ВИКИНГ Книга 3 Северный Альянс

Интерлюдия Принцесса

Двадцатидвухлетняя принцесса София Мария Фредрика Альбертина Шведская была словно соткана из контрастов. Не смотря на свою ангельскую внешность, она обладала взрывным темпераментом и твердой волей. Назначенная по желанию своей матери Луизы Ульрики Прусской и благодаря протекции своего дяди Фридриха Великого в четырнадцать лет коадъютором, то есть титулярным епископом, Кведлинбургского аббатства, она отнюдь не собиралась посвятить свою жизнь служению церкви.

Получив прекрасное образование и зная четыре языка, она зачитывалась и трудами французских философов и рыцарскими романами. При этом, разделяя взгляды Вольтера на конституционную монархию, как идеальную форму управления государством, категорически отрицала его гедонистическую мораль и мысли о том, что думающий и образованный народ – это крах общественного устройства.

Считая себя достойной самой править страной и отстаивая при дворе права женщин, она всегда мечтала о сильном и мужественном рыцаре на белом коне, который станет для нее верным спутником и надежной опорой на всю жизнь. А своего старшего брата Густава, с домашним прозвищем «толстяк Гу», больше женщин обожающего блеск и украшения, окружившего себя фаворитами и не заходившего в спальню своей жены Софии Магдалены в течение многих лет после заключения брака, откровенно презирала.

Она мечтала о сильной и богатой Швеции, но считала реваншистские взгляды братца, собиравшегося на французские деньги начать новую войну с грозным восточным соседом, ставшим со времен Северной войны на несколько порядков сильнее, ужасной ошибкой, способной привести страну на грань катастрофы.

И наконец, воспитанная в традициях своего времени, когда в монарших семьях мнения детей по вопросу их личной жизни никого особо не интересовали, она без долгих раздумий решила после смерти отца – короля Адольфа Фредрика, сама распорядиться своей судьбой и начала переписку со своей царственной кузиной Фике, приведшую ее в итоге зимой 1770 года в столицу Российской Империи.

Глава 1

– Садитесь дети мои, – показала Екатерина на диван, стоящий у стены, – разговор нам предстоит долгий!

Начало многообещающее, подумал я, вспомнив ее слова, что вопросом моей женитьбы она займется лично, и капля пота стекла у меня по спине. Это жжж… неспроста. Конечно императрица считает себя родителем всех своих подданных и старше меня по возрасту, не говоря уже об этом прелестном создании, легкой пушинкой оказавшемся на краешке дивана и царственно сложившем ручки на бедре, но лично я впервые слышу такое обращение.

– Иван Николаевич, – обратилась Екатерина ко мне, – принцесса София не владеет русским, вы не знаете немецкого, а я не знаю английского, которым владеете вы и кузина. Поэтому я попрошу вас, если это будет необходимо, переводить с русского на английский и обратно!

– Конечно ваше величество! – кивнул я.

– Как я уже говорила, мой братец Густав, новый король Швеции, начал военные приготовления в надежде превзойти своего предка, короля Карла Двенадцатого. Принцесса София, желая своему народу процветания, не хочет войны Швеции и России. Такого же мнения придерживаются многие члены разогнанного Густавом парламента – риксдага. Поэтому кузина обратилась ко мне за помощью! – остановилась Екатерина, видимо подбирая слова.

Встав с кресла и снова подойдя к глобусу, она, через мгновение, повернулась к нам и продолжила свой монолог.

– Я долго размышляла над этим вопросом и не могла прийти к какому-либо мнению, но сегодняшние ваши слова про новую политику, Польшу, Швецию и ваши удачные действия на юге, приводят меня к пониманию, что это единственное верное решение. К тому же, – неожиданно улыбнулась Екатерина, до этого момента бывшая очень серьезной, – я ведь обязана наградить одного из лучших воинов империи!

Переводить Екатерина не просила, да это и нужно было, так как про Швецию принцесса сама в курсе, а остальное было только для меня, поэтому я сидел и молча слушал, изредка поглядывая на Софию, которая в это время сидела и тихонько улыбалась, видимо, уже зная конечный результат. Что-то я очкую. Меня вроде награждать собираются, но все равно как-то тревожно на душе.

– А награда для вас граф будет такова, – продолжила Екатерина с улыбкой, – вы станете герцогом Курляндии. Сейчас там фактическое безвластие. Мой ставленник, старый герцог Бирон, по причине плохого здоровья отрекся от власти в пользу своего сына Петра, но делам государственным он предпочитает балы в европейских домах. Я в это время заставлю короля Речи Посполитой, который ненадолго станет вашим сюзереном, признать вас герцогом, а затем освободить от вассальной клятвы. После этого вы, как глава государства, сможете жениться на Софии и совместно претендовать на шведский трон. Останется только сущая безделица – сделать так, чтобы Густав Третий отказался от шведской короны, пока у него нет наследников. Но я уверена, что у вас найдутся для этого необходимые аргументы!

С самого начала разговора я предполагал, что чем-то подобным все и может закончиться, но результат превзошел все мои ожидания. Я бы сказал, что это было даже похлеще нашего появления в этом мире.

– Что скажете Иван Николаевич? – спросила Екатерина, – Зная ваше прошлое, я не стану вас неволить, коли не пожелаете. Здесь силком нельзя человека тащить, слишком грандиозен замысел. Его надобно с душой исполнять!

Замысел действительно грандиозный, подумал я, да и девушка красавица, что глаз не оторвать, только как-то непривычно. Почти как в «Кавказской пленнице», только наоборот: невеста, как я понял, согласна, родственники в лице Екатерины тоже, а жених…

А что жених, жених тоже согласен. Потому как, два раза в этой жизни принцесс в жены не предлагают, ну а самое главное, рано или поздно, вопрос дальнейшего возвышения встал бы передо мной все равно. Сейчас у меня, конечно, позиции для выполнения моих планов прекрасные. С Екатериной отношения лучше некуда, не говоря уже о Потемкине. Править, теоретически, императрице еще достаточно долго для того, чтобы претворить мои задумки в жизнь и стать действительно весомой политической фигурой, способной отстаивать свое мнение. Но это теоретически. Этот мир все же не полный аналог того, да и мы тут уже знатно пошумели. Поэтому, вероятность того, что дальше здесь будет все немного по другому очень высока. А что, если здесь Екатерина передаст власть наследнику? Или наоборот. Наследник сам не станет мириться с тем, что его задвинули, и решит повторить финт маменьки? Не то, что бы я всенепременно собирался стать императором, но, извините, воспитание не позволит тупо выполнять дебильные указания какого-нибудь вздорного мальчишки, считающего себя «помазанником божьим».

Предложение же Екатерины, хоть и грозит большим геморроем, выведет меня, в случае благополучного решения всех вопросов, в фигуры первой величины уже в ближайшее время. К тому же у меня появляется возможность потренироваться в искусстве государственного управления на «кошках», ну то есть сначала на жителях Курляндии, а потом и на шведах. Думаю, что это будет несравнимо проще, чем сразу начинать с гигантской родины. Да и помощница у меня в этом деле будет, которая разбирается во всех придворных заморочках.

***

– Я конечно же согласен, ваше величество. А принцесса знакома с сим замыслом? – на всякий случай поинтересовался я.

– Несомненно, но можете сами спросить, коль есть такое желание! – махнула она рукой.

– Добрый день ваше высочество, – перешел я на английский, обращаясь к принцессе, – прошу меня простить, но, кажется, я даже не поздоровался с вами. Я не мастер говорить комплименты, но ваша красота ослепляет и сбивает с мысли. Разрешите задать вам вопрос?

– Добрый день граф, благодарю за комплимент, – обворожительно улыбнулась София, – конечно спрашивайте!

– Вы знакомы с предложением, которое сделала мне ее величество?

– Да, мы вместе обсуждали этот вопрос граф!

– И вы согласны? А если да, то почему? – поинтересовался я.

– Я согласна. А что касается причин, то я искренне считаю, что смогу выбрать для моего народа лучшую долю, чем он имел в прошлом, когда в стране был бардак, а «шляпы» и «колпаки» жили на французские и русские взятки и только до хрипоты спорили между собой в риксдаге, или война, в которую хочет втравить страну мой брат Густав. Но, женщине в Европе заниматься политикой намного сложнее, чем мужчине, поэтому мне нужен союзник, имеющий мощную поддержку. Вы для этого подходите идеально. Храбрый и дерзкий рыцарь, имеющий за спиной одного из самых могущественных монархов Европы. А что касается брака, то принцессам редко выпадает возможность выходить замуж по любви. Мне, например, вообще прочили без моего согласия место светской аббатисы Кведлингбургского аббатства. Сейчас у меня, по крайней мере, есть возможность выбора самого факта замужества, а вы, как я наслышана, умны и недурны собой и ничто мне не будет мешать полюбить вас впоследствии! – спокойно и рассудительно дала она весь расклад.

– Благодарю вас ваше высочество, вы очень понятно объяснили ваши мотивы, они вызывают искреннее уважение! – опешил я от логичности ее мыслей и выверенности формулировок, на первый взгляд несовместимых с ее эффектной внешностью.

А девочка то непростая, как бы мне потом не повторить судьбу Петра Третьего. Посмотрит на свою кузину Фике и подумает, ей можно, а мне почему нельзя? Ладно, война маневр подскажет. Мы еще не на троне, чтобы бояться несчастного случая.

– Благодарю вас ваше величество, – обратился я к Екатерине, – я получил исчерпывающий ответ!

– Danke, Cousin. Вitte lass uns allein. Graf und ich müssen noch ein paar Fragen zur nationalen Politik besprechen. Wir treffen uns zum Mittagessen! – обратилась Екатерина к Софии на немецком.

София встала с дивана, сделала книксен императрице, и бросив на меня пронзительный взгляд, вышла из кабинета. Знает чертовка, какое впечатление производит на мужчин. Надо что-то с собой делать, подумал я. А то при каждом взгляде на нее начинаю дымиться, как пятнадцатилетний подросток, заглянувший в декольте своей, уже сформировавшейся, одноклассницы. Да и с немецким надо быстрее разбираться. Я еще в Галиции начал с помощью Вейсмана постигать его азы, но теперь обучение нужно форсировать.

***

– Ну что Иван Николаевич, – повернулась ко мне Екатерина, когда дверь за Софией закрылась, – хороша кобылка, с норовом. С ней надо держать ухо востро!

– С вами ваше величество не поспоришь, – чуть не поперхнулся я от такой характеристики из уст императрицы, – не только хороша, но и, видимо, умна!

– Хорошо, что вы это понимаете. После восхождения на престол возможны разные варианты. Ведь, как ни крути, она будет на родине. Она чистокровная шведская принцесса, а вы чужак и вам придется приложить много усилий, чтобы в ваших руках оказалась реальная власть! – усмехнулась Екатерина.

– А что дальше ваше величество? – поинтересовался я, – Это ведь не конечная цель?

– Естественно Иван Николаевич, – подошла Екатерина к глобусу, – как все сложится на самом деле одному богу известно, но мысли у меня есть. Кстати, чтобы стать королем Швеции, вам придется принять лютеранство!

– Здесь я проблем не вижу, ваше величество, – встал я рядом с ней, – это же не ислам или иудаизм. В одного бога верим. А бог он в голове, а не в церкви. Главное, что они, насколько мне известно, от Папы Римского откололись!

– Хорошо, – продолжила она, – шведы давно облизываются на Норвегию, принадлежащую Дании, нашему давнему союзнику. Мой сын Павел Петрович – герцог Гольштейн-Готторпский, как впрочем и ваша невеста – принцесса не только Шведская, но и Гольштейн-Готторпская, а земли Шлезвиг-Гольштейна примыкают к Дании с юга и очень интересны датчанам. А у Швеции есть земли в Померании и остров Рюген. Датчанам можно предложить обмен. Они отдают шведам северную часть Норвегии за отказ наследников от прав на земли в Шлезвиг-Гольштейне в пользу Дании и шведские земли в Померании!

– В чем ваше величество, тогда интерес России? – удивился я.

– А вот когда король Швеции Иван Первый станет героем, присоединившим без войны вожделенную Норвегию, Россия и Швеция заключат унию и весь север Европы окажется под нашей рукой! – поставила эффектную точку Екатерина, сжав для наглядности кулачок.

Надо отдать ей должное, подумал я. План внушает. Конечно, с унией было все понятно с первого взгляда. В союзе двух, таких неравных, стран, Россия неизбежно в итоге поглотит Швецию. Что в таком случае будет со шведскими правителями мне совершенно непонятно, но, думаю, этот вопрос пока на повестке дня не стоит. Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Планы такого масштаба редко реализуются в точности, как задумано.

– А как же быть с моим происхождением, ваше величество. Я, конечно, в династических вопросах не силен, но как-то не хочется быть самозванцем. Они обычно плохо заканчивают! – засомневался я.

– Так вы и есть самозванец, Иван Николаевич, – засмеялась Екатерина и взяла со стола какую-то бумагу, – но вам исключительно повезло с беднягой бароном фон Штоффельном. Мне доложили, что родных у него на этом свете не осталось. Но об этом позже, а теперь слушайте историю. Курляндией с момента ее превращения из ландмейстерства Тевтонского ордена в герцогство правила династия Кетлеров. В 1730 году, когда Анна Иоанновна взошла на российский престол, герцогом Курляндии стал семидесятипятилетний Фердинанд Кетлер, последний представитель династии по мужской линии. В этом же году он женился в Данциге на двадцатилетней Иоганне Магдалене, дочери герцога Саксен-Вейнсенфельского Иоганна Георга. Хоть курляндский ландтаг и признал Фердинанда герцогом, он по прежнему жил в Данциге, где и умер в 1737 году. Считается, что детей у пары не было и в 1760 году Иоганна Магдалена тихо скончалась в Дрездене. А вообще последняя представительница рода Кетлеров – Амалия Луиза, скончалась в 1750 году. Как видите, никого из участников этих событий в живых не осталось, поэтому опровергнуть мою историю никто уже не сможет. Вот письмо князя Трубецкого, – показала она на бумагу у себя в руке, – в котором он докладывает императрице Анне о том, что в 1735 году у Иоганны Магдалены родился мальчик. Через пять дней после рождения, князь Трубецкой выкупил ребенка у кормилицы, подменив его телом другого умершего ребенка, и привез ребенка в Россию. А дальше все просто. Ребенка отдали на воспитание в семью остзейских немцев фон Штоффельнов. Возраст у вас вполне соответствует. Так и появился барон Иван Николаевич фон Штоффельн!

Вот это завернула, подумал я, и спросил:

– Ваше величество, так это письмо князя Трубецкого подлинное?

– А какая разница, Иван Николаевич, – усмехнулась Екатерина, – умельцы Ивана Перфильевича такие бумаги делают, сам автор не отличит от подлинных. К тому же, как я говорила, никого из тех людей в живых уж нет. А документы об усыновлении Иван Перфильевич подготовит позже. Вот так граф Иван Николаевич Кетлер-Крымский, будущий герцог Курляндии.

– Ваше величество, разрешите еще один вопрос? – спросил я после небольшой паузы и получив одобрительный кивок продолжил, – Если в Курляндском герцогстве безвластие и вы можете поменять там герцога по мановению руки, почему вы раньше этого не сделали?

– Баланс интересов граф! – снисходительно улыбнулась мне маэстро придворных интриг, – Само по себе герцогство мало кому интересно, но как инструмент воздействия на оппонента оно идеально. Вассал Речи Посполитой, в котором герцога назначает российский государь и охраняет русская армия, но при согласии на это короля Пруссии. И делать что-либо там, без дальнейшего интереса, выйдет себе дороже. Но если рассматривать мой замысел, то можно и рискнуть. Поэтому, запомните на будущее граф – баланс интересов, это священная корова европейской политики, но ради большого куска даже ее можно пустить под нож!

Интерлюдия "Если деньги есть, то их сразу нет"

Донбасс,

село Луганское,

около месяца назад

Врио генерального директора Донецкой горно-металлургической компании Ростислав Альбертович Чернов, он же просто «Гном», сидел в окружении кипы бумаг за рабочим столом сомкнув руки на голове и напряженно думал – где взять денег? Двести тысяч рублей, выданных в виде займа на организацию дела на Донбассе, подходили к концу, а впереди, только для того, чтобы производство вышло хотя бы на самоокупаемость, не говоря уже о прибыли, предстояла еще уйма работы.

Идея Викинга о том, что работникам нужно платить достойную по местным меркам зарплату, была неплоха – работали люди не за страх, а за совесть. Но, на начальном этапе это сжирало просто прорву денег, тогда, как прибыль работники еще не могли приносить по одной простой причине. Они занимались строительством этих самых предприятий, которые в итоге должны стать прибыльными. И это еще кроме затрат на стройматериалы и оборудование.

Таких темпов освоения земель в России, конечно, еще не видели. Кроме десяти тысяч крестьян, пожалованных Викингу, на Донбасс хлынуло огромное количество народа из окрестных земель, привлеченного, распространявшимися со скоростью лесного пожара, слухами о том, что здесь платят хорошие деньги, есть земля и судят по закону, а не по воле барина.

Георгий Райкович Депрерадович, ставший городским головой (пока не совсем законно), вместе со своей командой показали себя отличными управленцами и сумели организовать жизнь в городе, разраставшемся, как дрожжевое тесто, а многие богатые купцы, увидев с какой скоростью огромная стройка пожирает всевозможные товары и строительные материалы, основали здесь свои торговые представительства и в бюджет города начали поступать первые налоги.

Нет, конечно часть людей уже работала на восстановленных шахтах в окрестностях Лисичанска, добывая уголь, но этого было недостаточно. Коксовая батарея пока строилась, поэтому запустить Липецкие заводы было еще невозможно, а первые поставки угля в Тулу, на оружейный завод, пойдут в оплату за две паровых машины, закупленных там. По прикидкам Гнома, требовалось еще, как минимум, тысяч пятьдесят-шестьдесят рублей, чтобы нормально пережить зиму, закончить возведение основных производственных объектов и в следующем году начать уже зарабатывать деньги.

Гном, неожиданно, даже для себя, женившийся осенью на младшей дочке Депрерадовича Катарине, и оставшийся пока жить в Луганском, в старом доме Викинга, продолжал сидеть за столом и напряженно думать о деньгах, когда в комнату заглянула его молодая супруга:

– Слава, там какой-то бородатый мужик Ивана Николаевича спрашивает! – с испугом произнесла она, показывая на прихожую, и в этот момент в комнату вошел Пугачев.

Глава 2

Из фразы Екатерины, сказанной кузине, я понял только несколько слов, среди которых был «обед», но меня Екатерина на обед не пригласила, чему я был рад до глубины души. Свалившиеся на меня головокружительные новости следовало спокойно переварить, да и еще одно свидание с принцессой мне было сейчас категорически противопоказано. У меня реально первый раз в жизни сносило крышу только от одного вида женщины. Так дело не пойдет. Как я дальше буду находиться рядом с ней?

Ладно, от любой дури в башке есть универсальное средство – напряженная умственная или физическая деятельность (а лучше все вместе и много), подумал я и пошел к Елагину, человеку, который знает про империю все! Если про шведские дела лучше разговаривать с Софией, знающей кухню изнутри, то для выяснения обстановки по Курляндии лучшего кандидата не найти.

На подходе к его кабинету, у меня вдруг всплыла мысль, что историю, когда старшие говорят типа «мы здесь все порешали, сопротивления не будет, нужно только приехать и зафиксировать победу», я уже где-то слышал. Остановившись у двери, начал вспоминать, откуда я это взял, и вспомнил. Однажды, знакомые спецназеры при встрече рассказали историю, как псковский спецназ в начале войны также отправили проконтролировать смену флагов, мол с местными все тип-топ. Но харьковские всех прокинули и парней, зашедших в город на десятке «Тигров», расхерачили потом из танков. А мораль этой истории такова – если не хочешь для себя нежелательной развязки, все нужно контролировать самому!

Поговорив с Иваном Перфильевичем, я поехал домой, приводить мысли в порядок. Но сказать легче, чем сделать, поэтому за обедом я ел, даже не замечая вкуса пищи.

– Иван, у тебя странное выражение лица. Я тебя таким никогда не видела. Что-то случилось? – проявив истинно женскую наблюдательность, сразу поинтересовалась Мария, уже неплохо овладевшая русским языком.

– Все нормально Мари. Просто интересное дело намечается, вот и размышляю! – попытался спрыгнуть я с темы.

С учетом пережитого нами вместе и моего обета, Мария и дети были мне как близкие родственники, а с Марией мы общались как старинные друзья, но сразу сказать про Софию я почему-то не решился. Но не тут-то было.

– Ну, ну, и как зовут это интересное дело в юбке? – за секунду расколола она меня.

– Неужели так заметно? – чуть не облился я чаем.

– С таким мечтательным выражением лица настоящий мужчина может думать только о женщине! – констатировала она.

Я не стал ее расстраивать словами о бане, после пары недель в окопах, или запотевшей бутылке пивка, под палящим солнцем африканского Сахеля, и сознался.

– Тебе Мари дознавателем надо работать. Сдаюсь, ее зовут София!

Как и любая женщина, она тут же забыла про все свои дела, села напротив меня и начала с пылом выпытывать подробности. Тут уже скрываться смысла не было, поэтому я рассказал ей в общих чертах о сегодняшней встрече. Конечно, без упоминания статуса Софии и наших планов – будто просто познакомили во дворце с красивой придворной дамой.

– Знаешь Мари, я в амурных делах не большой знаток, времени не было заниматься. Можешь мне что-то посоветовать? – попросил я у нее помощи по окончании своего рассказа.

– Не встречайся с ней хотя бы неделю, а если не пройдет, иди и признавайся, нечего себя мучить! – с легкостью разрубила она гордиев узел моих сомнений.

***

На следующее утро я вышел на набережную прогуляться и, на свежую голову, еще раз провести оценку обстановки и определить первоочередные мероприятия. С расчетом времени, важнейшим элементом оценки, было сложно и одновременно просто. Императрица вчера никаких сроков не озвучивала, но специально или по забывчивости непонятно. А я специально не стал ничего спрашивать, не понимая пока, как я буду действовать. Учитывая, с каким темпом живет здесь общество, думаю, что времени у меня достаточно. Поэтому, чтобы не насмешить людей, будем придерживаться народной мудрости, а надо будет – ускоримся, не впервой.

Теперь, что касается противника. Из разговора с Елагиным я узнал, что армии в Курляндском герцогстве нет, что абсолютно логично. Площадь территории и численность населения герцогства, ни при каких условиях, не позволяли им выстоять в реальном столкновении даже с сегодняшней ослабленной раздорами Польшей, не говоря уже о Пруссии или России. Так какой тогда смысл тратить деньги на армию. А формальная задача по защите территории герцогства была возложена на русскую армию в виде Рижского драгунского полка, дислоцирующегося, как не трудно догадаться, в Риге, на российской территории, что в сорока километрах от столицы герцогства Митавы. Хотя даже это было излишним, нападать на герцогство было решительно некому. Задачи же по обеспечению внутренней безопасности были возложены на местную ландмилицию, выполняющую функции и таможни, и полиции, а также небольшую герцогскую гвардию, охраняющую герцога и его дворцы.

Дворцов у герцога было два, из них один, на острове в столице, вроде как не достроен, что не может не радовать. Значит остается только загородный Руэнтальский дворец, в тридцати километрах от Митавы, в лесу. То, что доктор прописал. Можно было, конечно, не заморачиваться и зайти в герцогство во главе колонны Рижских драгун и дойти до столицы парадным маршем, где и предъявить бумагу о низложении герцога. Но мы не ищем легких путей. Ведь герцогство не самоцель, а всего лишь средство. Дальше нас ждали шведы, а они, как ни крути, в это время вояки еще серьезные. Поэтому, я и подумал, а не потренировать ли моих парней в захвате дворца. Ведь такой возможности больше не представиться. Тренировки, тренировками, но их боевой операцией не заменишь. К тому же операцией не простой, а с ограничением на убийство охраны. Если они смогут и в таких условиях выполнить задачу, значит выполнят любую.

Теперь пройдемся по шведам. Здесь, по информации услышанной мной из уст императрицы, известно только то, что армия горой за Густава, а платят за весь этот банкет лягушатники. Следовательно, если тупо захватить, например, королевский дворец, то потом можно нехило отгрести от шведской армии, это вам точно не курляндцы, последний раз походу участвовавшие в Ливонской войне. Можно, конечно рассмотреть вариант ликвидации. Снайперка на крыше, один выстрел и мы в дамках. Но, это ведь монарх, лицо в нынешних реалиях практически неприкосновенное. Даже французы своим самодержцам бошки еще не поотрубали. Нет, здесь нужно действовать изящнее. Поэтому детализацию плана по шведам оставим на потом, а первым актом пьесы сделаем небольшой гоп-стоп французских денежек. Это поубавит восторгов у армейцев, да и нам они потом не помешают, вдруг надо будет что-то невесте прикупить или в свадебное путешествие соберемся.

***

Разобравшись со временем и противником, я начал прикидывать первоочередные мероприятия, ведь кроме подготовки к прихватизации герцогства, нужно было и про остальные дела не забывать. Бл..ть, как же задолбало отсутствие связи. Нужно с этим что-то делать, подумал я и вспомнил про Кулибина и его башни. Ладно, раз Мария посоветовала мне недельку поостыть и не встречаться с Софией, похожу пока по нужным людям в Питере, лицом поторгую, может какие вопросы порешаю. Поэтому, подумав, что я лицо хоть и частное, но выполняю важные государственные задачи, решил воспользоваться своим привилегированным положением на полную и снова пошел к Елагину. Мне нужен был бесхозный дворец для тренировок, да и бумаги об усыновлении надо забрать.

Иван Перфильевич поначалу от моего вопроса немного охренел, но потом настроился на деловой лад и начал думать. В Питере для моих целей ничего подходящего не было. Была парочка временно пустующих особняков, но они совершенно не подходили по размерам. Потому как, Руэнтальский дворец, по словам Елагина, очень большой. Причем построен был на русские деньги, так как герцог Бирон, в свое время, имел практически неограниченное финансирование из императорской казны.

Подумав некоторое время, Елагин уточнил:

– Иван Николаевич, а дворец необходим только в Санкт-Петербурге?

– А что, есть дворцы в других местах? – удивленно ответил я вопросом на вопрос.

– Да, в Москве почти закончили строительство дворца для ее величества, на месте Анненгофа в Лефортовской слободе, – ответил Елагин, – он архитектурно немного другой, но никак не меньше Руэнтальского!

Учитывая, что группе все равно двигаться в Питер через Москву, нам этот вариант подходил великолепно. А Добрый там все организует и без меня. Думаю, что у меня теперь все равно такой возможности не будет.

– Отличный вариант Иван Перфильевич, – обрадовался я, – а кто может дать разрешение на временное использование дворца?

– Тут Иван Николаевич увольте, – развел он руками, – только государыня матушка!

– Благодарю вас Иван Перфильевич за помощь. Окажите мне тогда еще одну любезность. Не хочу по пустякам тревожить ее величество. Будет оказия и мое прошение по замку прошу представить государыне! – решил я от греха подальше не показываться пока у императрицы.

Практически решив вопрос с дворцом, на следующий день я встретился с президентом Военной коллегии генерал-аншефом графом Чернышевым, который встретил меня весьма любезно и даже напоил чаем.

Оказалось, что начальник Тульского оружейного завода генерал-майор Воронов, впечатлённый пушками из нового сплава с автоскрепленными стволами, показавшими, вкупе с новым порохом, великолепные характеристики, организовал полный цикл испытаний и сам представил орудия на суд комиссии Военной коллегии. Комиссия тоже была в восторге и Чернышев подготовил на имя императрицы доклад о необходимости скорейшего перевооружения артиллерийских подразделений, ведь даже на старом порохе можно было безнаказанно расстреливать противника с предельных дистанций. Что же касается реактивных снарядов, то тертый калач Чернышев, учитывая отсутствие пока массового производства бездымного пороха, в доклад императрице этот вопрос не включил. А ну как не получится? Ну ничего, Москва тоже не сразу строилась. А ракеты мы и без доклада сможем делать. Кроме того, Воронов, убедившийся в эффективности паровых машин, развернул в Туле их массовое производство и начал полное перевооружение своего завода.

Кроме этого, получилось обсудить с Чернышевым вопросы организации медицинского обеспечения в армии. За прошедшее время я успел набрать среди представителей высшего эшелона власти определенный авторитет, поэтому к моим предложения начали прислушиваться намного внимательнее, чем на первых порах. Предложив ему внедрить в программу боевой подготовки занятия по оказанию само и взаимопомощи, а также рассмотреть вопрос формирования в полках эвакуационных команд, я оставил его наедине с небольшой методичкой и образцами кожаных турникетов и ИПП, в кожаной обертке, которые уже были у каждого моего бойца, в большой задумчивости.

***

Следующие пять дней я провел усиленно занимаясь физической подготовкой, гуляя по городу и детализируя планы, а также встретился с Кулибиным. Застал я Ивана Петровича в опытовом бассейне, в котором он испытывал паровой катер. В тот момент, когда я зашел в большой ангар, в котором проходили испытания, Кулибин стоял на корме катера и увлеченно подгонял помощника, раздетого по пояс и поддувающего мехами воздух в топку парового котла.

Ангар походил на парную в русской бане. Катер был окутан отработавшим паром, с шумом выходящим из рабочего цилиндра, а в воздухе стояла взвесь воды, взбитая шлицами колес. Хорошо хоть дым выводился наружу через длинную трубу, проходящую через крышу ангара, а то была бы настоящая банька по-черному. Но это не главное, главное машина и колесный движитель работали!

Надо сказать, что к созданию опытового бассейна Кулибин подошел весьма оригинально. Вместо того, чтобы строить бассейн и пускать туда модель корабля, он испытывал реальный прототип парового катера, установленного на подставки, а под ходовыми колесами соорудил большие чаны, вода в которых создавала необходимое сопротивление. Ведь ему нужно было проверить только работу паровой машины и колесного движителя, а для корпуса катера он взял готовый баркас длиной метров пятнадцать.

Узнав меня, Кулибин что-то крикнул помощнику и спустился вниз по узкой стремянке, стоящей у борта катера.

– Здравствуйте Иван Николаевич! – поздоровался Кулибин и вытер полотенцем пот с лица, – Какими судьбами к нам?

– Здравствуйте Иван Петрович! – ответил я, – Заехал по делам в столицу и решил заодно посмотреть на ваши успехи в деле судостроения. Я смотрю у вас уже все готово?

– Все готово никогда не бывает, – махнул рукой Кулибин, – всегда есть, что улучшить, но в целом вы правы. Хоть сейчас на Неву. Жаль угля нет, Ростислав Альбертович говорит, что на дровах тяга намного хуже, но обещал к весне обязательно доставить пудов сто.

– Великолепно Иван Петрович, уверен, что ее величество будут в восторге. А что у вас с дальнеизвещающей машиной? – перевел я беседу на более интересующий меня вопрос, поскольку в изготовлении катера нисколько не сомневался.

– А с дальнеизвещающей машиной тоже, как вы выразились, все великолепно! – ответил Кулибин и показал куда идти, – Пройдемте в мастерскую, я сейчас все покажу! Когда вы сказали, что обязательно найдете применение такой машине, у меня словно крылья выросли и несмотря на занятость здесь и в Академии наук у меня все получилось. И чертежи готовы и азбука!

Посмотрев чертежи, я довольно легко в них разобрался. Схема была проста и довольно легко реализуема. Это был семафор, оснащенный оригинальными прожекторами Кулибина. Нужно было только заинтересовать лиц, принимающих решения, и выбить под строительство линии связи деньги.

– Что ж, – посмотрел я на Кулибина, закончив с чертежами, – думаю, что от этого изобретения будет большая польза. Один вопрос Иван Петрович, если башни смогут делать любые плотники, то фонари, наверное, нет?

– Зрите в корень Иван Николаевич, таких фонарей всего две штуки на свете, их никто еще не видел! – ответил изобретатель.

– Хорошо Иван Петрович, давайте поступим так. Вы пока занимайтесь своими делами, а я займусь этим вопросом, как будут новости, так сразу вас навещу! – откланялся я.

Интерлюдия Варшава

В то время, как Викинг в Питере планировал восхождение на трон герцога Курляндского, южнее, в Речи Посполитой, происходили не менее захватывающие события.

Граф Потоцкий не стал долго задерживаться в родовой вотчине. Как только вопрос с австрийским присутствием на территории Галиции решился в пользу поляков, он поднял свою, к этому времени уже восьмитысячную, армию и двинулся на Варшаву. Он твердо решил пойти ва-банк и сместить Августа Понятовского. Конечно, учитывая процедуру голосования на выборах короля, когда голосовать может любой шляхтич, никакой гарантии, что он станет королем, у Потоцкого не было. Есть в Польше и более знатные и богатые магнаты. Да и вообще, на этих выборах в основном все решают подковерные договоренности и подкуп избирателей. У Потоцкого же было только два, но весьма немаловажных козыря – боеспособная армия в восемь тысяч бойцов и слава освободителя Галиции.

Не встречая никакого сопротивления, Потоцкий дошел до Варшавы и ворвался в королевский дворец прямо во время шикарного приема, так называемого «четверга у польского короля», проходящего, как нетрудно догадаться, каждый четверг и имевшего известность по всей Европе.

Произнеся пламенную речь, о том, что Польшу рвут на куски, а король проводит время на балах, Потоцкий поместил короля под домашний арест и созвал заседание сейма. На заседании сейма он повторил свою речь и добавив аргументов в виде войск, оцепивших королевский дворец, заставил сенаторов проголосовать за низложение Понятовского, а потом придя к арестованному королю с этим решением, получил от него, под гарантии личной безопасности, письменное отречение. Первый шаг к польской короне был сделан!

Глава 3

Десять дней с момента встречи с Софией прошли, но в свободные минуты мое сознание постоянно возвращалось к ней. Вернувшись вечером домой, после встречи с графом Соймоновым, ставшим первым директором, созданного по его же предложениям, Горного училища, я сидел в кабинете и продолжал детализацию плана подготовки группы к предстоящим мероприятиям, как вдруг услышал за окном звук подъехавшей кареты, а через пару минут раздался звук шагов и в кабинет ворвался Потемкин.

– Иван! – как всегда сгреб меня своими ручищами Потемкин, – Рад что ты здесь, а то думаю вдруг в дороге разминемся!

– Григорий! – напрягся я, чтобы сохранить внутренности в целостности, – Очень хорошо, что приехал. Тут такие дела намечаются!

– А я и не один приехал! – заинтриговал он меня, а в этот момент в кабинет вошли Добрый и Пугачев.

Обнявшись с парнями и обменявшись приветствиями, я отправил их привести себя в порядок с дороги, а сам подумал, что все очень удачно сложилось с их приездом. Сев ужинать, мы выпили по рюмке за встречу и немного утолив голод, принялись обмениваться новостями.

– Что слышно при дворе Иван Николаевич? – начал разговор Потемкин.

– А черт его знает Григорий Александрович, – пожал я плечами, – я у государыни императрицы был на аудиенции один раз, пару раз к Ивану Перфильевичу заходил по делам, да передал ему записку с предложениями по устройству правительства и государства, подготовленную по поручению ее величества. Ты же знаешь, меня эти придворные дрязги не особо интересуют.

С этой запиской, о подготовке которой попросила меня в конце аудиенции Екатерина, мне пришлось изрядно помучиться. Можно было конечно тупо расписать устройство той России, с разделением ветвей власти, парламентом и правительством, но это было слишком сложно, да и бесполезно. Такого количества чиновников здесь и сейчас не требуется. Нужно что-то простое и адаптированное к текущей действительности. Поэтому я предложил ввести министров по основным направлениям деятельности, имеющих право доклада императрице и составляющих Совет министров при высочайшем дворе, а также упорядочить административно-территориальное деление, упразднив различные наместничества и провинции, оставив только генерал-губернаторства, которые я видел одновременным аналогом военного и федерального округа и губернии, входящие в их состав.

– Может быть, может быть, – задумчиво проговорил Потемкин, словно знал что-то потаенное, – о ваших делах в Галиции я уже наслышан, а у нас в Крыму стройка идет, ни на минуту не останавливается. Все как мы задумали. Из Азова пришла флотилия под флагом адмирала Синявина. Да, светлейший князь Девлет-Гирей крестился и взял себе имя Николай Гирей-Херсонесский в честь покровителя мореплавателей Николая-Чудотворца. Пожалован должностью вице-губернатора, а Антонио твой уже три корабля имеет и наладил торговлю с турками!

Порадовавшись за друзей, я начал расспрашивать Доброго и Пугачева про их приключения.

Первым взял слово Добрый:

– Мы командир даже до Крымского перешейка не успели доехать, а тут нам навстречу кортеж Григория Александровича. Я ему письмо твое передал, да и поехали дальше вместе. Заехали в Донецк к Гному, он тебе письмо написал, – передал он мне конверт, – ты прикинь, он уже жениться успел, на дочке Депрерадовича. Задерживаться там не стали, вот забрали Емельяна Ивановича и ходу в столицу. Парням дал две недели отпуска, а потом Цыган организует боевую подготовку, чтобы жиром не заросли. А Донецк то уже ого-го, растет!

– Молодец Гном, – обрадовался я, раскрывая письмо.

Так, как за столом были все свои, я спокойно зачитал письмо вслух, дабы не тратить потом время на пересказы.

По словам Гнома, три шахты под Лисичанском уже работают. Коксовая батарея под Донецком строится, а также начали там разработку новых шахт. Производство он решил распределить по двум ключевым точкам: Лисичанску и Донецку. Так как производство спирта и кислот, основных компонентов для изготовления пороха и, в дальнейшем, тротила, требует большого количества воды, то их производство будет развернуто в Лисичанске, на берегу Северского Донца. Ну а в Донецке будет сосредоточены основная добыча угля и производство кокса, а также металлообрабатывающее производство. Кроме того, он рассказал про строительство города и самое главное про нехватку денег.

– Ростислав Александрович сказал мне про проблемы с финансами, – взял слово Потемкин, когда я дочитал письмо, – я оставил ему пять тысяч, но этого мало!

– Иван Николаевич, – потянул Пугачев из под стола, непонятно, как там оказавшийся тяжеленный мешок и поставил его на стол, заскрипевший от нагрузки, – Так и мы не зря на Урал съездили. Вот, почти пуд золотого песку намыли!

Потемкин, оказывается, не знавший о золоте, немного опешил:

– Опять удивляешь Иван Николаевич, ты и здесь успел отличиться. Вся империя столько в год добывает, а у него мешок с золотом просто под столом валяется!

Быстро переведя золото в деньги, Потемкин сказал, что содержимое мешка можно оценить примерно в тринадцать-четырнадцать тысяч рублей. После этого Пугачев коротко рассказал о своих похождениях и о том, что нашел и привез к отцу, как я и обещал, детей Архипа, и путешественники, уставшие с дороги, пошли спать.

***

Я не стал на ночь глядя нагружать собеседников своими, ну или почти своими, планами по Курляндии. Завтра всё узнают. Просто с Потемкиным этот вопрос надо обсуждать с политической точки зрения, а с Добрым и Пугачевым с точки зрения выполнения задачи. Но человек предполагает, а бог (в данном случае государь) располагает. С утра в особняк Потемкина примчался посыльный гвардеец и сообщил, что Потемкин и я должны быть к полудню в Зимнем дворце.

Входя чуть ранее установленного времени в Тронный зал Зимнего дворца, мы оказались одними из последних и увидели в зале почти всех высших сановников государства. Но кроме уже знакомых мне князя Вяземского, графа Чернышева и фельдмаршала Румянцева, а также узнанного мной по описанию президента Императорской Академии наук и художеств графа Разумовского, в зале присутствовали еще несколько неизвестных мне вельмож. А вот Григория Орлова и Никиты Панина в зале не было. Обменявшись приветствиями с присутствующими, мы подошли к Румянцеву и завели неторопливую беседу в ожидании первого лица.

– Государыня императрица Екатерина Вторая, самодержица Всероссийская! – раздался через десяток минут голос от дверей и в зал вошла Екатерина.

– Господа! – обратилась она к присутствующим, после того, как заняла трон, – Я собрала вас, верных слуг государевых и мою опору в деле управления державою, дабы ознакомить с высочайшим указом. Указ сей направлен на переустройство государства нашего, дабы и впредь росло благосостояние его. С сего дня учреждается Совет министров при высочайшем дворе, заседания которого будут проходить каждый месяц. Коллегии упраздняются, а вместо них вводятся министерства. Иван Перфильевич огласите фамилии новых министров и членов совета!

– Министр внутренних дел – генерал-прокурор сената князь Вяземский, – начал зачитывать Елагин и Вяземский вышел вперед на несколько шагов, – министр иностранных дел действительный тайный советник граф Александр Романович Воронцов, – продолжил Елагин и один из незнакомых мне дворян встал возле Вяземского, – военный министр генерал-фельдмаршалграф Захарий Николаевич Чернышев, вице-министр – начальник Генерального штаба генерал-фельдмаршалПетр Александрович Румянцев, министр промышленности и транспорта действительный тайный советник граф Яков Ефимович Сиверс, министр просвещения действительный тайный советник граф Иван Иванович Бецкой, министр сельского и лесного хозяйства действительный тайный советник граф Нартов Андрей Андреевич, министр здравоохранения действительный тайный советник барон Александр Иванович Черкасов, президент Императорской Академии наук и художеств генерал-фельдмаршал граф Кирилл Михайлович Разумовский и генерал-губернатор Новороссии генерал-адьютант светлейший князь Григорий Александрович Потемкин! – закончил оглашение Елагин.

Судя по выражениям лиц присутствующих, которые я успел заметить, случившееся было новостью не только для меня. А дальше слово опять взяла императрица:

– Графа Ивана Николаевича Кетлера-Крымского, – показала она на меня рукой, – многие из вас знают лично. Он на государственной службе не состоит и в состав Совета не входит, но является моим личным советником с правами министра. Члены совета лично отвечают за вверенное им дело и имеют право личного доклада. С каждым из вас я еще побеседую, но от всех требую разумной инициативы и совместных действий, не только в интересах своего ведомства, а в интересах всей державы нашей. Яков Ефимович, вы направьте все силы на обустройство каналов для создания водного пути из Петербурга в Крым и скорейшее оснащение всех мануфактур паровыми машинами, какие ныне производят в Туле на заводе военного министерства. Иван Николаевич вас ознакомит с сей диковинкой, это его задумки. А ежели кто из заводчиков противится будет установке машин на своих заводах, накладывать на них дополнительный налог. От вас Александр Иванович державе в первую очередь надобна защита от моровых поветрий и оспы. Ну а от вас, Иван Иванович, будет зависеть как все прочие министры свои дела справят, потому как и для работы с машинами, и для лечения хворых, и для правильной обработки земель надобны ученые люди во множестве, которых с малолетства грамоте обучить необходимо. Кроме того, сим указом учреждается изменение устройства империи. На всей территории вводится единое устройство: восемь генерал-губернаторств, состоящих их губерний, и пятьдесят губерний, состоящих из уездов. Запорожское войско упраздняется и переселяется на Кубань, для охраны земель от набегов горских племен. И последнее по порядку, но не по важности, положение указа, касательно крепостного права. Барщина ограничивается тремя днями в неделю, запрещено работать в воскресенье, в двунадесятые праздники, день апостолов Петра и Павла, в дни святого Николая и в храмовые в каждом селении праздники. Строжайшее за сим наблюдение возложить на губернское начальство. Запрещается продажа крестьян без земли, отдача посторонним лицам в услужение, разделение семей и телесные наказания по самоуправству помещика. За провинности судить строго по закону!

В зале и так было тихо, но при последних словах Екатерины, кажется, даже движение воздуха от дыхания присутствующих прекратилось.

– Граф Нартов, – обратилась Екатерина к новоиспеченному министру сельского и лесного хозяйства, – как вы считаете, положения сего указа пойдут на пользу державе?

– Несомненно ваше величество, – быстро ответил Нартов, – большинство помещиков довели барщину до шести дней в неделю, потому крестьянские наделы или не обрабатываются вовсе или полностью переходят в распоряжение помещика. На селе зреет недовольство!

– Ваше величество, – как всегда непринужденно, взял слово Разумовский, – крупные землевладельцы будут не очень довольны новыми предписаниями!

– Вы Кирилл Михайлович, видимо, в первую очередь, – усмехнулась Екатерина и показала блестящее владение предметом, – а землевладельцам надобно перенимать английский опыт, переходить на четырехполье, применять новые орудия для обработки земли, тогда и трехдневной барщины будет достаточно. Или нанимать вольных людей для обработки земли. Обратитесь в Вольное экономическое общество, думаю, что там вам в консультациях не откажут, а граф Нартов, как его секретарь, поспособствует. А у кого земля бурьяном порастет, возвращать те земли в государеву собственность, невзирая на былые заслуги!

***

По окончании первого совещания Совета министров, Екатерина велела мне остаться и дала прочитать депешу от князя Репнина, являющегося, если по простому, смотрящим за Польшей. В ней князь докладывал, что за время его отсутствия в Варшаве, граф Потоцкий низложил короля Польши Станислава Понятовского, перетянул на свою сторону сейм и организовал выборы нового короля, и теперь Репнин не знает, что ему делать.

– Что скажете Иван Николаевич? – поинтересовалась Екатерина после прочтения письма, – Вы ведь знакомы с возмутителем спокойствия!

– Да ваше величество, – отдал я ей письмо, – как я уже говорил, граф чрезвычайно амбициозный человек. Думаю, что нам обязательно нужно этим воспользоваться, формально оставшись при этом в стороне. Мы выскажем ему свою поддержку на выборах, он станет королем и признает независимость Курляндского герцогства. А потом он пойдет освобождать Поморье, оккупированное пруссаками. Один он, конечно, не сможет им противостоять, но мы можем тайно помочь ему оружием и боеприпасами, а также отправить к нему инкогнито командующим армией графа Суворова, который, в том мире умудрялся бить любого численно превосходящего противника. И если все получится и Потоцкий, с нашей помощью, вернет себе Поморье, а может и заберет всю Восточную Пруссию, то мы взамен заберем у него земли восточнее Западной Двины и Березины. В итоге получим на западной границе союзное государство и ослабим Берлин, который должен был закончиться, как великое государство, уже по итогам Семилетней войны, а также заложим между Польшей и Пруссией вечный камень раздора!

– Хорошо Иван Николаевич, – ответила Екатерина, обдумав мое предложение, – действуйте. Напишите графу Потоцкому письмо, чтобы он понял, что это именно вы, и договоритесь с ним о встрече на границе, например в районе Смоленска. При личной встрече все и обговорите. А я пока вызову Суворова в столицу и отпишу Репнину чтобы не вмешивался. Вы хотели задать какой-то вопрос?

– Да ваше величество, вы чрезвычайно проницательны. Мой заместитель Ростислав Альбертович Чернов сообщает в письме, что освоение дикого поля идет чрезвычайно активно, началась добыча угля, город Донецк растет, но на данный момент не хватает оборотных средств, тысяч пятьдесят рублей!

– Знаю о ваших успехах, Григорий Александрович писал мне. Ваши дела на пользу государства стоят столько, что пятьдесят тысяч сущие копейки супротив этого. Возьмете у Ивана Перфильевича из моей личной казны, это вам премия за Галицию. Кстати, что там с вашими поисками золота? – неожиданно спросила Екатерина.

– Виноват ваше величество, вызов на Совет был столь неожиданным, что совсем вылетело из головы, – удивился я ее памяти, – вчера, вместе с Григорием Александровичем прибыл Емельян Пугачев и привез около пуда золотого песка, намытого в уральских реках. Какое качество у золота я не знаю, не разбираюсь в этом. Сдадим в казначейство, там оценят. Но самое главное, что золото в реках есть, а значит нужно организовывать эту работу и идти дальше, на Алтай, на Енисей и Витим!

– Порадовали Иван Николаевич, порадовали. Князь Вяземский займется этим! – завершила разговор Екатерина.

Поняв, что аудиенция закончена, я решил поинтересоваться про Софию:

– Ваше величество, разрешите еще один вопрос, а где сейчас ваша очаровательная кузина?

– Как где, – удивилась Екатерина, – убыла к себе в аббатство!

– Вот как, а я хотел обсудить с ней некоторые вопросы по Швеции! – расстроенно ляпнул я первое пришедшее в голову.

– Принцесса должна быть вне подозрений, она и так пробыла здесь непозволительно долго, да и от таких молодцев, как вы, девиц надо держать подальше, а то понаделаете глупостей. Только не говорите граф, что не замышляли ничего такого. Знаю я вас молодежь! – погрозила мне пальчиком императрица.

Глава 4

Одновременно расстроенный, что не удалось увидеть причину своих переживаний, и обрадованный, что не пришлось объясняться и можно спокойно делать свои дела, я вышел из Тронного зала и направился к Елагину. Потемкина нигде не было, но судя по тому, что Григория Орлова задвинули, а Потемкин оказался в числе членов Совета, да еще и Екатерина поменяла свою позицию по крепостному праву, теперь у них точно все срослось, как надо! Конечно, глупо было бы рассчитывать, что она возьмет и сразу отменит крепостное право. Ведь одаривание землями и крепостными было основной формой поощрения дворян. Но и то, что она совершила своим указом, было похоже на переворот. Все же наши беседы с Потемкиным не пропали даром.

У Елагина я получил пятьдесят тысяч ассигнациями и написал Потоцкому письмо, в котором упомянул про его приглашение в Станислав и предложил встретиться для обсуждения того, о чем он мечтал, через три недели на границе в районе Смоленска, оставив его Ивану Перфильевичу для отправки. Разрешение императрицы на использование дворца в Москве было получено еще раньше, значит можно было начинать подготовку группы.

Вернувшись в особняк Потемкина, я застал просто идиллическую картину. Добрый сидел облепленный старшими детьми Марии и аккуратно качая на руках почти годовалого Наполеончика внимательно слушал Марию, которая делала домашние дела и что-то увлеченно рассказывала. А что, подумал я, это был бы неплохой вариант, не будет же красивая молодая женщина теперь одна до конца своих дней. Я, конечно, материально позабочусь обо всех, но и личное счастье тоже не последнее дело.

Вырвав Доброго из семейной идиллии и позвав Пугачева, мы прошли в кабинет, чтобы определиться с планом действий, но перед этим я кратко проинформировал соратников о судьбоносном совещании:

– Слушайте сюда мужики, сегодня императрица провела совещание, которое перетряхнет всю жизнь в империи, – заставил я напрячься собеседников, – да не очкуйте, надеюсь в хорошем смысле этого слова. Вышел высочайший указ о сокращении барщины до трех дней, запрете продажи крестьян без земли, запрете телесных наказаний и много там еще других послаблений. Вот видишь Емельян Иванович, не пропала даром наша работа. Я же говорил, добьёмся улучшения жизни простых людей без войны и бунта!

– Слава тебе господи! – перекрестился Пугачев, – Услышал наши молитвы. И правда тебя бог послал к нам Иван Николаевич!

– Да, новости хорошие командир! – тоже перекрестился Добрый, – А ну, как помещики начнут воду мутить? Им ведь это не в жилу будет!

– Ну, думаю Екатерина им быстро рога пообломает, а мы поможем, если надо будет. Ладно, давайте к делу, – сменил я тему разговора, – Я сейчас пишу письмо Гному с указанием собрать группу и в полной выкладке срочно отправить в Москву, а Ефрема, Архипа с детьми и кухарку Марфу отправить в Питер с вещами. Вы забираете деньги для Гнома и через неделю выезжаете в Москву. Вот разрешение на использование дворца для тренировок и поручение командиру полка оказать нам полное содействие, – отдал я Доброму бумаги, полученные у Елагина, – в Москве готовите дворец для тренировок и встречаете группу. После их прибытия, отправляете две тройки с деньгами к Гному. Пять тысяч оставите на премии бойцам и приступаете к тренировкам. Как получаете от меня сигнал, выдвигаетесь в Питер, а я пока с поляками разберусь!

***

Двенадцатого января 1771 года, встретив в пути Рождество и Новый год, мы вместе с отдохнувшим в краткосрочном отпуске Вейсманом были на русско-польской границе в пограничном селе Гусино, недалеко от Смоленска, а еще через пять дней там появился Потоцкий, развернувший большой лагерь и пригласивший нас на переговоры в свой шатер.

– Желаю здравствовать господа, располагайтесь! – предложил нам присесть Потоцкий.

– Вам того же граф, – ответил я, присаживаясь в походное кресло, – с господином Вейсманом вы уже знакомы, а я имею честь представиться вам повторно, граф Иван Николаевич Кетлер-Крымский!

Потоцкий присутствовал на переговорах один, но я не стал отправлять Вейсмана. Он парень толковый и мне без такого помощника в будущем никуда. Вот и пусть опыта набирается.

– Кетлер, Кетлер, – проговорил вслух Потоцкий, пытаясь что-то вспомнить, – Если мне не изменяет память династия Кетлеров правила в Курляндии, но она же прервалась!

Я молчал, ожидая уточняющего вопроса и не желая первым начинать доказывать свою правоту.

Поняв свою ошибку, Потоцкий сдал немного назад:

– Прошу меня извинить граф, что на мгновение усомнился в ваших словах. Очень уж неожиданно все это. Уверен, что у вас есть все основания называться Кетлером!

– С кем не бывает граф. Зато я могу вас поздравить, у вас прекрасная память. Как раз по этому вопросу у меня есть к вам предложение от ее величества императрицы Екатерины Второй! – я протянул ему верительную грамоту, подписанную императрицей.

– Я вас внимательно слушаю! – ответил он, прочтя грамоту.

– Учитывая, что у вас сейчас самая боеспособная армия в Польше, шансы стать королем у вас есть, но небольшие. Поддержка русского государя в этом деле гарантированно склонит чашу весов в вашу пользу. Вы в ответ освободите Курляндское герцогство от вассальной клятвы и признаете его независимым государством! – сделал я паузу, давая Потоцкому проявить свои аналитические способности.

– А вы граф станете герцогом Курляндским, браво! – похлопал он в ладоши, – Учитывая, что я ваш должник за Галицию, это самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить. У нас есть поговорка «Potrzebny jak dziura w moście», что в переводе на русский означает «Нужен как дыра в мосту». Очень эти слова подходят для Курляндии!

– Браво будущему королю Польши! – похлопал я в ответ, – Но это только цветочки, как говорят на Руси, а ягодки то повкуснее будут. Вы ведь пойдете возвращать Поморье?

– Конечно граф, без контроля над побережьем мы всегда будем во власти пруссаков! – ударил он кулаком по ладони.

– Хорошо, предложение ее величества таково. Мы помогаем вам оружием и огненным припасом, а также направляем вам инкогнито графа Суворова, с которым вы имели честь встречаться. Не буду говорить откуда у меня такая уверенность, но я гарантирую, что он разобьет армию Фридриха. Думаю, что будучи королем вы сможете собрать для него армию и обеспечить в ней дисциплину. После того, как вы передвинете границу на западе и заберете себе Восточную Пруссию, мы передвинем границу на востоке. Польша уступит России земли с преимущественно православным населением восточнее линии Динабург, Бобруйск, Житомир. По моему прекрасное предложение! – развел я руки.

– А как же князь Репнин, он так и будет присутствовать на заседаниях сейма и диктовать волю императрицы Екатерины? – спросил расслаблено откинувшись в кресле, видимо, уже принявший решение Потоцкий.

– Зачем нам это будет нужно? – начал я рассуждать вслух, – Если на западной границе у нас будет дружественное государство с сильной королевской властью, в котором не притесняют православных?

Потоцкий позвонил в колокольчик и через мгновение появился человек, принесший бумагу и чернила. Закончив написание документа, он накапал сургуча и приложил к нему большую металлическую печать:

– Вот признание вас герцогом Курляндии и освобождение от вассальной клятвы, осталось только дату нужную поставить! – передал он мне документ заверенный королевской печатью, – Если я стану королем, я свою часть договора выполнил, если нет, то это останется просто бумажкой!

– Благодарю граф, вы сэкономили мне уйму времени своим воистину королевским решением! – передал я бумагу Вейсману.

– А теперь предлагаю немного промочить горло. Думаю господа, сегодня нам есть за что выпить! – опять позвонил в колокольчик Потоцкий.

В столицу мы вернулись в конце января. Екатерина, как и я, оказалась весьма довольна результатом переговоров и тут же отправила князю Репнину поручение о поддержке Потоцкого на выборах короля Польши. Дело оставалось за малым, претворить наши планы в жизнь.

***

– Здравствуйте Александр Васильевич! – поздоровался я с Суворовым, прибывшим в столицу в середине февраля, стоя в приемной перед кабинетом императрицы.

– Здравствуйте Иван Николаевич! – ответил он на приветствие и хитро прищурив правый глаз спросил, – Чую я, что без вас в этом вызове к государыне матушке не обошлось. Никак новую каверзу для супостата удумали?

– В корень зрите Александр Васильевич! – усмехнулся я и пошел к открывшейся двери кабинета Екатерины.

Поприветствовав императрицу, мы встали недалеко от стола, за которым она работала с документами.

– Александр Васильевич, у меня для вас поручение, которое может показаться вам немного неожиданным, – начала разговор Екатерина, – вы прекрасно били конфедератов, но теперь вам будет необходимо превратить разрозненные отряды поляков в войско и дать бой Фридриху. Как думаете, получится?

– Думаю ваше величество, что получится! – почти не раздумывая ответил Суворов, – Поодиночке поляки воины справные, особливо в кавалерии, только им всегда дисциплины не достает. Ежели кто сможет гордыню их прижать к ногтю, то тогда побьем хоть пруссака, хоть шведа!

– Вот и отлично, а с их гордыней новый король разберется, – встала из-за стола императрица, – вы, кажется, знакомы с графом Потоцким. Вот он и станет скоро королем польским. Иван Николаевич, у вас будет, что добавить?

– Да ваше величество, благодарю. Предлагаю графу Суворову действовать под псевдонимом граф Рокоссовский, – решил я добавить немного троллинга в это мероприятие, вспомнив, как советский поляк маршал Рокоссовский вначале бил германский вермахт, а после Великой Отечественной стал министром обороны Польской Народной республики, – кроме этого, полагаю целесообразным снарядить с графом одну батарею наших новых полевых пушек с русскими канонирами, в польском обмундировании, естественно. Сие позволит испытать новые орудия и новые картечные гранаты в боевых условиях!

Предлагая испытать новое оружие в боевых условиях, я совершенно не боялся раскрытия его секретов. Картечные гранаты с виду ничем не отличаются от обычных ядер, а расчеты орудий будут жестко проинструктированы по подрыв боекомплекта, при угрозе его захвата противником. А что касается пушек, то здесь вообще без вариантов. Вероятность определения на глазок того, что пушки сделаны из другого сплава, да еще и особым образом упрочнены, однозначно стремится к нулю.

Интерлюдия Нарыв

Бурная деятельность Екатерины по модернизации жизни в империи, естественно, оказалась по нраву не всем. Конечно, в первую очередь это касалось бывших фаворитов, лишившихся реальной власти. Хотя императрица мотивировала отставки благовидными предлогами, все при дворе понимали, что к чему. Григорий Орлов, под предлогом пошатнувшегося здоровья, был отправлен на лечение в Европу, после чего Алексей Орлов, формально не входивший в состав прежнего Совета и в опалу вроде бы не попавший, стал с отъездом брата фигурой второго, а то и третьего плана. Ну, а Никита Панин, сославшись на преклонный возраст, сам попросил отставки с поста президента Коллегии иностранных дел, сохранив при этом за собой место воспитателя наследника престола.

Другим полюсом недовольства, как и говорил на Совете Разумовский, стали крупнейшие землевладельцы империи: Шереметев, Строганов, Голицыны, Нарышкины, опять же братья Орловы и сам Разумовский. В открытую конфронтацию никто из них, конечно, вступать пока и не думал, у Екатерины сильно то не забалуешь. Но все они страстно желали возвращения прежней вольницы. Этого же хотело и большинство уездных помещиков-трутней, не желающих выходить из зоны комфорта и считающих свое право запороть холопа до смерти неотъемлемым.

Ну а непосредственным поводом к зарождению заговора, направленного на смену власти в империи, стала нелепая смерть Григория Орлова. Отправленный на лечение, он продолжил безудержно заливать спиртным свое горе, на этом фоне впал в безумство и после недельного метания в горячечном бреду преставился, так и не добравшись до лечебных вод Баден-Бадена. Опечаленный Алексей поклялся себе отомстить Екатерине за смерть брата, в которой, по справедливости, никто кроме самого Григория виновен и не был.

Это еще не было заметно и даже Екатерина, несмотря на свой огромный опыт придворных интриг, еще не понимала сути происходящего, но огромная империя уже начала свой бег к точке бифуркации, в ожидании совершеннолетия наследника престола.

Глава 5

Как советник императрицы и идейный вдохновитель тайной операции «Потоцкий», в течение следующих двух месяцев я занимался ее организацией. Ведь требовалось не привлекая внимание и не оставляя следов в виде документов, позволяющих вычислить наш след в будущих польских событиях, организовать списание огромного количества военного имущества с баланса военного министерства, выкупить его по остаточным ценам от имени подставных лиц, будто бы для снаряжения экспедиций на Дальний Восток, и тайно переправить через границу. Суворов в это время уже начал лепить из отрядов Потоцкого боеспособные полки, которые в итоге составят костяк новой польской армии.

К концу апреля все, что от меня требовалось в столице я успешно завершил и был готов приступить к операции «Курляндия». Оставалось только дождаться результатов выборов, которые и прибыли в первых числах мая с донесением от князя Репнина – Станислав Потоцкий новый король Польши!

Оказалось, что в этот раз польская шляхта проявила обычно несвойственное ей благоразумие. Осознав угрозу полной потери государственности и почувствовав за Потоцким силу, большинство выборщиков отдали ему свои голоса. Примерно в это же время пришли позитивные новости и от Гнома – коксовая батарея дала первый кокс, а значит скоро заработает полная производственная цепочка. Мы сделали это!

Кроме того, в Донецке началось строительство штаб-квартиры компании и учебного центра службы безопасности со складом РАВ, куда можно будет скоро начать перевозить оружие и боеприпасы из нашей пещеры. Что касается боеприпасов, то операция «Галиция» стоила нам всего чуть больше пятисот патронов, два десятка ручных гранат и десяток противотанковых мин. То есть, патронов за прошедшие в этом мире три года было потрачено чуть более половины процента от наших запасов, гранат – десятая часть, а мин – ровно половина. Отличный результат, потому как расход половины противотанковых мин, ввиду отсутствия в ближайшей перспективе танков на поле боя, был совершенно не критичным. Они послужили нам просто фугасами, то есть тротилом залитым в жестяную банку, к производству которого через пару лет планировал приступить Гном. Оставалось только разработать средства инициирования.

Григорий Александрович, пробывший в обществе любимой женщины почти полгода, ходил все это время с довольным видом, словно кот дорвавшийся до тазика со сметаной. Но будучи до мозга костей человеком долга, с окончанием весенней распутицы, убыл в свое новое генерал-губернаторство, в которое вошли Елисаветградская губерния, раскинувшаяся на всех новоприобретенных территориях от Днепра до Днестра, Таврическая, состоящая из Крыма и прилегающих к нему территорий Причерноморья, а также Донецкая, вобравшая в себя всё оставшееся левобережье Днепра до границ Харьковской губернии на севере и Области Войска Донского, ставшей губернией, но сохранившей свое прежнее наименование, на востоке. По предложениям Потемкина, светлейший князь Гирей-Херсонесский сменил его на должности губернатора Таврии, а Депрерадович, которого Екатерина запомнила еще в бытность его начальником Славяносербии, был пожалован баронским титулом и назначен губернатором Донецкой губернии.

Но это были еще не все позитивные новости. С освобождением Невы ото льда, Кулибин начал ходовые испытания парового катера и в первых числах мая прокатил на нем императрицу вдоль Васильевского острова. Екатерина, к этому времени заболевшая машинами, была в полном восторге и тут же выполнила свое обещание, пожаловав Гному баронский титул и подарив Кулибину шикарный особняк на набережной Невы. Ну и кроме высочайшего указа, Потемкин забрал с собой для Гнома мой приказ о назначении его генеральным директором компании и чертежи сигнальной башни Кулибина, для постройки первой отечественной линии оптического телеграфа Екатеринослав – Донецк.

***

Получив от меня команду, группа прибыла в конце мая в Питер и поселилась в одном из поместий в пригороде столицы. По словам Елагина, это поместье принадлежало какому-то проворовавшемуся чиновнику, который трудами Тайной канцелярии отправился за Урал работать лобзиком, и послужит впоследствии наградой для кого-нибудь другого.

Парни, подсохшие за время командировки в Карпаты, за время подготовки в Москве обросли мышцой и стали выглядеть намного внушительней. Конечно, спецназ практикует идеологию «быть, а не казаться», но иногда бывает и так, что «хороший понт, дороже денег». Ну, а если ты в себе соединяешь оба начала, то тогда вообще замечательно. Думаю, что такой полусотни воинов в этом мире нет ни у кого, но если хорошенько подумать, то в будущем такого количества маловато будет.

Разместив бойцов, я позвал в Доброго, Пугачева и Милошевича обсудить этот вопрос:

– Скоро нам предстоят масштабные дела, возможно и не в одном месте. Думаю, что полусотни нам будет маловато, опять же базу в Курляндии нужно будет охранять. Какие будут предложения?

– Давай Иван Николаевич я в Зимовейскую отпишу, – предложил Пугачев, – к моему слову там прислушаются, отправят нам казачков!

– Так и из нашего старого полка многие нам завидуют, – взял слово Милошевич, – офицеры конечно все устроились хорошо, а вот среди рядовых гусар желающих полно, только не брали же никого!

– Точно командир, ко мне несколько раз подкатывали с этим вопросом! – подтвердил Добрый.

– Хорошо, по этим двум направлениям и будем работать, только не письмами, а личным участием. Вы вдвоем, – показал я на Пугачева и Милошевича, – двигаете на юг. Один к себе на Дон, другой на Донбасс. Набираете еще сотню бойцов и возвращаетесь назад, уже в Курляндию. Кроме этого, забираете все семьи бойцов. Переезжаем в Курляндию надолго. Как там все организовать разберетесь сами, не маленькие. Денег на подъемное пособие получите у Гнома!

***

В начале июня колонна из нескольких карет и почти полусотни всадников взяла курс на Ригу. Понимая, что Курляндское герцогство станет моим домом на неопределенное время, я забрал с собой всех своих доверенных лиц на этой планете, кроме Гнома. В том числе и Марию с детьми, которая сама этого захотела и чему был несказанно рад Добрый.

Честно сказать, но перед отъездом в Курляндию я немного нервничал. Ведь я заходил в совершенно неизвестную мне реку. Одно дело совершить диверсию или даже организовать производственную компанию в России, не говоря уже о выдаче советов императрице о том, как лучше организовать жизнь, и совершенно другое приехать в чужую страну, стать ее главой и принимать какие-то управленческие решения, отражающиеся в итоге на жизни многих людей, за которые мне нести ответственность, пусть даже и только перед своей собственной совестью.

Возьмем, например, крепостное право. Имея для себя ясное представление о его неприемлемости ни в каком виде, я понимал, что просто издать бумажку о его отмене недостаточно. Нужно еще создать такие законодательные и экономические условия, чтобы свободный человек мог где-то заработать и прокормить свою семью. Значит ему нужна либо свободная земля для работы на ней, либо рабочее место на производстве, либо он должен организовать свое дело, для которого нужен стартовый капитал и какие-то специальные навыки. И вот здесь мои знания, как это организовать, а не продекларировать, были практически на минимальном уровне.

Нет, учитывая, что Курляндия была промежуточной точкой моего пути, можно было поступить, как младший Бирон, которого я еду смещать. То есть, тупо укатить в Европу и готовиться к походу на Стокгольм. Но в том то и фишка, что Курляндия была идеальной возможностью хоть немного разобраться во всей здешней кухне.

***

Информации о том, где находится уже бывший герцог Курляндии у меня не было, но подстраиваться под его «напряженный» график я не собирался. Екатерина передала мне письмо для него, в котором сообщала, что ждет его в Санкт-Петербурге, где выделит ему особняк и содержание для продолжения его никчемной жизни. Появится, отдам. Мне это было, естественно, не по нутру, но я свое мнение по данному вопросу пока держал при себе. Оказавшись вскоре в предместьях Риги, я встретился с командиром Рижского драгунского полка, подтвердил ему свои полномочия, но от помощи отказался, сказав, что справлюсь собственными силами.

Захват дворца Добрый провел без меня, обосновав тем, что мне, как будущему герцогу заниматься этим не стоит, с чем я спорить не стал. К тому же, парням все равно нужно привыкать действовать самостоятельно. Сам захват, по словам Доброго, прошел буднично, как на тренировке. Бойцы, вооруженные кожаными дубинками набитыми песком, переехали герцогскую охрану даже не запыхавшись. На следующее утро кавалькада моих карет проследовала мимо столицы, сразу в Руэнтальский дворец, где меня уже встречала моя охрана.

Смена власти в герцогстве прошла, к моему искреннему удивлению, предельно спокойно, словно герцоги здесь менялись пару раз в год, не меньше. Видимо наличие или отсутствие герцога не сильно влияло на жизнь обывателей. А вот объявление о независимости от Речи Посполитой было воспринято позитивно и я даже объявил по этому поводу национальный праздник, выкатив из огромных герцогских подвалов полсотни бочек пива и медового шнапса и устроив на центральной площади Митавы народные гулянья.

***

Через неделю в Руэнтальский дворец прибыл представитель курляндского рыцарства, так называемый «секретарь дворянства» барон Отто фон дер Ховен, которого я, учитывая мое отвращение к бессмысленному церемониалу, принял в своем рабочем кабинете.

Барон пройдя в кабинет немного замешкался, видимо определяясь, как ко мне обращаться.

– Доброго дня барон, присаживайтесь! – обратился я к нему на немецком и показал на кресло, – Вы говорите по-русски? Я еще не совсем освоил немецкий, чтобы обсуждать серьезные вопросы!

– Благодарю, ээ, ваше высочество! – на хорошем русском титуловал он меня, как герцога королевской крови, видимо в последний момент решив перебдеть, чем недобдеть, – Вы позволите взглянуть на ваши бумаги?

Убедившись, что оба соседствующих монарха признают меня герцогом, наследником Кетлеров, а король Польши еще и освобождает от вассальной клятвы, барон подобрался и уже четко, по деловому, спросил:

– Ваше высочество позволит узнать о его планах на будущее?

– Это вы барон должны мне рассказать о моих планах, – усмехнулся я и решил немного закосить под тупого вояку, хотя если не кривить душой, то это было близко к истине, – я больше солдат, чем политик. Поэтому, чтобы я тут не наломал дров, прошу вас для начала ввести меня в курс дела!

Со слов барона я понял, что попал в самую настоящую парламентскую монархию, в которой герцог был фигурой чисто номинальной. Сейчас, конечно, все немного изменилось, так как с обретением независимости у государства появились какие-никакие внешнеполитические функции, которые я точно не собираюсь полностью делегировать ландтагу.

Слушая барона, рассказавшего мне сначала о полномочиях ландтага, а после перешедшего к правам и привилегиям рыцарства, сохранившимся еще со времен Тевтонского ордена, мне сразу пришла на ум фраза из кинофильма «Место встречи изменить нельзя» про то, что «нет у вас методов против Кости Сапрыкина». Ведь и правда, в данный момент я мог побороть эту систему только развешиванием рыцарей на окрестных деревьях и полным переформатированием государства, а мои предварительные размышления о необходимости разобраться в здешнем хозяйстве были насквозь дилетантскими. Вспомнив тут же мудрость про дорогу в ад, вымощенную благими намерениями, я принял для себя решение и перебил барона:

– Благодарю барон, вижу вы прекрасно во всем разбираетесь. Давайте поступим так. Я не буду вмешиваться во внутреннюю политику, пусть все идет своим чередом. Но, как герцог, добившийся независимости Курляндии, по вопросам внешней политики последнее слово я оставляю за собой!

***

Видимо, местный бомонд, также, как и я понимал, что внешняя политика крошечного герцогства, окруженного европейскими тяжеловесами, будет, скорее всего, такой же формальностью, как и до обретения независимости, так что через три недели ландтаг утвердил мою кандидатуру единогласно. А еще через неделю я официально перешел в лютеранство, благо православным повторно креститься было не нужно, и принял присягу, завершив юридическое оформление вступления на престол. А уже на следующий день прибыл гонец с шифрованным письмом от Екатерины, в котором она просила меня в ближайшее время прибыть инкогнито в Царское село.

Интерлюдия "Не долго музыка играла"

Фридриха, прозванного Великим, правильнее было бы называть «Фартовым». Захватив Саксонию в 1756 году и разгромив на следующий год 70-тысячную французскую армию в сражении при Росбахе, Фридрих начал Семилетнюю войну за здравие, но уже в 1759 году, после триумфа русского оружия в сражении при Кунерсдорфе, историю великой Пруссии можно было бы заканчивать. Наголову разбитый Фридрих, у которого из 48-тысячной армии, осталось, по его же словам, меньше трех тысяч солдат, писал своему министру после битвы ««По правде говоря, я верю в то, что всё потеряно. Гибели моего Отечества я не переживу. Прощайте навсегда».

Союзным армиям только и оставалось, что зайти парадным маршем в Берлин и принудить пруссаков к капитуляции. Но союзники вдруг вдрызг разругались, обвиняя друг друга в нарушении союзнических обязательств, и увели свои войска прочь. Случилось, по меткому выражению самого Фридриха «первое чудо Бранденбургского дома». Это дало ему возможность защитить столицу, восстановить армию и продолжить боевые действия на следующий год.

В компании 1760 года Фридрих еще сможет одолеть австрийцев в сражении при Торгау, последнем крупном сражении Семилетней войны, но потеряет в нем почти сорок процентов личного состава своей армии. Это было для него сродни поражению, ведь ресурсы маленькой Пруссии не шли ни в какое сравнение с ресурсами противостоящего ему союза России, Франции и Австрии, прозванного Фридрихом «союзом трех баб», по принадлежности правительниц этих государств Елизаветы Петровны, Марии Терезии и фаворитки короля мадам Помпадур, фактически управлявшей Францией, к прекрасной половине человечества.

Захватив, после длительной осады, к концу следующего года крепость Кольберг, армия Румянцева была готова начать кампанию 1762 года прямым ударом на Берлин, используя взятую крепость-порт, как тыловую базу. Понимая, что это конец, Фридрих уже начал зондировать возможность начала мирных переговоров, как вдруг случается «второе чудо Бранденбургского дома», умирает его непримиримая противница – российская императрица Елизавета Петровна.

Взошедший на престол Петр Третий, давний поклонник Фридриха, мало того, что заключает с Пруссией мир и отказывается от всех занятых прусских территорий, включая присягнувшую на верность российской короне Восточную Пруссию, но и предоставляет русский корпус для борьбы с недавними союзниками, австрийцами. Тушите свет!

Вскоре Петр Третий поплатился головой за творимую им «дичь», но Екатерина Вторая, не желая заново начинать войну, заняла нейтральную позицию, а Фридрих, стоит отдать ему должное, в очередной раз воспользовался переполохом в стане союзников и завершил кампанию 1762 года несколькими незначительными победами над австрийцами и французами, сохранив по итогам войны довоенный статус-кво.

Конечно, нельзя ни в коем случае считать Фридриха бесталанным полководцем. Учитывая, что ему приходилось сражаться на три фронта, он продержался довольно долго и ловко пользовался промахами противников. Его «косая» атака принесла немало побед над австрийцами и французами, вымуштрованные до состояния биороботов гренадеры долгое время считались эталоном пехоты в рамках линейной тактики, а кирасиры Зейдлица оставались, в том мире, эталоном тяжелой кавалерии вплоть до начала 19 века. Но к его несчастью, здесь за его скальпом пришел не кто-нибудь, а великолепный Александр Васильевич Суворов, получивший боевое крещение как раз под Кунерсдорфом.

***

Узнав численность войск, имеющихся в его распоряжении, ни один другой полководец в мире не согласился бы на эту авантюру. Ведь к лету 1771 года Потоцкий мог выставить только чуть более двадцати тысяч солдат, тогда как у Фридриха численность армии мирного времени приближалась к ста тысячам, из которых до четверти составляла кавалерия.

Однако, ретирада, это не про Суворова. Но самым главным отличием его таланта от всех его предшественников, современников и последователей, было то, что у него совершенно отсутствовал шаблон. Он всегда был непредсказуем, неизменно следуя своему правилу «удивил-победил». Его было невозможно просчитать.

Вот и теперь, проведя аудит имеющихся сил, он с удивлением обнаружил, что прекрасной польской кавалерии у Потоцкого больше, чем пехоты. Не проблема, подумал Александр Васильевич, значит всю пехоту посадим на лошадей, с которыми проблем не было. Это, конечно, не сделает их кавалеристами, способными противостоять кирасирам Зейдлица, но превратит их в мотопехоту, доезжающую до поля боя с комфортом. Учитывая, что времени на маршевую подготовку, позволяющую суворовским войсками при необходимости проходить больше сорока километров в сутки, не было, это станет серьезным козырем.

Дождавшись коронации Потоцкого, Суворов немедленно двинул свою армию, несмотря на мнение нового короля, предлагавшего начать с захваченного пруссаками Поморья, в Восточную Пруссию. Основная масса прусских войск находилась, естественно, вдоль границы с Австрией и на западе, а здесь, на границе с союзной Россией, у пруссаков было не больше двадцати тысяч, да еще и разбросанных по пунктам постоянной дислокации. Так, на один зуб.

Скрытым маршем, Суворов за четыре ночных перехода прошел от предместий Варшавы до восточной границы бывшего анклава и еще через сутки, рано утром, атаковал полк, квартирующий в Гросс-Егерсдорфе. Учитывая, что официально объявлять войну им никто не собирался, пруссаков взяли со спущенными штанами, потеряв при этом только пять человек. Оставив небольшой гарнизон для контроля пленных и охраны трофеев, Суворов уже к вечеру был у стен Кенигсберга.

Беспрепятственно проникнув в спящий город через основные, Закхаймские ворота, поляки блокировали казармы и вынудили гарнизон столицы Восточной Пруссии капитулировать. Поляки были в восторге, а Потоцкий, давший обещание беспрекословно выполнять все приказы Суворова и командовавший полком коронных гусар в составе его армии, был вообще на седьмом небе от счастья. Но праздновать победу было еще рано, война только началась.

Приведя на следующий день город к присяге, третьей за последние десять лет (после этого случая Кант, преподававший в местом университете и остававшийся с прошлого раза формально русским подданным, посмотрел на весь этот бардак, махнул рукой и уехал в Москву, преподавать в императорском университете), и отправив колонны пленных в сторону русской границы, чтобы они не смогли позже попасть обратно в армию Фридриха, армия Суворова двинулась вдоль побережья Балтики на запад.

Теперь Суворов не скрывался, а ссадил пехоту с лошадей и демонстративно двигался с обычной для армий того времени маршевой скоростью. При этом конная разведка действовала на большом удалении от основных сил, постоянно снабжая его необходимой информацией.

Фридрих, узнав, что Восточная Пруссия опять присягнула другому монарху, был вне себя от ярости. Он еще после русских не отошел и не желал посещать Кенигсберг, а тут опять такая пощечина. Да от кого, от поляков, которых он вообще за противника не считал. Правильно оценив по донесениям разведки численность польской армии в двадцать тысяч, Фридрих быстро собрал 40-тысячную армию при ста пятидесяти орудиях и двинулся своим фирменным ускоренным маршем навстречу Суворову. Кульминация приближалась!

***

Дойдя черепашьим темпом за неделю до Гданьска, Суворов приказал строить укрепленный лагерь и готовиться к сражению, а сам, собрав командиров полков, выехал на юг на рекогносцировку. Здесь, на западном берегу Вислы в сорока километрах от Гданьска, возле небольшого городишки Диршау, стоящего на перекрестке дорог, Суворов и собирался дать бой Фридриху. Разумеется ни о каком фронтальном сражении полупартизанской армии с железным катком Фридриха речь не шла. Победу должна была принести хитроумно расставленная ловушка.

Любой полководец, оценив на карте расположение армии Суворова, сказал бы, что он загнал себя в западню, встав возле Гданьска. Ведь заняв тот самый перекресток дорог, Фридрих перекрывал ему все пути отхода в Польшу и вынуждал или принять генеральное сражение или уходить дальше на запад вдоль балтийского побережья, причем оба эти варианта обладали весьма туманными перспективами.

Оценив диспозицию войск именно так, как и предполагал Суворов, Фридрих двинул войска к Диршау, следуя словно крыса за дудочкой крысолова. Прибыв на место вечером пятнадцатого июня, Фридрих встал лагерем, планируя дать армии небольшой отдых и посмотреть на дальнейшие действия поляков. После потери нескольких полков в Восточной Пруссии, он не хотел штурмовать укрепленный лагерь, подставляясь под убийственный огонь артиллерии.

Заблаговременно узнав о приближении Фридриха, суворовские полки совершили форсированный ночной марш и в четыре часа утра шестнадцатого июня заняли исходные рубежи для атаки. План атаки был незатейлив и давал возможность гонористым польским командирам действовать в рамках общей задачи на максимально возможном уровне тактической самостоятельности.

Три пехотных полка, общей численностью пять тысяч человек, блокировали лагерь пруссаков с трех сторон жиденькой цепью, будучи в готовности перестроиться в каре, для отражения атаки кавалерии. Десять тысяч всадников, под командой Потоцкого, обходили спящий лагерь по заранее разведанным проходам и атаковали его с юга. Оставшиеся пять тысяч гусар составляли резерв Суворова. Батарея капитана Раевского из двенадцати новых орудий прикрывала левый фланг, а остальные пятьдесят обычных орудий – правый.

Эффект неожиданности, этот неизменный спутник суворовских атак, опять проявил себя с убийственным результатом. Атака Потоцкого посеяла в лагере хаос и панику, превратив дисциплинированных прусских гренадеров, попавших под слом шаблона, в объятую ужасом толпу. Это было просто избиение младенцев, а отдельные группы разбегающихся пруссаков успешно ликвидировались окружившей лагерь пехотой. Пленных сегодня не брали.