Нгоньяма желтогривый
© ИП Воробьёв В.А.
© ООО ИД «СОЮЗ»
Глава I. Логовище в тростниковых зарослях. Детство
С самого раннего детства у Нгоньямы лапы были большие и толстые, а лоб собирался в морщины. Эти морщины, сходящиеся у переносицы, придают всем львам вид степенный и величавый.
Когда Нгоньяма и его сестра Булюбис научились ходить (а произошло это на втором месяце их жизни), им служило жилищем логовище в тростниковых зарослях. Тусклыми светло-голубыми глазами львята пристально следили за таинственными яркими пятнами на земле. Словно котята, они вытягивали свои большие лапы и пытались поймать ускользающий солнечный луч. Мягкая серовато-желтая шубка, испещренная темными пятнами, придавала им обоим сходство с плотными комками пестрого пуха.
Родились они за несколько километров от зарослей, среди нагроможденных одна на другую гранитных глыб. Сюда львица перетащила их – сначала одного, потом другого, – держа зубами за загривок.
Новое логовище казалось ей более удобным, так как здесь поблизости она охотилась, и теперь ей не приходилось тащить издалека добычу своим детенышам.
Об этих первых днях своей жизни Нгоньяма не сохранил никаких воспоминаний. Но вскоре он начал обращать внимание на внешний мир. Сильное впечатление производили на него треск и шелест сухого тростника. Всегда здесь слышались шорохи. Когда легкий ветерок пробегал по зарослям, раздавался тихий шепот. Тростник громко потрескивал под обжигающими лучами солнца. И в тишину вползал шорох, словно к логовищу подкрадывались невидимые враги. Маленькие, круглые, мохнатые ушки Нгоньямы ловили каждый звук, и настораживалась даже сонная Булюбис.
Воздух был теплый, навевающий дремоту, и львенок теснее прижимался к своей сестре. «Ешь, спи и двигайся, ибо завтра ты будешь жить» – вот правило, которому бессознательно следуют все звереныши.
Пища дает силы, сон способствует росту, и движения придают телу гибкость.
Прошло с полгода, львята росли и крепли…
Вдалеке, у края зарослей раздался шорох. Быть может, это ветер зашелестел в тростнике, но львята тотчас же вскочили и, припадая к земле, стали кружить по утоптанной площадке; потом остановились бок о бок, всматриваясь и прислушиваясь. Снова шорох. И снова львята засуетились, вышли было на тропинку, проложенную львицей, но через секунду отступили и замерли, внимательные, настороженные.
До их слуха донеслось тихое нетерпеливое ворчание: львица сердилась, когда добыча, которую она тащила, цеплялась за тростник.
По узкой извилистой тропинке львица подошла к логовищу, высоко подняв морду и держа в пасти труп водяного козла [Водяной козел принадлежит к семейству водяных антилоп. Это красивое животное почти с оленя ростом. Живет небольшими стадами по берегам рек, в зарослях тростника]. Теперь звереныши не походили на беспомощных ласковых котят: рыча друг на друга, они жадно отрывали куски мяса, а их длинная, гибкая желтая мать, сощурив глаза, лежала у входа в логовище и хвостом отбивала такт. Когда львята утолили голод, она обнюхала остатки пиршества и, глухо ворча, принялась за еду. Потом шершавым языком умыла детенышей. Тяжелой лапой придерживала она сначала Нгоньяму, потом Булюбис; а толстые пушистые львята жалобно выражали неудовольствие. Наконец семья отправилась на водопой к маленькому пруду. Шли они гуськом; напившись, все вернулись в логовище.
Спустилась ночь. Львица и два львенка впивались глазами в темноту. Сверкали их глаза, зеленые, круглые; уши ловили каждый звук – и голоса хищников, и крики преследуемой добычи. Лягушки в пруду затянули песню, в странной симфонии звуков басовые ноты чередовались с дискантовыми. Сухая грудь земли вибрировала, отвечая на песнь охоты и погони. Громко трещал сверчок, глухо рыкал лев, меланхолично гукала сова и стонал шакал.
В ночи бодрствовали живые существа, смелые, ловкие, решительные. Здесь не было места неприспособленным, ленивым. Каждый должен был защищать свою жизнь, а победу обеспечивали проворство, чуткий слух, острое обоняние.
Голоса ночи заглушались рыканием льва. Рычит он, когда почует дождь либо захочется ему услышать собственный голос. Рыканием призывает он подругу, бросает вызов врагу, дает знать о своем приближении или старается внушить страх. Но, выслеживая добычу, лез умеет не нарушать тишины; ступни его лап защищены подушечками – он ступает мягко, как кошка.
В шуршащем тростнике львята прислушивались к голосам ночи и учили азбуку зверя, запоминая отдельные звуки, приносившие весть о жизни в ночи.
Львица слушала и наблюдала. Вдруг она почувствовала что-то нарушившее ее спокойствие. Это была сырость дождя, донесшаяся издалека. Если пойдет дождь, в логовище будет сыро, а сильный ливень затопит долину, заросшую тростником.
Львица почувствовала сырость и, как бы желая проверить свои наблюдения, покинула логовище и остановилась у края зарослей. Слева донесся резкий, пронзительный крик, напоминающий крик оленя; можно было подумать, что неумелый музыкант играет на трубе. Затем раздался стук копыт: стадо гну [Гну – род африканских антилоп] двигалось на восток, откуда повеяло дождем. В темном небе весело перекликались дикие утки; они тоже держали путь на восток, а пение лягушек стало громким и радостным.
Львица вернулась к своим детенышам и увела их из логовища в тростниках. Они добрались до каменной гряды, и здесь она нашла убежище под выступом скалы, обращенным на запад.
Утром капли дождя забарабанили по сухой земле. Сотни ручейков с журчащим смехом устремились к взбаламученному красному потоку, сдавленному берегами, обожженными солнцем. И красный пенистый поток вышел из берегов, затопив тростниковые заросли. Больные, высохшие корни жадно впитывали влагу, а вода просачивалась все глубже и глубже, наполняя холодные подземные резервуары, откуда берут начало источники.
В продолжение тридцати шести часов лил дождь. К утру третьего дня серые, опаленные солнцем равнины зазеленели и расцветились цветами розовыми и малиновыми, напоминающими здоровый румянец.
Лев вышел из теплой пещеры и зарычал, выражая полное свое удовольствие.
Равнины оделись зеленой травой, значит, у антилоп корма будет вдоволь, а жирная антилопа – легкая добыча. Вот почему лев снова зарычал. От сухой и раскаленной земли у льва потрескались ступни, а теперь он с облегчением ступал по влажной почве. Еще раз его рыкание прорезало тишину. Потом он улегся, намереваясь вздремнуть, зевнул, широко разевая пасть, и вдруг увидел испуганную мордочку львенка, смотревшего на него снизу, из-за выступа скалы.
Львенок скрылся. Лев встал и направился к скале, но львенок спрятался за мать, а львица рычанием встретила посетителя. Быть может, лев был отцом ее детенышей, может быть, и нет; как бы то ни было, он дал понять, что согласен стать членом семьи.
После дождя много будет крупной дичи, а охотиться вдвоем и легче и веселее. Желая снискать расположение львицы, он тихонько зарычал, потом широко разинул пасть и оглушительно заревел. Когда снова спустилась тишина, лев величественно окинул взглядом зеленую равнину и тяжело опустился на землю.
Львица не обращала на него внимания, но хвост ее, украшенный на конце кисточкой, тихо ударял по земле. В сущности она была очень довольна: нелегкое дело прокормить двух подрастающих детенышей, теперь забота о пропитании ляжет на двоих.
Зазеленели равнины, и крупная дичь потянулась на тучные пастбища. А за дичью следовали львы.
На третий день к каменной гряде приблизилась процессия: три льва, две львицы и два львенка, на несколько месяцев старше Нгоньямы и Булюбис. Они остановились на расстоянии ста шагов от каменных глыб и с презрительным спокойствием стали ждать дальнейших событий. Пришельцы соблюдали тишину и ждали, чтобы хозяин или хозяйка сделали первый шаг к знакомству. Если в их обществе нуждаются – отлично! Если нет – беда невелика. Но, вступая на новую территорию, они готовы были предложить владельцу этих мест охотиться вместе.
Лев-хозяин стоял на скале и вид имел величественный и высокомерный. Волнистая грива покрывала его плечи, голову он держал высоко и на пришельцев смотрел презрительно, словно могущественный барон, защищенный стенами неприступного замка. Убедившись, что никто не намерен оспаривать его власть, он медленно спустился в долину. За ним степенно выступала львица, а за ней следовали два львенка. Лев-вожак сделал несколько шагов им навстречу, затем без дальнейших церемоний повернулся и тронулся в путь; лев, спустившийся со скалы, пошел за ним по пятам, и процессия, состоявшая теперь из одиннадцати львов, гуськом отправилась в страну обетованную.
Шли они слегка раскачиваясь, опустив тяжелые головы, полузакрыв глаза. Казалось, на все окружающее львы не обращали ни малейшего внимания. Сейчас они не искали приключений, не думали об опасности, но круглые их уши ловили каждый звук, а в широкие ноздри вливались разнообразные запахи.
Вот как можно было расшифровать радиограмму, полученную их носами: запах цветов и травы – 50 процентов; запах теплой земли – 25 процентов; запах зебры, постепенно усиливающийся, – 5 процентов; слабый запах антилопы – 1½ процента; гну – 10 процентов; гиены и шакала – 5 процентов; легкий и неприятный запах человека; едва ощутимый запах буйвола.
Львы шли мерным шагом, покрывая около пяти километров в час. Шли до самого вечера. Путь их был извилистый, приходилось сворачивать в сторону, чтобы обойти муравейник или колючие кусты. Все держали себя высокомерно, с достоинством: не обнюхивали друг друга, не толкались, не рычали. Даже львята имели степенный вид. Нечасто случается полакомиться откормленными животными, и львы готовились к предстоящей охоте.
Так шли они, опустив головы, пока ветер не изменил направления и не подул с северо-востока. Тогда они остановились и повернулись в ту сторону, откуда дул ветер. Пожалуй, можно было расшифровать новую радиограмму: запах цветов, травы, земли – 75 процентов; запах антилопы – 10 процентов; газели – 10 процентов; льва – 5 процентов.
Очевидно, в той стороне охотилась другая группа львов. Что теперь делать? Продолжать ли путь на восток либо повернуть на юго-восток или северо-восток?
Львица, не имевшая детенышей, старая, худая и многоопытная вдова, решительно свернула налево, т. е. на запад. Остальные вопросительно посмотрели ей вслед, потом повернули морды навстречу ветру. Они колебались – колебались все, кроме львицы с молодыми львятами, которая пошла по стопам своей подруги. За ней последовал один из львов. Тогда и все остальные потянулись гуськом за ними.
Разногласий не было. Львица, отвоевавшая себе роль вожака, времени не теряла. Она ускорила шаги, так как не отличалась нравом мирным и невозмутимым. Теперь они покрывали около семи километров в час, и маленьким львятам приходилось бежать рысцой, а самый грузный лев начал отставать.
Когда ветер подул с востока, львица остановилась. На этот раз повеяло запахом мяса, живого теплого мяса! Стада находились где-то неподалеку и не чуяли приближения хищников. Львы припали к земле, жадно вдыхая воздух. Дичь, крупная дичь на пастбище!
Судя по запаху, можно было заключить, что стадо спокойно пасется на лугу, так как испуганные животные издают более резкий запах. На расстоянии километра отсюда виднелись деревья и кусты мимозы. За этой зеленой стеной и находилось стадо. Теперь нужно было выработать план охоты.
Каждый руководствовался личным опытом, но так как все прошли одну и ту же школу, то поведение каждого отдельного льва соответствовало интересам всей компании.
Когда спустились сумерки, три львицы и львята повернули налево и, описав полукруг, спрятались в зарослях мимозы. Два молодых льва пошли направо, а двое постарше остались там, где они были, отделенные друг от друга сотней шагов. В течение двух томительных часов ничто не нарушало тишины, и маленькие львята дрожали от возбуждения. Вдруг справа раздалось оглушительное рыкание, а вслед за этим стук копыт. И снова тишина. Стадо антилоп остановилось, прислушалось. Рыкание раздалось ближе; зебры и антилопы обратились в бегство. Одни мчались к зарослям мимозы, где притаились львицы, другие повернули на юг, где в темноте их подстерегали два льва. Были и такие, которые решили идти навстречу опасности – в ту сторону, откуда донесся рев. Наиболее сообразительные – их было большинство – с места не двинулись и, следовательно, должны были уцелеть. На стороне охотников-львов был многовековой опыт, но и преследуемая добыча в течение многих веков обучалась искусству спасаться от врага. Вот почему антилопы могли жить и размножаться, а размножались они значительно быстрее, чем хищные звери. Так было до тех пор, пока не появился человек, вооруженный смертоносным оружием. Как вихрь, мчались антилопы. «Беги, пока ноги тебе служат, и если на пути твоем встает опасность, старайся ее миновать» – вот правило, которому они следовали. Как ухитрялись они не натыкаться в темноте на деревья, обходить муравейники и кусты – разгадка этой тайны известна им одним.
Стадо гну встретило на своем пути молодого львенка. Львенку пришлось со всех ног кинуться в сторону, чтобы не погибнуть под копытами мчавшихся галопом животных. В испуге забился он в колючие кусты, откуда выбрался только утром, ободранный и окровавленный.
Тощую старую львицу едва не постигла та же участь. Она не пыталась остановить мчавшееся стадо; припав к земле возле купы деревьев, она наметила себе жирную самку гну и прыгнула ей на спину, но животное упало под тяжестью свалившегося на него груза. Не успела львица отскочить, как стадо налетело на нее. Дважды перевернулась она через голову, и только ловкий прыжок спас ей жизнь. Потом она вернулась к своей добыче, схватила животное за горло и утащила в безопасное место. И тотчас же подле нее очутились две другие львицы с тремя львятами.
Быстро набросились они на еду, с тихим ворчанием отрывая куски горячего мяса… Старая львица подняла окровавленную морду и посмотрела в ночь. Вдруг издалека донесся торжествующий рев: львы тоже поохотились удачно.
Львицы и львята поспешили доесть гну, а потом рысцой побежали посмотреть, что досталось львам. К ним присоединились и те два льва, которые во время охоты исполняли обязанности загонщиков. Вместе продолжали они путь и вскоре убедились, что львы-охотники загрызли большую жирную зебру. Львицы принялись за еду с таким аппетитом, словно не они, а кто-то другой съел только что молодую самку гну. Впрочем, зебры хватило на всех.
Поев, все прилегли отдохнуть, а потом пошли на водопой.
Так началась пиршественная пора. Львы пользовались тем, что дичи было много, а стада не хотели покидать тучные пастбища.
Два маленьких львенка – Нгоньяма и Булюбис – жили на крохотной лужайке, окруженной колючими кустами. Здесь росли они и набирались сил, но сообразительностью не отличались, так как их мать вела жизнь ленивую и праздную, очень мало времени уделяя воспитанию детенышей. Она их кормила, умывала, укладывала спать, не давала им уходить далеко от логовища, но обучением их не занималась. Все в свое время! Настанет засуха, стада покинут пастбища, и тогда львятам поневоле придется вести борьбу за существование.
Глава II. Воспитание. Люди охотятся. Трагедия
Антилопы и зебры питались свежей молодой травой, а львы питались антилопами и зебрами. Хотя мать пренебрегала воспитанием Нгоньямы, но дни и ночи не проходили для львенка бесследно: кое-чему он учился, кое-что запоминал и мало-помалу усваивал законы выслеживания добычи.
Львята пробирались в желтеющей траве навстречу ветру, потом останавливались и, припав к земле, следили за пасущимися животными. Рыжие антилхзпы, массивные и грузные, антилопы черные с белым животом, длинномордые газели, зебры, канны [Канны – род антилоп; их вес до 800 кг; они имеют плотное и коренастое туловище, короткую и толстую шею, большую голову с недлинными, слегка искривленными рогами], гну – все они приходили и уходили, ели и отдыхали, резвились и дремали. Казалось, никакой дисциплины они не соблюдали и об опасности не помышляли, но… в действительности дело обстояло не так. Никогда не забывали они выставить караульных, и если Нгоньяма, возбужденный видом добычи, высовывал из травы свою круглую голову, о присутствии его тотчас же узнавало все стадо.
Голову львенка замечали пасущиеся поблизости животные. Отойдя на несколько шагов, они ударяли копытом по земле, озирались, проявляли признаки беспокойства. Их волнением заражались другие животные. Перестав пастись, они пристально смотрели в ту сторону, где притаился львенок. И через секунду тревога передавалась всему стаду. Сотни глаз, устремленных на Нгоньяму, приводили львенка в смущение. И он и его сестра Булюбис начинали ежиться и озираться и наконец, как бы сконфуженно, уползали в логовище в кустах.
Казалось, антилопы чутьем угадывали, что львята явились сюда одни, без матери. Если Нгоньяма пытался не обращать внимания на обличающие взгляды, какая-нибудь злая старая антилопа или красноглазые молодые самцы медленно приближались к нему, мотали головой, раздували ноздри или острыми копытами рыли землю. Тогда и Нгоньяма и Булюбис в страхе убегали.
Вскоре львята научились различать породы животных по запаху, по топоту копыт, по крику самцов. Они знали, когда стадо идет на водопой, где и когда оно отдыхает, какой траве оказывает предпочтение. От их внимания не ускользали сотни мелочей, которые известны бушмену, но неведомы белым людям. Они заметили, что воловья птица садится на спину антилопы и охотится за клещами, а крик птиц свидетельствует о близости стада, расположившегося на отдых. Другие птицы своим криком возвещают о передвижении стада. Заслышав пронзительные голоса птиц и хлопанье крыльев, антилопы узнают о приближении хищника. Те же птицы и хищников предупреждают об опасности.
Львята никогда не смотрят на антилоп, как на слабых, беззащитных животных. Допусти они эту ошибку – и мало осталось бы на свете львят! Антилопы далеко не беззащитны. Есть среди них первоклассные бойцы, подобно японским самураям, вооруженные двумя мечами. Такой боец гордо несет свои страшные рога и считается опасным противником. Крепкая мускулистая шея помогает ему наносить сильные удары, а его четыре заостренных копыта являются незаменимым оружием. Не хуже вооружен и красноглазый гну с вогнутыми рогами, всклоченной бородой и косматой гривой. В бою он не отступает и, словно палицей, наносит удары рогами. И огромная антилопа-канна с подгрудком, касающимся травы, может постоять за себя. Когда она во имя общего блага занимает сторожевой пост на холме, маленькому львенку не следует приближаться: канна не только прекрасно вооружена, но и отличается исключительной сообразительностью.
Завидев канну, охраняющую стадо, Нгоньяма сердито рычал. Но Булюбис презрительно фыркала и отворачивалась.
Львице не приходилось предупреждать детенышей, чтобы они остерегались змей. Они чувствовали инстинктивный страх к безногим тварям с холодными глазами. Однажды Нгоньяма выслеживал цесарок. Никакой определенной цели он не преследовал: просто-напросто стая цесарок весело перекликалась, охотилась в траве, неподалеку от того места, где притаился Нгоньяма. Тогда-то и появилось у него желание завладеть одной из них. Припав к земле, он пополз туда, где трава была гуще. Нижняя челюсть его дрожала, когда он следил глазами за непоседливыми птицами. Трижды готовился он к прыжку, но каждый раз намеченная им цесарка отбегала в сторону, и ему приходилось ползти дальше.
Вдруг из травы высунулась голова. Нгоньяма встретил взгляд холодных, словно мертвых, глаз и похолодел от страха. Мелькнул раздвоенный язык, тонкий и блестящий, и львенок смиренно распластался на земле, уступая место сильнейшему.
Неосторожная птица слишком близко подошла к опасному месту, и снова мелькнул раздвоенный черный язык. Цесарка забилась среди сухих листьев и веток, а холодные глаза смотрели на большую птицу. Потом раздался шорох, и из травы выползла трехметровая змея. Нгоньяма поспешил улизнуть. Он решил искать утешения у своей сестры. Но эта юная особа воспользовалась переполохом среди цесарок и завладела одной из птиц. Когда брат отыскал ее, она посмотрела на него невинными глазами, однако пестрые перышки, прилипшие к морде, выдавали ее с головой. Львенку не пришлось угоститься даже объедками.
Вскоре львица повела их обедать. Львы удачно охотились и ели до отвала, и чем больше накапливали они жиру, тем реже охотились и тем больше спали. Такое положение дел могло продолжаться до тех пор, пока не высохнет трава и не уйдут стада. Но вскоре львы вынуждены были уступить место другим охотникам.
Давно – еще в первый день охоты – львы почуяли слабый, но едкий и неприятный запах человека. Настал день, когда этот запах усилился, преобладая над всеми остальными.
Старая львица, отдохнувшая и потолстевшая, неожиданно для всех улизнула. Бежала она против ветра, навстречу опасности, но в конце концов ухитрилась пройти незамеченной сквозь линию загонщиков.
Люди охотились – тысяча сильных, ловких воинов. Сто загонщиков стояли с подветренной стороны, и их резкий запах спугнул пасущихся животных; остальные девятьсот человек расположились полукругом с наветренной стороны, чтобы преградить путь убегающим стадам. Старая львица пошла туда, откуда доносился резкий запах: словно подсказал ей кто-то, что нужно идти навстречу опасности, если не хочешь попасть в западню.
Многие животные, хотя и встревоженные резким запахом, избрали то же направление и легко прорвались сквозь линию загонщиков, но большинство помчалось по ветру. Какую пыль подняли они, как дрожала земля от топота их копыт, как быстро паника передалась от стада к стаду! А загонщики, бежавшие сзади, кричали, свистели, ударяли палками в щиты. И вдруг в этот шум и грохот врезалось оглушительное рыкание львов, которым грозила опасность погибнуть под копытами обезумевших от ужаса животных. Спасая жизнь, львы мчались галопом впереди стада, сворачивали в сторону, прятались за деревьями, муравейниками, в кустах. Пыль забивалась им в ноздри и горло; они фыркали и кашляли, забыв на время о сохранении собственного достоинства.
Раздался крик – крик человека:
– Явума!
Из девятисот глоток вырывался этот охотничий клич, и в воздухе замелькали ассегаи [Так называются копья, которыми вооружены африканцы]. Нагие стройные люди со сверкающими глазами бросились навстречу стадам, катившимся лавиной. Животные метались, увертывались, кружили на одном месте, падали, пронзенные ассегаями, но основная масса прорвалась и понеслась дальше. Через десять минут охота была окончена: оставалось только убить оставшихся животных.
Антилопы, зебры, канны, вырвавшись на свободу, описали широкий полукруг и остановились, втягивая носом воздух, еще отравленный запахом человека. Тогда помчались они дальше, несколько раз останавливались и снова бежали, пока запах не исчез. Здесь стадо сделало привал, и животные стали щипать траву. Настороженные, испуганные, они долго не могли успокоиться, и не сразу жизнь вошла в свою колею. На следующий день стада покинули тучные пастбища и рассеялись по всей стране.
Между тем охотники подобрали добычу, юноши взвалили на плечи тяжелые туши убитых животных и гуськом поплелись к краалю [Селение. Иногда краалем называют в Африке дом с двором, обнесенным изгородью]. Остальные обмывали свои раны или разводили костры, чтобы устроить пиршество. Отряд наиболее смелых и опытных охотников и загонщиков вернулся на пастбище, покинутое стадами. Они задумали убить льва и шкуру его преподнести вождю.
Нгоньяма, взъерошенный и испуганный, следил за охотниками. Львица и Булюбис лежали на земле подле него; трава была невысокая – казалось, шакал и тот не смог бы здесь спрятаться, однако львица оставалась невидимой. Задние лапы она поджала, передние вытянула и положила на них свою круглую морду. Все мускулы ее тела были напряжены: она приготовилась прыгнуть в случае, если охотники ее заметят. Хвост конвульсивно подергивался, пасть была полуоткрыта, изредка слышалось тихое рычание.
Но охотники наметили жертвой большого льва. Несколько раз высовывал он из травы огромную голову и этим себя выдал.
Охотники окружили то место, где он спрятался. В левой руке каждый держал щит, в правой-ассегай. Распевая охотничью песню, стягивали они кольцо.
Сто шли на одного! Но каждый из этой сотни был тростинкой по сравнению с разъяренным львом. А лев, поставленный в безвыходное положение, не проявил ни малейших признаков трусости. Он рычал глухо и грозно, но в этом рычании слышалась жалоба. Он готов в случае необходимости вступить в бой, но если его оставят в покое, он согласен не нарушать мира. Он не спускал глаз с людей, стоявших прямо перед ним, но, прислушиваясь к шороху, знал, что его окружают со всех сторон. Враг подступал справа, слева, сзади.
Бауэна – индуна [Помощник вождя, стоящий во главе отряда] – громко задал какой-то вопрос, и один из охотников указал ему на зверя, притаившегося в траве. Индуна сделал несколько шагов и, наклонившись, увидел в траве круглые уши льва. Потом сверкнули желтые глаза, Бауэна разглядел оскаленные зубы. Отстранив стоявшего рядом охотника, он стал раздражать лежащего льва. Левую руку со щитом он вытянул, потом, изогнувшись всем телом, прицелился и метнул короткую тяжелую дубинку. Лев прыгнул прямо на щит, вытянув передние лапы, вооруженные страшными когтями. Но человек, спокойный и настороженный, бросил щит и отскочил.
Заметались обнаженные человеческие фигуры, послышались крики и рев. Львиный хвост, словно палка, торчал из травы; разинув огромную пасть, лев перешел в наступление. Один охотник упал на спину, другой свалился ничком; чей-то щит взлетел на воздух, клубилась пыль, блестели на солнце потные нагие тела. Лев встал на задние лапы, передними рассекая воздух; потом покачнулся, и кровь хлынула из пасти. Протяжное рычание и… смерть.
– Явума!
Бауэна заглянул в лицо смерти: кожа на лбу у него была содрана, и кровь слепила ему глаза. Он вытер ее, потом, отрезав у льва усы, поставил ногу на труп убитого зверя и пронзительно закричал.
Охотники, опьяненные победой, кричали, пели, приплясывали, гордясь полученными ранами. В честь свою они сложили победную песню.
Лев – «великий лев» – был убит, убит в рукопашном бою. Велика ли беда, что один охотник растерзан, второй умирает, у третьего сломана нога, и многие искалечены и окровавлены?
Они съели сердце льва, взяли шкуру и ушли, распевая песни, а львица подняла голову и долго смотрела им вслед. Когда они скрылись, она встала и направилась к старому своему логовищу в зарослях тростника. Львята следовали за ней по пятам.
Да, когда человек охотится, лев постыдно убегает или терпит поражение. Нгоньяма был свидетелем трагической гибели льва, и эта сцена запечатлелась в его мозгу. Отныне запах человека будет обращать его в бегство.
Возвращаясь в старое логовище, львица напала на след антилопы, раненной во время облавы. Тотчас проснулся в ней инстинкт охотника и стерлись воспоминания о недавних страшных событиях. Она понюхала кровавый след и рысцой побежала вперед. Пробежав шагов двести, львица остановилась и, припав к земле, стала красться к ближайшим кустам. Здесь она увидела лежащую антилопу и, приготовившись к прыжку, невольно зарычала. Раненое животное повернуло голову и увидело врага, но у него не было сил подняться. Антилопа встретила смерть мужественно и в последний раз угрожающе замотала головой, увенчанной рогами.
Через час после гибели льва львица со своими детенышами лакомилась мясом антилопы.
К вечеру следующего дня они вернулись к старому логовищу, но в заросли далеко не углублялись, так как после недавних дождей там образовалось болото. Заросли изменились неузнаваемо. Раньше тростник был сухим и желтым; теперь он зазеленел и разукрасился перистыми кисточками. Здесь поселились разнообразные мелкие птички-ткачики – желтые, красноголовые и черные с золотистыми пятнышками на спине. У самцов было яркое оперение, а подруги их одевались скромно. Самки хлопотали около гнезд, а самцы развлекались пением. Ткачик не прочь увильнуть от работы. При постройке гнезда он разыгрывает роль архитектора, предоставляя своей жене собирать материал и вить гнездо, которое имеет форму бутылки. При этом он щебечет без умолку.
Да, теперь тростниковые заросли были густо населены. Ткачики воспитывали птенцов и практиковались в пении, стрижи и стрекозы охотились за комарами, журавли отыскивали лягушек.
Львица и львята рады были вернуться домой. Правда, никто их не приветствовал. Ткачики притихли и внимательно следили за тремя желтыми телами, скользнувшими в заросли. Журавли забыли о лягушках и смотрели на всколыхнувшийся тростник. Когда тростник перестал шуршать, снова раздалось щебетание птиц, а журавли вернулись к мутным, тинистым лужам. Львица и львята, сощурив глаза, расположились на отдых.
Глава III. Нгоньяма подрастает. Зеленые просека. Западня. Буйвол
Очень немногие животные осмеливаются оспаривать у льва право на первенство. Слон и носорог, а из пресмыкающихся – крокодил могут одержать победу над львом; все остальные – не исключая и буйвола – уступают первое место льву. Так было в течение многих столетий, и неудивительно, что за это время лев успел приобрести величественную осанку и как бы проникнуться сознанием собственного достоинства. Очень характерна поза отдыхающего льва: передние лапы его вытянуты, массивная голова высоко поднята, спокойно и невозмутимо взирает он на мир. И это спокойствие изменяет ему только в тех случаях, когда на его пути появляется человек с ружьем.
Вражда между львом и человеком тянется с незапамятных времен. На древних скульптурах запечатлены различные моменты охоты на льва, а львиная шкура и когти, завоеванные в честном бою, всегда признавались почетными трофеями. В те далекие времена лев встречался с человеком как равный с равным, и не было перевеса на стороне человека, вооруженного копьем и луком. Но с появлением ружей человек стал сильнейшим противником, и тогда льву начали изменять самоуверенность его и спокойствие. Вот почему многие охотники непочтительно называют льва «трусливой тварью».
Впрочем, все зависит от темперамента. Львы предпочитают уступать дорогу человеку, но одни убегают, проявляя все признаки страха, а другие уходят не спеша и словно нехотя. Однако ни один лев, загнанный в тупик, не откажется от поединка с врагом. Если в течение следующего столетия львы не исчезнут с лица земли, то несомненно характер их и привычки значительно изменятся.
Конечно, Нгоньяма понятия не имел о своих предках, которые сражались с ассирийцами, карфагенянами, египтянами, арабами и воинственными племенами чернокожих, но в его жилах текла кровь отважных бойцов, и от них он унаследовал свои привычки и инстинкты. Сейчас он был почти такого же роста, как и его мать, но тело его еще не отличалось гибкостью, а мускулы были недостаточно развиты. Его желтоватая шкура стала темнеть, а на шее и на плечах появились жесткие волосы – зачатки будущей гривы. Настало время, когда он должен был самостоятельно охотиться и пригонять крупную дичь к матери и Булюбис. Ему шел уже третий год.
Иногда он делал промахи и спугивал дичь. Не желая возвращаться к львице, которая в таких случаях не скупилась на увесистые шлепки, он уходил на прогулку и, забывая о своих обязанностях, пробовал голос – учился рычать. Однажды он забрел на широкую зеленую лужайку в лесу. Притаившись за кустом, он внимательно осмотрел ее, но никаких признаков дичи не заметил. В несколько прыжков Нгоньяма пересек лужайку и потерся головой о ствол дерева дикой сливы. Потом встал на задние лапы, а когти передних лап вонзил в кору. На высоте двух метров остался на стволе след его когтей. Для льва это был хороший рост. Оставив отметку на дереве, Нгоньяма взбороздил землю когтями задних лап, затем сделал прыжок, нанес страшный удар воображаемому врагу и, завиляв хвостом, степенно зашагал по тропинке, проложенной зверьми и уводящей в прохладный сумрак леса.
Втягивая носом воздух, он решил, что только одно животное проходило здесь недавно; это была дикая свинья. Нельзя ли ее выследить и застигнуть врасплох? Низко опустив голову, он стал красться по тропе. Скользил он бесшумно, словно тень, но шагов через двадцать остановился. Здесь свинья неожиданно свернула с тропы и скрылась в кустах. Это было досадно. По тропинке лев может скользит бесшумно, но в зарослях треск сухого валежника возвестит о его приближении. Поэтому Нгоньяма отказался от охоты и величественно зашагал дальше. Вдруг он остановился и ощетинился, почуяв слабый запах человека. Он оглянулся, нерешительно сделал еще шаг, и в эту секунду что-то пронеслось над его головой. Он успел отскочить, припал к земле, оскалил зубы.
Но нигде не видно было врага. Нгоньяма заметил только бревно, лежащее поперек тропинки. Раньше этого бревна здесь не было.
Сверху послышалось фырканье. Он поднял голову и увидел на дереве дикую кошку. Кошка посмотрела на него и отвернулась с самым равнодушным видом. Молодой лев бил хвостом по земле и рычал. Кошка еще раз взглянула на него, потом уселась и стала умываться.
Нгоньяма переводил взгляд с кошки на бревно, с бревна на кошку. А кошка лизала согнутую лапку и изредка поднимала мордочку, но казалось, что смотрит она не на льва, а сквозь него. Наконец Нгоньяма решительно подошел к бревну. Но бревно было как бревно, хотя и издавало отвратительный запах человека. К нему была привязана веревка, другой конец которой терялся в ветвях дерева.
Нгоньяма ничего не понимал. Упади на него это бревно – он был бы убит на месте. Дело в том, что он наткнулся на западню, предназначенную человеком для буйвола. Чувствуя, что ему грозит какая-то неведомая опасность, лев встревожился и повернул назад. За его спиной снова раздалось насмешливое фырканье, но он даже не оглянулся на кошку.
Рыча от злобы и смущения, он в несколько прыжков добрался до зеленой лужайки. Ему следовало притаиться в кустах и сначала осмотреть лужайку, но он этого не сделал, и поэтому на его долю выпало еще одно приключение.
Случилось так, что эту лужайку облюбовал одинокий буйвол. Сюда явился он пастись, и запах льва сильно его раздражил. Он замотал головой, фыркнул и стал ждать, злобно сверкая глазами и почти касаясь мордой земли. Не потрудившись обойти куст, он бросился напролом, унося на рогах зеленую ветку.
Нгоньяма был застигнут врасплох. О бегстве нечего была и думать. Он кинулся на круп буйвола, но не удержался и соскользнул, а буйвол нанес ему удар в бок. Рассвирепев, Нгоньяма с широко разинутой пастью двинулся на врага, но тот одним ударом отбросил его в сторону. Это было уже слишком! Лев прыгнул снова; передние его лапы опустились на плечи буйвола, когти задних лап вонзились в живот. Нгоньяма справился бы со своим врагом, если бы ему удалось вонзить клыки в толстую шею животного, но буйвол не зевал, и через секунду лев, оглушенный страшным ударом, лежал на земле. Чтобы сбросить со спины льва, буйвол с разбегу налетел на дерево и затем скрылся в лесу.
Нгоньяма с трудом поднялся и облизал лапы. Вкус крови ему понравился, это была кровь врага, и он сразу почувствовал прилив сил. Рысцой побежал он домой, к своей семье.
Почуяв запах буйвола, львица долго обнюхивала львенка. К сожалению, Нгоньяма не мог рассказать о поединке, но львица сразу поняла, что добыча от него ускользнула. Если бы ему удалось загрызть буйвола, он пригласил бы на пир и мать и сестру.
– Пфф… – зашипела она и больно ударила его по голове тяжелой лапой, а затем удалилась вместе с Булюбис.
От этого удара у Нгоньямы зашумело в ушах. Поджав хвост, он долго смотрел им вслед, а когда они скрылись из виду, побежал по следу и подоспел как раз вовремя, чтобы загрызть поднятую ими антилопу.
Он великодушно пригласил их на пир, а они поспешили явиться на его зов, но явились не одни: с ними пришел взрослый лев, которого Нгоньяма видел впервые.
Спустилась ночь. Львица лакомилась задней ногой антилопы, Булюбис принялась за мягкий живот, а лев-пришелец завладел вторым бедром. Нгоньяме, имевшему право на лучший кусок, достались жилистые плечи.
Такая несправедливость его возмутила. Мрачно посмотрел он на чужого льва, но тотчас же решил, что спорить с ним не имеет смысла. Тогда он оттеснил Булюбис и занял ее место. Но Булюбис обошла остатки антилопы кругом и оттеснила льва, который не счел возможным сопротивляться ей. Но к Нгоньяме лев никаких рыцарских чувств не питал и, ловко отпихнув его, стал терзать мягкий живот антилопы.
– Р-р-р-р… – зарычал Нгоньяма, принимаясь за жилистые плечи.
Лев поднял огромную голову и пристально посмотрел на него. Встретив этот холодный, недружелюбный взгляд, Нгоньяма смутился. Но он был очень голоден. Решительно оторвал он кусок мяса от туши.
– Р-р-р-р… – зарычал лев.
Нгоньяма посмотрел на львицу, но та не обращала на него ни малейшего внимания. Тогда он повернулся и ушел в темноту.
Рано утром, когда обе львицы и лев ушли на водопой, Нгоньяма вернулся к объеденной туше. Здесь уже пировали гиена и два шакала, которые жалобно захныкали и завыли, когда он завладел объедками.
После скудного завтрака Нгоньяма направился к ближайшему пруду. Он успокоился, готов был помириться со своей семьей и даже завязать дружбу со львом-пришельцем. Напившись, он пошел отыскивать семью и нашел ее в тростниковых зарослях. Львица, Булюбис и лев еще не удалились на отдых; все трое играли, Булюбис резвилась и прыгала, как котенок, а лев внушительно ворчал. Нгоньяма весело подбежал к ним, намереваясь принять участие в невинных забавах; но лев сделал несколько шагов ему навстречу и преградил дорогу. Злобно рыча, пришелец перешел в наступление, и через несколько секунд Нгоньяма постыдно обратился в бегство. Засев в кусты, он стал зализывать раны, а где-то поблизости визжала и хныкала гиена, уже успевшая обглодать все кости антилопы.
Затем раздалось рыкание льва, и Нгоньяма, прихрамывая, поплелся дальше. Больше он не желал встречаться с этим пришельцем. Он порвал со своей семьей. Теперь он будет охотиться один и добывать пищу только для себя. Он отрастит гриву, разовьет голос и тогда, быть может, вернется и сведет счеты с пришельцем…
Молодой лев, остановившись на лугу, начал рыкать первый раз в своей жизни. Его голос еще срывался и звучал хрипло, но все же это было рыкание – рыкание взрослого льва. Лев в тростниковых зарослях услышал вызов и зарычал.
Нгоньяма тронулся в путь. Он направлялся к той лужайке, где произошла накануне стычка с буйволом.
Дойдя до лужайки, Нгоньяма улегся в высокой траве и тотчас же заснул. Солнце высоко стояло на небе, когда он проснулся. Разбудили его веселые голоса цесарок, отыскивавших в траве кузнечиков, червяков и жуков.
По-видимому, цесарки радовались и зеленой лужайке, и солнечному свету, и вкусной пище. Отыскивая корм, они перекликались, расправляли крылья, гонялись друг за другом, но ни на секунду их не покидала мысль об опасности, и то одна, то другая птица вытягивала длинную шею и высматривала врага.
И действительно, цесаркам угрожала опасность. Нгоньяма почуял острый запах дикой кошки, но у цесарок чувство обоняния было не развито; только острое зрение и чуткий слух предупреждали их об опасности. Не видя и не слыша притаившегося врага, птицы все ближе подходили к зарослям камыша в конце лужайки.
В камышах послышался легкий шорох, и Нгоньяма разглядел вздрагивающий хвост дикой кошки. Почему-то вид этого хвоста подействовал на него раздражающе. Смутно он вспоминал, что дикая кошка нанесла ему какое-то оскорбление.
Он не выдержал и зарычал. В ту же секунду цесарки скрылись в кустах, а кошка злобно посмотрела на льва: по его вине добыча ушла у нее из-под носа.
Вслед за цесарками он углубился в лес и пошел по знакомой тропе. Дойдя до того места, где накануне лежало бревно, он остановился.
На него нахлынули какие-то смутные, неприятные воспоминания: что-то здесь случилось, на этом самом месте, но что именно – он не помнил.
Он почуял запах человека и ощетинился. Да, человек имел какое-то отношение к его смутной тревоге… Человек и еще что-то… Да, живое бревно! Но сегодня бревна не было.
В ветвях деревьев раздался шорох. Быстро подняв голову, он увидел дикую кошку, увидел и бревно, висевшее над его головой. К концу бревна была привязана веревка, охватывавшая сук и спускавшаяся к краю тропинки. Здесь крючком она прикреплялась к вбитому в землю колышку. А крючок был привязан к палке, лежавшей поперек тропы.
Нгоньяма осторожно перешагнул через палку, посматривая искоса на бревно и на кошку. Но ничего страшного не произошло, и лев самодовольно завилял хвостом. Хвост коснулся крючка, и бревно с грохотом упало на тропу.
Снова Нгоньяма успел сделать прыжок, который спас ему жизнь. Когда он осмелился подойти к бревну и обнюхать его, ему ударил в нос резкий запах человека. С тех пор дикие кошки, бревна, цесарки и звериные тропы стали связываться в его представлении с человеком и чем-то страшным…
Глава IV. Махамба-следопыт. Дух предка и коза
– Хо! – Старый Махамба присел на корточки и костлявой рукой шлепнул себя по губам.
– Хо! – повторил он.
Об этом нужно было подумать. Два раза лев – один и тот же лев – испортил западню, расставленную для буйвола. Ведь не простая же это случайность? Э, нет! Такое нелепое объяснение Махамба презрительно отбросил. Тут что-то неладно. По-видимому, это было предостережение. В льва вселился дух одного из предков Махамбы… или же дух предка одного из врагов Махамбы… А быть может, в дело вмешался дух, защищающий буйвола, и с помощью льва испортил западню.
Все эти предположения Махамба обсудил внимательно и всесторонне, а затем по лесной тропе вышел на зеленую лужайку и обозрел местность. Лев оставил следы своих когтей на стволе дикой сливы. Следы когтей остались и на старом буйволе.
После стычки со львом буйвол пошел в одну сторону, а лев – в другую. Спустя некоторое время лев вернулся и вторично сдвинул крючок западни.
Лев был еще очень молод. Взрослый лев оставляет более глубокие отпечатки лап на сырой земле, да и лапы у него шире.
Молодой лев… Охотится один… И, однако, у него хватило смелости напасть на старого, одинокого и злого буйвола. По-видимому, дух, избравший молодого льва почетным своим жилищем, был духом великого воина. Обычно молодой лев никогда не решается напасть на старого буйвола.
Махамба остался очень доволен своими выводами. Он отбросил всякую мысль о духе, защищавшем буйвола, так как было совершенно очевидно, что лев сдвинул крючок не для того, чтобы спасти буйволу жизнь.
Теперь оставалось решить вопрос, кто же вселился в льва: дух предка, покровительствующий Махамбе, или злой дух, Махамбу ненавидящий? Если в льва вселился дух благожелательный, то прямая обязанность Махамбы относиться к нему с уважением; если же дух не расположен к Махамбе, то необходимо выследить льва и убить. При этой мысли чернокожий Махамба щелкнул пальцами. Он предпочитал иметь дело с миролюбивым львом, раз уже случилась такая беда, что лев появился в той местности, где охотился Махамба. Вот почему он старался убедить себя в том, что какой-то его предок заинтересовался Махамбой и вздумал осмотреть искусно расставленные западни.
О своих предках Махамба имел довольно смутное представление по рассказам матери и бабушки. Он вспомнил, что в дни его молодости бабка рассказывала ему о дальнем и давно умершем родственнике – вожде Мозелекаце. О, да, это был великий воин! Несомненно, дух его вселился в льва, чтобы милостиво осмотреть западню, расставленную смиренным его потомком Махамбой!
Придя к такому приятному и лестному выводу, Махамба решил отныне смотреть на эту звериную тропу, как на место священное. Если великий Мозелекац желает здесь прогуливаться, ну что ж! Он – Махамба – удалится и будет ставить западню где-нибудь в другом месте.
Взяв охотничий щит, ассегай и дубинку, Махамба отправился разыскивать льва, втайне надеясь оказать ему какую-нибудь услугу. Нгоньяму он нашел на лугу; лев лежал в траве и крепко спал, а Махамба посмотрел на него и тихо удалился.
Вернулся он через час и принес козу. В сущности эта коза принадлежала не ему, а его приятелю и соседу Мафумло. Но Мафумло был богатым человеком, и Махамба предполагал, что он не обратит внимания на исчезновение козы – к тому же такой маленькой и тощей.
Сквозь сон Нгоньяма услышал какой-то подозрительный шорох. Он поднял голову и тотчас же вскочил: перед ним стоял человек, державший убитую козу.
Нгоньяма зарычал.
Человек бросил козу на траву и спрятался за дерево.
Нгоньяма видел, что человек робеет и дрожит; вот почему он снова злобно зарычал.
Человек влез на дерево, а Нгоньяма припал к земле. Ряд сложных представлений сменялся у него в мозгу: неожиданное появление человека, коза, пробуждение, острое чувство голода. Наконец голод одержал верх, человек как бы отступил на задний план, а все помыслы льва сосредоточились на козе. Решительными шагами направился он прямо к козе, обнюхал ее и принялся за еду, громко мурлыча от удовольствия. О человеке он почти забыл, но когда коза была съедена, с дерева раздался голос:
– Нкоз! Великий!
Нгоньяма, выплевывая волосы козы, приставшие к языку, с удивлением поднял голову, посмотрел на дерево и несколько раз ударил хвостом по земле.
Таинственный голос продолжал:
– Будь милостив к слуге твоему Махамбе! Махамба живет в краале Уа Бакка у подножия высокой скалы. Мало коз у Махамбы, но у Мафумло большие стада!
Нгоньяме не понравился голос человека. Не понравились его маленькие, зоркие глазки. Нгоньяма встал и отправился на водопой. Один раз он оглянулся и посмотрел на человека, сидевшего на дереве. Такой странной охоте львица его не обучала, но на козу он смотрел, как на свою добычу, и был совершенно уверен в том, что отнял ее у жалкого существа, вскарабкавшегося на дерево.
Между тем Махамба был очень недоволен своим наблюдательным пунктом, так как дерево осаждали муравьи. Вдобавок он сомневался в том, правильно ли поступил, пожертвовав козой. Спустившись на землю, он поспешил домой, но и дома сомнения его не рассеялись, когда старшая жена ткнула его носом в пустой горшок.
Где мясо для голодных детей и жен? Нечего сказать, хороший он охотник! Старшей жене не приходилось лезть за словом в карман, в ее лексиконе было много ругательств, а Махамба не мог свалить вину на грозный дух воина Мозелекаца; не мог сослаться и на льва, помешавшего охоте. Поэтому он ударил свою супругу палкой по спине и приказал приготовить похлебку из маиса. Вечером, когда они ужинали, явился Мафумло. Горшок с похлебкой передали гостю, который молча уселся у костра.
– Это маисовая похлебка, – объявила старшая жена. – Стыдно мне, что я не могу угостить тебя мясом.
– От куска козлятины я бы не отказался, – проговорил Мафумло, посматривая на горшок.
Он еще не потерял надежды напасть на след таинственно исчезнувшей козы.
– Хи! – крикнула старшая жена, а вторая жена презрительно фыркнула. – Козлятина! Да мы уже несколько дней не видели мяса!
Мафумло помешал палочкой в горшке и, отведав похлебку, убедился, что козьего мяса здесь и в помине нет.
– А я хотел принести тебе в подарок жирную козу, – обратился он к Махамбе, – но она пропала.
Он бросил зоркий взгляд на Махамбу, и обе жены тоже посмотрели на мужа, но у Махамбы вид был невозмутимо спокойный.
– Я, бедный человек, не отказался бы от жирной козы, – сказал он. – А жены у меня лентяйки и драчуньи.
За этим последовало такое словоизвержение, что Мафумло рад был поскорей уйти, а Махамба предался мрачным размышлениям о предке, который избрал льва своим жилищем. Приказав женам принести трубку и табаку, он задумчиво курил, пока из темноты не донеслось рычание охотящегося льва. Махамба насторожился и сразу повеселел.
– Разведите костер! – крикнул он. – Я принесу мясо водяного козла.
Он ушел в ночь, а жены его разложили костер и приготовили горшки. Они знали, что ни один человек не пойдет по своей воле блуждать в ночи, если его не побуждает к тому серьезная причина. Махамба вернулся под утро, шатаясь под тяжестью ноши: он притащил задние ноги водяного козла.
Жены засмеялись, захлопали в ладоши, начали приплясывать вокруг костра и затянули песню в честь великого охотника Махамбы, лучшего из мужей. На туше животного они заметили следы львиных когтей, но не стали расспрашивать Махамбу.
Съев кусок поджаренного мяса, Махамба сосредоточил внимание на мозговой кости и по собственному почину стал рассказывать. Ха! Он великий охотник, а теперь есть у него лев, который охотится для него, Махамбы! Разве они не слышали, как лев звал его на пир? А разве он, Махамба, не сказал, что принесет мясо водяного козла? Он расслышал, как заблеял козел, расслышал его предсмертный крик. Вот потому-то он и сказал, что принесет мясо водяного козла. И слово свое сдержал. Сейчас он держит в руке мозговую кость козла. А загрыз его лев, лев Махамбы! Съел он только мягкий живот, потому что был сыт – сыт, пообедав козой. Козой? Неужели Махамба сказал – козой? Нет, нет, не козой, а дикой свиньей, той самой свиньей, которая поедала тыквы и маис. Лев закусил и заснул, оставив на долю великого охотника Махамбы задние ноги козла.
Так разглагольствовал Махамба, подстрекаемый восторженными возгласами своих жен, а утром прибежал по горячему следу Мафумло, услышавший радостное пение женщин. Его угостили мясом водяного козла, но ни слова не сказали ему ни о льве, ни о козе. Мафумло узнал только о том, что великий охотник Махамба, не страшась злых духов ночи, отправился на охоту и убил водяного козла.
Мафумло был потрясен. Желая поддержать дружеские отношения с человеком, который не убоялся чар ночи, он послал в подарок Махамбе тощую старую козу.
Старшая жена Махамбы возмутилась и хотела отослать козу обратно, но Махамба придерживался другой точки зрения.
– Женщина, молчи! – скомандовал он. – Уведи эту прекрасную жирную козу в загон.
Затем великий охотник завернулся в выкрашенное охрой одеяло и заснул сном праведника. Проснувшись после полудня, он умщлся и пошел выслеживать льва. Отыскав спящего Нгоньяму, он вернулся за козой в крааль и понес льву свою дань.
Нгоньяма проснулся к вечеру и, как всегда в это время, почувствовал острый голод. С удовольствием вспомнил он об удачной ночной охоте и предстоящем пиршестве. Ночью он, Нгоньяма, загрыз водяного козла, выследив его у водопоя. Этого козла хватило бы на троих, но он пообедает один. Каково же было возмущение Нгоньямы, когда, явившись на место пиршества, он нашел только несколько костей да начисто обглоданный череп. Его добычей воспользовались гиены, шакалы, птицы и человек. Если бы Нгоньяма был наделен даром речи, наверное, он разразился бы ругательствами, но сейчас ему ничего не оставалось делать, как фыркать и ворчать, обозревая место, где несколько часов назад он загрыз водяного козла… Раздался треск. Нгоньяма оглянулся и увидел, что из-за колючих кустов выходит человек с козой.
Человек положил козу на землю и удалился.
Нгоньяма успокоился и перестал рычать. Медленно направился он к козе, считая ее законной своей добычей, но на полпути остановился, так как человек тоже остановился и начал издавать странные неприятные звуки, смущавшие льва.
А Махамба ораторствовал, обращаясь к духу Мозелекаца! Он предложил своему великому предку прекрасную жирную козу, «лучшую из всего стада», и выражал надежду, что почтенный предок не забудет о Махамбе, когда дело дойдет до дележа добычи. Если великолепному льву угодно будет прислушаться к советам смиренного его слуги, то он, Махамба, рекомендует ему обратить внимание на зеленую лужайку, где растет одинокое дерево; каждое утро перед восходом солнца приходит к этому дереву буйвол и трется об него боком. А недостойный Махамба питает слабость к языку и мозговым костям буйвола.
Нгоньяма прервал эту речь протяжным рычанием, и Махамба поспешил убраться восвояси, правильно истолковав рычание как приказ удалиться. Но в крааль он вернулся в прекрасном настроении, так как факт оставался фактом: молодой лев, который одним движением лапы мог убить Махамбу, милостиво принял козу.
Махамба вспомнил об одном вожде, которого видел в дни своей юности. Этот вождь хвастался, будто лев охраняет его крааль и поставляет ему крупную дичь. К такой похвальбе Махамба относился с благоговением и некоторым недоверием, но сейчас он сам, смиренный Махамба, заключил союз со львом, в котором обитает дух великого Мозелекаца!
Махамба преисполнился гордости. Он представлял себе, как будет кормить льва козами из стада Мафумло, получая взамен крупную дичь, выслеженную львом. Он растолстеет и приобретет репутацию великого колдуна. Вожди будут обращаться к нему за советом, покупать у него волшебные зелья для лечения скота, а он, Махамба, возьмет себе еще одну жену… нет, не одну, а двух или трех… и с утра до вечера будет пить маисовое пиво.
В то время как Махамба строил воздушные замки, Нгоньяма без всякого аппетита доел козу и громко зарычал, как бы оплакивая таинственно исчезнувшего жирного водяного козла. Из темноты кто-то ответил ему противным хихиканьем. Лев высокомерно поднял голову. Его глаза, днем прищуренные и словно выцветшие, сейчас были широко раскрыты; эти огромные янтарного цвета диски излучали зеленоватый свет. Разглядев рыскавшую в кустах гиену, молодой лев пришел в ярость и с рычанием бросился за ней в погоню. Гонка продолжалась довольно долго; должно быть, они покрыли не меньше четырех километров. Наконец гиена выбилась из сил, и Нгоньяма, умертвив ее одним ударом, предоставил муравьям угощаться лакомым блюдом.
Чета шакалов следила за погоней. Высунув язык и навострив уши, они глядели на льва. Потом один из них, вильнув хвостом, скрылся во мраке, а другой остался на своем посту. Когда Нгоньяма тронулся в путь, шакал смиренно последовал за ним. Лев услышал шорох и быстро оглянулся. Увидев жалобно заскулившего шакала, он успокоился и бесцельно побрел дальше, чувствуя себя одиноким и растерянным.
Вдруг справа послышалось протяжное завывание шакала, и второй шакал пронзительным голосом отозвался на вой. Через несколько минут вернулся шакал-разведчик: он выследил стадо антилоп, искавших нового пастбища. Шакалы заскулили, но Нгоньяма не обратил на них ни малейшего внимания. Они затрусили рядом с ним и снова захныкали, а когда Нгоньяма повернул голову, посмотрели на него с тревогой.
Нгоньяма остановился, не понимая, чего они хотят.
Шакалы, поджав хвост, отбежали на несколько шагов и оглянулись, потом посмотрели вперед и навострили уши, втягивая носом воздух.
Наконец и Нгоньяма почуял запах антилопы и круто повернул. Шакалы, по-видимому очень довольные, бежали впереди.
Сначала лев шел медленно; когда же запах стал сильнее, лев пустился рысцой. Потом снова замедлил шаги, опасаясь спугнуть стадо. Припав к земле, он стал красться вперед, чтобы перерезать путь стаду, а шакалы рысью понеслись в противоположную сторону. Немного спустя раздался их злобный пронзительный лай, потом топот копыт испуганного стада и наконец рычание льва.
Махамба, сидевший у костра, услышал рычание.
– Утром у нас будет мясо, – сказал он своим женам.
– Мясо водяного козла? – смиренно спросила старшая жена.
– Нет, мясо антилопы, – ответил Махамба. – Антилопы переходят на новые пастбища. Да, мясо антилопы, но принесу я не меньше, чем в прошлый раз.
Махамба слышал не только рычание льва, но также и тявканье шакалов. Он знал, что добычей нужно будет завладеть раньше, чем шакалы захватят свою долю.
Хотя он вышел из крааля задолго до восхода солнца» но от антилопы остались только мозговые кости, шея, плечи и голова; все остальное было съедено львом и шакалами. Впрочем, и из этих объедков жены состряпали вкусное кушанье, но Махамба был недоволен. Покуривая свою трубку, он сердито качал головой.
Слишком много нахлебников оказалось у льва! Союз, заключенный Махамбой с львом и духом Мозелекаца, сулил большие барыши, но если придется делить добычу с шакалами, то он – Махамба – всегда будет получать жалкие объедки.
Махамба задумался о том, чьи предки не погнушались вселиться в шакалов. Ни один почтенный предок не изберет столь гнусного жилища. После долгих размышлений Махамба решил, что в шакалов вселились отец и мать Мафумло. Если это действительно так, нужно быть очень осторожным: шакалы могут пронюхать о том, кто уводит коз у Мафумло, и тогда они натравят великого льва на маленькое стадо самого Махамбы…
Лев смутно ощущал, что мускулы его становятся тверже, а походка увереннее. В бессмысленную погоню за гиеной он пустился только потому, что жизнь била в нем ключом. Скоро покинет он эти края и отправится в дальнее странствование.
Глава V. Чернокожие следопыты. Носорог. Люди у костра
Махамба был слишком маленького роста, чтобы стать воином, но как следопыт и охотник он не знал соперников. Не сила, а ловкость помогала ему завладеть добычей. Он умел расставлять силки для птиц, сделанные из жестких волос хвоста зебры, он делал маленькие ловушки-клетки для мелких зверьков и западни для молодых антилоп, он рыл ямы и устраивал западни для крупной дичи, а единственным его оружием был маленький топорик.
Методы Махамбы не походили на методы такого же талантливого охотника, молодого Нгоньямы, Нгоньяма, наделенный неистощимым терпением, чутким слухом и обонянием, полагался на свою силу, а Махамба, в совершенстве изучивший привычки диких зверей, надеялся только на свою ловкость и знание.
Нгоньяма охотился днем и ночью – обычно ночью, но для суеверного Махамбы ночь была населена призраками и злыми духами.
Человек в темноте не видит, и эта беспомощность породила в нем, боязнь темноты. Ночь внушает человеку страх, а из страха рождаются суеверия. С заходом солнца хищные звери вновь приобретают давно утраченную власть над человеком. Когда холодные звезды сверкают над застывшей землей, вой волчьей стаи заставляет людей запирать дверь и задвигать засов. Когда ночной ветер пробегает по джунглям, глухое ворчание охотника-тигра призывает человека к молчанию. Человек видит плохо, слух его притуплен, чувство обоняния не развито; в темноте он не знает, с какой стороны угрожает ему опасность. Когда в ночи раздаются вой ягуара, рев леопарда, рычание медведя, человек признает свою беспомощность и скрывается за стенами дома или защищает себя кольцом костров и ружейными выстрелами.