Они сражались за

Глава 1.

Прутков.

На реке Царица шло сражение за мост с фашистами, лейтенант Мишин со своим отрядом вел бой с превосходящими силами врага. Оборона трещала по швам, а сам летёха был тяжело ранен. Медсестра Зойка-кабан тащила Мишина с передка в медсанчасть, чтобы спасти командира. Зойку прозвали кабаном не за большие размеры, а за то, что, будучи хрупкой девушкой она вытащила с поля боя десятки солдат и офицеров.

 Мишин периодически терял сознание, мысли его были ясными, боли и усталости не ощущал, он хотел подняться и помочь Зойке, но двигаться самостоятельно не мог. Он внезапно осознал, что может умереть, не познав любви к женщине, не стать отцом, дедушкой. Как обидно ни увидеть, ни растить, ни познать любовь своих детей. Так подумал Мишин, когда обратил внимание на несколько мужчин, помогавших Зойке его тащить из очередного оврага. Выглядело так, что Зойка-кабан их не замечала, а помогали они как-то не складно, их руки даже не касались гимнастерки раненого. Лейтенант узнал сначала одного, потом второго, третий с бородкой и пенсне вылитый Чехов. Мишин ещё раз посмотрел на первого, сомнений не было это Пушкин. На другой стороне оврага стоял человек, одежда его была из простого сукна – сермяги, спряденной и вытканной из овечьей шерсти, простой, некрашеной, небеленой, совсем не нарядной и грубой. Мужчина стоял на линии огня фашиста, стрелявшего прямой наводкой по Зойке с Мишиным, в одной руке он держал посох, другой осенял крестные знамения. Мишин отчетливо видел, что ему удавалось большинство пуль отклонять. По всему было видно, что мужчины стараются вывести Мишина из-под огня.

"Сергий, держись, ещё немного! – Федор Михайлович крикнул отклонявшему пули, – Где Прутков, опять он сам по себе?"

"Я его вижу, ведет группу из пяти бойцов! – Умной-Колычев ответил Достоевскому, – Лев Николаевич, вы опять задумались, помогайте же!"

Прутков весь день охотился за разведвзводом старшего лейтенанта Сабурова, ребята возвращались из-за линии фронта, а теперь с его невидимой помощью заблудились и вышли к Царице, хотя сутки назад форсировали её гораздо ниже по течению. Прямо с марша разведчики вступили в бой сняв стрелявшего фашиста снайперским выстрелом, однако оборона в этом месте была уже прорвана врагом. Умной-Колычев и Юрий Игоревич выдвинулись вместе с разведгруппой навстречу наступающему противнику. Вместе с фашистами наступали, также невидимые смертному, их помощники – огромные, темные, с рогами и красными глазами, вооруженные пиками и мечами. Умной-Колычев и Юрий Игоревич были в древнерусских доспехах, они обнажили мечи. Юрию не впервой биться без шансов на победу – "За Рязань! За Русь-Матушку!, подумал он."

За спинами атакующих фашистов стали появляться, в огромном числе, тевтонские рыцари. Тяжело вооруженные всадники, на закованных в латы конях, с копьями и мечами готовились раздавить немногочисленных помощников оставшихся красноармейцев.

 В бою побеждает дух, а он соткан из побед предков, веры отцов, богатства культуры и высоты духа народа. Умной-Колычев был крупнее Юрия Игоревича это показывало, что духом он сильнее, но твари, шедшие на них, были и числом, и массой ещё крупнее. Один из воинов разведгруппы Сабурова пал, сраженный пулей, его дух тут же встал в строй рядом с Умной-Колычевым, тот открыл рот от удивления, дух воина был выше его на голову и шире в плечах. Дух солдата растолкал нескольких тевтонцев, сбросил их с лошадей и завладел копьем и мечом.

"Становитесь от меня по правую и левую руку! – скомандовал солдат, – Юрий Игоревич сделал это незамедлительно, пока Умной-Колычев ещё приходил в себя от увиденного."

Сергий Радонежский, пока Зойка делала Мишину искусственное дыхание, заталкивал двумя руками выскакивающую душу обратно в грудь лейтенанта.

"Александр Сергеевич, – крикнул Чехов, – самое время прочесть "Клеветникам России" !"

"Я, – Пушкин зашел на холм, – имею, что зачитать в день брани!"

Великий день Бородина

Мы братской тризной поминая,

Твердили: «Шли же племена,

Бедой России угрожая;

Не вся ль Европа тут была?

А чья звезда ее вела!..

Но стали ж мы пятою твердой

И грудью приняли напор

Племен, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор.

И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русской штык и снег,

Погребший славу их в пустыне.

Знакомый пир их манит вновь —

Хмельна для них славянов кровь;

Но тяжко будет им похмелье;

 Весь взвод старшего лейтенанта Сабурова пал. Он обернулся посмотреть, где Мишин, убедившись, что он в безопасности бросился на трех фашистов со штык ножом.

 "Прутков, и почему я не удивлен! – крикнул Федор Михайлович. – Всегда, когда ты нас соберешь приходиться биться с несметной нечистью!"

 "Знал бы ты, что на других участках фронта! – сказал Прутков не глядя."

 "Не юли, говори зачем мы именно здесь? – Достоевский не унимался."

"Спасаем бойца, в котором высший дух народа! – крикнул Прутков так, чтобы и другие слышали. – Надеюсь тебе не надо объяснять, как это важно!"

Земля стала дрожать от нарастающего топота копыт приближающихся всадников. Большой отряд былинных богатырей верхом на русских тяжеловозах, в кольчугах, шлемах, со щитами и мечами с размаху опрокинул центр тевтонцев. Слева драгуны и уланы, сверкая касками смяли всё, что попалось им на пути. Справа конно-горский отряд вместе с казаками рубили шашками попадающуюся им на пути нечисть. Сабуров, вытерев штык нож, дал несколько очередей из пулемета по отступающим фашистам. Мост отстояли.

 К вечеру у большого костра разместили раненых и бойцов, принимавших участие в бою. Немец драпанул далеко, красноармейцы могли отдохнуть, уже завтра необходимо было выдвигаться на Запад походной колонной. Жизнь Мишина была вне опасности, и Зойка решила дожидаться медсанчасть здесь со всеми ранеными, колонна госпиталя была на колесах и только мост стал безопасен вышла в путь. Сабуров похоронил своих бойцов и так же грелся у костра, на утро ожидая транспорт в обратном направлении, в штаб своей дивизии.

"Хочу проверить на сколько ты проницателен, Федор Михайлович! – с издевкой сказал Толстой, – По твоему в ком из присутствующих высший дух народа?"

"Для меня это не важно, они все вели себя достойно в бою! – серьезно ответил Достоевский, – Главное в моих произведениях – "Говори правду!". Кто это делает, тот и крепок духом."

"Вот тебе раз! – Лев Николаевич схватился за голову, – И это всё, а как же добро?"

"Ой, не вынуждай меня открыть тебе правду о твоем творчестве! – Достоевский отмахнулся, – Я буду утверждать – сначала Правда, а потом Добро, а ты Добро, а потом Правда!"

"Давай, скажи свою правду! – Толстой стоял руки в боки, – просвети меня о моем творчестве."

"Хорошо, день был тяжелый, не буду я тебя жалеть! – Федор Михайлович решительно повернулся к Толстому, – Кто у тебя главный герой в Анне Карениной?"

"Молчишь! – Достоевский принял позу обличителя, – Главный герой – это помещик Левин!"

Толстой отвернулся и скрестил руки на груди.

"И он произносит главную мысль романа! – Федор Михайлович не собирался останавливаться, – "Я имею власть делать добро", говорил Левин."

"И что? То же мне открыл Америку! – Толстой повернулся и раскрыл руки."

"А то, что "имею власть" означает могу делать, а могу не делать добро! – Достоевский наступал на Льва Николаевича, – Главная мысль должна была быть – Я делаю добро!"