродная…
– Да ладно, забей!
Постепенно он отвлёкся, развеселился, они стали дурачиться. Гриша изображал Нину Марковну и нудно бубнил про змеиный характер, а Лиза, натянув Гришины джинсы, падая и путаясь в длинных штанинах, изображала истеричную реакцию внука.
Из горлышка они отхлёбывали «Макаллан» пятнадцатилетней выдержки и давились со смеху, разглядывая свою мимику и кривляясь в большое зеркало на стене. Гриша сбегал на кухню и притащил огромный поварской секач с блестящим лезвием.
– Давай теперь ты бабкой будешь, – велел он Лизе, сдёрнув с неё джинсы и накинув на голову платок.
– Я думала, ты человек, – непохоже, но очень смешно зашамкала Лиза, сгорбившись в три погибели, – а ты Каледин!
От этой дурацкой игры, намеренного утрированного искажения чёткой дикции Нины Марковны и её всегда безупречной осанки они в изнеможении сползли с огромного дивана из белой кожи и повалились на пол. Потом Гриша вскочил на четвереньки, занёс над головой секатор и заорал диким голосом:
– Дай мне жить, старая сука, или я сделаю из тебя заготовку для гамбургера!
Лиза в изнеможении достала его телефон, снова что-то прошамкала, упала на пол и стала записывать, как он собирался приготовить блюдо из Нины Марковны под крики: «Ну всё! Моё терпение кончилось! Или моя девочка, или рубленый венский шницель!».
– Григорий, где ты хочешь услышать мои предложения по вариантам бизнеса? – Женя нашёл шефа по телефону, когда у того закончилась пара. – Могу подъехать к тебе за город.
– Нет, господин советник, это слишком серьёзно, я хочу приехать в офис. Пригласи, если можно, ребят с кафедры, снова проведём мозговой штурм.
Пролистав несколько вариантов, предложенных в специально подготовленной брошюре презентации, особо остановились на мусороперерабатывающем заводе. Гриша сначала бизнес на мусоре вообще воспринял как неудачную шутку. Но дотошная и очень серьёзная девушка, Дорохова Наталья с четвёртого курса, обстоятельно изложила суть.
Для переработки отходов в разных странах созданы интересные технологии. Одним из оптимальных примеров является модульный завод израильского производства ценой примерно 25 миллионов долларов, который справляется с отходами жизнедеятельности 100 тысяч человек – приличного района.
Технология автоматически разделяет мусор на составные части, и из одной тонны производится 100 кубометров природного газа, 150 кг пластика, 30 кг металла, 50 кг картона для упаковок и 200 кг удобрений. До 80 % мусора идёт в дело, остальные 20 % в виде композитных материалов и текстиля можно складировать без ущерба окружающей среде или найти им применение.
Совсем недавно президент страны публично пообещал решить проблему с мусорными полигонами. Экологический вопрос стал госпрограммой.
Оставшись с Женей наедине, Гриша возбуждённо ходил по кабинету, дёргал нефтяные качалки и запускал механизм с шариками.
– Никогда не думал, что из этих гигантских вонючих свалок можно извлечь столько пользы. – Он остановился перед креслом Жени, развернул его к себе и понизил голос. – Ты знаешь, это символично. Грязные деньги папы тоже переработаются, они начнут работать на благо и, надеюсь, давать прибыль.
– Я знал, что ты именно это заметишь, – Женя развернулся к столу и водрузил на него ноги в красивых ботинках, – поэтому кое-что дополнительно прозондировал.
– Рассказывай, – Гриша подсел к приставному столику напротив и смахнул ноги приятеля. – Что-то серьёзное?
– Начну с прибыли: 200 килограммов удобрений прибыль большую не обеспечат, а 25 гриновых мультов ещё надо умудриться отбить. Вот если тебе за каждую тонну мусора, от которого ты освободишь район, заплатят – тогда другое дело.
– Так есть же госпрограмма! Умница твоя Наташа ведь сказала.
– Всё правильно, есть. По телевизору. А на практике на каждой такой программе сидят конкретные чиновники. Ты у них деньги попробуй получи!