Пурпурный рассвет. Эпидемия

Пролог

“– Вы только не шарахайтесь, – сказал он. – Пусть вас не смущает размах.

Нужно дерзать, Том. Давайте напишем с вами конец света.

– Он выдержал паузу. – В натуральную величину.”

Эрнест Хемингуэй

Трасса Дон М4, где-то недалеко от Воронежа

27 августа

Скоро будет дождь. По-летнему сильный и, как обычно, на два – три дня.

Тугой порыв ветра, несущий запах озона и мокрой пыли, забрался под мотоциклетную куртку и приятно охладил изрядно уставшую от августовского зноя кожу. На горизонте, с юга, откуда принесло живительную прохладу, уже грохотало. Пора собираться в путь, иначе дождь застанет где-нибудь на трассе. Сделав последние глотки газировки, мужчина в запыленной одежде смял пустую банку и швырнул её в урну. Собака, копающаяся рядом с баком, встрепенулась, но тут же уткнулась мордой обратно, в ворох грязной бумаги. Без пятнадцати пять. До заката еще далеко, но вот надвигающаяся гроза торопит. Сегодня хочется остановиться там, где можно раздобыть электричество и горячую воду. Последний раз имел возможность нормально помыться не меньше четырех дней назад, все остальное время приходилось плескаться в водоемах.

Расстояние от Москвы до небольшого поселка на трассе Дон-М4 можно проехать за десяток часов, но он ехал уже дольше недели. Спешить некуда. Каждый город, поселок, деревня, любое место по пути, сулящее неплохо поживиться полезным скарбом, задерживали на несколько часов. Аптеки, военные части, отделения полиции, крупные торговые центры, спортивные и охотничьи магазины, все, где может находиться хоть что-то интересное. Первое время собирал вещи, имеющие ценность раньше, до "Пурпурного рассвета", но до конца осознав происходящее, начал выбирать то, что поможет выжить.

Сняв мотоцикл с подножки, еще раз осмотрел сгрудившиеся у дороги однотипные здания. Обычная стоянка на трассе. Возле широкой заасфальтированной площадки когда-то стихийно образовался перевалочный пункт. Обычно, до “Пурпурного”, здесь было людно. Дальнобойщики, пассажиры автобусов, торговцы и кидалы, постоянно появляющиеся в таких местах, как черти из табакерки. Музыка, запахи шашлыка, выпечки и выхлопных газов, бесконечные очереди в платный туалет, пыльные здания забегаловок. Сейчас здесь нет никого. Вообще ни души, только несколько собак и стаи обнаглевших птиц полноправно хозяйничают в пустых залах. Ветер гоняет целлофановые пакеты и бумагу по пустой дороге. Ни одной машины ни проехало за час. До эпидемии такие места массовых скоплений вызывали у него только раздражение – тот еще мизантроп, но сейчас ловил себя на мысли, что скучает по людскому гомону и суете.

Вложив капельки наушников, прокрутил колесо перемотки треков на старом и затертом айподе, остановился на любимой песне, прибавил громкости и надел шлем. Тишину прервал приятный голос Иэна Гиллана. Мотоцикл чуть вздрогнул, заурчал мотором, и дорога побежала под колеса.

На скорости за шестьдесят даже горячий летний воздух обдувал приятной прохладой. Быстрее ехать он опасался, можно не заметить внезапную преграду на дороге и свернуть шею, слетев с мотоцикла. Да и ехать вот так, никуда не спеша, останавливаясь сколько и где хочешь, раньше не приходилось.Он любил дорогу. Каждый раз, когда оказывался в пути, не важно, на чем и куда, попадал в другую реальность, застывшую между прошлым и настоящим. Когда тело перемещалось из пункта «а» в пункт «б», сознание освобождалось от оков насущных проблем, и мысли текли свободнее. Кому-то нужно прийти в храм, кому-то заниматься медитацией, для него же лучшим местом самопознания являлась дорога.

Прошло всего два месяца, а насколько кардинально изменилась жизнь. Шестьдесят дней между глубоким отчаянием и полным одиночеством. Восемь недель назад он метался, как попугай в клетке, пытаясь выбраться из очередного кульбита жизни. Новые проблемы, не первые, но, как казалось, последние. И не потому, что видел перспективы раз и навсегда покончить с этими качелями, а потому что в это раз глубина ямы, в которую залез, пробила все днища. Каждый год его преследовал определенный цикл: в начале мая начинались проблемы, в конце лета они решались. В этот раз все пошло иначе. Нет, проблемы начались, как обычно, в мае, даже раньше. И просто проблемами это не назовешь. Скорее – полный крах. Если до этого все передряги, по сути, были временными трудностями, требующими лишь приложить к ним больше усилий, то сейчас возможностей хоть немного всё исправить не было. Лишился работы, и на этот раз не по своей вине. Пока искал новую, влез в долги на приличную сумму. Но работы не было, банки безработному отказывали, долговая удавка сдавливала шею все сильнее и сильнее. Чтобы взять небольшую отсрочку и время для решения, уехал в Москву. Возможность просто сидеть дома, не дергаясь от каждого шага за входной дверью, снимает накопившейся стресс и дает пространство для маневра. Но за два месяца так ничего и не решилось.

Вся жизнь в тот момент походила на войну, каждый день он проигрывал и отступал, отдавая позиции, загоняя себя все дальше и дальше на дно. Каждый день вставал, выходил из съемной квартиры и шел то на встречу с новым кредитором, то на собеседование по новой работе. Все впустую. Люди, способные одним займом решить все его проблемы, в последний момент давали отказ. Эйчары и кадровики лишь читали резюме и кидали дежурное «мы вам позвоним». Деньги, отложенные на самый черный день, таяли, несмотря на всю его экономность. Надежда вернуть жизнь в нормальное русло исчезала с каждым днем. Перебрал все возможные варианты. Глубокой ночью, после десятка шотов алкоголя в каком-то баре, посетила мысль о суициде, но даже пьяный мозг отбросил её, как что-то мерзкое и пошлое. Каждый отказ и неудачное собеседование погружали все глубже в пучину безнадеги. Пока однажды утром, проснувшись, он не увидел небо с отливом ярко-сиреневого цвета.

Часть 1. Глава 1. Тимур.

22 июня

Новочеркасск, воинская часть

Сев на край свежевскопанной траншеи, Тимур положил лопату с затертым черенком и посмотрел на свои ладони. Еще несколько часов такой работы, и мозоли превратятся в кровавые. Сержант приказал прорыть траншею для прокладки труб до вечера, как это будет сделано, его не волновало. Земля каменистая и плотная, иногда приходиться поработать и ломом, и киркой. Хорошо еще, что глубина всего два штыка, дальше – твердая глина вперемешку с гравием. Положение усугубляет жара, днем воздух разогрелся до сорока, а ближайшая тень только под навесом в ста метрах.

Достав из кармана выгоревшего кителя пачку дешевых сигарет, он прикурил и глубоко затянулся. Табачный дым наполнил рот горьким привкусом. Если в армии просто присесть отдохнуть, то самое меньшее – услышишь отборную тираду в свой адрес, в худшем – отправишься дежурить на «губу», а пятиминутный перекур воспринимается абсолютно нормально. Тимур часто об этом думал и никак не мог понять: в чем привилегия медленного самоубийства перед простой передышкой?

Докурив, бросил бычок на дно, втоптал его в землю каблуком и взялся за инструмент. После нескольких часов работы казалось, что лопата весит раз в пять больше обычного.

В армии он был всего второй месяц, но уже ненавидел ее всеми фибрами. Забрали в мае, когда в родном городе на берегу Черного моря только-только начался летний сезон. Вместо того, чтобы купаться и знакомиться с приезжими девчонками, он потел, копаясь в земле словно крот. Повестка пришла оперативно, стоило только забросить университет, просто потому, что надоело учиться. Пропал стимул. Почти никто из знакомых, окончивших альма-матер ранее, в дальнейшем не устроился по профессии. Экономика, офис, белые рубашки, брюки со стрелками, галстуки и натянутая улыбка. Нет, это точно не его. Отец больше сорока лет отдал армии и Тимур, желая на него походить, с детства грезил носить форму. Патриотические фильмы, где бравые ребята в голубых беретах лихо стреляли из автоматов и раскидывали врагов в рукопашной, только разжигали в детском мозгу желание пойти под погоны. Но иллюзии быстро растворились еще на сборном пункте. Вместо спецназа или десанта, куда мечтал попасть, распределили в войска связи, под Новочеркасск. Сказали не подходит по физическим параметрам. С ростом сто семьдесят сантиметров и весом шестьдесят пять килограмм могли вообще в танковые войска отправить. В части оказалось попроще. Хоть он и был старше многих на два – три года, но из-за невысокого роста выглядел чуть ли не младше всех. Ярко выраженная не славянская внешность: “татарские глаза”, черные волосы и смуглая кожа, сыграли не в лучшую сторону. Хотя все твердили, что в армии нет национализма, но срочники всегда стремились разбиваться на мелкие группы либо по национальному признаку, либо по землячеству. Татарский язык он не знал, а для Геленджичанина выглядел слишком экзотично.

Конечно, в армии – своя романтика, но для свободолюбивого человека жизнь по уставу сродни заключению, колючка на заборе и вооруженные патрули лишь дополняют ощущение. Жёсткое расписание, отсутствие личного пространства и свободы воли быстро ломают бунтарский дух.

Отвлекая себя воспоминаниями, чтобы не чувствовать усталости, продолжал копать. До возвращения в часть еще не меньше полутора часов, до конца траншеи – около двух метров. Если поторопиться, получится выкроить время на отдых.

– Пашите, пашите негры, солнце еще высоко!

Обернувшись, увидел двух парней в форме. Форменные куртки несли в руках, ремни небрежно перекинуты через плечо.

– Тим, пить хочешь? – высокий и худощавый сослуживец подошел к краю траншеи и протянул пластиковую полторашку.

– Что приперлись? Нам еще работать и работать, – Тимур взял бутылку и сделал несколько глотков теплой солоноватой минералки.

– Мы уже закончили. Теперь – расслабон.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, Тимур принялся копать быстрее – смотреть на отдыхающих сослуживцев, швыряя землю, не очень хотелось.

– Запарились рыть, в этой яме можно бассейн хороший сделать, а не септик! – худощавый несколько раз согнулся и разогнулся, разминая спину.

Оба солдата повесили куртки на торчащий из земли лом и улеглись на кучу песка, оживленно разговаривая.

– Интересно, сколько командиру за нас – гастарбайтеров – заплатили? – высокий лег и подложил под голову руки.

– Не знаю, я слышал это дача какого-то генерала, так что ему вряд ли что-то перепало. Как при коммунизме – за идею работаем, – второй, чуть полный, сидел рядом и чертил на земле палочкой. Складки рыхлого тела покрыты мелкими бисеринами пота, как запотевшее стекло.

– Сейчас большая часть войск в стране, по факту, стройбат! – усмехнувшись, высокий перелег на бок. – Тим, а ты на кого учился-то?

– Да фигня такая, что и в жизни никогда не пригодится!

– Понятно, а мне предки сказали, после армии в универ пойду. Еще сам не знаю, на кого. Разошлю результаты ЕГЭ в несколько ВУЗов, куда возьмут, туда и пойду.

Через полчаса, лоснящийся от пота и тяжело дыша, Тимур вылез из траншеи, осматривая проделанную работу. Убедившись, что глубина везде больше двух штыков, и сержанту не к чему будет придраться, растянулся рядом с сослуживцами.

– Жека, не знаешь, что сегодня на ужин? – Тимур посмотрел на часы, до приезда машины – около получаса.

– Гречка с тушенкой для повышения солдатского духа и чай с бромом для понижения сам знаешь чего! – Ответил упитанный солдат.

– Бредятина, ничего никуда не добавляют. Кормят так, что и без брома не встанет, – Тимур закрыл глаза и решил немного вздремнуть, накрыв лицо кепкой.

– О, хорошая мысль! Солдат спит, а служба идет!

Почти сразу провалился в сон, утомленный организм требовал отдыха. Проснулся от приближающегося урчания двигателя. Толкнув лежавшего рядом сослуживца, Тимур осмотрелся в поисках третьего. Толстый медленно приближался от перекошенного уличного туалета, на ходу поправляя ремень.

– Вот и прибыли за нами, – Женя стянул кепку и встал.

На участок заехал зеленый УАЗик с военными номерами. Тимур накинул куртку и застегнул ремень. Из машины вылез сержант, внимательно осмотрел траншею и удовлетворенно кивнул.

– Так, быстро загружаем инструмент и катим в часть, а то с ужином можем пролететь.

Закинув лопаты и ломы за заднее сиденье, втиснулись в УАЗик и захлопнули двери. Тент машины нагрелся на солнце, температура внутри, как в сауне. Солдаты моментально покрылись каплями пота, не спасала даже теплая вода из бутылки.

Машина завелась и, громыхая прогоревшим глушителем, начала удаляться от участка. Минут через пять выехали на шоссе и, набрав скорость, направились к части. Задувающий во все щели российского внедорожника ветер немного охладил салон. Тимур прислонился лицом к стеклу и смотрел на мелькающие вдоль дороги оградительные столбики. Еще один день службы прошел, промелькнул так же, как эти столбики. Еще один лист календаря из бесцельно потраченного года можно оторвать и выкинуть. Скоро в мусорном ведре их наберется триста шестьдесят пять, и он вернется домой. Триста шестьдесят пять серых листов – дней, похожих друг на друга, безликих и серых, изредка перемежающиеся парой красных цифр увольнительных или приезда родителей.

Еще один ничем не примечательный вечер и ночь, плавно вписавшиеся в однообразный календарь службы. Подъем. Как обычно, в шесть утра. Не успел проснуться, а уже одеваешь форму на ходу. Плац, утреннее построение. Только вот сегодня что-то не так. Не так, как всегда. Выражение лиц сослуживцев в строю потеряло былую отрешенность, и все они странно смотрят на небо. Тимур протер сонные глаза и тоже поднял голову. Никогда не видел небо такого цвета – фиолетового.

23 Июня 13.24 по московскому времени

Сидел в столовой и лениво ковырял тарелку супа с тушенкой. Аппетита нет, как и у всех остальных. Треть личного состава части отсутствует, лазарет забит до отказа. Врач, капитан Снесоренко, сказал, что ничего серьезного, разновидность гриппа, но грипп никогда не валил с ног столько служащих одновременно.

В столовую быстрым шагом вошел дежурный по части.

– Через пятнадцать минут построение на плацу.

«Скорее всего, дело не в гриппе, раз построение проводят в середине дня», – Тимур бросил ложку и направился к окну мойки.

Про небо, сменившее цвет, молчат, только на утреннем построении провели разъяснение, что это – природная аномалия, связанная с глобальным потеплением и сильными магнитными выбросами на солнце, ионизирующими атмосферу. Телевизор в части выключили. Интернет на удивление молчит. Но непонятное чувство тревоги сворачивает желудок в тугой узел, наполняя живот холодными камнями. Тимур привык доверять своему чутью, порой сильно выручающему его в жизни. Иногда чуйка казалась сверхъестественной, настолько точно она предупреждала о неприятностях. И сейчас интуиция подсказывала, что это далеко не простой грипп, и небо сменило цвет не из-за какого-то там парникового эффекта.

Бросил взгляд на носки ботинок, сверкающих свежим гуталином, одернул куртку вниз и, поправив ремень, вышел на плац. Военнослужащие уже заполнили площадь ровными коробками взводов. Встал в строй, вытянулся по стойке смирно и чуть закинул голову назад, чтобы не затекала шея. Низкие тучи, затянувшие с самого небо утра, давили и ужасали неестественным фиолетовым цветом. Солдаты то и дело

запрокидывали голову вверх и внимательно рассматривали аномалию.

Стоять пришлось долго, подполковник задерживался, в строю начали переговариваться. В один миг все замолкли, услышав четкий стук каблуков, эхом разносившийся по плацу. Подполковник быстрым шагом направлялся к центру строя, за ним, еле поспевая, шел капитан Снесаренко. Военнослужащие вытянулись по стойке смирно, напряжение повисло в воздухе натянутой струной. Командир остановился и развернулся на каблуках.

– Сегодня без формальностей. На территории воинской части объявляется карантин. Отменяются все увольнительные и отпуска, вход и выход на территорию части запрещен. Обо всех случаях даже легких недомоганий срочно сообщать офицерскому составу. Провести полную дезинфекцию столовой и продовольственного блока. Всему составу получить средства индивидуальной защиты – респираторы. Информация для родственников: в части грипп, закрыли на карантин, максимум две недели. Команда ясна?

– Так точно, товарищ подполковник! – единогласно громыхнул строй.

– Офицерский состав собирается у меня в кабинете. Остальным пройти в медчасть в порядке очереди. Командиры взводов, принимайте командование!

Командир развернулся и направился в сторону штаба, вслед за ним потянулись остальные офицеры. Сержанты скомандовали выстроиться в колонну по два, и солдаты длинным змеем двинулись в сторону медблока, возле которого уже успела выстроиться очередь. Из другой двери здания выходил такой же ровный строй с белыми респираторами на лицах. Тимуру эта картина показалась забавной: маски закрывали лица военнослужащих, превращая их в одинаковые манекены, мерно шагающие строем.

Днем небо не вернулось к нормальному цвету, наоборот, фиолетовый стал более интенсивным. Жизнь в части замерла. Солдат разогнали по казармам и не давали общаться друг с другом. Сержанты и офицеры постоянно находились в расположении, сводя возможность вылезти в соцсети или мессенджеры к нолю. Напряжение нарастало. Срочники начали роптать. Все знали, что лазарет забит, многие почувствовали недомогание, и их тут же уводили. Никто не знал, что происходит за территорией части. Тимур пытался позвонить домой, но помещал неожиданно появившийся в расположении офицер.

Ночью отправили дежурить на КПП. Воздух посвежел, но еще чувствовалась дневная духота. Засунув руки в карманы, Тимур ходил по проходной и подталкивал носком сапога маленький камень, невесть откуда взявшийся. До конца смены еще пара часов. Пара чертовски долгих часов. В звенящей тишине небольшой комнаты каждая минута длится вечность. Тимур старался реже смотреть на часы, надеясь, что прошло как можно больше времени. Но холодные цифры с изуверской точностью отсчитывали секунду за секундой. Глаза так и норовили закрыться, приходилось время от времени тереть лицо ладонями.

Зазвонил телефон на столе КПП, отгоняя дрему.

– Рядовой Юлаев! – отчеканил в трубку начальник караула. – Сейчас к КПП подъедет «скорая», пропусти и объясни, как проехать к лазарету.

– Разрешите выполнять, товарищ сержант?

Через несколько минут по стеклам КПП скользнули желтые лучи фар. Раздался пронзительный сигнал. Щуря глаза, щелкнул засовом и толкнул тяжелую створку. С легким скрипом ворота открылись. Машина скорой помощи поравнялась с Тимуром и остановилась. Из сумрака кабины выглянул водитель, синяки под глазами и бледная кожа выдавали крайнюю степень усталости.

– Где лазарет? – охрипшим голосом пробасил мужчина и сплюнул под колеса.

– Вдоль плаца, за казармой налево, первое же здание по правой стороне.

Мужчина окинул взглядом строения и нехотя надавил на газ. Шурша колесами по асфальту, "скорая" скрылась за казармой. Тимур еще несколько минут смотрел на опустевшую дорогу, стоя у открытых ворот и вдыхая оставленные машиной выхлопные газы. Чутье уже не просто подсказывало, оно орало во все горло.

24 июня 7.12 по московскому времени

Солнце выползло из-за горизонта и начало прогревать еще свежий утреней воздух. Тимур стоял на плацу, молча разглядывая высокие облака. За сутки их цвет не изменился, все такой же пурпурный. Необычная цветовая гамма небосвода удручала и вселяла первобытный страх, вызывая желание забиться куда-нибудь поглубже, чтобы не видеть гнетущее фиолетовое марево.

Построение задерживалось, сержанты сновали между солдат, переписывая присутствующих. Плац необыкновенно пуст – вышло меньше половины состава части. Военнослужащие встревожено перешептывались, но Юлаев молчал и выглядел совершенно спокойно. Только выглядел. Грудь раздирали страх и сомнения. Телевизоры в части выключены, вся информация поступает только от офицерского состава. «Эпидемии нет, локальная вспышка, захватившая несколько населенных пунктов». Чутье и здравый рассудок подсказывали, что им лгут. Смартфоны изъяли, доступа в интернет нет, проверить информацию нельзя. Никто не знает, что творится дома, здоровы ли родственники и друзья. Неведение пробуждало чувство беспомощной злобы. Злобы на себя, на офицеров, и на все государство в общем.

Старший лейтенант суетливо ходил перед строем из стороны в сторону и изредка поворачивался к штабу. Его эмоции тяжело было различить из-за скрывающего лицо респиратора, но и так было понятно, что он нервничает. Так и не дождавшись начальства, солдат распустили без распорядка на день. Тимур отправился в казарму и, сняв ботинки, рухнул в кровать, собираясь воспользоваться послаблением – на службе редко удается безнаказанно поспать днем. Но отдохнуть не дали. Лишь только провалился в сон, громкий голос дежурного по части объявил повторный сбор. На этот раз построением командовал новый полковник. Его лицо сложно было не запомнить – обвисшая физиономия, побитая глубокими оспинами с маленькими поросячьими глазками над белой медицинской маской. Полковник стоял недалеко от служебного автомобиля, выдерживая дистанцию. Рядом с ним мялся на месте майор – высокий, худощавый, с тонким орлиным носом. Полковник приподнял респиратор и заговорил в мегафон.

– Командир части временно не может исполнять свои обязанности. Замещать его буду я – полковник Иваненко. Сегодня в двадцать один ноль-ноль в часть прибудут два ГАЗ-66, и два взвода отправятся на задание. Суть расскажут на месте. Остальному составу – не покидать территории части и находиться в состоянии полной готовности. Так же продолжается строгий карантин. Любое посещение части гражданскими, все контакты по сотовой или стационарной связи под запретом. Нарушение карантина – трибунал. Построение закончено, вольно, разойдись! – договорив, полковник сел в машину и покинул плац.

Сержанты выстроили два взвода в колонну и отправили в сторону складов получать амуницию. Оставшихся загнали в учебные классы повторять давно изученные дисциплины.

Напряжение уже не просто витало в воздухе, оно звенело сотнями колоколов. Офицеры взволнованы и встревожены, говорили на повышенных тонах и часто срывались на крики и ругань. Из-за забора то и дело доносились сирены скорых, пожарных и полиции. Тимур понимал, что происходящее уже переходит рамки простой локальной вспышки инфекции. Даже обычно шумные сослуживцы разделились на небольшие группы, рассевшись в разных углах класса, и тихо обсуждали происходящее. За дверью послышались шаги, разговоры сразу прекратились. В комнату вошел майор и пристально осмотрел сидящих.

– Через пятнадцать минут на построение. Прием пищи отменяется, получите сухпай, – выражение лица и голос офицера давали понять, что ничего хорошего ждать не стоит.

Предчувствие оправдалось. Весь оставшийся день гоняли по плацу. На бетонной площади не осталось места, не протертого каблуком солдатских ботинок. Лишь в обед дали небольшой перерыв. Есть пришлось прямо на плацу, усевшись на бетон и вскрыв боксы дневных рационов. Как только солдаты справились с пайками, муштра продолжилась. Солнце, скрытое толстым слоем фиолетовых туч, почти спряталось за горизонтом, когда майор сжалился и отдал команду «вольно-разойтись». Обрадовала заработавшая кухня – кто-то из солдат вызвался заменить поваров, начальство не стало спорить. В столовую почти заползали, сил на болтовню не осталось, мечтали только о постели.

Закончив ужин и, еле волоча ноги, поплелись из столовой в расположение, со стороны напоминая толпу зомби из дешёвого фильма ужасов. Тишина сохранилась и в казарме, военнослужащие молча принимали душ и укладывались по койкам.

Готовясь к отбою, Тимур вспомнил про два взвода, отправленные на задание. Кровати в дальней части казармы пустовали, значит, солдаты еще не вернулись. После команды «отбой» сон, несмотря на утомительный день, долго не шел. Юлаев лежал, закинув руки за голову и рассматривая трещины на потолке. Мысли в голове носились хаотичным табуном, никак не выстраиваясь в более-менее разумное объяснение происходящему. Тревога о родителях не давала уснуть.

Тишину нарушил дежурный по роте, скомандовавший подъем. Спешно натянув куртку и затянув ремень, Юлаев побежал к выходу. В двери столкнулся с поднимающимися по лестнице солдатами из отправленных на задание взводов. Вид у них, словно вернулись с похорон. У некоторых сильно тряслись руки, как с хорошего похмелья. Тимур протолкнулся между срочниками и выбежал на улицу.

Перед казармой на бетонной тропинке собралась половина роты. Построение проводил майор, мерно вышагивая перед строем.

– Смирно! – все как один, вытянулись и подровнялись. – Сейчас отправляетесь на выполнение задания, секретного. Распространение какой-либо информации повлечёт за собой привлечение к дисциплинарной ответственности. Инструкции – на месте. Получить комплекты ОЗК[1] и выдвигаться к машинам. Ответственные -лейтенант Сухорук и старший лейтенант Хвощов. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Взвод, к складу, шагом марш! – Майор быстрой походкой направился в штаб, на ходу начиная разговор по мобильному.

Тимур послушно зашагал вперед. Возле склада пришлось немного подождать, пока сонный прапорщик возился с замком. Отборный мат, который обычно поднимал настроение личному составу, сейчас только раздражал. На каждого выдали по полному комплекту ОЗК и четыре автомата на всю группу, в разрез со всеми инструкциями прямо со склада. Возле КПП ждали две машины ГАЗ-66 с заведенными двигателями. Водители грузовиков, издали завидев прибывающий взвод, побросали сигареты и залезли в кабины. Командующие заданием Сухорук и Хвощов стояли возле открытых задних бортов, заведя руки за спину. Сохраняя тишину, солдаты погрузились в машины и расселись по деревянным скамьям. Никто не разговаривал, не переглядывался, каждый погружен в свои мысли.

Закрыв борт, в кузов забрались сержанты и постучали по кабине, давая команду водителям. Грузовики рыкнули мотором и, набирая скорость, выехали из части.

– Товарищ сержант, сколько ехать не подскажете? – обратился один из солдат.

– Около сорока минут. Кто хочет, может поспать.

Многие с радостью приняли предложение и, устроившись удобнее, тут же засопели. Хотя Тимуру сегодня и не удалось сомкнуть глаз, спать он не хотел. Молча разглядывая убегающие назад дорожные знаки, пытался понять направление движения. Долго гадать не пришлось, крупная перечеркнутая надпись “Новочеркасск” на светоотражающем щите мелькнула по левую сторону дороги. Ехали в город. За всю дорогу встретилось не меньше пяти экипажей скорой, резкий сигнал которых сложно с чем-то спутать в тишине ночи. Почти все экипажи неотложки двигались в одном с ними направлении. Чем ближе к конечному пункту, тем чаще и чаще доносился пронзительный звук сирены.

Вскоре грузовики сбросили скорость, проезжая шлагбаум, сержанты скомандовали спящим «подъем». Чуть кряхтя, солдаты продрали глаза и попытались размять затекшие от неудобных поз шеи и руки. С громким хлопком откинулся задний борт, и из-под тента кузова, как горох из стручка, посыпались срочники, тут же выстраиваясь в шеренгу.

– Сержантам выбрать двух бойцов для охраны и выдать оружие, остальные стволы – оставить себе. Головой отвечаете за то, чтобы здесь не появилась ни одна живая душа. Оружие применять в крайних случаях, то есть три предупреждения, выстрел в воздух, а потом… ну, в общем, всем знакомая схема, как в карауле, – лейтенант Сухорук чуть прокашлялся и, не сбавляя темпа, продолжил. – Остальному составу одеть ОЗК и не снимать до завершения операции. Кому поплохеет – нашатырный спирт у Хвощова.

Солдаты нервно переглянулись.

– Команды вольно не было! – рявкнул лейтенант. – Надеть ОЗК, выстроиться в колонну по два!

Срочники спешно повытаскивали защитные комплекты и начали натягивать резиновые бахилы. ОЗК пахли старой резиной и одевались с противным скрипом. Немного выбившись из норматива, солдаты, надев противогазы, выстроились по направлению к видневшемуся в сумраке зданию.

Как понял Тимур – строение административного назначения. На это указывал шлагбаум на въезде и одинаковые шторы на окнах первых этажей, но не догадался о предназначении. Все стало ясно, когда из низкой металлической двери вышел человек в белом халате с воспаленными от недосыпа глазами под толстыми линзами очков. Лицо врача скрывал плотный респиратор непривычного для докторов вида. Он подошел к Хвощову и что-то проговорил почти на ухо. Старший лейтенант немного подумал и скомандовал двигаться следом за ним. Обогнув здание по широкой дорожке, вышли к одноэтажному строению с массивной двустворчатой дверью, над которой висела мрачная табличка «морг». У дверей стоял рослый мужчина в темно-синем халате. Увидев приближающихся военных, выбросил недокуренную сигарету и, сплюнув на землю, опустил натянутый на лоб респиратор. Тяжелая дверь открылась, скрипнув петлями. Мужчина повернулся и посмотрел на военных.

– На пол не блевать, вот, – он подтолкнул стоящее на кафельном полу ржавое железное ведро. – Или бегите на улицу.

Солдаты не успели прийти в себя от слов работника морга, как резкий сигнал автомобиля заставил вздрогнуть. Два бортовых грузовика выкатились на асфальтовую площадку и заглушили моторы. Из кабины одного вылез Хвощов и громко хлопнул дверью. Узнать его можно было только по росту и фигуре, лицо скрывал противогаз.

– Разбиться попарно, – на ходу скомандовал старлей. – И за мной.

Тимур, переглянувшись с доставшимся ему в пару, шагнул в дверь. Вошедшие перед ним сослуживцы уже скрылись за поворотом коридора. Немного мешкая, повернул следом за ними, и желудок скрутило в приступе тошноты. Трупы. Много трупов. Так много, что им не хватает места в холодильнике, и они сложены друг на друга штабелями. Взрослые, дети, женщины. Все обнаженные, с бирками на больших пальцах ног: имя, фамилия, дата рождения и смерти. Черты лиц невозможно рассмотреть, так как тела больше походят на мумии из фильмов ужасов, чем на людей. Высушенная и сморщенная кожа, плотно облегающая кости, почти полное отсутствие волос и никакого трупного запаха. Подавил рвотные позывы и, собрав силы, зашагал дальше по коридору. Сзади послышался громкий плюхающий звук, один из солдат не выдержал и, сняв противогаз, начал извергать содержимое желудка прямо под ноги.

– Твою мать! Я же сказал, на пол не блевать! – патологоанатом с досады хлопнул себя по бедрам. – Убирать сам будешь! Давай быстрее, а то кто-нибудь поскользнётся! Ведро и тряпка у входа в шкафу.

– Рядовой! Сука! Быстро одел противогаз! – Расталкивая всех, в коридор влетел Хвощов, стараясь кричать как можно громче через противогаз, но голос его все равно звучал приглушенно. – Быстрее, дебил! Ты приказов не понимаешь! Глотай блевотину, хоть захлебнись, но противогаз не снимай!– даже сквозь толстые стекла противогаза было видно, как старлей побагровел от злости. – А вы что уставились? Сейчас каждый берет тело, один за руки, второй за ноги, и грузите в машину. Двое: ты и ты, залезли на грузовик и принимаете. Складывать аккуратно, чтобы влезло как можно больше.

Хвощов и провинившийся солдат скрылись за поворотом коридора. Вскоре оттуда донесся звон металлического ведра об кафельный пол и шум набирающейся воды, изредка перекрываемый руганью. Через минуту лейтенант вернулся и, разогнав временный ступор солдат очередной порцией мата, скомандовал выносить тела.

Тимур стоял чуть позади широкоплечего сослуживца и смотрел на труп девушки. Представил, что эта девушка еще совсем недавно была жива, разговаривала, смеялась, плакала, а сейчас лежит здесь на других телах, беззащитно обнаженная и безжизненная. Может, она любила и была для кого-то самым дорогим человеком на свете, а теперь это просто бездыханное тело, больше похожее на мумию, которое надо погрузить в машину. Напарник повернулся и кивнул почему-то именно на это тело. Тимур протянул дрожащие руки и, обхватив тонкие голени, потянул на себя. Напарник взял за запястья, но передумав, перехватил за подмышки. Сухая кожа скрипнула об перчатки защитных костюмов и собралась складками, надломившись в местах изгиба. Стянув труп с груды, понесли наружу к машине.

Юлаев хотел, как можно быстрее избавиться от этого тела. Другие волновали мало: старики, мужчины, не важно, именно этот труп вызывал панический страх. При одном взгляде на неестественно запрокинутую голову, грудь сдавливали тугие тиски удушья. И раньше приходилось видеть мертвецов, как и любому другому человеку. Похороны, телевизор, несчастные случаи, многое в жизни заставляет воочию столкнуться со смертью, но держать в руках труп девушки… Так не должно быть. Умирать могут мужчины на войне, старики от болезней, кто угодно, но не молодые, полные сил и жизненной энергии. Молодость полностью противоречит самому понятию смерти. На секунду показалось, что несут его самого, высохшего, с выпавшими зубами и безобразно качающейся в такт шагов головой. Такое вполне может случиться, он не вечен, и смерть не делает скидок, она просто хладнокровно выполняет свою работу.

Задумавшись, чуть не споткнулся об тело полной женщины лет пятидесяти, которое двое солдат положили на пол, остановившись передохнуть. С трудом устояв на ногах и чуть не выронив труп, выругался сквозь зубы и продолжил идти. Возле грузовиков уже стояли несколько пар с телами в руках, ожидая, когда у них заберут ношу. Двое солдат в кузове принимали и аккуратно складывали вдоль бортов высохшие мумии. Когда подошла очередь, Тимур с напарником передали тело и отошли от грузовика.

– Эта легкая совсем, давай не будем тащить, – обратился срочник в кузове ко второму.

– Давай, всех таскать, под утро без спины останемся.

Слегка раскачав, солдаты небрежно швырнули труп через весь кузов. Тело с глухим стуком рухнуло на голый металл и застыло в неестественной позе, словно поломанная марионетка, которую отбросил в сторону кукловод. Тимур минуту стоял и смотрел на гору того, что недавно было живыми людьми, пока его не окрикнул сержант. Продолжил работать на полном автомате, таская тела из морга к грузовику без эмоций и чувств.

В расположение вернулись за час до рассвета. ОЗК заставили снять еще до въезда в часть, где их закинули в контейнер на кузове ЗИЛа и увезли.

“Скорее всего, сжигать”, – подумал про себя Тимур.

Два взвода с мертвенно-бледными лицами зашли в казарму и, приняв душ, молча улеглись в койки. Уснуть этой ночью никому не удалось.

25 июня

Наступивший день по степени безумия не уступал прошедшей ночи. Юлаев не успел отойти от погрузки тел, как в казарме начался полный дурдом. Большая часть солдат слегла с температурой, диарей и сильным потоотделением. Стоило пожаловаться на плохое самочувствие, пара офицеров в ОЗК тут же уводили заболевшего. Ближе к полудню из тридцати человек осталось всего десять. Никто не уснул несмотря на бессонную ночь. Солдаты пытались добиться хоть какой-то информации от офицеров, но те упорно молчали и держали в неведении. В обед с улицы раздались крики и автоматные выстрелы, вызвав в расположении переполох. На шум забежали офицеры в защитных костюмах. Долго не церемонясь, угомонили самых рьяных парой пинков.

Тимур нервничал, от постоянного стресса болел желудок и подкатывала тошнота. Пытаясь унять мандраж, то лежал на кровати, то бродил по казарме из стороны в сторону. Понимал, что все встало с ног на голову, но ничего не мог сделать. Душой давно был дома, с родителями, но физически не мог вырваться из части. Армия, о которой так мечтал, превратилась в тюрьму. Вспомнил рассказ дяди, который работал на крупной птицеферме. Эпидемия птичьего гриппа, прошедшая несколько лет назад, зацепила их предприятие, все поголовье птиц подлежало уничтожению. Пернатых заперли и не кормили весь день. Затем подогнали грузовики с рассыпанным тонким слоем по днищам кузовов кормом. Куры бросились к еде, но как только машины забились до отказа, их вывезли за город и, выгрузив в огромную яму, раскатали бульдозерами. Вот и Тимур сейчас себя чувствовал такой курицей. Осталось дождаться своего грузовика с едой, ямы и бульдозера.

Хотелось курить. Постоянно облизывал и закусывал губу, но последние сигареты кончились еще вчера, а новые взять негде.

После обеда, которого не было, в казарму вошел офицер. Капитан Свердлов, имя которого Тимур не запомнил. Вид у капитана изможденный. Глаза глубоко запали, белки покрылись сеткой красных сосудов. Стянув с лица медицинскую маску, офицер закурил прямо в казарме. Солдаты замерли в ожидании.

– Так, ребят. Тут полная хрень творится. Полштаба слегло. Половина оставшихся за то, чтобы распустить вас по домам, половина против. Советую пока сидеть и ждать приказа, – Свердлов прокашлялся, голос звучал тихо и сипло. – Постараемся отправить вас. Мойте чаще руки, реже выходите на улицу, и вот эту фигню, – офицер указал на маску, – носите, хоть и дышать в ней тяжко.

– Товарищ капитан! – Сержант вышел из толпы, натягивая форму на ходу. – А что это за зараза?

– Без понятия. Никто не знает, откуда и как передается. Думаю, это вирус. Может, биологическое оружие. Вы небо видели? – Свердлов докурил, затушил об каблук, осмотрелся по сторонам и, не увидев урны, сжал бычок в руке. – Ни черта не знают, а люди мрут.

– Много умерших? – Рядовой Ильясов, сослуживец из Казани, привстал с кровати и встревожено посмотрел на офицера.

– Врать не буду, очень много. Я такого за всю жизнь не припомню. Только давайте без паники. Вы, как-никак, солдаты. Пока ждите приказа. И это… – капитан обвел взглядом военнослужащих в казарме. – Берегите себя.

– А что за выстрелы были? – сержант озвучил вопрос, который волновал всех.

– Там… – Свердлов на секунду замялся, потом махнул рукой и продолжил. – Смена караула решила дезертировать. Два или три солдата. Разводящие помешали. Постреляли немного. Один двухсотый. Другие вроде целы. Дураки. Теперь в карауле только офицеры. Оружейку закрыли. Так что не повторится.

– Товарищ капитан, – Тимур встал с койки и обратился к старшему по званию. – А сигаретой не угостите.

Офицер молча бросил пачку через всю комнату и вышел. К Юлаеву тут же подбежали несколько сослуживцев и разобрали почти всю пачку. Себе оставил всего две сигареты, одну убрал в тумбочку, с другой подошел к окну. Открыв, закурил, втянув полные легкие, и закрыл глаза. Сигаретный дым приятно прокатился по горлу, наполняя рот горьким вкусом. Рядом встали несколько сослуживцев и так же молча закурили. Все смотрели на небо фиолетового цвета и молчали. Курили медленно, делая маленькие затяжки и подолгу удерживая дым в легких. Оставив половину, Тимур осторожно затушил сигарету и, вернувшись к койке, убрал в тумбочку.

Голова отказывалась соображать. Мысли хаотичным роем метались внутри черепной коробки, сбивая друг друга и превращаясь в кашу. Сейчас все солдаты в подвешенном состоянии, но офицер дал хоть какую-то надежду. Немного обрисовалась картина, и стало известно, чего примерно ждать. Если командование распустит по домам, то будет проще. Если же запрут, то надо выбираться самому, тихо, без шума. Дом важнее, чем армия. Все юношеские мечтания о службе и так давно разбились армейскими реалиями, а теперь вообще чувствовал себя загнанным в клетку.

Время тянулось как кисель. Тимур пытался хоть как-то убить ожидание и избавиться от круговерти мыслей, но выходило плохо. Сослуживцы тоже старались занять себя как могли: кто-то спал, кто-то, сбившись в кучку, громко обсуждал происходящее.

День, как долгая и выводящая из себя песня по радио – и бесит, и переключить нельзя. Юлаев не находил себе места в четырёх стенах. Из казармы не выпускали. Поставили перед входом дежурного офицера с оружием. Ближе к пяти принесли и раздали дневные рационы. На вопросы никто не отвечал, обрубая короткой фразой: «В части карантин, выход с территории запрещен».

Тревога переросла в общий нервоз. Несколько раз возникали драки. Напряжение висело в воздухе, не давая ни отдохнуть, ни поспать. Незнание убивало. Сигарет нет, закончились еще в обед. На отбой просто отключили общее освещение, дежурный заходил каждые пятнадцать минут, проверяя личный состав. Никто не спал.

26 июня.

Утро ничем не лучше ночи. Стойкое ощущение, что про них забыли, бросили на произвол судьбы, даже рационы никто не принес. Офицер, уже другой, не тот что вчера, все так же дежурил у входа. На попытку солдат узнать хоть что-то, огрызнулся: «Свалили обратно, и сидите тихо!»

Ближе к обеду, резко распахнув дверь, в казарму вбежал капитан Свердлов. Китель растрепан, на правом плече камуфляж окрасился в бордовый. В руках АК-74.

– Быстро, кто домой, бегом из казармы! – проорал офицер.

Тимур подскочил на кровати и бросился к тумбочке за вещами. Сердце застучало в сумасшедшем ритме. От волнения бросило в жар и холод разом.

– Вещи на хрен. Я сказал, быстрее на улицу! – Свердлов постоянно озирался на площадку перед казармой и здание штаба.

Юлаев схватил куртку, кое-как натянул ботинки и, даже не зашнуровавшись, выбежал на улицу. Следом за ним устремилась половина сослуживцев. Прямо перед дверями – заведенный КАМАЗ с тентом. Задний борт откинут, внутри несколько офицеров, сидящих рядом с большим количеством ящиков и мешков.

– Быстрее, в машину! – подгонял сзади капитан.

Как только нога последнего оторвалась от бетона, машина тронулась с места и, набирая скорость, двигаясь в сторону КПП. Тимур осмотрел сидящих: суровые и сосредоточенные лица, молчат, у старших по званию в руках автоматы. Капитан Свердлов едет в кабине, расспросить о происходящем некого, офицеров в кузове не знает.

Перед КПП грузовик притормозил. Тимур ожидал чего угодно, в голове рисовались картины, как в боевиках: машина берет на таран стальные ворота, они уносятся по улице, вслед стреляют выбежавшие из КПП. Но услышал лишь скрип открывающихся ворот, и в машину запрыгнули еще трое ребят, судя по красным повязкам на плече, дежурные. КАМАЗ заревел и затрясся, набирая скорость.

Солдаты, сжавшись на лавке, выглядели как брошенные дети. Растерянные, подавленные, встревоженные. Никто не знал, что произошло, почему все так быстро, почему капитан в крови. Тимур на секунду пожалел о спонтанном решении, но вспомнил главное слово, которое подкупило – дом!

Сидящий рядом офицер достал пачку и закурил, молча протянув сигарету. Щелчок зажигалки, затяжка, привычный горький дым во рту. Мысли немного прояснились, сердце сбавило темп. На секунду представилось, что они просто едут строить очередному генералу загородный дом. Накатило мнимое успокоение. Но нависающее небо фиолетового цвета, офицеры с лицами, словно на войне, и оружие в их руках, вернули в реальность.

Майор открыл стоящий рядом ящик, достал лежавший в нем семьдесят четвертый, пристегнул магазин, передернул затвор и, поставив на предохранитель, протянул Тимуру.

– Держи, может пригодиться.

Юлаев взял автомат за прохладное пластиковое цевье и поставил перед собой на приклад. Осмотрел его по сторонам. Почти новый, краска еще не стерлась на гранях, под предохранителем видны следы масла, пластик на рукоятке не затерт. Оружие в руках внушало спокойствие и уверенность, словно это волшебная палочка, которая спасет даже от инфекции. Положив АК на колени, перекинул ремень через шею и подтянул его по длине.

– А патроны еще есть? – спросил, забыв об уставном обращении.

– Есть, остановимся, дам, – ответил офицер, передавая автоматы другим солдатам.

Ехали около часа в полном молчании, только курили и смотрели на пустую ленту дороги. Очень мало машин. Настолько, что Тимур реагировал на звук каждой проезжающей мимо. Улицы пусты, людей почти нет. Ожидал погони, суеты, кордонов в химической защите, вертолетов, но нет ничего.

Проехали дорожный знак «выезд из города», и через полчаса КАМАЗ сбросил скорость и свернул с трассы. Выкатившись на проселок, остановились в поле возле лесополосы. Солдаты высыпали из машины и разминали затёкшие ноги. Капитан Свердлов выпрыгнул из кабины и осмотрелся.

– Так ребят, давайте немного опишу, что произошло, – он закурил сигарету и глубоко затянулся. – У нашего полковника крыша протекла. Я и часть офицеров уговаривали его распустить личный состав, но он до последнего стоял на полном карантине. Идиот. Большую часть уже скосило, а он уперся как баран. Сказал, что любого попытавшегося покинуть часть, будет судить по законам военного времени: дезертирство – расстрел на месте. Половина офицеров его поддержала. Была небольшая заварушка. Даже постреляли. Заперли их в штабе. Разобрали машины, затарились на складе, дальше вы сами знаете.

– Товарищ капитан!

– О субординации можешь забыть, – капитан сделал несколько больших глотков из фляги. – Просто Алексей, или Леша.

– А… Алексей, – сержант с трудом переборол выработанную до автоматизма привычку. – А что дальше делать? Нас же теперь дезертирами признают.

– Блин, совсем забыл. Вы же там как в бочке сидели, ничего не знаете. Эпидемия везде, по всей планете. Болеет уже больше половины людей в мире, – солдаты раскрыли рты от удивления. – Да, всего за два дня. Уже половина. Очень много смертельных случаев. Никто не знает, что это за хрень. Температура, диарея, сильная жажда, и всё – обезвоживание. У кого сердце не выдерживает, у кого почки. В части знаешь сколько умерло? До хрена. Так что, забудь про армию. Никому вы не нужны, весь штаб дивизии слег. Никаких команд сверху не поступало. Мой вам совет – дергайте домой. У меня дома жена и дети, я к ним еду, кто в сторону Туапсе, могу подбросить.

Юлаев и еще семь человек подошли ближе.

– Тов… Алексей, я из Геленджика, нам по пути, – Тимур встал ближе и сжал в руках автомат.

– Я из Сочи.

– Горячий Ключ.

– Краснодар.

– Новороссийск, – подхватили остальные солдаты.

– Хорошо, кто со мной, те оставайтесь. Остальные вольны поступать, как хотите. С транспортом беда, вчера вечером весь общественный престал ходить, как городской, так и междугородний. Поезда тоже отменили. Могу только рационов дать, патронов, спальники. Взяли с запасом. Подгребайте к бортам, сейчас раздадим.

Часть солдат получили по несколько магазинов, уложили в вещмешки сухпайки, спальники, разбились на небольшие группы и, попрощавшись, ушли к дороге.

Восемь срочников, один офицер, которого Тимур не знал, Свердлов и водитель остались у машины.

– Так, бойцы. Вы тоже разберите необходимое. Перекусите, сегодня же не кормили. Через полчаса выезд. Первая остановка – под Краснодаром. Заезжать в город не будем, заночуем на трассе. Ночью ехать опасно, да и не спали мы ни хрена, дежурили, и день был, врагу не пожелаешь. А завтра уже доберемся.

– Алексей, – Тимур подошел ближе к офицеру. – Спасибо.

– Да ладно тебе, – Свердлов пожал протянутую руку.

[1] ОЗК – общевойсковой защитный комплект, средство индивидуальной защиты, предназначенное для защиты от отравляющих веществ, биологических средств и радиоактивной пыли.

Часть 1. Глава 2. Саша.

22 июня

Москва

И без того горячий воздух еще сильнее накалялся от множества работающих автомобильных двигателей и, колышась, поднимался над асфальтом. Пробка стояла около получаса, лишь изредка, с черепашьей скоростью, продвигаясь на несколько метров вперед, словно дразня водителей. Серебристый спортивный Мерседес нервно моргал аварийками и пытался протиснуться вперед. Покрытые городской пылью ВАЗы и дешевые иномарки жались к обочине, боясь поцарапать дорогого «немца».

Саша нервничал, опаздывал на встречу с Олегом и Оксаной, а опаздывать он не любил. Руки нервно бегали по матовой коже руля, постукивая в такт музыке.

– Да какого черта вы все стоите! – вдавил клаксон до упора, оглашая пробку пронзительным сигналом.

Словно услышав, машины, мигнули красными огнями стоп-сигналов и поползли вперед.

– Наконец-то!

Выбравшись из душной пробки, иномарка понеслась по широкому проспекту, превышая все мыслимыеограничения скорости. Лежащий на пассажирском сидении телефон залился мелодичной трелью. На экране высветлись две буквы – "О.Д".

– Олег, я уже лечу, – ответил по громкой связи. – На Ленинском как всегда в пробке застрял. Минут через десять буду.

– Давай быстрее, не могу долго ждать, – ответил низкий мужской голос.

– Подождешь, – положил трубку и сильнее вдавил педаль газа.

Сочная листва дубов и кленов, росших вокруг элитной многоэтажки, заиграла всеми оттенками зеленого, отражаясь на лобовом стекле. Припарковавшись рядом с входом, небрежно закрыл машину и взбежал по ступенькам. Мрамор, сталь и зеркала – все говорит об элитарности. Консьержка, сидящая за толстым стеклом, осмотрела с головы до ног. Высокий, чуть худощавый, молодой человек, светлые волосы уложены в стильную, чуть неряшливую, прическу, одет в легкие белые брюки и голубую футболку. Гость не вызвал никаких подозрений, и она снова уткнулась в потрепанные страницы дешевого детектива. Вызвал лифт и начал нервно переминаться с ноги на ногу. Красные цифры этажей на табло сменялись с гнетущей медлительностью, словно кабина сползала вниз, как улитка по стене. От нетерпения начал царапать металлические двери ключом, пока они не разошлись в стороны. Из просторной кабинки вышла пожилая женщина в цветастом платье с маленькой девочкой за ручку. Саша окинул их презрительным взглядом и, заскочив в кабину, несколько раз нажал кнопку нужного этажа. И снова лифт пополз со скоростью сонного ленивца, цепляющегося когтистыми лапами за перекрытия этажей. Саша вдавил кнопку и держал, пытаясь заставить чертов механизм ехать быстрее. Не дожидаясь, когда двери до конца откроются, прошмыгнул в широкий коридор и свернул к знакомой двери. Молочно-белая, стилизованная под деревянную. Нажал три раза на звонок и сразу позвонил по телефону Олегу.

– Открывай. Это я.

– Ты один?

– Нет, блин! Со мной бригада "маски-шоу"! Открывай!

Раздался негромкий щелчок, дверь слегка приоткрылась, медленно, демонстрируя свою массивность. Потянул за ручку и вошел в квартиру. Прямо за дверью – гостиная с белыми стенами и мебелью, по размеру больше похожая на банкетный зал в отеле. Пахнет свежим воздухом с легкой примесью цветочного аромата. Из всей мебели выделяется черный журнальный столик, стоящий посередине, рядом с кожаным диваном, на котором сидит высокий худощавый мужчина с легкой проседью в волосах, одетый во все белое и сливающиеся с интерьером как хамелеон. Рядом с ним женщина в узком белом платье, с черными волосами, гладко зачесанными назад и заколотыми на затылке.

– Опаздываешь, Александр, – мужчина изогнул губы в легкой ухмылке и бросил на диван смартфон.

– Давай к делу. У меня мало времени, – Саша вытер вспотевшие ладони об брюки и опустился в кресло напротив.

– Рядом с тобой.

Опустил руку за кресло, достал узкий кожаный дипломат. Положив на столик, открыл крышку. Внутри аккуратные пакеты с белым порошком и синими таблетками, тесно прижимаются друг к дружке, словно родные.

– Можешь проверить, – Олег откинулся на спинку и достал из пачки сигарету.

Саша поднял взгляд на собеседника и захлопнул крышку чемодана. Увесистая пачка евро, которая до этого оттягивала карман брюк, перекочевала на столик. Весело звякнула золотая скрепка, сжимающая купюры.

– А вот это я, пожалуй, заберу, – снял скрепку, и деньги рассыпались широким веером, резко выделяясь на черном фоне и наполняя воздух запахом свежих банкнот. Девушка собрала в стопку и пересчитала.

– Кстати, у меня скоро новый товар будет. Название еще не придумали. Кто пробовал, говорят, эффект потрясающий, – Олег, слегка приоткрыв рот, выпустил клубок дыма. – Попробовать хочешь?

– Бесплатно?

– Угощаю.

Достав из кармана серебряный цилиндр, Олег положил его на стол. Саша открутил крышку и высыпал на стекло небольшую горку белого порошка. Пластиковой картой растянул длинную дорожку. Наркотик похож на белую пыль, крупицы которой блистают в лучах света как бриллианты. Трубочка. Вдох. В носу слегка защипало. В глазах, как в старом телевизоре, настроилась резкость. Контуры комнаты обрисовались четче, контраст между белым и черным начал резать глаза. Поднялся с кресла, и на секунду показалось, что сейчас выпрыгнет до потолка. Тело двигается как механизм: резко, четко, без ненужных жестов.

– Хорошая вещь. Почем?

– С ценой еще не определились. Взял на проверку качества.

– Если что, держи меня в курсе. Обязательно прикуплю.

Саша поднял дипломат, по ощущению ставший намного легче. Олег проводил к выходу и закрыл за ним дверь. Все тело переполняла энергия и жажда движения. Нажав кнопку лифта, немного подумал и пошел вниз по лестнице пешком, спуск в кабине находился сейчас в другом временном пространстве. Ступени сами прыгали под ноги и несли вниз. Холл, консьержка в очках и контраст кондиционированного воздуха с жаром улицы. Солнце больно ударило по расширенным зрачкам, спасли только тонированные стекла Мерседеса. Кнопка старта двигателя мягко утонула, рык двигателя, ароматизатор в салоне смешался с запахом разогретой кожи. Быстро нашел любимый трек в плейлисте и включил музыку на всю громкость. Руки плясали по баранке замысловатый танец, словно существовали отдельно. Попытался их остановить, но понял, что не может, да и не хочет. Движение и перестукивания пальцев гипнотизировали и вгоняли в состояние транса. Глухие удары баса из колонок разгоняли кровь по организму, заставляя сердце биться в ритм. Все тело превратилось в сплошной пульсирующий сгусток энергии, ищущий применение.

Серебристый «немец» летел по проспекту, навстречу падающему с зенита солнцу. Саша ехал в поисках новых ощущений, которых жаждало тело.

Через час стоял за барной стойкой в еще закрытом ночном клубе. Бармен суетливо протирал хайболлы, готовясь к открытию и разговаривал через плечо. Официанты суетились между столиками, протирая, убираясь, готовя зал к приходу гостей. Ди-джей настраивал оборудование. Заведение дышало предвкушением шикарного вечера.

– В этот раз столько же, сколько и в прошлый?

– Нет, я синих больше взял. Прошлую партию быстро разобрали, сам говорил, что не хватило, – Саша с трудом мог усидеть на стуле, тело разрывала необходимость движения, пальцы плясали по стакану с коктейлем и барной стойке.

– Хорошо, тогда должно на неделю хватить. Оставил там же?

– Да, на кухне, в емкости с рисом, внизу в пакете.

– Хорошо. Деньги, как обычно. Через пару недель, на карту, по документам – зарплата за промоушен.

– Странно, что никто не удивляется такой зарплате.

– Думаешь, ты один здесь деньги отмываешь? Вообще, половина клубов только для этого и открыта. Вечер где планируешь провести?

– Еще не знаю, движа хочется. Новым стаффом закинулся. Бодрит шикарно.

– Так оставайся. Ди-джей из Германии приехал, полный клуб будет. Через пятнадцать минут откроемся. Выпивка за счет заведения.

– Ну раз за счет заведения, то уговорил! – Саша резким движением заглотил содержимое стакана и подоткнул его к бармену. – Наливай еще!

5.42 по московскому времени

Разум начал постепенно возвращаться. Мутные очертания выстроились в интерьер. Вспышки стробоскопов больно ударили по воспаленным глазам. Кроме него на танцполе почти никого нет, как и в самом клубе, лишь несколько подвыпивших компаний жмутся по столикам вдоль стен. Энергия, которая переполняла весь вечер, утекает в пол, и истощенное тело не может сдвинуться с места. Да что там тело, даже веки тяжело открыть полностью.

Собрав остатки сил, зашагал к стойке бара и рухнул на стул. Пересохшие губы слиплись, язык присох к небу, не позволяя сказать ни слова. Бармен окинул сочувствующим взглядом и протянул стеклянную бутылочку Спрайта с запотевшими боками. Ледяная шипящая жидкость смочила горло и показалась на вкус божественным нектаром. Саша опустил взгляд на часы, стрелки почти соединились на цифре шесть. Память отрывками прокрутила ночь: шоты, девушки, танцы, дорожка, опять девушка, секс в туалете, танцы. От прежнего прилива сил не осталось ни следа, накрыл отходняк. Организм кричал о необходимости отдыха, единственное, что заставляло хоть как-то двигаться – стремление попасть в душ и рухнуть в постель. Нащупал в кармане ключи и пошел к выходу, морщась от запаха перегара и пота. Яркое утреннее солнце осуждающе заглянуло в глаза, отозвавшись резью. Руки судорожно пробежались по карманам в поисках очков – пусто. Не оказалось их и на голове. Скорее всего, потерял в клубе, но возвращаться и искать, не было никакого желания и сил. Скривился от обиды и злости – очки подарил отец, и по любому спросит про них. Машина послушно отозвалась двойным сигналом. Дверь открылась, приглашая в уютное нутро. Внутри душно, но уже через минуту климат-контроль обдал струями прохладного воздуха, смягчая самочувствие. Вдавил педаль газа. Перед глазами плыло, толком не различал дорогу. На выезде с парковки не заметил поворот, влетев передним бампером в ограждение.

– Твою мать! Что за херня! – от злости перепутал педали тормоза и газа, сминая бампер и капот в гармошку.

Оглушающий хлопок и сильный удар по носу. Саша замахал руками, пытаясь избавиться от непонятной субстанции, чуть не вырубившей его. Только когда она сдулась, понял, что сработала подушка безопасности. Кое-как выбравшись из машины, осмотрел повреждения. Бампер и капот под замену, возможно, и радиатор. Лобовое стекло покрылось паутиной трещин. Асфальт засыпало осколками пластика и фар. Облизнув губу, почувствовал солоноватый вкус и ощутил боль в разбитом подушкой носу.

– Ну и хрен с вами! – он сплюнул под колеса авто и зашагал в сторону дороги.

Из клуба выбежал охранник и закричал вслед, перемежая слова матом. Саша поднял руку со средним пальцем и даже не повернулся. В голове пульсировало большими неоновыми буквами: «Домой, домой, домой». Остальное потом. Как только вышел на бордюр и поднял руку, сразу остановилась потрепанная девятка.

– Домой! – Саша завалился на заднее сидение, протертое тысячей задниц почти до дыр, лениво махнул рукой и запрокинул голову на подголовник.

– Куда домой, адрес скажи?

– Ты че, тупой? Я сказал – домой, для непонятливых: Звенигородский переулок, дом номер восемь. Может, еще этаж и номер квартиры?

Водитель молча проглотил оскорбление, злобно зыркнув взглядом. Получасовая поездка показалась пыткой. Воздух внутри раскалился как в сауне, воняло забитым фильтром салона, колбасой с чесноком и бензином. Без того пересохший рот превратился в обезвоженную пустыню. Казалось, что он заперт в душной машине, как в тюрьме, и его тело высохнет, словно мумия, еще до того, как они куда-то приедут. Но из-за поворота появился знакомый силуэт элитной высотки. Опустив заднее стекло, кивнул охраннику, чтобы открыли шлагбаум.Таксист остановился возле подъезда и молча повернулся. Саша приподнялся на сидении и начал рыться в карманах. Отыскав смятую тысячную купюру, небрежно бросил и вылез из машины, громко захлопнув дверь. Консьержка выбежала на встречу и спросила не нужна ли скорая, рассматривая следы крови из разбитого носа, но он прошел мимо, небрежно отмахнувшись. Ввалился в кабину лифта и оперся на приятно прохладную стенку. Цифры этажей на кнопках плыли перед глазами, интуитивно нажал свою. Все-таки иногда хорошо жить на третьем этаже, кабина лифта вызывала приступ клаустрофобии, необходимость подниматься хоть на несколько этажей выше вынудила бы идти пешком. В квартире живительная прохлада и легкий запах ванили. Ввалился, споткнувшись об обувь у порога, и пошел по коридору, отталкиваясь от стены к стене, как матрос во время качки. В своей спальне рухнул на кровать, даже не сняв обувь. Первые несколько секунд еще подумывал о походе в душ, но единственное на что хватило сил – сделать несколько больших глотков из бутылки, стоящей рядом с кроватью. Напившись, отшвырнул минералку, даже не закрыв, и последнее, что увидел, перед тем как отключится – выливающуюся на ковер воду. Даже не обратил внимания на пурпурный цвет утреннего неба.

23 июня

Просыпаться не хотелось от слова «совсем», даже несмотря на громкие голоса в прихожей. Старательно цеплялся за размытые фрагменты сновидения, но сон все равно с каждой секундой таял, как сладкая вата, а явь становилась все отчетливее вместе с мерзостным самочувствием. Последней каплей пробуждения стал звонок телефона в коридоре.

– Твою мать! Нельзя там потише? – Резко сел на кровати и сразу пожалел об этом – импульс боли ударил в виски, отозвавшись во всем теле.

С трудом сняв туфли с затекших ног, Саша выбрался из спальни и замер. В прихожей – люди в форме скорой помощи разговаривают с отцом.

– Что здесь происходи…. – Александр осекся, встретив взгляд отца.

– Мы постараемся стабилизировать ее состояние, сейчас поступает множество больных с такими же симптомами, – врач нервно пригладил усы. – Пока вакцины против вируса нет, нам неизвестна его природа и способы передачи. Обещают в скором времени создать, до этого времени будем стараться поддерживать состояние вашей супруги в норме. Ее как можно скорее надо доставить в стационар, так что мы поедем, Юрий Павлович. Я буду держать вас в курсе всех изменений.

– Хорошо, Владимир Иванович, я приеду через несколько часов.

– Я бы не советовал, она будет лежать в инфекционном отделении, где сейчас много больных. Мы, конечно, поместим ее в отдельную одноместную палату, но риск заразиться все равно велик. В связи с большим количеством заболевших введут карантин. Вас, как контактировавших, это тоже, скорее всего, коснется. Так что потерпите несколько дней, потом сможете навещать.

– Ладно. Только, пожалуйста, сделайте всё, что в ваших силах. Любые лекарства, аппаратура, все что понадобиться, только верните ее быстрее домой.

– Да, Юрий Павлович. Мы сделаем всё, что сможем, поверьте. До свидания!

Когда входная дверь захлопнулась за спиной медиков, Саша готов был дать голову на отсечение, что отец его сейчас убьёт. Давно не видел в глазах своего старика столько ненависти и злости. Даже в тот день, когда папа первый раз вез его в реабилитационную клинику с сильнейшей передозировкой, серые глаза были больше наполнены жалостью и грустью, чем гневом.

– Па, что случилось, – отойдя с пути отца, он попытался хоть как-то разрядить обстановку.

Юрий Павлович молча прошел в кухню и сел за обеденный стол. Безразличный взгляд направлен в окно, пальцы монотонно стучат по корпусу смартфона.

– Пап, ну может, скажешь? – Саша зашел следом и оперся спиной на холодильник.

Опять этот переполненный ненавистью взгляд, пронизывающий до самых глубин души. Саша невольно поежился.

– Тебе сказать, что случилось? – в голосе отца прозвучали нотки презрения. – Пока ты, как последняя собака, ловил отходняки, твоя мать в соседней комнате мучилась с температурой под сорок. Она звала тебя, просила принести лекарств и воды, сама не могла даже с постели встать. А твое жалкое создание ничего не слышало. У тебя вместо мозга – каша из дерьма и наркоты.

– Но… Но… а где же был ты?

– Я в это время летел над Атлантикой, заключил контракт в Штатах. Я работал, хотя ты не знаешь, что это такое. Деньги зарабатывал. А ты готовься, с первым призывом потащишь свою тощую задницу в военкомат. Никаких рехабов, пусть тебе в армии всю дурь из башки выбьют. И поверь, если с твоей матерью случится что-нибудь серьезное, ты всю жизнь будешь вагоны разгружать или на кладбище ямы рыть. Я не только заберу всё, что дал, но и сделаю так, чтобы ты не смог ничего добиться в этой жизни. Будешь зубами себе гроши на пропитание выгрызать, – Юрий Павлович снес со стола все, что на нем было, и вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Через минуту за окном послышался звук сигнализации и шум уезжающего автомобиля. Саша так и остался стоять на кухне, прислонившись спиной к холодильнику. Слезы обиды и злости душили, не давая нормально дышать.

«Отправит в армию? Да пошел он на хер! Мне было не легче, чем матери. Чуть не сдох. Самого-то дома не было. Контракт, ага, так и поверил. А если бы мы на пару тут помирали? Что бы он тогда сказал? Нашел козла отпущения. И вообще, я не сиделка, чтобы постоянно выполнять чьи-то приказы. Я вправе проводить время так, как хочу. В армию! Пусть только попробует, тиран хренов!»

Набрав стакан воды, Саша запил таблетку от головной боли и вышел в коридор. Натягивая мокасины, похлопал себя по карманам в поисках ключей. Вспышкой перед глазами промелькнула картина разбитой машины, и Саша с досады ударил в стоящий рядом шкаф кулаком. Боль резким порывом пробежалась по всей руке и погасила приступ гнева. Достал из кармана брюк телефон и набрал номер друга.

– Ник, привет. У меня проблемы небольшие, не можешь меня забрать сейчас? Да, я тебе потом все расскажу. Ага. Ну, разбил вчера. Короче приезжай, хватит болтать. Давай, жду.

Снимать обувь не хотелось, и он уселся прямо на полу в коридоре. Прохладный кафель чувствовался даже через брюки. Каждая минута, проведенная в ожидание друга, тянулась мучительно долго и только разжигала злость и обиду. Вспомнил взгляд и голос отца, который еще никогда прежде так с ним не разговаривал. Хлипкий фундамент веселой жизни дал трещину. Уверенность, что отец будет терпеть любые его выходки, улетучилась. Саша был единственным ребенком в семье и достаточно поздним. С самого детства мать баловала любимого сына, и он привык, что мир крутится вокруг него одного. Любая прихоть и каприз исполнялись моментально. Отец изредка пытался высказаться против, но мама, с её мягким голосом и безмерной любовью к единственному сыну, тут же разбивала все его противоречия. Позже, уже в более сознательном возрасте, понял, что отец шел на компромисс больше из любви к матери, чем к нему, но тогда казалось, что они готовы разбиться в лепешку на потеху отпрыску. Жизнь родителей не всегда была богатой. Голодная и злая юность в перестроечное время по коммуналкам и общежитиям. Вместе прошли через всё препятствия, на своем горбу таща зародыш тогда еще скудного бизнеса. Совсем молодой Алене Васильевне пришлось посидеть и на воде с хлебом, и поработать продавцом в ларьках, чтобы хоть на что-то жить, пока супруг вкладывал все силы в дело. С годами его упорство дало результаты, и бизнес расцвел. Добившись достатка, Юрий Павлович показал всю ширь своего благородства и сполна отплатил жене за верность: заграничные курорты, вещи от кутюрье и дорогие украшения. Но ей был не нужен пафос и лоск. По-настоящему она расцвела, когда наконец-то смогла забеременеть. Ребенок стал самым большим счастьем в ее жизни. Понимание того, что после всех мучений их сын родится в достатке и не будет знать нужды, сделала её самой счастливой женщиной и окупило тяжелые годы. Но палка благополучия оказалась о двух концах, и поняли родители это слишком поздно. Первые сигналы прозвучали еще в подростковом возрасте, когда в карманах одежды ребенка начали находить не только сигареты, но и легкие наркотики. На уговоры родителей завязать, сын реагировал приступами агрессии и бесконечными обвинениями в нелюбви. После каждой такой сцены Алена Васильевна уходила почти на месяц в депрессию и сильно болела сердцем. Сергей Петрович решил для себя, что здоровье и жизнь жены ему дороже, и стал просто игнорировать выходки сына. Такой нейтралитет сохранялся до сегодняшнего дня.

Звонок в дверь заставил Сашу вздрогнуть и резко встать на ноги. За дверью ждал Никита, друг с университетских пор.

– Ты что, уснул? Выглядишь вообще неважно, – спросил Никита.

– Да вчера всю ночь гудел, теперь расплачиваюсь. Ладно, пошли.

– А дома никого? Я в туалет хочу, умираю!

– В кафешке сходишь, поперли, уже тошнит от квартиры, – захлопнув дверь, спешно сбежали по лестнице и вышли из подъезда.

На улице смеркалось, дул легкий вечерний ветер. Небо затянуло низкими тучами, и Саша, наконец, увидел, что облака окрасились в довольно необычный цвет.

– Что это за хрень?

– Ты про цвет? – Никита достал ключи и нажал кнопку отключения сигнализации. – А фиг его знает. С утра такое. Что-то там с загазованностью связанно, толком не помню, сказали, скоро пройдет.

– Я думал, это у меня уже отходняк такой. Давай сначала съездим в «Яму», я там вчера на парковке свою машину оставил, забрать надо.

– А на кой ты её там бросил? – Ник сел на водительское сидение и завел двигатель.

– Новой химии попробовал, всю ночь накрывало. Под утро отпустило, такой «бэдтрип» был, думал сдохну. Сел за руль и на парковке влепился куда-то, уже точно не помню куда. В таком состоянии был, что даже разбираться не стал, поймал тачку и уехал домой.

– Ну, ты, блин, даешь, – друг от удивления щелкнул языком. – Ладно, поехали.

Машина неспешно выехала из двора многоэтажки и помчалась в сторону центра.

– Ого, а пробок-то нет, я думал, сейчас стоять будем, – Саша рассматривал почти пустой проспект, приоткрыв окно.

– Да я тоже в шоке, вроде не выходные. Одно удовольствие по городу кататься.

Всего через двадцать минут они подъехали к парковке ночного клуба. Силуэт разбитой машины, уткнувшейся мордой в ограждение, было видно издалека. Картина повреждений удручала: капот, бампер, фары и радиатор под замену. На брелок сигнализации машина не реагировала, скорее всего, с аккумулятором что-то случилось при ударе. Эвакуатор пришлось ждать еще около часа, за это время успели съездить в ближайший «Макавто» и перекусить. Остальное время Никита пытался найти новый трек, который сильно его зацепил, но, перерыв весь плейлист в своем Spotify, так его и не нашел. Эвакуаторщик долго торговался, апеллируя тем, что машина не на ходу, но поняв, что лишней выгоды не добьется, загрузил машину на платформу. Связываться со страховщиками и объяснять причины аварии Саша не хотел, поэтому решил сделать авто за свой счет. Деньги волновали мало, он даже не знал какой лимит на его кредитке, больше беспокоили сроки. Перспектива кататься на такси или брать машину в прокат не прельщала. Менеджер автосервиса успокоил и заверил, что в течение пяти дней машина будет готова, даже несмотря на то, что большая часть мастеров находится на больничном.

После автосервиса направились в ближайшее кафе. Небольшой зал с модным дизайном встретил прохладой кондиционеров и легкой, расслабляющей музыкой. Выбрав столик, Ник отправился в туалет, а Саша принялся лениво листать меню. Фотографии изысканных блюд может обычно и вызывали аппетит, но не сейчас. До сих пор перед глазами стояло лицо отца, перекошенное от гнева и ненависти.

– Я тебе отправлю в армию! – Саша захлопнул меню и бросил его на стол.

– Куда-куда отправишь? – переспросил Никита, подойдя к столику.

– Да, это… Отец с катушек съехал. Я сегодня весь день отходил, а мама приболела. Ну, я не слышал, как она воды просила и звала меня. Ее в больницу вечером увезли. Я проснулся от того, что в коридоре галдели. А этот взбесился, говорит: «В армию тебя отправлю!»

– Да ладно, ты, успокойся! – Ник откинулся на спинку дивана и взял меню. – Все предки одинаковые: побесятся – побесятся и успокоятся. Вот увидишь. Хотя с матерью это плохо. Я слышал сейчас многие болеют, даже смертельные случаи есть.

– Не мели чушь. Я уверен, она быстро поправится. Отец за это любые деньги отдаст. А насчет того, что он успокоится, ты можешь ошибаться. Ты его не знаешь, он если решил, то уже не передумает.

– Тебе так кажется. И мать твоя не позволит. Не помнишь, что ли, как тогда, когда ты в рехаб загремел. Он же хотел тебя вообще в ПТУ отправить учиться.

– Заткнись, а, – Саша прервал друга, воспоминание о бывших промаха не вызывало ничего, кроме раздражения. – Быстро хаваем и валим отсюда, меня уже все напрягает.

Никита послушно замолчал и уткнулся в меню. Через минуту подошла симпатичная официантка и приняла заказ. Бургер «Джек Дэниелс» с салатом «Коул Слоу», обжаренные креветки в кляре и медальон из телятины с трюфельным соусом. На удивление кухня работала быстро, что несвойственно для Москвы. Уже через пятнадцать минут стол начал заполняться тарелками с искусно сервированными блюдами. Никита ел с большим аппетитом, тщательно пережёвывая каждый кусочек, в отличие от Саши, который лениво ковырялся вилкой и все время смотрел в окно.

– Ну, ты скоро? – сказал Ник, довольно откинувшись назад. – Я уже закончил, а ты толком и не начал.

– Я перехотел, аппетита нет, – Саша отодвинул тарелку и полез за бумажником.

Подошедшая официантка взяла кредитную карточку и удалилась.

– Надо прошвырнуться куда-нибудь, что-то меня все бесит. Давай свалим в Сочи на пару дней, – Саша говорил без особого энтузиазма, ковыряясь во рту зубочисткой. – Или нет. Там сейчас пекло, и море там – болото.

– Может, за границу? Ты вообще куда хочешь, где тепло или попрохладнее? – Ник взял в руки рекламный буклет, лежащий в углу стола. – Вот тут в горы туры предлагают, вроде ничего так.

– Сам не знаю, куда хочу. Вообще без понятия, смогу отдыхать или нет, мать-то в больнице, а я же не чудовище, у меня сердце есть, переживать буду, – сказав последние слова, Саша улыбнулся.

– Молодой человек, извините, пожалуйста, но ваша карта не проходит, – прервала разговор официантка.

– Как не проходит, хорошо провела? Попробуй еще раз! – Саша резко повысил голос и слегка приподнялся с дивана.

– Мы с кассиром несколько раз пробовали, но выдает, что она заблокирована. Может, у вас другая есть?

Да, вашу ж мать. Что за хрень! – Саша резко встал из-за стола и швырнул официантке несколько тысячных купюр. – Сдачи не надо!

Девушка от неожиданности зажмурила глаза. Когда за гостями захлопнулась входная дверь, она показала средний палец и собрала деньги.

– Ты чего так на девчонку сорвался? – спросил Ник, опускаясь на водительское сидение.

– Да пошла она, еще я с официантками не любезничал, – Саша сплюнул на землю и захлопнул дверь. – Главное то, что, по всей видимости, отец карточку заблокировал. Я теперь на ноле.

– Я могу тебе занять немного.

– Засунь себе их, знаешь куда? Поехали к нему в офис, поговорить с ним надо. На эту карту и мои должны скоро капнуть, там не только его деньги. Адрес помнишь?

– Помню,– ответил Никита обиженно, но через минуту уже забыл об этой обиде, к такому поведению друга он успел привыкнуть за несколько лет дружбы.

Отец упорно не отвечал на звонки. Саша набирал ему уже пятнадцатый раз, но вызов, как и все предыдущие, остался без ответа. Никита изредка посматривал на изрядно психующего друга и молча продолжал вести авто.

– Что-то машин вообще почти нет, – Никита попытался отвлечь друга, не выпускающего из рук телефон.

– Угу.

– Ты посмотри, тут всегда обычно пробка до Садового почти.

– Мх.

Бросив попытку завести разговор, Ник прибавил музыку.

– Выруби, я секретарше отца звоню, – Саша раздраженно поднес телефон к уху. – Да твою же мать, и она молчит. Ладно, поехали, он все равно в офисе.

Через десять минут остановились возле сверкающего зеркальными окнами бизнес-центра. Офис отца находился на семнадцатом этаже. Саша оставил друга ждать в машине, прошел в вестибюль. Охранник, узнав его, кивнул и открыл турникет.

Фирма отца занимала весь этаж. За респшеном на входе никого, кресло администратора сиротливо пустовало. Помещение выглядело как в выходной день. Обычно работа кипела, как на сталепрокатном заводе: секретари носились с кипами бумаг, из каждой двери доносились звуки телефонных звонков и голоса переговоров, очередь у кофейных автоматов, гул разговоров из курилки. Сейчас царила почти полная тишина. Саша прошел до кабинета отца, никого не встретив. Массивная дверь с именной табличкой тихо щелкнула замком и открылась. Он тут же встретился глазами с Натальей Сергеевной, ни Наташей, ни Натальей, а именно Натальей Сергеевной. Она работала с отцом с самого открытия фирмы и знала Сашу с пеленок. Женщина далеко за сорок с идеальной уложенным каре и холодным серым взглядом. Он боялся её с детства, как боятся строгую учительницу в школе.

– Юрия Павловича нет, – холодно, даже не поздоровавшись, отчеканил секретарша.

– А где он?

– Увезли на скорой два часа назад.

– Что с ним?

– Температура, слабость. Он сказал, у Алены Васильевны то же самое.

Саша медленно сглотнул подступивший к горлу ком и повертел по сторонам головой.

– Юрий Павлович отправил всю фирму на оплачиваемые выходные, спрогнозировал наступающую вспышку инфекции.

– Вспышку инфекции? – Каждое слово секретарши все больше и больше угнетало и рушило привычную картину мира.

– Вспышку инфекции, – медленно, как для маленького ребенка, чуть ли не по слогам повторила Наталья Сергеевна. – Ты новости не смотрел? Сегодня утром началось, в больницах не протолкнуться. Скорее всего, скоро введут карантин.

Саша потерял дар речи. Карантин, инфекция, все эти страшные слова никак не вписывались в его ближайшие планы. А отец еще заблокировал карты и сам слег, оставив без средств к существованию.

– Я зайду в кабинет, – Саша осторожно сделал шаг к двери.

– Зачем?

– Заберу машину отца, когда его выпишут, надо будет ехать забирать, а свою я разбил.

Наталья Сергеевна на секунду задумалась, но разрешительно кивнула.

В кабинете царил полумрак, уличный свет с трудом пробивался через плотные жалюзи. Внутреннее убранство довольно аскетично для руководителя международной фирмы: широкий офисной стол, простой, каких сотня в IKEA, несколько одинаковых кресел, два шкафа с документацией, и все. Подошел к рабочему месту, увидел лежащие рядом с мышкой ключи от машины и, нагнувшись за ними, приметил отцовский кейс. Бинго! Насколько помнил, в этом дипломате всегда была приличная сумма наличности. Осмотревшись по сторонам, стянул со спинки кресла небрежно брошенный пиджак, вероятно, отец снял его, почувствовав недомогание, завернул в него кейс и пошел к выходу.

Секретарша встретила проверяющим взглядом и тут же уставилась на пиджак.

– Решил забрать за одно и его, – сказал Саша, стараясь как можно быстрее проскользнуть, но манёвр не удался – на выходе задел углом кейса дверь, глухой стук разнесся по всему этажу.

– А ну стой! – Наталья Сергеевна встала из-за стола и подалась вперед, но ему было уже все равно. Оказавшись в коридоре, осмотрелся по сторонам, вспомнил, где лифт и направился бегом к нему, прижимая к груди дипломат. Подбежав к хромированной двери, несколько раз нажал на кнопку, но цифры на табло показывали минус один – парковка. Не успеет. Сзади приближался стук каблуков по ламинату. Не дожидаясь, Саша кинулся к лестнице и побежал вниз, прыгая через три ступеньки. Каждое приземление отдавалось болью в голове, напоминая о недавней гулянке, но угроза быть пойманным секретаршей подстегивала не обращать внимания, эта психичка могла и охрану вызвать. А расставаться с кейсом, в котором может лежать пара миллионов, не хотелось. Вылетел в общий холл на первом этаже бизнес-центра, молнией промелькнула мысль – секретарша успела предупредить охранника, но тот лишь молча кивнул и открыл турникет.

Никита не глушил машину, чтобы климат-контроль поддерживал комфортную температуру. Саша рывком открыл дверь и бухнулся на сидение.

– Гони.

– Куда? – Никита опешил от резкого появления и на секунду растерялся.

– Домой, ко мне, – Саша зашвырнул пиджак на заднее сидение. Положив кейс на колени, начал рассматривать замок.

– Ты поговорил с отцом? Чей это дипломат?

– Отца. Не поговорил, его в офисе нет. В больницу забрали, от матери, по ходу, заразился, – Саша дергал замки и пытался подобрать код.

– Офигеть. Эта инфекция сейчас везде. Уже весь интернет забит новостями и сводками, очень много зараженных, даже смертельные случаи есть.

– Не мели чушь. Ты моего старика не знаешь, на нем только поля пахать. Подлечится и будет как новенький. Даже больной карты заблочить успел, а жить мне на что-то надо.

– А ты к нему съездить не хочешь. Проведать там или еще чего?

– Нафиг надо. Через несколько дней съезжу. Он еще не отошел, а теперь, когда с матерью рядом, лучше вообще на глаза ему не показываться. Ты сам сказал, зараза сильная, заболеть можно. Им все, что надо, привезут и достанут, с главврачом все подвязано. У тебя нож есть?

– Зачем? – Никита с удивлением повернулся.

– Кейс этот дебильный открыть. Он часто с собой наличку возит.

– В бардачке посмотри.

Саша открыл бардачок и достал складной «Spyderco». Вставил лезвие под плашку замка, надавил и, корёжа металл, открыл. Второй открылся так же легко.

– Так что тут у нас, – пробормотал себе под нос, перебирая содержимое чемодана. – О, путевки, куда? Санди Лейн, Барбадос, на двоих с матерью. Что за дыра? Не мог маму в нормальное место свозить? Бумаги, бумаги, планшет, ага, вот то, что надо.

Саша радостно вытащил конверт из крафт-бумаги с металлической скрепкой, из которого на руку высыпалась пачка фиолетовых купюр.

– Еврики, как я люблю. Тут не меньше пятидесяти кусков, куда он столько снял? Ладно, не важно. Надо бабки на твою карту кинуть, а то мои все заблокированы. Дашь мне карту на несколько дней, пока я новую не открою? Давай в банк заскочим и столик на вечер закажем, не хочу дома сидеть, предки в больнице, да и головняки все эти. У меня еще «вес»[1] дома есть, надо немного разгрузиться.

Объехав несколько банков, с трудом нашли рабочий, на большинстве отделений висели объявления о техническом перерыве. План провести вечер в клубе тоже сорвался: куда не звонили, все заведения сообщали о временном закрытии.

Никита остановил машину во двореэлитной многоэтажки.

– Ну что, давай у меня зависнем? Закажем хавчика, бухла, девочек, и посидим, – в предвкушении хорошего вечера с лица Саши улетучилось раздражение.

– Не, Сань, я, пожалуй, домой. Вся эта ситуация напрягает. Ты видел сколько скорых в городе и машины нацгвардии. Не к добру все это. Я лучше домой. Узнаю, как там родители.

– Ты что, боишься, что ли? Как всегда, панику разводят.

– А небо тогда какого фига фиолетовое? Сто процентов, из-за него вся эта хрень.

– Слышишь, конспиролог, телевизор меньше смотреть надо. Давай, не мнись, позвони родителям, и все.

– Нет, я точно домой поеду. Попозже, на днях, соберёмся, – Никита ценил связи и деньги друга, точнее считал их полезными, но в данный момент семья заботила его намного больше. – Я домой доеду, посмотрю, как там что, и позвоню, может, и вернусь.

– Да ни хрена ты не вернешься, ссыкло. Вали к себе в норку! – Саша выскочил из машины и захлопнул дверь. – Чуть что, сразу как крысы разбежались. Да и хрен с вами. Самому больше достанется.

Толкнув ногой дверь в фойе, нашел в телефоне контакт с говорящим именем «девочки досуг» и позвонил.

Организовать «веселую ночку» оказалось сложнее, чем обычно. Мало того, что с трудом договорился о девушках, так еще и пришлось оплатить двойную цену. Вишенкой на торте раздражения стало известие о том, что половина ресторанов отказывалась везти еду, либо закрылись, либо нет курьеров. Но несмотря на все препятствия, в пустующей без родителей квартире к полуночи уже играла музыка и плясали три полуголые девушки. Саша, заранее приговоривший полбутылки виски и пару дорожек, уже был «в кондиции». Все проблемы забылись. Родители в больнице, инфекция свирепствует, машину разбил, друг бросил одного – пофиг. Весь негатив можно стереть «порошком», литром и женским телом. Он танцевал на диване в одних брюках, поливая голые тела проституток алкоголем из бутылки. Девушки регулярно подходили к столику, нагибаясь и припадая серебряной трубкой к белой горке. К еде почти не прикасались, зато алкоголя выпили уже не одну бутылку. Ближе к двум часам ночи одна из девиц пропала из виду, но Саша не обратил на это внимания, лишь подумав: «Перебрала и теперь обнимается с унитазом. Все шлюхи такие – дорвутся до бесплатного кокса и хорошей выпивки и готовы до смерти упороться.»

– Ну что, теперь пора к делу! – крикнул он, стараясь перекричать музыку. Девушки вяло подбрели, потерянные в наркотическом и алкогольном угаре. Подхватил их за голые талии и повел в спальню.

В постели отрывался на полную, выплескивая всю накопившуюся злость на отца, друзей и себя в жесткий секс. В какой-то момент подумал, что соседи могут вызвать полицию, но тут же об этом забыл – алкоголь и наркотики делали свое дело. Когда за окном начало светать, рухнул на кровать обессиленный и выжатый. Обе девушки лежали рядом в полукоматозном состоянии. Третья так и не появилась, но ему было плевать. Глаза уже закрывались, а мозг отключился несколько часов назад.

Проснулся от странных звуков в спальне. С трудом продрав глаза, сел и поднял руку к лицу. Недоуменно посмотрел на пустое предплечье и только потом вспомнил, что часы снял еще вечером. Нащупав рукой смартфон, посмотрел на экран. Половина двенадцатого. Странные звуки не прекращались, доносясь с пола у противоположного конца кровати. Осмотревшись, Саша увидел, что в постели только одна девица, лежащая спиной к нему. Начал переползать через спящую и почувствовал даже через простыню, что тело девушки пышет жаром. Постельное белье вокруг пропиталось потом.

«Вот идиотки. Не умеют торчать, так пусть не берутся. Еще не хватало, что бы одна из них окочурилась от передоза», – подумал, перелезая через девушку.

То, что увидел за кроватью, заставило резко подскочить на ноги и сморщиться от омерзения. «Ночная бабочка» лежала голая на полу в луже собственной рвоты и конвульсивно сжималась, извергая из себя содержимое желудка. Ламинат вокруг девушки блестит от разводов пота, бледная кожа покрыта крупными каплями, волосы слиплись и лежат мокрыми перьями по спине и шее.

– Ты что, шлюха, охренела! – Саша пихнул проститутку ногой в бок. – Быстро встала! Не могла до унитаза добежать!

Бешенство, отпустившее вчера вечером, захлестнуло новой волной. Схватив мобильный, набрал номер сутенера.

– Алло.

– Что алло? Забирай своих шмар, они мне тут всю квартиру заблевали!

– Это уже не мои проблемы. Я из города уехал. Выкинь их из квартиры, – на той стороне послышался сдавленный кашель.

– А квартиру кто теперь отмывать будет?

– Я же сказал, что мне похер. Сам помоешь. Все, давай, – раздались короткие гудки.

– Твою мать! – Саша швырнул телефон на постель. – Так, подъем. Собрали монатки и свалили по-быстрому.

Он грубо растолкал спящую девушку. Вид у путаны не из лучших: впавшие глаза с синяками и размазанным макияжем, намокшие от пота волосы, лихорадочный румянец на побледневшей коже. Девушка минуты три пыталась сообразить, что происходит, затем, сильно шатаясь, встала с кровати и неуклюже оделась.

– Подругу свою не забудь. Только блевотину не размажьте, домработнице еще убирать, – Саша вышел в коридор и направился в уборную – мочевой пузырь разрывался от выпитого давеча алкоголя.

Зайдя в туалет, рассвирепел еще сильнее. Третья девушка лежала в бессознательном состоянии возле унитаза в луже собственной мочи и рвоты.

– Да вы совсем охренели! Эй, третью заберите, вроде живая, дышит, – он пихнул девушку ногой в бок, та еле слышно замычала. – Дура тупая, я же вечером вам сказал – ваш толчок при входе, гостевой.

Выйдя из санузла, он схватил стоящую на столике недопитую бутылку виски, сделал большой глоток и пошел в гостевой туалет. Справив нужду, посмотрел на себя в зеркало. Тусовочный образ жизни давал о себе знать. Белки глаз покрылись сеткой капилляров настолько, что серая радужка выглядела светлым пятном на их фоне. Темно-русые волосы стали почти черными от жира и пота, до душа вчера так и не добрался. Двухдневная щетина только дополняла общую картину. Потерев щеки, громко вздохнул и вышел из уборной. Одна из девушек пыталась поднять коллегу в санузле, вторая стояла, прислонившись к стенке и тихо постанывая.

– Давайте, шевелите булками, – Саша плюхнулся на диван и взял со столика вчерашний ролл. Окунув в соевый соус, закинул его в рот и скривился. Рис за ночь высох и превратился в клейстер, рыба заветрилась, огурец стал похож на слизь.

Наконец-то растолкав третью и подняв ее, путаны кое-как добрались до прихожей и начали обуваться.

– Саша, заплатить надо бы, – девушка, выглядящая чуть лучше, чем остальные, вышла в зал уже обутая и посмотрела на жующего клиента.

– Иди на хрен, никакой оплаты. Скажи спасибо, что счет вам за клининг не выставил. Вчера жрали, бухали и нюхали за мой счет. Считай это за оплату и проваливай.

– Нет, так дело не пойдет. Если я главному денег не принесу, то все.

– Да забил на вас ваш главный, не до вас ему сейчас. Так что просто свалите.

Девушка достала из сумочки телефон и с угрюмым видом начала звонить. В трубке сначала звучали гудки, потом неразборчивый мужской крик и опять короткие гудки. Девица вздрогнула и не успела ничего толком сказать. Растерянно посмотрев на клиента и на подруг, она замерла на месте.

– Я же сказал, ему не до вас. Все, выметайтесь, – Саша, дожевав ролл, свернул в трубочку несколько ломтиков балыка и отправил их в рот.

– Девочки, пойдем быстрее, – проститутка подошла к остальным и начала их поторапливать.

– Лен, Ане вообще хреново, она еле на ногах стоит и ничего не соображает. Мне тоже не лучше, температура фигачит, еле сдерживаюсь, чтобы не вывернуло.

– Мне самой не лучше, но отсюда надо валить, – она подхватила сидящую на полу под руку и с трудом вышла из квартиры, третья вышла следом.

Саша посмотрел на закрывшуюся дверь, вспомнил про лужи рвоты, скривился и набрал номер домработницы. Телефон молчал. И первый и три последующих звонка остались без ответа.

– Вот тварь, уволю к чертям, – он раздраженно кинул телефон на журнальный столик и посмотрел на остатки кокаина. Вчерашний вечер еще напоминал о себе головокружением и слабостью, но Саша все равно не устоял перед соблазном.

Выглянув в окно, посмотрел на все так же фиолетовое небо и повернулся обратно. Смена цвета небосвода не вызывала у него никакой реакции. Взял со стола початую бутылку виски и босиком прошел в ванную. Вода приятно зашипела, наполняя массивное джакузи на пьедестале. За прозрачными стенками в толще воды пузырьки выплясывали причудливый танец, гонимые водопадом из крана. Скинув одежду, Саша опустился в горячее бурление и вытянул ноги. Маленькие пузырьки кислорода тут же покрыли волосы на ногах и приятно защекотали кожу. Он улыбнулся, слегка, лишь уголками губ. Запрокинул голову назад и с расстояния вытянутой руки вылил в рот содержимое бутылки. Дыхание перебило от крепкого алкоголя, несколько капель попали в нос и противно защипали, но ему было все равно, ему было хорошо.

Сколько пролежал в ванной он не знал. В реальность его вернул противный звук, доносящийся из зала. Выбравшись из ванной и шлепая мокрыми ногами по полу, вышел в просторный холл. Звонил телефон и звонил уже давно.

– Алло, – Саша ответил, опустившись голым задом на диван.

– Александр Князев? – Женский голос на другом конце звучал напряженно.

– Да, а кто спрашивает?

– Ваши родители, Юрий Павлович и Алена Васильевна… – собеседница сделала долгую паузу.

– Что с ними? – Саша приподнялся, стараясь лучше уловить слова.

– Ваши родители скончались.

Холод. Единственное, что он почувствовал это сильный холод, сковавший нутро и утащивший душу далеко вниз. Дыхание перехватило. Попытался что-то сказать в телефон, откуда приглушенно, как через вату слышался голос на другом конце линии. Не заметил, как рухнул обратно на диван, ноги не слушались. Захотелось кому-нибудь позвонить, рассказать о произошедшем, чтобы кто-то сильный и близкий утешил. Но звонить не кому. Именно в эту секунду осознал, что весь его хлипкий мир был построен на плечах родителей.

[1] Общее название наркотиков на сленге.

Часть 1. Глава 3. Вадим.

22 июня. Бетта. Недалеко от Геленджика.

Солнце опускалось к горизонту, заливая далекие серые перья облаков розовым. Гул людей, идущих с пляжа, уже стих, и воздух наполнился вечерним стрекотанием цикад. Каменистая бухта опустела, лишь работники проката катамаранов и гидроциклов сворачивали рабочие места. Легкий теплый ветерок гнал мелкую рябь по зеркальной поверхности моря. Вадим сидел на небольшом выступе обрыва, спускающегося к морю, и грелся в последних лучах закатного солнца. Он больше всего любил это время дня, когда пляж спокойно вздыхал от людей, но еще не успевал заполниться выпившими компаниями, вылезшими из баров и дискотек на свежий воздух. Именно в этот момент суша сливалась с морем, легкие волны ласково гладили гальку, словно желая ей спокойной ночи. Природа демонстрировала всю свою красу без присутствия человека. Когда наблюдал за центральным пляжем поселка из беседки, откуда открывался прекрасный вид на бухту и половину поселка, в голову приходило одно и то же сравнение – сонм мух на спине слона, который вальяжно стоит на водопое. Люди – мухи, пляж – слон. Старый, с глубокими складками серой кожи. Исполин даже не обращает на насекомых внимания, копошатся там себе, и пусть.

Из невысокого кустарника за спиной раздался хруст и учащенное дыхание. Через секунду из выжженной солнцем листвы показалась большая, молочно-белая, с рыжим пятном, голова туркменского волкодава. Пес выбрался из зарослей, подбежал к хозяину, радостно виляя хвостом и высунув язык. С разгона ткнулся головой в плечо Вадима, едва не завалив.

– Султан! Набегался? Опять кого-нибудь по обрыву гонял? – хозяин потрепал собаку по короткой шерсти. – Пошли домой. Мама заждалась.

Спустившись со склона небольшими прыжками, они зашагали к входу с пляжа. Камни весело хрустели под подошвами сандалий. Бросив взгляд на старое, советской постройки, здание причала, где он работал матросом – спасателем, Вадим свернул на широкую аллею. Мимо сновали работники кафе и баров, готовящиеся к вечернему наплыву посетителей. Две молодые девушки в купальниках и парэо посмотрели и приветливо улыбнулись, еще бы, сложно было не заметить высокого и крепкого мужчину, с короткой ухоженной бородой и задумчивым взглядом. Он равнодушно отвернулся и продолжил идти дальше – с курортными похождениями давно завязал. Несмотря на почти севшее солнце раскаленный асфальт еще пек ноги даже через толстую подошву. Султан бежал рядом с тротуаром, стараясь выбирать путь по выгоревшей траве. Замаячили знакомые силуэты пятиэтажек, и через несколько минут они уже подошли к своему подъезду, где даже в такую жару прохладно и пахнет сыростью. Открыв дверь ключом, Вадим зашел в небольшую квартирку в хрущевской панельке. Узкий коридор с ковриком на полу, налево две двери в санузлы и кухню, прямо вход в две смежные комнаты. С кухни доносился приятный запах готовящейся еды. Пес, недолго думая, направился по запаху.

– Солт! Наработались! А Вадик где?

– Я тут, мам. Переодевался, – Вадим зашел на кухню, натягивая домашнюю футболку.

– Что так задержались? Опять на обрыве сидели?

– Ага. Рисовал вид, который оттуда открывается, и Султан сегодня весь день в тени лежал, решил, пусть побегает, – Вадим подошел к плите и поднял крышку на кастрюле. – М-м-м… Какой запах!

– Только что приготовила. Садись кушать, проголодались наверняка! Вон, посмотри на Солтика! – Женщина кивнула на пса, который положил голову на край стола и ожидающе смотрел на хозяев.

Вадим улыбнулся и наполнил глубокую чашку ароматным жаркое.

– Лопай!

Волкодав с явным удовольствием принялся за еду.

– Сказала же Зина, его нельзя нашей едой, кормом специальным надо.

– Вот пусть Зина этот корм и ест, а Султан будет нормально питаться, как мы.

– Ладно, сам решай, – женщина положила жаркое в тарелку и поставила сыну. – Как на работе?

– Все нормально, сегодня без происшествий. Пару пьяных из воды выгнали, а так все как обычно. Хочу завтра в лес сходить, прогуляться, и Султан побегает.

– Ты с ночевкой пойдешь?

– Да. Спальник возьму, "Сайгу", может, подстрелю чего-нибудь. Хотя, вряд ли. Туристы, наверное, всего зверя распугали.

– Только смотри осторожнее. А как вернешься, съездим в город за продуктами.

– Хорошо, я как раз зарплату в понедельник получу.

– Ты на зарплату лучше себе что-нибудь купи. Сегодня пенсию получила, на все хватит. Часа два назад Степан заходил, спрашивал, когда у тебя время будет? Опять татуировки бить будешь?

– Ну, надо же хоть как-то подрабатывать. Скажи ему, если зайдет, что вернусь и позвоню.

После еды отправил мать отдыхать, а сам убрал со стола. Султан все это время сидел рядом и наблюдал за каждым движением. Приняв душ, Вадим лег в постель, но уснуть не смог. Бессонница началась два года назад без видимых на то причин. Скрывал от матери и не хотел идти к врачу, это было бы признанием своей слабости, так что старался бороться сам. Но успехов на этом поприще пока не достиг.

Будильник прозвенел, когда на улице было еще совсем темно. Вадим наощупь отключил его и потянулся. Сколько он проспал? Около пары часов, но по ощущениям – не больше пяти минут. Глаза открылись с большим трудом. Оторваться от подушки было еще сложнее, но надо было вставать. Дверь в спальню чуть отворилась, и Султан просунул голову в образовавшуюся щель. Увидев, что хозяин проснулся, юркнул в комнату и подбежал к кровати. Вадим потрепал пса за уши и отправился в ванную.

Из дома вышел, когда на восточном крае неба забрезжил рассвет. Воздух, остывший за ночь – свеж и наполнен ароматами цветов и зеленой травы. Проснувшиеся птицы уже затянули трели. Лямки рюкзака со спальником и консервами слегка оттягивали плечи. «Сайгу» в чехле Вадим нес в руках, прикрывая от любопытных глаз. Султан бежал чуть впереди, обнюхивая углы невысоких дач и корни деревьев.

Достал из кармана мобильный телефон и выключил его. Не хотелось, чтобы в лесу что-то напоминало о цивилизации. На два дня он был предоставлен самому себе, никакого начальства, надоедливых отдыхающих, пьяных людей и прочих раздражающих факторов. Надеялся, что в лесу сможет уснуть – тишина и свежий воздух должны посодействовать.

За чередой домиков тропинка уходила в густой лес, где еще царил утренний сумрак. Султан ломанулся в густые заросли кустарника, разгоняя мелких птиц и ящериц. Вадим шел по протоптанной дорожке, внимательно смотря под ноги – змеи в этих краях не редкость. Когда вышел на большую открытую поляну, удивился странному оттенку травы – чуть лиловому, вместо серовато-зеленого. Поднял голову вверх и понял, в чем причина такого странного оттенка – все небо, от края до края, окрашено в бледно-фиолетовый.

24 июня

Небо отражалось в поверхности горной реки, окрашивая ее в неестественный сиреневый цвет и вселяя тревогу. Вадим наблюдал за небосклоном весь вчерашний день, но никаких других изменений кроме цвета не заметил. Телефон так и не включил, возвращаться домой из-за аномалии тоже не стал, если бы изменилось еще что-то: начался ураган, сильный град, или неестественное похолодание, тогда бы он начал принимать какие-то действия. Остановился на ночевку возле горной реки, пробившей себе русло по дну ущелья – ночевал здесь уже много раз, выбор был очевиден. Зачерпнув ладонями ледяной воды, Вадим плеснул в лицо, окончательно прогоняя остатки сна. Сверху по течению донеслись громкие всплески. Из-за выступа скалы, скрывающего поворот реки, появился Султан. Пес радостно несся по воде, поднимая в воздух мириады брызг.

– Набегался? – Вадим потрепал собаку по холке.

Волкодав, лизнув его в щеку, убежал в сторону леса и скрылся в густых кустах. Воеводов разгреб пепелище старого костра, положил несколько скомканных газет, хвороста и поджег. Минут через пятнадцать огонь радостно потрескивал, облизывая сухую древесину. Достав две банки тушенки из рюкзака, выложил одну в широкую миску, а вторую поставил боком к костру. Султан прибежал на запах еды и принялся уплетать с громким причмокиванием.

Сизый дым поднимался и, подхваченный ветром, уносился вниз по ущелью. Вадим поднял голову и долго смотрел за его извилистым путем. Лесной воздух с запахом костра щекотал ноздри. Где-то на склоне горы заливались сойки. С каждой минутой, проведенной в лесу, вдали от цивилизации, он понимал – это его стихия. Если бы не мать, он давно ушел бы в лесничие, построил дом в лесу и выбирался к людям только по необходимости. После таких походов возвращался домой отдохнувшим и посвежевшим, словно в лесу из души вымывается вся грязь и нечисть, обильно скапливающаяся в обществе людей. Одиночество не было для него мукой, он наслаждался каждым мгновением, когда оставался наедине с собой и своими мыслями. Только в лесу действительно хотелось рисовать, и если дома рисовал зачастую жуткие картины в угоду специфики татуировки, то здесь чаще рисовал пейзажи, животных или просто красивые вещи. Вот и сейчас руки сами достали потрепанный альбом в кожаной обложке и несколько карандашей. Грифель с приятным шорохом заскользил по бумаге, с каждым штрихом вырисовывая видимый пока только ему рисунок. Султан тихо подкрался сзади и, заглядывая через плечо, начал внимательно разглядывать.

Когда Вадим почти закончил, его отвлек громкий хруст веток ниже по ущелью. Отложив в сторону альбом, он встал и пошел на звук. Из-за поворота ущелья показалась низкая звериная тропа, идущая с горы, где-то на этой дорожке и был источник шума. Судя по характеру звука – человек, который ломиться сквозь ветви. Вадим остановился у кромки воды и стал дожидаться. Через несколько минут из густой листвы показалась копна каштановых растрепанных волос и их встревоженная хозяйка. Девушка выглядела не лучшим образом: воспаленные глаза, покраснение вокруг носа, бледная кожа, покрытая крупными каплями пота. Увидев Вадима, она на секунду замерла, поняла, что перед ней человек, и тут же кинулась к нему.

– Слава Богу, я вас встретила! Пожалуйста, помогите! Они там! Им очень плохо! Нужна скорая! – голос девушки сорвался на плачь.

– Тихо, тихо, успокойтесь! Расскажите по порядку: что у вас случилось, кто они, что с ними? – Вадим подхватил девушку под руки и посадил на землю.

– Мы с друзьями пошли в лес, с палаткой, в поход хотели, – всхлипывая проговорила девушка, то и дело вытирая лицо ладонями, – Вове еще в гостинице было плохо, ну так – легкое недомогание. Вова – это парень мой. У него температура была. Говорил, пройдет, не хотел всем отдых портить. Мы тут недалеко остановились. Под вечер хуже стало, он всю ночь не спал, горел весь. Просил пить постоянно. Вере тоже плохо стало, язык опух, она говорить почти не может. Утром оба без сознания, в бреду. У Димы тоже температура поднялась. Надо за помощью идти, а я дорогу не помню, как я одна дойду! – девушка зарыдала в голос и уткнулась Вадиму в плечо.

Он неуклюже обнял ее, попытался успокоить. Подбежавший Султан с тревожным взглядом обнюхивал незнакомку и начал тыкаться носом ей в мокрые щеки.

– У вас телефон не ловит? – спросил Вадим, посмотрев на надпись «нет связи» на экране своего мобильного.

Девушка отрицательно кивнула.

– Да, не повезло. Ладно, сейчас постарайтесь успокоиться. Умойтесь и отведите меня к вашим друзьям, посмотрим, чем мы сможем помочь. Потом я отведу вас за помощью. Хорошо?

Незнакомка с надеждой в глазах кивнула. Приподнявшись на корточки, подошла к краю речки и умылась. Слегка поправив волосы, встала и показала в сторону тропы, по которой пришла.

– Нам туда. Меня, кстати, Юля зовут.

– Меня Вадим, а его, – он кивнул в сторону сидящего рядом пса, – Султан, вы его не бойтесь, он добрый. Пойдем?

Раздвигая ветки на звериной тропе, они зашагали в гору. Девушка скоро выдохлась, бессонная ночь и нервный срыв давали о себе знать. Взяв Юлю за руку, Вадим чуть сбавил шаг. Через каждую пару сотен метров доставал мобильный в надежде поймать связь, но она не появилась, даже когда они вышли на макушку небольшой горы.

Девушка остановилась отдышаться и оперлась спиной на дерево.

– Наша палатка в том ущелье вроде. Немного осталось. Когда я уходила, Дима сказал, что присмотрит за ребятами, но я переживаю очень. Надо торопиться, а то им может стать еще хуже, – Юля оттолкнулась от дерева и маленькими прыжками начала спускаться по крутому склону. От былой истерики не осталось и следа.

Уже на подходе к лагерю, Вадим заметил, что костер не горит, в душе поселилось чувство тревоги. Из палатки доносится глухой стон, и никого не видно. Девушка, не удержавшись, пробежала последние несколько метров и юркнула под полы палатки. Вадим нагнулся и вошел следом за ней. Вид парня и девушки, лежащих на спальных мешках приводил в ужас. Кожа серо-белого цвета, ввалившиеся глаза, фиолетовые потрескавшиеся губы, впалые щеки. Юля, не сдерживая слез, начала протирать влажной тряпкой лицо парня и неразборчиво бормотать. Молодой человек только глухо стонал и не открывал глаза. Вадим присел и потрогал лбы лежащих, температура на порядок выше нормы.

– Плохо дело. Это уже не простуда. Лекарства какие-нибудь есть? Парацетамол там, анальгин?

– Нет, мы об этом даже не думали, – ответила Юля, закусив нижнюю губу и всхлипывая.

– А где третий? Я его не видел.

– Дима? Не знаю, может за водой пошел, я его тоже не видела, – девушка закрутила в растерянности головой и выбежала из палатки. – Дима! Дима-а-а-а!!! Ты где?

Вадим вышел следом и посмотрел в сторону убегающего вниз ручья. Через минуту снизу послышалось затрудненное дыхание, и они увидели молодого парня, с трудом поднимающего в пригорок. Помогли ему дойти до лагеря. Бросив пятилитровую бутылку воды на землю, парень привалился спиной к дереву, из его груди вырвалось тяжелое хриплое дыхание.

– Дима, ты где был? Я уже испугалась, – Юля присела рядом и потрогала его лоб. – Как ты себя чувствуешь? Температура сильнее поднялась.

– Я решил сходить за водой, Вова с Верой постоянно пить просили. Когда спустился, понял, что просто не подниму бутылки в гору. Сил вообще нет, и еще эта температура, потею как собака, – парень бросил взгляд на Султана и сглотнул. – Я поднимал бутылки по одной, метров по пять, и отдыхал. Потом услышал вас. Ты помощь привела? Телефон так и не ловит?

– Нет, не ловит. Да, встретила его у той реки, которую мы переходили, он вызвался помочь, одна я бы заблудилась. Его Вадим зовут.

– Меня Дима, – парень попытался протянуть руку, но тут же согнулся в приступе рвоты.

– Хорошо, побудьте тут, я принесу больше воды. Юля, отведи его в палатку и уложи с другими, когда приду, решим, что делать дальше.

Натаскав к палатке как можно больше воды, Вадим собрал большую кучу сухих дров и разжег костер. Волкодав встревожено бегал вокруг палатки, подходил ко входу, нюхал воздух и опять убегал. Через несколько минут из котелка на огне начали подниматься струйки пара. Юля вышла и вылила из миски остатки мутной воды. Следом за ней, с трудом переставляя ноги, выбрался Дима.

– Так слушайте, – начал Вадим, подкладывая в костер свежих дров. – Я забираю с собой Диму, и мы идем за помощью. Ты, Юля, остаешься здесь. Сделай себе из ткани респиратор. В палатку заходи только сменить повязки на лбу или напоить. Воды давай как можно больше и пей сама.

– Вадим, подождите, – сдерживая очередной порыв рвоты, перебил Дима. – Это бесполезно. Я не пройду и ста метров. Вам придется меня нести. Давайте лучше останусь тут, смогу за ними присмотреть. А вы доберетесь до поселка намного быстрее. Юль, потом вернешься с помощью, а вас, Вадим, мы потом отблагодарим, как выберемся отсюда.

– Успокойтесь! Никаких благодарностей не надо. Вы лучше вылечитесь и в лес больными не ходите. Ладно, хватит рассуждать, каждая минута дорога. Дима, поддерживайте костер, я его специально сложил так, что надо лишь продвигать вот эти жерди, хватит надолго. Старайтесь пить только кипяченую воду. Этого запаса вам до завтра хватит, а Юля с помощью точно вернется раньше. Все, собираемся.

Девушка забежала в палатку и накинула на плечи рюкзак. Вадим еще раз окинул взглядом лагерь, стараясь ничего не забыть, и, попрощавшись с Димой, они начали спускаться с пригорка. Сразу после ручья начался крутой подъем в гору. Стараясь облегчить путь, шли небольшими зигзагами. Слоистые камни склона осыпались из-под ног, норовя опрокинуть. Вадим поднялся чуть выше и повел девушку за руку, не давая упасть. Султан, уже успевший забраться на самый верх, ждал хозяина, весело размахивая хвостом. Первые пару часов дороги Юля не проронила ни слова и, даже сильно устав, не просила остановиться. Только когда вышли на более-менее ровную дорогу, начала разговор.

– Сколько примерно еще идти?

– Часов пять-шесть, не меньше.

– А что вы в лесу делали? – девушка окинула взглядом чехол за спиной у Вадима. – Охотились?

– Можно сказать и так. А вас что в лес понесло?

– Мы все из Воронежа, хотели отдохнуть от большого города, гор у нас нет. Уже здесь, на месте, решили в поход сходить. Вообще остановились в «Южной», знаете эту гостиницу?

– Да, конечно. Давно приехали?

– Дней десять назад, устали немного от моря, пошли в горы. У нас билеты на поезд через три дня. Теперь не знаю, как ехать. Вы не знаете, что с ними? Это инфекция или что? Может, энцефалит?

– Не, не энцефалит точно, что-то другое. В медицине не силен, но похоже на вирусное заболевание. Они сами выйти из лесу не смогут, скорее всего, на лодке повезут, там по ручью всего полтора километра до берега.

– Я переживаю за Вову, у него вообще иммунитет слабый, постоянно болеет. Он не захотел, чтобы из-за него менялись все наши планы и пошел в лес уже заболевший, думал, полегчает.

– Не переживайте, надеюсь, с ним ничего серьезного. Максимум, грипп или ротавирусная инфекция. Через пару недель будете вспоминать как интересное приключение.

– Вадим, можно на ты? Не знаешь, с чем это связано? – Девушка указала рукой на небо.

– Да, конечно, давай на ты, – Вадим поднял глаза и еще раз посмотрел на фиолетовое небо. – Не знаю, но думаю, если бы было что-то серьезное, уже бы забили тревогу. А пока все тихо.

– На меня это навевает какой-то ужас. А не может быть болезнь с этим связанна?

– Вряд ли, мы-то здоровы, так бы всех коснулось.

За разговором не заметили, как прошло время. Промеж деревьев начали мелькать небольшие домики пансионата.

– Почти пришли. Отведу тебя к станции скорой помощи, там могут и спасателей вызвать.

– Спасибо большое. Мы теперь тебе жизнью обязаны, без тебя я бы точно заблудилась. Ты хоть номер телефона оставь. Потом созвониться, встретиться, отблагодарить.

– Вы просто позвоните и скажите, что все хорошо. Записывай.

Юля быстро сохранила номер и убрала телефон в карман. Станция скорой помощи находилась почти в центре поселка в двухэтажном здании. Вадим провел Юлю к входу и распрощался. Идти по центральной улице с рюкзаком и футляром с ружьем было не по себе, и он заспешил домой. Открыв дверь, начал разуваться и услышал глухой хрип из спальни матери. Быстро скинув ботинки, вбежал в ее комнату. Мама лежала на кровати с пепельно-серой кожей, местами покрытой красными пятнами. Пот крупными каплями покрывал лоб и верхнюю губу. Тяжелое дыхание с трудом прорывалось сквозь открытый рот. Увидев Вадима, она приподнялась на кровати и сдавленно улыбнулась.

25 июня.

Приёмный покой городской больницы забит до отказа. Лавочки, проходы и свободные стены заняты людьми. Кто-то ждал приема, кто-то вестей о своих родных или близких. Душный и пропитанный запахом пота воздух сотрясали крики и стоны о помощи. Суетливые медсестры сновали между, раздавая лекарства и градусники. Санитары с носилками с трудом проталкивались к пациентам в критическом состоянии.

Не в силах больше переносить этот ад, Вадим вышел в фойе, где меньше людей. От постоянного шума и переживания сильно разболелась голова, еще и медицинская маска, которую заставили надеть при входе, мешала дышать.

Медсестра, у которой он осведомился о состоянии матери, пообещала узнать у врачей и тут же скрылась за дверью инфекционного отделения. Посетителей в инфекционное не пускали, слишком высок риск заразиться. Утром, когда Вадим с небольшой группой людей пытались добиться хоть какой-то информации, он видел в открывающуюся дверь, что каталками с больными был забит даже коридор. Суровый врач со следами сильной усталости на лице, выйдя из инфекционного отделения, бесцеремонно отправил ждать на первый этаж. Время тянулось бесконечно долго. Воеводов каждые пять минут смотрел на часы и ловил взглядом любого человека в белом халате. Но никто не подходил к ожидающим и не собирался прервать их томительную муку. Врачи наоборот, завидев толпу, тут же ускоряли шаг и спешили скрыться за дверями кабинетов.

В момент, когда Вадим почти отчаялся, из отделения вышла невысокая плотная женщина с выбивающимися из-под белой шапочки седыми волосами. Она держала в руках планшет со списком, исчерканным ручкой и покрытым различными надписями. Встав посередине фойе, женщина начала громко зачитывать фамилии. Люди, боясь прослушать нужную, начали собираться вокруг. Женщина не вдавалась в глубокие рассуждения о состоянии больных, просто однозначно говорила: болен, подлежит карантину, состояние тяжелое. Словно молнией поразило то, как она произнесла слово «скончался», словно констатировала факт пропажи продуктов в холодильнике – легко и безэмоционально. Даже громкий плач и рыдание не заставили дрогнуть ни одну мышцу на её лице.

– Кто-нибудь есть к Воеводовой? – оторвав глаза от списка, женщина пробежалась взглядом по толпе.

– Да, я! – Вадим слегка растерялся, но быстро начал проталкиваться сквозь стоящих людей. – Как она?

– Пока в тяжелом состоянии… – он почувствовал, как ладони моментально вспотели, а весь скудный завтрак устремился к горлу. – Но стабильном. Мы делаем все, что в наших силах. Сейчас посещения запрещены, минимум три дня. Езжайте домой. Телефон свой в регистратуре оставляли? – Вадим молча кивнул. – Хорошо, как только ее состояние измениться, мы дадим знать.

Добравшись до автовокзала, сел в душный и почти пустой автобус. Бессилие давило. Руки непроизвольно сжимались в кулаки, но он не мог ничего сделать. Единственный родной и близкий человек почти при смерти, а он просто едет домой. Но болезнь – это не враг, ее нельзя убить, сломать или покалечить. Нужно ждать. Ждать и надеяться, что врачи делают все, что могут. Но он – реалист и понимает, что при такой загруженности вряд ли мама получит должное лечение. Даже коммерческие клиники не выход. Во-первых, места там и так уже забиты, учитывая переполненность городской больницы. Во-вторых, лечение будет стоить денег, которых у него нет.

Дорога из города занимала почти полтора часа, постоянные остановки и старенький двигатель делали свое дело. Когда автобус начал карабкаться на перевал, шум мотора заглушил любые разговоры в салоне и сильно ударил по ушам. Дополняя обстановку, завоняло сожжённым сцеплением, даже открытые окна не спасали от этого запаха. Вадим пересел на соседнее сидение, ловя поток свежего воздуха из люка в потолке. Пожалел, что не ездит в город на своей машине. Его старенький УАЗг8ик плохо подходил для езды по трассе, и несколько инцидентов с поломками давно отбили у него желание к таким поездкам.

Очень много машин скорой помощи. Они проносились навстречу автобусу, истошно вопя сиреной, подрезали на светофорах, обгоняли на подъеме на перевал. Одна за другой. Сирены только дополняли общую картину подавленности. Они звучали своеобразным саундтреком к начинающейся истерии, и все это под гнетущим фиолетовым небом. Вадим посмотрел через окно на изменённый небосвод.

«Это связано. Этот цвет не просто так. Фиолетовый цвет, цвет гангрены, воспалений и синяков. Или болезнь от него, или он от болезни. Но почему про это молчат? Или люди уже не видят этого, из-за общей паники?»

– Разболелся народ-то совсем! – заговорила старушка, сидящая на два сидения впереди Вадима. Она говорила сама с собой, смотря в окно пустыми глазами и вещая менторским тоном. – Скоро помрут все, а им и дела не будет.

– И не говорите! Вон у нас, в десятом доме, почти половина первого подъезда слегла, – ответил бабушке пожилого вида мужчина. – А Антонина Петровна вообще Богу душа отдала, не выдержала на старости лет хвори этой.

– Я же и говорю, помрут! – не отворачивая взгляда от окна, ответила бабушка.

– Может, и так. А знаете, откуда это все? – пожилой мужчина сделал небольшую паузу, но не услышав вопроса, продолжил сам. – Это американские военные свое оружие массового поражения испытывают! Я вам точно говорю. Это только по телевизору говорят, что третья мировая кончилась, и президенты в кабинетах лобзаются. А все не так! Травят они нас, как тараканов. Сначала кукуруза их, которой всю страну засадили, потом «ножки Буша», потом вот заразы всякие придумывать начали. Думаете, небо просто так цвет поменяло? Вы про химотрассы слышали? – Мужчина сделал паузу, нагнетая таинственности. – Это все их оружие. Выведут нас как колорадов! А наши-то не лучше, молчат, и ни слова! Уже бы давно шлепнули им пару мегатонн, так нет, все боятся силу показать!

Устав от тирады пенсионера, Вадим отвернулся к окну и попытался уснуть, но тряска и жара не давали провалиться в дрему. На свою остановку приехал окончательно вымотанным, как физически, так и морально. Спрыгнув со ступенек автобуса, закинул сумку за спину и, взбивая ногами облачка пыли, зашагал в сторону пятиэтажек.

Площадка рынка перед домами так же непривычно пуста, как и рейсовый автобус. Даже бабушки Маши, торговавшей на углу домашним молоком и семечками, нет на месте. Вадим прошел через рынок и свернул возле приземистого барака в сторону родной пятиэтажки. У первого подъезда обогнул машину скорой помощи и подошел к ее водителю.

– Здравствуйте! В какую квартиру приехали?

– Четырнадцатую, – нехотя ответил мужчина в футболке с пятнами пота. По воспаленным глазам было понятно, что он уже не первую смену за рулем.

– Виталий Петрович, значит. А что с ним? Сердце как обычно?

– Откуда я знаю, что у него обычно? Да и вообще, тебе какая разница, не к тебе же приехали.

Вадим ничего не ответил и отошел от машины. Погрузившись в приятную прохладу подъезда, неспешно поднялся на свой этаж. Несколько поворотов ключа, и знакомая дверь впустила в родную квартиру. Султан встретил прямо у входа, радостно виляя хвостом. Проводив хозяина внутрь, пес ожидающее посмотрел за дверь.

– Не приехала мама, Солт. В больнице она, болеет.

Пес словно понял слова хозяина и понуро зашагал в зал. Вадим скинул ботинки и по привычке зашел на кухню. Пусто и тихо… Только мерно гудит холодильник, и назойливо бьется в стекло залетевшая откуда-то муха. Вадим неожиданно для себя понял, что эта бетонная коробка, куча мебели, вещей, ничего для него не значат без одного человека. Кухня стала совсем пустой без улыбки матери, встречающей с работы.

В ладонь ткнулось что-то влажное и теплое. Вадим, не опуская взгляда, провел рукой по морде Султана и потрепал за ухом. Пес понимал, что хозяину плохо. Воеводов на автомате открыл дверцу холодильника и застыл, скользя глазами по полным полкам. Только спустя минуту понял, что есть абсолютно не хочет, и сам не знает, зачем полез в холодильник. Медленно прошагав в зал, опустился на диван и откинул голову. Впервые за долгое время не знал, чем себя занять. Обычно в моменты, когда душа требовала уединения, запирался в своей комнате и рисовал эскизы, или уходил в лес на несколько дней. Иногда работа над очередной татуировкой спасала от лишних раздумий и переживаний, с головой уходил в процесс и не давал ненужным мыслям хода. Но сейчас о карандаше вообще и мысли быть не может, а в лес не уйдешь, так как состояние матери может в любой момент измениться, и придется ехать в город. Пес толкнул в колено, и Вадим, опустив голову, увидел его с ошейником в зубах. В грустных голубых глазах алабая стояла немая просьба, словно он все понимал и старался хоть чем-то отвлечь хозяина.

– Морда ты такая, – Вадим погладил пса по голове. – Сейчас пойдем.

Волкодав послушно подставил шею под ошейник и, как только хозяин застегнул, подбежал к входной двери.

Пространство вне подъезда словно обволокло тягучей духотой. Хоть небо и затянуто плотной пеленой туч, воздух раскален как в печи. Султан бежал чуть впереди, помахивая купированным хвостом. Соседи давно привыкли к огромному белому псу, и Вадим даже не пристегивал поводок. Волкодав наизусть знал их обычный летний маршрут прогулки и семенил почти без остановок, зная, что хозяин догонит. Воеводов шел не спеша, опустив взгляд под ноги. Навстречу прошло не больше трех человек, несмотря на пик сезона. С угрюмыми лицами, явно не с пляжа идут, передохнуть дома, пообедать, и отправиться обратно на море. Даже небольшой рынок, где местные торговали овощами, вином и хозяйственными товарами, встретил его пустыми павильонами. Поселок обезлюдел.

В кармане задрожал смартфон, и мир за одно мгновение сжался до размеров маленького черного корпуса. Вадим торопливо полез в карман, чуть не уронил телефон, доставая, и спешно посмотрел на дисплей. Больше всего он боялся и одновременно хотел увидеть номер городской больницы и поэтому не сразу понял, что там написано. «Юля Воронеж». В голове промелькнули недавние события в лесу и приятная девушка с заплаканными глазами.

– Алло! – сказал он в трубку чуть растерянным голосом, до последнего надеясь, что это неполадки телефона, и ему звонят из больницы.

– Вадим, здравствуйте! – слова девушки прерывались негромкими всхлипываниями. – Это Юля, недавно, в лесу…

– Да, да, я помню. С вами все в порядке? Как ваши друзья? –как можно мягче и успокаивающее проговорил Вадим.

– Их увезли в город в больницу, мне запретили с ними. Сказали – карантин. Я теперь не могу домой уехать, я же не брошу их тут. А сегодня путевки кончились, из номера выселяют. Я не знаю, что делать. Все их вещи тут остались. Я совсем одна и позвонить не кому. Врачи сказали – свяжутся. Но они даже не отвечают на мои звонки. Звонила домой. Там тоже все болеют, никто приехать не может.

– Ты же в «Южном» остановилась?

– Да, а что?

– Собирай вещи, я сейчас приеду, заберу тебя, дома пока у меня поживешь.

– Вадим, не надо! – Юля резко переменилась в тоне. – Спасибо большое! Я ни в коем случае не хотела напрашиваться. Ты просто единственный, кого я тут знаю. Я лучше сниму номер еще на несколько дней.

– Ничего страшного. Я дома один, мать тоже заболела. Так что вместе будет проще. Собирайся, я скоро буду.

– Спасибо, я действительно благодарна за такое предложение, но у меня молодой человек в больнице, а я к тебе поеду. Меня могут неправильно понять.

– Юля, я только что сам оттуда приехал. Все эта ситуация с заболеванием набирает пугающие масштабы. Больница забита. Тебе тут точно больше никто не поможет.

– Еще раз спасибо, но вынуждена отказаться. Пойми меня. Ты сильно помог. Без тебя ребята так и остались бы в лесу. Я и так обязана. Позвоню, как все наладится. Мне просто нужно было выговориться. Извини.

Из динамика раздались короткие гудки.

Султан, услышав, что хозяин говорит по телефону, остановился и старался уловить каждое словно, словно понимал, о чем разговор.

– Солт, планы изменились. Пойдем, прогуляемся до «Южной», – Вадим кивнул в сторону пансионата.

Дорога до гостиницы не заняла много времени. Пятиэтажный корпус, утопающий в зелени грабов, стоял в сотне метров от центральной дороги. Возле входа виднелись несколько экипажей скорой помощи и легковых автомобилей. Воеводов, недолго думая, направился прямо туда. В фойе отеля увидел скопление людей. Несколько врачей, работники полиции и простые отдыхающие. Когда вошел в дверь, все внимание устремилось к нему. От ресепшена в его сторону направилась девушка в юбке и белой блузке. Вадим ее знал, она жила в соседнем подъезде и в школе училась на два класса младше, сейчас работала администратором как раз в этом отеле.

– Вадим, привет. Ты что-то хотел? – вид у девушки измученный: впавшие щеки, лихорадочный румянец на щеках, крупные бисерины пота на шее и лбу.

– Привет. У меня здесь знакомая остановилась. Хотел проведать. А что тут у вас?

– Закрывают пансионат. Больше половины постояльцев слегли. Персонал тоже. Утром пожилой мужчина скончался прямо в номере.

– От чего? – Вадим сглотнул подступивший к горлу комок.

– Все те же симптомы. Но у него сердце не выдержало. Сейчас всех выселяют, еще не успели оповестить, так что ты вовремя, поможешь своей знакомой, – девушка указала в сторону стойки регистрации, где второй администратор обзванивала постояльцев по внутреннему телефону, сообщая о закрытии.

Вадим благодарно кивнул и отошел к зоне ожидания. Несколько человек уже сидели на диванах, кто-то договаривался о такси до вокзала, кто-то просто ждал с отрешенным видом. Султан послушно лег рядом, положив массивную голову на кафельный пол.

Через десять минут по лестнице спустилась Юля со спортивной сумкой в руках. Следом за ней двое носильщиков тащили остальной багаж. Выглядела девушка изможденной и растерянной. Увидев Вадима, удивилась и замерла на секунду, затем неуверенно направилась прямо к нему.

– Еще раз привет! – Вадим слегка пожал хрупкую прохладную руку.

– Всех выселяют, не разрешили продлить номер, – голос девушки задрожал.

– Поэтому я и тут. Догадывался, что так будет. Я же говорил, что это уже больше походит на эпидемию. Так что не отказывайся. Поехали. У меня двухкомнатная квартира, так что мешать друг другу не будем. Пока все не разрешится, можешь рассчитывать на мою помощь.

Девушка неуверенно посмотрела на Вадима, потом на свой багаж и снова на Вадима. Султан, незаметно подошедший сбоку, ткнул в бедро мокрым носом. Юля от неожиданности отпрянула, но, увидев пса, успокоилась и погладила его по голове.

– Давай я тебе тогда заплачу, как за номер в гостинце?

– Обсудим это позже, – с легкой располагающей улыбкой Вадим взял сумки и направился к выходу. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним.

– Лучше на такси. Идти не так далеко, но вещей много, проще доехать, – Вадим не стал долго разговаривать и сразу перешел к делу.

Подойдя к одной из машин на парковке, договорился с таксистом. Сумки полностью заняли багажник. Юля села на переднее сидение, а Вадим с Султаном разместились сзади. Уже через пять минут возле подъезда они проводили глазами уезжающее такси.

Квартира их встретила прохладой и пустотой. Вадим отнес сумки в свою комнату.

– Располагайся тут. Это моя комната, сейчас постель перестелю. Душ и туалет здесь. Тут кухня. Голодная?

– Нет, спасибо, у меня кусок в горло не лезет, – девушка растерянно стояла в коридоре и осматривалась по сторонам.

–Давай, чаю сделаю, поможет освоиться, и да, – Вадим взял блокнот с полки в прихожей, что-то быстро в нем написал и протянул Юле. – Это мой адрес, имя, фамилия полностью, номер телефона, он у тебя уже есть. Можешь позвонить родственникам сообщить данные, где ты остановилась, чтобы не переживали. Вот еще ключи от квартиры, на всякий случай. Я сейчас почти всегда дома буду, если куда поеду – предупрежу.

– Хорошо, спасибо, – Юля взяла листок и ключи. – И ты говорил, что обсудим оплату.

Вадим глубоко вздохнул. Как люди отвыкли от банального гостеприимства и взаимопомощи. Хотя в девушке просто могли говорить воспитание и скромность.

– Юль, давай подождем, пока эта кутерьма уляжется. Пусть твой парень и друзья поправятся, чтобы стало ясно, когда вы сможете уехать домой. А там решим. Поверь, не ради денег предложил пожить у меня. Просто взаимопомощь. Мама тоже в больнице, понимаю твои чувства. Если бы она была здесь, она бы тоже предложила остановиться у нас. Может, вы, городские, к этому не привыкли, – Вадим, разговаривая, поставил на плиту никелированный чайник, достал чашки и сахар.

– Я просто не хочу причинять неудобства, – Голос Юли звучал немного обиженно. – Понимаю, что ты просто хочешь помочь, но у меня тоже воспитание, и я хочу отблагодарить в ответ. Ты и так сильно помог, одна бы заблудилась, и Бог знает, что было бы с ребятами.

– Успокойся. Пусть все просто придет в норму, там будет ясно. Постарайся чувствовать себя как дома, я дискомфорта не причиню, и он, – Вадим кивнул на сидящего возле стола и внимательно слушающего пса, – тоже. Он вообще послушный.

– Хорошо. Ты в город завтра не собираешься? Хочу поехать в больницу.

– Сегодня там пробыл почти полдня. К матери не пустили, она в инфекционном отделении, туда никого не пускают. Сказали, дня три минимум посещения запрещены.

– Мне тоже самое сказали, но все равно хочу поехать. По телефону дозвониться сложно, может, там на месте что-то скажут.

– Тщетно, они там настолько работой загружены, что просто просидишь в коридоре весь день. Я так и просидел, только потом вышла медсестра или врач, сказала про состояние и отправила домой. Не безопасно это, там людей столько, что заразиться проще простого, – Вадим налил кипятка в чашки и положил пакетики чая. – Тебе сахар положить?

– Нет, спасибо. Я так пью, – Юля села за стол и притянула к себе кружку. Осторожно обхватив ее пальцами, подула. – А холодной воды нет? Я обычно разбавляю.

– Есть, конечно, – Он протянул бутылку с питьевой водой из холодильника. – Никогда не понимал, зачем разбавлять чай, когда его только что специально нагрел.

– Значит, в город ехать нет смысла? – Юля проигнорировала замечание, разбавила чай и сделала несколько глотков. – Тогда остается только ждать. Как ты думаешь, надолго это все? И это как-то связано с небом.

Вадим выдержал паузу, сделав несколько маленьких глотков.

– Честно, не знаю. За всю жизнь такого массового заражения не помню, тем более так скоротечно. Больницы не справляются с наплывом заболевших, а власти не успевают реагировать. Подозреваю, что введут карантин, закроют все виды транспорта. Они даже не знают, что вызывает эту болезнь – вирус или бактерии. Не знают путей передачи. Поэтому будут перестраховываться, а это минимум недели на две вы здесь застряли, а то и больше. По поводу неба, думаю, что связано. Много читал в интернете, все говорят по-разному, но не бывает таких совпадений: утром небо изменило цвет – в этот же день началась эпидемия, – после этих слов глаза девушки округлились от страха. – Да, это набирает масштабы сильной эпидемии, и нужно быть к этому готовым. Надо завтра ехать в муниципальный центр, это поселок тут рядом, закупить продуктов, могут начаться перебои с поставкой.

– А на чем поедем? – Юлю успокаивал спокойный и уверенный голос Вадима, его обдуманность дальнейших действий. – Если что, деньги у меня есть.

– Насчет денег не переживай, мне зарплата сегодня пришла, думал уже не будет, но перечислили. Машина есть, она, конечно, больше для бездорожья, но до магазина съездим, – Вадим открыл пачку овсяных печений и протянул девушке. – Будешь?

– Спасибо, нет. Ты не против, если я лягу, отдохну? Почти всю ночь не спала, не знала куда идти и что делать. От отчаяния даже тебе позвонила, не знаю, зачем это сделала, самой стыдно.

– Успокойся, наоборот, правильно сделала. Сейчас сидела бы возле гостиницы с горой сумок. В городе, сто процентов, тоже всё закрыли. Люди, которых выселили из гостиниц и пансионатов, ломанулись снимать у частников, а там кто тоже закрылся, а кто цену задрал до небес. Так что правильно, что позвонила. Отдыхай, чтобы не мешать, пойду прогуляюсь до работы с Султаном, а ты поспи.

Юля ушла в комнату и уснула почти моментально. Вадим выходил из квартиры чуть ли не на цыпочках. На улице так же душно, как и днем. Тучи сгустились еще сильнее и висят фиолетовым покрывалом давя на голову. Зрелище пробуждает какой-то животный страх – страх перед неведомой, могучей силой, против которой человек беспомощен.

26 июня

Выехать решили как можно раньше, чтобы успеть до того, как в магазин набьется толпа народа. Вадим подогнал к подъезду свой видавший виды УАЗик и поднялся за Юлей. Девушка успела перемыть посуду после завтрака, несмотря на гостеприимный запрет. Вадим лишь вздохнул, надел на Султана ошейник и пригласил к выходу.

Воздух так же душен и тягуч, как вчера вечером. Даже срывающиеся время от времени капли дождя не приносят желанной прохлады. Полный штиль, все замерло. Тучи притянулись к земле еще ближе, скрыв верхушки покатых гор.

Юля вышла из подъезда и вжала голову в плечи, прячась от мелких капель дождя.

– Б-р-р-р, – поежилась девушка, сев в машину. –Я как представлю, что этот дождь идет с фиолетового неба, так жуть пробирает. Как в детстве, когда пугали, что дождь кислотный, и от него волосы выпадут.

– Мне и самому не по себе,– ответил Вадим, закрывая дверь за псом, запрыгнувшем на заднее сидение и тут же протиснувшем морду между спинок.

Дождь монотонно застучал по лобовому стеклу и тенту машины. Воеводов повернул ключ в замке зажигания, и рык двигателя перекрыл дождевую дробь. Юля, чуть наклонившись к окну, посмотрела на небо.

– Как думаешь, от дождя сильнее станет эта зараза? – спросила она, разглядывая тучи необычного цвета.

– «Пурпурный рассвет».

– Что? – Юля повернулась к Вадиму, не поняв, что он сказал.

– «Пурпурный рассвет». Так прозвали эту болезнь в СМИ. В Штатах вроде или где-то за границей, – Вадим вывернул руль, отъезжая от дома. – Все началось с рассветом, и небо фиолетовое, и первые случаи заболевания.

– Поэтично звучит, даже красиво. Не понимаю людей – давать такие красивые имена тому, что их губит. Что не ураган, так Катрина или Камилла. Волны убийцы – цунами, и вот теперь «Пурпурный рассвет», – она откинулась на спинку сидения и погладила пса по голове. – А животные тоже болеют?

– Вроде нет, в интернете нигде про это не пишут. Тебе, кстати, из больницы не звонили?

– Нет, пыталась дозвониться, линия занята постоянно.

– Я тоже, иногда попадал на «вам ответит ближайший освободившийся оператор». Прождал минут двадцать, и ничего. Скорее всего, у них полный завал.

– Переживаю за Вову и ребят. Думала, спать плохо буду, но устала и отключилась на всю ночь.

– Я плохо спал, выходил в поселок, отдыхающих почти нет, кто уехал, кто в больнице. Пляж пустой. Магазины и кафе закрыты.

– А тот магазин, куда едем, точно открыт? – Юля выглянула в окно автомобиля.

– Надеюсь, это единственный большой магазин на несколько поселков. В город соваться смысла нет. Так что единственная надежда на него.

Дальше ехали почти молча. Дорога пуста, ни машин, ни праздно бредущих отдыхающих. Даже парковка таксистов, где в любое время дня и ночи стояли бомбилы, сиротливо мокнет под дождем. На пляже ни души, хотя в это время лета там обычно камню негде упасть. Зрелище пугает и настораживает. Вадим вырос в этом поселке, и обычная летняя курортная суета стала для него обыденностью, а пустота, которая сейчас поглотила село, просто разрывает привычную картину мира. Следующий поселок тоже встретил безлюдьем, лишь возле пары домов спешно загружали вещи в машины.

Дождь усилился. Дворники со скрипом стирают капли с лобового стекла, оставляя за собой мокрые дорожки. В салоне пахнет машинным маслом и горячим двигателем. Юля смотрит в окно на фиолетовое небо и молчит. Султан нарушил свой обычай и слез с сидения, устроившись на полу. Вадим молча боролся с тугим рулем без гидроусилителя и осматривал дома вдоль дороги. Людей нигде нет. Он был готов увидеть скорые, полицию, но ни того, ни другого. Даже на перекрестке, где поселковая дорога примыкала к городской трассе – пусто. Небольшой рынок, рассчитанный на желающих закупиться в дорогу фруктами и вином, сейчас выставил на показ голые прилавки.

Уже через несколько минут въехали в Пшаду, где опять ждала пустота. В центре поселка вокруг заасфальтированной площади сгрудились магазины: хозтовары, продуктовые, сувенирные и одежды. Обычно на площади кипела жизнь, люди с покупками сновали между машин, пассажиры у вокзала ожидали очередной автобус, велась буйная торговля у открытого сельхозрынка. Но сейчас царило полное запустение. Вадим подъехал ко входу супермаркета всем известной красно-белой сети. Роллет на входе оказался закрыт, на нем висит лист бумаги, приклеенный на скотч. «Магазин закрыт по техническим причинам».

–Вот, блин, – Вадим хлопнул руками по рулю.

– Что нам теперь делать? – Юля вздрогнула от хлопка и посмотрела в окно.

Вадим не ответил и минуту сидел молча, смотря в лобовое окно на фиолетовые тучи.

– Подожди, есть одна мысль, – сказал он, доставая смартфон.

Найдя в списке контактов имя «Коля снабженец», нажал кнопку вызова. Длинные гудки тянулись, казалось, бесконечно, и когда он уже собрался положить трубку, ответили.

– Привет.

– Привет, Коль!

– Что-то случилось? – голос на другом конце звучал глухо и устало.

– Да сейчас у всех что-то случилось. Ты как? Как семья?

– Светка в больнице, в городе. Детей отвез к матери в Новороссийск. Но уже жалею об этом. Ты как? Как тетя Марина?

– Тоже в больнице. Был там вчера. Кромешный ад, к ней даже не пустили, – Вадим тяжело вздохнул.

– Это ты в Новоросе не был. Там еще хуже. Я со Светой уже два дня не общался. Им запретили даже телефонами пользоваться.

– Мама вообще не в состоянии разговаривать. Лишь бы все выздоровели скорее.

– Да лишь бы, а то столько смертельных случаев, что я уже не знаю, о чем думать, – из динамика послышался щелчок зажигалки и глубокий вдох.

– Коля, я тебе вообще по делу звоню. Ты все там же, на снабжении работаешь?

– На повышение пошел, свою контору открыл. Сам не катаюсь, чисто бумаги, бухгалтерия, договора. Взял ребят, на меня работают. Я даже догадываюсь, почему ты позвонил.

– Я в Пшаду приехал, хотел закупиться продуктами, на случай, если это все затянется, а магазины закрыты. Вспомнил, что ты на снабжении работаешь, и у тебя есть доступ на оптовые базы. Может, есть вариант там затариться?

– Соображаешь. Думал, меня прямо с утра знакомые атаковать начнут, а ты пока первый, кто позвонил. Да, конечно, могу помочь, сам сейчас на базе, приехал себе набрать. Оповестили, что в ближайшее время снабжать не будут.

– Даже так? – Вадим удивленно приподнял брови.

– Представь себе, думаю, масштаб этой фигни намного больше, чем мы представляем. Я сейчас между Архипкой и Текосом, на базе, тебе сюда сколько ехать?

– Минут пятнадцать-двадцать. Я не бесплатно, все оплачу и еще отблагодарю.

– Приезжай, тут решим. Ты на чем?

– На своем УАЗике.

– Плохо. Много в него не загрузишь. Ладно, давай, жду тебя.

Вадим положил трубку и выехал с площади. До базы порядка двенадцати километров, но из-за небольшого перевала дорога занимала больше времени.

– Это твой друг? – Юля, сидевшая до этого молча, решила разрядить тишину.

– Да, учились вместе. Выручит нас.

На подъеме на перевал УАЗик еле карабкался, надрывно гудя двигателем. Воздух в салоне раскалился, и Воеводов открыл окна, несмотря на моросящий дождь. Султан просунул морду между спинкой водительского сидения и стойкой окна и подставил нос под потоки воздуха. Текос, небольшой поселок на трассе, почти полностью пустой, ни людей, ни машин, даже на остановке, где обычно в это время стоит толпа людей, едущих с утра в Архипо-Осиповку на море, никого нет. Буквально через пару километров они свернули с трассы на уходящую в ущелье дорогу. Проехав несколько сотен метров, увидели открытые ворота пропускного пункта, за которыми высилась громадина оптовой базы. Возле ворот стоял Николай, разговаривая по телефону. Заметив УАЗик, он махнул рукой и направился в их сторону.

– Привет еще раз, – сказал он, усаживаясь на заднее сидение. Погладил пса по голове, на что тот ответил радостным вилянием хвоста. – Подъезжай к третьему выходу, это за зданием налево, третьи ворота.

– Привет, – Вадим повернулся назад и пожал руку. – Хорошо. Смотрю, народа не так много.

– Никого нет. Я с утра приехал. С парой ребят распределили все продукты, так чтобы на одной палете было на семью. Крупы, консервы, колбасы, макароны, все, что только можно. Скоропортящиеся вообще все разложили. Неизвестно, когда эта эпидемия закончится, часть пропадет по-любому. Вот я и решил работникам и знакомым раздать. В магазинах уже не купишь, а началось все очень быстро, никто сообразить и запастись не успел.

– Коль, я могу оплатить, почти всё, сколько хватит.

– Вадим, успокойся. Я же говорю, многое и так пропадет. Мне или выкинуть, или людям отдать. Не обеднею, страховки и прочее. Я с оптовиками работаю, у них в этом плане все налажено. Если быстро все устаканится, там сочтемся. А если помрем, то мне в карму зачтется, – Николай усмехнулся, только в усмешке слышались страх и грусть.

– Ну смотри, как в норму вернется, я рассчитаюсь. Спасибо тебе. Побольше таких людей, как ты, и жилось бы проще.

– Да угомонись. Я тебе помог, ты мне потом поможешь, или еще кому. Всем сейчас хреново, надо выручать друг друга. Вот здесь тормози, – Коля указал рукой на один из выходов, возле которого стояли грузовые фургоны.

Вадим остановил машину возле раздвижных ворот с цифрой три у погрузочного пандуса.

– Смотри, в УАЗик много не влезет. Я тебе могу дать Форд транзит, в него погрузим, отвезешь и потом как сможешь, обратно пригонишь. Мне не горит, они сейчас на приколе простаивают. Только смотри, с ним осторожно и заправь потом, они в кредите. А УАЗик пусть тут стоит, вон там в гараже оставишь, ничего с ним не будет.

– Хорошо, Коль. Я как найду, с кем приехать, пригоню.

Николай махнул рукой, выпрыгнул из машины и подошел к одному из фургонов. Подогнав его задом к пандусу, погрузчиком загрузили палету с продуктами, заняв половину кузова. Николай принес еще несколько коробок и сложил их рядом.

– Вадим, у тебя же гараж есть?

– Ну да, УАЗик там стоит.

– А генератор?

– Да. Ты как не местный, свет же постоянно вырубают.

– Знаешь, что, давай я тебе один холодильный ларь с мясом и заморозкой отгружу. А то чувствую, если будут перебои со светом, все сгниет тут к чертям. А они будут.

– А как я его выгружу-то?

– Не переживай, там трап приставной есть в фургоне, и ларь на колесах.

– Ну коль не шутишь, то не откажусь, заморозка год хранится.

– Это если по нормам, а так и через два есть можно.

Электрокаром загрузили холодильник, обернув его снаружи теплоизоляционным покрывалом. Закрепили все, чтобы не повредить в дороге. Коля захлопнул двери и передал ключи. Вадим к тому времени уже отогнал свой внедорожник в гараж.

– Езжай, я еще задержусь. Через час должны двое моих подъехать, их загрузить надо, потом опечатать все.

– Хорошо, еще раз спасибо тебе, выручил. Должен буду. Ты, если что, звони. Свете здоровья. Тебе тоже, – Вадим пожал руку.

– Да можешь не благодарить, самое главное, не заболейте. И тете Марине здоровья. Говорю же, помогать надо друг другу. Ты, если что, тоже звони.

Вадим помог Юле и Султану занять свои места, затем сел на водительское сидение и завел машину. В отличии от УАЗика в салоне форда пахло новым пластиком и приятным ароматизатором. Кондиционер начал нагонять холодный воздух, и все облегченно вздохнули.

– Хороший у тебя друг, бескорыстный, редкость в наше время, – сказала молчавшая до этого времени Юля, поглаживая пса по голове.

– Мы выросли вместе, учились в одном классе. Тут посёлки маленькие, все друг друга знаем. Как она семья. Сволочей тоже хватает, не без этого. Но Коля да, человек с большой буквы, – ответил Вадим, выезжая с территории базы.

– У нас тоже друзей много, и тех, кого с детства знаем, но чтобы так помогли… Даже не знаю, вряд ли, – Юля задумчиво посмотрела на сгущающиеся тучи. – Что дальше делать будем?

– А что нам остается? Приедем, выгрузимся и будем дежурить на телефоне. Больше нечего. Ехать в город смысла нет. Через пару дней можно съездить, если так и не позвонят.

– Надеюсь, что позвонят.

Часть 1. Глава 4. Стив.

23 июня. Москва.

10.48 по московскому времени

Грубый толчок в плечо заставил разомкнуть слипшиеся от сна глаза.Сквозь мутную пелену Стив еле различил силуэт в серой мешковатой форме.

– Молодой человек, конечная. Покиньте вагон, пожалуйста! – неприятный скрипучий голос окончательно вернул из тягучих лап сна в пустой вагон метро.

Еле встав на затекших ногах, вышел на платформу под пристальным взглядом дежурной по станции. Безлюдный для утра понедельника перрон встретил легким движением застоявшегося воздуха, создавая иллюзию прохлады. Позеленевшая бронзовая надпись с названием станции плясала перед сонными глазами, не давая себя прочесть.

Опять уснул в метро и проехал свою станцию. Теперь нужно вернуться назад, но мозг еще тяжко соображает, грубо вырванный из лап морфея.Потерев глаза ладонями, Стив перешел на другую сторону станции и стал дожидаться поезда в обратном направлении. Красные цифры часов над зевом тоннеля показывали без десяти одиннадцать. Через десять минут он должен отметиться на проходной недалеко от станции Третьяковская, но добираться туда еще минимум полчаса. Понедельник начался как самый настоящий понедельник.

Послышалось гудение, по стенам побежали отблески фар. Легкий порыв свежего воздуха прокатился по перрону, приятно лаская кожу. Шагнув в открывшуюся дверь, Стив словно окунулся в тягучий душный кисель. Воздух в вагоне затхлый и пропитанный кислятиной, словно здесь не убирались с запуска метрополитена. Июль в этом году выдался необычно жарким, столбики термометров поднимались до тридцати пяти в тени. Не спасали даже расстегнутые пуговицы рубашки и легкие джинсы. Метро на такой жаре превратилось в филиал ада на земле.

Достал из кармана смартфон и настучал напарнику сообщение, что задержится. Вспомнил обрюзгшее лицо начальницы отдела кадров, которая постоянно мониторит список опоздавших. Представил, как она медленно покрывается багровыми пятнами и заходится в приступе гнева, обвиняя тебя во всех смертных грехах за получасовое опоздание на работу. Квартальной премии не видать, да и жалобу в головной офис в Иллинойсе отправит сегодня же. Он уже несколько раз ощущал на себе эмоциональный срыв начальницы, но либо робость, либо корпоративная субординация заставляли давить вспышку гнева и молча ретироваться в серверную.

Оторвавшись от мыслей, взглянул на экран смартфона. Еще один сюрприз понедельника – нет сигнала. Последние надежды хоть как-то сгладить участь таяли со страшной скоростью.

Решив хоть немного размять затекшую спину, Стив встал и подошел к дверям вагона. Посмотрел на свое отражение в стекле – невысокий, худощавого телосложения и с усталым, но выглядевшим намного моложе возраста лицом. Обреченно откинул голову назад. Все детство мечтал заработать денег и жить, не задумываясь ни о чем, где-нибудь в Калифорнии или Майами. Банальная мечта любого мальчишки, выросшего в южном Техасе, которой, наверное, так и не суждено будет сбыться. Постепенно взрослея, на многие вещи приходиться смотреть совсем по-другому.

На работу Стив не жаловался, ему нравилось возиться с компьютерами, зарплата достойная, офис в бизнес-центре в самом сердце Иллинойса. Новость о сокращении прогремела как выстрел в церкви, пришлось выбирать альтернативу – командировка в дочернее отделение в России. Знание русского языка, которой изучал вместе с немецким как дополнительный в университете, сразу определили его как самую лучшую кандидатуру. Единственное, что заставило на это согласиться, это гарантия сохранить рабочее место, на фоне общей безработицы лишиться теплого места не хотелось. Пришлось оставить любимую девушку и лететь через океан в совсем незнакомую страну. И вот уже почти год в России, есть знакомые, языкового барьера нет, но роднее и ближе страна от этого не казалась.

Через полчаса замелькали знакомые колонны станции, и доброжелательный голос объявил: «Третьяковская». Быстро выскочив из вагона, Стив бегом поднялся по эскалатору. Шумная улица встретила духотой, но он даже не обратил на это внимания, легким бегом направившись к бизнес-центру. Охранник на проходной слегка улыбнулся и показал на часы, стрелки которых, как палец строго начальника, указывали на половину двенадцатого. Виновато пожал плечами и, приложив магнитную карту к турникету, быстрым шагом направился в конец коридора. За небольшим изгибом виднелась массивная металлическая дверь с мощным замком. Магнитный запор весело мигнул зеленым глазком, и Стива тут же обдало прохладой из открывшейся двери. Прямо напротив, сгорбив спину над клавиатурой, сидел напарник с лишним весом и редкой щетиной.

– Привет, Миш. Ты ватсапп читал? – спросил Стив. Даже год в стране до конца не исправил акцент.

– Ага, только недавно дошло, – ответил напарник, ставя на стол пластиковый стакан с растворимым кофе. – Тебе повезло, этой мегеры сегодня нет. Шеф отправил часть персонала на курсы по повышению квалификации, и её в том числе.

– Алиллуя! – Стив театрально вскинул руки вверх в характерном жесте. – Хоть одна радостная новость с утра.

– Не расслабляйся, она ни за что не упустит возможность оторваться на нас. Как только заглянет в табель прихода, жди неминуемой кары. Она тебе мозг точно вынесет и мой заодно прокомпостирует. Опять уснул в метро?

– Ну да. Вроде лег вчера не поздно, а вырубило так, что ничего не слышал, еще и в наушниках.На конечной разбудили.

– Нормально покатался, – Миша встал со стула и прогнулся назад, разминая спину. – Тебе надо что-то с этим делать. Может мелатонин попить, восстановить циркадный ритм.

– Может, надо.Никак не войду в колею после смены часовых поясов, – Стив скинул сумку и запустил рабочий ноутбук.

– Вот понимаю я, вообще почти не спал, было чем заняться, – Миша расплылся в довольной улыбке.

– Опять что-то новое прикупил?

– Да, вчера три новые видеокарты пришли, поставил в ферму, прирост хешрейта приличный.

Стив лишь хмыкнул себе под нос, он не разделял энтузиазма напарника по поводу майнинга криптовалют и ждал момента, когда они с грохотом рухнут.

В серверной повисла молчаливая пауза, которую прервал звонок внутриканального телефона.

– Ребята, вы к нам не подойдете? У нас проблемы с компьютером, – женский голос, искаженный цифровым сигнал АТС, неприятно резанул по ушам.

– Что конкретно не работает? – Стив поморщился и чуть отодвинул трубку от уха.

– Не знаю, интернет, наверное, не можем документы клиентам отправить.

– После чего перестала работать?

– Само по себе, работало-работало и перестало.

– Компьютер перезагружать пробовали? – он вздохнул и начал перебирать дежурные вопросы диагностики неисправностей.

– Да, конечно. Все равно не работает.

– Компьютер локальную сеть вообще видит?

– А это что? Я говорю, интернет не работает!

– Понял, хорошо. Какой номер кабинета?

– Двести сорок пятый. Давайте быстрее, нам работать надо!

Стив, достав из стола универсальную отвертку, LAN-тестер и дежурный USB-накопитель с рабочими программами, повернулся к двери.

– Миша, я на второй, что-то с локалкой. Думаю, вернусь скоро.

– Давай, Кэп, спеши на помощь, – «Кэпом» напарник прозвал его еще при первом знакомстве, «вот только своего Эрскина[1] ты еще не встретил», добавил он тогда.

– Когда они возьмут в штат эникейщика? Почему я, специалист по серверам и сетевой безопасности, должен ремонтировать компьютеры персоналу!

– Не бурчи, ты же в Раше. Считай ты теперь многопрофильный специалист, – слова Миши приглушила захлопнувшаяся дверь.

Так как лифт обычно приходилось ждать несколько минут, поднялся по лестнице и прошел по хорошо освещенному коридору к двери с номером двести сорок пять. Внутри кабинета за светло-серыми столами сидели восемь женщин среднего возраста.

– Здравствуйте. Какой компьютер не работает?

Напротив двери поднялась женщина с пышной шевелюрой в стиле восьмидесятых.

– Вот этот. Буквально полчаса назад работал, а сейчас перестал, – женщина забавно пожала плечами, пропуская Стива к компьютеру.

– А что делали? После чего перестало?

– Да ничего, я же говорю, просто перестало работать.

– Ладно, разберемся, – он сел за ее стол и осмотрелся.

Посреди рабочего места, отблескивая глянцевой поверхностью, стоял моноблок известного американского производителя, перед которым лежали беспроводные мышка и клавиатура. Убедившись, в том, что на компьютере действительно отсутствует соединение, проверил журнал подключаемых устройств к компьютеру. Последние записи говорили о том, что из компьютера был извлечен ключ шифрования и установлена сторонняя флэшка, затем флэшку удалили и вставили ключ обратно, при этом нарушив процедуру регистрации компьютера в защищенной локальной сети предприятия. Стив вздохнул и подозвал к себе работницу.

– Вы вот это читали? – указал рукой на протокол безопасности, висящий рядом с монитором, где несколько пунктов говорили о строжайшем запрете подключения различных устройств к рабочему компьютеру.

– Конечно, читала!– Возмущенно ответила женщина.

– А зачем вы тогда отключали ключ шифрования и вставляли флэшку?

Взгляд работницы сменился с возмущенного на провинившийся. Он растеряно забегала глазами по кабинету, ища оправдания.

– Но мне надо было скинуть фотографии, чтобы поставить их на рабочий стол! – Она указала на семейное фото, установленное на рабочем столе.

– Вы понимаете, что подвергаете опасности всю сеть фирмы, ваши действия учитываются на сервере, и я должен сообщить об этом инциденте!

– И что мне за это будет? – женщина выглядела как нашкодивший ребенок, опустив глаза вниз и ожидая приговора.

– Обычно за такое лишают премии и письменный выговор.

– Мы же можем с этим что-нибудь сделать, как-нибудь решить этот вопрос? – в её голосе проскочила умоляющая интонация.

Стив глубоко вздохнул. Еще в детстве, в церковно-приходской школе, учили, что нельзя отказывать молящему, да и сам он больше всего не любил вставать в позу, тем более перед людьми старше. Уже много раз такая гипертрофированная эмпатия выходила боком, но он ничего не мог с этим поделать.

– Хорошо. Постараюсь замять это пришествие, но пообещайте, что впредь такого не повторится!

Женщина благодарно заулыбалась и пообещала отблагодарить, что сильно покоробило, словно он делал это не из благих намерений, а из корысти.

Вышел из кабинета и направился к лестнице. Глянцевый керамогранит звонко разносил звуки шагов по всему зданию.

– Все сделал, иду обратно. Потом расскажу, в чем причина была. Тут работы больше по пути нет? Чтобы два раза не бегать, – Стив записал и отправил напарнику голосовое сообщение.

– Да вроде тихо. Двигай лучше сюда быстрее, пиццы горячей заказал, перекусим. Лень в столовку идти, – почти моментально ответил Михаил.

– Хорошо, через две минуты буду.

Убрав телефон в карман, зашагал быстрее. Спускаясь по ступенькам, бросил взгляд на небо за окном, на которое утром в спешке даже не обратил внимания. Весь небосвод был залит неестественным фиолетовым цветом.

23 июня

20.12 по московскому времени

Запах мочи и спертого воздуха ударил в нос. Спуск в метро как всегда загажен бездомными и попрошайками, несмотря на то что находится в центре столицы. Турникет лениво моргнул зеленым глазом, пропуская в недра каменных лабиринтов. Час пик давно закончился, и вагоны почти пусты – единственное, что радует этим вечером. Натянув наушники, Стив прибавил звук и уткнулся в телефон.

Все новостные сайты кричали заголовками о странном феномене – изменившемся цвете неба. Атмосфера над планетой окрасилась в оттенок фиолетового, в разных частях света разной интенсивности. Ученые наперебой называли различные причины аномалии. Кто-то строил конспирологические теории, кто-то ссылался на космическое происхождение изменений, но все сходились к одному, что состав воздуха не изменился и не несет никакого вреда человеку. В некоторых странах особо религиозные движения начали поднимать смуту, называя смену цвета предвестником божественной кары и конца света. Стив лишь слегка ухмыльнулся и продолжил читать дальше.Аномалию первыми обнаружили на восточном побережье Евразии. Дальнейшие новости поступали из всех точек мира, где с рассветом обнаружили измененное небо. Скорее всего, смена цвета произошла ночью, но увидеть это было невозможно. Никто не знал причины явления и сколько оно продлится.

В вагоне душно, Стив пожалел о том, что не купил в автомате бутылку воды. Сожаление усилил резкий приступ сухости во рту. Попытался сглотнуть слюну, но язык и щеки превратились в иссушенную пустыню. Решил вернуться к серфингу интернета, но глаза заслезились, и буквы поплыли по экрану. В дополнение к жажде и сухости почувствовал, как быстро поднимается температура тела. Начало знобить, кожа покрылась мурашками. Состояние – как в начале сильной простуды. На секунду промелькнула мысль: «не от нового ли цвета неба такое недомогание?» Тут же ее отбросил – никогда не верил в теории заговоров. Прибежал вспотевший в серверную, где всегда холодно, вот и простыл. Вот только простуды ему сейчас не хватало.

Выйдя из метро, сразу купил газировки, но даже пол-литра, выпитые залпом, не помогли справиться с сухостью. Мочевой пузырь разрывался от позывов, и Стив поспешил в квартиру. Еле добравшись до дома, первым делом сунул градусник под мышку и уселся на унитаз, стоять не было сил. Пронзительный сигнал конца замера. Тридцать восемь и девять. Мерзкая температура. Покопавшись в небогатой домашней аптечке, выудил обычные таблетки от ОРВИ и пакетик «Терафлю». Вскипятил чайник, высыпал порошок в кружку и залил кипятком. Дал немного остыть лекарству и выпил маленькими глотками, заодно запив таблетки. Расстояние от кухни до постели показалось непреодолимым. Собрав последние силы и опираясь на стены, добрался до кровати. Лезть с температурой в душ нет никакого желания. Его лихорадило. Пот выступал крупными каплями по всему телу, сухость во рту усилилась. Язык распух и затруднял дыхание. Завалившись, закрыл глаза и попытался расслабиться. Но раздражающий голубоватый свет пробивался даже сквозь веки. Вспомнил про компьютер, который никогда не выключал, даже уходя на работу. Не утруждаясь, выдернул шнур сетевого фильтра из розетки. Вместо ожидаемой темноты и тишины по ушам ударил пронзительный писк беспребойника. Тихо ругаясь, поднялся с постели и просто выключил питание на удлинителе. Наконец-то. Темно и тихо. Донеслась сдавленная трель телефонного звонка. Покопавшись в сумке, достал смартфон. На экране крупными буквами горела надпись: "Любимая".

– Алло, – мозг с трудом переключился на английский язык, слова вырывались со сдавленным хрипом.

– Стив, ну ты что! Я же переживаю! Я уже раз двадцать звонила! Что случилось? – голос на другом конце почти срывался на плач.

– Извини, Дез, не слышал, телефон в сумке лежал. Я дома, все нормально. Приболел немного.

– Ну как ты мог про меня забыть? Я первым делом, когда что-то не так, тебе звоню! – девушка успокоилась и начала говорить ласковым и сопереживающим голосом. – Что с тобой случилось? Какие симптомы?

– Не знаю, может грипп. Температура высокая, озноб, сухость и слабость.

– Стив – это инфекция. К нам в больницу несколько человек обратились со схожими симптомами. Похоже на грипп. Выпей анальгин и парацетамол, больше жидкости, литра три как минимум. Сходи завтра в поликлинику и возьми больничный. Отлежись. Только обязательно! А то я тебя знаю! Тут у врачей подозрения, что это с цветом неба связанно.

– Да небо тут не при чем. Вспотел сегодня и в серверной сидел, а там шестьдесят градусов[2]. В больницу постоянно больные гриппом поступают, просто это твоя первая практика, еще не привыкла, ну и максимализм твой никто не отменял. Таблетки уже выпил, сейчас в постели. Завтра позвоню утром на работу, предупрежу, что заболел.

– Только обязательно пей лекарства! Потом могут быть осложнения! Лучше один раз вылечиться, чем мучиться с последствиями. Ты точно думаешь, что небо не при чем?

– Я уже все сайты просмотрел, никто про это не говорит. Если бы аномалия вызвала инфекцию, то весь мир был бы уже на ушах, ВОЗ первым делом. Читал, что такое уже было – после тайфунов, локально, не так сильно, конечно. Но скоро пройдет, наверное, – Стив старался успокоить любимую и сам начинал верить своим доводам. – Я тебе завтра позвоню, скажешь, какие лекарства лучше купить. Как ты там вообще?

– Нормально. Практика к концу подходит, скоро сессия. Скучаю очень сильно! Мама звонила, спрашивала, как ты, привет передавала. Когда мы уже увидимся?

– Скоро. Хочу отгул на пару дней взять, перед выходными чтобы четыре дня свободные подряд были, и прилететь к тебе. Тоже скучаю. Хочу в бассейне у вас покупаться, хотя с этой болезнью вряд ли смогу. Позвони моим родителям, скажи я приболел, чтобы не беспокоились.

– Вместе искупаемся, уверенна, ты быстро поправишься. Родителям позвоню. Вы так и не помирились?

– Нет, они до сих пор на меня дуются, из-за этой командировки. Отец по-прежнему уверен, что лучше работать руками, а когда все компьютеры и интернет накроется крышкой, то все такие как я, пойдем с протянутой рукой к таким, как он. Я пытался с ними поговорить, объяснить, но он как бык уперся. Уже сам прихожу к мысли, что стоить бросить эту дурацкую работу, из-за которой пришлось лететь на другой континент, у отца в мастерской всегда нужна пара рук, без работы не останусь, и ты рядом всегда. Тяжко без тебя.

– Да, твой отец тот еще упрямец, хотя чего хотеть от коренного техасца. Никогда не представляла тебя в рабочем комбинезоне, ремонтирующим пикапы, по этому лучше побудь там, пока на работе все наладиться и можно будет вернуться. Ну ладно, я побежала в душ, скоро на практику, у нас же еще утро, а ты ложись спать! Звони, если что! Я тебя люблю!

– Я тебя тоже! Сладких снов!

Короткие гудки в трубке. Стив посмотрел на расплывающийся экран телефона. Половина десятого. Спать совсем не хотелось, но он знал, что это единственный способ избавиться от мерзкого состояния.

Включив кондиционер на максимум, чтобы немного побороть жару, попытался уснуть. Тело упорно боролось с инфекцией, мешая забыться сном. Пот промочил простыни, от сухости в горле больно шевелить языком. Постарался думать о чем-нибудь успокаивающем, пробудить приятные воспоминания. Перед глазами появилось лицо Дейзи с легкой улыбкой на губах. Представил, как она нежно касается его щеки пальцами, слегка поглаживает. Ласкает слух, шепча всякие милые глупости. И болезнь под мягким напором её тепла тает, уступая место сну.

24 июня

В больнице творился полный хаос. Стив, привыкший к полупустым коридорам американских клиник, быстро пришел в замешательство. Весь холл забит людьми: старики, мужчины, женщины с детьми. Они везде: стоят вдоль стен, сидят на скамейках, на полу, кто-то лежит на каталках прямо посредине коридора. Крики, ругань, детский плач, стоны, мольбы. Посреди этого хаоса снуют медсестры в медицинских масках, стараясь успокоить больных, поднося лекарства, меряя температуру. Он попытался поймать одну из них за руку и спросить, что происходит, но та с отрешенным видом сунула ему градусник и скрылась за дверями кабинета. Ситуацию усугубляла сильная головная боль и слабость во всем теле. Температуру так и не удалось сбить, и она держалась на уровне тридцати девяти градусов. Ложиться в больницу не собирался, но на законный больничный рассчитывал. Для этого надо хоть как-то получить справку о болезни.

– Уважаемые граждане! Соблюдайте порядок! – Сухой женский голос из громкоговорителей на секунду перекрыл многоголосый гомон. – Всех непременно осмотрят врачи. Будьте терпеливее.

– Да заткнись ты! – высокий мужчина с маленьким ребенком на руках не выдержал и закричал на весь коридор. -Как тут быть терпеливее, когда детям плохо!

– Уважаемые граждане! – голос в динамике продолжал, не замечая криков. – Кому необходимо получить больничные листы, пройдите в регистратуру, их выписывают вне очереди без осмотра.

Облегченно выдохнув, Стив начал проталкиваться к окошкам регистратуры. Аккуратно протиснувшись к приемной стойке, попытался обратиться к дежурной медсестре, но его нагло отпихнули в бок.

– Молодой человек имейте совесть! – пожилая женщина, можно сказать бабушка, сверлила его яростным взглядом из-под толстых стекол очков. – Тут очередь стоит!

– Мне всего лишь больничный получить надо, – Стив попытался опять протолкнуться к окошку, но женщина встала на пути как скала.

– Так, гражданка! Не мешайте работать! Сказали же, больничные без очереди! – увидев назревающий скандал, дежурная медсестра поднялась со стула и поставила пенсионерку на место. – Подходите, молодой человек, какие у вас симптомы?

– Температура, головная боль, сухость во рту, сильная жажда, потоотделение, в туалет постоянно хочу, –с благодарностью улыбнулся медсестре и протянул паспорт.

Хорошо, – дежурная удивленно посмотрела на иностранный документ и подняла глаза обратно. – А страховой полис у вас есть? Наш, русский?

– А конечно, извините, – достал пластиковую карточку и протянул в окошко регистратуры. От слабости и температуры голова соображала плохо.

Девушка взяла полис и начала вносить данные в компьютер, медленно вбивая буквы по одной.

– В связи со вспышкой инфекции больничные выдают в общем порядке. Мы освобождаем вас на неделю от работы. Советую посетить терапевта. А так постельный режим, больше жидкости, и… – шлепнув штамп поликлиники на больничном листке, протянула его в окошко. – Остальное вы знаете, если будет хуже, звоните в скорую. Выздоравливайте!

Поблагодарив девушку, Стив постарался быстрее выбраться на улицу. Несмотря на то, что на часах было всего полдвенадцатого, воздух успел нагреться. Жару почти не ощущал из-за катившегося градом пота. Футболка и джинсы полностью промокли и стесняли движения. Постоянная жажда и Сахара во рту добивали. Выбившись из сил, прислонился спиной к стене и достал мобильный.

– Алло, привет, Миш.

– Привет! Ты как там? Когда утром звонил, я тебя вообще не узнал, сейчас, вроде, голос посвежее.

– Да я только из поликлиники. Больничный взял. Думал завезти его на работу, но, по всей видимости, не смогу. Если я тебе его фото скину, передашь?

– Конечно, передам! Только можешь не торопиться, наша мегера тоже слегла. И еще человек пятнадцать во всем офисе. Так что ты не один. Может, тебе чего привезти из лекарств?

– Спасибо, все есть. Ты же знаешь, моя девушка на медика учится. Она без аптечки даже в магазин за хлебом не выпустит.

– Да, точно, забыл. Ладно, кэп, выздоравливай, тяжко мне одному тут.

– Спасибо, Миша.

Не успел убрать телефон в карман, как он опять зазвонил.

– Привет! Ты как там? Как себя чувствуешь? – раздался взволнованный голос Дейзи.

– Привет! Да вроде немного легче. Из больницы домой иду, справку на работу брал. А ты как там?

– У нас тут вообще не пойми что происходит! Вся больница забита. Инфекция. Симптомы такие же, как и у тебя! Вчера было несколько смертельных случаев. Может, мне к тебе прилететь?

– Нет, ты что, не надо. Ты же знаешь, у меня иммунитет сильный. Скоро поправлюсь. Наверное, простая вспышка гриппа.

– В середине лета? Не похоже. У вас цвет неба нормальным не стал?

– Да нет, все такой же фиолетовый, – Стив запрокинул голову и посмотрел на пурпурные облака.

– Что за выражение «да нет»? Этот твой русский язык, уже думать по-русски начинаешь. У нас небо все такое же. И судя по роликам в сети, так повсюду. Меня это пугает.

– Дез, думаю, не стоит переживать. Если бы это представляло опасность, правительства уже давно сообщили бы об этом.

– Хотелось бы верить, – Дейзи взяла многозначительную паузу и сменила тему разговора. – Только лечись там. Пей лекарства. Постоянно звони, слышишь, постоянно!

– Хорошо. Уже домой иду. Поспать лягу, а то слабость сильная.

– Конечно, ложись. Вообще старайся меньше ходить, больше лежи. Ладно, я побежала. А то у нас тут аврал. Пока, целую. Люблю тебя!

– Я тебя тоже!

Немного покрутив в руках мобильный, Стив зашагал по тротуару в сторону дома. Силы покидали с каждым шагом, ноги не слушались, и колени так и норовили подогнуться. К концу второго квартала подходил, опираясь рукой на стену. До дома еще почти километр, чертовский длинный километр. Выбора не оставалось, и он подошел к проезжей части с поднятой рукой. Как того и ожидал, машина остановилась почти моментально, старенькая, со следами ржавчины, вазовская «семерка». За рулем сидел мужчина средних лет, явно гость из ближнего зарубежья. Он неспешно нагнулся через пассажирское сидение и приоткрыл заднюю дверь.

– До Сиреневой семнадцать сколько возьмете?

– Пятьсот рублей, – мужчина говорил с очень сильным акцентом, Стив даже не сразу понял, что он сказал.

– Сколько? Да тут ехать километр, двести максимум.

– Э-э-э. Ну, давай триста, а?

– Да какие триста, я же говорю двести, больше не дам.

–Ладно, садись, поехали.

Закрыв дверь со второй попытки, опустился на просиженное сидение. В салоне пахло табаком и грязным телом. Прохрустев коробкой передач, машина неспешно отъехала от тротуара. Уже через несколько минут остановились возле нужного дома. Стив спешно сунул две купюры водителю и как можно быстрее выбрался из «ароматной» машины.

В квартире сразу растянулся на кровати, давая утомленному организму хоть немного прийти в себя. Сильно болевшие от яркого уличного солнца глаза наконец-то расслабились в приятном полумраке спальни. В таком состоянии он мог сейчас пролежать, наверное, неделю. Каждая клетка тела благодарила за эти мгновения полного бездействия. Наслаждаясь состоянием, не заметил, как провалился в сон.

Проснулся ночью. Первые мгновения не мог понять, сколько сейчас времени и почему так темно. Только посмотрев на экран мобильника, понял, что проспал почти весь день. Дышать тяжело, язык распух и прилип к пересохшему небу. Боль в голове пульсировала в такт биению сердца и усиливалась с каждым движением. Простыня пропитана потом насквозь. От былого чувства расслабления не осталось и следа. Кое-как добравшись до ванной комнаты, согнулся над унитазом в приступе рвоты. Желудок пуст, и его выворачивало горькой пенной с неприятным запахом. Непослушный градусник только с третьей попытки вылез из чехла.

– Черт, какой холодный, – почти закричал, засунув градусник под мышку.

После пронзительного писка, посмотрел на маленький экран.

– Сколько? Не может быть, – Стив, не поверив, еще раз засунул градусник, но тот не врал. Температура действительно была тридцать девять и девять.

Набрав на телефоне номер скорой помощи, услышал короткие гудки. По телефону МЧС сообщили, что все линии медицинской помощи перегружены, внесли обращение в базу и свяжутся, как только будет свободная машина. Положив трубку, понял, что остался один, без помощи государства и какой-либо социальной поддержки. Для него, привыкшего к отлаженному механизму американского общества, это было шоком. Вспомнил инструкции Дез, добрался до аптечки и вывалил на стол все ее содержимое. Быстро выпив таблетку аспирина и парацетамола, натянул теплые носки, тренировочные штаны и плотную кофту. С самого детства помнил, что при температуре надо сильно пропотеть. Достал из шкафа теплое одеяло и накрылся им с головой. Термос с горячим чаем и большая кружка стояли у изголовья кровати, несколько больших глотков, и обжигающая жидкость пролилась по пересохшему горлу раскаленной лавой. Стало невыносимо жарко. Через десять минут кофта прилипла к телу. Сознание начало затуманиваться. То ли температура, то ли общее разбитое состояние давали о себе знать. Но толком так и не уснул. Тягучий полубред размывал границы реальности. Слышался гул множества голосов вокруг, непонятные обрывки сна, где он должен что-то делать и никак не успевает. Тело вздрагивало и находилось в напряжении. В некоторые моменты понимал, что это сон, и пытался проснуться, но никак не мог выбраться из липкого забвения. Удалось открыть глаза, но окончательно сознание к нему не вернулось, и, осмотрев комнату вокруг, он провалился обратно.

25 июня

7.12 по московскому времени

Проснулся ранним утром. Одеяло и простыня скомканы, как будто на постели боролись. Одежда намокла и противно прилипла к телу. Но ночные муки не прошли напрасно – жар спал, и, в общем, чувствовал себя намного легче. Жажда и сухость во рту остались, слабость почти такая же, но в остальном самочувствие улучшилось. Стянув мокрую одежду и бросив ее в корзину для белья, Стив вытерся влажными салфетками и одел сухое. Принимать душ не рискнул, боялся вызвать повышение температуры, вторую такую ночь не переживет. Аппетит отсутствовал, через силу запихнул в себя несколько бутербродов с чаем. Утренняя доза лекарств – несколько разноцветных таблеток и кружка горячего «Терафлю» – обязательная процедура еще на несколько дней. Отписался Дез о том, что стало легче, подождал ответа. Но галочки так и не окрасились синим цветом. Скорее всего, занята на практике.

Забрался в кровать и, укрывшись одеялом, достал ноутбук. Небольшой рейд по страницам социальных сетей. У многих друзей стояли статусы о болезни, ленты забиты постами о зараженных родственниках и друзьях. Масштаб уже походил на эпидемию. Давно не видел, чтобы столько людей одновременно болели. Заинтересованный, полез на новостные сайты. Заболевание распространилось не только в России, информационные агентства зарубежных стран вещали об огромном количестве заболевших, перевалившем за миллионы. Уже был создан сайт с мировой статистикой по заболевшим и умершим. Половина инфицированных скончалась на второй день после заражения, и с каждой минутой число смертей постоянно увеличивалось. Правительства Израиля, Англии, Германии, Таиланда и Кореи ввели режим чрезвычайной ситуации и закрыли границы. Мелькали ролики с людьми в костюмах химической зашиты. Но еще ни одна страна не смогла определить, что является источником заболевания. Так же многие информационные ресурсы сообщали о небесной аномалии, и кто-то уже пытался связать пандемию с этим явлением.

Достав мобильник, набрал телефон Дейзи.

– Дез?

– Я видела твои сообщения, просто не успела ответить. Рада, что тебе лучше. Как чувствуешь себя?

– Температуры почти нет, но слабость ужасная, пить хочу постоянно. Ты как?

– Всю ночь не спала. Всех студентов с меда притащили помогать. Больных очень много. Вчера приезжали из администрации. Говорят, много смертельных случаев, в школах и колледжах карантин объявили. Ты Сью помнишь, которая с Ноэлом встречалась?

– Конечно, а что?

– Она вчера умерла, прямо в больнице. Сильная дегидратация, не выдержали сосуды в голове. У нас уже пол универа болеет, – голос девушки почти срывался на плач.

– Ты себя как чувствуешь?

– Нормально, устала только очень, ноги натерла. За тебя очень боюсь! У тебя же там вообще никого нет! Совсем один в чужой стране! – не удержавшись, Дез заплакала.

– Не бойся. Я уже пошел на поправку. Может, попробуешь остаться дома и не ходить в больницу? Эта инфекция, судя по всему, очень заразна.

– Я не смогу просто оставить людей без помощи. Я же будущий медик. Если все врачи сбегут, боясь заражения, кто остановит инфекцию?

– В интернете прочитал, заражение набирает масштабы эпидемии. Твои родители сейчас где?

– Вчера звонили, уехали за город. Как и ты, предлагали поехать с ними, я отказалась. Переживают за тебя.

– Зря отказалась, я теперь буду сильно волноваться. Понимаю твое рвение, но и о себе нужно подумать.

– Не переживай так. Нам выдали средства защиты. Провели вакцинацию, правда, не знаю от чего, так как патоген не выявлен. Мы проходим медосмотр по два раза в день. Все будет хорошо!

– Дез, пожалуйста. Тебе потом кто поможет, если заболеешь? И за родителями присмотреть надо. Если все происходящее усугубится, я возьму отпуск без содержания и прилечу. Прошу тебя, езжай к родителям. Хотя бы ради меня.

– Я подумаю над этим, когда немного разберемся с потоком поступающих больных. И если ты обещаешь прилететь…

– Я обещаю! Только уезжай как можно скорее!

– Хорошо, только поговорю со своим куратором. Придумаю что-нибудь. Ладно, про лекарства не забывай, хотя не знаю, помогают они или нет. Люблю тебя!

– Береги себя! Я тебя тоже!

Стив положил трубку и уставился в окно. Дейзи удалось успокоить, но кто успокоит его? Прекрасно понимал, что прилететь в ближайшее время не сможет. Сегодня-завтра США или Россия закроют границы. Но ничего не мог с этим сделать.

Ближе к вечеру стало намного легче, проснулся зверский аппетит. Весь день пролежал в кровати, то проваливаясь в сон, то в легкой полудреме. Холодильник, как всегда, почти пуст, готовить не особо умел и чаще заказывал еду или перекусывал по пути с работы. Открыв в телефоне приложение доставки, решил попробовать заказать, возможно, еще какие-то рестораны продолжали работу. Но затея обернулась неудачей: многие номера просто молчали, на некоторых был включен автоответчик, который сообщал о временном закрытии. Придется идти в магазин.

Выйдя на улицу, сощурился от яркого солнечного света и посмотрел на небо. Все такое же фиолетовое. Ничего не изменилось, тот же сиреневый оттенок по всему небосклону, более насыщенный к горизонту и легкий рядом с солнцем. Людей на улице нет. Стив, привыкший к шуму мегаполиса, даже удивился наступившей тишине. Ни одного человека, где-то далеко слышен вой скорой, рядом на дереве щебечут птицы, ни гула сотни машин, ни гомона людской толпы. Прямо как в загородном доме его родителей.

Магазин находился всего через три дома, так что идти недалеко. На парковке перед зданием пусто, как и везде, только возле самого входа пара человек рядом с кучей тележек. Как только подошел к магазину, один из стоявших повернулся и осмотрел с головы до ног.

– За продуктами? – мужчина лет сорока в форменной жилетке магазина достал изо рта сигарету и помял ее в пальцах.

– Да. Работаете? – Стив почувствовал укол страха, и замялся на месте.

– Почти. Заходи, бери, то что нужно. Только не наглей, бери столько, сколько унесешь и только необходимое, алкоголь не больше пары бутылок. Просто бери и топай домой, – мужчина прокашлялся, чтобы продрать пересохшее горло, вид у него явно болезненный.

– Карты банковские работают?

– Какие карты? Я же тебе сказал, просто бери и проваливай. Ты по-русски не понимаешь? Хотя, судя по акценту, точно не понимаешь, иди быстрее, – работник магазина указал на дверь рукой и отвернулся в другую сторону, закуривая новую сигарету.

Стив осторожно прошел мимо и зашёл в торговый зал. На кассах никого, ни покупателей, ни кассиров. В зале всего двое, спешно набирающие в тележки продукты. Парень лет двадцати и женщина за сорок. Молодой человек еле тащился за тележкой, с трудом переставляя ноги и снимая продукты с полок. Женщина сверила безразличным взглядом и продолжила наполнять корзинку. Стив взял пластиковую корзину на колесах и пошел вдоль рядов.

– Бери лучше те, что долго хранятся. А то молодежь набирает алкоголь, мясо и колбасы, а потом помрут с голоду, – сказала она, как только с ней поравнялся. – Вот посмотри на него, – женщина кивнула на юношу, – он уже одной ногой в могиле, а все думает о своем желудке. Я знаю, о чем говорю. У меня сегодня утром дочь и муж умерли. Дома. Скорая не приехала.

Стив не поверил услышанному. Женщина, как ни в чем не бывало, стояла у полки с макаронами и выбирала себе пачку спагетти, никак не показывая своё горе.

– А вчера умерла мать, – продолжила она. – Так что это неизбежно, никто не выживет. И вот представь, ты умер и лежишь в квартире, где полный холодильник еды. Рано или поздно она начнет портиться, и всю квартиру наполнит запах гнили и смешается с запахом твоего трупа. Я не хочу разлагаться в квартире одновременно с куском мяса.

– Можно вылечиться, мне вот уже намного лучше.

– Это пока. Моим тоже сначала стало лучше, но потом началась рвота. Они потели, мочились под себя и постоянно просили пить. Так что ты не радуйся, все равно умрешь.

Стив отошел подальше от женщины, продолжающей разговаривать с собой.

«У нее просто шок, она не понимает, о чем говорит. Все не так страшно, если бы было как она говорит, то уже давно бы ввели полный карантин и изоляцию», – подумал про себя.

Быстро закинул в корзинку бутылку молока, пачку сосисок, упаковку хлеба для тостов, пачку яиц, потом, вспомнив слова женщины, взял несколько коробок каш, макароны и консервы. Добил до верха бутылками воды, чаем, кофе и сахаром. У самого входа понял, что до дома столько продуктов не донесет, тело еще слишком слабо – не отошло от инфекции. Мужчина на выходе заметил его через стеклянную дверь, посмотрел секунду и указал в сторону одной из тележек. Стив перегрузил в нее продукты и вышел на улицу.

– Я обязательно верну.

– Не утруждайся, просто иди.

Молча покатил тележку, оглашая всю улицу стуком пластмассовых колес. В квартире переложил продукты в холодильник и сел за стол. Произошедшее в магазине никак не укладывалось в голове. Женщина, больной парень, пустой магазин, и бывший работник, раздающий продукты. Так не должно быть. Система жизненного уклада в голове начала ломаться. Притащил из спальни ноутбук и полез на новостные сайты. Ситуация менялась очень стремительно, ни одна страна не была готова к такому стремительному темпу заражения. Люди, охваченные паникой, устраивали забастовки и восстания. Ряд государств охватила волна протестов. Зараженным оказалось более половины населения, с процентом летальных исходов больше пятидесяти. Шкала смертельных случаев пугала, устремившись на графике вертикально вверх. Россия закрыла границы, как и большинство стран мира. Но это единственное, что правительства успели сделать, парализованные нехваткой персонала на основных постах, болезни было все равно на социальный статус. Новостные агентства прекращали работу одно за другим, авиасообщение свернулось полностью по всему миру после нескольких случаев авиакатастроф. Остановились все локальные войны и конфликты, людей больше волновало собственное выживание, чем глобальные идеи. В городах начали бушевать пожары, но на вызовы никто не приезжал. Человечество оказалось бессильно против молниеносного вируса. Эпидемию невозможно остановить или сократить темп её развития. Никто не знал причину заболевания, нулевого пациента нет, вспышка началась почти одновременно по всей Земле. Спустя всего день уже не скрывая сообщали, что пандемия связана со сменой цвета неба. На одном сайте религиозные фанатики объявили апокалипсис и назвали фиолетовый цвет – новой казнью Египетской.

Стив откинулся в кресле и обхватил голову руками. Волосы по всему телу встали дыбом, живот сковало страхом.

Чуть придя в себя, взял телефон и, подойдя к окну, набрал номер Дез. Она долго не отвечала, только на третий вызов услышал её голос.

– Стив, – девушка тут же сорвалась в плач. – Стивен, почему ты так далеко, почему…!

– Дез. Что случилось? Как ты?

– Она умерла, сегодня. Мама умерла. Позвонил отец. Ему тоже плохо, он болен. Я бросила практику. Еду к папе. В больнице просто ад. Мертвых уже складывают в палатах. Что вообще происходит? За что все это? И почему тебя нет рядом? – она кричала во все горло, срываясь в истерику.

– Любимая, я… – он не знал, как успокоить девушку и что ей сказать. – Я постараюсь прилететь, как только смогу.

– Да как ты прилетишь? Самолеты не летают. Границы закрыты. Ты застрял хрен знает где! А что мне тут делать без тебя? А если с отцом что-то случится? – Дез никак не могла успокоиться и начала рыдать. Её громкие всхлипы резали как ножом, он просто молчал и слушал, как его девушка плачет на другом континенте, и ничего не мог с этим сделать. Через пару минут плач прекратился, и Дез продолжила дрожащим голосом. – Прости, я сорвалась. Столько всего случилось, я не справляюсь. Ты всегда говорил, что я сильная, но сейчас не справляюсь. Мама… Ты нужен мне, очень нужен. Понимаю, что ты далеко, и мы ничего не можем с этим сделать. Очень за тебя переживаю. Как себя чувствуешь?

– Уже лучше. Весь день отлеживался. Сейчас ходил в магазин. Там продукты бесплатно раздавали.

– Я рада, что тебе лучше, – Дейзи почти успокоилась, лишь изредка тихо всхлипывала. – У нас тоже людям еду с машин кто-то раздавал. Полиции почти нигде нет, скорые не успевают. Я еду к родителям, поехала сама. Дороги пустые. Мне очень страшно.

– Смотри осторожно за рулем. Держи в курсе, что и как. На большие магистрали лучше не лезь. Как приедешь к родителям, напиши. Запасов еды там хватит надолго. Лучше будь пока там. Никуда не выезжай. Надеюсь, с твоим отцом все нормально.

– А ты что будешь делать?

– Набрал продуктов, буду сидеть дома. Надеюсь, правительства что-нибудь предпримут. Недели на полторы еды точно хватит, если экономить, то на две. К этому времени должно уже все решиться. Не переживай за меня, все будет хорошо. Как только все закончится, сразу же прилечу.

– Хорошо. Люблю тебя и скучаю.

– Я тоже. Переживаю за тебя очень. Я бы все отдал, чтобы быть сейчас рядом.

– Ладно, я поеду, а то остановилась прямо на трассе. Жутковато здесь. Пиши чаще!

– Ты тоже пиши, обязательно, как приедешь – позвони!

Стив положил трубку и еще долго смотрел на экран смартфона. Гнетущее чувство беспомощности сдавило грудь и начало щипать глаза. Что бы немного отвлечь себя, попробовал позвонить Мише, единственному другу в России, но его телефон молчал. Теперь точно остался здесь совсем один.

[1] Доктор Авраам Эрскин – персонаж комиксов издательства Marvel, человек создавший сыворотку суперсолдат, благодаря которой Капитан Америка приобрёл свои способности.

[2] 60 градусов по Фаренгейту – примерно 15 по цельсию

Часть 1. Глава 5. Марк

16 июня.

Москва.

В комнате стоит полная темнота, несмотря на то, что за окном ярко светило солнце. Лучи не могут пробиться сквозь черную пленку, плотно закрывающую стекла. От духоты все тело Марка покрыл липкий пот, воздух походит на густой кисель – вязкий, тягучий, пропитанный кислым и затхлостью. Он сидит в кресле у монитора. В глазах отражается беспорядочный видеоряд сводок новостей: аварии, убийства, теракты. Из всплывающих внизу экрана предложенных роликов выбирает самые жестокие и зверские. Лицо застыло как восковая маска, только зрачки хаотично бегают по экрану. Секундные перерывы на загрузку очередного видео вызывают приступ ярости, подталкивая схватить монитор и запустить его в стену. Картины насилия на время успокаивают и прогоняют образы из головы.

Он не спал уже почти неделю. Лекарства кончились, последнее время они почти не помогали. Из квартиры не выходил и того дольше. Понимал, что набросится на первого косо посмотревшего человека. Да и закрытая снаружи дверь никуда не пустит. Сотовый дней пять назад утопил в унитазе – назойливый брат названивал каждый час, сильнее раздражая. Холодильник давно пуст, есть вообще не хочется. Никто не приезжал дней десять, и ему это нравилось, никто не поучает, не заставлят есть и принимать лекарства. Он проснулся, пелена меланхолии от таблеток пропала, и тело наполнила жажда действий. Надо что-то сделать, срочно предпринять, нельзя просто сидеть на месте. Подскочил с кресла и начал нарезать круги по комнате. Совсем тихо, в глубине сознания, жалобный голос просил успокоиться и связаться с родственниками, но он усердно игнорировал мольбы.

– Сделать, срочно… потом не смогу… не получиться… не дадут! – твердили пересохшие губы.

Зазвенел дверной звонок, больно ударив по ушам.

– Марк! Открой, я знаю ты тут! Открой немедленно, – в дверь несколько раз сильно ударили.

Всё-таки вспомнили. Голос Германа. Странно, что приехал именно он – младший брат. Обычно за ним смотрел Алик.

Марк метнулся на кухню и выдернул столовый ящик. По полу с глухими щелчками посыпались пластмассовые ложки. Ни ножей, ни вилок. Никакой стеклянной посуды. Воспаленный мозг искал в любом предмете средство нанесения увечий, но не находил.

Вывернул все полки на кухне, выкидывая на пол пустые коробки и пластиковые банки. Весь пол засыпало макаронами, крупами и упаковками от продуктов. Ничего. Марк от злости оторвал дверцу от висящего шкафа и швырнул в окно. Гулкий стук и деревянный прямоугольник отлетел обратно, чуть не пробив ему голову. Алик позаботился обо всем, даже стекла – бронированные, его не разобьешь на осколки и не выбьешь собой в попытке сброситься. Забежал в ванную, схватил зеркало со стены и ударил об угол раковины. Зеркало отпружинило и выпрыгнуло из рук. Пластик. Никакого стекла и железа. Ничего. Из коридора доносятся крики брата и глухие удары в дверь. Когда отчаяние почти полностью охватило разум, на глаза попалась бритва со съемными кассетами. Четыре тонких металлических лезвия. Схватив её, отцепил пластиковый верх и попытался разломать руками, но в истощенном теле не хватило сил. Зажав в зубах, начал вырывать лезвия, разрезая пальцы. Одна тонкая полоска с трудом поддалась, остальные три глубоко врезались в губы. С остервенелой улыбкой на лице начал кромсать тонким лезвием руки, и без того покрытые шрамами. Кровь рубиновыми брызгами падала на белоснежный кафель и раковину.

Входная дверь вылетела с громким треском, в квартиру вбежал Герман с другом.

– Быстрее на кухню, – Брат Марка указал направление спутнику, направившись в противоположную сторону, к закрытой двери в ванную комнату.

Открыв дверь первое, что бросилось в глаза – тонкие полосы алых капель, покрывающие стены и сантехнику контрастными росчерками. Сгорбив спину, брат сидел на полу и тонким, почти невидимым лезвием резал запястья, превращая их в кровавое месиво.

– Гриша сюда! Быстрее! – Герман кинулся к калечившему себя и повалил его на пол.

Марк попытался вырваться, но смог лишь дернуться, последние силы покидали вместе с вытекающей кровью. Слезы потекли ручьями, он тихонько захныкал, как маленький ребенок. Герман ввел успокоительное внутривенно и посмотрел на застывшего в дверях друга.

– Принеси бинт, в зале под телевизором лежит.

Через пятнадцать минут они вытащили бессознательное тело из подъезда и уложили на заднее сидение, укутав в одеяло.

– Когда он проснется? – Спросил Гриша, усаживаясь на пассажирское сидение.

– Где-то часа через два, не переживай, доедем спокойно. Блин, вот говорил же мне Альберт, что раньше приехать надо было. Не воспринял его слова в серьез, думал Марк уже на поправку пошел. Еще эта командировка, теперь проблем не оберешься. Врачи опять его в клинику упекут, а ему нельзя туда, он там окончательно свихнется, – Герман откинул голову на подголовник, закрыл глаза и тяжело вздохнул. – Алик в больнице, почки прихватило, не смог приезжать и проведывать. Неизвестно, когда выйдет. Теперь все на мне, а я не вывезу один.

– А часто с Марком то вообще? – Гриша кивнул в сторону спящего.

– Раньше такие приступы было чаще, почти каждый месяц. Но последний год вроде успокоился. Лекарства помогали, и Алик от него не отходил, каждый день приезжал.

– Не думал, что все так серьезно. Помню после смерти Миры и всех тех событий, ты говорил, что он заболел. Хотя после того, что вы пережили, немудрено свихнуться.

– Рот закрой и думай, что несешь, – Герман бросил яростный взгляд на друга, включил передачу и выехал со двора.

До больницы ехали молча. Почти на подъезде Герман позвонил лечащему врачу – Сергею Петровичу. Возле приемного покоя уже ждали санитары с каталкой. Сергей Петрович стоял чуть позади санитаров, нервно потирая подбородок.

– Здравствуйте. Как его состояние? – врач протянул тонкую жилистую ладонь.

– Пока под успокоительным, еще около полутора часов будет спать.

– Как же вы так не уследили? Большой перерыв в приеме лекарств? – Сергей Петрович помог санитарам аккуратно переложить Марка из машины на каталку.

– Около недели, может чуть больше. Альберт дней шесть назад слег с камнями в почках. Меня не было в городе – командировка. Позвонить, попросить кого-нибудь присмотреть не догадался, надеялся, что он окончательно пошел на оправку. Как его состояние?

– Множественные резаные раны, большая кровопотеря. Сначала в хирургии будет, потом переведем к нам в отделение. Назначу новый курс лечения. Позвоню через неделю, советую еще раз обдумать мое предложение по поводу постоянного лечения в клинике. Он может быть опасен для себя и окружающих.

– Сергей Петрович, Альберт вам уже говорил – Марк будет жить дома. Я больше такой ошибки не допущу. Он мой брат и в клинику его не отправлю. В чужом месте, среди незнакомых людей будет только хуже. Знаю, проходили.

– Ну, смотрите. Один раз он может натворить что-нибудь такое, о чем вы будете жалеть всю жизнь.

– Не натворит, мы будем намного внимательнее. Ладно, позаботьтесь о нем. Если будут дополнительные расходы, просто позвоните. Приеду послезавтра, навестить.

– Бесполезно. Ближайшие пять-шесть дней он будет постоянно спать. Надо дать зажить ранам и восстановить истощенный организм, по этому будем держать под седативами. Он же не ел почти ничего, голодом себя морил.

– Хорошо. Если что, звоните.

Герман закрыл за собой дверь, и серый внедорожник тихо выкатился за ворота больницы.

Сергей Петрович поднялся в хирургическое отделение, где два врача работали над новым пациентом.

– Сколько еще?

– Не меньше часа. Почти семьдесят швов, глубоких порезов нет, связки и сосуды целы. Но попотеть придется. Особенно над губами.

– Постарайтесь быстрее. Успокоительное скоро перестанет действовать. Как только закончите, везите его к нам.

– Хорошо. Сразу позвоню, как закончим.

Сергей Петрович согласно кивнул и поднялся в кабинет. Достав с полки толстую папку с личным делом Марка, он опустился в кресло и помассировал виски. С фотографии приклеенной на жёлтую обложку смотрел совсем молодой парень с живыми глазами. Таким Марк Сахаров был четыре года назад. Сергей знал его семью уже не один десяток лет. Сахаров старший – успешный врач-кардиолог, заведующий отделением одной из крупнейших больниц в городе, мать – преподаватель в университете, четверо детей: Альберт, близнецы Марк и Мира, младший Герман. Семейная идиллия. Каждый поход в гости возникало чувство, что рекламные ролики с образцовыми семьями снимали именно с этого примера идеального домашнего очага. Близнецы были просто неразлучны: один детский сад, один класс, один курс в институте. Любили одни фильмы, музыку, книги, и порой казалось, что брат с сестрой думали одинаково. Дальнейшие события, которые привели к столь печальной развязке, знал не понаслышке: семье пригодилась его медицинская специальность – психиатрия. На втором курсе Мира встретила молодого человека, быстро закрутился бурный роман. Поначалу Марк спокойно воспринимал избранника сестры, но со временем понял, что уж очень разные у них взгляды на жизнь. Возлюбленный Миры любил шумные вечеринки, не чурался наркотиков и длительных запоев. Марк опасался, что сестра тоже пристрастится, это послужило причиной частых ссор с ее избранником и самой Мирой. Взаимопонимание и единомыслие канули в лету. Как выяснилось позже, молодой человек Миры, находясь под действием препаратов, пару раз угрожал девушке. До рукоприкладства дело не доходило, хотя возможно сестра просто прикрывала любимого от гнева братьев, но Марк был категорически против такого отношения к сестре, а Мира защищала любимого всеми путями, не понимая, что часто любовь играет злую шутку, одевая на влюбленных розовые очки. Она начала врать брату и семье, скрывать встречи с парнем, говорить, что уходит к подругам, готовиться к экзаменам, искала любой предлог, чтобы провести время с любимым, даже несмотря на запреты. Однажды вечером Мира не вернулась домой. Ее искал до утра, пока в безлюдном и глухом районе парка не нашли тело. Нашел Марк, которого тащило в это место предчувствие. Его целый час не могли оттащить от мертвой сестры. Он молча держал ее за руку и ничего не говорил, просто смотрел стеклянными глазами. Медэкспертиза установила, что перед тем как задушить, девушку изнасиловали. Улики указывали на то, что преступление было совершено двумя подозреваемыми. Ни свидетелей, ни подозрительных, словно кто-то постарался, чтобы следствие свернули. Но Марк знал, кто был преступником. Сердце матери не выдержало потери, попала в больницу с приступом. Не дожила даже до поминок дочери. Весь профессионализм Сахарова старшего не помог спасти жену, что сильно подорвало его здоровье, как ментальное, так и физическое. После похорон матери пропал Марк. Утром, когда уехали последние гости, Альберт зашел разбудить брата, но увидел аккуратно заправленную постель. На поиски поднялся весь квартал, но безрезультатно.

Через два дня в главном отделении полиции раздался звонок, голос в трубке сообщил о двойном убийстве и указал адрес. Прибывшие на место преступления оперативники убойного отдела обнаружили два ужасно изуродованных тела и Марка с отрешенным взглядом. Он сидел рядом с трупами, царапая кончиком ножа залитый кровью пол. В изувеченных телах опознали парня Миры и его друга. Марк не сопротивлялся, когда его загрузили в машину и увезли в СИЗО. Альберт с Германом добились возобновления дела, и по генетическим материалам подтвердилось – Миру убил и изнасиловал её бывший парень вместе с товарищем. Адвокат защиты Марка, после долгих медицинских экспертиз, убедил судью в наличии тяжелого психологического расстройства, так же смягчающим обстоятельством явилось состояние аффекта. Близнеца поместили на принудительное лечение. Через год с лишним, благодаря стараниям Сергея Петровича, перевели из клиники закрытого типа для преступников в обычную. Но это был уже совсем другой человек. От прежнего улыбчивого юноши не осталось и следа. Холодный взгляд безучастных глаз, полное отрешение и резкие вспышки тяги к насилию. Маниакально-депрессивный психоз с суицидальными наклонностями. После полугода интенсивной терапии состояние улучшилось: начал немного разговаривать, адекватно оценить обстановку. Альберт забрал брата в родительскую квартиру, где первое время присматривали вместе с отцом. Но глава семейства не мог оправиться от тяжелой потери и потух на глазах. Никто толком так и не смог объяснить причину смерти. Похоронили известного кардиолога рядом с женой и дочерью. Марк первое время проводил на кладбище по несколько часов в день. После смерти отца опять перестал разговаривать, состояние ухудшалось каждый день. Альберт продал родительскую квартиру и купил отдельную, для Марка, оборудовав её с учетом заболевания брата. С тех пор Сергей Петрович видел близнеца, только проводя осмотр и выписывая очередной рецепт.

И вот он опять здесь. Точнее то, что от него осталось: худой, бледный человек с воспаленными глазами и запавшими щеками, покрытый шрамами от сотен порезов. Да и человек ли. От сознания остались только клочки и обрывки.

От размышлений Сергея Петровича оторвал телефонный звонок.

– Алло, Сергей, это из хирургии, Марка Сахарова уже забрали. Постарайтесь проследить, чтобы он не повредил швы.

– Хорошо, спасибо за работу.

Из коридора послышалось постукивание колес каталки, и он вышел из кабинета. Проводив санитаров до одиночной палаты, где близнеца переложили на специальную кушетку, закрыл за собой дверь и тяжело вздохнул. Подойдя к койке, застегнул фиксирующие ремни на руках и ногах и протер локтевой сгиб, чуть выше свежей перевязки, спиртом. Марк даже не вздрогнул от укола. Глаза плотно закрыты, только губы чуть подрагивали, будто он пытался что-то сказать. Врач еще раз посмотрел на пациента и молча вышел из палаты.

* * *

Темно и тихо. В голове точно так же, полный эмоциональный штиль. Бессвязные обрывки мыслей плавно летали в подсознании. Воспоминания, мечты, фантазии, сожаления. Одна картина сменяла другую, не оставляя за собой какого-либо отклика. Он – просто зритель, без тела, без чувств, без эмоции. Его физическая оболочка лежит где-то далеко, не здесь, прикованная ремнями к больничной кушетке. Он созерцает хаотичную киноленту, срежиссированную затуманенным подсознанием. Лишь изредка, короткой вспышкой, подобной двадцать пятому кадру, видит палату своими глазами с воспалёнными, слипшимися от постоянного сна веками. Видит медсестру, которая ставит новую капельницу и вводит препараты через катетер на руке. Далеким эхом зуда отзываются заживающие шрамы на руках, но ощущение тут же угасает, не давая до конца понять, реально это или всего лишь еще один эпизод сна. Он не знает, сколько времени прошло – час, день, месяц. Он не хочет есть, пить, в туалет. Он лишь наблюдает за видениями, смотрит, слушает и ничего не чувствует.

23 июня. 6.10 по московскому времени

Сергей Петрович стоял у дверей палаты и наблюдал через толстое армированное стекло, как медсестра ставит капельницу. Больной никак не отреагировал на начавший поступать в вены препарат. Седация или, говоря проще, искусственная кома. Организму Марка нужно дать время справиться с заживлением и восстановлением крайней степени истощения. Процесс шел хорошо, молодой организм охотно принимал помощь и быстро шел на поправку, пока не мешало больное сознание. Хотя Сергей Петрович скорее применил бы термин – «искалеченное». Слишком много свалилось на плечи этого парня. Слишком много страдания и боли. Спокойная и счастливая жизнь под крылом выдающегося хирурга Иосифа Сахарова разбилась жестокой трагедией, к которой его незакаленное сознание было не готово. И дальнейшая череда событий все только усугубила.

– Сергей Петрович?

Врач обернулся и увидел своего коллегу.

– Да, Василий Лаврентьевич?

– Я смену принял, можете ехать домой.

– Конечно-конечно, – Сергей Петрович несколько раз кивнул и посмотрел на Марка. – Присмотрите, пожалуйста, за этим парнем повнимательнее, моя личная просьба.

– Без вопросов, – коллега развернулся и направился в сторону ординаторской.

Сергей Петрович вернулся к себе в кабинет, набрал стакан холодной воды из кулера и сделал несколько больших глотков, пытаясь подавить внезапно появившуюся сухость во рту. Безрезультатно. Он набрал еще один и жадно выпил, запрокинув голову. В глаза бросилось утреннее небо за окном странного фиолетового цвета.

24 июня.

В палате темно и прохладно. Мерно шумит кондиционер под потолком, нарушая полную тишину. Звукоизоляция в этом крыле больницы идеальная, даже если кто-то из пациентов будет кричать от боли, то в соседней палате не услышат.

Марк почти полчаса рассматривал воду в графине. Пузатый сосуд стоит на столике рядом с больничной койкой, к которой он пристегнут, и словно дразнит его. Покатые стенки отражают светлые прямоугольники занавешенных окон, пряча за собой литр жидкости. Он очень ее хочет. Не пил уже несколько часов. Но звать медсестру через сигнал оповещения нет никакого желания. Достаточно было нажать подбородком кнопку на груди, и она тут же примчится. Услужливая, в белом халате и с маской на лице. Но ему и так хорошо, одному. Вот только жажда мучает. И графин издевается. Демонстрирует, что вот она, внутри, выпячивает бок, дразнясь. Губы саднит, несколько раз провел языком по заживающим швам. Корка еще есть, привкус мерзкий, горький, от заживляющей мази. Руки тоже, наверное, ей намазаны. Их не видно. Во-первых, бинты, во-вторых, не хочется шевелить головой, чтобы медсестра не увидела, что проснулся. Прибежит же, а ему и так хорошо. Но дверь все равно открылась. На пороге стоит мужчина с густой седой шевелюрой и очень знакомым лицом, откуда-то оттуда, извне, но откуда точно, не помнит.

– Привет, Марк, – мужчина, судя по белому халату – врач, подошел к койке и взял историю болезни с тумбочки. – Как ты?

Марк лишь посмотрел на него и отвернулся в другую сторону.

– Уже лучше. Хоть реагируешь. А тело-то, в отличие от тебя, жить хочет. Всего несколько дней, а анализы в норму приходят, воспаления нет.

Доктор глубоко вздохнул. Вид у него, мягко говоря, не очень. Глаза запали и покрылись сеткой капилляров, губы почти серого цвета.

– Прости, давно не заходил. Аврал, каких не помню. Всех врачей на усиление в инфекционную перевели. Да еще и это небо, – мужчина посмотрел в окно, но за плотными шторами ничего не было видно. – Ты же не видел, точно, прости, голова не варит. Послушай, у меня к тебе просьба.

Марк повернулся к врачу. Давно его никто ни о чем не просил.

– Я отстегну ремни, и ты сможешь спокойно ходить по палате. В туалет, к раковине, куда захочешь. Только постарайся без глупостей, дай зажить ранам. Лекарства получаешь нормально, так что приступов не должно быть, но, пожалуйста, не глупи, хотя бы ради своего отца, – Марк чуть вздрогнул. – Я многим ему обязан и именно поэтому ты так важен для меня не только как пациент, но и как близкий человек.

Врач аккуратно расстегнул ремни и помассировал затекшие руки и ноги Марку.

– Хочешь встать?

Сахаров еле заметно кивнул. Врач подсунул руки под спину и помог сесть на край кровати. Марк свесил ноги, чуть покрутил занемевшей шеей, попытался открыть рот, но пересохшие и склеившиеся коркой губы помешали.

– Лучше не надо, – увидев попытку, остановил врач. – Пить хочешь?

Набрав из графина стакан воды, мужчина опустил в него соломку и протянул пациенту. Марк чуть приоткрыл уголок рта и сделал несколько осторожных глотков, искоса посматривая на графин.

– Я не смогу приходить так часто, как в эти дни. Пообещай, что все будет нормально? – Врач пристально посмотрел и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Попросил сестер быть как можно деликатнее, по пустякам беспокоить не будут. Скоро принесут ужин, все жидкое, сможешь так же, через трубочку. Прописал новый экспериментальный препарат, он пока только на стадии проверки, официально его нигде нет, но я уверен в безвредности и эффективности. Станет лучше. Только, пожалуйста, не пропускай приемы, и не бросай, нужно пропить весь курс. Ладно, извини, мне пора идти.

Закончив, врач ушел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Марк посмотрел на примятую постель. От врача пахло теплом. Теплом и чем-то хорошим, глубоко из детства. Он не жалел его, как все, он просто хотел, чтобы ему было лучше. И несмотря на иглы, разрывающие сознание изнутри – иглы злости, агрессии, криков и боли, ему не хотелось расстраивать врача. Не сейчас, можно дать себе волю потом, чуть-чуть потерпеть.

Спустя полчаса медсестра принесла поднос с ужином. Осторожно оставила еду, посматривая на спокойно сидящего пациента. В ее глазах читался страх.

Все аккуратно упаковано в непроливающиеся бутылки с трубочкой. Марк приложил одну к губам. Теплое, не горячее. Соленое, но не сильно, и даже вкусное. Вроде картофельное пюре, но еще с чем-то, может, мясом. Желудок радостно заурчал, и он прижал руку к животу, испугавшись внезапного звука. Осилил только половину ужина, остальное оставил на столике.

С трудом встал и осторожно прошелся вокруг кровати. Правая рука на простыне, потом на оголовье, опять на простыне, стена, разворот, и теперь уже левая рука на простыне, и так несколько раз. Предплечья почти не болят, но сильно чешутся. Он не видит, что под бинтами, судя по ощущениям, вся кожа покрыта сотней маленьких черных стежков.Немного расходившись, осмелился подойти к окну. Где-то за зданиями солнце уже успело опуститься за горизонт, но еще освещало большую часть фиолетового неба.

25 июня.

Почти весь день бродил по палате один. Утреннего обхода не было, что нарушало обычный регламент. Завтрак принесли вовремя. На удивления для себя, поел. Через полчаса после еды принесли лекарства. Марк долго думал, рассматривая несколько белых таблеток и оранжевую капсулу, которые сиротливо лежали в ладони, но потом все же выпил. Захотелось спать, несмотря на то, что всю ночь проспал как убитый. Лег у окна на пол, стянув туда одеяло и подушку. Звук открывающейся двери разогнал сон: медсестра принесла обед. Она аккуратно растормошила за плечо, указала на поднос с едой, забрала то, что осталось от завтрака, оставила новую порцию пилюль и ушла. Вид у нее болезненный, как у человека, не спавшего несколько дней. Ел не спеша, долго гоняя по рту жидкую пищу. Банальные и привычные вкусы играли новыми красками, уже не помнил, когда последний раз обращал внимание на вкус. Губы саднило, не обращал на это внимания, боль нравилась. Хотелось снять бинты с рук, перевязку утром не сделали, и они сильно чесались. Воображение рисовало тысячи опарышей, которые копошились в его загнившей плоти и прогрызали свои ходы между мышцами и сухожилиями, отравляя тело отходами жизнедеятельности.

Врач пришел только под вечер, новый, незнакомый. С ним пришла медсестра. Тазик, пузырьки с мазями, стойка для капельницы, бинты. Вспомнили. Надеялся, что про него забыли. Жаль. Одному хорошо. Доктор с усталым лицом попросил прилечь на кровать. Осмотрел глаза, швы на лице, задавал вопросы, на которые Марк лишь кивал. Медсестра суетилась, делая перевязку. Надрезала ножницами бинты и попыталась их осторожно снять, но кровь давно высохла, застывшая корка пристала к ткани. Бинты отрывались с легким хрустом, натягивая за собой швы. Марк чувствовал каждую ниточку, как они впивались в еще совсем свежие отверстия в коже и тянулись вслед за бинтами, надрывая только начинающие заживать раны. Медсестра не остановилась и не спросила, как он себя чувствует. Чувствовал он себя нормально, ему даже хорошо. Боль отрезвляет. Она возвращает твое сознание в физический мир. Связывает душу и тело и делает это сильнее, чем любовь и удовольствие. Боль кричит тебе, где бы не летал твой разум, что организм все еще здесь, в физическом мире.

Закончив перевязку и осмотр, врач с медсестрой ретировались из палаты, вернув приятное одиночество. Уходили спешно, даже бинты снятые забыли убрать. Может, работы много. Пусть будет еще больше, может, тогда оставят одного.

Вечером никто не пришел. Ужин не принесли. Есть не хотелось, но такое нарушение режима удивляло. Привык, что в больницах всегда четко следуют расписанию. После того как село солнце, забежала медсестра, оставила упаковку кефира и несколько глазированных сырков. Кефир и сырки. Сладкие. Такое ему в больницах еще не давали. Как будто кто-то сказал его больше не кормить, но медсестра сжалилась, сбегала в магазин и купила первое, что попалось.

Марк развернул один сырок и начал есть его маленькими укусам, долго-долго разжевывая. Когда покончил с ним, заметил, что пальцы покрылись расплавленным шоколадом. Вспышкой в мозгу возникла идея. Он снял простыню с кровати и растянул на полу, прижимая разные края мебелью и стойкой для капельницы. Распаковав все сырки, снял с них шоколадную глазурь и осторожно сложил в ладонь. Когда коричневая масса немного растаяла, Марк обмакнул в нее палец и опустил его на белоснежную поверхность простыни. Получился красивый штрих с мягким градиентом. Ему понравилось, и он начал рисовать. Сидел, сильно сгорбив спину, с головой уйдя в процесс. Даже первые лучи солнца за окном не отвлекли.

Закончив, встал с пола и осмотрел результаты работы. С простыни на него смотрела Мира. Искажённая, со сломанными линиями и пропорциями, но эта была она. Те же глаза, та же родинка под левым глазом, тот же задумчивый и слегка отстраненный взгляд. Марк залез на кровать с ногами и долго рассматривал свое творение, каждый изгиб, каждый штрих. Он скучал. Очень сильно скучал. Слышал раньше про связь между близнецами, но в их случае это была не просто связь. Он почти всегда знал, какое у сестры настроение, за сколько километров бы она не была, мог просто прийти к ней, и она всегда знала, что нужно сказать брату и как поддержать. Делился с ней абсолютно всем, даже более откровенным, чем люди пишут в свой личный дневник. Они жили друг другом. Если кто-то узнавал что-то новое, то тут же сообщал. Их жизненный опыт был богаче в два раза, чем у других, воображение в два раза сильнее, и жизнь в два раза ярче. Но когда она умерла, умер и он. Его не стало. Он не умел жить сам и не хотел. Каждую минуту разрывался от желания сказать что-то сестре, поделиться, или спросить. Каждую гребанную минуту. И каждая минута причиняла боль. Нет, не ту боль, которую к тому времени уже полюбил, не физическую. Другую. Тупую, тяжелую. Которая вбивает в грудь кол и начинает накручивать на него душу, вырывая ее из тела.

И вот она сейчас смотрит на него, неправильная, изломанная, но это она. Марк почувствовал, как губы пронзила режущая боль. Облизнул их. Соленые. Понял, что плачет. Тихо, без всхлипов, просто безмолвные слезы текут по лицу.

26 июня.

Утром разбудила открывшаяся дверь. В палату вошел человек в простой одежде: джинсы, серая футболка с пятнами пота подмышками и на спине. Явно не врач. Посмотрел на лежащего пациента безучастным взглядом, поставил на пол упаковку пластиковых бутылок и пару пакетов. И ушел. Даже свет не включал. Марк нехотя приподнялся с кровати. Руки резанули натянувшиеся швы. Хрустнула запекшаяся кровь под бинтами. Сел на край кровати. Голова пустая. Никаких мыслей. Полный штиль. Только тишина звенит в палате. Непривычно тихо. Обычно в это время в больнице идет обход, по коридору катают пациентов на процедуры или тележки с препаратами и стойки капельниц. Но сейчас – тихо. Очень. Даже вода не шумит по трубам. Только фиолетовый приглушенный свет из окна.

Марк подошел к пакетам и пихнул их ногой. Из целлофановых недр выпала пачка сосисок, кусок сыра и еще что-то съестное, но он так и не понял что. Желудок предательски заурчал. Чуть склонил голову и посмотрел на продукты. Осторожно нагнулся вниз, поднял пачку сосисок, прохладную и покрытую каплями испарины. Ножа нет, пришлось разорвать упаковку зубами. Солоноватая жидкость из пачки попала на заживающие порезы. Приятно защипало. Сорвал оболочку с сосисок и осторожно, не открывая рот широко, съел три штуки. Бутылка минералки с трудом поддалась, и рот наполнился мириадами соленых пузырьков. А сосиски с минералкой даже вкусно. Холодные и не самые лучшие мясные изделия вызвали волну удовольствия, которая разливалась от языка по всему телу. Закрыв бутылку, немного побродил по палате. Пусто и тихо. Подойдя к окну, посмотрел наружу. Тоже тишина. Полная. Ни шума машин, ничего. Только странно фиолетовое небо. Скорее всего, это его сознание исказило привычно белый или голубой небосвод, другого объяснения этому не нашел.

Тишина, о которой так давно мечтал. Залез на подоконник с ногами и больше нескольких часов просто сидел и смотрел на улицу. Рассматривал деревья в небольшом парке напротив лечебного корпуса. Смотрел на птиц, которые пролетали в высоте. Рядом стояла бутылка воды и пачка сосисок, время от времени доставал очередную и медленно жевал. Минералка интересно дополняла вкус приятной соленостью. Пару раз сходил в туалет, и первый раз за все эти дни справил нужду по-большому, пищеварение наконец заработало после долгого голодания и питания через капельницу.

Удивительно, но за все время лечения ему впервые нравились ощущения от таблеток. Нет апатии или подавленности. Нет ничего. Просто штиль и тишина. Нет никаких желаний, только созерцать. Появились намеки на приятные чувства. И боль. Боль изменилась. Нет, не ушла, просто стала другой. Не лаяла и не рвала его изнутри на лоскуты, просто легла рядом с будкой и наблюдала, изредка показывая оскал и напоминая о своем присутствии. С такой болью можно жить, договориться, приласкать. И самое главное, никого вокруг. Вообще. За весь день в палату кроме утреннего гостя не заходил никто. Даже в коридоре – полная тишина.

Когда солнце опустилось за горизонт и начало смеркаться, в коридоре включилось автоматическое освещение, но в палатах оставалось по-прежнему темно. Марк ждал, когда с легким щелчком загорится диодная лампа, но она молчала и не хотела светить. Вскоре комната погрузилась в сумрак, лишь отсветы города за окном немного рассеивали темноту. Добравшись на ощупь до кровати, нашел пульт вызова медсестры и нажал. Пискнуло, кнопка загорелась красным цветом. Не ожидал от себя, что позовет кого-то. Темнота напрягала. Сидя в сумраке, создавалось впечатление, что уже умер и завис в лимбе.

Пять минут. Никого. Марк поднял пульт и нажал кнопку еще раз. Тот послушно пискнул, и светящаяся кнопка моргнула три раза. Пять минут. Никого.

Очень странно. Обычно медсестры прибегали через минуту, нажатая кнопка включала назойливую сирену на пульте у дежурной. Он подошел к входной двери и приложил ухо. Прислушался. Ни шагов, ни шума колес, ни телефонных звонков, ничего. Вообще.

Положив руку на дверную ручку, надавил, просто проверить. Дверь открылась, плавно, щелкнув замком. Щель проема увеличилась, и в комнату проник холодный свет из коридора. Марк удивленно отошел назад. Палаты всегда закрывали на магнитный замок, открывающийся снаружи картой. Но дверь – открыта.

Осторожно подошел ближе и засунул пальцы ноги в полоску света на полу. Неуверенно поставил, продвинул еще сильнее. Тишина. Чуть осмелев, придвинулся к свету и выглянул одним глазом. Никого. Медленно открыл дверь и высунул голову, осматриваясь по сторонам. Ни души. Даже за столом дежурной медсестры никого. Только сиротливо открытые двери в палаты и пара инвалидных кресел возле входа в отделение. Протиснувшись в приоткрытую дверь, вышел. Постоял, привыкая к освещению и прислушиваясь. Несколько шагов по коридору. Громкий скрип старого полового покрытия эхом пронесся по зданию и затерялся где-то вдалеке. В ответ ничего, только тишина. Еще несколько шагов. Палаты открыты. Внутри пусто. Незаправленные кровати. Брошенные вещи. Ординаторская с открытой дверью. Пустые столы с ворохом бумаг. Шкафы с лекарствами. Стойки для капельниц. Халаты на вешалках. Запах медикаментов и хлорки, въевшийся глубоко в стены.

Пройдя еще немного, увидел закрытую дверь с табличкой «Заведующий отделением». Ручка повернулась с легким щелчком. Теплый и спертый воздух вырвался из кабинета. Внутри темно. Стараясь хоть что-то рассмотреть, сощурился, но после светлого коридора внутри царил полный мрак. Нащупал на стене выключатель. Свет ударил по глазам подобно вспышке сверхновой. Стол, компьютер, ворох личных дел больных. Обойдя стол, остановился. На полу лежал человек, лицом вниз, в неестественной позе.Марк присел и повернул тело, на удивление легкое. В том, что это уже «тело» он не сомневался, кисти рук и шея неестественного синевато-землистого цвета, волос на голове почти нет. Труп его лечащего врача, имени не помнил, но знакомые черты лица еще можно узнать в том, что от него осталось. А осталось совсем немного. Тело больше походит на мумию с выставки, посвященной древнему Египту. Высохшая почти до прозрачности кожа обтягивает череп, глазницы ввалились. Черный язык в приоткрытом рте ссохся, напоминая угря. Словно из него высосали все жидкости, оставив сухую оболочку.

Он еще несколько минут сидел и рассматривал тело. И думал. Впервые за долгое время мысли текли плавно, выстраиваясь в логическую цепочку, а не носились в хаосе, как рой мух над свежим трупом.

Вроде вот то, чего так долго ждал. Тишина и одиночество. Людей нет. Насчет всех не уверен, но в больнице их точно нет. Легкая тревога за братьев уколола глубоко внутри, под слоями безразличия и отрешенности. Где они сейчас, что с ними? Как с ними связаться? Мобильного нет, и наизусть номеров их не знает. Так же не знает, в какой части города сейчас находится. Можно сориентироваться по станциям метро. Заодно узнать, что произошло, и где все люди.

Осмотревшись, заметил небольшой шкаф в углу. Внутри висит легкая летняя ветровка и пара сменных туфель. В тапочках и больничной робе далеко не уйдешь, поэтому прихватил вещи с собой, мертвому они уже не нужны. Следующая остановка – процедурный кабинет. Связки бинтов, таблетки, мази, капельницы. В обилии названий и бирок можно запутаться, но он точно знает, что ищет. Осторожно срезав бинты с рук, снял старую повязку. Руки покрыты сотней тонких пунцовых рубцов, некоторые уже почти зажили, некоторые еще покрывала запекшаяся короста. Вооружившись пинцетом и ножницами, начал снимать швы, осторожно, одну за другой, вытягивая нитки. Они выходили нехотя, натягивая кожу и с легким хрустом надрывая почти зажившие проколы. Через полчаса на столе собралась горка коротких черных обрезков, а по рукам струились тонкие ручейки крови. Заживляющая мазь приятно охладила кожу, бинты обняли запястья и успокоили жжение. Да, жизнь он не очень сильно любил, но немного пришедшее в себя сознание содрогалось от мысли умереть от заражения крови или гангрены. Справившись с перевязкой, Марк полез рыться по шкафам. Название прописанного препарата не помнил, поэтому распаковывал каждый и смотрел на внешний вид, пытаясь найти ярко-оранжевые капсулы. Поиск завершился успехом довольно быстро, нашел больше двадцати упаковок, в каждой по сотне. На удачу внизу шкафа лежала синяя сумка для переноски медикаментов, сложил в нее таблетки, бинты, мази и антисептики. Урчащий живот напомнил о продуктах, оставленных в палате, пришлось вернуться.

В коридоре осмотрелся еще раз. Уже больше часа он расхаживал по всему отделению, но так никого и не увидел. В зале перед отделением тоже пусто. Одна мысль о тесном пространстве лифта всколыхнула волну злости, предпочел спуститься по лестнице. Шаги гулко разносились по всем семи этажам. Казалось, что вот-вот раздастся крик снизу, и его уведут обратно в палату, но он благополучно спустился на первый этаж. Широкий коридор вывел в просторное фойе. Никого. Стойка охраны и регистрации, диваны для ожидающих – пусто. Вообще ни души. Сбавив шаг, прошел через помещение, осматриваясь по сторонам. Два вендинговых аппарата с едой и напитками разбиты и вынесены подчистую. Входная дверь открыта. Выломанный из косяка доводчик лежит на полу, створки сиротливо покачиваются от легкого ветра.

Теплый уличный воздух приятно наполнил легкие. Марк на секунду задержал дыхание и протяжно выдохнул. Может, память его подводила, но воздух необычайно чист, почти как за городом, не такой, как обычно в Москве – тяжелый, густой и горький. И опять никого. Вообще. Ему это нравилось. Он понимал, что одна из причин его спокойствия это отсутствие людей. Нет больше этих ненавистных, лживых и жестоких созданий. Он один. Его внутренне бешенство, как сторожевая собака, после ухода незнакомца, послушно свернулось на крыльце и спит. Поправив ремень медицинской сумки, он поерзал босой ногой в чуть великоватых туфлях и вышел за забор на пустую улицу.

Часть 2. Пролог.

27 августа

Пригород Воронежа.

Остановив мотоцикл на парковке торгового центра, чуть в стороне от трассы Дон М-4, он поднял визор шлема и осмотрел здание. Стекла на стенах исполинской туши бетонной громадины отражали серо-фиолетовые дождевые тучи. Ветер качал сорванную с доводчика дверь главного входа. На рекламном щите висели вывески заведений фаст-фуда – значит в здании есть ресторанный дворик, есть кухни, холодильники. Здесь просто обязано быть резервное питание, можно зарядить плеер, фонарики, внешний аккумулятор и искупаться в горячей воде.

Ступенек перед входом нет, заехал внутрь прямо на мотоцикле, оглашая рокотом выхлопной трубы пустые коридоры. Сразу за дверью раскинулся просторный атриум со стеклянной крышей. Пол занесло песком и пылью. Где-то высоко, под самой крышей, испуганная шумом мотоцикла встрепенулась и полетела птица. Большинство магазинов закрыты на роллеты, ничего, давно наловчился их вскрывать. Поставив мотоцикл ближе к одной из стен, накинул на плечи перекидную сумку с сидения, проверил хорошо ли застегнуты кофры и отправился на разведку. Старые привычки. Еще ни разу не видел людей за последний месяц, но былая осторожность не покидала.

Луч диодного фонаря пробился сквозь витрины и выхватил из мрака нутро магазина с техникой. Полностью обнесли. Холодильники, телевизоры, микроволновки, фотоаппараты и ноутбуки – все вытащили, оставив только сиротливые стенды с пустыми розетками. Глупцы. И зачем им все это понадобилось? Агонизирующее общество всегда ведет себя по одному и тому же сценарию. На пороге больших бед даже люди среднего класса поддаются истерии и идут на мародёрство. Волна разбоев и грабежей охватила весь мир в июне, только никто не осознавал, что всё это уже бессмысленно. Никто так и не успел воспользоваться наворованным.

Повезло, резервные генераторы нашел быстро. За два месяца скитаний выучил примерную схему торговых центров и логику расположения узлов обеспечения. В этом ТЦ резервное питание находилось, как и в большинстве предыдущих – на крыше, подключенное к двум объемным, каждый не меньше тонны, бакам с топливом. Два генератора гудели и сейчас, сработала автоматика при отключениях внешнего электричества, и запустила агрегаты для непрерывного обеспечения питанием холодильников, пожарной сигнализации и видеонаблюдения. Генераторы работали попеременно, это обеспечивало меньший износ. Проектировщик электропитания, продумавший такие нюансы, явно был не из глупых. Появилась надежда найти что-нибудь не консервированное, от тушенки и сайры уже тошнило. Добрался до щитовой, осмотрел схему автоматов и отключил все, кроме ресторанного дворика – незачем расходовать лишнюю мощность.

Из ряда заведений, выбрал Макдоналдс – ностальгия, что поделаешь. Вода в нагревателе была горячая, и он не стал церемониться: надел шланг прямо на кран и мылся посередине кухни. Хорошо, что всегда таскал с собой запас шампуня и геля для душа в порционных упаковках. Вдоволь накупавшись и слив весть бак, отправился обследовать холодильники на предмет съестного. Понятно, что овощи давно пропали, но котлеты для бургеров, сыр и соусы храниться могут не один месяц. Бинго! В одной из морозилок нашел несколько брикетов котлет. В соседнем обнаружил замороженные булки, чему удивился: не думал, что их хранят в таком виде. Окончательно подняли настроение найденные упаковки квадратов сыра и банки соленых огурцов – ужин сегодня выйдет на славу. Разморозив, обжарил котлеты и собрал немного неказистые, без части ингредиентов, гамбургеры. К его удивлению, в аппарате для газировки стояли заряженные кеги. Завернув плоды своей стряпни в бумагу, поставил их на поднос и добавил к ним стакан Колы. Сделав шаг в сторону столика, передумал, вернувшись за кассу. Натянул на голову лежащую на столе фирменную кепку и подошел к стойке.

– Свободная касса! Добрый вечер, молодой человек! Заказывайте. Десять гамбургеров? Зачем вам столько? А-а-а, в дорогу возьмете… Но, если честно, они холодные хуже пенопласта. Ну, как знаете. Так, только сразу скажу, они без помидорчиков и листьев салата. Ну вот так, проблемы со снабжением. Сырный соус есть. Большой стакан колы? Хорошо, можно хоть двадцать. И с вас – ничего! Все на халяву! – он горько усмехнулся, перепрыгнул кассу и схватил поднос. Скинув бумагу с еще горячего бургера, вцепился в него зубами, забрызгав соком подбородок. Вкуса почти не почувствовал, гамбургеры и горячими были далеко не шедевр. Запил большим глотком газировки. И тут накрыло чувство тоски и сожаления. Все, теперь не придешь в ресторанный дворик торгового центра и не будешь несколько минут выбирать, куда пойти: японские суши или восточная шаурма, американские бургеры или жареная курочка. Теперь незачем несколько минут пялиться на экраны с меню, декларировать кассиру свой заказ и ждать. До «Пурпурного рассвета» это ожидание бесило, но сейчас готов был простоять целый час в толпе таких же, высматривая заветные цифры на мониторе с готовыми заказами. Девушку с наушником и микрофоном на одном ухе, которая отдаст ему еще горячий пакет, вообще расцеловал бы.

* * *

Проснулся от резких позывов мочевого пузыря, готового вот-вот лопнуть. Осмотревшись по сторонам сонными глазами, слез с импровизированной кровати из ресторанных диванов и направился к ближайшему туалету. Нужду можно было справить в любом углу, даже в кадку с высохшим растением посреди зала, но совесть не позволяла. Понимал, что если забыть правила приличия, то очень легко скатиться до уровня дикаря.

Сходив в туалет и почистив зубы, вернулся на кухню. Хоть вкус бургеров и не впечатлил, все равно приготовил несколько в дорогу. Снял портативный аккумулятор с зарядки и осмотрел ночное пристанище с чувством тоски по былому. Железный конь ждал там же, где и оставил, в атриуме на первом этаже. Хромированные выхлопные трубы тускло поблескивали в утреннем сумраке. Хонда икс четыре. Тяжелый, мощный, с комфортной посадкой, пауэркруизер – лучший класс для дальних переездов. Единственно, огорчал маленький бензобак, но сейчас топлива вокруг столько, что точно хватит на всю жизнь. Два колеса любил еще до эпидемии, но никак не мог себе позволить, поэтому вопрос выбора транспорта решил быстро и однозначно – мотоцикл. Проедет везде, пробки не проблема, а вещей у него не так много, чтобы пересаживаться на авто.

Разогнав тишину шумом заведенного мотора, выкатил из главных дверей и направился дальше на юг по пустынной трассе Дон-М4.

28 августа

Дождь лил почти всю прошлую ночь, и трасса блестела от воды, как глаза шестнадцати летней девочки на первом свидании. Обычно он придерживался шестидесяти километров в час, на такой скорости легко заметить любое препятствие на дороге и успеть затормозить, но сейчас сбросил почти до сорока. Спешить некуда. Последний раз человека видел в прошлом месяце, когда еще сам до конца не осознавал, что произошло. Да и тот встреченный оказался сумасшедшим – голым бегал по улице, кричал какой-то бред, пока не скрылся в зеве опустелой станции метро. И больше никого.

Решил остановиться в первом населенном пункте, когда почувствовал голод. Такие села, как это, обезлюдели полностью. Дороги, магазины, школы – ни души. Только брошенные машины, рабочие места, пустые лавочки, припаркованные навечно городские автобусы, будто все собрались и в один момент уехали. Больше всего окружающее напоминало фотохроники из Припяти. Только вот никто никуда не уехал.

Уголь мерно потрескивал в мангале, обдавая жаром запекавшуюся куриную тушку. Да, домашняя курица, конечно, не магазинный бройлер – жестче и суше, но по нормально мясу уже успел соскучиться, одни консервы да колбасы. А тут случайно нарвался на чье-то хозяйство. Куры нашли выход из закрытого курятника и добрались до находящегося во дворе небольшого зернохранилища. Отъелись они, на его счастье, прилично. Выловив одну несушку потолще, он разделал ее и ощипал. Нашел в одном из соседних домов приличный мангал, разжег огонь, и вот курица уже почти готова, осталось немного подпечь с нижней стороны. На аромат жареного мяса прибежало несколько собак и крутились за забором, но ему все равно, пара выстрелов из его АПСа, и они разбегутся.

Управившись с обедом, он посмотрел на дом, во дворе которого остановился перекусить. Обычный, без изысков, из силикатного кирпича с оцинкованной крышей, которая местами уже начала ржаветь. Пустой и безжизненный, больше напоминавший склеп. Сейчас все жилые дома напоминали склепы и могильники, а поселки и города превратились в большие кладбища. Вот и этот дом стоял, как кирпичный саркофаг. Заходить в него не было никакого желания, хотя там и можно найти что-то полезное.

Выбросив остатки курицы собакам за забор, он собрал вещи и опять сел на мотоцикл. Почти каждый день одно и тоже. Пустые посёлки, дороги, дома, заправки и кафе. Ни одного человека, только начинающие дичать собаки и стаи птиц. Каждый день поиски полезного скарба, который в нынешних реалиях может облегчить жизнь. Он ехал в никуда. Просто на юг, туда, где тепло, туда, где когда-то был дом. В Москве через пару месяцев похолодает, а на юге зимой морозов почти нет – выжить проще. Да и тянуло его домой, ближе к морю, горам лесам. Степи и равнины он никогда не любил. Почти каждый вечер перед сном представлял себе картину, как найдет хороший дом, пустой, без бывших жильцов, желательно со скважиной. Найдет генератор, начнет собирать топливо, что-нибудь посадит во дворе, может, посчастливится найти у кого-то кур, в идеале еще корову, но это уже из разряда фантастики. Будет ходить в лес на охоту, рыбачить. В родном доме останавливаться не собирался, понимал, что слишком тяжело будет смотреть на пустые комнаты без родителей. А что будет дальше он старался не думать. Потому что не знал и даже не мог представить. Один в пустом мире. Выживаешь, неизвестно ради чего.

Часть 2. Глава 1. Тимур.

26 июня.

Большую часть пути до Краснодара ехали молча. Попросту не находили тем для разговоров. Еще не до конца осознали сути происходящего, и, выбитый из стандартного шаблона жизни, мозг лихорадочно искал дальнейшую модель поведения. В грузовике остались два офицера и пятеро срочников. Один из солдат через час дороги не выдержал и сорвался в истерику, забившись в углу грохочущего на всех ухабах кузова. Никто не обратил внимания. Сидели, погруженные в свои мысли, в которых отсутствовало место сочувствию. Каждый мечтал быстрее оказаться дома, мечтал о том, что эпидемия не доберется до родных, или просто проснуться, ведь происходящее больше походило на кошмарный сон, чем на реальность.

Тимур пытался отвлечься, снаряжая магазины патронами. Вставлял латунных «солдатиков» одного за другим в ровный строй автоматного “рожка”. Это успокаивало. Оружие давало определённую иллюзию защищенности, хоть и против болезни оно полностью беспомощно. Перед выездом, когда покинувшие часть разделились на попутчиков и тех, кто отправился домой самостоятельно, офицеры раздали патроны, оружие и рационы. Тимур сразу выбрал удобную армейскую разгрузку, четыре магазина для АК разместил в нагрудных карманах, еще четыре в подсумке на спине. Повезло – два магазина попались пулеметные, на сорок пять патронов. Еще с две сотни патронов он закинул в РД[1], которым разжился тут же. Во внутренний карман разгрузки засунул боевой ПМ, с патроном в патроннике и взведенным затвором, к пистолету дали два магазина и около сотни патронов. Штык-нож, два суточных рациона, сменные носки, нижнее белье, спички, фонарь, осветительные ракеты – офицеры знали, что нужно брать со складов для выживания в экстренной ситуации. Амуниция приятным грузом висела на разгрузке и в ранце. Если что случится – сможет и за себя постоять, и семью защитить.

Капитан, сидящий напротив, достал смартфон, с досадой посмотрел на экран и убрал обратно.

– Товарищ капитан? – Тимур наконец-то вспомнил про мобильную связь, от которой уже почти отвык в армии. – Не дадите позвонить?

– Коля, – устало сказал офицер.

– Что?

– Не товарищ капитан, а Коля, – офицер протянул мобильный. – Нет больше армии, забудь про устав и субординацию.

Тимур не нашелся что ответить, и, взяв телефон, набрал номер.

– Спорим на пачку патронов, что не дозвонишься, – капитан откинулся на стенку кузова и устало улыбнулся. – Я со вчера девушке дозвонится не могу, или умерла, или убежала с кем-то, надеюсь, что умерла, – офицер болезненно усмехнулся и сжал цевье автомата.

Короткие гудки. Проверил правильность номера и набрал еще раз, но опять короткие гудки.

– А мессенджеры у вас есть?

– Конечно. Валяй.

Тимур благодарно кивнул, и сохранил номер матери под цифрой «один», открыл Ватсапп, нашел его в строке контактов.

«Была в сети двадцать третьего июня в девятнадцать сорок семь.»

Для проверки просто написал «Привет», но у сообщения повисла только одна галочка. Не дошло. Значит или с телефоном что-то, или связи нет.

– Я же сказал не дозвонишься, –офицер взял телефон обратно и, достав сигарету, закурил.

За всю дорогу не встретили ни одного кордона, блокпоста или еще чего-либо, что указывало бы на действия правительства в борьбе с эпидемий. Да и машин почти нет, раз в четверть часа попадалась одинокая встречка, которая при виде военного грузовика сразу жалась к обочине.

Остановились перед въездом в Краснодар, на заправке. Одноэтажное серое здание, и никого. Света внутри нет, двери закрыты. Капитан Свердлов подергал ручку входной и, прижавшись к стеклу и прикрываясь от дневного света, заглянул внутрь. Пару раз постучал прикладом. Остальные чуть насторожились, ожидая какой-нибудь реакции от персонала станции. Тишина.

– По ходу никого. Ждите пока тут, я обойду проверить, – Свердлов свернул за угол заправки, взяв автомат на изготовку.

Минут пять ничего не происходило, затем внутри загорелся свет, и из служебного помещения показался капитан.

– Насосы включил. Серега, залей полные баки. Остальные, можете сходить в туалет, взять воды или еще чего, только без вандализма.

Солдаты разбрелись по зданию, заставленному полками с товарами. Внутри пахло чем-то пропавшим и застоявшейся водой из туалета. Возле холодильников с мороженым по всему полу растеклись большие лужи воды. Людей здесь не было минимум сутки.

Тимур подошел к холодильнику и закинул в рюкзак полдюжины банок любимого энергетического напитка. У кассы туда же отправились несколько шоколадных батончиков, две пачки орехов и упаковка жевательной резинки. Еще сигареты, блок дорогих, какие обычно не покупал. Осмотревшись по сторонам, приметил стойку с хозтоварами. Шампунь, зубная паста, мыло, зубочистки – все, что в обычные дни кажется таким обыденным и доступным. Надувная подушка для шеи, несколько упаковок удобных носков, стопка зип-локов, бензиновая зажигалка и пара емкостей бензина к ней. Внутри проснулся «лутер»[2], почти полностью забил рюкзак и карманы разгрузки полезным скарбом.

Солдаты и офицеры разбрелись по заправке, разбирая никому уже не нужные вещи. Офицеры больше набирали долгохранящиеся продукты, тогда как рядовые собирали газировку, чипсы и шоколадные батончики, по которым изголодались на службе. Коля-капитан мучился возле кофемашины.

– Да блин, – офицер с досадой хлопнул по полированной стальной боковине. – Уже бы давно в турке сварил.

– Помочь? – Тимур подошел поближе. – У меня друг в кофейне работал, часто видел, как он с ней обращается.

Капитан, поджав губу, жестом пригласил к аппарату.

Проверив, включено ли питание, Тимур осмотрел датчик давления, уровень воды. Нагнувшись под столешницу, нащупал кран и включил подачу. Зашуршало по трубам. Стрелка барометра поползла вверх.

– Все хорошо, подождите несколько минут, наберет давление и заработает, дальше знаете как?

– Да вроде, вот тут помолоть, сюда насыпать, тут потечет, так?

– НУ да, ничего сложного.

– Спасибо. Еще минута, и разбил бы ее, – все так же измученно улыбнулся капитан.

Тимур улыбнулся в ответ и повернулся в сторону двери. Некоторые сослуживцы уже вышли на улицу и курили в ожидании. На секунду внимание привлек предмет возле кассы. Смартфон. Подошел ближе и поднял телефон. На экране бежали проценты зарядки. Девяносто три. Довольно новая модель, прошлогодняя. С надеждой включил. Привычная заставка. Экран загрузки. Экран ввода пароля. Хорошо, что не отпечаток пальца. Так, самые популярные. Третьей попыткой ввел «один, два, три, четыре и четыре ноля» – подошел. Удача на его стороне. На заставке мужчина средних лет держит на руках ребенка. Сеть есть. Полетели уведомления от приложений и мессенджеров. Включил режим «в самолете», чтобы не сажать батарею и не мелькать в сети с чужого номера. Надо будет найти сим-карту. Прихватив на выходе пару внешних аккумуляторов, Тимур на ходу открыл банку ванильной колы и закурил. После долгого перерыва без сигарет, сразу расслабило, ноги стали ватные, заставив опуститься на корточки.

– Ну что, по коням, – Свердлов вышел из заправки, на ходу поправляя ремень. – Серега, залился?

– Полный бак и еще пару канистр. Тут девяносто второй, но думаю, все будет нормально.

– Хорошо. Все на месте? Тогда погнали.

Через пару минут грузовик выехал на шоссе и начал набирать скорость, гудя колесами по прогретому асфальту. Машина ехала не очень быстро, максимальная комфортная скорость Камаза около шестидесяти километров, быстрее – начинает греметь и дрожать, словно телега на брусчатке. Проезжая поселки и станицы, сбрасывали до сорока. Краснодар пересекли уже ближе к закату, точнее, не сам Краснодар, обогнули город по западному объезду, не рискуя соваться в южный мегаполис. На объездных людей оказалось заметно больше, чем на трассе, но все равно в разы меньше, чем обычно. Кто-то выносил придорожные магазины, кто-то просто ехал, а кто-то умирал. Да, были и те, кто лежал чуть поодаль дороги, внешне больше походя на оживший труп, и при звуке приближающейся машины старался привлечь внимание из последних сил. Но все проезжали мимо. Эмпатия во время всеобщей катастрофы не главное качество человека.

Тимур уткнулся в свежеприобретенный смартфон. Навигация еще работала, и он посмотрел, как фигурка, отображающая их машину, движется по карте. В самом городе пробок нет, хотя в это время час пик только начинал рассасываться. До Геленджика в таком темпе ехать еще часов шесть, а Свердлов собирался еще остановиться на ночлег. Но Тимур не мог ждать. Тревога и незнание съедали изнутри. Спокойно остановиться и лечь спать, когда ты уже почти дома – нет, так он точно не сможет.

26 июня 21.02 по московскому времени

Когда остановились на следующей заправке Лукоил, недалеко от Саратовской, небо почти полностью стемнело. Военные привычно выпрыгнули из кузова и направились к зданию АЗС. Свердлов вылез из кабины, одел на плечо ремень автомата и закурил.

– Товарищ капитан? – Тимур остался возле заднего борта грузовика и обратился к офицеру.

– Да?

– Тут заночуете?

– Скорее всего. Ночью ехать не очень целесообразно. Ребята устали – вторые сутки на ногах. И тебе тоже стоит поспать.

– Я, наверное, поеду.

– Сам?

– Да. До дома не так далеко осталось, все равно не усну. Звонил родителям. Там связи нет.

– Понимаю, сам переживаю очень. Точно решил? Поспал бы, мы часа на четыре всего, не дольше. Довезли бы. С поддержкой спокойнее.

– Да нет. Я все же поеду.

– А на чем собрался?

– Машин много брошенных, надеюсь найду какую-нибудь с ключами Людей-то почти нет нигде.

– Ну да, за всю дорогу от силы пару десятков видели. Хренотень какая-то. Три дня назад началось, а как все обезлюдело. Не может быть такого, мы-то не заболели. Вообще не пойму, что творится. И власти ничего не предпринимают.

– Так я поеду?

– Да езжай, если решил. Что спрашиваешь-то? Я тебе больше не командир. Если что, двигайся по трассе. Мы если увидим тебя где, подберем.

– Хорошо, но я, надеюсь, сам доберусь.У вас мобильный есть?

– Да, а что?

– Номер запишу. Может пригодиться.

– Запиши, но не думаю, что связь долго проработает.

Обменялись номерами, и Тимур, махнув рукой на прощание, пошел. С каждым шагом тревога все сильнее захватывала разум. Намного проще, когда рядом есть люди, с оружием, старше и опытнее. А теперь – один, по своему выбору. Крепче сжал висящий на ремне автомат и прибавил шагу.

От заправки до скопления кафе и магазинов в Саратовской пятнадцать минут пешком. Вроде не далеко, но расстояние показалось просто огромным. Накатило желание вернуться, и поехать завтра со всеми, но, переборов нерешительность и страх, прибавил шагу. Ботинки быстро запылились от придорожной грязи. Начал моросить мелкий дождь. Только этого не хватало. Промокнуть и простыть, когда весь мир корчится в агонии эпидемии. Прохладные капли неприятно падали за шиворот и скатывались по спине, щекоча. Поднял воротник – не спасло.

Впереди показались первые здания кафешек. Черные окна подчеркивали запустение, вгоняя в тревогу еще сильнее, лишь в двух заведениях горел свет. Машин и людей нет. Обычно здесь в любое время дня и ночи собиралось «вавилонское столпотворение». Ехавшие на море после долгой дороги останавливались, перед завершающим рывком. А сейчас никого.

Тимур прошел первые забегаловки и посмотрел на свое отражение. Сам бы себя не узнал, если бы со стороны увидел. Форма, рюкзак, автомат на плече, разгрузка, нашпигованная магазинами, и лицо… Как будто стал старше лет на десять. Хоть и сложно разглядеть в сумраке, но рассмотрел – уставшее, осунувшееся, потерянное.

Залаяла собака, копающаяся в мусорных контейнерах. Тимур от неожиданности отпрянул в сторону.

– Не боись, солдат, она сама тебя напугалась, – послышался хриплый голос из открытой двери небольшого кафе.

Юлаев испугался еще сильнее и схватился за автомат. Всего три дня эпидемии, а люди уже начали вызывать страх.

– Ух, какой ретивый. Опусти игрушку, паренек, я тебе точно не угроза.

Из темноты кафе вышел пожилой мужчина с короткой седой бородой и объемным животом под заношенной футболкой. –Свое добро сторожу. А ты куда один топаешь?

– Домой, – Тимур громко сглотнул.

– Как я сам не додумался? Кому сейчас эта армия нужна. А я с дома ушел. Там жена с дочкой померли, вчера жена, сегодня дочь. Вот кафе только семейное осталось. Сторожу от мародёров. Завтра похороню их. Хотя тебе то до этого дела нет, что-то я разболтался.

– Сочувствую вам.

– Ну да, ну да. Сейчас всем не до сочувствия. Далеко идти-то?

– Геленджик.

– Далековато, ноги сотрешь. Водить-то умеешь? – Тимур молча кивнул. – Пойдем.

Мужчина взял стоящую у двери охотничью двустволку и пошел по направлению к парковке. Юлаев старался идти чуть позади, чтобы держать мужчину в поле зрения.

– Да не бойся ты. Я же не грабить тебя собрался. Ты первый человек, кого я со вчера увидел. Проезжали, конечно, некоторые, но никто не останавливается. Вечером в селе пару видел, но они уже скорее не живые, так как очень плохи были, – мужчина громко прокашлялся. – Людей мало выживет. Зараза страшная, сам жду, когда и меня заберет. Так что, пока есть возможность, надо помогать. На том свете зачтется.

Прошли парковку, где стояло несколько простых иномарок, и подошли к задней двери какого-то магазина.

– Подожди минутку, – мужчина скрылся за дверью. Щелкнул фонарик, и внутри заметался луч света. – Так, ага вот они, – он вышел через минуту и протянул Тимуру связку ключей с брелоком автосигнализации. – На, держи. Это магазин знакомого. Умер еще в первый день, в угон никто не объявит. Не знаю, сколько там бензина, но она на ходу. Садись и поезжай, только осторожно.

Тимур взял ключ и нажал кнопку сигнализации. Громким гудком и парой вспышек аварийки отозвался серый Форд Фокус, стоящий через две машины.

– Спасибо!

– Да брось ты, я же говорю – зачтется. А ты, если раньше там окажешься, замолви за меня словечко.

Мужчина развернулся и зашагал в сторону своего кафе, громко кашляя.

Юлаев подошел к машине, обошел по кругу и открыл водительскую дверь. Салон грязноват, пахнет затхлым воздухом и забитым воздушным фильтром. Закинув рюкзак на пассажирское сидение, проверил колеса. Сидение скрипнуло под его весом, двигатель послушно завёлся с первого же поворота ключа. Бензина – половина бака, до дома хватит. Снял с передачи. Машина, хрустя гравием под колесами, покатилась назад. Тормоза работали отменно – не успел до конца нажать педаль, как уже остановился. Можно ехать. На выезде с парковки моргнул дальним светом и увидел старика в дверях кафе, махающего на прощание.

Форд набирал скорость неспешно. Капли еще совсем редкого дождя влетали в приоткрытые окна и били по левой щеке. Попытался поймать что-нибудь по радио, но все, кроме одной станции, молчали.

– "Внимание! Внимание! Граждане! Прослушайте сообщение администрации муниципального образования города Краснодар от двадцать второго июня. На территории поселения отмечены случаи заболевания людей и животных неизвестным вирусом. Администрацией муниципального образования города Краснодар принимаются меры для локализации заболеваний и предотвращения возникновения эпидемии. Внимание! Прослушайте порядок поведения населения на территории города Краснодара: при появлении первых признаков заболевания необходимо обратиться к медработникам; не употреблять в пищу непроверенные продукты питания и воду; продукты питания приобретать только в местах, установленных администрацией; ограничить нахождение в местах с массовым пребыванием людей. Вы прослушали сообщение администрации муниципального образования города Краснодар. – холодный мужской голос повторял одно и то же сообщение на повторе, прослушав его один раз, выключил приемник.

Дождь усилился. Крупные капли забарабанили по лобовому стеклу, смывая дорожную пыль. Дворники неохотно заскрипели, сбрасывая воду. Тимур поежился. Казалось, что каждая капля дождя несет в себе заразу, прямиком с фиолетового неба. Человечество сняло сотни фильмов про апокалипсис, написало тысячи книги, и просматривая очередное кино, или читая роман о конце света всегда думал, что это вымысел, такого никогда не произойдет. Но внезапно весь мир отправился к праотцам. Современное общество, со всеми его ученными, правительствами, компьютерами не смогло ничего противопоставить стремительному и примитивному вирусу, которой с методичностью машины выкашивал человечество. Не метеор, не ядерная война, не нашествие инопланетян, а простая зараза. И теперь он один, дезертир, едет на чужой машине, не зная – есть ли еще к кому ехать.

Горячий ключ выглядел вымершим полностью. Железнодорожный вокзал, хорошо просматриваемый с эстакады, больше походил на мавзолей – темные окна, брошенные поезда. Перед зданием вокзала бродит женщина с обреченным видом. На повороте в город, утопая в пыли обочины, стоит разбитая машина, уткнувшаяся в столб дорожного освещения. Всего две встречные машины, пронесшиеся на большой скорости. Как будто ты едешь часа в три ночи сразу после нового года. Но сейчас самое начало лета, период, когда Дон-М4 обычно забит до отказа, вокзалы ломятся от наплыва приезжих, а торговцы и владельцы кафе у трассы собирают главную прибыль за год.

После Молдовановского перевала дождь закончился, и Тимур немного увеличил скорость. Три встречные машины – считал каждую, так мало их было. Обычно не обращаешь внимания на поток встречных фар, они как шум воды в кране или неприятный запах, к которому быстро привыкаешь и перестаешь замечать. Но сейчас каждая – маленькое событие, значит еще есть живые, значит он не один пережил весь этот ужас.

За Дефановкой дорога пошла ровнее, резкие повороты и спуски с подъемами остались позади. Монотонная дорога убаюкивает. Тимур почувствовал, как начинает клевать носом. Остановившись, опорожнил ноющий мочевой пузырь, банка колы давала о себе знать. Умылся водой из бутылки, смывая нахлынувшую сонливость. Выехав с обочины, снова набрав скорость и закурил, пытаясь чем-то себя занять, но вкус табака показался противным, потушил недокуренную в пепельнице. Приятная мятная сладость жвачки наполнила рот и немного приободрила.

Горское, Бжид, Тешебс, одна и та же картина в каждом поселке – полное запустение, один-два человека на пустых улицах. В центре Тешебса разбитая и раскуроченная машина скорой помощи, по левому борту размазана бурая полоса запекшейся крови, словно кто-то шел, опираясь на машину окровавленной рукой.

В Архипо-Осиповке решил сделать остановку. Руки с непривычки затекали, и спина начала ныть, не привык столько сидеть в одной позе. Не помешало бы еще перекусить перед финальным рывком до Геленджика.

На въезде в поселок увидел несколько машин, полностью перекрывшие одну полосу движения. Брошенные, стоят коробкой вокруг инкассаторского фургона. Двери бронированной машины распахнуты настежь, бежевая краска в некоторых местах сбита пулями.

«Мародеры, не удивительно», – подумал про себя Тимур и положил на колени взведенный пистолет.

В Архипо-Осиповке людей больше, если такое количество можно назвать «больше». От въезда до центра увидел порядка десяти человек, никто не обращал внимания на проезжающую машину. Кто-то забивал окна на магазине досками, кто-то тащил тележку, забитую коробками и продуктами. Растрепанная девушка сидела на краю проезжей части с лицом перемазанным грязью и слезами. Трехэтажный частный дом возле дороги полностью охвачен пламенем, обагряя всю округу ярко-рыжими сполохами и дополняя апокалипсическую картину. В воздухе висит тяжелый запах гари и жареного мяса. Ни пожарного расчета, ни скорой, ни полиции. Уже никому нет дела. Тимур понимал, что все государственные организации постигла та же участь, что и армию: персонал, осознав глубину и опасность эпидемии, бросил свои рабочие места и ринулся спасать себя и своих близких. Он не мог их за это винить, прекрасно их понимая, ведь он поступил точно так же.

Свернув на единственном в посёлке светофоре направо, объехал церковь и остановился на площадке возле рынка. Слева двухэтажное здание, на первом этаже – магазин и крошечный автовокзал, справа – стихийный рынок с навесом. Два автобуса, один небольшой пригородный, второй – крупный «Неоплан», судя по табличке на лобовом стекле – выполняющий рейсы до Краснодара и обратно. Оба пустые, с открытыми дверями. Никого нет. Тимур вышел из машины, снял автомат с предохранителя. В небольшом проеме между зданиями – общественный туалет. Подойдя ближе, увидел человека, лежавшего лицом вниз прямо на входе. Короткие волосы на затылке мужчины слиплись и побурели от запекшейся крови. Нужду пришлось справлять прямо на улице чуть за углом – перешагивать через труп не хотел, не известно, что может ждать внутри. Застегнув ширинку, закурил и покрутил торсом, разминая спину. Можно ехать дальше.

Машина послушно завелась, осветив все вокруг фарами. Тимура передернула, возникло чувство дискомфорта, словно включил яркий свет в комнате, полной спящих людей. Выехав с привокзальной площади, приметил небольшой магазин сотовой связи. Припарковавшись рядом, осторожно подошел к входной двери и пихнул ногой. Тишина, и вроде никого. Закинул автомат за спину и достал пистолет с фонариком, слишком неудобно с Калашниковым в узком пространстве. Свет отразился от разграбленных витрин и на секунду ослепил. Пол усыпан коробками, дешевыми телефонами, которые не заинтересовали мародеров. Завернул за кассу и нашел на столе стопку сим-карт. Недолго думая, взял всю пачку и вернулся к машине.

Уже в салоне авто, разорвал упаковку и спешно вставил сим-карту в телефон. Поиск сети, дольше чем обычно. Волнение с каждой секундой увеличивалось, пока не загорались заветные палочки антенны. Есть, сеть найдена, правда, всего три деления, скорее всего, часть сотовых станции по какой-то причине уже не работала, но она есть. Набрал номер матери – короткие гудки. Посыпались сообщения о подключении к сети, несколько смс от МЧС о введении чрезвычайного положения. Зарегистрировался в мессенджере и отправил сообщение маме – не дошло. Громко выдохнув, переключил передачу и нажал на газ. Осталось чуть меньше сорока километров, максимум через час будет дома. Волнение не проходило, а лишь усиливалось. Одновременно и хотел домой, и не хотел. Боялся. Пока еще есть надежда, что родители живы, что просто не работает связь. Но когда доедет, надежда сменится на осознание факта, и от истины уже будет не скрыться, какова бы она не была. Руки на руле дрожали, желудок предательски подрагивал, подталкивая волны тошноты к горлу. Несколько глотков воды из бутылки немного облегчили самочувствие, но состояние все равно близкое к панике.

Повернув возле здания почты, прибавил скорость. Раздался глухой удар и по лобовому стеклу побежала паутина трещин. Инстинктивно дернув руль, Тимур вылетел на встречную полосу и с трудом удержал машину от заноса.

– Стой, сука! Стой, сказал! – грузный мужчина в одних шортах замахнулся и бросил еще один камень вдогонку машине, но не попал.

Юлаев надавил на газ, стараясь как можно быстрее уехать от психа.

– Шизанутый! – проскрипел он сквозь зубы. Адреналиновая вспышка разогнала сердце, едва не выпрыгивающее из груди.

Закурив сигарету, вытянул ее за пару затяжек и, не церемонясь, выбросил в окно. Закурил вторую, уже спокойнее и медленнее. Кольнула совесть. Его с детства приучали быть чистоплотным и не уподобляться людям, которые ведут себя по-свински. Усмехнулся – весь мир катится к черту, а он переживает из-за брошенного в окно окурка.

Текос, очередной поселок, тоже почти пустой. Нигде не горит свет, людей раз-два, и обчелся. Начал привыкать к такой картине. Пшада. Часто бывал в этом поселке, когда ездили к друзьям родителей на шашлыки. Все магазины закрыты, ни таксистов, ни туристов. Двое мужчин возле автовокзала забивали ногами третьего, с остервенением, даже не оборачиваясь на проезжающую машину. Тимур хотел было остановиться, но передумал, вспомнив сумасшедшего с камнем. Не покидало ощущение, что он смотрит фильм о конце света, который скоро закончится, и он окажется у себя в части. В реальность вернула выскочившая из-за поворота прямо на встречу машина. С трудом ушел от столкновения, вжав тормоз в пол. Форд с громким визгом пошел юзом и остановился, ткнувшись боком об бордюр. Отдышавшись, Тимур выскочил и посмотрел на авто, которое его чуть не убило. Серый микроавтобус стоял, влипнув мордой в стену дома. Водитель успел затормозить, удар получился не сильный. Капот и передние крылья смяло гармошкой, сработали подушки безопасности. Юлаев решил подойти ближе, проверить водителя, но как только сделал пару шагов, дверь открылась, и, отталкивая от себя сдувающуюся подушку, выпал мужчина. Все лицо в крови из-за разбитого носа и губ, но даже это не скрыло того, что водитель болен. Очень болен. Щеки впали, глазные яблоки словно вот-вот выпадут, он хрипел и заходился приступами кашля. От мужчины за несколько метров несло потом и испражнениями.

– Пацан, мне нуж… кх… кх… в больницу надо.

– Я не могу. Простите, – Тимур попятился и запрыгнул в свою машину.

Авто завелось с третьей попытки и поехало со странным скрипом с правой стороны. Он не помнил, как выехал из поселка и доехал до поворота на Бетту в двух километрах. Страх, адреналин и стыд заглушили память. Где-то внутри понимал, что надо было помочь, но трезвый рассудок подсказывал, что мужчину уже не спасти.

Свернув на площадку у дороги, остановился и вышел из машины. Проверил колеса. Вроде все нормально, может, штангу какую погнуло, или тормозные диски повело от удара. В ремонте авто не разбирался, не доводилось сталкиваться, главное, доехать до дома, а там уже пусть хоть развалится. Закурив, глубоко вдохнул свежий ночной воздух. К горлу подкатил ком, и Тимура накрыло. Слезы хлынули из глаз. Плач сдавил горло, стало тяжело дышать. Рыдал взахлеб, как в детстве, и не мог остановиться. Переживание за родителей, собственная трусость, страх перед эпидемией прорвали заслон сдержанности. Сев на корточки, обхватил голову руками и плакал. Через три минуты дыхание постепенно вернулось в норму. Вскоре уже просто сидел и смотрел на пыльные камни, которые выхватил из темноты свет фар. Потерев лицо и выкурив еще одну, сел обратно в машину. До Геленджика осталось чуть больше тридцати километров.

26 июня.

23.49 по московскому времени.

В город въехал, полностью вернув самообладание. Даже больше. Вместе с финальным осознанием происходящего, пришла четкая определённость. Важны только он и его семья. Если не позаботится о себе и родных, это не сделает никто. Все остальное – потом. Нет больше государства, полиции, скорой, пожарных. Теперь они предоставлены сами себе, и никто не придет на помощь. Коридор его фокуса сузился, и стало даже легче. Отбросил все ненужное. Доехать домой, узнать, что с родными, принимать дальнейшие решения исходя из ситуации.

Знакомые улицы, но чужие, пустые, безжизненные и враждебные. Тимур ехал медленно, присматриваясь к каждому повороту, кусту и проулку, готовый к любому возможному варианту развития событий.Привычные дома, деревья и площадки сейчас виделись совсем по-другому, ни как что-то привычное, а как декорации фильма. Людей еще меньше, чем в поселках, уже почти не обращал на них внимания так же, как и на машины.

Родной район. Улица. Почти доехав до своего дома, остановился. Двадцать метров, и все. Он узнает, живы родители или нет. Другого варианта не будет. Ехать дальше не хотелось, глубоко внутри что-то подталкивало развернуться и уехать, и тешить себя надеждой, что они дома, и с ними все хорошо. Опустил голову, зажмурился на секунду, и нажал на газ.

Двухэтажный дом из красного кирпича, черные кованые ворота, краска снизу уже чуть поржавела, мама просила покрасить следующим летом. Света в окнах нет, лампочка над входом также не горит. Остановив машину на небольшой площадке перед домом, между самшитовыми кустами, вышел наружу, накинул ремень автомата на плечо и взялся за ручку калитки. От волнения подташнивало, стук сердца оглушал. Опустил ручку. Закрыто. «Может быть, они уехали? Решили пересидеть эпидемию у Кинёвых в Пшаде». Надежда, всегда она пытается найти себе лазейку в любой ситуации. Нет, надо проверить в любом случае.

Приподнявшись на носки, потянул за специальный рычаг, который открывал засов. Калитка бесшумно открылась. Во дворе чисто. Зад отцовского джипа виднеется в сумраке навеса. Малолитражки матери не видно. Собачья будка справа, пустая уже второй год, после смерти Блэка, немецкой овчарки, мать так и не решилась заводить нового питомца. Поднявшись на крыльцо, потянул за ручку. Входная дверь открыта. Внутри тихо и темно.

– Мам, пап! Это я, Тимур! – крикнул и переступил порог. – Мам, вы дома?

Тишина. Никто не ответил. Ни звука, только шумит холодильник и кондиционер в зале. Мама всегда его выключала, когда уезжали. Сердце сжалось в холодный комок.

– Папа?

Зашел в зал, тоже никого. Щелкнул выключателем, лампочка на потолке залила комнату теплым светом. Плед на диване скомкан, как будто кто-то на нем спал и не заправил. На небольшом столике ворох лекарств и таблеток.

– Мама?

На кухне тоже никого. Опять лекарства на столе. Полная раковина грязной посуды, над которой уже роем крутятся мухи. Пластиковые бутылки с водой, часть полная в упаковках, с дюжину пустых возле мусорного ведра.

– Папа?

Дверь из коридора между залом и кухней приоткрыта. Подтолкнул ее рукой и вышел на террасу, ведущую на задний двор. В прямоугольнике света увидел спину мужчины, сидящего на ступеньках. Футболка отца, но это не он. Слишком узкие плечи и шея, слишком тощая спина.

Эй? – неуверенно позвал, но человек не повернулся.

Опустил фонарик в пол и подошел ближе, дотронулся до плеча. Мужчина опрокинулся на бок. Отец, точнее то, что от него осталось. Папа всегда был крепким мужчиной, даже при невысоком росте, весил за восемьдесят килограмм – широкие плечи, мощные руки выдавали спортивное прошлое. Сейчас же перед ним ссохшийся труп, как высушенное на солнце яблоко.

Тимур сжал зубы до боли в скулах. Захотелось кричать. Опустился на колени, положил на тело руку и не убирал ее несколько минут. В голове только шум. Шум от страшной боли, намного страшнее, чем физическая. С ней ничего не сделаешь, не выпьешь таблетку, не сходишь к врачу.

– Пап… – тихо прошептал и заплакал.

Сел на ступеньки рядом с телом отца и просто сидел. Слезы текли беззвучно. Ненадолго забыл о матери, боль захлестнула его полностью, парализуя и забирая волю к движению. Просто сидел. Не думая ни о чем. Встать и куда-то идти не было никакого желания и казалось кощунственным. Еще раз посмотрел на отца и отвернулся.

«Надо похоронить, здесь, дома».

Тимур вытер слезы ладонью и повел фонариком по забетонированной площадке на заднем дворе. Прямо возле ступенек лежала лопата со следами засохшей земли.

«Нет, пожалуйста, только не это».

Медленно поднялся, уже зная, что найдет. Перешагнул через лопату и направился к нескольким деревьям, росшим возле сарая. Два персика и хурма. Родители посадили их, как только построили дом. Каждый год собирали урожай и потом, все вместе, закатывали в банки варенье – своеобразный семейный ритуал. Прямо под персиком вздымался небольшой бугор свежевскопанной земли. Притоптанная газонная трава вокруг. Пустая бутылка дорогого коньяка, которую отец хранил больше десяти лет в шкафу, откладывая на свадьбу сына. В холм у изголовья воткнут плоский камень из маминого сада камней, на серой поверхности дрожащая надпись углем – «Любимая».

[1] РД – ранец десанта, военный рюкзак, который используют вооружённые силы РФ.

[2] Лутер – термин, произошедший из видео игр, где «лут» – добыча, лутер – собиратель полезной добычи. Часто применялось в США во время восстания BLM движения.

Часть 2. Глава 2. Саша.

24 июня. Москва

Домашний бар выручил в который раз. Уже вторая пустая бутылка дорогого виски лежала возле дивана. Клубный транс играл тихо, но и этой громкости хватало, чтобы заглушить внутренние голоса. Он полностью голый, в миксе алкогольного опьянения и наркотического угара, танцует на диване. Мозг отключился. Приятное забвение обняло мягкими лапами, но иногда упускало, и он выскальзывает в реальность как скользкое мыло из рук в воду. После зыбкой пучины дурмана, физический мир встречал болью и страхом. Он начинал рыдать и выть, как раненный зверь. Жалость к себе, брошенному одному, душила. Но несколько глотков и дорожка со стеклянной столешницы, снова уносили туда, где хорошо и не больно. Не знал, который час, и не хотел знать. Просто танцевал, бродил по квартире, выходил на балкон и кричал. Орал во все горло, до хрипоты и срыва голоса. Просто потому, что ему хотелось. Воспаленный мозг накрывал волной возбуждения, и он жалел, что отправил девушек, приходилось справляться своими силами. Кто-то стучал в стены, посылал их в известном направлении и продолжал трип. Реальный мир пугал, там он никому не нужен, там он один, больше нет тех, кто прикроет, защитит и поможет. И ему теперь там не место. Хотелось остаться здесь, в приятном и таком привычном отстранении. Далеко за полночь ресурсы организма закончились. Включился механизм самозащиты, и он отрубился на полу. То ли уснул, то ли потерял сознание.

25 июня.

21.09 по московскому времени.

Пробуждение не из приятных. Голова раскалывается и отзывается на каждое движение резкими ударами боли. Желудок, который и так уже изверг все свое содержимое, сжимается спазмами в агонии и дрожит, как посыпанный солью слизень. Хочется пить и умереть и неизвестно, чего больше. Насколько хорошо оттянулся, настолько же плохо потом – эту аксиому он усвоил уже давно, но сейчас его состояние многократно переплевывало вчерашний угар. Сдавленно замычал и попробовал открыть слипшиеся глаза.

– Как же хреново, – голос звучал сдавленно и хрипло.

Кое-как добравшись до душевой, смыл с себя остатки рвоты и вчерашнего веселья.

Горло горело так, что не побрезговал сделать несколько глотков водопроводной. Укутавшись в домашний халат, организм сходил с ума – мерз даже в теплой квартире, добрался до кухни и присосался к бутылке «Перье”. Пара таблеток шипучего аспирина, скоро должно полегчать.

Вспомнил про родителей, и волна тоски сдавила грудь. Что теперь делать? Куда звонить, к кому бежать? Надо организовывать похороны, но как? Достав из кармана мобильный, позвонил Наталье Сергеевне, секретарше отца. В телефоне долго молчали, и когда уже собрался положить трубку – ответили.

– Ало.

– Наталья Сергеевна? Это Саша.

– Я поняла. Про родителей – знаю. Что ты хотел?

– Их же похоронить надо. Хотел узнать, кто этим займется?

– Ты вообще в курсе, что происходит? – секретарша сделала долгую паузу и громко выдохнула. – В стране эпидемия, уже тысячи, нет, даже сотни тысяч умерших. Я в больнице, первые симптомы. Никто не знает, что будет дальше. По поводу похорон, не ты ли должен этим заниматься? Сделай хоть раз что-то для них, и так всю жизнь на отце паразитировал, так имей к нему уважение, тварь!

Короткие гудки. Саша на секунду опешил и застыл с телефоном у уха.

– Вот сука! Совсем страх потеряла? Я тебе устрою веселую жизнь, секретутка конченная!

Нашел в списке контактов имя друга и набрал.