Попросите у ветра. Пьеса

© Олег Ёлшин, 2023

ISBN 978-5-0060-7256-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Попросите у ветра. (пьеса)

Когда мы живем, души наши мертвы, когда мы умираем, они оживают.

(Гераклит)

Дежурная (на вид лет 40)

Действие 1

Кладбище. Конец зимы, капель. Издалека доносится колокольный перезвон.

Писатель: – Это ты, бродяга? Здорова!

Странник: – Здорова, коль не шутишь.

Писатель: – Еще здесь?

Странник: – Вроде того… Только не бродяга я.

Писатель: – Знаю, знаю. Написано красиво у тебя, крупно. Странник.

Странник: – Так вернее.

Писатель: – Хотя, с другой стороны у тебя там фотография имеется, имя.

Странник: – Мать так велела. Было имя. Друзья Странником называли. Так и жил.

Писатель: – А как верно? Странник или по имени?

Пауза. Сидят, смотрят на голубей.

Писатель: – Потекло. Весна скоро. Солнце припекает.

Странник: – Еще одна весна.

Писатель: – Голуби счастливы, в луже купаются. Дурачье.

Странник: – Купаются.

Писатель: – Скоро тепло.

Странник: – Пропали воробьи.

Писатель: – Экология.

Странник: – Чего только не придумают. Воробьев и тех извели.

Писатель: – Давно не видел тебя. Думал – дальше пошел.

Странник: – В душу не лезь.

Писатель: – Извини… В душу. Хорошо сказал, правильно, точнее не придумаешь.

Странник: – Сам-то здесь торчишь.

Писатель: – Куда торопиться? Туда всегда успею. Весна. Погреюсь, посмотрю, а там видно будет.

Странник: – Вот и я не спешу. Остались дела.

Писатель: – Какие тут дела?… По пять капель бы сейчас. А то и по десять.

Странник: – Было бы в самый раз.

Из люка памятника появляется Олигарх.

Олигарх: – Опять?

Странник: – Что?

Олигарх: – Вот не понимаю. Вроде бы взрослые люди, простые правила должны знать. Сколько можно говорить? Пригрелись тут. Чего сидите?

Странник: – Тихо сидим, вежливо.

Писатель: – Соблюдаем. А что?

Олигарх: – Мешаете отдыхать!

Писатель: – Надо тебе было, уважаемый, не десять участков брать, а полкладбища.

Олигарх: – Не тебе, а вам.

Странник: – Здесь мы все на ты.

Писатель: – Ладно, пусть будет на вы, мы не гордые. Гектар бы взяли – сидели бы как на фазенде.

Олигарх: – Вилле.

Странник: – Какая разница?

Олигарх: – Вилла не бразильский курятник. Вилла – это бассейн, дворец, вид на Монако. Или на Сен-Тропе́. Фазенда! Что вы понимаете? Жизни не знаете, несете всякую дичь.

Странник: – Ты много знаешь?

Олигарх: – Не наглей! Все! Проваливайте! Чего у меня устроились? Сколько можно говорить?

Писатель: – Жалко, что ли? Ладно, пошли. (встает)

Олигарх: – Так! Сюда не наступать! И сюда! Это частная собственность.

Писатель: – Извиняйте. Забор бы поставили родственнички – было бы путем. Сэкономили?

Олигарх: – Кто это на мне сэкономил?

Странник: – Стол бронзовый, скамейки мраморные. На оградку тратиться не захотели?

Олигарх: – Не понимаешь. Ничего не понимаешь. Ослеп? Здесь все, как на носу палубы моего корабля – яхты то бишь 90-метровой. Какая ограда?

Странник: – Так чего от нас хочешь? Шли мимо, сели на скамейку. Заборов нет.

Олигарх: – Не про вашу честь! Сюда уважаемые люди заходят – помянуть, перетереть. Шагайте отсюда, голытьба.

Странник: – Говори, да не заговаривайся.

Олигарх: – Не нравится, так не лезь сюда.

Писатель: – Уходим, уходим. Чего уж тут, присесть на пару минут нельзя.

Странник: – Гнилью пахнет. Идем ко мне.

Олигарх: – Вот и пойди.

На несколько шагов отходят.

Писатель (обернулся): – Хотел спросить. Зачем вам теперь все это? Неужели жалко?

Олигарх: – Не твое дело! Залапали тут все, натоптали.

Писатель: – Так следов же не остается.

Олигарх: – Атмосферки пускаете. Не давите на меня своими аурами.

Писатель: – Извините, конечно, но вы просто жмот.

Олигарх: – Ну, наглый! Топай на свой – метр на метр, рубль на рубль. Там твое место – коробку картонную для дырявых галош уготовили. И еще тьма народу на пятачке притулилась. Коммуналка.

Писатель: – Зачем же так? Тесно, согласен. Но можно сказать – родовой склеп.

Олигарх: – Мой вазон больше, чем твой склеп.

Писатель: – Зато с родными рядом.

Олигарх: – Вот и толкайтесь лбами, гремите костями, убогие. Шатайтесь по своим углам, знайте место. А здесь солидные люди отдыхают.

Писатель: – Мы-то уйдем, а вы один на палубе своей останетесь.

Олигарх: – Да, на палубе. Да, один. Потому что заслужил. Потому что родня и партнеры по бизнесу оказали мне такое уважение. Зависть берет?

Странник: – Партнеры – это которые грохнули тебя?

Олигарх: – По себе судишь? Тебя грохнули. В мою сторону посмотреть боялись. Не посмели. Девяностые пережил, ни один волос с головы не упал. Все! Чтобы духу вашего здесь больше не было.

Писатель: – Хорошо сказал. Духу!… (Отходят. Пауза. Страннику) Вазон больше… Тоже мне. Тут недавно человека одного отпевали, потом сюда привезли. Участок крошечный, народа там много поместилось. Вся родня. Знал я его когда-то, в одной школе учились. Потом он вроде как поднялся, вышел в люди… (Хорошо сказал – вышел в люди.) В 90-е открыл мебельную фабрику. Трудился, зарабатывал. Денег хватало. Поездил, мир посмотрел. А когда в восьмом малый и средний бизнес посыпался, говорят, иноземцы к нам кризис свой привезли, а мы его зачем-то впустили… Короче, заказов не стало. Денег у людей стало мало. Закрыл он фирму. А потом… Что делать-то? Был он мужик рукастый, в юности хорошо рисовал. Вот и пошел в церкви и Храмы иконы реставрировать. За копейки. Ничего ему было не надобно. Казалось, все у него снова было. Нашел себя человек. (Хорошо сказал.) Помню, был он здоровый, весил килограмм 150. А сюда привезли, так места ему на участке досталось с пятачок. Открытка праздничная и то размером больше будет. Туда урну и поместили. Попрощался он со всеми. Ждать 40 дней не стал, пошел в арку и исчез. Безоглядно. Навеки, навсегда. Легко так, словно его там ждали. А может и ждали. Дело-то божеское – иконы спасать… А этот говорит – вазон. Размер. Какая разница… (Пауза.) А тебя что, грохнули?

Странник: – Вроде того… Так, немного. Время такое было.

Писатель: – Думал, тебя в Афгане.

Странник: – Дату посмотри, какой Афган? Из Афгана вернулся.

Писатель: – Или на первой чеченской.

Странник: – И оттуда пришел.

Писатель: – Надо же. Вернулся, а потом на ровном месте.

Странник: – Не совсем ровным было то место.

Олигарх: – Ха! На шестерке покататься захотелось. Косуху поносить, цепь на шею!

Странник: – Особо не гони. Кому не хотелось? Сам проскочил, так повезло.

Олигарх: – Головой нужно было думать, а не конечностями махать, сидел бы сейчас в кабинете, в приличном костюме.

Странник: – Не твое дело.

Олигарх: – Повидал я ваших. На меня такие же работали. Расходники.

Странник: – Чего сказал?

Писатель: – Ладно вам. Все мы теперь вроде как соседи. Какой смысл ворошить?

Олигарх: – Ты вообще молчи, малахольный. Небось, лучшие годы пробухал? Кто ты есть? Что в жизни успел? Какой с тебя толк?

Писатель: – Хороший вопрос. А от вас? Что вы тут сидите?

Странник: – В трюме отдыхает.

Олигарх: – Вы еще здесь?

Писатель: – Вот интересно. Столько лет прошло. Давно бы пошли дальше.

Олигарх: – Не твое дело. Нахожусь здесь, значит надо.

Странник: – Собственность охраняет. Расстаться не может.

Олигарх: – Охраняю. От таких, как ты. Шляются тут, нищеброды. Никакого уважения, проходной двор, ни дня покоя. Топайте отсюда!

Странник: – А то, что сделаешь?

Олигарх: – Проваливайте! И еще хотя бы раз!

Появилась дежурная. Это двое отошли на участок Странника.

Дежурная: – Это я сейчас не поняла. Ты это мне?

Олигарх: – Что вы, уважаемая. Вон, ходят тут, проходимцы.

Дежурная: – Сам-то что тут делаешь?… Я, кажется, спросила?

Олигарх: – Стоп! Не начинаем. Я уже сотни раз объяснял.

Дежурная: – Что значит – не начинаем? Еще как начинаем. Ты где сейчас должен быть?

Странник и Писатель хохочут.

Дежурная: – А вы помалкивайте. Вас тоже касается!… Я задала вопрос!

Олигарх: – Надо мне. Надо. (Взвизгнул) Нахожусь здесь, значит это необходимо. Моя собственность. Имею право!

Дежурная: – А я сказала – ступай! Прохода никому не дает, кошмарит всех. Устроился на своей моторной лодке…

Олигарх: – Это яхта! Слышите, яхта! Фрагмент. Нос моего корабля.

Дежурная: – Да хоть ухо. Сколько можно говорить? Ступай!

Олигарх: – Куда?

Дежурная: – Дальше! Нечего сидеть. Глаза мозолишь, место занимаешь.

Олигарх: – Место куплено! Оплачено! Это все мое – говорил не раз.

Дежурная: – А я говорила – должен быть порядок. Везде должен быть порядок. Сорок дней походил, со всеми попрощался и в Путь. Вазоны расставил тут, житья никому не дает со своим огородом.

Олигарх: – Какой огород? Это палуба корабля! Яхта! Фрагмент. 90 метров длиной была!

Дежурная: – Да хоть космодром!

Олигарх: – Уважаемая, нам пора договориться. Давайте порешаем все полюбовно. Меня такие люди слушали, я двери пинком ноги в такие кабинеты открывал…

Дежурная: – Здесь не договоришься. Кабинетов нет. Я все сказала, тема закрыта.

Олигарх: – Ушел. Все. Меня нет.

Олигарх нырнул в люк трюма.

Дежурная (ворчит): – Спрятался… Вы тоже там не стойте. Эй? Слышите? Давайте, ребятушки, в Путь. Пора.

Из арки появляется Старушка. Проходит, садится на край палубы, плачет.

Олигарх (высунул голову, взвыл): – Еще одна! Курица! Ну, ты посмотри! Куда я отсюда пойду? Что вы лезете все ко мне?

Старушка: – Ох, извините.

Олигарх: – Иди, старая. Здесь чужая собственность. Сколько можно говорить?

Старушка: – Пожалуйста, простите. Не хотела я.

Олигарх: – Не хотела!

Старушка отходит, садится на лавку неподалеку. Подходит Странник.

Странник: – Что с тобой, мать?

Старушка: – Ничего… Так. Ничего.

Странник: – Уверена?

Дежурная подходит.

Дежурная: – Оставь-ка нас.

Странник: – Как скажешь. (Отходит к Писателю)

Дежурная садится на скамейку.

Дежурная: – Вижу, ты сегодня не в себе.

Олигарх: – Ага! Ей значит можно здесь? Можно, да? А мне нет?

Дежурная: – Это кто там…

Олигарх: – Молчу. Меня не трогают, я никого не трогаю. Все.

Дежурная: – Опять твой приходил?

Старушка: – Каждую неделю ходит.

Дежурная: – Что говорил?

Старушка: – Так ведь молчит. И сегодня молчал. Цветы принес, старые выбросил, прибрался. Потом сидел долго, думал.

Дежурная: – Ты же знаешь мысли его. О чем молчал? О чем сидел?

Старушка: – Беда у него. Ох, беда.

Дежурная: – Что случилось-то? Говори, не молчи.

Старушка: – Даже не знаю, как сказать.

Дежурная: – Так и скажи.

Старушка: – Продали его.

Дежурная: – Кто? Кому?

Старушка: – Правнучка наша.

Дежурная: – Как это? Объясни.

Старушка: – Как объяснишь такое? Слов нет…

Дежурная: – Так найди.

Старушка: – Как не стало меня несколько лет назад, дед квартиру ей отписал.

Дежурная: – И что?

Старушка плачет.

Дежурная: – Не реви. Успокойся. Толком говори.

Олигарх (высунул голову): – Чего тут говорить? Понятно все.

Дежурная: – Опять ты?

Олигарх: – Молчу!

Дежурная: – Что тебе понятно?

Олигарх: – Внучка умненькой оказалась, квартирку и продала. А дедушку, стало быть, на улицу.

Старушка: – Прадедушку. Продать пока не успела, объявление дала. Приходят, смотрят, прицениваются.

Дежурная (Старушке): – Правда что ли?

Старушка: – Правда. Правда.

Дежурная: – Приходят. А на деда смотрят? Ведь понимают, что человек еще живой, старый. Что говорят?

Старушка: – На квартиру смотрят, на документы – там одна она записана. Мало ли кто сидит.

Дежурная: – Да, разве такое возможно?… А его куда?

Старушка: – На улицу.

Дежурная: – Подождать не могла? Сколько годков ей?

Старушка: – Восемнадцать.

Дежурная: – Фу ты… А деду как объясняет? Куда ему теперь?

Старушка: – Говорит – человек он взрослый, самостоятельный. Может решить вопрос, где перебиться. А она имеет право.

Олигарх: – Конечно, имеет. Ничего личного – просто бизнес.

Писатель: – Какая хорошая девочка.

Странник: – Отписал любимой правнучке. Попал старый дурак.

Писатель: – Верное определение – точнее не скажешь.

Дежурная: – Разве так можно?

Олигарх: – Конечно.

Дежурная: – Продать старика?

Олигарх: – Старик ваш никому не нужен. А вот квартиру продать – легко. Завещание нужно было делать, а не отписывать. Есть правила, законы, юристы, нотариусы. Он чем думал?

Старушка: – Так ведь правнучка – родная кровь.

Олигарх: – Кровь, не кровь. Деньги девочка захотела. Сам виноват.

Дежурная: – И что теперь?

Олигарх: – Ничего.

Странник: – Сюда ему пора. К нам. Место есть?

Старушка: – Рядом… Только если Бог ему еще времени малость какую отмерил – неужто места ему там больше нет? Разве так?

Писатель: – Получается так, мать.

Олигарх: – Без вариантов. Все по закону. Деточка права.

Старушка: – Значит, вынуть из шкафа китель, забрать ордена и бомжевать?

Пауза.

Странник: – Стоп. Это что ты сейчас, старая, сказала?

Писатель: – Какие такие ордена?

Странник: – Он воевал?

Старушка: – Все тогда воевали.

Олигарх: – В какой же войне?

Старушка: – В Отечественной. В какой?

Писатель: – Сколько ему лет?

Старушка: – 96.

Писатель: – Молодец какой! Выходит, в 14 на фронт подался?

Старушка: – Сбежал. В военкомате скрыл, что по возрасту не вышел. А немец тогда к Москве подступал. Связистом и взяли. Потом до Германии дошел.

Странник: – А теперь его, значится, на улицу?

Старушка: – Все так.

Дежурная: – Внучка-то знает, что дед воевал, награды имеет?

Старушка: – Правнучка она. Видела в детстве, как на 9-е Мая дед надевал ордена, мы садились к столу, вспоминали, поминали.

Писатель: – Что же из родни ей никто не объяснил?

Старушка: – Родни-то не осталось. Живет с матерью, с отчимом. Кто там, что ей объясняет – мне неведомо.

Дежурная: – Понятно.

Писатель: – Неправильно это.

Странник: – Не по понятиям. Края нужно знать.

Дежурная: – Ох.

Появляется Чужой.

Чужой: – Что за помойка? Кошмар. Куда я попал? Ужас! Ну, детки любимые, спасибо. Вот она благодарность…

Дежурная: – Пойду. Новенький нарисовался. (Идет к Чужому) Что милый, не освоился еще? Не переживай. Место здесь хорошее.

Чужой: – Я вообще не отсюда! Не трогайте меня! А вы кто такая?

Дежурная: – Дежурная я. Просто дежурная. Все будет хорошо, не волнуйся. Сорок дней походишь, с мыслями соберешься и в Путь. А пока чувствуй себя, как дома.

Чужой: – С ума сошла? Какое – дома? Я в этой помойке минуты не останусь.

Дежурная: – Как знаешь. Твое право. Вон люди годами сидят и ничего. Конечно, неправильно это, но у нас хорошо, место спокойное. Тихо, чисто, церковь рядом.

Чужой: – Эти что ли люди? Бомжатник.

Олигарх: – Эй, полегче.

Странник: – Ты кто такой?

Чужой: – Не сметь меня называть на ты. Я вам не проходимец какой-то.

Писатель: – Еще один. Так ведь все мы тут теперь на ты.

Чужой: – Оставьте! Оставьте меня в покое! Болото. Помойка. Ну, попал.

Дежурная: – У вас шок. Так бывает. Это пройдет. Через сорок дней…

Чужой: – Какие сорок дней? На свалке этой прикажете мне столько времени находиться. Среди этих? Дальше куда? Быстро говори!

Дежурная: – Если вы, конечно, готовы.

Чужой: – К чему?

Дежурная: – Если подумали, осмыслили, вспомнили добрые дела.

Чужой: – Дела? Да на меня молиться должны тысячи. Миллионы!

Дежурная: – Тогда вам пора. Здесь никого не держат.

Чужой: – Куда?

Дежурная: – Арку видите? В добрый Путь. Да хранит вас…

Чужой: – Да, пошли вы все.

Странник: – Сам иди.

Чужой подходит к арке, ступает в нее, исчезает. Долгая пауза. Все внимательно смотрят на арку. Чужой с воплями выскакивает назад.

Чужой: – Что это? Как это? Какого черта?

Дежурная: – Чертей поминать здесь не стоит. Конечно, право ваше, но не советую, мало ли что.

Чужой: – Зачем вы меня туда послали?

Дежурная: – Что-то не так?

Чужой: – Издеваетесь?

Дежурная: – Что вы увидели?

Чужой: – Ничего! Абсолютно! Там же ничего нет! Одна серость.

Писатель: – Это как?

Странник: – Неслабо. Эдак, ему и сотни лет не хватит.

Писатель: – Это как жить нужно было? Ха! Добро пожаловать в семью.

Чужой: – В какую семью? Чего вы от меня хотите? Что вы ко мне привязались? Делать-то что? Говорите! Быстро!

Странник: – Смешной малый.

Дежурная: – Никакой семьи! Сорок дней и вперед. Не место тут. Ничего, в себя придет, все вспомнит. Пустоты не бывает. Не было еще такого ни с кем и никогда.

Олигарх: – Так. Слушай меня внимательно. Сюда не влезать, в вазон не наступать, даже не смотреть, место мое обходить стороной. Понял? Ты меня понял?

Странник: – А еще лучше – вали отсюда.

Чужой: – Куда?! Там же ничего нет! Абсолютно ничего!… А что должно быть? Что вы молчите? Оглохли?!

Дежурная: – Все. Угомонились. (Старушке) Ну что, милая. Не переживай, обойдется. Уляжется. Ведь не может быть такого. Значит, выход есть. Придумаем что-то. Обязательно придумаем. Иначе быть не может. Будешь ждать?

Старушка: – Пойду я. Наведаюсь еще. Увижу, что он пришел – сразу сюда. Нужна я ему нынче. Я с ним разговариваю – он меня слышит.

Дежурная: – Конечно. Ступай – там тебе легче будет. Приходи. Идем, провожу.

Старушка медленно бредет к арке, скрывается в ней. Дежурная уходит за ней. Следом бросается Чужой, делает шаг, но отскакивает. Странник, Писатель и Олигарх задумчиво смотрят на него, на арку. Долгая пауза.

Писатель: – Жалко ее.

Странник: – Чего ее жалеть? Она уже Там. Старика жалей. В 96 на улице оказаться. Зимой. Внучка… Уродина. Поучил бы я ее.

Олигарх: – Закон на ее стороне.

Странник: – Это нормально?

Писатель: – Должно быть уважение. А закона нужного нет, потому как в голову никому не придет выкинуть старика-ветерана на улицу. Вот и не озаботились.

Странник: – Этой в голову, однако, пришло, долго не думала.

Олигарх: – По-своему она права.

Странник: – Что ты несешь?

Писатель: – А ведь верно. Что с нее взять? Девице сколько? 18. Чему ее в школе учили? Какие фильмы показывали, книжки читать давали? Откуда ей знать про уважение? Все им должны, да и только. Это в советские времена правила были. Сейчас одни понятия.

Чужой: – Бред! Ахинея! Чушь!

Странник: – Чего?… Ты сейчас что-то сказал?

Чужой: – Господи, куда я попал?

Олигарх: – Все. Тихо. Надоели. По местам.

Скрылся в люке. Пауза.

Писатель: – Сидеть просто так будем?

Странник: – А что?

Писатель: – Если ей там объяснить не смогли, значит, мы должны это сделать.

Странник: – Как?

Писатель: – Не знаю. Связаться как-то, поговорить, выпороть.

Странник: – Как?

Писатель: – Откуда я знаю. Но не сидеть же. Нужно бить во все колокола.

Странник: – Колокол есть, вон на военной территории, даже вечный огонь.

Писатель: – Вот.

Странник: – Как ты в него ударишь?

Писатель: – Попросить кого-то.

Странник: – Кого? Разве что у ветра.

Писатель: – Что же – оставим старика? Бросим его?

Пауза.

Странник: – Так… Эй, владелец пароходов! Тебе все по барабану? Чего молчишь? Какие такие законы ты говорил? Что старику делать? Бабку он слышит, она сказать ему может, посоветовать. Он послушает. Вылезай! Сидит в своем трюме, как крыса.