Вояж по-турецки

Размер шрифта: 13

Глава 1

Самолёт наконец приземлился. Это произошло на удивление мягко, так что пребывающая в приподнятом новогоднем настроении и расслабленная продукцией беспошлинных магазинов публика почти не ощутила момента касания полосы. Противный шум при торможении был разбавлен громкими аплодисментами.

Сильно подозреваю, что эта русская традиция родилась не столько от национальной широты души и искреннего восхищения мастерством пилотов, сколько от испытываемого каждый раз после посадки грандиозного облегчения, смешанного с удивлением. По крайней мере, мне как неизлечимому аэрофобу и безнадёжной пробке по физике такая версия максимально близка. Постоянно недоумеваю, как эта многотонная груда металла с керосином вообще может летать.

Самолёт перешел на плавное перемещение по земле, и пряжка ремня безопасности перестала наконец больно впиваться в мой живот. Прозвучало положенное голосовое объявление о посадке и увещевание не включать гаджеты и не покидать свои места до полной остановки воздушного судна.

Некоторые пассажиры (а точнее, добрая половина самолёта) тотчас же вскочили и принялись поспешно вытряхивать содержимое багажных полок. Другие (вторая половина почти в полном составе) мигом создали какофонию из системных звуков включаемых гаджетов и заорали в мобильники на разные лады.

«Каникулы начались», – со счастливой улыбкой подумала я, широко потягиваясь в своём кресле.

Мы с Севкой относимся ко второй категории. В смысле, примкнули ко второй половине самолёта – не дожидаясь разрешения экипажа, я тихонько отключила авиарежим и наэсэмэсила маме: «Сели в Анталье. Всё ок. +17 и дождь» – и сунула телефон обратно в сумку.

В конце концов, я же воспитанный человек. А воспитанный человек правилами пренебрегает не демонстративно и с некоторой опаской. Нет, я верю, конечно, в существование иной породы авиапассажиров. Они после приземления сидят смирно, ничего не включая и не отстегивая, не создавая шума и не толпясь в проходе. Но, скорее всего, они при этом просто безмятежно спят.

Те же, кто по доброй воле и из соображений человеческой сознательности и законопослушности ведёт себя тихо, вплоть до разрешения всесильного громкоговорителя, среди наших людей, направляющихся на отдых, – мне кажется, почти музейная редкость. И я уверена, что в раю для них заранее припасено по отдельной арфе, а также по огромному фолианту с инструкцией по её применению. Да и заодно по методичке с правилами поведения в райских кущах. Мы же, простые смертные, не обладающие просветлённым стойким духом и усидчивостью утки на гнезде, оказываясь на твёрдой поверхности после долгого полёта, инстинктивно стремимся приблизить счастливый момент личного заземления. Оттого и неуёмно суетимся.

Севка прервал мои транспортно-социологические размышления, пребольно пихнув меня локтем под ребро и сунув в лицо свой новенький смартфон.

– Смотри, мам, круто вышло? – спросил он, почти приложив экран к моему лбу.

– Огонь! – на всякий случай ответила я, вжимаясь затылком в подголовник кресла и тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на объекте.

– Сейчас приклею сюда музыку и выложу на свой канал, – деловито сообщил мой восьмилетний начинающий блогер и отодвинул гаджет от моего лица.

Я исхитрилась и взглянула на дрожащую картинку. Облака, то плотные белые, то похожие на сорванную ветром паутину, проступающая местами синь моря и живописные очертания обрывистого берега. Потом появились жилые дома и бесконечные парники, простирающиеся почти до самого горизонта. Все ясно, снимал посадку.

– Да, давай, выкладывай, – одобряюще улыбнулась я.

Судя по всему, с выгрузкой нас из самолёта никто не спешил. В проходе теперь, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, толпились пассажиры с пуховиками, чемоданами и хныкающими детьми в руках. Миловидные стюардессы в выглаженных синих костюмах являли собой образцы специальной подготовки и почти без истерики в голосе призывали всех сесть на свои места и не покидать их до соответствующего распоряжения капитана. Только одна из девушек, кажется, не выдержала и, почти превратившись в жидкость, бодро просачивалась сквозь толпу.

Целью её маршрута оказался крупный русоволосый мужчина в ядовито-зелёной футболке и с открытой бутылкой виски в руке. Свободной же конечностью последние пять минут он шарил в недрах багажной полки, опасно гремя над головами стоящих рядом людей пакетами со стеклом. При этом он периодически и с явным удовольствием прикладывался губами к горлышку. Мужчина только что уронил чей-то огромный полосатый шарф на голову респектабельной с виду бабули и теперь выслушивал от неё красочные эпитеты в адрес свой и своих ближайших родственников преимущественно по материнской линии. Судя по всему, он пытался извиниться, но успеха не достиг, так как вставить хотя бы слово в бурный речевой поток, источаемый бабулей, у него никак не получалось. Мужчина, казалось, жадно ловил ртом воздух, а глаза его постепенно расширялись от удивления. Как и мои, потому что мизансцена разворачивалась непосредственно рядом с моим креслом.

Мне удалось ловко, одним щелчком, выбить телефон с включенной камерой из рук Севки. Он явно был восхищён богатством бабулиного лексикона и пытался запечатлеть это великолепие для истории. Я не то чтобы сильно переживала в этот момент на тему неприкосновенности частной жизни (материлась бабуля по децибелам вполне общественно). Просто отснятый материал определённо предназначался сыном к тщательному препарированию и заучиванию, а в нашей приличной «английской» школе… В общем, в прошлый раз подобную Севкину тягу к филологии, и особенно к несению её в массы, седовласая классная руководительница Галина Алексеевна совсем не оценила.

– Мужчина, немедленно прекратите распивать спиртные напитки на борту авиалайнера и займите своё кресло, – строго сказала добравшаяся наконец до цели стюардесса.

Бабуля мигом примолкла, торжествующе фыркнула и отвернулась.

– Ой, фея моя! – расплылся в искренней улыбке пассажир, моментально забыв об обидчивой и красноречивой даме, и жизнерадостно помахал бутылкой. В воздух взметнулась струя пахучей жидкости.

– Я вам не фея! – совсем не по инструкции разозлилась девушка, вытирая тыльной стороной ладони попавшие на лицо небольшие капельки. – Я сотрудник авиакомпании. При исполнении. Имею полное право…

На что ангелоподобная бортпроводница имеет право, никто из скучавших в ожидании выхода из самолёта пассажиров дослушать не успел, потому что в этот момент остатки выплеснувшегося из бутылки виски добрались до края её головного убора и уверенной струйкой потекли по её идеально напудренному носику. Девушка на мгновение скосила глаза к переносице. Мужчина в ужасе совсем по-детски принялся покусывать свой кулак. Ядовито-зелёная футболка частично поменяла цвет. Севка снова тайком включил телефон и замер в сладком ожидании.

Повисла тяжелая пауза, после которой прозвучало совершенно его разочаровавшее вкрадчиво-ласковое:

– Мужчина, повторяю: займите своё кресло и уберите бутылку, пока я её не конфисковала, а вас не передала в руки транспортного отдела полиции Турецкой Республики.

Мужик громко икнул и неожиданно подчинился. Через секунду с его места в следующем сразу за нашим ряду послышались грустные вздохи и шуршание очередных пакетов.

Бортпроводница, с достоинством вздёрнув мокрый носик, принялась пробираться к своим.

«Гвозди бы делать из этих девчонок», – подумала я, с легкой завистью глядя на улыбающихся стюардесс.

Севка расстроенно отложил смартфон.

– Валюша, Валя, Валечка! – послышалось сзади.

Незадачливый пассажир в зелёной майке, лишившись возможности приложить куда-нибудь свою кипучую энергию, принялся тормошить спутницу. Та за весь полет, казалось, произнесла только одну фразу: «Виталя, ты опять?» Правда, дважды. В дальнейшем, судя по отсутствию каких-либо звуков с её кресла, Валюша впала в анабиоз, не мешая Виталику мирно позвякивать закупленным ассортиментом. Сейчас же она, по всей видимости, обратила на него свой взор, потому что мужик счастливо хрюкнул и возвестил:

– Фея моя, мы сели! Ещё совсем чуть-чуть – и будем на месте. В этом, как его, «Бедуине».

– Фея твоя вон, в туалете шляпу свою отстирывает и штукатурку подправляет, – завела было прелюдию к скандалу ревнивая Валя.

Мой ребёнок снова замер в ожидании и прислушался. Но Валентина почему-то быстро смягчилась и прибавила уже вполне мирно:

– Название отеля выучи уже, наконец. Полезно. Не «Бедуин», а «Караван-сарай», – потом помолчала и с некоторым сомнением в голосе добавила: – Лакшери резорт энд спа. Только тащиться ещё туда часа три или четыре на трансфер-автобусе. Пьянь.

Эпитет прозвучал уже почти совсем нежно. Пока мой расслабленный мозг лениво обрабатывал невольно подслушанный диалог, вяло маяча о поступивших через органы слуха знакомых наименованиях, Севкин, юный, мигом выделил главное и выдал результат в виде заключения:

– Этот пьяный мужик едет с нами. Мам, ты слышала? Он будет тоже жить в нашем отеле. Капец!

Севка озвучил эту мысль, по своему обыкновению, громко. Слишком громко.

Пока я медленно заливалась краской и в очередной раз размышляла, на каком именно этапе воспитания произошёл сбой, спасительный голос капитана пригласил всех на выход.

Глава 2

Утро ворвалось в мой сонный мозг влажными ароматами дождя и моря и рёвом мчащегося мотоцикла. Судя по всему, Севка распахнул балконную дверь.

Всё ещё пытаясь ухватить ускользающую дрёму, я сквозь закрытые веки ощутила мощный удар световой пушки в левый глаз.

Битва за сон была безнадёжно проиграна. Открыв глаза, я обнаружила досадное, но прелюбопытное обстоятельство. Серые дождевые тучи расступились ровно настолько, чтобы единственный прорвавшийся сквозь эту прореху солнечный луч смог ловко выстрелить мне в лицо.

Я переместилась по кровати немного в сторону, потёрла пострадавший глаз и невольно залюбовалась солнечной иглой, прошивающей теперь мою подушку. Через мгновение игла исчезла. Я вздохнула и медленно вылезла из постели.

Набросив на плечи халат (зима всё-таки), я вышла на балкон.

Севка, одетый в свою любимую синюю пижаму с супергероями, сидел там в плетёном кресле и грустно листал отельные буклеты.

– Доброе утро! Эй! Ты чего такой кислый?

Ребёнок посмотрел на меня с укоризной и веско изрёк:

– Телефон же ты у меня вчера отобрала. А телевизор не включается почему-то. Вот. Читаю. Завтракать когда пойдём?

Севкин телефон действительно лежал сейчас в чемодане под кодом (с отельными сейфами мои отношения традиционно не складываются), иначе мой ребёнок непременно воткнулся бы в него плотно с самого рассвета.

Я поспешила заверить мигом повеселевшего от услышанной информации сына, что соберусь на завтрак очень скоро, а если он нормально поест, то верну ему потом вожделенный гаджет. Затем, немного поразмыслив, я выдала Севке весёлый спортивный костюм и отправила его на рецепцию решать вопрос с телевизором.

Когда за гордым, из-за возложенной на него взрослой миссии, сыном захлопнулась дверь, я полной грудью вдохнула влажный воздух и бегло оглядела то, что обычно называется видом из номера.

Накануне мне это сделать не удалось: пока мы добирались до отеля, заполняли бланки и получали электронные ключи от комнат, уже наступила ранняя зимняя темнота.

По правде говоря, наш вид из номера мог бы считаться чудесным: серо-синяя из-за пасмурной погоды морская гладь с виднеющимися вдалеке рыбацкими лодками, горизонт, тающий в неясной светлой дымке, развесистые пальмы с блестящими от дождевых капель тёмно-зелёными листьями, стройные высокие деревья, отдалённо напоминающие кипарисы, и небольшой симпатичный бассейн прямо под нашим балконом. Но эту картинную идиллию категорически портила шоссейная дорога, проходящая между почти райской территорией отеля и пляжной зоной с променадом. Ничего не поделаешь, это городской отель. Мы специально выбирали именно такой.

Причин на это было две. Первая – в том, что мы очень любим городскую курортную среду с её маленькими и большими магазинами, музеями, локальными кондитерскими, закоулками, неожиданными открытиями и милыми сердцу приключениями, даже в «не сезон» и в давно знакомом месте. А вторая, и главная, причина в том, что в этом городке, у восточной границы курортной зоны страны, живёт моя старинная подруга Оля. Пять лет назад она вышла замуж за прекрасного парня родом из этих мест и, предсказуемо, переехала жить к нему.

Мы с Севкой уже несколько раз приезжали к ним погостить. Оля и Али всегда радушно принимали нас в своей уютной квартире на окраине города. Маленький Севка очень любил эти поездки к ребятам и даже придумал для них особое название. Он часто озадачивал воспитательницу и приятелей в детском саду, рассказывая, что долго не приходил, потому что «жил в пальмах у Альёли» (апартаменты, которые тогда арендовала молодая семья, располагали чудесным пальмовым садиком).

Но девятнадцать месяцев назад моя похожая на чуть подросшую Дюймовочку подруга героически родила вполне упитанных девочек-близнецов.

Поначалу ошалевший от двойного счастья Али самоотверженно бросился помогать Оле в уходе за младенцами. Но уже к третьему месяцу стало понятно, что его едва начавшая строиться карьера архитектора теперь находится под реальной угрозой краха. От постоянного недосыпа Али всё чаще допускал досадные ошибки и однажды даже чуть не завалил один серьёзный проект.

Всех подробностей проведённых семейных советов и мозговых штурмов я, понятное дело, не знаю. Только итогом их стало то, что из своих прекрасных арендованных апартаментов ребята переехали в родительский дом Али. К великому счастью новоиспечённого дедушки и его постоянной помощницы по дому Фатмы, которая помнила Али ещё маленьким мальчиком.

Теперь Фатма принялась самозабвенно заботиться об Олиных дочках. Отец Али присоединялся к заботам о малышках при каждом удобном случае, и вообще казалось: если бы не ответственная работа, готов был с удовольствием посвящать им все двадцать четыре часа в сутках.

В общем, в большом доме семьи Мевланоглу снова поселилась сама жизнь, а Оля искренне недоумевала, почему она раньше была столь принципиальной и так рьяно отстаивала идею сыновнего сепаратизма.

Конечно же, нас с Севкой Оля уговаривала и в этот раз непременно разместиться у них. Благо, по её словам, уж подходящую-то гостевую спальню они для нас на своих трёх этажах отыщут. Но я рассудила, что это было бы не вполне приличным с нашей стороны, ведь настоящей хозяйкой дома моя подруга всё же не является. А для её свёкра, несмотря на все его прекрасные, по заверениям Оли, душевные качества, мы с Севкой всего лишь незнакомые люди.

В ответ на моё безапелляционное заявление, что на этот раз мы остановимся в отеле, смеющаяся Оля сказала, что они с Али согласятся на это сомнительное мероприятие лишь однажды. Но зато мы просто обязаны прийти к ним на обед и познакомиться с господином Керемом, отцом Али, и вот тогда…

Далее шло красочное описание того, как мы с сыном просто-таки влюбимся в её свёкра, раскаемся в своей неуместной деликатности и впредь при посещении сей чудесной страны не пожелаем останавливаться нигде, кроме его гостеприимного дома.

Званый обед Оля назначила на завтра, 30 декабря, потому что 31-го утром они все вместе уезжают на пару дней к родственникам в соседний город. Там у них ожидается какое-то крупное семейное торжество.

Севка вернулся с рецепции и гордо помахал перед моим носом новым пультом для телевизора.

Я ждала его на балконе, уже одетая к завтраку в уютные легинсы в мелкий цветок и яркую толстовку. Люблю комфорт.

В надежде поймать ещё пару случайных солнечных лучей, я листала оставленные сыном папки и красочные буклеты.

– Видел, какая звезда к нам приедет петь в новогоднюю ночь? – показала я Севке листовку-афишу, выпавшую из толстой папки с отельной информацией.

– Ага, в лифте уже видел, там такая же, только большая приклеена. Мама, а это вообще мужчина или женщина? – крикнул мой не искушённый в вопросах современной эстрады сын через балконную дверь, так как уже увлечённо тыкал в кнопки пульта, переключая телевизионные каналы.

– Судя по имени, мужчина, – ответила я, впрочем, не вполне уверенно, разглядывая афишу.

«Кенан Карталь, – говорилось в ней, – знаменитый «бодрумский орёл». Он почтит нас своим присутствием и очарует гостей нашего отеля своими песнями на новогоднем вечере. Только в нашем отеле звезда даст свой сольный концерт перед длительными гастролями по Германии».

По мне, смотревшее с фотографии существо больше напоминало не орла, а павлина. Причём перья которого торчали не только из хвоста. А макияж «звезды» затмевал своей неуравновешенной яркостью даже легендарный эпатажный боевой раскрас участников группы Kiss. При этом взгляд павлина был как будто нарочито томным, даже скорее пошлым.

Я поморщилась. От фото на афише осталось неприятное впечатление. Зачем, спрашивается, выбирать для рекламы такие неудачные фотографии? Впрочем, кто я такая, чтобы разбираться в современном турецком эстрадном искусстве? В любом случае, я никогда не слышала о таком артисте. Надо будет расспросить о нём у Ольги.

Минуту спустя мы с Севкой уже бодро шагали по приятно пахнущему лавандой и ещё какими-то цветами коридору, предвкушая наш первый за эти каникулы плотный отельный завтрак.

Глава 3

Сумерки уже растекались по городу каким-то мистическим сиреневым потоком, когда мы, усталые после активно проведенного дня, вернулись в отель.

Охранник на входе приветливо улыбнулся нам, сверкнув зубами, и помахал рукой из окна своей кабинки.

Он ещё днём успел познакомиться с Севкой, когда тот, вопреки установленным правилам, принялся снимать его рабочий пост на телефон и объяснять своим интернет-подписчикам, как работает охрана отеля и почему здесь кругом развешаны камеры видеонаблюдения.

Ответственный страж тогда грозно нахмурился и жестами показал, что так делать не стоит. И даже вышел из своей кабинки.

Мне пришлось мысленно собрать в кучу все свои отрывочные познания в турецком языке (ни русским, ни английским отельный охранник толком не владел) и не менее отрывочные навыки художественного флирта.

После данных мною объяснений, снабжённых обилием жестов и призванной быть очаровательной, а по факту виноватой кривой улыбкой, бравый секьюрити смягчился. Потрепав Севку по голове, он выудил из кармана леденец в прозрачно-полосатой обёртке и протянул ребёнку. Сын вопросительно взглянул на меня и, получив разрешающий кивок, радостно принялся разворачивать угощение.

– Thank you, – громко выпалил он, уже перекатывая конфету за щекой.

«Ну хоть чему-то их в этих английских школах учат», – подумала я.

Здесь стоит уточнить, какие именно пояснения мне пришлось, отдуваясь, формулировать и озвучивать для секьюрити. Дело в том, что не так давно обнаруженная Севкина страсть к запечатлению окружающего мира и событий на видео и особенно выкладыванию этих видео в интернет начала сразу же создавать для нас определённые трудности.

Строгие запреты с моим сыном не работают категорически. Обо всём приходится тщательно договариваться, всё объяснять, логически аргументируя, иначе получишь результат, совершенно обратный желаемому.

Примерно к сорок пятому по счёту разговору на одну и ту же проблематику (цифра выведена почти научно статистически и выстрадана лично мной) Севка обычно признаёт, что мои аргументы достаточно весомы. И начинает стараться хоть как-то соответствовать установленной мною норме поведения. Так вышло, например, с правилом не брать угощения из рук посторонних людей, пока я не разрешила лично.

С ведением же видеозаписей обо всём на свете и особенно сливанием всего отснятого материала во Всемирную сеть мы добрались примерно до пятнадцатого по счёту серьёзного разговора, когда на его интернет-канал посыпались «лайки» и новые подписки в не наблюдавшихся до этого масштабах. Не то чтобы они исчислялись сотнями и тысячами, но вполне хватило радостно озвученных Севкой пары десятков, чтобы обратить на это обстоятельство моё пристальное внимание.

Оказалось, стремящийся к лаврам великого корреспондента сын выложил на своем канале видеоролик, снятый им собственноручно у нас дома. На том видео я мирно и сонно шла утром в ванную не совсем одетая. Собственно, это невинное в целом обстоятельство и вызвало небольшой ажиотаж на его детском, но полностью открытом миру канале.

Понятно, что ребёнок был за это наказан. У меня даже случился вполне объяснимый порыв отобрать у него весь надаренный и постоянно пополняемый его отцом ассортимент гаджетов «навсегда».

Но моя мудрая мама применила свой креативный математический мозг и, удалённо скооперировавшись с бывшим зятем, нашла интересный выход из ситуации. Севкин отец, надо отдать ему должное, хоть и оказался совершенно никудышным мужем для меня, является при этом весьма успешным и талантливым программистом.

«Ребёнок должен вдохновенно творить», – веско объявила любящая бабушка.

И теперь у Севки по-прежнему есть личный интернет-канал, на котором он выкладывает свои репортажи. Число подписчиков у канала небольшое, но оно вполне удовлетворяет моего сына. К тому же это число постепенно растёт, а подписчики проявляют активность, оценивая и комментируя детские видеотворения. Не знаю, как и в какой момент хитрая бабушка признается внуку, что его канал видит только семья, а все эти десятки аккаунтов, подписанных на него, – это одно-единственное лицо, обрамлённое аккуратными седыми кудряшками. Но зато Севка теперь вполне счастлив и занят любимым хобби.

Судя по расписанию, вывешенному в лифте рядом с афишей «бодрумского павлина», ужин в отельном ресторане уже начался.

Мы бросили свои нехитрые покупки на кровать в номере и, не переодеваясь, прямо в джинсах и футболках спустились в лобби.

Уже на входе в ресторанный зал я почувствовала себя несколько неловко. Вот ведь досада, я совсем отвыкла за последние пару лет от отельных ужинов. Публика, сидевшая за столиками и сновавшая с тарелками по залу, была разодета в пух и прах, как будто демонстрируя тем самым неотвратимость приближавшегося праздника.

Моё внимание невольно привлекли две дамы неопределённого из-за обильно нанесённого макияжа возраста, занимавшие столик в центре зала. Они ярко сверкали стразами на кофточках и в ушах и – не менее активно – глазами, подзывая симпатичного услужливого официанта с напитками. Тот подкатил свою тележку и осыпал дам комплиментами на ломаном русском, наполняя их бокалы белым вином. Женщины кокетливо захихикали и, плавно поводя плечами, объяснили парню, что они приехали из Сербии.

Официант, пользуясь удобным случаем приятно пообщаться с дамами, принялся было включаться в светскую беседу. Но под заставившим невольно вздрогнуть даже меня ледяным взглядом старшего менеджера, который неожиданно показался из-за колонны, парень быстро пожелал дамам «бон апети», подхватил свою тележку и поспешил к соседнему столику.

Менеджер, поймав моё секундное смущение, приблизился и постарался сгладить эффект, произведённый совершенно не предназначавшимся для моих глаз грозным взглядом на подчиненного.

– Добрый вечер, мадам Луба, – сказал он вежливо и с таким достоинством, как будто по меньшей мере служил в королевском дворце.

Впрочем, внешность и манеры этого пожилого мужчины вполне, кажется, этого заслуживали.

– Здравствуйте, эээ… Ахмед, – имя я нечаянно сказала почти шёпотом и при этом мысленно зажмурилась.

Память на имена, вне зависимости от их национальной принадлежности, у меня всегда была отвратительной.

Между тем менеджер неожиданно просиял:

– Мадам Луба, мне очень приятно, что вы сразу запомнили моё имя. Спешу сообщить вам, наш шеф приготовил сегодня отличную форель. Рекомендую непременно отведать.

Я поблагодарила Ахмеда и подивилась в душе не столько его профессионально натренированной памяти на имена, сколько высокому уровню его русского языка. Не каждый мой соотечественник способен так изящно изъясниться на родном, великом и могучем. Впрочем, моё имя, точнее его правильное произношение, как и почти всем этническим туркам, с которыми мне доводилось общаться (включая Ольгиного мужа Али), Ахмеду не давалось из-за мягкого «л» в начале.

После разговора с менеджером, явно не проявившим никакого недовольства моим затрапезным внешним видом, я отбросила появившуюся было ранее шальную мысль сбегать наверх и переодеться к ужину.

Я огляделась и поискала глазами Севку. Ребёнок уже сидел за столиком у панорамного окна и мирно жевал наваленную им от души на тарелку гору макарон, обильно политую любимым оливковым маслом, запивая их колой. Молодой резвый официант, пробегая мимо его столика со своей тележкой, что-то весело прокомментировал и предусмотрительно поставил возле его тарелки ещё два стакана шипучки. Сын важно и одобрительно кивнул.

Вздохнув, я побрела к стойке с форелью.

Форель однозначно пользовалась популярностью на сегодняшнем ужине. Перед улыбчивым пышноусым шефом, лично сервировавшим источавшую невероятный аромат рыбу, уже стояла большая компания людей с тарелками.

Блюдо действительно оказалось выше всяческих похвал. Даже Севка, убеждённый «хлебожуй», готовый круглосуточно питаться одними макаронами и краешками от пиццы, позволил себя уговорить и съел увесистый кусочек розового филе, закусив его хрустящим сладким перцем и запив очередным стаканом лимонада. Мне под вкусную рыбу наиболее уместным показалось холодное белое вино.

Мы с ребёнком оживлённо обсуждали его свежие видеоролики, отснятые днём в городе, и поглощали чай с маленькими пирожными, призывно, кажется, смотревшими на нас своими клубничными и ореховыми глазами с самого начала ужина, когда совсем рядом с нами грянуло:

– Валюша, сюда! Я занял нам стол!

Мы с Севкой синхронно вздрогнули. Ребёнок уронил своё пирожное, и, судя по его погрустневшему взгляду, направленному под стол, прямо на новые джинсы шоколадным кремом вниз.

Я поборола инстинктивное желание обернуться. Этого и не потребовалось, чтобы понять, кто занял сейчас столик позади меня.

Зато Севка разглядывал соседа с нескрываемым любопытством. Упавшее на джинсы пирожное он уже беспечно стряхнул на пол, а пятна на одежде его традиционно волновали недолго.

– Мам, это опять он, – громко зашептал мой сын.

Самолётного любителя виски Виталика, имеющего привычку называть окружающих его девушек «феями», мы не видели с момента нашего приезда в отель вчерашним вечером. Почти одновременно получив ключи, мы разошлись по номерам отдыхать. Ни на спешно организованном для нас отелем позднем ужине, ни сегодня на завтраке и обеде мы с ним не пересекались.

– Зай, я иду! – разнеслось на весь зал хриплое сопрано, и в нашем направлении заковыляла на метровых каблуках рослая чёрноволосая девица, одетая в немыслимое в своей отчаянной леопардовости платье миди.

Пухлые губы Валюши отливали оттенком спелой сливы, а глубокое декольте могло бы привести к необратимому косоглазию любого половозрелого мужчину в радиусе пятнадцати метров.

Я слегка опешила. Сонная и помятая после перелёта, одетая в бордовый спортивный костюм и с собранными на макушке в невнятную гульку волосами, Валентина накануне выглядела, мягко говоря, менее привлекательно.

Фея Виталика вполне добродушно, несмотря на хищный наряд, кивнула нашему столику, продефилировала мимо, окатив нас волной терпко-сладкого парфюма, и с грохотом обрушилась где-то за моей спиной.

Я тотчас вскочила со стула в полной уверенности, что девушке требуется помощь. Шутка ли, нацепить такие каблуки! Но оказалось, что произведённый шум – всего лишь последствия активных галантных действий её кавалера: Виталик усаживал подругу за столик так, как умел. Судя по всему, он уже изрядно принял на грудь, и теперь тихонько бубнил: «Фея моя, прости», и беспрестанно целовал обматерившую его сквозь зубы Валентину в искусно завитые чёрные локоны.

– Эй, бедолага! Давай кати скорей сюда! – закричал наконец Виталик официанту и приветливо подмигнул мне, уже собравшейся было вернуться за столик. – Добрый вечер и приятного вам аппетита!

Надо же, подумала я, зачатки воспитания всё-таки присутствуют в этом малопривлекательном типе. Но, сразу мысленно остановив себя и поругав за прозвучавшие в моей голове нотки нездорового снобизма, я вежливо ответила:

– Добрый вечер. Вам тоже приятного аппетита. Сегодня у них, кстати, очень вкусная форель.

– Ненавижу рыбу, – заныла Валя, всё ещё потиравшая ушибленное о стул леопардовое бедро и пытавшаяся как можно скорее переключить внимание кавалера на свою роскошную персону.

– А мы вот по крепости весь день гуляли, – непонятно зачем сказал мой собеседник и тотчас переключился на только что подбежавшего официанта: – Четыре водки и два розовых вина. Нет, давай шесть и три, чтобы слишком часто не бегать.

Молодой официант – тот же, что ещё недавно бодро заполнял пространство вокруг Севкиной тарелки стаканами с лимонадом, – принялся терпеливо, с некоторым любопытством поглядывая на Виталика, наливать и ставить на его стол заказанные напитки. Видимо, у этой пары вечер только начинался и определённо обещал быть долгим.

Всё ещё стоя истуканом возле своего столика, я обернулась и посмотрела на сидевшего с разинутым ртом Севку. Тот явно был очарован шикарной леопардовой тётей и отчаянно сожалел, что мама не разрешила ему взять с собой в ресторан те- лефон.

Я решительно запихнула в рот последнее пирожное и потащила ребёнка в помещение, отведённое отелем под зимний детский клуб. Там с минуты на минуту должна была начаться их дискотека. А я воспользуюсь свободным часом и проведу его, посетив запланированный ещё утром сеанс расслабляющего массажа и размышляя, возможно ли целый день гулять по местной крепости на метровых шпильках.

Глава 4

На званый обед в дом семьи Мевланоглу мы должны были прибыть только через час. Мы уже давно оделись и сложили в огромный подарочный пакет всю гору привезённых из России гостинцев, среди которых почётное место занимал бородинский хлеб в вакуумной упаковке и балтийские шпроты, страстным поклонником которых являлся Али. А также банку красной икры, по которой так скучала на чужбине Оля.

Чуть поколебавшись, я положила в пакет бутылку русской водки для главы семейства. Вопреки расхожему мнению, мужчины в современной Турции весьма уважают традицию встретиться иногда вечерком с друзьями и пропустить по стаканчику, а баснословная по нашим российским меркам цена на крепкий алкоголь автоматически возводила мой скромный сувенир в статус почти шикарного подарка.

Мы, конечно же, запаслись подарками и для Олиных девочек. Русские сказки и кубики с русской азбукой в картинках пестрели яркими красками на самом дне пакета. Не забыли мы и о маленьком сувенире для помощницы по дому. Оля Фатму очень ценила.

Севка был неотразим в своей новой небесно-голубой рубашке в тонкую белую полоску и классических синих джинсах. Дабы соответствовать его великолепию и не ударить лицом в грязь перед уважаемым отцом Али, я нарядилась в приличествующее случаю платье изумрудного цвета и приталенного кроя, которое, как я знала, очень шло к моему свежеприобретённому у любимого мастера медовому оттенку волос.

Коротая минуты перед выездом в гости, мы с сыном сидели с напитками в отельном лобби и рассматривали видео, которые Севка отснял накануне вечером. Он никак не мог решить, которые из них наилучшим образом подойдут для его канала.

На этот раз я смотрела ролики с любопытством. Сын явно стал гораздо лучше снимать. Картинка почти не трясётся, не растекается. Он начал ловить «правильные» углы освещения, а сюжетные линии его роликов стали принимать логичные и весьма интересные рамки.

– А это что? – спросила я, когда Севка включил шумное и какое-то тёмное видео.

– Это я на взрослой дискотеке снимал, – весело ответил сын. – Ты смотри, смотри, сейчас смешно будет. Я хочу другую песню туда наложить и… Вот, вот, смотри!

Он ткнул пальцем в экран и расхохотался так заразительно, как это умеют делать только дети. Девушка-бармен, подошедшая к нам, чтобы забрать пустые бокалы, не удержалась и тоже заглянула в его телефон. Теперь они хихикали вдвоём.

Я вгляделась в мигающий разноцветными дискотечными огнями экран. В центре танцпола отельного дискоклуба отжигал уже знакомый нам Виталик, изображая, очевидно, нижний брейк-данс (которым он, судя по всему, не владел). Рядом с развесёлым танцором стояла его леопардовая фея с весьма напряжённым выражением на лице и что-то отчаянно пыталась ему внушить, энергично размахивая при этом руками. Текст её речи, видимо, заглушала громкая музыка, потому что Виталик продолжал самозабвенно выдавать свои танцевальные пируэты и явно чувствовал себя суперзвездой.

– Сев, я же запретила тебе снимать посторонних людей, – забубнила я уже набившую мне оскомину фразу в не-помню-уже-какой раз.

– Да ладно, он даже и не заметил, – по обыкновению беспечно отмахнулся мой ребёнок.

– Он всегда очин смишно, – одобрила видеозапись девушка-бармен и, весело подмигнув Севке, загремела посудой.

Видимо, Виталик успел уже наследить и в лобби-баре.

– Вот видишь, ей тоже нравится, – ткнул пальцем в сторону удалявшейся с подносом девушки сын, – и мне было чем заняться, пока ты там на массаже своём лишние полчаса торчала.

«Действительно, не с другими же детьми ему общаться и играть в подвижные и познавательные игры, когда в руках, о счастье, есть телефон», – с раздражением подумала я.

Дом семьи Мевланоглу оказался просто замечательным. Светло-серый, под красной черепичной крышей, окружённый симпатичным ухоженным садом и кажущийся весьма скромным снаружи, внутри он был очень просторным и вмещал в себя неимоверное, для моего неискушённого взгляда, количество комнат. При этом помещения в доме были расположены и оформлены так ладно и по-современному дерзко, что я получала колоссальное эстетическое удовольствие, расхаживая по ним следом за без умолку щебетавшей Олей.

– Вот, это наш этаж. Верхний. Девочки ещё спят, поэтому детскую покажу тебе позже. Папа Керем живёт на втором этаже. Там же у него находится кабинет. Бумаги, книги, комп и всё такое… – Оля закатила глаза. – Там есть ещё гостевая спальня. И на нашем этаже тоже есть. А я больше всего люблю гостиную и столовую. Они на первом. Пошли скорей, Али их недавно обновил.

И подруга нетерпеливо потащила меня вниз по лестнице, схватив за широкий рукав платья. Севка с серьёзным видом запечатлевал интерьеры дома на свой телефон (наконец-то он выложит на своём канале действительно интересный для бабушки контент).

Мы с Олей вскоре уселись в гостиной на мягкие диваны приятного карамельного цвета и стали болтать, как прежде, обо всём подряд, поджидая мужчин, которые должны были прийти к обеду с минуты на минуту.

– У Али рабочий день, – пояснила Оля, – но сегодня только до обеда. А у папы Керема вообще-то выходной. Но там что-то на работе у них случилось, ну и вот. Но всё равно он придёт, раз обещал.

Подруга определённо гордилась своими мужчинами, и старшим, и младшим. Здесь надо сказать, что свёкор Ольги работал в полиции.

«Каким-то начальником», – пояснила она мне, когда собралась замуж. Каким именно – она с тех пор мне не уточняла. И я очень сомневаюсь, что Оля сама знала должность своего свёкра хотя бы приблизительно. Для неё он был просто обожаемым папой Керемом и нежным дедушкой её девчонок, которых любил и баловал просто до умопомрачения.

Раньше, насколько я помню, господин Мевланоглу регулярно ездил в командировки. «Ловить преступников», – как лаконично пояснял его сын. Но сейчас он вроде бы перешёл на более спокойную работу. По крайней мере, его частые командировки прекратились.

«Преступники есть и на соседней улице», – весело комментировал это обстоятельство Али.

Мужчины приехали домой почти одновременно. Мне не удалось присутствовать на турецкой свадьбе ребят (Севка тогда сильно заболел), поэтому отца Али я вживую увидела впервые.

Господин Мевланоглу оказался человеком среднего роста и среднего же телосложения. Чёрные волосы с проседью, усиливающейся на висках, гладко выбритый подбородок, крупный прямой нос, аккуратные усы и неожиданно светлые пронзительные глаза (видимо, Али унаследовал свои чёрные смеющиеся глаза-вишни от покойной матери).

Олин свёкор был одет в серые идеально выглаженные брюки, сорочку сильно разбелённого оттенка исландского ледника и мягкий клетчатый пиджак, тоже серый, гармонирующий со стальным цветом его глаз. Завершали продуманный элегантный образ наверняка какие-нибудь модные и жутко дорогие ботинки.

Я покосилась на улыбающегося Али в неизменных чёрных джинсах и помятой футболке с эмблемой какого-то университета и подавила грустный вздох. Впрочем, у Али взамен была масса иных достоинств, а его отец стоял сейчас в собственной гостиной вовсе не в дорогих ботинках, а в мягких домашних туфлях.

Далее последовали положенные случаю церемонии, приветствия, объятия, расспросы.

Господин Мевланоглу действительно с первых же минут расположил нас к себе, а впоследствии и вовсе совершенно нас очаровал. Он вёл беседу с достоинством хозяина, но при этом так часто, весело и остроумно шутил, что от моего первоначального стеснения очень быстро не осталось и следа.

Севка болтал с ним со скоростью стрекочущей сороки на жуткой смеси русского и английского. Удивительно, но они вполне понимали друг друга. Господин Мевланоглу несколько месяцев назад нашёл время и всерьёз взялся за изучение великого и могучего, по его словам, «чтобы общаться со своей семьёй на всех языках, которыми она владеет».

Судя по периодически доносившимся до меня коряво построенным фразам с обеих сторон, основной темой их беседы было кино и все связанные с ним технические моменты. Я даже не пыталась вклиниться в столь серьёзный мужской разговор, тем более предмет его так живо интересовал моего сына.

Обед, приготовленный помощницей Фатмой, был превосходным. Правда, Севка, несмотря на все наши коллективные уговоры, от невероятно вкусной запечённой баранины вежливо отказался. Зато припасённым бывалой Фатмой специально для такого случая простым куриным наггетсам мой сын был очень рад. А огромный шоколадный торт и вовсе превратил его день в праздник.

Затем проснулись Дерия и Мария. Две тёмноволосые куклы в одинаковых голубых платьицах сразу же и полностью захватили всеобщее внимание. Оля и Али снова рассказывали наперебой уже знакомую мне историю, как они долго выбирали имена девочкам, как спорили до хрипоты, и в итоге вышел вот такой забавный интернациональный компро- мисс.

Оля тут же не удержалась и победоносно прибавила, что Дерию она всё равно называет Дашей.

Смеющийся и совершенно счастливый господин Керем сидел в глубоком кресле, обвешанный что-то лопочущими внучками. Севка тёрся рядом, с восторгом записывая их воркование на диктофон (он за неимением младших членов в своей семье просто обожает всех окружающих его малышей) и поминутно отбирая то у Маши, то у Даши свой драгоценный гаджет. Девочки вполне предсказуемо проявляли повышенный интерес к этой светящейся штучке.

Мы с Олей бурно обсуждали, на каком языке из трёх сначала заговорят девочки (с мужем моя лентяйка-подруга, всё откладывавшая на потом изучение местного языка, до сих пор общалась на английском). Али разливал по фигурным бокалам только что приготовленный коктейль.

Из глубины кресла господина Мевланоглу раздался звук, изображавший звонок старинного телефонного аппарата.

Мужчина посмотрел на экран своего смартфона, посерьёзнел, извинился и, осторожно опустив девочек на ковёр, вышел из гостиной. Внучки сразу же с топотом побежали за ним.

– Работа, – развёл руками Али и поднял свой бокал.

Глава 5

Новый год – традиционно праздник очень семейный, для подавляющего большинства соотечественников даже домашний. Это каждому известно. Для меня же данное обстоятельство неожиданно заиграло новыми красками, когда я стала периодически практиковать встречу Нового года вдали от родины. И чем дальше от дома я оказывалась – тем ярче воспринимались эти краски. Попробую объяснить.

Когда ты не дома, не рядом со своими корнями, не окружён семейными привычками, обычаями, вкусами и запахами (как вариант, в качестве семьи здесь может выступать давно сложившаяся компания друзей или коллег), и особенно если ты не в своей стране, Новый год чувствуешь совершенно иначе. Пусть даже рядом с тобой его празднуют десятки соотечественников, а отель прекрасен и изо всех сил старается угодить и создать родную для русскоязычных гостей атмосферу, всё равно это не «наш» Новый год. Какой-то чужой, будто ряженый. И начинается это душевное смятение обычно с самого утра 31 декабря.

Откровенно говоря, я не помню, чтобы когда-либо меня это сильно расстраивало. Кроме того, зачастую это даже очень интересно, а «ненашесть» обычно компенсируется массой других позитивных моментов и тёплых воспоминаний.

Однако каждый раз утром 31 декабря, находясь вне дома, я по-прежнему с робкой надеждой начинаю чутко прислушиваться к себе на предмет появления того особенного, детского, взбудораженно-суетливого новогоднего настроения. И каждый раз к вечеру, уже садясь за праздничный стол, я вынужденно признаю тщетность своих попыток это настроение поймать. Видимо, только дома новогодний дух мы впитываем кожей прямо из морозного воздуха.

Утро в курортном городе выдалось солнечным, хотя, если верить прогнозу, нас ожидали сплошные проливные дожди аж на двое суток. Оставалось только порадоваться, что на этот раз нестабильная зимняя приморская погода обманула синоптиков в нашу пользу.

Севки в номере не было. За прошедшие два дня он полностью освоился на местности и теперь самостоятельно курсировал по территории отеля. Он наверняка уже позавтракал и плотно обосновался в одном из кресел лобби с телефоном и стаканом любимой колы.

Так и есть, чемодан открыт, Севкиного гаджета в нём нет.

Я написала сыну в мессенджер гневное текстовое сообщение и стала собираться на завтрак.

В лобби ощущалось необычное оживление. Прибыла весьма пёстрая и шумная группа новых гостей. В ожидании ключей от номеров они рассаживались на диванах и креслах и эмоционально общались между собой. Официанты сновали от гостя к гостю, предлагая кофе. Дети лавировали между ними, визжа, бегая, передвигая расставленные между диванами разноцветные мягкие пуфики. Двое из них швырялись блестящими коробками, изображавшими до этого момента подарки под установленной в центре холла новогодней ёлкой. А один мальчик даже выудил откуда-то серебристого пластикового оленя размером почти с него самого и принялся скакать на нём, периодически издавая боевой клич.

– Это монгольская группа, – с приветливой улыбкой встречая меня у входа в галерею перед рестораном, пояснил менеджер Ахмед. – У них всегда очень шумная ребятня. Что вы хотите – дети степей! Но не волнуйтесь, мадам Луба, они обычно шумят только днём. Скорее всего, монгольские гости даже на праздничный ужин придут без детей. Режим!

Последнее слово Ахмед произнёс с видимым уважением, и я мигом отбросила прокравшуюся было мысль, а скорее даже невнятное подозрение о прозвучавших в начале его речи лёгких националистических нотках.

– Режим – это очень похвально, – поспешила я присоединиться к одобрению такого подхода к воспитанию. И ещё раз, прежде чем пройти в ресторан, попыталась глазами найти собственного ребёнка, которого лично я к режиму приучаю девятый год без видимого успеха.

Севку я не приметила. Зато перед моими глазами возник какой-то разноцветный и местами блестящий контейнер высотой примерно в человеческий рост, как раз в ту минуту протискивавшийся снаружи в центральный вход отеля. Вслед за контейнером в холл, отдуваясь, вплыл толкавший его отельный служащий. За ним появилась бледная длинноволосая брюнетка, державшая в руке кожаную дорожную сумку. Она встала перед входом и принялась давать какие-то указания парню с контейнером.

Затем в расступившиеся стеклянные двери вошёл весьма любопытный и запоминающийся с первого взгляда персонаж. Долговязый мужчина с большими ногами и руками, наметившимся брюшком и крашенными в русый цвет волосами (которые совершенно не гармонировали с его яркими, различимыми даже с большого расстояния чёрными глазами и бровями) был одет в очень светлые брюки, желтоватую футболку с принтом и ярко-красную косуху с коричневой аппликацией в виде растопыренных перьев на одном из её рукавов. Мужчина встал рядом с брюнеткой и величественно оглядел холл.

– Орёл! – машинально хихикнула я.

– О, мадам Луба! Вы знаете этого артиста? Кенан Карталь будет петь у нас сегодня ночью. – Ахмед явно был поражён, приняв мою случайную несдержанность за глубокие познания в вопросах местной поп-музыки.

А между тем афиша с анонсом, прочитанная нами с Севкой прошлым утром, в моей памяти всплыла только сейчас. Помнится, в тексте афиши приглашённую «звезду» именовали как раз «бодрумским орлом». Надо же, как забавно вышло. В жизни бы не узнала этого «орла» без сценического грима, но при этом, хоть и в шутку, при первом же взгляде на артиста назвала его именно так.

Я помотала головой и пожала плечами, отрицая свою осведомлённость о тонкостях турецкой эстрады (совсем забыла, что хотела расспросить о Картале у Ольги), и указала на видневшийся неподалеку стенд с отельной и туристической информацией. Там, понятно, тоже была размещена соответствующая афиша.

Ахмед понимающе кивнул, попутно поприветствовал проходивших мимо нас дам и продолжил:

– К своему стыду, лично я тоже ознакомился с эээ… некоторыми моментами его творчества позже, чем с его рабочим райдером. А именно вчера. Воспользовался интернетом. Предпочитаю обычно, знаете ли, более серьёзную, классическую музыку. Кстати, мадам Луба, «карталь» – ведь это и есть «орёл». Это просто перевод. Иначе подобному артисту никогда не дали бы такого прозвища. Слишком уж благородная птица. – И Ахмед горестно прикрыл глаза.

– Обычно артисты невысокого уровня имеют совершенно непомерные запросы от приглашающей стороны, – подбросила я дровишек в костер оскорблённого музыкального вкуса Ахмеда. – Здесь такая же история наблюдается?

Менеджер снова поздоровался с проходившими мимо гостями и принялся отвечать заговорщическим шёпотом:

– Ах, мадам Луба, как же вы правы! Вы даже не представляете. Я за годы работы в ресторанном и отельном бизнесе насмотрелся, поверьте, на разных выскочек. Настоящий артист, я думаю, должен быть скромен. Ему должно быть вполне достаточно почитания от его любимых зрителей. К тому же настоящий талант почти всегда и так очень прилично оплачивается. Эти же… – и Ахмед пренебрежительно махнул рукой в сторону пустого теперь главного входа, – требуют отдельных номеров под свои контейнеры со сценическими костюмами, французские коньяки перед выступлением, итальянские колбасы после него, ананасы – исключительно с Канарского архипелага, ледниковую воду на завтрак и затейливые коктейли перед сном. Да, и личного официанта чуть ли не круглосуточно. Хорошо ещё, что он не потребовал отстроить за эти два дня отдельный ресторанный зал. И у него, поверьте, ещё не самые наглые запросы.

Я ещё раз взглянула в сторону приглашённой «звезды». «Бодрумский орёл» неторопливой походкой, напоминавшей движение какого-нибудь римского императора среди плебеев, шёл навстречу спешащему к нему полному мужчине (очевидно, представителю руководства отельной сети). За ним сдержанно семенила сопровождавшая его длинноволосая брюнетка. Замыкал процессию обливавшийся потом служащий с разноцветным контейнером и, вполне предсказуемо, выглядывавший из-за его спины Севка с включённым телефоном в руках.

Сделав вид, что не заметила последнего, я проследовала в ресторан.

Глава 6

«Я вырастила шпиона!» Эта мысль маленьким молоточком тюкала меня в висок с каждым ударом пульса, и я не знала пока, как её принять: с гневом или же с юмором.

Мы сидели в лобби с послеобеденными коктейлями, и гордый Севка демонстрировал мне на экране своего телефона процесс оборудования гримёрки для Кенана Карталя (надо же, я запомнила наконец его имя). Или, скорее, костюмерной, потому что добрую половину отведённой под гримёрку комнаты занимал тот самый огромный контейнер, снабжённый кодовым замком (со сценическими костюмами, как я поняла из недавней эмоциональной тирады Ахмеда). Очевидно, размером этой упаковки для артистических нарядов (а имеющиеся лифты были для огромного ящика явно малы) и объяснялся выбор руководством отеля номера на первом этаже с расширенными дверными проёмами.

Севка сказал, что артист «сильно ругался», наверное, как раз по этому поводу.

Кроме контейнера на видеозаписи мелькал также обязательный в таких случаях гримёрный столик с зеркалом, обрамлённым круглыми лампочками, табурет возле него, мягкая софа винного цвета и маленький круглый столик, очевидно, для напитков и корреспонденции. Севка забежал даже в ванную. В этом номере она была обставлена с учётом размещения гостей с ограниченными возможностями.

– Ты как вообще туда попал? – стараясь, чтобы тон моего голоса отражал положенную строгость, а не любопытство, спросила я. – Кто тебя туда пустил?

Севка пожал плечами:

– Мам, тут тётеньки такие добрые работают. Им не жалко, если я чуть-чуть посмотрю. И… в общем, она там всё равно пока пыль протирала, не видела, что я снимаю.

Вопрос отпал. Мой сын просто-напросто втёрся в доверие к горничной, у которой наверняка дома есть такой же безобразник. Телефон при этом он явно не демонстрировал, снимал свои видео тайком.

Я мысленно в очередной раз порадовалась, что мы вовремя закрыли его интернет-канал от внешнего просмотра. Ибо кто знает этих капризных и эпатажных артистов? Не хотелось бы, чтобы Карталь затаскал меня по судам, обвиняя во вмешательстве в частную жизнь звезды.

Не успела я помянуть всуе «бодрумского орла», как он собственной персоной материализовался у барной стойки. На этот раз на Кенане Картале была вполне элегантная тёмно-голубая рубашка, расстёгнутая, однако, на пуговицу-две ниже необходимого. Лишённая растительности грудь артиста выглядывала из импровизированного декольте и отливала атласом. Дополняла образ умопомрачительная «рваная» укладка, ни на минуту не дающая усомниться, что перед нами представитель творческой профессии.

К источавшему на весь холл горько-сладкий аромат гостю резво подскочил официант, на которого я обратила внимание ещё за обедом.

Ребята, видимо, работали по какой-то сложной сменной системе, потому что раньше я этого парня в ресторане не видела. Между тем он был очень примечательным. Высокий, длинноногий, очень симпатичный, если не сказать красивый, парень обладал пышной, крупно вьющейся шевелюрой длиной до подбородка и ярким, чувственным ртом.

«Как с обложки модного журнала», – подумала я, когда мой взгляд впервые выхватил его из общей картины.

Этот официант не подходил за обедом к нашему столику, обслуживая отдельную зону, где располагался столик Карталя. Артист обедал со своей спутницей в компании полного мужчины, который утром встречал их по приезде перед входом.

Сейчас гарсон определённо лез из кожи вон, чтобы «звёздный» гость осыпал его щедрыми чаевыми. В ход шли самые очаровательные улыбки, самые широкие жесты руками, приглашающие устроиться в кресле, оценить меню и продегустировать закуски, самые расторопные действия и чёткие, лёгкие, почти балетные перемещения между предметами мебели.

Карталь с одобрением наблюдал за старательным официантом и даже сунул ему в руку вожделенную купюру. В этот момент в лобби вошла спутница артиста. Она приблизилась к его креслу и села на широкий подлокотник, аккуратно положив ногу на ногу и прикрыв подолом юбки случайно появившееся в её разрезе колено. Сверкнув глазами, явно недобро, в сторону направившегося к барной стойке красавца-гарсона, она поправила свои чёрные блестящие волосы и начала что-то быстро и негромко говорить, кажется, на немецком. До моего слуха приглушённо доносились только отдельные слова и окончания.

«Не турчанка», – удивлённо подумала я и, поспешно поднявшись, направилась к выходу из отеля, не забыв прихватить с собой Севку.

Чтобы ребёнок не обнаружил своей утренней шпионской деятельности при, так сказать, самих её непосредственных объектах. Надеюсь, праздничный новогодний концерт с заявленным на нём фейерверком и «индейка-шоу» (кстати, интересно, что это?) удовлетворят его жажду сбора контента и мне не придётся снова смотреть ролики, снятые в чужих номерах.

На выходе из отеля мы столкнулись с Виталиком, обвешанным пакетами из местных бутиков на манер новогодней ёлки. От него снова интенсивно пахло крепким алкоголем. Очевидно, провожать старый год мужчина начал сильно загодя.

Несмотря на это обстоятельство, шёл Виталик бодро, уверенно и ровно. Он громко и как будто радостно поприветствовал меня, по-доброму шикнул на задевшего его при выскакивании на улицу Севку и встал, поджидая Валентину.

Сквозь стеклянные двери я видела, что та замешкалась при выходе из такси, запутавшись в длинном подоле своего платья.

Мне как раз пришло сообщение на мессенджер, и я задержалась, отвечая на него, в зоне отельного wi-fi.

– Ты мандарины взяла? – осведомился Виталик у подошедшей подруги. И одобрительно хрюкнул: Валя продемонстрировала ему собранные в подол, очевидно на парковой аллее, оранжевые плоды и молча протянула мне два из них.

– Будем делать нормальный Новый год, – сказал Виталик, обращаясь как будто и ко мне тоже. – Они тут не умеют. Сделаем правильный, да, Валюсик?

Девушка что-то односложно ответила, разворачиваясь в сторону бара. Удивительное дело, обычно в излишней коммуникативной потребности с окружающими обвиняют женщин. Здесь же явно наблюдалась обратная ситуация.

Я сделала шаг к выходу.

– Офигеть! – нецензурно в сердцах выразился Виталик.

Я обернулась. Оказалось, причиной сего высказывания был «бодрумский орёл», дефилировавший своей нарочито царственной походкой с коктейлем в руке в сторону лифта. Судя по всему, простоватому Виталию было тяжело привыкнуть к наличию столь яркого персонажа буквально на расстоянии вытянутой руки. Внимание мужика не смогла отвлечь от Карталя даже шедшая за ним чуть поодаль спутница, пусть и гораздо менее экзотичная, однако мерно покачивающая при ходьбе стройными бёдрами в отлично сидящей на них юбке.

– Офигеть! Ох… – озвучил Виталик расширенную, но всё ещё непечатную фразу, отражавшую переживаемый им широкий спектр эмоций.

– Виталь, расслабься, он же артист. Всё в порядке. Он не специально тебя бесит. Просто имидж такой, я говорила же тебе. – Валя неожиданно явила миру дар речи и сделала шаг к замершему на месте кавалеру.

Очевидно, Виталик уже озвучивал ранее своё категорически нетерпимое отношение к представителю современной турецкой эстрады, и Валюше приходилось утешать не в меру чувствительного спутника.

Бросив телефон в карман, я вышла из отеля навстречу свежему воздуху и светлым мыслям.

На море было солнечно, свежо и пустынно. Только вдалеке виднелся собачник с питомцем, судя по размеру и цвету, золотистым ретривером. Волны накатывали на зернистый песок пляжа с тихим шипящим гулом. Морские птицы покачивались стайкой неподалеку от берега.

Севка бросал в воду сливы в надежде привлечь пернатых. Я сидела в нескольких метрах от него на плоском белом камне, выделявшемся на ровной песчаной поверхности пляжа, словно огромная кнопка «Пуск» на каком-нибудь электроприборе.

Книжка, которую я читала, благополучно закончилась, я захлопнула её и стала лениво разглядывать горизонт. С западной стороны небо над кромкой моря, оказалось, стремительно темнело. Видимо, обещанная метеорологами участь провести новогоднюю ночь в сырости нас всё-таки постигнет.

Я крикнула Севку, который всё ещё безуспешно изображал орнитолога, и с грустью показала ему надвигавшуюся тучу.

Сын, по своему обыкновению, отмахнулся, пояснив, что и в отеле тоже хорошо, ведь есть же бассейн, но хотя главное – чтобы фейерверк не отменили. И продолжил тратить на птиц свои запасы сливы. Благо фруктами, так же как и колбасой для окрестных кошек, моего проныру щедро снабжали в отельном ресторане.

Решив, что десять минут до начала дождя у нас ещё наверняка имеется, я расправила затёкшую спину и глубоко вдохнула замечательный коктейль из мелких солёных брызг и едва уловимого дыма. Судя по всему, неподалёку готовили традиционный кебаб.

Ветер усилился и теперь трепал мои волосы. По пляжу нёсся бумажный пакет с яркой эмблемой местной сетевой пиццерии. Севка предусмотрительно вцепился руками в свою бейсболку.

За спиной что-то хрустнуло. Я обернулась и увидела женскую фигуру, буквально завёрнутую в тёмно-зелёный плащ с капюшоном. Судя по всему, женщина только что вышла к морю и теперь быстрым решительным шагом удалялась в сторону узкой необорудованной зоны побережья, расположенной по соседству с нашим отельным пляжем. Под её ступнями с хрустом ломались веточки, принесённые ветром на мощённую деревянными рейками дорожку.

Дойдя до «дикой» зоны, женщина резко остановилась и села у моря прямо на песок. Ветер сорвал с неё капюшон, и вверх взметнулись чёрные блестящие волосы.

«Виталик всё-таки вывел из себя Валюшу», – с улыбкой подумала я, щурясь под лучами особенно яркого предштормового солнца.

Ветер становился всё злее. Очередной порыв принёс первые дождевые капли, они неприятно кольнули меня в щёку, и я встала. Севка расстроенным взглядом проводил взлетевшую как по команде и теперь уносящуюся вдаль стаю.

Всё, пора бежать под крышу. Мы схватили друг друга за руки и помчались что есть духу по направлению к отелю.

Уже минуя выход с пляжной зоны, я обернулась. Девушка и не думала покидать пляж. Капюшон её плаща снова был надвинут почти на нос. Она смотрела вперёд, в поминутно темнеющую морскую гладь. Дождевая туча неотвратимо надвигалась и накрывала курортный город мраком, а на песке у моря виднелась неподвижная стройная женская фигура в темно-зелёном плаще. И ещё парень, бесстрашно гуляющий перед надвигающимся штормом со своим ретривером.

Глава 7

Ресторанный зал отеля в свежем новогоднем убранстве смотрелся просто великолепно. Столы, ещё за обедом накрытые обычными скатертями и расположенные рядами, теперь оказались составлены в удлинённые конструкции и украшены белоснежными полотнищами с объёмными воланами и голубыми атласными бантами. Стулья также были превращены в подобия кресел сказочных мультяшных принцесс. К каждому креслу была пришпилена изящно оформленная карточка с номером.

– Как в театре, – восхищённо вслух отметил Севка.

Вазы с фруктами, часто расставленные на столах, сверкали золочёным орнаментом. Блюда с закусками всевозможных видов аппетитно пестрели на белом фоне скатертей и источали свежие и манящие ароматы. Они соперничали только с запахами цветов, стоявших возле каждого стола в высоких напольных вазонах. Приборы, салфетки, бокалы, свечи – всё было тщательно подготовлено и сияло, хрустело, звенело строго, как положено.

Мой внезапно проснувшийся внутренний эстет зажмурился от наслаждения.

– Мадам Луба, разрешите поздравить вас с наступающим праздником. Сегодня вечером вы выглядите просто сногсшибательно! – Ахмед только что отошёл от группы дам в вечерних декольтированных платьях и поспешил поприветствовать меня перед началом торжественного новогоднего ужина.

Трудное – даже для русского человека – слово мужчина произнёс на неродном языке почти нараспев, старательно выговаривая каждый слог.

Я с нескрываемым удовольствием провела рукой по подолу своего длинного чёрного платья. Высокий запа´х его был отделан узкой тесьмой, усыпанной чёрными стразами с геометрически выверенными вкраплениями белых. Платье не предусматривало никаких дополнительных украшений, поэтому серебристые туфли на шпильке и ярко накрашенные губы были единственными выделявшимися в этом ансамбле деталями. Да ещё при ходьбе левое бедро обнажалось почти до середины, и это смотрелось, я знала, чертовски эффектно.

– Спасибо, Ахмед, – сказала я. – И вас тоже с наступающим. Объясните мне теперь, как вам с ребятами удалось создать подобную красоту за каких-то полдня?! Просто волшебство какое-то.

Менеджер довольно рассмеялся и указал жестом на носившихся с невероятной скоростью официантов, одетых по случаю торжественного банкета в форменные красные жилеты с золотой вышивкой и круглые шапочки в тон. По ощущению, количество задействованного персонала прибавилось.

– Главное – это уметь чётко поставить задачу и потом правильно и сполна с них спросить, – эту фразу Ахмед сказал очень серьёзно и почти убил взглядом молодого гарсона, который всего лишь уронил с блюда лимон. – Давайте я провожу вас к столику. Какой номер указан в вашем приглашении? О, молодой человек тоже сегодня настоящий красавец! Потрясающе!

Только что подбежавший Севка засиял от услышанного комплимента и, элегантно сунув руку в карман пиджака, гордо зашагал рядом со мной к сто- лику.

Приготовленные для нас согласно номерам в пригласительном билете места были удачно расположены неподалёку от сцены, поэтому происходящее на ней действие обещало прекрасно просматриваться. При этом столик находился на достаточном удалении от звуковых динамиков, так что мы с Севкой не рисковали за эту ночь оглохнуть.

На сцене стояла какая-то музыкальная техника, артистов на ней пока не было. Из динамиков лилась приятная расслабляющая мелодия. В ресторанном зале было тепло. Словом, в гостеприимных стенах нашего отеля ничто не напоминало о сильнейшем циклоне, практически парализовавшем той ночью город, и ничто не обещало омрачить наш новогодний банкет.

Нарядные гости входили непрерывным потоком и постепенно заполняли зал, занимая отведённые для них места. Нашими соседями по столу оказались милейшая пожилая пара из Подмосковья, нежно ворковавшая друг с другом, и двое мужчин-турок. Одному из них на вид можно было дать лет тридцать пять. Он обладал легко узнаваемой военной выправкой и оглядывал зал жёстким, совершенно не праздничным взглядом. Судя по всему, расслабляться эти ребята не умеют даже в выходные.

Второму парню, смешливому и разговорчивому, можно было дать от силы лет двадцать пять. Он сразу же принялся разливать по бокалам напитки, рискуя навлечь страшные менеджерские кары на спешившего к нам со всех ног, но всё же опоздавшего официанта. И только два места напротив нас ещё долго оставались незанятыми.

– Ого! Вот нас куда, оказывается, посадили! – раздался над ухом уже до боли знакомый голос Виталика.

«Ну конечно, кто же ещё?!» – с лёгкой досадой подумала я.

– Очень, очень приятно будет встретить Новый год в такой душевной компании. Кому чего налить? – Виталик обошёл стол не совсем ровной походкой и уселся на одно из свободных кресел.

– А где Валя? – тотчас же спросил мой любопытный сын.

Нет, Севка определённо тяготеет теперь к роскошным брюнеткам.

– Да кто ж разберёт этих баб? – весело ответил Виталик. – То выходить уже было собиралась, а то «иди один, выпей пока, я спущусь через полчаса». В общем, друг, не связывайся ты с ними, мой тебе совет.

Севка захихикал, кивнул и принялся жевать профитроль с какой-то зелёной начинкой.

Я грустно стряхнула кусочки начинки с его, по-видимому, уже бывшей праздничной рубашки и подняла взгляд, так как в поле моего бокового зрения что-то интенсивно засверкало.

Столик, стоявший неподалёку от нашего и накрытый в отличие от остальных всего лишь на две персоны, наконец обрёл своих гостей. Бледнокожая брюнетка с ярким сценическим макияжем была одета в узкое переливающееся синее платье со шлейфом. Шлейф был приподнят с одного бока, хитро задрапирован и прикреплён к запястью девушки посредством шнура, состоявшего, казалось, из крупных бриллиантов, так он переливался в свете ярких ресторанных ламп. Меня поразили и мгновенно приковали взгляд губы девушки, накрашенные ярко-синей помадой.

«Похоже, она тоже будет выступать», – подумала я.

Но эта мысль не смогла занять меня надолго, потому что Карталь (а это, несомненно, был он), приближавшийся к столику с коньячным бокалом в руке, своим видом ввёл меня в состояние лёгкого оцепенения.

Он был похож сейчас на какое-то инопланетное создание или, скорее, существо, заплутавшее в коридорах пространства-времени. Многослойный костюм, состоявший, казалось, из стальных пластин всех оттенков синего, создавал стойкое ощущение своей причастности к временам и вкусам нашего Петра Великого. Немалую роль в этом играли расшитый блестящими «каменьями» длиннополый кафтан, пышный парик, изящные голубые перчатки и стилизованные под старину феньки, болтавшиеся на поясе. И, конечно, венчавший сие великолепие головной убор, напоминавший известную всем треуголку, правда в данном случае почему-то двухэтажную. Лицо артиста было покрыто голубым гримом и какими-то рисунками. Совершенно точно, орнамент на его лице содержал крупные изображения звёзд, всё же остальное было на расстоянии практически неразличимо.

Севка проследил за моим взглядом и восхищённо ахнул. Я вполне разделяла его эмоции и сама готова была схватиться за видеокамеру. Однако свой телефон я оставила на прикроватной тумбочке.

Пара подмосковных пенсионеров осторожно, но с любопытством разглядывала артиста. Турки, почти одновременно после Севкиного возгласа обернувшиеся в сторону Карталя, быстро утратили, казалось, к нему всякий интерес и дружно отдавали должное закускам.

Виталик, только что самозабвенно предававшийся стенаниям о несносности женской натуры, увидел «бодрумского орла» в его сценическом оперении последним. Разинув рот и, определённо, утратив на мгновение дар речи, мужчина уставился на Карталя. Затем он медленно повернулся и, обращаясь почему-то к мирно жующим туркам, произнёс почти с отчаянием в голосе:

– И вот это раскрашенное синее чучело в блестящем халате я должен буду терпеть всю новогоднюю ночь?! Это как же я потом, получается, год-то проведу?!

Турки, очевидно, не понимавшие русского языка и уж точно не обладавшие глубокими познаниями в наших народных приметах, пожали плечами, вежливо улыбнулись (у старшего улыбка, впрочем, скорее напомнила гримасу) и вернулись к своим тарелкам.

– Я набью ему морду, – почти простонал Виталик.

– Зай, остынь уже! Давай лучше праздновать! – К столу подошла Валентина в невероятном облегающем комбинезоне шоколадного цвета с полностью открытой спиной.

Её чёрные локоны были тщательно завиты и рассыпаны по покрытым мерцающей пудрой плечам. Севка снова смотрел на неё с нескрываемым восхищением, наблюдавшимся раньше только при виде Деда Мороза с огромным и явно перспективным мешком.

Остальные присутствующие тоже оценили эффектное появление Валентины. Особенно в этом преуспел наш весёлый турецкий сосед, так и замерший с поднесённым к губам бокалом.

В этот момент возникший на сцене ведущий торжественно объявил о начале концертной программы, и вечер потёк непрерывным плавным потоком. Открывал представление бородатый рыжий фокусник с магическими коробами и порхающими белыми голубями. Он так выразительно вращал глазами, а длина его бороды была такой приличной, что мы с Севкой тут же вспомнили нашего родного Карабаса-Барабаса. Затем пара скрипачей в расшитых парчовых жилетах играла чудесную романтичную музыку.

Официанты при этом зажгли свечи, а некоторые пары вышли на танцпол.

Меня, неожиданно прекратив есть, пригласил на танец наш суровый турок с военной выправкой. Я приосанилась и, рассчитывая получить удовольствие если не от танца, то хотя бы от светской беседы, изящно продефилировала на площадку перед сценой. Однако никакой романтики момента я в итоге не ощутила, потому что мой партнёр танцором оказался неважным, к тому же постоянно смотрел куда-то в сторону и даже не пытался общаться. В очередной раз пришлось себе признаться, что все эти военные – вообще не моё.

Второй наш турецкий сосед по столу всё это время тоскливо взирал на голую спину Валентины, мирно танцевавшей с Виталиком, и запивал своё горе чем-то подходящим случаю.

Следом за скрипачами ведущий объявил выступление некой Алисии Хан. Оказалось, так звали спутницу Карталя, и теперь она сияла на сцене в свете софитов и исполняла кавер-версии мировых хитов не особенно хорошо поставленным голосом. Впрочем, откровенно фальшивить Алисия Хан себе тоже не позволяла. Но и удовольствие от её выступления лично мне получить было весьма сложно.

Во время исполнения одного из хитов ABBA и вовсе что-то произошло с аппаратурой, и голос артистки теперь никак не хотел пробиваться сквозь по-прежнему хорошо звучавший музыкальный фон.

В связи с этим в концертной программе объявили короткий перерыв. Алисия Хан села за столик и стала нервно пить коньяк. Возле сцены активно забегали отельные работники. Карталь, куда-то выходивший из зала, вернулся и беседовал с Ахмедом, очевидно обсуждая с ним произошедший сбой музыкальной аппаратуры.

Праздник, между тем, это обстоятельство совершенно не испортило. Гости замечательно проводили время, болтая, придумывая тосты, поглощая закуски. Некоторые танцевали под поставленные отельным диджеем композиции. Севка не забывал наполнять память своего телефона новыми видеофайлами.

Примерно за час до полуночи, как и было указано в афише, ведущий объявил о начале выступления Кенана Карталя, и я с любопытством уставилась на сцену. Надо признать, песни «бодрумского орла» звучали интересно, современно и даже по-своему стильно. Их украшали в том числе разнообразные компьютерные «фишки», призванные, видимо, подчёркивать неземной имидж певца. Я обычно предпочитаю более классическую, живую подачу. Но и такой вариант вкупе с инопланетным костюмом считаю вполне жизнеспособным.

Ближе к полуночи Карталь завершил первую половину своего выступления, поблагодарил аплодировавшую публику и величественно удалился со сцены, покачивая полами блестящего кафтана.

Праздник продолжило шоу с составлением пирамид из бокалов, дружным обратным отсчётом шестидесяти секунд до наступления Нового года, хлопаньем десятков одновременно открываемых бутылок шампанского и искрами от множества разноцветных бенгальских свечей в руках официантов, пусть они и не затмили в Севкиных глазах отменённый всё же из-за циклона фейерверк.

Далее по программе снова были танцы, тосты, вино и закуски. Потом пришёл черёд забавного «индейка-шоу». По факту оно представляло собой всего лишь конструкцию из нескольких гигантских запечённых птиц, имитирующую подобие гимнастической пирамиды из атлетов и провезённую на тележке по залу в окружении танцующих под весёлую музыку поваров в огромных накрахмаленных колпаках. Птицы, понятно, по завершении шествия были торжественно разделаны и разложены по тарелкам гостей.

Вторая половина выступления Карталя тоже прошла гладко. Он исполнял бодрую танцевальную музыку, и мы все, от детей до дедушек, весело и лихо прыгали под неё на танцполе.

Даже Севка, немного поснимав новый невообразимый наряд «звезды» (а Карталь переоделся ко второму отделению в громоздкий, с виду золотой ансамбль с подобием халата и огромной чалмой, впрочем, сохранив прежний парик и голубой макияж), быстро бросил любимое занятие и присоединился к всеобщему танцевальному веселью.

К слову, «бодрумский орёл» на сцене тоже много танцевал и до самого конца выступления держался молодцом, не проявляя признаков усталости.

– Нет, а я всё-таки набью эту поганую синюю морду, – услышали мы с Севкой нетрезвый возглас, когда усталые уходили спать, не дожидаясь окончания танцевальной программы.

Глава 8

Неудивительно, что после столь весёлого мероприятия мы сладко проспали почти до обеда. За окном по-прежнему висела плотная серая пелена дождя, а в дождь всегда чудесно спится.

Я натянула одеяло на голову. По правде говоря, она слегка побаливала от обилия выпитого за ночь вина.

В висках стучало. Первое января. Надо срочно спуститься в ресторан и что-нибудь съесть.

Я с жалобным стоном стала по сантиметру вылезать из-под одеяла. Севка, взъерошенный, медленно мигающий и похожий из-за этого на ощипанную сову, был молчаливо согласен с озвученным мной планом. Поэтому мы влезли в удачно попавшиеся под руку спортивные костюмы и медленно поплелись к лифту.

Я сидела за столиком перед тарелкой бульона, подперев кулаком щеку, и с вялым удивлением наблюдала, как окончательно проснувшийся Севка поглощает приготовленные на гриле кусочки курицы. Официанты, свежие и улыбающиеся (они что, вовсе не спят, или это уже совсем другие?), бодро сновали между столами и развозили на своих тележках напитки монгольским гостям.

Их в ресторане в этот час было подавляющее большинство. Азиатское происхождение всей многочисленной компании с близкого расстояния было совершенно очевидным уже только по одному разрезу глаз. Мужчины из этой группы в основном были коренастыми, широкоскулыми, с мужественными подбородками, женщины – основательными, с плотными сильными ногами и серьёзным выражением на смуглых лицах. А дети – они, пожалуй, везде одинаковые.

Я разглядывала хорошенькую девочку в пышном розовом платье с аппликацией в виде цветов и светящимся обручем на чёрных, гладких, почти как у старых немецких кукол, волосах, когда вся стайка монгольских детей выпорхнула из-за столов и с шумным топотом понеслась к выходу из ресторана. Девочка побежала с ними, путаясь ножками в слоях фатина. У меня снова застучало в висках.

– А-а-а-а-а! – донеслось откуда-то из-за ближайшей колонны.

– А-а-и-и-и-и! – ответил удалявшийся хор детских голосов. Через секунду топот совсем стих.

– Ну совершенно же не смотрят, куда бегут, – беззлобно прокомментировал первый голос.

К столу подходила Валентина. В клетчатой рубашке, джинсах и бейсболке она смотрелась премило. За ней как-то понуро плёлся непривычно молчаливый Виталик. На нём были тёмные очки.

Я мысленно пожалела мужика. Если уж мне сегодня после нескольких выпитых бокалов вина громкие звуки и резкий свет доставляют столько дискомфорта, что же тогда испытывает Виталий? Судя по количеству сказанных им накануне собственных тостов и горячо поддержанных чужих, ему сейчас должно было быть весьма несладко.

Мы деликатно поздоровались и занялись каждый своим обедом.

Решив, что мне просто жизненно необходима чашечка хорошего крепкого кофе, я переместилась в лобби, поближе к бару, и поманила девушку, протиравшую салфеткой бокалы.

Пока мой кофе готовился, я лениво разглядывала холл. Ни одного знакомого лица. Но это, наверное, для меня сейчас было к лучшему.

Между тем монгольская ватага, попрыгав вокруг ёлки, посрывала с неё пластиковые шары и куда-то с ними умчалась. Несчастная ёлка стояла теперь частично голой. Коробки с сувенирными «подарками» малолетние бандиты растрепали ещё накануне, а самая печальная участь постигла пластикового оленя. Он со сломанной спиной, без одного рога и двух ног лежал теперь, мы с Севкой ещё вчера это видели, в мусорном баке близ бокового выхода из отеля.

Никто из персонала и не думал их ругать, это же дети. У них свой праздник. А шары и олени – дело для отеля наживное.

Пока я пила свой кофе, банда примчалась обратно и повесила на ёлку вместо шаров какие-то светлые листочки. Форма их была мне смутно знакома.

Приглядевшись, я поняла, что это таблички с надписями «не беспокоить» на одной стороне и «просьба убрать мою комнату» с другой, которые есть в каждом отельном номере. Повешенные на наружную ручку двери первой стороной, они призваны обеспечивать покой обитателя этого номера. Горничная, увидев этот знак, откладывает плановую уборку комнаты на более позднее время.

Судя по всему, несносные дети, пробежавшись по коридорам, собрали щедрый урожай этих табличек с ручек номеров отдыхающих после бурного новогоднего застолья гостей.

Грядёт волна досадных недоразумений, покачала я всё ещё слегка гудящей головой.

Рядом с ёлкой мелькнул силуэт моего ребёнка, а к администратору отеля, поправляя тёмные очки, подходил неуверенной походкой Виталик.

Мой плохо работавший после банкета мозг отказывался понимать, как они оба материализовались непонятно откуда перед моим взором, поэтому самым верным решением в тот момент мне показалось подняться к себе и немного поспать.

Севка забарабанил в дверь так, что я подскочила на постели и мгновенно вырвалась из лап охватившего меня предзакатного сна.

Вбежав в номер, ребёнок молча залез в кровать и сунул голову под подушку. Он мелко дрожал всем телом.

Я похолодела. Захлопнув дверь с размаху, я одним прыжком оказалась рядом с Севкой.

Сын, не вылезая из-под подушки, крепко ухватил мою руку. Дрожь его постепенно стала униматься.

– Тебя кто-то испугал? Обидел? Сев, говори, и я сейчас же пойду и оторву ему голову, – сказала я решительно, и именно это я и собиралась сделать совершенно буквально.

Молчание. Я повторила свой вопрос. В ответ снова молчание. Зато ребёнок совсем перестал дрожать.

Я попробовала достучаться с другой стороны:

– Сев, куда мне нужно пойти и что сделать?

Сын глубоко задышал, и я знала, что так он пытается не заплакать.

Я ждала. Севка свои стрессы изливает обычно на окружающий мир резким и обильным эмоциональным потоком. А здесь, видимо, произошло что-то вопиющее.

Мне стало совсем страшно. Но в следующий момент Севка вернул мне самообладание, нащупав и бросив в мою сторону свой телефон.

Господи, что он там опять наснимал? Голова его всё ещё была спрятана под подушкой.

Я взяла аппарат и запустила последнее видео из галереи.

На экране вновь возник уже знакомый мне интерьер гримёрки Карталя. Горничная протирала зеркало.

Ужас. Меня осенило. Похоже, этот напудренный павлин застукал Севку за очередной съёмкой в его владениях и не на шутку рассвирепел. Наверняка попало и горничной. Надеюсь, он не ударил моего ребёнка.

Что бы там ни было, нужно смотреть концовку видео.

Я переместила бегунок на экране и приготовилась слушать турецкую брань артиста. Возможно, впрочем, вполне справедливую в данном случае. Но вместо этого из динамиков послышался голос Севки, мирно комментирующего свои действия:

– Вот сейчас, друзья, я нажму эту кнопку… Ой, открылось! – и размытое изображение чуть затряслось.

– Давайте тихонько посмотрим, что там. Интересно же, – продолжал вещать мой юный корреспондент.

Изображение сфокусировалось на какой-то трубе, затем отодвинулось, и стало понятно, что это штанга, на которой висели плечики с блестящими костюмами, упакованными в прозрачные чехлы. Напротив были расположены какие-то полочки с обувью и коробками (видимо, с головными уборами). Всё это хозяйство обрамляли отливающие металлическим блеском стены. Понятно, этот балбес каким-то образом залез в контейнер со сценическими нарядами.

– Какой красивый! Красный костюм в пакетике. Вот есть ещё синий э-э-э пиджак… Ой, а я раньше думал, что он жёсткий. Ещё золотой костюм тут тоже есть. Большой какой. А этот вот в пакетике тоже. Как будто рыбий. Ха-ха, серебряный просто. – Севка трогал костюмы, приоткрывал чехлы на тех, что были не очень плотно запакованы, и понемногу передвигал их по толстой штанге.

Да, детали костюмов были отчётливо видны и сняты с интересным в целом подходом, отметила я про себя.

Молодец Севка, хоть и балбес, конечно.

На видео неожиданно появился русый затылок.

– Ой, – тихонько послышалось за кадром, и, судя по аккуратно отодвигавшейся от затылка камере, Севка осторожно пятился назад, всё ещё рассчитывая остаться незамеченным. Камеру при этом, впрочем, он не выключал.

Мужчина, попавший на видео, скорее всего сам Кенан Карталь, был голый или почти голый и сидел, скрючившись, в углу своего контейнера, слегка прикрытый висевшими костюмами.

Очевидно, после выступления артист изрядно выпил и заснул, упаковывая свои наряды. Ну, или, как вариант, у звезды вполне могли быть странности, которые распространялись несколько шире области моего понимания.

Картинка задрожала и погасла. Видео кончилось.

– Ну и что, сильно тебе от него влетело? – Я осторожно приподняла подушку и вытерла бумажной салфеткой вновь побежавшие из глаз сына слёзы. – Сколько раз я тебе говорила: не лезь куда не следует. Нельзя! Что он, орал? Сильно орал? Или даже ударил?

Севка заворочался, затем сел на кровати, обхватил руками колени и посмотрел на меня красными заплаканными глазами. Потом он помотал головой, протяжно шмыгнул носом и тихо сказал:

– Мам, там кровь. Орёл этот, как его, в общем, умер он. Насовсем.

Глава 9

Мы с сыном сидели, нервничая и оттого беспрестанно ёрзая, на кожаном диване в кабинете директора отеля.

Нас привёл туда, неуклюже извиняясь на турецком, один из охранников. И теперь, я знаю, он топтался перед входом в кабинет в ожидании представителя местной полиции. Поданный нам в неизменных традиционных стаканах, напоминавших скорее рюмочки, чёрный чай остывал нетронутым на маленьком сервировочном столике перед диваном.

Севка жался ко мне как напуганный котёнок и потихоньку всхлипывал. Страшно представить, что происходило в душе у восьмилетнего мальчика, только что обнаружившего окровавленный труп.

О том, что Кенан Карталь убит, совсем скоро узнает весь огромный отель. Горничные и охранники, несмотря на данный им наверняка строгий запрет, разнесут информацию среди остального персонала со скоростью сверхзвукового истребителя. Следом дойдёт очередь до журналистов.

Я поёжилась, в красках представив последствия этого и мысленно похоронив наш покой и вообще так хорошо начавшийся было отдых. Но пока ещё в стенах отеля слух об ужасном происшествии разнестись не успел. Все работники были на своих местах, и в целом создавалась видимость, что ничего необычного не произошло.

Я по-детски зажмурила глаза, прижав к себе Севку.

Быть может, это всего лишь страшный сон, вот сейчас я проснусь и всё станет по-прежнему?

Дверь открылась неожиданно и резко, и в кабинет вошёл наш новогодний знакомый, сосед по столику. Тот самый мужчина с непраздничным взглядом и строевой походкой, приглашавший меня накануне на медленный танец.

На этот раз его брови были нахмурены ещё сильнее. Кроме того, на его лице красовалась весьма заметная чёрная щетина. Видимо, мужчина не удосужился сегодня побриться. Странным образом именно последнее обстоятельство смягчило линии его резко очерченного лица, сделав даже определённо симпатичным.

Пока я гадала, почему моего неразговорчивого партнёра по танцам пригласили на беседу одновременно с нами, мужчина внезапно сел за директорский стол, после чего коротко поздоровался и попытался начать беседу на русском языке. Однако на столь ломаном и так страшно коверкая слова, что я ничего не поняла и машинально попросила перейти на английский.

Собеседник выдохнул с явным облегчением, лоб его слегка разгладился.

Когда он заговорил на очевидно более близком ему языке, многое для меня стало проясняться:

– Добрый день, мадам. Я являюсь заместителем начальника полиции этого региона. Меня зовут… – дальше он произнёс какое-то очень длинное и сложное турецкое имя.

Но я совершенно не восприняла эту информацию, так как всё ещё пыталась мысленно переварить его предыдущую фразу, такой неожиданностью для меня она явилась.

Оказывается, новогоднюю ночь мы провели почти что под конвоем.

Полицейский понял моё замешательство по-своему, решив, очевидно, что бестолковая блондинка просто не в состоянии запомнить нормальное мужское имя, раздражённо засопел и добавил:

– Иностранцам я позволяю обращаться ко мне Капитан. Это ведь вы обнаружили тело?

Я зачем-то кивнула, но потом спохватилась, замотала головой и громко затараторила, с некоторой опаской глядя на сурового Капитана и обильно снабжая речь поясняющими жестами:

– Не я, а мой сын Сева. Он зашёл в этот номер, пока горничная производила уборку. Конечно же, из чистого любопытства. Артист же такой интересный, необычный, и у него такие яркие блестящие костюмы. Просто бомбические! Вот Севе и захотелось посмотреть на них поближе. И из любопытства же он нажал на эту кнопку. Э-э-э, ну он мне так сказал, что там была кнопка на контейнере с костюмами. И он её нажал. А там… Вы же понимаете, он просто ребёнок.

Про видеосъёмку я предпочла не рассказывать. В конце концов, я имею полное право не знать, что мой ребёнок там пару раз снимал. Да и законом это вроде не запрещено. Просто не хотелось бы давать повод турецкой полиции копаться в Севкином телефоне. А добрая горничная, как заверил меня сын, сама испуганно засунула гаджет в его карман и жестами показала «не надо, мне влетит». Думаю, она его не сдаст.

– Позвольте мне ещё раз уточнить, зачем именно ваш несовершеннолетний сын пошёл в чужой отельный номер? – вкрадчиво произнёс этот почему-то начинающий меня раздражать и уж точно переставший мне нравиться твёрдокаменный человек.

Похоже, список запланированных вопросов был заранее набросан им в лежавшем на директорском столе блокноте, а на обработку ответов на них его привыкшему к приказам и уставу (или что там у них, я не разбираюсь) мозгу требовалось дополнительное время.

– Я же вам сказала, это было обычное детское любопытство. Шалость, вот и всё. И вообще, – я попыталась сделать свой голос твёрже и произнесла последнюю фразу почти с вызовом: – Если бы не это его любопытство, то я даже не знаю, как скоро вы бы обнаружили … э-э-э … его!

Севка, всё время с момента появления в кабинете Капитана сидевший тихо, как мышка, услышав сейчас в моём голосе звенящие ноты и почуяв повышение тона моей речи, но не понимая текста, инстинктивно ещё теснее вжался в мой правый бок и всхлипнул.

Полицейский, заметив это, несколько смягчился и сказал почти примирительно:

– Это правда. Карталя бы действительно ещё долго не искали, – а потом задумчиво прибавил: – Хотя… Ночью, возможно, его всё равно хватились бы. У него в электронной почте билет на сегодняшний ночной рейс во Франкфурт.

По ощущению, последняя фраза предназначалась не мне. Мужчина, очевидно, просто рассуждал вслух.

Я выдержала паузу, позволив ему погрузиться ненадолго в собственные размышления, а затем осторожно сказала:

– Всё это, конечно, очень любопытно, Капитан. Но что ещё конкретно от нас требуется? Мой сын здесь, как вы и просили. Но он же толком ничего не знает. И вы должны понимать… Видите, как он напуган. Ему всего восемь лет.

– Я не имею права допрашивать вашего ребёнка, мадам, – чуть наклонив голову, серьёзно сказал полицейский. – Я могу лишь просить вас помочь полиции моей страны в расследовании убийства её гражданина. Пусть сын расскажет, что именно он увидел, когда открыл тот ящик. Опишет всё, что там было и как было. Всё! Все детали, даже как, в каком порядке и каком виде там всё лежало. Быть может, он там что-то трогал, передвигал. Это очень важно.

Я перевела Севке просьбу Капитана. Тот, немного успокоившись, что его привели совсем не для наказания за нарушенные им запреты, стал по памяти сбивчиво перечислять, что именно увидел в открытом контейнере:

– Пакет с костюмами. Несколько пакетов то есть. Один с красным костюмом и ещё другой, с рыбьим. Я их только чуть-чуть открывал, чтоб посмотреть. Ещё золотой костюм висел, в котором он второй раз пел. И синий – первый – висел тоже, который только длинный. И пакеты ещё пустые были рядом. Ещё коробки какие-то, ботинки вроде, чемодан ещё открытый был. И пахло этим… Ну как, когда бабушка ногти красит. Вроде бы всё.

Севка почему-то не стал сразу говорить про труп, очевидно, он не желал заново переживать испытанный ужас. А я поразилась цепкости детской памяти. Или это обстоятельство легко объясняется стрессовым состоянием?

Я читала, что есть даже такая нетрадиционная система подготовки к экзаменам. Психологи советуют, ссылаясь на какие-то исследования учёных. Надо тебе надёжно вызубрить, к примеру, несколько десятков новых иностранных слов или сложных формул. Для этого нужно создать себе условия, которые твой организм воспримет как экстремальные. Например, при заучивании можно периодически совать руку в ведро со льдом и держать там. Или сильно щипать себя, или держать палец над горящей свечой. Звучит диковато, никогда не пробовала, но учёным виднее.

Между тем полицейский внимательно выслушал перевод (Севкин нестройный детский рассказ, конечно же, этого требовал) и, проигнорировав отсутствие информации о виде и положении трупа, рявкнул:

– Кейс был пуст?

Мы с ребёнком одновременно вздрогнули.

Интересно, у этого грубияна есть дети?

Я обняла сына, чтобы немного его успокоить, и как могла спокойным тоном спросила:

– Сева, чемоданчик, который там лежал открытым… ну, про который ты говорил… В нём что-то было? – интуитивно поняв, что содержимое того самого кейса очень интересовало противного Капитана, я внимательно смотрела в глаза ребёнка, чтобы не пропустить ни единой тени его сомнения или детского лукавства.

– Пустой был, точно. Просто лежал открытым на полке. – Взгляд сына был испуганным, но чистым – он говорил правду.

Что бы ни интересовало Капитана, его в этом кейсе на момент Севкиного вторжения в контейнер уже не было.

Я заметила, что мужчина, сцепив руки в замок, тоже пристально наблюдал за моим сыном, пока тот отвечал.

Я начала переводить, но он оборвал меня жестом: перевод не потребовался. Вместо этого полицейский спросил меня:

– Могу ли я уточнить у вашего сына, как выглядел, где и в какой позе находился труп Кенана Карталя в момент его обнаружения? Простите, но это необходимо. Да и процедура, знаете ли. Спросите, пожалуйста, сами, я не умею.

– Да, я вижу, – автоматически съязвила я.

Капитан внезапно смутился. Надо же, хоть какие-то человеческие эмоции ему присущи.

– Сейчас я спрошу. Сева, этому полицейскому очень важно знать, как выглядел, как сидел, где сидел тот дядя. Который умер, – чувствуя себя полной идиоткой, спросила я ребёнка.

Тот неожиданно принял важный вид и брякнул:

– Так ты же можешь показать… – И осёкся, увидев мой зверский взгляд. – В смысле он сидел в дальнем углу вот так и вот так к стене ящика прислонился, спиной к дверце, как я сейчас к двери этой комнаты.

Севка прямо в кроссовках залез на директорский диван, повернулся спиной к выходу и скрючился, задрав колени почти к подбородку.

Полицейский на автомате завёл левую руку за спину и потёр внезапно, видимо, занывшую поясницу. Да, обычному взрослому мужчине такие гимнастические па даются непросто.

– Я задам последний вопрос, – сказал Капитан. – Женщина, убиравшая номер, как она отреагировала, когда ребёнок закричал? Он ведь закричал, да?

Я перевела. Севка слез с дивана, подумал немного, видимо, чувствуя большую и взрослую ответственность, а потом сказал:

– Тётя сначала заорала очень страшно, потом она что-то много раз говорила про Аллаха. Потом она меня обняла, и мы убежали оттуда вместе. А ещё она тряслась вот так, – и сын поколебал в воздухе руками.

Полицейский кивнул, сделал какие-то записи в своём блокноте и отпустил нас «до появления к нам дополнительных вопросов».

После всех перенесённых этим вечером переживаний я мечтала побыстрее оказаться в тишине своего номера за плотно закрытой дверью.

Есть совершенно не хотелось ни мне, ни Севке. Поэтому мы, забежав скорее по привычке, чем по велению желудка в ресторан, просто положили на тарелку несколько пирожных и загрузили карманы фруктами. В комнате, на наше счастье, были принадлежности для чая.

К моему великому облегчению, проведя в ресторанном зале всего пару минут, мы не встретили никого из знакомых гостей отеля, а менеджер Ахмед как раз общался с парой респектабельных дам и удостоил нас лишь вежливым кивком. Интересно, знал ли он уже последние новости?

В лобби по-прежнему играла приятная музыка, шумели неуёмные дети, бармен смешивал коктейли, наливал газировку и нажимал кнопки кофемашины.

Немного поколебавшись, я заказала два крепких лонг-дринка. В конце концов, самостоятельно мои нервы сегодня однозначно не успокоятся, а между тем мне необходимо многое обдумать. Надо лишь уложить Севку спать.

Детская нервная система, да простят меня профессиональные доктора, кажется мне порой прочнее стальных канатов. По крайней мере, я, не являясь гипертрофированно эмоциональной истеричкой, переживаю одни и те же события гораздо интенсивнее моего сына.

Севка заснул быстро и сладко, стоило лишь прочитать ему вслух главу из любимой книги, и теперь сопел рядом со мной, обнимая подушку.

Я осторожно погладила его по голове. Сын вздрогнул, шумно вдохнул и повернулся на другой бок.

Я накинула на плечи плед, взяла коктейль, тихо открыла замок балконной двери и вышла на воздух. В ноздри ударил запах сырости и как будто свежескошенной зелёной травы.

Дождь был таким сильным, что не позволял рассмотреть даже очертания деревьев на территории отеля.

Я потянула напиток через трубочку, прикидывая, как бы примоститься на не залитом водой участке балкона. Наконец эта задача была успешно решена. Между тем под действием расслабляющего коктейля мои мысли постепенно замедляли свою бешеную скачку и начинали выстраиваться в более-менее стройную цепочку.

Убит человек. Вот он был, пел перед нами живой, яркий, активно излучающий энергию, и вот его нет. Получается, после окончания новогодней программы он вернулся в свою гримёрку, а там… А там его ждал убийца? Или наш артист сам впустил его после? Это, я уверена, и будет выяснять для начала полиция.

Но почему же его убили? Возможно, банальное ограбление? Да, скорее всего, у него были какие-то ценности. Только весьма странно грабить человека вот так, в гостиничном номере. Ещё и с убийством. Да и вряд ли охрана пустила бы на территорию каких-то грабителей. Или это была какая-то более сложная история с ревностью, соперничеством, завистью, местью, наследством, наконец?

Я мысленно перечисляла все всплывающие в памяти мотивы убийств из прочитанных за жизнь детективных историй.

И внезапно кое-что вспомнила. Почему полицейский прицепился к какому-то кейсу?

Я нащупала в своем кармане спешно изъятый у Севки перед беседой с полицейским телефон, загрузила ещё раз то самое злополучное видео и стала просматривать его кадр за кадром, пытаясь найти искомый объект.

Вот, промелькнул. Я прокручивала видео и внимательно рассматривала лежавший на боковой полке контейнера открытый кейс. Металлический или что-то вроде того.

Господи, приходит же кому-то в голову таскать с собой переносной сейф. Вот и кодовый замок в нём, и, судя по виду, весьма серьёзный.

На контейнере, кстати, тоже была кодовая система. Севка снимал крупным планом кнопку открытия дверцы, и на видео чётко видны колёсики с цифрами (над этой злополучной кнопкой и под ней), их там не меньше шести штук.

Мои глаза устали смотреть в светящийся экран. К тому же поминутно на экране всплывало раздражающее меня уведомление о том, что свободная память в детском гаджете заканчивается.

Я откинулась в кресле и, чтобы окончательно привести мысли и нервы в порядок, попыталась вслушаться в дождь. Потом, прикончив коктейль, я вернулась к Севкиному телефону и открыла папку с аудиозаписями. Надо бы почистить память телефона, начав с наименее ценного и заметного для ребёнка.

Я включила последнюю по дате и времени запись и невольно улыбнулась. На фоне гудящих знакомых, в том числе моего собственного, голосов отчётливо было слышно воркование Ольгиных малышек Маши и Даши.

Оставив запись проигрываться дальше (она чудесно дополняла ровный шум дождя), через некоторое время я услышала на ней звук старого телефона, затем несколько извиняющихся слов на английском, сопение, топот, хлопок закрываемой двери и затем приглушенные фразы на турецком.

Судя по всему, я сейчас становилась невольным слушателем телефонного диалога, который свёкор моей подруги господин Керем два дня назад постарался тщательно скрыть от посторонних ушей. Единственными безопасными, на его взгляд, были уши его внучек, выбежавших следом за любимым дедушкой из гостиной. Однако господин Керем не учёл, что девочки вероломно стащили телефон совершенно разомлевшего от их обаяния и смешной болтовни Севки. С включённым на нём в тот момент режимом аудиозаписи.

Я не стала закрывать файл. Чем дальше я слушала речь Ольгиного свёкра, тем сильнее меня охватывал леденящий ужас.

Дабы на сто процентов удостовериться, что я не ослышалась, мне пришлось вернуться в комнату и прослушать запись ещё раз. Нет, сколько ни слушай, ошибки здесь быть не может. Моего скромного, как я всегда думала, знания турецкого языка оказалось достаточно, чтобы понять очень многое.

Господин Керем на этой записи определённо обсуждал со своим тайным собеседником будущее убийство Карталя. Отчётливо слышны были и имя артиста, и название нашего отеля, и словосочетание «новогодняя ночь». А главное – фраза «Мы не сделали этого раньше, теперь мы наконец добьём его».

Я залпом выпила последний коктейль и уставилась в темноту.

Глава 10

Дождь беспрестанно лил вот уже вторые сутки, и казалось, конца ему не будет никогда. После бессонной ночи, проведённой в тяжёлых мыслях, я чувствовала себя совершенно разбитой. Причём мои размышления не привели, по сути, ни к какому полезному результату.

Я была растеряна и не знала, как мне теперь правильно поступить.

Рассказать своей подруге Оле обо всём прямо и, возможно, разрушить этим её безоблачное семейное счастье? Или умолчать, но попробовать уговорить её съехать снова от свёкра и, по крайней мере, быть подальше от него и его тёмных делишек?

Как могла я просто так оставить подругу в опасном неведении, на произвол судьбы, в доме преступника, хладнокровно отдающего распоряжение об убийстве?

«Очень маловероятно, что этот приятный с виду человек действительно работает в полиции, – рассуждала я. – Скорее всего, наивной подруге просто озвучили красивую легенду».

Голова невыносимо гудела от страшных предположений.

Звонок мессенджера прервал мои мучительные размышления.

Я взглянула на экран мобильника. Господи, это Оля! Что могло заставить её позвонить мне в такую рань?

От возникшего напряжения в мой висок немедленно впилась игла боли. Я вертела телефон в руке, не решаясь ответить на видеозвонок.

Севка, разбуженный громким пиликанием гаджета, сел на кровати, потёр глаза и зачем-то сообщил мне:

– Мам, тебе звонят.

– Я знаю, Сев, – задумчиво ответила я.

– Мам, это же Альёля, – недоумевал ребёнок, заглядывая в экран. – Ответь скорее!

Я вздохнула и нажала кнопку ответа. В окошке появилась моя подруга с очень сосредоточенным, несмотря на приклеенные под глазами розовые косметические примочки, выражением на лице:

– Люб, привет, и ещё раз с Новым годом вас с Севой. Тут такое дело. В общем, ты можешь сейчас поговорить с папой Керемом?

Я замерла, сидя на кровати с разинутым ртом. Такого поворота событий я никак не ожидала. Мне придётся сейчас лицом к лицу столкнуться, пусть и посредством видеосвязи, с человеком, который, я знала, спланировал совершённое вчера страшное убийство. И этот человек хочет со мной о чём-то поговорить?!

Секунды шли, а я не могла выдавить из себя ни звука. Оля приняла моё молчание за согласие и, критически осмотрев попадающую в камеру часть меня на предмет одетости, решительно передала свой телефон свёкру.

Я с трудом стряхнула охватившее меня оцепенение. Керем Мевланоглу, ещё вчера представлявшийся мне ласковым дедушкой и радушным хлебосольным хозяином, сегодня, казалось, был прежним лишь внешне. В остальном – предельно напряжён и даже резок.

После короткого уважительного приветствия он перешёл непосредственно к делу, быстро заговорив по-английски:

– Люба, мне уже в целом обо всём известно. И я также знаю, что вас с Севой уже приглашал на беседу мой заместитель.

Что?! Час от часу не легче. Мои мысли снова взяли бешеный темп.

Получается, Ольгин свёкор – действительно полицейский. Более того, судя по озвученной на нашем вчерашнем допросе должности сурового Капитана, господин Керем – начальник полиции всего этого региона.

Пока я переваривала ещё и эту информацию, он продолжал:

– Надеюсь, Сева уже чувствует себя лучше после всего, что ему, бедняге, пришлось пережить. Я постараюсь более не подвергать вас обоих в процессе расследования излишнему стрессу. По правде говоря, для начала я уточнил у Ольги, могу ли надеяться и рассчитывать на вашу, Люба, помощь. Ольга заверила меня, что однозначно могу. Поэтому уж не сочтите это за излишнюю наглость. Я выезжаю в отель прямо сейчас. Мне сообщили, что заблокированный участок дороги наконец расчистили. Мне, право, неловко нагружать вас своими проблемами в ваши законные каникулы, но ситуация очень напряжённая и совсем не терпит отлагательств. Поверьте, это очень серьёзно. Нельзя терять драгоценное время, нужно попытаться раскрыть дело по горячим следам. Ну, так я могу на вас рассчитывать?

Я сидела неподвижно и безуспешно пыталась понять, что происходит и во что меня пытаются втянуть.

Облизав пересохшие губы, я неожиданно сиплым голосом простуженного пьяницы спросила:

– Что именно мне нужно сделать?

– Бог мой, я же не озвучил вам суть просьбы. Ужасно и непростительно. Двое очень нужных мне сейчас сотрудников застряли из-за ливней в сельской местности и без надёжной связи. Поэтому в деле об убийстве Кенана Карталя мне нужен хороший русский переводчик. Причём такой, которому я мог бы всецело доверять. Вы, Люба, подходите на эту роль как никто другой.

Только состоянием совершеннейшего недоумения на грани шока я могу объяснить моё произнесённое в тот момент тихое «хорошо».

Отель, между тем, определённо наполнился слухами. Горничные перешёптывались, скучающие на постах охранники были ещё мрачнее обычного, улыбки барменов, казавшиеся всегда такими искренними, сегодня выглядели как-то вымученно-натужно. Даже вездесущие монгольские дети и те где-то затаились и не показывали в лобби своих любопытных носов.

И только менеджер Ахмед своим излучающим неизменное радушие видом ни на секунду не позволял усомниться, что в отеле всё по-прежнему спокойно и прекрасно.

– Доброе утро, мадам Луба! Вы уже были сегодня в спа? В такую ужасную погоду, считаю, молодой женщине это просто жизненно необходимо для поддержания хорошего настроения.

Я недоверчиво покосилась на Ахмеда. Он не может не знать об убийстве. Он что, биоробот и под его седой шевелюрой находится просто набор бесчувственных микросхем?

– Мадам Луба, не нужно считать меня неэмоциональным истуканом, – при этих словах я вспыхнула (как он услышал мои мысли?), а Ахмед хитро заулыбался одними глазами и потрепал по голове Севку. – Мерзости, поверьте, случаются в мире каждую секунду, но сам мир от этого не перестаёт существовать и быть по-прежнему огромным и прекрасным. Жизнь, мадам Луба, продолжается. А вот время завтрака, боюсь, уже совсем скоро закончится, поэтому рекомендую заняться им немедленно. Сейчас я распоряжусь приготовить для вас чашечку отменного кофе по-турецки. А после завтрака непременно сходите в спа.

Я промычала в ответ что-то нечленораздельное и потащила всё ещё жмущегося ко мне сына к блюдам с едой. За столиком у панорамного окна сидела бледная брюнетка с неаккуратно забранными в узел волосами и распухшими, очевидно от слёз, глазами. В ней с трудом можно было узнать спутницу убитого артиста Алисию Хан.

Дождь, к счастью, начал ослабевать и больше не лил как из гигантского перевёрнутого ведра. Однако гулять по мокрым улицам города с его сложным холмистым рельефом всё ещё не представлялось нам возможным. Или по крайней мере безопасным. Поэтому мы с Севкой решили последовать совету Ахмеда и, завернувшись в белоснежные отельные халаты, спустились в спа.

Выполненный в стиле восточного дворца и украшенный искусными мозаиками и разноцветными витражами, банный комплекс уже одним своим видом располагал к расслаблению и сонной неге. Да, пожалуй, седовласый менеджер был прав и поход сюда был в нашем положении наилучшим решением.

Севка сразу же швырнул свой халат и выданное на входе в комплекс пушистое полотенце на плетёный шезлонг и с разбегу бултыхнулся в тёплый бассейн с подсветкой. Я заняла соседний шезлонг со столиком и для начала принесла к нему две чашки травяного чая. Затем, взглянув на увлечённо плавающего и ныряющего сына и предупредив дежурного работника спа-комплекса, что оставлю на несколько минут ребёнка на его попечение, я отправилась в горячую сауну.

Сухой жар покусывал мою кожу и разливался внутри тела умиротворяющим и усыпляющим теплом. Пахло деревом и совсем чуть-чуть какой-то незнакомой мне ароматической травкой. Я лежала с закрытыми глазами, руки и ноги казались мне очень тяжёлыми, словно отлитыми из чугуна. Странно, но ощущение это было весьма приятным, к тому же плохие мысли плавились от этого в моей голове, словно шоколад в детской ладони.

Керем Мевланоглу должен был приехать только к обеду, тогда же мы с ним и планировали встретиться. Он пообещал ввести меня подробнее в курс дела во время совместной трапезы в ресторане.

После утреннего разговора Оля перезвонила мне, сообщив, что «папа выехал», а она, со своей стороны, очень просит помочь ему ради нашей с ней дружбы. Пока же она поспешила поделиться со мной всем, что знала сама. По её словам, свёкор после звонка своего заместителя с сообщением о гибели артиста пришёл в неописуемую ярость. Причём настолько сильную, что ему, мечущемуся по дому словно разъярённый лев, пришлось поделиться с детьми причиной, вызвавшей эту эмоцию.

Официальное сообщение об убийстве к тому моменту в прессу ещё не просочилось, и никто из близкого окружения господина Керема не понимал толком, что происходит.

Объяснялась сила этой ярости не только самим фактом зверского убийства в его в целом спокойном регионе, но ещё и тем, что господин Керем не мог тотчас же прыгнуть в машину и лично направиться на место преступления.

Дело в том, что из-за сильнейшего дождя с гор сошли селевые потоки и временно заблокировали несколько участков дорог, окружавших город. А между тем, озабоченно всплёскивая руками, пояснила подруга, присутствовать лично на месте преступления свёкру почему-то было совершенно необходимо.

Ну конечно, конечно, лично!

Я не стала пока разочаровывать Олю и рассказывать ей о подслушанном мною накануне телефонном разговоре.

За ночь дороги удалось немного расчистить, и вот теперь господин Керем мчится к нам. Чего нельзя, к сожалению, сказать о двух остро необходимых ему здесь штатных переводчиках, которых не иначе как сам чёрт дёрнул уехать отмечать праздник в горы одной компанией и которые ожидали теперь расчистки дороги на их направлении. Судя по всему, там с этим дела обстояли намного сложнее.

– А между тем, – страшно округлив глаза, продолжила повествование подруга, – задержан некий русский мужчина, не знающий никаких иностранных языков. Плюс в наличии имеется ещё несколько русскоговорящих свидетелей.

И всех их допросить нужно было по вполне очевидным причинам максимально быстро, не упустив ни одной детали и нюанса. Последнее мог обеспечить лишь человек, владеющий русским языком как родным.

«Ну и в идеале – посвящённый глубоко и полностью в ход расследования», – мысленно добавила я.

Но Оля этого, правда, не сказала.

Выйдя из сауны и смывая выступивший пот под струями тропического душа, я уже приняла твёрдое решение воспользоваться ситуацией и проследить, раз уж предоставляется такая прекрасная возможность, за ходом этого дела.

«А если потребуется, – смело размышляла я, – и выступить потом в суде свидетелем, который разоблачит нечистое на руку следствие. Естественно, для этого предварительно придётся заручиться поддержкой нашего консульства».

Севка по-прежнему плескался в бассейне, создавая вокруг себя фонтаны брызг и волны, не уступавшие по своей силе иному цунами.

Я поблагодарила работника комплекса за то, что присмотрел за ним, и направилась к своему шезлонгу.

– Здравствуйте, Люба! – прозвучал знакомый голос.

Из-под, казалось, горы белых полотенец, заваливших один из лежаков, высвободилась изящная рука с длинными фиолетовыми ногтями и помахала мне. Затем я рассмотрела и лицо под сооруженным из тех же полотенец импровизированным тюрбаном.

– Здравствуйте, Валя, – вежливо ответила я. – Как ваши дела? Кажется, мы не виделись со вчерашнего обеда.

– Виталика забрали, – в качестве ответа на мои расшаркивания сказала Валентина, лениво растягивая слова, и поправила свой тюрбан.

– Как забрали? Куда? – не поняла я.

Валя неопределённо махнула рукой и со вздохом ответила:

– Они думают, что этот придурок убил артиста.

Глава 11

Мой разум бурно кипел негодованием. Отправив Севку обедать одного и накинув на себя куртку с капюшоном на случай возобновления дождя, я мерила быстрым шагом площадку перед отельной парковкой в ожидании приезда Керема Мевланоглу.

Поминутно спотыкаясь о выступающую местами плитку и чертыхаясь, я в красках представляла себе, как прямо в лицо высказываю накопившиеся в его адрес эпитеты. Все предыдущие мои отважные, но в целом очень разумные планы смело эмоциональной волной, вызванной сообщением Валентины.

Я просто не могла поверить в существование подобной вопиющей наглости. Это же надо было такое провернуть! Приказать убить в каких-то своих грязных интересах, пусть и, на мой личный взгляд, сомнительного, артиста, но всё же настоящего, живого человека. Причём наверняка в сговоре с этим своим неприятным заместителем (думаю, именно с ним происходил у Ольгиного свёкра тот самый подслушанный мной диалог). Недаром противный Капитан отирался на новогоднем отельном ужине, и при этом он определённо не смотрелся за банкетным столом обычным праздно отдыхающим гостем. А потом рука господина Мевланоглу хладнокровно поднялась состряпать дельце и повесить своё преступление на русского недотёпу Виталика, который пусть и раздражает порой окружающих своим поведением, но всё же из всех вариантов убийства, похоже, способен только на один – насмешить до смерти.

Твёрдо решив сразу же высказать Керему Мевланоглу всё, что я думаю и о нём самом, и вообще о местных органах порядка, причём не особенно стесняясь в выражениях, и потребовать немедленно освободить российского гражданина, я нетерпеливо дожидалась, пока припаркуется доставивший главу полиции микроавтобус.

Выйдя из салона, господин Керем сразу же увидел меня и решительно направился в мою сторону, на ходу снимая элегантное светлое пальто. Он протянул мне руку, собираясь поприветствовать. Однако, заглянув в глаза, интуитивно почувствовал степень моего напряжения и немедленно заподозрил неладное. Не говоря ни слова, он отослал сопровождавших его людей и мягко указал мне следовать за ним.

Мы присели в кресла в дальнем углу отельного холла. Господин Керем жестом подозвал официанта и заказал чай и два согревающих коктейля.

– Судя по вашему взгляду, вы, Люба, хотите затеять какой-то важный разговор, а у нас это без чая не делается. Аперитив же нам обоим не помешает перед обедом. Для повышения аппетита. Вы ведь тоже ещё не обедали, я не ошибся? – тон Ольгиного свёкра был серьёзным и очень спокойным.

Я проигнорировала вопрос начальника полиции об обеде. Вместо этого я набрала в лёгкие побольше воздуха, уставилась в свои колени и, не откладывая в долгий ящик, принялась выливать на него потоком свои обвинительные умозаключения, подкреплённые рассказом о невольно подслушанном мной телефонном разговоре. При этом я смело, с вызовом сообщила, что телефон с аудиозаписью находится в надёжном месте и если хоть один волос упадёт с головы моего ни в чём не повинного соотечественника (равно как с моей или моего ребёнка), запись эта будет сразу же опубликована. С подобающими случаю комментариями. И что я предлагаю добровольно отпустить Виталия и немедленно, а иначе ему, большому начальнику, не избежать позора, да ещё и международного скандала в придачу.

В конце я с достоинством прибавила:

– В своём ведомстве и в своей семье разбирайтесь, пожалуйста, сами. Я не стану рассказывать Оле ни о чём, я так решила. Но и помогать я вам, понятно, в такой ситуации отказываюсь.

Я перевела дух и впервые за всё время с начала произнесения мной эмоциональной тирады посмотрела на господина Керема.

И обомлела. Вместо ожидаемого мной прямого напряжённо-испуганного, а возможно, даже злого бегающего взгляда я увидела, что шеф полиции откинулся в кресле и беззвучно смеялся. Потом его смех перешёл в очень заразительный, какой-то детский, весёлый хохот.

Я растерянно молчала. Подошёл официант с тележкой, с любопытством посмотрел на моего визави, оставил на нашем столике заказанные полицейским напитки и ушел, поминутно оглядываясь.

Господин Керем наконец взял себя в руки, шумно выдохнул и сел ровно в своём кресле. Помолчав несколько секунд, он сказал уже вполне серьёзно:

– Люба, вы очень, очень смелая девочка. Не уверен, что я бы на вашем месте решился так рьяно защищать чужого человека от хорошо организованной банды убийц. И если учесть тот весьма ограниченный набор фактов, которым вы обладаете, вы сделали весьма достойный и логичный вывод. Однако, поверьте мне, в данном случае вы глобально и категорически ошиблись.

Он сам разлил чёрный чай по традиционным стаканам-рюмочкам, бросил в свой стакан кубик сахара, поднёс горячий напиток к губам и на мгновение, казалось, задумался, будто принимая какое-то важное решение. Затем он чуть заметно кивнул своим мыслям, очевидно, приняв его, и сказал:

– Я не хотел полностью посвящать вас в курс этого дела, Люба. По крайней мере, до завершения расследования. Мне казалось достаточным озвучить лишь несколько тезисов, которые непосредственно касаются предстоящих бесед со свидетелями в вашем присутствии. Но раз уж произошла такая утечка, авария прямо-таки, – и господин Керем снова залился озорным хохотом, видимо, вспоминая, каким именно образом произошла эта утечка, – придётся о многом рассказать вам. Иначе ведь вы так и будете считать бедного папу Керема отвязным мафиози. И потом, Люба, мне действительно очень нужна сейчас ваша помощь. Поэтому наберитесь терпения, будет небольшая исповедь, но зато для вас многое прояснится.

Всё ещё ничего не понимая, но уже интуитивно ощущая, что где-то глупо села в лужу, я вцепилась в свой стакан с чаем и принялась старательно помешивать отсутствовавший в нём сахар. И на протяжении всего рассказа господина Керема, последовавшего далее, я не проронила ни слова.

Раньше Ольгин свёкор, окончивший в юности сразу два факультета одного из европейских университетов, исторический и искусствоведческий, а впоследствии – уже на родине – получивший, по настоянию родителей, образование и в сфере юриспруденции, возглавлял небольшое столичное подразделение полиции. Оно занималось делами о незаконной добыче и обороте исторически значимых ценностей.

Имя и карьеру на этом поприще он сделал очень быстро. Ловля преступников, промышляющих махинациями с объектами всех исторических периодов, от Османского до Древнегреческого (ничего удивительного, значительная часть истории Древней Греции вершилась на территории современной Турции), была делом его жизни.

Господин Керем при этом часто направлялся высшим руководством в длительные командировки, в том числе в приграничные территории. Не исключая и восточные неспокойные горные рубежи, ведь бесценные раритеты зачастую ввозились и вывозились в зависимости от ситуации и пожеланий нелегальных покупателей именно на этих обширных и трудно просматриваемых участках.

Если вам кажется, что люди, незаконно добывающие и продающие древние мраморные статуи, куски стен с раннехристианскими фресками или золотые кофейники из османских дворцов, – это милые скромные ребята, нервно протирающие носовыми платочками запотевшие от стресса на допросах очки, то вы сильно заблуждаетесь. Огромная, а порой и баснословная стоимость продаваемых ими на чёрном рынке объектов часто делает из этих людей законченных бандитов и беспринципных убийц. А сложнейшие, растянутые по времени и географии операции, планы-перехваты, перестрелки и крупные задержания становятся обычными буднями для полицейских, которые с ними борются.

Господин Керем был так увлечён своей опасной, но любимой работой и так редко проводил вечера и выходные, не говоря уже о почти отсутствовавших отпусках, с семьей, что упустил драгоценное время, даже не заметив, как его молчаливая красавица жена стала угасать на глазах. Прозрев лишь, когда ничего уже было сделать нельзя.

Он остался работать в полиции, но ушёл с той самой некогда любимой службы и перебрался сюда, в спокойную южную провинцию, прихватив сына Али, входившего тогда в подростковый возраст, и верную помощницу Фатму, не пожелавшую расстаться с мальчиком, которого она нянчила с пелёнок.

Здесь Керем Мевланоглу, обладая богатейшим профессиональным опытом, прекрасным дипломатическим даром и хорошими связями, быстро дослужился до регионального начальника.

Конечно же, за годы службы в этом регионе тоже было всякое: и ограбления банков, и перестрелки между не поделившими бизнес дельцами, и даже весьма запутанные убийства. Однако всё это случалось здесь, в гладко причёсанном и ровно подстриженном туристическом регионе, крайне редко, и это совсем нельзя было сравнить с предыдущей клокочущей ежедневными непредсказуемыми событиями столичной службой господина Керема. По сравнению с ней сегодняшняя его должность представлялась почти что созерцательной.

Но некоторое время тому назад ему позвонил бывший коллега «из прошлой жизни» и сказал, что им стала доступна следующая, плохо пока проверенная информация.

Через регион господина Керема в ближайшее время будет осуществлена прямая незаконная попытка вывоза в Германию небольшой по объёму, но очень серьёзной по наполнению партии драгоценностей, датируемых XVIII веком.

Что это за ценности, каков источник их происхождения, кто выступит международным курьером и какова примерная логистика перемещений груза и его оплаты, с точностью сказать бывший коллега пока не брался.

Однако по ряду признаков за сделкой стоял их общий «старый знакомый», отсидевший свой немалый срок, подаренный ему господином Керемом.

Срок этот явился итогом длительной и сложной полицейской операции, той самой, что полностью захватила его тогда. Той самой, из-за которой он не уберёг от смертельной болезни жену.

Откровенно говоря, этот человек не был напрямую повинен в трагедии, произошедшей в семье Керема Мевланоглу, он явился лишь косвенной причиной, а скорее даже её фоновым обстоятельством. Однако ненависть к нему, пришедшая в душу полицейского на смену гораздо тяжелее переживаемой мужчиной скорби, жила там до сих пор и была по-человечески понятна.

Вышеупомянутый преступник недавно вышел на свободу. Почерк вырисовывался явно его. А значит, ценности, скорее всего, должны были прийти привычными для него и давно отработанными путями через границы со странами, на территории которых происходила военная либо террористическая неразбериха. В этих условиях разграбление даже национальных сокровищниц – обычное дело.

Таким образом, логичным представлялась доставка «посылки» с курьером в этот курортный город, являвшийся фактически воротами из восточного, горного региона страны в западный и одновременно обладавший международным аэропортом. Целью доставки товара в город должна была быть, очевидно, его визуальная оценка, оплата и передача груза надёжному международному курьеру. Рейсы в Германию, куда должны были улететь ценности, осуществлялись из местного аэропорта ежедневно, дважды в сутки.

Коллеги-полицейские договорились держать руку на пульсе, активно сотрудничая и ежедневно сообщая друг другу о положении дел.

До предновогодних будней никакой новой, а тем более срочной информации по этому делу не появлялось. Сам господин Керем и его сотрудники, будучи не только полицейскими, но ещё и обычными людьми, планировали короткие семейные выходные (таких продолжительных новогодних каникул, как у нас, в Турции нет) и привычные праздничные мероприятия. Однако тридцатого декабря тот самый коллега неожиданно позвонил и сообщил, что курьер с «посылкой» действительно прибудет в их город и там же обменяет товар на наличные деньги. Сумма была озвучена в евро и содержала много нулей. Покупатель – гражданин Германии, предположительно русского происхождения – будет встречать груз в конечной точке и получать лично с международным курьером.

Но главное, как сообщил столичный коллега, тем самым международным курьером, равно как и вынужденным казначеем сделки, выступит артист Кенан Карталь, которому для этих целей спешно организовали новогоднее выступление в нашем отеле. Хозяин отеля, к слову, здесь совершенно ни при чём, он лишь был счастлив ухватиться за возможность заполучить на свой новогодний банкет модного бодрумского исполнителя за символические деньги «просто потому, что артисту удобно провести пару дней на южном побережье и потом улететь оттуда на гастроли в Европу».

Этот разговор я и услышала в аудиозаписи на Севкином телефоне. В конце подслушанной мной беседы господин Керем горячо заверил своего коллегу, что теперь они наконец завершат начатое раньше благое дело и вместе добьют этого бандита и его людей. Посадив их всех заново и теперь уже на гораздо менее перспективный, в смысле скорого выхода на свободу, срок. Данную мысль, озвученную, впрочем, тогда господином Керемом гораздо короче, я и расценила, к своему стыду, как побуждение к убийству.

Господин Керем, между тем, не собирался отказываться от намеченных семейных планов на выходные. На то были и глубокие личные причины (шеф полиции после пережитого горя более никогда не ставил работу выше семьи), и вполне объективные профессиональные.

Дело в том, что столичный коллега, курировавший операцию, заранее командировал в город двух своих сотрудников. Те были призваны проработать и спланировать мероприятия на месте, а впоследствии инкогнито заселиться в отель и контролировать ситуацию до момента передачи денег.

Доставка товара и его оплата, по сведениям, попавшим в распоряжение отдела, должна была осуществиться днём второго января. Информация о месте и точном времени поступила бы артисту каким-то образом дополнительно. Рейс его в Берлин также был назначен на вечер второго января.

Господин Керем планировал вернуться в город ранним утром этого дня и при необходимости присоединиться к операции.

Наличные деньги, предположительно, всё это время должны были находиться у Карталя. Поскольку сумма крупная, хранение её должно было осуществляться в сейфовом режиме. Видимо, эту функцию и выполнял его контейнер, оснащённый серьёзным кодовым механизмом и обладающий очень хорошей физической внешней защитой.

Понятен был также и выбор Кенана Карталя в качестве международного курьера. В том смысле, что ценности, которые артист планировал доставить за неплохую, видимо, мзду в Германию, наверняка призваны были гармонично затеряться на фоне его экзотических и обильно украшенных костюмов из разных эпох и параллельных измерений под видом искусно выполненного декора.

Первого января, после новогоднего банкета, Кенан Карталь был убит. Денег в его сейфовом контейнере нет, зато есть вскрытый кейс, который как нельзя лучше подошёл бы на роль хранилища искомой суммы. Кроме того, незадолго до новогоднего банкета рейс Карталя был изменён им самим с вечернего вылета второго января в Берлин на ночной первого января во Франкфурт. По крайней мере это было осуществлено с его собственного аккаунта. Естественно, на рейс артист не явился.

Российского гражданина Виталия Воронкова задержали вполне логично, по причине того, что именно он последним заходил, согласно данным с камеры видеонаблюдения, в гримёрку Карталя, а также его, господина Воронкова, серьёзных угроз в адрес ныне убитого артиста, объявляемых во всеуслышание.

Быть же непременно на месте преступления и лично вести расследование этого убийства господину Керему было необходимо как из соображений профессионального достоинства и ответственности за вверенный ему регион, так и из-за угрозы возникновения некоторых дипломатических неурядиц. В деле, пояснил он, вероятно, замешаны граждане иностранных государств, а уж такими делами лучше самого господина Мевланоглу в его службе никто не владеет.

В дополнение к этому в отеле в момент совершения преступления находился его непосредственный заместитель.

Вновь озвученное имя сурового солдафона моим мозгом было охотно опознано, но вот в памяти откладываться по-прежнему категорически не желало.

Капитан, по словам господина Керема, вынужденно принял на себя первую волну следственных мероприятий, хотя по сути и согласно букве закона должен бы проходить в деле в роли свидетеля.

«Ну да, конечно, свидетеля! – ехидно отметила я про себя. – Проморгал преступление. Ему теперь точно светит строгий выговор».

– Люба, мне ещё многое предстоит вам рассказать до того, как мы начнём опрашивать свидетелей, – внезапно прервал своё повествование господин Керем. – Поверьте, мои люди ни минуты не сидели здесь без дела. Но я страшно голоден с дороги. Составьте мне, прошу вас, приятную компанию за обедом. Не будем портить трапезу мыслями об убийстве. А после мы обязательно продолжим наш интересный разговор.

Глава 12

Ахмед, отчитывавший за что-то приглушённым голосом симпатичного официанта неподалёку от входа в зал, сверкнул глазами в сторону нового гостя, когда мы вместе с ним приблизились к ресторану. Затем, очевидно, узнав шефа полиции, менеджер церемонно поприветствовал его и лишь потом меня и осведомился, не желаем ли мы пообедать вдвоём, в стороне от любопытных глаз.

Услышав от господина Керема, что именно этого мы как раз и желаем, он предложил нам занять отдельно стоящий столик, тот самый, за которым до этого трапезничал Кенан Карталь.

– Ваш сын уже пообедал и куда-то убежал по своим делам, – добавил Ахмед.

Но я не отреагировала должным образом на заботливый комментарий мужчины. По правде говоря, я даже не нашла в себе силы поблагодарить, лишь молча кивнула, и это наверняка не смогло ускользнуть от его чутких глаз.

Всё ещё находясь под впечатлением от рассказа господина Керема, имевшего для меня эффект ушата ледяной воды, я испытывала странный коктейль из чувств. Это была безумная смесь растерянности, стыда, раскаяния и одновременного жгучего желания немедленно куда-то бежать и что-то делать. Последнее, очевидно, подсказывала моя совесть. Я должна была, казалось, непременно загладить свою вину, внеся посильную лепту в расследование этого преступления. Тем более раз уж так совпало, что глупо оклеветанный мною ни в чём не повинный свёкор подруги лично просил меня об этом.

Тот, к слову, не проявлял никаких внешних признаков испытываемого оскорбления или раздражения, чем вызывал лишь ещё более интенсивные приступы раскаяния в моей душе.

Если бы в тот момент мне предложили бросить всё и отправиться служить личным переводчиком господина Керема на бесплатной основе добрых полгода, я бы, вероятно, посчитала для себя эту кару вполне справедливой.

Ольгин свёкор оказался, однако, очень деликатным и тонко чувствующим человеком. За обедом он успешно вывел меня из состояния одеревенения, искусно подбирая нейтральные темы для беседы и переключая моё внимание на простые насущные вещи.

Мы говорили о природе, об отступившем наконец циклоне, о детях, а самое большое внимание было по праву уделено поданным лично шеф-поваром чудесным ароматным отбивным с кисло-сладким соусом, который, как он пояснил нам, был приготовлен из местного сорта мелкой сливы.

В итоге к концу трапезы в моей душе из всего клокотавшего там эмоционального коктейля осталась лишь уверенная решимость к действиям. И ещё, пожалуй, робкая надежда на то, что господин Керем всё же не расскажет Оле и Али о моих злополучных умозаключениях и они не станут с хохотом припоминать мне эту историю при каждой встрече.

В завершение обеда, выпив присланный Ахмедом крепкий турецкий кофе, господин Керем внезапно посерьёзнел, внимательно посмотрел на меня и, по-отечески накрыв ладонью мою руку, сказал:

– А вот теперь, Люба, нам придётся поработать.

Трудиться нам с шефом полиции предстояло в небольшом конференц-зале (о существовании которого в нашем отеле я до того момента и не подозревала). Судя по всему, директор не пожелал на этот раз жертвовать своим уютным кабинетом ради нужд доблестной полиции. К тому же соблюдение режима строжайшей секретности отельному руководству более не требовалось, а если точнее, уже и не получалось.

Господин Керем расположился за большим столом перед электронной доской, украшавшей одну из стен конференц-зала, и напоминал теперь профессора, ожидающего студентов на свою лекцию в аудитории. Общую картину при этом гармонично дополнял ноутбук полицейского и пачка каких-то бумаг, вынутая им из портфеля и занимающая теперь пространство на столе прямо перед его глазами.

Я села рядом в удобное кожаное кресло и потыкала в кнопки выданного мне казённого диктофона. Вроде бы всё понятно.

– Севе потом подарим такой же, – хитро подмигнул мне шеф полиции, – профессионал растёт, нельзя зарывать талант в землю.

Я покраснела, снова вспомнив злосчастный аудиофайл. Севку мы, кстати, перед нашим походом в конференц-зал отыскали в лобби и вверили на попечение девушке-бармену, той самой, которая недавно хихикала вместе с ним над записью танцующего Виталика. Теперь, временно освобождённая от своих основных обязанностей, работница ответственно следила, чтобы мой ребёнок не потерялся, не остался голодным и главное – не разнёс в щепки отель.

Продолжить чтение