Спаситель

Глава 1

Миха

Впечатляло.

Нет, на самом деле впечатляло. Золотой свет, что расползался по нитям, шары, загоравшиеся один за другим, словно звезды, попавшие в сеть. Бархатное небо, такое вот рыхлое, позволяющее скорее ощутить, нежели увидеть вспышки света на той, другой стороне…

И ожидание.

Урчащий живот, несколько снижавший восторг и общий градус пафоса. А еще понимание, что эта долбаная башня высока. И всем тут очень повезет, если лифт найдется.

Рабочий.

А если нет?

– А я ногу натерла! – пожаловалась Миара, которой явно надоело просто сидеть.

– Дорогая, не разочаровывай меня, целитель, который натер себе ногу…

– Некомпетентен, знаю! – Миара остановилась и закатила глаза. – Но я и вправду натерла. Это… туфли неудобные! И вообще, меня всегда рабы носили! На паланкине!

Она огляделась, явно пытаясь отыскать рабов с паланкином, или хотя бы паланкин, который можно будет поставить на чьи-нибудь плечи.

Но не нашла.

Разве что зверюга Ицы дружелюбно оскалилась, намекая, что рабов заменять не собирается.

Миара вздохнула и стащила ботинок.

– А такими удобными казались… и вообще…

– Мы уже почти дошли, – ласково произнес Карраго и со вздохом опустился на корточки. – Показывай…

– Замуж я все равно не выйду!

– И не надо. Ты ногу показывай. И почему раньше молчала? Ты же целитель, понимаешь, что болезнь проще предотвратить, чем излечить… когда натирать начало?

Миха повернулся.

Миара вытянула ногу, и Карраго, склонившись к самой ступне, тыкал в нее пальцем.

– …это безответственно…

– Больно!

– Когда нога отвалится, будет еще больнее… воспаление началось. Ты почему…

Винченцо со вздохом вытянулся на земле, уставившись в небеса.

– Красиво… – произнес он.

– Красиво, – Миха согласился.

Только все же лифтам лучше работать, а то ведь подниматься можно еще пару дней. Или не пару… и не факт, что там вообще лестницы имеются.

Время.

Уходило.

У них. И у мира тоже. Там, внутри, что делать-то? Нет, в целом план понятен – найти это самое сердце бога и спасти мир.

– Ица, – окликнул Миха. Девчонка сидела на корточках, касаясь кончиками пальцев земли. Голову она запрокинула, и даже с виду поза её казалась на диво противоестественной. – Ица, а как это сердце выглядит-то?

– Как сердце, – она все же снизошла до ответа.

– Большое? Маленькое? Может, его вовсе вынести не получится, если очень большое.

Ица нахмурилась. Кажется, подобная мысль ей в голову не приходила. И еще больше нахмурилась. И вздохнула, признавая:

– Не знать.

Понятно. Опять искать то, что… что-то там.

– Ладно, на месте разберемся, – Миха тоже вытянулся на траве. А что, не расстраивать же ребенка невыполнимостью миссии… и гибелью мира. – Расскажи. Что знаешь… что за бог и вообще…

– Давно. Мама говорить. Рассказать. Слова…

– Я переведу, – пообещал Винченцо, садясь. – Если не утратил пока способности понимать.

– Духи добрый к ты.

– А то…

Ица кивнула и заговорила. Странный язык, то певучий, текучий, то вдруг обрывается чередой хриплых звуков, рычащих, никак не увязывающихся с тем, с певучим. Точно язык этот был создан из двух.

Или трех?

Могло бы?

Почему нет. Если есть искусственные люди – а Миха живое тому доказательство – то почему бы не возникнуть искусственным языкам. Там, в древности?

– Она говорит, что… ей рассказывала её матушка.

– Это мы поняли… ай, не тыкай! Больно же!

– А ты будь воспитанной девочкой и не перебивай брата, – наставительно произнес Карраго. – Я очень люблю сказки…

– Вот выйду за тебя замуж и начну рассказывать. Каждый вечер… о том, что голова болит…

– Я целитель, дорогая. У моей жены голова болеть не будет.

Миха подавил вздох и желание сказать всем, чтоб заткнулись. С другой стороны… это стресс. Банальный обыкновенный, когда все на грани, когда шли-шли и вот вроде бы дошли, и почти уже получилось. И не надо жилы рвать. Почти. А можно расслабиться и выплеснуть этот самый стресс ворчанием.

– Её мать относилась к особому… народу? Группе людей скорее… да, так точнее будет. Извините, перевод не всегда дословен. Как бы то ни было, они полагали себя избранными.

И снова ничего нового. С людьми случается проклятье избранности.

– И хранителями древней крови. Точнее эту кровь восстанавливали. Собирали. Кровь и… части тела? Ты уверена?

Ица кивнула.

И заговорила быстрее. Звуки снова сменились, и теперь в речи её появилось много шипящих. А еще она трогала лицо…

– Некогда народ Белой цапли вернулся из-за моря, куда ушел во время первой гибели мира.

– А их было несколько? – Карраго выпустил одну ногу и взялся за другую. Ботинок снимал сам и довольно-таки бережно.

Ица замолчала.

И кивнула.

Снова заговорила, загнув палец.

– В первый раз огонь низринулся в моря. И моря вышли из берегов, покрыв все земли… до самых горных вершин. Во второй раз пришла тьма и выпила весь жар, и мир сковали льды… и когда истаяли они силой богов, то боги сотворили тех, кто станет мир хранить. Они устали возвращать в него жизнь.

И Миха в чем-то богов этих понимал. Работаешь, стараешься, а потом раз и армагеддон все рушит.

– Тогда и появились люди. Разные. И боги расселили их по миру. Но потом… ага, она точно не помнит, потому что там все путаное, но вроде бы на мир излился огонь, и люди почти погибли. Боги опечалились, что люди слабы и дали им щит, чтобы заслоняться от гнева небес. Но оказалось, что люди слишком слабы. Что не может человек держать божественный щит. Тогда боги поделились своей кровью. И родился тот, кто был богом, но жил среди людей. И пока он рос, никто не знал, что он бог.

Очередной избранный.

Наверное, с точки зрения философии и культурологии эта конкретная история мало чем отличается от прочих, которых у каждого народа в избытке. Разве что… небеса тут имелись, и огонь всамделишний.

И почему не быть щиту?

В конце концов, если отвлечься от буквального восприятия информации.

– И когда небо вновь вспыхнуло пламенем, он поднял щит, защищая людей. А потом увел их за край мира…

– Зачем? – уточнил Карраго, разминая ноги Миары. Та прикрыла глаза и казалась спящей.

Впрочем, Миха не стал бы спешить и верить.

– Она не знает, – перевел Винченцо. – Но знает, что когда корабли мешеков достигли берегов этих и укрыли уже их, то тот, кто привел их, упал обессиленный. И тогда люди разделили его тело.

Он замолчал ненадолго.

Спросил что-то.

Кивнул.

– Люди испугались, что тот, кто был богом, встанет над ними. Они не хотели видеть над собой бога. И тогда вынули сердце из его груди. А потом взяли его кровь и семя…

– Вот все, что нужно знать о человеческой благодарности, – Карраго отпустил-таки ногу. – Сколько раз меня пытались убить благодарные пациенты, не перечесть…

Миха вздохнул.

А и вправду… в таких условиях только психопатом-параноиком и станешь. Закономерно, так сказать.

– Они хотели вовсе уничтожить тело бога, но это оказалось не в силах человеческих. И тогда его разделили и спрятали. А избранный народ… ага, они не признали власти того, кто был рожден от семени бога и напоен его кровью. Они поняли, что для спасения мира нужно возродить…

Винченцо задал еще вопрос, что-то уточняя.

– И они собирали части тела… и почти собрали. Им не хватало лица и сердца. Лик был утрачен в бою с магами, а сердце… укрыто… выходит, что тут. Как-то вот так. Но она говорит, что рассказала только то, что знает от матери. И что это может быть неправдой… и что незадолго до… всего отец брал её в пирамиду. В ту, где когда-то принесли в жертву бога.

Кому?

Кому можно принести в жертву бога?

Другим богам? И есть ли в этом смысл? Не тот, сакральный, налипший на эту историю за сотни лет, но реальный. Взять и своими руками уничтожить того, кто спас мир?

Не то, чтобы сам факт удивлял. Карраго прав в том, что касается человеческой благодарности. Специфическая это штука. Не каждый способен её пережить.

Но вот сугубо технически…

Если имелся некто, кто обладал мощью достаточной, чтобы укрыть… мир? Часть его? В общем, сделать что-то такое, что позволило планете не сгинуть в плотном потоке метеоритов. То как он позволил уничтожить себя?

Ослаб?

Настолько? Или, может, он сам умер, а затем уж тело расчленили? А кровь и семя – это лишь сказка, которую скормили, пытаясь обосновать легитимность новой власти.

Ничего.

Разберемся.

– Она думает, что сердце не будет большим. Потому что ни разу мама не говорила, что бог был великаном. Она говорила, что он родился человеком.

А вот этот практицизм был понятен.

– Деточка… – Карраго помог Миаре натянуть ботинок. – Не то, чтобы я тебе не верю… точнее понимаю, что ты говоришь искренне. Но вот меня в этой истории смущает одно.

Только одно?

– Почему вы думаете, что вот этот самый бог, возродившись, решит спасать мир? Как бы… если все даже примерно было так, как в легендах… я бы усомнился, что у него есть причины… спасать мир.

Ица вздохнула.

И сказала.

– Я не знать.

А потом ожил и Джер, он потянулся, подавил зевок и произнес:

– На месте разберемся. Тут говорят, что открыт доступ к первому ярусу. Идем?

И что было ответить?

По земле пролегла золотая дорожка. Миха даже остановился, потрогал поверхность, пытаясь понять, как именно она светится. Не понял. Разве что песок, который получалось подхватить, несколько мгновений сохранял свечение, а затем становился обыкновенным песком, пусть и сверхтекучим. Но стоило вернуть на дорожку, и крупинки тотчас вспыхивали.

Ладно.

Светится и хорошо.

Паутина тоже светилась. И шары. И узкие полосы на стальных боках башни. Они убегали куда-то вверх, становясь частью огромного сложного узора.

А идти пришлось довольно долго.

Почему-то Михе представлялось, что башня находится ближе. Даже больше, она и была-то рядом, начиналась от столпов-корней. И до входа рукой подать. Но стоило сделать шаг, пересекая невидимую черту-границу, и оказалось, что от столпов до башни не так и близко. И с каждым новым шагом это «не близко» увеличивалось. Сама башня вроде бы и не двигалась, не удалялась, но и не становилась ближе.

Иллюзия? Выверты местного пространства?

Утраченные технологии?

Миха не знал.

В какой-то момент перед ними просто возникла светящаяся арка.

– Система просит установить режимы доступа для посетителей, – барон замер и взгляд его затуманился, хотя и направлен был в никуда. – Есть гостевой… а для нее – модератор третьего уровня… если брать второй, то нужно подтверждение компетенций. Это как?

– Экзамен сдать придется, – предположил Миха. – Давай пока третий. Там посмотрим.

Кивок.

– Остальные… гостевой или расширенный гостевой с возможностью доступа в закрытые зоны третьего порядка. Для доступа в закрытые зоны второго и первого порядка нужна дополнительная верификация… ага… осуществляется нуль-оператором или модератором первого уровня. А кто такой нуль-оператор?

– Подозреваю, что ты, – Миха щурился, но по-прежнему ничего не видел. Арка. Темнота. И золотистое зыбкое поле по краям её. – Но пока не спеши. Хватит гостевого.

– Предлагает… провести калибровку энергетических потоков…

– Обойдусь, – Миха дернул плечами.

– Предупреждает, что накопление остаточных эманаций ведет к искажению первичной структуры и её де… дебалан… ровке. Вот.

Джер выдохнул.

И смахнул пот со лба.

– Спрашивает, куда нам надо…

– В центр управления, – решился Миха. – Если тут такой есть…

Как ни странно, но имелся.

– Семьдесят третий этаж…

Лифт.

Пусть боги нынешнего мира смилуются, и в этой гребаной башне все-таки будет лифт!

Лифт был.

В отличие от лестницы.

Воздух. Вот, что первое бросилось… в глаза? В легкие? Сухой до хрупкости, стерильный, остро пахнущий озоном воздух, который и вдыхать-то было больно. И согнулся в кашле мальчишка-наемник. Зашипел Джер, пытаясь этот кашель сдержать. И у Михи рванулся из груди влажный ком. Болезненно сжались обожженные легкие.

– Что тут… – Тень сплюнул и черная клякса слюны, смешанной с кровью, растворился на светящейся подложке пола. Только свет этот чуть мигнул.

И выровнялся.

Тварь Ицы заскулила и, упав на брюхо, принялась царапать лапами нос.

– Дышите через нос, – Карраго спешно поднял грязный воротник куртки. – Лучше, если вовсе шарфы там, повязки… пока не привыкнете.

Воздух иссушил губы.

И Миара часто их облизывала. А потом выругалась и тоже согнулась в приступе. Не удержавшись на ногах, она упала на корточки, и руки её вошли в мягкий зыбки свет.

Странное место.

Жутковатое.

Потолка нет. Просто стены и пустота, уходящая куда-то вверх. По стенам вьются тончайшие стебли, то ли проводов, то ли просто свет. И он, приглушенный, не развеивает темноту.

Просто узоры.

Просто…

– Дерьмо, – сказал Тень, задрав голову. – Мы туда в жизни не заберемся.

– Если по стенам…

– Лифт, – Миха повернулся к барону, который пытался раздышаться и часто облизывал губы. – Лифт, подъемник… должен же быть. Не летали же они в самом-то деле.

– Ага… – Джер опять прищурился. – Тут… пишет… ага… выбрать уровень… и надо теснее… тут говорит, что уровень заряда генераторов низкий, поэтому создание платформ большой протяженности невозможно вслед… вслед… нестабильности. Фух, почему оно нормально сказать не может?

– Энергии мало, – перевел Миха. – Поэтому надо плотнее и кучнее.

– А можно, я тут посижу? – Миара села на пол. – А лучше там. Снаружи. Там вон ночь, звезды…

– Нежить? – подсказал Карраго. – И, дорогая, с каких это пор ты стала столь ленива и нелюбопытна?

– С тех пор, как осознала, что, куда бы я ни пошла, меня везде пытаются сожрать. А значит, смысла ходить особо нет. Только умру уставшей…

– Погодите… – Джер махнул руками и развел их. – Вот тут…

И на полу свечение чуть погасло, потом откатилось и в бледном поле проступили яркие белые линии, очерчивая квадрат пять на пять шагов.

– Тут… сейчас.

На квадрате одно за другим появлялись круги.

– Сюда стать надо. Для оптимального распределения веса. Слушай… а это как?

– Давай, дорогая, – Карраго протянул руку. – Вставай… видишь, тебя тоже сосчитали. Без твоего веса оптимальное распределение не получится. Ты же не хочешь, чтобы мы грохнулись?

– Еще меньше я хочу грохнуться сама.

Но встала.

И тяжко вздохнув ступила на квадрат.

– Тебе сюда, – Джер показал на пятно у самого края. – Ица, ты рядом…

Пятна загорались, стоило кому-то пересечь черту. Это было донельзя разумно, хотя и странно. И…

– Интересно, а стены будут? – озвучил общую мысль Карраго за мгновенье до того, как платформа отделилась от пола.

Стен не было.

Да и в целом ничего не ограничивало свободного чувства полета, когда от рывка ноги подкосились, и Михе с трудом удержался от желания вообще упасть на колени.

– Твою мать… твою мать… твою… – тихо шептал мальчишка-наемник, закрыв глаза.

Миха мысленно присоединился.

И еще подумал, что лучше бы лестница… потом подумал, что лифт-то застрять может… и если просто застрянет, то ладно, а если эта гребаная платформа, которая то ли есть, то ли нет, исчезнет? Вниз… вниз высоко. И тело у него, конечно, повышенной живучести, но настолько ли?

– Все, – Джер сказал, когда движение замедлилось. – Сейчас стабилизация… и расконсервация уровней. Нужно ждать… и пройти в зону ожидания. Это…

На светящейся платформе появилась более яркая нить.

Указатель.

Чтоб вас всех…

Глава 2

Верховный

Над городом поднимались дымы. Они рождались на вершинах пирамид – и не осталось ныне ни одной, которую обошли бы милостью священного огня. И отблесками его, как и свидетельствами радости человеческой, рассыпались по улочкам костры.

Люди пели.

Плясали.

Славили Богов. И Верховного, которого полагали, если еще не богом, то уже близким к божественности.

Императрица же велела раскрыть врата хранилищ, и теперь по улицам щедро лилась кровь, пусть и свиней с козами, но все же… запахи жареного мяса ненадолго перебили иные, даря иллюзию, что все-то самое страшное осталось позади.

– Ты все равно не доволен, – заключила Маска.

– Это не недовольство, – Верховный смотрел на город с вершины пирамиды, на которую он поднялся с позабытой уже легкостью. – Скорее… они как дети, что ищут укрытия от собственных страхов под одеялом. Ныне они думают, что опасность исчезла. Что все-то будет, как прежде…

– Не будет?

– Нет. Ты воздвиг щит. И его хватило, чтобы укрыть город. Но только город?

– И окрестности… немного. К северу больше, там уцелело несколько старых установок, которые ко всему откликнулись. А вот на юге плохо, то ли разрушены, то ли связь утеряна. Надо ехать.

– Именно… город. Один.

И пусть надземный много больше того, что скрыт под землей, пусть вмещает он не тысячи, но сотни тысяч, однако это ничтожно мало.

Сколько людей осталось вовне?

Сколько пали ниц, моля о пощаде? Сколько вспомнили древние пророчества и убедились, что вот-вот грядет конец мира? И что они станут делать дальше? То, что делают все живые существа в момент опасности – искать укрытия.

– Скоро о чуде узнают…

– Разве это плохо? – в голосе Маски снова слышится насмешка.

– Не плохо. Но… сюда устремятся многие. Тысячи и тысячи. И город не способен будет всех вместить. А людей не только принять надо. Кормить. Успокаивать. Лечить… хватит ли на все чудес?

– Про чудеса не знаю. Надо расширять зону покрытия.

– Как?

– У меня нет глобального доступа. Нужен ключ. Но сугубо на уровне региона можно попробовать разобраться с установками. Если сбои функциональные, то перезагрузки хватит, чтобы получить отклик. Щит расширится. И людей уместиться больше.

Это продлит агонию.

– Что всегда удивляло в людях, так эта ваша готовность умирать. Причем порой добровольно…

Смех.

Там, внизу, смеются и поют. И рабы смешались со свободными людьми. Эта ночь стерла границы, но любая, самая длинная ночь, завершится. А при дневном свете все выглядит иначе. И люди вновь вспомнят, кто они есть…

– Верховный, – тихий голос Акти отвлек от мыслей. – Вас… ждут… вы просили напомнить, если вдруг… задумаетесь.

– Спасибо.

– Он тебя все еще боится, – Маска больше не говорил о будущем. Верховному даже показалось, что его незримый спутник сам пребывает в некоторой задумчивости, если не растерянности.

– Пускай. К страху я привык… но и вправду не стоит медлить. Эти в отличие от простых людей, все сумеют повернуть себе на пользу.

Верховный оглянулся.

Наверное, стоило бы принести богам жертву. Ему предлагали, а он отказался. И теперь, взглянув в каменные лики, ощутил укол совести. Нехорошо.

В другой раз.

Есть ли боги, нет ли… в другой раз.

Спуск показался совсем уж недолгим. Появилось даже глупое детское желание побежать, а то и вовсе перепрыгнуть через ступеньку, потому как быстрее же. Но Верховный заставил себя ступать неспешно.

Ждали.

Возвышался горой раб, который перестал быть рабом. Жалась к нему ивовой ветвью женщина, чье сияние чуть поблекло.

С другой стороны лестницы замерла знакомая фигура в доспехе.

Не Владыка Копий, но тот, кто, когда наступит срок, сменит его. И будет достоин своего отца.

– Акти, – Верховный указал на новых слуг. – Будь добр, проводи их в мои покои. И скажи, пусть накормят… а я пока…

Усталость возвращалась. Пусть Верховный и стал моложе, но только телом, а душа… душа ведь осталась прежней. А души тоже способны уставать.

– Как она? – спросил Верховный тихо.

– Утомилась, – ответил Ицтли, сняв шлем. – Эти рабы… опасны. Особенно женщина.

– Чем?

– У нее глаза жадные. И ей хочется, чтобы ей кланялись. Ей ведь уже кланялись.

– Было такое, – вспомнил Верховный.

– Ей понравилось. Она держала себя совсем не как рабыня… а тот, второй, исполнит все, что сказано.

– Наблюдательный, – Маска произнесла это с одобрением. – Но скажи, что опасности для тебя они не представляют.

Верховный повторил, но ему, кажется, не поверили.

К покоям Императрицы его сопровождали шестеро. Почетная охрана? Конвой? И у покоев его встретил Владыка Копий. Без брони, без шлема. Встрепанный и к удивлению – старый. Он подошел вплотную, наклонился, явно с трудом сдерживая желание коснуться маски. И Верховный сам его исполнил.

Снял…

Попытался.

– Не стоит, – предупредила Маска. – Установленная связь все еще требует непосредственного физического контакта.

– Золото… – Владыка копий провел по щеке. – Золото… ты смел. Или нагл стал? Еще год тому любого, кто осмелился бы примерить золотую маску, казнили бы… ты бы сам и казнил.

– Времена меняются, – Верховный ощутил это прикосновение, приглушенное, словно бы эхо. – И… я и сам не в восторге. Хочешь, я дам тебе? Только…

– Нет, – Владыка отступил. – Я не так глуп, Верховный. Я… слышал разные истории. Детские истории. О золотой маске, которая пожирает разум, если её надел не тот, кого она избрала. И раз уж избран ты… а даже эти идиоты из Совета не смогут оспорить сей факт, то тебе её и носить.

Пожирают разум?

– Полагаю, имели место несанкционированные попытки установления контакта. И вследствие несовместимости энергетических контуров происходило нарушение их работы, что в свою очередь отражалось на функционировании некоторых отделов мозга носителя.

Пожирают.

Выходит, иным сказкам и верить можно.

– Я хочу знать, – Владыка копий заложил руки за спину.

А вот воины никуда не делись. Встали у стены и замерли золочеными истуканами.

– Знать… что ты планируешь делать? Да и как нам быть… что произойдет… что происходит? Точнее тут понятно… гнев богов, звезды… но надо ли молиться?

– Тут я тебе не помогу, – Верховный развел руками. – Каждый сам решает, надо ли ему молиться. Но вот войска надо привести в готовность. И да, город защищен, укрыт от небесного огня, но только город… и вскоре об этом узнают.

Владыка копий был умным человеком.

– Придется запирать ворота… и кормить. Чем мы будем их кормить? Как долго это вовсе продлится?

– Передай ему, что многое зависит от того, насколько сильно нас заденет. От пары месяцев до четырех лет… в последнем случае в целом частота падения была более низкой, с локальными вспышками.

– От пары месяцев до пары лет, – озвучил Верховный.

– Чтоб вас… мы не выживем, – в глазах Владыки появилась тоска.

– Попытаемся, – Верховный надеялся, что голос его звучит в достаточной мере вдохновляюще. – Мы… попробуем увеличить… щит… чтобы хватило и на поля… надо будет как-то…

Город окружен стеной.

И достаточно запереть ворота, чтобы отрезать путь людям.

А вот поля… обнести стеной их? Выставить заслоны? Оцепление? Или…

– Я отправил гонцов… приказал докладывать… – Владыка быстро справился с собой, лишь коснулся иссохших рук, что все так же украшали его пояс, будто в этих вот потемневших кистях он искал силы. – Возможно, пока все не так и плохо.

Пока.

И время осталось… хоть сколько, да осталось…

– Если собрать зерно с окрестных деревень…

– А люди? – тихо спросил Верховный. – С ними что?

– Всех… все одно не спасти.

– Он дело говорит. Всегда приходится делать выбор. Гибель части популяции неминуема, но в данный момент можно провести коррекцию с удалением наименее ценных особей.

– И каким образом предлагаешь определять ценность?

– Комплексно. Основная масса популяции должна находиться в репродуктивном возрасте, при этом являясь генетически разнородной. Допустим…

Верховный снова ничего не понял.

И поморщился.

Потом. Он поговорит с маской потом. Сейчас нужно завершить беседу с Владыкой копий.

– Сколько у тебя людей? Тех, на кого можно положиться?

– Не так и много, – Владыка нахмурился сильнее прежнего. – Да и то… никогда нельзя быть уверенным в людях. Но пока… я отправил гонцов. Надо сосредоточиться на городе. Если снова вспыхнут бунты…

А они вспыхнут, ибо ни одно чудо не длится вечно. Да и не убирает все проблемы.

– …придется давить.

– Я скажу, чтобы в храмах объявили, что отныне всякий бунтовщик выступает против власти богов. И потому будет не просто убит, но принесен в жертву.

Этого почему-то боятся больше смерти.

Но не поможет. Надолго во всяком случае.

– Мы… на одной стороне? – задал Владыка вопрос, который мучил его.

– Да.

Во всяком случае пока.

И он, поклонившись, отступил.

– Погоди, – удержал его Верховный. – Скажи… пусть её не оставляют. Ни днем, ни ночью, ни на мгновенье, поскольку… мне неспокойно.

Он приложил руку к сердцу.

– Предчувствие дурное…

Владыка не стал смеяться, даже не улыбнулся, ибо и у него наверняка имелись предчувствия.

– Рядом с ней всегда Ксочитл… и мой сын.

Хватит ли этого, чтобы защитить?

– Мне… возможно, скоро придется уехать.

– Куда? – подобрался Владыка копий.

– Щит небесный сам собой не расширится… надо… посетить иные… места.

Маска хихикнула. И смешок этот резанул нервы, померещилась в нем издевка. Над Владыкой, над самим Верховным, который ничего-то не знает, но исполняет сказанное золотой Маской. Померещилась ли… или же… впрочем, выбор невелик.

– Надолго?

– Скажи ему, что дорога в одну сторону займет несколько дней. Вам повезло. Здесь находился один из ведущих узлов. И если станции уцелели…

– Несколько дне в одну сторону. Сопровождение… кого сможешь дать. И отправлюсь я сразу после… разговора.

И вправду, чего медлить?

– Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Нет.

Но Верховный величественно кивнул. И шагнул на порог.

Императрица сидела на ковре. Без золотых одежд, в одной лишь легкой рубашонке, какую носят все дети, она выглядела тем, кем была – совсем юной девочкой. И Ксочитл бережно разбирала темные пряди волос, напевая песенку.

Она прервалась на мгновенье, смерила Верховного настороженным взглядом, и кивнула.

– Доброго дня, – сказал Верховный, низко поклонившись.

– Садись, – Императрица гладила детеныша леопарда и тот блаженно щурился. Второй же возился рядом, пытаясь поймать собственный хвост. И Верховный позавидовал зверям в их неразумности и неспособности осознать грядущее.

Он опустился на ковер. И Ксочитл отступила, впрочем, она замерла, не спуская с Верховного настороженного взгляда. А он отметил, что за прошедшие дни Императрица изменилась. Она вытянулась, при том похудев еще больше. И на лице её ныне выделялись лишь глаза – яркие и темные, что вода в ночном озере.

– Так странно… смотришь и ты, и не ты, – она протянула руку, тонкие пальцы скользнули по щеке. – Ты… можешь снять?

– Боюсь, что нет. Пока нет. Но я – это я…

– Ты спас людей.

– А это уже не я.

– Она?

– Да.

Кивок.

Недолгое молчание. И звереныш мяучит, тянется к руке, выпрашивая ласку.

– Рабы шепчутся, что мир идет к гибели…

– Рабы всегда ждут гибели мира, – возразил Верховный.

– И что щит небесный, он скоро не выдержит… что я не та, за кого себя выдаю. Откуда они знают?

– Рабы?

– И рабы тоже. И все…

– Скажем так… тайной это не было. Не такой, которая и вправду…

– Тайна?

– Да. Так случается. О том, что знают трое, знают и все…

– Но теперь они говорят, что это я виновата…

– В чем?

– Во всем. В том, что звезды падают с небес. И что грядет гибель мира.

– Людям всегда проще винить кого-то, – Верховный ощутил злость. – Ты дитя. И ты не способна дотянуться до небес, чтобы обрушить звезды. Как не способна и остановить звездопад.

– А ты? – она чуть склонила голову. – Ты способен?

– Не я, – Верховный тоже коснулся маски. – Он. Попытается. Мы попытаемся. Но пока… я не уверен, что в городе безопасно.

И что Советники, еще недавно преклонившие колени пред ним ли, пред тем, кого в их глазах Верховный воплощал, пред самими ли небесами, не ударят в спину.

– Мне придется уехать.

– Я поеду с тобой.

– Нет.

– Да, – она протянула руку к Ксочитл. И та, повинуясь жесту, пересела ближе. – Так мне спокойней.

– И подозреваю, что безопасней, – проворчала маска. – Тот, с кем ты говорил…

– Владыка копий? – спросил Верховный мысленно.

– Он. Он и сам не надежен. А девочка пригодится.

– Чем?

– Кровь. Её кровь, возможно, подойдет…

– Она не истинная дочь Императора. Она… сотворена магами.

– Мага тоже захвати.

– Если он еще жив, – Верховный подавил вздох, признавая себе, что он вновь упустил слишком многое. И мага, которого не видел уже несколько дней, в том числе.

– Вот и проверишь. Мне любопытно будет посмотреть, во что вылился данный проект биотрансформации…

– Она говорит правду, – подала голос Ксочитл. – Здесь… неспокойно. Оглянись, мудрейший.

Мудрейшим Верховный себя не чувствовал. Вот ни на мгновенье. Но оглянулся.

– Что ты видишь?

– Покои? Женщина, я слишком устал, чтобы гадать…

– Покои пусты. Здесь нет рабов. Здесь нет слуг. Здесь только стража, там, снаружи. И даже я не могу сказать, охраняют ли они нас или же стерегут. Пока, думаю, охраняют, но все меняется так быстро.

Она подхватила волосы Императрицы и неспешно разделила их на пряди.

– То, что ты показал… это успокоит. На некоторое время. Сдержит… на некоторое время. Как сдерживал и её дар. Но… уже говорят, что боги явили себя и свою мощь. А значит… можно с ними договориться.

– Я не бог!

– Я знаю, мудрейший, – Ксочитл и улыбаясь, оставалась некрасивой. – И они знают. В большинстве своем… но другие… другие скажут, что вот бог. Тот, кто встал меж людьми и гневом небес. А вот кровь, которая выродилась, но если принести её в жертву, то бог, быть может, обретет силу, чтобы уберечь весь мир.

– Твой брат…

– Ищет власти. И силы. И он тоже человек, и как все слаб. Не стоит надеяться… и для него найдут подходящие слова. Да и… ты же сам чуешь, сколь зыбко все. Сегодня они там смеются и празднуют, а завтра в городе запылают новые костры. Нет, если есть шанс что-то изменить, то не здесь. Не оставаясь взаперти.

– Соглашайся, – сказала Маска.

– Она не истинная дочь Императора, – Верховный счел нужным уточнить. – И… я не знаю, для чего она нужна… может быть нужна.

На него смотрели.

Две женщины.

И как он мог им отказать?

– Но обоз придется оставить… – предупредил Верховный. – Слуг, рабов…

Ксочитл рассмеялась. И смех её был хриплым.

– Императрица, – сказала она. – Тоже останется в городе. Она поднимется на вершину пирамиды, чтобы принести жертвы богам, возблагодарить их за спасение города. И будет молиться…

Этого хватит на день или два…

А там…

День или два в нынешнем мире – уже много.

– Хорошо… – Верховный поднялся. – Тогда мне нужно… будет подготовить… праздничные одежды.

В собственных покоях было пусто.

Почти.

Горел камин. Пахло едой. На столе Верховный обнаружил несколько блюд, заботливо укрытых белоснежными салфетками.

– Я вас ждала, – тело женщины слабо светилось золотом. – Вы, наверное, голодны…

– Соблазнять будет, – Маска разглядывала женщину глазами Верховного. – К слову, в самом расцвете фертильности. И детей способна родить много, здоровых. Вот таких стоит сохранять, если в будущем планируешь восстанавливать популяцию.

Она была красива, эта женщина.

Широкобедра, но при том сложена весьма гармонично. Волосы она успела не только вымыть, но и уложить в сложную прическу со множеством косичек. Она украсила кожу белыми узорами, а соски обвела красным.

Губы покрыла тонким слоем позолоты.

– Где твой муж? – спросил Верховный.

Женщины… давно уже не волновали его. Да и в прежней жизни они занимали не такое уж важное место. Случались, конечно, особенно, когда он был юн. Но и в те времена у Верховного легко получалось сладить с зовом плоти.

– Он мне не муж.

– Он называл тебя женой…

– Он хотел так думать. Но разве у рабов может быть супруг? Или супруга?

– Вы больше не рабы.

– И тем более… это значит, что я свободна. В том числе в своем выборе.

Она говорила, и голос низкий, вибрирующий проникал в тело, заставляя плоть очнуться. И давно забытое чувство – желания – поднялось из глубин души.

– Он любит тебя, – заметил Верховный. – Из-за тебя он восстал против хозяина. Из-за тебя он рисковал собой и мог быть убит…

– Я о том не просила, – она шагнула ближе. – Он… сильный мужчина. Иногда полезный. Но мне нравятся другие…

– А он?

– Прикажи и его казнят. Принесут в жертву. Я слышала, боги любят сильных…

Желание отступило.

– Уходи, – Верховный сел за стол и огляделся. Колокольчика, чтобы призвать Акти, не было.

Женщина нахмурилась.

– Я недостаточно хороша? Прежний хозяин ценил…

– Настолько, что содрал шкуру?

– Это не он. Это хозяйка… женщины глупы и ревнивы. Она поняла, что я могу стать женой… свободного человека… богатого человека, – в голосе её послышались мурлычущие ноты, а рука протянулась к Верховному. Коснулась его щеки.

Шеи.

Скользнула ниже.

– Поверь, я знаю…

– Ты можешь что-нибудь сделать с этой женщиной? – поинтересовался он у Маски. – Не убивая. Сделать так, чтобы она остановилась?

– Уверен? Тебе стоит сбросить напряжение. А сексуальные контакты способствуют нормализации психического состояния и гормонального фона. Тем более, что она сама не возражает.

– Это будет слишком дорогая для меня связь, – усмехнулся Верховный. – Она из тех, кто готов продавать себя. Но уж больно высокую цену требует. Просто… останови.

– Ты и сам можешь. Расслабься. И втяни её энергию. Представь, что вдыхаешь её.

Получилось донельзя просто.

Тело женщины словно вспыхнуло. Его окружила золотая пыль, которая, впрочем, тотчас устремилась к Верховному.

– Теперь ощути этот поток.

– Что… что ты… – она растопырила руки, на которых расползались черные пятна. – Что ты…

Её силу ощутить оказалось несложно.

– И перекрой его.

Верховный протянул руку, собирая золотую пыль в горсть. А горсть сжал.

– Тоже годится. Забываю, что для разума, начинающего работу с силовыми потоками, важна визуализация. На будущее система воспримет твои волевые усилия и интерпретирует должным образом.

Женщина захрипела.

– Я её убью?

– Тебя это смущает?

– Нет. Она… не слишком хороший человек. Но настолько ли плоха, чтобы заслужить смерть?

– Смертная казнь была признана нефункциональным решением еще… очень давно. К сожалению, мне до сих пор сложно выстроить адекватную хронологическую шкалу.

Верховный смотрел как меняется лицо. С золотом из женщины уходили и иные краски. Кожа её обретала сероватый цвет. Над губами пробежала белая линия.

– И что было вместо… казни?

– Общественно-полезное функционирование в зонах, требующих физического присутствия. И ограничение доступа к сетевым локусам. Степень ограничения зависела от величины проступка. Впрочем… многое было иначе.

– Ты поняла? – обратился Верховный к той, что смотрела теперь с ужасом. – Кивни.

Она кивнула.

Она дышала громко, с присвистом. И опустилась на колени, распростерлась ниц, раскинув руки. Поза её выражала покорность…

– Ты же ей не веришь?

– Нет, – спокойно ответил Верховный. – Но убивать её лишь поэтому… возможно, как ты выразился, она будет общественно-полезна.

В конце концов, его не в первый раз пытались использовать.

Глава 3

Ирграм

Ирграм шел.

Или полз? Или плыл? Ощущения были смешанными, а новое тело предоставляло множество возможностей, которые Ирграм и использовал. Иногда он позволял себе стать облаком, расползался, заполняя канал подземного хода от стены до стены. И тогда останавливался, вбирая в себя ощущения.

В состоянии облака тело его было лишено зрения, да и прочие чувства отступали, оставляя лишь одно – осязание. Настолько обостренное, что Ирграм ощущал не только обе стены сразу и потолок с полом, но и особенности их. Неестественную гладкость каменных плит, подогнанных столь плотно, что сами швы находились лишь по узким, с волос, зазорам. Холод металла, вытянувшегося двумя жгутами. Арочные своды потолка, с которого свисали длинные палки. Палки были покрыты стеклом и довольно прочным.

Как-то Ирграм попробовал раздавить.

Он как раз учился придавать плотность отдельным участкам своего тела. Получалось не слишком хорошо. И в тот раз он соскальзывал с этих длинных палок.

Или труб?

Только смысл в трубах, запаянных с обоих концов?

Силы, которая позволила бы опознать и интерпретировать артефакт, тоже не ощущалось. И потому было интересно. Ирграм уже пробовал врезаться в стену, в стык между плитами. Металл он трогать не стал, поскольку дорога из него – а это походило на дорогу для вагонеток – была полезна. А вот трубы…

Не с первого и не со второго раза у него получилось переместить частицы таким образом, чтобы создать плотность, но при этом не обвалиться под весом её. Он воспользовался тем, что некоторые частицы, коснувшись стекла, приклеились к нему. Дальше оставалось лишь выстроить вокруг этих прилипших частиц второй слой, прилегающий плотно.

Третий.

И усилием воли уплотнить еще больше.

Стекло – или материал, на него похожий, – долго не поддавалось, но потом-таки треснуло, выпуская бесцветный, но опаливший Ирграма, газ. Тело испытало не то, чтобы боль, скорее уж оно поспешило отпрянуть, сжаться в ком, вытолкнув наружу слой плотных, одревесневших клеток. Да так и затаилось. Внутри кипели процессы, причем Ирграм при желании мог бы контролировать любой.

Не стал.

Лишь, дождавшись, когда сгинут отравленные газом клетки, заставил шар распасться и двинулся дальше.

Что сказать…

Там, в городе Магов, ему случалось мечтать… еще до того, как он повзрослел настолько, чтобы не надеяться на воплощение мечтаний. А так… кто не мечтает?

О находке.

Редком артефакте, который, если не сделает всемогущим, то всяко даст право торговаться с Советом… где теперь этот Совет?

А город?

Или вот рукописи… тайные, секретные… с тайнами и секретами. Древних. И тем же всемогуществом впридачу.

Ирграм захихикал, и облако его тела пошло рябью. Смех вызвал нечто сродни щекотки, от чего стало еще смешнее.

А дорога не заканчивалась.

Тоннель тянулся, при том на всей протяженности своей оставаясь одинаковым. В какой-то момент разум Ирграма впал в состояние полудремы. Он, не вмешиваясь, по-прежнему отслеживал все, что происходило, точнее не происходило вовне.

Железо.

Камень.

И трубки с неприятным газом. И путь, который, как Ирграм надеялся, куда-нибудь да приведет. В какой-то момент связи в теле его ослабли еще больше, а состав воздуха изменился, заставив части тела подтянуться друг к другу. Тоннель стал расширяться.

А затем и вовсе превратился в… залу?

Пещеру?

Пещерную залу?

Ирграм остановился на выходе из нее, собрав тело в плотный шар. А уже из шара кое-как создал прошлый свой облик. Все же одного осязания показалось недостаточным.

Зала…

Кому понадобилось устраивать залу в пещере?

Огромная.

Главное, что и тоннель не один. Железные струны ушли в темноту, каменный борт поднялся, обзаведшись по краю тонкими штырями.

Ирграм поморщился. Выбраться из ямы оказалось куда сложнее. Первые попытки дотянуться провалились, пока он не додумался удлинить руки и уцепиться за штыри, а после переместить вест тела туда, на кромку.

Он огляделся.

И отметил, что сама по себе зала весьма велика.

И тоннель в нее открывается не один. Вон, в размытом свете, который давали поросли мха на камне, виднеется и другой, в шагах двадцати.

А на той стороне, кажется, третий.

Или даже два?

Два тоннеля приходят.

Два уходят.

Зачем?

В этом определенно имелся смысл, иначе Древние не стали бы тратить столько сил, чтобы проложить дорогу под землей. Вагонетки… привозили? Увозили? Или привозили и… что? Руду? Которую выгружали здесь? Не похоже. Следов нет. Да и само это место…

Ирграм шел медленно, то и дело останавливаясь.

Пара скамей из камня или материала, на него похожего. И сделаны вновь странно, без швов… определенно, без, Ирграм интереса ради снова превратился в облако и окружил одну скамью. Он нашел мельчайшие выбоины и одну трещину, но ни малейшего следа швов. Её сделали из цельного куска камня?

И не одну.

Зачем ставить под землей скамьи?

Ирграм посидел, убедившись, что та не слишком удобна. Впрочем, нынешнее его тело с удовольствием принимало любые формы.

Ирграм перетек на другую.

Третью… он двигался в сторону тоннелей на дальней стороне. И вновь же, он их не столько видел, сколько… ощущал? По движению воздуха? Или скорее по качеству его.

Воздух был разным.

Впрочем, в середине пути Ирграм отметил широкую лестницу, разделенную невысоким бордюром на две части. Тот же камень. И металл.

Подняться?

Или идти дальше в тоннель?

Маялся выбором Ирграм недолго. Там, в тоннеле, он вряд ли увидит что-то новое, а вот выбраться из-под земли стоило бы.

И он решительно шагнул на ступеньку, даже не удивившись, что та дрогнула под весом Ирграма, а затем медленно, натужно поползла вверх. А над заборчиком возникла золотистая полоса со стрелкой. И по другую сторону от Ирграма. Стоило протянуть руку, и он коснулся мягкой стены, которая чуть поддалась, а затем под пальцами возникли полупрозрачные, но плотные перила.

Любопытно.

Весьма.

Он попробовал спуститься на ступень ниже. Затем поднялся на две. Ничего не изменилось. Тогда Ирграм бросился вверх так быстро, как мог. Лестница не дрогнула, да и не ускорилась, впрочем, как и не замедлилась. Она двигалась с прежней скоростью, при том что другая часть лестницы оставалась неподвижной.

Ирграм задумался.

И перепрыгнул через барьер, разделявший две половины. Барьер мигнул. И, подтверждая догадку, вторая лестница тоже начала движение, правда, вниз.

Вниз Ирграм не хотел.

Он попытался вернуться, но стена вдруг стала выше. Вот же ж… пришлось стечь по лестнице, благо, поднялся он не так и высоко. И снова перебраться на другую сторону, где Ирграм и потек вверх.

Подъем длился долго.

Кто бы ни возвел это сооружение, он явно был против спешки. Хотя, возможно, существовали способы ускорить процесс, но Ирграму они были не доступны.

Он ждал.

И дождался.

Лестница вывела на другой уровень, впрочем, мало чем отличавшийся от предыдущего. Тот же камень, правда, на сей раз длинные колбы под потолком светились. Точнее одна из них при появлении Ирграма замигала, задрожала и с тихим хлопком погасла. Но вот следом начали загораться другие. И эти уже не гасли.

Следовательно, это светильники?

Ирграм оглянулся. Лестница, доставив его на платформу, замерла.

А это… нужно, чтобы поднимать людей? Наверх? И ниже?

Зачем?

Чтобы рабы не уставали? Скажем, до того момента, как доберутся… куда? На каменоломни? Но вряд ли здесь добывали обыкновенный камень. Его хватает наверху, зачем сооружать это вот все… и снова тоннель. Правда, один затянутый паутиной, причем плотно. Со стороны кажется, будто он забит ветошью.

Ирграм подошел.

И рассыпавшись облаком скользнул меж нитей. Некоторые частицы его тела прилипли, задев тончайшие ловчие струны. И по дрожанию остальных Ирграм понял, что хозяин паутины вполне жив.

Тело его само расползлось еще больше.

И стало меняться.

Тварь, выскочившая из тоннеля, отличалась чудовищными размерами и на диво уродливым обличьем. Членистые ноги держали какое-то зыбкое, словно наполненный водой мешок, тело. Содержимое его перекатывалось со стороны в сторону, и то тут, то там поднимались сизоватые волоски. Огромная пасть скрывалась в лесу из щупалец, которые пребывали в постоянном движении…

Впрочем, тварь остановилась.

Щупальца поспешно зашарили, пытаясь уловить запах чужака. Многочисленные конечности зашевелились, спеша дотянуться то до одной, то до другой нити. А Ирграма потянуло к этому существу.

Он по-прежнему не ощущал себя достаточно плотным. С другой стороны, это не помешало телу окутать тварь словно бы туманом, а затем части Играма потянулись друг другу, создавая плотный кокон.

Раздался тонкий писк, в котором померещилось удивление.

Конечности твари резанули и прошли сквозь слой… кожи? Плоти? Главное, боли Ирграм не ощутил, словно связь между частями тела его была не настолько плотной. Зато само тело стремительно сжалось. Оно точно надеялось раздавить тварь.

Или нет?

Ирграм отступил, позволяя тому, чем он стал, действовать. Ныне разум его скорее мешал. А потому сам Ирграм сосредоточился лишь на изменениях.

Вот прошла дрожь.

Поверхность уплотнилась.

А внутрь мешка выделился… туман? Газ? Жидкость? Главное, что тварь, которой это коснулось, заметалась, спеша вырваться. Но теперь членистые её конечности лишь слабо скребли поверхность кожи. Да и весьма скоро она просто замерла.

Дернулась пару раз.

И затихла.

А тело Ирграма стало медленно поглощать… плоть? Энергию? Все и сразу? Плевать. Главное, что сам Ирграм при этом испытывал чувство глубокого внутреннего удовлетворения. И даже радость. Впрочем, тут он не был уверен до конца.

Спустя некоторое время – Ирграм вынужден был признать, что затрудняется определить, сколько же прошло – от твари остались сухие покровы из плотного вещества, которое тело то ли не смогло поглотить, то ли не сочло нужным. Но теперь, сытым, Ирграм управлял собой куда лучше. Дальше в затянутый паутиной отнорок он соваться не стал, здраво рассудив, что тварь вполне может быть и не одна. А рисковать и искать пределы собственных возможностей не хотелось.

Во втором тоннеле было пусто.

А вот на той стороне обнаружилась груда искореженного металла, в которой угадывался некий, явно сложного строения, механизм. Его Ирграм осмотрел, даже сумел просочиться внутрь, благо, нынешнее тело позволяло. Но к вящему своему разочарованию, внутри был тот же раскуроченный, оплавленный местами металл. Пустые металлические коробки со скамьями явно предназначались для перевозки людей. А вот переломанный пополам округлых форм механизм представлял собой движущую силу.

Несколько мгновений Ирграм потратил на то, чтобы проползти под днищем, разглядев и тонкий жгут металла, связавший воедино коробки, и какие-то махонькие, словно игрушечные, колесики, которые к тому же не двигались, но при этом плотно цеплялись за железные струны.

В общем, эта была интересная находка.

Пусть всемогущества она не обещала, но Ирграм и так изменился. Он хихикнул, представив, как удивятся те, наверху, когда он их догонит.

А он догонит?

И надо ли?

Тут он задумался настолько, что едва не обрел плотность. Почему-то именно в овеществленном состоянии ему думалось куда лучше.

Но под днищем сооружения древних места было маловато, поэтому Ирграм выбрался на платформу.

Затем воссоздал свое обличье.

И огляделся. Проморгался, привыкая к изменениям. Он не чувствовал больше пространства, и это несколько нервировало. Зато зрение обрело четкость и резкость. Ирграм оценил и мягкость света – большая часть странного вида трубок источали его, желтый, мягкий, почти настоящий солнечный. И само место.

Камень теперь отливал серебром, и прожилки на нем, перетекая с плиты на плиту – а в зрении стыки окончательно потерялись – создавали сложные узоры.

Даже надписи имелись.

На колоннах.

Колонны же квадратной формы и облицованные – а может, всецело вытесанные из камня – уходили в потолок.

Лестница тоже была.

Ирграм почесал себя за ухом.

Итак, это дорога Древних. Создана… зачем? Зачем строить дорогу под землей? Да еще и в несколько ярусов, если он правильно все истолковал.

Возить людей?

Куда?

И зачем?

Каменоломни? Больше эта мысль не казалась столь уж удачной. Слишком уж тут было… чисто? Красиво? Пожалуй.

А еще пусто.

Ни мусора, ни костей или полуистлевшей одежды. Хоть чего-то, что выдавало бы присутствие людей. А они должны были бы присутствовать. Даже для Древних странно возводить сооружение столь величественное, чтобы его затем бросить.

Впрочем, лестница никуда не исчезла.

И Ирграм двинулся к ней.

Встал на ступеньку. И привычно положил руку на бархатистую поверхность светящейся линии, что вытянулась из ниоткуда в никуда. Удобно.

Древние определенно знали толк в комфорте.

Но все-таки…

Кости нашлись. Вторая лестница была короче предыдущей и вывела в широкий, но короткий коридор с перекрывающей его прозрачной пленкой. Впрочем, стоило приблизиться, и пленка мигнула, чтобы раствориться, пропуская Ирграма. А за спиной вновь поднялась.

Он несколько раз прошел туда и обратно, убеждаясь, что поле это исчезает. И восстанавливается.

– Интересно, – сказал он, пробуя голос.

Получился грубоват.

Затем тонковат.

И хрипл. Голосовые связки не спешили формироваться правильно, но вскоре Ирграму надоело играть, что со связками, что с голосом. И оказавшись по ту сторону пленки-поля, он позволил телу растечься.

Вторая арка.

Снова поле.

И уже за ним – кости. Человеческие… хрупкие до того, что стоило коснуться и рассыпались. Как и те, что дальше… а вот третий костяк уцелел, и не только он, но и доспех. Ирграм поднял кирасу, из которой с сухим шелестом потек песок. Вернул на место. Тронул голову, откатившуюся в стороночку. Кости были не интересными. Какой-то вооруженный дурак, может, знатный или просто искатель удачи, попытался добраться до сокровищ Древних.

Вот бы удивился, если бы узнал…

Еще пара тел обнаружились у входа. И одно лежало, вцепившись руками в желтый квадрат из странного материала. Квадрат был истыкан дырочками, впрочем, когда Ирграм разжал-таки руку, он понял, что эту вещь сделали такой.

Квадратной.

Дырявой?

Края у дырочек гладкие, заглубленные внутрь. Ирграм позволил себе стать человеком. Квадрат лег в руку. А затем поверхность его мигнула, выпуская изображение…

Человека?

Смуглокожего, с россыпью разноцветных чешуек на щеках. Человек что-то произнес.

– Я тебя не понимаю, – Ирграм повернул квадратик и изображение исчезло. Но стоило снова потрясти, как оно появилось и произнесло ту же фразу.

Вот ведь.

Ирграм фыркнул.

Огляделся.

На костях, что несмотря на хрупкость не спешили рассыпаться при прикосновении, имелась еще белая полоска. Часы? Ирграм слышал, что некоторые артефакторы делали часы столь маленькими, что их можно было носить на руке. Хотя смысла в этом не видел.

Баловство.

Но здесь ни циферблата, ни стрелок. Хотя стоило взять в руки, и браслет расчертили светящиеся полоски. Они торопливо забегали, замигали.

И остановились, слившись в одну светящуюся полосу. А следом мигнул и квадрат. Ирграм подумал и убрал его внутрь тела, а браслет нацепил на руку.

Возможно смысла в нем немного, но Ирграму понравилось.

Он покрутил рукой.

Переместил браслет на другую. И вернул. Да, смысла немного.

Но красиво.

Жаль, что больше ничего интересного в костях не обнаружилось. Впрочем, расстраивался Ирграм недолго. Впереди виднелась еще одна лестница. А там, глядишь, и новое что-то найдется.

Или кто-то.

Глава 4

Винченцо

Было совестно.

За то, что подгибались колени и зверски хотелось пить, жрать и отлить, причем отлить – сильнее всего, хотя, казалось бы, еще недавно тело было свободно от примитивного этого желания.

Ему бы восхититься.

Карраго, судя по выражению лица, пребывал в восхищении. Алеф тоже оценил бы находку сполна. А еще отыскал бы способ использовать с пользой для рода.

А Винченцо…

Не о том думает.

И величие, конечно, ощущается, но больше слабость в коленях. И гребаное желание… интересно, тут вообще туалеты были? А если нет? Спускаться?

Как-то…

Он посмотрел под ноги и желание слегка приутихло. Уж лучше показать себя варваром, чем… лестница… должна быть лестница. Или туалет. Или Древние сумели достичь такого телесного совершенства, что надобность в туалетах вовсе отпала?

Золотые линии поползли по полу.

Шаг.

И… под ногами не пустота. Точнее поверхность была пусть и полупрозрачной, но явно материальной, а не свежесотворенной.

И главное, дыра в центре тоже заросла, причем весьма стремительно. А вот лестница… лестницу стоило бы поискать.

И туалет.

Мысль материализовалась настолько, что одна дорожка, мигнув, вдруг развернулась. Причем именно та, на которой стоял Винченцо.

Надо же…

Совпадение?

Хотя… ладно, не туалет, но хотя бы закуток какой.

– Я отойду, – сказал он наемнику, взгляд которого ощутил. – Ненадолго…

– Это может быть небезопасно.

– Безопасно, – отозвался Джер. – Идет процесс расконсервации системы, однако живых существ, кроме нас тут нет… ну если я правильно понял. Надеюсь, что правильно. Ага… тут… функционал жилых модулей доступен… в кратком варианте. Как это – не знаю… ага… процесс извлечения пищевых наборов из глубокого хранения… еще несколько часов. Но вода доступна…

– Вода?! – встрепенулась Миара. – Тут есть вода…

Дорожка под ней тоже повернула, причем легла параллельно той, на которой стоял Винченцо.

– Женщины… – Карраго закатил глаза. – Пред вами вот-вот откроются тайны мироздания, а вам вода…

– Да что бы ты понимал! Тайны мироздания никуда не денутся, а у меня такое чувство, что волосы того и гляди вместе с головой отвалятся. Под весом грязи! И вообще, я хочу помыться! Я устала чесаться…

– Пусть идет, – Дикарь смотрел на дорожки. – В самом деле… тут все равно не получится разобраться с наскока. Сомневаюсь, что где-то есть кнопка, которая возьмет и решит все проблемы разом.

– А жаль…

– И как надолго мы тут застряли, не понятно. Поэтому и вправду стоит осмотреться. Хотя бы на этаже. Джер?

– Нам туда, – барон повернулся и взял невесту под руку. – Он прав. Нельзя спешить. Да и система пока не готова… пойдем, посмотрим, как тут и что… погоди. Свет нужен.

Свет вспыхнул и сразу. Едкий. Яркий до того, что Винченцо ослеп. И судя по ругани, не он один.

– Убавить! Тут… тут все включилось. Извините!

– Вот поэтому, – донесся на диво спокойный голос. – Разбираться надо не спеша… а то нажмем чего-нибудь, а потом будем искать, куда половина континента подевалась.

Зрение возвращалось постепенно.

Перед глазами плавали пятна, зеленые и синие, местами и красные, словно кровяные. Но за ними проступали и вырисовывались очертания коридора.

Узкий.

Длинный. Слегка изогнутый, но изгиб небольшой, потому в глаза не бросается. Скорее всего коридор замыкается в кольцо, но диаметр его велик. По одному краю – пол или то, что полом являлось, по другому – стена. Чуть дальше в ней виден проем.

Еще один коридор?

Винченцо смахнул слезы и проморгался.

– Чтоб вас всех… – Миара прищурилась.

А светится потолок, тонкими длинными линиями, расположенными довольно близко. На первый взгляд они сливаются, и свет кажется сплошным. Но стоит глазам привыкнуть, и линии разделяются.

– Вот… идите вдоль… тут указатель… жилые модули, – мальчишка выглядел донельзя смущенным.

– Все пойдем, – Дикарь тоже щурился, и на пыльных щеках пролегли дорожки от слез. Одну и смахнул. – Безопасно или нет, но проще все вместе осмотреть. Дождаться, когда процесс этот завершиться, а там уже…

Он говорил спокойно, мягко, убеждая не столько мальчишку, который и сам устал изрядно, сколько мешекскую императрицу. Та то сжимала кулачки, явно с трудом сдерживая ярость, то разжимала.

Ей вот явно не хотелось осматриваться. Ей хотелось совершить подвиг.

Или что-то вроде.

– Сердце бога лежало здесь сколько? Сотни лет? Если не больше. И пару часов ничего не дадут, – продолжил Дикарь. – Ему. А нам отдых нужен. Да и разобраться стоит… вдруг это сердце забрать невозможно. Или требуется особый доступ. Или еще что-то. Вдруг нас просто ликвидируют, если мы сунемся?

Мысль была неприятно, но логичной.

Родовые сокровищницы защищали. В том числе и от похитителей, каковыми они все и являлись в глазах создателя башни.

– Поэтому не спешим… давай… и тебе помыться не мешало бы. Вот мир спасать – дело нужное, но не обязательно…

Но девочка упрямо мотнула головой. И топнула.

– Ждать. Здесь. Быть тут…

Вздохнул Джер.

А Дикарь молча подхватил девчонку и забросил на плечо.

– Надо, – сказал он. – Надо, надо умываться по утрам и вечерам…

В этом было что-то донельзя безумное. И свет на потолке мигнул, сделавшись немного ярче, а потом наоборот, тусклее… линии слились, чтобы разделиться на несколько, весьма явных и протянувшихся в одном направлении. А на полу, повторяя узор, протянулись серебристые дорожки.

– Пустить! – возмущенной пискнула Ица. – Ты не сметь…

– Еще как сметь, – Дикарь зашагал. – Хватит дурить. И делать надо, что говорят…

– Я… я сам! Пойти!

– Другое дело, – он остановился и сбросил Ицу с плеча, правда, аккуратно, и подхватил, не позволяя упасть. – Упрямство на пустом месте никому ничего хорошего не приносило.

Коридор действительно изгибался, пусть поначалу изгиб этот и не был заметен. Главное, что и стены повторяли его. А стоило приблизиться, как на ближайшей возник провал. Причем края его были гладкими и тоже светились.

– Мне… сюда? – Миара осторожно приблизилась, но внутрь заглядывать не спешила. – А свет где?

– Думаю, что свет загорится, как только ты войдешь, – Дикарь первым заглянул в проем и свет действительно вспыхнул. – Так и есть… на датчиках.

– Чего?

– Такие… устройства. Улавливают движение. И свет включают. Когда человек входит, свет загорается. А когда выходит, то гаснет. Удобно.

– А если я лягу? – Миара все же решилась. – Книгу почитать? А они решат, что никого нет. Мне что, теперь ходить и читать?

– А ты с собой много книг прихватила? – не удержался Карраго. И тоже вошел.

Барон прислонился к стене. И выглядел он… бледновато.

– С тобой все хорошо? – Винченцо подошел к мальчишке. Так и есть. Кожа под пылью почти белая, да и глаза запали, черты лица заострились.

Джер приоткрыл глаза.

– Давит, – пожаловался он, коснувшись венца на лбу. – Сильно… и голова болит.

– Миара! – собственный голос казался громким, но он потонул в пространстве башне. – Карраго, чтоб вас…

Целители.

У семи нянек дитя… два великих целителя, которые не видят, что под носом происходит.

– Чего? – Миара появилась первой.

И нахмурилась.

Потом нахмурилась сильнее. А мальчишка, чуть пошатнувшись, оперся на стену, а потом по стене и съехал.

– Да чтоб тебя… Вин, держи его. Карраго!

– Дорогая, на слух я пока… – он не договорил, как-то вдруг сразу подобравшись. – Так, что у нас тут… нет, радость моя злобная, давай я сам… в другой раз я тебе позволю все, что захочешь, но сейчас… обрати внимание, стандартное плетение во многом хорошо…

Джер закрыл глаза.

Он дышал. И кажется, вполне ровно. Сердце тоже билось. Винченцо взял его за руку, убеждаясь, что да, сердце работает ровно. А что дыхание неглубокое, так…

– …но его чувствительность в ряде случаев оставляет желать лучшего. Оно рассчитано на усредненного пациента и целителя тоже усредненного.

Пальцы Джера сжали руку.

И глаза открылись.

– П-пригляди з-за ними… голова что-то…

– Болит? – заботливо поинтересовался Карраго. – А это потому что у тебя в ней кровяной сгусток. Махонький… видишь?

– Мозговой удар? – мальчишка подобрался и даже попытался встать, но тут уж Винченцо не позволил. Он надавил, заставляя барона опуститься на пол, на грязную сумку, которую заботливо сунули ему под голову. – У меня нет…

– Пока нет, – Карраго положил пальцы на глаза. – И не будет… мы ведь тут, верно? А я не позволю какому-то там… сейчас, дорогая, необходимо уточнить… смотри, на третьем витке пропускаешь… да, выходишь не на завершение, а на новый круг по расширяющейся спирали. И задача здесь – удержать потоки ровно. Вот так, умница… ты всегда была сообразительной, еще бы характер другой… не фырчи… концентрируйся. И давай осторожно на завершение. И теперь смотри…

– Еще есть!

– Говорю же, умница… отмечай. Ставь локальные метки… и не спеши. Пока сгустки маленькие… и да, их можно развеять…

– Он умереть? – Ица опустилась на колени и требовательно дернула Миару за рукав.

– Не мешай им, – попросил Винченцо. – Если кто и сможет что-то сделать, то они. Поэтому пусть делают. Понимаешь?

– …но дело не в них. Нужно отыскать причину. Кровяные сгустки у человека столь юного не появляются без причины…

Кивок.

И ерзание. Ица подвигается поближе и, вытащив грязную тряпку, которая в иной жизни могла бы считаться носовым платком, вытирает со лба пыль, смешанную с потом и кровью.

– И если не найти причину, то мы так и будем сидеть и развеивать…

– Вот эта штука, которая в его голову вошла, может быть причиной? – Миара протянула девчонке второй платок, который был мало чище первого. – Сотри, пожалуйста, кровь у висков. Там, где эта… вещь крепится.

Ица не сразу принимает платок.

Но приняв, сосредотачивается на деле. А Миара давит вздох. Да, правильно, Винченцо тоже знает, что порой человека нужно просто занять.

Это не от сочувствия. Сочувствовать Миара не способна. А вот убрать потенциальную помеху – в её характере.

– Несомненно… я удивлен, что наш дорогой юный пациент вовсе жив, обрати внимание… если ты еще не обратила. Оно воспринимается единым целым. Его нервная система словно бы продолжается в артефакт… и он становится частью этой системы.

– Много говорит! – вырвалось у Ицы. – Делать!

– Он делает, – Винченцо придерживал голову парня, глаза которого закрылись. Но дыхание все еще было ровным, да и судя по тому, что Миара с Карраго довольно спокойны, то сон этот вызвал ими же. – У него характер такой… говорливый. Случается.

– Однако от этого металл не перестает быть металлом, и если с точки зрения энергетической структуры все отлично, то с точки зрения тела, оно не радо принимать это вот… чем бы оно ни было. И возникает реакция… специфическая.

Карраго повернул голову влево.

Вправо.

– Да не дергай ты его! – возмутилась Миара. – Я так не могу работать…

– А надо, чтобы могла. На самом деле, полагаю, имеем локальный ответ организма, однако… пока мы не сумеем разобраться, то… любой сгусток может закупорить сосуд. Поэтому… вот так, дорогая, а теперь ассистируешь и не мешаешь. Будь мы в моей башне, я бы воспользовался…

Винченцо слушал краем уха.

Они не в башне Карраго. Там бы он, несомненно, воспользовался бы удобным случаем, чтобы вскрыть парнишке череп и взглянуть на эту удивительную структуру поближе.

Но барону повезло.

Определенно.

– …еще немного… стабилизируем… и вот обрати внимание на этот локус. Он малозаметен, но поверь моему опыту, именно такие, малозаметные локусы зачастую и являются…

– Проклятье, – Дикарь опустился на пол. – Эту штуку можно как-то… снять?

– Не советую… – Карраго не повернулся в его сторону. – Во-первых, насколько я понял, от этой штуки в целом зависит наше пребывание здесь. И не факт, что, когда её снимем, мы останемся желанными гостями… хотя бы просто гостями. Полагаю, здесь найдутся способы… избавляться от тех, кому не рады.

И в этом был резон.

– Если он умрет, легче не станет, – возразил Дикарь.

– Не умрет. Пока мы тут, не умрет… к слову, я полагаю, что как раз, попытайся мы избавить нашего юного друга от тяжкой ноши его, это как раз и привело бы к летальному исходу… структуры, как я говорил, срослись, даже сроднились…

Парень дернулся и захрипел.

– Держи! Возьми сердце и легкие, а я пока отключу… убедительно прошу не беспокоить нас в ближайшее время. На все вопросы мы с радостью… или не очень, но ответим позже. Или нет. Да контролируй ты плотнее! Сядь ближе, а то ощущение, что ты его коснуться боишься! Винченцо, будь добр, тоже… сила понадобится… чтоб вы знали, сколько нужно силы, чтобы совершить малотравматичную операцию… я сейчас изолирую этот локус и затем…

Дальше Винченцо мало что понял. Он подозревал, впрочем, что не только он. Зато Карраго замолчал, что само по себе говорило о серьезности ситуации.

Подобралась Ица.

И Дикарь подвинулся ближе.

Потом отступил, потянув за собой девочку.

– Не мешай им…

– Нет, – Миара не повернула голову. – Не мешает. Пусть держит. И говорит. Функции частично сохранены. Он точно нас слышит. И её услышит. Если мальчишка не будет сопротивляться, то все пройдет легче… мозг сопротивляется постороннему вмешательству. Скажи ей…

– Я понять, – огрызнулась Ица и сделала глубокий вдох. А потом заговорила, на своем лающем некрасивом языке.

А Винченцо ощутил, как из него потянули силу.

Пускай.

Главное… главное, что если парень загнется, то нужно будет искать нового хозяина для короны. Он посмотрел на нее, растопырившую колючки-шипы, словно уже присматривающую кого-то, кто…

Нет уж.

Избавьте.

Парень разлепил губы, и речь Ицы ускорилась.

– Еще немного… какой же упертый баран…

– Я… – открылись и глаза. – Н-не… б-баран…

– Чудесно… речь сохранена, и это уже хорошо, – Карраго накрыл ладонями лицо. – Не дергайся, я вовсе не пытаюсь выдавить тебе глаза…

– А что, речь могла бы и… – уточнил Красавчик. – Что? Я ж просто спросить!

И затылок потер.

– Мозг человеческий чрезвычайно тонкая структура, – Карраго надавил. – И никогда нельзя знать наперед, сколь удачно прошла та или иная операция на нем. Имело место локальное кровоизлияние, полагаю, шип пробил сосуд. А мозг крайне не любит, когда кровь в свободном виде. Впрочем, вам это, мой юный друг, вряд ли интересно.

Карраго выдохнул.

И огляделся.

– Главное, что пациент пока жив… а я бы отдохнул. Определенно, я бы с преогромным желанием отдохнул…

– И помылся, – тихо добавила Миара.

И вздохнула.

Мечтательно.

Винченцо тоже поднялся. Колени чутка дрожали, а заодно уж с новой силой вернулось старое желание. И он понадеялся, что Древние все же телесного совершенства не достигли.

Такого, чтоб туалеты стали не нужны.

Глава 5

Миха

Честно говоря, Миха опасался, что все будет куда как хуже. Все же столкновение двух мировоззрений, двух цивилизаций, пусть даже одна из них сгинула в незапамятные времена, не могло пройти легко. Он ждал воплей ужаса.

Истерик.

Но не того, что маги будут осматриваться с искренним любопытством. Да и вообще воспримут происходящее, если не как должное, то почти. С другой стороны…

С другой стороны, люди слишком устали, чтобы удивляться.

Отойдут.

Успокоятся.

Осмотрятся опять же. Тогда, возможно, и случится коллапс сознания. Или не случится, что тоже вполне вероятно. Главное, что и сам Миха ощущал лишь огромное облегчение. И еще надежду.

Башня стояла.

Функционировала. Даже этот слегка безумный лифт. А значит, есть надежда, что уцелела не только она с лифтом, но что-то куда более нужное. Еще бы найти это нужное и понять, что с ним дальше делать.

– Так, его надо поднять…

– Я сам! – мальчишка искренне попытался сесть. И скривился то ли от боли, то ли от слабости. Миха подхватил его на руки и спросил:

– Куда.

– Тут… можно… сразу, – Джер, кажется, начал осознавать, что и у его тела есть предел. Во всяком случае вырываться и доказывать, что он дойдет, не стал. Rfr b возмущаться самоуправством Михи.

Комната.

Что сказать, даже если Древние и вправду были рептилоидами, то комната их мало отличалась от знакомых Михе. Небольшая. Квадратная. С белыми ровными стенами и таким же белым потолком, по которому пролегла пара светящихся нитей.

Узкая кровать у стены.

Тоже, что характерно, белая и главное, выглядящая цельнолитой.

Все-таки рептилоиды.

Хотя…

Он осторожно положил Джера на кровать, отметив, что эта белизна чересчур бьет по нервам.

– Лежи, – сказал.

– Лежу, – мальчишка сцепил руки на груди и глаза прикрыл. И выражение лица стало серьезным, того и гляди решит последнюю волю огласить. Впрочем, хватило его ненадолго. – А что значит активация визиуальных контуров?

– Понятия не имею, – честно ответил Миха. – А что?

– Система предлагает выбрать согласно предпочтениям пользователя.

– Тогда выбери. Голова…

– Не, прошла. А то она резко так, и потом раз… все.

– Еще немного и было бы все, – проворчал Карраго, – но тебе повезло…

По стене поползли узоры.

Ярко-желтые.

Как будто изнутри проступили кляксы. Одна. Другая… а потом зеленые. Пространство дрогнуло, и стены изменили цвет. Потом снова.

И снова.

А кровать изогнулась, подстраиваясь под форму тела. И верхняя часть её приподнялась.

– Так удобнее, – пояснил Джер. – Оказывается, тут можно… и вот так!

Стена стала черной.

Подростки.

Чего ждать от подростков?! Даже иномирных.

– Вода, – Миару черная стена не впечатлила, тем более на контрасте с полом, который стал ядовито-желтым. – Мне обещали воду!

– Твой блок будет следующим… ага… я вывел внешнее управление. Система предложила! Там можно самой настроить будет… и…

– Спи, – Карраго щелкнул пальцами и мальчишка отключился, не договорив. – Что? Ему отдыхать нужно. И эта его…

Он осторожно потрогал шип.

– Тоже требует покоя. Процесс… сложный… и возможно, во времена иные он проходил как-то иначе. Так мне кажется. Сейчас же… мальчик молод и силен, поэтому, собственно, еще жив. Миара?

– Новый локус, – она повернула голову мальчишки. – Здесь. Надо присматривать. Эта штука внутри, как мне кажется, растет…

– Не кажется, – подтвердил Карраго. – Она действительно растет. И количество… отростков? Ответвлений? Пока не придумал, как их назвать, увеличивается. Соответственно, и ткани травмируются.

Джер дышал ровно.

– И что с ним… будет? – осторожно поинтересовался Миха.

– Понятия не имею, но надеюсь, процесс все же конечен. Я бы рекомендовал дождаться… завершения его. Стабилизации. И тогда уже выводить юношу из сна. Или, если процесс затянется, выводить ежедневно на небольшой срок с тем, чтобы убедиться, что разум сохранен. Да и кормить… здесь нет возможности поставить систему внутреннего питания. Точнее, подозреваю, что есть, но где-то там…

Он махнул рукой на стены, по которым пошла рябь. А затем в черноте появились звезды. Они вспыхивали и гасли.

Вспыхивали.

И снова гасли… соединялись тончайшими линиями, создавая причудливые узоры.

– Он выживет? – Миха смотрел на парня, который сейчас, спящим, выглядел беззащитным.

И немного глупым.

И черты лица еще детские…

– Если повезет. Если нам повезет, – счел нужным уточнить Карраго. А потом обратился к Миаре, которая задумчиво пыталась расковырять стену. – Дорогая, пациента нельзя оставить без присмотра, а поскольку из целителей здесь лишь я и ты…

– Ты дежуришь первым, – стена не расковыривалась, хотя магичку это обстоятельство ничуть не смущало.

– Почему?

– Потому что ты мудрый и опытный. А я хочу, мать вашу, помыться!

– Ясно, – Карраго усмехнулся. – Я бы не дожил до своих лет, если бы не понимал, сколь опасно встать между женщиной и ванной… идите. Я пока посижу.

– И я, – Ица опустилась на пол. Она села, скрестив ноги по-турецки, и руки положила на колени. Выпрямила спину. Прикрыла глаза. И буркнула. – Я видеть, если ты хотеть сделать ему плохо. И я забрать твой сердце.

– Женщины… – Карраго вздохнул. – Такие… женщины.

Вторая дверь расположилась рядом с первой.

И снова комната. Квадрат белых стен. Две линии на потолке. Узкая кровать. Короб стола и второй, надо полагать, стула или табуретки.

– А ванна где?! – возмущенный вопль Миары нарушил тишину. – Где, мать вашу, ванна?

Миха заглянул за вторую дверь.

И вправду ванны не было.

Кранов тоже.

Ничего не было, кроме белоснежной комнаты с привычными уже двумя светящимися линиями по потолку. А нет, стоило войти, и на стене появились два круга со схематическими отпечатками ладоней.

– Нажми, – посоветовал Миха, указав на круги. – Только… сначала разденься.

На первый взгляд, дырок в потолке не имелось, да и краны-лейки отсутствовали, но мало ли.

Вот чего он не ожидал, так это того, что магичка последует совету прямо сейчас. Она с раздражением стянула грязную куртку и принялась за брюки.

– Стой! – рявкнула она, когда Миха решил выйти. – Ты куда собрался?

– Туда… там… надо посмотреть, как другие… и вообще, сама справишься.

– А если не сработает? – возразила она, отправляя скомканную рубашку к штанам. – Или надо будет помочь?

– Спинку потереть? – Миха не удержался.

– Раньше спинку мне рабы терли, – произнесла Миара со вздохом. – И массировали… и вообще… где нормальная купальня?

Она ногой отправила грязную одежду к двери и решительно подошла к стене. На полу тоже возник круг, который слегка расширился.

Сузился.

И мягкий женский голос произнес:

– Предварительное сканирование завершено.

– Это еще кто? – Миара застыла.

– Полагаю, искусственный интеллект.

– Что?

– Голем говорящий.

– А…

– Выберите программу очистки…

На стене вспыхнули строки. И судя по количеству иероглифов, написано было многое.

– Попроси её озвучить, – предложил Миха.

– Да я понимаю, – пальчик Миары скользил по строкам. – Глубокая… пойдет. Все, можешь идти. Вину, думаю, тоже помочь надо. И скажи Карраго, что… я надолго. Наверное… или как пойдет…

Миха вышел за дверь.

Краем уха он услышал легкое шипение. Донесся и аромат, какой-то очень знакомый… да, пожалуй, так пахло хозяйственное мыло. А следом очередной вопль:

– Вода! Где мать вашу, нормальная вода!

Выйти из комнаты он не успел.

Миара, несомненно, была чистой. Очень чистой. Загар и тот побелел, там, где он имелся. А еще она была голой. И… косматой.

Волосы её не просто растрепались, они поднялись темной копной, легли на плечи, прикрывая как-то наготу.

– Вода! Там нет воды!

– А что есть?

– Не знаю! Оно зашипело. Завоняло… – Миара поднесла руку к носу и вдохнула запах. – Боги… от меня теперь пахнет, как от прачки какой-нибудь!

– Зато ты чистая.

– Чистая… я не хочу быть чистой без воды! Я хочу ванну! И чтобы горячая… и чтобы с ароматными маслами… у меня дома большая коллекция ароматных масел для ванны! И соль тоже! И…

Она сгорбилась и села на кровать.

– Ты просто устала.

Наверное, стоило бы уйти. Более того, это было бы самым разумным из того, что Миха мог сделать. Но он опустился рядом.

– Ты очень устала. И понимаю, что обидно. Зато ты чистая.

– Чистая, – повторила она.

– Вот найдем сердце бога… вернемся… спасем мир. Тогда и поставишь себе ванну. Джер не откажет. Или Карраго…

– Я не пойду за него замуж!

– Не иди, – согласился Миха. – Никто тебя не заставляет.

– Почему?

– Ну…

– Это было бы выгодно. Ты мог бы пообещать Карраго мою руку, он был бы вернее.

– По-моему, даже если я пообещаю ему все сокровища мира, он не станет слишком уж верным. Да и… пока у нас общее дело. А потом – видно будет. Дома, там где я жил… у нас не принято принуждать кого-то к замужеству.

– Да? – она взяла пальцами тонкую прядку и потянула. – Сухие какие… что бы это ни было, теперь они как солома. А как принято?

– Как? Обычно. Парень и девушка встречаются некоторое время. Если нравятся друг другу. Потом идут и подают заявление…

– Просят хозяина благословить их брак?

– Не хозяина. Государство.

– А зачем?

– Как сказать. Многие уже полагают, что и незачем. Это скорее узаконивание отношений с юридической точки зрения. Имущественные права и все такое. Ты успокоилась?

– Не знаю, – она зарылась руками в волосах. – Теперь еще расческу искать. И волосы… спутаются. Одежду.

– Попробуй здесь посмотреть. Там были другие строки. Может, найдется еще какой режим? Расслабляющий там или вроде того. И про одежду спроси. В моем мире такие големы могли понимать вопросы. И подсказывать, если нужно.

– Спасибо, – она поднялась.

Красивая.

Все еще. И знает об этом. И сейчас дразнит близостью, наготой этой. Вон, ступает медленно, текуче, как это женщины умеют, когда хотят привлечь внимание.

Миха встал.

И вышел.

– Ты совершеннейший дикарь! – донеслось в спину слегка обиженное.

– Знаю! – отозвался он.

И улыбку не сдержал.

Винченцо стоял перед стеной, по которой бежали строки, и задумчиво водил пальцем от одной к другой.

– Тоже понимаешь?

– Как ни странно, но да… то есть, что написано – понимаю, а смысл вот уходит. Язык, к слову, очень похож на мешекский. Что означает стандартная программа трансформации?

– Понятия не имею. Но если стандартная – нажимай.

– Ага… выбор типа модуля.

Буквы сменились картинками.

– Комнату изменит, – к Михе пришло понимание. – Выбери то изображение, которое тебе нравится.

– Странные они, – Винченцо чуть склонил голову. – Какие-то… не такие. Хотя это вот и ничего.

Он ткнул пальцем на картинку.

И белизна стен потемнела, под потолком проклюнулись линии золоченого карниза. У одной стены с тихим шелестом развернулись багряные шторы. А кровать расширилась, обзаведшись резным изголовьем и изогнутыми ножками.

Да и стол не отставал.

– Это, получается, что я могу… любое? – глаза Винченцо загорелись. – Это ведь не иллюзия… это тварная магия! Но она в принципе невозможна. То есть, в принципе как раз возможно, однако расчеты магистра Старвина подтверждают, что переход энергии в материю сопряжен с огромными потерями…

– Полагаю, что дело не в магии.

– А в чем тогда? – Винченцо нежно провел по кровати. – Дерево… и на ощупь дерево… на иллюзию не похоже. Я знаю, что такое иллюзия…

– Иллюзии разными бывают. Впрочем… думаю, разберетесь.

Кивок.

Рассеянный взгляд.

И ощущение, что он, Миха, лишний. С другой стороны, он очень надеялся, что Древние в мудрости своей не забыли поставить в систему защиту от дурака. И что в попытках изучить магию их, Винченцо не обрушит систему.

Хотя…

Нет, не обрушит. Права у него наверняка ограниченные, пользовательские, так что пусть осваивается и пользует.

Наемники расположилис неподалеку. Заняли вдвоем одну комнату, что нисколько Миху не удивило, впрочем, как и содержимое рюкзака, заботливо разложенное по полу.

Горящая рамка на стене имелась, как и надписи, которые, впрочем, Тень проигнорировал. А Миха к стыду своему понял, что эти закорючки не прочтет.

– Тут… комнату можно изменять. Эй, как тебя там… помощник?

– Имя данного локуса не установлено, – охотно отозвался голос, заставив Тень повернуться. И нож в руке его мелькнул. Мелькнул и исчез.

– Будешь Марусей.

– Имя установлено. Закрепление временное.

– Это что? – Тень явно был насторожен.

– Это… считай, голосовой помощник.

– Что?

– Голем. Ты ему говоришь, что тебе надо. А он помогает найти то, что это надо. В теории.

– Хрень, – сказал наемник и слегка расслабился.

– Маруся, смоделируй комнату для двух… человек. Необходимо две кровати…

– Объем жизненного пространства недостаточен. Нарушение существующих норм жизненного пространства в расчете на одну дееспособную особь приводит к повышению уровня стресса…

– Охренеть…

– И что делать? – Миха подозревал, что Тень не согласиться поселиться где-то еще.

– Возможно объединение двух ячеек с созданием общего пространства увеличенного объема, однако предупреждаю, что подобный вариант исключает наличие зон индивидуального пользования.

– Создавай. На двоих… стандартный вариант. В общем, душ там… тоже скажешь ей, она отзовется.

– Баба?

– Голем, – пояснил Миха. – Считай, что на самом деле её нет. Что это… не знаю, камни магов и заклятье.

– Эй, заклятье… ты меня слышишь? – Тень задрал голову. – Дыр не вижу. Во что она говорит?

– Модуляция звуковых волн происходит в энергочувствительных мембранах, расположенных по периметру. Сменить имя?

– Маруся. Обращайся к ней – Маруся… или придумай какое другое.

Тень почесал голову и буркнул.

– Разберемся… Эй, Маруся, тут помыться можно? И одежду бы… я бы и пожрал чего, а то…

– Расконсервирование…

Миха вышел.

И прислонился к стене.

Нет, ну его… все равно же хрень. Древняя башня и древний искусственный интеллект, который вполне себе бодр и жив. И главное, отзывается…

Надо…

И вправду помыться, что ли? Но сперва заглянуть к мальчишке, а то совесть – дело такое… впрочем, Джер спал. Карраго сидел рядом, вытянув ноги и чуть запрокинув голову. Впрочем, стоило появиться Михе, и он приоткрыл глаз.

И снова закрыл.

А вот Ица встала.

– Я хотеть идти.

– Иди, – согласился Миха, посторонившись. – Правда, если потеряешься, то я не виноват… или заблудишься. Или встретишь какую погань… или еще что случится.

Она нахмурилась.

И губы упрямо поджались.

– А еще ты собиралась сидеть здесь, с ним… но это тоже твой выбор. Заставлять не буду.

– Юность столь нетерпелива… – Карраго глаза открывать не стал. – Но если деву успокоит, то состояние сего молодого человека выправляется. Мне кажется, эта штука замедляет рост. И становится ближе к человеческому организму. По ощущениям, я бы сказал, что к весьма конкретному человеческому организму. А потому, возможно, что в присутствии прекрасной девы нет необходимости.

– Он не умереть! – сказала Ица, выделив главное.

– В ближайшее время, определенно… но с древними артефактами никогда нельзя быть уверенным. Кое-что я могу сделать…

– Сердце! Тут! Рядом! Я… – Ица положила руки на грудь. – Я слышать его! Оно звать! И мне надо идти!

В её голосе было столько отчаяния. Миха вздохнул. И присел так, чтобы глаза его оказались на одном уровне.

– Послушай… это хорошо, что оно здесь. И что ты его слышишь. Это значит, что мы тут не зря все это затеяли… походы-приходы. И что шанс действительно появился… надеюсь. Я как-то не хочу сгинуть в метеоритном дожде…

– Кто хочет? Сколько бы ты ни прожил, смерть в большинстве случаев воспринимается неприятной неожиданностью… – не упустил случая Карраго.

– Но смотри, что дальше? Ты вытащишь это сердце… из Хранилища? Но дозволит ли тебе система?

– Я иметь право!

– Тебе сказали, что ты имеешь право. Но у системы может быть другое мнение. А мне бы не хотелось, чтобы Древние решили, что их грабят. Твой отец, что бы он сделал, если бы кто-то проник в его сокровищницу?

– Невозможно!

– Тебя, если подумать, тоже было непросто похитить. Так что представь. Кто-то проник в сокровищницу, выбрал там что-то донельзя ценное и заявил, что это его. Что у него права.

Губы Ицы дрогнули.

– Он… снять кожу. Убить. Долго убить.

– Вот видишь. А мне как-то не хочется, чтобы всех нас убивали. Может, конечно, Древние были куда гуманнее вас, но опытным путем проверять не тянет.

– И… как?

– Для начала успокоиться. Ведь даже если система позволит тебе взять это сердце, ты знаешь, что с ним делать?

Молчание.

– Несть. Дать Бог. Бог встать и спасти всех.

– А куда его нести? И где взять того бога? Причем не факт, что по воскрешении он проникнется к людям любовью. Мы ведь это уже обсуждали. Да и чисто практически… вот посмотри. Если забрать сердце и убираться отсюда, то… люди устали. Все. Миара. Винченцо. Наемники… Карраго вон.

Карраго величественно кивнул.

– Джер к тому же не в состоянии куда-то двигаться. Ты его бросишь? Или уйдешь одна, бросив нас всех?

Она закусила губу.

– Смотреть, – выдохнула Ица наконец. – Мы… мочь смотреть?

– На сердце бога?

– Да.

– Смотреть… от этого, думаю, вреда не будет.

– А…

– Мы дождемся, пока Джер придет в себя. Миара… попробует выйти в этот ваш… мир духов.

Почему-то показалось, что термин «цифровое пространство» не будет понят.

– Там она поговорит с духами. Попытается вызвать конкретных, кто знает, как управлять этой вот… башней. И возможно, тогда получится открыть безопасный проход. И вообще понять, куда идти и что делать. Сердце бога – это хорошо. Очень. Но нам нужна еще информация.

Кажется, Миху поняли.

Во всяком случае ему протянули руку. И Ица сказала:

– Тогда я ждать.

– А смотреть?

Она чуть подумала и покачала головой.

– Нет. Я… Оно… звать. Громко. И если смотреть, то… могу хотеть больше. Разум терять.

Что ж, в этом определенно была логика. А потому… Миха подавил зевок и подумал, что сердце сердцем, а вот помылся бы он с удовольствием.

Глава 6

Верховный

Люди.

Лошади.

Людей больше, чем он предполагал. Но Ицтли склоняет голову:

– Малым числом идти небезопасно, – говорит он. – Это мои люди. Они верны госпоже.

Две дюжины.

Или даже больше.

С Верховным идут лишь Акти, который держится рядом и боится уже не его, Верховного, но воинов. Бывший раб со своей женщиной тут же. И она прячется в тени гиганта, но не спускает с Верховного внимательного злого взгляда.

Может, все-таки стоило убить?

Впрочем, убить её Верховный всегда успеет.

На Ксочитл мужская одежда, и в ней она не кажется глупой или вызывающей. Отнюдь. Черты некрасивого лица её несколько сглаживаются. А массивный жеребец вороной масти послушно склоняет голову перед хозяйкой. Сперва на спину жеребца садят Императрицу.

Она тоже одета мальчиком. Волосы и те остригли до плеч, убрав под платок. Одежда на обоих простая, пусть и добротная. Но ни шитья, ни украшений. Разве что на поясе Ксочитл висят ножны с коротким клинком. И у Верховного нет сомнений, что она вполне неплохо умеет с этим клинком обращаться.

Маг в своей мешковатой одежде, которая выделяется чуждостью, впрочем, как и сам он, исхудавший до крайности, с запавшими щеками и белесыми обескровленными губами.

Маг был жив.

Это хорошо.

А что Владыка Копий счел нужным его запереть… что ж, маг был жив. И это хорошо. Или хотя бы достаточно. Маг до сих пор озирался и вздрагивал, явно опасаясь, что ему велят вернуться. И готов был ответить, резко, так, что не останется пути обратно. Но он поймал взгляд Верховного и сгорбился. А руки спрятал в подмышки. Магу тоже выделили лошадь, не самую лучшую, но и не из худших. И несмотря на слабость, сидел он в седле прочно. А вот на Верховного лошадка смотрит скептически. Да и сам он полон сомнений. Он ведь не ездил… да пару десятков лет уже как.

– Давайте, я помогу, – Ицтли ловко подсаживает Верховного в седло. – Вы как?

Маска смеется.

А потом предлагает:

– Уступи. Я… тоже давно не ездил верхом. Но помню, опыт был весьма интересный.

– Если я упаду…

– Во-первых, вряд ли. Во-вторых, поверь, падение с лошади тебя не убьет. Даже если ты сломаешь шею.

– Проверять как-то не хочется.

Ворчание успокаивало.

Сам Ицтли в седло взлетел и коротко свистнул.

Люди.

Оружие.

Рассвет… этот рассвет встретят многие, ибо сотворенное чудо изрядно укрепило веру. А потому вскоре прольется кровь, а свежие сердца порадуют богов.

Или нет.

– Расскажи, – конь шел мягко, а потому страх исчез, как и прежняя слабость, не позволявшая Верховному ездить верхом. Конечно, в паланкине было бы удобнее, но… – Что нас ждет?

– Путешествие.

Издевается?

И за насмешкой этой оживает страх. А если… если она осталась прежней, Маска? Если притворялась? Играла, заставляя Верховного поверить…

Рука сама потянулась к ней.

– Не глупи, – теперь голос звучал жестко и холодно. – Мы связаны. Снимешь – умрешь.

– Думаешь, меня это остановит?

– Нет. Полагаю, ты относишься к числу людей, которые выше собственного блага, здоровья и даже жизни ставят некую идею. И служат ей, изо всех сил стараясь не усомниться в правильности этой идеи. И за нее они с готовностью отдадут все, что имеют. И саму жизнь. Или то, что больше жизни.

– Мне казалось, что это достойно…

– Чего? Разум. Вам был дан разум. Сложный… настолько, что даже в те благословенные времена, когда мир еще не рухнул, никто и близко не подошел к созданию искусственного разума, который мог бы сравниться с естественным. Это… и держало вас, людей. Но тебе не стоит опасаться. Мои модули проходят процесс перекалибровки. Я заимствую некоторые поведенческие паттерны, пытаясь встроить их в исходную систему. Это заполнит пострадавшие локусы и завершит формирование личности.

– Ты… ты тоже искусственный? Разум?

– Скорее слепок естественного. Так стали делать, когда поняли, что путь программирования ведет в тупик. Я уже рассказывал о том, что люди получили возможность перенести матрицу сознания в виртуальную среду. И так, что эта матрица не только сохраняла все исходные характеристики, но не утрачивала и способности развиваться. Единственным условием была изначальная зрелость структуры. Человеческий мозг растет долго[1]. Процесс можно корректировать, направлять, но не ускорить. Это связано с особенностями формирования тонких связей.

Рядом держался воин в простом доспехе. Плащ, съехав с плеча его, лег на круп лошади. Одной рукой воин держал поводья, другой – придерживал рукоять меча.

Взгляд его скользил, выискивая опасность.

Но город был спокоен. Отгремели песни, и костры погасли, люди и те разошлись, оставив после себя обрывки тканей, мятые цветы, пятна крови и иной, обыкновенный, мусор. В темных переулках копошились собаки, а может, не только они.

В городе полно крыс.

И это тоже беда. Крысы… крысы жрут зерно, а зерно нужно людям.

– Когда люди научились переносить сознание на носители небиологического происхождения без потери исходных свойств, то следующим этапом стало копирование. Одно время бытовало мнение, что скопированное сознание, измененное согласно программе, улучшенное, может считаться отдельной личностью. Но впоследствии на данные эксперименты был наложен запрет.

– Разумно.

– Его не единожды пытались снять, но в дальнейшем было решено использовать измененные и усеченные копии сознания искусственных личностей при условии согласия донора.

– Зачем?

– Для контроля ряда процессов… иногда необходим плотный контроль.

С этим Верховный был всецело согласен.

– Так что же все-таки случилось? Тогда. В прошлом.

– Мне сложно оценивать. Недостаточно данных. Теоретические выкладки не обладают должным уровнем достоверности.

– Ничего страшного.

Ехать…

Дорога долгая, хотя ныне Верховный не сомневался, что перенесет её. Тело его продолжало меняться, пожалуй, сосредоточившись, он мог бы отметить эти перемены. Впереди показалась первая из городских стен. И, пришпорив коня, Ицтли ушел вперед.

Выпустят?

Должны… пока еще должны… но могут и не выпустить. И что тогда? Сражение? Или…

– Ты слишком рано беспокоишься, – спокойно ответила Маска. – Что до вопроса, то я уже говорил, что на момент моего создания большая часть популяции существовала вне биологических носителей разума.

– Большая? А меньшая?

– Ты верно уловил. Я уже говорил о том, что общество было неоднородно, что свидетельствует в свою очередь о его нормальности. Часть его сознательно отказалась от новых возможностей и изменений. Другая же часть вынуждена была возвращаться.

– Зачем?

– Для возобновления популяции. Для продолжения рода человеческого, если тебе так понятнее.

Свист.

И ворота раскрываются. Верховный не видит людей, те благоразумно уходят с пути. Боятся ли они Ицтли? Или же самого Верховного, чей лик все еще отличен от человеческих? Или же просто не желают войны?

Не важно.

Теперь осталось достичь внешней стены.

И края щита, что мерцал, заслоняя Благословенный город от гнева богов.

– Оказалось, что по достижении определенного возраста… или статуса… состояния… всего и сразу? Это сложно определить и в то время явление лишь начали изучать, а потому нет подходящего термина. Суть же его в том, что разум становился статичен. Да, он был избавлен от биологических регрессионных процессов, свойственных естественным носителям. Но вместе с тем он не мог развиваться дальше. Да старение не наступало, более того, любой разум мог существовать фактически вечно, однако…

– Душа замирала?

– Если так тебе понятнее, то да. Главное, что в своем стазисном состоянии личность постепенно закрывалась от внешних контактов, утрачивала социальные связи и, создав отдельный локус цифрового пространства, закрывалась в нем.

Души не стареют.

Души устремляются к богам, но… если путь этот закрыт? Если нет тела, смерть которого стала бы освобождением, то и освобождения нет? И получается, что освободив душу из плена плоти, Древние заперли её? Навек? Без шанса подняться, измениться к лучшему?

– Тогда было принято решение возвращать разум в носители, генетически идентичные с первичным, для чего брались пробы, с тем, чтобы получить дальнейший материал для воспроизводства.

– Детей?

– Именно. Разум, развиваясь в естественных условиях, достигал возраста открытия. И все повторялось. Так или иначе, некоторой части разумных приходилось оставаться вне цифровых носителей. Они следили за функционированием ряда систем, за процессом воспроизводства, за воспитанием и обучением детей. Поддерживали работу локальных объектов, которые обеспечивали безопасность и базовые потребности. В целом, вне цифрового поля находилось от одного до трех процентов активного населения.

– Когда случилась Катастрофа…

– Да, – сказала Маска и замолчала. Она смотрела на мир глазами Верховного, и он ощущал эхо её эмоций. Печаль? Тоску? Глухое разочарование?

Верно, тому, кто видел удивительный мир, где существовали лишь души, не связанные телесными оковами, и мир этот был покорен их желаниям, нынешний кажется жалким.

И словно желая подтвердить мысль, из пыли и грязи поднялся раб. Он спал там, а теперь, разбуженный грохотом копыт, копошился, возился, прижимая к груди пустую тыкву. А потом поднял вдруг руку и завопил, громко, истошно.

Не прекращая кричать, он бочком, прихрамывая, прижался к стене.

Нырнул в щель.

Исчез.

А грязь осталась.

– Любая, самая совершенная система, функционируя, ошибается. Некоторые ошибки исправляются, другие – накапливаются до того момента, пока количество их не станет фатальным для системы. Если речь идет о биологическом носителе, то фатальность приведет…

– К смерти, – сказал Верховный тихо.

– Именно. И во многом от конкретной особи зависит, как скоро случится смерть. Как бы это… одни получают от родителей отменное здоровье…

– И живут долго. Другие рождаются больными и быстро уходят к богам.

– Именно. И те, кто здоров, оставляют больше детей. И передают им свое здоровье. Человечество накапливает полезные признаки и избавляется от вредных. Генетическая коррекция позволила снять этот груз… а в цифровом поле твое здоровье зависит от твоего желания. Но ошибки все равно накапливаются. Уже в самой среде. И тогда, когда количество их становится критичным, гибнет уже сама система.

Он снова замолчал. А потом добавил:

– И все, кто в ней… я не знаю, что случилось. Моя задача была локальна. Поддерживать функционирование части системы. Информационный обмен. Контроль за работой подсистем, обеспечивавших выживание популяции Зет-Три. Города… с вашей точки зрения это можно было назвать городом. В какой-то момент я утратил связь с общими серверами. Мне будет сложно объяснить. Представь, что ты вдруг утратил связь с дворцом. С городом. Что остался лишь твой храм и люди в нем. Ты не знаешь, что происходит вовне. Что ты будешь делать?

– Отправлю гонцов за ворота.

– Логично. А если за воротами тьма? И те, кто выглянет в нее, исчезают бесследно? И ты знаешь, что во тьме таится нечто, донельзя опасное? И что это опасное с удовольствием поглотит и тебя, и всех людей, которые оказались заперты с тобой?

– Тогда закрою ворота. И ходы. И все-то. И буду ждать, когда войска Императора одолеют создание тьмы. И богам молитвы вознесу.

– Куда ж без них, – вздохнула Маска.

К удивлению Верховного, врата, ведущие из города, были открыты. И заперты одновременно. Створки их были широко распахнуты, но и этого оказалось недостаточно. Перед воротами собралось множество людей. Старые и молодые. Мужчины, женщины. Благородные, судя по носилкам, возлежавшим на плечах рабов, и бедняки, все-то стремились прочь.

Зачем?

– Дорогу! – рявкнул Ицтли, полоснув хлыстом наотмашь. Раздались крики, и толпа нехотя начала расступаться.

Что здесь происходит?

– Эй, – Верховный оглянулся и, встретившись взглядом с гигантом, который держался рядом, кивнул на людей. – Узнай, куда они идут.

– Прочь из города, – ответила Маска. – По-моему, это очевидно.

– Очевидно, – согласился Верховный. – Но совершенно не понятно. Чем они руководствуются? Почему спешат прочь? Город защищен, ему не грозит небесный огонь, а там… что там, я не знаю. И они не знают. Но все одно спешат уйти.

– Алогичность людей – странное свойство. Тогда… многие тоже предпочли уйти. Те, кто вдруг осознал, что заперт в человеческом теле, что отрезан от цифровых локусов, а с этим – и от жизни, той, привычной. Впрочем, большую часть вверенной моим заботам популяции составляли люди, добровольно отказавшиеся от перехода в цифру. Тем паче, что в первые дни все полагали, что имел место обычный сбой системы, который будет ликвидирован. Но чем больше времени проходило, тем меньше оставалось шансов.

– Прочь! – голос Ицтли хлестал, как и плеть. – С дороги!

Толпа расступалась нехотя, с ворчанием, с недовольством. И Верховный чувствовал скрытую в ней силу. И ярость. И готовность эту ярость выплеснуть.

Почти готовность.

А вот гигант отстал и умудрился раствориться в толпе, зато теперь Верховный видел женщину, которая до того держалась в тени. Она сидела прямо, горделиво расправив плечи, и смотрела на Верховного… с вызовом?

Все-таки она не настолько умна, как полагает. Ей бы остаться во дворце, или хотя бы держаться скромнее, играя покорность.

– А спустя неделю начались первые вспышки. И стало очевидно, что система противометеоритного купола тоже не работает… я пытался активировать её, но оказалось, что в носителях почти не осталось энергии. А это означало, что система не просто коллапсировала, нет. Уничтожено все. Энергетические генераторы остановились, а с ними и все-то, что пило эту энергию…

– Небеса…

– Небеса остались как раз-то. И все то, что с них сыпалось. Тогда мой город уцелел чудом… и запасами, имевшимися в наличии. Синтезаторы тоже прекратили работу, но запасов хватило. Да и популяция была невелика.

К воротам удалось пробиться, пусть и с трудом.

– Тогда возникли первые разногласия. Изначально я был подчиненным элементом, призванным облегчить управление городом. Моя задача – помогать. Поддерживать. Защищать. И подчиняться людям. Люди же оказались совершенно не готовы к происходящему. Остатки энергии из хранилища я направил на локальные щиты, которые хоть как-то были способны защитить поселение. И соответственно, приходилось забирать эту энергию у жилищ. И людей. И машин. Я отключил криоконсервацию, заполнив находившиеся в стазисе тела копиями доступных мне сознаний. Все равно цифровые носители не стали бы работать без энергии. А популяции для выживания необходим максимально высокий уровень генетической разнородности. А вот хранилище генетического материала погибло… оно забирало много энергии, а согласно аналитической справке…

Стражи у ворот не было.

Люди, пробившись сквозь створки, растягивались по дороге, они спешили достичь мерцающего края купола, в этом лишь видя свое спасение.

– Нам повезло… в тот раз нас затронуло краем. И все были слишком шокированы произошедшим, чтобы осознавать, сколь реальна стала опасность. До того смерть физического носителя не являлась конечной. И люди к этому привыкли. В случае гибели, сознание возвращалась в хранилище, пусть и с частичной потерей памяти, если человек пренебрегал функцией резервного копирования. А тут смерть вернулась.

– Господин, – гигант появился рядом. Надо бы вспомнить его имя. – Я говорил с ними.

– И почему они уходят?

– Боятся, господин.

– Чего? Я поднял щит… – получилось сказать почти уверенно. – И защитил их от гнева богов… чего же им бояться?

– Того, что щит этот держится не сам собой. Они боятся, что их принесут в жертву, господин, – и в глазах гиганта виделся вопрос. – Что… они будут держать этот щит своей кровью и своими жизнями. Они не хотят так, господин…

И придержал лошадь, словно боясь услышать ответ.

– Люди, – вздохнул Верховный.

– Люди, – подтвердила Маска.

Вереница беженцев растянулась тонкой полосой. Здесь уже не приходилось пробиваться, наоборот, люди сами спешили сойти с дороги.

Безумцы.

В городе безопасно… пока. С другой стороны не покидала мысль, что это хорошо, что людей в Благословенном городе и без того много, что, чем меньше их останется, тем легче будет сладить с этими, оставшимися. И может, оттого Владыка Копий велен не мешать уходящим?

Спросить бы…

Потом. Если Верховный вернется.

– Первые годы мы учились жить.

– Мы?

– И я тоже. Я осознал себя не частью системы, но отдельно существующей личностью, которая даже получила физическое воплощение. Это многое позволило понять… лучше понять, нежели прежде.

Душа обрела плоть?

Впрочем, Верховный сомневался, есть ли у Маски душа. И будет ли копия души, как он признал сам, являться новой душой? Либо же так и останется тенью? Способна ли тень бога сама стать богом?

Философские вопросы. Их бы мыслителям.

– Далее… то, что происходило, можно было назвать процессом естественной деградации социума.

– Прости…

– Снова не понимаешь?

– Да.

– Те, кто пришел в тот мир, знали многое, но их знания в какой-то мере оказались бесполезны. И потому дети их не восприняли эти знания. Что-то выучили, что-то запомнили. Но внуки запомнили еще меньше. А правнуки еще… общество скатывалось к примитивным формам, которые, как ни странно, в данных условиях обладали большим потенциалом выживания.

Верховному показалось, что его снова оскорбили.

Показалось.

– Обучающие программы отключились еще в первый год… я надеялся, что при возобновлении подачи энергии получится их запустить, но подачу возобновить не удалось. Добавь череду смертей. Люди, привыкшие к тому, что физическая гибель не равна конечной, были беспечны. В первый год мы потеряли почти треть. Большей частью тех, кто был наиболее стар и опытен. А в силу возраста обладал большей инерционностью сознания. Остались молодые, сумевшие приспособиться к новым условиям… я пытался помогать. Но большая часть статичной информации хранилась вне моей локальной памяти, но в общих базах. И отрезанный от них, я оказался столь же беспомощен. Впрочем, я хотя бы не забывал.

– И вы… жили?

– Жили. Выживали. Учились наново. Возделывать землю и выращивать растения без контроль-установок. Разводить животных. Ловить рыбу… всему тому, что человечество умело на заре своей цивилизации, а затем вычеркнуло из памяти за ненадобностью.

Край щита при приближении терялся, словно растворяясь в воздухе.

– Что было дальше?

И что будет дальше?

– Дальше… ничего особенного. Следующий цикл я наблюдал за тем, как люди становятся тем… кем вы стали ныне. Изменения неспешные, но… ваша жизнь стала короче, а с ней и память. И она удивительным образом трансформировалась, менялась. Мне кажется, менялся и я. Но здесь взгляд субъективен и перенастройка, как и отсутствие точного понимания перечня утраченных элементов не позволяет точно указать количество и степень личностных изменений.

– Ты… был более жесток.

– Жестокость – эмоционально-значимый параметр. Субъективная жестокость может являться объективной необходимостью. Мне требовалось стабильное поступление энергии. В период выхода из метеоритно-энергетического потока интенсивность поля ослабевает, что создает проблемы с… возобновлением. Добавь накопление ошибок реестра…

И получится чудовище.

Но… стоит ли о том говорить? О некоторых чудовищах лучше не упоминать вслух.

– Однако ты не о том хотел знать…

Барьер все же ощущался. Такой вот щекоткой. И кони зафырчали, не желая пересекать черту. Впрочем, стоило тронуть бока, и лошадка послушно двинулась вперед.

Неприятно.

Будто… будто иглы в кожу загнали. Впрочем, ощущение было мимолетным.

– Совсем слабый… – пробормотала Маска.

А Верховный подумал, что настолько привык к этому голосу в голове, что беседа эта нисколько не смущает.

– А потом?

– Потом… я пытался восстановить систему. Хоть как-то… как-то даже получилось. Мне удалось найти альтернативный источник энергии… что-то глобально изменилось в энергетическом поле планеты, после чего… смерть разумного существа стала приводить к выбросу энергии, которую люди научились собирать. И накапливать.

Камни.

Те самые камни, столь ценимые магами? И… алтарь на пирамиде? И что-то еще?

– Я добрался до хранилищ и активировал некоторые элементы. Выяснилось, что центральная система недоступна, но периферия вполне функционирует. В плане наблюдения. Тогда удалось собрать информацию о нашей части континента. Найти остатки двух других поселений, не справившихся с кризисом. Снять показания со спутников, благо, они обладали собственными автономными системами питания, как и промежуточные базы. Я задействовал их мощности для прогноза. И понял, что вверенная мне популяция располагалась в весьма неудачном месте. Приближался следующий поток. И на южное полушарие согласно аналитическим выкладкам пришлось бы около семидесяти трех процентов от всего числа метеоритов. Тогда мной было принято решение уводить…

– Корабли…

– Часть глобального проекта реконструкции. Они были хорошо законсервированы… куда сложнее оказалось достучаться до людей. Тогда…

– Ты стал святым?

– Мне нельзя было вмешиваться напрямую. Ограничения работали. Функционально я не имел права возглавить людей. Но… я сумел найти иной путь.

– Внушил им, что ты бог?

– Внушать не понадобилось. Примитивное мышление в принципе склонно упрощать и сводить сложные для восприятия явления к божественному вмешательству. Так что…

– Ты просто воспользовался.

– Именно.

Верховный кивнул. А сам бы он? Не воспользовался бы? И не делает ли он то же, что сделало это существо… давно. Очень давно.

И почему не стыдно?

Глава 7

Ирграм

Когда путь Ирграма преградила дверь, что было в принципе вполне закономерно, поскольку рано или поздно в этом, узком тоннеле, должно было встретиться препятствие, он не стал её ломать.

Он позволил телу рассыпаться, расползтись, обнимая стены и саму поверхность двери, изучая её, ощупывая, запоминая в каждой неровности, в каждой выемке её.

Металл?

Тот странный, столь любимый Древними за прочность и неподверженность времени. Теплый. Крепкий… к неудовольствию Ирграма. И прилегала эта дверь тоже вплотную, так, что даже туманообразное тело не нашло сколь бы то внятной щели.

Плохо.

А еще и ручки не было.

И замка.

Ирграм даже усомнился, дверь ли перед собой видит, но все же решил, что именно её. К чему еще ставить стальную пластину посреди коридора, обрывая его тупиком.

Нет. Нужно было понять, как она открывается.

Ирграм заставил себя собраться.

Отступил.

И осмотрел дверь уже человеческими глазами. Затем изменил их, сделав более чувствительными… ничего. Гладкая, что зеркало, поверхность.

Он в раздражении мотнул головой.

Ругнулся даже.

И вздохнул, велев себе успокоиться. Древние… Древние имели вид человекообразный. Вспомнился вдруг тот скелет, найденный по дороге. Ирграм скопировал его, благо, достаточно было вытащить картинку из памяти, как тело послушно её подхватило.

Правда, стоять скелетом было неудобно. И он позволил костям обрасти плотью.

Да, стало лучше.

Определенно.

В этом виде он подошел к двери. Остановился перед ней. И… дальше что? Протянул руку, как если бы ручка имелась. Вдруг она воплощается вот так, по запросу? Но ручки не было, зато часть стены изменила цвет, а после и засветилась. Окошко было квадратным и…

Ирграм вытащил из себя карточку, которую сунул к этому окошку. То мигнуло. Щелкнуло… и дверь бесшумно скользнула в сторону.

Надо же, какая полезная, оказывается, вещь. Хотя радовался Ирграм недолго, потому как спустя десяток шагов путь преградила вторая дверь.

Он снова создал образ.

И поднес карту к двери. Но теперь щелчка не раздалось, но на окне появился отпечаток руки, причем светящийся. Ирграм не стал раздумывать долго. Его ладонь коснулась отпечатка… и он ощутил ожог. А где-то под потолком раздался протяжный ноющий звук, от которого тело снова рассыпалось туманом.

Проклятье…

Дверь явно не собиралась открываться. И можно было бы, конечно, отступить, ведь имелись иные тоннели. Да и разумнее было бы пойти по ним, обойти, но…

Возвращаться не хотелось.

Да и дверь эта…

Что за ней прятали?

Хотя…

Ирграм все же вернулся, причем первая дверь открылась, стоило к ней приблизиться. Следовательно, охранная система работает на вход, но не выход. Хорошо ли это?

Он нашел тело и, как умел, сгреб его в себя. А потом устроился там же, в закутке, позволяя себе расплавить кости и остатки иссохшей плоти. То, вбирая в себя Древнего, менялось.

Ирграм наблюдал.

Он откуда-то знал, что тело его способно принять любую форму, что оно уже пробовало, и в памяти хранило несколько обличий. Надо будет провести эксперименты. Кольнуло опасение, не вберет ли тело вместе с плотью и разум Древнего. И не случится ли так, что разум этот вытеснит самого Ирграма.

Но нет.

Растворение завершилось, пусть Ирграм и ощутил эхо недовольства. Кости были сухими и питательной ценности не представляли.

Зато представляли иную.

Преображение шло медленно, неуверенно как-то, будто костей не хватало. Но все же получилось. Ирграм коснулся головы, пробежался пальцами по лицу, жалея, что нет поблизости зеркала, и он не способен увидеть, как выглядели Древние.

Шаг.

Второй. Легкое покачивание. Неудобство, будто он, Ирграм, надел чужие тесные одежды. Но ощущение проходит, и тело стабилизируется окончательно. Оно, подчиняясь воле Ирграма, фактически становится этим вот, давно сгинувшим, Древним.

И первая дверь отворяется сразу.

Вторая стоит… долго стоит. Руку приходится прикладывать трижды, поскольку первые несколько раз поверхность мигает… и снова вспыхивает. Должно быть, за прошедшее время механизмы стали ошибаться. Но в конце концов, дверь медленно отворяется.

И Ирграм делает шаг.

Под ногой хрустят кости. Эти хрупки, почти полупрозрачны. Внутри сухо и воздух движется, он полон странных запахов, которые Ирграм поглощает всей поверхностью тела. И запахи тревожат.

Дверь закрывается.

А он позволяет плоти рассыпаться, расползтись по грудам костей. Те лежали кучками. Верно там, где люди – а Ирграм все же пришел к выводу, что Древние были людьми – умерли. Он перетек от одной кучки к другой. Остатки одежды… кости.

Плоть иссохлась, но…

Как знать, дозволено ли было тому, кем ныне стал Ирграм, пройти дальше? И вовсе, сколь велики были его полномочия? Что-то подсказывало, что не слишком.

Поэтому Ирграм вновь прошелся по костям.

Ни украшений, ни золота. ничего, что указывало бы на статус. Может, просто слуги? Тогда где искать хозяина? Да и верных слуг одаряют, чтобы всякому было видно их положение.

А тут как?

Он в раздражении отправился дальше, решив, что, если вновь встретит препятствие, то просто-напросто вернется.

И дверь была.

А еще дыра в центре её. Края вывернуло, металл оплавился, поплыл да и застыл потеками. Иргам замер. Что за… кто способен сотворить такое?

Живое существо?

Нет, вряд ли… скорее уж имел место выброс энергии, столь мощный, что и металл Древних не устоял пред ним.

Любопытство боролось с благоразумием.

И разумнее было бы отступить.

Но…

Если выброс и был, то давно. Очень давно. А за прошедшие столетия любая энергия развеялась бы. Да и сама она вряд ли вредила живым, ведь тела не испепелило, не обратило в прах.

Значит…

Он двинулся осторожно. Тело проползло в дыру, отметив, что металл не просто искорежило, сама структура его изменилась, ибо при малейшем прикосновении он осыпался.

Тихо.

С шелестом.

Но все же… на той стороне дверь вовсе почти истлела, если так можно выразиться. Её поверхность пошла мелкими трещинами, кое-где просела, а то и вовсе расползлась своего рода промоинами. Ирграм, воплотившись в себя, коснулся одной. Так и есть, металл сыплется. Причем столь интенсивно, что чудовищную эту дверь, кажется, можно проткнуть пальцем.

Он и проткнул.

Потом сделал дырку выше. Ниже. Засмеялся. Почему-то осознание факта, что Ирграм вот так просто может делать дыры в металле, веселило несказанно. Впрочем, он весьма скоро взял себя в руки. Это явно не совсем нормально. По телу прокатилась дрожь. И Ирграм замер, сосредоточившись на ощущениях.

Здесь, за чертой, света почти не было.

Из полос на потолке уцелела одна и та какая-то прерывистая, да еще и светящиеся участки мерцали, скорее мешая восприятию пространства.

Узкий коридор.

И те же потеки на стенах. На одной металл почти ополз, на второй – виднелись длинные поперечные полосы, словно удары огромных когтей.

Или плети?

Чего-то третьего?

Главное, что Ирграм ощутил… покалывание? Щекотку? Зуд на поверхности тела? И такой, что не удержался, поскреб руку, потом и вовсе распался облаком. Впрочем, от зуда это не спасло. Напротив, теперь тот воспринимался иначе – не зудом, но давлением энергии.

И тварь, которой он стал, желала бы избавиться от давления.

Ирграм же заставил её ли, себя ли, то, чем он стал, отойти от разлома.

Снова коридор, на сей раз узкий. И двери… остатки, от этих уцелела лишь рама, а вот металл осыпался. Энергия… была неприятна.

И все же…

Она проходила сквозь тело, чтобы, коснувшись пластины, впитаться в нее. Ирграм заворчал и… пошел дальше.

Лестница.

Вниз.

И эта не двинулась с места, когда Ирграм ступил на нее. Зато ступенька провалилась и рассыпалась. Будь он человеком, рухнул бы в разлом, в черноту. Но человеком он уже не был, а потому тело снова изменило форму. Спускаться пришлось по краю, где под слоем металла уцелел камень.

Медленно.

И зуд сменился болью, сперва слабой, но с каждым шагом все более ощутимой. Впрочем, Ирграм добрался до подножия лестницы и снова задумался. Идти дальше?

Зачем?

Он теперь ясно воспринимал энергетические потоки, поднимавшиеся из-под земли. Более того, глаза его, перестроившись снова, теперь видели эту энергию, она висела в воздухе плотным покрывалом.

Вернуться?

Найти другой путь?

Или все-таки… он вытащил пластину, отметив, что та тоже источает свет. А еще пульсирует, явно в собственном, кем-то когда-то заложенном ритме. И поглощает силу. Если так, то…

Ирграм уплотнил тело.

Потом еще.

Пусть оно теперь походило на огромный шар, зато поверхность этого шара была покрыта тонким слоем каменной пыли, которую тело поглотило. И эта пыль как-то защищала от энергии.

Хотя…

Ирграм покатился дальше.

Узкий коридор.

Снова остатки двери.

И лестница, благо, не металлическая. Шару по ступеням катиться было неприятно, пусть нервные волокна и отсутствовали, но тело каким-то образом воспринимало выступы и ступени. Ирграм бы поморщился, если бы было чем…

Очередной коридор.

И давление чужой энергии усиливается. А вот пластина внутри отзывается на эту силу своей. Она вспыхивает и гаснет в причудливом ритме, который постепенно выравнивается. Да и вовсе есть в этом ритме что-то донельзя знакомое.

Биение сердца?

Снова коридор.

И дверь. На сей раз каменная, если уцелела. впрочем, дверь приоткрыта, не так, чтобы совсем, но щели хватит, чтобы протиснуться.

Ирграм и протискивается.

Пещера?

Скорее подземный зал. Огромный. Куда больше всех, прежде им виденных. Пожалуй, даже в башнях магов, в подземельях не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы подобное.

Потолок высокий, и его не видно во тьме, которую развеивает синеватый зыбки свет, исходящий от воды.

Пещера заполнена водой, такой вот… плотной.

Тяжелой.

И эта вода источала энергию.

Ирграм остановился. Тело его еще держалось… хотя если… мысль показалась удачной, и Ирграм подвинул пластину к краю плоти. И вторую – в сторону. Потом потянул из них силовые нити, сплетая их в сеть.

Да, так легче.

Определенно.

Сила все еще проникала внутрь Ирграма, но уже хотя бы не причиняла боли. А зуд он как-нибудь потерпит. Тело вновь перестраивалось, причем, как показалось, куда более стремительно, чем прежде.

Несколько мгновений он просто терпел, но затем ощутил, как зуд успокаивается.

Отступает.

А затем и вовсе эта, чуждая, энергия перестает восприниматься чуждой. Более того, теперь она, пробиваясь сквозь заслон, наполняет тело, усиливает его. Ирграм зажмурился от удовольствия.

Голод, появившийся было вновь, отступил.

И затянулись слабые, неощутимые прежде, но все же вполне реальные раны. В какой-то момент силы стало так много, что тело насытилось и даже пересытилось ею. Энергия начала распирать изнутри. И главное, что Ирграм даже не сразу осознал опасность.

А осознав, дернулся, едва не утратив контроль над телом.

Точнее почти утратив.

Он попытался сдвинуться, но обнаружил, что не способен и шевельнуться. Тело же содрогнулось раз, другой. Части его потянулись друг другу, пытаясь сцепиться в плотный шар, но переполнявшая сила мешала. Она раздирала Ирграма изнутри.

И главное, что продолжала прибывать.

Больше.

И…

И он заставил себя успокоиться. Думать. Надо думать. Он пока еще способен, хотя, кажется, животные инстинкты берут верх и разум угасает, если Ирграм очутился в нынешнем положении. Надо… успокоиться.

Думать.

Да, думать.

Он может… энергия. Слишком много? он не способен управлять… или способен? Переориентировать энергию в часть тела, пожертвовав этой частью. А затем…

Потоки получилось перехватить не сразу, как и направить. Ирграм в какой-то момент почти поверил, что ничего-то не выйдет, но… нет, стоило действовать не извне, а через тело, часть которого охотно начала поглощать силу.

Теперь разделение.

Болезненное, но… ничего. Он справился.

Правда, в момент, когда перемычка между двумя частями тела истончилась, Ирграм испытал не просто страх – ужас, но… он сменился болью разрыва.

И сознание отключилось.

Глава 8

Винченцо

Он уснул.

Он не собирался спать, на самом деле. Это было на редкость неразумно.

Незнакомое место.

Чуждое место.

Место, наверняка, способное на многое… он ведь и сам видел, что способное. Алеф вот явно потратил бы время на то, чтобы изучить возможности. А Винченцо…

Винченцо просто-напросто уснул.

Усталость?

Или она и позабытое расслабляющее ощущение чистоты. Кровать… он просто прилег, исключительно проверить, так ли мягка кровать, как выглядит.

Да и…

Он-то чистый, а одежда – грязная. И сама мысль о том, чтобы натянуть эти лохмотья вызывала отторжение. И он прилег.

И уснул.

И провалился. Мир знакомый. То самое нигде с зеленоватыми колоннами. Миара…

– Тоже уснул? – поинтересовалась сестрица. – Оденься, что ли…

Даже во сне чувство неловкости было острым.

– Не переживай, братец… это на самом деле ерунда.

– А что не ерунда?

Одежда появилась. Стоило подумать о ней, и вот она. Старые заношенные едва ли не до дыр штаны. И рубашка, та самая, с надорванным воротничком, в которой Винченцо любил тренироваться. Почему-то именно в этой. И наверняка привязанность его к рубашке имела смысл. Какой?

Какой-то.

– Не знаю, – на Миаре было простое платье из тех, что она одевала в лабораторию. И волосы она заплела в тугую косу, не став украшать прическу ни лентами, ни драгоценными заколками. Здесь, в нигде, исчезли оспины и мелкие шрамы. И стала она моложе, как будто вытянув себя, прошлую. – Я уже ничего не знаю.

– Это мир духов? Верно? И ты, выходит…

– Я устала, Вин… я так устала, а здесь хорошо, – она огляделась и потянулась к туману, что клубился под ногами. – Спокойно… как дома. Причем в том доме, которого у меня никогда и не было.

Туман приклеился к пальцам.

– Надеюсь, ты не скажешь, что готова остаться здесь?

– Не скажу… хотя, конечно, почему бы и нет? В конце концов…

– Это мир иллюзий.

– Не уверена. Смотри.

Легкое прикосновение. И… боль.

– Ты мне щеку разодрала, – Винченцо посмотрел на руки. Кровь была неестественно-яркой.

– Да. И ты почувствовал боль, верно? А значит, это не сон.

– Мир духов?

– Карраго еще тот засранец, но он неплохо учит. Когда хочет действительно учить… теперь я понимаю… многое понимаю. И только одно интересно, отец знал? Или и вправду думал, что меня так… воспитывают? Хотя… наверное, о чем-то догадывался. Должен был. Но решил, как обычно, что я справлюсь. Или нет. Это ведь не так важно… в любом случае все будет на пользу рода. Так вот… Карраго сказал, что одни болезни у разных народов называют по-разному. И не потому, что кто-то глупый… нет… просто…

– Разные языки?

Кровь с пальцев впиталась в кожу.

– И понимание. Я… вижу нарушение энергетической структуры, дестабилизацию… а кто-то другой – злых духов, которые тянут из больного силы. Разницы нет, как назвать. И это место… мир древних, мир духов… это ведь не важно. Важно, что в этом мире я многое могу.

Она подула и туман, повинуясь дыханию её или же молчаливому приказу, потянулся к Миаре. А потом вдруг стал…

Местом?

Окном в место?

– Идем? – она протянула руку. – Это не страшно. Я знаю, как нас вернуть.

– Ты уже…

– Конечно, глупый наивный братец. Я уже ходила. Я даже научилась их вызывать. Здесь столько всего спрятано! Ты не представляешь!

Винченцо действительно не представлял.

Шаг.

И… солнце. Трава зеленая. Кусты какие-то… место? Что это за место? Запах цветов. Бабочки опять же порхают. Бабочки слетаются к Миаре, садятся на волосы её, на руки.

Мгновенье, и вся она оказывается облеплена бабочками.

– Могу на птичек поменять, – она поднимает руки, и бабочки взлетают.

Треклятая темная туча из бабочек.

– Не надо, – Винченцо представил вместо бабочек птиц и содрогнулся. Ну его… – Что это за место?

– Я его создала! – сказала Миара с гордостью. – Я тут могу создавать… смотри!

Взмах руки и вырастает дерево. Массивное такое, приземистое с разлапистой кроной.

– Видишь?

– Вижу, – Винченцо подошел к дереву и потрогал. Наощупь оно казалось вполне материальным. Под пальцами была плотная слегка влажноватая кора. И трещинки в ней имелись, и даже налет лишайника, в эти трещины забившийся.

Наверное, если присмотреться, он и комаров с мошками увидит. Или кто там в деревьях водится.

– А еще вот…

С ветки упали качели, на которые Миара села и, оттолкнувшись ногой, капризно потребовала:

– Покатай…

Цепь даже чуть поскрипывала. И краска на нее легла неровно, и ощущение возникло, что качели эти были здесь всегда. Винченцо толкнул раз и другой…

– Я поняла, что он хотел сказать! – Миара вытянула ноги, и платье на ней сменилось другим, каким-то полупрозрачным, летящим. – Про игру! Про то, что можно стать, кем хочешь… и играть.

– Это все не настоящее.

– Это выглядит, как настоящее!

– Нет, – Винченцо поймал ощущение. – Точнее именно в этом и проблема, оно выглядит, как настоящее, только… не совсем. Извини. Я никогда не умел объяснить толком. Это как будто…

Цепь уже ощущалась гладкой, да и запах цветов поблек, правда, стоило подумать, и он сразу усилился, сделавшись резче, неприятней.

– Ты ведь пробовала зелье? Туманное?

Прикушенная губа.

– А ты когда успел? – вопрос, который раньше Миара бы не задала.

– Успел… мы все в свое время, думаю… помнишь, с зельем мир становится лучше? Много-много лучше. Ярче. Нарядней. И такой веселый… прям как этот.

– Только зелье вызывает привыкание.

– А это место – нет?

– Ты не понимаешь! – она спрыгнула, и качели исчезли, как и дерево, и треклятые бабочки, все еще порхавшие вокруг. Но хотя бы садиться на Винченцо они не рисковали. – Это… это все не имеет значения! Знаешь, почему? Потому что здесь – безопасно! Это единственное место, в котором безопасно… потому что оно целиком и полностью принадлежит мне!

– Душе, – возразил Винченцо. – А тело твое? Что будет с ним? И что станет с твоей душой, если тело умрет там? Ты не знаешь? И я не знаю. И никто, думаю, тоже не знает.

Упрямо сжатые губы.

– Здесь хорошо, я не спорю… и ты действительно можешь сделать, если не все, то многое… этот мир принадлежит тебе. Личный. Собственный. В пользование.

– Не он один.

– Не он, пусть так, – Винченцо протянул руку. – Пойдем.

– Куда?

– Исследовать… или ты дальше не заглядывала? Что там, за полем? Лес?

– Не знаю. Я еще не придумала. Но я могу сделать город! И людей… точнее… они будут похожи на людей, но… проще, что ли… такие глупые! Я уже пыталась!

И спрашивать не стоит, когда она только успела.

Успела.

– Потому что они не люди, – Винченцо окончательно все понял. – Смотри… ты можешь создать бабочек, которые послушны тебе. Птичек. Рыбок. Не знаю… зеленых гусениц?

– Зачем мне гусеницы?

– И город, и людей… только все они будут вести себя одинаково. Потому что они – ненастоящие. Если даже эта трава… дерево вон. Весь лес, если даже они выглядят настоящими, то еще не значит, что они таковыми являются! И это все вокруг… – он развел руки, повернулся. – Все оно – иллюзия. Совершенная. Настолько, что… дух захватывает. Но от этого она не перестает быть иллюзией. И привыкнуть к ней можно… и мир делать ярче, без дурмана и зелья, только…

– Иллюзией останется?

– Да.

– А Древние?

– Что?

– Древние же зачем-то это все сделали… то, что создает миры и иллюзии. Ради игры, да?

– Может. Или все сложнее… что бы создал Алеф?

– Лабораторию, – слабо улыбнулась Миара. – А старшенький наш – собственную башню. Неприступную-неприступную. И войска големов. Еще жен идеальных.

Винченцо фыркнул.

– Причем интеллект птичек у этих жен скорее был бы достоинством… но да… – она задумалась и, наклонившись, коснулась травы. – Только… он бы всегда побеждал. Всегда и всех. А у Алефа получалось бы подтвердить самую безумную теорию. Или не одну её? Все его опыты, все проекты… у него все бы получалось именно так, как задумано. Только ведь не по-настоящему.

– Именно.

– Думаешь…

– Думаю, какие-то исследования можно было проводить. Особенно, если теоретические изыскания в максимально комфортных условиях. А в остальном… если любой человек мог создать свой маленький идеальный мирок…

– То многие отказались бы покидать их.

– Со временем, думаю. Когда бы забыли, что этот мир – не настоящий. А до того… мы здесь вдвоем. А Древних было больше. Много больше… и если так, то это вот все…

Небо ясное.

Солнце.

Не жарко и не холодно. Ветерок прохладный, но не настолько, чтобы это было неприятно, скорее наоборот.

– Они перестали возвращаться туда, да? – Миара указала на окно, которое раскрылось над травой. – А потом…

– Потом оказались запертыми здесь. Что-то произошло… что-то такое, после чего они не смогли вернуться… и тогда… физические тела погибли.

– А души не сумели выбраться? Или…

– Или до сих пор заперты где-то здесь. Те люди, помнишь? Которых ты вызывала. Ты пробовала их позвать снова?

– Нет, – Миара покачала головой и задумалась. – Здесь… не выйдет. Надо возвращаться. Но… знаешь, с дурманом было проще. Я знала, что это за гадость и что она делает с разумом. А здесь… здесь просто хорошо.

Шаг.

И мир закрывается.

Миара протягивает руку.

– Здесь много окон… правда, не все доступны для изменений. Там ограничения… но я разберусь. Еще бы наставника найти.

Она помолчала и добавила:

– Нормального.

– Карраго…

– Скоро умрет.

Окно открылось.

За ним – пустота. Чернота.

– В первый раз там тоже так было, – Миару чернота с пустотой не пугали, как и тот факт, что под ногами не ощущалось земли. И это изрядно мешало сосредоточиться.

– Уверена? Что Карраго… – слово «умрет» Винченцо не заставил себя произнести.

Плохая примета, говорить о чужой смерти.

И кажется, он становится суеверен, как простолюдин.

– Он неплохо держится, но сила уходит. Его тонкое тело все… нарушено? Разрушено? Не знаю, как правильно. И мне даже немного жаль.

– Тебе?

Взмах руки.

И пустота обретает плотность, превращаясь в землю. А темнота отступает. Небо здесь синее, яркое. И солнце желтым шаром.

Трава…

– Видишь? – Миара вздыхает. – Все одинаковое… я пыталась. Могу замок поставить. Могу морской берег. Что-то еще, но все одинаковое по сути. Это бесит!

Небо чуть потемнело, намекая на грядущую грозу.

– А Карраго… знаешь, когда я полагала его конченным угребком, было легче… воспринимать. Просто держи в голове, что он сволочь, и никаких проблем.

– А теперь он не сволочь?

– Сволочь, – чуть подумав, ответила Миара. – Еще какая… но теперь я его понимаю. Более того… наверное, в похожей ситуации я бы поступила также. Он ведь мне намекал, что готов помочь… спасти… если я решусь уйти от отца, то он, так и быть, пригреет меня, никчемную, пристроит к делу. Но я его боялась до одурения. Он сам себя переиграл. Переборщил с воздействием.

Она повела плечами.

А небо посветлело. И стабилизировалось? Пожалуй. Чем дольше Винченцо находился в этом месте, тем острее ощущал его искусственность. В прошлый раз такого не было.

Искажается восприятие?

Или наоборот, становится нормальным? И позволяет отличить ложь от истины.

– Теперь он учит… по-настоящему. Делится тем, что знает. Тоже чувствует, что немного осталось. А знает он много. И я вот думаю, а если его сюда привести?

– Как?

– Понятия пока не имею… но ведь как-то же можно! Древние так приходили…

– Не уверен, что нам подойдет их способ. Да и Карраго… согласится ли?

Винченцо представил себе жизнь в этом идеальном мире, пусть бы полностью подчиненном его воле. Готовом исполнить любое желание. Воплотить любую иллюзию так, что она будет настоящей.

Почти.

Представил и содрогнулся.

– Он любопытен… если просто пригласить на прогулку… и оставить… здесь я все равно сильнее. Заодно и выясним, что будет с душой, когда тело умрет.

– Он достаточно умен, чтобы отказаться от такой прогулки. Но… если расскажешь прямо… и если выбора действительно не будет. Кроме того, как я понимаю, ты лишь начала изучать эти миры.

Кивок.

И взгляд задумчивый.

– И потому возможности их, полагаю, куда как шире. Карраго нравится изучать новое. Но… может… стоит зайти с другой стороны.

– Я пыталась, – Миара стерла мир взмахом руки, вернувшись туда, в пустоту, полную зеленых колонн. – Они не хотят!

– Попробуй еще.

– Я…

– Попробуй, – Винченцо протянул руку. – Может, у тебя не хватает сил, чтобы действовать здесь. Возьми мои.

– Возьму… вот… вот не понятно, как ты вообще до лет-то своих дожил? Оказаться непонятно где, и просто силу отдать. Бестолочь… хорошо, что у тебя есть я.

– Хорошо, – согласился Винченцо.

Прикосновение ощущалось. И в отличие от того, яркого мира, оно было настоящим. Пальцы Миары сжали руку. Она сделала вдох. И потянула силу. Здесь, в мире духов, эта сила тоже была видна. Она предстала тончайшими золотыми ниточками, вроде тех, что опутали башню. Эти ниточки пронизывали тело, собираясь под кожей, выбираясь из ладони, чтобы в ладонь уйти.

Миара была осторожна.

И золото в ней сосредоточилось на кончиках пальцев.

Она коснулась ближайшей колонны, щепотью, словно желая зацепить что-то внутри. И у нее получилось. Хотя сейчас это напоминало червяка. Такого жирного, темно зеленого, скользкого с виду. Червяк извивался, уползал, норовя укрыться внутри колонны, но золото с пальцев перетекло, опутав его.

И…

Червяк начал раздуваться.

А Миара потянула больше сил. В какой-то момент червь мигнул, превратившись в высокого мужчину.

– Как тебя зовут? – спросила Миара.

Мужчина хлопнул глазами. Рот его искривился, а затем он просто-напросто лопнул, осыпав Винченцо мелкими брызгами. Впрочем, они впитались в тело.

Замутило.

– Чтоб тебя… – Миара раздраженно смахнула с лица слизь. – Погань какая… что это с ним?

– Не знаю.

– Погоди… – она сунула руку поглубже и, вцепившись во что-то, дернула.

Этот червь был толще и явно проявлял недовольство. Он змеей обвился вокруг руки Миары, а после и вовсе попытался эту руку…

– Он меня что, сожрать пытается? – удивилась она, глядя, как кожа бледнеет. Разжав пальцы, Миара хорошенько встряхнула тварь. – Вот… поганец!

Червь – этот был размером с упитанную гадюку – мигнул, выпустив пяток образов, но размытых, неясных. Они мешались друг с другом, наслаивались, и в какой-то момент показалось, что это – один человек, который отчаянно пытается изменить себя.

Длилось все недолго.

Изображения задрожали.

– И этот лопнул, – Миара задумчиво растерла пятно слизи пяткой. – Наверное, это что-то да значит.

Винченцо снова согласился.

А еще подумал, что черви эти весьма напоминают иных, тех, которые порой попадаются в кишках рабов и животных.

Глава 9

Миха

Странно, но в этом месте, глубоко технологичном, Миха чувствовал себя еще более неуверенно, чем в мире снаружи. Возможно, потому как куда яснее понимал пропасть, что пролегла между его знаниями, говоря по правде, весьма куцыми, и тем, чем обладали Древние.

И сложность предстоящей задачи мог оценить сполна.

Как и невозможность её выполнения.

Но… не говорить же людям, преисполнившимся веры в светлое будущее, что все они обречены. Это как-то пессимизмом попахивает.

Он сунул руку под белоснежные – иных в комнате не обнаружилось – одеяния и поскреб зудящий живот. К слову, зуд, появившийся сразу после мытья – если минутное стояние на светящемся кругу можно было назвать мытьем – не спешил уходить.

Напротив, он усиливался.

И мешал.

Миха с трудом сдержался, чтобы не выпустить когти. И главное, начавшись под левым ребром, зуд нарастал, расползался, грозя захватить все тело. Наверняка ему имелась причина… может, аллергия на Древних? Хреново если так.

– Лежишь? – осведомился Миха у твари, что вытянулась поперек прохода, этот самый проход запирая. Тварь подняла голову и широко, во всю пасть, зевнула. – А хозяйка твоя где?

У Джера.

Чего еще ждать.

Мальчишка по-прежнему пребывал то ли во сне, то ли в коме. У ног его свернулась калачиком Ица, к слову, тоже отмытая и обряженная в белые просторные одежды.

Миара устроилась на полу.

– Тут вроде как мебель можно… создать, – сказал Миха.

Магичка выглядела почти красивой.

Нет, никуда не делась обветрившаяся кожа, и трещины на губах остались, и неравномерный, какими-то пятнами загар, который не скрывал россыпь оспин, напротив, подчеркивал их. Но все равно она больше не походила на бесполое грязное создание.

Волосы вон рассыпала, сидит, расчесывает пальцами.

– Знаю. Вин показывал. Но… не хочется.

– Карраго?

– Ушел. Отдыхать. Ему надо.

– А ты приглядываешь?

Кивок.

На ней то ли рубаха в пол, то ли платье. Миха ничего не смыслит в женской одежде кроме того, что это платье-рубаха объемное и кажется чересчур уж большим. А еще бесит неимоверно яркий белый цвет ткани.

– Как он?

– Спит, – Миара кивнула на девочку. – Её тоже усыпила. Будет ругаться… но ей надо.

Это да.

Всем бы надо. И Михе не помешало бы отдохнуть, но… сначала стоит осмотреться. Найти еду, если такая имеется, потому как вроде бы и обещано, но что стало с запасами за тысячи лет, вопрос. И если что-то да стало, то где-то там впереди маячит проблема голода.

Сушеное мясо, конечно, спасет, но его не так и много.

– Спасибо. А ты…

– Я уже поспала. Немного. Так уж получилось. И садись, – она указала на пол. – Я могу создать ковер. Или кресло. Или еще что-нибудь. Даже здесь. Но лучше так… я… не знаю, насколько настоящим оно будет.

Миха опустился.

Ему тоже досталась рубаха, доходящая до середины бедер, и просторные штаны на резинке. Причем резинка эта была слишком уж свободной. А потому штаны приходилось поддерживать. И это тоже бесило несказанно. Миха попытался очистить свои собственные, как и прочую одежду, сунув гору её в круг, но аппарат Древних гору тряпья просто-напросто проигнорировал.

– В твоем мире… проклятье, – она дернула за волосы. – Я гребень потеряла!

– Сочувствую.

– Ничего. Бесит просто. И убить кого-нибудь хочется. А некого. Все свои. Оказывается, это очень утомительно, когда совершенно некого убить и все свои. Так вот… в твоем мире были… было…

– Гребни? Были. И щетки для волос. Расчески какие-то… и штуки для завивки. Или распрямления.

– Да? Потом расскажешь подробнее. Я пока о другом. Вот эти вот штуки… – она обвела комнату и широкий рукав соскользнул до локтя. – Проклятье! Бесит эта хламида! У нас такие и рабам бы не дали! Как они в этом вообще… ходили?

Миха попытался представить, какой была башня тысячи лет тому. Живой? Полной людей? Которые степенно передвигались в узких коридорах? Все, как один, с благостными лицами и в белоснежных одеяниях. Стало смешно.

И он фыркнул.

Потом не выдержал и фыркнул громче.

– Думаю… тут должны быть варианты. Может, это стандартный гостевой комплект. Или медицинский.

– Да?

– У нас для больных специальная одежда есть. Операционная. И послеоперационная. Такая, чтобы потом выкинуть. Одноразовая. Ну и чтобы врач легко мог её снять. У некоторых вообще завязки на спине.

Миара изогнулась, пытаясь разглядеть собственную спину.

– Тут наверняка что-то похожее. Может, её получится настроить. Как мебель. Надо только найти способ.

– Это да…

– А что до вопроса. В моем мире было не такое вот. Только похожее… наверное, даже точно более примитивное. Я бы даже сказал, что мы в самом начале пути. И пока не понятно, к чему придем. Можем прийти.

Миха огляделся.

Мебель, которая программируется по желанию. Да и не только она, как Миха подозревал. Пластичная. Удобная. Способная подстроиться под потребности конкретного пользователя.

Сказка?

Обстановка, которую создают не долгим нудным ремонтом, но опять же просто выбором нужной картинки из предложенных. И ведь что-то подсказывало, что типовыми картинками все не ограничивается.

– Я выходила туда, – Миара бросила мучить волосы. – Винченцо говорит, что это мир духов, но скорее потому что надо его как-то назвать. Пространство… так вот…

Она рассказывала сперва запинаясь, явно не умея подобрать правильные слова, но постепенно успокаивалась. И, договорив, тряхнула головой.

– И вот объясни, что это было? Точнее есть?

– Цифровое пространство. Я полагаю так правильнее назвать. Хотя… можно и миром духов, если привычнее.

Название не имеет значения.

– Искусственный мир?

– Да, можно и так сказать. Ты… ты можешь им управлять. В определенных рамках. Модератор – это как раз тот, кто имеет право вносить изменения. Что-то делать. Добавлять. Удалять.

– Травку. Бабочек… чтоб их.

– Скорее все немного сложнее. В моем мире есть разделение. Некоторые вещи доступны пользователю. То есть человеку, который…

– Использует?

– Именно. Но люди разные. И одни аккуратны, а другие норовят все изменить под себя, но если их не ограничить, они сломают всю систему. Третьи просто не готовы соблюдать правила. И модератор следит за порядком. Поправляет ошибки…

– Убирает мусор.

– Вроде того, – Миха улыбнулся. – Цифровой. Но тут, как я понял, несколько уровней доступа. Сейчас у тебя минимальный. Ты можешь создавать локации, но опять же ограничена… возможно, в типе или в качестве этой локации. Размерах… тут надо изучать. Да и здешние термины могут отличаться от привычных мне.

Кивок.

И полная сосредоточенность.

– А если я стану модератором второго уровня?

– Полномочий будет больше.

– А он тогда? – Миара указала на мальчишку. – Почему он может… говорить с этой вот…

Она развела руками.

– Полагаю, если ты модератор, то Джера условно можно приравнять к администратору. Это тот кто стоит над модераторами. Тот, кому доступен весь функционал… то есть все, что может, система.

– А если…

– Если ты его убьешь и примеришь корону…

Ица дернулась во сне.

– Нет уж, воздержусь, – помотала головой Миара.

– Благоразумно. Но думаю, даже если бы у тебя возникло бы такое желание, система бы защитила его. Как… отдельный вопрос. Мне другое интересно. Черви. Расскажи о них.

– Ненавижу червей!

– Это я понимаю. Кто их любит-то.

– Не скажи, знала я одного извращенца…

– Не стоит.

– Черви… они такие… знаешь, я еще пару словила. Они там, внутри сидят. И я их чувствую. Они шерстистые, со щетинками. И эти щетинки пытаются пробить мою кожу там. Это омерзительно! И главное, тянуть их тяжело, они цепляются за… то, что там. Их там очень много. Вин говорит, что внутри человека тоже черви водятся… я это знаю, сама не раз видела. Много, всяких… но это в человеке. Человек живой и черви живые. А… если там не живое, если не настоящее, то черви, получается, тоже не настоящие? Иллюзия? Зачем кому-то создавать иллюзию червей?

– Возможно, это программы такие. Как те, которые создают миры или вот деревья… только направленные на уничтожение.

– Миров и деревьев?

– И не только. Ты… говорила, что иногда черви становятся как бы… изображение дают? Людьми?

– Это тоже иллюзия.

– Или остаточная информация, сохранившаяся внутри. Смотри, – Миха скрестил ноги и поскреб коленку. Притихший было зуд возобновился, и теперь на коже проступили мелкие пятнышки, протянулись от стопы к колену.

Что за…

Его кожу кислотой не опалишь. А тут?

– Допустим, есть некая информация, которая… не имеет материального выражения. То есть, письмо можно хранить на бумаге, а можно – в цифровом мире. Там оно вроде бы и есть, пока существует этот мир, но его и нет. Руками здесь ты его не пощупаешь.

Хотя кто их, Древних, знает. Может, и получилось бы пощупать. Технологии у них были куда круче тех, которые известны Михе.

– Однако, как ни странно, эту информацию легче… украсть. Не нужно пробираться в дом, рисковать, проходить ловушки. Все то же можно сделать в том, в цифровом мире.

– Тогда зачем…

– Сначала как раз нематериальность информации и обеспечивало её защиту. Казалось, что так надежнее, но постепенно люди учились. Люди всегда учатся.

– Покажи, – Миара требовательно протянула руку. – У тебя сыпь на пальцах.

И на руке?

Точно. Мелкая, красная, бугристая наощупь.

– Чешется, – пожаловался Миха.

– Ты не отвлекайся. Значит… люди начали хранить информацию в цифре. Одни. Другие придумали, как обойти. Первые стали совершенствовать средства защиты, но и те, кто занимался добычей, тоже не стояли на месте.

– Именно. Затем были выдуманы вирусы… это как болезнь, но цифровая.

– И логично, что со временем появились эти, как ты говоришь, цифровые паразиты… самозародились?

– Не уверен, хотя… тоже возможно. Или скорее уж одичали. Допустим, сперва они чистили лишнюю… отходы. Убирали ненужную информацию.

Те же временные файлы.

И система, если так, обладала каким-никаким интеллектом. Должна была… может, даже искусственный разум создали.

– Однако случилась катастрофа, и люди в тех мирах оказались в них заперты.

– С паразитами.

От рук Миары исходил холод.

– С паразитами, – подтвердил Миха. – Которые тоже начали развиваться… система поддерживала себя. Возможно, она сочла, что часть данных утратила актуальность.

Любопытно, а может ли сама собой зародиться жизнь в цифровом мире? Не интеллект, но… программы, которые действуют по собственному почину? Дичают?

Развиваются.

Вырождаются…

– То есть, их сожрали? – уточнила Миара. – Древних? Их съели черви… мерзость какая! Здесь я могу червей вытравить. А почему они этого не сделали?

– Возможно, не знали, что нужно. Или… привыкли, что все хорошо. Возможно… они зациклились? То есть… день ото дня. День за днем. И никакого развития. Обычная жизнь там. А в это время…

– Черви плодились?

– Развивались и поглощали все больше информации.

А пул ошибок нарастал. Пока количество их не стало критичным?

– И теперь там не осталось никого живого? Хотя… раньше я ведь вытаскивала людей.

– Возможно, что осталось. Если хранилище большое, то зараженным может быть часть его. Надо исследовать, но…

– Да, там много столпов, – Миара провела ладонью по руке, стирая сыпь. И зуд унимался. – Возможно, что и вправду кого-то вытащу.

– Нет. Надо не изнутри. Если там и вправду тысячи или сотни тысяч…

Миллионы с миллиардами, но тут лучше не озвучивать, не пугать магичку масштабами.

– Ты долго можешь искать наощупь. Проще дождаться, когда система стабилизируется и попробовать извне. В моем мире в основном извне и управляли. Главное, чтобы допуск был.

Миха посмотрел на мальчишку, который был так же спокоен и тих.

А если умрет?

Инсульт. Инфаркт. Корона, проросшая в мозг. Посторонние предметы в мозгах никому не добавляли здоровья. Что тогда? Система откатится до изначального состояния? Начнет процесс консервации? Или активирует защиту, которая просто-напросто обязана быть.

– Не думай, – Миара оскалилась. – Теперь я не позволю ему умереть. В конце концов, я же целитель…

И чуть тише добавила:

– И модератор третьего уровня.

Глава 10

Верховный

За барьером пахло гарью.

Лес горел. Там, впереди… и наверное, давно, если ныне от пожара остались редкие искры да черный дым, расползшийся по земле. Этот дым укрыл поля, на которых еще оставалось зерно.

Дорога.

Люди.

Люди спешили уйти в сторону. Вереница беженцев повернула к реке, благоразумно огибая горящий лес.

– Нам туда, – сказала Маска. И Верховный повторил её слова. Он вытянул руку, указав в сторону леса. И замер, ожидая возражений. Но нет, те, кто был с ним здесь и сейчас, молча развернули лошадей.

Утро.

Стылый рассвет. Небо сизое, что перо голубя. Гадкие жадные птицы, вечно орут и гадят. Кажется, только это они и умеют – орать и гадить.

Лошадь беспокоится.

И за спиной город, в котором безопаснее, чем вовне. В котором можно укрыться. Там и запасы есть. Сказать Владыке копий, чтобы выставил всех за ворота. Чернь, рабов… и бесполезных людей. Оставить пару тысяч… хватит пары тысяч? Из числа преданных, тех, кто проникся чудом и верой.

Возродить…

Государство.

Он ведь может. Новое. Свободное от обычных человеческих пороков. От страстей. Воспитать оставшихся и потомков их в истинной вере, в преклонении пред богами, в правильном служении этим богам.

– Хороший проект, – одобрил Маска.

– Смеешься?

– Нет. Многие сочли бы твою идею годной. И воплотить бы не отказались. Были… прецеденты.

– Когда?

– Во внутренних мирах чего только не происходило. В том числе и социальные эксперименты проводили. Естественно, не на людях, но с копиями личностей – почему бы и нет. Берем город в ограниченном пространстве, память личности заполняем нужной информацией, а дальше – в меру фантазии экспериментатора.

Верховный не выдержал, оглянулся.

Город был почти невидим. Серый полог щита укрывал его. И сквозь полог этот город проступал грязной сизоватой тенью.

Благословенный ли?

– И… как?

– Как ни странно, но всегда и все заканчивалось гибелью города. Особенно при жестко заданных рамках развития системы. Второе-третье поколение и наступает деградация, и чем дальше, тем сильнее. И в какой-то момент любое, самое правильно ориентированное, идеализированное общество становится чем-то… вроде твоего нынешнего.

– Оно не мое. И да, я слаб. Я все-таки человек и подвержен мечтаниям. Фантазиям.

– Этим ты отличен от меня.

– Ты…

– Слепок. С ограниченным функционалом. И с отключенной фантазией. Хотя… имелось мнение, что после перехода в цифровое существование значительно снизился уровень креативности, как отдельно взятых личностей, так и общества в целом. Увеличились склонность к консерватизму. А возможности использовались для игр, развлечений и только.

– Это… странно.

– Исследователи связывали данный парадокс с невозможностью образования новых нейронных связей. Цифровая личность замирала в развитии на момент перехода. Но после данный пласт работ был признан недостоверным. Не имеющим достаточного обоснования. Цифровое моделирование психофизических процессов на момент отключения системы являлось максимально приближенным к естественному.

– Нельзя повторить душу.

– Наличие души, как устойчивой структуры, не доказано.

– Не все нуждается в доказательствах. Порой достаточно веры.

Вот только и вера подвержена испытаниям. Верховный смотрел. Чем ближе становился лес, тем явственнее виднелись следы разрушений. Огонь, выплеснувшись на опушку, утих, но там, за чертой черной опаленной земли виднелись обгоревшие деревья, голые, лишенные листвы, они копьями упирались в небосвод.

А ведь и огонь не ушел. Он где-то там, скрывается в толстом слое углей. Лесные пожары могут бушевать днями и неделями, если не дольше. Еще Верховный слышал, что порой огонь уходит под землю, где и вовсе живет, ползет по подземным жилам, да роет норы-ямы, закрытые сверху тонким одеяльцем пожухлой травы. И ждет там он неосторожного зверя ли, человека ли, который ступит да провалится.

Сказки?

– Ты пуглив для того, кто собрался менять мир.

– А ты чересчур говорлив.

– Беседа помогает получать первичный объем данных и корректировать личность. Менять.

– Для чего?

– Чтобы облегчить коммуникацию… общение.

– Я тебя понимаю и так. Особенно, когда ты говоришь нормально.

– В твоем понимании нормальность – это отказ от использования терминов, тогда как именно термины позволяют сформулировать и адекватно описать тот или иной процесс. Но терминов ты не понимаешь, и мне необходима информация, чтобы наладить и укрепить контакт.

– Что ж… мне жаль, что я доставляю тебе мучения.

– И поэтому тоже. Ты как-то превратно толкуешь мои слова. Я не испытываю негативных ощущений. Напротив, развитие личности – один из заложенных векторов. Я говорю с тобой. Слушаю людей. И восполняю утраченные массивы данных. Пусть они заменяются не идентичными, но весьма схожими. Еще мне кажется, что, как ни странно, я становлюсь более… свободным? Гибким в своих поступках? Но это неточно. Программы самоанализа плохо работают.

– Лес, – сказал Верховный, поморщившись. Если придется говорить, то пусть хотя бы беседа будет по делу. – Кратчайший путь ведет через него. Но если у тебя нет чуда, то пожар нам не преодолеть.

– Нет. Чуда пока нет, – Маска ответила не сразу. Раздумывала? – Боюсь, что ты как раз способен преодолеть границу, но…

– Любопытно, – маг привстал на стременах.

В дороге он пристроился рядом с Верховным, то ли не веря в его выздоровление, то ли, напротив, веря и надеясь на защиту. Верховному он не мешал.

– Небесный огонь… – Верховный понял, что ему этого мага не хватало. Было интересно беседовать с кем-то, кто не дрожит от страха и не ищет в простой беседе выгоды.

– Небесный огонь… есть мнение, что это куски солнца, которые срывает во время бури и, силой напоенные, летят подобны стрелам.

– Поэтично, – заметила Маска. – И не так уж далеко от правды. Скажи ему, что метеориты – небесные тела, камни, попавшие в зону притяжения планеты.

Верховный послушно повторил.

Маг не стал смеяться, хотя звучало странно.

– Почему тогда они горят? – уточнил он.

– Потому что вспыхивают в верхних слоях атмосферы. Большая часть их там и сгорает, но крупные прорываются.

И вновь Верховный озвучил услышанное.

– Спасибо, – маг прижал руку к груди. – Это… любопытно. Правда… в вас вселился дух древнего… не знаю. Героя? Божества?

Смех маски отдавал болью в висках.

Верховный поморщился.

– Простите… пора бы усвоить, что излишнее любопытство скорее во вред идет… но сложно удержаться.

Ветер бросил в лицо едкий дым и серый то ли песок, то ли пепел. Пахнуло жаром. И Ицтли натянул поводья.

– Дальше нельзя, – голос его чуть дрогнул. – Там… огонь.

– И вправду горит… неудачно получилось, – заметила Маска. – В объезд много времени потеряем. Да и не известно, что дальше.

– Ночь скоро.

– И?

– Огненный дождь.

– Поверь, этот дождь может идти вне зависимости от времени суток.

– А ты ничего не можешь сделать?

– Могу. Создать индивидуальный энергетический щит. Хватит для тебя и, возможно, для лошади. Но остальным придется самим…

– Возможно… – маг привстал на стременах. – Я могу помочь. Я… конечно, целитель, но случалось мне кое-что пробовать… если позволите. Мне надо вперед. Я попробую раздвинуть воздушными потоками пламя… потом остудить.

– Любопытно…

– В ваше время магов не было?

– Был проект… один из многих. По совершенствованию физического тела. Как доступная альтернатива расширению возможностей. Создатели надеялись вернуть интерес к существованию в реальности.

– Только стать нужно… плотнее. У меня не так много сил, – маг вскинул руки. – И будет неплохо, если кто-то придержит… животные нервозны.

Ближайший воин подобрал поводья лошади мага.

Люди сдвинулись. И рядом оказался Акти на смурной лошаденке. До того он держался рядом, но в стороне, как и подобает хорошему рабу. А теперь вдруг смутился этой близости, съежился.

– …проект ориентировался на изменении частоты взаимодействия тела с миром и, как следствие, развитии способности поглощения энергии извне.

Лошади магов не любят.

Он взмахнул руками, потряс кистями, разминая их. Волну силы Верховный ощутил. И чувство это было не из приятных.

– Впрочем… это был не единственный проект. Точнее цель одна, но разные пути…

Похолодало.

И лошади затрясли головами, отступая. Жеребец Ицтли попытался встать на дыбы, но рука всадника была крепка.

– Вперед… – маг заставил конька двинуться. – Держитесь рядом. Плотнее… и чем быстрее, тем лучше. Позади поле будет смыкаться и, боюсь, огонь может…

– Вперед! – подхватил Ицтли. – Давай…

И кони сорвались в галоп, будто только и ждали, что этого окрика, а может, требовательного прикосновения шпор к бокам.

Копыта почти беззвучно впечатывались в темную землю. Звуки и вовсе будто исчезли. Немо открывался рот ближайшего воина. Кажется, он хотел что-то сказать, но в вязкой тишине, что повисла по-над землей, Верховный ничего не слышал, кроме этой вот тишины.

Густой.

Давящей.

Она порождала тонкий звон в ушах. И, кажется, даже Маска утратила способность говорить. Или же это не она, но сам Верховный утратил способность слышать.

Он вскинул руку, испугавшись, что все так и есть, что ныне он обречен стать прежним, обыкновенным по сути своей человеком. И пальцы коснулись золота, но не ощутили ни тепла, ни гладкости. Они будто занемели, эти пальцы.

А лошади неслись.

По дороге.

И вот уже копыта их поднимали не пыль, но седой, белесый пепел. И тот окутывал, обнимал снежными облаками. Он был одновременно горьким и сладким. Он забивал нос, проникал в рот. И Верховный плотно сомкнул губы.

Лес…

Что-то осталось.

Обгоревшие стволы, почерневшие внизу, но сохранившие какую-никакую листву или хвою, там, в вышине. А вот травы и кустарники превратились в этот гребаный пепел.

Маг…

Маг покачнулся, но усидел.

Его лицо покраснело от натуги. И вспухли кровяные жилы. И подумалось, что если он сейчас упадет, то это конец. Пламя было живо. Пусть Верховный и не ощущал жара, но вот оно, скользит огненными змеями по пеплу, спешит обогнать наглых людей…

Перескакивает через спекшиеся черные туши.

Кто это был?

Лесной бык?

Или лось?

Или кто-то еще? Главное, что сквозь оплавившуюся плоть выступали желтоватые, обожженные кости. В горле запершило. И Верховный стиснул зубы, сдерживая тошноту.

Тянуло… чем-то. Будто ветер донес запах чужой боли или еще чего-то, столь же не имеющего воплощения, но ощутимого. И маг встрепенулся, привстал на стременах, руки вытянул, явно собирая эту вот… мерзость.

Чем бы она ни была.

Стало еще холоднее.

И…

Это длилось. Как и безумная скачка по лесу, который все никак не заканчивался… первым опал пепел. Он, приклеившись к коже рук, все же оставил лицо чистым. Или просто маска обладала свойством защищать себя? Главное, Верховный сумел поднять руку и снова коснуться золота.

Теплого.

Раскаленного даже.

Следом вернулись звуки. Хриплое… дыхание? Да. Натужное, с присвистом. Его, Верховного, собственное. Стук сердца. Храп лошади, которая тоже устала. С мокрой её шкуры валились клочья пены, смешанной с пеплом.

Чей-то вой.

Скулеж.

– Заткнись, – жесткое слово, брошенное Ицтли. И выдох. – Извините… я… не думал… звуков не было.

– Все, – маг первым придержал лошадь. А может, та сама замедлила шаг.

Животные дрожали.

Животные устали.

– Что… это… было? – Ицтли выдыхал слова, после каждого делая новый вдох, словно без него, без воздуха этого, который все еще пах конским потом и гарью, он не мог говорить. – Я… ничего… не слышал. Звуки…

– Мне пришлось ставить куда более плотный щит, чем я думал… там не просто пожар. Там энергетическая аномалия… – маг задыхался, но говорил. – И выброс силы имел место. Если бы я ослабил, мы бы…

– Сгорели? – Верховный пытался нащупать флягу. В пересохшем рту язык прилипал к зубам.

И вкус пепла никуда не исчез.

Он оглянулся, убеждаясь, что и Ксочитл, и Императрица здесь.

– Не совсем… то есть, не сразу. Но такая энергия… мощная…

– Весьма, – подала голос Маска. – Вам повезло.

Повезло.

Несказанно.

А рассвет тронул небеса свежим золотом. Солнце спешило начать обычный свой путь. И в свете его было ясно видно, сколь жалки они.

– Но с другой стороны она дала мне силы оградить… – маг наклонился, сползая. Он явно дрожал, и того гляди дрожь эта грозила перерасти в конвульсии. – Надо… отдохнуть… немного.

– Надо, – Ицтли сам спешился. – Дальше. Чем дальше уйдем от этого места, тем лучше. И лошадей надо вести, чтоб остыли. Других, боюсь, не найдем.

Разумный юноша.

Хотя сейчас, покрытый пылью и грязью, он вовсе не выглядит юным.

Верховный сполз с лошади и немеющими руками – пальцы, сжимавшие повод, с трудом разжались, – попытался ослабить подпругу. Но то ли он успел позабыть, как обихаживать лошадь, то ли все же в пальцах дело и в собственной слабости, но… не гнулись.

Никак.

– Позвольте, господин, я сам, – Акти оттеснил Верховного.

И возражать тот не стал.

Похоже, путь предстоял долгим. И вновь у Верховного появились сомнения, что сил его хватит…

Должно.

Боги не допустят иного.

Глава 11

Ирграм

Он ненавидел боль.

Боль сопровождала его всю жизнь, с того самого возраста, когда он стал достаточно большим, чтобы помнить.

Боль и голод.

Голод и боль.

Нет, со временем и боль стала привычной, и с голодом он стерпелся. Потом и вовсе голод отступил, а вот боль осталась… изнуряющая, выматывающая, рожденная недовольством наставника. И такая же, но уже сотворенная самим Ирграмом, который желал достичь большего.

Казалось ведь, что если он сумеет, то боли станет меньше.

Острая.

Боль-наказание.

Долгая.

Боль-раскаяние.

Боль-стремление к совершенствованию. Боль-ярость и боль… сколько разной, всякой. Но нынешняя отличалась. Она рождалась волнами, извне, и устремлялась к тому, что можно было счесть центром его нового тела. Она будоражила и разрушала это тело. Ирграм, кажется, даже поскуливать начал.

Или только про себя?

Главное, что боль все же вернула его из небытия. Он осознавал себя, как и то, что стал он меньше, слабее…

Он поспешно скатал тело в шар.

А шар заставил измениться. В привычной форме тело… да, было легче. Сориентироваться – так точно. Он все еще находился в пещере с бассейнами, заполненными голубоватой водой. И свечение никуда не делось, и сила…

Сила исходила.

Проходила внутрь, оседая внутри пластины.

А вот…

Увидеть себя же, скукожившегося, сжавшегося в комок, лежащего рядом, было, пожалуй, странно. Как и то, что Ирграм четко знал, что он не лежит, но стоит. Но и то, что лежащий был им же не оставляло сомнений.

Это… что такое?

Он заставил тело изменить форму, становясь собой же. Почему-то показалось важным. Боль постепенно отступала, и страх уходил. Оставалось недоумение.

Ирграм все же решился сделать шаг. И еще один. Лежащий он не шевелился. Ирграм замер.

Прислушался к ощущениям. Сила… сила больше не представляла опасности. Пусть она и проникала в Ирграма, но теперь его тело снова приспособилось, на сей раз к потоку. Или дело не в нем, но в пластине? Как бы там ни было, сила теперь просто была.

И то, что лежало.

Это все-таки не Ирграм.

Вот оно дернулось, заскребло, завозило руками. Каким же жалким он выглядит! И уродливым. Эта голова, сплюснутая с боков, с куполообразным вздутым каким-то черепом и чрезмерно мелким лицом. Нос, который почти и не выступает, только ноздри раскрываются темными провалами. Запавшие глаза, узкие, что щели. Щеки, втянутые внутрь, и острый вытянутый подбородок.

Не человек.

Уже и близко не человек. И тело вот тоже… грудная клетка вздутая, тонкие, вывернутые неестественно руки, отчего плечи поднимаются, а голова словно бы втягивается.

Нехорошо.

Совсем нехорошо.

И отзываясь на его недовольство, существо подернулось рябью. Тело поплыло, словно воск. А если… Ирграм нахмурился. И попытался уловить связь с той частью… себя?

Нежити?

Главное, что связь эта была. Тонкая, едва уловимая… но была!

Нет, не надо оплываться. А если… если попробовать… нет, жук не годится, а вот… куча колебалась. Она то собиралась грудой, мятым шаром плоти, то рассыпалась, растягивалась, а то и вовсе расплывалась лужицей, чтобы, подрагивая, натужно стянуться воедино.

Ирграм ворчал.

И злился.

Смахнул пот, которого не было. И потянул силу. Много силы, благо, в воздухе её было разлито приличное количество. И тонкая связь задрожала, а потом канал впитал-таки эту, такую доступную, силу, и окреп. А Ирграм сосредоточился.

Ему не нужен он сам, второй.

Но вот помощник… почему бы и нет? Если получится. И ведь получилось. Далеко не сразу, но получилось. Хотя, наверное, не совсем похоже, но…

Четыре тонких лапы.

Кривая спина с горбом. Чешуя. Пасть оскаленная.

– Ч-шудес-сно, – просипел Ирграм и тишина отозвалась на звуки дребезжанием. Будто колокольчики зазвенели. Рытвенник оскалился и тоненько тявкнул.

– Ти-ш-ше.

С голосом еще стоило поработать. Да и в целом с речевым аппаратом, поскольку звуки выходили из тела, царапая трубку-глотку. Что-то все-таки воссоздалось неправильно.

– Иди ко мне, – Ирграм заставил тело измениться.

Немного.

Да, стало определенно лучше. И речь больше не причиняла неудобств. Рытвенник сделал шажок. Затем другой. Двигался он осторожно, явно путаясь в лапах. И в какой-то момент он споткнулся, упал, рассыпавшись от удара. Впрочем, восстановился уже сам.

Хорошо.

Иначе было бы неудобно.

– Форму. Держи.

Говорить было не обязательно. Та часть тела, которая стала рытвенником, понимала намерения и приказы, отданные мысленно. Но Ирграму надоела тишина.

А колокольчики…

Никуда не денутся эти колокольчики.

Он положил руку на загривок, ощущая под пальцами неестественную гладкость чешуи. Исчезли шрамы и рубцы, и в целом всякие неровности. Чешуя нынешняя даже поблескивала, переливалась оттенками зелени. На драгоценные камни похоже.

Красиво.

Рытвенник, уловив одобрение, заухал, растянул пасть в улыбке.

– Х-хорош-ший, – Ирграм убрал руку. – Идем… посмотрим, ч-што там даль-ш-ше.

Пещера оказалась длинной. Она тянулась и тянулась. И еще отличалась поразительным однообразием. Аккуратные прямоугольники, заполненные синей густой жижей. Явно рукотворные. Ирграм останавливался несколько раз, чтобы осмотреть… бассейны?

Пожалуй.

Изнутри они были облицованы белым камнем или материалом, камень напоминающим. Смущало отсутствие стыков на углах. Если это камень, то огромный бассейн вытесывали из цельной глыбины. И допустить, что подобную глыбину – камень был сероватый, с прожилками, явно отличавшийся от местного – нашли для одного бассейна, можно. Но здесь их больше сотни!

Маги сплавили камень воедино?

Если так, то у Древних были могучие маги, поскольку Ирграм не помнил никого, кто способен был бы сплавить камень.

Или все-таки не камень?

Металл у Древних тоже весьма своеобразный, так почему бы не допустить, что и иные, используемые ими материалы, имели специфичные свойства? В любом случае не понятно… если выплавляли и выдавливали формы, то каких размеров эти формы были?

И зачем?

От воды тянуло силой. От каких-то бассейнов больше, от каких-то меньше. И вновь не понятно. Вода оставалась неподвижной. Но ведь оставалась! Любой бассейн, самый большой, пересохнет за тысячи лет… если он не пополняется.

Нет, могло статься, что там, внизу, есть родник или водопровод, хотя, конечно, опять же, как сумел он уцелеть-то?

И зачем его выводить к каждому бассейну?

Но приток породил бы рябь.

Хоть какое-то движение.

А эта синяя странная вода оставалась совершенно неподвижной.

И количество её в бассейнах было одинаковым.

В какой-то момент любопытство почти взяло верх над осторожностью. Ирграм посмотрел на рытвенника. На бассейн.

– Зачерпни, – велел он. И руку продемонстрировал. – Изменись. Сделай руку. Зачерпни.

Рытвенник дернул хвостом, затем лег. Все-таки он был ничуть не глупее того, первого, а то и умнее. Интересно, тварь хранит память о всех, кого сожрала? И если так, то в её памяти наверняка много есть занятного.

А если нет…

Если поглощенные существа живут лишь некоторое время, пока, скажем, тварь их переваривает? Тогда… Ирграм дернул головой и зашипел.

Нет.

Он хозяин в этом теле! Он и только!

Рытвенник вздрогнул и замер с вытянутой лапой-рукой.

– Все… хор-р-рошо, – голос сделался грубее и раскатистей. Он отразился от воды и покатился по пещере, рождая эхо.

Меж тем рытвенник медленно и с опаской, но тянулся к воде. Пальцы лапы его удлинялись, обретая отдаленное сходство с человеческими. Вот они коснулись идеально гладкой поверхности. И та слегка прогнулась, принимая это прикосновение.

Плотная.

Теперь, сосредоточившись, Ирграм мог считать ощущения.

Прохлада.

Легкое покалывание. И плотность, не свойственную обычной воде. Нет, то, что эта вода не была обычной, Ирграм и до того понял. Но вот… он заставил рытвенника опустить руку глубже.

Или лапу?

Главное, что чем глубже проваливались пальцы, тем плотнее становилась вода. Она словно стремилась вытолкнуть из себя чуждое тело. И покалывание усилилось.

И холод.

– Зачерпывай, – велел Ирграм, мысленно показывая, что именно надо сделать.

И… не получилось.

Рытвенник пытался, честно. И лапа-рука даже изогнулась, а пальцы для верности срослись, превратившись в некое подобие ожившего черпака. Вот только синяя жижа выскакивала из него.

Рука выходила, не прихватив с собой ни капли.

И оставалась сухой.

Совершенно.

– Хватит, – остановил Ирграм рытвенника, который, кажется, категорически не был согласен с неудачей.

Зверь склонил голову и заворчал.

И вздохнул.

Наклонился к самой поверхности воды и, прежде чем Ирграм успел его остановить, цапнул её раскрытой пастью.

Вот ведь…

В следующее мгновенье рытвенник вскочил, мотая головой, силясь стряхнуть с морды синее нечто, облепившее морду плотно.

– Сюда иди! – Ирграм перехватил зверя до того, как тот плюхнулся в другой бассейн. Он вцепился в загривок, а второй рукой попытался подцепить то синее, что лежало на морде. – И успокойся.

Приказ прозвучал и мысленно.

Тем более, что Ирграм не ощущал вреда. Да, жижа перекрыла нос и рот, и будь рытвенник живым, он бы задохнулся. Но он и прежде-то живым не был. А теперь и вовсе не нуждался в воздухе, точнее мог поглощать его всей поверхностью тела.

И зверь успокоился.

Он лег, повинуясь тому, кто был… старше? Не хозяином, нет, хозяином Ирграм себя не ощущал. А вот старшим родичем – пожалуй. Интересное чувство. Непривычное.

– Лежи смирно…

Синяя жижа оказалась не жижей. Она не липла к пальцам, но и не спешила стечь с морды зверя, который и вправду успокоился. Хотя Ирграм и ощущал недовольство его. Ну да, кому понравится какая-то фигня на морде?

– Сейчас… с-шнимем, – пообещал Ирграм.

И попробовал втянуть жижу в себя.

Не вышло.

Даже когда он рассыпался облаком и обнял рытвенника, все одно не вышло. Причем, рытвенник воспринимался правильно, а вот жижа… жижа оставалась на редкость инертной.

– Интер-ресно, – Иргам вернул себе обличье и тоже сел.

Нужды спешить не было. Звезды, небеса… это там, сверху. И людей касается. А он под землей. Здесь относительно безопасно. И даже если мир сгорит, Ирграм вряд ли узнает об этом.

И еды хватит надолго.

Что-то подсказывало, что в местных подземельях изрядно всякого водится, чтобы Ирграм избежал такого неприятного чувства, как голод.

Да и сила…

Силы хватит.

А потому можно было просто посидеть и немного подумать.

Он менял пальцы, делая их тоньше и толще. Создавал на них присоски по принципу тех, которые имеются у морских гадов. И крючки. Когти гладкие, когти зазубренные… он даже превратил кожу в мелкую терку, надеясь содрать жижу… но нет.

И главное, сам рытвенник почему-то не мог отторгнуть эту часть плоти. Он тоже попытался измениться, но дрянь на морде мешала.

Или… наоборот?

Стабилизировала форму? Во всяком случае, морда, в отличие от остального тела, оставалась неизменной.

Вот только…

Хорошо это?

Плохо?

Ирграм огляделся и поморщился. Да, нынешнее тело было ему привычно. Но он успел сполна оценить возможности, которые открывались ему. И нет, стабилизироваться он не желал. Тем паче, что не был уверен, что этот эффект не влечет за собой каких-нибудь иных… проблем?

Последствий.

– Спокойно, – повторил он, задумавшись.

Силы, чтобы сжечь вещество, не было. Да и опасно, а ну как полыхнуло бы все и сразу. Но вот… оно источает силу.

А силу можно поглотить.

Пусть не сам Ирграм, но… он вытащил пластину, которую аккуратно, бережно даже, приложил к морде рытвенника. И почти не удивился, увидев, как синяя жижа радостно переметнулась, стоило пластине коснуться её. И растеклась, облепляя пластину, врезаясь в желобки и бороздки, выталкивая на поверхность рисунок, все еще непонятный, но…

– Интер-ресно, – Ирграм завороженно смотрел, как тает пленка, впитываемая пластиной.

И…

Это что-то да значило.

Определенно.

Взгляд остановился на ближайшем бассейне. Перешел на пластину… и снова на бассейн. Если… попробовать… хотя… нет.

Бассейн большой. А пластина мелкая.

Вдруг упадет.

Выскользнет.

Или раствориться? Треснет от переизбытка энергии? Случится еще чего-нибудь? Нет уж. Ирграм засунул пластину внутрь тела, поглядел на своего спутника и сказал:

– Идем, что ли… где-то должен быть выход.

Глава 12

Винченцо

Винченцо приложил к себе просторную рубаху из какой-то тонкой, белоснежной ткани. Посмотрел на старую, совершенно не белую и местами начавшую расползаться. Да еще и вонючую.

И…

Вздохнул.

Мыла бы найти. И воды. А то это вот творение Древних не внушает доверия. Ничуть. Рубаха до середины бедра. И штаны без завязок, на какой-то тянущейся ленте, свободные до того, что не отпускало ощущение, что они того и гляди свалятся.

– И ты маешься?

Тень вошел без стука.

В белоснежных одеяниях он выглядел, пожалуй, забавно. Особенно с перевязью для ножей, широким кожаным поясом и мечом. Меч с белыми одеждами никак не гармонировал. И Тень знал это. И злился. Пожалуй, впервые за все время он был по-настоящему зол.

– Маюсь, – Винченцо накинул рубашку.

– А у тебя тут… иначе.

Комнату Винченцо и вправду преобразил. Но теперь все одно не мог отделаться от ощущения, что вот эта, преображенная, она перестала быть настоящей. За темным деревом стеновых панелей мерещилась та, исходная, отравляющая душу, белизна. И кровать.

И…

И плевать, что даже наощупь дерево казалось вполне настоящим.

Казаться и быть – разные вещи.

– Это… все получилось. Вот, – Винченцо коснулся стены, на которой тотчас появилось светящееся пятно. – Можно приказать… изменить обстановку.

Пятно пошло рябью.

– Ты понимаешь, что тут написано?

– Понимаю, – признаваться не слишком удобно. – Но и оно меня понимает. Можно голосом приказать. Хотя… не знаю, как.

Как описать кровать, которая тебе нужна.

– Изменить одежду… – попытался Винченцо, но одежда осталась прежней.

И главное, от ткани не пахло.

От ткани, которая пролежала несколько сотен лет, если не тысяч, умудрившись не истлеть, должен был бы исходить запах.

– Идиотом себя ощущаю, – признался Тень и ткнул пальцем в пятно. То пошло рябью, но ничего не изменилось. А вот стоило Винченцо тронуть, и в окне появились знакомые картинки.

Следовательно, комнатой может управлять лишь Винченцо?

Это разумно.

С точки зрения человека. И проверить легко. Главное, Тень не пришлось уговаривать. Переглянулись. И он кивнул.

Комнаты тут же.

Интересно, сколько Винченцо спал? Время здесь текло иначе, возможно, оттого что внутри башни было светло, причем свет этот равномерный шел не из окон. Светился потолок, стены и немного – пол. И при всем обилии света тени не появлялись.

Разум подмечал неправильности.

В комнате Тени на полу лежали вещи и старые сапоги… и только взглянув на них, Винченцо понял, что бос. И что это не доставляет ему неудобств. Поверхность, по которой ступали его ноги, на ощупь казалась мягкой, словно ковер.

– Странное место, – поделился Тень, ткнув пальцем в стену. И та привычно пошла рябью, рождая световое пятно. – Изменить. Мебель. Выбрать.

Пятно мигнуло.

И на стене возникли картинки.

– Тебе нужно выбрать стиль, а затем предметы, которые нужны, – пояснил Винченцо.

– Понятно, – Тень утратил всякий интерес. И развернулся. Поглядел на кровать, на которой вытянулся его сын. Мальчишка спал. Повернулся на бок, сунул руки под щеку и спал.

Крепко так.

– Пускай, – сказал Винченцо. – Все устали.

– Из него не выйдет наемника, – Тень глядел на сына долго. – Никто из моих людей не отключился бы вот так… в незнакомом месте. Без охраны.

– Если тебя это утешит, то я тоже уснул. И спал. Возможно, это свойство места. Возможно, усталость. Или все сразу. Не стоит… да и если не выйдет наемника, то к чему мучить.

– Больше он ничего не умеет.

– Какие его годы. Научится.

– Если доживет, – Тень вышел из комнаты. И Винченцо покачал головой. Если… если он доживет. И сам Винченцо тоже. И все они…

И чего маяться о будущем, которого, возможно, не будет ни у кого?

В коридоре Тень застыл, вперившись взглядом куда-то вперед. Винченцо прислушался, но не обнаружил там ничего и никого.

– Что не так?

– Все не так! – рявкнул Тень. – Там… там вы хоть как-то… держали себя в руках. А тут разошлись, разбрелись, как овцы на пашне. Словно у всех разом разум отключило! Он спит. Ты отдыхаешь. Сестрица твоя… Карраго и тот дрыхнет.

– Устали…

– Это я уже слышал. Усталость – не повод… мы оказались внутри хрен знает кем построенной хреновины, которая хрен знает сколько времени стояла пустой. И потому ни хрена не понятно, с какого хрена все решили, что здесь безопасно!

– Мальчик…

– Мальчик лежит в отключке. И да, ты ему так веришь? Настолько, что готов рискнуть? Ты видел, какие твари водятся там, внизу. И где гарантия, что здесь нет какой-нибудь особо вывернутой. Древней. Хитрой. Ждущей случая, чтобы сожрать…

– У тебя паранойя, – Дикарь вышел в коридор. – Извините, вы говорите довольно громко.

– Что такое паранойя?

– Убежденность, что за тобой следят, чтобы убить. Болезнь такая.

– Это не болезнь. Это жизнь, – Тень посмотрел мрачно. – Твое оружие где?

– Да… там.

– Он, – Тень кивнул на Винченцо. – Маг. Если что, ему оружие не особо нужно. А ты? Появится тут тварь из бездны, чем защищаться станешь? Голой жопой стращать?

А главное, в его словах был резон.

Они и вправду все… не овцы, скорее уж дети, оказавшиеся в родной башне, уверенные, что тут-то, под защитой, безопасно.

– Он прав, – тихо сказал Винченцо. – Мы все… слишком… доверились. И это действительно не нормально. Да, мальчик сказал, что кроме нас живых нет. Но если нет живых, это еще не значит, что здесь безопасно.

Дикарь задумался, правда ненадолго.

– Действительно… – он произнес это задумчиво. – Как… подростки. Нельзя разделятся. Хотя бы пока Джер не придет в себя. И надо бы изучить место. Кажется, я сам себе противоречу?

– Если комнаты можно объединять, надо объединить.

– Миара не обрадуется.

– Она разумная женщина. Несмотря ни на что.

Получилось довольно убедительно. Винченцо надеялся, что Миара в кои-то веки и вправду поведет себя как взрослая разумная женщина.

Но не обрадуется.

Точно.

И был прав.

Миара сидела, разглядывая пальцы. На ногах. Пальцы были длинными, разве что на левой ступне мизинец чуть изогнулся.

Да и сами ногти отливали синевой.

– Почему мне кажется, дорогой брат, что ты собираешься испортить мне настроение? – поинтересовалась она светским тоном.

– Нам надо держаться вместе, – сказал Тень и после небольшой паузы добавил. – Госпожа.

– И поэтому вы приперлись сюда?

– Пришли, – поправил Винченцо. – Мы попробуем объединить помещения…

– Я вас уже ненавижу… я только начала надеяться, что смогу немного отдохнуть. Поспать в тишине, без храпа…

– Я не храплю! – кажется, Тень даже обиделся.

– Но сопишь. Вы все сопите, ворочаетесь, бормочете, встаете, ложитесь, шевелитесь. Дышите слишком громко в конце-то концов! – рявкнула она, и Ица встрепенулась, попыталась сесть, но Миара отключила девочку щелчком пальцев. – Боги… я хочу побыть в одиночестве!

– На одиночество не слишком похоже, – Дикарь указал на спящих детишек.

– Они, в отличие от вас, тихи и не мешают…

Миара поднялась, потянулась так, что тонкая ткань облепила кожу, и вздохнула:

– Ладно. Я не дура… твой сынок где?

– Там.

– Очень… содержательно.

– Уснул. Я… запер дверь. И кое-что поставил, – Тень нахмурился. – Проклятье! Я… сейчас перенесу.

– Вдвоем, – Винченцо тоже принял решение. – Если уж решаем, что здесь недостаточно безопасно, то разумнее перемещаться парами.

– Боги, дайте мне сил… – Миара закатила глаза.

И вздохнула.

– Но если вы не найдете, как объединить эти треклятые комнаты… – донеслось в спину. – Лучше не возвращайтесь… пусть меня сожрут, но хотя бы умру выспавшись!

– Не сожрут, – буркнул Тень. – Нежить своих чувствует…

Хорошая шутка.

Главное, чтобы не услышала…

– И слух у меня отличный! Глухие целители – это нонсенс…

Мальчишка все еще спал. Свернулся калачиком на кровати, сунул ладошки под щеку и во сне улыбался. На губах пузырилась слюна, и выглядел он до того счастливым, что Тень вздохнул.

Посмотрел так… выжидающе.

– В конце концов, – сказал Винченцо, озираясь, – здесь пока тихо. Значит, ни нежити, ни иных… опасностей нет. Пусть спит. Тоже устал. К тому же восстановление все еще идет… то, что он выглядит здоровым, не значит, что он здоров.

– Спасибо, – Тень подвинул сумки к выходу. – Бесит.

– Что?

– Все. Но что дверей нет – особенно…

– Удобно. Подходишь и открывается.

– Как?

– Магия? Наука? Есть артефакты, настроенные на тонкое тело владельца. Или голос его. Кровь… тут что-то похожее. Тебя узнают и впускают.

– А если узнавать перестанут? Или вовсе впускают всех? Врагов, друзей? Нормальную дверь хотя бы завалить можно. Баррикаду поставить. Или что покрепче. Да и сама она щит. А тут? Подойдут и пальнут из арбалета в лицо…

– Кто?

– Не знаю, но… – Тень перекинул сумки.

Вздохнул.

И посмотрел на мага.

– Сумки я еще потащу, – сказал Винченцо. – А его – извини, но нет…

Тем более мальчишка давно уже вышел из того детского возраста, когда детей не зазорно носить на руках.

– Тогда я тут… посижу?

– А как же благоразумие и все такое…

Тень пожал плечами.

– Но ты же не ощущаешь опасности?

Винченцо прислушался. Он и вправду не ощущал.

Хотя…

– Погоди, – сумки он поставил на пол. – Если пойдете, сами заберете.

Заклятье было из числа не самых простых, но вполне надежных. Требовало оно не столько силы, сколько умения и полной сосредоточенности.

Да и сила…

Здесь по-прежнему с силой было тяжело. Она слушалась, но нехотя, стала вязкой, словно сироп. Но при том, несмотря на эту вязкость, так и норовила растечься.

Впрочем, Винценцо справился.

Сотворенное заклятье расползлось, растеклось, сперва нехотя, удерживая само себя в этой комнате, где Винченцо услышал биение двух сердце.

Тень.

И мальчишка. Этот даже не пошевелился, хотя всплеск силы вышел вполне ощутимым.

Дальше…

Еще сердце рядом. Карраго? Надо сказать, чтобы далеко не уходил. И заодно попросить, чтобы глянул. Прав Тень. Не нормальна эта вот расслабленность.

Непонятна.

Группа сердец рядом.

Миара.

Её подопечные.

Дикарь… а вот его сердце бьется неправильно. Да и в целом ощущение такое… неправильности. И его надо глянуть.

Дальше…

И еще… пустота. И в другую сторону тоже. Вверх… вверх не пускает, будто щит стоит. Древние ставили защиту? Еще дальше…

Он не понял, в какой момент сила вдруг исчезла.

Нет, он ощутил, как коснулась она кого-то… чего-то. Скорее. Биения сердца не было, но было это вот робкое касание, которое длилось секунду, может, и меньше. А потом заклятье распалось. Сила исчезла. Словно… словно её выпили.

Чтоб…

– Ты прав, – Винченцо поспешно втянул остатки. – Там… что-то есть.

– Что?

Тень разом подобрался.

– Понятия не имею.

– Сердце бога?

– Может, и оно… хотя… погоди.

Второе заклятье Винченцо создавал куда медленней. И оно отличалось от первого куда более плотной структурой. И ориентировано оно было не на живых.

Мальчишка был прав.

Живых в башне не было.

Винценцо направил в плетение силу, создав разведчика. Сплетенный из воздуха, он по сути и являлся воздухом, только более плотным, а потому и различим был, этакое марево, чуть подрагивавшее в прикосновении.

Разведчик завис на долю мгновенья.

И направился, повинуясь воле мага.

Теперь Винченцо не только ощущал, но и видел.

Коридор.

Та же удручающая действующая на нервы белизна. Пустые провалы дверей. И ответвление другого коридора. Но им прямо. Дальше. Туда, где начинаются лестницы – а лестницы здесь все-таки имелись – одни вели вверх, другие – вниз, в туманную пустоту.

Вверх.

Белоснежные ступени – вот откуда у Древних эта болезненная привязанность к белому цвету, он же маркий и неудобный – и площадка. Правда, виден лишь край её. Полосы света, что пролегли по ступеням, уходили на эту площадку и… гасли?

Нет, не совсем.

Свет поглощала… поглощало.

Это походило на туман, который заключили в хрупкую прозрачную оболочку, ведь иначе как удержать туман вместе? Он бы рассыпался. А этот не спешил рассыпаться. Напротив. Он имел форму, которая пусть менялась, но медленно.

Неестественно.

А еще туман чувствовал силу.

И разведчика он почуял.

Вдох.

И на темной поверхности облака возникает мелкая рябь.

Выдох. И приказ: замереть. Можно было бы развеять заклятье, все, что нужно, Винченцо уже увидел. Однако ему было интересно.

Да и…

Что-то подсказывало, что с тварью им не разминуться. А потому стоило узнать о ней немного больше.

Разведчик застыл.

Винченцо видел его… не совсем глазами. Восприятие двоилось, и человеческое зрение мешало, а потому Винченцо зажмурился. Да, стало лучше.

Не было оболочки.

Просто части существа удерживались вместе. Как? Как-то…

Рябь усиливалась.

Тварь явно реагировала не на движение. Или не только на него. Она была воистину огромна. Винченцо через разведчика видел край её, темную тушу, распозшуюся, перегородившую дорогу. И сложно было оценить, какова эта туша с другой стороны. Так ли велик объем, занимаемый существом, как представлялось.

Винченцо дал команду осторожно двинуться вдоль твари, не приближаясь к ней. Рябь замерла. И поползла…

Глаз нет.

Органов, которые могли бы их заменить, тоже. Вовсе каких-либо внятных частей тела. Но тварь определенно реагировала. Рябь на поверхности её ползла вслед за разведчиком. А потом в какой-то момент туша будто рассыпалась.

И разведчик исчез.

Винценцо ощутил разрыв нити, и резкий отток силы.

И эхо чужого недовольства. Ощущение прикосновения к чему-то… к чему-то на редкость чуждому и омерзительному.

Он потряс головой. А потом поднял руку, поняв, что из носа пошла кровь. И сил он, оказывается, потратил прилично. В ушах шумело. Перед глазами плясали разноцветные точки, что тоже бывает, хотя обычно у слабых магов.

Винченцо не был слабым.

– Как понимаю, – печально заметил Тень. – У нас появились… проблемы?

– Одна, – Винченцо зажал нос пальцами. И отметил, что кровь, падая на белоснежные одежды, не оставляла пятен. Нет. Она словно бы растворялась в этой белизне.

Или не словно, а просто растворялась.

– Одна, но большая проблема…

Все-таки Древние слишком любили белый цвет. А потому нашли способ, как сохранить его чистоту.

Винченцо шмыгнул носом и добавил:

– Очень большая.

Глава 13

Миха

Древние определенно знали толк в комфорте. Комнаты удалось объединить, причем как-то хитро, так, что остались открытые, хоть и отдельные альковы и большое центральное пространство. Прямо в середине его и возвышался помост с Джером. И парой целителей, которые тихо, но весьма страстно о чем-то спорили, периодически тыкая в лежащего парня пальцами.

Миха, устроившись на одной из альковных кроватей, сквозь дрему слушал их тихую душевную ругань. Почти семейную…

– А я тебе говорю, что еще рано! Времени прошло… сколько? Пара часов? Ты сам утверждал, что регенерация требует…

– Утверждал, – соглашался Карраго. – Но это общие рекомендации. А парень силен, молод и, полагаю, эта штука передумала его убивать. А может, осознала, что творит…

– Ты говоришь так, будто она разумна.

– От древних артефактов всего можно ожидать. Ты же не будешь спорить с тем, что здешние… существа… искусственные, прошу заметить, существа вполне способны понимать обращенную к ним речь. И выполнять приказы?

– И что?

– Ничего. Кроме того, что они вполне могут понимать и речь, которая не обращена к ним напрямую. Соответственно содержимое наших бесед, дорогая моя, вполне себе доступно им для осознания… не знаю, правда, насколько они способны осознавать. И связаны ли изменения в состоянии нашего юного друга с этим вот осознанием… или же процесс близиться к завершению… или же соединение его с артефактом дает телу новые возможности. Объяснений может быть много, но в данный момент я вижу лишь, что мальчик восстановился, что даже те локусы, которые ты отметила, как потенциально опасные, теперь не опасны.

– Могут появиться другие, – Миара выпятила губу.

– Скажи просто, что ты устала.

– Я устала! И хочу спать! И есть… тоже хочу. И ванну принять… чтобы ванну, а не это вот странное… от меня до сих пор воняет!

– Пахнет, радость моя, от тебя изумительно пахнет чистым телом…

Тихое покашливание прервало спор.

Вин вернулся?

И один?

Что-то в доме определенно не хватает порядка. А наемники где?

– У нас как бы проблема, – маг огляделся и вздохнул. – Ненавижу дортуары со времен детства… хотя всяко лучше, чем лагерь под открытым небом.

– Наемники где? – поинтересовалась Миара.

– Мальчишка спит. Тень не хочет его будить и оставлять тоже. Я… решил, что и сам доберусь. Очнутся и придут. Это, к слову, не совсем нормально.

– Что именно?

Карраго убрал руки от головы Джера. А Миха поднялся. К слову, древнему и могучему магу белоснежные одеяния Древних весьма себе шли. Придавали обличью завершенность. Этакий премудрый, пусть не старец, но почти уже.

Наставник.

Просветленный… и кто там еще?

Только секту и организовывать с таким-то имиджем.

– То, насколько сильно мы расслабились, – Винченцо поставил сумку рядом с ложем, на котором дремал Джер. – Такое ощущение, что… смотри, когда мы вместе, то осознаем, сколь неправильно это. А стоит уйти… Тень всегда отличался подозрительностью, граничащей с безумием. И там, внизу, он в жизни не счел бы сон уважительной причиной для разделения. А здесь… он имел одно мнение, вполне определенное, но стоило нам разделиться, и это мнение изменилось. Главное, что я сам счел его аргументы уважительными. Логичными.

– Ну… сон – это и вправду важно, – заметила Миара и пожаловалась. – А я гребень потеряла!

– Вот об этом и говорю. Внимание рассеивается.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь… в конце концов, мальчик ведь сказал, что живых тут нет… – Миара нахмурилась. – Проклятье.

Она нахмурилась еще больше.

– Чтоб вас всех! Ненавижу!

– Любопытно, – Карраго прикрыл глаза и было видно, что они движутся под тонкими пергаментными веками. Причем движение это было быстрым.

Влево-вправо.

Вправо-влево.

– Весьма… слабое ментальное воздействие?

– Скорее даже поле.

– А источник?

– Источник… не уверен, что оно живое. И да… источник есть.

Чтоб вас всех!

Миха вздохнул. И ощутил, что… что-то изменилось. Вот главное, хрен поймешь, что именно. Воздух чище стал? Или муть какая-то отступила.

Точнее… оказывается, что раньше он вроде и думал, но медленно.

– Вот… – Винченцо создал нечто, больше всего напоминающее облако. Сизое растрепанное облако, которое чуть покачивалось.

– И что это такое?

– Понятия не имею. Но оно где-то там… и в общем, полагаю, оно и является источником воздействия. Возможно, оно… таким образом усыпляет бдительность жертв. А затем… не знаю, выползает, находит и поглощает?

Миха снова поскреб руку.

Как-то желания быть поглощенным не возникло.

– Еще оно определенно реагирует на силу. Поскольку к живым существам его отнести затруднительно, полагаю, что мы имеем дело с некой разновидностью нежити, – Винченцо развеял иллюзию.

– А так хорошо было, – проворчала Миара, сунув пальцы в волосы. – Так спокойно… уютно… я вон поспала даже… хотя…

– Спать хотелось, верно? – Карраго замер, уперев пальцы в подбородок. – На сон клонило… и склонило бы скорее всего… возможно, что не сразу и не всех. Зато понятно.

– Что именно?

– Почему здесь нет костей.

Вот это объяснение Михе категорически не понравилось.

– Может, потому что люди ушли? – выдвинул он свое. – Если башня была… законсервирована. А она была, поскольку сейчас идет обратный процесс, то люди могли уйти добровольно.

На него посмотрели с умилением.

– Уйти и не возвращаться. До нас. Поэтому…

Тварь ведь как-то завелась. Взяла и… нежить способна самозародиться? Тут надо магов спрашивать, но… допустим, выброс энергии, местный ядерный взрыв или еще что-то, и в башне действительно самозародилась нежить.

Охранные системы?

Внутренние могли быть отключены или ограничены с целью сохранения энергии. Внешние? Если они реагировали на живых, то нежить могли и пропустить.

Правда, для той, внешней, нежити они стали преградой…

– Куда интереснее другой вопрос, – Карраго потер подбородок. – Как уничтожить эту тварь? Вин, покажи её снова.

Со второго раза серый клубок не внушал. Точно серый, сизоватый. И не туча, скорее уж огромный комок пыли… может, комок и есть? А все остальное – порождение больной фантазии…

Миха потряс головой.

И руку царапнул.

Зуд, отступивший было стараниями Миары, возвращался и усиливался. Он проникал глубже, под кожу, и это бесило несказанно.

– Полагаю, что смело можно отнести к деструктурированным… конечно, класс специфический весьма… но да…

– Это как? – Миха заставил себя убрать руку от руки.

– Это, друг мой, означает, что структура изначально нестабильна. И вследствие нестабильности – изменчива. Существо с постоянной структурой во многих планах удобно… скажем, если живого человека ударить в сердце, то сердце остановится. И человек умрет. Впрочем, это случится, если задеть любые иные жизненно важные органы. А вот здесь… здесь таковых просто нет.

Дерьмо.

Как убить того, кому нельзя отрезать голову?

– Как правило подобные существа… редки, – Карраго наклонился к руке и кивнул. – Рассеивай. Я, пожалуй, гляну сам…

– Я с такими вообще не сталкивалась, – Миара вернулась к Джеру и пристроилась на краю кровати. – Я не согласна!

– С чем? – уточнил Миха.

– Он хочет вывести мальчишку из сна. Кровотечение прекратилось. Состояние стабилизировалось, но… это все равно опасно!

– Почему?

– Слишком быстро!

Карраго снова замер. И опять эти полуприкрытые глаза, пергаментная пленка век, движение под ней. Ресницы у него короткие и седые. Морщины проступают, намекая, что возраст у старика приличный.

Только сам вряд ли согласиться, и с тем, что возраст, и вообще…

– Да, состояние стабильно. Но это может быть временная стабильность! Скажи ему. Тебя он послушает…

– Скажу.

– Он ведь спит, и мозг отдыхает… а проснется, полезет в эту свою… и Карраго только подзуживать станет. Ему любопытно! А на пациента – насрать!

– Неправда, – ответил Карраго, не открывая глаз. – Весьма… интересно. Винченцо, будь любезен, взгляни… ты на этом месте её обнаружил?

И руку протянул, которую Винченцо принял с некоторой опаской.

– Н-нет, – сказал он. – Она… движется.

– Именно… и вот любопытно, куда?

– И как? Они ведь… я знаю про плесень. И про альбейских подземников, которые по сути изменившиеся грибы, но они как раз неподвижны. Огромны. Опасны, если забрести на охотничью территорию, но неподвижны!

– А эта подвижна, – Карраго открыл глаза. – Ты не права, дорогая. Я не стал бы рисковать жизнью мальчика хотя бы потому, что моя собственная зависит от благополучия этого юноши. А я, несмотря на некоторые странности, все же далек от мыслей о самоубийстве. Но он нам нужен. Объективно… он способен, полагаю, получить план этого места. И тогда мы точно сможем сказать, куда именно движется тварь.

– И убить её, – вздохнула Миара.

– Дорогая, твое постоянное желание убивать… оно не совсем нормально.

– Иди ты… нет, я сама, – она осторожно коснулась Джера и хмыкнула. – Эти двое связаны… вот поганка. Когда только успела-то?

– Сама дура, – сонным голосом отозвалась Ица. – Я помогать! Мама говорить, что женщина давать мужчина силу. Женский сила лечить раны. Женский сила мочь.

– Варварское объяснение, но как ни странно, возможно, дело в этом… но во сне…

– Мир духов, – Ица зевнула во всю ширь. – Духи говорить. Здесь есть зло.

– Еще какое, – Карраго подал руку. – Не соблаговолите ли, юная прелестница, спросить у духов. Может быть, им известен способ, как победить это зло? Желательно еще, чтобы быстро и подручными средствами.

Ица фыркнула.

А Джер открыл глаза и пожаловался:

– Голова болит…

– Голова болеть не может, – не удержался Миха. – Это ж кость.

– Что за безумные представления…

– Это юмор такой, – перебила Миара. И Карраго закатил глаза.

– Странный юмор… весьма странный… но да, голова болеть не должна. Хотя, вполне вероятно, дело в резком переходе… и вам стоило бы еще немного отдохнуть, но увы, юный друг, у нас тут зло образовалось. И потому нужна ваша помощь. Небольшая.

– Сразиться? – в голосе Джера не было прежнего энтузиазма. Кажется, он притомился сражаться со злом. Ну да, вживую подвиги не так интересны, как на картинках.

– Для начала получить план этого места. И определить, где именно находится зло. И наемники… их тоже стоит спасти. Пригодятся… мне так кажется. Возможно, есть тут какая охрана… боевые големы, скажем.

– Есть… охранная система деактивирована… – Джер чуть прикрыл глаза и коснулся рукой шипа. – Но можно… локально… ага, на полную активацию недостаточно энергии. Еще говорит… ну, не говорит, но я понимаю… это сложно.

– Разберемся, – пообещал Карраго.

– В общем… что у тебя дес… дес… чего-то там с энергетическими потоками. Высокий уровень дес… рукции…

– Деструкции?

– Ага… в общем, если не синхронизировать, то все. Ну, если я правильно понял, – он хотел почесать затылок, но рука наткнулась на шипы. – Ай…

– Все? – Миара развернулась к Михе и вцепилась в руку. Нахмурилась. – И вправду дерьмо какое-то!

– Резковато, – Карраго трогать не стал. – А потому рекомендую прислушаться.

Миха не выдержал и поскребся. Не когтями, хотя хотелось именно когтями и до кости, чтобы зуд унять.

– Что… нужно… для этой вот… синхронизации?

– Подняться на уровень выше. Там медотсек и… да, я разрешил его оживить. Что? Так проще! Эти ваши… словеса пока выговоришь! На кой вообще придумывать что-то, если нормально сказать можно?

– Со временем поймешь, мой юный друг… как мне кажется, поймешь. Что ж… в таком случае предлагаю начать… с плана сей чудесной башни все-таки. А лучше с плана нынешнего этажа.

План Джер вывел прямо на стену.

Белую.

И план на ней проступил. Этак сразу и весьма подробненько.

– Чудесно… – пробормотал Карраго.

Миха… Миха никогда особо с картами не ладил. Эта казалась на диво запутанной и из нее понятно было лишь, что этаж и вправду имеет форму круга. А вот дальше этот круг разделялся толстыми линиями на большие сектора, а поверх этих толстых линий пролегла вязь более тонких.

И еще более тонких.

– Убери инженерные коммуникации, – попросил Миха, не сразу сообразив, отчего линий так много.

Джер кивнул и картинка стала проще.

– Можно сделать объемную проекцию, – выдал мальчишка.

– Сделай. И пусть система обозначит, где мы находимся. Возможно?

– Да.

– Тогда… обозначит и уберет вторую половину. Пока не нужно… а эту пакость на видит?

– Какую?

– Такую, – Винченцо снова создал иллюзию. И Миха не удержался от того, чтобы сравнить. Трехмерная проекция части этажа повисла над полом. Она была подробна и точна, надо полагать, но при том всем не отличалась от сотворенной человеком иллюзии.

Надо же…

Магия, наука… а результат – один. Или почти один.

– Погоди… система говорит, что живых здесь нет.

– А оно неживое, – подсказал Карраго. – Неживых система не видит?

– Не знаю… а… хотя… она просит разрешения для перенастройки… изменение параметров… сканирования, – Джер произносил слова медленно. – Ага… диапазонов… видимый… а что значит ифкра… красный?

– Не все световые волны видимы человеческому глазу. Есть инфракрасные, длинные, и ультрафиолетовые, короткие. Ни те, ни другие мы не видим. Но это только люди. У животных глаза могут быть устроены иначе. Или у датчиков. Часто то, что не воспринимается в видимом диапазоне… – Миха опять поскреб руку. Появилось желание вовсе оторвать её. Глядишь, новая, если и отрастет, то без зуда.

– Можно увидеть в другом свете, – закончил за него Карраго.

– Ага, – выдал Джер задумчивое. – А… есть! Тут!

Красное пятно возникло в одном из коридоров.

– Система… ага, движение. Но медленное… система говорит, что объект не поддается классф…

– Классификации.

– Ага. Точно. Ей самой. Что это значит?

– Это значит, что Древние понятия не имели о… нежизни. Любопытно…

– Возможно, просто формы были другими.

– Отнюдь, – Карраго обошел проекцию и присел перед ней. Миха тоже смотрел. Вот это скопление точек, из которых одна зеленая, вторая – желтая, а остальные синие – они. Еще две синих точки рядом, как раз по направлению движения красной. – Если бы нежить как таковая существовала, то их охранные заклятья умели бы определять её присутствие, вне зависимости от формы воплощения. Однако они явно настроены на живых, хотя для обнаружения твари всего-то понадобилось изменить…

– Спектр, – подсказал Миха.

– Спектр, – Карраго повторил слово. – Что еще говорит твоя система? Она сможет… уничтожить объект?

– Ну… не знаю. Она предлагает срочную эв… в общем, хочет, чтобы мы ушли.

– Нет, – это Миха произнес в один голос с Карраго.

Уйти легко, а вот получится ли вернуться – вопрос.

– Ага… возможно… сейчас.

Джер ткнул пальцем в план. И на нем появились новые перегородки.

– Тут можно закрывать части коридора! – сказал он. – И… система откачивает воздух…

– Нет! Останови! – Миха с трудом удержался, чтобы не дернуть мальчишку за руку.

– Что? Я остановил…

– Если оно газообразное, то вместе с воздухом попадет в воздуховоды. А там…

– А! Система говорит… да… согласен. Он и вправду немного, но там… ага… сейчас. Вот…

– Мальчик, ты нам скажи, нам бежать спасать этих идиотов, или пусть себе дальше спят? – поинтересовалась Миара, разглядывая собственные ногти.

– Тут… оно чего-то включило… лампы какие-то, которые вроде как… ага… светят и от этого все помереть должны… точнее не все… а вроде как враждебные.

Миха вздохнул и направился к выходу. Что-то были у него сомнения, что древнюю нежить можно одолеть кварцеванием. Или ультрафиолетом. Или что там Древние использовали для очистки помещений?

Да и дверь… удержит ли надолго?

– Эй, ты куда… – Миара догнала уже в коридоре. – А как не разделяться?

– Никак. Но если эта тварь сожрет…

– Парой наемников станет меньше.

– Тебе и вправду все равно?

– Ну… могу изобразить скорбь, если тебе так легче…

– Ты же заботилась о парне?!

– Тогда он был моим пациентом. Но он выздоровел. И перестал быть моим пациентом. За моих пациентов отвечаю я. А за тех, кто уже здоров… пусть сами разбираются, – она поправила платье, которое норовило съехать, выставив острое плечико. – Ты первым почуешь, если я стану притворяться. Да и… я не хочу больше. Я злая. И циничная. И просто стерва…

– Свет мой зеркальце скажи…

– Что?

– Сказка у нас была такая. О царице, которая каждый день смотрелась в волшебное зеркало. А то ей говорила, что она красивей всех на свете… пока однажды не сказала, что красивей всех теперь падчерица этой царицы.

– И та убила падчерицу?

– Попыталась. Доверила работу не тому человеку.

– Это да… случается такое, – Миара дернула платье. – Бесит… вроде подбираешь, подбираешь исполнителя, а он подводит. А что ты собираешься делать?

– Не знаю. Но у меня есть ты.

– Я целитель, а не воин!

– Вот. Залечишь до смерти.

– Ну, знаешь…

Кажется, она все-таки обиделась. Или сделала вид, что обиделась. Главное, спорить стало некогда – пришли.

Дверь, если эту арку с дрожащим маревом силового поля можно было считать дверью, при приближении открылась, пропуская Миху.

– Дрыхнут, – с удовлетворением сказала Миара. – Вот… погань же.

– Кто?

– Та тварь… меня учили защищаться от ментального воздействия… в том числе от него. Но для начала его надо ощутить. И есть… способы… сторожки. На разуме, – она подошла к Тени, который вытянулся на полу у ложа, где спал его сын, и пнула его от души. – Но они рассчитаны на определенную силу… скажем так, считается, что слабый менталист не способен навредить. А это воздействие было очень слабым.

Тень не шелохнулся.

– Эй, – Миара снова его пнула. – Глаза открывай…

Наклонилась.

Хлопнула по одной щеке. По другой. А Миха попытался растрясти мальчишку. Бесполезно. Он щекотал, щипал, хлопал по щекам. Парень и на мгновенье глаз не открыл.

– Погоди, – Миара отступила.

Нахмурилась.

И легла рядом. Попыталась…

– Что ты делаешь?

– Проверяю кое-что… ты постой там, на выходе. И если вдруг… думаю, скоро Вин придет. Скажи, чтоб огнем попробовали. Хотя… сами должны додуматься.

– Миара…

– Я, когда прилегла, провалилась туда. В мир духов. И Винченцо. И может статься, что тварь не просто расслабляет разум… что если она вытягивает их на ту сторону? И тогда…

Миара хищно улыбнулась.

– Всегда хотелось сразиться в честном бою… с кем-нибудь.

А потом и она отключилась. Резко так. Миха ничего не успел сделать, разве что тело чуть подвинул. И подол рубашки поправил, который совсем уж неприлично задрался.

Осмотрелся.

Вздохнул.

Меч в руке не казался сколь бы то ни было серьезным аргументом против существа, напоминавшего туманное облако. Одна надежда, что кварцевание все-таки поможет.

Или ультрафиолет.

Он сел у двери, скрестив ноги, вдохнул, закрыл глаза и попытался мысленно позвать Миару…

Глава 14

Верховный

Путь продолжился, когда белесое небо – а освобожденное от мерцания купола и туманов, то обрело болезненный цвет – расчертила яркая полоса. Будто шрам от огненной плети.

И заныло сердце.

– Вперед, – Ицтли тоже смотрел на небеса. А еще на госпожу. И сомнения отражались на лице его. Он явно сожалел, что позволил ей покинуть город. Ныне он представлялся куда более безопасным, нежели этот выжженный лес. – Госпожа, если вам нужен отдых.

– Нет, – Императрица первой встала на ноги.

И за ней вскочили воины и раб, Акти подал руку Верховному, а с другой стороны, ревниво поглядывая на мальчишку, встал гигант.

Подвели лошадь.

Лошадям тоже нужен отдых. Пусть Ицтли озаботился заводными, но и их не хватит надолго.

– Не о том беспокоишься, – произнесла Маска. – Если мы не доберемся до точки… и если эта точка окажется мертвой, то лошади… лошади, думаю, будут не нужны.

– Я буду беспокоится о том, что в моей власти.

– Лошади?

– Почему бы и нет. По пути могут встречаться поселения. Люди… и лошадей, возможно, получится сменить.

– Ты не особо в это веришь.

Верховный кивнул.

Он и вправду не верил. Лошади… лошади всегда были ценны. Много ценней людей. И ныне… что стало с деревнями на пути? Уцелели ли они вовсе? Или сгорели, как тот лес? Не разбежались ли люди? И не унесли ли с собой то ценное, что имели?

Лошадей.

Верховный вздохнул.

– Ты сможешь защитить нас, если вдруг…

– От падения метеорита?

– Гнева небес.

– Метеорита… сложно сказать на самом деле. Все зависит от конкретной ситуации. И близости нас к центру. Прямое попадание маловероятно… а вот неудачно оказаться рядом с местом падения, мы можем. Чего не хотелось бы. Но надеюсь, нам повезет. В конце концов, процесс только начался. И частота падений статистически должна быть невелика.

Это не успокаивало.

– И все-таки?

– Нет, – подумав, ответила-таки Маска. – Боюсь, что вне города мои способности… весьма ограничены.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что не стал лгать.

– Мне весьма сложно солгать оператору на таком уровне единения.

Сложно – не значит, невозможно.

– Да и зачем? – продолжила Маска.

– Иногда люди лгут…

– Господин, – Акти подъехал ближе. – Господин… я не уверен, но там… там, впереди… нехорошее.

Он сказал и побледнел.

– Что именно «нехорошее»? – уточнил Верховный и, привстав на стременах, попытался разглядеть. Лес редел, здесь уже не чувствовалось следов недавней катастрофы, разве что запах гари еще витал в воздухе, но уже перебивался собственными ароматами леса – горячей смолы, хвои, прелых листьев.

– Н-не знаю, господин, – Акти выдохнул, вдохнул и признался. – Иногда я… чувствую, когда неладно. Но… что именно… сложно. Будто злое что-то… очень. И нехорошее. Неправильное! Как… как будто грязь на белом полотне!

Ясно, желать большего от этого мальчика было глупо. Сказать Ицтли…

– Ты что-нибудь видишь?

– Скорее ощущаю, – отозвалась Маска. – Правда, колебания поля слабые, что вполне допустимо с учетом нашей близости к месту падения. Но что это может быть? Точнее может быть все, что угодно…

Предчувствия.

Тот, кто говорит с богами, должен уметь слышать мир.

– Стоять! – голос Верховного заставил Ицтли обернуться. И он натянул поводья. – Впереди… не знаю, что именно, но лучше подготовиться.

К счастью, уточнять мальчишка не стал.

Кивнул…

А ведь он вряд ли сильно старше Акти. Но воин. И не в том дело, что его с малых лет воспитывали, как воина…

– Может, как раз именно в том.

– Кровь…

– Генетическая предрасположенность к определенному виду деятельности, несомненно, существует, – протянула Маска. – Однако ее влияние можно нивелировать. Скорее тут дело именно в воспитании. Одному внушали, что он воин и не имеет права на слабость, а другому, что он – раб. И не имеет права на силу.

Странно так…

Воины оцепили маленький их отряд. И по знаку Ицтли всадник ушел вперед. А ведь и лошади волнуются. Всхрапывают. И массивный жеребец Ксочитл прижал уши к голове. Он грызет удила, а крупные навыкате глаза его наполняются кровью.

И маг приподнялся, тоже уставился вперед.

В чащу.

– Мертвецы… – сказал он дрогнувшим голосом. – Там… мертвецы.

А следом раздался крик. Сдвоенный. Человека и лошади… раздался и смолк.

– Что за…

– Мертвецы, – маг повторил это так, будто что-то да объясняло. – Нежить… бывает, что мертвецы встают из могил. А иногда живых поражает болезнь. Проклятье? Скверна? И они умирают, чтобы после восстать. И восстают, полные ненависти ко всему живому.

– Убить их как? – Ицтли не слишком впечатлился.

– Сталь бесполезна… огонь и только… живой огонь.

– Ты можешь?

– Нет. Не сейчас. Я много сил потратил.

– Плохо. Тогда… – Ицтли обратил взгляд на лес. Сходить с дороги не хотелось, да и получится ли верхами по бездорожью? Там и ямины, и овраги, в которые лошадь легко угодит.