Весьма срочно. Информационная дипломатия

© Артем Рудницкий, 2024

ISBN 978-5-0062-6418-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

Все хорошее и все плохое в истории международных отношений – какая бы ни была эпоха на дворе – так или иначе связано с информационной дипломатией. За этим понятием скрывается нелегкий труд международников-аналитиков, которые собирают, отбирают, группируют, систематизируют и изучают факты, а выводы и рекомендации направляют своим правительствам. А те в свою очередь на основе полученных данных вершат большую политику. Вступают в союзы, заключают договоры и соглашения, формируют агрессивные блоки или миролюбивые объединения, начинают победоносные войны. Или выходят из союзов, нарушают договоры и соглашения, начинают совсем не победоносные войны, расписываются в несостоятельности созданных ими агрессивных блоков или миролюбивых объединений. Приносят беды и страдания своему и другим народам или создают условия для созидания и нормального развития общества, повышения благосостояния народов.

От того, верно ли схвачена суть происходящего в мире, адекватно и оперативно эта суть донесена до правительств, зависит благополучие и жизнь стран и народов, подчас всего человечества. Международные успехи, неважно, коллективные или индивидуальные, всегда являются результатом правильных внешнеполитических решений, принятых благодаря грамотному и верному информационному анализу. А неудачи всегда вызваны неграмотными и неверными решениями, принятыми вследствие непрофессионального и неверного информационного анализа. Впрочем, случается, что анализ может быть профессиональным и верным, а власть имущие отвергают его, поступают по своему разумению и в конечном счете имеют то, что имеют. Или вообще не интересуются мнением аналитиков, мол, нет никакой пользы от этих высоколобых и яйцеголовых, мы сами с усами. И результаты оказываются весьма плачевными.

Круг международников широк. Информационной аналитикой, помимо дипломатов, занимаются их коллеги из других государственных ведомств, ученые, журналисты, политики и общественные деятели, а еще дилетанты, уверенные, что они во всем разбираются лучше всех остальных. Но одна книга не в состоянии объять необъятное, и здесь пойдет речь о работе только одной категории специалистов, как представляется, наиболее важной, если иметь в виду принятие внешнеполитических решений. Это дипломаты-аналитики, которые по роду своей деятельности обязаны знать все, что происходит на земном шаре. Они постоянно находятся «на точке», что дает возможность непосредственно соприкасаться с происходящим, быстро улавливать малейшие нюансы перемен и своевременно уведомлять об этом своё правительство. Именно их информация видится наиболее ценной и практически ориентированной.

Это не означает, что все представители дипломатической службы всегда держат марку. История информационного анализа в дипломатии и внешней политике насчитывает немало досадных срывов, даже провалов (наиболее впечатляющие и крупные из них будут перечислены в заключительном разделе этой книги), которые объясняются как объективными обстоятельствами, так и субъективными, в том числе отсутствием должного профессионализма. Увы, по ставшему мемом выражению колоритного персонажа из романа Анатоля Франса «Остров пингвинов» герцога де Босено, «и такое бывает».

За то время, что я находился на дипломатической службе – в российском посольстве в Пакистане и в центральном аппарате Министерства иностранных дел – у меня был не один случай убедиться в том, что не все сотрудники в равной степени владеют навыками информационного анализа, а если владеют, то не в полной мере. Не могут достаточно трезво и объективно осмыслить происходящие события, а потом сжато и точно изложить свои мысли на бумаге, составив информационное сообщение – то есть адекватно «отписаться», если прибегнуть к лексике дипломатического арго.

Не сочтите это попыткой бросить тень на отечественную дипломатию, которая своей деятельностью на благо государства, безусловно, заслужила почет и уважение, причем на разных исторических этапах. При царе, коммунистах, демократах, а также при нынешней власти. Среди ее представителей имеется немало достойных интеллектуалов, настоящих «профи», однако хотелось бы расширить и укрепить их ряды. Вот почему, выйдя в отставку, я взялся за этот труд, в надежде, что он окажется небесполезным – как для «товарищей по оружию», которые все еще остаются «в седле», так и для молодежи необстрелянной, для тех, кто только учится «на дипломата». То есть для студентов Дипломатической академии, МГИМО и других вузов с профильными отделениями и факультетами. А может, этой книгой также заинтересуются исследователи постарше, не состоящие на государственной службе, но изучающие внешнюю политику и дипломатию в различных научных институтах и центрах.

Хотя нужно признать, что приемы и методы информационного анализа ученых-международников (которым обучают в вузах) и дипломатов не всегда и не во всем совпадают. Об этом еще пойдет речь, а я имел возможность в этом убедиться, когда в 1999 году перешел на дипломатическую работу и приехал в Исламабад – в полной уверенности, что составлять телеграфные депеши для меня, что орешки щёлкать. Ведь к тому времени я уже успел сделать неплохую научную и преподавательскую карьеру – руководил кафедрой в Дипломатической академии, за моей спиной было несколько книг и множество статей. Но ничего подобного! Как выяснилось, узок круг тех, кто в дипломатической среде считается членами «союза писателей», и я далеко не сразу вошел в их число. Полгода пришлось помучиться, никак не выходил каменный цветок: я вроде всё излагал правильно, а посол и советник-посланник «рубили» мои проекты один за другим. В конце концов стало получаться. А некоторые мучаются дольше, а иногда до конца жизни (то есть активной «дипломатической жизни») так и не могут освоить технику внешнеполитического информационного анализа и дипломатического «сочинительства».

На самом деле, карьеру в дипломатии реально сделать и не обладая аналитическими способностями или вообще не имея вкуса к аналитике. Один из примеров – посол США в СССР в 1943—1946 годах Аверелл Гарриман, помимо прочего, крупный промышленник, миллионер и государственный деятель. Вместе с ним работал другой видный американский дипломат – Джордж Кеннан, впоследствии тоже посол в Москве. И у него сложилось такое мнение о своем начальнике:

«Проблема состояла еще и в том, что, в отличие от меня, Гарриман был скорее не аналитиком, а деятелем. Он не проявлял особого интереса к аналитическим материалам и донесениям. Привыкший к большим делам, посол предпочитал общаться с вершителями людских судеб. …Он сосредоточился на том, что и составляет главную функцию дипломатии – служить каналом хорошо отлаженной, четкой и гибкой связи между своим правительством и правительством другой страны. И с этими обязанностями он, надо сказать, справлялся прекрасно»1.

Не каждый согласится с Кеннаном в определении главной функции дипломатии. На мой взгляд, это вообще не продуктивно, выяснять, что в дипломатии более, а что менее важно, и «кто более матери-истории ценен» – дипломат-аналитик или дипломат-практик. Важно всё и важны все дипломаты. Поддержание двусторонних отношений на надлежащем уровне и аналитическая деятельность взаимно дополняемы, в различных ситуациях на первый план может выходить то одно, то другое.

Что касается посла, то он не обязан быть семи пядей во лбу, всё знать и уметь, у него могут быть свои преференции. Гарриман уделял основное внимание контактам со Сталиным и другими советскими лидерами, а в плане информационного анализа мог положиться на своих подчиненных, на того же Кеннана. Это факт, который признают многие исследователи: «Энергичный и преданный делу, Гарриман занимался делами восемнадцать часов в сутки и требовал такой же преданности от подчиненных. Докладные записки и аналитические справки, по словам его коллег, посла мало интересовали. Он считал, что в Москве все решают личные отношения. Гарриман чаще других американцев встречался со Сталиным»2.

Британский дипломат Г. Никольсон, признанный корифей дипломатии, в одном из своих трудов перечислил главные качества дипломата. На первое место поставил правдивость, затем указал на точность (недопустимость небрежности и неряшливости), спокойствие, выдержку, невозмутимость, терпение, настойчивость и скромность3. Однако не акцентировал внимание на умении мыслить и излагать свои мысли. Думаю, совсем не потому, что недооценивал значение информационного анализа, ведь сам он был аналитиком от бога и его книги – наглядное тому подтверждение. Скорее всего, классик посчитал это качество чем-то само собой разумеющимся, как умение пользоваться столовыми приборами и облачаться во фрак или смокинг на официальных приемах.

И все же уместно особо подчеркнуть именно способность дипломата вести информационно-аналитическую работу, ведь при отсутствии такой способности все остальные достоинства в какой-то момент могут поблекнуть и отойти на задний план. Представьте себе, что посол неверно понял суть событий, происходящих в стране пребывания и окружающем ее регионе, соответственно, неверно информировал Центр и на основе переданных им сведений были приняты решения, которые нанесли ущерб национальным интересам. Последствия могут быть тяжелыми, в том числе для самого посла. Скорее всего, его отзовут и ему уже не придется представлять свое государство и играть заметную роль в развитии двусторонних отношений.

Именно это произошло в 2011 году с японским послом в Москве Масахарой Коно, уверявшим Токио, что российский президент Д. А. Медведев воздержится от посещения Южнокурильских островов, на которые претендуют японцы (в их политическом словаре – это так называемые «северные территории»). Медведев «ослушался» и посетил остров Кунашир. Японский МИД воспринял это весьма болезненно и решил, что такой посол в Москве ему не нужен. Разумеется, тут нужно оговориться, сказав, что ответственность за неточный информационный анализ несет не один шеф миссии, а целая группа дипломатов-аналитиков. Однако они работают под началом посла и только он, находясь в стране пребывания, имеет право подписывать оперативные донесения в Центр.

Оптимален вариант, когда посол не преуменьшает значения информационного анализа и всю свою команду настраивает на осмысление сведений из различных источников, уделяя внимание и прессе, и контактам с людьми по самой широкой «разметке» (в профессиональной лексике этот термин означает перечень лиц и подразделений, которым положено ознакомиться с конкретным поручением или документом, но в данном случае я употребляю его в более широком значении). В советской и российской (имперской и нынешней) дипломатической службе таких глав миссий, маститых профессионалов, было немало, и они неизменно вызывали уважение своих и зарубежных коллег.

Особо хотелось бы упомянуть посла в США А. Ф. Добрынина – бесспорно, знаковую фигуру. От того, что и как он писал в Центр, во многом зависело не только состояние двусторонних отношений, но и благополучие всего мира. Ему приходилось с крайней тщательностью взвешивать все свои суждения и выводы. Генри Киссинджер, выдающийся американский дипломат, занимавший должности советника президента по национальной безопасности и государственного секретаря, который и сам отличался непревзойденным мастерством политика и дипломата, писал, что «Добрынин – умнейший человек с выдающимися аналитическими способностями», обладающий такой проницательностью и широтой взглядов, «которые редко встречаются в сфере дипломатии»4.

А. А. Громыко также демонстрировал высокий уровень информационного анализа. В ту пору, когда он занимал пост посла СССР в США, пишет В. О. Печатнов, он «располагал доверенными источниками информации в ближайшем окружении президента, прекрасно ориентировался в политической обстановке США и оказался в состоянии давать точные оценки сложной предвыборной ситуации несмотря на подчас противоречивые указания из Москвы»5.

Собственно, примеров можно привести немало: многие советские и российские послы были умницами и асами информационно-аналитической работы.

Я успел поработать с четырьмя послами, и никто из них не пренебрегал информационной аналитикой. Андрей Михайлович Гуляев, к несчастью, ушел из жизни через полгода после моего первого приезда в Исламабад. Обстановка тогда была напряженная. Местные власти привечали чеченских экстремистов, с которыми заодно выступали афганские талибы, имевшие в Пакистане свою дипломатическую миссию. Исламисты критиковали контртеррористические действия российского руководства, посольству угрожали, обстановка была неспокойная. Гуляев постоянно встречался с государственными деятелями, политиками, в том числе c теми, кто совсем не симпатизировал нашей стране. Он понимал, что Центр нуждается в информации из первых рук. Не щадил себя, хотя богатырским здоровьем не отличался, болело сердце. Работал на износ, по-другому не скажешь.

Однажды мы столкнулись в коридоре посольства, и он спросил меня, как я себя чувствую. Я ответил, что отлично, а Гуляев грустно улыбнулся и сказал: «А я вот не очень…». Его вывела из себя встреча с Кази Ахмадом Хуссейном, завзятым радикалом, лидером одной из ведущих пакистанских религиозных партий «Джамаат-и-ислами» (входит в список организаций, запрещенных в России). Разговор шел на повышенных тонах. Кази, нарушив правила приличия (не говоря уже о дипломатической этике), разошелся, кричал на посла, так что этого деятеля пришлось выставить из посольства. Для посла это был, конечно, стресс. А спустя два или три дня Андрей Михайлович, несмотря на плохое самочувствие, поехал на похороны отца Первеза Мушаррафа – генерала, который захватил власть в Пакистане в октябре 1999 года. Не отказался ради интересов дела и необходимости точно информировать Центр о происходящих событиях. И на следующий день Гуляева не стало.

Блестящим аналитиком показал себя Эдуард Степанович Шевченко, сформировавший из дипломатов единую и слаженную команду единомышленников. Мы обсуждали все текущие события, спорили, устраивали мозговые штурмы. Это благоприятствовало свободному, творческому мышлению и позволяло поднять информационный анализ на высокий уровень.

Сергей Николаевич Песков мог не один час шлифовать донесения в Центр, делая их броскими, легко читаемыми и содержательными. Помню, с какой гордостью он показывал мне проект подготовленной им шифртелеграммы под названием «Пакистанская мозаика».

Андрей Сергеевич Будник отличался скрупулезностью и дотошностью, правда, упор делал в основном не на контакты за стенами посольства, а на обработку прессы.

Вполне логично, что при работе над книгой я использовал свой опыт, накопленный в ходе загранработы. А также опирался на опыт известных дипломатов, отечественных и зарубежных – в том числе Олега Гриневского, Андрея Громыко, Анатолия Добрынина, Юрия Дубинина, Жюля Камбона, Кикудзиро Исии, Джорджа Кеннана, Александры Коллонтай, Гарольда Никольсона и Эрнеста Сатоу6.

Несколько слов об этих титанах международной дипломатии и мастерах внешнеполитического анализа. Ж. Камбон был послом в США, участвовал в работе Парижской мирной конференции, написал книгу «Дипломат». Г. Никольсон также был участником Парижской конференции, занимал различные дипломатические должности, написал книги «Дипломатия» и «Идеальный дипломат», которые, как и труд Камбона, считаются обязательными для изучения сотрудниками внешнеполитического ведомства любой страны. Столь же высокую оценку можно дать «Руководству по дипломатической практике» Э. Сатоу, представлявшего Великобританию в странах Востока, и «Дипломатическим комментариям» крупного японского дипломата и министра иностранных дел К. Исии. А. М. Коллонтай – первая в мире женщина посол, ее «Дневники» являются ценным документальным источником. А. А. Громыко – человек-эпоха, сыгравший значительную роль в истории внешней политики и вообще в истории XX века. Деятельность Дж. Кеннана – великолепный пример того, как дипломат-практик становится талантливым аналитиком-международником.

А. Ф. Добрынин четверть века был советским послом в США и немало сделал для того, чтобы удерживать отношения враждебных сверхдержав в приемлемом русле вопреки идеологическим постулатам, от которых долгое время не могли избавиться советские и американские лидеры. Ю. В. Дубинин возглавлял российские дипломатические миссии в целом ряде стран и, помимо мемуаров, оставил свои заметки о методах и приемах аналитической работы во внешней политике и дипломатии. Посол О. А. Гриневский работал на ближневосточном и целом ряде других направлений и опубликовал целый ряд мемуарных и научных трудов.

Многие другие дипломаты (например, германист В. Д. Ежов), пусть менее известные, но отличавшиеся талантом и способностями, также издавали свои труды, в которых делились накопленным опытом7. Их подходы к информационному анализу, методика, приемы во многом не устарели и у них есть чем поучиться.

Вместе с тем уровень информационного анализа во внешней политике, его результативность определяются не только способностями посла и его команды. Но и высшим руководством государства, министрами, премьер-министрами, президентами, диктаторами и прочими правителями. В конечном счете именно они «заказывают музыку», определяют, насколько свободно и продуктивно будут мыслить их подчиненные, насколько эффективно будет функционировать в сфере аналитики вся система служб, «заточенных» на принятие международных решений.

Одним из лучших аналитиков среди государственных лидеров был, наверное, Гай Юлий Цезарь. Когда он размышлял, стоит ли переходить через реку Рубикон, то, скорее всего, советовался с приближенными – хотя наверняка мы этого знать не можем. Но в любом случае этот великий полководец и государственный деятель правильно оценил ситуацию – возможности своих противников (римского Сената, Гнея Помпея), численность их войск, настроения плебса и преданность легионов, находившихся под его командованием. Пришел к правильным выводам, просчитал свои шаги на перспективу. Дело-то нешуточное было – уничтожение Римской республики.

Под стать Цезарю был другой выдающийся аналитик – Наполеон Бонапарт, допустивший лишь одну ошибку, но грубейшую и ставшую для него роковой. Он посчитал, что может справиться с Россией и в 1812 году отправился в гибельный для него поход.

В начале XX века безошибочно мыслили и действовали Ленин, Троцкий и их соратники, ликвидируя только что народившуюся демократию в России. Момент для государственного переворота (октябрь 1917-го) был выбран с невероятной точностью, безупречно продуман алгоритм действий.

Сложнее обстояло дело с таким государственным лидером, как Сталин. Он, бесспорно, был мыслящим человеком, но подводило стремление единолично принимать решения, маниакальная подозрительность, недоверие даже к ближайшим соратникам и ненависть к тем, кто был умнее, культурнее и образованнее его самого. В итоге многие внешнеполитические решения Сталина негативно сказались на безопасности и национальных интересах СССР.

В послесталинскую эпоху большинство кремлевских небожителей едва ли годились на роль талантливых аналитиков. Это было следствием изначальной порочности всей советской системы, исключавшей подлинную конкуренцию и допускавшую на самый верх далеко не самых грамотных, способных и образованных деятелей. Н. С. Хрущев, при всех своих плюсах, во внешней политике выступал, скорее, как пропагандист и агитатор, а своей грубостью, бесцеремонностью и склонностью разговаривать с иностранными партнерами языком угроз ослаблял международные позиции СССР, способствовал изоляции Союза. Л. И. Брежнев меньше увлекался пропагандой, был осторожен, в общении отличался вежливостью и взвешенностью суждений. Но, как и Хрущев, да и другие лидеры СССР, не решался выйти «за флажки», то есть за рамки определенных идеологических установок и стереотипов, имевших мало общего с реальными ориентирами международного развития. Во многом именно поэтому советские шаги в направлении разрядки международной напряженности отличались непоследовательностью и в конечном итоге были перечеркнуты вторым изданием «холодной войны» в конце 1970-х – начале 1980-х годов.

Главы советского внешнеполитического ведомства обычно судили о характере международных отношений в пределах марксистских догм, «от сих до сих». Исключение, пожалуй, составляли наркомы иностранных дел Г. В. Чичерин и М. М. Литвинов. Друг друга они не любили, даже ненавидели, но каждый из них по-своему сделал необыкновенно много для внешней политики нашей страны, чтобы вернуть ее в мировое сообщество. Чичерин ни много ни мало возродил ее, после разгрома, устроенного Троцким, а Литвинов заставил с ней считаться ведущие зарубежные державы.

В период «перестройки» конца 1980-х годов отечественная дипломатия постепенно освобождалась от идеологических пут, нащупывала новые пути в мировой политике. Однако внешнеполитическая концепция, разработанная командой М. С. Горбачева, при всей своей общечеловеческой привлекательности оказалась оторванной от жизни и уж точно от национальных интересов. В который раз непредвзятый и объективный информационный анализ заменили умозрительные, искусственные схемы, спущенные сверху.

В ходе работы я не раз обращался к дипломатическим документам, представляющим конкретные примеры информационно-аналитической работы «на выходе», а также к исследованиям, посвященным этому процессу. Особо хотелось бы подчеркнуть значимость фундаментального труда американского генерала, разведчика и аналитика Вашингтона Плэтта «Информационная работа стратегической разведки»8. Эту книгу издали у нас еще в конце 1950-х годов. Как это, на первый взгляд, ни странно, она абсолютно свободна от тенденциозных, идеологических выпадов, зато содержит важные теоретические и практически полезные соображения и выводы, которые во многом носят универсальный характер. С ней еще меня познакомил отец, ее штудировали многие наши профессиональные разведчики. Думаю, это говорит в пользу данного исследования, которое, как представляется, не устарело, хотя с момента первого издания минуло больше 70 лет (немалый срок). Это объясняет то внимание, которое я уделял выкладкам Плэтта, частое цитирование его произведения в настоящей работе.

И пусть не вызывает удивление термин «разведка», поскольку методы информационного анализа у дипломатов и разведчиков, в общем-то, одни те же. Расхождение возникает только в области сбора сведений, так как спецслужбы прибегают к услугам агентурных источников, а дипломаты имеют дело только с открытыми сведениями и их деятельность четко зафиксирована Венской конвенцией о дипломатических сношениях 1961 года. Там сказано, что они имеют право на «выяснение всеми законными средствами условий и событий в государстве пребывания и сообщение о них правительству аккредитующего государства».

Заметим, что открытые источники широко используют и сотрудники разведки, подобно тому, как это делают «чистые» дипломаты (это понятие тоже из корпоративного жаргона). К тому же исследование Плэтта, о котором идет речь, посвящено деятельности не спецслужб, или одной из спецслужб, даже такой мощной и разветвленной, как ЦРУ (он, кстати, был одним из ее основателей), а стратегической разведке. Это гораздо более широкое понятие, обозначающее масштабную информационно-аналитическую работу, в которой участвуют десятки государственных ведомств, включая дипломатическую службу.

Отметим еще один труд представителя разведсообщества – британского полковника Дж. Хьюза-Уилсона «История катастрофических провалов военной разведки»9. В нем детально изучены наиболее яркие и показательные случаи тяжелых последствий недооценки или полного игнорирования выводов и рекомендаций аналитиков. Из этих случаев могут извлечь важные уроки не только военные деятели и профессиональные разведчики, но и дипломаты.

Отдельно заслуживает упоминания труд В. В. Демидова «Информационно-аналитическая работа в международных отношениях», также явившийся ценным подспорьем для данного исследования10.

Признаюсь, я не уделял много внимания теоретической стороне вопроса и не только потому, что следовал истине, высказанной Мефистофелем в трагедии Гёте «Фауст»: «Суха теория, мой друг, но древо жизни вечно зеленеет». Во-первых, не хотел перегружать свою работу сложными построениями, нередко оторванными от действительности, то есть от практической дипломатии. Во-вторых, как и большинство моих коллег, я сам преимущественно практик и потому обращаюсь к теоретическим сложностям лишь когда это совершенно необходимо.

Непосредственным импульсом к этой работе послужил лекционный курс, посвященный информационно-аналитической работе во внешней политике, который я читал в Дипломатической академии (и, возможно, буду продолжать это делать). На первых порах планировалось написать учебник или учебное пособие, однако в процессе работы я невольно вышел за эти рамки, предпочитая ориентироваться на широкую аудиторию. Признаюсь, это привело к определенному смешению жанров, что, на мой взгляд, допустимо, но, возможно, не встретит полного понимания у некоторых читателей. Поэтому уместно подчеркнуть: излагая материал в занимательной форме, с юмором, избегая сухого стиля, принятого в научной и учебной литературе, и приводя живые и конкретные примеры, в том числе из художественной литературы, я старался делать это не в ущерб содержанию, а, напротив, чтобы максимально доходчиво и образно рассказать об основах информационного анализа в дипломатии и внешней политике.

Вместе с тем я не собирался сводить до минимума научную направленность своего исследования и, кроме того, рассчитывал, что оно пригодится студентам, постигающим приемы и методы информационного анализа. Последнее объясняет некоторое количество повторов, что, с моей точки зрения, служит лучшему уяснению тех или иных оценок и выводов. Насколько удачным получилось такое сочетание, конечно, судить не автору, а читателям.

Заканчивая это небольшое вступление, хотел бы еще раз подчеркнуть: миссия у дипломатов исключительно значимая, но и груз ответственности на их плечах лежит немалый. А казалось бы, что сложного в информационно-аналитических обязанностях: Почерпнул сведения из прессы, у своих собеседников из числа представителей страны пребывания или коллег по дипкорпусу, написал информационный документ и отправил в Центр. Узнал, выяснил, изложил и доложил. Почти как veni, vidi, vici. Это в идеале. А в жизни победы чередуются с поражениями, хотя, конечно, хочется, чтобы последних было меньше.

Информация, информационные сообщения и обратная связь

Любому дипломату, особенно начинающему, нужно знать, что такое информация. Что скрывается за этим понятием вообще и непосредственно в сфере его профессиональной деятельности.

Вполне допустимо сказать, что информация – это совокупность сведений, необходимых для активного воздействия на управляемую систему с целью ее оптимизации. Или – что это ценнейший интеллектуальный ресурс в системе жизнеобеспечения общества, важнейшая часть его интеллектуальной собственности. Или, допустим, может быть такой вариант: информация это сведения, представляющие определенный интерес, которые люди передают друг другу в процессе общения11.

Иначе, говоря простым языком, информация – это факты, любые данные о событиях, процессах, явлениях в прошлом, настоящем и даже в будущем, которыми обмениваются люди и которые служат для понимания различных сторон жизни, формирования различных отраслей знаний, выстраивания отношений между собой, понимания того, что и как нужно делать, как вести себя в той или иной ситуации, взаимодействовать с окружающим миром, принимать верные и необходимые решения.

Проблема в том, что далеко не всякая информация сразу годится для использования. Она бывает адекватной, неадекватной, полной, неполной, ясной и туманной, правдивой или недостаточно правдивой, откровенно лживой, своевременной, запоздавшей и так далее. Полностью объективной и точной информации не бывает никогда, хотя бы потому, что любая информация рождается не сама по себе, у нее всегда есть автор или группа авторов. А авторский взгляд всегда субъективен.

Словом, с поступающей информацией нужно хорошенько повозиться, очистить от шелухи, извлечь из нее самое необходимое, важное и достоверное перед тем, как пустить в ход, строить на ее основе свои планы и разрабатывать программы действий, оборонную стратегию или внешнюю политику.

Информация может быть первичной и вторичной. Первичная формируется на базе прямого наблюдения или опроса, непосредственной регистрации совершающихся событий, в том числе через средства массовой информации. Вторичная представляет собой данные, полученные от тех или иных носителей информации, допущенных к информации первичной.

А результаты, полученные после обработки и обобщения данных во всей их совокупности, это и есть продукт информационного анализа. Другими словами – информация третьего, самого высокого уровня. В этом случае допустимо такое определение:

Информация третьего уровня – это сведения, основанные на изученных фактах, включая оценки, выводы и практические предложения, предназначенные для решения какой-либо конкретной задачи.

Из информационно-аналитической работы по сути состоит вся наша жизнь. Ежедневно мы только и делаем, что получаем информацию и обрабатываем ее. При этом вовсе не обязательно быть ученым, экспертом, политическим или государственным деятелем, военным стратегом или тактиком. Сказанное относится к любому человеку, который вольно или невольно занимается информационным анализом на бытовом уровне. Не потому что он прирожденный аналитик или стремится сделаться таковым. Просто без этого не обойтись – без сбора информации и ее анализа немыслимо наше существование.

Во всех сферах человеческой деятельности циркулируют информационные сообщения – устные и письменные, телеграммы, факсы, электронные месседжи, посты в соцсетях. Любая доставка информации, ознакомление с любыми данными, неважно, где они содержатся, в веб-ресурсах, книгах или фильмах, сводятся к сообщению, идущему от отправителя к реципиенту и обратно.

Что бы люди ни говорили или писали друг другу: «Я тебя люблю» или «Я тебя ненавижу», «Ты мое солнышко» или «Ты дурак», «Приходи завтра ужинать» или «Я сегодня вечером занята», – всё это информационные сообщения. Они могут передаваться устно, а также письменно и в электронном виде. Если зафиксированы на бумаге, в памяти смартфона или компьютера, то становятся информационными документами. Каждый такой документ или устное сообщение мы не всякий раз и не сразу принимаем на веру. Анализируем, выясняем степень достоверности. А правду ли он сказал? А может, нет? Может, еще есть надежда? Может, он все-таки не дурак, а мое солнышко? Для проверки собираем дополнительные факты и принимаем окончательное решение: поцеловать, плюнуть, сказать гадость, отвернуться, хмыкнуть, промолчать, улыбнуться…

Один тип информационного анализа не похож на другой, у кажого своя специфика. В конце концов одно дело выбрать невесту или подтвердить силу своего чувства, и совсем другое – выявить несостоятельность политического заявления, просчитать ходы иностранной державы. От выводов дипломатов, политиков и государственных деятелей часто зависят судьбы страны и жизни тысяч, сотен тысяч и миллионов людей.

Справедливо сказать, что информационно-аналитическая работа всегда подразумевает не только сбор, получение, обработку (проверку, анализ, оценку) информации, но также информационный обмен. На самом деле без такого обмена информация вообще не существует. Она изначально появляется на свет в результате передачи. Не суть важно, идет речь о получении информации из СМИ или в ходе наблюдения за какими-то природными явлениями, за результатами эксперимента и т. д. В каждом случае мы имеем дело с процессом передачи, хотя и в разных формах. Поэтому понятие «информация» неотделимо от понятий «связь», «коммуникации», и нам еще представится возможность поговорить об этом применительно к дипломатической практике.

Человеку или группе лиц, имеющим в своем распоряжении определенный информационный массив, почти всегда необходимо поделиться добытыми сведениями. Смысл заключается в том, что информация должна работать, а это неизбежно предполагает ее передачу в расчете на какой-то отклик, желательно результативный. Само по себе владение определенной суммой сведений, безусловно, представляет ценность для индивида или определенного коллектива индивидов. А при целенаправленной передаче они приобретают дополнительное значение, как своего рода средство, рычаг, с помощью которого можно достигать конкретных целей, расширять и укреплять свое влияние, навязывать свою волю другим индивидам или человеческим сообществам.

В сугубо личном пространстве информационный обмен служит, например, основой для знакомств, установления дружеских отношений и ухаживаний – с серьезными целями или просто для приятного общения, духовной или физической близости. Мужчина и женщина собирают друг о друге разнообразную информацию (на основе визуального наблюдения, расспрашивания, по отзывам друзей и знакомых и т.д.), осмысливают ее, делятся ею, советуются с друзьями и в конечном счете делают выбор, решают, сделать шаг навстречу или нет.

Когда юноши и девушки выбирают для поступления высшее учебное заведение, то накапливают о нем сведения, иначе говоря, получают данные через информационные сообщения из разных источников, изучают их, сравнивают, задают вопросы, получают ответы, обмениваются информацией друг с другом и приходят к нужному решению.

Информационный обмен обязательно подразумевает обратную связь, ради которой часто всё и делается. Для наглядности – еще несколько «недипломатических» примеров.

Предположим, на опубликованный в чате электронный информационный документ с сообщением жены мужу «не задерживайся после работы» поступил ответ: «Конечно, любимая». Как раз на такую реакцию реципиента рассчитывал автор – это значит, что поставленная задача выполнена и информационный документ составлялся не напрасно. В противном случае (допустим, когда приходит такой ответ: «всё зависит от обстоятельств») становится понятным – писать нужно было по-другому.

Зритель, пришедший в кино или в театр, впитывает информацию, подготовленную для него драматургом, сценаристом, режиссером, актерами… Это тоже своего рода информационное сообщение. В чем же тогда выражаются информационный обмен и обратная связь? Хотя бы в аплодисментах или в их отсутствии, в обсуждении увиденного, в одобрительных или негативных откликах в печати.

Для журналистов обратная связь – это количество подписчиков периодического издания, письма с благодарностью или осуждением их статей, постов в соцсетях.

Перейдем в область политики. В ходе избирательной кампании, любого собрания или митинга политические деятели своими выступлениями передают информационное сообщение аудитории в расчете на поддержку, в частности, на выборах. Следовательно, голосование становится ответным информационным сообщением и обусловливает информационный обмен.

Если руководителя зарубежного государства принимают в Москве (Вашингтоне, Париже, Лондоне и т.д.) без особой торжественности, достаточно холодно, то это можно расценивать, как сигнал – что принимающая сторона не удовлетворена развитием двусторонних отношений, их уровнем, позицией партнера по тем или иным вопросам. Скорее всего, в этом случае последует реакция – отмена ответного визита или понижение его уровня.

Когда по итогам визита подписывается целый пакет документов, то это информационное сообщение явно говорит о том, что двустороннее сотрудничество на подъеме. На это тут же реагируют пресса, бизнес, политики и ученые, доводя свое мнение до широких кругов населения и властных структур. Но бывает, что визит не приносит ожидаемых плодов и переговоры мало что дают. Хорошо, если в таком случает хотя бы принимается малозначащая декларация (но официальная) или совместное коммюнике, которое просто констатирует, что стороны встретились и обсудили такие-то вопросы. Любой совместный документ, принятый по итогам визита, даже такой мало обязывающий, как коммюнике, свидетельствует о том, что результаты, пусть и не оправдали ожиданий, однако какие-то надежды на улучшение отношений сохраняются.

Но бывает, что вообще не удается выйти на подписание документов, и это говорит о полном провале переговоров, о том, что в «двусторонке»12 всё идет по нисходящей. Так произошло в ноябре 1964 года, когда в Москву на празднование очередной годовщины Октябрьской революции прибыла китайская делегация во главе с премьером Государственного административного совета и министром иностранных дел Чжоу Эньлаем. Незадолго до этого ушел в отставку Н. С. Хрущев, основательно постаравшийся для того, чтобы испортить советско-китайские отношения, его сменил Л. И. Брежнев, и в Кремле рассчитывали на восстановление если не дружеских, то корректных и цивилизованных связей. Однако переговоры не удались, никакого совместного документа не согласовали. В завершение было опубликовано сообщение ТАСС об отбытии делегации, всего-навсего. Это ясно давало понять – ничего не вышло, отношения СССР и КНР стремительно ухудшаются.

Таким образом, еще раз подчеркнем – информационно-аналитическая работа и создание информационного документа подразумевают не только сбор, передачу, получение, обработку, оценку информации, но и правильный на нее отклик, то есть осуществление ответной информационной передачи, причем, желательно, в том, ключе, который имелся в виду индивидом, группой индивидов или организацией, отправлявших сообщение.

В информационно-аналитической работе в дипломатии обратная связь может выражаться в одобрительной или негативной оценке Центром сведений, полученных из загранучреждений (сокращенно – ЗУ), или же в конкретных политических шагах, предпринятых на основе этих сведений.

Подготовка любого информационного документа не сводится к акту самостоятельного творчества и не заканчивается тем, что автор, удовлетворенный текстом после очередной редакционной правки, со вздохом облегчения ставит финальную точку. Он должен удостовериться, что документ «ушел», адресат его получил и затем отреагировал именно так, как хотел и рассчитывал автор. Если реакции не последовало или она оказалась иной, чем ожидалось, значит, работу проделали зря.

Чтобы придать импульс торгово-экономическим отношениям со страной пребывания, загранучреждение направляет в Центр подробный аналитический доклад, из которого следует, что достижение этой цели принесет значительные дивиденды и для этого следует сформировать двустороннюю межправительственную комиссию. Центр соглашается и загранучреждение воспринимает это, как награду. Или Центр не соглашается, что означает: время и силы потрачены напрасно.

Если на информационный документ загранучреждения с сообщением о том, что нужно ждать нападения вражеской державы и завтра начнется война, Центр откликнется введением всеобщей мобилизации, можно сказать, что этот документ был написан правильно, убедительно. Если же Центр не внял предупреждению, значит нужно было писать по-другому.

Подытожим. Во внешней политике при подготовке информационного сообщения всегда необходимо учитывать его адресность и помнить: пишется оно для того, чтобы его прочли в Центре и не просто прочли, а сделали правильные выводы, причем желательно на самом верху. В число потребителей подготовленного документа, помимо Министерства иностранных дел, входят другие ведомства, высшие органы государственного управления, то есть вся вертикаль власти.

Дипломатическое измерение

Высокая эффективность информационного анализа – непременный залог проведения успешной внешней политики. Для дипломатической службы любого государства это один из ключевых инструментов, который позволяет выработать оптимальный международный курс, не допустить ошибок, угрожающих национальным интересам. Это особенно очевидно в нынешней политической ситуации, когда мир балансирует на грани большой войны, и от выводов и рекомендаций дипломатов зависит, какие действия будут предприняты международными игроками, чтобы не допустить дальнейшего ухудшения обстановки.

Дипломатия ─ профессия разнообразная. Человек, выбравший её, должен многое знать и уметь. Не только каблуками на официальных и светских приемах щелкать – еще нужно научиться вручать верительные грамоты (относится только к главам миссий или лицам, их замещающим) или ноты протеста, устанавливать полезные контакты, защищать права граждан своей страны (как и свои собственные), опираясь на международные договоры, соглашения и конвенции, правильно есть, управляясь с обилием столовых приборов, а также элегантно даме ручку поцеловать.

Однако, даже если дипломат все это знает и умеет, он еще не дипломат в полном смысле этого слова. Дипломатом он становится, лишь обретая способность получать нужную информацию (о событиях в мире и в стране пребывания, внешней политике ее правительства, внутриполитической ситуации, настроениях в обществе и т.д.), обрабатывать ее и направлять в Центр со своими рекомендациями. Да еще таким образом, чтобы на основе этой информации можно было принять правильные и действенные решения.

Заметим, что обладание соответствующей квалификацией необходимо и для выполнения, казалось бы, чисто представительских функций, которые были упомянуты выше. Дурак достойно свою страну не представит, симпатии к ней не вызовет, ее политику грамотно не изложит, убедительно аргументировать свои доводы не сумеет, да и с протоколом и этикетом сядет в лужу. Не говоря уже о сборе и изучении нужных сведений… Любые дипломатические функции требуют общения с людьми, а для этого требуются эрудиция, профессиональная подготовка, умение строить беседу и извлекать из нее ценную информацию.

Можно сказать, что дипломатия является основным средством осуществления государством международной деятельности и обеспечения национальной и международной безопасности. И что главное оружие дипломата – не фрак или смокинг, а умение узнать, сказать, написать и передать информацию. Возможно, со мной не согласятся военные, чья профессия родину защищать, и все же, когда речь идет об обеспечении национальной и международной безопасности, на первое место я бы поставил именно дипломатию, использующую политические рычаги. Черёд грубой силы приходит, когда они не срабатывают, а не срабатывают они часто потому, что информационный анализ по ряду причин не дал нужных результатов и не позволил решить те или иные проблемы мирным путем.

В заграничных представительствах больше всего ценятся сотрудники, способные добывать и обрабатывать информацию и готовить на ее основе яркие, четкие и убедительные информационные документы. В. Плэтт именовал таких людей «офицерами информации» (information officers), что необязательно означает военную принадлежность. Эта категория профессионалов включает и военных, и гражданских специалистов. Однако на мой взгляд в нашем случае более употребителен термин «дипломаты-аналитики».

Выделим задачи, которые ставятся и решаются в процессе информационно-аналитической работы:

1. Поиск и первичная обработка фактов;

2. Анализ фактов с оценками, выводами и прогнозом развития ситуации с учетом возможных последствий для своей страны;

3. Разработка практических рекомендаций, адресованных своему правительству;

4. Подготовка информационного документа;

5. Передача информационного документа в Центр.

Какого-то единого, устоявшегося и всеми признанного определения информационного анализа во внешней политике и дипломатии не существует. Формулировки встречаются разные, но суть всегда сводится к получению и оценке информации о международном развитии (глобальном, региональном) и развитии отдельных зарубежных стран, необходимой для разработки и осуществления национальной внешней политики конкретного государства, обеспечения национальных интересов и национальной безопасности.

В общих чертах суть такого информационного анализа обозначил Ю. В. Дубинин:

«Эта работа включает несколько взаимосвязанных функций: сбор информации, ее анализ и систематизация, передача потребителю – в соответствующие федеральные государственные органы»13.

Применительно к дипломатической и внешнеполитической практике можно использовать и сохраняющую свою актуальность формулировку В. Плэтта:

«Информационно-аналитическая работа – это процесс, в результате которого сырые факты превращаются в законченную продукцию разведывательной деятельности, предназначенную для органов, осуществляющих или вырабатывающих политический курс страны»14.

Уместно и такое определение (авторское):

Информационный анализ во внешней политике подразумевает осмысление ключевых международных событий и тенденций развития на национальном, региональном, субрегиональном и глобальном уровнях, намерений международных игроков, в том числе на перспективу, с учетом возможных последствий для своей страны и выработку соответствующих предложений и рекомендаций, которые могут быть использованы в Центре внешнеполитическим ведомством и другими структурами, осуществляющими внешнеполитический курс, для принятия международных решений.

Одна из главных сложностей, с которыми сталкиваются дипломаты-аналитики – необходимость как можно быстрее распознать и оценить важность события. По-хорошему для этого нужна временная дистанция («большое видится на расстоянии», как писал Сергей Есенин), однако дипломат ждать не может, этой дистанции у него никогда не бывает, потому что Центр нуждается в оперативном освещении и анализе событий. Начальство не должно узнавать о них «из телевизора» или из интернета, и дело, конечно, не только в опасении подчиненных получить выговор. Они обязаны своевременно обеспечивать процесс принятия внешнеполитических решений.

Практически всегда дипломаты пишут «с колес», исключение составляют только материалы, которые отправляются дипломатической почтой («почтовки»), то есть не оперативные, и на их подготовку отпускается значительно больше времени. В прочих случаях, когда время поджимает, легко недооценить или переоценить важность события. Поэтому часто возникает соблазн, чтобы не попасть пальцем в небо, ограничиться минимумом аналитики, сделав упор на описательность. Подобного желательно не допускать, если только за первым, описательным информационным сообщением, не последует второе, с более глубокими и и серьезными оценками.

Информационный анализ иногда делят на информационно-аналитическую и прогнозно-аналитическую работу. Однако это части единого целого, тесно взаимосвязанные. Прогностический компонент в Центре особенно ценится, поскольку решения, которые там принимаются, сфокусированы не только на настоящем, но и на будущем.

Не лишне еще раз повторить и акцентировать: привязка внешнеполитического информационного анализа к принятию практических решений является одной из главных его особенностей. Нужно не просто проанализировать происходящее, но и подвигнуть власть на определенные действия. То есть такие действия, которые рекомендуют дипломаты-аналитики. Если власть поступит иначе, это будет означать, что проделанный информационный анализ не был принят во внимание и вся работа пошла насмарку.

В этой связи затронем принципиально значимую тему взаимосвязи информационного анализа с характером государства, которое представляет дипломатическая служба. Система и механизмы принятия решений в Центре всегда сказываются на процессе внешнеполитического анализа. Для понимания характера этой взаимосвязи обычно используются несколько моделей: модель рационального игрока, модель бюрократической политики, модель организационного процесса, модель межгрупповой политики, модель политического процесса и некоторые другие15.

Первая из них, модель рационального игрока, исходит из того, что внешнюю политику вершат рационально мыслящие индивиды. На основе собранной информации они принимают взвешенные, разумные решения, что позволяет формировать международный курс государств и правительств, которые воспринимаются как консолидированные, сплоченные общественные организмы, спаянные единой целью. Это, можно сказать, идеальная модель, правда, не принимающая во внимание, что индивиды могут мыслить нерационально и неверно интерпретировать имеющуюся информацию.

Модель бюрократической политики исходит из того, что государства и правительства не отличаются высоким уровнем сплоченности, их единство подтачивает внутреннее соперничество между различными бюрократическими группировками, у которых имеются vested interests (свои, несовпадающие эгоистические интересы), что нередко оборачивается принятием иррациональных решений.

В рамках модели организационного процесса приоритет отдается не индивидам или соперничающим группировкам в эшелонах власти, а хорошо отлаженной и безликой системе бюрократических стандартов, позволяющей все делать «по протоколу». Роль личности сводится до минимума, что обусловливает достоинства и недостатки этой модели. С одной стороны, она в большей или меньшей степени исключает импульсивные и непродуманные решения, которые могут явиться результатом нерационального поведения конкретного чиновника, дипломата или группы дипломатов и чиновников. С другой – может помешать принятию нестандартных, оригинальных и в каких-то случаях чрезвычайно необходимых решений, которые могут срочно понадобиться для урегулирования кризисной ситуации. Это то же самое, что лечить по протоколу, сориентированному на усредненного пациента, на чаще всего повторяющиеся случаи заболеваний и «проседающему», когда требуется в срочном порядке применить нестандартные приемы и методы лечения.

Модель межгрупповой политики предполагает, что различные бюрократические группировки во властной системе способны позитивно взаимодействовать для обеспечения тех стандартов, которые лежат в основе модели организационного процесса. То есть это симбиоз двух предыдущих моделей.

Модель политического процесса во многом схожа с моделью бюрократической политики, с той лишь разницей, что помимо бюрократических групп она учитывает влияние на информационный анализ и разработку внешнеполитического курса других игроков: общественных деятелей, журналистов, ученых, тех или иных организаций, фондов, центров и т. п.

Сразу нужно сказать, что на практике в чистом виде ни одна из упомянутых моделей не встречается и все они в той или иной степени могут использоваться для объяснения реальной ситуации, причем, в самых разных государственных системах – авторитарных, тоталитарных, демократических или представляющих их причудливое сочетание.

В советской государственной системе «рациональные игроки» (видные и талантливые дипломаты) на внешнеполитическом поле присутствовали, хотя по мере развития государства число их неуклонно сокращалось. Бюрократическая политика, понятно, играла свою роль, разные ведомства тянули одеяло на себя – МИД и Министерство обороны, разведслужбы, Международный отдел ЦК КПСС и Политбюро, как ключевые управленческие структуры. Так что центр принятия решений блуждал по извилистым коридорам высшего властного эшелона. Какой-то modus vivendi все же находился – в русле модели межгрупповой политики.

Модель организационного процесса тоже работала, стандартные и протокольные нормы, которые, кстати, регулировались идеологическими установками, соблюдались достаточно строго. Поэтому принимать решения, разумные, прагматичные, но противоречившие заданному курсу – на борьбу с «империализмом», поддержку национально-освободительного движения и «друзей-товарищей» среди стран социализма и третьего мира – было делом весьма затруднительным. По этой причине, например, так долго не признавали Израиль после необдуманного разрыва отношений в 1967 году и бодались с американцами в случаях, когда вполне можно было достичь компромисса.

А вот модель политического процесса в СССР практически полностью отсутствовала – негосударственных игроков к внешней политике и дипломатии реально не подпускали, хотя формально они существовали и считались их полноправными участниками. К примеру, Комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Организация солидарности со странами Азии и Африки и им подобные структуры были полностью подконтрольны партийному и государственному аппарату, и никакой самостоятельной роли не играли.

Система государственного управления и принятия решений при авторитарных, диктаторских и тоталитарных режимах (бюрократический централизм) накладывает чрезвычайно негативный отпечаток на весь процесс информационного анализа, ограничивает и даже перекрывает информационные потоки и повышает опасность принятия неверных решений.

Свободное обсуждение тех или иных вопросов частично или полностью исключается и «наверх», как правило, поступают процеженные сведения, в том виде, в каком они отвечают взглядам и планам действий правящей государственной верхушки. В конечном счете это приводит к отрыву от реальности и шагам, влекущим за собой катастрофические последствия. Как это произошло, к примеру, с Наполеоном III, попытавшимся в 60-е годы XIX века захватить Мексику, а потом объявившим войну Пруссии, с Гитлером и Муссолини, стремившимися к общемировому господству или американцами, когда в начале 1960-х годов они развернули боевые действия во Вьетнаме

Наиболее благоприятные условия для информационного анализа и оптимального принятия решений существуют в демократическом государстве, где нет необходимости подстраиваться под мнение одной из политических сил или одной из бюрократических властных структур. Дипломаты относительно свободны в своих выводах, оценках и предложениях, которые могут не совпадать с точкой зрения правительства, в данный момент находящегося у власти. За это не последует наказания в виде увольнения или того хуже – ареста, ссылки, тюремного заключения или казни.

Роли и исполнители

В процесс информационного анализа во внешней политике вовлечены практически все сотрудники загранучреждений (за исключением технического состава) – посольств, генконсульств, постоянных представительств при международных организациях, торговых представительств и любых иных дипломатических миссий, а также центрального аппарата Министерства иностранных дел и других государственных ведомств, как-либо связанных с разработкой международного курса государства. А также представители научного сообщества (из государственных, частных исследовательских центров и институтов), независимые эксперты и другие специалисты.

Составим примерный перечень участников процесса информационного анализа в России:

• МИД;

• Загранпредставительства;

• Россотрудничество;

• СВР;

• ФСБ;

• Министерство обороны;

• Министерство экономического развития и торговли;

• Администрация президента;

• Совет безопасности;

• Научно-исследовательские институты, центры, фонды, иные организации;

• СМИ;

• Государственные и частные бизнес-корпорации.

Практически каждое ведомство, имеющее связи за рубежом, так или иначе занимается информационной аналитикой. Это относится и к крупным частным и государственным корпорациям – например, к Газпрому, имеющему представительства в разных странах. Все эти структуры между собой связаны (как сообщающиеся сосуды) и осуществляют интенсивный информационный обмен. У каждой из них своя специфика, но нас интересует, прежде всего, деятельность тех из них, которые являются коренниками – то есть Министерство иностранных дел и другие профильные ведомства, а также загранучреждения.

У загранучреждений (посольств, генеральных консульств, постоянных представительств, торговых представительств и других миссий) особая роль, благодаря возможности получать сведения из первых рук, то есть от первичных носителей информации – представителей страны пребывания, зарубежных коллег и международных организаций. Эта информация фильтруется, обрабатывается и лишь после этого направляется в Центр.

Работа этих структур регламентируется нормативными документами, главными из которых являются Положение о Посольстве Российской Федерации, Положение о Чрезвычайном и Полномочном После Российской Федерации в иностранном государстве и Положение о Постоянном представительстве. В соответствии с ними дипломатические миссии должны собирать информацию о государстве пребывания, анализировать его внутреннюю и внешнюю политику, а также изучать деятельность других государств, международных организаций и союзов, имея в виду «информирование в установленном порядке Президента Российской Федерации, Правительства Российской Федерации, МИДа России, других федеральных органов исполнительной власти по вопросам внешней и внутренней политики государства пребывания и внесение в установленном порядке предложений по развитию отношений Российской Федерации с государством пребывания, обеспечению интересов Российской Федерации в соответствующем регионе и мире в целом»16.

К слову сказать, дипломатам за рубежом приходится заниматься и различной деятельностью не информационно-аналитического и вообще не политического характера – административно-хозяйственной (например, обустраивать помещения посольства, приобретать для него земельные участки), организационной (встречи и размещение делегаций) и консульской (защита прав граждан своей страны, проведение парламентских и президентских выборов и многое другое). Однако самая сложная, самая профессиональная, интеллектуальная и интересная работа обязательно связана с информационным анализом. Даже в те моменты, когда дипломат не готовит информационные сообщения, а, скажем, вручает официальную ноту, выступает с демаршем в Министерстве иностранных дел страны пребывания, посещает официальные представительства других стран, принимает гостей, устраивая ланч или обед, он постоянно подмечает новые факты, фиксирует их и осмысливает. Информационный анализ неизменно присутствует в его работе, информационных пустот не бывает, и вокруг дипломата информационное поле всегда необычайно плотное и насыщенное. Только успевай наблюдать, отмечать и раскладывать собранные данные по «ящичкам» памяти.

Сказанное в полной мере относится и к дипломатам, работающим в Центре, а также к коллегам из других ведомств.

В загранучреждениях информационную работу ведут сотрудники не только МИД, но и других служб – в том числе внешней разведки и военного атташата, официальные представители СВР и ФСБ, службы наркоконтроля и др. Они почти всегда располагают дипломатическими паспортами, соответственно, дипломатическим иммунитетом и подчиняются не только своему непосредственному руководителю, но и послу, как главе миссии, назначенному президентом. Наряду с мидовцами входят в тематические исследовательские группы – внешней политики, внутренней политики и двусторонних отношений (могут формироваться и другие), вносят собранные ими сведения, во всяком случае, частично, в общую копилку и принимают участие в подготовке информационных сообщений в Центр по линии не только своих ведомств, но и Министерства иностранных дел.

Внутри миссии неизбежна конкуренция между различными службами, которая может носить позитивный характер, побуждая их опережать друг друга в поисках фактов, глубине осмысления, аналитической сноровке и умении первыми доложить о самых насущных вопросах и сделать это наиболее убедительным образом. Но у подобной ситуации есть и свои отрицательные стороны – порой возникают взаимные ревность и неприязнь, мешающие работе. Это приводит к ненужному дублированию информационных материалов, утаиванию друг от друга особо ценных сведений с одной лишь целью – вырваться вперед, опередить «соседей», заработать больше очков в глазах Центра в надежде на похвалу, денежные бонусы и карьерный рост. В этом случае узковедомственное местничество становится серьезным препятствием для нормальной информационно-аналитической работы в общих интересах.

Негативный момент может заключаться и в несогласованности мнений служб по тем или иным важным вопросам. Как это случилось в 1956 году в Венгрии, когда советский посол Ю. В. Андропов и резидентура разошлись в оценках. Андропов и его мидовская команда сомневались в надежности правительства Имре Надя и отдавали себе отчет в грядущей катастрофе, а резидентура убеждала Центр, что ничего такого не произойдет и всё под контролем:

«Андропов, в отличие от московских руководителей, не питал иллюзий в отношении авантюриста Имре Надя, ранее, до 1950 г., занимавшего ряд министерских постов в правительстве Венгрии, а ныне опять рвавшегося к власти. Однако в отличие от Андропова в Москве знали, что многие годы проживший в СССР сотрудник бывшего Коминтерна Имре Надь был секретным агентом НКВД под псевдонимом «Володя», а поэтому воспринимала его как весьма подходящую кандидатуру для переговоров и возможных компромиссов.

Информация посла явно не стыковалась в центре: Андропов летом предупреждал об ухудшении ситуации, спецсообщения же представителей КГБ в Будапеште подчеркивали, что дестабилизирующие процессы носят поверхностный характер, а главное, контролируются руководством страны»17.

Мнением посла в Центре пренебрегли, решив, что информация разведки более надежна. В итоге не удалось предотвратить будапештское восстание, пришлось подавлять его силой, что повлекло за собой многочисленные жертвы и негативные политические последствия.

Когда усилия дипломатической службы и разведслужб органично сочетаются, легче достигнуть желаемого эффекта, грамотного и продуктивного анализа ситуации. А. Ф. Добрынин, получив назначение послом в Вашингтон незадолго до начала Карибского кризиса, сразу обратил внимание на деятельность Г. Н. Большакова, сотрудника ГРУ под прикрытием, который официально числился корреспондентом ТАСС, обзавелся полезными связями, но с точки зрения Добрынина не был универсалом и главное – пренебрегал взаимодействием с посольством:

«Большаков был исполнительным офицером, умевшим хранить в тайне свою связь (даже посол Меньшиков не знал о ней18). Однако его серьезным недостатком было то, что он плохо знал дипломатическую сторону наших отношений с администрацией Кеннеди, не был в курсе деталей некоторых переговоров или позиций обеих сторон. Он, по существу, был хорошим «почтовым ящиком», но не более, поскольку давал мало дополнительной информации в силу того, что не мог достаточно квалифицированно вести беседы с Р. Кеннеди и П. Сэлинджером19 по широкому кругу вопросов. Более того, он порой неправильно интерпретировал их высказывания. Учитывая всё это, Громыко, с одобрения Хрущева, поручил мне постепенно взять связи Большакова на себя, хотя и продолжать его использовать в отдельных случаях.

В первые месяцы моего пребывания в Вашингтоне действовали как бы два конфиденциальных канала: один старый – через Большакова, второй постепенно завязывавшийся – через меня. Я замыкался прямо на Громыко и Хрущева и вел – с их ведома и по их поручениям – официальный, хотя и негласный доверительный диалог»20.

Это конкретный пример того, как посол обеспечивал взаимодействие разных служб, точнее, стремился это делать. Добрынин признавал, что Большаков напрямую связывался с Москвой через своих шифровальщиков, а в Москве его информация часто, минуя министра А. А. Громыко и МИД, сразу попадала к Н. С. Хрущеву.

Вместе с тем по большей части Добрынин был доволен сложившимися у него отношениями с параллельными службами.

«Между дипломатической службой советских посольств и работавшими «под их крышей» резидентурами КГБ подчас складывались сложные отношения. Работники резидентур обычно держались несколько обособленно в силу специфики их работы, да и известный всем факт наблюдения КГБ за благонадежностью всех сотрудников далеко не всегда способствовал сплочению коллектива посольства. Нередко нарушались нормальные личные отношения между послами и резидентами КГБ. Шло соперничество из-за сбора информации из разных источников страны пребывания и из-за установления полезных и важных связей. Порой некоторые склонные к чванству послы и резиденты – не от большого ума – ссорились между собой и стремились показать сотрудникам посольства именно свою значимость. Время от времени ЦК партии приходилось разбирать эти мелочные ссоры, а подчас и отзывать домой посла или резидента.

Однако в большинстве посольств наблюдалось «мирное сосуществование» обеих служб, исходя из четко очерченного круга обязанностей. Так было в нашем посольстве в Вашингтоне за все время моего пребывания там. За это время сменилось 6 резидентов. Люди разного калибра, но, как правило, это были профессионалы, с которыми у меня устанавливались нормальные деловые отношения.

Наши взаимоотношения были ясно определены. Они докладывали мне наиболее важную политическую информацию, полученную ими, и подчас советовались по поводу политических оценок тех или иных событий внутри США или американского внутриполитического курса. Я не был в курсе их конкретных операций и никогда не интересовался их агентурой. Это было вне круга моих обязанностей. Конкретно с их разведдеятельностью сталкивался лишь тогда, когда она становилась предметом официального обсуждения между обоими правительствами или появлялась угроза такого обсуждения. В этих случаях резидент обязан был доложить мне о случившемся, поскольку в подобное событие вовлекались непосредственно наше правительство и Политбюро. Обычно во время обмена визитами на высшем уровне разведслужба получала приказ приостанавливать свою деятельность в США, чтобы предотвратить возможность возникновения каких-либо публичных политических скандалов»21.

Сложились нормальные отношения дипломатов с коллегами и в коллективе советского посольства в Бонне, где работал В. Д. Ежов (он был в числе тех, кто открывал посольство в 1955 году):

«Нам повезло. „Соседи“ – и дальние, и ближние22 – оказались в большинстве своем прекрасными людьми, компанейскими, хорошими товарищами. Активно работали и с нашими проблемами, помогали, когда складывались необычные ситуации. В поездки по стране отправлялись часто вместе с „чистыми“ дипломатами»23.

В посольстве в Исламабаде, где мне довелось работать, чаще всего также удавалось обеспечить хороший уровень взаимодействия между сотрудниками различных служб, включая информационный обмен, обсуждение текущих событий для выработки совместных подходов, определения аналитических задач на перспективу. Это, конечно, было во многом связано с личностями послов, оказавшихся людьми трезвомыслящими, доброжелательными и профессионально грамотными.

А вообще досадные разногласия, вызванные не только объективными, но и субъективными причинами, случаются, приводя и к срывам в работе, и к курьёзам. Однажды в советском посольстве в одной из азиатских стран из-за позиции «ближних» пришлось отменить коллективную встречу Нового года – потому что за несколько дней до этого в результате теракта погиб лидер крупнейшей оппозиционной партии. «Ближние» уверяли, что празднование могло произвести негативное впечатление на местное население. В действительности это был лишь предлог. Совместный ужин нескольких десятков дипломатов и технических сотрудников трудно было назвать большим и резонансным мероприятием. Российское посольство находилось на отшибе, в дипломатическом анклаве, было огорожено высокими стенами, а рядом находились не учреждения и предприятия страны или магазины, а другие посольства, причем на значительном отдалении. Так что вокруг из местных жителей практически никого не было, а даже если они и присутствовали, то не сумели бы что-либо разглядеть на территории компаунда. Истинная причина поведения «ближних» коренилась в напряженных отношениях, сложившихся у них с послом и в стремлении устроить новогодний праздник в своем кругу, без участия других дипломатов и технического состава. Казалось бы, это мелкий и смешной конфликт, но он свидетельствовал о том, что общая команда в посольстве не сложилась, и это негативно сказывалось на взаимодействии служб в целом, включая область информационно-аналитической работы.

Главным ее продуктом, напомним, являются сообщения, которые направляются в Центр. Разумеется, там черпают сведения из разных источников (СМИ, контакты в иностранных посольствах, мнение ученых и др.), однако приоритетными считаются сведения из своих загранучреждений. Они поступают в департаменты МИД и подразделения других ведомств, а при особой важности ложатся на стол руководителей этих ведомств и президента. В итоге формируется общая обширная информационная база, которая служит для подготовки конкретных поручений тем или иным исполнителям – с целью более полной проработки и уточнения информации, принятия государственных решений и составления официальных, установочных документов (Концепции внешней политики, Стратегии национальной безопасности и др.).

Министерство иностранных дел играет координирующую роль в проведении единой внешнеполитической линии Российской Федерации – это утверждено президентом в Положении о МИД России (2004). Речь идет о концептуальной разработке внешней политики, продумывании действий на ближнюю и отдаленную перспективу. Информация из всех источников в Центре и за рубежом аккумулируется в центральном аппарате Министерства, где она тщательно и придирчиво анализируется.

Департаменты МИД делятся на территориальные и функциональные, и все они ведут информационно-аналитическую работу, хотя в разной степени и, если так можно выразиться, под разным углом. В отношении территориальных департаментов все более или менее ясно. Это четыре европейских департамента, четыре департамента, которые занимаются странами СНГ, Департамент Северной Америки, три азиатских департамента, Департамент Ближнего Востока и Северной Африки, Департамент Африки и Департамент Латинской Америки. Их деятельность охватывает всё земное пространство, отражая специфику политического деления мира. Со временем неизбежно происходят перемены. Так, когда-то Австралией, Новой Зеландией и всей южной частью Тихого океана занимался 2-й Европейский отдел (название «департамент» появилось не так давно), а Алжиром – 1-й Европейский отдел. Причина заключалась в колониально-имперском строении мира, которое с 1960 – 1970-х годов XX века стремительно уходило в прошлое.

Само собой разумеется, что территориалы оценивают информационные сообщения, поступающие из загранучреждений в странах, которые они курируют, и в зависимости от содержания и важности этих сообщений выдвигают те или иные предложения, готовят конкретные поручения по согласованию с руководством и пр.

Понятны модальности информационного анализа таких функциональных департаментов, как Департамент министра, Департамент внешнеполитического планирования, Департамент по новым вызовам и угрозам, Департамент работы с соотечественниками, Департамент общеевропейского сотрудничества, Департамент по гуманитарным проблемам и правам человека или Департамент по связям с общественностью и парламентскими организациями (не будем перечислять все функциональные подразделения). У каждого из них имеется своя информационная «площадка». Например, Историко-документальный департамент, помимо курирования архивной службы, анализирует проблемы политизации истории, их роль и место в современных международных отношениях. Департамент по новым вызовам и угрозам сфокусирован на текущих угрозах национальной и международной безопасности (международный терроризм, наркоторговля и наркотрафик, загрязнение окружающей среды и пр.)

Однако во многих случаях возникают вопросы. Мол, каким информационным анализом могут заниматься Генеральный секретариат, Департамент кадров, Консульский департамент, Департамент государственного протокола, Департамент безопасности, Департамент управления делами, Валютно-финансовый департамент, Департамент информации или Департамент капитального строительства и собственности за рубежом? Попробуем ответить и убедиться в том, что даже административно-управленческая и консульская работа в МИДе немыслима без элементов информационного анализа.

Генеральный секретариат ведет учет всей переписки Министерства, распределяет задания среди департаментов и контролирует их исполнение. Делать это бездумно, без информационного анализа по определению немыслимо.

Чтобы подбирать сотрудников в посольства или в любые иные загранучреждения, Департамент кадров должен исходить из реальной обстановки в стране пребывания, учитывать, насколько этому соответствует квалификация кандидатов на замещение дипломатических должностей. Сделать это можно только в результате информационного анализа.

Консульский департамент, кроме выдачи виз, занимается защитой интересов граждан своей страны за рубежом. Что требует понимания характера обстановки в стране пребывания. Да и визовая политика зависит от международной ситуации и уровня двусторонних отношений, что опять-таки заставляет консульского работника разбираться в этих материях. Визовые ограничения без причин не вводят, визовую войну просто так не начинают и не заканчивают – это результаты политического анализа и конкретных выводов.

Сотрудники Протокольного отдела («протокольщики», очередной жаргонизм) постоянно контактируют с зарубежными дипломатами, обеспечивая целый спектр официальных мероприятий – от приемов, коктейлей, дружеских встреч до визитов на высшем уровне. И в каждом конкретном случае организация таких мероприятий, помимо следования общепринятым правилам и традициям, требует адекватных представлений о политической обстановке, а значит, и владения навыками информационного анализа.

С Департаментом безопасности все относительно просто. Чтобы защитить загранучреждения и центральный аппарат, не допустить утечки конфиденциальных и секретных данных, нужно вычислить угрозы и вызовы безопасности, а для этого понимать их характер, насколько они реальны и существенны, откуда они исходят.

Департамент управления делами и Валютно-финансовый департамент, на первый взгляд, далеки от информационного анализа. Но, во-первых, не будем забывать, что и там работают дипломаты, которые регулярно отправляются в длительные и краткосрочные зарубежные командировки, и они обязаны уметь собирать и анализировать информацию. Во-вторых, те или иные хозяйственные и финансовые задачи на тех или иных региональных и страноведческих направлениях решаются с учетом местной специфики, то есть в этой специфике нужно разбираться. Если дипломат работает в Управлении делами, то среди запросов департаментов и загранучреждений он обязан выделять приоритетные, исходя из характера и динамики международного развития. Что касается валюты и финансов, то как известно, денег всегда не хватает, поэтому финансирование выделяется в первую очередь для ключевых внешнеполитических направлений и важно уметь сообразить, для каких именно.

Не обойдется без аналитиков и Департамент информационного обеспечения. Информатизацию центрального аппарата МИД и загранучреждений нельзя осуществлять под одну гребенку, создавая везде одинаковые информационные базы и системы электронной связи, не принимая во внимание особенности загранточек и отдельных департаментов.

Сложнее обстоит дело с Департаментом капитального строительства и собственности за рубежом, там в основном трудятся специалисты, не отягощенные дипломатическим статусом. Но руководству этого департамента без информационного анализа тоже не обойтись, ведь здания посольств и генконсульств в разных странах нужно строить по-разному – с учетом природных условий, политической обстановки, вызовов и угроз безопасности на местах и уровня двустороннего сотрудничества.

Анализ и пропаганда

Информационно-аналитическая и информационно-пропагандистская работа, с одной стороны, противоположны по своему содержанию и значению, а с другой – тесно между собой связаны. Каждая из них имманентно присуща деятельности любого внешнеполитического ведомства, будь то МИД России, Госдепартамент или Форин офис, а также любого загранпредставительства – российского, американского или, допустим, тайского. В каждом случае цель одна – информационное обеспечение внешней политики, национальных интересов и национальной безопасности. При этом анализ и пропаганда могут сочетаться, но не должны подменять друг друга, что может иметь серьезные отрицательные последствия.

Информационный-анализ изначально конфиденциален и рассчитан исключительно на внутреннее употребление, его девиз «правда и ничего, кроме правды», какой бы неприятной и горькой эта правда ни была. Без докапывания до истины невозможны разработка действенного международного курса и принятие правильных государственных решений.

А информационно-пропагандистская работа адресована широким общественным кругам – в своей стране и за рубежом. Она должна создавать благоприятное представление о внешнеполитическом курсе своей страны, давать отпор враждебным выпадам, повышать международный авторитет и престиж своего государства.

Тесная взаимосвязь анализа и пропаганды обусловлена не только тем, что внешнеполитические структуры занимаются и тем, и другим. Существует и сцепка другого рода. Информационный анализ не терпит пропаганды, пропагандистские экзерсисы подрывают самые его основы, а вот результативная пропаганда не может обойтись без информационного анализа. При всей парадоксальности такого заключения оно отражает реальное положение дел.

Пропаганда оперирует данными, полученными в результате информационного анализа, но при этом группирует их, сортирует и подает таким образом, чтобы не нанести урон реноме своего государства. Даже в самых невыигрышных ситуациях пропагандист обязан находить позитивные моменты, которые «работали бы на нас, а не против нас».

Беспристрастный информационный анализ может интерпретировать вывод советских войск из Афганистана в 1989 году как провал афганской политики СССР, проводившейся на протяжении 10 лет (насильственная смена режима, интервенция, война, в которой победить не удалось).

Зато информационная пропаганда подаст это событие как свидетельство миролюбивого курса СССР, который добился дипломатическими средствами взаимоприемлемого урегулирования вооруженного конфликта (хотя уже в апреле 1988 года, когда подписывались Женевские соглашения по Афганистану, было ясно, что они останутся на бумаге) и выполнил свой интернациональный долг.

Мюнхенское соглашение 30 сентября 1938 года между Германией, Италией, Великобританией и Францией дало зеленый свет германской агрессии и стало прологом Второй мировой войны. Но британская и французская пропаганда на тот момент истолковывали его как вклад в упрочение мира и международной безопасности. Широко известно, что, вернувшись в Лондон после переговоров с Гитлером и Муссолини и выходя из самолета, британский премьер-министр Невилл Чемберлен обрадовал встречающих сакраментальной фразой: «Я привез вам мир».

В советские времена внешнеполитическая пропаганда изображала западное общество «загнивающим», акцентируя безработицу, нищету, социальные протесты и т. д. Не упоминалось, что в развитых капиталистических странах уровень благосостояния общества был гораздо выше, чем в СССР и капиталистическая экономика функционировала намного эффективнее социалистической. Но именно к таким выводам приводил трезвый информационный анализ, и ведущие советские эксперты настаивали на необходимости реформирования всей общественной и экономической системы социализма, хотя наталкивались на косность, невежество и консерватизм высшего партийного руководства.

Когда же до него удалось достучаться в середине 1980-х годов, реформы осуществлялись непродуманно, наспех, с громкой пропагандистской отдачей, не проанализировав должным образом реальную обстановку. Место трезвого информационного анализа заняла пропаганда – с лозунгами перестройки, ускорения, гласности, что в конечном счете не дало желаемого результата и привело к экономическому и политическому краху и распаду страны.

В конце 1980-х и в самом начале 1990-х годов (когда СССР еще существовал) советская внешняя политика во многом определялась пропагандистскими клише – необходимостью формирования пространства безопасности от Атлантики до Урала и даже до Дальнего Востока и создания так называемой «Всеобъемлющей системы международной безопасности». Ради достижения этих призрачных, если не целиком мифических целей, президент М. С. Горбачев, министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе и их единомышленники ликвидировали советский военный блок (Организацию Варшавского Договора), разрушили Германскую демократическую республику, согласившись на ее поглощение Федеративной республикой Германия, и пошли на многие другие уступки западным государствам, почти ничего не потребовав взамен. Хотя в их распоряжении имелись результаты информационного анализа, проведенного в МИД СССР и других ведомствах и однозначно свидетельствовавшего о важности соблюдения принципа взаимности и недопустимости одностороннего демонтажа своих структур военно-политической безопасности без аналогичных шагов со стороны западных держав или хотя бы зафиксированных на бумаге международных обязательств и гарантий.

Если иметь в виду объединение Германии, то советская дипломатия проделала огромную аналитическую и политическую работу, чтобы подготовить соглашение с США, Великобританий, Францией и ФРГ, которое гарантировало бы равноправное вхождение в единое государство Западной и Восточной Германии, а также его нейтральный статус. Соглашение по данному вопросу было уже почти достигнуто, но все это перечеркнули высшие руководители СССР, которые на тот момент повели себя как политические дилетанты. Добились положительного для себя международного пропагандистского резонанса и одновременно нанесли существенный ущерб безопасности нашей страны. Это наглядная иллюстрация того, как информационная пропаганда отодвигает на задний план информационный анализ.

Информационно-пропагандистская работа прививает общественному мнению определенные клише и стереотипы. Изначально во главу угла ставится принцип не бескомпромиссного и трезвого отображения действительности, а сиюминутной выгоды. То есть акцентируется всё то, что на данный момент способствует созданию позитивного образа конкретной страны и ее политики. Собственно, это оселок любой пропаганды.

Еще пример. В оценке советско- и российско-израильских отношений с пропагандистской точки зрения целесообразно фокусировать внимание на том, что в 1948 году СССР стал первой державой, признавшей Государство Израиль де-юре, а также на том, что во многом благодаря советской военной помощи (переброска из Чехословакии и Югославии оружия и военной техники, подготовка летчиков и других военных специалистов) израильтянам удалось отстоять свою независимость и победить в первой арабо-израильской войне. При этом выводятся за скобки невыигрышные факты – в том числе резкое ухудшение двусторонних отношений с началом в СССР кампании борьбы с космополитизмом, аресты и расстрелы по указанию из Москвы чехословацких руководителей, которые обеспечивали военную помощь Тель-Авиву, как «буржуазно-сионистских националистов».

Грамотной и эффективной пропаганда становится лишь в том случае, когда она базируется на реальных оценках и занимается целенаправленным подбором фактов и их интерпретацией в определенных рамках, не опускаясь до лжи, недомолвок и передергивания этих фактов. Иначе рано или поздно будет достигнут эффект обратный желаемому. В действительности такое происходило и происходит нередко.

С конца 1960-х годов советская пропаганда развернула массовую кампанию против сионизма, позиционируя это политическое течение как расистское и даже фашистское. При активной поддержке СССР в 1973 году была принята резолюция Генеральной ассамблеи ООН, объявившая сионизм «формой расизма и расовой дискриминации». Для подкрепления подобной точки зрения использовали отдельные факты, не отражавшие общей сложной и противоречивой картины. Но зато укладывавшиеся в советский курс на противостояние с Израилем и одностороннюю поддержку арабских партнеров, стремившихся к уничтожению этого государства. Уже в конце 1980-х годов данный подход был пересмотрен, а в 1991 году Генеральная ассамблея ООН приняла новую резолюцию, отменившую прежнюю. За нее голосовало подавляющее большинство членов этой международной организации, включая СССР.

В целом советская пропаганда носила настолько искусственный и избирательный характер, что вызывала откровенное недоверие и отторжение в обществе. Чтобы узнать правду, люди слушали Голос Америки, Би-Би-Си, Немецкую волну и другие радиостанции, считавшиеся «вражескими голосами».

Пропагандистские усилия, в основу которых положены конъюнктурно подобранные факты, имеют к информационному анализу такое же отношение, как посещение публичного дома к романтической любви. Реальная и действенная пропаганда должна сохранять определенную честность и объективность.

Всякое правительство уверяет свою и зарубежную общественность в том, что его политика самая лучшая и единственно возможная, и в этом нет ничего зазорного и постыдного, в конце концов, таковы правила игры. Для этого проводятся регулярные встречи с прессой, распространяются официальные материалы, устраиваются брифинги для журналистов и т. д. Не стоит умалять значимость этой работы. Просто не следует доводить ее до абсурда, требуя от зарубежных стран восторгов в связи с любыми своими акциями и заявлениями своих руководителей. Но до абсурда можно довести все что угодно.

В российском МИДе есть департамент, который непосредственно занимается информационно-пропагандистской работой – Департамент информации и печати (ДИП). В других странах и других министерствах тоже имеются такие подразделения, и работа ведется аналогичным образом.

Посольства, генконсульства, все остальные загранпредставительства и другие департаменты МИД на регулярной основе снабжают ДИП материалами по самому широкому спектру проблем. Это становится основой выступлений директора департамента (официального представителя МИД) на пресс-конференциях, в прессе, разнообразных публикаций, в том числе в соцсетях, и подготовки поручений, адресованных загранучреждениям, с инструкциями по ведению пропагандистской работы.

Пропагандистские функции возлагаются на все загранучреждения, которые организуют брифинги для журналистов, публичные выступления посла и других старших дипломатов, готовят материалы для электронных и печатных СМИ и т. д.

При этом преследуются следующие цели:

• разъяснение внешней политики России;

• продвижение в отечественных и зарубежных СМИ и общественно-политических кругах тех или иных официальных материалов (обычно в соответствии с поручениями Центра);

• отпор недружественным или враждебным выпадам.

Эффективная пропаганда, не лишне повторить, немыслима без сбора информации и глубокого информационного анализа, вместе с тем информационный анализ в данном случае играет вспомогательную, а не самостоятельную и ведущую роль. Он служит подспорьем для пропаганды, которая формирует в общественном сознании образы, отвечающие национальным интересам, однако в идеале – не искажая факты и не поступаясь истиной.

Чтобы подытожить, подчеркнем и еще раз напомним: всякая добротная пропаганда строится на элементах анализа, и чтобы добиться искомой отдачи, исходный информационный материал нужно осмыслить и правильно подать. Однако информационный анализ, о котором идет речь в этой книге, к пропаганде имеет опосредованное отношение. Его результаты могут быть использованы в пропагандистской работе, но изначально они предназначаются для внутреннего употребления и, как правило, не подлежат огласке.

Информационные приоритеты

⠀

Правильная расстановка приоритетов – непременное условие успешного выполнения любого задания, связанного с информационным анализом во внешней политике. В каждом конкретном случае дипломата-аналитика интересуют не все факты международного спектра, а лишь те, которые в данный момент представляют наибольшую важность для его страны, обусловлены планом работы и конкретными поручениями. Если брать максимально широко, то мы увидим, что рабочая повестка любого внешнеполитического ведомства или загранучреждения ограничена примерно следующими вопросами:

– двусторонние отношения (профильные для посольства и курирующего департамента в центральном аппарате Министерства иностранных дел);

– национальная и международная безопасность (терроризм, наркопроизводство и наркотрафик, региональные и локальные конфликты, другие традиционные и новые вызовы и угрозы безопасности);

– внешняя и внутренняя политика зарубежного государства (включая сведения о системе государственного управления, политических партиях, отношениях с другими странами, оборонных ресурсах и т.д.);

– экономическое, социальное, военное, культурное развитие стран, которыми занимаются загранучреждение и профильный департамент;

– деятельность ООН и других международных организаций, включая неправительственные и некоммерческие (с учетом конкретных задач загранучреждения и курирующего департамента);

– персоналии (информация о государственных, политических и других деятелях);

– отношение к России (властных структур, различных слоев общества), восприятие нашей страны в СМИ, общественном мнении;

– состояние русского языка, русской культуры в стране пребывания.

Предположим, что дипломат-аналитик, скажем, второй секретарь, член внутриполитической группы, получает задание – подготовить информационное сообщение (оперативное или почтовое) об обстановке в правящих кругах страны N. С чего начинать?

Прежде всего – определить сумму первоочередных вопросов, на которые следует получить ответы. Держа в уме именно эти вопросы, нужно пролистывать подшивки газет, вводить запросы в поисковые строки интернет-браузеров, опрашивать собеседников. А вопросы могут быть следующими:

а) характеристика властной элиты: членов правительства, администрации президента, представителей крупного бизнеса, теневых агентов влияния и т.д.;

б) общий уровень социальной и политической поддержки правящей верхушки;

в) протестные движения, влияние оппозиции;

г) состояние национальной экономики, вероятность кризиса, способного пошатнуть положение верхов;

д) внутренняя политика руководства страны;

е) внешняя политика руководства страны;

ж) позиция правящей верхушки в отношении России;

з) запас прочности правящей верхушки, перспективы ее дальнейшего пребывания у власти.

Разумеется, этот список можно расширять, углублять и детализировать. Так, характеристика властной элиты может означать оценку взглядов определенных политических кланов, финансово-промышленных групп, их подходов к проведению внутреннего и внешнего курса, а также личные склонности и пристрастия тех или иных лидеров, которые могут сказываться на государственных делах.

Набор приоритетных вопросов, которые дипломат должен держать в фокусе своего внимания, не является чем-то устоявшимся, незыблемым. Ситуация в отдельных странах, в мире в целом и в разных регионах постоянно меняется, и в этой связи могут появляться дополнительные темы, которые дипломат обязан брать на заметку. Бывает, что делает это он не сам, а следуя указаниям Центра, где, само собой, тоже отслеживают темы, требующие внимания. Это самое простое в плане поиска и определения приоритетов – полагаться на поручения, не надо «заморачиваться», нужно лишь выполнять предписания. Но выполнять все равно с умом. К тому же, расставляя приоритеты, Центр полагается в том числе на инициативную информацию, полученную из загранучреждений, так что этот процесс – улица с двусторонним движением.

Информационные приоритеты меняются от страны к стране, это относится и к специфически страновым, и к общим международным процессам, которые по-разному видятся из разных заграничных «точек».

Так, находясь в Индии, к очерченной сумме вопросов приходится добавлять следующие:

– национальная ядерная программа и ядерные вооружения;

– отношение к проблематике ядерного нераспространения на национальном и глобальном уровнях;

– закупки обычных вооружений;

– конфликтная ситуация в Кашмире и вокруг Кашмира;

– весь спектр отношений с Россией, Китаем, Пакистаном, США и другими ведущими индийскими партнерами;

– отношение к афганскому конфликту;

– проблема терроризма и позиция по всему спектру вопросов противодействия терроризму на национальном, региональном и глобальном уровнях;

– внутренние социальные, политические, этнические противоречия, сепаратизм;

– степень готовности поддерживать Россию в международных организациях, ООН и др.;

– участие в объединениях ШОС и БРИКС;

– участие в западных военно-политических объединениях;

– степень готовности поддерживать Россию с учетом украинского конфликта.

Работая в Иране, Пакистане или Израиле, дипломат может быть уверен, что не менее одного раза в неделю ему придется составлять информационные документы о ядерной программе и ядерных вооружениях «своего» государства, а занимая должность в российском представительстве при МАГАТЭ, писать и отправлять сообщения по тематике Договора о нераспространении ядерного оружия или о всеобщем запрещении ядерных испытаний. И быть готовым в любой момент получить задание доложить о нынешнем состоянии ядерных вооружений в одной из стран, не подписавших эти договоры, о положении дел в Комитете Цангера или Группе ядерных поставщиков.

Если дипломат работает в Японии, имеющийся у него перечень первоочередных вопросов дополняется проблематикой так называемых «северных территорий», военно-политического сотрудничества Японии с США, подходов японцев к конфликтам на Корейском полуострове и в Южно-Китайском море, интеграционных процессов в Тихоокеанском регионе, противоречий в японо-китайских отношениях и т. д.

Дипломаты-аналитики в странах, расположенных в дуге нестабильности, протянувшейся через Ближний, Средний Восток, Центральную и Южную Азию, регулярно сообщают о деятельности исламистских экстремистских группировок, базирующихся в Секторе Газа, в Сирии, Ираке, Афганистане, странах Центральной Азии или труднодоступных приграничных районах Пакистана (Зона расселения племен). И не удивляются внезапному запросу Центра о выяснении целей и задач, которые ставит перед собой одна из террористических организаций или о зондаже возможности ведения с ней переговоров.

Существуют сквозные приоритеты, которые постоянно держат на острие пера – и в Центре, и в загранучреждениях. Терроризм, наркопроизводство и наркотрафик, международные экономические кризисы, стратегический баланс сил, конфликты глобального характера… Всего не перечислишь. С начала 2022 года среди информационных приоритетов на первый план вышла тематика, связанная с конфронтацией, навязанной России коллективным Западом (в связи с проведением специальной военной операции на Украине), которая приобрела глобальный характер. А в октябре 2023 года такой же характер приобрели вопросы, имеющие отношения к нападению боевиков ХАМАС на Израиль и событиям в Секторе Газа

Понятно, что о террористической активности или нелегальном производстве и распространении наркотиков, находясь в Пакистане или Афганистане, приходится думать и писать больше и по-другому, чем, допустим, на Аландских островах или Мальдивах. Однако Центр интересует отношение к сквозной тематике во всех точках мира, на то, как говорится, она и сквозная. По ней «отписываются» даже из самых удаленных загранточек.

Наконец, «всепогодным» и общеобязательным приоритетом считается освещение всего, что имеет отношение к восприятию России, ее внутреннего развития и внешней политики.

Что важно подчеркнуть – задача дипломата не сводится к тому, чтобы регулярно и прилежно освещать все упомянутые приоритетные вопросы. Для подготовки сообщения в Центр обычно нужен определенный повод, какое-то крупное событие, привлекающее внимание к развитию ситуации на том или ином участке. «Информационный материал должен касаться возникновения какого—то нового события или появления в рамках представляющей интерес для России проблемы какого-то существенного поворота, неизвестного Центру. Это – своего рода первоисточник и главный побудительный сигнал для направления информации в Центр»24.

Отдельно отметим особую роль загранпредставительств в крупнейших мировых державах (США, Великобритании, Германии, Японии и др.), имея в виду широчайшее влияние этих государств и то, что туда стекается информация практически из всех стран мира. Поэтому находящиеся там дипломатические сотрудники располагают возможностями собирать сведениям практически по всем международным вопросам.

Порой дело доходит до курьёзов и российские посольства в Вашингтоне, Лондоне или в других столицах крупнейших мировых держав больше и детальнее пишут о ситуации в Пакистане и Афганистане, чем дипломаты, которые трудятся в Исламабаде и Кабуле. Это объясняется целым рядом причин, а не только чрезмерным рвением «вашингтонцев» или «лондонцев». Нужно учитывать: во-первых, интенсивность работы американцев и англичан на южноазиатском направлении; во-вторых, то, что в американскую и британскую столицы стекается огромное количество сведений не только из Южной Азии, но и из множества других точек; в-третьих, то, что в США и Великобритании общество менее закрыто, чем в Пакистане или Афганистане, и там легче и проще добывать информацию.

В число традиционно значимых тем для дипломатов-аналитиков входят выборы (парламентские, президентские, муниципальные), которые проводятся практически во всех странах, официальные визиты государственных лидеров, разработка и реализация крупных экономических проектов, подписание экономических соглашений и т. д. Всё это нуждается в анализе, который ложится в основу информационных сообщений.

К этому, конечно, многое можно добавить. Допустим в стране, в которой работает дипломат, часто случаются наводнения и пожары, вследствие которых гибнут люди, разрушается экономика. Значит об этом и писать приходится часто и для данной загранточки это тоже приоритет и постоянная тематика. Когда масштабы случившегося велики, следует ставить перед Центром вопрос о гуманитарной помощи.

Если страна пребывания в политическом плане неблагополучна и в ней периодически происходят социальные протесты и государственные перевороты, то это опять-таки становится повторяющейся темой и, соответственно, одним из приоритетов.

Информационные сообщения, которые готовятся в загранучреждениях, могут быть посвящены отдельным, локальным событиям или же носить более общий характер, раскрывая положение в стране (в регионе, в мире) в привязке к тем или иным системообразующим международным процессам, рассматривая возможные варианты развития на ближайшее будущее (редко – отдаленное, слишком далеко дипломаты обычно не заглядывают) и намерения международных игроков.

В общем плане берутся темы не обязательно сквозные, повторяющиеся, но обязательно выходящие за национальные рамки. Перспективы регионального или субрегионального экономического развития и взаимодействия, протестные и революционные движения, охватывающие целые регионы (к примеру, арабская весна 2010—2012 годов), глобальные угрозы и вызовы безопасности, проблемы всемирной финансовой и экономический стабильности, рост исламского фундаментализма и неконтролируемых миграционных потоков, изменения климата….

Вопросы, требующие информационного анализа, могут быть разовыми или долгоиграющими и в последнем случае их приоритетность возрастает.

Если в страну пребывания приехала британская королева, дипломаты напишут об этом одно или несколько информационных сообщений и благополучно забудут об этом. Она не скоро сюда снова приедет. Зато регулярно приходится докладывать о высказываниях официального представителя местного МИД, который каждую неделю выступает перед прессой. Если в стране часто случаются уже упомянутые стихийные бедствия или террористические акты, то и эта тематика становится долгоиграющей.

О некоторых событиях приходится писать часто, если они продолжаются не один день и влекут за собой серьезные региональные и международные последствия. В таких случаях дипломаты-аналитики шутливо говорят, что пишут «сериал». Когда в ноябре 2008 года Мумбаи, один из крупнейших городов Индии, подвергся массированной атаке террористов, загранучреждения в Нью-Дели и Исламабаде сразу могли информировать лишь о некоторых деталях происшедшего, предположив, что речь идет о масштабном, не имеющем прецедентов теракте. Позже добавлялись детали и выводы относительно характера и последствий этого теракта, анализировались дальнейшее обострение отношений между Пакистаном и Индией, вооруженные инциденты на границе, взаимные обвинения в спонсорстве терроризма.

Пока боевики терроризировали этот индийский город, дипломаты в Нью-Дели и Исламабаде отправляли информационные сообщения о развитии событий ежедневно, а то и дважды в день. Затем интенсивность снизилась, но данная тематика сохраняла свою актуальность в течение ряда лет. Это было обусловлено тем, что ясных и окончательных ответов на вопросы о заказчиках и исполнителях терактов так и не было получено, и интерес к расследованию время от времени усиливался.

Сообщения в Центр «с прицелом на сериал» обычно завершаются обещанием отслеживать информацию и сообщать о дальнейшем развитии ситуации.

Таланты и навыки

Информационный анализ подразумевает наличие у дипломатического сотрудника целого ряда необходимых качеств.

Во-первых, нужно уметь думать, и это, наверное, самое важное, причем думать в самом широком смысле этого слова, не ограничивая умственный процесс рамками какой-то одной специальности или заезженными истинами, которые вдалбливают в головы семья и школа. В мидовском лексиконе есть слово «зашоренный», то есть человек, невосприимчивый к новому, обреченный оставаться в клетке ставших привычными взглядов, неспособный к свободному и критичному анализу. Настоящий дипломат-аналитик, конечно, должен быть другим.

В-вторых, надо уметь читать (прессу, книги, брошюры, официальные бумаги, телеграммы и прочие печатные и электронные тексты), причем читать быстро, сноровисто, выхватывая самую суть из печатного слова.

В-третьих, хорошо знать несколько иностранных языков.

В-четверых, черпать информацию не только из печатного слова и всемирной паутины, но также из общения с людьми. То есть обладать способностью «выудить» ценные сведения из собеседников, будь то сотрудники Министерства иностранных дел страны пребывания, других официальных ведомств, ученые, журналисты или коллеги по дипкорпусу.

В-пятых, уметь грамотно писать, соблюдая правила грамматики и орфографии. В Центре не станут читать безграмотно составленную бумагу. Не станут читать и слишком длинный документ, на это у профессионалов, занимающихся политикой, не найдется времени. Поэтому дипломату не следует подражать Льву Толстому или Достоевскому, не думая об объеме своего сочинения и «раскатывая» одну фразу на страницу, а то и на две. Писать следует предельно кратко, четко и ясно, чтобы сразу можно было понять смысл сообщения. Лучше не Толстого копировать, а Эрнеста Хемингуэя с его неподражаемым принципом айсберга, Грэма Грина и, разумеется, Чехова («краткость – сестра таланта», это ведь он сказал) и других мастеров короткого рассказа.

В-шестых, нужно вообще уметь писать – то есть не просто грамотно, а связно, убедительно, аргументированно, стилистические выверено и, по крайней мере, на относительно приемлемом литературном уровне. Этот талант присущ не всем дипломатам и стоит еще раз подчеркнуть, что членов «союза писателей» на дипломатической службе немного. Встречаются доблестные труженики, дослужившиеся до должности старших дипломатов, но толком не способные изложить свои мысли на бумаге или на мониторе компьютера.

Уместно повторить, что информационно-аналитическая работа – один из ключевых элементов дипломатической деятельности и большая беда, когда дипломаты к ней не приспособлены. Тем не менее многие из таких «неприспособленцев» делают неплохую карьеру и становятся советниками, даже первого класса. Это дипломатический ранг, которого в МИДе (не обязательно российском) без особых проблем достигает почти любой сотрудник. Для этого требуется лишь исправно ходить «в присутствие» и каждые три или четыре года подавать бумаги на повышение в ранге и должности. Уволить штатного сотрудника из центрального аппарата Министерства или загранучреждения практически невозможно. За что, спрашивается? Человек всё исполняет, берёт «под козырек». А то что информационный анализ у него никудышный и пишет он коряво, так это к делу не пришьешь.

В Центре избавиться от подобных работников можно единственным способом, отправив в зарубежную командировку. В загранучреждениях для них обязательно найдутся занятия – административные и хозяйственные. Далеко не все они считают это проблемой и страдают от своей ограниченности. Многие и не думают страдать и откровенно довольны тем, что их не нагружают интеллектуальными заботами, а посылают заказывать номера в гостиницах.

Один такой советник перемещался из посольства в посольство, потому что в Центре его не хотели трудоустраивать ни в одном из департаментов. Он не жаловался, поскольку зарплата за рубежом намного выше, да еще выплачивается в инвалюте. Его и вправду в основном использовали, чтобы заказывать номера в гостиницах и договариваться о корпоративных скидках (для российских загранучреждений это весьма существенно, учитывая, что командированных нужно селить в приличных условиях, а суточные и гостиничные иначе как жалкими не назовешь), помогать в организации приемов, а также направляли на мало значимые мероприятия. Такие, на которых показаться представителю посольства необходимо, хотя пользы от этих мероприятий никакой.

В остальное время советник маялся от безделья, что, конечно, не могло не сказаться на его психике. Вместо него информационно-аналитические задания выполняли другие дипломаты, вторые и третьи секретари и даже атташе. Собирали информацию, строчили телеграммы и почтовые донесения, а великовозрастный дипломат, отмеченный дипломами МГИМО, Дипломатической академии, а также дипломом кандидата наук, глядел в окно, в потолок и задумчиво поплевывал.

Не нужно думать, что бездельники, не отвечающие профессиональным критериям, встречались только в отечественной дипслужбе. Практика показывает, что они есть везде. В сентября 1943 года помощник президента США Гарри Гопкинс доверительно сообщил советскому послу А. А. Громыко, что в Вашингтоне собираются заменить целый ряд работников американского посольства в Москве – потому что они «чересчур много пьют и возятся с женщинами»25. Очевидно, при этом указанные работники толком не работали, иначе на пристрастие к горячительным напиткам и особам прекрасного пола можно было бы закрыть глаза. Пьяницы и волокиты встречаются во всех посольствах и дипмиссиях, и часто руководители от них не отказываются потому, что эти enfent terribles являются способными аналитиками и хорошо излагают свои мысли. Такие случаи известны, как и случаи, когда сотрудник ведет себя примерно во всех отношениях, не пьет, не интересуется женщинами, но при этом лишен аналитических способностей.

Признаем, что дипломаты, не умеющие думать и писать, встречаются не так уж редко. Хотя следует обратить внимание на такой нюанс. Попадаются работники, которые не владеют навыками информационного анализа в целом, но вполне могут справляться с отдельными задачами в рамках этого процесса. Кто-то может хорошо анализировать и писать, но в силу личных особенностей (например, неумения общаться с людьми вследствие чрезмерной застенчивости или физических недостатков, к примеру, заикания) «тормозит» со сбором сведений. Бывает, что и наоборот.

Однажды на дипломатическую работу в российское посольство в Исламабаде взяли бывшего журналиста, талантливого автора многих хороших статей и очерков. Выяснилось, что он не может писать так, как это принято в дипломатии – лаконично, ясно, доходчиво и очень коротко. Словом, Толстой или Достоевский были ему ближе, чем Хемингуэй. С другой стороны, он был мастером по сбору информации и владел редкими языками, что позволяло ему находить «ключик» ко многим собеседникам и приносить «в клюве» ценнейшие сведения.

По логике вещей от него не нужно было требовать большего, обработать добытую им информацию и написать сообщения в Центр могли другие сотрудники. К сожалению, глава миссии считал, что писать должен каждый дипломат, упорно заставлял бывшего журналиста браться за перо и ругал за некачественные информационные документы. В итоге это привело к конфликту, и бывший журналист покинул посольство, что стало для миссии серьезной потерей.

Очевидно, задача руководителя заключается в том, чтобы правильно распределить информационно-аналитические задания среди сотрудников, учитывая их реальные возможности. Лишь единицы могут выполнять от «а» до «я» всю информационно-аналитическую работу под ключ. Остальных следует разделять на собирателей фактов и прирожденных аналитиков.

Когда в загранучреждение прибывает новый дипломат, даже, казалось бы, всесторонне подготовленный, окончивший МГИМО или другой профильный ВУЗ и практиковавшийся в одном из департаментов центрального аппарата Министерства, он далеко не сразу становится хорошим аналитиком, способным собирать нужную информацию, обрабатывать ее и готовить информационные документы так, как это требуется на дипломатической службе. У меня это отняло полгода, кому-то хватает 3—4 месяцев, ну, а чтобы стать информационным асом требуется еще больше времени. И это только в том случае, когда сотрудник вообще способен совершенствоваться в этом направлении и «расти над собой», если воспользоваться выражением Феди-хулигана из фильма «Операция „Ы“».

Одним из препятствий на этом пути является отсутствие элементарной эрудиции, во всяком случае, у некоторых работников, включая свежеиспеченных выпускников. Они не умеют складно излагать свои мысли, пишут с ошибками, им неизвестны многие общеизвестные термины, особенно иностранного происхождения, а если известны, то они путаются в понимании их значения. Что такое «априори» и «апостериори», «конформизм» и «конформист», «филиппика» и «остракизм»… Один известный мне юноша (сейчас он уже взрослый дипломат, а тогда был «атташонком» или третьим секретарем, точно не помню) в своих аналитических записках любил использовать выражение «подвергнуть остракизму», полагая, что это тоже самое, что «осудить» или «отругать». С трудом удалось ему объяснить истинный смысл этого древнегреческого термина. Конечно, далеко не все молодые дипломаты безнадежны, многие становятся хорошими профессионалами.

Дипломатических сотрудников в зависимости от их талантов и навыков в области информационно-аналитической работы можно разделить на шесть категорий:

а) гении;

б) критики и аналитики;

в) собиратели и описатели;

г) собиратели и систематизаторы;

д) скрупулезные исследователи;

е) всегда на подхвате;

ж) неполные болваны;

з) полные болваны

Гений вносит нечто совершенно новое во всё, чем он занимается. Такого может озарить идея, открывающая новые горизонты. Он мыслит в широком плане и освещает блеском своего умы серые будни загранучреждения или департамента МИД. Но такие индивиды встречаются редко, гении – штучный товар. Конечно, на ум приходят Юлий Цезарь и Наполеон, но дипломатия была только частью их обширной государственной и политической деятельности. А непосредственно у профессиональных дипломатов долю гениальности можно отыскать, пожалуй, лишь у Талейрана, несмотря на его интриганство, беспринципность и склонность к предательству.

Если же брать отечественную дипломатическую службу, то гениев она на свет не произвела, хотя людей талантливых в ее рядах было немало. В XIX веке я бы выделил И. А. Каподистрию, который проявил свои блестящие дипломатические способности на Венском конгрессе и затем возглавлял некоторое время (жаль, что недолго) Министерство иностранных дел. И конечно, А. М. Горчакова, руководившего внешнеполитическим ведомством в трудный период после поражения в Крымской войне. А в XX веке, из советских дипломатов, к тем, кто уже был назван, я бы добавил Д. Т. Флоринского – в 1920-е и начале 1930-х годов заведовавшего Протокольным отделом НКИД СССР и одновременно курировавшего отношения со скандинавскими странами. Цепкий ум, глубина анализа, хорошее и легкое перо – вот что его выделяло на общем фоне.

Что касается послевоенного периода, а также нынешнего, то в отечественной дипломатии не найти человека, которого можно было бы поставить в один ряд с этими титанами. Однако она держится на крепких профессионалах – и одному из них даже поставлен памятник на Смоленской-Сенной площади, напротив высотного здания МИД. Такие деятели частично относятся к категории «критиков и аналитиков», они многое умеют. Тщательно изучают информационные материалы, вникают в детали, некоторые даже обладают пытливым умом. Многие «крепыши» соответствуют категориям «в» и «г» – им без опаски можно поручать собирать факты, описывать их и систематизировать, давать оценку частным вопросам. А вот ожидать широких обобщений и новаторских идей от них не следует.

Категория «д» – особенная. Для скрупулезных исследователей характерны внимательность, аккуратность, усидчивость, трудолюбие, точность и основательность. Факты они готовы проверять до бесконечности, в этом на них можно положиться. Такие сотрудники хорошо работают под руководством дипломатов из категории «б», поставляя добротные заготовки, своего рода информационные полуфабрикаты, из которых шеф сделает конфетку. Типичный пример скрупулезного исследователя – В. М. Молотов. Он надежно прикрывал дипломатические тылы и удостоился почетного прозвища «каменная задница», но все генеральные идеи выдвигал его шеф – Иосиф Сталин.

Теперь отметим представителей категории «е», которые «всегда на подхвате». Они исполнительны и, получая поручение, тут же бросаются его выполнять и борозды не испортят. Могут успешно посещать разного рода мероприятия (правда не самые ответственные), и можно не сомневаться, в точности запишут и воспроизведут то, что там говорилось. Даже на некоторые встречи их можно посылать, если предстоит беседа, не требующая большого умственного напряжения. Кроме того, эти сотрудники отлично справляются с административными и хозяйственно-организационными обязанностями.

Остаются две последние категории, «ж» и «з», и сразу возникает вопрос: в чем разница между неполными и полными болванами? Ответ простой. Неполные, скорее всего, не справятся с заданием, но это не приведет к катастрофическим последствиям. А от полных можно ожидать чего угодно…

В одном из полицейских романов скандинавских авторов Пера Валё и Май Шевалль главный герой, начальник отдела полиции, подбирая людей для обеспечения безопасности высокого зарубежного гостя и предотвращения готовившегося теракта, внес в особый список работников, которых ни под каким видом нельзя было допускать к серьезной работе. И список озаглавил «СО», то есть «совершенные обалдуи». Но в его отсутствие шеф всего департамента (политический назначенец) именно этих обалдуев расставил на самые важные места, решив, что «СО» означает «спецотряд». Ясное дело, они не смогли предотвратить теракт.

Что греха таить, члены отряда СО подвизаются и на дипломатической службе.

В конце 1930-х годов в НКИД образовалось много вакансий – в результате сталинских репрессий. Были арестованы и расстреляны сотни кадровых дипломатов. Свободные места срочно заполнялись, а поскольку кандидатов с профильным образованием не хватало, на дипломатическую работу направляли людей без такого образования и необходимых аналитических способностей. Вождь им доверял гораздо больше, чем интеллектуалам старой школы, которым могли в голову прийти разные мысли. Вождю не требовались дипломаты с мыслями, поскольку привилегия мыслить принадлежала только ему одному. От дипломатов требовалось исполнять поручения, желательно, добросовестно, конечно.

В 1937 году на ответственный пост полпреда (полномочного представителя, так в СССР долгое время именовали послов) в Германии взамен расстрелянного К. К. Юренева назначили сначала инженера-хладобойщика А. Ф. Мерекалова, а затем инженера-текстильщика А. А. Шкварцева. Кандидатуры подбирал лично Сталин. Мерекалов прислушивался к советам своего заместителя, советника Г. А. Астахова, умного и опытного дипломата. А вот к моменту приезда в Берлин Шкварцева (в первых числах сентября 1939 года) Астахова там уже не было – его уволили из НКИД и вскоре отправили в ГУЛАГ. Впрочем, Шкварцев не собирался ни к кому прислушиваться, самомнения у него было хоть отбавляй. Немецкого языка он не знал, налаживать и поддерживать контакты не умел, зато обладал невероятным самомнением и в беседах с иностранными дипломатами только и делал, что подчеркивал превосходство СССР и стремился унизить собеседника, указывая на якобы несовершенство и даже неполноценность государства, которое тот представлял. «Ваша страна бедная, некультурная, у вас много неграмотных», – поучал он югославского посланника. Японцу рассказывал о «бедности японского народа», о том, что он «тянется к СССР» и от него «скрывают правду об СССР»26. Словацкий посланник был огорошен заявлением Шкварцева о вооруженных силах его страны. «Какая у вас там армия, – презрительно сказал полпред, – наверное, 1 полк, 2 плохих танка, 4 слабых самолета». Посланник попытался возразить, что не один полк, а целых три дивизии, но на главу советской миссии это не подействовало27.

Исключение делалось для немецких собеседников – нацистскую идеологию Шкварцев в общении с ними не осуждал и таким образом по факту не шел вопреки наставлениям Франсуа де Кальера28 и Э. Сатоу – о том, что дипломат ни в коем случае не должен осуждать форму правления государства, в котором он осуществляет свои функции29. Но с трудом верится в то, что эти мастера дипломатии полагали бы возможным наносить оскорбления коллегам по дипкорпусу, и скорее всего пришли бы в ужас от того, как извратил их ремесло советский полпред.

Думаю, очевидно, к какой категории можно причислить Шкварцева. Он провел в Берлине около полутора лет, пока в ноябре 1940 года В. М. Молотов, прибывший туда с визитом, лично не пообщался с ним и не убедился в полной профнепригодности этой сталинской креатуры. Он решил уволить Шкварцева, другого выхода просто не оставалось – убедив вождя и добившись его позволения, разумеется.

Лучше освоил дипломатическую профессию посол в Японии К. А. Сметанин, который прежде был директором Института рыбного хозяйства и океанографии. Перед тем, как занять посольскую должность, он два года проработал советником и поверенным в делах, стараясь обрести достаточную квалификацию. Чтобы демонстрировать свою способность «держать руку на пульсе», Сметанин направлял в Центр многостраничные информационные сообщения, включая шифровки, подготовленные, в основном, по газетным статьям.

Справедливости ради отметим, что не все назначения конца 1930-х годов были неудачными. Ф. Т. Гусев и Я. А. Малик тоже были дипломатами «от сохи» (это выражение использовал в своих воспоминаниях дипломат и переводчик Сталина В. Н. Павлов), но они закончили Институт дипломатических и консульских работников, и главное – имели склонность к дипломатии, став блестящими профессионалами. Гусев в период войны являлся послом в Великобритании, а Малик в 1942-м сменил Сметанина в Японии.

Однако такие фигуры появлялись сравнительно редко. Первоочередными критериями подбора дипломатов, особенно на вышестоящие должности, были идеологические – верность курсу коммунистической партии, идеям марксизма-ленинизма в той уродливой и догматической форме, в которой они распространялись в СССР. «В нашей стране люди выдвигались и назначались на государственные посты волюнтаристски, – писал В. Д. Ежов, имея в виду, в первую очередь, кадровые решения в Министерстве иностранных дел. – Отбора по признакам образованности, интеллектуальных способностей не было. На первом этапе всё решала обычная анкета и партийная характеристика, где доминировали пункты об идеологической зрелости и преданности делу партии. Далее – исполнительность, уменье делать то, что угодно вышестоящим».

В советской дипломатической службе отсутствовала четко выработанная система назначения на высшие дипломатические должности. Это острая проблема сохраняется и сегодня во внешнеполитических ведомствах многих других стран. Знакомый дипломат из одного государства СНГ жаловался на обстановку в своем Министерстве. Если замещение должностей младших и старших дипломатов проводилось там на конкурсной основе (в целом формально, но оставляя определенные шансы претендентам без полезных знакомств), то процесс подбора кандидатов на должности глав миссий оставался в серой зоне и происходил келейно, так что широким «дипломатическим массам» оставалось питаться коридорными слухами. Ключевую роль играли не профессиональные навыки, а личные связи и преференции, мнение министра и его окружения плюс рекомендации чиновников из президентской администрации и других силовых ведомств. Все это приводило к тому, что сотрудники, которые мечтали стать руководителями дипломатических представительства, всеми силами старались добиться расположения начальства и добивались своего не самые умные и опытные, а самые ловкие и хитрые, понаторевшие в аппаратных играх и интригах.

Нечто подобное описано в сатирической повести Александра Чагая «Забардаст». В качестве персонажей там фигурируют дипломатические чиновники в вымышленной Большой стране. Высмеивается их подобострастное отношение к министру, увлекавшемуся туристическими видами спорта, любившему проводить свой отпуск в глуши и спать в палатке. А в этом конкретном эпизоде рассказывается о заседании Коллегии Министерства, на которой утверждались новые послы:

«Сколько дипломатов хвалилось тем, что переночевали с министром в одной палатке! Не в комнате отдыха, конечно, а в провинциальной глуши, в глубинке, во время походов. Вероятно, эта палатка была необыкновенно вместительной. У таких счастливчиков резко увеличивались шансы уехать в командировку в страну с хорошими бытовыми условиями и высокой зарплатой. Со временем, правда, и в этой среде конкуренция стала нарастать, и число сотрудников, не переночевавших хоть раз в той самой палатке, практически свелось к нулю…

Послов назначали не по конкурсу, а в результате кулуарных переговоров и интриг. Нужно было иметь «ходы» к директору департамента кадров, курирующему заместителю министра и, конечно, к самому министру. Понятно, если указания шли с самого верха, то министр отходил на второй план. Но в большинстве случаев решения принимались в Министерстве.

Поначалу заседание Коллегии проходило как обычно. Раздавались должности послов и вторых лиц, в роли которых обычно выступали советники-посланники. Этому – Китай, этому – Германия, этому – Швеция, этому – Македония, а этому (ха-ха) – Бангладеш. На высокие и престижные посты претендовали чиновники, близкие Министру (например, директор Департамента инициативных проектов, который никогда ничего не проектировал и никаких инициатив не выдвигал, но зато готовил Министру все речи и интервью) или имевшие поддержку на «самом верху». Для них существовал особый «подарочный фонд», которым распоряжался лично глава ведомства. Конечно, следовало учитывать предпочтения кандидатов. Если NN хотел общаться с сильными мира сего, его «отоваривали» страной, куда часто ездили сам Председатель Большой страны, парламентарии, министры и прочие шишки. Жизнь там была суматошной, но сулила восхитительную карьеру. А если стремился к тихому и спокойному существованию в какой-нибудь богом забытой, но не «пыльной» загранточке, то и такое было осуществимо. Чем плохо быть послом на Мальдивах или Сейшелах?».

При всей своей шутливости этот фрагмент отражает реальное положение дел в некоторых внешнеполитических ведомствах некоторых государств, что не способствует повышению квалификации сотрудников и, конечно, аналитического мастерства.

Отсутствие гласного конкурса для замещения вакантных должностей глав миссий, на которое жаловался мой знакомый-дипломат, нарушает принцип ротации. То есть сотрудники департаментов как правило получают назначения только в курируемые ими страны. Те, кто занимаются Азией, едут в командировки в страны Азии, те кто занимается Европой – в Европу, Латинской Америкой – в Латинскую Америку и т. д. Переломить такую тенденцию удается лишь тем, кто имеет выход на министра или, еще лучше, на других, более высоких руководителей.

В наихудшем положении находятся департаменты, не привязанные к конкретным странам и регионам, как-то: департаменты информационных технологий, архивного обеспечения и им подобные. Работающие там сотрудники высокого ранга (директора, заместители директоров, начальники отделов) могут полагаться преимущественно только на личные связи. И лишены возможности подать документы на конкурс послов, ведь конкурса-то нет.

Существует еще проблема политических назначенцев, характерная для дипломатических служб практически всех стран, включая Россию. Она возникает, когда вакантные должности послов замещаются не кадровыми дипломатами, хорошо изучившими свое ремесло, а чиновниками высокого ранга, которые по разным причинам не могут претендовать на дальнейший карьерный рост в своей отрасли и отправляются в отставку. В итоге в СССР и России послами становились В. М. Молотов, П. К. Пономаренко, К. Ф. Катушев, В. С. Черномырдин, М. Ю. Зурабов30… Из послов США уже упоминался А. Гарриман, но было и множество других – из числа крупных политиков и бизнесменов.

У такой практики есть свои плюсы и минусы. Безусловно, политический назначенец, пусть не владеющий искусством дипломатии и плохо знающий страну пребывания, компенсирует эти недостатки своим влиянием в коридорах власти, связями в высших кругах. Однако чаще всего переход на внешнеполитическую работу является для него опалой и понижением в должности, что неизбежно сказывается на возможностях нового посла. Такие назначенцы сохраняют (впрочем, не всегда) немалый аппаратный и политический вес и опыт, но всё же остается вопросом, в какой степени они могут способствовать развитию межгосударственных отношений, преодолению конфликтных ситуаций? Бывает, конечно, по-разному. Мало кто ставит под сомнение результаты деятельности А. Гарримана, но переход Молотова на посольский пост в Монголии был, как известно, просто способом убрать его подальше от Кремля.

К. Ф. Катушев, занимавший пост секретаря ЦК КПСС, но попавший в начале 1980-х годов в немилость к Леониду Брежневу, добросовестно справлялся со своими обязанностями в Гаване. А в романе Александра Бека «Новое назначение» рассказано об удачном выборе в пользу другого политического назначенца, прототипом которого была реальная фигура министра черной металлургии Ивана Тевосяна (после отставки его отправили послом в Японию). Но неудачных примеров, пожалуй, больше. И таким послам, профессионально недостаточно подготовленным, непросто овладевать дипломатическим мастерством, а также подыскивать себе сотрудников, которые часто попадают в категории «ж» и «з».

Один из примеров последних лет – назначение на должность посла США в России (в 2012—2014 годах) ученого-политолога Майкла Макфолла, так и не научившегося соблюдать дипломатическую этику и делавшего публичные заявления, несовместимые с его статусом. Они носили откровенно антироссийский характер и способствовали не укреплению двусторонних отношений (что является задачей посла), а их ухудшению. Уже после того, как Макфол покинул Москву, его внесли в российский черный санкционный список.

Существуют и другие варианты категорирования дипломатов. Вот такой еще заслуживает внимания:

1) дипломаты, у которых нет мыслей и которые не умеют много работать;

2) дипломаты, у которых есть мысли, но которые много работать не умеют и не хотят;

3) дипломаты, у которых нет мыслей, но которые готовы много работать;

4) дипломаты, у которых есть мысли и которые умеют и хотят много работать.

Количество последних, как можно догадаться, невелико, но именно благодаря их труду и упорство внешняя политика решает поставленные перед ней задачи.

Дипломаты и ученые

Определяя качества, присущие дипломату, следует четко представлять себе, чем они отличаются от качеств ученых, «доцентов с кандидатами». И те, и другие собирают фактический материал, изучают его, делают выводы. Третий или второй секретарь в посольстве готовит информационные документы, сотрудник научного института – статьи или монографии, студент Дипломатической академии, МГИМО или факультетов международных отношений других вузов – курсовые и выпускные квалификационные работы. В чем разница? Кое-что должно стать понятным из ниже приведенной таблицы:

Исследовательская работа ученого и дипломата

В науке каждым вопросом занимается специалист в своей области, так сказать, «узкий специалист». Энциклопедически образованных ученых, которые могли бы писать обо всем (как в эпоху Возрождения) сегодня нет, слишком велика общая сумма знаний. Почти все ученые в наши дни – те самые узкие специалисты. А вот в загранучреждении найти такого – это редкая удача. Иначе штат каждого посольства, генконсульства, торгпредства или другой миссии пришлось бы постоянно увеличивать, причем весьма существенно. Держать там экономистов, политологов, правовиков, страноведов и регионоведов… Для Центра это стало бы непосильным финансовым бременем. Так что для дипломатического представительства иметь «профи» по всем вопросам экономики, обороны, культуры, международных и внутриполитических процессов – слишком большая роскошь. Только если очень повезет, в какой-то загранточке найдется узкий эксперт для выполнения конкретного задания.

Сотрудник загранучреждения обязан быть специалистом широкого профиля, но не в том смысле, чтобы знать всё на свете, это нереально. Имеется в виду умение правильно подойти к изучению проблемы, даже если он раньше с ней не был знаком. Обладание способностью не утонуть в море информации, выхватить наиболее важные, определяющие факты, быстро освоиться с уже наработанными оценками. Сформулируем в этой связи такое определение:

Дипломат, занимающийся информационно-аналитической работой, обязан иметь на вооружении необходимые навыки, позволяющие ему найти оптимальный оперативный подход для оценки и анализа широкого круга проблем. Даже если прежде он понятия о них не имел.

Сложность информационно-аналитической работы дипломатов за рубежом и в Центре заключается в том, что она может быть связана буквально со всем на свете. Разумеется, современные технологии существенно облегчают жизнь сотрудникам внешнеполитических ведомств и загранпредставительств. Прежде, получив задание в формате «поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю, что», дипломат тут же мчался за справочниками, лихорадочно листал страницы, бегло пробегал взглядом учебники и монографии, схватывая на лету самые принципиальные, ключевые моменты. В настоящее время многие источники есть в интернете и не приходится рыскать по библиотекам, снимать с полки тяжелые тома, рискуя, что они свалятся на голову. Но это лишь отчасти помогает при выполнении поставленных задач. Пользоваться интернетом тоже нужно уметь, здесь имеются свои навыки, которые позволяют из множества ресурсов выделить самые информативные, достоверные и нужные.

С подготовкой каждого нового информационного сообщения расширяются знания дипломата, появляется опыт, набивается рука и к концу командировки он становится универсалом, «докой» в вопросах, о которых прежде и понятия не имел. До приезда в посольство в Пакистане я не мог предположить, что мне придется разбираться в устройстве имплозивного ядерного устройства, особенностях заправки топливом баллистических ракет с жидкостными двигателями, выявлять функциональные особенности китайских и российских авиационных моторов, которые ставили на пакистанских истребителях, производившихся по китайским образцам. Но со временем оперативные сообщения по этой тематике писались с ходу.

Возвращаясь к особенностям информационно-аналитической деятельности дипломатов и ученых, нужно признать, что отношения между этими категориями профессионалов-международников традиционно складывались очень непростые. Они посматривают друг на друга свысока, даже с некоторым пренебрежением. Дипломаты считают, что ученые витают в эмпиреях, занимаются абстракциями и их теории оторваны от реальной жизни. Ученые, со своей стороны, упрекают дипломатов в неспособности к глубокому осмыслению международных процессов и видению особенностей их развития на перспективу. Тем не менее между этими категориями аналитиков, несмотря на взаимное пренебрежение и третирование, может быть налажено продуктивное и полезное взаимодействие, и они могут органично дополнять друга.

Это хорошо понимали в советскую эпоху, когда сотрудники ключевых академических институтов (Института США, ИМЭМО, Института востоковедения и др.) на постоянной основе стажировались в посольствах за рубежом. Аналогичная схема была составлена для сотрудников Дипломатической академии, которая в то время была гораздо более глубоко встроена в систему Министерства иностранных дел, нежели сейчас.

В 1970-е годы к услугам ученых-аналитиков начала широкое прибегать разведслужба Первого главного управления КГБ СССР. В отличие от дипломатов, имевших официальный статус и, соответственно, прямые выходы на руководство страны пребывания, «ближние соседи» не всегда располагали такими возможностями. В редких случаях резидент занимал высокую должность, обычно в дипломатическом листе он фигурировал, как советник, первый или второй секретарь, чтобы не привлекать лишнего внимания. Зато крупный ученый со связями мог пробиться на самый верх иерархической лестницы, импонируя зарубежным собеседникам своими по-академически свободными суждениями и дистанцией от официоза. Это позволяло получать ценные сведения и выполнять разного рода задания по согласованию с внешней разведкой.

О. А. Гриневский рассказывал о том, какую роль в налаживании такого взаимодействия сыграл председатель КГБ и будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов:

«Уже давно проницательный шеф КГБ Андропов подметил, что информация от подведомственных ему резидентур за рубежом сильно уступает (мидовской информации – авт.) если не по качеству, то по способам ее подачи. От послов в Москву шли телеграммы о доверительных беседах с королями, президентами и их министрами, и они тут же расходились «по большой разметке» всем членам Политбюро. А резиденты КГБ в капиталистических странах выходов на таких высоких лиц, естественно, не имели. Вот и решил умный Андропов поправить положение, привлекая к подаче информации директоров крупных научных институтов.

Для этого он избрал окольный путь. Дело в том, что в те годы общественные науки Советского Союза варились в собственном соку. За границу ученые почти не выезжали, доступа к секретной информации не имели, к разработке внешнеполитического курса не привлекались. А все их сведения о событиях в странах, которые они изучали, получали из советских газет или иностранной печати, которая была тогда под грифом «секретно» и находилась в спецхране.

Андропов начал с того, что пробил через Политбюро решение, позволявшее директорам ИМЭМО, Институтов США и Канады, востоковедения и некоторых других более свободно выезжать за рубеж. Кроме того, им, хотя и немного, расширили рамки дозволенного при изложении советской позиции в беседах с иностранцами. Они могли не просто повторять, как попугаи, уже написанное в газетах, а допускать некоторые вольности или даже немного забегать вперед. Для этого сам Андропов, его заместители или сотрудники Международного отдела ЦК КПСС знакомили узкий круг этих директоров с некоторой информацией, поступавшей из советских учреждений за рубежом, и даже показывали отдельные рабочие документы, в которых предлагались изменения советской позиции. В результате эти ученые стали лучше подкованы и могли вести с иностранцами интересные беседы, которые высоко поднимали их авторитет.

Разумеется, директорам все это очень нравилось. Их телеграммы, передаваемые всесильному КГБ, немедленно ложились на столы к советским руководителям и это поднимало престиж и вес директоров. Кроме того, теперь в столицах зарубежных стран их встречали и обслуживали представители КГБ, хорошо умевшие это делать. Они же создавали и необходимый пропагандистский фон, сообщая собеседнику многозначительным полушепотом: это ведь не простой ученый едет, он имеет доступ к самому… Кому самому, естественно, не уточнялось.