Изнанка

Глава 1

Двигатель моей машины заглох на трассе через лес, когда опустился прохладный октябрьский вечер. За окнами темнеют стволы деревьев, подпирая на половину голыми кронами стремительно гаснущее небо. На трассе пусто, а до деревни ехать и ехать.

Остановившись на обочине, пришлось поставить машину на ручник. После чего, чертыхаясь в голос, я вылез из не первой свежести «калины» и полез под капот. Щурясь, я пытался разглядеть в трубах и железках то, что должно помочь запустить двигатель. Но в хитросплетениях труб ничего и не понял, а на лес быстро опускается ночной полумрак и недостаточная видимость усугубляет положение.

– Блин, – констатировал я.

Если бы отчим изыскал способ отправить меня в армию, где по его словам я «узнал бы, что и куда совать», мне удалось бы придумать, как справиться с заглохшим двигателем. Но мать была против службы, так что выявив плоскостопие, меня отправили на все четыре стороны. И в данный момент я пожинаю плоды собственной недальновидности: стою на дороге тощий, рыжий и туплю на двигатель.

Стыд нагрел щеки и шею.

– Тьфу, – сплюнул я в сторону и снова настырно согнулся над капотом вникать в переплетения трубок.

Не знаю, как долго я изображал механика, но в желудке тоскливо квакнуло, а меня охватила злость – с собой только бутылка минералки и та ополовинена. Мое сухощавое тело снова настойчиво потребовало пищи. В двадцать лет метаболизм такой, что никакой жир не копится. Подружке нравится. Она аспирантка в медицинском и гордо сообщила, что я эктоморф, а это сейчас в тренде.

Подружка у меня действительно умная. Да еще блондинка с третьим размером. Как это получилось – непонятно. Обычно либо ум, либо размер. Но Карина при рождении отхватила сразу два комплекта бонусов, а меня угораздило продать ей страховку. Потом пригласил её на свидание и не удивительно, что вляпался в эту умную и красивую. Сейчас она как раз ждет, когда я ей позвоню и сообщу, как доехал.

Только подумал, как в кармане пиликнуло. Я снова разогнулся и достал из кармана мобильник. Сети нет. Как сообщение от неё пробилось в эту глухомань можно только гадать. Но душа согрелась – ждет, когда отзвонюсь и скажу что все хорошо, я соскучился и, как только разберусь с наследной рухлядью, вернусь к ней. Однако, когда я мазнул по экрану и прочел сообщение, ледяной душ окатил меня с головы до ног.

Сообщение от Карины:

«Артём, ты хороший парень. Но мне нужен кто-то более зрелый. Надеюсь, ты не в обиде. Давай будем друзьями».

– Не день Бекхэма…

В груди засаднило. От злости и обиды зашумело в ушах. Я не понял, как в ярости оказался сбоку машины и со всей силы пнул колесо. Отдача была сильной. Голова зазвенела, а в шее что-то хрустнуло.

– Черт! Черт! Черт! – заорал я в сторону темных деревьях, которые уже едва различимы в надвигающейся ночи. – Нашла время! Гадство! Галимое гадство! На кошелек повелась! Точно! Тот хрен с кафедры! Это точно он!

Обида и злость сперли мне дыхание, я задышал бешено и часто. Попытался набрать ей, но сеть пустая. Попробовал еще несколько раз – тишина. Хотел написать сообщение, но не придумал, что писать.

– Клепаный дюраль… – снова выругался я. – И это когда я застрял на дороге в лесу!

Несколько минут меня колотило, хотелось кому-нибудь набить морду, хотя скорее всего, набили бы мне. Но кулаки туго сжимались и разжимались, впиваясь ногтями в кожу. Так и ходил по пустынной сумеречной трассе туда-сюда, пыхтя и раздувая ноздри с бормотаньем.

– Вот меркантильная зараза… Все мало ей. Всё мало…

Когда первый пар вышел, я опять остановился перед открытым капотом и наклонился над железяками. Голова еще звенит от удара по колесу и от злости. Я сделал несколько вдохов, в носу засвербело от машинного масла, после чего меня охватила решимость вернуться и поговорить с ней – наличие наследства в виде дома повышает мои шансы в борьбе с толстосумом с кафедры.

Кипя в бессильной ярости, я крутил какие-то винтики, трогал провода, будто это может помочь завести машину, продолжая бормотать:

– Эктоморф… Хочет качка? Счет в банке? Ну-ну. Я стану этим качком. Посмотрим, что скажет.

Когда понял, сколько придется для этого пахать, в голове опять беспощадно зазвенело.

– Качка богатого захотела… Зараза… Ничего, я умный, я придумаю, как все исправить. Мать говорит, у меня хорошие мозги....

Правда эти мозги не очень помогают с поломанным двигателем, и мое ковыряние под капотом похоже на попытку отремонтировать космический корабль на заднем дворе.

Я снова сделал несколько вдохов. В этот раз помогло – в ушах звенеть перестало, бить морду расхотелось, а в голове выстроилась логическая последовательность действий: сначала машина, дом, документы. Потом девушка и ее истерики. После чего я оглядел внутренности машины критичным взглядом и трезво оценил силы. Итак, под капотом с какой-то трубки капает масло, от радиатора подозрительно валит жар, куча проводов, трубок и железок.

Постояв в позе буквы «г» над этим ещё несколько секунд, я выпрямился и захлопнул капот: вряд ли прозрею, если постою раком всю ночь. Пару секунд тупо смотрел на машину. Хотел бросить, но снова открыл.

Железяки из-под крышки взглянули бесстрастно и сурово, будто бросили вызов. Я сцепил зубы, после чего, пыхтя, сопя и вытирая вспотевший лоб, принялся ковыряться в железе, на ходу пытаясь вспомнить из теории в автошколе: надо ли трогать эту кастрюлю, кажется, воздушный фильтр, можно ли открывать крышку радиатора. Долго смотрел на нее, затем пощупал шланг. Твердый. Наверное, в системе есть давление.

Открывать не решился.

Потом тыкал щупом, проверяя уровень масла. Щуп измазался выше половины. Моих поверхностных знаний хватило, чтобы понять – так быть не должно – слишком много масла. На аккумуляторе обнаружилась какая-то грязь, решил соскоблить ее, на всякий случай. Под рукой ничего подходящего не нашлось, кроме ключей. Стал ковырять. Грязь припаялась намертво, резьба ключей не справлялась.

– Тьфу ты, что за дрянь…

Со злости я навалился посильнее, рука соскользнула, и кожу обожгло, я охнул, выронив ключ. Послышался грустный «звяк», а я с досадой и злостью понял, что единственное, чем могу завести машину где-то внутри капота.

– Да клепаная непруха… – выругался я, тряся обожжённой рукой.

Ночка обещала быть веселой. Достав телефон, я посветил на руку и обнаружил, что кисть не сильно, но покраснела.

Подув на обожженную кожу, я повернул фонарик в темноту капота и долго приглядывался, пока не обнаружил ключи. Они аккуратно устроились на выступе между железками. Моя кисть оказалась слишком широкой, чтобы пролезть между ними, пришлось искать палку и, обливаясь потом, пытаться подцепить связку.

Потратил я на это пятнадцать минут неимоверных усилий, и желание ковыряться в технике ключами отпало наглухо. Но починить машину и выбраться из этой дыры я все ещё крайне мотивирован. Так что под капотом провел еще полчаса. Только когда откуда-то плеснуло то ли маслом, то ли еще какой-то дрянью мимо моего уха, я решил – механика не мое. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас, и нужны другие пути решения.

Оглядевшись, я немедленно осознал, что нахожусь вообще-то в конкретной глуши, без машины и средства связи. Лес вокруг успел потемнеть, в опустившихся сумерках время от времени покрикивают дикие птицы, возможно филины. Или совы, поскольку кричат характерным «уху».

Мне стало не по себе. Оказаться с заглохшей тачкой среди леса удовольствия мало, особенно когда едешь на дачу, где тебя никто не ждет. Дача – тоже громко сказано. Скорее старый дом в деревеньке «Лихое», доставшийся в наследство от бабки, которая отказывалась съезжать.

Так и померла в том доме. Мне теперь предстояло продать эту реликвию и вырученную сумму положить на проценты – дом стоит немного, однако все же деньги. И они должны работать.

Но все это сейчас на втором месте. Главное, что моя задержка никого не обеспокоит, и никто не хватится. Мать живет с отчимом в другом городе, на работе удаленка, а девушка меня кинула по смс. Осталась одна надежда на мобильную сеть, которая, судя по пробившемуся смс Карины, все-таки иногда появляется.

Я поднес мобильник ко рту и не глядя проговорил голосовому помощнику:

– Привет, Алина. Покажи ближайшие автомобильные сервисы с эвакуаторами.

Послышался короткий сигнал, означающий, что поиск идет. Я стал ждать. Когда электронная Алина не ответила, с раздражением посмотрел на экран – оказалось сети все-таки нет.

Я сплюнул нервно.

– Блин…

Подняв телефон повыше, я стал водить им, надеясь поймать сеть хотя бы так. Один раз появилось самое маленькое деление, и у меня сердце ухнуло от радости.

Полный энтузиазма, я стал бродить по дороге, размахивая над головой мобильником. Первое деление сети появлялось несколько раз, но, как только подносил телефон к уху – исчезало.

– Дрянь какая, – выдавил я сквозь зубы, когда в очередной раз ничего не получилось. – Оператора сменить что ли…

Темнота становилась гуще и плотнее, но меня крайне волновал вопрос связи, которая

появляется, когда поднимаю мобильник, что значит есть смысл влезть на дерево.

Я остановился, огляделся. Вокруг мрачно и темно так, что жуть пробирает до самого желудка, все ещё пустого и голодного. Искать подходящее дерево и хочется, и не по себе – для этого надо войти в лес, а там темно и звери. На всякий случай, я посветил фонариком с телефона в сторону деревьев – там частокол из сосен. А на сосны попробуй взберись – стволы без веток, и развилки начинаются метрах в пяти над землей.

Облом.

Тогда я вернулся к машине и залез на крышу, мысленно пытаясь стать легким, чтобы не продавить металл. Снова стал водить телефоном над головой. К огромному разочарованию здесь сеть не появилась совсем. Хотя оператор обещал связь в любой точке за городом, плюс безлимитный интернет. Решил, что им я еще позвоню по этому вопросу. Сильно позвоню.

– Вот зараза.

Слез, точнее, сполз с крыши прямо на асфальт и поежился – из леса стало тянуть сыростью и прохладой, ночной и совсем неприятной, как пытаются убедить любители ночевать на природе.

Идея ломиться в лес все еще казалась дурацкой и бесполезной. К тому же, из темноты иногда доносится тревожное «уху», что не добавляет энтузиазма.

Но какие варианты? – спросил я себя.

Сжав кулаки, в одном из которых мобильник, я снова посветил в сторону деревьев и медленно пошел к ним. Чем дальше спускался с обочины, тем более неприятные ощущения на меня накатывали – от того, что лезешь среди ночи один в лесу, где кто-то ухает и взвизгивает, удовольствия мало. На тренингах учат, что надо думать позитивно, но пока только в животе холодеет от жути.

Тем не менее, бродя по сырой траве с блестящими от света фонарика слизняками, среди прямых, как столбы, сосен, подходящее дерево я все же нашел. Старая береза с разветвлением почти у самой земли, с большим количеством веток, толстых и крепких на вид, отлично подошла под мои задачи.

Правда лезть, держа телефон, оказалось крайне неудобно. Пришлось сунуть его в кармах и в потемках карабкаться на берёзу, надеясь, что не промажу мимо ветки.

К своей гордости и удивлению влезть я смог довольно высоко, потому что когда уселся на одной из них, держась за шершавый ствол и посветив телефоном, земля оказалась впечатляюще далеко. Снова стал искать сеть. Она, к моему великому удручению, окончательно исчезла и теперь показывает «нет сигнала».

Я прорычал:

– Да блин! Какого хрена! Плачу тыщу рублей в месяц за связь! Открываю страницу, а там кукиш нарисован! Где она? Где?

Еще минут пятнадцать, я безуспешно ловил сеть, пытался привстать на ногах. Но делать это на качающейся березе в темноте занятие небезопасное, даже если вцепиться изо всех сил в ствол.

Злой и разочарованный полез обратно, продолжая ругаться и сжимать телефон озябшими от сырости пальцами. То ли слишком увлекся руганью, то ли еще что, но, наступил не туда и ветка хрустнула. Я только успел выкрикнуть:

– Держусь!..

И кубарем полетел вниз.

Летел, к счастью, недолго и рухнул в рыхлую влажную землю, больно поцарапав плечо. Пришлось несколько мгновений лежать в темноте ночного леса, что само по себе весьма небезопасно, и прислушиваться к себе – не повредил ли чего. «Какого хрена я вообще оказался в этой глуши?» – стал я рассуждать мысленно. – «Я же менеджер в страховой компании, а не Индиана Джонс».

Через минуту я осторожно пошевелился. Конечности послушались. После чего медленно поднялся, разгибаясь, как скрюченный жизнью дед, и подобрал выпавший во время полета телефон, который продолжает светиться монитором с отсутствующим сигналом.

– Ну короче полный облом, – констатировал я.

К машине возвращался побитый, пораженный, с саднящим плечом, злой и недовольный. Есть захотелось так дико, что в желудке протяжно и со свистом заурчало. Настрой мой потух. Осталось надеяться, что кого-нибудь, как и меня, нелегкая понесет в понедельник вечером в самый глубокий загород, какой можно вообразить.

Я сел в машину и заперся на всякий случай. Мысль, что нахожусь бог знает где, без связи и транспорта холодит мозжечок похлеще прыжка с тарзанкой. Еще и снаружи прохладно, а движок заглох. Возможно, сдох аккумулятор, или какие-нибудь свечи, или еще какая дрянь. Захотелось согреться и придумать что-то другое, поскольку сеть не ловится, в темноте под капотом ничего не получилось.

Думай, Артём, думай…

Сунув пальцы подмышки, я нахохлился и, уткнувшись лбом в боковое стекло, стал думать. Крайний вариант – подождать. Не самая плохая мысль, учитывая, что остальные варианты я испробовал. На всякий случай еще раз проверил телефон – сеть все еще не ловится. Но все равно набрал сообщение Стасу, коллеге из соседнего отдела, вдруг сигнал пробьется, и хоть кто-нибудь узнает, где я застрял.

За окном окончательно стемнело, лес почернел, а небо усыпалось мелкими колючими звездами. За городом нет светового загрязнения, и их хорошо видно. Но без фонарей не по себе, а от мысли, что сижу здесь один в голову лезет всякая дрянь. Сам себе удивился – как я решился спуститься в лес и полезть на дерево.

Чтобы отвлечься и взбодриться я включил радио. Заиграло что-то из русского рока про охотника, который сожрал своих постояльцев. Я поморщился – тема не вдохновила, переключил. Попал на лаунж. Подходящая музыка, чтобы крепко подумать. Можно, например, подождать. Но сколько? Вдруг на этой заброшенной трассе я первый водитель за неделю?

Откинув спинку кресла, я отвалился назад и закрыл глаза. Итак. Машину починить не получилось, хочется верить – не доломал. Если никто не подберет меня за ночь, придется с утра снова лезть. При свете дня будет понятнее, что с ней не так. Что еще? Можно костров нажечь, как в кино про необитаемый остров и кораблекрушение. Чем у меня не ситуация? Может какой самолет пролетит.

Не смотря на напряжение и усиленную работу мозга, музыка успокаивала, нежный женский голос что-то пел на английском, и я все больше расслаблялся.

Главное, не паниковать. Ну застрял, ну в лесу. С кем не бывает. В конце концов, я в машине, на улице октябрь, не замерзну. Звери если и есть, то внутрь вряд ли пролезут. Когда доберусь до бабкиного дома, сразу проверю отопление. Раньше там было печное, но вроде в деревню провели газ, только кажется, бабка напрочь отказывалась делать врезку и настырно продолжала топить дровами. Скорее всего придется делать тоже самое. Так себе удовольствие – искать дрова или уголь, или чем она топила, и кочегарить топку, особенно после дороги. Но это меньшая из зол. Иначе придется мерзнуть, а это совсем не дело.

Под эти мысли против воли я задремал, а очнулся от стука в стекло.

Если раньше никогда не пугался до поросячьего визга, то сейчас визг вырвался сам собой. Может и не поросячий, и может и вообще не визг, а добротный мат, которым менеджеру пользоваться не положено, но когда тебе в окно заглядывает бабка посреди леса – русская брань летит изо рта.

– Твою ж мать!

Бабка таращилась прямо на меня, уткнувшись носом в стекло, а он длинный и от этого загибается вниз. Глаза большие, лицо худощавое, и не то чтобы сильно морщинистое, но все равно бабка. Натуральная, в платке и каком-то обтрепанном пальто.

От неожиданности сердце у меня позорно затрепыхалось, я быстро задышал, выпрямляясь и вытирая лоб.

– Бабуля, ты чего тут? – кое-как осадив нервы спросил я, все еще не решаясь ни опустить стекло, ни, тем более, открыть дверь.

Факт того, что возле машины стоит старуха, ночью и посреди леса, энтузиазма не добавлял, а в памяти совсем не кстати вплыла песня рок-группы про охотника. И, вроде, бабка на охотника не сильно похожа, но все-таки.

Бабка что-то промямлила, я, естественно, ничего не понял, развел руками, мол, не слышу. Открывать окно перед ней все еще не хотелось. Она снова что-то пролепетала губами и стала показывать, чтобы опустил стекло. Теперь отказываться стало уже некрасиво.

Пришлось выгнать мракобесную дурь из головы, хотя выгонялась она с трудом, и все же опустить стекло. Правда приоткрыл я его всего сантиметров на пять, чтоб было слышно.

– Ночи доброй, – поприветствовал я нарочно бодро. – Чего-то хотели?

Бабка закивала.

– Хотела, милок, хотела, – ответила она скрипучим голосом. – Мне до дома донести. Тяжко, набрала много, вот иду, все не дойду.

Глава 2

Она посмотрела себе под ноги, я тоже чуть приподнялся выглядывая через окно в попытке разглядеть, что там внизу. У ног бабули корзинка с грибами. Точнее, даже не корзинка, а корзина с большой буквы «К» – огромная и с горкой набитая подберезовиками, подосиновиками и другими грибами первой категории.

Мой суеверный ужас перед неизвестностью ночного леса как-то сразу померк перед этой героической бабулькой, я присвистнул и открыл дверь машины.

– Ого. Это где столько набрали? – поинтересовался я, вылезая из машины, и ухватился за ручку корзинки, пробуя вес.

На вид килограмма четыре, удивительно, как такая тщедушная бабулька тащит ее в одиночку.

– Да вон, дождик был накануне, – стала рассказывать бабка, – пошла собирать, да набрала дюже много. Я одна живу. В деревне всего домов жилых – мой, да Николаича. Остальные жильцы по городам поразъехались. Подсобишь? Я ужо тащу, сил нет.

– А Николаич это кто? – спросил я.

Бабка отмахнулась и ответила:

– Та… сторож местный. Пропойца. Ему сторожить, а он лыка не вяжет. Хотя, чего у нас там сторожить? Пять домов, да сады с огородами. Только они все бурьяном поросли, кроты все порыли.

Бабкина речь меня разжалобила. Настолько, что за свой животный страх перед ночным лесом стало стыдно. Особенно глядя на одинокую старушку, которая ночью отважно бродит по лесу. Если она не струхнула, то чем я не герой? На дерево уже влезал, пора переходить на новый уровень. Да и теперь отказать в помощи как-то некрасиво.

– Давайте помогу, – предложил я, продолжая держать увесистую корзинку. – Только машина сломалась. Далеко до деревни?

По весу корзинка такая, будто в ней не только грибы, но и штук пять кирпичей. Может так и есть, вдруг бабуля потихоньку с какой-нибудь стройки себе материал таскает, печку перекладывает или сарай какой ремонтирует.

От известия о том, что не придется переть эту кошелку самой, морщинистые губы бабки растянулись в улыбке, обнажая на удивление белые зубы, очень напоминающие протезы. Бабулька даже как-то выше стала и приосанилась.

– До деревни-то? – торопливо переспросила она, будто побоялась, что сейчас передумаю, – пешком пару верст всего. Эт если через лес напрямую. Ты молодой, сильный, быстро дойдем.

Я прикинул, пара верст – это чуть больше двух километров. Значит до деревни действительно близко, и моя тачка отвалилась на самом подъезде. Это называется – везение сотого уровня. В кавычках.

Но все же уточнил:

– А по дороге если? Ну, то есть если бы я на машине ехал?

– На машине-то?

– Угу.

– Так она объездом идет, – стала пояснять бабка, показывая куда-то в темноту, где теряется дорога. – Вокруг Ганопатьской чащи. Верст десять. Они когда дорогу стелили, хотели прям через нее, чтоб оно быстрее. Да не вышло.

Я перехватил ручку корзины поудобнее – видимо, ею пользуются часто и место, где ладонь соприкасается с прутьями отполировалось до гладкости.

– Показывай, бабуля, куда идти.

Старушка заохала, заторопилась.

– Ой, милый, сюда, сюда… – всплескивая руками, проговорила она и заспешила через дорогу к обочине. – Обережней тут, здесь канава, прыгнуть надо…

То, как будет прыгать через кювет бабуля, которой на вид под семьдесят лет, я представлял слабо. Хотел предложить поискать какое-нибудь бревно или мостик, но решил, что она тут не первый раз, наверняка все мосты и бревна знает наперечет.

Потом оглянулся на свою одинокую «калину», которая с погашенными фарами в свете одних лишь звезд, больше похода на холмик, чем на машину. Дорога пустынная, да и вряд ли кому-то будет интересна моя тачка. И все же как-то не по себе оставлять ее здесь. Но делать нечего – уже вызвался помочь. Тимуровец хренов.

Проверив двери, я нажал на брелок ключей, машина пикнула, сообщая, что надежно заперта, и никто не посмеет нарушить целостность ее защиты. Я только хмыкнул – бывают такие умельцы, что без ножа консервы открывают. А тут всего лишь машина.

Я вздохнул – ладно, согласился, значит согласился.

К моменту, когда спустился к канаве, в которой отражаются мелкие звезды, делая её похожей на уменьшенную версию реки Стикс, бабка уже ждала меня на той стороне. Как она перебралась через два метра воды, и при этом, кажется, даже не замочила ботинок – осталось для меня загадкой.

– Давай, милый, – скрипучим голосом подбодрила меня она. – Коли я перелезла, ты-то, молодой, враз смогешь.

Её энтузиазм бодрил не очень, особенно когда посмотрел ей за спину, где чернеет стена леса. Сразу стало не комфортно, а неприятные ощущения, какие бывают только от взгляда в темноту, разом напомнили о себе. Меня несло посреди ночи помогать какой-то бабке и тащить её грибы через лес. Куда разумнее было бы запереться в машине. Но, с другой стороны, бабуля знает местность и до деревни по её словам близко. А значит там я могу найти помощь гораздо быстрее, чем ждать попутку в этой заднице мира в понедельник ночью.

Сноровки в перелезании канав у бабки оказалось гораздо больше, чем у меня, потому что я, даже разбежавшись, умудрился недопрыгнуть и соскользнуть левой ногой. Холодная вода быстро наполнила ботинок, я выругался, чувствуя, как мерзко и противно в нем стало.

– Бляха…

– Ничо-ничо, – торопливо успокоила бабка. – Ну замочился трохе, ничо страшного. Высохнет. Это ж вода всего.

Я промолчал. Вода или нет, но идти с мокрым башмаком и носком не ей, а мне. Грибы каким-то чудом умудрился не растерять. Они в корзинке даже с мест не сдвинулись. Слиплись, наверное.

Бабка жестом позвала следовать за ней, я повиновался, таща злосчастную корзинку. Когда вошли в лес, новая волна жути накатилась даже сильнее, чем в предыдущие разы, а я засомневался собственной адекватности. Не помню, чтобы раньше я источал такой альтруизм, чтобы покидать безопасные места. Пусть и условно безопасные.

Тем не менее, я уже во всю иду по ночным зарослям, что само по себе испытание. Темнота вокруг такая, что постоянно спотыкаюсь и цепляюсь за ветки – не видно ничего. Бабка же движется по какому-то лишь ей известному направлению, ровно и уверенно. По всей видимости, часто здесь ходит, если может ориентироваться даже без света.

Но меня это успокаивает не сильно, я нервничаю, мышцы в теле от тревоги напрягаются, готовясь к тому, что придется отбиваться. Хотя с моими мускулами самым верным решением при выборе бить или бежать будет второе.

Под ногами то хрустит, то чавкает, наверное, где-то рядом болотце. И было бы неплохо обойти его стороной. Не хватало еще с этой бабкой застрять в трясине.

В сотый раз матеря себя последними словами за то, что вызвался помогать старухе, что поехал в эту деревню, что вообще согласился принять в наследство этот дом-развалюху, я спросил, пытаясь хоть так отвлечься и пригасить напряжение:

– Говорите, дорогу напрямую хотели прокладывать?

– А? – не поняла бабка.

Я пояснил:

– Говорю, дорогу почему в обход, а не напрямую проложили? Почему не через ваш этот Гановерский… лес?

Бабка расслабилась, обходя только ей видимые кочки, через которые я конечно же спотыкаюсь.

– А… вот ты об чём, – протянула она. – Тебя как звать?

– Артём, – представился я и, зачем-то добавил: – Соколов.

– Значить, Артём, не Гановерский. Ганопатьский, – поправила она. – И не лес, а чаща. Чуешь разницу? Не? Вы, городские совсем жизни не знаете. А про чащу всем известно – не надо через неё ничего прокладывать.

– Почему? – не понял я. – Так же ближе.

Для меня этот момент действительно был бы решающим – если бы дорога шла через него, я был бы уже в наследной избушке и грелся бы у печки. Не весть что, конечно, за удовольствие, но всё лучше, чем ломиться по лужам ночью лесом в темноте.

Бабка многозначительно хмыкнула.

– Ближе-то оно ближе. Да место там такое…

– Какое?

Бабка явно напускала таинственности, только в условиях ночного леса и хруста веток под ногами это вообще лишнее – и без того жутко.

– Ну, – протянула она. – Люди там пропадают.

– Теряются что ли? – не понял я.

Бабуля крякнула с раздражением, мой очевидный скепсис, похоже, ее не обрадовал.

– Это как сказать, – произнесла она. – Там всего леса с десяток верст. Будешь прямо идти – всё одно куда-нибудь выйдешь. А не выходят. Куда, спрашивается, деваются?

Во круг темно, но даже так я увидел, как бабка на ходу обернулась и внимательно, как сова, посмотрела на меня.

Я пожал плечами.

– Да хрен… в смысле, кто их знает. Может и выходят, просто об этом никто не сообщает.

– Думай, что хошь, – усмехнулась бабка глухо, – думай, что хошь…

Думать мне об этом не хотелось, поскольку все мысли какие-то мрачные и неприятные, да еще эта песня в голове про охотника-людоеда. Бабка тоже, как на зло замолчала – идет, сопит, перешагивает в темноте только ей заметные кочки.

Стоило вообще-то прикинуть, как добираться обратно. Ясное дело, даже при свете обратного пути я не найду, а ночью – даже думать нечего. Придется напрашиваться на ночлег. Перспектива оставаться на ночь у этой бабки не радует. Как и то, что моя тачка осталась на дороге. Успокаивает только то, что она сломана, и угнать при всем желании не получится. А эвакуатору я буду только рад – дорого, но хотя бы вытащит ее из этих дебрей.

Мне показалось, идем мы часа два, видимо, с непривычки. Фанатом спорта я никогда не был, а для перемещения выбирал сначала общественный транспорт, а теперь машину. Но бабуля вдруг сказала бодро:

– Во, говорила ж, быстро дойдем. Вон, гляди, хатка моя. На краю деревеньки? Видишь?

Как раз в этот момент мы вышли на поляну, где видимость значительно лучше благодаря звездам. Передо мной действительно затаилась деревенька с темными холмиками домов в количестве пяти штук. В окне самого дальнего слабо желтеет свет, по всей деревне стоит стрекот сверчков, от летя тянет влагой и запахом свеже вскопанной земли, скорее всего, кабаны постарались.

– О, видал? – пробубнила бабка. – Николаич не спит. Дармоед плешивый. Пойдем, корзинка-то тяжелая. Поди умаялся.

Усталости я особо не испытывал, чего не скажешь о напряжении, но между вариантами торчать здесь и зайти в дом, выбрал второе.

Преодолев заросли травы по пояс, мы добрались до дома бабки. Ступеньки крыльца подо мной жалобно скрипнули, как и дверь, которую открыла старуха. Значит, здесь давно никто и ничего не чинил. Едва я шагнул следом за ней в темноту дома, в лицо пахнуло запахом свежих веников и капустных щей.

– Где тут… – засуетившись проговорила бабуля, – свет… сейчас зажгу… ага, вот.

Скрипнул вентиль и комната тут же осветилась громадной керосиновой лампой посреди стола, а я обнаружил себя в довольно скромной и аутентичной комнате. По сути, вся комната и есть дом, с права во всю стену беленая русская печка, самая настоящая, с заслонкой и поддувалом. Впереди под окном какие-то сундуки, слева, стол с этой самой лампой и две широкие лавки, на которых спокойно уместится взрослый мужик. При этом по стенам и потолку развешаны пучки трав, веников, опять же.

Я присвистнул.

– Ого. Тут прям как в доме бабы… гм, куда корзинку ставить?

– Не свисти, – посоветовала бабка, – денег не будет. Грибы ставь на стол, вон туда.

И кивнула в сторону.

Не разуваясь, я пересек комнату и водрузил грибы на столешницу. Всё, миссия выполнена.

– У вас розетка есть? – поинтересовался я, помня про телефон, который всегда надо держать заряженным.

– Розетка? – не поняла бабуля.

– Ну да, – пояснил я, – чтоб мобильник не сел. Не знаю, когда до зарядки доберусь. Пауэр бэнк дома оставил.

Бабуля, кажется, из моих слов поняла только глаголы – её брови задумчиво сдвинулись.

– Нема розетки у меня, – протянула она. – Электричества не держу. Все по старинке. Огонь, очаг, керосинка, вот.

Как бы в подтверждение словам, она кивнула на лампу с почерневшей от копоти колбой. Я вздохнул – придется потерпеть без цивилизации еще немного. Всё равно сеть не ловит. На всякий случай достал телефон, проверил – действительно не ловит. Хотя батареи еще половина и до сих пор работает в качестве фонарика, о котором я забыл, пока ломился в потемках. Нервишки.

– Как выбираться-то из вашей глухомани, бабуль? – поинтересовался я, оглядывая лишенные признаков электропроводки стены.

Кивая на печку, бабка ответила:

– Ты это, вот что. Ложись на полати, там тепло. А завтра решим, куда тебя девать. Ты парень хороший, коли взялся помочь старухе среди ночи.

Прозвучало это как-то двусмысленно, но деваться некуда. Обратно ночью лезть через лес – заблужусь. Это бабка все кусты наперечет знает, а я нет. Остаться здесь логично, хоть и не сильно хочется.

Тяжко вздохнув, я молча забрался на полати между печкой и стеной, предварительно постелив себе выданное бабкой постельное, и свернулся клубком. Снилось мне что-то безумное и дикое, что не удивительно с учетом моего тупого поступка. Какие-то люди, лес, эта сама бабка, эвакуатор, почему-то запряженный то ли лошадьми, то ли кентаврами. В общем, классическая ересь после тяжелого дня.

Проснулся рано от того, что в желудке заурчало, что не удивительно – ел я последний раз вчера в обед, так что голодный как волк. Сел. Думал не высплюсь после такой белиберды, да еще и на новом месте. Но в теле бодрость, а голова чистая. Желудок снова призывно завыл, к тому же ноздри уловили запах свежей выпечки.

Когда выглянул из-за печки, увидел, что бабка успела разобрать корзинку с грибами, и часть их уже сушится гирляндами под потолком, часть лежит порезанной горкой рядом с котелком на столе, а сама бабка шныряет по комнате, переставляет какие-то банки, перекладывает пучки.

– Проснулся? – бодро сообщила она, заметив меня. – Вылезай. Пирожки и каша.

Она кивнула на стол, где в глубокой глиняной тарелке дымится каша, а рядом целое блюдо печеных пирожков. Я протер лицо и глаза – спросонья тарелок не заметил.

– Да не надо было… – хриплым после сна голосом проговорил я, смущаясь, что стесняю бабку. Ей и самой, наверное, еле на жизнь хватает, учитывая, как живет глубинка. Объедать ее в мои планы не входило.

Но бабка оказалась напористой.

– Давай-давай, – приказала она. – Умывальник в углу. Мойся и ешь.

Отказываться дальше глупо. Жрать-то хочется.

Спрыгнув с печки, я несколько раз плеснул в лицо водой из рукомойника, которая оказалась такой ледяной, что свело скулы. Но все же я рискнул прополоскать рот, о чем пожалел, потому что зубы тоже свело. Пришлось усиленно тереть лицо полотенцем, чтобы разогнать кровь, и за стол сел уже окончательно проснувшийся.

– Хе-хе, – усмехнулась бабка, возникнув возле правого плеча и ставя передо мной большую чашку с чаем. – Непривыкшие вы там к жизни природной, да? Ты ешь, ешь, а то вон, какие щеки впалые.

Она подвинула чашку ко мне. По запаху и цвету догадался – это не чай. Вопросительно посмотрел на бабулю.

– Чабрец, – пояснила она. – Лучше, вашей заморской дряни.

Что конкретно она подразумевала под «заморской дрянью» уточнять не стал. Осторожно отпил, чтобы не обжечься, на вкус оказалось неплохо.

Тарелка каши ушла минут за пять, пирожки пошли следом. Отменные, с нежнейшим мясом, ароматные. Я опять вспомнил прилипчивую песню про охотника-людоеда, но сытый желудок временно погасил опасения и заставил расслабиться, откинувшись на спинку стула.

Только хотел приступить к расспросам бабули о транспорте, как-то же мне надо отсюда уехать, может автобусы какие рейсовые есть, или попутки, как бабка села с краю стола и положила на него локоть, посмотрев на меня так строго, что я замер.

Глаза зеленые, взгляд сверлящий, брови сдвинулись, вся она какая-то поджарая и мосластая. Ночью это скрывала темнота, а сейчас могу рассмотреть. И то, что я вижу, тянет на «Оскар» по актерскому мастерству. Вдобавок из-под платка выбились седые волосы, делая её сравнение со всем известной бабкой еще ярче.

Ничего лучше, чем отшутиться, я не нашел и произнес:

– Вам дом починить? Забор покрасить? В баньке попариться?

– Значит так, – произнесла она совершенно четким и почему-то больше не скрипящим голосом, продолжая меня буравить взглядом, – дом бабки твоей вчера развалили бульдозером…

– Чего?!

От новости я аж подпрыгнул на месте, хотя не знаю, что ошарашило больше: известие о бульдозере, или то, что бабке известна причина моего приезда.

– Ничего, – передразнила она. – Слушай, когда старшие говорят. Развалили. Приехал какой-то застройщик, сказал, дачу строить будет.

– Да как? – запнувшись, и подбирая слова без мата, выдохнул я. – Это же моя земля. У меня есть документы.

Бабка отмахнулась, кривясь.

– Подтереться могешь своими документами, – сказала она. – Но не суть. Дом тот ценности не имел. Развалина в четыре стены, дыры в полу, крыша прохудилась, печь поехала. Рухлядь, в общем…

– Но это моя рухлядь! – чувствуя, как закипаю, сказал я.

– Умолкни и не перебивай, – рявкнула бабка, зыркнув так, что как-то не решился перечить.

Глава 3

Хотел сказать ей, что вести себя можно было бы и повежливее, но рот почему-то не послушался. Я уставился на бабку, которая продолжает смотреть сурово и строго.

– Дом был бесполезен, – продолжила она. – Но твоя бабка завещала тебе не его, а то, что в нем хранится. Ты, дурак, не ездил к ней. Вот она и не смогла тебе это передать. Так что наказала мне сделать это вместо неё. Мы с покойной Агафьей были, можно сказать, коллеги из соседних домов. Так что взялась исполнить ее последнюю просьбу. Там, на дороге проверяла тебя. Думала струсишь, не пойдешь ночь в лес со старухой. А нет, пошел. Значит, дух в тебе есть.

Пока я оторопело переваривал эту ересь, бабка вскочила, протопала к печке и, порывшись в подшестке, вытащила коробок. Вернувшись, поставила передо мной и раскрыла.

– Вот, – сказала она.

Я заглянул внутрь. На бархатном дне коробка один единственный ключ старинного вида. Кое-где поржавевший, местами в пятнах.

Я поднял на бабку взгляд и вопросительно уставился, потому что выдавить из себя не смог и слова. Бабка будто спохватилась, махнула рукой.

– Говори, – разрешила она.

Не знаю, нужно ли мне было это разрешение, но губы послушались только после него.

– И что это? – спросил, на всякий случай, проверив губы и шею пальцами.

– Как что? – изумилась бабка. – Ключ!

– Я вижу, что ключ. На кой он мне?

Бабка покачала головой.

– Вот бестолочь…

– Вы простите, – насколько возможно, попытался быть вежливым я, – но я не понимаю.

Она всплеснула руками.

– Еще бы! Конечно не понимаешь! Знаться с бабкой надо было, а не в городе дурью маяться. Знал, бы кем была она.

– Выжившей из ума старухой, которая не захотела переезжать в город? – предположил я, уже сам раздражаясь от необоснованных обвинений и претензий, но под взглядом карги прикусил язык.

– Следи за словами, олух, – пригрозила она. – Твое счастье, не соображаешь, что несешь. И достался же ключ такому, как ты… В общем, так. Это ключ запирает то, что должно быть запертым. Агафья хранила этот ключ, а тебе он переходит по наследству. Его надо беречь и прятать от всяких посягателей.

Сказанное бабкой неплохо вписывалось в клиническую картину старческого маразма, но хотя говорит с непоколебимой уверенностью. Психи всегда уверенны в том, что они вменяемые.

Я решил ее не волновать, поскольку не известно, спокойная она или буйная. Стараясь выглядеть терпеливым и спокойным, я произнес:

– Ладно, бабуля. Пускай. Давайте мне ключ и я пошел. Где тут у вас остановка, станция, или как вы до города добираетесь?

Взгляд бабки стал разочарованным и изобличающим. Она хмыкнула и покачала головой.

– Не веришь, – констатировала она со вздохом. – Как хочешь. Это уже не моя проблема. Ключ отдала, всё рассказала. Иди на все четыре стороны. Автобус по дороге мимо Ганопатьской чащи в обход. В неё не заходи. Через нее быстрее, но… Я тебе уже все про неё сказала.

Это пренебрежительное «все про неё сказала» привело меня в такое раздражение, что цапнув ключ и сунув его в карман, я наскоро поблагодарил за хлеб-соль, ночлег, и выскочив из дома сбежал по скрипучим ступенькам.

Воздух здесь чистейший, на небе ни облачка, спокойно, птички поют. Бредятина, которую несла бабка моментально померкла и растаяла под лучами осеннего солнца. Бабку понять можно – пожилая женщина, живет одна, в какой-то дыре. Тут и у молодого мозги поедут, не то что у бабули.

Сделав несколько глубоких вдохов, я обошел ее бревенчатый дом, и направился прямо по дороге, вдоль которой одинокими рядами вперед уходят опустевшие дома. Хозяева побросали и уехали в город, к детям. Или, как я, никак не соберутся продать ветшающее наследство.

Вышагивая по пыльной грунтовке, я прикидывал – что с машиной, приезжал ли эвакуатор. Если приезжал, то куда увез, а если нет – то как указать геолокацию, чтобы забрал. К тому же, надо разобраться с домом, который, по словам чокнутой старухи, пошел под бульдозер. Вообще-то разваливать его никто не имел права, ведь есть реальный хозяин, то есть я. Значит, если и правда развалили, надо обращаться в суд. А у меня выходных на работе всего два дня взято. Удаленка, но все же.

Мысли о делах очень помогали взбодрить мозги, я даже расслабился, а лес вокруг, который ночью казался жутким и непролазным, теперь дружелюбный и зеленый. Вообще-то было бы неплохо в таком месте отстроить дачу. Может и отстрою, когда денег накоплю, потому что с нашей инфляцией только успевай выплачивать кредиты.

Дойдя по дороге до последнего дома, того самого, где вчера ночью горел свет, увидел мужичка, очевидно, Николаича, вяло орудующего граблями в поросшем бурьяном огороде. Он меня заметил и лицо озарилось таким радушием, что я непроизвольно улыбнулся в ответ.

– Это кого занесло в нашу дыру? – спросил он радостно, перестав грести и опершись на черенок.

Николаич выглядел, как хрестоматийный деревенский пьянчуга: на голове картуз, синяя с белыми полосками ветровка расстегнута, под ней белая майка. Треники на колене порвались, а может так задумано. Но глаза на обветренном, загорелом лице внимательные и ясные.

– Да вот, – отозвался я, махая в ответ, – бабуле вашей помогал.

Николаич ухмыльнулся, крякнул.

– Да она сама кому хошь поможет. Дури в бабке на пятерых мужиков. Не знаю, может в грибах дело. Пешком весь лес ближний исходила. И в город тоже на своих двоих. А туда-обратно километров сорок.

Речь мужичка с говорком и забавным ударением на «о» в слове километры. Я сделал себе мысленную заметку: значит до ближайшего городишки двадцать километров. Скорее всего, ходит автобус, не рейсовый, а какая-нибудь местная маршрутка. Значит, в городишко доберусь максимум через час, учитывая остановки, а они, наверняка, будут. Здесь должна быть станция, иначе людям из этой дыры без личного авто не выбраться.

Я решил уточнить, мало ли маразматичная бабка чего напутала:

– Остановка возле леса, на дороге?

Николаич кивнул.

– Агась. Прямо по грунтовке пойдешь, километра полтора, там справа будет. Токмо лесом быстрее. Срежешь полпути.

Я покосился вправо, где молчаливыми рядами высятся громадные сосны, а под ними расползлись разлапистые кустарники. Вообще-то погода хорошая, светло, лес тоже ясный и приветливый. Если действительно можно срезать, попробовать имеет смысл. Только сперва разобраться, как идти, поскольку совсем не улыбает заблудиться в этих соснах. Бабка с её грибами и ахинеей меня не впечатлила, но червь беспокойства после ночных бродилок в голове все же шевельнулся. Мало ли какие звери. Кабаны, опять же.

Я спросил на всякий случай:

– А там безопасно?

Николаич прищурился, его губы расползлись то ли в улыбке, то ли в ухмылке – лицо опухшее, сразу не поймешь.

– Что, бабка успела наплести? – усмехнулся он.

Я виновато развел руками – какой смысл отпираться, действительно слегка не по себе. Не каждый день менеджер по продажам оказывается среди леса в компании чокнутой бабки с грибами.

– Ну, кое-что говорила, – сознался я.

– Опять, поди, про Ганопатьскую чащу? – уточнил он.

– Угу.

Николаич отмахнулся и проговорил, снова взявшись за черенок и продолжив грести граблями:

– Да байки все это. Лес, конечно, старый, не рубленный. Но если по тропке идти, нормально. Пройти можно.

Говорил Николаич спокойно и тоном человека, который знает, о чем говорит. Да и звучал он правдоподобнее, чем бабкины сказки.

– Бабуля, говорила, там люди пропадали, – заметил я.

– Дык а лес тут причем? – отозвался Николаич, даже не оборачиваясь и продолжая орудовать граблями. – Приедут с мангалами и давай жарить мясо, напиваться. А потом в лес ломиться. Кто им виноват, что под этим делом в чащу прут? Выпивать оно как надо?

– Как? – спросил я чисто для вежливости.

Николаич поднял указательный палец.

– С культурой, – произнес он наставительно. – Кто ж с таким в лес ходит?

Звучало разумно. Я сам особо не выпивал – с моей комплекцией только кефир разве что. Или квас. За что в компании меня особо не звали. Кому ты нужен на тусовке, если все пьют, а ты только закусываешь? А мне потом, как самому трезвому, развозить пьяных кентов по домам. Сомнительное удовольствие.

– Так, – решил до конца разобраться я с маршрутом. – Значит через чащу пройти можно, да? Там как вообще? Тропа? Дорога? Пометки какие-нибудь?

– Да все просто, – пообещал Николаич. – Сейчас во-он туда, между кустами заходишь. Будет тропинка, узенькая такая. Вот по ней и чешешь. Никуда не сворачиваешь. Потом развилка. Бери влево. И выйдешь прямиком к остановке.

Звучало просто. И значительно ближе, чем предлагала бабка. К тому же, со слов Николаича ничего устрашающего в этой Ганопатьской чаще нет. Я и сам вижу – птички поют, солнце светит.

Прикинув одно, другое, решил, однозначно срезать через лес – сэкономлю время. Еще надо разыскать свою тачку, и дом в соседней деревеньке, который может развалили, а может и нет. Короче, дел куча, а на работу уже скоро.

– Ладно, спасибо, – поблагодарил я Николаича и направился к указанным кустам.

Лес впустил меня в свою прохладу. Никаких страшилок и бредней, о которых говорила бабка, только птичьи трели, вкусный запах сырого дерна и спокойствие. То, что нужно менеджеру, который продает по девять часов в день пять дней в неделю, а иногда и по выходным.

Следуя инструкции Николаича, я пошел по тропинке, которая действительно обнаружилась сразу за кустами – узкая, заросшая травой и больше похожая на звериную. А может и человечья, но сразу видно – люди ходят здесь нечасто. Да и кому ходить? Бабке? Так она и без троп себя отлично чувствует. Николаичу? Одним Николаичем тропы не протопчешь. Вот и зарастают.

Место нравилось мне все больше. Спокойно, воздух обалденный. Хорошо, что его не закатали в асфальт. Идея с дачей в этих местах – отличное решение. Главное разобраться, что там с моей наследной избушкой. Бабка со своим маразмом могла наплести специально с три короба, чтобы я не ехал в ту деревню. Только зачем? Себе дом отжать? Так сама сказала – он рухлядь. Ключ мне какой-то впихнула. Может, как раз от дома? Тогда зачем отдавать? Да и у меня есть связка, причем ключи в ней совсем не похожи на этот старинный.

Я механически сунул пальцы в карман, проверил – ключ на месте, теплый, потому что нагрелся от тела. Судя по форме, он может открывать какой-нибудь подвал. Или шкатулку. А может, то, что он открывает давно выброшено на помойку и вообще сгнило.

Вытащив его из кармана, я на ходу поднес его к глазам. Вроде из бронзы, сплава меди с оловом, кое-где потертый и с пятнами. Ключ как ключ, разве что похож на тот, что был у буратино, а не нормальный и современный.

То ли я слишком долго его разглядывал, то ли задумался, но в какой-то момент вдруг понял, что обещанной Николаичем развилки всё нет. Он ясно дал понять, что появиться она должна довольно быстро. Сколько развилок можно запихнуть на тропу в пятьсот метров? Вообще-то сколько хочешь. Но обещали-то одну.

Остановившись, я убрал ключ обратно в карман и повертел головой. Лес прежний – кусты, сосны. В глаза бросилось только одно: перестали петь птицы. Если верить каналу «Природа», такое бывает перед дождем или если они напуганы. Хотя перепуганные птицы могут и наоборот – орать, как ненормальные. В общем, хрен разберёт этих птиц.

Мысль о том, что мог заблудиться откинул сразу – идя по прямой тропе этого сделать нельзя. Значит развилку я точно пропустил.

– Блин.

Развернулся, пошел обратно. Дорожка забирает то чуть левее, то чуть правее, но ни намека на развилку. Мелькнула мысль – есть резон вернуться в деревеньку и все-таки пройти к остановке по дороге. Пес с этим лесом, лучше уж в обход, но зато надежно. Но когда прошло минут пятнадцать пути, а деревенька всё не появлялась, стало не по себе. Сердце как-то неприятно ударило в грудную клетку, а спина взмокла. Я нервно заозирался. Нет, не мог я заблудиться. Никуда не сворачивал. Да и куда сворачивать, если поворотов не было? Но забрел я явно не туда, куда отправил Николаич.

Слова бабки с грибами всплыли в памяти совсем не кстати. Ганопатьская чаща, люди…

Чтобы выгнать эту дрянь из мыслей и начать соображать в нужном направлении, тряхнул головой. Так. Я шел все время в одну сторону, на восток, потому что, входя в лес, видел – солнце висело, прямо над ним, а сейчас утро. Значит восток. Точно. Потом развернулся обратно по тропе, следовательно, попёр на запад и в западную же сторону смотрю.

Сунул пальцы в карман, достал мобильник. Облегчение накатило волной, когда обнаружил карты, подгруженные в оффлайн режиме. И, судя по ним, дорога, по которой я ехал, проходит строго на севере от этого Ганопатьского леса. Или чащи. Или как её там. Она огибает его и расходится, левой веткой приходя в деревню с моим наследным домом.

Если пойду на северо-восток прямо к ней и выйду.

Только для этого придется сойти с тропы. Николаич, намекал, точнее, прямым текстом говорил, что этого лучше не делать. Но, с другой стороны, бабка сообщила – чаща небольшая, будешь идти в одну сторону – всё равно куда-нибудь выйдешь. Остальные её бредни в расчёт не взял. Пожилая женщина, одна. Что с неё взять?

Еще раз сверив данные на карте и прикинув положение тропинки, я сошел в лес и двинулся прямо, как мне казалось, на северо-восток. Если не выйду напрямик к деревне, то попаду хотя бы на дорогу, а там уже дойду. Пешком, ну а что делать? Бешеной собаке семь верст – не крюк.

– Помог бабуле называется…

Вопреки бабкиным россказням, лес дружелюбный и чистый, хотя к сосновнику это определение не всегда подходит. Хвойные деревья куда мрачнее лиственных. Ну и птиц до сих пор не слышно. А в остальном нормально. Даже ветки не цепляются.

Я шел с твёрдой уверенностью, что движусь правильно, и даже начал напевать себе под нос ту приставучую песню. Но мой энтузиазм вместе с мелодией застряли в горле, когда передо мной возникла тропа.

Та же самая и именно в том месте, где я с неё сошел. И по позвоночнику пробежал холодок. Не мог я сделать круг. Никак. Даже если вспомнить, что у человека одна нога короче, и он в ее сторону забирает, когда идет. Слишком мало места получилось.

Как дурак, я стоял и смотрел на тропу, не понимая, как это вышло и что делать. Хотя, почему как? Умный человек разве попрётся помогать непонятной старухе среди ночи в лесу? Или послушает забулдыгу Николаича и попрется срезать путь через лес? Или забудет пауэр бэнк дома? Хотя какая от него сейчас польза.

Сердце снова ударилось в грудь, я нервно сглотнул. Осознание, что потерялся приходило медленно, но неотступно. При этом, не понятно как это произошло, ведь я не видел развилки и не ходил кругами.

– Бред.

Но дальше думать мне не дал шорох за спиной. Резко развернувшись, трусливо ожидал увидеть какого-нибудь лесного зверя, но возле кустов совершенно неожиданно обнаружил девушку. Милую, с темными волосами до плеч и в черноом кружевном платье. То ли гот, то ли из этих, которые ходят по лесам и делают вид, что они общаются с духами.

Она, определенно, смотрела на меня, но то ли у меня в глазах помутилось, то ли ещё что, но как только попытался глянуть на её лицо, оно потеряло резкость. Пока она молча стояла рядом, я пытался проморгаться и интересовало меня в этот момент интересовало только одно – как она сюда попала. Поскольку, если она смогла прийти, значит, знает, как выйти.

– Э… привет, – сказал я, протирая глаза пальцами. – Слушай, не подскажешь, как до дороги дойти? Я тут, вроде, заблудился немного.

Девица не ответила, так и не обретя четкость лица, только голову на бок наклонила. По-птичьи, как в кино, от чего у меня по спине пробежала неприятная волна, а в голову закрались подозрения о реальности наблюдаемого. Могла ведь бабка мне подмешать в чай и пироги каких-нибудь грибов, а после наплести ерунды. Чтобы подстегнуть бурную фантазию. Иначе как сюда попала не для лесных прогулок одетая девица с муаром вместо физиономии? Понятное дело, что никак. Значит она плод грибных галлюцинаций.

Но вопреки размышлениям, я на всякий случай представился.

– Я Артем. Ты сюда по тропе пришла? Кажется, я пропустил развилку. Можешь показать, как выйти? Заплачу, если надо.

Она все молчала, а я все больше убеждался в нереальности девицы, поскольку в пользу глюков говорит теперь не только её неуместный вид, но и затянувшееся молчание. И все же то ли логика пыталась мне подсказать что-то своё, то ли привычка, но полез в карман за телефоном, чтобы забить в него номер девицы.

– Давай, диктуй, телефон, – попросил я, – Сейчас запишу.

Но, видимо, перепутал карманы и вместо мобильника достал ключ.

– Тьфу…

Дальше произошло дикое.

Нечеткое лицо девицы вспучилось, как мыльный пузырь, она заверещала так, что зазвенело в ушах. А когда она вытянула руку, я непроизвольно попятился, продолжая сжимать в побелевших пальцах презентованную отмычку.

Очертания девки исказилось, она прошипела:

– Ключ… Отдай мне…

Глава 4

Рассказы бабки накатили разом, и про Ганопатьскую чащу, и про разваленный дом, и про ключ. Не знаю, что повлияло на мое решение больше: ее россказни, или то, что нереальная девка вдруг сорвалась с места и кинулась на меня, но через секунду я со всех ног несся через лес, перепрыгивая кусты и ветки.

Здравый смысл подсказывал, что бегство моё нерационально, ведь если девки не существует, то в данный момент я, как полоумный, несусь по лесу. Но глаза на человеческие инстинкты влияют больше, чем доводы рассудка, а они, пусть и под бабкиными пирогами, показали то, от чего у нормально человека встают волосы дыбом. К визуальным присоединились звуковые галлюцинации: теперь за спиной творилось невообразимое – визг, крик, хохот, будто за мной гнался безумный цирк, и я даже не пытался понять, как это возможно и почему.

– Клю-у-у-уч!.. – выла несуществующая девка и, кажется, догоняла.

Ноги мои, не подготовленные к нагрузкам, налились тяжестью, поскольку бегать не привык. Но никогда я еще не проявлял таких чудес затяжного спринта, а обманутый пирогами инстинкт подсказывал – в рукопашную с этой чокнутой лучше не вступать. У психов сила возрастает в разы. А то, что она психичка, видно невооруженным глазом.

Пальцы запекло, я не сразу понял, что все еще сжимаю врученный бабкой ключ. Можно было бы швырнуть его в девку, и конец гонке, но я и так собираю имущество по крохам. И раздавать его крайнее расточительство. Ключ тем временем в пальцах нагрелся ещё больше, на секунду показалось, что даже засветился медно-желтым.

В пульсирующих висках заныло, мысли перемешались, дыхание от бега сбилось, в спорте я профан и долго такой темп не выдержу. Но глупые инстинкты реагируют быстрее мозгов и, не сбавляя скорости, я вывернул шею, чтобы глянуть назад. И обомлел на бегу. Так и не понял, что конкретно увидел, но выглядело это, как черное, густое облако с проступающими чертами огромного лица девки. Оно несется за мной и вот-вот догонит.

Животная жуть затопила мое тело, здравые мысли о том, что во всем виноваты бабкины пироги выветрились, как утренний туман, а я в ужасе завопил:

– Сгинь!

Облачная девка немного отстала, я не поверил, что мой вопль помог. А если и так, то не на долго, и я продолжал бежать, изо всех сил работая ногами.

Дыхание все тяжелее, тело с каждым рывком будто наливается свинцом, тело ноет. Продолжая бежать, хотя делать это с каждой секундой всё труднее, я посмотрел на ключ. Но глаза застилает пот, и реально кажется, что ключ подсвечен матовой бронзой.

– Нахрен ты сдался… – сглатывая на бегу вязкую слюну, выдохнул я.

Позади снова раздался визг и вой. Похоже, девка очухалась и кинулась вдогонку. Адреналин, который бешено колотит мое сердце, придал сил, я смог наподдать, свернув вправо к двум огромным ёлкам, прямым и одинаковым, на расстоянии друг от друга в метр. Необъяснимая дрянь позади меня сейчас в несколько раз больше проёма, стволы должны ее немного задержать. Хоть на полсекунды, ибо дыхалка уже совсем с ума сходит. Что меня так заставило думать – неизвестно, вероятнее всего, те же бабкины угощения.

– Отдай! – заверещала девка из-за спины, и я с холодком понял, что она снова близко.

Дерева, два дерева… Только бы успеть… Почему-то сейчас эти две ёлки показались оплотом спасения. И, собрав последние силы, я рванулся к ним, буквально чувствуя, как непонятная, хохочущая жуть хватает за пятки. Кажется, девке эти деревья не нравились, потому что орать и выть она начала еще сильнее.

– Ключ! Ключ! Отдай! Отдай мне!

Чем больше она визжала, тем меньше хотелось его отдавать, а животный страх холодной жижей потек по моим венам, когда я ощутил за спиной ледяное дыхание. Холодные и кривые пальцы ухватили меня за плечо в тот самый момент, когда я со всего разбега ворвался в проем между ёлками.

Что-то произошло.

Вспышка, яркая и желтая. Дикий визг, запах паленого мяса вперемешку с озоном, меня крутануло, как в центрифуге, а потом с силой швырнуло на землю. В ушах зазвенело, и кроме этого звона я не слышал ничего. Звон нарастал, раздуваясь в голове, как воздушный шар, виски заболели, пульс зашелся и сердце страшно ударяется в ребра.

Пару секунд я лежал неподвижно и таращился вверх. А вверху голубое безоблачное небо. Его не должно здесь быть, потому, что я в лесу. Точнее, я был в лесу, когда убегал от непонятной галлюциногенной дряни. Сейчас я на самой его окраине рядом с грунтовкой, а непонятная дрянь исчезла, иначе я не лежал бы вот так, раскинув руки.

Что это было? Однозначно галлюцинация. Бабка напихала в пирожки не те грибы. Хотя пирожки были с мясом. Тогда что? В чай подсыпала? В кашу? Только не понятно, зачем. Я ей помог, как мог. Денег бы дал, если бы попросила. У меня нет так много, но старой женщине подсобил бы. А она мне мало того, что мозги запудрила, так зачем-то гадости подмешала.

Я стал делать глубокие вдохи и протяжные выдохи, как учили на одном из тренингов на тимбилдинге. Покупатели бывают разные, стресс, все дела, и начальство заботилось о нашей психике – заказывало тренинги.

Как ни странно, дыхание помогало. Кое-как я начал последовательно соображать, а не метаться с мысли на мысль. Но в четкую картинку все равно ничего складывалось. Бабка, Николаич, чаща – их еще можно увязать. Но то, что несколько минут назад привиделось, описать не получалось. Или же моё видение – эффект от пережитого стресса при поломке машины и ночевке среди леса неизвестно где. На том же тимбилдинге рассказывали, что нервные перегрузки могут вызывать псориаз и температуру. Вполне резонно, что галлюцинации тоже. К тому же, вопрос с бабкины грибами остается открытым.

Наконец, я рискнул шевельнуться и подтянул правую руку. В пальцах все еще тепло – ключ нагрелся, но уже не кажется светящимся. Что мою догадку о галлюцинациях только подтверждает.

Шевельнувшись ещё раз, ощутил в плече саднящую боль, будто в него кто-то вцепился, а когда повернул голову, скинул с себя четыре скрюченные коряги, похожие на иссохшие пальцы. Значит, в припадке галюнов зацепился за ветки и поцарапался.

Не знаю, сколько бы еще так пролежал, но сбоку что-то дико загремело. Я перевернулся и откатился буквально на автопилоте, и очень вовремя, потому что в этот момент мимо пронеслась телега. Пыль поднялась таким плотным облаком, что видимость исчезла, я закашлялся, а когда осела, передо мной застыла все та же телега.

Две громадные лошади, или кобылы, или не знаю, кто это, фыркают и бьют копытами по грунтовке. Позади лес, уже не чисто хвойный, но и с лиственными, местами пожелтевшими деревьями. Мужик на козлах расселся коренастый, в безрукавке, широких штанах и сапогах до самых колен, а на меня смотрит подозрительно и щурит глаза. Рожа у него хитрая, деревенская и доверия не вызывает.

– Чо под колеса разлегся? – гаркнул он. – Жить надоело? Али девка бросила?

Я запоздало вспомнил, что все еще валяюсь в пыли на обочине. А с девкой мужик хорошо угадал. Зараза.

Упершись ладонями в землю, я поднялся. Плечо болит – оно дважды поцарапано. Первый раз, когда падал с дерева, второй – когда убегал от галюнов. Только вспомнил, аж передернуло. Если такое мерещится, пора к психиатру.

Мужик продолжает с ожиданием смотреть и ждать, лицо его мне совсем не нравится – так обычно смотрят продавцы, когда хотят что-то впарить. Но это явно не продавец. Скорее наоборот – изыматель. Глаза так и блестят.

– Ну? – повторил он требовательно. – Сказывай, чего валяешься под копытами?

Я кое-как отряхнул пыль с футболки и джинсов, проверил наличие мобильника в кармане. На месте. Правда, когда последний раз его доставал, сети не было. Ключ благоразумно спрятал во втором кармане на клепке.

– Да я заблудился, – честно ответил я, ведь что-то отвечать надо.

– Эвона как, – хмыкнул мужик и как-то странно покривился.

Мне снова не понравилась его ухмылка, разбойничья физиономия, картинная такая, как из кино. В деревне «Лихое» было лишь два жилых дома, а этот, откуда-то ещё приехал. Скорее всего, из конкретного захолустья, если на телеге с лошадьми. Смотрит на меня внимательно, будто реально сейчас попросит на бутылку. На всякий случай я выпрямился и расправил плечи, потому что нападение – лучшая защита. Для важности я еще и сложил руки на груди, изо всех сил надувая свои тщедушные бицепсы и сдвинул брови.

Мужик за моими стараниями наблюдал молча и, кажется оценивал – кривился то на одну, то на другую сторону. Потом будто что-то решил и махнул рукой.

– Лады, – сказал он. – Садись, довезу.

Потом подвинулся и кивнул на место с собой на козлах. Я на таких повозках не ездил сроду, а недавний опыт знакомства с бабкой как бы намекал – с этими деревенскими надо поосторожнее. Одна в еду какой-то дряни подсыпала, другой послал в лес. Да так послал, что… Но прикинул – я все равно непонятно где. Пешком везде далеко будет, а так – хоть подвезет.

Поэтому я молча подошел к телеге, она скрипнула, когда не нее влез и сел на козлы. Мужик тут же шлепнул поводьями и гаркнул зычно:

– Ну, пшли!

Кони заржали и рванули с места с такой силой что меня, перекинуло назад в телегу. К счастью там оказалось сено, и при падении только стукнулся локтем обо что-то.

– Ты нормальный вообще, мужик? – высовываясь из-за края бешено несущейся брички, спросил я.

Деревья мелькали, как ненормальные, из-под копыт пыль, два лошадиных крупа попеременно вскидываются вместе с хвостами, а меня подкидывает и швыряет. Опасливо оглянувшись и крепко держась за деревянный борт, я узрел позади телеги такое пылевое облако, что не видно дороги. Лошадиный Шумахер, ёлки-палки.

– Нравится? – с нескрываемой гордостью спросил мужик, с ухмылкой косясь на меня через плечо. – Корчеванскеи кони. Выменял у тамошних коневодов. Ихний конник их за мешок пуговиц продал. Полено не допиленное! Корчеванских коней? Прикинь?! Ну я и предложил ему пуговок. Нормальных железных, они у себя таких не делают. Но кони-то! Кони!

Будто в подтверждение значимости слов, он присвистнул и снова стеганул животных вожжами. Те заржали и полетели еще быстрей, у меня аж глаза заслезились от встречного ветра. Продолжая сидеть в сене и держась за край, я пытался осмыслить сказанное. Корчеванские кони ладно. Может тут ещё деревенька какая, что реально такую породу вывели. Но кто коней на пуговицы меняет в наше время? Или они тут все чудо-грибы едят?

– Э… – пытаясь быть культурным, все-таки человек помочь вызвался, я проговорил, отплевываясь от пыли, – а мы куда едем?

– Как куда? – изумился мужик и оглянулся на меня с круглыми глазами. – В Ганопать. В деревню-то.

– Зачем? – еще осторожней поинтересовался я, прикидывая, была ли на карте эта деревня, и сплюнул – в рот влетела муха.

Глаза мужика стали еще удивленнее.

– Ты с какой ёлки упал? – спросил он.

Отвечать, что от истины он не так далек, не стал, но все же умудрился, несмотря на скорость, вылезти из сена, а то как-то невежливо, и даже сгибаясь и шатаясь, сесть обратно на козлы. Правда держаться за сидение под собой пришлось обеими руками. Затем проговорил, пригибаясь, чтобы новый рывок опять не откинул в телегу:

– Сказал же – заблудился.

– Заблудился, он, – усмехнулся мужик. – Ладно. Не хошь говорить, не говори. Если из-за девки, то понятно. Никто не хочет признаваться в таком.

У меня так накипело от всех событий этой ночи, что я нехотя все-таки ответил:

– Моя, если можно так сказать «девка» сейчас, наверное, даже не вспоминает меня. Да и какая теперь она моя.

– С полюбовником убёгла? – понимающе отозвался

Я покривился.

– Моей она похоже, не была. Так, виделись, спали. Серьезного заводить со мной ничего не захотела. Зрелый ей нужен. С квартирой в центре города, машиной-мерседесом и счетом в банке. Я пока в пролёте.

– Не работящая, – кивая, снова проговорил мужик.

– Да я как бы не против, – бросил я. – Но такое ж не за день создается. Правда она понимать этого не захотела.

Мужик сочувствующе вздохнул и хлопнул меня по плечу массивной ладонью, в другой руке удерживая сразу все поводья.

– Ну, чего уж, – крякнул он. – Дело молодое. Найдешь другую. У нас в Ганопати вон, какие девки. Кровь с молоком!

Может мужик и прав, только мне пока не до девок. С наследством надо разобраться, а сперва из этой глуши выбраться, хотя ощущение, что мужик меня завозить ещё глубже. Кони, к моему облегчению, немного снизили скорость, теперь хотя бы не подкидывает на ухабах, грозя выкинуть с телеги. Облако пыли из-под копыт уменьшилось и дышать стало легче, я даже начал вертеть головой.

Лес по краям плотный, но радостный, то есть уже весь лиственный и позитивный. Вон березки, ясени, дубы, а не хмурый сосновник. Интуитивно похлопал себя по карману, в котором ключ. Видимо, искал по привычке мобильник, но он в другом.

– Так, – чтобы как-то начать распутывать клубок непонятного, произнес я. – И что там в этом… Как ты сказал? Ганопати?

– Сильно башкой треснулся? – сочувствующе спросил мужик. – Ганопать забыл. Э, брат, тебе к знахарке надо. Даст какой горькой дряни, сразу на ноги встанешь. Хотя, ты и так вродь на ногах. Хе-хе. Га-но-пать – деревня нашенская. Главная и славная.

Он произнес название нараспев, а я крутил в голове все географические названия, какие видел на карте. И никакой Ганопати на навигаторе не показывало. Объяснение лишь одно – деревня такая дремучая и маленькая, что её даже нет на карте..

– Так…. Так…. – скорее себе, чем мужику повторил я и с силой потер лоб. – Ты что-то про лошадей говорил?

– Лошадей? – не понял мужик.

– Ну, да. Лошади. То есть кони твои.

– А… – расслабился напрягшийся на секунду мужик. – Ну да. А чего кони-то? Не знаю я, как они таких коней взращивают. Вроде ж и корм обычный, и трава простая. А кони вон, какие. Корчеванские. Наши в Ганопати все зерно, да капусту выращивают. А эти вон, коней научились. Пес его знает, как. Корчеванские они что делают?

– Что?

– А леший его знает, что, – со знанием дела заключил мужик, ловко правя вожжами на изгибах дороги. – Слухи-то об них всякие ходют. Ну в самом деле, откуда у этих отшельников такие коняки? Нечистым они промышляют. Вот те крест. Но кони-то в чем виноваты? А ни в чем. Потому я их и выменял.

Кони меня интересовали в последнюю очередь. Куда больше огорошивали его говорок и манера. Судя по ним цивилизация сюда не никогда сюда даже нос не совала, живут по старинке, как делали это лет двести, а то и все триста назад их предки.

– Ладно, – кивнул я себе, пытаясь как-то собрать воедино новую и нелогичную информацию. – Про коней потом. А в деревне вашей, Ганопати, что?

– Так праздник же.

Сказал он это так, что я сразу не поверил, что праздник действительно праздник.

– Какой? – спросил я осторожно.

Мужик хмыкнул.

– Так урожая ж. Бурак, калина, яблоки, опять же.

– Понятно… – отозвался я. – А электричество у вас в Ганопати есть? У мня телефон скоро сядет, подзарядить надо.

Мужик покосился на меня с подозрением.

– Мы тебя самого покормим, – проговорил он невпопад.

– Что?

– А то, – стал пояснять он почему-то обиженно. – У нас все свежее, все домашнее. Выращено на своей земле, вот этими руками. Накормим, напоим. Ты ж пристукнутый. А юродивых оберегать надо.

Когда он успел записать меня в пристукнутые, да ещё и в юродивые, я упустил. А мужик продолжил:

– Оно хорошо, что я тебя подобрал. Я человек добрый, жалостливый. Какую зверушку найду, выхожу, подлечу, да отпущу на волю. А тамошние не такие. Ох, не такие…

– Тамошние, это кто? – уточнил я, не особо вникая в его слова, потому что возникло стойкое ощущение, что с бабкой они жрут одинаковые подосиновики.

– Ох и пристукнутый, ты брат, – крякнул мужик. – Как кто? Корчеванские, кто ж ещё.

Все, что он говорит, могло бы звучать связно, если бы я хоть немного понимал, где эта Корчевань, Ганопать и как их идентифицировать на карте. Понимал я только одно – местные живут в далекой глуши, у них свои прядки и привычки, которые могут расходиться с представлениями гуманности в современном мире.

– Я Артём, – представился я, рассчитывая, что знакомство сделает знакомство более дружелюбным, и протянул ему ладонь, пальцами другой продолжая цепляться за сидение.

Мужик на протянутую мной руку посмотрел с непониманием, потом, будто до чего-то догадался – лицо осветилось улыбкой, а он шмякнул по моей ладони пятерней и хохотнул.

– Вот ты смешной, паря, – гыгыкнул он. – Пристукнутый и приторможенный. Руки подают только врагам, но тебе-то откуда знать, юродивый. Ох, бедняга.

На секунду я завис, роясь в память и обрывочные знаниях по истории. Потом сказал:

– Почему врагам-то?

Мужик похлопал ресницами, держа вожжи, потом усмехнулся.

– Потому, – сказал он. – Надо показать, что в руке нет оружия. И что он тебя не пытается прибить. Причем надо не просто одной рукой жать, но и второй по локтю хлопать.

– А это зачем? – окончательно потерялся я.

– А затем. В одной руке мож ничего и нет. А в другой? Или если с каким корчеванским пожаться решил? Он ногами, как руками нож держит. То-то и оно. Я Сарын Бака. Будем знакомы.

Вместо того, чтобы жать руку, он просто хлопнул меня по плечу, да так, что перед глазами звезды вспыхнули.

– Приятно… познакомиться, – пробормотал я, потирая ушибленное плечо, которое, к тому же дважды поцарапано.

– Ты не дрейфь, парень, как тебя там…

– Артём, – подсказал я.

– Артём… Да, Артёмка, да? В общем, Артёмка, приедем сейчас, там ярмарка с урожаем. Ты главное, не теряйся. Найдем, куда тебя приселить. Наша главная порешит, чего с тобой делать.

При этих словах он как-то хитро прищурился и подмигнул, а мне снова стало не по себе. Мне хотелось поскорее уехать домой, уже даже не разбираясь, что там за разваленный дом мне оставила бабка. Но, судя по всему, из нас двоих понимает, куда ехать только этот мужик.

Глава 5

Не знаю почему, но я зачем-то проверил карманы, где спрятаны бессетевой мобильник и ключ, потом произнес:

– Э… Сарын, слушай, я тут, сам говоришь, башкой стукнулся. Мы куда уехали? А то мне на автобус бы и до города.

Мужик крякнул, я думал – сейчас точно с локтя зарядит и выкинет нафиг с телеги, мало ли кого на дороге встретишь. Но он только кивнул чему-то и ответил:

– Ага, Артёмка, вижу. Знатно приложился. К знахарке, к знахарке тебе надо. Точно тебе говорю. У нас в Ганопати такая знахарка! Меня от простуды за день на ноги поставила. Вот зайдешь к ней, она тебе поможет. Алевтина звать. Она, тоже пришлая. Как-то забрела в нашу деревню, так и осталась. А лекарствует знатно. Нам такой не хватало.

Телега скрипела, колеса подпрыгивали на кочках, а я глазел то вперед на убегающую лентой дорогу, которая теряется за поворотом в деревьях, то на Сарына. Он настолько самобытный, что даже удивительно, как не поддался веяниям времени. Сидит в своей безрукавке и дергает поводья. Судя по тому, что в этой Ганопати только знахарка, деревня не просто удаленная, а накрепко застрявшая в семнадцатом веке, если про электричество он мне так и не сказал.

Сарын продолжал:

– Вообще оно бывает. Если крепко шандарахнуться, память отшибет. Или ум повредится. Память может пошатнуться. Но это временно, не дрейфь. Алевтина мигом тебя на ноги поставит. Ты главное, к корчеванским не суйся.

– Почему? – спросил я. – Вы же с ними торгуете.

Сарын кивнул.

– Ага. Но это мы. Потому как знаем, как с нимим дела вести. А ты пристукнутый. К ним не суйся. Они всякое умеют. Да не всякое простому человеку надобно. Понял?

При словах о том, что их корчеванские соседи «всякое умеют», у меня дернулся глаз, а память сама напомнила о рассказах бабульки с грибами. Я всегда знал, что деревни полны суеверий и живут в каком-то своем мирке, но никогда бы не подумал, что меня не только занесет в такие места, но ещё и сделает участником событий.

Нервно сглотнув, я ответил честно:

– Вообще не понял.

– Ох же, пристукнутый… – запричитал Сарын. – Что ж ты такой скудоумный. Ох, Алевтина тебе в помощь. Нечего к корчеванским соваться, ясно? Тем летом у нас моровым поветрием выкосило половину скота. А у них чего?

– Чего?

– А ничего! – изобличающе выдохнул Сарын и так шлепнул по крупу лошади поводьями, что та пошла резвее. – Ни одной скотины у них не издохло. Ладе цыплята и те выжили. А нашенским пришлось сызнова скотинку заводить. У корчеванских, опять же, мельзгу выменивали. Думаешь спроста такое? Да кукиш с маслом!

Сарын говорил еще что-то. Про то какие корчеванские хитрые и нелюдимые, их секреты и тайны, благодаря которым у них и кони крупнее, и куры несутся чаще, а яйца крупные и зелток, как зарево. Я слушал его в пол-уха, глядя по сторонам на густой лиственный лес. Едем мы долго, но это не значит, что быстро. На бричке мы проехали может километров пять, может десять. Но не известно, в какую сторону

Через некоторое вермя деревья по боками стали редеть, ещё спустя минут десять лес сменился морем желтоватой ржи, которая на ветру колышется плавными волнами. Среди этого моря торчат одинокие пеньки в шляпах и размахивают косами, опасно сверкающими на солнце при каждом взмахе. Косари. Надо же. Один раз я украдкой покосился в карман на мобильник – единственный оплот моей цивилизации. Тот еще работает, но если не зарядить – сядет, что печально.

Лишь когда впереди показались крыши домиков я воспрял духом. Если здесь есть знахарка, которая откуда-то пришла, то прийти она могла из города. А значит, знает, как туда добраться. Моя же задача, поговорить с ней и быть дружелюбным, чтобы она мне помогла выехать из этой чащи. Кто знает, может я ударился башкой и всё еще лежу где-то в лесу с галлюнами после бабулькиных пирожков. Но это вряд ли – слишком реалистично трясет на ухабах, и безрукавка возничего пахнет тоже более чем убедительно.

По мере приближения крыш я стал понимать, откуда в Сарыне столько восторгов по поводу деревеньки. Ганопать действительно выглядит ухоженной старинной деревенькой с белеными домиками и деревянными крышами с толстыми каменными трубами. Деревенька, ддля такой удаленности от цивилизации довольно крупная – только на подъезде к ней я насчитал шесть домов и это только по сторонам. А ведь там ещё и вглубь есть. Главная улица, которая начинается метров за пятьдесят до домом, выложена брусчаткой, что вообще роскошь по лесным меркам. Только небу известно, откуда они приперли столько камней. Правда ехать по брусчатке в телеге оказалось то ещё удовольствие. Никогда больше не буду жаловаться на жесткую подвеску в своей «калине».

На въезде нас встретил румяный мужик в картузе, белой рубахе, подвязанной веревкой и свободных холщовых штанах. Он помахал моему извозчику и крикнул:

– Здоров, Сарыныч! Кого опять везешь?

– Да пристукнутого нашел, – откликнулся Сарын, замедляя коней. – Нашел у леса. Вот, подобрал.

– Добрая ты душа, Сарыныч, – отозвался мужик.

– Ну а как иначе, – пожал плечами Сарын. – Они ж твари безвольные, сами не понимают, куда идут и чего творят.

Определение меня, как безвольной и тупой твари снова не порадовало. Сперва он меня нарек юродивым, темперь ещё и воли лишает.

Я попросил тихонько, но настойчиво:

– Ты б меня при всех дураком не называл, а? А то как-то не приятно, знаешь ли.

По тому, как мой извозчик на меня покосился, я понял, что он даже не одидился, а наоборот, почему-то отнесся с большим пониманием.

– Ох, Артёмка, ну что тут поделать. Какой уродился, такой пригодился.

Я не понял, говорило он сейчас о себе или обо мне, но на всякий случай пригрозил пальцем и принял решительную позу. Я может и щуплый, но не значит, что буду обтекать, когда меня поливают.

Когда въезд в деревню остался позади, наша телега потряслась дальше по широкой улице Ганопати. Из-под колёс еле успевают уворачиваться цыплята и дети, вслед летят дразнилки и смех, какие-то бабы выглядывают из окон и крылечек, а я глазею по сторонам, таращусь и разглядываю резные наличники на окнах.

– Красиво, да? – толкнув меня в плечо, сказал Сарын. – Я тоже, когда первый раз попал в Ганопать, только и крутил башкой.