Триумфатор

© Иерей Александр Стерхов, 2024

Глава 1

Он просил называть себя Мастером, и мало кто осмеливался перечить ему. Если таковые и находились, впоследствии об этом жалели. Он никогда не прощал малейшего ослушания и об этом знали многие. Месть его была изыскана и порой жестока. Многие годы он оставался просто Мастером; свое настоящее имя почти забыл по причине не востребованности последнего. Мастеру, согласно классике, полагалась своя Маргарита, но ее не было, как не было у него друзей и родных. Сказать точнее, их не стало с той поры, как он стал Мастером. Впрочем, это его не волновало никак, жизнь одинокого волка была ему вполне по душе. Но и монашеской жизнью он жить не желал. Подобно великому китайскому кормчему Мао, он любил обкладывать себя юными девушками, которые безропотно исполняли его прихоти и желания. Вот и сейчас рядом с ним лежали две совсем молоденькие китаянки. Он бесцеремонно растолкал их от сна, и одним лишь суровым взглядом приказал удалиться. Девушки моментально собрались и вышли. Наступало утро. Приближалось время «пионерской зорьки». Так он называл эту, противную ему процедуру, но поделать с этим ничего не мог. Здесь он уже не был Мастером, но винтиком всесильной и страшной машины, которой, к сожалению, управлял не он. И потому это неизбежное утреннее действие страшно раздражало его, являясь часто причиной скверного настроя на предстоящий день. Необходимо было срочно привести себя в полнейший порядок согласно установленным для его должности, правилам. Все от ботинок, и до пуговиц на костюме должно быть в безупречном состоянии. С волнением, в последний раз, тщательно осмотрев себя в зеркале, Мастер направился к уже светящемуся голубым светом, экрану коммуникатора и в напряжении застыл по стойке «смирно». Оставались считанные секунды, которые казались часами. Внезапно голубой свет потух, и из экрана как бы вывалилось в комнату на половину объемное изображение седеющего и лысого старика. Его появление всегда было неожиданно и несколько страшно.

– Слава Императору! – истошно закричал Мастер, выкидывая вперед руку в приветствии, как это делали некогда немецкие фашисты.

– Слава!.. Слава!.. Слава!.. – неслось по всей планете в это же самое время. И почти сразу мощно загремел гимн. Текст и музыка гимна были тщательно выверены всеми возможными науками и тайными жрецами, а потому имели необыкновенно-проникающее и обезволившее действие на любого человека. Общий смысловой тон гимна можно описать примерно так: «Какое счастье, что нами правит Великий Император! Слава Ему, мудрому и щедрому! Мы будем вечно хвалить Его и поклоняться Ему! Слава Его выше небес, Свет Его, ярче Солнца!»

Он старательно со всяческим усердием пропел куплеты гимна, находясь в стойке «смирно». Необходимо заметить, что участие в «пионерской зорьке» строго вменялось в обязанность каждому жителю планеты, а те немногие, которые этого не делали, впоследствии об этом жалели. Мастер, как никто другой знал, что Система все держит под контролем, да и сам Великий Император при желании мог свободно подключиться к любому жителю Земли и оценить степень лояльности своей персоне, наблюдая и слушая, кто и как исполняет гимн. Понятно, что вероятность такого события была ничтожна, однако абсолютно все шло «под запись», и система искусственного интеллекта по тщательно подобранному алгоритму выявляла неблагонадежных и сообщала «куда следует». По данным глобальной статистики, к которым в силу служебного положения он имел доступ, после каждой такой «зорьки» население планеты уменьшалось от нескольких десятков до сотен человек…. Экран коммуникатора потух, и можно было, наконец, «выдохнуть». Все возвращалось на круги своя. Из «барана» он снова становился Мастером. И хотя он мысленно осознавал и принимал это как неизбежность, но тем не менее – все это было ему довольно неприятно.

И вот, наконец, снова наступало ЕГО время – время стричь других «баранов». Сегодня по плану его ждала правительственная секретная миссия. Ему следовало обеспечить контроль отправки партии штрафников на урановые рудники. И хотя современному миру после ликвидации государств и границ, и полного уничтожения запасов ядерного оружия не требовалось уже в большом количестве делящегося материала, но атомные электростанции продолжали действовать и уран для них был необходим. Когда-то в Советском Союзе, откуда шла его родовая линия, на шахтах, и не только на них, работало много заключенных. Народному хозяйству нужна была даровая рабочая сила. В наиболее тяжелые и опасные места отправляли осужденных по «политическим» статьям. Но вместе с ними было много и тех, кого называли «уголовный элемент». К этим оступившимся гражданам со стороны властей было гораздо более мягкое отношение. В колониях и исправительных лагерях им позволялось то, что не дозволялось «политическим»; их часто выпускали по амнистии, на беду и ужас простых граждан.

Но, «недолго музыка играла». Все коренным образом изменилось практически в одночасье. Почти сразу после прихода к власти Единого правителя, был провозглашен «Кодекс всеобщего благополучия», который объявлял вне закона всякого, кто покушался на жизнь и имущество других свободных граждан. Люди с радостью приняли сей документ, как всегда, не осознавая до конца последствий с ним связанных…. И вот началось! Во исполнение закона каждому жителю вменялось следить за порядком на подконтрольной ему территории, и немедленно уничтожать на месте преступления грабителей, насильников и воров при малейших признаках совершения преступления. Полиция и судопроизводство упразднялись, а в общество, таким образом, запускалась «программа по самоочищению». Каждый гражданин нового мира становился и полицейским, и судьей, и палачом. Всем разрешили приобретать оружие без всяких справок и ограничений. Выходя на улицу, всякому отныне следовало улыбаться любому встречному и всячески выражать свое дружелюбие, а иначе запросто можно было «схлопотать» пулю просто за мрачную физиономию или резкое движение, что, собственно говоря, нередко и случалось. После совершения «акта возмездия» никто ничего и не думал расследовать. Просто приезжала похоронная команда и увозила трупы в крематорий. Мастер вспоминал, как в течение полугода не прекращалась стрельба на улицах, но потом постепенно стала, все же, стихать. Император выступил с торжествующей речью и поздравил все населением планеты с «торжеством разума и морали». Правда, ничего не было им озвучено о том, насколько уменьшилась численность населения. Но это было НЕ ВАЖНО. Все и ТАК ЗНАЛИ. Знание получали из наблюдения повседневности. Что же изменилось? А стало как-то свободнее, много свободнее…. В городах и поселках появилось множество пустующих квартир и домов. Брошенные, «бесхозные» автомобили тысячами свозили тягачами на переплавку. Выяснилось, что теперь уже не требуется столько продуктов, лекарств и бензина, как раньше. Наступил долгожданный ПОРЯДОК. Преступность, наконец, была побеждена! Казалось, что ненависть и вражда навсегда ушли из человеческого общества, но это была лишь иллюзия.

Мастер вошел в специально оборудованное для курения помещение аэропорта, откуда он направлялся к месту совершения миссии. Здесь не было никого. Да и было не удивительно. Табачок для большинства стал недосягаемой роскошью, особенно для для «баранов». Он стоил очень «крутых денег», но это было еще не все. Необходимо было предъявить карту лояльности Великому Императору. И, соответственно, вставал вопрос: как ее можно было получить? Оказывалось, не так и просто. Здесь действовала система баллов. Набрал нужное число – получи годовую карту. Карта же давала своему хозяину много разных бонусов; табачок, – лишь один из них. Очень важным было то, что карта давала право ношения специального знака различия, светящегося и ночью, который лишал права всякого применить к вам оружие. Тех, кто убивал «лояльника», в назидание другим казнили публично. Этим занимались «особисты», подобные Мастеру.

Глава 2

Он достал сигарету и не спеша закурил. Оставалось еще много времени до посадки, и было время спокойно поразмышлять. Память часто возвращала ему образ отца, которого он похоронил, еще не будучи Мастером. Они много времени проводили вместе и любили говорить обо всем на свете. Отец много пересказывал ему из того, что сам слышал от своего отца – деда будущего Мастера. Часто спорили при этом, но никогда не допускали серьезных обид. Отец рассказывал ему, как жили люди великой и огромной страны, которую во все времена стремился уничтожить весь остальной мир. Мастер слушал и поражался свободе, которую некогда имели люди. Его поражало, что люди того времени могли свободно перемещаться по своему желанию, не спрашивая особо разрешений; они говорили, что хотели; слушали, что хотели. А главное, – за ними не следили, не подслушивали и не подглядывали. Граждане той страны не имели страха перед будущим и не боялись за судьбы своих детей. Жизнь была понятна и предсказуема, и потому люди любили свою страну, воевали за нее, не щадя жизней. Но! Никогда счастье не бывает долгим.

Лет сорок после самой страшной и разорительной войны ХХ века протекли относительно мирно и благополучно, но надвигались уже суровые годы перемен. Пришла беда, откуда не ждали. Отец рассказывал Максиму (так его звали раньше) про «перестройку», о том, как уничтожали и разваливали великую страну, про грабительскую приватизацию, про то, как бандитские своры рвали и захватывали в стране собственность. Говорил отец и о том, как вплетались в эти нелегкие времена судьбы друзей его отца, знакомых, и что происходило с людьми вообще. О том, как постепенно куда-то уходило беззаботная радость жизни, как покидала людей надежда, а вместо нее в душах людей селилась серая и жуткая «безнадега». Люди стремительно менялись.

Они ощутили, как их жизнь попросту перевернули, заставив жить по принципу:

«человек человеку – волк». По всему миру разрастались очаги противостояния, перерастающие в непрекращающиеся войны. Все больше появлялось стран с диктаторским режимом. Демократические свободы уступали место жестким мерам против «мирового терроризма». Людям внушали, что все делается для их же блага. В те времена власти еще пытались, как-то сохранить лицо, устраивая всеобщие выборы в органы власти. И хотя они были заранее фальсифицированы и лицемерны, и напоминали больше спектакль, финал которого уже определен, для некоторых, пусть и не многих, участие в них давало видимость своих гражданских прав и свобод. Фактически же их уже не было, поскольку наступление на этом фронте давным – давно шло полным ходом. Готовилось грандиозное по масштабам наступление «на толпу». Подбирались к людям не спеша, аккуратно и медленно, – «на кошачьих лапах».

Тут сильно постарались тайные жрецы. Они стали пытать и изучать общественное мнение. С помощью различных способов и технологий они стали делать множество информационных «вбросов» с провокационными целями. Например,«…с 1 июня всех будут штрафовать за цветы на балконе!!!»

Или «…тем, кому исполнилось 70 лет, запретят водить автомобиль!!!» Или так: «выгул собак в городах скоро запретят!!!»

И так далее! Нагло, дерзко, чем больше нелепицы и вранья, тем лучше! Ну а дальше, они смотрели на реакцию общества. И вот тут-то… Максим затянулся табачным дымом и попытался представить себя, живущим среди людей того времени: как поступил бы он на месте своего деда, и какими бы могли быть последствия от его действий?.. Но у него не получилось: все-таки довольно прочно в нем утвердился Мастер – СЛУГА И КАРАЮЩАЯ РУКА ИМПЕРАТОРА, и единственное, что у него пронеслось в голове после всех этих воспоминаний: «бараны, они и есть бараны!» Ему бы очень хотелось избавить себя от подобных воспоминаний, ибо они тревожили его душу и отвлекали от процесса осмысления нынешних повседневных дел, но ничего не мог с этим поделать. Он неторопливо шел по зданию аэропорта, и все встречные выброшенной вверх рукой отдавали ему честь. Он был в форме правительственного инспектора, и ее подобало носить всем, подобным ему. Те, кто уклонялся от этих правил, впоследствии об этом жалели.

Большинство людей, увидев его издалека, старались уйти в сторону и не попадаться на глаза. Ему это нравилось. В целом, во всем здании людей было мало. Небольшая очередь стояла перед дверью, над которой горела вывеска «Служба целесообразности». Мастеру сюда было не нужно, но большинству из тех, кто хотел куда-либо лететь, необходимо было здесь получить разрешительный штамп в документах. Дело в том, что в свое время Император издал указ, согласно которого запрещались все «нецелесообразные» перелеты. К таковым относились поездки на отдых, туризм, посещение родных и друзей и все прочие, кроме тех, которые специальная служба признавала целесообразными. Даже поездка на похороны родных признавалась вздорной, а кандидата на нее могли привлечь за уклонение от общественного труда.

Таким образом, создавалась предпосылка для существенного сокращения авиапарка планеты и его инфраструктуры. Резко упал расход авиационного топлива и что важно, – значительно уменьшились выбросы в атмосферу. В общем, как всегда: «все на благо людей, и – Слава Императору!» Об этом же, кстати, сообщали многочисленные плакаты и светящиеся стенды; громадные мультимедийные экраны непрестанно гнали ролики, в которых обоснованно доказывалась польза от всего, что связано с деятельностью Императора. В них рассказывали, какой он великий и мудрый, а главное – трудолюбивый; что он не покладая рук трудится на благо всего человечества в режиме «двадцать четыре на семь», и ВСЕ должны брать с него пример, и только полные ничтожества могут позволить себе думать об отдыхе! Но ничтожества, все же, находились, и нужно было их выявлять и приводить в «соответствие».

Этим Мастер и занимался по большей части своего времени. Он отметил документы на стойке регистрации и прошел на посадку.

Его ждал небольшой комфортабельный лайнер производства объединенной авиастроительной кампании. Этот тип самолета предназначался для особ средней и полувысшей важности. Обычных «баранов» сюда не допускали. Их возили на древних полуразвалившихся «Илах» и «Боингах». Они часто падали, но никому до этого не было дела. Он прошел в салон и занял свое постоянное место. Здесь не было много пассажиров и у каждого было свое место в отдельной кабинке. Правилами не допускалось, чтобы даже и VIPы общались между собой, не допускали пустой болтовни, и тем более, не смогли бы договориться о чем-либо между собой. За этим строго следили, и Мастер об этом знал.

Все было продумано и устроено также и в мелочах, чтобы здесь на борту никто ни в чем не нуждался. Он нашел на панели нужную кнопку и озвучил роботу свои пожелания в плане еды, и тот сообщил, что заказ будет готов через десять минут. И действительно, ровно через десять минут тоненько зазвенел электронный колокольчик, и к нему заехала тележка с едой. Мастер всегда с удовольствием ел на борту. Еда здесь было отменной, а главное – ее готовили из натуральных продуктов. Он и все те, кто были за стенкой, имели на это право. Для остальных прочих существовали фабрики питания. Там посредством переработки сельскохозяйственных отходов, морских водорослей и сырой нефти приготавливали единый универсальный набор питания под названием «счастливый стол». Меню набора, раз и навсегда, уже довольно давно утвердил сам Император. Набор этот неизменно состоял из трех блюд, которые кто-то от щедрот своего глубокого ума наименовал премудрым образом: «первое», «второе», «третье». Ничего не сообщалось о гастрономической ценности этого «шедевра», но собаки это не ели. Однако «бараны», которые поедали эту откровенную гадость, должны были во время трапезы восхищенно улыбаться (не менее трех раз), а по ее окончании, поднявшись с места, поклониться, как можно ниже, и прославить Императора. Те, кто этого не делал, впоследствии об этом жалели.

После того, как анализатор видео подтвердил окончание трапезы, робот попросил разрешения сделать уборку. В этом не было необходимости, но добавляло деликатности в отношении VIP-персоны. Вскоре робот-стюардесса нежным голосом сообщила о необходимости пристегнуть ремни и приготовиться к полету. В дополнение ко всему обычному, она сообщила, что желающие могут использовать усыпительный газ, чтобы сократить до минимума время перелета. Максим предпочитал этим способом не пользоваться. Еще не более года назад он брал с собой фляжку доброго старого «вискаря» и потихоньку потягивал из нее в продолжение полета. Подобный «релакс» гарантировано доставлял ему удовольствие. Однако после одного из таких перелетов, он был лично вызван к Ментору, который «по дружбе» сообщил, что готовится соответствующая поправка в «Кодексе поведения» и в скором времени пьянство на службе будет жестко пресекаться. Мастером было услышано это предостережение. Но услышали его, как всегда, не все. Те, кто продолжил так делать, впоследствии об этом жалели. Глава 3.

Машина, наконец, взлетела, и он, закрыв глаза, постарался заснуть под монотонный свист турбин. Но сон не приходил, и его снова поглотили тяжелые раздумья и воспоминания. Большей частью мысли его связывались с его нынешним положением и делами службы. Они уносили его туда, где могла скрываться опасность для него и его высокого положения. Он не хотел признаваться даже себе, что уже давно ненавидит Императора и весь устроенный им миропорядок. И чтобы это каким-либо образом не вырвалось наружу, он с особым рвением исполнял свои обязанности и старался тщательно следовать всем правилам даже в мелочах. Мысли его в этот момент, как раз были об этом. Он снова вспоминал отца и размышления деда о жизни того времени, и о том, как люди постепенно теряли свое положение и свободу. Отец пересказывал воспоминания деда по памяти:

«Обычно все начиналось с каких-то мелочей и, разумеется, имело направленность к «всеобщему благу». Так, например, был положен запрет на курение в общественных местах. Тогда никто ничего и не заподозрил. Тем более что было в этом и разумное зерно: если люди находились в помещении или другом замкнутом пространстве, то почему все должны были дышать дымом ради удовольствия одного? Но, с другой стороны, если курильщик на пустом пляже доставал сигарету, то автоматически становился нарушителем закона, хотя в реальности и не причинял никому какого-либо вреда. И никто, как всегда, не вникал в тонкости, и «рубанув с плеча», получали закон, от которого страдали конкретные люди. Те самые люди, которые были гражданами своей страны и имели свои права, как и все. Их беда была в том, что они были в меньшинстве, а так сложилось со времен революции 1917 года, что в стране провозглашалась диктатура большинства, и все те, кто были не «в ногу», изначально объявлялись врагами народа и подвергались либо уничтожению, либо преследованиям. Видя надвигающуюся социальную бурю, многие выдающиеся люди страны были вынуждены покидать страну и жить в эмиграции. Гражданская война, затем коллективизация, суровое время репрессий – постепенно, но неизбежно сформировали в общественном сознании людей определенное отношение к человеку: «личность – ничто, но коллектив, народ – все!» Это ущербное представление не только питало многие политические решения, но и являлось источником сознательного заблуждения рядовых граждан. Разумеется, это было только на руку правящим элитам всех последующих времен и всячески поддерживалось пропагандой. Действительно, управлять человеком, который ощущает себя «маленьким винтиком», от которого ничего не зависит, в разы проще, чем теми, кто имеет свое видение мира, волю и имеет желание влиять на окружающее. Таких людей в древности называли вольнодумцами, чуть позже – революционерами, а еще позже – террористами. И что интересно, террористами, по определению правящих элит, становились не только отдельные люди, но и целые государства и народы лишь за желание жить, как им хочется, в соответствии с историческими и культурными традициями своего народа. Безусловно, все те, кто имел влияние на людей и страны, всячески старались сохранить свое господство любыми способами и средствами. Они убивали правозащитников и оппозиционеров, устраивали колониальные и локальные войны, «цветные революции», стравливая меж собой народы и внедряя повсюду своих людей. Но чем сильнее оказывалось давление на народы, тем сильнее поднималась волны народного сопротивления, и в мире становилось все больше стран, ставших под знамена национально-освободительных движений. Многие годы на всех континентах планеты шла упорная и жестокая битва. И было пролито не одно море крови…. Однако, несмотря на все усилия народов в борьбе за независимость и свободу, поезд мировой истории в конечном итоге прибыл на свою последнюю станцию. И имя ей – «Единый мировой Порядок!»

В своих размышлениях Мастер каждый раз поражался уму, хитрости и изворотливости тех, кто так ловко набросил петлю и сумел задавить и подчинить себе огромную массу людей. Во всем этом прослеживалось действие какой-то невидимой, тайной и страшной силы. Казалось, она проникает в мысли и сознание всякого человека и способна влиять на его волю, что наполняло душу животным страхом. И вот сейчас сам, будучи этой самой петлей, он силой страшной машины уничтожения, которой служил и пред которой преклонялся, должен был давить тех, кто еще хотя бы мечтал о свободе. Максим понимал, что все их силы и власть были устроены на обмане и лжи, а секрет успеха заключался в красоте и блистании обертки, в которую они были упакованы. Он также понимал, что реальная сила пребывала не во лжи, но исключительно в правде, вот только беда заключалось в том, что правды вокруг почти не оставалось… А там, где она еще была, лилась кровь, а ее защитников становилось все меньше. Постепенно, шаг за шагом, падали бастионы свободы, выявлялись и уничтожались очаги сопротивления, а народы, подавленные страхом, приводились в состояние послушных и безропотных «баранов…»

Глава 4

Мастер очнулся от легкой вибрации кресла, что предвещало скорую посадку. Еще оставаясь в состоянии легкой дремоты, он включил свой «внешний контроль», который не раз избавлял его от неприятностей, а возможно, и спасал саму жизнь. Он давно уже научился «ставить блок» своим мыслям и чувствам, которые порой весьма сильно будоражили его изнутри, но благодаря тому, никто ничего не мог внешне ничего обнаружить. Этот навык он приобрел долгим кропотливым трудом над собой, и ни разу об этом не пожалел. Многие из его окружения владели также подобной методикой, но иногда все же доносились известия, что кто-то был где-то изобличен, когда в состоянии легкого подпития или сна бормотал что-либо недостойное или откровенно враждебное Императору. Разумеется, все они немедленно подлежали «изоляции» и впоследствии сильно жалели, что ленились работать над собой. Он еще раз нажал кнопку и запросил немного еды, чтобы успеть съесть до посадки. Там, куда он направлялся, сложнее было найти нормальной еды, за исключением омерзительных «цифровых» кушаний. Вскоре загорелось табло «пристегните ремни» и еще несколько, предлагающих поставить оценку экипажу, поварам и всей обслуге на борту. Максим щедро поставил всем «пятерку», и стал настраивать себя на встречу с сопровождающим. Он знал, что за непринужденной и дружеской беседой при встрече, могут проскочить специально заготовленные провокационные вопросы, и потому, необходимо было держать «ухо востро». Те, кто позволял себе расслабляться и этого не делал, впоследствии об этом жалели. Самолет, наконец, приземлился, и электрический трап-эскалатор мягко высадил пассажиров на поле. В толпе встречающих, он по специальным меткам на форме определил того, кто должен был сопроводить его до места назначения. После формальных уставных приветствий оба направились к выходу, где их поджидал киберэкипаж на воздушной подушке. Там, куда прилетел Мастер, были в ходу еще обычные электромобили, но в силу своей тихоходности, двигались они в крайних правых полосах. Скорость флайкара, как минимум, была вдвое выше, и потому они просто летели над левой полосой, оставляя их позади.

– Как к Вам обращаться? – спросил сопровождающий.

– Зови меня Мастер, просто Мастер, – ответил Максим.

– Мы получили подтверждение Ваших полномочий. Они третьего уровня.

– Хорошо, как долго еще нам до места?

– Чуть более часа, Мастер.

Они оба замолчали. Сопровождающий каким-то образом почуял внутреннюю силу своего собеседника, и не счел возможным вести с ним какие-либо провокационные разговоры. Мастер был доволен, что сидящий с ним рядом «коллега», так можно было бы его условно назвать, не доставал своими расспросами и пустыми разговорами, а потому не было необходимости все время держать себя в напряжении в постоянном ожидании подвоха с его стороны. Он научился хорошо разбираться в людях, это была его работа, здесь он много достиг и был способен почти моментально определить: какому типажу принадлежит конкретная личность. В противном случае он бы не был Мастером. И хотя в данном случае этот коллега его вполне устраивал, но среди своих подчиненных людей такого типа он не терпел и всячески старался от них избавиться. «Мелкий негодяй, стукач, слабак и трус!» – так мысленно характеризовал Максим своего попутчика, продолжая скучно наблюдать мелькавшие за окном, суровые пейзажи северной Канады.

«Сколько еще продлится эта всемирная чистка?» – думал он, вспоминая недавний доклад доверенного лица из Высшего руководства при Его Величестве. Им были озвучены некоторые цифры «достижений» в вопросе регулирования численности населения планеты, которые попросту приводили в шок. Доклад этот прозвучал для всех избранных, был обязателен к изучению, поскольку являлся для них руководством к действию.

Мастер, как и все из его клана, стоя перед коммуникатором, выслушал с чувством внутреннего омерзения каждый тезис доклада, но внешне – с радостным выражением лица и под бурные всеобщие аплодисменты. Докладчик сообщил «чрезвычайно хорошие» новости, что в результате принятых мировым правительством мер, существенно улучшились условия жизни на планете. Были заявлены серьезные экологические достижения. Снижалась острота всех социальных проблем, а главное – успешно решалась проблема с перенаселением планеты. По данным всемирного статистического комитета за год население уменьшилось на 23 процента! В этом месте доклада звучали долгие несмолкаемые аплодисменты. В первоочередные задачи на предстоящее время определялась задача по завершению очистки планеты от всех «паразитирующих баранов»! Докладчик так откровенно и заявил: «баранов». Что откровенно удивило Мастера. Нет, такое невозможно было себе представить еще год назад! На всех семинарах, руководствующих фактически к истреблению людей, тщательно выбирались определения и формулировки, хотя бы внешне скрывающие суть происходящего. Но теперь, как видно, Система уже не считала нужным действовать под покровом лжи и откровенно цинично являла свои цели. «Что же будет дальше?» – думал Мастер, и невольно память его возвращала к воспоминаниям отца:

«Они начали массовое наступление на людей сразу после того, как уничтожили Великую страну. Разорвали общество на богатых и бедных довольно за короткое время. Обманутое большинство наивно думало, что наступил, наконец, их час – время возможностей, и стоит только немного поднапрячься и жизнь расцветет, как в сказке. Люди выходили на рынки, продавали все и вся, открывали частные ларьки и мелкие фирмы, ездили «челноками» в зарубежье, параллельно процветала преступность, стремительно размножались бандитские кланы. Товаром становилось абсолютно все: жизнь, здоровье, образование, женская красота. Заборы и столбы пестрели объявлениями о продаже и сдаче жилья, оказания различных услуг, в том числе, интимных. Сознание людей пьянил воздух свободы, но в действительности это была «псевдосвобода», полнота которой низвергалась, в первую очередь, на самых слабых и доверчивых. Кто-то понес деньги в рост в фирмы-пирамиды, кто-то заложил квартиру в банке, кто-то взял деньги под немыслимые проценты, кого-то просто развели мошенники. Появилось множество «бомжей», детей-сирот, родители которых так или иначе «не вписались» в новые рыночные отношения. Но люди не приняли этот «первый звоночек» тревоги за свое будущее и продолжали пытаться устроить личное благополучие. Это и было началом всеобщей беды. Каждый был за себя, а происходящее вокруг, мало кого волновало, а то, что любой мог оказаться на месте этих несчастных, старались не думать. «Им просто не повезло, – думали многие, – но я-то умный, и со мной ничего такого случиться не может!»

Глава 5

«Все процессы, которые тогда происходили в обществе, как вспоминал отец, шли в полном соответствии с учебником политэкономии, которую в свое время ему приходилось изучать. В отличие от западных стран, они протекали у нас гораздо более стремительно и быстрее. Очень быстро закончился период первоначального накопления капитала. Крупные кампании поглощали более мелкие. Лавочники и киоскеры, постепенно разоряясь, уступали место стационарным рынкам и магазинам. Появились торговые сети с крупным капиталом. Стали быстро укрепляться ветви власти, обильно питаемой черным бандитским «налом». И было понятно, чьи интересы эта власть защищала. Люди стали стремиться во власть, чтобы «отъесть» свою часть от коррупционного пирога. Словом, все шло, как по накатанной дорожке. А что же люди? Для них с каждым годом оставалось все меньше перспектив. Те, кто не сумели сделать «рывок» и захватить часть рынка, становились аутсайдерами, опускаясь все ниже по ступеням социальной лестницы. Мелкие торговцы и предприниматели под давлением крупных акул, постепенно теряли все и вынуждены были идти работать по найму на чужих и крайне невыгодных условиях. Те же, кому «чуточку повезло», одурев от бешеных денег, теряли окончательно всякую этику и мораль, стремились заполучить рабочую силу, как можно дешевле и даже даром!»

Максим вдруг вспомнил момент, когда отец рассказывал об этом и свой вопрос, которым он перебил его повествование, весьма поразившее его тогда: – Это как так возможно, даром?!

– Да вот, возможно, – ухмыльнулся отец. Они придумывали разные схемы, чтобы «обвести вокруг пальца» людей.

Самая простая и эффективно работающая была – испытательный срок. Человеку говорили: «Мы берем вас на работу, но с испытательным сроком на два месяца. Справитесь – зачислим вас в штат!» А дальше, человек измученный безработицей и безденежьем, упорно трудился, стараясь изо всех сил, чтобы понравиться руководству, иногда пропуская обед, а то и работая по выходным! Видя, как штатные сотрудники вокруг трудятся, особо не напрягаясь, в нем рождалась уверенность: «вот меня-то точно возьмут!» Но не тут-то было! К концу испытательного срока вдруг в его работе находят «критические нарушения», и человека выставляют вон, не заплатив ни гроша! Вот так. Абсолютно бесплатный работник! Ну, а дальше берут такого же доверчивого ротозея, и все повторялось снова».

Еще отец рассказывал про такие схемы, которые позволяли не только бесплатно использовать работника, но и загоняли его в долги перед работодателем. Человека принуждали подписать договор о материальной ответственности, как основное условие приема на работу, человек какое-то время работал, ну а потом, конечно же, – ревизия, и – Ой! Да у вас тут серьезная недостача! Извольте заплатить или пожалуйте в суд! Что дальше, – догадаться просто. Хорошо, если удавалось найти деньги, но часто люди теряли последнее свое имущество, и что много страшнее – жилье. «Бомжей» и выброшенных из жизни людей становилось все больше….

Максим вспоминал себя еще юного и наивного, неутратившего веру в справедливость и доброту людей, и его возмущению не было предела от всего того, что пересказывал ему близкий и родной человек.

«Ты пойми, – говорил отец, – это СИСТЕМА! И она заточена на уничтожение людей. Что бы ОНИ ни говорили или ни делали, – все ведет к одному результату!» Отец продолжал:

«Свой основной и страшный удар они нанесли по семье. Первыми здесь преуспели еще господа большевики. После революции 1917 года они уравняли женщину в правах, тем самым опустив статус мужа «ниже плинтуса». В результате всех социальных перемен и прежде всего, отъема собственности, муж и отец оказался не в состоянии элементарно кормить семью. И если до революции простой мужик-крестьянин был способен содержать семью и свободно прокормить 6, 9, а то и 12 детей, то после революции даже два ребенка становились тяжкой обузой для родителей. Тем более, что жена теперь из матери и домохозяйки становилась строителем «нового общества» и была вынуждена ходить «на работу». Естественно, что детишек нужно было куда-то пристраивать, и придумали систему дошкольных учреждений, эти самые «ясли-садики». В эти заведения загоняли детишек, подобно тому, как скотину загоняют в стадо, и там обезличенный ребенок в окружении чужих детей и равнодушных теток-воспитателей отбывал свой первый срок в отсутствии материнской любви и ласки, и накапливал в сердце своем злобу и ненависть к окружающим. Взрослые же полагали при этом, что все хорошо, и продолжали строить коммунизм. Дальнейшая дрессировка детей-животных продолжилась и в школах посредством идеологического оболванивания через институты «октябрятства» и «пионерии». Вся подлость замысла заключалась в разобщении родителей и детей. В литературе шла героизация предательства родных по политическим мотивам. Восхваляли и ставили в пример детям гадкий поступок Павлика Морозова, предавшего своего отца. Придумывали самые изощренные способы чтобы оторвать детей от родителей: группы продленного дня, различные «кружки», пионерские лагеря…»

Один такой эпизод своего пребывания в советском пионерском лагере дедушка Максима, нехотя, все-же рассказывал:

«Мне было лет 8 или 9, не помню. У нас была строгая дисциплина: в столовую – строем, обратно – строем. Жили строго по распорядку дня и никак иначе. Нас считали по головам, как цыплят, и никуда нельзя было самостоятельно пойти или отлучиться.

У меня тогда был довольно слабый мочевой пузырь, и во время тихого часа со мной случился конфуз. Когда все обнаружилось, товарищи по палате накинули на меня одеяло и устроили мне «темную». Они лупсовали меня кулаками, и били, чем попало, при этом дружно крича: «обоссанец, обоссанец!» После этого случая, меня по-другому уже не звали… Жаловаться было «не принято», да и некому. Вожатым было плевать на все, они уходили вечером после «отбоя» хороводить с такими же вожатыми из девичьих отрядов, которым также было плевать на своих подопечных девочек». Отец еще добавил, что дед вскоре убежал из лагеря, но был пойман и сурово наказан ремнем своим отцом за побег.

«Но несмотря ни на что, мы любили своих родителей, и часы общения с ними были лучшими в нашей жизни. Правда, так было далеко не в каждой семье. Вирус разделения неумолимо действовал, и давал свои болезненные проявления. Обострения отношений начинали проявляться в подростковом возрасте, когда появляются стремления к самостоятельности, когда ребенок уже не ребенок, но еще и не взрослый. В нормальной семье все противоречия сглаживаются заботой отца и любовью матери. Но семьи «нового формата» уже не могли сдерживать давления окружающего общества и терпели крах. Мужья искали утешение в пьянстве или с другими женщинами, жены не прочь были порезвиться с чужими мужьями, ну а дети, лишенные любви и внимания, были предоставлены сами себе, и их все дальше относило от родителей и часто разбивало об обочины жизни.

Появились другие лагеря – исправительные. Проблемы семьи породили проблемные судьбы. Ненависть, злоба, чувство собственной ненужности – делали свое дело. Потерявшие себя люди становились преступниками. Их пытались исправлять привычными методами: коллективным трудом и подавлением личности. В реальности это мало помогало. Получали лишь экономический результат, за счет использования даровой рабочей силы. В криминальной среде оформился особый клан «воров в законе». Эти люди имели влияние и власть, и не только в своей среде. Они находились на особом положении и не работали, как другие заключенные. Воровская элита была выгодна для властей. Руководство лагерей использовало их влияние на других заключенных в своих интересах, в основном, для давления на политических узников, которых намеренно содержали совместно с уголовным элементом.

Само по себе, появление огромного числа преступивших закон, вполне объяснялось состоянием их внутреннего протеста, протеста личности против, подавляющего ее, социального строя. Общество приняло схему «неизбежности отсидки» в лагерях «второго типа», как обыденность, как норму, что даже породило в народе циничную поговорку:

«раньше сядешь – раньше выйдешь!» Впоследствии, тюремный опыт, полученный этими людьми, будет во всю использован для передела собственности и давления на «толпу». Следующим объектом для удара избрали наиболее уязвимые в социальном плане группы: стариков и детей. Для первых избрали медленное вымирание через создание невыносимых условий для жизни. Естественно, что все было обставлено со стороны властей «красиво», с неизбежным привкусом заботы о своих гражданах. Выражалась она тем, что, время от времени, повышали размер пенсий и социальных выплат. Для особо мало обеспеченных людей, назначали субсидии. Внешне все выглядело замечательно. На практике же оказывалось иначе. После заявления властей о повышении пенсий, немедленно взлетали розничные цены, прежде всего на продукты, причем совершенно не в соразмерности с грядущим заявленным повышением. В результате: покупательная способность пенсионеров лишь только ухудшалась. На среднюю пенсию можно было прокормить лишь собачку, да и то, не крупного размера. С каждым актом подобного «милосердия» пожилые люди, положившие всю свою трудовую жизнь на благо страны, проваливались на очередную нижележащую ступень социальной лестницы. Но это еще далеко не все. Были задействованы такие дополнительные удавки, как медицина и аптека. Появилось множество коммерческих медучреждений, всевозможных платных клиник и «центров здоровья». Естественно, туда на более высокую зарплату стекались лучшие врачи и медперсонал. Лечение в «бесплатных» больничках стало не только бесполезным, но и опасным для жизни. Доходило до того, что врач на приеме спрашивал пришедшую к нему бабушку:

«Вы зачем пришли? Вы свой паспорт давно смотрели? Для вашего возраста это совершенно нормально! Идите, смотрите телевизор, там вам все расскажут: что у вас за болезнь, что нужно купить, и как принимать!»

Больного на приеме часто и не и думали смотреть: врач, уткнувшись в монитор, записывал данные пациента и все, что было необходимо для получения выплаты за этого больного в страховой кампании. Лечить людей стало абсолютно не выгодно, представлялось гораздо интереснее оказывать платные медицинские услуги. Этим и занимались. «Аптека» в данном вопросе и не думала отставать. Их становилось все больше, и аптечные сети разрастались, как грибы после дождя. Свои огромные барыши они получали от непомерно «задранных» цен на все лекарства. Дешевых препаратов и средств попросту не было, и за это упорно боролись. То, что раньше стоило копейки, продавалось под новыми наименованиями с всевозможными бесполезными добавками, но уже за «достойную» цену. Процветало производство «левых» медикаментов. Доля их в общем обороте производства лекарств достигала 30 %! Сбывали эту бесполезную и часто опасную отраву также через Интернет и сетевым маркетингом. Ходили по домам, квартирам, всячески обманывали доверчивых пенсионеров, вытягивая подчас последние деньги. Но главная петля была, все же, – коммуналка. Стоимость месячной квартирной платы в совокупности с оплатой счетов за электричество, отопление и прочие услуги часто превышали размер самой пенсии! Люди экономили и выкручивались, как могли.

Темными зимними вечерами сидели без света и старались лишний раз не открывать воду. Но это помогало мало. Управляющие компании находили все новые возможности по выкачке денег, навязывая людям разные, часто не нужные услуги. Разумеется, из «соображений безопасности и всеобщего блага». У людей росли долги, и как это водится в капиталистическом обществе, в итоге подавались судебные иски на собственников жилья. Часто случалось, что до судов люди просто не доживали. Подорванное болезнями, недоеданием и многолетним трудом здоровье, не выдерживало, и… жилплощадь находила нового, более платежеспособного владельца…»

– Мастер, просыпайтесь, мы прибыли, – тихонько тряс Максима за плечо сопровождающий.

– Мы на месте, – повторил он.

Глава 6

Уже вечерело. Место, куда они прибыли, было довольно пустынным и мрачным. Невысокие серые постройки, выстроенные рядами и обнесенные колючей проволокой, отбрасывали длинные тени в лучах заходящего солнца. Здесь еще недавно располагались корпуса федеральной тюрьмы, и жители небольшого близлежащего поселка составляли ее обслугу. Однако сейчас, после известных событий узников в ней было мало, охраны требовалось в разы меньше, и люди из поселка постепенно разъезжались кто куда. На этом страшном месте была в полной мере реализована «программа нейтрализации уголовного элемента», которая предполагала полную ликвидацию заключенных в течение одного года. Правительство определило эту задачу, как наиважнейшую, позволяющую раз и навсегда очистить общество от «человеческого мусора». В свете решений вопросов по искоренению преступности это представлялось вполне логичным, и было одобрено большинством населения планеты…. Он с внутренним содроганием припомнил, когда лишь благодаря своей интуиции и с помощью хитрых уловок удалось избежать правительственной командировки в «зону очистки», от чего не смогли «отбрыкаться» его многие коллеги по службе. По возвращению «оттуда», кое-кто из них спился, некоторые же «тронулись умом». Методы ликвидации были взяты у «гросс-ликвидатора» ХХ века Адольфа Гитлера, как эффективные и наиболее экономичные: отравляющий газ и крематорий.

Было много тех, кто с восторгом встречал новый указ, были и равнодушные, но откровенных противников почти не было. Если кто громко и заявлял о своем несогласии, то вскоре они по-тихому терялись из виду.

Находились, правда, некоторые правозащитники, которые в смягченной форме пытались привлечь внимание к неоднородности составов преступлений заключенных, и соответственно пытались вывести из ликвидации лиц с низким порогом правонарушений. Но высочайшим указом было разъяснено, что «вирус преступности фактически уже поразил всех этих людей на генном уровне, и вопрос рецидива – это лишь вопрос времени».

А главное, – как было возвещено:

«безопасность общества превыше всего! Мы заботимся о вас!» – провозгласил Великий Император.

Их подвезли к довольно большой гостинице в центре поселка. Здесь было тепло и уютно. Сопровождающий представил своего спутника пожилой администраторше, которая исполнялась все большей любезности, по мере осознания важности того, кто стоит напротив. Дама предложила Мастеру стандартный ужин, но он отказался от первых двух блюд, и попросил принести в номер два «третьего», в котором было достаточно много энергетика, и сам был не столь противен на вкус. В числе «прочих предпочтений» он заказал двух девушек на все время пребывания. – Пусть одна будет постарше – сказал он, – но обязательно: обе европейки, и лучше, если из бывшей России.

– Не волнуйтесь, господин, – ответила администраторша, – я все устрою!

– Зовите меня Мастер, просто Мастер, – сказал он.

– Да, конечно, господин! Простите, Мастер, – поправилась она.

Он поднялся в номер на втором этаже и стал ждать. Вскоре осторожно постучали в дверь.

– Войдите, – громко сказал Максим.

В номер робко проскользнули две девицы.

На вид им было одной около семнадцати, другой примерно двадцать пять, обе славянской внешности. Они в нерешительности стали у входа.

– Слушайте меня сюда, – сказал Мастер, сидя в кресле, – повторять не буду.

Он был несколько утомлен поездкой, и не счел нужным вдаваться прямо сейчас в подробные объяснения.

– Значит так, – сказал он, обернувшись в их сторону, – объясняю задачу: ты будешь «мама», – он указал пальцем в сторону той, что выглядела старше, – ну а ты будешь «дочка», – произнес он, кивнув в сторону другой ее спутницы.

– Будете изображать семью. Нашу с вами семью. Я ваш папа. Можете так и обращаться.

От вас не так много требуется – всего лишь ролевая игра, больше ничего. И не вздумайте как-то по-своему заигрывать со мной – накажу! Понятно? Будете делать, только то, что скажу!

Они стояли перед ним, удивленно хлопая накрашенными ресницами, скорее раздетые, чем одетые, изумленно рассматривая необычного клиента. Эффект, который произвела на них речь Мастера, был бы, пожалуй, меньше, если бы на них сейчас выплеснули по ведру холодной воды. Не дав им прийти в себя и, грозно взглянув на них, он громко скомандовал:

– А теперь, марш отсюда! И быстро привести себя в порядок, и что бы никакой косметики и сверкающих голых ляшек. Для вас с сегодняшнего дня вводится строго классический стиль. Будете одеваться примерно, как для похода на концерт или в театр.

– Простите…

– Папа, – подсказал мастер.

– А что тогда нам сейчас делать? Нас этому не учили… – спросила та, что постарше.

– Знаю, чему вас учили, – нахмурился Максим, – только не тому, чему надо. Чай-то сумеешь заварить?

– Это как? – она в нерешительности замялась, – а где его взять?

– Ну, хорошо. А кофе? Про кофе, надеюсь, слышала?

– Да, я пила в детстве, но нам здесь его почти не дают, а я, вообще бы, его хотела, он вкусный.

Он невольно осмотрел номер. Здесь был небольшой бар с напитками, холодильник, шкаф, коммуникатор, но чайника нигде не было видно.

– Что же они! – выругался про себя мастер.

– Ладно, – примирительно сказал он, – я сам закажу все необходимое. И пусть только попробуют не принести! Ну, а вам все понятно?

А теперь быстро пришлите мне администратора!

Девочки ушли, а мастер невольно погрузился в раздумья.

Сколько раз ловил он себя на мысли, что часто думает о прошлом времени: о том, как раньше жили люди, о чем мечтали, к чему стремились, и о том, что объединяло ту прошлую жизнь с этой. И та прошлая жизнь казалась ему лучше той, что окружала сейчас. Изучая историю, которую очень любил с детства, он находил, что все написанное в ней, далеко не всегда объективно, а порой – даже и противоречиво. Он много проводил времени в книгохранилищах, и его поражало:

насколько по-разному описывали авторы одни и те же события. И уж если современники часто не могли прийти к единому пониманию происходящего, то как тогда относиться к источникам различного временного происхождения? Он просматривал учебники истории различных периодов времени и приходил к выводу, что все написанное в них, имело скрытой целью воспитать и подготовить человека на исполнение определенной задачи, направить его мысли и действия в нужном направлении. В процессе своих размышлений он все больше убеждался, что народы очень часто использовались, как инструмент для исполнения чей-то сторонней воли, – далеко не всегда доброй. И как показывала история, исполнение ее приносило разорение народам и страдания простым людям. Часто он пытался беседовать на эту тему с преподавателями, но они чаще всего старались уклониться от подобных рассуждений, очевидно, опасаясь за свое место. У него не было возможности поделиться с кем-либо своими соображениями, и видно поэтому в нем все чаще звучали воспоминания отца. Максим знал, что отец ни за что не стал бы ему лгать, ибо ненавидел всякую ложь. Этого «добра», как он говорил, «хватало в мире и без него».

Ему было противно, что обман и лицедейство для многих стали нормой жизни. Он часто говорил:

«Люди должны хотя бы иногда говорить правду, и уж тем более, своим. Не ври друзьям и тем, кому доверяешь, чтобы не потерять их!.. И уж если не можешь не лгать совсем, – наставлял отец, – то не обманывай хотя бы самого себя. Этим ты, возможно, как-то убережешься». «Вранье, – убеждал отец, – лютый враг человека! Это, как самый опасный и убийственный вирус, как сама смерть, или даже хуже!»

Максим в тот момент не понимал, что может быть хуже смерти, но все же крепко запомнил слова отца. Многие годы спустя он стал кое-что осознавать; постепенно приходило понимание сказанного тогда, особенно после его знакомства с осужденным священником. И все чаще после подобных воспоминаний его прожигала мысль: «хорошо, что отец не дожил и не видит всего происходящего сейчас!»

В дверь тихонько постучали.

– Войдите, – властным тоном громко сказал мастер.

– Вы меня звали? Что-то нужно, Мастер? – приоткрыв дверь и не решаясь войти, любезно спросила администраторша. Лицо ее имело подобострастное выражение, а поза выражала готовность бежать служить хотя бы и на четвереньках.

– У вас что, даже чайника нет!? – грозно спросил мастер.

– Ну, почему же, нет? Поищем. Где-то должны быть в кладовой. А вообще, мы их давно уже не даем за ненадобностью; хотели уже выбросить… вы же знаете, всякое отступление от правил «счастливого стола» не приветствуется.

– Разумеется, знаю, – грубовато ответил он, – вам доложили уровень моих полномочий?!

– О, да! Конечно, господин!.. Простите, Мастер! – заискивающе пролепетала гостиничная тетя.

– Так вот, принесете мне чайник, сахар, чай и приборы на три персоны. Позже скажу, что еще. А теперь, ступайте! И позовите мне «этих».

Он удивился, с какой быстротой эта грузная тетка удалилась прочь, при этом мягко и без стука закрыв дверь.

«Хорошая школа, – подумал он, – видно, долго дрессировали».

За дверями послышалась возня. Кто-то пытался стучать в дверь.

Мастер открыл. В коридоре стояли два тряпичных тюка на тонких женских ногах. Это смотрелось довольно потешно.

– Мы не смогли открыть, у нас руки заняты, – пробормотала «старшая», с трудом протискивая в дверь огромный ворох самой различной женской одежды.

– Входите, – сказал он, – Можете пока разложиться со своим «барахлом» на кровати… но не думайте, что я позволю вам здесь устроить филиал бутика! Сейчас подберем все, что нужно, а остальное несите обратно.

– У вас не найдется ширмы? – робко спросила одна.

– Раздевайтесь здесь, – ухмыльнулся Максим, – нашли перед кем стыдиться.

Они покорно разделись и стали пред ним, ожидая приказаний. Он оценивающе осмотрел каждую. Они были еще довольно симпатичные и даже красивые внешне, однако, общую картину портило ощущение некой «не первой свежести». Ему нравилось смотреть на женские тела, хотя особой похотливой страсти в большинстве случаев это не вызывало. Чаще наоборот: вызывало чувство восхищения сама гармония линий и форм женского тела. И что он для себя открыл: несмотря на то, что все они были очень разные, и порой – даже очень разные… причем нельзя было сказать определенно, что «эта или та» была лучше или хуже. Каждая была со своей «изюминкой», была загадкой, которую хотелось, но невозможно было разгадать, и становилось понятно: для каждого мужчины находилась среди всех прочих, – та единственная и желанная, милая и прекрасная: своя раба и своя королева!

– Так, сказал мастер, – подберем вам белье, – для женщины это принципиально важно.

Девчонки дружно расхохотались. Уж им-то, гостиничным проституткам это было ведомо, как никому….

– Ну, что раскудахтались? Что тут смешно?

– Простите, Мастер, – пропищала «младшая», выхватывая из кучи тряпок красные кружевные трусики.

– А вот этого не сметь, никакого цветного белья! Только белое или черное, и не совсем открытое! Он выдернул тряпку из ее рук и в назидание довольно больно шлепнул по заду.

– Ой! – вскрикнула «меньшая», и с обидой надула губки. Вы, что, будете нас бить!? Мы думали, что вы не «такой»! Не как все!

– Я «такой», и могу не только бить! – грозно рыкнул он, – поэтому спорить и раздражать меня не советую!

Он сам отобрал для каждой предметы одежды и бросил им.

– Одевайтесь, – у нас еще много дел.

В дверь постучали, вошла горничная, толкая перед собой тележку.

– Вот все, что смогли для Вас найти, – робко сказала она. На тележке высилась горка из разных фруктов; здесь же были чайные приборы, электрический чайник и банка редкого китайского чая.

– Что-то еще? – спросила она.

– Спасибо, вы свободны, – сказал Максим, отпуская горничную. Он закурил. Размышляя о своих новых знакомых, он невольно сравнивал их с прежними подопечными, невольно ставших участниками его необычного эксперимента, который с недавнего времени он стал практиковать. Всех их объединяла абсолютная неготовность принять его правила, предложенные им не понятно зачем и с какой целью. Они были готовы к любым запросам и выходкам обычных клиентов, – порой самым необычным и безрассудным, но не выходящих за рамки их древней профессии. То, что предлагалось здесь, выглядело чем-то странным и даже подозрительным, что никак не вписывалось в их представления и ожидания. Для себя Мастер определил данную тактику, как «встряска мозга», и действительно, для многих, имевших с ним дело, это выглядело подобным образом. У одних это вызывало легкий шок, а другие – более смышленые и практичные, усматривали в этом шанс больше заработать. Но этих вторых, в скором времени настигало разочарование, и у них возникало острое желание побыстрее уйти, но хватка его была железной, и они были вынуждены оставаться «в гостях», пока их Мастер сам не отпускал.

Заниматься подобными вещами ему было не просто интересно, – ему виделся в этом более глубокий, сакральный смысл. Изменяя по своей воле жизнь других людей, он словно бросал вызов самой Системе, которая держала многих, и его в том числе, в своих цепких объятиях. Образно представляя: он как бы бросал тормозной башмак под колесо вагона, катящегося под уклон в пропасть. Для него это было важно, придавало жизни некий смысл, сохраняло душу в состоянии внутреннего равновесия. Для своих экспериментов он выбирал женщин, порой, совсем юных, на которых еще можно было влиять, и еще виделся в этом смысл. И вот почему.

Результат наблюдения над человеческим родом распределялся для него неравным образом. Женская его половина имела явное предпочтение ровно в той пропорции, которой им определялась социальная значимость той или иной гендерной группы. Для себя он определил ее значение примерно: так:

три четверти на четверть. На то у него имелось твердое, логическое обоснование. Случалось ему дискутировать на эту тему с разными людьми, но далеко не всем нравились его суждения, при этом иногда разгорались довольно жаркие споры. Однако чаще, ему все-же удавалось отстоять свою точку зрения в данном вопросе. Проводя много времени за чтением старинных книг, которые уже мало кто из современников читал, он отмечал не пресекающееся в веках, постоянство обращения авторов художественных произведений к «женской» теме. Практически всегда, во все исторические времена женщина являлась источником вдохновения поэтов, художников, скульпторов и других людей искусства. Все они искали ответы на вопросы, которые тревожили и самого мастера: «что такого особенного скрывает в себе женщина, что от одного взгляда на которую, бывает достаточно, чтобы растаяло сердце самого сурового мужчины; где ключ к разгадке ее красоты; в чем есть сила таинственного ее влияния?» Возможно, он бы долго искал ответы, но случилось так, что встретил человека, беседы с которым помогли ему кое-что прояснить. Человек был из тех, кто был осужден на работы в те самые шахты, куда он направлялся с инспекцией. Ее функция заключалась в проверке документов, а затем ему предстояло дать заключение по вопросу:

насколько полезен Императору и обществу может быть конкретный осужденный, и как его максимально выгодно использовать в рамках уже вынесенного приговора. Еще год назад такой практики не существовало и всех «баранов» без разбора гнали на убой.

Но вскоре стало ощущаться «мозговое голодание» в сфере производства и обслуживания. Необходимы были образованные специалисты для настройки роботов, для управления аграрных производств, требовались операторы сложных производственных процессов, где без участия человека нельзя было обойтись. Несколько подобных «сессий» уже было проведено мастером в разных местах мира, благодаря чему несколько человек получили отсрочку исполнения приговора.

Каждый такой «спасенный мозг», давал ему премиальные баллы и повышал его служебный статус. Баллы могли начисляться за любую деятельность, направленную на пользу Императора. Здесь существовала специальная оценочная шкала. Больше всего баллов присваивали за исполнение тайных «деликатных поручений», к которым причислялись: слежка, задержание и последующая «нейтрализация» врагов Императора и Системы. Накопив определенное количество баллов, можно было получить от Системы полномочия, которые определялись в соответствии с их «уровнем». Те, кто мог быть допущен до подобного рода сортировке «баранов», должны были иметь уровень полномочий не ниже второго. У мастера был третий – наивысший. Этот уровень кроме различных бытовых льгот, давал право ношения и применения оружия в отношении любого, кто был ниже его по статусу. Нужно сказать, что после успешно проведенной кампании по искоренению преступности, все оружие, которое имелось на руках, было отобрано, и оставалось только в силовых ведомствах. У мастера имелась старая, потертая временем «Беретта», с которой он не расставался ни днем, ни ночью. Имелась возможность выбора различного другого, гораздо более современного оружия, но он предпочитал именно эту марку, которая была в свое время у его отца и никогда не подводила его.

Его статус позволял применять оружие без особых на то правил, просто по своему усмотрению, но он никогда не стрелял в женщин и детей, да и вообще, – старался не делать этого без крайней необходимости. В тот раз он едва сдержал себя, чтобы не пристрелить прямо на допросе этого осужденного, с которым он позволил себе развить диспут на волнующую его тему. Его тогда возмутила смелость и, как ему показалось, дерзость ответов на его вопросы. Мастер частенько беседовал на отвлеченные темы, что снимало с допрашиваемого «напряжение» и позволяло лучше понять его жизнь и намерения. Человек, сидящий перед ним, который вначале его так раздражал, был изобличен по третьей идеологической категории и значился особо опасным для Системы. На предварительных допросах он представился, как бывший священник, запрещенной полтора года назад, православной церкви. Мастер хорошо помнил, как все это происходило, но некоторые подробности он узнавал только от него. Старик рассказывал:

– Действующих приходов к моменту моего ареста практически не осталось. Почти все они находились на территории бывшей России, в основном в центральных ее областях. Много храмов находилось еще в очень приличном состоянии. Практически до самого закрытия продолжался процесс их восстановления, порушенных еще в ХХ веке. Находились еще какие-то люди, которые на свои средства пытались что-то делать и украшать церкви, правда, с каждым годом их становилось все меньше. Людей в храмах почти не было. Чаще всего, это были престарелые калеки или полусумасшедшие, которые не подлежали ликвидации по закону, поскольку могли использоваться на каких-то простейших работах. Отток людей из церквей происходил постепенно. Дольше всех продержалась русская православная церковь. Там еще были службы в храмах и приходили люди, в то время как на европейской территории и других континентах уже все прочие религиозные конфессии заявили о прекращении деятельности. Сам папа римский провозгласил императора мессией, наместником Бога небесного и владыкой мира на все времена, и торжественно в миллионном собрании людей, вручил ему бриллиантовый «Ключ от мира». Сам же он поступил в верховную канцелярию Императора в качестве его помощника и советника. Вскоре из этого ведомства пришло предписание патриарху русской церкви, в котором было предложено закрыть «за ненадобностью» все оставшиеся действующие приходы, а самому войти в состав Верховного правительства в качестве наблюдателя для осуществления контроля исполнения «всевышней воли» на бывших подведомственных ему территориях. Предложение было принято, и на другой же день он выступил с «Заключительным обращением ко всем членам Церкви», в котором предлагал «обратить свои сердца к мессии, как к Всевышнему Свету», и что «не судить пришел мир Владыка, но наполнить его радостным светом любви…» Он говорил, что «кончилось время вражды и нестроений, ибо уже «с нами на веки вечные Свет торжества разума», и наконец: «блаженство получат все исполняющие волю своего Владыки», и что даже «смерть ради не него – не смерть, а способ войти в тайный легион, избранных самим Богом!» Смысл обращения сводился к тому, что все должны быть готовы умереть ради Императора, и даже стремиться к этому, чтобы обрести «невыразимое счастье навеки!»