Золотой Лабиринт
Глава 1. Москва. 21:45
Стояла поздняя осень, и был один из тех вечеров, когда не хочется выходить на улицу.
Шёл холодный колючий дождь.
Сумерки плотной тяжёлой пеленой лежали на городе.
Фонари тускло маячили на улице, по которой неслась полицейская машина.
Капитан полиции Саблин напряжённо вглядывался в размытые дождём силуэты, мелькающие за окном.
С самого утра у него жутко болела голова, а сейчас, к вечеру, она стала совсем чугунной.
Машина остановилась в переулке, с двух сторон он был оцеплен полицией.
Следователь, подняв воротник шерстяного пальто, вышел из машины под дождь и быстрым шагом направился к входу в антикварную лавку.
Игнорируя табличку «Закрыто», он уверенно толкнул дверь.
Помещение было заполнено сотрудниками полиции, которые совершали стандартные процедуры – кто-то фотографировал, кто-то записывал, кто-то осматривал.
– Бахилы, – тут же откуда-то появилась девушка, настойчиво протягивая синие целлофановые чехлы на обувь.
Капитан неохотно надел их на ботинки, понимая, такова процедура.
– Саблин! – Из глубины помещения его кто-то окликнул.
Следователь разглядел худого мужчину в очках, который махал ему рукой, давая понять, чтобы он шёл к нему.
Это был Глеб Бойко, младший следователь.
Саблин мимоходом кивнул пару раз коллегам-полицейским и пошёл вдоль полок и тумб с антикварными книгами, шкатулками и картинами. Обогнул прилавок, где стоял кассовый аппарат, и приблизился к мужчине, который его звал.
– Здорово, – Бойко протянул капитану руку, тот в ответ её пожал.
– Привет, – рядом стояла девушка.
Следователь вопросительно посмотрел на Бойко.
– А, да, новенькая, – быстро сказал Глеб. – Лейтенант Динара Максимова, перевели к нам из Ростова.
– Можно просто Дина, – девушка слегка улыбнулась. Она была высокой, на вид очень спортивной, с широкими плечами и коротко стриженными волосами.
Саблин поймал себя на мысли, что если бы увидел её со спины, то никогда бы не подумал, это девушка.
– Так, что тут? – спросил следователь, чувствуя, что почему-то начинает раздражаться. Наверное, из-за головной боли.
– Жмур, – ответил Глеб, кивая на пол и протягивая Саблину стерильные перчатки.
Под прилавком в неестественной позе лежал мужчина с белым пластиковым пакетом на голове. Изнутри пакет был весь испачкан кровью.
– Удушение? – следователь надел перчатки, присаживаясь на корточки.
Он внимательно рассматривал тело, освещая всё вокруг фонариком.
Покойный лежал на спине, с распростёртыми в стороны руками и закинув голову так, словно он пытался подняться, опираясь на затылок.
– Не исключено, – предположил Глеб. – Мёртв не более трёх-четырёх часов. Лавка закрылась в шесть, это подтвердил аптекарь из магазина напротив. Далее никто не входил и не выходил. Сотрудник лавки, антиквар, – Глеб посмотрел в блокнот и кивнул на лежавшего покойного, – Степан Данилович Рульковский, пятьдесят восемь лет. Мимо шёл прохожий и увидел открытую дверь магазина с вывеской «Закрыто», вызвал полицию.
– Какой наблюдательный прохожий. Понятно. Что ещё?
– Да ничего особенного. Покойный не привлекался, не судим.
– Дети?
– Нет, – ответила Дина.
– Жена?
– Скончалась несколько лет назад, – снова отозвалась девушка.
– Кто-то ещё работал с ним в магазине? Персонал?
– Продавец, да… – Глеб вновь заглянул в блокнот. – Вероника Крюкова. Она ушла пораньше, с ней созвонились, говорит, отпросилась, поэтому ничего не знает.
– Проверьте её. Кто ещё?
– Менеджер магазина, с ней связываются.
– Камеры наблюдения?
– Есть только на входе, отдали экспертам, они уже смотрят, – Дина кивнула.
– А почему кровь в мешке?
– Пока непонятно, – Глеб пожал плечами.
– Там что-то лежит, – капитан нагнулся ближе к телу. – Фото уже сделали?
– Да, – Бойко был доволен собой.
Саблин наклонился и потянул торчащий у плеча покойного край мешка. Тот зашуршал, развязался, и следователь начал осторожно стягивать его с головы убитого. В этот же момент из мешка на пол выпали два окровавленных глазных яблока.
– Чёрт! – воскликнул Глеб, сделав шаг назад.
Максимова, не проронив ни слова, невозмутимо осталась стоять на месте.
У жертвы были вырезаны глаза, которые теперь лежали рядом с телом, оставив желтовато-красный след на деревянном полу.
– Интересно, – позади Саблина появился патологоанатом Влад Шульц.
– Кажется, ему вырезали глаза.
– Это всем очевидно, но нужно провести вскрытие, чтобы установить причину смерти, – отозвался Шульц.
– Ты думаешь, то, что с ним сделали, недостаточно для смерти, Влад? – возмущённым тоном спросил Глеб.
– Не факт, – патологоанатом почесал подбородок. – Не исключено, что он оставался в сознании, был ещё жив, а причиной смерти стало удушение мешком.
– Что за зверь это сделал? – Глеб поправил очки.
Несколько минут все молча смотрели на изуродованное лицо антиквара.
– Ребят, вы всё? Можно забирать? – за прилавок заглянул парамедик.
– Да, – Саблин выпрямился и отошёл в сторону.
Два полицейских принялись за работу.
Следователь наблюдал, как его коллеги аккуратно уложили тело в мешок, затем на специальные носилки и начали застёгивать молнию мешка.
– Подождите, – сказал Саблин, – секунду!
Он подошёл к телу, направляя свет фонарика на кисть покойного.
– Что там? – поинтересовался Глеб.
– Не пойму, какая-то татуировка, что ли? – Он выглянул из-за прилавка. – Ребят, кто-нибудь, сделайте ещё пару снимков!
Подбежал полицейский с фотоаппаратом.
– Вот тут, где кисть руки, – указал Саблин.
Сверкнула вспышка.
– Спасибо. Всё, забирайте.
– Чует моё сердце, что глухарь, – Глеб снял перчатки.
– Почему?
– Не знаю, но не нравится мне это.
– Разберёмся.
Саблин вышел из-за прилавка и оглядел помещение лавки.
Площадь небольшая. Все посетители были, скорее всего, на виду у продавца, который стоял за стойкой.
Стены обшиты деревянными панелями, а кое-где выкрашены в глубокий зелёный цвет, отчего общий фон в помещении казался тёмным, но не мрачным, а скорее успокаивающим.
Беспорядка в лавке не наблюдалось, что насторожило Саблина.
На стихийное ограбление непохоже. Однако две больших шкатулки, украшенных резьбой и стоящих на тумбе недалеко от прилавка, оказались открыты.
Следователь подошёл к шкатулкам и заглянул в них. В одной он увидел две курительные трубки из красного дерева и слоновой кости, веер и маленький театральный бинокль, в другой – несколько старинных перстней, чётки из малахита, брошки в виде черепахи и жука-скарабея.
«Много дорогих предметов», – подумал Саблин.
Постояв несколько минут, разглядывая ценности, следователь направился к выходу из лавки, снимая по пути перчатки и бахилы.
Он шагнул под всё ещё моросящий дождь, подошёл к машине и сел в неё.
Саблин глубоко вздохнул и прикрыл глаза.
– В отделение, – сказал водителю, и через полтора часа он уже сидел в своём кабинете, изучая отчёты по делу, поступающие от коллег из разных подразделений.
Телефон зазвонил.
– Слушаю.
– Это Влад, – в трубке послышался голос патологоанатома.
– Есть новости?
– Пока предварительные. Анализ на токсикологию в лучшем случае придёт только завтра, но, полагаясь на свой опыт, могу сейчас сказать со стопроцентной уверенностью, смерть наступила в результате отравления.
– Отравление? – переспросил Саблин. Он был удивлён.
– Да.
– Не удушение?
– Нет. Его отравили цианидом.
– Покойный его выпил?
– Нет, на плече есть след от укола.
– Сколько действует яд? Сколько времени надо, чтобы человек умер?
– Ну, всё зависит от дозы, но если хотят отравить и доза смертельная, то несколько минут, максимум пять-десять.
– А что с глазами?
– Их вырезали уже после смерти, поэтому крови на мешке немного. Очевидно, пакет надели, чтобы не потерялись глаза.
Саблину послышался короткий смешок, но это его не смутило. Он знал, у людей профессии Влада бывает специфическое чувство юмора.
– А что с орудием, которым извлекли глаза?
– Скорее всего, это узкий зазубренный нож, знаешь, как для грейпфрута?
Саблину опять послышался смешок.
– Нож для грейпфрута? – уточнил следователь и тут же набрал это словосочетание в интернете.
– Ну да, он зазубрен с обеих сторон и сильно изогнут на конце, чтобы удобнее вырезать мякоть.
– Понятно, – Саблин непроизвольно поморщился. – Время смерти?
– Предположительно часов семь-восемь назад.
– Что-то ещё?
– Пока больше ничего интересного. Если будет, я наберу. Отчёт пришлю сразу, как оформлю.
– Хорошо, спасибо, – Саблин положил телефон на стол.
В этот момент на электронную почту пришли фотографии с места преступления.
Следователь начал открывать все снимки по очереди, внимательно всматриваясь в каждую деталь. Последними были несколько фотографий кисти покойного, на которой имелась татуировка. Саблин увеличил масштаб изображения, рассматривая рисунок в виде двух заглавных букв – АА.
Он откинулся на спинку кресла.
Покойного звали Рульковский Степан Данилович. Инициалы не его.
Саблин нашёл имя жены убитого – инициалы тоже не подходили.
Странно.
Все детали на первый взгляд наталкивали на мысль о ритуальном убийстве.
Не взяли ценные вещи, не разгромили магазин.
Отравление – редкий для нашего времени способ для убийства. Но это говорит о том, что преступление не спонтанное, а продуманное, спланированное.
С другой стороны, вырезанные глаза, будто человека хотели наказать за то, что он увидел. Всё это уже сделали после смерти. Послание? Но кому? Полиции? Или предостережение, угроза или подпись убийцы? А если так, то за этим может последовать продолжение.
При этой мысли Саблин вздохнул.
Только серийного убийцы не хватало. Пусть уж будет ритуальная месть. Кто знает, во что этот антиквар ввязался.
Глава 2. Полгода спустя. Москва. Вторник. 12:22
Мужчина зашёл в магазин и прикрыл за собой дверь.
Внутри было тихо. В центре торгового зала он заметил молодую пару, рассматривающую старинную вазу.
Мужчина прошёл вперёд до прилавка, за которым стояли две женщины.
– Добрый день, – тихо произнёс он, обращаясь к одной из них, – поговорим?
Мужчина всегда немного нервничал, когда приходил в этот магазин.
Но сейчас, непонятно почему, у него было особенное чувство, очень тревожное.
Он не находил себе места весь день. С ним такое в последнее время случалось часто.
Женщина посмотрела на него, отвлёкшись от монитора ноутбука.
– Секунду, – она вышла из-за прилавка в зал. – Пойдём.
Прошла в дальнюю часть магазина, где стояли книжные полки.
– В чём дело? – спросила она.
– Я больше не могу. Мне кажется, они всё знают!
– Что ты несёшь? С чего ты взял? – шёпотом заговорила женщина, оглянувшись на зал.
– Не знаю, не знаю, мне так кажется!
Женщина вздохнула.
– Слушай, – она взяла с полки книгу и начала её листать, – я думала, мы договорились… и ты понимаешь всю ситуацию?
– Я не могу продолжать!
– Тихо! Слушай! Мы слишком далеко зашли, поэтому надо всё доделать.
– Нет. Я так больше не хочу. Мы должны избавиться от этого!
– Избавиться? После всего, что сделали? Ты в своём уме?
– Я придумаю как!
– Не смей, – строго сказала женщина.
Она захлопнула книгу.
– Я пришёл поставить тебя в известность, – мужчина нахмурил брови.
– Если кто-то узнает, нам конец.
Лицо мужчины покрылось холодной испариной, и он побледнел.
– Не узнают.
– Не делай этого, слышишь?!
Женщина, наморщив лоб, внимательно на него посмотрела:
– Ты понял?
В кармане мужчины зазвонил телефон.
В мелодии звонка ему послышалось что-то зловещее и пугающее, словно предупреждение: не принимай вызов!
Но мобильный продолжал настойчиво трезвонить.
Мужчина направился к выходу и вышел на улицу.
Телефон отключил.
Затем зажмурился и потёр лицо руками.
Теперь он невыносимо жалел, что когда-то пошёл на поводу у своей алчности.
Дышать стало тяжело.
Плохо, всё очень плохо.
Чувство тревоги и страха нарастало.
И поэтому с каждой минутой он всё больше был уверен в своём решении.
Быстрым шагом вышел на бульвар.
Необходимо успеть всё сделать сейчас, до вечера.
Он чувствовал, потом будет поздно.
Глава 3. Москва. Вторник. 18:15
Летние сумерки принесли приятную прохладу в город.
Филипп Смирнов вышел из машины.
День был длинным и суматошным.
Сначала встреча с читателями в одном из книжных магазинов, потом обед с новым издателем, а следом фотосессия для интернет-СМИ. О нём выпустят статью как об авторе года, получившем это звание по результатам опроса поклонников приключенческой литературы.
Класс! Однако писатель не чувствовал большой радости. Он не любил публичность, выступления давались ему с трудом. Поэтому сейчас, идя домой, ощущал внутреннюю опустошённость и усталость.
В переулке в центре города, где находилась его квартира, было тихо. Ни людей, ни проезжающих машин. Филипп глубоко вздохнул. Он любил такие летние вечера, когда можно постоять на улице, наслаждаясь тишиной и спокойствием.
Темнело быстро.
Перед подъездом писатель остановился, нащупывая в рюкзаке ключи.
Он приложил брелок к двери и зашёл в подъезд.
Его окутал полумрак.
Поднялся по ступенькам на площадку, где находились почтовые ящики.
Что-то привлекло внимание Филиппа, и он подошёл к ним.
Клочок белой бумаги торчал из его ящика. Писатель открыл его.
Внутри лежал лист, свёрнутый пополам, на нём прописными буквами написано: «Смирнову Ф.».
Сам не понимая почему, молодой человек обернулся на дверь, а потом посмотрел по сторонам.
В подъезде никого не было, но неприятное чувство, будто за ним наблюдают, шевельнулось в груди. Филипп прислушался, а затем быстро побежал по лестнице наверх, на четвёртый этаж, к своей квартире.
Оказавшись дома, он бросил рюкзак на пол и прошёл в комнату.
Писатель развернул лист и прочитал: «Филипп, приходи, пожалуйста, сегодня вечером на выставку в Музей частных коллекций, это очень важно! Только обязательно приходи, позвонить не могу. Коля».
Он перечитал записку несколько раз.
Ни один знакомый Коля не приходил ему на ум.
Пришла мысль, что записка адресована не ему, но его имя на листе не давало шансов этой версии.
Этот Коля явно знал писателя и отправил записку, чтобы Филипп пришёл.
Но что за странный способ?
Если кто-то из знакомых, почему нельзя было позвонить или отправить эсэмэс-сообщение?
Странно.
А это означало, Филипп обязательно вечером придёт в музей.
Глава 4. Москва. Вторник. 19:30
Девушка торопливо шла по улице.
Тревожность нарастала с каждым шагом, а люди, идущие навстречу, вызывали неприязнь.
Почему их так много этим вечером?
Она прижала к себе сумочку, в которой нащупывался плотный тяжёлый свёрток.
«Надеюсь, всё это скоро закончится», – думала она, приближаясь к освещённому зданию музея, у входа стояла небольшая очередь.
Ей очень хотелось сейчас оказаться совсем в другом месте. Дома.
Она посмотрела на часы.
Надо будет немного подождать. Он может опоздать.
Девушка достала сигарету и закурила.
Люди, идущие к музею, не обращали на неё внимания, занятые разговорами, слышался смех.
Хотелось бы ей так же праздно и легко проводить время вечерами, гуляя по городу и посещая выставки.
Она вздохнула, вглядываясь в каждого проходящего мужчину.
Ну, где же он?
С самого детства ей всегда хотелось быть кем-то другим.
Она обожала фильмы и с удовольствием представляла себя на месте героинь, воображая не той, кем была в реальности, а кем-то, кем она никогда не будет.
В своих мыслях она прожила сотни жизней, непохожих на её настоящую: там она счастлива, богата и не одинока.
Всё её детство прошло в сиротском приюте далеко от столицы, где она не испытывала счастья, не чувствовала, что любима, что её ждут или считают уникальной.
Она была как все и не стремилась выделяться. Это запрещалось. Все должны быть одинаково одеты, одинаково воспитаны и одинаково несчастны.
И ненависть к такому укладу жизни нарастала в ней с каждым годом.
Ей были противны все вокруг – и педагоги, ломающие личности воспитанников, и сами дети, которые позволяли калечить свои души.
Но всё изменилось, когда ей исполнилось двенадцать лет. Одинокий добрый мужчина её удочерил и увёз в город.
Наконец у неё появились дом и семья.
Но не друзья.
В новой школе, в институте, а потом на работе она уже не могла открыться людям. В каждом она представляла человека, который осудит её мысли, её поведение, её внешний вид. Она боялась выделяться, высказывать своё мнение, страшилась опять стать бедной сиротой, очутиться в том проклятом детском доме.
Очередь перед музеем исчезла. Всех запустили внутрь.
На часах почти восемь вечера.
Но он так и не появился.
Несмотря на лето, было прохладно.
Девушка выкинула окурок и зашла внутрь.
Выставка не сильно её занимала. Она прохаживалась между экспонатами, рассматривая людей, а не древние артефакты.
Как же странно, что его ещё нет.
Плохой знак!
И она опять ненавидела сейчас весь мир!
Глава 5. Москва. Вторник. 20:00
Филипп сидел в кафе.
Город погружался в вечер.
Симпатичная рыжеволосая девушка за столиком напротив с кем-то увлечённо переписывалась в смартфоне, периодически бросая заинтересованные взгляды на Филиппа.
Он закончил ужин и теперь размышлял о странной записке и мероприятии, которое ему предстояло посетить. В интернете он прочитал, что этим вечером в Музее частных коллекций будет проходить выставка, посвящённая Месопотамии.
– Простите, – от раздумий писателя отвлёк официант.
– Да?
– Счёт? – виновато спросил молодой человек.
– Да-да. – Филипп расплатился и вышел на улицу.
Рыжеволосая девушка проводила его разочарованным взглядом.
Пыль, летавшая весь день в городе и придававшая летнему воздуху сухость, улеглась.
Дышать стало приятнее, чувствовалась особая вечерняя свежесть.
Филипп посмотрел на часы. Восемь.
Здание Музея частных коллекций, куда он держал путь, было отреставрировано и выкрашено в светлый тон. Являясь памятником истории и культуры девятнадцатого века, оно не потеряло свойственный тому времени шарм, хоть и было дополнено современной стеклянной крышей.
Приближаясь к музею, Филипп издалека заметил свет, льющийся из многочисленных высоких окон здания.
Подойдя к входу, он наткнулся на очередь.
Что ж, придётся постоять.
– Даже тут очередь, как за колбасой, да? – раздался низкий голос.
Филипп обернулся. За ним стоял мужчина средних лет, одетый в строгий серый костюм с белой рубашкой и сиреневым галстуком.
Лицо его было открытым, располагающим и загорелым. Сквозь очки в тонкой металлической оправе смотрели светло-голубые глаза. Волосы, почти полностью седые, аккуратно зачёсаны назад.
– Да, верно, – усмехнулся писатель.
– На подобных мероприятиях всегда так, люди жаждут окультуриться, – улыбнулся незнакомец.
На входе охранник записывал фамилии.
– Смирнов.
– Проходите.
– Оболенцев.
– Проходите.
Филипп зашёл внутрь.
– Простите, а куда идти? – уточнил он.
– Прямо до лестницы, а там налево, увидите, – быстро проговорил охранник, занятый переписью посетителей.
Филипп направился прямо, как ему было указано.
Подойдя к лестнице, он увидел большой освещённый зал слева от неё. Там, вокруг экспонатов, размещённых под стеклом на высоких постаментах, прохаживались посетители выставки.
Молодой человек поспешил в зал.
– Игристое вино? – не успел он войти, как к нему подскочил официант, виртуозно держа поднос с полными фужерами.
– Спасибо, – писатель взял бокал.
Вино оказалось прохладным и несладким, и он с удовольствием его выпил, озираясь по сторонам и надеясь в толпе увидеть знакомое лицо.
Выставка оказалась большой. Несколько десятков экспонатов из древней Месопотамии, среди которых ожерелья из лазуритовых бусин, серебряные амулеты, каменные сосуды и чаши. Внимание Филиппа привлекли глиняные таблички, представляющие наиболее раннюю среди известных в мире систем письма – клинопись. Символы казались простыми; расположенные строго друг под другом, они напоминали пиктограммы.
– Интересуетесь Шумером?
Филипп обернулся, надеясь увидеть Колю.
Рядом стоял мужчина, встретившийся ему в очереди.
– Да, в некотором роде, – кивнул писатель.
– Позвольте представиться. Оболенцев Яков Владимирович. Можно просто Яков.
– Очень приятно. Филипп Смирнов.
– Взаимно, – мужчина улыбнулся. – Вы знаете, глядя на все эти древние предметы вокруг нас, сложно представить, что ими пользовались более трёх тысяч лет назад, и, пролежав столько веков в земле, они сохранили своё очарование и красоту.
– Да, вы правы, – согласился Филипп.
– Для меня эти предметы имеют куда большую ценность, нежели современные побрякушки. Я смотрю на них и представляю, кому могли принадлежать все эти украшения, кем были их владельцы, как жили, во что верили…
– Ну они верили в богов, отождествляя их с силами природы. Боялись подземных обитателей и благоговели перед небесными. Некоторых из них изображали в виде зверей или птиц. – Филипп задумчиво смотрел на надписи. – Здесь написано: человек, который похоронен в гробнице, поклонялся Уту, Владыке дня, богу солнца. Далее здесь идёт молитва. Тут сказано, человек благодарит Владыку дня за свет, за плодородие земель и здоровье в семье.
– Чем занимаетесь? Я вижу, вы специалист в этой области, – поинтересовался Оболенцев. Он стоял, опираясь на изящную трость из слоновой кости.
– Нет-нет, – Филипп улыбнулся и посмотрел на собеседника. – Я всего лишь писатель.
– О, как интересно! А в каком жанре книги?
– Фантастика, приключения, а иногда всё подряд, что придёт в голову.
– Романы?
– В основном рассказы, но пара романов тоже есть.
– Прекрасно! Обязательно прочту что-нибудь, – пообещал Оболенцев, – Но вы так быстро перевели текст…
– Ну, когда-то древние языки и история были моей профессией. Кое-что помню.
– С такими способностями вам надо бы продолжить свою деятельность в этой области, – заметил Оболенцев.
– Всё не так просто.
Поступив в университет на факультет истории, Филипп учился без удовольствия, прогуливая лекции и семинары, отдаваясь радостям студенческой жизни. Но спустя время неожиданно втянулся.
Он окончил университет с отличием и пошёл работать в Археологический музей, занимаясь изучением древних артефактов, публикацией статей и параллельно получением второго высшего лингвистического образования и научной степени. Пошёл по стопам дяди, профессора в области истории и лингвистики, специалиста по древним языкам, Петра Ивановича Смирнова.
Профессия увлекла Филиппа.
Получив степень кандидата исторических наук, он собирался заняться докторской, но трагические события, произошедшие в жизни молодого человека, убили весь интерес, стимул и желание продолжать учёбу.
В один совершенно обычный зимний день весь мир Филиппа, которому было тогда двадцать семь лет, навсегда рухнул. Мать его погибла в автокатастрофе, а спустя две недели отец, не выдержав горя, добровольно ушёл из жизни.
Филипп чувствовал себя разбитым и потерянным, всё вокруг казалось бессмысленным.
Он бросил работу в музее и научную деятельность, уединился и замкнулся.
И в этот момент спасением для него стало писательство. Он забывал обо всём, погружаясь в сочинение фантастических рассказов, придумывая миры, ситуации, героев и их удивительные приключения. Так начался его путь в литературе.
Оболенцев понимающе покачал головой:
– Да, в жизни всё не так просто.
– Точно. А вы, Яков, чем занимаетесь? – Филипп глядел по сторонам, но никого знакомого так и не видел.
– Я, так сказать, коллекционер, – Оболенцев протянул писателю визитку. – У меня небольшой коллекционный дом, но мне приятно считать себя ещё и исследователем. Люблю историю и искусство. Знаю всего понемногу. Вы кого-то ждёте?
– Что? А, нет-нет. В какой области ваши исследования?
– В основном антиквариат, – Оболенцев вновь улыбнулся. – Я, знаете ли, ещё и своего рода хранитель. Помогаю материально с реставрацией древних реликвий, а заодно провожу исследования.
– Интересное занятие.
– Да, знаете, я не жалуюсь. Могу позволить себе много времени проводить на мероприятиях подобных этому.
В кармане куртки Филиппа зазвонил телефон.
– Простите.
– Ничего, – Оболенцев кивнул.
– Слушаю, – писатель направился к выходу.
– Филя, здравствуй! – послышался голос Петра Ивановича Смирнова.
– Дядя! – радостно воскликнул Филипп. – Ты в городе?! – он поспешно вышел на улицу.
– Да, я вернулся. Как дела?
– Нормально. Я сейчас на одном мероприятии, может, перезвоню?
– Конечно-конечно. А что за мероприятие в такой час?
– Да так, одна выставка в Музее частных коллекций.
– Ну ясно, ясно. Звони тогда завтра. До встречи!
Филипп убрал телефон.
На улице совсем стемнело. Он глубоко вздохнул. В здании музея было душновато.
Немного постояв и оглядевшись, Филипп повернулся к входу, чтобы пойти обратно.
– Эй!
Неожиданно чей-то оклик привлёк его внимание. Голос донёсся справа от входа в музей, где высажены деревья и кусты, буйно разросшиеся во все стороны и скрывающие часть здания.
Писатель всмотрелся в тени деревьев и увидел там фигуру.
– Иди сюда! Скорее! Ну же! – Голос был женский, и, сделав несколько шагов в его направлении, Филипп увидел девушку, явно от кого-то прячущуюся.
– Что-то случилось?
Девушка казалась взволнованной и напуганной.
– Да! Иди сюда! Скорее! – она схватила Филиппа за руку и потащила в сторону, в заросли кустов и деревьев за зданием музея.
– Да что случилось?! Что происходит?!
Девушка остановилась, но взгляд её блуждал, словно она пыталась удостовериться: вокруг никого нет.
– Держи и скорее уходи отсюда, скорее! – она сунула в руки Филиппа маленький тяжёлый свёрток и побежала прочь.
Писатель не успел ничего сказать.
Он стоял и смотрел, как стройная фигурка удаляется в темноту ночного города.
Опомнившись, Филипп сунул свёрток в карман куртки, всё ещё вглядываясь в заросли за деревьями.
Он вышел обратно к входу в музей и отряхнул брюки, на которых повисли сухие листья.
Колю так и не нашёл.
Поймав проезжавшее мимо такси, он уже через четверть часа был дома.
Глава 6. Москва. Вторник. 21:30
На четвёртом этаже жилого дома зажегся свет.
Филипп прошёл на кухню, включил чайник.
Тот щёлкнул, извещая о готовности.
Кинув пакетик с чаем в кружку, он налил в неё кипяток и пошёл в комнату.
Поставил кружку на стол, заваленный книгами и журналами.
Так, что же у нас там? Писатель достал из кармана пиджака свёрток из светлой бумаги, перевязанный клейкой лентой.
«Может, не стоит открывать? Всё же не моя вещь», – мелькнуло в его голове.
Однако, вспомнив, при каких обстоятельствах к нему попал этот свёрток, Филипп разорвал бумагу.
Первую секунду он был в замешательстве, вертя предмет в руках.
– Это шутка какая-то? – произнёс вслух писатель.
Сел за стол, включил настольную лампу, переставил её ближе и сдвинул журналы и книги в сторону.
Перед ним лежала шумерская цилиндрическая печать, в длину около десяти сантиметров и около двух в диаметре. Боковая поверхность цилиндра содержала резьбу с хорошо известными Филиппу древними символами.
Он достал лупу, чтобы подробнее рассмотреть печать.
Приятное, тёплое чувство удовольствия охватило писателя.
Был период, когда он целыми днями изучал древние манускрипты и артефакты. Прекрасные времена, но как же давно это было!
Филипп вздохнул, поддавшись ностальгическим чувствам, и приступил к изучению символов.
Подобный предмет, выточенный как небольшой цилиндр с продольным осевым отверстием, использовался в Древнем мире в качестве удостоверения автора документа. Печати были популярны в Месопотамии, где, начиная с Шумера, они являлись важнейшим атрибутом для человека.
– Так-так… – он крутил печать под лупой.
В основании одной из сторон цилиндра он увидел прорезь.
Писатель опустил лупу, продолжая вертеть печать в руках.
Невероятно. Но похоже на чистое золото!
Несколько минут Филипп сидел в задумчивости.
А если девушка украла печать с выставки? И теперь он будет соучастником?
– Да пофиг!
Завернул предмет в бумагу.
Несколько минут размышлял, глядя на свёрток.
Что теперь делать с этой шумерской реликвией? Вернуть в музей? Отдать в полицию?
Он разделся, потушил свет и лёг в кровать, ощущая, как сон с силой наваливается на него.
Завтра на свежую голову он всё обдумает.
Глава 7. Москва. Вторник. 23:50
Капитан Саблин в свои сорок лет был крепким, подтянутым мужчиной, гладковыбритым и коротко постриженным.
В задумчивости он разглядывал картину на стене своего кабинета.
Какие-то размытые силуэты, переплетаясь друг с другом, образовывали затейливый яркий узор.
День был долгим и напряжённым. Сил под вечер не осталось совсем.
Следователь вздохнул.
Он убрал документы в ящик рабочего стола и закрыл его на ключ, который положил в карман.
На часах почти полночь.
Саблин встал с кресла, надел пиджак и направился к двери кабинета, как вдруг раздался телефонный звонок.
Мобильный задребезжал в заднем кармане брюк.
Следователь достал телефон и посмотрел на определившийся номер.
Ох, только не это!
– Саблин. Слушаю.
– Приветствую, – послышался мужской голос.
Капитан остановился.
Звонок младшего следователя Бойко мог означать только одно: уход домой откладывается.
– Привет. Что случилось, Глеб? – недовольно спросил Саблин.
– Мы сейчас выехали на вызов. Не хотел тебя беспокоить, ты, наверное, домой уже собирался?
– Мм…
– Но тут одно дело. Подумал, тебя заинтересует.
– И что же меня может заинтересовать?
– Убит мужчина.
– Причина смерти?
– Пока не ясно, криминалисты ещё работают.
– Ну так, а чего ты тогда мне звонишь? – Саблин всё-таки пошёл к двери.
– При осмотре тела у покойного обнаружена татуировка. Ты должен её увидеть.
Возникла пауза.
Саблин мгновенно понял, почему Бойко позвонил ему:
– Сейчас приеду.
Следователь вышел из кабинета и через полчаса был уже на месте.
Войдя в квартиру многоэтажного дома, он сразу услышал щелчок вспышки фотоаппарата. А потом ещё один.
На полу небольшой комнаты, освещённой хрустальной люстрой под потолком, лежал мужчина, над которым теперь, словно коршуны, кружили два криминалиста.
Саблин осматривал комнату, цепким взглядом подмечая детали, которыми не каждый человек заинтересовался бы, и не из-за невнимательности, а лишь потому, что эти мелочи обычно неважны, но для следователя значение имело абсолютно всё.
Диван весь в шерсти, но кошки поблизости не наблюдалось, а это означало, что входная дверь была какое-то время открыта, и достаточно долго, чтобы животное смогло убежать.
Лежал провод от ноутбука, но самого устройства нет. Очевидно, его забрал тот, кто находился здесь во время происшествия.
Книжные полки все в пыли, уборку очень давно не проводили, значит, мужчина жил один.
Пепельница полна окурков, наверное, хозяин был излишне курящим, но ленивым или пожилым, раз нечасто выбрасывал мусор.
Саблин прошёл в кухню, осматриваясь, но не подметил ничего интересного и вернулся в комнату:
– Ну, что скажешь, Глеб?
– Покойному за пятьдесят, – Бойко стоял рядом с телом и записывал что-то в блокнот. – Зовут Николаев Николай Фёдорович. Причину смерти назвать пока сложно. Нужно вскрытие.
– Когда это случилось?
– Предварительно, говорят, смерть наступила сегодня.
– Что с татуировкой?
– Она на теле, сантиметров десять. – Глеб откинул брезентовую ткань и указал на грудь покойного, где Саблин увидел знакомую татуировку: две большие буквы – АА.
От возникшего напряжения следователь почувствовал сухость во рту.
– Я, когда увидел, сразу вспомнил про дело полгода назад, – сказал Бойко. – У того покойного антиквара тоже на руке были две буквы – АА.
Саблин кивнул.
– Тебе так и не удалось выяснить, что они значат?
Следователь покачал головой:
– Нет.
– Может быть, это общество Анонимных Алкоголиков? – Бойко улыбнулся.
Капитан хмуро на него посмотрел.
– М-да, прости, – Бойко кашлянул, поправляя очки.
Саблин заметил: младший следователь всегда поправлял их, когда нервничал или чувствовал себя неуютно.
– Смерть насильственная? – спросил капитан.
– Не могу сказать, нужно вскрытие.
– А почему решили, что это убийство?
– Соседка по лестничной клетке возвращалась домой и увидела открытую дверь.
– И?
– И вот, посмотри. – Глеб наклонился над телом и слегка повернул голову покойного.
Вокруг рта было много запёкшейся крови.
Саблин наклонился ближе, почувствовав горький запах изо рта покойного.
Цианид?
Свою догадку следователь решил пока не озвучивать. Надо дождаться экспертизы.
– И что?
– Ему отрезали язык.
– Тьфу ты! – Саблин поморщился. – То есть он умер, а потом кто-то отрезал ему язык?
– Да, но в обратной последовательности. Криминалисты говорят, сначала язык, а затем несчастный скончался. Судя по запёкшейся крови, он был ещё жив, когда язык удаляли.
– Понятно. – Саблин провёл рукой по волосам, ощущая колючий ёршик ладонью. В этот раз его очень коротко постригли. – Кто-то уже связался с родственниками?
– Нет ещё.
– Глеб, нужно сделать срочно. – Следователь опять начал ходить по комнате, приглядываясь ко всему. – Надо опознать тело и посмотреть, не пропало ли что-то из квартиры.
У окна стоял стол, заваленный книгами и журналами.
Саблин вытащил из кармана одноразовые перчатки, надел их и подошёл к столу.
– Хорошо, – кивнул Глеб, – всё сделаем.
– Возможно, это ограбление, так как нет компьютера, или бытовая ссора, хотя… чтобы ссора привела к отрезанию языка… хм, это надо постараться. – Следователь наклонился, что-то внимательно рассматривая на столе.
– Но удаление языка не приводит к смерти, – заметил Бойко.
– Вот именно. Может быть, у него случился сердечный приступ после того, как язык отрезали. Мужчина немолодой всё-таки, но…
Глеб Бойко внимательно смотрел на капитана, ожидая продолжения фразы.
– Но что-то подсказывает мне, это убийство. Преднамеренное убийство. – Саблин выпрямился и обернулся.
– Господи! – от неожиданности Бойко перекрестился.
Саблин держал в руке окровавленный отрезанный язык.
Глава 8. Москва. Среда. 08:00
Будильник неприятно затрещал у уха.
Филипп неохотно открыл глаза.
Сев на кровати, молодой человек позволил себе несколько секунд не вставать.
Часы показывали восемь утра.
Обычно он работал дома, занимаясь книгой. Однако периодически в издательстве назначались встречи, на которых ему необходимо присутствовать.
Сегодня был именно такой день.
Писатель побрёл в ванную.
Он включил горячий душ и посмотрел в зеркало.
В нём отразился невыспавшийся молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами. Серые глаза, так неохотно открывшиеся, осматривали небритый подбородок и скулы.
– Кажется, кому-то нужен отдых, – прокомментировал вслух Филипп.
Он встал под душ и почувствовал, как появляются силы.
Из ванной молодой человек вышел в бодром настроении, но бриться так и не стал.
Завтрак, состоящий из одного крепкого кофе, он совместил с одеванием.
Затем, положив в карман куртки свёрток с печатью, вышел на улицу.
– Доброе утро, Филипп, – окликнул его звонкий голос.
У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина, с маленькой собачкой на поводке.
– О, доброе утро, Мария Степановна!
– На работу? – проявила интерес соседка.
– Да.
– Хотела тебе сказать, если ты ещё не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.
– Что? – писатель притормозил и внимательно взглянул на соседку.
– Вчера днём я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик послание.
– Мужчина? – переспросил Филипп. – Какой?
– Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, к тебе. Уточнил, какой у тебя номер квартиры, и положил в ящик письмо.
– И всё?
– Всё, а что ещё?
– Он больше ничего не сказал?
– Нет, ничего, – покачала головой Мария Степановна. – Но был очень любезен, спросил, не надо ли мне помочь, ведь я шла с сумками, поинтересовался, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?
– Да, – Филипп слегка запнулся с ответом, – мой коллега.
Было совершенно очевидно, соседка видела, кто положил записку в почтовый ящик. Того самого таинственного Колю.
– Ну ясно, ясно, – закивала соседка. – Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишете, – засмеялась она.
– Да, вот такие мы старомодные, – Филипп улыбнулся, направляясь к машине. – Спасибо вам, Мария Степановна, побегу.
– Не за что!
Соседка зашла в подъезд, и дверь за ней закрылась.
Припаркованная машина стояла рядом.
До издательства писатель домчался за пятнадцать минут.
Он поднялся по лестнице на второй этаж, где в большом открытом пространстве сидели сотрудники.
Худощавый и сутулый корректор Андрей Грецкий окликнул его.
– Привет! – Филипп подошёл к рабочему месту Грецкого. – Как дела? Всё нормально?
– Да-да, вот сижу, работаю с самого утра, – пожаловался корректор.
– Понятно, – писатель присел на край стола Грецкого.
Через открытые окна в помещение осторожно задувал свежий ветерок, с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей.
Город находился в приятном летнем томлении.
– Ты к Симе? – спросил Андрей.
– Да, договорились на сегодня.
– Я видел его, он у себя.
– Тогда пойду, – Филипп подмигнул Грецкому.
Писатель вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора, которого коллеги между собой ласково называли Симой.
– Да! – послышался громкий голос.
Филипп приоткрыл дверь:
– Можно?
– Да-да!
Главный редактор сидел за столом, глядя в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая молодого человека зайти.
Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей головой и маленькими, но внимательными глазами.
– Итак, – спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на Филиппа.
– Мы договаривались о встрече сегодня.
Дятловский поёрзал в кресле:
– Да-да, я помню. Смирнов, я прочитал те главы, которые ты прислал.
Филипп замер и внимательно посмотрел на издателя.
– Да, наконец-то прочитал. М-да… – Дятловский причмокнул и подвигал бровями. – Ты знаешь моё отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более к твоему дяде.
– При чём тут он? – Филипп с укором посмотрел на главного редактора.
– Ну, как ни крути, он известен во всём мире, и, уж извини, все знают, ты его племянник. Вот помню, как…
– Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о дяде.
– Да-да. Так вот. Прочитав то, что ты прислал, хочу тебе сказать. Издавать что-то подобное я бы не стал.
Филипп кивнул. Другого ответа он почему-то сегодня не ожидал.
– Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Все твои предыдущие книги, которые я издавал, превосходны! Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут всё хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но это художественная литература, дорогой. Тут мало хорошо излагать мысли, понимаешь? Сюжет как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как говорится. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.
– Но произведения бывают разные.
– Верно. Ты писатель. У тебя есть изданные книги. Кому, как не тебе, знать, насколько важно зацепить читателя, а? Твою книгу неинтересно читать. Прости уж за откровенность.
– Понятно.
– Не отчаивайся и не бросай. Попробуй поменять что-нибудь.
– Хорошо.
– Вот и ладно. Как дядя?
– Всё в порядке.
– Ну и отлично.
Выйдя из кабинета Дятловского, Филипп почувствовал разочарование. Может быть, у него кризис? Он и сам понимал, книга не идёт. Дятловский прав. Надо что-то поменять.
Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал писателям, всегда готовый поддержать советом.
Несколько лет назад, узнав от профессора Смирнова, что его племянник пишет первую книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в её издании и с тех пор уже более пяти лет находился в тесном контакте с Филиппом, который заключил контракт с издательством, где работал Дятловский.
Писатель подошёл к Грецкому, который уже напряжённо и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.
– Я пошёл, – сообщил он, – надо пересмотреть сюжет.
– Сима не одобрил? – буркнул Андрей, не отрываясь от клавиатуры.
– Нет. Буду переписывать. Ладно. Счастливо, увидимся.
– Ой, слушай, подожди, – Андрей неожиданно отвлёкся от работы. – Помнишь, у тебя был знакомый, специалист по арабскому?
– Кто?
– Ну такой профессор. Ах, чёрт, не помню его имени, – Грецкий почесал подбородок. – Мне нужно с кем-то проконсультироваться, с лингвистом. Ты ещё рассказывал, вы с ним в музее вместе работали.
– А, профессор Николаев, что ли? – вспомнил Филипп и внезапно замолчал.
Профессор Николай Фёдорович Николаев… Николай… Коля…
Когда кто-то в спешке или в стрессе строчит записку, он не будет оставлять полные инициалы, тем более использовать отчество. Он назовётся привычным именем, которым его зовут друзья и родственники – Коля!
Чёрт!
И именно его, немолодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда тот клал записку в почтовый ящик.
Филипп достал телефон и набрал номер профессора Николаева.
– Да, наверное, он, – кивнул Грецкий. – Можешь меня с ним связать?
Шли долгие гудки, никто не отвечал.
– Слушай, давай потом, – Филипп быстрым шагом направился к выходу. – Извини!
– Ну ладно, тогда дай знать, когда будет время, – сказал Грецкий, озадаченно глядя вслед Смирнову.
Писатель его уже не слушал.
Сев в машину, он поехал на север города, где проживал профессор Николаев.
Глава 9. Москва. Среда. 09:30
Саблин сидел в тишине, угрюмо размышляя над новым делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался полгода назад.
Тогда, проработав все версии, капитан не нашёл зацепок по инициалам АА. Возможно, татуировка сделана в юности и бог знает что значила для антиквара. Глубже копать, казалось, нет смысла.
Он уже не надеялся, что сможет вернуться к тому делу, уж больно всё тогда получилось запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и остановлено.
Но сегодня, когда он увидел татуировку и отрезанный язык, понял, всё начинается заново.
Такая же татуировка имелась на руке убитого антиквара.
И тогда тоже было совершено зверское преступление – вырезаны глаза. А теперь – отрезан язык.
Саблин вздохнул, медленно обводя комнату усталым взглядом.
Что же здесь случилось?
У обоих убитых одинаковая татуировка.
И сегодня Бойко, сам того не понимая, натолкнул следователя на мысль.
АА, возможно, не инициалы, а аббревиатура какого-то общества, к которому оба покойных принадлежали.
Версия Саблину понравилась.
Надо её начать прорабатывать.
Он закурил.
Но тогда, может быть, убийца устраняет членов этого загадочного общества? Находит их и мстит за что-то?
Или это разборки внутри самого общества?
Или всё-таки татуировки – это совпадение и в городе появился серийный убийца?
Но почему тогда он ждал полгода, чтобы вновь совершить преступление?
В том, что это тот же убийца, следователь не сомневался. Явно один почерк – вырезанные глаза в первом случае и язык – во втором.
Он даже был уверен, скоро позвонит патологоанатом Влад и скажет: несчастный отравлен цианидом, как и в первом случае с убийством антиквара.
Но мотивы пока непонятны.
Саблин выпустил дым и наблюдал, как кольца медленно растворялись в воздухе.
Вызванная бригада полиции, всю ночь обследовавшая квартиру, уже давно уехала, но Саблин задержался, решив немного побыть в одиночестве на месте предполагаемого преступления.
Он стряхнул пепел с сигареты, как вдруг услышал шорох.
Следователь на секунду замер и насторожился.
Затем быстро затушил сигарету и осторожно вышел в коридор.
Рука механически легла на девятимиллиметровый «Макаров» за поясом.
Кто-то стоял на лестничной клетке за дверью квартиры.
Раздался звонок.
Саблин не шевелился.
Через несколько секунд позвонили ещё раз.
«Вряд ли убийца звонил бы», – мелькнуло в голове следователя.
Он подошёл к двери и открыл её.
На пороге стоял высокий молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами.
– Добрый день. Я к профессору, он дома?
– Проходите. – Саблин открыл дверь шире, впуская мужчину, который уверенно прошёл в прихожую и направился дальше по коридору.
«Парень здесь уже был», – подметил следователь.
– Николай Фёдорович, добрый день! – громко произнёс молодой человек. Он заглянул в комнату и обернулся на следователя, который внимательно за ним наблюдал: – Где профессор?
– Как вас зовут? – Саблин встал так, чтобы перекрыть выход из квартиры.
– Филипп Смирнов, а вы кто? Где Николай Фёдорович?
– Пройдите.
Писатель, чуть помедлив, прошёл в комнату.
– Садитесь. Меня зовут капитан Саблин, главный следователь полицейского участка города.
– Он мёртв? – спросил Филипп. Эта мысль моментально пришла на ум писателю.
– Увы, да. – Саблин сел за стол, придвинул к себе пепельницу и вновь закурил, внимательно изучая молодого человека.
– Что произошло?
– Мы выясняем, – ответил следователь. – Давно вы знаете Николаева?
– Да. Вместе работали в музее, он помогал мне с кандидатской лет семь назад, чёрт… не могу поверить… – писатель потёр лоб и провёл рукой по волосам.
– Когда вы его видели последний раз? Садитесь же.
– Точно не скажу, но, наверное, где-то недели две назад. – Филипп сел на стул.
– Понятно. – Следователь достал блокнот и что-то в него записал, удерживая во рту сигарету. – Кто вы, говорите, по профессии?
– Писатель.
– Мне послышалось или вы сказали, что работали с профессором в музее?
– Да-да, я так и сказал, я действительно какое-то время назад работал в музее, тогда я и познакомился с профессором.
– Чем вы там занимались?
– Я кандидат исторических наук, моя специализация – Древний мир, Двуречье. Точнее, это было моей специализацией. Но потом я ушёл из музея. Так сложилось, понимаете? Неважно, – Филипп махнул рукой. – В общем, в музее мы изучали артефакты Двуречья, занимались переводами с древних языков. Как раз с Николаевым.
– Древних? Это каких? – поинтересовался Саблин.
– Шумерский, финикийский, аккадский, арамейский, немного латынь, древнегреческий и арабский. Профессор Николаев являлся большим специалистом, я лишь так, знаю кое-что.
– Понятно, – закивал Саблин. – Скажите, вы не замечали, были ли у профессора татуировки?
Писатель удивлённо взглянул на следователя.
– Простите, татуировки? – переспросил он.
– Да, на теле что-то замечали?
– Вы шутите?
– Нет.
Филипп пожал плечами:
– Не замечал.
– Что скажете об этом? – Саблин показал экран смартфона с фото татуировки в виде двух заглавных букв АА.
Писатель внимательно посмотрел на снимок:
– У профессора была такая татуировка? – он снова удивлённо взглянул на следователя.
Саблин кивнул.
– Странно. Никогда не думал, что у профессора может быть тату.
– Поэтому очень важно узнать о Николаеве как можно больше. Зачем он сделал такую татуировку?
Филипп молчал, усиленно анализируя происходящее.
– Не знаю, – он развёл руками.
– А вы не замечали за профессором какие-нибудь странности?
– Какие?
– Необычные гости, занятия чем-то незаконным?
– Например чем?
– Может, он ходил на собрания? Контактировал с сообществом в интернете?
– Секта?
Саблин поморщился и пожал плечами.
– Нет, ничего такого, – Филипп покачал головой. – Он был тихим, спокойным, очень интеллигентным человеком.
Чёрт! История, в которую он попал, начинала казаться писателю всё более странной.
Следователь несколько секунд молчал, о чём-то раздумывая.
– Я прошу вас, если вы что-то вспомните о профессоре или о его знакомых, пожалуйста, сообщите мне.
– Хорошо. Как он умер? – неожиданно поинтересовался Филипп.
– Как я уже сказал, мы выясняем.
– Он умер здесь?
Саблин кивнул.
– Профессор такой безобидный добряк, что же случилось? – пробормотал Филипп.
Капитан Саблин промолчал.
– Я могу идти?
– Да-да, идите.
Писатель направился к двери.
– А зачем вы приходили? – послышался голос следователя.
Филипп остановился.
«Рассказать ему про записку и музей?» – мелькнуло в его мыслях.
– Я хотел попросить у него арабский словарь, он мне нужен для перевода статьи, – Филипп обернулся. – Неудачное время я выбрал, да?
– Очень. Ладно. Счастливо, – отозвался Саблин.
Следователь остался сидеть за столом размышляя.
Парень вроде бы не вызывал подозрений, но внутреннее чутьё говорило ему: Смирнов с этим связан. Возможно, он не имеет отношения к смерти профессора, но явно знает больше, чем рассказал, в этом Саблин не сомневался.
Пока никаких зацепок он не видел, и писатель был единственной ниточкой, ведущей, возможно, к пониманию произошедшего.
А пока Саблину необходимо немного поспать. Он всю ночь проторчал в этой квартире и чувствовал тяжёлую, давящую усталость.
Глава 10. Брюссель. 1948 год
Какой-то шум за окном привлёк его внимание.
Подъехала машина.
В летнем ночном воздухе все звуки слышались отчётливо.
Он оторвался от книги, положил её на тумбочку и прильнул к окну.
У подъезда стоял синий «Рено».
Погасив лампу, он осторожно, чтобы не разбудить младшую сестру, медленно открыл дверь своей комнаты.
Слышался приглушённый разговор и какое-то движение.
Кто-то опять приехал к отцу.
Но надо было убедиться.
И если это так, ему необходимо попасть на их «тайное собрание». Этим словосочетанием он называл встречи отца и ещё одного мужчины, который приезжал в их дом по определённым дням ближе к полуночи.
Осторожно ступая, он вышел из своей комнаты.
Мать, скорее всего, готовит напитки и закуски, а значит, у него есть пять минут на то, чтобы проскользнуть мимо кухни, тогда она его не заметит. Заходить к нему в комнату мать не будет, ведь он уже целых два часа должен спать, поэтому он не волновался, что кто-то обнаружит его отсутствие в постели.
Маршрут был проверенным. Тихо пробраться мимо кухни, свернуть в коридор, там спрятаться за большой фикус, потом прошмыгнуть в гостиную и нырнуть за высокое кресло, дождаться, когда мать откроет дверь в кабинет отца и зайдёт с напитками, и скользнуть за большой кожаный диван. Оттуда он залезет в нишу между книжными шкафами за журнальным столиком, заваленным книгами. Из этого укрытия ему будет прекрасно всё слышно и видно, как обычно.
И сегодня, вновь притаившись в своём укрытии, он внимательно наблюдал, как отец, сидящий за письменным столом, разговаривает с гостем.
Мужчина, полный и лысый, устроился в кресле напротив отца, куря одну сигарету за другой.
Отец тоже курил, но запах дыма совсем не мешал, несмотря на то что пареньку, прятавшемуся между шкафами, было всего восемь лет.
Мать поставила напитки и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
– Всё готово? – спросил мужчина.
– Да. Когда они передадут деньги?
– Через пару дней.
– Отлично. Этой суммы мне хватит, чтобы спонсировать экспедицию, – отец посмотрел на лысого мужчину.
Тот кивнул.
– Это твоё последнее задание.
– Меня вводят в Третий Орден?
– Да.
– Наконец-то! – довольно произнёс отец.
– Для этого ты должен преодолеть Бездну.
– Хорошо, но как мне её преодолеть?
– В этом и есть суть перехода.
Отец был в замешательстве.
– Когда мы увидимся?
– Когда ты будешь готов.
Мужчина затушил сигарету, встал с кресла и ушёл, оставив отца стоять и смотреть ему вслед.
Потом он выключил свет в кабинете и отправился спать.
Только после этого мальчик мог выбраться из укрытия, но не спешил.
Он думал.
Уже больше года лысый мужчина приходил к отцу, и мальчик пробирался на встречи каждый раз, слушая все их разговоры.
Они обсуждали поездки в другие страны, говорили о древних цивилизациях, которые когда-то существовали на нашей планете, об их сокровищах, о тайных знаниях и сверхсилах, которыми были наделены люди прошлого, и о том, как эти силы можно использовать сейчас, в наше время. Надо только найти знания.
Мальчик был очарован и полностью захвачен идеями и разговорами, которые слышал. Ему ужасно хотелось принять участие в поиске тех самых знаний. И он обещал себе обязательно присоединиться к отцу в его исследованиях, когда вырастет.
Его отец был археологом, специалистом по древним азиатским цивилизациям. Мальчик это точно знал, потому что его часто посещали люди, которые так говорили об отце. Толстый мужчина, который сегодня приходил, тоже учёный. Мальчик слышал как-то раз, как мать называла его гением в геологии. Он не очень понимал смысл сказанного, но догадывался: это тоже связано с наукой.
И вот теперь, сегодня, всё закончилось?
Этот мужчина больше не придёт? Впредь не будет подобных сказочных ночей?
Мальчик ощущал ужасную грусть и разочарование.
Он вылез из укрытия и осторожно вышел в коридор, где уже погасили освещение. Направился в сторону своей комнаты, когда свет неожиданно включился.
Перед ним стоял отец.
– Ну что, – сказал он. – Закончились наши вечера, да?
Мальчик, широко раскрыв глаза, смотрел, не понимая, будут его ругать или нет.
Отец усмехнулся:
– Думаешь, я не знал, что ты прячешься там всё время между шкафов?
Мальчик молчал.
– Я специально разрешал тебе там сидеть, потому как понял – тебе интересно то, что мы обсуждаем. Я прав?
Мальчик кивнул.
Отец подошёл ближе и потрепал парня по волосам:
– Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.
Мальчик почувствовал, как бешено забилось от радости его сердце.
Теперь малыш был уверен в том, чего ждёт от жизни.
Он хочет вот так же, как отец, обсуждать тайны прошлого и постигать знания древних цивилизаций, и будет к этому стремиться, чего бы это ему ни стоило.
Глава 11. Москва. Среда. 10:50
Филипп вышел на улицу в замешательстве.
Он сел в машину.
Мысли вертелись в голове.
Понятнее не стало, был ли Николаев тем самым Колей, который положил ему записку в почтовый ящик, или нет.
По описанию соседки похож.
И что-то в сочетании двух одинаковых букв на татуировке профессора ему казалось неуловимо знакомым.
Неожиданно Филипп почувствовал: всё происходящее его не пугает, а интересует!
Хотя теперь, когда профессор мёртв, узнать больше сложно.
Тем более что уже вмешалась полиция.
Доехав до дома, писатель зашёл в свой подъезд и направился к лифту.
– Привет, – услышал он тихий голос и обернулся.
Из темноты лестницы вышла девушка, вчерашняя владелица печати.
– О, привет! – сказал Филипп. – Наконец-то ты объявилась.
– Моя вещь всё ещё у тебя?
– Да, – писатель вытащил из кармана свёрток. – Держи.
– Мы можем поговорить?
– О чём? – Филипп стоял, протягивая свёрток девушке, которая не торопилась его забрать.
Сейчас ему меньше всего хотелось с кем-либо общаться. Он спешил домой, к компьютеру.
– Это очень важно, но я не могу говорить здесь. – Девушка недовольно оглядела подъезд.
– Хорошо, пойдём.
Они поднялись в квартиру.
– Кофе?
– Да, спасибо.
Прошли в кухню.
– Итак, – молодой человек включил кофеварку и сел за стол напротив гостьи, – как ты меня нашла? И о чём хотела поговорить?
– Я проследила за тобой. Тогда, после музея, – голос девушки звучал тихо.
Сегодня она казалась не такой испуганной, как накануне.
Лицо её было ухоженным и загорелым. Светлые волосы собраны на затылке. Одежда – джинсы и голубая майка, поверх которой надета тёмная кофта.
– Я видела, как ты поймал такси, и поехала за тобой.
– Хм… Понятно, – усмехнулся Филипп, встал и выключил кофеварку, которая известила о готовности коротким звуковым сигналом. – Как тебя зовут?
– Зоя.
– Ну а как меня, ты, судя по всему, знаешь.
– Да. Я должна извиниться за то, что втянула тебя в эту историю, но другого выхода не было. Я всё объясню, – Зоя глубоко вздохнула.
– Отлично. Хотя честно, я был бы тебе признателен, если ты просто заберёшь свёрток и на этом мы расстанемся. У меня много работы. – Кофе готов, и писатель поставил на стол две чашки, Зое и себе. – Молоко, сахар?
– Нет, не надо, – сказала девушка. – Пожалуйста, выслушай меня!
Филипп пожал плечами:
– Давай. – Он сел и глотнул кофе.
– Вчера мне неожиданно позвонил один знакомый. Точнее, бывший преподаватель, мы поддерживаем отношения.
Писатель без особого интереса слушал девушку, рассматривая её.
На вид ей не больше тридцати лет, худощавая, слегка сутулая, светлые глаза, бледная кожа.
– Он был очень взволнован и попросил о встрече, – продолжала Зоя. – Мы встретились, и он показал мне печать. Ты ведь, наверное, уже посмотрел, что в свёртке?
Филипп кивнул.
– Попросил сохранить предмет до вечера, так как у него какие-то проблемы и он не хотел хранить свёрток дома.
– Ага, – писатель отстранённо посмотрел в окно.
– Дальше он попросил меня прийти вечером в музей, где я должна была вернуть ему печать.
Упоминание музея привлекло внимание Филиппа к рассказу Зои.
– Он назначил тебе встречу в Музее частных коллекций? В том самом, где мы встретились?
– Да. – Зоя отпила кофе из чашки.
До этой секунды писателю казалось, что история с запиской, музеем и профессором Николаевым не имела никакого отношения к событиям с печатью. Это выглядело как странное и нелепое совпадение. Но теперь всё начало неожиданно меняться.
– Я пришла к музею, – рассказывала Зоя, – долго его ждала у входа. Затем открылась выставка и я прошла внутрь, но и там его не оказалось. Я начала нервничать, но он так и не пришёл. – Лицо Зои раскраснелось. – В общем, было уже поздно, и я ушла, – она виновато посмотрела на писателя.
– Интригующий рассказ. – Он допил кофе. – Но какое отношение к этому имею я?
– Дело в том, что я не случайно отдала тебе печать. Мой знакомый попросил меня это сделать, если сам не появится в музее. Он не появился. Я нашла тебя и передала печать. А утром я позвонила ему, и мне сказали, он мёртв! – Зоя замолчала.
– Так, подожди, подожди… – Филипп резко откинулся на спинку стула. – Ты хочешь сказать, твой знакомый попросил передать печать мне, если сам не придёт в музей?
– Да.
– Отдать мне, потому что он не хотел хранить предмет у себя?
– Да.
– Отлично! – Филипп хлопнул ладонями по коленям. – Просто прекрасно!
– Прости.
– Да уж…
– Я не знала, что всё так получится!
– Этот твой знакомый – профессор Николаев?
Девушка несколько секунд смотрела на писателя, а потом кивнула:
– Да. Но, Филипп, это ещё не всё.
– Не всё?
Из кармана Зоя достала листок бумаги, сложенный в несколько раз:
– Вместе с печатью было ещё вот это, – и она протянула листок Филиппу. – Но я отдала тебе только печать. Не знала, можно ли тебе доверять.
Писатель развернул листок и прочёл написанное.
– Зоя, – серьёзно сказал он, – не знаю, что на самом деле произошло, но, похоже, мы сейчас в центре очень неприятной истории!
Глава 12. Москва. Среда. 11:30
Где-то рядом зазвонил мобильный.
Саблин приоткрыл глаза.
Он лежал на диване в своём кабинете.
Телефон продолжал настойчиво звонить.
Следователь нащупал его в кармане пиджака, который лежал рядом на стуле.
Посмотрел на часы. Он проспал всего минут сорок.
Но и этого было вполне достаточно для человека, который привык не спать сутками.
– Капитан Саблин, слушаю.
– Это Влад, – услышал он голос патологоанатома. – Готовы результаты вскрытия и токсикологии. Я отправил тебе их по электронной почте, но решил позвонить, чтобы быстрее сообщить.
– Что там?
– Это убийство.
Саблин почувствовал, как участился его пульс:
– Как его убили?
– Отравление, – сказал Влад, – в органах и тканях образовался дефицит молекулярного кислорода, а в кровяном русле обнаружилась его избыточная концентрация. Окраска крови во всех венах ярко-красного цвета в результате повышения содержания гемоглобина. Бедняга мучился минут пять.
– Цианид? – уточнил Саблин.
– Он самый.
– Понятно. Отпечатки, волокна, ДНК?
– На теле больше ничего. Когда начал действовать яд, наступил паралич, так как доза яда, надо сказать, лошадиная. В этот момент бедняге и отрезали язык.
– Как яд попал в организм?
– Скорее всего, его подмешали в какой-то напиток. Он выпил яд. Его частицы обнаружены во рту покойного.
– Ясно. Спасибо.
Саблин положил телефон на стол.
Значит, всё-таки цианид.
Он в этом не сомневался.
Таким же ядом был отравлен антиквар полгода назад.
Глава 13. Москва. Среда. 11:45
Филипп смотрел на текст, написанный от руки на листке бумаги.
– Ты знаешь, что здесь написано? – спросил он.
– Нет.
– Это перевод шумерской клинописи с печати.
– Да, профессор, наверное, сделал и записал его.
– И собирался отдать мне?
– Да.
– Я хорошо знаком с Николаевым.
– Понимаю, иначе профессор не просил бы отдать печать и перевод тебе.
– Сегодня утром я приехал к нему домой. Там была полиция. Так я и узнал, что с ним случилось. Видишь ли, Николаев тоже назначил мне встречу в тот день в музее.
– Я знаю, – девушка кивнула. – Профессор сказал, ты тоже будешь на выставке. – Она нервничала.
– Чёрт! – Филипп возбуждённо потёр лицо руками. – Невероятно! Какой-то Коля кладёт мне в почтовый ящик записку с просьбой прийти в музей. Там я, естественно, этого Колю не нашёл, но встретил тебя, и ты отдала мне печать. Затем утром я понял, Колей, который прислал записку, может быть профессор Николаев, и отправился к нему. Приехав, я узнал, что он мёртв, а потом пришла ты и рассказываешь, что в музее появилась по его же просьбе и он велел отдать мне печать, если сам не придёт. Я словно в дешёвом сериале!
– Это всё часть плана профессора. Он хотел, чтобы печать была у тебя!
– Но зачем такие сложности? Зачем отдал печать? Зачем положил мне записку в ящик? Зачем вообще меня позвал в музей?
– Я не знаю, – покачала головой Зоя.
– Почему нельзя просто позвонить и всё обсудить?
Зоя молчала.
– Он в опасности.
– Что? – переспросила девушка.
– Профессор был в опасности или чувствовал какую-то угрозу. Это единственное, что приходит на ум. Поэтому передал печать и просил прийти меня. Что-то случилось, и он не мог держать печать и перевод у себя.
– Он мне не рассказывал.
– Очевидно, перевод имеет ценность, раз Николаев принял такие странные меры.
– Ты думаешь… – Зоя запнулась. – Ты думаешь, профессора убили из-за этой печати?
Писатель вздохнул:
– Очень вероятно. – Он пристально посмотрел на Зою: – Знаешь, откуда у него эта печать?
– Нет.
– А как ты меня нашла в музее?
– По фото. Профессор показывал мне его в своём смартфоне. Вы там вместе на какой-то лекции.
– А, ну понятно.
Несколько секунд они сидели в тишине.
Чем же на самом деле занимался профессор?
И что же он узнал?
Глава 14. Москва. Среда. 12:10
Саблин нажал на звонок.
Дверь открыла немолодая женщина в ярком домашнем халате.
Он уже несколько минут ходил по подъезду, где жил профессор, расспрашивая жильцов, и наконец дошёл до соседки покойного Николаева по лестничной клетке, которая и обнаружила труп.
– Добрый день. Капитан полиции Саблин. Я вам звонил, мы договаривались о встрече.
– Да-да, входите. – Женщина шире открыла дверь. – Простите, что не смогла ответить на ваши вопросы утром, неважно себя чувствовала.
– Ничего страшного, – произнёс Саблин, проходя в гостиную, обставленную очень просто, и сел на стул у большого стеклянного стола.
Женщина зашла в комнату следом и села напротив.
– Я ненадолго, – начал капитан, доставая из внутреннего кармана блокнот и ручку.
Она кивнула.
– Вы одна живёте?
– Да.
– Как хорошо вы знали вашего соседа?
– Не могу сказать хорошо, но мы часто встречались с Николаем Фёдоровичем у лифта, иногда виделись во дворе, заходили вместе в подъезд. Мы не дружили, но я живу здесь около десяти лет и за это время узнала немного каждого.
– Что можете сказать о Николаеве? – Саблин приготовился записывать.
– Он был воспитанным, интеллигентным… короче, профессор. – Она приятно улыбнулась. – Иногда к нему приезжала его дочь. – Женщина пожала плечами. – Пожалуй, всё.
– Дочь? – переспросил Саблин.
– Да, дочь. По крайней мере, так сказал.
– Как её зовут?
– Не знаю, не говорил.
– Ясно. – Саблин записал информацию в блокнот. – К нему вообще часто кто-нибудь приходил?
– Понятия не имею. Я, знаете ли, не следила за ним. Это в маленьких городах, в деревнях всем интересно, что там происходит у соседей, а в мегаполисе у всех собственные дела и свои интересы. – Женщина опять улыбнулась.
– Когда вы видели профессора последний раз? – Саблин записывал.
– Ой, в тот самый день и видела.
– В день убийства?
– Ну да.
– Расскажите тогда об этом и о том, как вы обнаружили тело.
– Ох! – Женщина вздохнула, давая понять, что обсуждать это ей неприятно. – Утром я вышла по делам.
– В котором часу?
– Примерно в одиннадцать.
Саблин кивнул:
– Дальше.
– Вернулась я, наверное, к обеду. И как раз встретила профессора, он очень спешил куда-то.
– Куда?
– Не знаю, я стояла у лифта на первом этаже, а он из него буквально выбежал, наспех поздоровавшись со мной.
– Что ещё заметили? Что-нибудь необычное?
– В руках у него был какой-то конверт или лист бумаги, кажется. Он его торопливо засовывал в карман.
– Дальше.
– Я поднялась к себе, пообедала, посмотрела кино, а потом мне позвонила подруга. Мы с ней долго разговаривали, а после она предложила пойти прогуляться во дворе. Подышать воздухом. У неё сына уволили с работы, и теперь она…
– Давайте про профессора, извините, – перебил женщину Саблин.
– Ну да. Так вот, я оделась и вышла на улицу.
– В котором часу?
– Мне кажется, около шести вечера.
– До этого времени никто к профессору не приходил?
Женщина пожала плечами.
– Что было потом?
– Я вышла во двор, где меня ждала подруга. Мы погуляли, постояли у моего подъезда, поговорили, потом я пошла домой, уже начинало темнеть. Когда я поднялась на свой этаж и зашла в квартиру, я услышала, как хлопнула дверь у профессора.
– Сколько было времени, запомнили?
– Может быть, около восьми вечера.
– Вы видели, кто это был? Кто-то заходил или выходил?
– Да, я посмотрела в глазок. Из квартиры вышла его дочь, очень быстро пошла вниз по лестнице.
– Вы уверены, что дочь?
– Да, конечно. У неё на голове был платок, такой голубой, я её видела в нём несколько раз.
– Что было после этого?
– Потом, уже вечером, я пошла выносить мусор, вышла и увидела: дверь квартиры профессора чуть приоткрыта. Я подумала, ну мало ли, может быть, кто-то собирается выходить. Я вынесла мусор, вернулась, а дверь так и была приоткрыта. И тут меня что-то словно повело в его квартиру! Я поинтересовалась, есть ли кто-то дома у профессора, но никто не ответил, и тогда я заглянула в квартиру, ну и обнаружила его. – Женщина вздохнула. – Ужасно!
Саблин молчал несколько секунд, записывая в блокнот.
– Так, скажите, когда вы заметили дочь профессора, то видели самого Николаева?
– Нет.
– А не видели, дочь закрыла дверь квартиры, когда выходила?
– Да, я слышала, как хлопнула дверь, поэтому и глянула в глазок.
– Ясно. В котором часу вы обнаружили тело?
– Думаю, около одиннадцати вечера, я сразу позвонила в полицию.
– Понятно. Что-нибудь необычное в поведении профессора было в последние дни? Или, может, странные люди к нему приходили?
– Странные люди? – покачала головой женщина. – Вроде бы нет.
– К вам зайдёт наш сотрудник, покажет кое-какие фотографии, и вы составите фоторобот дочери профессора, хорошо?
– Хорошо, – женщина вздохнула и кивнула.
Глава 15. Москва. Среда. 12:15
Зоя взяла листок и прочитала то, что там написано: «Сокровище скрыто Калду по велению Повелителя Ветра. Тысячи лет оно блуждало по свету. Место его ярко и посвящено чужим богам-спасителям, а путь высечен в камне, что находится в последнем Доме Великого Царя, который стоит у истоков реки, что берёт начало у Великих Гор сына Повелителя Ветра. Ступай к Владычице Воздуха и следуй по знакам трижды».
– Странный текст. Что это значит? Какая-то галиматья, если честно.
– Да, пока мало понятно, – согласился Филипп.
– Может быть, профессор неточно перевёл? – предположила девушка.
– Неточно перевести Николаев не мог, он был специалистом по древним языкам, думаю, тут дело в другом. Мало перевести, надо уметь трактовать.
– Должен же быть какой-то смысл.
– Должен, – повторил писатель и перевёл задумчивый взгляд с девушки на стопки книг, лежащих на столе. – Есть один человек, который сможет нам помочь.
– С трактовкой?
– Да.
– Кто? – с надеждой в голосе спросила Зоя.
– Профессор Смирнов.
– Смирнов?
– Да, он мой дядя.
– Твой дядя? – она недоверчиво посмотрела.
– Он в некотором роде тоже специалист по древним языкам.
– Ты думаешь, ему можно показать текст? Ему можно доверять?
Филипп положил листок на стол и сел на диван.
Он колебался.
Чутьё подсказывало, не стоит влезать в эту историю с убийством профессора, но оно же говорило ему: здесь есть тайна, удивительная загадка, и если он не попытается её разгадать, то будет об этом жалеть.
– Дело не в том, можно ли доверять моему дяде, а в том, стоит ли его втягивать, понимаешь? Я сам до конца не уверен, что нам надо влезать в это. Ты же понимаешь, профессора, скорее всего, убили из-за этого перевода?
– Может быть, – девушка пожала плечами.
– Но разве тебе неинтересно узнать, что скрывает текст? А вдруг тут реальная тайна? Настоящее сокровище!
Писатель встал, взял листок с переводом и ещё раз его прочитал.
Интересно. Чертовски интересно! Он понял, что сдерживается изо всех сил. Пытается найти отговорку, чтобы не погрузиться в эту авантюру с головой. Но именно всё происходящее сейчас оживило его, наполнило невероятной энергией, любопытством, всем тем, чего он не ощущал со времён работы в музее, когда изучал древние рукописи и артефакты.
– Кто знает, что печать у тебя?
Зоя пожала плечами:
– Думаю, никто.
Некоторое время они молчали.
– Ладно, – девушка забрала листок с текстом со стола, – давай печать, я сама разберусь.
– Подожди-подожди! – Филипп понял, сдерживаться больше не может. – Профессор хотел рассказать мне о печати, возможно, предполагая, что я смогу помочь с трактовкой текста, значит, я тоже в это вовлечён так или иначе. – Он надел лёгкую куртку и положил в карман печать. – Но к дяде я пойду один. Не хочу, чтобы нас тобой видели вместе. На всякий случай. Жди меня здесь.
– Хорошо, – Зоя отдала писателю переведённый текст.
Глава 16. Москва. Среда. 12:30
Капитан Саблин сидел в своём кабинете, обдумывая детали дела.
Результатов не было. А прошло уже полдня с момента обнаружения тела.
Пока единственная реальная зацепка – всё та же татуировка с двумя буквами: АА.
Как и в прошлый раз. Тогда Саблин тоже упёрся в отсутствие улик и зациклился на татуировке.
Неужели и это дело будет не раскрыто?
Следователь вздохнул, прогоняя неприятные мысли.
Он должен его раскрыть! Должен! В конце концов, это может плохо отразиться на его карьере, хотя о ней он думал всегда в самую последнюю очередь.
Дверь открылась, и в кабинет заглянул Глеб Бойко:
– Звал?
– Заходи, – Саблин махнул рукой. – Есть новости?
Бойко сел на стул:
– Ну, во-первых, экспертиза подтвердила, что татуировки одинаковые. Они могли быть сделаны в разное время и разными мастерами, но по одному и тому же макету. Шрифт букв, наклон одинаковый. Но у Николаева татуировка свежая, ей не больше трёх лет, а у Рульковского старая, как показала экспертиза.
– Хорошо, – кивнул Саблин.
– Во-вторых, мы подняли всю информацию по профессору. Он и Рульковский когда-то вместе работали в НИИ.
– Прекрасно, – следователь щёлкнул пальцами. – Вот тебе и связь между двумя убийствами! Оба работали в одном учреждении, у обоих одинаковая татуировка. Продолжайте копать.
– Это ещё не всё. У Николаева оказывается есть дочь!
– Да, уже знаю. Соседка её видела. Похоже, она сможет её опознать. Отправь кого-нибудь к соседке. Пусть также покажут фото всех, кто проходил по делу об убийстве в антикварной лавке. Убийства, скорее всего, связаны. Не думаю, что это совпадение.
– Сделаю. Да, по документам дочь приёмная, есть её детские фотографии, мы их отсканировали, они скоро будут у тебя в электронном виде в деле. Ребята её уже ищут.
– Хорошо, – Саблин закурил.
Глава 17. Москва. Среда. 13:30
Профессор исторических наук Пётр Иванович Смирнов жил в десяти минутах ходьбы от племянника, в четырёхэтажном доме, отреставрированном и заселённом пару десятилетий назад. Когда-то, в девятнадцатом веке, здесь жила семья помещика, теперь же дом перестроили. На каждом этаже по одной квартире, лифта не было, но имелся консьерж, сурово провожающий пытливым взглядом всех посетителей.
– Дядя Петя у себя?
– Да, он сегодня не выходил.
Поднявшись на второй этаж, писатель позвонил в дверь.
– Кто? – послышался вопрос.
– Это я, Филипп.
Раздался щелчок замка, и дверь открылась.
– Как я рад! – седовласый мужчина заключил племянника в объятия. – Давненько мы не виделись!
Пётр Иванович был преклонных лет, однако его неуёмный темперамент и энергичность натуры вводили людей в заблуждение, скидывая профессору пару десятков лет.
Среднего роста, с абсолютно седой шевелюрой и небольшой бородкой, которую он подкрашивал в чёрный цвет, в очках в экстравагантной золотой оправе, с большим животом и избыточным весом, профессор не выглядел серьёзным учёным с мировой известностью. Он был общителен, весел, однако строг, всегда пунктуален и педантичен в вопросах организации быта и работы.
– Да, несколько месяцев не виделись.
– Проходи, проходи. – Пётр Иванович пропустил племянника в квартиру и закрыл за ним дверь.
Просторная прихожая, не загромождённая мебелью, плавно переходила в большую гостиную, от которой её отделяли бархатные зелёные портьеры.
Филипп прошёл в комнату, в центре которой стояли массивный дубовый стол и стулья.
Вдоль стен тянулись книжные шкафы, в промежутках между ними висели фотографии и картины.
– Так, садись. Может, чайку? – предложил профессор.
– Нет, спасибо. – Филипп сел за стол. – Я, собственно говоря, по делу.
– Ах, ну вот, в кои веки любимый племянник приходит в гости, а, оказывается, он по делу, – покачал головой профессор, но улыбнулся.
– Пётр Иванович, кто там? – послышался звонкий женский голос, и у Филиппа перехватило дыхание.
– Это Филя! – крикнул профессор. – Ну, так и что у тебя за дело?
– Слушай, так сложилось, что у меня оказалась одна необычная вещь. Я предполагаю, она очень древняя.
– Древняя? Как интересно! – В дверях гостиной появилась высокая брюнетка.
Благодаря облегающему синему платью и каблукам её фигура казалась невероятно стройной. Черты лица девушки можно было назвать правильными, даже классическими: миндалевидные тёмные глаза, прямой нос, в меру высокий лоб и тонкие брови. Волосы, пышные и вьющиеся, волнами спадали на оголённые руки.
Девушка зашла в комнату.
– Привет!
– Привет! – Филипп проводил её взглядом, с наслаждением вдыхая аромат духов.
– Майя, присоединяйся, Филя хочет мне что-то рассказать. Садись.
Писатель достал из кармана золотую печать и поместил на книгу, лежащую на столе.
Рядом он положил листок с переводом.
Профессор достал из нагрудного кармана очки и надел их, сняв те, что были на нём.
Он взял в руки печать.
– О, Шумер? – с интересом спросила Майя.
– Именно так, – подтвердил Пётр Иванович.
– Где ты взял эту печать? – Майя посмотрела на Филиппа.
– Мне передал её один знакомый.
Несколько минут в тишине профессор Смирнов внимательно рассматривал реликвию.
– Не совсем уверен, но думаю, где-то третье тысячелетие до нашей эры, – наконец произнёс он. – Такая письменность, а точнее, клинопись использовалась в Шумере. В то время люди ещё не умели обозначать звуки и слоги в письме, они использовали знаки, иероглифы, которые имели рисуночный характер. Хотя тут, конечно, можно предположить, это даже конец четвёртого тысячелетия. Так, теперь посмотрим перевод. – Профессор положил печать и взял листок с текстом. – Да, такое ощущение, что смысл очень мудрёный, – он сменил очки.
– Надо понять, о чём говорится в этом тексте, – сказал Филипп.
– Хм… – Пётр Иванович задумчиво смотрел на печать. – Как ты сам знаешь, древние тексты – вещь очень сложная. Некоторые слова или фразы нельзя трактовать буквально.
– Но ведь очевидно из перевода, речь о чём-то ценном, разве не так?
Профессор нахмурил брови:
– Возможно, а возможно и нет, но если что-то ценное и есть, то им может оказаться что угодно! – Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула. – Начиная от фамильных драгоценностей, принадлежавших семье владельца печати, до какой-нибудь ерунды. Не зная, кому принадлежала эта вещь, где она найдена и о каком периоде идёт речь, мы не можем вообще рассуждать о её ценности.