Ирония фарта (сборник)

Ирония фарта

* * *

Знаешь, о чем я думаю сейчас? Ты удивишься. Нет, ты действительно удивишься, и, быть может, тебе придется даже посмеяться от души над моей наивностью. Мне до боли хочется снова увидеть тебя. Хотя бы еще один раз в жизни. Посидеть с тобой в коротких перерывах между репетициями, попивая кофе из этих ненавистных пластиковых стаканчиков. Наверное, я эгоист и думаю, что этого мне хочется больше других, но, извини. Я всегда стеснялся сказать тебе, что ты замечательная. Но не скажу тебе этого уже никогда, и всегда, всю жизнь буду ругать себя за то, что не сделал этого.

Мечтаю снова увидеть тебя, сидящей за роялем. Чтобы твои руки коснулись клавиш – и совсем не детские тревоги вырвались из тебя, облаченные в язык музыки. Это был бы твой вопрос всем нам, понятный и без слов, но который так и остался бы без ответа. Ответа, который ты ждала. В той поддержке, тепле, которую ты так ждала, но не дождалась. Но жизнь научила тебя ничего не ждать и не требовать, а надеяться только на себя. Это слышалось и, поверь, слышится сейчас в твоей музыке и в том, что ты делала и к чему прикасалась. И не только слышится, а явственно ощущается. Ощущается, как тогда, в нашу первую встречу. Мог ли я тогда слушать тебя чуть внимательнее? Конечно, мог. Прости, если какие-то слова или подробности я упустил. С каждым бывает.

Если бы я только мог что-то изменить. Хотя бы что-нибудь. Так сейчас думает каждый, кто знал и любил тебя. И любит до сих пор. И будет любить всегда. Но что мы можем изменить? Ты сильная, ты все смогла – а мы все слабы, и так ничтожны, что всегда скупились на комплименты, на похвалу, а подчас и просто на внимание. Но, ты пойми, такова на самом деле жизнь артистов, ты сама к этому так стремилась.

Я искренне надеюсь, что ты сейчас счастлива. Да и на что я вообще сейчас могу еще надеяться? Хотя, нет. Я просто уверен, что ты счастлива, что у тебя все получилось и сложилось, где бы ты сейчас ни была. Просто иначе и не могло быть. За все те испытания, что выпали на твою долю, ты заслужила счастье. Прости, ком подступает к горлу. Почему я так и не решился тебе всего этого сказать?

Что осталось после тебя? Радость и тепло, боль и горечь, несколько сотен фотографий и воспоминания. Воспоминания, с которыми я живу, которые со мной каждый день, каждый час, каждую минуту, каждое мгновение. Песни, музыка. И то, что мы нашли в твоем компьютере. Скажи, почему ты никогда не показывала этого, не давала послушать?

Что я могу сделать для тебя сейчас? Очень немногое. Хранить воспоминания, как можно бережнее, не давая памяти упустить сколько-нибудь важные детали. Да, чуть не забыл. Ты вела дневник. Я помню часть из того, что там было написано. Сейчас, к сожалению, дневника уже нет, не существует. В чем-то есть и моя вина.

Но я знаю, что могу пусть немного, но искупить ее. Знаешь, я решился рассказать твою историю. Правдиво, ровно так, как было все на самом деле. Я не писатель, совсем не писатель. Но знаю, что никто этого кроме меня не сделает. Только прошу тебя, помоги мне вспомнить кое-какие детали. И я попробую восстановить те места твоего дневника, которые врезались в мою память так, как острый нож врезается в дерево.

Помоги – и не уходи. Я закрою глаза. Хотя бы пару минут… Если сможешь…

Глава первая

1

Натали родилась в один прекрасный день в начале зимы 1989 года в самой обычной ленинградской семье. Обычной, если не считать ряда обстоятельств, достойных упоминания хотя бы ради того, чтобы понять многое из того, что произошло далее. Не бывает так, чтобы родители были в крайней степени бездарными, а у них вдруг взяло и родилось талантище. Или, наоборот, в талантливой семье вдруг появилось нечто совершенно бесталанное и заклеймило этой самой бесталанностью своих одаренных предшественников.

Так было и с Натали. Отец – художник, мать преподавала русский язык и литературу. И не только преподавала, но и неплохо в ней разбиралась. Собственно, как неплохо разбиралась и в музыке, и если бы не стала учительницей, то наверняка бы сделала неплохую карьеру в роли аккомпаниаторши или даже сольной артистки.

Они жили на окраине города, на границе городской и сельской местности, в небольшом кирпичном доме и, в общем и целом, были счастливы, как счастливы бывают те, кто, наплевав на жизненные перипетии, может позволить себе выкроить пару-тройку часов для того, чтобы послушать музыку или углубиться в чтение.

– Натали, не хулигань, дай папе поработать, видишь, папа рисует, – Анастасия часто наблюдала, как дочь пытается подражать отцу и пробует ему помочь. – Иди сюда, возьми карандаш и бумагу, рисуй тоже.

– Ты моя художница! – Сергей взял дочку на руки. – Вот вырастешь, наверняка художницей станешь!

– Вот новость, – Анастасия широко заулыбалась. – Ты представь, Сереж, в доме будет еще одна творческая натура.

– И что? В этом есть что-то плохое?

– Да нет, ничего. Просто я уже слышу эти споры об искусстве.

– О чем? – Сергей не уловил, на что намекает жена.

– Знаешь, ты много раз говорил, что не потерпишь в доме критиков. А представь, дочь подрастет, наберется ума-разума, станет приверженкой какого-нибудь ультрамодного течения. И что? Плакали твои натюрморты, – Анастасии такие разговоры определенно нравились, и она сейчас не была намерена так просто сдаться.

– Ну, а может, я одумаюсь и тоже стану каким-нибудь абстракционистом? Знаешь, Репин тоже гуашью выделывал порой такое…

– Не верю, тебя уже не переделать!

– Да ты что! Вот новость! Не знал, – Сергей посадил Натали себе на плечи, она смеялась и тянула руки к потолку.

– Не переделать, мне же не удалось – каким ты был, таким остался, как в той песне поется…

– Каааким ты быыы-ыл, таааки-им остался-яяя, – Сергей начал было тянуть песню, но Анастасия его оборвала.

– Вот-вот, о чем я говорю. Как был ребенком, так и остался.

– А ты о чем-то жалеешь? – голос Сергея стал чуть более серьезным.

– И не подумаю, – засмеялась Анастасия.

– И все же, каким ты видишь будущее нашей дочери? – Сергей снял Натали с плеч и усадил за стол.

– Я думаю, что литература и живопись уже есть в ней, она получила это от нас, у нее этого не отнимешь, согласись.

Сергей одобрительно улыбнулся и закивал головой.

– Пусть она попробует себя в том, что не сложилось как следует ни у тебя, ни у меня. Ты же тоже ходил в музыкальную школу?

– Ой, ну ты вспомнила, не было такого…

– А у нее будет, – Анастасия вдруг на несколько секунд замолчала. – Все, хватит, я устала думать и вообще, идем пить чай, быстро!

Тот воскресный разговор трехлетняя Натали, само собой разумеется, не запомнила. Она даже не поняла, о чем спорят родители. Да и была ли в этом необходимость? Выбирай она сама свой путь – если бы такая возможность вдруг представилась – что-то вряд ли бы изменилось. Может, другими были бы какие-то детали, незначительные подробности, иначе сложились обстоятельства, но в любом случае главным осталось бы одно – музыка.

Родители не ошиблись и в другом. Натали рано начала читать, прекрасно рисовала, и в том, и в другом значительно опережая своих сверстников. Впрочем, многие, практически все ее сверстники в столь нежном возрасте еще не задумывались серьезно о том, чего хотят в жизни. А Натали как-то перескочила эту важную ступень. Она уже с самого раннего детства стала стремиться к тому, что доставляет ей радость, что лучше всего получается. Видя успехи дочери, родители, конечно, удивлялись, но видели в этом определенную закономерность, списывая все на их личные усилия по воспитанию чада. Конечно, в этом им было трудно отказать. Но было в Натали одно важное качество – целеустремленность. Именно оно в любом возрасте, в любом положении и при любых обстоятельствах наделяет жизнь смыслом и не дает его потерять.

Однажды Натали слышала, как родители как обычно о чем-то спорили, и потом на кухне тихонько спросила:

– Мам, а почему папа несчастлив с тобой?

– С чего ты взяла? – Анастасия, как педагог, была непробиваема по отношению к различным странным детским вопросам, но здесь насторожилась.

– Он сам тебе об этом сказал.

– Нет, Натали, он такого не говорил.

– Нет, говорил, мамочка, я все слышала.

– Зато не слышала я…

– Нет, слышала, он говорил это тебе, и ты тоже слышала и ответила что-то ему.

– Что я ответила? – Анастасия пододвинула стул и присела на него.

– Я не помню, но что-то ответила. Отвечай, почему он несчастлив?

– А, всё, я поняла. Папа сказал, что я – его несчастье, – Анастасия пыталась понять, чем эта фраза так задела его дочь.

– Да, скажи, почему, – Натали начала понемногу успокаиваться, наверное, догадываясь по реакции матери, что не все так страшно на самом деле, как звучало в разговоре.

– Понимаешь, дорогая моя, папа имел в виду, что если бы у него не было нас с тобой, то, возможно, он стал бы знаменитым художником.

– Так это же хорошо, правда?

– Что хорошо?

– Быть знаменитым художником.

– Не знаю, дорогая, не знаю…

– Почему не знаешь? Ведь тогда у него было бы много денег, и он бы смог купить себе новый мольберт и новые рамы…

– Глупая ты еще, – Анастасия гладила кончики косичек дочери. – Такая глупая.

– Я не глупая!

– Нет, глупая. Ну, посуди сама. Был бы у папы новый мольберт. И денег бы было много-много. И что? У него бы не было нас с тобой. Никто бы не готовил его любимые голубцы, не проливал бы краски на ковер, не мешал бы работать по выходным…

– …А он сам всегда начинает меня щекотать, я пугаюсь и случайно проливаю краски.

В дверях послышались шаги. В кухню вошел Сергей, подошел к плите и потянулся к чайнику.

– Ну что, мои принцессы, бегите смотреть!

Натали особенно любила моменты, когда папа заканчивал очередную работу, картину или просто небольшой рисунок. Перед этим проходили томительные часы ожидания, когда он наносил последние штрихи, мысленно оценивая, получилось ли то, что он задумывал, или требуется снова и снова доводить полотно до совершенства. Наконец, когда все Сергея устраивало, он говорил: «Прошу на вернисаж».

Натали бежала наверх, в мастерскую, иногда опрокидывая на своем пути этюдники или даже стулья, чтобы своими глазами увидеть то, что сотворил ее папа.

– Ура, я первая, – кричала Натали.

– Первая, первая, только не надо так орать, – просила Анастасия, поднявшись следом и на ходу вытирая руки кухонным полотенцем.

Через несколько минут в комнату, превращенную в небольшую мастерскую, заходил Сергей, держа в руках чашку чая.

– Нравится?

– Ага, – Натали то подходила к картине поближе, то отходила от нее.

На этот раз на небольшом полотне были изображены цветы, обычные полевые цветы. Казалось, что можно протянуть руку и собрать букет.

– А я видела такие цветы у озера. Помнишь, мы там сидели в траве и смотрели на стрекоз? Ты для меня это нарисовал? – спросила Натали, почти уткнувшись в картину носом.

– Нарисовал для тебя, конечно для тебя, мое золотце.

– Значит, эта картина моя?

– Картина твоя только сегодня. Завтра я ее унесу, – отрезал Сергей.

– Ну, пап…

– Натали, ты уже большая и должна все понимать. Месяц назад к нам приезжал дядя, помнишь? Ты с ним смотрела картины. Так вот, он эту картину уже купил, – сказал Сергей и отхлебнул чаю.

– Как он ее купил, если она здесь? – искренне удивилась Натали.

– Вот так и купил. Рассказал, что должно быть изображено на картине, какого примерно она должна быть размера, заплатил мне за нее. Завтра я заберу ее и отнесу ему, – спокойно объяснил Сергей, допивая чай.

– Это нечестно, это мои цветы.

– Натали, не капризничай. Цветы твои, а картина – того дяди, – Анастасия не любила, когда ее дочь расстраивается, тем более по пустякам.

– Знаешь, – обратился к жене Сергей, – если этому странному типу понравится работа, то он закажет еще, так, гляди, и заработаю немного.

– Ты постарайся, очень прошу тебя, в сентябре фрукты начнутся, Натали надо хорошо кушать, чтобы не болеть потом зимой. А у меня зарплата только в октябре, – Анастасия старалась в такие приятные минуты не говорить о серьезных вещах, а поэтому перевела разговор.

– А ты мне покажешь, где растут эти самые цветы?

– Покажу, мама.

– Собирайся, идем. Мы соберем их и засушим, и эти цветы будут с тобой всегда.

– Даже зимой не завянут? – удивленно спросила Натали.

– Даже зимой, милая.

Они быстро собрались и пошли к озеру, где на больших лужайках за дорогой были заросли чертополоха, дикой гвоздики и лютиков. А отец Натали, оставшись дома в тишине, спокойно пил чай и грунтовал холст под новую картину. Шло лето 1995 года.

2

Родители Натали часто уезжали вместе по делам, иногда отправлялись к кому-нибудь в гости. И тогда Натали оставалась вместе с дядей, братом мамы. В отличие от Анастасии Рудольф был беспокойным, неуравновешенным человеком, не любил детей, да и к сестре подчас относился крайне пренебрежительно. Однако Анастасия всерьез считала, что родственников не выбирают, что они такие, какие есть, и точка. Рудольф недолюбливал Натали, и она отвечала ему тем же: не то, чтобы она хулиганила, нет. Как все воспитанные девочки она старалась лишний раз с ним ни о чем не говорить. Просто заниматься своими делами, играть с куклами, рисовать, смотреть телевизор и не обращать на присутствие в доме дяди ровным счетом никакого внимания.

Рудольфа бесило такое отношение. Он ревновал Анастасию к ее дочери, считая, что сестра чересчур ее балует, а Сергей слишком мягок в воспитании. Иногда на Рудольфа нападала тоска, и он мог сидеть часами, глядя в одну точку и молчать. Бывало, что Рудольф сначала сидел где-нибудь в комнате, разглядывая картины и рисунки, развешенные на стенах, а потом вдруг ни с того, ни с чего вскакивал, начинал бегать по дому и на всех кричать. Однажды в порыве ярости он бросил в Анастасию маленьким графином, стоявшим на этажерке.

– Зачем ты так? – спросила его Анастасия. – Разбил такую красивую вещь.

– Это тебе, так, вот, – пробурчал Рудольф. – Знать будешь.

Анастасия, молча, собрала осколки, а через полчаса Рудольф уже, как ни в чем не бывало сидел на кухне, помогал чистить картошку и рассказывал какую-то смешную историю.

Как ни странно, Сергей тоже старался не обращать внимания на Рудольфа: его более заботило творчество, как он любил шутить, поставленное на коммерческие рельсы. За последнее время он продал несколько картин, и были еще заказы, что при тотальном безденежье, инфляции и прочих малоприятных факторах действительно спасало. Тем более, платили очень даже неплохо. К тому же, Сергей не хотел ссориться с Рудольфом из-за жены. Понимая, что Анастасия любит Рудольфа как брата, Сергей боялся сделать больно, прежде всего, именно ей.

С тех пор, как Натали стала ходить в музыкальную школу, многое изменилось. Она как будто стала спокойнее, но за этим спокойствием скрывалось что-то, что происходило у нее внутри, и было доступно и понятно только ей самой. Для окружающих все это выражалось в том, что Натали вдруг поднимала крышку пианино и начинала наигрывать нечто странное, затем, раз за разом, превращавшееся в отдельные музыкальные фрагменты.

– Тише, тише, не бей так по клавишам, и сядь прямо, – говорила Анастасия в таких случаях, – и вообще, может, порепетируешь этюды?

– Мама, потом, я сейчас играю другое, – серьезно отвечала Натали.

Анастасия не вмешивалась. Спустя некоторое время из комнаты начинали сначала неуверенно, а затем тверже и тверже звучать монотонные этюды из Баха или даже развеселые пьесы Якушенко. Натали всегда стремилась заглянуть немного вперед.

– Милая, по-моему, тебе рано пока это играть.

– Мне нравится, мама. Вот послушай, – и Натали, неуверенно перебирая пальцами, пыталась сыграть что-то интересное на ее взгляд.

Рудольф терпеть не мог моменты, когда Натали садилась за инструмент. Казалось, что вот-вот он сорвется, подбежит, оттолкнет девочку от пианино – и разобьет его вдребезги. С такой ненавистью он наблюдал за Натали, что она отворачивалась и старалась не смотреть на него совсем, а из комнаты выходила боком, тихо-тихо.

Однако Рудольф был сдержан только тогда, когда в доме были родители Натали. Стоило им отлучиться или уехать – и всякие черты спокойствия и взвешенности исчезали с лица Рудольфа. Он не любил оставаться с Натали.

– Снова ты, снова играть с тобой, снова, – Рудольф терял над собой контроль, особенно когда по телевизору не было ничего интересного.

Так и произошло в тот самый раз. Родители уехали, а Натали осталась с Рудольфом в доме. За окном было пасмурно и холодно, снег едва скрашивал пустынный пейзаж за окном – потерявшие листву деревья и еще совсем недавно зеленые полянки. Это было ее первое осознанное воспоминание о жизни, несправедливо страшное, но первое.

Мое первое воспоминание о жизни. Шла зима. Родители куда-то уехали, оставили меня с дядей Рудольфом. Я плохо помню, что произошло. С ним мне всегда было страшно. Даже не столько страшно, сколько просто не по себе. Я сидела в комнате, не помню, что в этот момент делала. Он вдруг вбежал в комнату и сказал что-то вроде: «Сейчас отомщу тебе». Он схватил меня и начал раздевать. Потом прислонил меня к стене – и я почувствовала страшную боль. Он был во мне. Он насиловал меня. Я дико кричала, плакала. Боль разливалась по телу. Я не чувствовала ног. «Кричи, сука, кричи», – говорил дядя Рудольф, кряхтел и тяжело дышал. Все продолжалось минут десять, может, пятнадцать. У меня все болело. Я лежала на кровати лицом вниз и плакала. «Никто тебя не услышит, сука, а ты получила свое, давно нарывалась». Дяде Рудольфу явно было смешно. Потом он ушел в другую комнату, и я осталась одна. Захотелось в туалет. Терпя боль, я сползла с кровати. Уже в туалете я поняла, что у меня кровь. Я испугалась и заплакала снова, как будто это чем-то могло помочь. Ближе к вечеру, незадолго до возвращения родителей, дядя подошел ко мне и сказал, чтобы я не смела ничего никому болтать, иначе он со мной разберется. Мама спрашивала у меня, почему я такая заплаканная, а я ничего не могла ответить, только снова начинала плакать.

Натали пару раз пыталась заговорить с мамой о том, что произошло, но всякий раз боялась, что дядя Рудольф расправится с ней, как и обещал. Постепенно она свыклась с тем, что мысли о том страшном дне будут с ней всегда. Видя дядю Рудольфа, приходившего к ним довольно часто, Натали пыталась спрятаться, уйти гулять, или же садилась за пианино и медленно выводила этюды, подолгу вслушиваясь в каждую ноту. Так она пыталась забыться, отвлечься от своих мыслей и от страха, который жил и рос вместе с ней.

Рудольф продолжал со злобой глядеть на Натали, а она словно не замечала его. Не по годам серьезная, она понимала, что самое лучшее для нее – все забыть. И со стороны могло показаться, что все именно так.

– Натали, о чем ты думаешь? – спросила ее как-то мама, увидев, как та играла на пианино и вдруг о чем-то задумалась.

– Я не знаю, как тебе это сказать.

– Ну, попробуй, скажи, попытайся объяснить.

– Знаешь, мам, я думаю о том, кем я хочу быть.

– А кем ты хочешь быть?

– Не знаю, поэтому и думаю.

Вокруг Натали было столько интересного, что ей хотелось попробовать делать и то, и это, и что-то еще. За что бы она ни бралась, все давалось ей довольно легко. Однажды, когда в мастерской у Сергея собралась компания, и все немного выпили, начались песни под гитару. «Очарована, околдована», «Никого не будет в доме», «Вальс бостон», «Скалолазка». Натали стояла рядом и, раскрыв рот, смотрела на бородатого подвыпившего мужчину, сидевшего рядом с ее папой, и легко касаясь струн гитары, извлекавшего из нее довольно интересные по ее мнению звуки.

– Такого на пианино точно не получится, – подумала Натали и в тот момент, когда бородатый гость отложил гитару, чтобы в очередной раз выпить и закусить, тихонько проползла под столом и вынырнула с другой стороны. Пока все были заняты маринованными огурцами и скромным салатом, стоявшим на столе в большой эмалированной миске, Натали потянула на себя гитару и обхватила ее руками.

– Э, девочка, отдай инструмент, – широко улыбаясь, прикрикнул на нее бородатый папин друг. – Все равно же играть не умеешь!

– Да ладно тебе, пусть нам что-нибудь сыграет, – сказал кто-то из гостей.

Натали провела рукой по струнам, как будто пыталась понять, как это работает – до этого гитару в руках она никогда не держала.

– Отдай дяде гитару, – смеясь, выдавила из себя Анастасия.

Но здесь произошло то, чего все меньше всего ожидали. Натали дернула струны, провела по ним – тынь, тынь, пра-па.

– Очарована-аа, околдована-аааа… – запели в такт за столом.

Натали бросила гитару, снова нырнула под стол, вынырнула у дверей и в ожидании новых песен встала там, где стояла до этого.

Папа часто брал меня с собой на свои прогулки. Мы шли долго-долго. Или даже ехали за город на электричке. Я очень любила эти поездки и походы. Но еще больше любила смотреть, как папа работает. Не спеша, спокойно. Садился куда-нибудь на пенек, или на скамейку, разворачивал свою папку, доставал карандаши. «Вот, Натали, сиди и лови впечатления». Редкие прохожие останавливались, подходили поближе, чтобы посмотреть. «Здравствуйте», – приветствовал их папа. Все бы отдала за то, чтобы снова поехать с ним куда-нибудь. Стоишь тихонько сзади, смотришь. Он рисует медленно, совсем медленно. А отойдешь, отвлечешься, подходишь – и не можешь оторвать глаз. Вечером мама с любопытством рассматривала папины рисунки и по ним пыталась понять, где мы были. Иногда это ей удавалось. Все смеялись, когда она не могла угадать и сдавалась.

Светлые мгновения жизни понемногу скрадывали то чувство тревоги и страха, которые Натали испытывала каждый раз, когда где-то рядом оказывался дядя Рудольф. Но даже когда его не было поблизости, ей казалось, что кто-то за ней следит и отомстит, если она что-то сделает или скажет не так.

3

Натали училась во втором классе, когда отец подозвал однажды ее к себе, посадил на колени.

– Дорогая, у тебя скоро появится братик или сестренка.

– Так братик или сестренка? – поинтересовалась Натали.

– Там видно будет, – улыбаясь, ответил Сергей. – А тебе кого бы больше хотелось – сестренку или братика?

– Мне все равно, мы будем играть, и мне будет не так скучно, когда я прихожу из школы. А еще хоть кто-то будет слушать мои репетиции, – невозмутимо ответила Натали.

Братика Натали назвали Владимиром. С его появлением многое в жизни Натали изменилось к лучшему, как ей казалось. Мама теперь была практически всегда дома. Пугающее одиночество растворялось в детском плаче, тревоги улетучивались, когда Володя сидел рядом и улыбался.

Натали никогда не ревновала братика к родителям. Она была уже вполне взрослой и понимала, что ничего ревностью добиться не удастся, да и смысла в ней нет абсолютно никакого. К тому же, на мысли о подобных вещах у Натали просто не было времени. Она вполне успешно училась в гимназии, учителя часто ее хвалили, хоть она и не претендовала на то, чтобы быть отличницей. Да и занятия в музыкальной школе проходили достаточно результативно. Натали практически никогда не заставляли что-то делать – чаще она сама к чему-то стремилась и пыталась этого добиться.

Помня о том, что с ней произошло, она никогда не оставляла братика наедине с Рудольфом, когда тот изредка приезжал. Рудольф перебрался в США, завел небольшой бизнес, суть которого ни Анастасия, ни далекий от таких дел Сергей не понимали. Рудольф почти забыл о том случае, видимо из-за того, что не чувствовал никакой своей вины.

Натали же на себе познала, что такое боль, предательство, страх и любыми путями старалась сделать так, чтобы окружающие ее – как близкие, так и не очень, как знакомые, так и совершенно посторонние люди – сталкивались со всем этим как можно реже, а то и не сталкивались вовсе.

Я как-то спросила у папы, как у него получается рисовать то, что он видел только один раз. Или вообще не видел. Мне очень хотелось научиться рисовать: и бескрайние луга на закате, и лес, и какие-то очень красивые цветы в вазе, и многое другое. Он мне ответил, что нужно прожить то, что рисуешь. А если не прожить, то не оставаться к этому равнодушным. Я у него спросила, что значит быть равнодушным. А он ответил, что это значит не проходить мимо. Ведь когда хочешь что-то нарисовать, мимо этого чего-то ты не проходишь мимо. Ты останавливаешься и смотришь. Конечно, художнику все равно, сколько ветвей на дереве и сколько на самом деле подсолнухов растет на грядке в соседнем огороде. Но не все равно, что эти ветви есть, и что эти подсолнухи цветут. Они есть, ты не мешаешь им быть. И из их существования черпаешь пользу, радость, выгоду – все, что тебе требуется. А если кто-то вдруг вздумает портить эту красоту, то только ты этому можешь помешать. Ни на кого не надейся, старайся действовать самостоятельно.

Как-то весной Натали пришла домой из школы с огромной царапиной на лбу.

– Так, рассказывай, – Анастасия относилась к жизненным перипетиям спокойно и даже не думала за что-то ругать дочь.

– Вышла я из школы, а там за воротами наши мальчишки по очереди пинают такого худого, в очках, из первого класса.

– И ты решила за него заступиться? – спросила Анастасия, смачивая кусок ваты перекисью водорода.

– Конечно, а как бы ты поступила, иначе?

– Все правильно сделала, дочка, только объясни мне, откуда царапина.

– Мам, я подошла и тоже их пнула так сильно, как только могла.

– Зачем?

– Затем, чтобы отвлечь!

– И отвлекла?

– Да, а тот первоклашка в это время убежал. А они меня толкнули в кусты, обозвали коровой. Я веткой поцарапалась, когда оттуда вылезала, – призналась Натали.

– Прекрасно. Значит, кавалер не остался, чтобы помочь даме или просто поинтересоваться, не получила ли дама каких-нибудь травм, – иронизировала Анастасия.

– А мне все равно, мама, главное, что я не прошла мимо.

Анастасия молчала и думала о том, что Натали придется в жизни достаточно тяжело, так как отзывчивость и бескорыстность – не лучшие качества для человека, живущего в такие суровые времена.

Шло время, все понемногу налаживалось. Сергей достаточно успешно работал, сторонних заказов было тоже немало. Анастасия тоже работала, хоть и зарабатывала гораздо меньше. Натали делала успехи в музыке, такие, что мама как-то долго стояла и слушала, как она играет, а потом поздравила и сказала, что сама она так хорошо сыграть не может. Внешне могло показаться, что все семье дается просто, но только они сами, сидя вечерами на кухне, говорили о том, сколько пришлось работать, чтобы что-то получилось. Осторожные мечты, хрупкие надежды на будущее…

В 2005 году мы всей семьей на Новый год решили поехать в Финляндию. На машине. Устроить себе каникулы, которых так долго ждали. Помню, как долго собирались, все обдумывали, делали документы, планировали, где остановимся, куда сходим, что купим. Кажется, мы предусмотрели все. Только я не предусмотрела, что нужно было не только в музыкальной школе готовиться к отчетному концерту, но и подтягиваться по алгебре. Простудилась, один день не пошла на занятия, и уже ничего понять было невозможно. В итоге перед тем, как мы должны были уезжать, я получила в полугодии двойку по алгебре. Для меня это была катастрофа. Мама расстроилась, но не подала вида. А мне было так обидно! Ведь в моих силах было сделать так, чтобы этой двойки не было…

Дальше то, что происходило, в дневнике Натали было описано достаточно подробно. Но это – очень личное, трагическое, ужасное, а оттого понять что-то по существу там представлялось достаточно сложной задачей.

– Мама, прости меня, – Натали была сама не своя.

– Ничего, Натали, ты исправишь эту двойку. Ведь оценивают твои знания, а не тебя саму. Я знаю, что ты самая лучшая и самая способная.

– Если бы я была самой способной, мам, то не получила бы эту двойку. Ты представляешь, как надо мной подхихикивали!

– А ты не обращай внимания, – Анастасия пыталась успокоить дочь, но понимала, что этого сделать ей не удастся.

– Я испортила себе и вам всем новогодние праздники, – из глаз Натали снова текли слезы.

– Не говори так, мы же знаем, что ты не специально, что все так сложилось, что ты обязательно исправишь эту двойку, и все будет хорошо.

– Нет, не будет.

– Ты не веришь мне? – Анастасия понимала, что с Натали что-то не то, она сама не своя.

– Какие теперь новогодние праздники, когда я вас так подвела. Я помню, что мы договаривались, я должна была учиться нормально и за это мы поедем все вместе отдыхать в Финляндию. А я своего слова не сдержала!

Анастасия думала, что ответить, но внезапно Натали сказала то, что понять было вообще сложно.

– Мам, давай никуда не поедем?

– Почему? Что ты такое говоришь?

– Не хочется мне…

– Ты устала, – Анастасия приложила ладонь ко лбу дочери и заметила, – по-моему, у тебя температура, давай-ка градусник.

– Нет, у меня никакая не температура.

– Отлично, вот и узнаем!

– Мам, не хочу я никакой градусник, – Натали не переставала плакать.

– Так, давай без разговоров, поставишь, посмотрим и решим.

В дверях комнаты появился Володя и удивленно взглянул на сестру, растянувшуюся на диване.

– Мам, твои котлеты подгорают, – сказал он.

– Ой, – спохватилась Анастасия, встала, дошла до тумбочки и из верхнего ящика достала завернутый в салфетку термометр. – Вот тебе градусник, встряхнуть не забудь и давай не капризничай.

Через пять минут Анастасия в сопровождении сына вернулась с кухни, перекинув через плечо кухонное полотенце. Натали лежала на спине, на диване, высоко подняв левый локоть.

– Ну что там, Натали? – Анастасия села рядом, – Давай посмотрим.

Натали достала градусник и, не глядя, передала матери. Возникла пауза. Анастасия вглядывалась в шкалу термометра.

– Мда, тридцать девять и один.

– Мам, может, не поедем, отложим? – Натали взглянула на мать заплаканными глазами.

– Понимаешь, солнце, там уже все оплачено, получены документы, да и когда мы еще сможем все вместе куда-то поехать. Если ты из-за двойки, то забудь про нее. Новый год на носу, грустить совершенно некогда, – Анастасия вновь попыталась успокоить дочь, не особо надеясь на успех.

– Да я знаю, что папа и ты много работали ради этой поездки, – вздохнула Натали.

В этот момент скрипнула входная дверь, послышался шорох, стук ботинок.

– Привет, – крикнул Сергей, – есть кто дома?

– Папа пришел, – Володя бросился к нему. – Пап, все в порядке, мы едем?

– Конечно все в порядке.

– А Натали получила двойку и не хочет, чтобы мы ехали к Санта-Клаусу!

– А ябедничать нехорошо, – Сергей потрепал сына по волосам. – Ну, что тут у вас случилось?

Натали и Анастасия взглянули на него, когда он вошел в комнату, и тут же опустили глаза. Сергей взял стул, пододвинул его к дивану, сел и сложил руки на груди. Это обозначало, что он готов слушать.

– Пап, у меня двойка по алгебре, я не написала контрольную, потом не исправила ее, и в результате так получилось, – Натали начала оправдываться, но поняла, что от нее ждут совсем другого.

– Неужели ты думала, что я буду тебя ругать за двойку? – удивился Сергей. – Это твоя двойка, и я уверен, что ты ее раз-два и исправишь уже в январе.

– Сереж, она предлагает не ехать, – тяжело сказала Анастасия. – И у нее температура.

– Сколько?

– Тридцать девять и одна.

– Да, мои принцессы, – Сергей развел руками – с вами каши не наваришь!

Больше всех боялся отмены поездки Володя. По телевизору он много раз видел, как выглядит резиденция Санта-Клауса, как отмечают Новый год в Лапландии, и искренне думал, что лучше Новый год не встречают больше нигде. Сама Натали тоже давно хотела с родителями и братом побывать в Финляндии на новогодних праздниках. Еще каких-то пять лет назад они и подумать о таком не могли, а здесь все обстоятельства удивительным образом сложились.

– Пап, ну мы точно поедем к Санта-Клаусу? – Володя был в нетерпении, так как отъезд был задуман на завтрашнее утро.

– Подожди, поедем, обязательно поедем, – Сергей погладил Натали по руке. – Не расстраивайся, тебе надо отдохнуть.

Родители и брат вышли из комнаты и осторожно закрыли дверь. Натали задремала. Сквозь сон она слышала спокойный разговор на кухне. Потом вошла мама, разбудила ее, дала какую-то таблетку и приложила к губам чашку с холодным чаем. Натали сделала большой глоток, запила таблетку и снова упала на подушку. Едва слышно часы, но звук их хода казался сейчас невыносимо громким.

Натали редко снились сны. Вернее, она не стремилась к тому, чтобы что-то из увиденного запомнить. Сейчас она видела во сне большую поляну, на которой они с мамой собирают цветы в большой и красивый букет. Светит солнце, но внезапно небо темнеет и начинает идти снег, который укрывает все вокруг.

Проснулась Натали от того, что ей стало холодно. «Который час?», – спросила она сама у себя. Было темно, как бывает темно в это время года и вечером, и ночью, и утром. В доме было тихо. Натали опустилась на подушку и снова попыталась заснуть. Проснулась, как ей показалось, она через час или два, не больше. Было холодно, вдобавок к этому болела голова, и во рту был жуткий привкус. Она привстала. Чуть скрипнул диван.

Открылась дверь в комнату и в нее просунулась голова Володи.

– Проснулась? – спросил он. – А мы уже собрались.

– Доброе утро, вставай, – в комнату вошла Анастасия и включила свет. – Мы собираемся ехать и уже позавтракали.

– Мне плохо, мама, я не поеду, – Натали и вправду выглядела бледной и измученной. – У меня во рту такой ужасный привкус…

– Это от таблетки.

– Нет, мам, от таблетки не такой.

– Давай, возьми, поставь градусник, надо решать, что с тобой делать, – Анастасия встряхнула термометр, который с вечера лежал сверху на тумбочке.

Несколько минут прошли в томительном ожидании. В комнату молча вошел Сергей, молча присел на край дивана.

– Тридцать восемь и восемь, – грустно произнесла Анастасия.

– Натали, давай по-честному, – начал Сергей, – ты хочешь остаться?

– Да, – Натали взглянула на брата. – И, может, вы тоже останетесь?

– Нет, пап, поехали!

– Володя, немного помолчи, сейчас мы все решим, – Сергей повернулся к Натали. – Доча, понимаешь, отменить ничего не получится, нас ждут, за все заплачено, это новогодние праздники, нам повезло, что все удалось так подгадать с поездкой.

– Тогда езжайте без меня, – тихо проговорила Натали.

Родители переглянулись.

– А ты сможешь тут без нас? – вздохнул Сергей.

– Смогу, – ответила Натали.

– Так, давай сделаем так, – предложила Анастасия, – я сейчас схожу к Тамаре Львовне, попрошу ее за тобой присмотреть, вызвать врача, если тебе вдруг станет хуже.

– Да куда уж хуже, – бросила Натали.

– Если такой план не нравится, то предложи свой, – Сергей поглядывал на часы. – Тогда поедем с нами, примешь таблеток от температуры, как-нибудь доедем. А?

– Нет, я не поеду, – Натали откинулась на подушку. – Куда я вам там? Только испорчу все новогодние праздники. А вдруг мне хуже станет?

– Она права, Сереж, – сказала Анастасия, одеваясь. – Я только до соседнего дома и обратно, только бы соседи уже встали.

– Хорошо, мы ждем тебя, – Сергей стал быстро одеваться. – Володя, собирайся, проверим, все ли в машине у нас взято.

Брат, стоя в дверях комнаты, помахал рукой на прощание. Отец обнял и поцеловал. Прибежала мама, сказала, что все будет хорошо, что Тамара Львовна в курсе и зайдет проведать, что еда есть, пельмени в морозилке, лекарства и градусник на тумбочке, поцеловала – и тоже скрылась. Погас свет в коридоре. Скрипнула дверь. С улицы донесся звук заводимого автомобильного двигателя. И опять стало тихо. Предательски тихо.

Так все и закончилось.

4

Натали плохо запомнила те дни. Казалось, что это один день, серый, зимний, холодный, что он тянется невообразимо долго. Пару раз приходила соседка и громко стучала в дверь, очевидно, посчитав, что звонок может испугать спящую девочку. Натали просыпалась, с трудом вставала с дивана и шла открывать дверь.

Тамара Львовна принесла завернутые в бумагу свежие пирожки с капустой. Пока Натали измеряла температуру, сидя на стуле, соседка хозяйничала на кухне, варила пельмени, разогревала чайник.

– Натали, сколько ты там намерила?

– Тридцать восемь и семь, Тамара Львовна, – с трудом выговорила Натали.

– В любом случае тебе надо поесть, а потом снова ляжешь, – сказала соседка, ставя на стол тарелки. – А вилки где?

– Справа в ящике, – бросила Натали. – Да есть-то особо и не хочется.

– Давай, попробуй, – Тамара Львовна положила в тарелку пельменей, выложила на блюдце пирожок, налила чаю в маленькую эмалированную кружку. – Натали, надо поправляться, ведь скоро Новый год, твои приедут с подарками.

Натали отпила немного чаю, с трудом проглотила пельмени. Вкус еще теплого пирожка она не почувствовала. Во рту стойко ощущался странный горьковатый тяжелый привкус, хотя с тех пор, как родители с братом уехали, никаких таблеток она не принимала и вообще ничего не ела и не пила.

– Ну, вот и отлично, – Тамара Львовна явно торопилась домой. – Я зайду завтра, оставляю тебе пирожки, у тебя здесь полно всякой еды, так что если проголодаешься, то вполне найдешь, чем перекусить.

Закрыв за соседкой дверь, Натали снова улеглась на диван и заснула. Ей снова снилось лето, та самая поляна, только мамы рядом не было. Щебетали птицы, рядом жужжали шмели и проносились над головой стрекозы. Но она была одна, совсем одна. Набрав огромный букет полевых цветов, она направилась в сторону дома, открыла дверь, вошла на кухню. Затем нашла трехлитровую банку, налила в нее воды и поставила букет на середину обеденного стола. В доме не было никого.

На этом сон заканчивался. Натали проснулась только на следующее утро, когда уже рассвело. Она встала и подошла к окну. На улице медленно падал снег, в снегу было все вокруг, кроме снега, казалось, нет ничего. И только из-за деревьев, окутанных снежной пеленой, словно ватой, тоскливо выглядывало маленькое желтое солнце.

Послышался стук в дверь.

– Соседка, – подумала Натали и нехотя пошла открывать.

За дверью действительно стояла соседка. Рядом с ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял невысокий милиционер. Натали успела заметить его огромное брюхо и то, что он одет совсем не по-зимнему.

– Натали, нам надо с тобой поговорить, – Тамара Львовна буквально втолкнула девочку в дом, за ней вошел милиционер и закрыл дверь.

– Значит, тебя зовут Натали, – милиционер сел рядом с ней на диван. – Значит, ты никуда не поехала?

– Видите, я с температурой, плохо мне, – Натали начала нервничать. – Зачем спрашиваете?

– Понимаешь, – начал милиционер, – фамилия моя Волков, майор Волков.

– Натали, ты должна приготовиться, быть сильной, – Тамара Львовна села рядом с другой стороны.

– Что-то произошло, да? – Натали начала, кажется, понимать, что случилось нечто страшное.

– Понимаешь, мы тебя искали там, так как по документам ты тоже ехала с семьей, – волнуясь, сказал милиционер. – С семьей.

– Что случилось? – Натали подпрыгнула на диване. – Говорите сейчас же!

– Держись, Натали, ты осталась одна, – произнесла Тамара Львовна и обняла Натали за плечи. – Такое горе!

В глазах Натали потемнело. Майор Волков говорил что-то о стечении обстоятельств, о том, что Натали тоже могла там оказаться. О том, что на заснеженной трассе водитель встречного «КамАЗа» не справился с управлением и тяжелый грузовик буквально смял машину, где ехали ее родители и брат, что шанса выжить у них не было никакого. Милиционер попросил Натали разрешения осмотреться в доме и найти кое-какие документы, на что она просто указала на большой ящик в шкафу, стоявший напротив, где родители хранили все бумаги.

Кто она теперь, когда никого из близких нет? А может, это ошибка – и они что-то перепутали, а ее родители и брат живы и вот-вот вернутся из Финляндии? Нет, они точно что-то перепутали!

Я какое-то время надеялась, что произошла ошибка, ждала, что они вернутся. Но они не возвращались. Мне сказали, что водитель «КамАЗа» был пьян, но остался жив. На сидении рядом с ним нашли начатую бутылку водки. Через много лет я с ужасом поняла, что тот самый привкус, который преследовал меня накануне их отъезда, был вкусом водки. Хоть я никогда ее не пробовала и даже не нюхала, чтобы узнать, чем она пахнет. Я не могу себе этого простить. У меня было предчувствие, а я не смогла им воспользоваться, чтобы предотвратить гибель самых близких мне людей.

Все происходившее далее в сознании Натали перемешалось, событие следовало за событием. Казалось, что жизнь вокруг стремительно бежит вперед, а она стоит на месте и наблюдает за этим круговоротом, не желая в него погружаться. Натали думала только о том, как все выдержать, о том, как не сорваться, о том, как простить себе самой то, что произошло. Она еще не знала, что самое тяжелое ждет ее впереди, когда она окончательно поймет то, что мама, папа и брат больше не вернутся никогда.

Натали почти не запомнила похорон. На них приехал из Америки ее дядя Рудольф с женой Светланой – неприятной женщиной неопределенного возраста, равнодушной ко всему, что не касалось денег, больших денег. Потом были походы в какие-то инстанции, пара бесед с милиционерами и с тем самым майором Волковым, что сообщил ей тогда трагические новости. На время Натали забыла и о школе, и о музыке, и обо всем, что было для нее важным раньше, на что она тратила все свое свободное время.

А в один из дней с Натали заговорил Рудольф со свойственным ему пренебрежением.

– Натали, мы завтра улетаем в Америку.

– Я никуда не поеду, – сказала Натали.

– Поедешь, да и у тебя никто не спрашивает, – усмехнулся Рудольф. – У тебя просто нет выбора, мы с тетей Светой оформили над тобой опекунство, теперь мы твои папа и мама.

– Не смей так говорить, какие вы мне папа и мама?

– Буду говорить все, что захочу, мне плевать на то, что ты мне ответишь, – Рудольф был совершенно спокоен. – У тебя нет выбора, надо смириться, родителей не вернешь, теперь мы твоя семья. Ты наша дочь, все документы в порядке.

– Но я хочу остаться здесь!

– Ха! – Рудольф был удивлен. – Ты поедешь в Америку, Натали. Будешь жить с нами, и мы станем семьей.

– Да мы не станем семьей, – Натали села на стул и положила руки его спинку. – У меня другая семья и вообще другая жизнь.

– Нет у тебя другой семьи, забудь это, девочка, забудь. Я и тетя Светлана – это теперь твоя семья, а будешь сопротивляться – я найду способ с тобой справиться, ты меня знаешь!

– Слышал тебя бы сейчас мой папа, он бы такое устроил, – пробурчала Натали.

– Что? Что ты сказала? – Рудольф начинал выходить из себя. – Да этот сопляк ни на что не годился со своими картинами и разговорами о всякой дребедени.

– Ненавижу тебя.

– Что ты там говоришь, дрянь? – Рудольф подскочил, размахнулся и со всей силы ударил Натали по лицу, – Чтобы я не слышал больше от тебя ничего такого. Ты собираешься, едешь с нами в Америку и попробуй только сделать что-то не так. Мы и так приехали и торчим здесь уже вон сколько времени. Ради тебя, дрянь, слышишь? А у меня там деньги капают.

– Ненавижу тебя, – повторила Натали, закрыв руками лицо.

– Оставь ее, пусть обдумывает свое поведение, – на крики из соседней комнаты пришла Светлана. – Помоги мне лучше с вещами, я не лошадь.

Рудольф посмотрел на Натали безумным, ничего не выражающим кроме ненависти взглядом, и вышел. У Натали было несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Что делать? Если бы только мама или папа были рядом, они бы подсказали. Ничего, без паники. Что я могу изменить? Кто мне поверит? Поверят, что я не хочу выбраться в Америку к дяде-бизнесмену, в его шикарный коттедж? Смешно! Об этом многие только и мечтают. Все документы у него есть. Действительно, кто меня спрашивает?

В самые важные и тяжелые моменты своей жизни я чувствовала его присутствие, его помощь. Он рядом, он любит меня и хочет помочь мне. Замечательный, красивый парень. Обнимает меня за плечи, гладит, шепчет на ухо что-то. Только я не могу разобрать, что. Вот и тогда мне казалось, что я в комнате осталась не одна. Это придало мне сил, не позволило упасть духом, не разреветься, остаться собой. Думали ли родители, что дядя может так подло со мной поступить? Наверное, нет. Они были замечательными добрыми людьми. Хотя, почему были? Они всегда со мной.

Натали направилась в свою комнату, раскрыла дверцы шкафа и стала медленно собирать вещи.

– Не возись, много хлама не бери, – сзади стояла Светлана, жевала жвачку и внимательно рассматривала комнату. – Ну у тебя и клоповник! А это зачем?

– Это папка с моими рисунками, я возьму ее с собой, – спокойно сказала Натали.

– Ладно, – согласилась Светлана, – только запомни: ты – никто. Слушаешься и подчиняешься. И никаких фокусов!

– Может, мне вообще не жить? – бросила Натали. – Не дышать, не двигаться?

– Ну, ты и зараза, сразу видно, что тебя совсем не воспитали, не научили себя вести и уважать старших, – Светлана подошла почти вплотную. – Ничего, ты привыкнешь к тому, что вести себя надо нормально, привыкнешь.

Светлана отвлеклась на разговоры с Рудольфом, и в этот момент Натали проскочила в комнату родителей. На стенах висели знакомые с детства картины, на столике у кровати стоял большой белый будильник. Стрелки его замерли. Натали не пугала тишина. Она села на край кровати и просидела так пару минут.

– Где ты ходишь? – послышался откуда-то издалека голос тети.

– Я собираю вещи, сейчас приду, – крикнула в ответ Натали, а сама осторожно, стараясь не шуметь, выдвинула маленький ящик, скрытый под столиком. Рудольф уже все обшарил в доме, но до этого ящика он вряд ли бы добрался.

В ящике лежали мамины любимые носовые платки и деревянная шкатулка, больше похожая на коробочку из-под конфет. Натали открыла ее и вздрогнула. Там лежали аккуратно сложенные купюры по пятьдесят и сто долларов. Натали оглянулась и, стараясь не шелестеть, пересчитала их. Тысяча сто долларов.

Натали сложила купюры и спрятала их в носовой платок. Платок стал неестественно пухлым. Натали нервно гладила его рукой, потом взяла второй платок и положила сверху. «Сойдет», – подумала она и выскочила из комнаты. В коридоре стоял дядя Рудольф.

– Зачем ты туда ходила? – отчеканивая каждое слово, спросил он. – Что у тебя в руках?

– Носовые платки, я сумку собираю, – ответила Натали и уверенно шагнула по направлению к своей комнате.

– Я не разрешал тебе никуда идти, – сказал Рудольф. – Запомни, что отныне у тебя нет ничего своего, ты еще слишком мала.

– Ничего, скоро я вырасту, а там посмотрим.

– Вот и посмотрим, – согласился Рудольф. – Посмотрим.

Мне не хотелось в Америку. Что я там забыла? Чужие люди. Дядя Рудольф, которого я ненавидела. И все же ничего поделать с этим было нельзя. Пока нельзя. Но определенный план у меня уже созрел. Просто надо было выждать. Прошло совсем немного времени с того момента, как я потеряла семью. Теперь я одна с дядей Рудольфом, заступиться некому. У него все схвачено, но это не значило, что я смирилась. Нужны были силы. Я чувствовала невидимую мне поддержку. Даже поднимаясь по трапу самолета, я представляла, что он держит меня за руку и летит вместе со мной. Летит, чтобы не отпускать меня одну и не дать мне там пропасть.

Глава вторая

1

Глупцы те, кто стремится, во что бы то ни стало, попасть в Америку, думая, что там удастся наладить жизнь одним щелчком пальца и столь же легко найти свое счастье. Американская мечта – это не больше, чем иллюзия, построенная для того, чтобы приманить простаков, которые пересекут океан в поисках сытого и богатого будущего, но найдут трудное и нестабильное настоящее.

Дядя Натали, Рудольф, перебрался в Америку в 1996 году, удачно там женился и завел свой бизнес. Впрочем, какие-то начатки бизнеса сложились у него еще во время жизни в России. Лихие 90-е были словно созданы для таких людей, как он. Кто был никем, тот стал всем. Он открыто посмеивался над своей сестрой, Анастасией, тяжелым трудом зарабатывавшей на кусок хлеба. «Училка», – называл он ее. Анастасия никогда не обижалась, может быть, только где-то в глубине души недоумевала, откуда в Рудольфе столько ненависти к родным. Они росли вместе, и она была свидетельницей того, как постепенно веселый мальчик превратился в мужчину надменной внешности, со столь же надменными поступками.

Чем занимался Рудольф, Анастасия у него никогда не спрашивала. Ей это было совершенно все равно. Она четко понимала, что человек, совершенно не склонный к труду и накопительству, не проявлявший усердия, вряд ли может сколотить сколько-нибудь крупные капиталы законным путем. Анастасия старалась не рассказывать Натали об их с Рудольфом детстве, считая, что все это давно в прошлом, а жить нужно исключительно сегодняшним днем, не забывая откладывать хоть немного и на завтра.

Шуточное ли дело – такие перемены. Потерять семью, окружение, одноклассников, сменить место жительства, попасть в новый дом к совершенно чужим людям – а дядю Рудольфа и его жену Натали считала чужими людьми, и было заметно, что она их опасается. Жить с опаской – это еще половина беды. Каждый человек пытается, особенно в том возрасте, в котором находилась Натали, построить пусть и фантастические, но планы на будущее.

Положение Натали в Америке было более чем неопределенным. С одной стороны, ее опекунами являлись дядя Рудольф и его жена Светлана – кстати, своих детей у них не было. С другой стороны, полноценно жить здесь Натали не могла. Ее знаний английского пока не хватало для того, чтобы учиться в нормальной школе со своими сверстниками. А для изучения языка требовалось время. Натали оказалась без друзей, ей даже было не с кем пообщаться. Рудольф настаивал на занятиях, думая, что таким образом Натали забудет свое прошлое, адаптируется на новом месте и таким образом развяжет ему руки.

Еще одно обстоятельство заставляло Натали считать, что она находится у чуждых ей людей: ни Рудольф, ни Светлана не разделяли ее увлечений рисованием и, особенно, музыкой. Если с рисованием все было более-менее просто, то с музыкой возникла серьезная проблема. Натали часто вспоминала то пианино, что стояло у них в доме, вспоминала, как мама играла на нем и учила играть ее. И сейчас музыка могла бы скрасить будни и помочь забыть то, что произошло. Но Рудольфа это мало волновало.

– Какое пианино, Натали, – говорил он ей. – Ты с ума сошла. К тому же, я не хочу слушать эти звуки. Пошла по стопам своей мамаши…

– Дядя Рудольф, не надо так о моей маме, она была твоей сестрой и любила тебя.

– Ну, ну, – улыбался Рудольф. – Это-то здесь при чем?

– Мама учила меня играть на пианино, я ходила в музыкальную школу, – начала Натали. – Ты обещал, что у меня здесь будет все.

– А у тебя и есть все, – оборвал ее Рудольф, – ты живешь в моем доме, мы кормим тебя, ты ни в чем не нуждаешься. Или ты хочешь, чтобы я выкинул тебя на улицу?

– Здесь не лучше, – ответила Натали.

– Что? Ты снова за свое? Сегодня остаешься без ужина. И вообще, я ни о каком пианино слышать больше не хочу. У меня море работы, а ты меня отвлекаешь этими своими пустыми разговорами. Иди.

В доме Рудольфа почти не было книг. Не было вообще ничего того, к чему привыкла с детства Натали, и что напоминало бы ей о родителях, прежней жизни и настоящем родном доме, который остался где-то далеко. Скандалы, разговоры о тратах, долгах, деньгах, пустые обвинения, ложь – вот то, чего было там хоть отбавляй.

В очередной раз, сидя в отведенной ей комнатке и лишенная ужина, Натали мысленно переносилась назад, в Россию.

– Будь умницей, слушайся дядю и тетю, это самые родные тебе люди, – сказала на прощание Тамара Львовна из соседнего дома.

– Да вы не волнуйтесь, – ответил за Натали дядя Рудольф. – Там ей будет лучше и, может, что-то толковое из нее и вырастет.

– Ну, дай бог, дай бог, – причитала Тамара Львовна, так и не сумевшая понять самого главного. Забирали Натали совершенно чужие люди – совсем не родной дядя, который уже причинил Натали боль и еще причинит ее в будущем. Кто знает, будь участковый, органы опеки, Тамара Львовна, майор Волков, сотрудники консульства – хотя бы кто-нибудь – чуточку внимательнее, и не было бы многого из того, что случилось после.

Одно то, что я нахожусь рядом с дядей Рудольфом, заставляло меня вздрагивать при каждой мысли об этом. Так продолжалось совсем недолго. Постепенно я поняла, что нет смысла его бояться, что этим я ничего не добьюсь. То, что здесь не жизнь, а просто существование, я поняла сразу. Пусть мне всего шестнадцать, и, по сути, я никто, не обладаю никакими правами, но из этой передряги надо было выбираться.

Тетя Натали, Светлана, относилась к племяннице очень плохо. Хотя сказать, что плохо – это не сказать ничего. Она понимала, что ее муж неплохо зарабатывает, и ее раздражало то, что часть этих денег приходится тратить на Натали. Присутствие Натали в доме также не радовало тетю. Она привыкла быть дома одна, ни в чем себя не ограничивать и входить в какие-то рамки только по возвращении мужа.

– Отойди от холодильника, – однажды приказала Светлана. – Что ты там ищешь?

– Думала, там есть йогурт.

– Думала она, – усмехнулась Светлана. – Ты, по-моему, подзабыла, что твоего здесь ничего нет. Что дают, то и ешь. Йогурт ты уже, кажется, ела сегодня.

– И что?

– Ты еще пожалуйся! – Светлана изменилась в лице. – Кормим мы тебя неплохо, а то, что тебя избаловали твои родители, меня не касается.

Натали молча ушла в комнату. Когда к ней приходила репетитор по английскому языку, тетя Светлана играла роль заботливой матери и долго рассказывала молодой женщине с грустными отекшими глазами, какая у нее хорошая и замечательная дочь. Преподавательница мило улыбалась в ответ, хотя у Натали складывалось такое чувство, что и она, и учительница отбывают здесь некую повинность. Никакой заинтересованности в успехе обучения у репетиторши не было: получив свои пятнадцать долларов за занятие, она растворялась в толпе совершенно равнодушных к Натали людей.

Один раз к ним заходили из опеки – Натали поняла это по разговору. Светлана показала двум инспекторам комнату Натали. Инспекторы одобрительно закачали головами и что-то пометили каждый в своем бланке. Натали была готова на ломаном английском объяснить им, каково ей здесь, в конце концов, рассказать о том, что дядя Рудольф ее изнасиловал. Но инспекторы с ней даже не заговорили. После их визита Натали сидела в комнате, разглядывая маленькую фотографию родителей из того альбома, что она тайком в вещах увезла с собой, и тихо плакала.

2

Натали стояла на лестнице. Внизу стоял Рудольф и говорил с кем-то по телефону сначала на английском, потом перешел на русский.

– Ты понимаешь, что все должно пройти так, как я сказал, иначе мы потеряем сто тысяч, и тебе придется самому их заплатить. Ты меня, кажется, не понял: сделаешь все так, как я скажу. Контейнер приходит, мы его оформляем. Я договорился, вскрывать и проверять его никто не будет. Твое дело сделать один комплект бумаг, а потом и второй. Оформляешь, передаешь, контейнер уходит нашим друзьям, они платят нам деньги. Ясно? Твою мать, ясно тебе?

– Контрабанда, – подумала Натали. – Но чего? Хотя, какая мне разница…

Под Натали скрипнула половица.

– А, это ты, – Рудольф посмотрел наверх. – Мы с тетей уедем на пару часов по делам, тебя закроем в доме. Поняла?

– Поняла, – грустно ответила Натали.

После того, как дядя и тетя ушли и закрыли дверь, Натали села на подоконник большого окна в кухне. Она смотрела туда, где виднелись убегающие вдаль бесчисленные коттеджи с маленькими задними двориками и аккуратно подстриженными газонами, столь же аккуратными дорожками, по которым лишь изредка проезжали автомобили. Слишком чисто намытые и слишком дорогие, чтобы быть автомобилями в привычном понимании этого слова. Все вокруг было чужим и непривычным. На кухне не дребезжал холодильник. Даже пыль на подоконнике, где сидела Натали, была не пылью, а лишь жалким на нее намеком, не более.

Натали казалось, что окружающие люди хоть и чувствуют дискомфорт от проживания здесь, но предпочитают его скрывать под маской самодовольной улыбки и за причмокиванием жвачки. Вокруг было полно русских. Вообще, говорить по-русски в том районе, где волею судьбы оказалась Натали, считалось каким-то особенным шиком.

Только небо было таким же, светлым, голубым, и облака были такими же. Да и сама Натали нисколько не изменилась. Она была все той же и жила теми же воспоминаниями, что были с ней в те последние дни перед отъездом.

Один раз я задумалась о том, что держит меня здесь. И этого оказалось достаточно для того, чтобы сообразить: мне надо бежать. Ничего меня не держало, совсем ничего. Меня тянуло обратно. Может, это было потому, что рядом со мной были люди, которых я просто ненавидела и ничего с собой не могла поделать. Как только в моей голове мелькнула мысль о том, что меня ничто не удерживает, сразу возникла другая мысль о том, как отсюда сбежать, а главное, куда. Впрочем, ответ на этот вопрос я знала точно.

Сидя на подоконнике, Натали задремала. Неожиданно она почувствовала, как что-то в нее ударило, что-то скользкое. Она открыла глаза. На ее плече лежала банановая кожура. В нескольких метрах стояла Светлана.

– Ах ты мразь, с ногами на окно, – от ярости Светлана даже брызнула слюной. – Ты его мыла? Это мой дом, поняла?

– Не надо на меня орать, я помою, – спокойно ответила Натали.

Неожиданно Светлана подскочила и ударила Натали кулаком в висок. От неожиданности Натали закричала, но от следующего удара смогла увернуться. Она спрыгнула с подоконника, оттолкнув Светлану, и бегом, изредка спотыкаясь, направилась в свою комнату.

– Будь ты проклята, тварь, будь ты проклята, – причитала Светлана. – Ты отравляешь нам жизнь. И почему ты не сдохла тогда, со всеми? Будь ты проклята…

Натали повернула ручку на двери, заперлась изнутри, сама легла на кровать и смотрела в потолок. Она уже успела привыкнуть к постоянным стычкам с тетей – та как будто искала повод для того, чтобы обозвать ее или намекнуть на то, какими ничтожествами, по ее мнению, были родители Натали.

– Натали, быстро открой дверь, – Рудольф дергал за ручку и очевидно терял терпение.

– Зачем?

– Затем, – крикнул Рудольф. – Ну, открывай.

– Мы можем поговорить и через дверь.

– Ах ты, сука, – процедил Рудольф, размахнулся и пнул дверь.

Дверь распахнулась. Он стоял перед ней, как в тот день, когда все случилось. Ей казалось, что сейчас он подойдет, силой сорвет с нее джинсы, и она уже ничего не сможет сделать. Натали закрыла глаза.

– Если ты, сука, еще раз что-то скажешь грубое тете Свете, твоей маме…

– Она не моя мама! – прокричала Натали. – Не моя!

– Не смей мне перечить! – Рудольф был вне себя от злости. – Так вот, если ты еще раз посмеешь ее не послушаться или тронешь хоть пальцем, я прибью тебя, поняла?

Натали почувствовала, как к ее носу Рудольф прижал кулак и вжимал его дальше и дальше.

– Поняла?

Натали зарыдала. Не от того, что было больно или неприятно. И уж тем более не от того, что было стыдно или страшно. Она плакала от того, что была беспомощна в этой ситуации. Ответить Рудольфу ей было нечего.

Натали не спала в ту ночь. Она чувствовала, что в стремлении сбежать и как можно быстрее ее поддерживает еще кто-то. Может быть, ей это только казалось, но что бы это изменило. Она думала о том, к кому можно обратиться за помощью, за поддержкой или хотя бы за советом. Среди тех, кто жил вокруг, таких людей не было. Она перебирала в голове разные варианты, но не один из них не давал гарантии того, что она вновь не попадет в руки дяди и тети, и жизнь станет еще страшнее, чем была до этого. Она просто боялась, что ей будет еще хуже, а из этого логично следовало, что у нее есть только один шанс. Только один и единственный шанс.

Под утро Натали, не раздеваясь, задремала, думая, что будет время, чтобы все решить и подготовиться. Но она ошибалась.

– Доброе утро, – Рудольф смотрел прямо ей в лицо. – Я тебе пожелал доброго утра, тварь.

Натали чуть приоткрыла глаза. Рудольф нагибался над ней. Он был в синем махровом халате. Она явственно почувствовала исходящий от него легкий запах пота и перегара.

– А ну-ка вставай, – Рудольф схватил Натали за плечо и встряхнул, затем взял под руки и буквально поставил на ноги перед собой. – Не вздумай орать, убью.

Рудольф сильно ударил Натали по лицу, затем скинул халат.

– А сейчас… – Рудольф улыбался, глаза у него бегали.

Он смеялся и больно сжимал плечо. Натали закрыла лицо руками, но в этот момент почувствовала, как Рудольф, продолжая ее держать, расстегнул на ней джинсы и сунул руку вовнутрь. Он стоял перед ней абсолютно голый, готовый в любую минуту избить ее до полусмерти и, смеясь, изнасиловать. Снова эта история должна была повториться. Снова как будто сделать ничего было нельзя.

Но Натали дернулась, закричала, сначала споткнулась, а потом, ощущая на своем теле цепкие, как клещи руки дяди, прицелилась – и наступила ему на ногу. Тяжелая резиновая подошва кед, что были на Натали еще со вчерашнего вечера, сделала свое дело. Рудольф вскрикнул, на мгновение отпустил Натали, но тут же опомнился и снова с размаху ударил ее по лицу.

Натали была спокойна. Следы текли из глаз ручьем, но она не проронила ни звука. Она в упор смотрела на дядю. Возникла пауза.

– Сука, маленькая сука, я убью тебя, – Рудольф закачал головой. – Да, убью. Сегодня ты никуда не идешь, никаких прогулок, тварь. А вечером я посмотрю на твое поведение.

Он подобрал с пола халат и босиком, слегка прихрамывая, вышел из комнаты. Дверь в комнату не закрывалась, ручка была сломана. Натали слышала в ушах свой пульс. Еще. Еще. Так. Спокойно. Еще. Спокойно. Она сделала глубокий вдох и поправила джинсы – и тут же посмотрела на себя в стоявшее на столе маленькое круглое зеркало.

3

– Ничего, ничего, – успокаивала себя Натали, разглядывая огромное красное пятно на щеке и отек под глазом. – Это ерунда.

Послышался шум воды. Рудольф принимал душ. Пульс продолжал стучать в голове Натали. Мерно. Четко.

– Уезжай и не возвращайся, пожалуйста, уезжай, – Натали мысленно уговаривала дядю. – И ты, тетя, задержись подольше там, в торговом центре.

Прошло еще десять или пятнадцать минут. Натали продолжала стоять посредине комнаты в оцепенении и изредка поглядывать в окно. Вот, шаги внизу. Стукнула дверь. Повернулся ключ в замке. Скрип ворот гаража. Да, все верно, он уезжает. Черный джип Рудольфа мелькнул в просвете между крышей пристройки и забором.

– Пора! – сказала Натали сама себе и побежала в комнату, где в шкафу, завернутые в свитер лежали носовые платки, а в них деньги, спрятанные еще во время отъезда. – Как это мне повезло, что их не отнял Рудольф, а потом до них не добрались в аэропорту во время досмотра.

Натали схватила рюкзак. Свитер, пара еще каких-то футболок, куртка, брюки. Все было аккуратно сложено. Небольшая потертая папка с рисунками и фотографиями.

– Что еще? – Натали охватил испуг, она вскрикнула и сама испугалась звука своего голоса. – Документы!

Все документы хранились у дяди Рудольфа в сейфе. Натали спустилась вниз, с опаской оглядываясь по сторонам. В доме никого не было. Она проскользнула на кухню и на всякий случай опустила жалюзи на окне. Направляясь в комнату, Натали с ужасом поняла, что без документов ее план изначально обречен на провал, а это означало гибель, неминуемую гибель. Она подошла к шкафу, за массивной дверцей которого у Рудольфа был спрятан сейф.

Сердце Натали колотилось так, как будто за спиной стоял дядя и готовился мертвой хваткой огромными ручищами сдавить ее горло уже только за то, что она посмела сюда войти. Она кинула взгляд на обстановку. Странная комната. Какие-то нелепые сувениры. Попытки пустить пыль в глаза дешевой роскошью. Его кресло. Его стол. Какие-то фотографии. Бар в углу. А вот и шкаф.

– Это конец, – подумала Натали, и в какое-то мгновение ей показалось, как она приоткрыла дверцу шкафа, а за ней – непробиваемая броня сейфа, секретные замки и огромная железная рукоятка. Она потянула дверцу, та легко поддалась. Вот, сейчас все будет кончено, когда она не сможет открыть сейф, единственный шанс будет безвозвратно упущен.

Она увидела металлический, серого цвета сейф, из маленькой замочной скважины которого торчал ключ. И Натали его повернула. Что-то щелкнуло, сейф был открыт. Среди целой горы бумаг, конвертов, набитых деньгами, каких-то толстых папок она нашла полиэтиленовый пакет. Ее паспорт, свидетельство о рождении, заграничный паспорт, какие-то бумаги на дом, справки. Натали забрала пакет, прикрыла сейф так, чтобы было незаметно, что кто-то к нему прикасался – и пулей устремилась в свою комнату, чуть не упав по дороге.

В комнате она вынула из пакета свои паспорта, пакет с оставшимися документами сунула на дно рюкзака. Руки Натали дрожали. У нее были паспорт и деньги. Только бы все получилось! Другого шанса не будет.

Я отдавала себе отчет в том, что если все провалится, мне не жить. Я как никогда нуждалась в поддержке. Но поддержать могла себя сама только я. И тот, кто поддерживал меня постоянно, кто не давал мне потерять веру в себя. Но кто он? Тогда об этом я не задумывалась. На это не было времени. Я не должна была останавливаться. И я не остановилась. Меня уже ничто не пугало.

Натали вытряхнула бумажник. Два доллара мелочью. Потом раскрыла маленькую кожаную косметичку, что когда-то подарила ей мама. Среди зеркальца, маленьких ножниц и прочих вещих, обычно присутствующих в косметичках, у Натали лежали две свернутые сторублевые купюры. Она вспомнила, как откладывала их на что-то, а потом просто забыла о них. Все деньги Натали переложила в бумажник, который перекочевал в карман джинсов. В другой карман Натали с трудом, но запихала оба паспорта.

Она встала и посмотрела на часы. За полчаса ей удалось полностью собраться. Многие бы позавидовали такой скорости, кто-то бы посочувствовал подобной поспешности, но Натали понимала, что медлить нельзя, и она все делает правильно. Еще час-полтора и Светлана или Рудольф наверняка вернутся и хватятся ее. А там…

– Кажется, все взяла, – Натали посмотрела в разные стороны комнаты критическим взглядом и застегнула молнию рюкзака. Затем расстегнула, подняла на кровати подушку, достала плеер, положила его сверху вещей и снова застегнула молнию.

Держа в руках свитер, с рюкзаком за спиной Натали спустилась вниз на кухню, подошла к крану, открыла его, нагнулась и сделала большой глоток. Снова в ушах был слышен пульс, но теперь уже он совершенно ее не пугал. Натали открыла дверь и вышла из дома. Со стороны могло показаться, что обычный подросток просто идет на прогулку или едет за пару кварталов к друзьям. Натали шла спокойным шагом и улыбалась сама себе. Вот уже дом дяди и тети остался позади, и направлялась она прямиком на автобусную остановку на противоположной стороне улицы.

У Натали возникла идея о том, что автобус – не лучший выбор. Но идею с такси она отбросила сразу. Куда ехать, что говорить, если не знаешь толком ничего. Подойдя на остановку, она бросила взгляд на табло стоявшего там автобуса.

– Какой-то парк, не пойдет, – подумала Натали. Она с ужасом сообразила, что спросить-то и не у кого. Рядом стояло несколько темнокожих парней с девицами, была мамаша с ребенком в коляске. Один парень держал в руке бумажный пакет – «Макдоналдс» был через дорогу, у заправки. Натали хотела было быстро перебежать дорогу и купить что-нибудь – только сейчас, дойдя до остановки, она сообразила, насколько голодна. Последний раз она ела накануне вечером.

И когда Натали уже сделала шаг и представила, как она впивается зубами в свежий мягкий гамбургер, ее взгляд скользнул на табло, подъезжавшего к остановке автобуса. На нем поочередно высвечивались три названия улиц, о существовании которых Натали даже не подозревала – она плохо ориентировалась в окружавшей ее местности. Но за последним названием стояли скобки и слово, которое там было, заставило сердце Натали заколотиться. Airport – слово это можно было понять даже в том случае, не будь у Натали ее вполне средних познаний в английском.

Автобус подъехал, открыл двери. Водитель долго и недоверчиво разглядывал Натали. Она сообразила, что выглядит, вероятно, довольно жутко. Сверху щеки и под глазом были заметны синяки от ударов Рудольфа, они побаливали, но Натали не чувствовала боли. Она улыбнулась водителю, он улыбнулся в ответ и быстро отсчитал сдачу со ста долларов. Натали прошла в середину салона и села у окна. Автобус был почти пустым, если не считать вошедшей следом мамаши с ребенком, стоявшей на остановке, да уже сидевшей сзади пожилой пары.

Двери закрылись, автобус тронулся. Натали прислонилась к окну и разглядывала проплывавшие мимо пейзажи. Сообразив, что синяки могут привлечь к ней нездоровое внимание, она слегка накинула капюшон от толстовки. «Девочка с Севера, девочка из ниоткуда…» – почему-то вспомнилась сейчас Натали именно эта песня, и она улыбнулась сама себе.

Добираясь до аэропорта, я молилась, чтобы дядя не возвращался домой до вечера. Только это могло гарантировать, что я выберусь, и он меня не догонит. О том, что будет, если вся эта затея провалится, мне и думать не хотелось. Все было бы настолько мрачно в этом случае, что с такими мыслями я бы далеко не уехала. Нельзя было терять самообладания – и я его не теряла, несмотря на голод, усталость и синяки.

Чикаго – странный город со странными людьми. Спокойствие граничит в нем с беспорядками, небоскребы от «одноэтажной Америки» отделяют каких-то семьсот-восемьсот метров. Во всяком случае, так показалось Натали. Ей вспомнился и роман Драйзера, в котором ловкий кавалер-обольститель одурачил провинциалку-простушку именно здесь, в Чикаго. Только название романа почему-то забылось.

Мерное покачивание автобуса убаюкивало. Натали закрыла глаза и задремала.

– Hey! Airport! – сквозь дремоту услышала она голос водителя. – This is the last station/ Hey!

Натали в панике осмотрелась вокруг: автобус был пуст, только водитель смотрел на нее в большое круглое зеркало у передней двери.

– See ya, – бросила водителю Натали и выскочила из автобуса. Перед ней была автобусная остановка, за ней огромная стоянка, везде были люди, а еще чуть дальше поблескивало на солнце намытыми большими окнами здание, напоминавшее вокзал. Сбоку были какие-то дома, за ними поле, где были десятки самолетов и сновали автобусы. Рев, переходящий в свист, проскользнувшая по асфальту и траве огромная тень рассеяли все сомнения: она была в аэропорту, большом аэропорту – и только что сел один самолет и следом заходит на посадку другой.

Натали нащупала в карманах джинсов бумажник и паспорта. Пытаясь сдержать волнение, она спокойным шагом направилась к большому зданию. Из маленького кафе соблазнительно пахло кофе и пончиками, завлекала яркая вывеска, на которой был изображен огромный бутерброд со свисающим с него листом салата и аппетитно выглядывающей сосиской. Но каким бы ни было чувство голода, с ним можно было легко справиться, в отличие от чувства страха быть пойманной и заточенной навсегда, если не хуже. Да и что могло быть хуже заточения с совершенно чужими людьми, ловко прикрывающимися имеющим место родством, хуже насилия, выдаваемого за непонятное и ужасное благодеяние.

Войдя в зал, Натали удивилась огромному скоплению народа внутри. Стоя снаружи, нельзя было и подумать, что внутри творится такое. Полицейский у входа внимательно посмотрел на Натали, но почти сразу потерял к ней интерес. Она находилась в смятении, затем увидела рядом вмонтированный в стену компьютер, над которым горела большая зеленого цвета буква “i”.

– Информация, – догадалась Натали и, протянув руку, дотронулась экрана.

Строки и цифры поплыли в глазах Натали. Их было так много, что она чуть было не испугалась. Но потом поняла, что это большая таблица. Она прокручивала ее вниз и вниз, два раза промелькнуло Moscow, но ничего похожего на Санкт-Петербург ей не попалось.

Очевидно, за то время, пока Натали находилась внутри, улетело несколько самолетов, или один-два, но больших. Толпа заметно поредела, и у стойки информации, украшенной такой же зеленой буквой “i”, не было никого. Натали подошла и, не дожидаясь, когда ее поприветствуют, тихо произнесла.

– Saint-Petersburg, Russia, today.

Видимо, акцент выдавал в Натали русскую. Молодая девушка, сидевшая за стойкой, подняла на нее взгляд, улыбнулась и стала внимательно осматривать.

– Надо было замазать чем-нибудь синяки, – про себя подумала Натали. – А что если сейчас позовут полицию?

Действительно, диспетчерша немного откатилась на стуле, подняла трубку телефона, куда-то позвонила, затем положила трубку и продолжала все так же мило улыбаться.

– Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь? – на русском, хоть и с едва заметным акцентом ее спросила подошедшая сзади полная женщина, одетая точно так же, как и та девушка, что находилась за стойкой.

– Да, – быстро начала Натали, – я хочу улететь в Россию, в Петербург или Москву, сегодня.

– Сегодня будет рейс на Петербург, – ответила женщина. – Если не все билеты успели продать, то, может, вам и повезет. Скажите, что у вас с лицом? Может, обратиться в полицию?

– Не надо никакой полиции.

– Извините, у нас такие правила, – спокойно сказала женщина. – Если мы замечаем что-то подобное, то всегда ставим в известность полицию.

– Пожалуйста, самое большое, что вы можете сейчас сделать, это узнать, есть ли билеты на сегодня, – Натали уже почти умоляла. – Я хочу вернуться домой, в Россию, и как можно быстрее, пожалуйста.

Они смотрели друг на друга – это длилось несколько секунд. Очевидно, что в глазах Натали читалось что-то, не позволяющее оставить без внимания ее мольбы. Хотя, все вполне могло быть гораздо прозаичнее, например, проявлением простой женской солидарности или же жалости.

– Хорошо, сейчас узнаем, – женщина сказала несколько фраз той девушке, что сидела за стойкой и все это время следила за разговором, даже общаясь с другими пассажирами. Она принялась что-то смотреть в компьютере, потом закивала головой и развернула монитор в сторону Натали.

– Ну вот, вам повезло. Мало того, что на Петербург на этой неделе у нас всего один рейс, так еще и осталось на нем два места в эконом-классе. На них даже есть дисконт. А вы летите одна?

– Да, одна.

– Одна? – удивилась женщина. – Хорошо. Билет стоит семьсот шестьдесят долларов. Сможете заплатить?

– Смогу.

– Но учтите, что этот рейс с одной пересадкой и…

– Меня это не волнует, – сказала Натали. – Мне подходит.

– Бронировать?

– Да.

– На чье имя?

– На мое, – Натали сунула руку в карман и достала оба паспорта.

Женщина взяла их, раскрыла, пролистала, посмотрела и передала девушке за стойкой.

– А теперь куда? – спросила Натали, когда ей вернули паспорта.

– А теперь в кассу, в любую. Или, если у вас кредитка, то можете заплатить здесь.

– Нет, нет, у меня наличные, – Натали облегченно вздохнула. – Спасибо вам.

– Не за что, всегда приятно помочь соотечественникам, – женщина улыбнулась. – Меня Екатерина зовут. И все же очень вам советую обратиться в полицию, вам же нет еще восемнадцати. Я понимаю, что вам нужно вернуться в Россию. Обычно мы несовершеннолетних сажаем на рейс только с разрешения родителей. Но вы гражданка России и, похоже, попали в какую-то историю. Бог с вами!

– Спасибо, спасибо, Екатерина!

– Пожалуйста. Если вдруг заблудитесь, покажите билет любому полицейскому или охраннику, хорошо?

– Хорошо!

– И не забудьте, вы улетаете сегодня в восемь вечера.

– Не забуду! Спасибо!

Женщина, представившаяся Екатериной, ушла в направлении касс и быстро растворилась в толпе. В том, что это были кассы, Натали не сомневалась – туда вели небольшие, но очереди, явление довольно несвойственное для Америки. Позднее Натали часто вспоминала ту ситуацию в аэропорту. Все складывалось вопреки правилам, вопреки складывающимся обстоятельствам, как будто кто-то действительно ей помогает, и не только в ее фантазиях, но и во вполне реальной жизни. Кто-то заставляет людей не быть к ней равнодушными. Почему?

Только сейчас Натали ощутила, насколько сильный испытывает голод, да и от волнения во рту пересохло, было трудно говорить именно из-за этого. Держа в руках паспорта и билет, и расставшись почти с восемью сотнями долларов, она почти бегом отправилась в кафе. Два гамбургера и большой кофе, – Натали буквально отчеканила это по-английски, и уже через минуту, давясь, уплетала, сидя за столиком, не особо обожаемые ею гамбургеры.

4

Время до отлета Натали провела в зале ожидания, забившись в самый дальний его угол. Ей все время казалось, что дядя Рудольф обнаружит ее исчезновение и направится именно сюда, в аэропорт. Не в полицию, не на вокзал, а именно в аэропорт, находящийся в полутора часах езды от дома. Впрочем, исключать этого было нельзя. С другой стороны, он мог явиться домой поздно вечером. А если бы первой вернулась тетя, то она была бы только рада отсутствию Натали.

Я представляла, что я буду делать, если сюда заявится дядя. Поняла, что сразу пойду в полицию. Тогда он не посмеет ничего сказать. Правда и я никуда не улечу. Так что, когда оставались самые последние часы до рейса, я сидела в страхе. Даже плеер слушать не могла. Пару раз мне показалось, что кто-то похожий на него промелькнул сначала в очереди, потом совсем рядом, в зале. Я надвигала на голову капюшон. Хотя, сейчас я понимаю, что это были мои страхи. Наверняка в тот момент дядя Рудольф еще даже не приехал домой.

За час до того, как объявили посадку, Натали небольшими перебежками, словно украдкой, вновь дошла до кафе. Два гамбургера и большой кофе. На этот раз ей показалось, что она, наконец, сумела найти во вкусе гамбургеров что-то особенное. Как и во вкусе кофе, который она никогда еще не пила столько.

Разглядывая себя перед широким зеркалом в туалете аэропорта, Натали с ужасом поняла, что ее синяки приобрели какой-то особенно яркий цвет. Нет, они не были огромны, уже почти не болели. Но сомнений в их происхождении не было никаких. Темнокожая девушка возраста Натали стояла рядом и тоже рассматривала себя в зеркало, затем взглянула на Натали и тотчас отвернулась.

– Понимаю, я все понимаю, – думала про себя Натали. – А что делать? Вот и бегу отсюда, как последняя трусиха вместо того, чтобы дать отпор или даже отомстить.

Впрочем, Натали никогда и никому не мстила. Это качество досталось ей от родителей, а все, чему учили ее родители, для Натали сейчас было на вес золота. Да, она не была мстительной, но она была упорной, даже упертой и крайне принципиальной девушкой. Кто знает, смог бы ей в этот момент помешать дядя Рудольф, пусть и обнаруживший ее в аэропорту?

Зарегистрировавшись на рейс, Натали нервно оглядывалась по сторонами. Она немного успокоилась, когда уже сидела в самолете и, приоткрыв папку, смотрела на маленькую фотографию родителей с ней и братом. Она быстро ее закрыла и убрала в рюкзак, когда услышала, что вокруг многие говорят по-русски.

– Вдруг еще узнает меня кто-нибудь, – подумала Натали.

Самолет слегка закачался, проехал по полосе, набрал скорость и оторвался от земли. Место Натали оказалось у прохода, но даже будь она в этот момент у иллюминатора, она бы не стала смотреть назад. Так делают люди, которые оставляют там, на земле что-то родное, что-то действительно трогающее душу и заставляющее как можно скорее вернуться назад. Но это был не тот случай. Скорее даже все обстояло с точностью до наоборот. «Гудбай, Америка, где не был никогда», – Натали хотелось стереть из памяти те часы, дни, недели и месяцы, что она провела здесь. Стереть безвозвратно, чтобы не сожалеть и не укорять себя за то, что тогда она не остановила родителей, чтобы не распутывать весь клубок причинно-следственных связей, сделавших неизбежным ее бегство и рисовавших впереди не совсем понятное будущее.

Ничего сверхъестественного не было в том, что Натали, как любому современному подростку, всегда хотелось побывать в Америке, увидеть, услышать, попробовать, может, пожить какое-то время, как делают те, кто работает, учится и путешествует. Но за все время пребывания за океаном с Натали не случилось ничего того, о чем обычно грезят, представляя себя в Америке. Ничего. Казалось, что она побывала не в Соединенных Штатах, а в какой-то странной стране, которая приютила дядю Рудольфа и его жену из жалости к другим странам, где подобные типы могли портить жизнь остальным добропорядочным гражданам. Натали ни разу не видела, чтобы дядя и тетя общались с кем-то, вызывающим доверие. Обычно это были до нелепости роскошно одетые выходцы из России с пропитыми и отекшими лицами, какие-то латиноамериканцы с бегающими глазами и прочая малоприятная публика.

– Жалеть мне не о чем, – решила Натали, опустила кресло и попробовала немного вздремнуть. Через четыре часа она должна была уже оказаться в Петербурге.

Ситуация была сложная, но Натали после всего, что с ней случилась, любая проблема казалось пустяком, на преодоление которого требовалось либо время, либо немного усилий, либо то и другое. Это ее качество проявилось сейчас в полной мере, хотя в детстве бывало так, что Натали пыталась останавливаться перед многими преградами, но родители всегда старались, чтобы она научилась действовать несмотря ни на что. Возвращаясь домой, закрыв глаза и мучительно пытаясь успокоиться, Натали почему-то вспомнила, как мама учила ее играть на пианино.

– Вот, посмотри, и раз-два, раз-два, – мама стояла за спиной Натали, сидевшей на высоком табурете.

– Мам, ну не получается у меня так, – Натали готова была расплакаться.

– Успокойся и попробуй снова.

– Я уже пробовала, мама, много раз пробовала.

– И что?

– И никак, – вздыхала Натали.

– Но ты же видела, как другие играют на пианино двумя руками, – улыбалась Анастасия. – Значит и у тебя получится.

– Не получится, я сразу сбиваюсь, а если играть одной рукой, то все получается.

– Ты думаешь, что все должно получиться сразу, – Анастасия придвинула стул и села рядом. – Но так не бывает.

– Бывает, ведь остальное-то получается!

– Остальное, но не все, – спокойно говорила Анастасия. – Если понимать, что именно не получается, то легко можно преодолеть абсолютно все.

– А я научусь это понимать?

– Конечно, попытайся сейчас все повторить, только очень медленно.

Натали начала играть одной рукой, затем двумя, затем сбилась, начала снова и тут же сбилась.

– Вот видишь, – грустно сказала она.

– Вижу!

– Что ты видишь?

– Вижу то, что ты слишком спешишь.

– Нет, мама, ты же слышала, я играла очень медленно, – отвечала Натали.

– Это тебе так кажется. А ты попробуй еще медленнее, совсем медленно, делая паузу после каждой ноты. И начинай сразу двумя руками. Ну?

Натали положила руки на клавиши, брала ноту, останавливалась и смотрела на маму.

– Дальше, дальше, не надо меня разглядывать, – смеялась Анастасия.

Натали играла, останавливаясь и вслушиваясь.

– Ой, мама, получается!

– Я же тебе говорила, – Анастасия потрепала дочь по волосам. – Играй дальше, если можешь, то немного быстрее.

– Могу, могу, – смеялась Натали. – Спасибо мама, теперь я буду так делать всегда. Хорошо? Всегда!

Глава третья

1

Натали довольно редко рассказывала подробности своего побега из Америки в Россию, поэтому о многом мы можем только догадываться. Точно можно сказать одно: это действительно был побег, и закончилось все благополучно. Известно и то, что Натали все время спрашивала у себя о том, почему судьбе угодно было сделать так, что тогда, в то самое утро, она осталась дома. Ей казалось, что это не совсем простое стечение обстоятельств – двойки, недомогания, предчувствия, странный привкус во рту, тревоги и остальное.

Чье-то спасительное присутствие она ощущала постоянно. Как оказалось, что в суете дядя Рудольф оставил ключ в замке сейфа? А может, с ним такое случалось часто? Ей повезло и в том, что из того аэропорта, куда попала Натали, был рейс в Россию именно в этот день и в том, что стоимость билета оказалась Натали по карману. Впрочем, мы не знаем, вероятно, что Натали была хорошо осведомлена о расписании рейсов и стремилась попасть именно в международный аэропорт. К тому же, это могло случиться и не в тот день, когда она сбежала, а немного позднее. Но значения особого это не имеет. Она добилась того, чего хотела – вернулась в Россию.

Суета российского аэропорта, досмотр, контроль – все это показалось Натали лишь одним мгновением, прожитым дома. Конечно, до дома нужно было добираться на другой конец города. И, кажется, метро еще не работало. Натали сидела на скамейке в зале прилетов. Трудно сказать, что она испытывала в тот момент. То, чего она так боялась, не случилось – дядя Рудольф не смог ее остановить и вообще был сейчас достаточно далеко для того, чтобы Натали чувствовала себя совершенно спокойно.

Но другое обстоятельство – и о нем Натали подумала только сейчас – делало ее пребывание дома довольно опасным. Что, если дядя Рудольф прилетит сюда первым же рейсом и силой увезет обратно? Да и что-то гораздо более страшное тоже может случиться. По телу Натали пробежали мурашки, но она тут же взяла себя в руки. Впадать в истерику не было никакого смысла – все равно это ничего не решило бы.

Натали встала и медленно поплелась в поисках места, где можно было бы перекусить.

– На сытый желудок, может, как-нибудь полегче будет соображаться, – заключила она. – Сейчас нужны силы.

Натали на ходу переложила в карман двести рублей и, увидев рядом кафе, зашла за его стеклянную дверь.

– Сразу понятно, что я в России, – заметила про себя Натали, поняв, что кофе и гамбургеры здесь пахнут несколько иначе, чем там, хотя стоят ничуть не дешевле. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда Натали пожалела, что она не в Америке. Да и пожалела – это слишком громко сказано. Взяв чашечку кофе и сосиску в тесте, сев за столик, она с удовольствием и аппетитом это поглотила. Потом на последние деньги взяла еще чашечку, села, достала плеер и долго, без спешки, наслаждалась остывшим кофе, слушая музыку.

– Если и идти в милицию, то здесь и сейчас, – приказала Натали сама себе. Уходить из кафе не хотелось, клонило в сон, но окружающее спокойствие было лишь иллюзией, и Натали отлично это понимала.

Я была предоставлена сама себе. Многие бы на моем месте пустились во все тяжкие. А мне хотелось просто жить. Пусть будет трудно, но от того будет интереснее. И мне надо было сделать все, чтобы обезопасить себя от дяди Рудольфа. Нужно было дать ему понять, что у нас разные дороги. По правде, мне вообще не хотелось его видеть и вспоминать о нем.

– Скажите, а где здесь милиция? – спросила Натали у официантки, забиравшей у нее чашку из-под кофе и протиравшей столик. Вопрос был вообще-то нелепым, потому что милиция в аэропорту была повсюду: у входа, выхода, у кафе, в зале.

– Вон там, – официантка указала рукой на проход в соседний зал. – Пройдешь, а там увидишь сама.

– Спасибо, – сказала Натали и, пройдя в указанном направлении, наткнулась на пост милиции.

Она робко постучалась в дверь, затем чуть сильнее и, услышав из-за двери смех, открыла ее.

– Ну, смотри, какая красотуля к тебе идет, – сказал один милиционер другому и, присмотревшись к Натали, заметил. – Ух, а тебя неплохо разукрасили.

– Куда уж лучше, – буркнула Натали.

– Ну, садись, рассказывай, кто тебя и за что, – произнес, поднимаясь из полу лежачего положения второй милиционер.

Через десять минут они уже знали в общих чертах историю Натали, как погибли ее родители, как опекуном стали дядя и тетя, как они увезли ее в Америку, что приключилось далее, как дядя пытался ее изнасиловать, ударил, как Натали сбежала и на какие деньги.

– Ну, то, что тебя он пытался изнасиловать – это не факт, – сказал веселый милиционер, тот самый, что назвал Натали красотулей.

– Почему не факт?

– Потому что, девочка, если бы он тебя изнасиловал, то мы бы так и написали, и это можно было бы подтвердить.

– Да, – добавил второй милиционер. – Мало ли что тебе там померещилось.

– Не померещилось мне, – смутилась Натали. – Вам самим бы такое померещилось!

– Ну, ну, давай без этого, – более общительным оказался веселый милиционер, его напарник предпочитал молча слушать. – Без подробностей.

Натали притихла.

– Так что мне делать?

– В смысле?

– А если он прилетит сейчас за мной и заберет меня обратно?

– А вроде смышленая такая, из Америки сбежала, – милиционер сунул ей лист бумаги и ручку. – Заявление пиши, вот тебе образец.

– И что писать?

– Что, что, – милиционер первый раз за всю беседу выругался. – Про избиение пиши. Напишешь, снимем побои, и гуляй, дадим ход делу. Только ты понимаешь, что тебе нужно будет выбирать – тебе восемнадцати-то нет.

О чем он говорит, Натали не поняла. Милиционер снова выругался и объяснил подробно и доходчиво.

– Ты, – начал он, – несовершеннолетняя. Твои опекуны в Америке. Допустим, их лишают права опеки. Но ты отправишься в детдом. Тут уж либо одно, либо другое.

Тогда я осознала, что меня ждет. Но лучше уж так, чем возвращаться туда, к дяде и жить страхом. Если он такое делал со мной, то сделал бы это и в дальнейшем. Я особо не раздумывала. Хотя в детдом мне тоже не хотелось. Но что-то внутри подсказывало мне, что я все делаю правильно. Может, это был он, тот, кто всегда со мной.

Натали пододвинула к себе лист бумаги и принялась писать. Она всегда была краткой, но точной. Про попытку изнасилования она упоминать не стала, мысленно согласившись в этом с милиционером, изложила лишь про избиение, про плохое к ней отношение, про невозможность полноценно учиться.

– Что-то много ты понаписала, – милиционер покачал головой.

– Переписать? – спросила Натали.

– Нет, нет, зачем, сойдет. Кстати, где ты живешь?

Натали назвала адрес.

– И сейчас едешь туда?

– Не сбежишь?

– Куда? – Натали посмотрела на милиционера в упор.

– А кто тебя знает, познакомишься с каким-нибудь парнем, да пустишься во все тяжкие, или с друзьями, или уедешь куда-нибудь…

– Ага, в Америку, к родственничкам, – оборвала его Натали. – Никуда я не денусь.

– Ладно, поверим тебе, но смотри, если по адресу тебя не найдут, то будут неприятности и тебе, и нам. Присмотреть за тобой есть кому?

– Есть, соседка.

– Понятно, – сказал милиционер, а сам посмотрел на Натали крайне недоверчиво. – Сейчас вызовем тебе скорую, съездишь в больницу, снимешь побои, лягушка-путешественница.

– А дядя?

– Не бойся его, заявление твое у нас, возьмем на заметку, – милиционер снова посмотрел на Натали, – хотя, если вдруг чего, то вызывай милицию и объясняй ситуацию.

Милиционеры еще долго обсуждали эту историю после того, как за Натали приехала скорая и она, вопреки правилам, упросила везти ее на переднем сидении, а не там, где обычно возят больных. Понимая, что сопротивляться напору этой молодой особы бесполезно, или приняв ее за дебоширку, врач сдался, и медсестра нехотя перебралась в салон.

Натали отпустили из больницы после осмотра примерно через полтора часа. Она вышла на Ленинском и медленно зашагала по направлению к Московскому проспекту. Натали еле наскребла денег на метро. Менять доллары не хотелось, да она была настолько уставшей и измученной, что было просто не до этого. Сидя в вагоне, Натали рассматривала людей вокруг себя. На каждой станции люди выходили и входили. Ни надменных типов, ни латиноамериканцев с зубочистками во рту, ни вечно недовольного и готового в любую минуту взорваться дяди Рудольфа, ни его жены, которую заботили только деньги и вращение в высшем, как ей казалось, обществе.

Доехав до своей станции, Натали поднялась и пошла пешком, как делала это прежде много раз одна или с родителями. Знакомые дома, загруженное машинами шоссе, деревья, ларьки, парк, спуск к озеру. Даже урны были те же – каменные, серые, с отбитыми краями. Вокруг ничего не изменилось, зато изменилась Натали. Уезжала испуганная девочка, оплакивающая родителей и брата, а приехала и направлялась сейчас в сторону дома, где совсем недавно жила, симпатичная девушка с грустными глазами, добрая, почти уверенная в своих силах и пытающаяся вопреки всему обустроить свое счастье.

А вот и дом. Натали свернула к соседке, прошла к ее дому и постучала в окно. Тамара Львовна выглянула, приоткрыв занавеску. Увидев Натали, она всплеснула руками и побежала открывать дверь.

– Натали, девочка моя! – радовалась Тамара Львовна. – Ты приехала с дядей? Ой, что это с тобой?

– Тамара Львовна, у вас ключи от нашего дома? – Натали как будто бы не замечала радости соседки, которая знала ее с детства. – Дайте их, пожалуйста.

– Ой, а что это с тобой, – соседка стала серьезнее, отогнула капюшон Натали. – Кто это тебя так?

– Долгая история.

– Пока не расскажешь, ключи не дам, или дяде сейчас позвоню, – строго сказала Тамара Львовна. – Хочешь?

– Вот только дяди здесь точно не хватало!

– Почему? Вы с ним поссорились? Он же тебе лучшего желает, в Америку тебя увез…

– И что, Тамара Львовна? Что вы все повторяете про эту Америку? Вы ничего не знаете о моем дяде.

– Так, Натали, или ты мне говоришь, что случилось, или я звоню дяде, – подытожила соседка.

– Это дядя, – наконец произнесла Натали. – Ну, дайте ключи.

2

Натали открыла один замок, потом повернула ключ в другом, но долго не решалась войти. Ей очень хотелось, чтобы дверь вдруг открыла мама и заворчала на нее за то, что она опять натоптала на крыльце. Или выбежал Володя похвастаться новой машинкой. Или папа через весь дом крикнул бы:

– Натали, это ты?

– А кто же еще, – ответила бы Натали. – Как работается?

– Отлично, милая, просто отлично, – раздался бы его веселый голос. – Приходи оценить мой вернисаж.

И все было бы как прежде, счастливо, размеренно, и даже дядя Рудольф своими появлениями не смог бы ничего испортить в этой идиллии.

Она потянула на себя дверь, та со скрипом открылась. Внутри было темно и совершенно безжизненно. Натали прошла по коридору, заглянула в комнаты. Никого. На каждый шаг, сделанный Натали, из разных углов дома возвращалось едва уловимое эхо.

– Мама, – прошептала она. – Мамочка.

Эхо снова ответило. Натали побежала на кухню, затем зашла в свою комнату, в комнату родителей. Без сомнения, это был тот самый дом. Фотографии и картины на стенах, мебель, скатерти, люстра – все было знакомо с детства с той лишь разницей, что сейчас было украшено заметным слоем пыли. Но в этом доме находиться Натали было как-то тяжело, было не по себе. На нее снова нахлынули воспоминания, а увидев в вазе на шкафу стоявшие там засушенные цветы, Натали заплакала. Она так не плакала ни во время ссор с тетей, ни когда дядя Рудольф пытался изнасиловать ее, а потом ударил – скорее тогда были слезы обиды. Стоя одна в пустом доме, облокотившись на дверь, Натали плакала искренне, как плачут тогда, когда понимают свою неспособность что-то изменить и чувствуют от этого безумную боль, несопоставимую по силе с болью физической.

Натали вытерла слезы рукавом и прошла на кухню. На обеденном столе лежала связка ключей. Это были старые ключи от замков, которых давным-давно уже не существовало, которыми запирали двери пятьдесят или даже сто лет назад. Обычно они лежали в ящике буфета вместе с инструментами, крышками для банок и прочими вещами. Очевидно, что дядя Рудольф, осматривавший внимательно все шкафы в доме в поисках денег и ценностей, надеялся, что сможет ими отпереть некую дверцу, за которой скрываются несметные богатства.

Она усмехнулась. Как странно, дядя Рудольф утверждает, что у него успешный бизнес, а сам он всегда, сколько Натали себя помнила, остро нуждался в деньгах, причем в больших.

– Глупо, – подумала про себя Натали и усмехнулась тому, что это не стало для нее очевидным раньше, еще до отъезда из России. – Да нет у него толком никакого бизнеса, обычный посредник в сделках с контрабандой.

Натали вертела в руках связку с ключами и ясно услышала шаги позади себя.

– Натали, – послышался голос соседки. – Ты здесь?

От неожиданности Натали выронила связку с ключами, и она с грохотом упала обратно на стол.

– Солнышко, тебе не нужно приходить сюда, и жить здесь одной я тебе не позволю, – Тамара Львовна была настроена решительно. – Мало ли что.

– Что? Мне уже теперь ничего не страшно!

– Да не дело это, – соседка взглянула на фотографии, висевшие на стене. – Тебе здесь все напоминает…

– А я не хочу забывать, – почти крикнула Натали. – Не хочу!

Дом ответил Натали грозным эхом. Вроде бы вся мебель, шторы, ковры были на месте, и никогда раньше эха не было. Но теперь при каждом шорохе, скрипе или громко сказанном слове это наполняло дом, словно подчеркивая его пустоту. Натали вспомнила слово, которое любил повторять ее отец – недосказанность.

– Здесь не хватает недосказанности, – сказал он как-то, рассматривая рисунки маленькой дочери.

– Почему, папа? – отвечала Натали. – Я же так старалась, так долго рисовала и небо, и дерево!

– Я же сказал тебе, дорогая, что здесь не хватает недосказанности, – улыбался отец. – Рисунок хороший, но…

– Пап, а что такое недосказанность?

– Ну, как бы это тебе так объяснить, – Сергей задумался. – Понимаешь, когда ты смотришь на картину, тебе должно казаться, что ты являешься частью того, что уже нарисовано, и мысленно дорисовываешь еще какие-то детали.

– А какие детали можно дорисовать на моем рисунке? – удивилась Натали.

– В том-то и дело, что никакие, – улыбнулся Сергей. – Видно, что ты старалась, но одного старания здесь недостаточно. Ты должна стараться не точно нарисовать дерево, а в рисунке показать свое отношение к нему, те чувства и размышления, которые оно у тебя рождает.

– А если дерево не вызывает у меня никаких чувств? – спросила Натали. – Дерево и дерево.

– Вот когда будет вызывать, тогда ты и станешь настоящим художником…

Этот разговор происходил прямо здесь, за кухонным столом, где Натали любила раскладывать карандаши или краски и раскрывать альбом. Стол был большой, тяжелый, на него маленькая Натали могла опираться, не боясь упасть.

– Вижу, тебе грустно, – сказала Тамара Львовна. – Идем, поживешь у меня в свободной комнате. Здесь тебе явно нельзя оставаться.

Они вдвоем вышли, закрыли дверь, направились по дорожке к соседнему дому. Натали все время оборачивалась. Последние капли веры в то, что родители и брат дома или с минуты на минуту вернутся, испарялись окончательно. Больше Натали ни разу не войдет в этот дом, с которым у нее были связаны самые светлые воспоминания жизни.

Я бы многое отдала за то, чтобы вернуться в тот день, когда моя жизнь навсегда изменилась. Так я думала сначала. Но потом я поняла, что вряд ли что смогла бы изменить. Когда я сбежала от дяди и вернулась в Россию, мне захотелось поскорее вернуться к музыке. Музыка могла бы изменить мою жизнь сейчас. Это постепенно начало заботить меня больше, чем попытки найти ответы на вечные вопросы.

Тамаре Львовне Натали рассказала все как есть. Та слушала и тихонько подкладывала Натали в тарелку еще риса и салата. Натали не ела нормальную еду более двух дней, если не считать гамбургеров, кофе и более чем скромного обеда и чашки чая в самолете. После еды ей безумно захотелось спать, и она удобно устроилась на старом диване в проходной комнате.

Натали снилось, что ее за руку держит красивый парень, и вместе они идут по той самой поляне, где она когда-то с мамой собирала цветы.

– Я рад, что смог тебе помочь, Натали.

– Спасибо тебе. А как это у тебя получилось?

– Знаешь, когда ты любишь по-настоящему, то получается все, к чему ты стремишься.

– И ты стремился мне помочь?

– Нет, стремилась ты. И помогала мне, чтобы я помог тебе, – парень засмеялся, за ним засмеялась и Натали.

– Я что-то должна тебе за помощь?

– Нет, ты уже все отдала. Хотя нет, есть одна просьба.

– Какая?

– Давай, не будем расставаться. Кроме тебя у меня никого нет, и у тебя тоже кроме меня никого. Ведь так?

– Так. Тогда ты всегда со мной, а я всегда с тобой?

– Договорились, – сказал он и поцеловал Натали. От неожиданности она вскрикнула и проснулась, не сразу сообразив, где она находится и сколько времени проспала.

В соседней комнате горел свет. Натали встала и медленно направилась туда. Тамара Львовна сидела в кресле и смотрела телевизор.

– Проснулась? – улыбнулась она. – Ты проспала почти сутки.

– Как сутки?

– Да вот так. Устала там, потом в дороге, потом здесь. Я не хотела тебя будить. Кстати, к тебе приходили.

– Кто?

– Он зайдет завтра с утра. Милиционер, который вел твое дело, когда Рудольф оформлял опеку. Помнишь его?

– Помню, – сказала Натали.

Натали впервые за последние месяцы ощутила неторопливость жизни, которая была присуща и ее семье. Тамара Львовна жила в доме одна, лишь иногда ее приезжал навестить сын, который женился и переехал куда-то за город. Там, в Америке, Натали чувствовала себя чужой и ненужной. Ей был противен сам образ жизни дяди и тети, их нападки друг на друга и на нее, крики, ложь, угрозы. Теперь и это осталось в прошлом.

Майор Волков, как и обещал, заглянул на следующее утро. Он был в курсе всей истории и уточнил лишь некоторые обстоятельства, а также взглянул на справку, которую Натали дали в больнице. Милиционер сказал Натали, что все будет хорошо, что ее случай далеко не первый, что он ускорит оформление документов насколько это возможно.

Три недели Натали прожила у соседки. Тамара Львовна была образованной и начитанной женщиной, в ее доме было старое пианино, и Натали радовала старушку своей игрой. Садясь за пианино, Натали чувствовала необычайный прилив сил. Забывалось то мрачное и тяжелое, что было позади и хотелось мечтать о чем-нибудь веселом.

Через три недели к ним снова зашел майор Волков сообщить, что дядя Рудольф и тетя Светлана лишены права опеки, и что Натали должна перебраться в детский дом. Она отнеслась к этому вполне спокойно, понимая, что восемнадцать ей исполнится совсем скоро, и тогда она уже примет решение о том, где будет жить.

На следующий день Тамара Львовна проводила Натали до детского дома, отдав на прощание ей две тысячи рублей.

– Возьми, – сказала она. – Эти деньги мне оставила твоя мама, тогда, уезжая, чтобы я позаботилась о тебе. Сейчас я отдаю их тебе. Думаю, самое время. Ну, не забывай, заходи. И если что-нибудь случится, тоже приходи. Береги себя.

Соседка обняла Натали и быстрым шагом удалилась. Натали стояла на пороге аккуратного кирпичного здания, обнесенного невысоким забором. Шел тяжелый для нее 2006-й год.

3

В детском доме Натали приняли довольно тепло, лишних вопросов не задавали. Ее же заботило то, чтобы дядя Рудольф больше не причинял ей боль. Но от него никаких вестей не было. В комнате, куда поселили Натали, было чисто, светло, стояли три кровати, три тумбочки и большой шкаф. Ее соседками оказались две девушки ее возраста. Одна жила с мамой, а потом мама умерла. У другой родители сильно пили и принимали наркотики и были лишены родительских прав. К новенькой они отнеслись по-дружески и старались помогать, особенно когда Натали только привыкала к жизни в детском доме.

– А здесь не так уж и страшно, как рассказывают, – решила Натали и не особенно комплексовала по поводу своего положения.

Натали устроили и в школу, в одиннадцатый выпускной класс. Оказалось, что даже несмотря на переезд в Америку, Натали мало что упустила в учебе. Поначалу ее, как и всех новеньких, недолюбливали и дразнили, учителя внимательно за ней следили. Натали относилась к этому философски, стараясь с юмором, но довольно жестко отвечать на все колкости. Постепенно отношения в классе нормализовались, и одноклассники Натали задевали все реже.

Не скажу, что в детском доме мне было просто. Но я верила в лучшее. Здесь я нашла друзей, было с кем поговорить. А с кем я могла поговорить там, в Америке? Появилась возможность заниматься музыкой, я не хотела это бросать. Я использовала любую возможность для того, чтобы научиться чему-то новому. И это всегда получалось. Наверное, кто-то, кто всегда рядом со мной, помогал мне в этом.

Комнаты были расположены в детском доме на двух этажах. Натали познакомилась уже почти со всеми ребятами, знала их истории. В чем-то все рассказы были похожи, это дополнительно способствовало тому, чтобы подружиться. Но дружить и просто общаться – совершенно разные вещи. Дружба скорее связана с общностью интересов, похожих взглядов и устремлений. Те, с кем дружила Натали до гибели родителей, почти все были заняты учебой, экзаменами и поступлением в институты. Со многими Натали просто потеряла связь, так как не жила там, где жила раньше с семьей.

Натали искала друзей, но что могло быть общего у нее с ее сверстниками. Ответ в отношении Натали очевиден: только музыка. И здесь снова приходится удивляться стечению обстоятельств, случавшимся в жизни Натали настолько часто, что трудно поверить в случайность этого. Однажды, проходя вечером по коридору, Натали услышала за дверью одной из комнат, как кто-то играет на гитаре. Многие в детском доме играли или пытались играть на гитаре, но это было нечто другое. Натали остановилась и стала слушать. Словно поняв, что за дверью кто-то есть, незнакомый Натали гитарист вдруг ударил по струнам и прижал их ладонью. Наступила тишина.

Натали набралась смелости и постучала.

– Войдите, – послышалось из-за двери.

Натали приоткрыла дверь и заглянула в комнату. На кровати у окна сидел, сложив ноги по-турецки, красивый темноволосый парень в темной футболке и джинсах. На его шее и руках были повязаны тесемки-ожерелья.

– Да ты заходи, не стесняйся, – бодро сказал он.

– Привет, – робко произнесла Натали. – Это ты играл?

– Ну, а кто же еще? – улыбался парень. – Вот я, вот гитара.

– А как тебя зовут?

– Николай. Коля. А тебя?

– Натали. А давно ты играешь?

– Давно. Хочешь, сыграю для тебя что-нибудь? Да ты не стесняйся, подойди поближе, послушай.

Коля играл медленную красивую мелодию. Его пальцы уверенно и быстро скользили по струнам, и в этот момент Натали ему искренне позавидовала. Вдруг Николай остановился.

– Эй, вспомнил, это же ты играла вчера на пианино в зале! Ты классно играешь!

– Спасибо, ты тоже. Вот бы мне так научиться!

– Да это просто, очень просто. Не сложнее, чем твое пианино. Хочешь, покажу?

– Хочу, – честно ответила Натали.

Коля привстал и вложил гитару в руки Натали.

– Вот здесь зажми, а потом переставишь вот сюда, – Николай водил ее пальцами по струнам. – А потом сюда. Поняла?

– Попробую, – неуверенно произнесла Натали.

– Да ладно тебе, – улыбался Николай, – пробуй!

Рука Натали скользнула по струнам, затем еще и еще. Как ни странно, это звучало вполне неплохо. Во всяком случае, Натали чувствовала себя довольно уверенно и взяла еще пару аккордов.

– А ты говоришь, что не умеешь, – удивленно сказал Николай.

– Не надо, я такого не говорила!

– Где училась играть на гитаре?

– Немного дома, немного в музыкальной школе, – призналась Натали. – А ты?

– В основном, сам, – Коля аккуратно забрал у Натали гитару. – Хочешь, будем вместе заниматься. Я тебя немного поучу, а потом вместе к преподавателю сходим.

Натали улыбалась, но почему-то замолчала.

– Да перестань, – Николай вдруг посмотрел в сторону двери, возвращались его соседи по комнате. – Ты вполне нормально играешь. Ладно, приходи завтра после школы. Хорошо?

– Хорошо. Только у меня нет гитары. Но я что-нибудь придумаю, – радостно ответила Натали.

– Ого, наш Николай девушек водит, – сказал вошедший в комнату парень в синей кепке. Натали видела его много раз, но не знала, что живет он именно в этой комнате, вместе с Николаем. С ним вошел и другой парень, Виталик, с которым Натали училась в одном классе.

– Мы не помешали? – явно издеваясь, спросил Виталик.

– Леха, отвали на фиг, – бросил ему Николай и, обращаясь к Натали, сказал. – Не забудь!

– Не забуду! – ответила Натали. – Пока!

Натали буквально выбежала из комнаты. Все, что было связано с музыкой, приводило ее в восторг. Она чувствовала, что нашла друга, единомышленника, с кем можно поговорить по душам. Николай произвел на нее впечатление своей игрой. Натали хоть и ходила всегда с удовольствием в музыкальную школу и закончила ее, но чувствовала, что играть только на пианино для нее уже не так интересно, как раньше. Ей хотелось большего, чего-то другого. Того, что помогло бы ей выразить то, что она чувствует. Натали казалось, что гитара для этого вполне подходит.

Все, о чем я писала, была история моей жизни. Сейчас я чувствую облегчение от того, что ее рассказала. Как будто груз упал с плеч. В детдоме ко мне относятся хорошо, с учебой тоже наладилось. Можно снова заниматься музыкой. Знакомство с Колей – первое радостное событие, произошедшее со мной за долгое время. Как и я, он живет музыкой, мечтает стать музыкантом. В чем-то сходятся даже наши музыкальные вкусы. И ему, и мне нравятся одни и те же песни, мы пробуем подбирать их на слух и играть. Странно, что мне раньше гитара вообще не нравилась.

На следующий день Натали сбежала с последнего урока, зашла в ближайший банк и обменяла пятьдесят долларов из еще остававшегося запаса. Кассирша в окошке долго крутила в руках купюру, потом вглядывалась в паспорт Натали. А она тем временем нервно переминалась с ноги на ногу. Ей было немного стыдно: с Колей они договорились встретиться сразу после школы, но, судя по всему, придется немного опоздать. Наконец заветные почти полторы тысячи были у нее. Плюс к этому две тысячи рублей, которые отдала ей Тамара Львовна.

В детдом Натали вернулась уже с гитарой. Коля явно дожидался ее, так как дверь в комнату была приоткрыта. Увидев гитару Натали, он присвистнул.

– Ну, неплохо, неплохо, очень даже неплохо.

– Продавец посоветовал, а денег у меня было в обрез, – оправдывалась Натали.

– Нет, я серьезно, очень неплохая гитара, – Коля внимательно разглядывал инструмент. – Попробуй сыграть что-нибудь.

Натали заиграла проигрыш из “Fields Of Gold” Стинга. Вернее, попыталась.

– Нет, Натали, играть ты вполне умеешь, не скромничай, – заметил Коля. – Сейчас я тебе подыграю, подожди.

– А вот еще, эту пели часто мои родители, – Натали вдруг замолчала, замерла и опустила глаза.

– Какую? – прервал молчание Коля.

Натали заиграла и тихо запела.

– Я спросил у ясеня…

– Где моя любимая, – подхватил Николай и тоже остановился.

– Пой, чего же ты?

– Я жду, когда запоешь ты, – улыбаясь, сказал Коля. – И заиграешь, а я подыграю.

– Нет, я так не играю, ты меня обещал учить, как нужно.

– Знаешь, мне тебя и учить особо нечему, – признался Коля. – Тебе не хватает практики. Когда играешь, постепенно тренируешься, что-то запоминаешь, что-то само приходит.

– Да ты разыгрываешь меня, – замялась Натали. – Я гитару в жизни брала несколько раз в руки, меня пытались учить играть. Но я больше на пианино.

– Значит, ты просто чувствуешь музыку, чувствуешь инструмент, в этом все дело.

– Слушай, хватит умничать, – улыбалась Натали. – Сыграй мне что-нибудь и спой, у тебя классный голос.

– Честно?

– Честно.

– Ну, раз честно, то слушай, пока эти идиоты не пришли, – Коля кивнул головой в сторону соседних кроватей. – В их присутствии я вообще не могу играть, спускаюсь вниз, в зал. А сейчас – слушай.

Натали узнала с первых аккордов «Перемен» Виктора Цоя. Голос Коли звучал уверенно, он играл, смотря не на гитару, а на Натали, улыбался.

– А еще что-нибудь? – спросила Натали, когда он допел.

– А аплодисменты?

Натали весело зааплодировала.

– Сыграй для меня что-нибудь серьезное, – Натали решила действовать более решительно и показать себя.

– Что, например?

– «К Элизе» Бетховена.

– Нет, это не по моей части, – Коля развел руками. – Да и как это, на гитаре?

– Идем в зал, там пианино, я тебе сыграю, – предложила Натали.

– Идем.

Она играла для него почти час, пока в дверь не заглянула дежурная и не показала на часы. Восемь вечера. Время пролетело для Натали и Николая совершенно незаметно. Всего за пару дней они сдружились и почти каждый вечер проводили вместе, играя на гитарах. Несколько раз они вместе ходили слушать уличные концерты, пару раз Коля брал Натали с собой на занятия к преподавателю. Натали с удивлением заметила, что преподаватель совершенно не знал нот, но играл абсолютно точно на слух. Когда она сказала об этом, Коля ответил, что ему плевать, что в нотах он разберется и сам, а вот технике игры нужно долго и упорно учиться.

Шли месяцы. Коля и Натали стали лучшими друзьями. Многие посмеивались над ними, но они старались этого просто не замечать. Музыка позволяла Николаю и Натали скрасить будни и забыть о прошлых неприятностях. Они делились друг с другом самыми сокровенными мыслями. Однажды Натали спросила Николая, о чем он мечтает.

– Не знаю, – замялся он. – А ты?

– Я первая спросила, так что отвечай, – настаивала Натали.

– Ты смеяться будешь…

– Не буду, честно, – успокаивала Натали.

– Я мечтаю стать музыкантом, может быть, даже знаменитым, – Коля заметно нервничал. – Может, собрать свою группу или писать песни и выступать сольно.

– И чего же тут смешного? – удивилась Натали. – Все замечательно.

– А ты о чем мечтаешь, – Николай приготовился услышать что-то действительно интересное и даже придвинулся поближе.

– А я мечтаю сделать счастливым самого близкого человека на свете, подарить ему свое тепло, свою любовь.

– И кто же он? – Коля покраснел.

– Расслабься, я его еще не встретила, – рассмеялась Натали. – А ты мой друг, самый-самый лучший друг.

– Ты серьезно?

– Абсолютно серьезно.

– Да, это хорошая мечта, – вздохнул Коля. – Да, ты тоже мой самый близкий друг, то есть подруга.

Общаясь с Колей, я поняла, почему окружающие шутили над ним. Девушки его совершенно не привлекали. Иначе бы и меня он попытался хотя бы поцеловать. Может, и вышло бы из этого что-нибудь, не знаю. Но мое отношение к Коле нисколько не изменилось. Мы разучили много песен и поем их по вечерам. Он помогает мне с физикой. Будет смешно, если мне влепят пару в полугодии. А я все мечтаю о настоящей любви и настоящем счастье. Не о таком, который в «Доме-2». Тот человек, которого я люблю, где-то рядом, я постоянно это ощущаю. Но ведь нужно не только ощущать, но и видеть. К этому я сейчас и стремлюсь.

4

В конце мая 2007 года Натали поняла, что Коля что-то замышляет. Его словно подменили. Сначала она подумала, что он влюбился. Только в кого? Наконец, он во всем признался сам.

– Знаешь, Натали, я узнал о том, что будет кастинг на новый «Конвейер славы», – почти шепотом сказал он, – я еду в Москву и хотел тебя попросить…

– О чем? – Натали, кажется, уже начала догадываться.

– Поехали со мной, а? – Коля умоляюще посмотрел на нее. – Подыграешь мне на гитаре, да и с тобой мне как-то спокойнее будет.

– Коль, ты же знаешь, что ты наверняка не победишь и не пройдешь, – сказала Натали.

– Знаю, – он покачал головой. – Но если сидеть и ничего не делать, даже не пытаться, то точно ничего не получится, и никто не обратит внимание. Так ты поедешь со мной?

– Разве у меня есть выбор?

– Нет, – тихо сказал Коля. – Я очень хочу, чтобы мы поехали вместе.

Натали внутренне понимала, что Коля прав, и она должна, просто обязана его поддержать. Ее, как и его, тянуло на сцену. Те импровизированные концерты, что они устраивали в детском доме, начинали надоедать. Действительно, что-то нужно было предпринимать. Натали к этому была совершенно готова. Ее волновали лишь детали.

– Хорошо, а школа?

– А что школа? Через неделю уже все, оценки выставят и гудбай, школа.

– А как отпросимся здесь?

– Да так и отпросимся, – возмутился Коля. – Что мы, крепостные что ли?

– Нам еще нет восемнадцати, с этим могут быть проблемы.

– Ой, умоляю тебя, – Коля был немного раздражен напоминанием о возрасте. – Когда мы тут пиво покупали, никто у меня даже паспорт не спросил.

– Одно дело пиво, другое поездка в Москву, – Натали задумалась. – А у тебя есть деньги на билет?

– За тот месяц перечислили, на билет найдется, да и тебе тоже должны были перечислить.

– А нам хватит?

– Едем на несколько дней, билет туда и обратно, – Коля задумался. – В пару тысяч можно уложиться. У меня там, в Москве, дальние родственники есть, хорошие люди, не откажут приютить нас на несколько дней.

– А ты знаешь, сколько мы там реально пробудем?

– Купим билет только туда, как все закончится, вернемся, – создавалось впечатление, что Коля хочет участвовать во многом из принципа. – Не пропадем.

И Натали, и Николай приложили все усилия для того, чтобы благополучно закончить школу. Было ясно, что с возникновением проблем в школе их поездка так и осталась бы в планах. Под честное слово их согласились отпустить в детском доме. Деньги на билет тоже нашлись.

Даже если бы я совсем не верила в Колин успех, я бы все равно его поддержала. Но у него есть то, чего нет у многих. Он действительно талантлив. Его талант проявляется в его непосредственности. Плюс он все схватывает на лету. Он не просто любит музыку, он ею живет. Рано или поздно он добьется успеха, я просто в этом уверена. Что до меня, то я тоже надеюсь связать свою жизнь с музыкой, возможно с классической. Колю почему-то это очень забавляет. Хотя в чем-то он прав.

1 июня 2007 года они приехали в Москву, остановились у родственников Коли. На следующий день с утра они были у телецентра, записались на кастинг, простояли целый день и ушли, а наутро снова стояли в очереди. Было жарко и солнечно. На площади перед телецентром собралась огромная толпа, желающих пройти кастинг. Еще бы: «Конвейер славы» показывают по Десятому каналу, а проникновение в телевизор означало то, что к тебе пришел успех вне зависимости от того, умеешь ты петь или нет. Натали видела многие выпуски предыдущих сезонов и искренне удивлялась тому, как туда проникали откровенно безголосые и бездарные персонажи. Неужели все они прошли кастинг? А если выбрали лучших, то каковы же были худшие?

Из разговоров в очереди у телецентра Натали и Коля узнали, что курировать предстоящий, седьмой сезон «Конвейера славы» будет Константин Гармадзе. Конечно, Натали слышала и раньше это имя.

Константин Гармадзе стал известен как успешный продюсер и автор песен. Начинал он в середине 1980-х в группе «Монолог», записал с ней пластинку, а затем стал продюсировать своего младшего брата, Валерия Гармадзе, сделавшего головокружительную карьеру в качестве сольного исполнителя. Константина Гармадзе ценили за его взвешенность и грамотность, отчасти за независимость и собственную точку зрения на происходящее в шоу-бизнесе и за его пределами. Именно Гармадзе несколько лет назад создал группу «Фуагра», которая благодаря запоминающимся песням, а также постоянно подогреваемым скандалам, связанным с перетасовками в составе, завоевала успех и активно гастролировала по России и Украине.

От выходивших с кастинга и не прошедших его, стало известно, что жюри, в которое входят, кроме Константина Гармадзе, еще скандальный певец Филипп Молотков, глава музыкальной дирекции Десятого канала Юрий Агуша и другие известные персонажи, сидит за столом в небольшом зале. Всем, кто проходит кастинг, выдают бумажки с текстами песен, выключают фонограмму и просят петь песни Гармадзе из репертуара группы «Фуагра». В один прекрасный момент, посредине куплета, фонограмму выключают и смотрят, кто как себя ведет. Говорили, что Гармадзе внимательно слушает, улыбается. А Филипп Молотков то кричит, даже обзывается, то не обращает на происходящее никакого внимания, пьет воду из бутылочки или разговаривает по телефону.

– Ты волнуешься? – спросила Натали.

– Да, – ответил Коля. – Смотри, сколько народу, мы с тобой триста…

– Триста пятнадцатые, – улыбнулась Натали. – А что изменит твое волнение?

– Да я понимаю, все понимаю, но там Гармадзе и другие, – оправдывался Коля. – Одно то, что я их увижу не по телевизору, а в жизни – меня смущает. Про песню я не особо волнуюсь, как спою, так и спою.

– Вот и правильно, – согласилась Натали. – Ты постой, я прогуляюсь, а то от жары мне уже не по себе.

Но погулять Натали так и не пришлось. Едва она отошла в сторону, объявили их номер, и вместе с другими ожидавшими в очереди Натали и Колю запустили за большие стеклянные двери. Натали осталась ждать, а Коля прошел вместе со всеми по коридору в зал.

Натали ждала около пяти минут. Она волновалась, сжимала в руках гитару Коли. Но внешне ничто не выдавало этого волнения. Неожиданно дверь в зал открылась, и вместе с соседями по очереди вышел и Коля. Натали сразу все поняла, еще до того, как Коля покачал головой и, молча, взял у нее из рук гитару и рюкзак.

– Пойдем, сядем где-нибудь, – спокойно предложил Коля. – Где-нибудь, где тихо.

– Ну, как? – спросила Натали, когда они устроились в углу коридора, отходящего от холла, недалеко от зала, где проходил кастинг. В холле по-прежнему была толпа народа, все кресла и скамейки, расставленные как на вокзале, были заняты.

– Спел, вроде бы нормально, но потом сказали, что все могут быть свободны, всем спасибо.

– Кто там был?

– Ну, Гармадзе, и эти, из прошлого сезона, забыл, – Коля пытался вспомнить имена.

– Забей, главное, что ты попробовал себя.

– Помнишь, с нами стояла девушка, такая, в белой майке?

– Да, – ответила Натали. – А что?

– Так вот, она пела действительно здорово! – признался Коля.

– И она прошла?

– Неа, – ответил Коля, делая глоток воды из бутылки. – Молотков и те, из прошлого сезона, махнули на нее рукой.

– А Гармадзе?

– Гармадзе посмотрел на них очень строго, серьезно так, – Коля на мгновение замолчал. – Знаешь, мне показалось, что Гармадзе с трудом заставляет себя там сидеть, он выглядит очень грустным.

– Ты же видел его всего несколько минут!

– Он был совсем рядом, я хорошо его рассмотрел, поверь.

– Что будем делать? – спросила, немного помолчав, Натали.

– Смотри, по-моему, там все уже закончилось на сегодня, – ответил Коля, как будто не слыша ее вопроса. – Да что, что… сейчас двинем к вокзалу, возьмем билеты на поезд, какие подешевле, на завтра или послезавтра.

Мне хотелось, чтобы Коля не особенно расстраивался. Не из-за чего. Это всего лишь кастинг, не последний в его жизни. Я верю в него, в то, что у него обязательно что-то получится. Но не сейчас. Думаю, он и сам это понимает, только мне не говорит.

Глава четвертая

1

Натали с Колей просидели в холле еще полчаса, молчали. Коля пытался наиграть что-то веселое на гитаре, но после двух или трех аккордов улыбнулся и привстал с пола.

– Пойдем, посмотрим телецентр, пока нас не выгнали, – предложил он. – Говорят, там буфет есть, может, недорогой…

– А у тебя есть деньги? – улыбаясь, спросила Натали.

– Нет, но все равно интересно, – Коля дернул ее за руку. – Идем!

Один коридор, другой. Снова вернулись в холл. Двери. Таблички. Кабинет охраны. Какая-то мастерская. Снова коридор. Бесчисленные двери, проходы на лестницы. Указатели, студии, телекомпании, офисы.

Навстречу им шли какие-то люди, некоторые двери были открыты. Внутри несколько помещений были разделены перегородками из оргстекла, за каждой из перегородок сидели люди, их столы были завалены какими-то папками и бумагами. Раздавались телефонные звонки то из-за одной двери, то из-за другой.

– Ты видел?

– Кого? – удивился Коля.

– Это же был Федоров! – почти шепотом произнесла Натали.

– Какой Федоров?

– А, проехали, – Натали махнула рукой.

Наконец, пройдя по еще одному коридору, Натали увидела табличку с надписью «Кафе».

– Ты хотел есть?

– Не знаю, – засомневался Коля. – Давай посмотрим, что там вообще.

Едва подойдя к кафе, они увидели то, что мгновенно заставило их забыть о голоде, о намерении сходить за билетами, погулять по Москве.

– Смотри, Натали, за столиком, – тихо сказал Коля, – это Гармадзе.

– Вижу, – Натали посмотрела на него. – Давай подойдем, возьмем автограф, а?

– Давай.

Константин Гармадзе один сидел за столиком. Перед ним стояла чашка. В руках он крутил мобильный телефон, изредка постукивал им, о чем-то думал, оглядываясь по сторонам и задерживая взгляд то на окне, то на соседних столиках. Натали и Костя привлекли его внимание почти сразу. В то время как Коля остановился в дверях, Натали быстро направилась к столику, где сидел Гармадзе.

– Константин, здравствуйте, – бодро обратилась к нему Натали. – А можно у вас попросить автограф?

– Конечно, – тихо ответил Гармадзе. Натали немного испугалась его голоса. Ей казалось, что такой известный человек не может говорить так просто, довольно тихо, по-доброму. Она протянула ему небольшой блокнот и авторучку. Наконец, подошел и Коля.

– Откуда вы, ребята? – спросил Гармадзе, возвращая блокнот и ручку.

– Из Петербурга, – ответила Натали.

– Приехали одни?

– Одни, – призналась Натали. – Да и у нас нет никого, мы из детдома отпросились на несколько дней, специально на кастинг.

– У вас есть минутка? – Гармадзе улыбнулся. – Вы присядьте. Значит, музыкой занимаетесь?

– Да, – садясь, произнесла Натали, а Коля утвердительно закачал головой. – Играем на гитаре поем, я музыкальную школу окончила.

– По какому классу?

– По классу фортепиано, – Натали посмотрела на Колю, который засмущался и предпочел не вмешиваться в разговор. – У меня мама хорошо играла, родители решили, что я должна заниматься этим профессионально.

– Я тоже с детства был приучен к музыке, – тихо произнес Гармадзе. – А как ты в детдоме оказалась?

– Это долгая история, – вздохнула Натали.

Она рассказывала Константину о гибели родителей, о дяде и тете, избиении, побеге, возвращении в Россию так, как будто перед ней был не знаменитый продюсер, а подруга из соседней комнаты в детдоме. В этот момент Натали и сама удивлялась, что нисколько не волнуется.

– Знаете, музыка мне помогла пережить самые непростые моменты моей жизни, – закончила свой рассказ Натали. – А иногда я даже немного сочиняю.

– Для души? – Гармадзе внимательно смотрел на нее.

– Да, для души, – призналась Натали. – Сыграю что-нибудь красивое, а потом придумываю, сочиняю и тут же играю, и легче становится.

– Ребят, вы не расстраивайтесь, что не прошли сегодня кастинг, – Константин слегка взгрустнул. – Вы же понимаете…

– Понимаем, – ответила Натали. – Вообще-то, кастинг проходил Коля, а я его поддерживаю.

– Вот как? – удивился Гармадзе. – А чего ты сама хочешь в жизни? О чем мечтаешь?

– Он, – Натали кивнула на Колю, сидевшего рядом, – мечтает стать профессиональным музыкантом. А я, я тоже мечтаю связать свою жизнь с музыкой. А еще сделать счастливым одного человека, самым-самым счастливым.

– Какого человека?

– Пока не знаю, он где-то рядом, – задумчиво ответила Натали. – Вот найду и обязательно приложу все усилия, чтобы было счастье.

– Интересно, – Гармадзе потер рукой нос. – Не все в твоем возрасте думают так…

– Не все, согласна, – перебила его Натали, – но я думаю именно так.

– Серьезная девушка, – улыбнулся и тихо сказал Гармадзе. – Прости, я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

– Наташа, но все зовут меня Натали.

– Хорошо, Натали, сейчас закончится вся эта суета с кастингами, и, может быть, мы еще раз поговорим, – Константин протянул визитку. – И давай, я где-то запишу твой телефон. Вы когда уезжаете?

– Планировали через несколько дней.

– Вот и отлично, – Константин снова улыбнулся. – До встречи, думаю, что послезавтра.

– До встречи, – Натали встала и слегка подтолкнула Колю к выходу. – Спасибо вам!

– Да не за что, – тихо сказал Гармадзе, когда Натали и Коля уже вышли. – Не за что.

Натали была вне себя от счастья. Конечно, это счастье не было счастьем в ее понимании. Это была скорее радость, которую испытывают от общения с кумиром, разговора с ним по душам. Колю тоже переполняли эмоции. Он был рад за Натали. Он думал о том, что поступил правильно, решившись вырваться в Москву на кастинг. Ехать стоило хотя бы ради этих нескольких минут общения с Константином, который теперь в сознании Николая был не зазнавшимся продюсером, беспринципным воротилой шоу-бизнеса, каким рисовала его пресса, а вполне обычным, понимающим человеком.

Константина всегда привлекали талантливые люди, двигавшиеся к успеху и славе, рассчитывая лишь на свои собственные силы. Засилье бездарей с тугими кошельками привело к краху многих продюсеров, искренне считавших, что пачка банкнот способна сделать человека популярным, поможет завоевать признание и, тем более, добавить таланта.

Даже после знакомства с Константином мне казалось, что эта встреча произошла не просто так. Обычно я волнуюсь, не знаю, что спросить. А здесь как-то само все получилось. Значит, он был рядом со мной, поддерживал меня. Когда же мы встретимся с тобой? Когда я смогу увидеть тебя и отблагодарить за все, что ты для меня делаешь? Наверное, ты красивый. Хотя, не наверное, а точно. Тот, кто дарит мне уверенность в себе и тепло, кто не дает мне пройти мимо моего шанса в жизни, не может быть некрасивым.

Вторая встреча состоялась через несколько дней по окончании кастингов. Константин для себя все обдумал. Он старался доверять людям и верить тем, кто этого заслуживает. Натали тоже все для себя решила. Внутренне она была готова к действию, к тому, что это ее шанс. Только вот что требуется от нее? О чем говорить с Константином? Злоупотреблять его расположением Натали принципиально не хотела. Это было не в ее правилах.

Снова за столиком сидели трое: Константин, Натали и Николай. Коля молчал, стараясь не вмешиваться в происходящее.

– Натали, поговорить с тобой я хотел вот о чем, – спокойно начал Константин. – Мне нужен музыкант, хороший музыкант для работы в студии.

Натали насторожилась. От неожиданности ей показалось, что она ослышалась, но через мгновение поняла, что все это действительно происходит с ней, наяву.

– Что ты скажешь, если я предложу тебе работу? – спросил Константин.

– Я согласна, – выдавила из себя Натали.

– Ты готова ездить в Москву и Киев? Естественно, дорога и проживание тебе будут обеспечены.

– Готова, почему бы и нет?

– Но учти, – Константин стал немного строже. – Работать придется довольно много, работа тяжелая, монотонная. Но и оплата этой работы тоже неплохая.

– Знаете, мне хочется работать, хочется связать свою жизнь с музыкой, – Натали пыталась взять себя в руки. – И я постараюсь оправдать ваше доверие.

– То есть ты согласна, и я могу рассчитывать на тебя? – спросил Константин и задумался. – Так?

– Можете рассчитывать, – ответила Натали. – А когда приступать?

– В августе, когда начнется «Конвейер славы», – Константин посмотрел на Колю. – Постарайтесь к тому времени отдохнуть, уладить дела в Питере, чтобы ты уже была свободна и могла работать в полную силу. Договорились?

– Договорились, – бодро ответила Натали.

Константин пожал руки Натали и Николаю, и они распрощались.

– Натали, ты же зазнаешься, – подкалывал Коля, когда они гуляли по Москве и обсуждали все то, что произошло. – Зазвездишься!

– Коля, ну какая из меня звезда?

– Да самая настоящая! – Коля сложил руки так, как будто держит микрофон. – А я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу… Пой давай!

Они шли по набережной Москвы-реки и пели. Могло со стороны показаться, что идет влюбленная парочка, весьма неплохо поющая. Прохожие им улыбались, а они пели. Когда они допели, две старушки, сидевшие недалеко на скамейке, зааплодировали.

– Спасибо, спасибо, – громко сказал Коля и сделал небольшой поклон. – Познакомьтесь, вот восходящая звезда, ее зовут Натали!

– Прекрати! – смеялась Натали. – Кто из нас и может стать звездой, так это ты.

– Почему именно я?

– Потому что у тебя все есть для этого. И голос, и внешность, и манеры. И главное, что ты к этому стремишься.

– Как будто ты не стремишься, – удивился Коля.

– Я? – Натали снова засмеялась. – Я не хочу этого и не стремлюсь к этому. Ты же знаешь, я просто хочу быть счастлива, и чтобы был счастлив мой любимый человек. Вот и все. А ты придумываешь, рассказываешь тут про меня.

– Ничего я не рассказываю и не придумываю, так все и есть, – возмутился Коля. – Хочешь мороженого?

– Хочу!

Они ели мороженое и долго смотрели вслед плывущим по Москве-реке теплоходам. Им казалось, но они боялись в этом признаться друг другу, что их жизнь – это тоже река, и на ее протяжении наконец-то закончились омуты и пороги. Оставалось только плыть по течению и никуда не сворачивать. Натали и Коля пообещали помогать друг другу, хранить дружбу и если нужно, не отказывать друг другу в помощи.

2

Ночью накануне отъезда из Москвы Натали снился сон. Снились родители и брат. Снилось, как все вместе они ужинают, а после ужина Натали устраивает маленький концерт и садится за пианино. Она играет – и ей идеально даются даже сложные вещи. Мама качает головой, а папа сидит, слегка прикрыв глаза. Даже маленький Володя молчит и слушает.

– Девочка моя, как ты выросла, – говорит мама. – Какая ты стала большая, вот уже и школу закончила.

– Мама, откуда ты знаешь? – спросила Натали.

– Натали, мы всегда с тобой, что бы ни случилось.

– Мы твои самые верные поклонники, – добавляет папа.

– А скоро и я тоже буду играть, как ты, – произносит Володя и только тут Натали понимает, что таким большим она его не видела никогда, он чем-то ей напоминал Колю.

– Не бойся, у тебя все должно получиться, особенно… – начала говорить мама и в этот момент Натали проснулась. Рядом стоял Коля.

– Доброе утро, Натали! С кем это ты там разговариваешь?

– Снилось мне, – Натали посмотрела на часы. – А, уже девять.

– Ага, – Коля жевал бутерброд с сыром. – Не хотел тебя будить. Давай завтракать, нам надо собираться.

Натали встала и взглянула на два рюкзака и гитару, стоявшие в углу комнаты.

– Чего тут собирать, – сказала она. – Мы с тобой, к счастью, не настолько обросли вещами, чтобы собираться долго. Я из Америки сбежала, кстати, с этим самым рюкзаком.

– Теперь сбежишь и из Москвы.

– Шути, шути. Все равно я вернусь сюда еще и очень скоро.

– Это твой шанс, Натали, а я буду дальше искать себя, – сказал Коля. – Только пообещай, если вам нужен будет еще музыкант или певец, ты не забудешь обо мне.

– Да как о тебе забыть-то? – засмеялась Натали и бросила в Колю подушкой.

По дороге из Москвы в Петербург Натали и Николай молчали. Каждый думал о своем. Они лишь договорились, что не будут распространяться в детдоме по поводу Константина и его предложения, только постараются попросить разрешения для Натали на какое-то время уезжать для работы. Она окончила школу, и по большому счету с детским домом ее мало что связывало. По-настоящему сдружиться у нее получилось только с Колей, которого, в свою очередь, многие в детдоме, даже соседи по комнате, считали странным и старались обходить стороной.

Они нашли друг друга. Цепь событий была хоть и трагичной, но довольно интересной. Натали рассуждала, что если бы не погибли родители и брат, она не оказалась бы у дяди в Америке. Не избей ее дядя, она бы не сбежала обратно и не оказалась бы в детдоме. Не окажись она в детдоме, не произошло бы знакомства с Колей. Если бы она не познакомилась с Колей и не подружилась с ним, то он не взял бы ее в Москву. Не приехала бы она в Москву с Колей, то, само собой, ни о какой встрече с Константином даже не могла идти речь.

Мысль о том, что меня заметил Константин, что мне предстоит с ним работать, не дает мне покоя. Я безумно счастлива, что случайная встреча подарила мне такую возможность. Это огромная ответственность. Ведь если я оплошаю, то подведу и его. Он на меня так смотрел, как будто никакого подвоха от меня не ждет. И не дождется! Я немного переживаю за Колю. Может, он ждал, что его тоже пригласят. Конечно, ждал, только не подал вида. Настоящий друг.

До начала нового этапа в ее жизни оставались считанные дни. Натали хорошо понимала, что это ее шанс, что упустить его значило, возможно, никогда не оказаться при обстоятельствах, предоставляющих что-то подобное. Натали впервые за то время, что прошло с момента ее побега из Америки, старалась немного побыть одна. Она вспоминала родителей, свое детство, представляла, что сказала бы сейчас ей мама, что посоветовал бы отец.

– Не спеши, – мама наблюдала за тем, как Натали рисует. – Никто за тобой не гонится!

– Но я хочу закончить побыстрее, мама.

– Зачем?

– Не знаю, мам, – Натали удивленно смотрела на нее. – Когда папа рисует, он говорит, чтобы ему не мешали, чтобы получилось как можно быстрее.

– Папа совсем другое имеет в виду, – Анастасия улыбалась. – Он просит не отрывать его, не отвлекать от самого рисования, а так-то рисует он довольно долго. Ты же видела?

– Видела, – отвечала Натали. – Но все равно он рисует гораздо быстрее, чем я.

– Ого, так у вас еще и соревнование?

– Нет, нет у нас никакого соревнования, – Натали обиделась. – Просто, зачем рисовать долго? Так можно и устать от одного рисунка.

– Все не так, дорогая, – мама рассматривала рисунки Натали. – Понимаешь, нужно уметь получать удовольствие от того, что ты делаешь, тебе должно быть приятно, комфортно, ты должна при этом отвлекаться от всего остального и думать о хорошем.

– А если не получается?

– Должно получиться, – Анастасия задержала взгляд на одном из рисунков. – Вот здесь ты явно куда-то спешила. Смотри, как плохо прорисовано небо.

Действительно, на рисунке были изображены деревья, маленький домик вдали, причем изображены очень неплохо. А там, где начиналась линия горизонта, были видны штрихи более темной краски, а небо и вовсе было намечено лишь штрихами.

– Да, небо я уже тогда не успела дорисовать, – призналась Натали.

– Жаль, был бы отличный рисунок.

– Но я дорисую потом!

– Но ведь потом ты уже не будешь помнить, что ты чувствовала, когда ты рисовала, что ты хотела сказать своей картиной, – спокойно говорила мама.

– А если я вспомню?

– Вряд ли, – Анастасия продолжала рассматривать рисунки, лежавшие в папке на кухонном столе. – Понимаешь, твои ощущения и мысли существуют здесь и сейчас.

– Прямо сейчас? – удивленно спросила Натали.

– Да, представь себе, – мама отложила папку. – Знаешь, даже многие писатели, не только художники, ездят за впечатлениями. У них с собой обычно есть блокнот, и они в него записывают свои мысли, делают зарисовки.

– Писатели тоже рисуют?

– Не знаю, иногда, наверное, и рисуют, – улыбалась Анастасия. – Я о другом, о письменных зарисовках. Они стараются описать словами то, что видят, слышат или думают, и этими записями потом пользуются, когда пишут книги.

– Получается, мам, это такие этюды?

Натали немного успокоилась, взяла в руку кисть, и акварельными красками принялась дорисовывать большое ветвистое дерево, висящее над обрывом.

– Да, что-то вроде, – ответила мама. – Вот где ты видела это дерево?

– Мы с папой ездили в Гатчину на прошлой неделе, ты же помнишь, мы долго собирались туда поехать.

– Помню. И ты сейчас рисуешь по памяти?

– Да, я очень хорошо запомнила это дерево.

– Хорошо, молодец, – похвалила мама. – А вот если бы тебе пришлось запомнить десять или двадцать таких деревьев, и не было ни фотоаппарата, ни карандаша с бумагой, что бы ты делала?

– Наверное, приехала бы домой и стала бы рисовать, пока не забыла, – ответила Натали, продолжая рисовать.

– Вот видишь, ты уже понимаешь, что рисовать нужно в тот момент, когда ты помнишь, как выглядит в жизни то, что ты рисуешь, – Анастасии нужно было готовить ужин и приниматься за домашние дела, и она договаривала уже на ходу. – Никогда не полагайся на память, старайся рисовать быстро, но при этом получать удовольствие от работы, от того, что ты делаешь. Когда вырастешь, ты поймешь это.

– Я уже большая, мама, – ответила ей Натали, – и все поняла.

Конечно, Натали в тот момент не понимала ничего. В восемь лет человек еще не способен отдавать себе отчет в том, что жизнь слишком коротка, чтобы без оглядки спешить, мчаться куда-то, не доставляя радости ни себе, ни окружающим. Когда Натали думала о родителях, она пыталась уловить в своих воспоминаниях то, чего нет на фотографиях. Ей казалось, что она начинает забывать их голос, забывать то необъяснимое спокойствие, которое было им присуще.

Наслушавшись разных историй в детском доме, Натали поняла, насколько ей повезло с родителями. Ее никогда не ругали и тем более не били. Довольно часто родители повышали на нее голос, впрочем, как и друг на друга, но делали это не со зла, а желая более доходчиво и быстро что-то объяснить. Родители давали ей карманные деньги, разрешали ходить к подругам, приглашать кого-то домой. Поддерживая тех, кто нуждался в помощи, Анастасия и Сергей приучали к этому и своих детей. Конечно, к мольбам пьянчужки с соседней улицы «подкинуть на топливо» они относились с презрением, даже отвращением, но старались при этом не обидеть человека. Но когда кому-то из знакомых или друзей требовалась помощь, они действовали решительно, хладнокровно, делая все, что от них зависело, и никогда не требовали ничего взамен. Только однажды мамин коллега по работе помогал им делать ремонт в доме в счет тех денег, которые родители Натали дали ему на лечение жены.

Помня об отношении людей к своим родителям, Натали тоже пообещала себе стараться помогать тем, кто нуждается в ее помощи. Строя планы на будущее, она решила, что должна будет позаботиться и о Коле, сделать все возможное, чтобы его мечта стать музыкантом сбылась.

– Как мало ему нужно для счастья, – подумала как-то Натали. – Не то, что многим другим. Он ведь пытается всего добиться сам, как и я.

Натали часто ходила гулять по городу и слушать музыку. В ее плеере звучали Стинг, Элтон Джон, Queen. Особенно Натали прислушивалась к Evanescence и Nightwish. Ее привлекало необычное звучание, в котором она пыталась уловить что-то от классической музыки. Часто она прислушивалась, отматывала трек назад, прибавляла громкости и искренне, и даже по-детски радовалась, когда понимала, что тот или иной фрагмент заимствован у Баха или Шостаковича, а в другом есть что-то от «Польки» Альфреда Шнитке.

Я чувствую, что ты где-то рядом. Может, идешь рядом со мной по улице. А я и не догадываюсь. Подпеваю и не догадываюсь. А ты наблюдаешь со стороны, любуешься мной, но не решаешься подойти. Если бы я тебя хотя бы заметила. Позволь мне на тебя посмотреть хоть один раз, пожалуйста. Мне интересно, таким ли я тебя представляла.

В отличие от многих ее друзей по музыкальной школы и по детскому дому, Натали искренне считала, что классика и рок, поп-музыка и то, что принято относить к авангарду, нисколько не противоречат друг другу. Даже напротив, удачно друга дополняют – по крайней мере, в ее плеере.

Совместить на первый взгляд несовместимое и получить отличный, греющий слух результат мысленно пыталась Натали, думая о том, какая работа ей предстоит.

– Только бы оправдать доверие Константина, – думала она. – Только бы не получилась так, что он понадеялся на меня, а я его подведу. Кем буду я тогда? Не совсем хорошей девочкой, это точно!

Не могла подвести Натали и другого человека. Она стала ловить себя на мысли, что присматривается к прохожим, к людям в метро и автобусе. Даже стоя у кассы в магазине, она внимательно рассматривала окружающих.

– Чего смотришь? – спросил у Натали парень в спортивном костюме, стоявший рядом с большой корзиной, набитой банками пива и батонами.

– Что вы сказали? – Натали вынула наушники от плеера и посмотрела на него удивленно, немного недоумевая.

– Ты чего на меня пялишься, – улыбался парень. – Что, нравлюсь?

– Уже и посмотреть нельзя? – отрезала Натали. – Там очередь…

Действительно, кассир ждала, когда парень выложит все на столик, и ему пришлось отвлечь свое внимание от Натали и расплатиться. У Натали была только бутылка воды и шоколадный батончик, она быстро рассчиталась и вышла из магазина, пока парень набивал пивом и закуской два больших пакета.

– Нет, явно не он, – смеялась про себя Натали. – Вечно я привлекаю всяких клоунов, а тот самый, кого ищу, почему-то стесняется. Похоже, придется действовать самой.

3

В начале августа 2007 года Натали уже была в Москве, работала на студии «Конвейера славы». Конечно, семнадцатилетней девушке было непросто в незнакомом месте, с незнакомыми людьми. Того же Константина Гармадзе Натали видела до приезда в Москву лишь дважды в жизни, да несколько раз говорила с ним по телефону. Пытаясь преодолеть свое смущение, следы какой-то необъяснимой неуверенности, Натали погружалась в работу, не думая больше ни о чем.

Многое пришлось осваивать на ходу. Натали, прекрасно разбиравшаяся в музыке, великолепно играющая на фортепиано и гитаре, процесс работы в студии представляла себе лишь отчасти. Еще более туманны были ее познания в области звукозаписи. Но тяга ко всему новому, желание совершенствоваться, стремление стать лучше и оправдать доверие Константина брали вверх.

– Натали, давай попробуем еще раз, – звукооператор говорил совершенно спокойно, но уже готов был выйти из себя.

– Давай, Сереж, давай, – ответила Натали. – Ты готов?

– Я-то готов, а ты, видимо, не совсем. Давай, соберись, надо уже доделывать все, сводить, а мы с тобой с этой партией копаемся.

Натали поправила наушники, кивнула головой, взяла аккорд, но сразу остановилась. Несмотря на свои способности, она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, как тогда, много лет назад на родительских посиделках впервые взявшей в руки гитару.

– Что опять? – Сергей молчал, лишь шевелил губами, но в его взгляде угадывалось негодование.

– Прости, неточно взяла аккорд. Я готова, пробуем снова.

И с восьмого раза у Натали все получилось. Она радовалась, как ребенок, сумевший развернуть намертво прилипшую к обертке конфету.

– Поздравляю, Натали, – Сергей был и сам рад. – Это первая твоя партия, таких будет еще много, так что будем надеяться, дальше ты будешь лажать меньше, и дело пойдет быстрее.

– А ты тоже сначала лажал?

– Конечно, с кем не бывает. Каждый поначалу осваивается.

– То есть я все делаю как надо?

– Как надо, – сказал Антон. – Только пока медленно, но ничего, все придет с опытом. Может, тебе Константин что-нибудь более подробно объяснит. Он это умеет.

В дверях стоял Константин.

– Интересно, очень интересно, – Константин улыбался. – Здесь говорят обо мне. Как ваши успехи? Насколько продвинулись?

Константин и Сергей обменялись рукопожатиями, и оба смотрели на Натали.

– Ничего, продвигается, – волнуясь, выдавила из себя Натали.

– Так, все так, – закивал, подтверждая, Сергей.

– Вот и отлично, – заключил Константин. – Вы работайте, а с тобой, Натали, у меня будет разговор, но уже вечером, после. Договорились?

Константин не дождался ответа Натали и вышел.

– Ну, давай работать дальше, – Сергей указал Натали на наушники. – На самом деле там немного осталось.

С Сергеем Константин работал много лет и научился за это время ему доверять. Хотя трудно представить, чтобы Гармадзе когда-либо не доверял тем, с кем сотрудничал. Он считал, что без доверия и понимания нельзя получить сколько-нибудь приемлемый результат, будь то новая песня, аранжировка, клип или подготовка концерта.

Натали видела это доверие к себе в каждой просьбе, в каждом слове Константина. Больше всего она боялась на первых порах потерять это самое из-за какой-нибудь помарки или незнания чего-либо. Константин это понял практически сразу.

– Ну что, вроде бы у тебя все получается?

– Пока не все. Пока работаю, еще и учусь многому, – призналась Натали, за несколько дней упорной работы довольно сильно уставшая, но не подававшая виду.

– Сергей тебя не обижает? – поинтересовался Константин. – Помогает?

– Помогает, – чуть испуганно ответила Натали. – Очень помогает, он настоящий профессионал, никогда еще такого не встречала.

– Еще бы! – усмехнулся Константин. – Он говорит, что ты молодец и очень стараешься.

– Правда? – спросила Натали.

Константин чуть улыбнулся, кивнул головой и о чем-то задумался. Натали смотрела на него, пытаясь уловить его мысли.

– Я вот о чем с тобой хотел поговорить. Работать ты можешь, в этом сомнений у меня не возникает. Но ты ни разу не спросила про то, сколько будешь получать.

– Меня это не очень сильно интересовало, – призналась Натали, – тем более дорогу вы мне, как и говорили, оплатили.

– Ясно, – сказал Константин – Ну, с деньгами я тебя не обижу, проблема здесь в другом. Тебе еще нет восемнадцати, и формально я не могу взять тебя на работу, вернее, могу, но с согласия опекунов.

– Но… – пыталась что-то сказать Натали.

– Говорю же, – Гармадзе продолжал, – В этом сложностей я не вижу, ты уже взрослая девочка. Сложность в самой оплате – пока ты несовершеннолетняя, есть проблема с оформлением тебе банковского счета, карточки. Наличными-то возить деньги, я надеюсь, ты не собираешься?

– Да мне и нужно-то немного, – тихо сказала Натали.

– Вот и я об этом. Знаешь, если ты мне доверяешь, я могу оформить счет на себя, а все реквизиты дать тебе. Будешь пользоваться себе спокойно, а потом что-нибудь придумаем. Хорошо?

Натали кивнула в ответ. Ее сердце бешено стучало, но она не подавала вида, что волнуется. Она всегда казалась веселой, внешне спокойной. Свои настоящие переживания она доверяла лишь дневнику.

– Только давай не распространяться об этом, – попросил Константин.

– Конечно, я понимаю, – ответила Натали.

«Конвейер славы» запустился, и Натали стала его винтиком, стержнем, штифтом – малозаметной на первый взгляд деталью, на которой держится очень многое. С 26 августа 2007 года в течение нескольких месяцев на Десятом канале выходила эпопея, в ходе которой начинающие артисты пробовали себя в настоящем шоу-бизнесе.

Натали работала упорно. Впервые она занималась чем-то настоящим. Это не были пустые разговоры о будущем и какие-то мечты – это будущее сейчас создавалось ее руками, а мечты реализовывались как нечто само собой разумеющееся.

Неделя упорного труда в студии – и, казалось бы, никто бы не стал отнимать у нее столь необходимый отдых. Но Натали доказывала, прежде всего, самой себе, что может гораздо больше. Вот она уже садится на рейс Москва-Киев, прокручивая в голове какую-нибудь мелодию и обдумывая ее возможную интерпретацию во время полета. А в Киеве – снова работа, снова в студии, где Константин реализовывал свои творческие замыслы.

А потом рейс Киев-Москва, и снова ее затягивал «Конвейер славы», где песни и продюсерские находки Константина находили вполне конкретное воплощение, определяя музыкальный путь начинающих артистов.

Все сейчас ровно так, как я всегда хотела. Здесь, на «Конвейере» такая атмосфера, что ты чувствуешь, что от тебя зависит слишком много, чтобы взять и подвести. О такой работе я и не могла мечтать. Вчера в перерыве сходила и купила себе классные очки. Давно такие хотела. Впервые в жизни я чего-то добилась, у меня есть деньги. Хотя не в деньгах счастье, конечно. Пишет Коля, спрашивает, как я тут, волнуется. А я думаю только о том, как оправдать доверие Константина, давшего мне шанс стать личностью.

Натали освоилась в студии довольно быстро. Прошло совсем немного времени – и она была уже не просто музыкантом, записывающим отдельные партии. Она шла дальше. Марк Грицман, группа «ВаУ», группа «Нам-Вам», Анастасия Забежко и другие, состоявшиеся благодаря наставлениям Константина артисты и коллективы, испытали на себе заботу Натали как звукорежиссера. Она сама себя ловила на мысли, что нянчится с ними, как с куклами в детстве.

– Натали, может, оставим так? – вкрадчиво, с улыбкой спросил Грицман после нескольких часов, проведенных в студии.

– Ну, ты же слышишь сам, что в начале не очень получается, и в конце ты так и не попадаешь, – спокойно ответила Натали.

– Нет предела совершенству, – пытался отшутиться Марк. – Там незаметно совсем, подтяни в редакторе.

– Так, ты мне тут зубы не заговаривай, – строго ответила Натали. – Надо сделать все на отлично. Ты же знаешь, Константин обязательно заметит все помарки. И не только он.

– Да, дорогая моя Натали, – произнес Марк, выждав небольшую паузу. – Ты права, сдаюсь, давай, пробуем еще.

Здесь, на «Конвейере», я продолжаю искать того, одного, единственного. Я всегда думаю о нем. О том, что смогла бы сделать его счастливым, если бы нашла. Пару раз я выходила в зал во время съемок. Массовка, народу очень много. Мне кажется, что ты где-то здесь, но упорно меня не хочешь видеть. Ну что же, для меня главное, что ты где-то есть, где-то совсем рядом.

Как-то вечером Натали позвонил Коля. Он скучал по ней, она по нему. После отъезда Натали в Москву Коле даже толком не с кем было поговорить.

– У тебя уставший голос, – заметил он. – Ты бы приехала, хотя бы на выходные.

– Коля, работы много, прости.

– Да не извиняйся, я понимаю. Работа-то нравится? Я по телевизору смотрю, думаю тебя там увидеть. Сергея-то показывают, вашего звукорежиссера.

– А я и не стремлюсь в телевизор, – ответила Натали. – Зачем? Я же не артист, в конце концов.

– Почему не артист? Ты вполне можешь…

– Не могу, – возразила Натали.

– Да все ты можешь. Ну, может, когда-нибудь потом.

– Посмотрим.

– По детдому скучаешь? – спросил Коля. – Тебя тут вспоминают.

– Да не успеваю соскучиться, Коль, – призналась Натали. – Ты же знаешь, я тебе писала, работаю здесь, а на выходные в Киев, готовить с Константином новый материал.

– Все-таки если будет возможность, то ты приезжай на денек, хорошо?

– Приезжай хоть на денек, если сердцем одинок, – пропела Натали. – Конечно приеду.

– Спой еще, а?

– При встрече спою, хорошо?

– Спокойной ночи, Натали.

– И тебе, Коль, спокойной ночи. Пока.

В редких снах, пробивавшихся сквозь новые впечатления и мысли о работе, Натали представляла, что нашла того, о ком мечтала последние пару лет. Она не видела его лица, только чувствовала тепло и слышала спокойный приятный голос. Вот они гуляют вместе, о чем-то разговаривают. Правда, каких-то конкретных деталей Натали запомнить отчего-то не получалось. «Наверное, я просто слишком спешу», – на мгновение просыпаясь, успокаивала себя Натали, а под утро идиллию практически стирал из памяти звон будильника.

И снова ее ждала работа в студии. Натали брала на себя все больше и больше: выступала как музыкант, звукорежиссер, пыталась что-то улучшишь, досочинить, много импровизировала. Конечно, Константин это замечал, искренне радуясь тому, что на его глазах происходит профессиональное становление будущей заметной персоны в музыкальной индустрии. Натали думала лишь о том, чтобы оправдать доверие к себе. Страх за то, что она чего-то не сможет или испортит, у нее постепенно проходил, но стремление отблагодарить Константина проявлялось во всем – в усердии, работе через силу, в тяге к самосовершенствованию.

– Ты сможешь? – спросил у нее Константин во время очередной летучки на «Конвейере славы». – И успеешь? Сроки-то тоже поджимают.

– Успею, – ответила Натали. – Если надо, то посижу ночь. Там немного изменить надо гитарную партию, и тогда песня зазвучит совершенно нормально.

– Но ты не аранжировщик, ты не обязана что-то менять, переделывать.

– Но так будет действительно лучше.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – Натали была невозмутима. – Не была бы уверена, не говорила бы.

– Тогда, – Константин медленно оглядел всех присутствующих и остановился на Натали. – Тогда действуй.

4

– Послушай-ка вот это, – Константин включил демо-запись.

Дело происходило на выходных в Киеве, дома у Константина, куда Натали приехала на выходные. Выходными такие дни назвать было сложно, потому что работать подчас приходилось даже больше, чем на «Конвейере славы» с его рутинностью, жестким графиком, связанным с записью телеверсии, с неопытностью начинающих артистов. Но именно здесь, в Киеве, в студии у Константина Натали не просто принимала участие в записи как музыкант. Она становилась свидетелем того, как рождалась песня, проходила весь тернистый путь от едва сформировавшегося мотива или пары запоминающихся строчек до законченного трека, звучащего с экрана и по радио.

– Нравится? – Константин ждал реакции Натали.

– Ага, – Натали внимательно дослушала запись до конца. – А кто будет петь эту песню, «ВаУ»?

– Думаю, что нет, она слишком взрослая для них.

– «Нам-Вам»?

– Не знаю. Я когда писал, думал, что она будет для Грицмана. Он легко справляется с советской классикой, так что и эта будет ему под силу. Во всяком случае, других претендентов я не вижу. А ты?

– И я, – ответила Натали.

С Константином Натали была абсолютно откровенна. Она делилась с ним своими переживаниями и проблемами, возникавшими в процессе работы. Он был в курсе ситуации с опекунами Натали и детским домом, откуда Натали отпустили с некоторыми сомнениями. Вот и сейчас они беседовали не как начальник с подчиненным, известный продюсер с начинающим музыкантом, а как коллеги по «Конвейеру славы».

– Знаешь, Натали, помнишь, ты мне говорила, что хочешь попробовать сделать аранжировку целиком?

– Да, мне бы этого хотелось, – призналась Натали.

– Хотелось – это одно, но ты понимаешь, мы все-таки не в игрушки играем.

– Понимаю я все, – сказала Натали и немного подумав, добавила, – я уже по отдельности все освоила и делаю, а чтобы поработать над аранжировкой целиком…

– Ну, так вот, – оборвал ее Константин. – Эта песня – твоя, делай аранжировку, записывай, жду от тебя готовый материал.

Константин медленно пил кофе. Ему и вправду было интересно, чем все это закончится. В способностях Натали он нисколько не сомневался. Он удивлялся, насколько быстро у Натали получилось пройти первые профессиональные шаги. Никогда еще он не доверял музыканту, работавшему с ним всего несколько месяцев, довести песню до ума и выполнить аранжировку. В том, что Натали еще и запишет этот трек с Грицманом, он тоже не сомневался. Натали легко ладила даже с самыми капризными артистами, которых на «Конвейере славы» было предостаточно.

Поначалу Константин ощущал какую-то оторванность от «Конвейера славы», несмотря на то, что был продюсером шедшего с большим успехом очередного сезона. Гораздо более комфортно себя чувствовал там его брат, Валерий Гармадзе, привыкший быть на виду. Отношения с участниками у Константина складывались неоднозначно. Во многих из них он с самого начала не был уверен. Но принимал решения не только Константин. На него давил Десятый канал, Юрий Агуша активно вмешивался и ограничивал возможности и полномочия Гармадзе как продюсера. Но ссориться с Агушей Константин не хотел. Скандал в момент проведения «Конвейера славы» был крайне нежелателен. Он был бы сразу раздут до космических масштабов, Константин был бы выставлен не в самом лучшем свете. Да и вся эта возня была Константину не по душе. Он предпочитал тихо сделать свое дело, пойти на компромисс даже в ущерб своему мнению и самолюбию.

Чем ближе был момент подведения итогов «Конвейера славы», тем больше мнение Константина диссонировало с позицией Десятого канала. В принципе Гармадзе понимал, с чем это связано, но занял нейтральную ко всему происходящему позицию. Согласился продюсировать очередной сезон он во многом под давлением и в целом уже тогда отдавал себе отчет в том, к чему это может привести. Шесть лет уговоров, угроз, ультиматумов – и вот, под его именем выходит очередной «Конвейер славы». Конечно, мы о многом можем только догадываться, но Константин никогда бы не поддался на уговоры, если бы не брошенная влиятельными людьми фраза о том, что артисты, с которыми он работает, не смогут полноценно появляться на телевидении, иными словами, будут внесены в негласный черный список. И вот, все закрутилось.

Как настоящий профессионал, привыкший решать и более сложные задачи, Константин и в этой ситуации продолжал делать свое дело и оставаться при своем мнении, считая, что лучшее, что может дать продюсер артисту – это помочь с качественным музыкальным материалом, его подготовкой и, собственно, записью песни. Скандалы, сплетни, закулисная борьба и раздел сфер интересов для него были совершенно неинтересны.

Не представляли интереса они и для Натали. Добрая и отзывчивая по природе своей, Натали никогда не желала никому ничего плохого и стремилась помочь во всем, что от нее, так или иначе, зависело. Даже понимая, что многое из того, что происходит на «Конвейере славы», мягко говоря, не совсем поддается логическому объяснению, она старалась работать на пределе возможностей.

И сейчас, получив задание сделать аранжировку для новой песни, Натали должна была поднять планку своих возможностей еще выше. Она думала об этом, прислонившись лицом к окну гостиницы, где жила все время, пока шел «Конвейер славы». Был прохладный осенний московский вечер, шел дождь. Его капли медленно стекали по стеклу, словно слезы. Почти стемнело. Внизу поблескивали фарами машины, и немногочисленные прохожие спешили по своим делам, не обращая никакого внимания на погоду.

Мне кажется, что жизнь ускорилась настолько, что у меня не хватает времени на то, чтобы услышать свой внутренний голос. Я стала ценить минуты, проведенные в одиночестве и тишине. Хотя это кажется мне, что я в одиночестве. На самом деле ты со мной, я знаю. Сейчас я думаю над аранжировкой. Она первая для меня. Вчера говорили с Константином, и он дал мне задание. Вчитываюсь в слова песни, и мне кажется, что ее поешь мне ты. Только эта песня о несчастной любви, мне так думается почему-то. Но у нас все сложится, и все будет по-настоящему. Я уже сообразила, как быть с аранжировкой, завтра займусь. А сейчас почти весь вечер простояла у окна и думала о тебе.

Несколько дней прошло в работе и в ожидании. На выходных Натали доделывала аранжировку в Киеве. Наконец настала минута, когда волнение взяло верх над всем остальным.

– Послушаете? – робко попросила Натали Константина. – Там остались еще некоторые штрихи, но в целом аранжировка готова.

Константин слушал, а Натали следила за выражением его лица. Запись доиграла.

– Поздравляю тебя, – добрый и довольный взгляд Константина заставил Натали успокоиться. – Все очень неплохо. Марк уже слышал?

– Нет, – призналась Натали.

– Так чего ты ждешь? Пускаем в работу.

С этого момента каждая песня, над которой работал в студии Константин, записывалась с участием Натали.

Три знака любви

Я не верю в признанья влюбленных,

Что ворвалась в них страсть вероломно.

Путь любви – он всегда одинаков,

Любовь подает тебе знаки.

Ты почувствуй, как взгляд твой коснулся

И скользнул по губам незаметно,

Первый знак никогда не поймаешь,

Он как будто бы был, но он не был.

Три знака любви, ты стремись распознать их,

Пока чувства остыть не успели,

Пока счастье твое, чуть робея,

Не промчалось в сомнениях мимо.

Второй знак – это нежное слово,

Что срывается с уст в неизвестность,

Лишь в надежде, что кто-то уловит,

Распознает, поймет и оценит.

С третьим знаком намного сложнее,

Это шаг твой как будто бы в пропасть,

Удержись на краю и, спасаясь,

Протяни ей доверчиво руку.

Глава пятая

1

«Конвейер славы» завершился. Для кого-то открывались невиданные доселе перспективы, кто-то сделал целое состояние на организации телетрансляции, спонсорства и на всем остальном. Кто-то купался в лучах славы – номером один стала Анастасия Забежко, хотя это вызвало довольно много разных слухов и сплетен.

Константин вздохнул с облегчением и старался забыть все происходившее, как страшный сон. Суета, переезды, нервы, общение с прессой вызвали заметное переутомление, Константин стал себя хуже чувствовать. Незадолго до того, как были объявлены победители «Конвейера успеха», Натали стала задумываться о том, что будет теперь, будет ли Константин нуждаться в ее услугах и насколько корректно задавать ему этот вопрос. В последние месяцы Константин заменил ей и родителей, и друзей, и впервые ее мучали сомнения насчет того, стоит спрашивать или нет.

– Константин, а что будет дальше? – Натали решила все-таки быть откровенной. – Сейчас «Конвейер славы» закончился, моя работа заключалась в записи песен, в основном, именно там.

– Я понимаю, о чем ты, Натали, – спокойно ответил Константин.

– Я не могла не спросить, извините, – оправдывалась Натали. – Я пыталась оправдать ваше доверие ко мне, надеюсь, что у меня получилось.

– Получилось, Натали, все у тебя получилось, – Константин внимательно смотрел на нее. – И что, по-твоему, теперь должно измениться?

– Я хотела спросить, буду ли работать с вами дальше?

– Будешь, – Константин провел по лбу рукой. – Обязательно будешь. Я доволен тем, как ты работала на «Конвейере славы». Нет, действительно, ты молодец. Как ты смотришь на то, чтобы работать теперь у меня в Киеве?

– Я согласна, – только и смогла произнести Натали. – Спасибо.

– Будешь заниматься аранжировками, записывать, – задумчиво сказал Константин. – Всем тем, что тебе нравится, и что у тебя хорошо получается.

– А работы много? Больше чем было здесь?

Константин усмехнулся.

– Ты еще не представляешь, сколько там работы! Сейчас после этого «Конвейера славы» пойдут заказы на песни, снова в какие-то проекты зовут ввязаться. Где-то и соглашусь. Да и своих планов хоть отбавляй.

У Натали отлегло от сердца.

– Все продолжается, все получилось, – подумала она про себя. – Вот бы мама сейчас порадовалась за меня!

– Твои родители тобой бы гордились, – словно угадав ее мысли, сказал Константин.

– Откуда вы узнали, что я сейчас думала о родителях?

– Ты сделала такое серьезное лицо, – Константин немного нахмурился. – Да и, поверь, я хорошо тебя знаю. О ком ты еще можешь думать? Кстати, я хотел у тебя спросить…

– О чем?

– Извини, что, наверное, лезу в твою жизнь уж слишком, но мне интересно, есть ли у тебя парень?

– Нет, – призналась Натали. – Не встретила я его еще, но он всегда со мной.

– То есть как?

– Знаете, я постоянно чувствую, что он со мной, где-то совсем рядом даже в самые трудные моменты моей жизни. Помните, я это рассказывала как-то об этом, когда говорила о том, как сбежала из Америки.

– Помню, но я как-то не придал тогда этому значения, – Константин был несколько смущен. – Теперь понимаю, что все серьезно. Ты хотя бы видела его, представляешь, какой он?

– Видела во сне, мельком, – улыбнулась Натали. – Он красивый. А какой еще должен быть?

– Ага, действительно, какой еще!

Новый, 2008-й год Натали встретила уверенная в себе, в своем будущем и в завтрашнем дне. Это чувство уверенности не посещало ее с момента гибели родителей и брата. С тех пор новогодние праздники перестали быть для Натали чем-то ярким, волшебным. В них появилось что-то серое и будничное, чего не было раньше. Впрочем, все это Натали тщательно скрывала внутри себя, не давая негативу вырваться наружу и испортить настроение окружающим.

Прошло два года, как я осталась одна. Дядя Рудольф не в счет. Хорошо, что от него ничего не слышно. Мне совершенно не хочется возвращаться в наш дом. Хотя я тогда порывалась, когда вернулась из Америки. Кажется, у меня стало что-то получаться. Не так, как получалось поначалу. Переслушиваю свои записи и понимаю, что сейчас сыграла бы гораздо лучше.

Натали всегда, несмотря на невзгоды и трудности, умела выглядеть хорошо и одеваться скромно, но со вкусом. На заработанные на «Конвейере славы» деньги она купила себе многое из того, о чем раньше и мечтать не могла. Пару подарков сделала и Коле. Ей не хватало общения с ним, несмотря на то, что они писали друг другу и созванивались довольно часто. Натали была права, описывая в дневнике тот период. Ее жизнь шла вперед сумасшедшим темпом, а сама Натали как будто сама ускоряла этот темп, стремясь сделать как можно больше.

– Как ты? – спрашивал Коля. Даже через телефон Натали чувствовала, как он дарит ей свою улыбку, а сам слегка волнуется и наверняка теребит браслет на руке.

– Нормально, – смеясь, отвечала Натали. – Не зазвездилась.

– А я так надеялся!

– Надеялся, что я буду звездой?

– Ага, – Коля едва сдерживал смех. – Звездищей!

– Шутишь?

– Нет! Тогда бы я всем рассказывал, что был с тобой в одном детском доме. Кстати, где ты сейчас-то?

– Я в Киеве, у Константина. Работаем. Кстати, с наступающим тебя! У меня тут для тебя есть пара подарков, торжественно вручу, когда приеду в Питер.

– А когда это будет?

– Не знаю, но очень скоро. Я и так приезжала же на днях, и на прошлой неделе тоже три дня была! Забыл уже, да?

– А говоришь, что не зазвездилась!

– С чего ты взял?

– А вот так, как ты сейчас, отвечают только звезды. Скоро приеду и в ваш город, когда точно не знаю, но приеду. И на smsки мои почти не отвечаешь.

– Коль, не обижайся, просто некогда. Работа, много работы. Хотя, я и хотела, чтобы было много работы.

– Ты там про меня не забывай, хорошо? – попросил напоследок Коля. Константин стоял рядом с Натали и смотрел на нее.

– Не волнуйся, не забыла я наш уговор. Все, мне пора, действительно пора. Пока!

Опыт продюсера и профессиональное чутье не подвели Константина. Вскоре после окончания «Конвейера славы» как-то совсем незаметно сформировался целый поток предложений о сотрудничестве. Многие из них Константин отметал сразу.

– Пусть катятся к кому-то другому, я этой ерундой заниматься не хочу, – говорил он, заметно раздражаясь.

– По-моему, некоторые предложения довольно интересные, – возражала Натали.

Разговор происходил после обеда в Киеве, в доме Константина, в перерыве между записями в студии.

– Понимаешь, Натали, если ты хочешь чего-то добиться, чего-то действительно стоящего, а не сиюминутного якобы успеха, нужно сосредоточиться на нескольких наиболее серьезных проектах.

– А как понять, серьезные они или нет? – Натали крутила в пальцах бумажную салфетку. – Ведь никто же так открыто не говорит о том, серьезный проект или нет.

– В этом и состоит работа продюсера, – спокойно говорил Константин. – А многие думают, что продюсер это так, нахлебник, надсмотрщик над артистами. Совсем нет, как видишь.

– И все же, как распознать серьезные затеи и отмести всякие авантюры?

– Попробуй мысленно согласиться, а дальше просчитывай возможные варианты развития событий. Если тебе предлагают много и сразу, это должно настораживать. Там, где тебе не светит ничего, тоже делать нечего. Самый лучший вариант, когда ты понимаешь, что проект не только принесет деньги, но и может развиться во что-то интересное и прибыльное в будущем.

– Например, во что? – Натали стремилась узнать как можно больше. Она всегда была любознательной и пыталась вникнуть в суть вещей, не довольствуясь лишь общим представлением.

– Вот представь, организуешь ты концерт, – Константин взглянул на часы, – определяешься с составом участников, музыкантами, площадкой, персоналом, рекламой. Но ведь во всех отношениях выгоднее подгадать так, чтобы удалось сделать телеверсию и потом продать и ее. Понимаешь?

– Понимаю, – улыбалась Натали.

– Отлично, а теперь бегом в студию, работы полно, а мы здесь с тобой разболтались, – Константин вновь сделался немного строже.

Несмотря на то, что «Конвейер славы» остался в прошлом, прежние обязательства не давали Константину покоя. По правилам, он должен был сотрудничать с победителем, помогать ему строить карьеру и записывать дебютную пластинку. С Анастасией Забежко у Константина не складывалось практически с самого начала. Ему казалось, что он и так много усилий приложил для того, чтобы у Анастасии что-то получилось. Константин считал, что если артист что-то представляет собой как творческая единица, то требуется лишь поддержка для успешного движения вперед. Становиться своеобразным локомотивом, тянущим за собой кого-то, в планы Константина явно не входило.

Но правила есть правила – и по окончании «Конвейера славы» с Забежко был подписан контракт на сотрудничество и запись альбома, продюсером которого должен был стать Гармадзе. Время шло, а сотрудничества фактически не было никакого. Анастасия пела песни Константина, но все это были его старые работы, часть из которых уже исполнялась, часть представляла собой наброски и фрагменты к концертным программам и мюзиклам.

Сегодня днем поймала себя на мысли, что с Константином работаю уже полгода. Хотя, наверное, больше уже. При случае стараюсь его благодарить за шанс, который он мне дал. Кем бы я была? Еще мне нравится, что меня узнают многие артисты, видевшие меня на «Конвейере славы». Только вчера в самолете. Фамилию забыла. Надо потом будет обязательно посмотреть. Присматриваюсь к окружающим меня людям, как и раньше. Такое ощущение, что вот-вот его увижу. Хотя, наверное, не нужно торопить события.

– Знаешь, нужно что-то делать с Анастасией, – поделился Константин во время очередного приезда Натали в Киев. – Мне уже не очень приятные звонки стали поступать.

– Угрожают?

– Нет, до этого дело еще не дошло, – ответил Константин. – Просто интересуются, почему Настя еще не суперзвезда, почему нет новых песен, как будто это все зависит только от меня.

– Давайте сделаем песню, – прикинула Натали. – Если получится сделать по-настоящему хорошую песню, то, возможно, все нормализуется, оставят в покое, а там и с альбомом что-то решится.

Константин стоял, сложив руки на груди, и размышлял, чуть опустив взгляд.

– Возможно, ты права, я тоже об этом думал. Только вряд ли это решит проблему с альбомом, нам все равно над ним работать.

– А, может, поговорить с Настей? – предложила Натали. – Узнать, что она сама про все это думает.

– И что? Ты считаешь, что она выскажет нам свое личное мнение? – Константин немного повысил голос. – Сомневаюсь. Да если и так, что нам с того?

– Вы правы, – согласилась Натали. – Настя распыляется сейчас на разные проекты, вместо того, чтобы сосредоточиться на двух-трех наиболее важных. И там не все получается, и главного нет, я имею в виду альбом. Кажется, она сейчас на гастролях, да?

– Мда, – удивился Константин. – Ты научилась думать как продюсер.

– Я стараюсь, – ответила Натали. – Беру пример с вас.

– Ладно, ладно, – Константин не очень любил комплименты и внимание к своей персоне. – Насчет песни у меня есть идея. Давай работать. Сделаешь аранжировку. А я буду думать, как нам быть с Настей дальше.

Анастасия Забежко действительно гастролировала вместе с другими участниками «Конвейера славы», колесила по городам России, Украины, заглядывала в Америку. В этих гастролях и усмотрела Натали тот сиюминутный успех, о котором ей говорил Константин, и эту его мысль она уловила очень хорошо. По большому счету сложившегося репертуара у Анастасии не было, как не была толком подготовлена и концертная программа. Это был обычный гастрольный чес, источник быстрых денег, зарабатываемых на ниве прежних заслуг, на еще не угасшей, отчасти мнимой, популярности от «Конвейера славы».

Константин и Натали упорно трудились над песней для Насти и по завершении «конвейерных» гастролей трек был записан. Константин решил, что это непременно должен быть дуэт – и привлек к записи своего брата, Валерия Гармадзе. В марте 2008 года песня стала крутиться в эфире радиостанций. Благодаря своему авторитету Константин сумел договориться и о съемках клипа с известным режиссером Аланом Медоевым. «Неприметно» стала единственной песней Константина, написанной для Анастасии Забежко, на которую был снят клип. Оценила ли сама Настя все сделанное для нее Константином, сумела ли воспользоваться этой возможностью, сказать сложно. Да и так ли это важно.

Неприметно

Все равно все случилось бы так,

Слишком разные мы с тобою,

Ты – свет Луны, а я – заря,

Ты не принял меня такою.

Видишь, птицы в небе парят,

Опьяненные чувством свободы,

С ними вместе теперь и я,

Без оков путешествую с ветром.

Неприметно – была и ушла,

Неприметно, больше ты обо мне не вспомнишь,

Неприметно, да и как быть с тобой я могла?

Неприметно, зная, что все равно прогонишь.

Ты нашел свою лунную тень,

На тебя она больше похожа.

Ты себе выбрал ночь, а я день,

Счастлив ты, и, поверь, что я тоже.

Давай прошлое все растеряем,

Будем жить и лишь иногда

Взгляд наивный друг другу подарим,

Случайно встретившись где-то.

2

Константин был в бешенстве. Он сидел в кресле, изредка тер рукой лоб, покусывал губы. В такую ситуацию он еще не попадал никогда и пытался разобраться, что он сделал не так, где допустил просчет. Казалось бы, он никому не давал никаких опрометчивых обещаний, а тем более гарантий. Но, тем не менее, все случилось. Телеканал ‘‘Winner’’ задумал провести творческий вечер Константина Гармадзе, уже был дан анонс, арендован зал, велись переговоры с артистами. Если бы дело происходило где-нибудь в глубинке, по которой по старой памяти с успехом катаются десятки «Миражей» и «Ласковых маев», то это еще можно было понять и как-нибудь постараться уладить. Но здесь, в Киеве!

Искренние надежды Константина на то, что после «Конвейера славы» его оставят, наконец, в покое, пока не оправдывались. Практически параллельно с «Конвейером славы» шла работа над саундтреком к фильму «Тусовщики», который фактически представлял собой самостоятельный, местами даже оторванный от действия на экране, мюзикл. Работа с актерами, занятыми в фильме, многие из которых не умели петь вовсе и тем более не имели представления о том, как это делается профессионально, отняла у Константина много сил. А теперь – очередная сверхзадача.

– И что вы решили? – поинтересовалась Натали, когда Константин уже немного успокоился. – Откажетесь?

– Понимаешь, я бы отказался, но боюсь, что это провокация. Возможно, все и было подгадано так, чтобы я поскандалил и отказался.

– Вы уверены в этом?

– Нет, но этого исключать тоже нельзя. Я уже позвонил ребятам, мы готовимся. И для тебя работа есть.

Натали уже не удивлялась тем новым и новым заданиям, которые ставил перед ней Константин. Как-то она размышляла об этом и пришла к выводу, что не смогла бы работать как многие, монотонно изо дня в день, выполняя одно и то же. Ей казалось, что в этом случае она смогла бы выдержать пару недель, не больше. Ей было не совсем понятно, как люди выдерживают многочасовые смены в магазинах, в кафе и ресторанах, на заводах и в мастерских. Она удивлялась их терпению и усидчивости, хотя эти качества Натали как музыканту тоже были присущи.

Натали не считала себя творческим до мозга костей человеком. В каких-то других сферах она вполне возможно тоже бы добилась успеха. Но все же именно то, чем она занималась сейчас, более всего подходило ей по духу, по настрою. Натали вспомнила родителей. Папа рисовал и всегда искренне радовался, когда у него получалось создать что-то действительно интересное и необычное, даже если это был вполне обычный заказ. Мама преподавала. Она всегда говорила, что общаясь с учениками, чувствуя их как позитивные, так и негативные эмоции, она сама многому учится.

– Деньги не главное, – говорила мама, когда папа Натали намекал ей на, мягко говоря, не слишком высокую заработную плату учителя. – А, скажи, чем бы я еще занималась в жизни? Да и, в конце концов, немного можно подзаработать репетиторством.

– В том то и дело, что немного, – отшучивался папа и изображал, как будто он смотрит в микроскоп и под значительным увеличением разглядывает мамину зарплату. – Ого, какая огромная! Однако!

– Да прекрати ты дурачиться, – мама щелкала папу пальцем по носу.

– Да я не дурачусь и даже не смеюсь над тобой, – весело говорил папа. – Разве не из-за этого я женился на тебе? Разве могу себя представить с другой? А?

– А что я здесь должна ответить? Да? Нет? Не знаю? – мама хитро улыбалась.

– Ну, ты же скромная у меня, – папа старался говорить тише. – Скажи, что не знаешь. Я приму и такой ответ.

– Ах, ты… – маму начинало распирать от смеха. – Иди к своим картинам, не мешай готовить, а то заболталась тут с тобой.

– Слушаюсь и повинуюсь, – говорил папа и делал поклон. Вслед ему летела тряпка.

Мама, думая, что за дверью никого нет, едва сдерживая смех, подходила, чтобы взять повисшую на дверной ручке тряпку и положить ее на место.

– Простите, моя принцесса, – слышалось из-за двери.

Натали все чаще вспоминала разные курьезы, происходившие в их доме. Ей непременно хотелось чем-то быть похожей на родителей.

– Натали, давай работать, – Константин смотрел на нее строго, держа в руках наушники. – Как-то ты сегодня не настроена, по-моему.

– Настроена, просто родителей вспомнила, – призналась она.

– Я тебе уже много раз говорил, Натали, – вздохнул Константин. – Что твои родители тобой очень бы гордились. И будут гордиться еще больше, если ты возьмешь себя в руки и сосредоточишься. Прости, что я так, но сейчас это более чем актуально.

– Я понимаю, – ответила Натали. – Все понимаю.

Мне не дает покоя одна вещь. Задаю себе вопрос – а что я буду делать в жизни? Смогу ли я быть образованным человеком и помогать людям, как это делали мои родители. Смогу ли я что-то делать не на ощупь, а своими знаниями? Я окончила школу, время пролетело быстро. А что теперь? Многие из детдома поступили куда-то учиться. Одно время я считала, что пойду учиться музыке. Но музыка уже стала частью моей жизни.

В редкие дни пребывания в Петербурге Натали поделилась своими мыслями и соображениями с Колей – единственным человеком, кто безоговорочно поддерживал все ее устремления. Они сидели в комнате Коли, пили чай с шоколадкой, отламывая по очереди от нее по кусочку. Несмотря на то, что фактически Натали давно вела свою жизнь за пределами детского дома и не была стеснена в средствах, никакой звездной болезни и того, что называют головокружением от успехов, за ней заметить было невозможно. Коля, как оказалось, разделял ее взгляды на продолжение учебы.

– Одобряешь мою идею? – осторожно спросила Натали.

– Почему бы и нет, – Коля осторожно посматривал на соседей по комнате, но они были заняты своими делами и не обращали на разговор никакого внимания.

– А у тебя как с учебой?

– Да не особо складывается, но учусь, – Коля усмехнулся. – В армию-то неохота, плюс учиться-то все равно надо. Но у тебя ситуация другая. Да и учиться ты будешь хорошо, вон ты какая!

– Какая? – удивилась Натали.

– Ну, собранная, – Коля смутился. Делать комплименты девушкам он не привык, а сейчас сам поставил себя в неловкое положение.

– Ты думаешь, в учебе это поможет?

– Слушай, после того, что с тобой приключилось, после того, как ты выбралась из детдома и смогла чего-то достичь…

– Да я пока достигла не очень многого, – Натали возразила, отломила кусочек шоколадки. – Бери, это последний.

Коля аккуратно взял последний кусочек шоколадки, быстро его съел, смял обертку и метким броском отправил в мусорное ведро у входа в комнату.

– В следующий раз принеси «Рафаэлло», хорошо?

– Принесу, – Натали перевела разговор. – Так чего я там достигла?

– Ну, – Коля надеялся, что Натали уже забыла про эту его фразу. – Ты работаешь с Гармадзе, неплохо зарабатываешь. Это, что, не достижение?

– Пока что нет, – призналась Натали. – Это маленькая победа, это мой шанс, но я только начинаю. Понимаешь?

– Понимаю, но все равно, – Коля явно был настроен на то, чтобы немного поспорить. – У нас большинство ребят подрабатывают официантами, ну, или там, в «Макдоналдсе», в «Теремке». Кто-то в уборщики подался. Меня вот ребята зовут играть в кафе.

– И как?

– Да деньги небольшие, но это лучше, чем ничего, – признался Коля. – А вот, похоже, и они.

В кармане у Коли зазвонил сотовый телефон.

– Ответь, – сказала Натали.

– Да не хочу, – бросил Коля.

– Так, это из-за меня? – Натали почувствовала себя неловко. – Возьми и ответь, ничего страшного.

На телефоне уже почти доиграла ‘‘Nothing Else Matters’’, установленная в качестве звонка, когда Коля, наконец, ответил.

– Привет, да, понял. А когда? Понятно. Да, смогу, а что? Давай уже ближе созвонимся. Пока.

– Ну? – Натали вопрошающе посмотрела на Колю.

– Говорит, что послезавтра собираются вечером туда.

– А вы уже репетировали? Что играть-то собираетесь?

– Репетировали несколько раз, – ответил Коля. – Там парень, с которым я познакомился у своего преподавателя еще в том году, мы много раз играли вместе. Да, там просят джаз или что-то вроде того.

Натали заметила, что Коля как-то замялся и покраснел, все время оглядываясь на соседей по комнате. Было видно, что с каждым днем он чувствует себя здесь, в детском доме, все более и более неуютно. У подраставших здесь друзей Натали и Николая были другие интересы. Да и друзьями их можно было назвать с довольно серьезной натяжкой. Создавалось впечатление, что Натали и Коля живут в каком-то другом, параллельном мире, прелести которого другими воспринимаются как нечто совершенно скучное и пустое. Хотя так оно и было.

В своих попытках изменить жизнь и себя в лучшую сторону Коля, как и Натали, надеялся только на свои силы. Многие же, в том числе и соседи по комнате, с которыми Коля за время, проведенное в детдоме, научился бесконфликтно уживаться, постоянно искали какого-то особого провидения, ждали, что вот-вот им улыбнется удача, и они сказочно разбогатеют. Натали никогда не осуждала таких людей. Она лишь изредка старалась им объяснить, что деньги не являются самым главным. Но сейчас, после того, как она работала сначала на «Конвейере славы» и у Константина Гармадзе, и у нее появились деньги, этот довод звучал в ее исполнении все менее и менее убедительно.

Конечно, в детдоме никто толком не знал, чем занимается Натали, лишь в общих чертах представляли, что она подалась в шоу-бизнес. Коля хранил молчание. Но, тем не менее, Натали чувствовала, что отношение к ней несколько изменилось.

– Коль, так как тебе, если я пойду учиться? – осторожно спросила Натали. Для нее сейчас было важно мнение лишь двух людей – Коли и Константина.

– Так я и говорю тебе, что это нужно, – Коля кивал головой. – Учись. А ты уже решила, куда поступать будешь?

– Неа, – Натали действительно лишь вынашивала планы, было несколько мест, где бы она хотела учиться. Но эту самую учебу Натали представляла лишь в общих чертах, не вдаваясь в подробности и детали того, как ей удастся успеть все – и музыку, и работу в студии в Киеве, и возможные поездки в Москву.

– А знаешь, идем гулять? – предложил Коля.

– Идем, действительно, чего здесь сидеть? – согласилась Натали.

Они вышли на улицу. Приближался вечер, прохладный весенний петербургский вечер. Какое-то время они просто шли и молчали. Шли, куда глядят глаза, просто ради того, чтобы не чувствовать на себе взглядов ребят из детского дома. От прошедшего дождя образовались большие лужи, которые приходилось перепрыгивать. Коля держал Натали за руку и пытался следить за тем, чтобы она не промочила ноги.

– Тебе понравился тот парень? – вдруг спросила Натали. – Да ладно тебе, я все понимаю, рассказывай.

– Какой парень? – Коля испугался и снова покраснел.

– С которым ты на гитарах в кафе играешь!

– Вообще-то он играет на клавишных, – сказал Коля. – Может, закроем эту тему, а?

Натали остановилась, практически наступив в лужу, и посмотрела на Колю так, что он покраснел еще больше.

– Ага, значит, я тебе рассказываю все, что думаю и чувствую, а ты решил самое интересное припрятать для себя? – Натали знала, что Коля нисколько на нее не обидится, если она немного проявит характер.

– Ну ладно, расскажу, – начал Коля, – чего тут скрывать-то? Да, мне он нравится. И играет он классно. Что в этом такого-то?

– Да ничего, – улыбалась Натали. – Так бы сразу взял и рассказал.

– Уже и постесняться нельзя.

– Меня? Постесняться? Как интересно! – Натали почти смеялась. Коля тоже улыбался, хотя и пытался выглядеть так, как будто его самолюбие только что сильно пострадало.

– Да тебя, – признался Коля. – Ты не подумай, я не скрываю от тебя ничего, просто боялся, что ты не так поймешь.

Натали была уверена, что Коля ответит ей именно так. Хотя, глядя на него, она решила перевести разговор и опередить возможные вопросы на этот счет.

– Коль, я ведь на психолога хочу учиться.

– И что я на это должен ответить? – Коля шел вперед, Натали едва за ним поспевала.

– Ну, хотя бы что-то, – Натали развела руками. – Что ты одобряешь мой выбор и все такое.

– Натали, ну я много раз тебе говорил о том, что любой твой выбор я одобрю. Я не сомневаюсь в тебе и точно знаю, что ты все делаешь правильно.

– Правда, одобряешь?

– Да, да, именно, – почти пропел Коля. – Будешь разбираться во всех тонкостях человеческой психики, во мне ковыряться на досуге.

– Я в тебе и так могу поковыряться, поверь! Пойдем к Поклонной горе, а? Там хотя бы парк, а то тут машины, грязища.

Натали чувствовала, что начинает скучать по тем местам, где выросла и где любила гулять в детстве. Ей хотелось снова пройтись теми же дорожками, взглянуть на те самые сосны, услышать невдалеке шум мчащейся за город электрички. Натали всегда казалось, что она непременно должна оказаться в этой самой электричке и уехать далеко-далеко, где сейчас местами еще лежит снег, играя яркими бликами в лучах весеннего солнца.

3

Приезжая в Петербург, Натали останавливалась в детском доме. Хоть ей уже исполнилось восемнадцать, и формально с детским домом пора было распрощаться, но по старой памяти ее пускали. К тому же, Коля был в детдоме на хорошем счету, к его мнению прислушивались, и он без особого труда уговорил воспитателей, а те, в свою очередь, заручились одобрением руководства. Вполне возможно, они считали, что Натали приезжает к Коле, и со временем у них сложится что-нибудь в плане построения семьи.

Коля был младше Натали примерно на полгода. Соответственно, через несколько месяцев и ему пришлось бы как-то решать вопрос со своей дальнейшей судьбой и с местом проживания.

– Ничего, – говорила Натали. – К тому моменту будет видно.

Натали знала, что у Коли есть дальние родственники в Москве и Петербурге, но, понимая, что ему не очень хочется доставлять им хлопоты и неудобства своим появлением, вынашивала планы со временем снять квартиру. Но все это было пока только планами, не более.

Рейс «Санкт-Петербург-Киев» задерживался на полчаса. Натали пила почти остывший кофе из пластиковой чашки и нервно посматривала на табло. Там, за много-много километров ее ждала работа. Незаконченный материал для Анастасии Забежко, который Натали доделывала с трудом, с ужасом представляя, что впереди ей предстоит и работа с Настей в студии. Отношения Насти и Натали совсем не складывались. Тем не менее, Натали воспринимала это философски, стараясь сосредоточиться исключительно на рабочих моментах. Одновременно Натали работала над несколькими песнями для Марка Грицмана, Валерия Гармадзе и других артистов. У Константина было много идей, он часто делал наброски буквально на ходу. Потом из этих набросков и собирались полноценные песни.

Возможно, у нас не клеится с Настей из-за того, что она считает меня слишком заносчивой. Я с ней работала в студии во время «Конвейера славы». Она смотрела на меня как на малолетку. Да, она меня немного постарше. Но на что это влияет? Ведь каждый делает свое дело. Или так проявляется звездная болезнь? Тогда Валера Гармадзе или «Фуагра» должны просто быть монстрами. Но как ни странно, с ними мне работается очень легко. Я говорила Константину о том, что с Настей мне непросто. Он признался, что ему тоже. В этом мы, оказывается, похожи.

Натали чувствовала, что ей предстоит очень серьезный разговор с Константином по поводу ее планов на учебу. Она все более и более была уверена в том, что получить образование ей просто необходимо. Ее родители были образованными людьми, и наверняка будь они живы сейчас, всеми правдами и неправдами сделали бы так, чтобы Натали училась. Они бы не стали настаивать, чтобы Натали пошла по их стопам и стала художником, искусствоведом, учителем русского языка и литературы или музыкантом. Для них был бы важен сам факт того, что их дочь учится, узнает что-то новое и совершенствует себя.

Волнение по поводу того, что Константин, мягко говоря, будет не в восторге от ее решения, не отпускало Натали ни на минуту все то время, пока она добиралась до Киева. Больше всего ее страшило то, что она может быть поставлена перед выбором – либо учеба, либо работа у Константина. Тем более что работы было довольно много. Заказы на песни, фонограммы, аранжировки поступали от очень многих артистов, как известных, так и начинающих. Возросла ответственность, но вместе с ней в несколько раз увеличился и заработок Натали. Натали уже спокойно могла не стеснять и не ограничивать себя ни в чем, хотя природная скромность не позволяла ей этого сделать.

– Вот поставит он меня перед выбором, – разговаривала сама с собой Натали. – И что? Что я ему скажу? А, самое главное, что я выберу? Я не могу бросить музыку, работу в студии. У меня получается, я стала самостоятельной, мне нравится то, что я делаю. С другой стороны, что такого в том, что я буду учиться? Ведь многие же учатся и одновременно работают и ничего плохого не происходит. Мне всего восемнадцать, и когда учиться, если не сейчас? Поступить на заочное? Не хочу. Это целых шесть лет и совсем уж туманные перспективы, что я выдержу и не брошу. На вечернее? Тоже отпадает. Как раз-таки вечера у меня и бывают заняты, если я здесь, в Киеве, с Константином. Да и другие проекты тоже могут возникнуть. Думала ли я, что буду работать на «Конвейере славы»? Конечно, не думала. Возникни на горизонте какой-нибудь аналогичный проект, предложи мне Константин работать на нем вместе с ним – и плакала моя вечерняя учеба. Остается один вариант: поступаю я на дневное. Все равно основная занятость в студии у Константина бывает по выходным. Я бы могла быть неделю в Питере, учиться, а на выходные лететь сюда. А, может, переехать? Что делать, если он мне это предложит? А что, в принципе, неплохая идея. Хотя, нет, не хочу я уезжать никуда. Перебираться в абсолютно чужой для меня город только ради того, чтобы учиться? Это безумие. Тем более, мало ли мест в Петербурге, где можно учиться, никуда не переезжая. Было бы из-за чего. А Коля? Что будет с ним? Когда будем видеться?

Перед самым приземлением в Киеве Натали, наконец, твердо для себя решила: поступать в Петербурге, только на дневное и, желательно, на психолога. Не считая вынужденного побега из Америки, это будет ее первым самостоятельным важным решением в жизни. Оставалось теперь только узнать мнение Константина. От него зависело очень многое, и, быть может, поставив какой-либо ультиматум, он многое бы потерял в глазах Натали. Как ни странно, Константин отнесся к планам Натали достаточно спокойно и в чем-то даже с ними согласился.

– Хочешь узнать мое мнение? – Константин на мгновение задумался. – Думаю, что тебе нужно налаживать свою жизнь. Учеба – это хорошо. Но ты уверена, что не хочешь поступить на звукорежиссуру или, например, в консерваторию?

– Уверена, – ответила Натали. – Ведь музыка уже со мной, я ей занимаюсь, и буду совершенствоваться в этом направлении. С таким учителем, как вы, Константин…

– Да перестань, – бросил Гармадзе. – Какой с меня учитель? Не смеши.

– Я совершенно серьезно, – Натали продолжала. – С музыкой меня ничто не ограничивает, совершенствуйся и совершенствуйся. А мне не хватает чего-то другого. Мне бы хотелось помогать людям, поддерживать тех, кто нуждается в этом. Так меня воспитывали родители. Хотя, я понимаю, что в наших реалиях это звучит просто смешно.

– Ну, почему смешно? – Константин пожал плечами. – Мне вот совсем не смешно, я понимаю тебя.

– Так вот, поэтому-то мне и хочется поступить учиться на психолога.

– А как ты будешь совмещать это с работой? Проектов и заказов-то вон сколько, – спокойно говорил Константин. – Мне бы хотелось, чтобы ими занималась именно ты. Да и деньги тебе, уверен, не помешают.

– Не помешают, – согласилась Натали. – И я вам очень благодарна за возможность столько зарабатывать. Но ведь не все в жизни измеряется деньгами. Где-то нужна и простая человеческая помощь, понимание, поддержка. Кстати, вы мне тоже подали хороший пример.

– Какой? – удивленно спросил Константин. – По-моему, ты всего добилась сама.

– Нет, без вас ничего бы не получилось, – Натали всегда помнила о том, кем она была до встречи с Константином. – Помните ту испуганную девчонку в телецентре, в кафе, которая к вам за автографом подошла? Так вот, эту девчонку сейчас бы выставили из детского дома, она скиталась бы, училась бы в каком-нибудь училище, подрабатывала бы официанткой или раздавала рекламу на улицах. Конечно, все это совсем неплохо. Но это не мое. А вы дали мне шанс стать собой, стать личностью.

Константин задумчиво слушал ее. Не то, чтобы она говорила что-то возмущавшее или задевавшее его. Он ценил откровенность и сам старался быть с Натали откровенным. Но в данный момент он понимал, что самое лучшее решение – это согласиться. Гармадзе дорожил Натали как ценным работником, целеустремленным, как и он сам.

– А как будешь совмещать с работой? – спокойно спросил он.

– Поступлю на дневное, – ответила Натали, – по будням буду учиться, в пятницу буду прилетать сюда, к вам, чтобы работать. Ведь в основном-то работаем мы по выходным?

– А если придется работать и по будням? Или если у нас вдруг возникнет что-то затяжное вроде «Конвейера славы»?

Этот вопрос поставил Натали в тупик. Она судорожно пыталась вспомнить то, о чем думала, пока летела в самолете. Ей казалось, что этот момент она предусматривала. Только вот как она планировала поступать в этом случае, почему-то из головы вылетело.

– Значит, что-то будешь пропускать, потом сдавать индивидуально, – опередил ее Константин. – Если поступишь на платное, то тебя никто не отчислит за небольшую задолженность. Ты способная, я уверен, что все у тебя получится.

У Натали отлегло от сердца. Она открывала в Константине все новые и новые черты и в очередной раз убеждалась в том, что тот Гармадзе, которого показывают по телевизору и красочно обрисовывают в глянцевых журналах, ничего общего не имеет с тем добрым и понимающим человеком, который сидел сейчас перед ней.

– А что у тебя с жильем? – вдруг заинтересовался Константин. – Где ты живешь в Питере?

– Пока Коля в детдоме, я останавливаюсь там, меня пускают немного пожить, тем более что не все документы пока на меня оформлены, вы же знаете, я говорила.

– Знаю, – ответил Константин. – А что ты дальше планируешь?

– Я думала о том, чтобы снять квартиру, – призналась Натали. – Возвращаться в наш дом не хочется, это вообще не рассматривается, я не хочу иметь ничего общего с дядей Рудольфом.

– Кстати, он не звонит, не интересуется? – спросил Константин.

– Если честно, я о нем ничего не слышала и даже узнавать не хочу, – Натали заметно заволновалась. – У него своя жизнь, у меня своя жизнь. Пусть живет, как хочет, а меня не трогает. Да и мне уже есть восемнадцать, я вполне самостоятельна. Что еще требуется?

– Если будут какие-то проблемы, – начал Константин, – обязательно скажи, что-нибудь придумаем.

– Скажу, – ответила Натали.

Конечно, ей не хотелось впутывать Константина во всю эту историю, которая касалась только ее семьи. Как считала Натали, Константин и без этого делает для нее очень много и помимо того, что она у него работает и зарабатывает приличные, даже очень большие деньги, которые сама вряд ли где смогла заработать. К тому же, она занималась любимым делом, и Константин всячески поощрял ее эксперименты при работе в студии и записи аранжировок. Да и не уверенная в законности происхождения капиталов дяди Рудольфа и легальности его бизнеса, Натали не хотела, чтобы он что-то знал о ней, о ее сотрудничестве с Константином. Она понимала, что дядя Рудольф запросто может узнать о ее судьбе в детском доме, и там ему с гордостью расскажут о том, что Натали успешно работает с продюсером Гармадзе, неплохо зарабатывает и полностью себя обеспечивает всем необходимым.

– Знаешь, Натали, – Константин решил поддержать беседу, прервав возникшую паузу. – В июле и августе у тебя будет отпуск. Немного отдохнешь и решишь вопрос с поступлением. Но учти, что в сентябре начинается новый сезон, вероятно, будут какие-то проекты, и ты мне будешь нужна. Договорились?

– Договорились, – с улыбкой ответила Натали.

Так сама собой разрешилась довольно сложная проблема, вызывавшая у нее беспокойство. Но теперь самое сложное было позади, и Натали оставалось лишь поступить. Она была уверена в своих силах, знаниях и не особо волновалась относительно того, поступит или нет. К совету Константина поступать на платной основе она прислушалась. Отчасти это был выход, принимая во внимание ее крайнюю занятость.

Ночью после этой беседы Натали снился молодой человек. Тот самый, что снился часто, и которого Натали безуспешно пыталась отыскать в реальной жизни.

– Не отпускай меня, – шептал он Натали. – Всегда держи меня за руку. И мы будем вместе.

– Не отпущу, я не отпущу тебя, – произнесла Натали и проснулась.

Вокруг было тихо. Натали потянулась и зажгла свет в торшере, стоявшем у кровати. Часы показывали пять утра. Хотелось спать. Натали погасила свет и стала думать о нем. Кто он? Может, она его знает, раз он снится ей так часто? Может, он видит ее каждый день, а она его не замечала ни разу? Как это все странно.

Мне приснилось, что мы идем по берегу моря, по песчаному берегу. Он держит меня за руку. Мне все время хочется остановиться, обнять его и поцеловать. Но мы продолжаем идти вперед. Мы идем босиком. Песок теплый, приятно. И вода совсем теплая. Море спокойное, как бывает на Финском заливе по утрам, где-нибудь под Выборгом, где чисто. Почему-то во сне я никак не могу хорошенько его рассмотреть. Я помню только его взгляд. Но разве по взгляду я смогу узнать его в жизни? Хотя, все возможно. Наконец, мы останавливаемся, он обнимает меня. Я закрываю глаза. Он меня целует и просит не отпускать его. Я отвечаю, что никогда его не отпущу, он меня обнимает и целует. Я открываю глаза, чтобы рассмотреть его, и понимаю, что уже не сплю. Говорят, что море снится к счастью и дальнему путешествию. Как мне хочется, чтобы было именно так!

4

Натали приехала в Петербург в отпуск. Стояло лето, в аэропорту было душно, в метро тоже. Вот уже несколько дней она смотрела в Интернете список вузов, где готовят психологов, и никак не могла выбрать, куда подать документы. Выйдя на своей станции, она встретилась с Колей. Он стоял у эскалатора, вглядывался в толпу и изредка поглядывал на зажатый в руке телефон.

– Привет, Натали! – закричал он издалека.

Они обнялись, Коля взял ее сумку и как-то едко заметил:

– Жара вокруг, а ты так нарядилась!

Действительно, на Натали были джинсы и блуза, а Коля стоял в майке, широких цветных шортах и в шлепанцах.

– Да мне и так хорошо, – ответила ему Натали на выходе из метро. – Ты завтракал сегодня?

– Немного, – признался он.

– А сколько ты тут прождал меня? – Натали на него взглянула довольно строго. – Твою smsку я получила еще в аэропорту.

– Ну, да, часа полтора, – ответил Коля. – Я думал, что ты приедешь немного раньше.

– Ты не думал, что я приеду немного раньше, а тебе хотелось, чтобы я приехала раньше, так? – смеялась Натали. – Давай все называть своими именами.

– Да, тебя не проведешь, – Коля посмотрел куда-то в сторону. – Что же будет, когда ты станешь психологом? Вообще будешь мысли читать, наверное.

– А тебя это пугает? – дразнила Натали. – У тебя есть что-то такое, что ты от меня скрываешь? Какие-то тайные планы по покорению мирового музыкального олимпа и получению премии «Грэмми»? А? Рассказывай!

– Да нет у меня толком никаких планов, – смутился Коля. – Просто мы с ребятами тут играли в кафе, и нас пригласили сыграть на фестивале на Крестовском острове. Это будет через две недели.

– Здорово! – обрадовалась Натали. – Жаль, что мне придется уже уехать через две недели. Ладно, идем, съедим что-нибудь, а то ты сейчас упадешь в голодный обморок.

– Ага, давай позавтракаем.

– Ты на часы смотрел, Коля? – Натали была искренне рада тому, что сможет несколько дней провести с другом и как-то его подбодрить. – Час дня, уже обеда время, между прочим! Да, чувствую за тебя надо серьезно браться. Ты или влюбился по уши, или зазнался, или замечтался…

– Или зазвездился, – бросил Коля.

– Ну да, может, и зазвездился, с кем не бывает. Короче, мы идем сейчас обедать и обсудим, что делать. Признавайся, голодный?

– Если знаешь, так чего спрашиваешь? – вздохнул Коля.

– Суши и роллы любишь? – спросила Натали.

– Ну, пробовал да не распробовал, – неуверенно произнес Коля. – Мало как-то, все странное, и дорого.

– Значит, идем!

Натали бодро зашагала по направлению к торговому центру, где в прошлый свой приезд приметила японский ресторан. Как ей показалось, место выглядело вполне прилично, и она пообещала себе при возможности обязательно там побывать. Такая возможность как раз и представилась, тем более им с Колей необходимо было в спокойной обстановке о многом поговорить. Детдом для этой цели мало подходил.

Коля шел рядом с Натали, но перед входом вдруг остановился.

– Это дорогое место, Натали, у меня столько денег нет.

– Слушай, идем, – Натали протянула руку по направлению к Коле, но он сделал шаг назад. – Я заплачу. Знаешь, ты меня угощал мороженым, шоколадками. А сейчас моя очередь. Да и поверь, я могу себе это позволить. Идем.

После внутренних колебаний, длившихся несколько секунд, Коля все же вошел вслед за Натали. Народу было немного. Тихо играла музыка.

– Нам туда, где не курят, – сказала Натали официанту, и он указал им на столик в самом дальнем углу, у окна.

Несмотря на ободряющий взгляд Натали и ее улыбку, Коля чувствовал себя явно неуютно.

– Что будешь? – Натали листала меню.

– Не знаю, – буркнул Коля. – А ты?

– А я знаю, – гордо произнесла Натали и захлопнула меню.

– Тогда я то же самое, что и ты, – Коля пытался выйти из положения. Цены в меню пугали его, как и названия всех этих странных роллов, суши и наборов, и он решил всецелом довериться Натали.

Натали посмотрела на то, как он отодвигает от себя папку с меню и засмеялась. Глядя на нее, засмеялся и Коля. Официант подошел к смешливой парочке и поинтересовался, готовы ли они сделать заказ.

– Эээ, – протянул себе под нос Коля.

– Мы готовы, – Натали раскрыла меню. – Нам по супу из лосося, набор на двоих, вот такой вот, и по стакану яблочного сока. И еще, принесите, пожалуйста, не палочки, а нормальные вилки и ножи.

Официант приветливо улыбнулся, записал в блокнот и удалился.

– Ты не смущайся, в Москве я всего напробовалась, в Киеве тоже приходилось, ничего в этом такого нет, но сейчас надо поесть, а здесь вроде приличное место, – Натали пыталась успокоить Колю.

– О чем ты хотела поговорить?

– О многом, – начала Натали, – Константин одобрил мое желание учиться, я тебе уже писала об этом?

Коля кивнул головой. Он ждал продолжения фразы и каких-нибудь подробностей.

– Так вот, я посмотрела в Интернете, тут недалеко есть Институт психологии и социальной работы, туда я и поступлю на психолога.

– А, знаю такой, мы там с тобой гуляли несколько раз, – Коля посмотрел в сторону. Официант нес на подносе две аккуратных чашечки.

– Ваш суп, – спокойно сказал он и поставил перед ребятами по чашке. Чашка находилась на небольшом блюдце, где лежала еще и керамическая ложка.

– И это суп? – тихо спросил Коля, когда официант отошел к соседнему столику.

– А ты не видишь? – ответила Натали. – Ешь!

– Ну, просто я привык, что суп выглядит несколько не так, – Коля зачерпнул в ложку немного и попробовал. – Начнем с того, что суп в тарелку наливают. Ну, он на вкус лучше, чем выглядит.

– Ешь, – повторила Натали.

Несколько минут они не разговаривали. Как и предполагала Натали, Коля был голоден. Да и сама она проголодалась настолько, что обсуждать учебу и какие-то планы на будущее просто не могла. Мысли о еде сами лезли в голову и не отпускали. Наконец, когда они доели суп и официант принес им заказанный набор роллов и сок, Натали сочла уместным продолжить.

– Так вот, Коля, сможешь пойти со мной туда и разузнать про документы. А потом погуляем. Идет?

– Идет, – Коля смотрел, как Натали наливает в маленькую чашечку соевый соус, накалывает на вилку ролл и обмакивает в него.

– Слушай, я тебя кормить с вилки не собираюсь, – Натали попыталась изобразить гнев, но у нее это явно не получилась. – Ешь!

– Ем, – ответил Коля. – Кстати, давай в детдом твой рюкзак занесем, чего с ним ходить. Тем более ты вечером к нам придешь, да?

– Давай, – согласилась Натали. – Да, приду, куда же мне деваться. И, кстати, об этом тоже я с тобой хотела поговорить. Ты не в курсе, сколько стоит снять квартиру?

– Думаю, тысяч пятнадцать-двадцать в месяц, а что?

– Знаешь, мне неудобно просить каждый раз разрешения оставаться в детдоме во время своих приездов. Я поступлю, буду учиться, неделю находиться здесь. Кто я для детдома? Да уже никто. Таких как я там вон сколько!

– У нас на той неделе новеньких привели, – заметил Коля.

– Тем более. Сейчас они мне там все документы дооформят, и я буду совершенно свободна. Я хочу здесь квартиру снять, где-нибудь неподалеку. Хочу и с тобой видеться, и до института недалеко. В любой момент пришла, ушла. Плюс часть работы, возможно, мне придется делать здесь. А в детдоме с ноутбуком посидишь как будто! Что ты киваешь, согласен?

– Ага, – Коля прожевал и смог ответить. – Киваю, потому что вкусно. Вот эти, красные, попробуй. Кстати, а это сырая рыба что ли?

– А чего же ты спрашиваешь, когда уже съел? – Натали сделала глоток сока. – Ну вот, а ты идти не хотел.

– Знаешь, Натали, рядом с тобой я чувствую себя полным бревном, – признался Коля. – Мне еще учиться и учиться всему тому, что знаешь ты.

– Слушай, я немногим отличаюсь от тебя, а все это, – Натали кивнула на поднос с роллами, на котором оставалась еще половина, – знаешь, это все такие мелочи, что задумываться о них вообще не стоит. Так есть у тебя какие-нибудь идеи с квартирой?

– Ну, можем посмотреть объявления, позвонить, в Интернете можно посмотреть. Давай после того, как в институт твой сходим, этим и займемся. А деньги у тебя есть на квартиру?

– Есть, Коля, есть.

– Слушай, а расскажи о работе с Гармадзе, – Коля раньше почти не спрашивал об этом. – Чем занимаешься, и как там к тебе относятся?

Почти час Натали описывала происходившее на «Конвейере славы» и то, что было после. Рассказывала о работе в студии, о записи, о своих экспериментах как звукорежиссера. Коля слушал и практически не задавал вопросов, только изредка кивал головой и крутил вокруг запястья браслетик, составленный из деревянных бусинок. По его взгляду и реакции Натали понимала, что на самом деле он ей немного завидует, но не подает вида. Конечно, ей хотелось бы, чтобы он работал вместе с ней, но пока что такой возможности не было, да и предлагать Константину взять на работу того или иного человека ей бы не позволила совесть.

Натали уже почти закончила свой рассказ, когда к ним подошел официант и спросил про десерт.

– Десерт? – Натали переадресовала вопрос Коле, но поняла, что выбор только за ней.

– А можно нам по порции мороженого и по чашечке кофе, американо? – Натали взглянула на часы. – Да, Коль, с тобой время летит незаметно.

Еще полчаса они провели в ресторане, затем расплатились и вышли.

– А знаешь, давай с рюкзаком потом, я готов его поносить немного, – предложил Коля, – идем к институту.

В институте Натали очень понравилось. Она провела там не больше часа, но вышла с чувством, что не ошиблась и действительно хочет там учиться. Плата за обучение была невысокой, существовала практика сдачи академической задолженности в течение последующих семестров. Словом, обстоятельства способствовали тому, чтобы Натали не бросала работу и совмещала ее с учебой. Натали успокоилась, все документы были в порядке, ее ждали на собеседование через два дня.

Я с нетерпением жду начала учебы. Единственное, что в сентябре начинается новый сезон. Прибавится работы. Но думаю, что справлюсь. Выучусь и буду помогать детям. Стану психологом. Маме бы это понравилось. А папа все равно не стал бы возражать. Интересно, а кто тот парень, который мне снится? Будет смешно, если он тоже учится на психолога или кого-нибудь в этом роде. Что-то мне подсказывает, что я его видела где-нибудь и запомнила, а теперь вот вспоминаю, где это могло быть.

Вечером вместе с Колей Натали пришла в детдом. Когда приезжала Натали и жила в детдоме, Коля чувствовал себя не так одиноко, как обычно. Они играли на гитарах, слушали музыку и общались, как будто и не уезжала Натали никуда и не работала с известным продюсером, а оставалась прежней, немного испуганной, рвущейся к свободе и часто вспоминающей родителей и брата.

Через несколько дней по объявлению Натали нашла недалеко уютную квартиру с мебелью. Цена ее устроила, и она перебралась туда. Хотя перебралась – это громко сказано. Все вещи Натали умещались в двух сумках, не считая ноутбука и гитары. Обстановка в квартире оказалась довольно скромной, но было чисто и присутствовало все, что нужно для жизни. Да и в том доме, где жила когда-то Натали с родителями и братом, особой роскоши не присутствовало. Она с детства привыкла к аккуратности и бережливости.

Тем же вечером Натали позвонила Константину и рассказала о своих новостях.

– Молодец, Натали, – ответил Константин, его голос звучал как-то грустно. – Но не забудь, что скоро тебе нужно возвращаться к работе. Улаживай дела. Созвонимся. Удачного отпуска!

Удачного отпуска!

Глава шестая

1

В первых числах сентября Константин позвонил Натали. Он долго расспрашивал, как у нее обстоят дела, как учеба, какие планы, а в конце разговора неожиданно сообщил:

– Я в клинике, мне нездоровится, но там есть кое-какие дела, ты помнишь, да? Хотя, нет, я тебе напишу подробнее. Приезжай на выходные, там ребята работают. Если меня не отпустят, делай одна. Ты справишься.

Напряжение, связанное с «Конвейером славы», продюсирование и запись саундтрека к «Тусовщикам», тот самый творческий вечер в Киеве и другие порой навязанные проекты подорвали здоровье Гармадзе. Он сопротивлялся до последнего, но, все же почувствовав себя совсем плохо, был вынужден лечь в клинику. Несомненно, что произошедший в августе 2008 года вооруженный конфликт между Грузией и Россией также принес Константину переживания и боль.

Диагноз, который ему поставили, мы не будем обсуждать. Обсуждение болячек звезд – последнее дело, которым, впрочем, не гнушаются многие бульварные и не очень газетенки и даже глянцевые журналы. Находят источник дохода в болячках и телеканалы. Расписывая больничные подробности, выдавая это все под соусом «богатые тоже плачут», горе-журналисты вряд ли отдают себе отчет в том, что большинство этих самых звездных недугов – результат излишне напряженного труда, нервов, скандалов, гастролей, записей, бесконечных репетиций, отсутствия полноценного отдыха и горячего питания. Кофе и сигареты – основной рацион половины российского и не только шоу-бизнеса.

Натали хорошо запомнила тот момент, когда Константин ей сообщил о своей болезни. Ей захотелось тут же сорваться и вылететь в Киев, чтобы помочь хотя бы чем-нибудь. Хотя она понимала, что лучшую помощь Константину она окажет, если будет сохранять спокойствие и стараться как можно качественнее выполнить все порученное ей.

Неделя в Петербурге пролетала незаметно. Занятия шли с утра до четырех-пяти часов дня. Вечером Натали гуляла, занималась, готовила, стирала. Часто к ней в гости заглядывал Коля. В квартире, в отличие от детдома, они могли играть на гитаре или разговаривать, не опасаясь насмешек со стороны соседей по комнате.

Жизнь Натали стремительно бежала вперед, не давая времени на то, чтобы остановиться и оглянуться. Когда работы в Киеве было много и приходилось проводить в студии и будние дни, Натали набирала в рюкзак книг и читала их во время перелетов. Она старалась ничего не упустить, успеть везде – и это ей с успехом удавалось.

Ее радовало и то, что о ней не вспоминает никто из родственников. Дядя Рудольф не объявлялся, не звонил и никак не напоминал о себе. Тете Светлане на Натали всегда было откровенно наплевать, поэтому можно предположить, что она была лишь рада ее стремительному исчезновению. Натали как будто жила в своем маленьком мире, куда допускала только тех людей, кому действительно доверяла. Всем остальным она пыталась уделять как можно меньше времени, полагая, что чем будет реже попадаться им на глаза, тем лучше.

О личной жизни Натали не задумывалась. Да и о чем было задумываться, если личная жизнь у нее фактически отсутствовала. Появись кто-то рядом с ней в этот момент, отношения вряд ли сложились бы. К работе теперь добавилась и учеба, свободное время появлялось очень редко, да и тратила его Натали на те же самые работу и учебу. Она по-прежнему мечтала встретить того человека, который часто ей снился, который, как ей казалось, всегда с ней рядом и поддерживает во все трудные моменты. В том, чтобы сделать его счастливым, она видела и свое счастье.

Пытаюсь сосредоточиться на учебе и успеть как можно больше сейчас, пока не настали новогодние праздники, когда работы может прибавиться. Учиться труднее, чем я предполагала. Но это ничего. Если бы учиться было легко, мне бы все быстро надоело. А так, по крайней мере, интересно. Переживаю за Константина. Он плохо себя чувствует, но держится. Он все равно много работает в студии. Я восхищаюсь им.

Натали довольно часто вспоминала моменты из своего детства. Это происходило совершенно спонтанно, тогда, когда этого меньше всего стоило ожидать. О многих обстоятельствах она давно уже забыла, и только сейчас они вновь всплывали в ее памяти, причем настолько ярко, как будто все это случилось буквально вчера.

Сидя на лекции по общей психологии, Натали засмотрелась в окно. Поздняя осень в полную силу властвовала в Петербурге. Неожиданно Натали припомнила, как в такой же хмурый день однажды они с отцом уехали за город, кажется, в Токсово.

– Пап, а что ты будешь рисовать? – недоумевала Натали. – Ведь все некрасивое такое, давай, может, просто погуляем.

– Погуляем, обязательно погуляем, – папа смотрел по сторонам. – А кто тебе сказал, что все вокруг некрасивое?

– Никто, – призналась Натали. – Я так думаю.

– Интересно, а я думаю по-другому. Все очень даже красиво. Вон, посмотри на то дерево, на сосну. Под ней рябина. Смотри, листья еще не все опали.

– И что? – удивилась Натали. – Ты это будешь рисовать?

– Буду, и ты тоже попробуй, – Сергей вручил Натали простой карандаш и лист из блокнота. – По-моему, это очень интересное сочетание.

– Чем интересное?

– Как чем? – отец подстелил на лежавшее на земле поваленное дерево небольшой коврик. – Вот, садись сюда и рисуй. Смотри, с одной стороны это осень. Видно, что на рябине есть листья, что их немного, они опадают. Вокруг на деревьях листьев нет совсем. А сосна… Знаешь, в ней есть что-то от зимы. Еще месяц примерно – и выпадет снег. А представь, если эта рябина так и будет стоять с листьями.

– Она же замерзнет! – испугалась Натали.

– Не замерзнет, Натали, не замерзнет. Рядом сосна, рябине будет тепло. Может, она до весны и простоит так с листьями.

– Хорошо, я попробую нарисовать, – согласилась, наконец, Натали. – А потом погуляю тут, пока ты рисуешь.

– Рисуй, моя принцесса, – улыбнулся Сергей и углубился в работу.

Натали изобразила на листе бумаги ствол сосны, вокруг которого почти обвилась тонкая рябина. Через минут пятнадцать ей стало скучно.

– Иди, погуляй вокруг, только не уходи далеко, – сказал Сергей, не переставая рисовать. – Еще полчаса и я закончу, наверное. Погуляем тогда вместе.

Натали уходила в сторону, возвращалась, поднимала с земли ветки, листья и внимательно их рассматривала. Она терла в ладонях ярко-красные листья осины, пытаясь понять, присутствует в них красная краска или нет. Листва с осин и берез уже почти вся осыпалась, и только небольшие дубы стояли в зеленом наряде, как будто и не было никакого приближения зимы.

Папа дорисовал, свернул рисунки и коврик в сумку, взял Натали за руку, и они пошли по тропинке, наслаждаясь неожиданно показавшимся из-за плотных облаков солнцем. Неожиданно Натали отпустила руку и подошла к пригорку у дерева.

– Смотри, папа, это же гриб! – с удивлением произнесла Натали и показала пальцем на темную шляпку боровика, на которой плотным слоем лежали опавшие листья.

– Действительно, белый, – Сергей разгреб руками листву и осторожно выкрутил гриб. – Сейчас, подожди, у меня в сумке есть пакет. Отвезем маме, вот она действительно удивится!

– Смотри, пап, вот еще один! – Натали приподняла листву у торчавшего из-под земли корня дерева, где скрывался гриб еще крупнее первого.

– Осторожнее ступай, – произнес Сергей, нагибаясь, чтобы снять боровик. – Здесь могут быть еще грибы. Они поодиночке никогда не растут. Видимо, тут их полянка.

– Нашла, папа, еще два! – кричала Натали.

– И я тоже нашел, один, но очень красивый, посмотри! – отец не торопился выкручивать гриб изо мха. – Нет, я, пожалуй, нарисую эту красоту! Это редкое везенье!

Натали с удивлением наблюдала, как на листе бумаги появился и гриб, и листья, лежавшие вокруг, и те, что укрывали шляпку сверху. И даже капля дождя, поблескивавшая на шляпке, не ускользнула от внимания отца. Окружавшие деревья Сергей легко обозначил штрихами. Рисовал он простым карандашом, но у Натали складывалось ощущение, что она видит все в цветах – и темно-коричневую шляпку гриба, и красные листья осины, и бурую сухую хвою, и зеленоватый мох, и пучок сухой травы, торчавший на заднем плане.

– Какие красивые! – воскликнула мама, когда вечером на кухне выложила грибы из пакета на газету. – И все хорошие! А я думала, что грибов-то и нет уже, ведь холодно.

– Наверное, они нас с папой ждали, – гордо произнесла Натали. – Долго ждали, вон какие большие выросли. И мы взяли и пришли за ними.

– Семь штук, красота, – не успокаивалась мама. – Ну, сегодня на ужин будет картошка с грибами. На работе расскажу завтра. Хотя, не поверит никто. Подумают, что сказки рассказываю.

Сидя на лекции, Натали вдруг почувствовала запах жареных грибов, поздних, осенних, который тогда она запомнила навсегда.

2

По настоянию Константина Натали осваивала игру на скрипке.

– Это намного расширит твои возможности, – говорил он. – Гитарой ты владеешь, владеешь фортепьяно, понимаешь что-то в звукорежиссуре, а к этому прибавится и скрипка.

Натали согласилась. Все новое было ей интересно. К тому же ко всему, что говорил ей Константин, она прислушивалась. Его авторитет для Натали был непререкаем.

Работа в студии напоминала Натали эстафету. Только-только удавалось справиться с одним заказом, сдать несколько готовых записанных фонограмм, как тут же поступал следующий, и история повторялась с самого начала.

Сегодня мне снилось, что я играю на скрипке какой-то медленный вальс. Но играю не для Константина, когда мы репетируем, а для него. Это так необычно. Мне показалось, что играла я неплохо. Удивляюсь я тем, кто ищет себе побогаче, пишет в Интернете что-то типа: «ищу спонсора». Если ты не хочешь быть с человеком, то никакие деньги тебе не помогут. А всю жизнь мучиться из-за того, что он платит, а ты должна сидеть и молчать – это просто ужас какой-то. Я уже все решила. Я хочу видеть в своей жизни только одного человека. Сама себе говорю и понимаю, что не может быть так, чтобы его вообще не существовало.

Однажды в толпе в киевском аэропорту Натали показалось, что она видит того, кого так долго искала. Это продолжалось секунду или две. Их взгляды не встретились, на это просто не хватило времени. Вокруг было много народа, Натали надо было спешить, но с тех пор она больше не искала похожего на него. Она искала именно его, ждала встречи спокойно, терпеливо, как ждут те, кто уверен в своих чувствах и в том, что все обязательно должно сложиться хорошо.

К весне 2009 года Константин практически поправился и смог полноценно работать в студии и заниматься новыми проектами. Больше всех, наверное, этому радовалась Натали. Ее не пугало, что работы будет больше, и у нее возникнут трудности с учебой. Первую сессию она сдавала практически экстерном, экзамен сдавала уже после каникул, когда появилось свободное время, и поэтому ей казалось, что далее все будет получаться немного легче.

В марте стартовал отбор на международный конкурс “Newedition”. В том году он должен был пройти в России, так как годом раньше российский артист впервые в истории занял в нем первое место. Суммы в конкурс вкладывались астрономические. Российским воротилам шоу-бизнеса и теневым дельцам в этой сфере казалось, что если больше надежд будет на то, что вновь отечественный исполнитель одержит победу, то их вливания каким-то непостижимым образом увеличатся во много раз.

– Это просто смешно, – говорил Константин. – Им просто некуда уже деньги девать, они не знают, что придумать!

Дали о себе знать прежние проблемы. На участие в конкурсе от Украины решила претендовать Анастасия Забежко. Константину, связанному обязательствами еще со времен «Конвейера славы», ничего не оставалось, как поддержать Настю. Но кроме поддержки в его планы не входило ровным счетом ничего. Конечно, Константин понимал, что выступление Насти в финале “Newedition” – это шанс продвинуться на мировой музыкальный рынок, так как песня будет многократно растиражирована, выпущены многочисленные сборники, доход от которых будет немалым.

Анастасия выступила в отборочном туре в Украине. Разразился скандал невиданных масштабов. Оказалось, что песню, которую исполняла Настя, она уже пела до этого во время своих гастрольных чесов по стране. Результаты голосования были аннулированы. Константин слушал новости и не верил своим ушам – якобы он намеревался провернуть аферу. Интернет пестрил постами о том, что ловкий делец Гармадзе пытался обмануть всех, проталкивая свою протеже на “Newedition”.

К делу подключилась мама Насти. Был инициирован судебный процесс, который не решил практически ничего. Анастасии Забежко было запрещено выступать на конкурсе от Украины. Вопрос был закрыт. Не помогло даже наспех составленное открытое письмо президенту страны. Впрочем, все это только усугубило и без того непростое положение Анастасии и бросило тень на деятельность Константина как продюсера.

Сложно сказать наверняка, но, работая с Анастасией во время «Конвейера славы», Натали всегда как будто ждала от нее какого-то подвоха, возникновения непредвиденной, неловкой ситуации. Это предчувствие оказалось вещим. Настолько вещим, что в простое совпадение верилось с трудом.

Константин терпеть не мог оказываться в поле зрения прессы особенно по таким щекотливым и неоднозначным поводам. Какой он аферист, если сделал для Забежко все, что мог, и даже больше? Какой он делец, если вложенные в Анастасию силы и средства не измерялись в денежном эквиваленте? Потенциально у Забежко было все для того, чтобы сделать впечатляющую карьеру. Она была довольно талантлива, ей был организован вполне удачный старт-ап. Затем победа на «Конвейере славы», качественный музыкальный материал. Но куда все это делось? Почему не помогло? Почему за популярностью не пришла сверхпопулярность? Ответить на этот вопрос, пожалуй, столь же затруднительно, как сказать, почему одни люди идут в балет, а другие в космонавты.

Одно обстоятельство Константин явно недооценил: влияние Десятого канала на него было слишком велико. Хотя, скорее, это следовало бы назвать не влиянием, а стечением факторов. Из одного следовало другое, из другого – третье. Когда казалось, что все улеглось, Константину позвонили.

– Я могу отказаться? – прямо спросил Константин.

По его лицу было видно, что ответом он не просто остался недоволен. Константин был огорчен и взбешен одновременно. Музыканты, работавшие с ним и Натали, не могли этого не заметить. На следующий день Константин уехал в Москву на беседу с руководством Десятого канала.

Натали понимала, что происходит что-то такое, что заставляет Константина тревожиться, нервничать. Она привыкла к тому, что Гармадзе очень спокоен, улыбчив. Но буквально за пару дней все изменилось. Из Москвы Константин вернулся в очень странном состоянии: с одной стороны, видна была его заинтересованность в происходящем, с другой – чувствовалось, что иного выбора у него не было. Он созвал экстренное совещание всей творческой команды и констатировал факты.

– Итак, ситуация такая. У нас есть три, максимум четыре дня. Мы должны написать песню и подготовить ее. Анастасия Забежко, минуя промежуточные туры, участвует в отборе на “Newedition” от России. Есть ли у кого-то здесь сомнения в том, что она пройдет? Отлично. Задача ясна?

– А отказаться было нельзя? – поинтересовался один из музыкантов, Антон. Натали внимательно на него посмотрела и тут же перевела взгляд на Гармадзе.

– Все слишком сложно, ты должен понять. Все, работаем. А ты, – Константин обратился к Натали, – подойди ко мне минут через пять, есть разговор.

Пять минут прошли в томительном ожидании. Натали гадала, к чему разговор, если задача и так поставлена. После того, как будет написана песня, Натали займется аранжировкой, затем записью.

– Ты давно хотела проявить себя как композитор, ведь так? – спокойно спросил Константин. Натали на мгновение растерялась. – Вот и попробуй. Ребята, ты их знаешь, сделают текст, подкинут какие-то идеи. Я тебе с музыкой помогу.