Секс – только после свадьбы

На третьем курсе все мы были влюблены в Юльку. «Все» – это пацаны нашей дважды пересдающей, трижды пропускающей лекции группы машиностроительного факультета вуза, наименование которого не имеет никакого значения. Девки же ее ненавидели – тихой, неизбывной ненавистью.

Красавица и лудоманы

Причем ничто не обещало такого развития событий. Когда мы первый раз увидели Юльку на университетском дворе на общей линейке первокурсников, она больше напоминала худенького невысокого паренька с облупленным солнечными лучами носом. Да и вела себя первые два года студенчества совсем как мальчишка: на уроках физкультуры гоняла с нами футбол, зимой ездила на лыжную базу летать с трамплина, летом записывалась в стройотряд, и ни зимой, ни летом никому и в голову не приходило отнестись к ней иначе, как к пацану.

Поэтому никто ничего не понял, когда прекрасным сентябрьским деньком, в самом начале третьего курса, в лекционную аудиторию вошла юная леди в шикарном сиреневом платье с воротничком под шейку и метущимся вокруг загорелых лодыжек подолом, с персиковым овалом щек и тяжелой копной каштановых, отливающих рыжизной, волос, при каждом шаге разлетающихся крыльями жар-птицы над задорно вскинутой головкой.

– Прикидон-то с бабушкиной вешалки сняла! – хихикнула некая особь из числа наших однокурсниц, и только тут мы поняли, что перед нами – Юлька.

– Зачотная тёла! – добавил другой писклявый голосок, но пацаны девчачий стендап не поддержали. Наверное, уже были поголовно влюблены в сиреневую красотку.

А вскоре выяснилась и причина чудесного преображения. В тот год к нам в группу перевелся из столичного вуза кадр из тех, к ногам которых девки сами штабелями складываются. Констатирую факт без всякой зависти. Просто повезло чуваку уродиться двухметровой шпалой с белозубой улыбкой от уха до уха и такими развесистыми локонами до плеч, что лет сорок назад его волосяные покровы стопудово стали бы пропуском в фронтмены самой забойной рок-группы. И погоняло у него было подходящее – «Лорд».

Ухлёстывала Юлька за ним весьма незамысловато: садилась на лекции за ту же парту, что и он, поворачивала к нему личико, подпирала подбородок ладошками и все полтора часа смотрела на чеканный профиль лучезарными фиалковыми глазами. А тому хоть бы что: сидит и пальцем по дисплею смартфона водит. Подсел пацан на онлайн-покер. Была в то время такая замануха для тех, кому денег не жалко. Я так думаю, из-за этой байды ему и пришлось из столичных эмпиреев в наши авгиевы конюшни окунуться. Тогда как раз снова борьба за облико морале началась. А тут – студент! Долбится в покер! Да на забугорном сайте! Пришлось чуваку свалить туда, где гранит науки грызут без излишнего присмотра.

Девки к нему клеились как к мёдом намазанному. Но они для него наподобие бонусов за то, что он есть такой на белом свете, были: одну поматросит и бросит, с другой погуляет и забудет, третью оприходует и скажет: «Так и было». Те даже дрались из-за него. А у него один вопрос: по очкам или нокаутом? Впору открывать букмекерскую контору. Увлеченный парень, одним словом. И ставками, и пари, и покером.

Впрочем, чего греха таить? Время такое было. Когда трудно по-человечески заработать, кажется, что игра – единственный вариант чего-то добиться в этой жизни. А потому не один такой Лорд в нашей группе был. Не говоря уже об универе.

Юлька среди девчонок оказалась самой терпеливой. Так и сидела, глядя в Лордову щеку фиалковыми глазами до тех пор, пока и мессалины наши от него не отвяли, и он от дисплея не оторвался, на нее не глянул и не понял: «Вот оно!»

И завертелось у них, закрутилось. Вплоть до того, что неделю спустя пришла Юлька на лекции уже не в сиреневым платье с воротничком под шейку, а в пунцовой постдефлорационной тунике, и сидели они за партой уже не порознь, а бок о бок, и народ со всего потока только и делал, что три лекции напропалую глазел на них, и Юлька заливалась краской под цвет платья, а Лорд снисходительно показывал ей на дисплее смартфона, какие карты выходят на флоп, тёрн и ривер, и как он одним движением пальца рейзит ставки и снимает банки.

И в воздухе натурально запахло свадьбой, потому как видели их и гуляющими по аллее всех влюбленных в дендрарии нашего городка, и взлетающими к небу на качелях в парке культуры и отдыха, и в кафе-мороженном со стаканами мохито, примагнитившимися к опухшим губам, и даже в электричке по пути к аквапарку. И уже в однокомнатной хрущёбе, в которой Юлька проживала с родителями, маму с папой переселили на кухню, и те, выглядывая из своего узилища, делали вид, что не замечают Андрюху, разгуливающего по залу в трусах и со смартфоном в руках, и не понимают, отчего у их дочери такие счастливые, светящиеся глаза.

А потом все кончилось, и я был тому свидетель. В тот день мы в честь первой пятницы на неделе собрались у Шурки-Порого – он приваживал нас время от времени, особенно если ему приспичило совершить какую-нибудь пакость. До появления Лорда Порый был «первым парнем на деревне» – не потому, что природа наделила его какими-то внешними или внутренними достоинствами. Просто мама подарила ему на совершеннолетие «Гелик», а папа – право кататься на нем и на желтый свет, и на красный, и по встречке, и поперек встречки, и по тротуару. А кликуху «Порый» он получил из-за здоровенных, словно лунные кратеры, пор на физиономии, оставшихся после выдавленных прыщей; да и сам он был полноват, одутловат, рано начал лысеть, и потому девчонки не спешили прыгать в его «Гелик». И чтобы как-то компенсировать эдакую несправедливость судьбы, Шурка регулярно устраивал на даче у родителей пьянки с привлечением личного состава нашей учебной группы, а то и бомонда всего курса в надежде на то, что хоть какая-нибудь из подваливших на «сейшн» чик упьется до такой степени, что останется на ночь.

Но на этот раз чик не было. Только свои: пацаны с нашей группы. Порый накрыл поляну винтажным вискарем и разливал, храня загадочное молчание. Впрочем, о чем было говорить? Он ведь тоже был влюблен в Юльку. Но уже известна была дата свадьбы, и все уже были приглашены.

И как бы мы ни были влюблены в Юльку, но помнили, что она совсем еще недавно, только прошедшим летом, была «своим в доску парнем»; видели, как потом ее чмошили девки с нашей группы и за сиреневое платье, и за светящиеся глаза, и понимали, что путаться у девчонки под ногами, когда ей наконец-то повезло, элементарно западло. По крайней мере, так полагали все нормальные пацаны.

Тем более, Юлька с Лордом были настолько красивой парой, что мешать им было просто святотатственно.

Она, встав на каблучки, вдруг превратилась в хрупкую тростинку, дрожащую в предвкушении чего-то невероятного, восхитительного, умопомрачительного. И какое бы старомодное и закрытое платье она ни одела, все равно эта одежонка каждой своей ниточкой и ворсинкой прямо-таки кричала о том, насколько притягательную и влекущую тайну скрывает, и как бесконечно упоительно будет обладание этой тайной для счастливчика, которому Юлька достанется. Точнее говоря, уже досталась.

Лорд выглядел рядом с ней богом из скандинавских саг и эдд, особенно когда они шли вместе, и ветер развевал его длинные белокурые волосы, а тонкая ткань рубахи только подчеркивала выпуклые валуны бицепсов и трицепсов, и ему не хватало только молота Тора в руках вместо теннисных ракеток.

Поэтому мы – пацаны нашей группы минус Лорд – молча упивались виски. Справляли, своего рода, поминки по романтическому чувству.

Лорд никакими мелодраматическими чувствами не страдал, но и не отставал. По виду – совершенно не пьянел. А у меня уже рябило в глазах и стены плавно покачивались, когда в руке у Порого появилась колода карт, и он буркнул:

– Ну, что, сыграем? – и глянул исподлобья на Лорда.

– Я оффлайн не играю! – высокомерно зевнул тот.

– Значит, слабо – вживую?

– Не слабо. Просто оффлайн – каменный век. Лень колоду месить. Да и сдавать в лом.

– Хорошо. Я буду сдавать за всех по кругу от баттона. Все равно слабо? Мужики, вы в игре?

Мы были слишком пьяны, чтобы возражать. После того, как присутствующие покивали черепами и помычали в знак согласия, Лорду отступать стало не по чину, и он снисходительно промямлил:

– Сдавай, коли охота! – и карты разлетелись из рук Порого сизыми голубями.

Чтобы было понятно то, что случилось дальше, позволю себе лирическое отступление. Дело в том, что игра онлайн и игра оффлайн – две несопоставимые вещи. В онлайне ты играешь сам по себе: сидишь перед монитором, словно в космосе на орбитальной станции, и делаешь то, что тебе надо. Хочешь, рассчитываешь шансы и вспоминаешь карты, ушедшие в сброс. Хочешь, подстраиваешь интуицию под происходящее на игровой платформе и следуешь ей.

В оффлайне же ты играешь под взглядами твоих противников, и те могут творить что угодно, чтобы вывести тебя из себя: прикалываться, подгонять, издевательски комментировать каждое твое движение. Короче, делать все возможное, чтобы ты взбесился и полез в бутылку. Где уж там считать оддсы и прикидывать диапазоны, если тебя мешают с дерьмом? А уж про интуицию и вовсе забудь.

И Порый оказался мастером такого стиля игры. Едва были сданы первые карты, как послышалось:

– Ну, ты что время тянешь? Совсем мазок в онлайне разжижился? Тоже мне, хайроллер! – Андрюха дернулся, словно его стегнули розгой, но ничего не ответил: в онлайне чат, в случае хамства за столом, можно элементарно отключить. И он не знал, как надо отвечать на такие наезды.

– Ну, кто что скажет? Все в игре? А вот и флоп, в рот тебе пулемет! – продолжал балагурить Порый. Впрочем, я его не слушал. Понимал, что слишком пьян, и с самого начала решил, что буду, не глядя, сливать карты на префлопе: на блайндах много не продуешь. Примерно так же играли и другие ребята. Кроме Лорда. Тот верил, что мы ему в подмётки не годимся, и всерьёз подрядился это доказать.

И Порый его ловил. Сквозь мутную полудрёму то и дело доносились злорадные реплики:

– Ну, что, Ваше Лордство? И этот банчок уплыл? Фишки будем прикупать? А денежки у тебя есть? Мне сдавать, или сам белы ручки потрудишь?

Я то ли заснул, то ли впал в алкогольный ступор. Очнулся, услышав, как кто-то из пацанов ахнул:

– Ничего себе должок! С таким можно и стреляться! – протер глазенапы и огляделся. Лорд сидел, словно придавленный к столу навалившейся на него горой размером с Эверест, и теперь уже Порый возвышался над ним, разглядывая с ироничной ухмылкой.

– Что скажешь, Ваше Лордство? Отыгрываться будешь? Только учти, я в долг больше не даю!

– На слово не веришь?

– Хватит! Вон сколько поверил! – Шурка обвел взмахом руки груду громоздящихся перед ним фишек. – Давай что-нибудь покрепче твоего слова!

– Чего? – вскинулся Лорд.

– А ты не понял? Юльку на кон не слабо поставить? Половину чипов тебе, половину мне, – Порый растопырил пятерни и двинул часть своего монблана фишек Лорду. – И вот и разыграем. Все по-честному!

– Какой черт по-честному? Она что – вещь? Какая дура согласится, чтобы ее ставили?

– Твои проблемы! – еще ядовитей усмехнулся Порый. – Ставь, или к вечеру – деньги! А то ведь, знаешь, в провинции нравы простые. Узнают в деканате, какие программки стоят на твоем смартфоне, и «… не забывай, родная, где почта полевая»…

– Заложишь, что ли?

– А если и заложу, то что? Ради чего с тобой, игрулей церемониться? – Порый ухмыльнулся совершенно глумливо, но потом вдруг сменил тон: – Ты из-за чего менжуешься-то? Большая лубовь? У тебя таких еще сотни будут!

Кажется, слова про «сотни» Лорду польстили. Губы у него даже дрогнули в чем-то, похожем на улыбку:

– А если и правда – поставлю? – мне хотелось дать в рожу сначала одному, потом другому, но лишь пьяно взмахнул рукой и сшиб на пол все еще остававшиеся у меня фишки. Но никто на мои позывы не обратил внимания.

– Мое слово – железо! – Порый пододвинул половину своих фишек еще ближе к Лорду.

– Что ж, – губы у того расплылись в вымученной улыбке. – Баш на баш, так баш на баш!

Через три минуты всё было кончено. Лордова половина вновь стала шуркиной половиной, и Лорд, явно еще не сообразив до конца, что произошло, промямлил:

– У нас же через неделю свадьба…

– У нас свадьба, – вежливо поправил его Порый. – У нас, а не у вас!

На следующий день Юлька пришла в универ с кругами под глазами, как у панды. Первую пару отсидела рядом с Лордом, а на второй сидела уже возле Шурки Порого и смотрела невидящими глазами на стену под самым потолком аудитории. Она действительно очень любила Лорда и была готова на что угодно, лишь бы для него не прозвучала мелодия про полевую почту. Даже на свадьбу с Шуркой.

Почти все знали подоплеку этой истории, но осуждали не Лорда, а ее:

– Перекинулась, сума переметная!

– На гелике поездить захотелось!

– Поменяла шило на рыло! – и тому подобное с намеками на то, что «бедность не порок, но с богатеньким спать лучше».

Однако в чем-чем, а в меркантильности Юльку обвинять было бы лажно: брак ее с Шуркой не был ни долгим, ни счастливым: через полгода Лорд таки вылетел из универа, и Юлька сразу же сбежала от Порого, перевелась в другой ВУЗ, уехала в другой город. Забегая вперед, скажу, что о ней бродили разные слухи. Говорили, что она попала за что-то на зону, или, наоборот, устроилась на престижную работу, преподает в одном из столичных университетов. Порый, когда его спрашивали на традиционно-сезонных выездах нашей группы на шашлыки, высокомерно отмалчивался; но однажды, под изрядным градусом, высокомерно буркнул:

– Да развелся я с ней давно, шалавой такой! – но дальше комментировать не стал.

В первый раз на эти шашлыки собралась вся наша группа, во второй – половина, в третий – треть. И дальше по арифметической прогрессии. Так всегда бывает: договариваемся, обещаем, клянемся, что «через год – как штык», но потом оказывается: кто уехал, кто обзавелся детьми, и стало уже не до пикников; кому просто лень тащиться с рюкзаком по жаре или под дождем по слякоти в лес на «нашу поляну», чтобы обменяться никчемными репликами:

– Ты как?

– А ты как?

– Да я… Устроился вот, работаю…

– А, ну да, я, как бы, тоже…

И пришел тот год, когда я решил забить на эти выезды, и не поехал бы, если бы накануне мне не позвонили и не сказали, что «будет Юлька».

И она приехала. На роскошном автодредноуте размером больше Шуркиного «гелика»; выпорхнула из распахнутой дверцы в обалденном сиреневом купальнике и туфлях на аршинных каблуках, тряхнула гривой каштановых волос с заметной рыжизной, вывалила из багажника кучу всякой снеди, подсела к костерку так, словно и не было всех минувших лет, и мы даже не расставались; что-то сказала, все рассмеялись; потом началось всегдашнее:

– Ну, ты как? Ты где? – и оказалось, что она действительно капитально устроилась: директриса в преуспевающей фирме, прилично зарабатывает, отдыхать ездит то на Мальдивы, то на Сейшелы. В общем, не жизнь, а полная чаша.

Она привезла супер-пуперное и очень дорогое вино; мы его пили и, пьянея, покатывались со смеха; и я хохотал вместе со всеми, и не спускал глаз с Юльки, и никак не мог поверить, что это – она собственной персоной. Годы никак не сказались на ней; кажется, она стала еще красивее; заметно похудела, но эта худоба была ей к лицу, превращала в настоящую леди – знающую себе цену и умеющую себя держать при любых обстоятельствах; и только мелькающая иногда жестковатость во взгляде и усталость, скопившаяся в морщинках у глаз, говорили о том, что это уже не прежняя пухлогубая девушка-пацанка, готовая влюбляться в первого встречного – лишь бы шевелюра до плеч.

– А на личном-то фронте как? – выждав, когда за «столом» затухнет болтовня, поинтересовалась Люсинда – насколько я помню, как раз она приветствовала первое появление Юльки в сиреневом платье возгласом про «прикидон» из бабушкиной коллекции. У нее были причины понервничать: после провала женитьбы на Юльке именно ей удалось заманить Лорда в матримониальный хомут. Ее папашка заплатил за него покерные долги, да и сам Лорд быстро сообразил, что жить с грудасто-задастой Люсиндой в коттедже местного олигарха-лайт гораздо сподручнее, чем абеляровски тосковать по проигранной в карты даме сердца. Правда, под сметливым люськиным оком экс-хайроллер стал потихоньку спиваться; обрюзг и ссутулился, и некогда роскошная шевелюра его теперь свисала слипшимися сосульками с лысеющего черепа. Но при виде Юльки он приободрился, втянул живот, подобрал обвисшие щеки, даже посветлел лицом и начал исподволь оказывать бывшей невесте знаки внимания: то подливал вина, то показывал ей особо памятную по прежним шашлыкам корягу, торчащую «как раз там, где мы сидели в первый раз».