10:34

ИСТОРИЯ МИХАЭЛЯ

Дорогая Рита! Выслушай мою исповедь. Быть может, тогда ты поймешь, почему все произошло именно так. Да, я раскрыл твой секрет. И хочу, чтобы ты узнала, как это случилось. А началось все в ту ночь…

Время уже перевалило за полночь. Пламя гигантского костра алыми языками лизало звездное небо. По округе разносился треск сложенных шалашом пылающих трехметровых стволов, и в этот рокот огня вплеталась протяжная песня. Хор девичьих голосов тянулся над поляной, стелился вместе с дымом над гладью тихо журчащей речки Гербы, возносился к шепчущимся на ветру кронам деревьев обступающего со всех сторон поляну леса. Девушки в длинных белых, расшитых узорами платьях, взявшись за руки, кружились вокруг костра в медленном хороводе. А на их танец хмуро взирал вкопанный в землю деревянный истукан, на искусно вырезанном лице которого плясали оранжевые блики костра.

– Братья! Давайте поднимем эту братину за веру наших предков! – провозгласил длинноволосый бородатый парень, поднимая к звездам гигантский рог. – Слава Яриле!

– Слава! – повторили стоявшие вместе с ним в кругу его приятели, также одетые в светлые рубахи.

Бородатый хлебнул из рога и передал его другому по часовой стрелке. Теперь каждый произносил пафосный тост, делал из рога глоток и отдавал соседу.

– Адское пекло, – шепнул мне Уриэль. Отражение пламени костра плясало в его зрачках двумя яркими кроваво-красными змейками.

Я снова глянул на костер. И вдруг мне представилось, как в нем, заживо сгорая, корчится человек: как факелом пылают его одежда и волосы, как пузырится и слезает кожа, обнажая черное мясо… Меня передернуло от отвращения, я постарался отогнать видение и отвернулся. И тут же перехватил нетерпеливый вопросительный взгляд Гавриэля. Но покачал головой: рано, ждем.

Вдруг со стороны поляны раздался громкий треск, а следом – веселый визг и восторженные крики. Я вновь слегка раздвинул ветви кустарника. Оказалось, огромный костер, прогорев, рухнул, взметнув в небо сноп искр. Теперь округу наполнили смех и задорный говор. Зазвенели сталкивающиеся рюмки. Кто-то ударил по струнам гуслей и затянул пьяную песню. Неподалеку пылал еще один костерок – поменьше, и некоторые парни с девушками, взявшись за руки, с удовольствием перепрыгивали через него. Совсем близко от нас на траве барахтались несколько полуголых тел: мужики боролись – дружески мерились силами. Ночь все больше наполнялась хмельным весельем.

– Пора! – скомандовал я и, надвинув на лицо черную маску-балаклаву, рванул из зарослей.

Позади затрещали ветви: следом за мной из укрытия ринулись три моих брата, одетые в черное.

– Вы еще кто такие?.. – изумился один из парней, вскочив с травы, а в следующий миг я ударом кастета свалил его обратно на землю.

Поляна наполнилась криками – теперь уже боли. В ночи мелькали белые рубахи, многих язычников настигали черные фигуры. Малый костер тоже рухнул от удара ноги, изрыгнув в небо искры. Я заметил, как Уриэль опрокинул сколоченный из досок стол, заваленный едой и выпивкой. Снедь со звоном и грохотом посыпалась на землю. Я же поспешил к идолу.

– Сволочи! Скоты! Ненавижу вас! – завопила какая-то девица, преграждая мне путь.

Моя рука с кастетом вскинулась вверх. При этом я отметил, как эффектно смотрится новая татуировка: пламя костра осветило выбитые на моем кулаке цифры, по одной на фаланге – «1», «0», «3», «4». Однако смазливенькое личико девчонки не исказил страх.

– Ну что же ты, мразь? Бей! – крикнула она, с ненавистью глядя мне в глаза. – Разве слабо такому подонку ударить девушку?

– Проклятье!.. – прорычал я, сетуя на себя, что не хватает духу испортить ее ведьмовскую красоту.

Я опустил правую руку, в которой сжимал кастет; левой схватил язычницу за волосы и с силой швырнул на землю. Она покатилась по траве, ударилась головой о пень и со стоном скорчилась, сжав ладонями виски. Я же взялся за идола: выдернул его из земли и низверг истукана в костер:

– Гори в аду, бесовское отродье!

Поначалу ошеломленные нашей внезапной атакой язычники наконец пришли в себя и похватали с земли поленья.

– Гавриэль, Рафаэль, уходим! – раздался рядом крик Уриэля.

Черные фигуры метнулись обратно в чащу. Меня же переполняла ярость. Я увидел несущихся на меня двоих в светлых рубахах с палками наперевес. Увернувшись от удара, я встретил одного из нападавших ногой в живот и, вырвав у него дубину, обрушил ее на второго. Тот повалился на землю и застонал, держась за рассеченный лоб. Я изготовился: ну, кто следующий?

– Уходим, Михаэль! Уходим! – дернул меня за плечо Уриэль. – Их слишком много…

К нам действительно с криками бежало человек десять. Шансы на победу и правда были не велики.

– Да поглотит вас вечное пламя! – яростно прокричал я, швырнув в язычников их же полено, и позволил Уриэлю себя увести.

Метрах в ста нас поджидал скрытый деревьями микроавтобус. Водитель, отец Годфри, уже вовсю газовал, и, едва мы заскочили в салон, машина помчалась, подпрыгивая на колдобинах лесной дороги. Нам вслед сыпались полные бессильной злобы проклятия.

– Ну ты крут! – восторженно воскликнул Уриэль, глянув на меня с уважением. – Как ты тех двоих опрокинул!

Его голос еще дрожал и сбивался от волнения.

– Ага. Так им, собакам! – подхватил Гавриэль, разминая разбитую в кровь руку. – Этот шабаш они на всю жизнь запомнят!

Я сорвал с головы маску-балаклаву, ею же смахнул со лба пот.

– Все успели? – Окинул взглядом своих разгоряченных боем братьев. – Рафаэль, ты здесь?..

Сидящий в глубине салона Рафаэль молча поднял руку.

– Ты чего такой печальный? – ткнул его в бок Уриэль. – Гладко ведь все прошло.

– Среди них была Санька, – после паузы нехотя отозвался тот. И прибавил: – Моя двоюродная сестра.

Он быстро глянул на меня и отвел глаза.

– Тебя не должно это беспокоить, брат. – Я похлопал его по плечу. – Наоборот, твой сегодняшний поступок принесет ей лишь пользу.

– Ты думаешь, то, что мы сейчас сделали, – польза? – Он глянул мне в глаза.

– Конечно. Все мы люди и имеем свойство оступаться. Но, если сидеть сложа руки, грешник может никогда не вернуться на путь истинный. Нужно помочь ему вновь обратиться к Свету. Именно этим мы и занимаемся. Если же на путь греха стал твой близкий, ты тем более обязан вернуть его на тропу Господню. Пусть даже силой.

– Она – моя сестра!

– Поверь, это лучше, чем позволить ей продать душу Сатане и обречь на вечные страдания Ада. Твой сегодняшний поступок доказал, что тебе не безразлична ее судьба.

Рафаэль отвернулся и в молчании угрюмо уставился в окно. По его лицу заскользили яркие вспышки проносящихся мимо автомобилей и фонарей. За окном мелькнула табличка «Погорск». Мы въехали в город.

– Злишься? – не выдержал я. – Ну злись, злись…

Я выдернул из внутреннего кармана своей армейской куртки фотографию. Твою фотографию, Рита!

– Вот! Объясни ей, что значит повстречать того, кто стал на путь Зла! – вскричал я, сунув снимок Рафаэлю в лицо. – Рассказать, к чему это приводит?

Рафаэль быстро глянул на твое фото и отвел взгляд.

– Но сейчас ведь было другое, – промямлил он. – Никто никого не убивал. Это всего лишь танцы у костра!

– Да, конечно. Сегодня – танцы у костра, а завтра – человеческие жертвоприношения.

– Ты, кстати, не рассказывал, как именно она умерла, – заметил Уриэль, рассматривая твой портрет. – Убийцу так и не нашли?

– Когда-нибудь я сам его найду, – пообещал я. – И сам поджарю его на медленном огне!

Я поцеловал твой снимок и убрал обратно во внутренний карман.

Микроавтобус притормозил у небольшого одноэтажного здания, на фасаде которого над козырьком еще можно было прочесть сохранившуюся с советских времен надпись, выложенную мозаикой: «Кинотеатр "Октябрь"». Последние несколько лет это место служило нам храмом. Поначалу, помимо наших служб, тут проводили дискотеки, концерты, собрания каких-то пенсионеров, но больше года назад нам удалось избавиться от этой мерзости. Теперь здание стало полностью нашим.

На крыльце у колонны нас поджидал магистр нашего ордена Братство Света. Его, кстати, ты хорошо знаешь – это Саша. С той поры, как вы виделись последний раз, он мало изменился: такой же худощавый, все те же русые длинные волосы и бородка. Разве что постарел слегка – как-никак, девять лет минуло. Даже манеру одеваться он не изменил: все тот же длинный черный плащ, широкополая шляпа и большой серебряный крест на груди. Правда, теперь он для всех не Саша, а отец Пейн.

– Успешно? – спросил магистр.

– Возмездие свершилось, – отрапортовал я.

– Слава Богу! – Отец Пейн поцеловал свой огромный серебряный крест. – Без проблем?

«Почти». – Я глянул на Рафаэля. Тот опустил голову.

– Да. Язычники кровью заплатили за ересь, – ответил я магистру, не сводя с Рафаэля глаз. – Мы же еще больше укрепились в вере и жаждем новых заданий.

– Я слышал, мусульмане решили в Погорске мечеть построить, – с жаром воскликнул Гавриэль. – Нужно пресечь это богомерзкое дело.

– В парке какие-то еретики собираются, – добавил Уриэль. – Пока что их человек десять. Если не вмешаемся, станет больше…

Отец Пейн поднял руку:

– Вы сегодня славно потрудились, братья. О делах – завтра. Пока же вы заслужили отдых. Ступайте в обитель.

Гавриэль и Уриэль пошли в храм, по пути весело обсуждая успешно прошедший рейд. Следом поплелся угрюмый Рафаэль. Я было отправился за братьями, однако отец Пейн удержал меня за локоть.

– Для тебя, Михаэль, у меня все же есть кое-какое задание. Пойдем.

Мы спустились в подвал бывшего кинотеатра, вошли в кабинет магистра. Тот вынул из ящика стола пачку газет и протянул мне:

– Что-нибудь слышал об этом?

Бросив взгляд на верхнюю обложку, я удивленно поднял глаза:

– Это ведь желтая пресса!

– Я вот об этом. – Отец Пейн ткнул пальцем в заголовок: «Маньяки-поджигатели снова терроризируют Погорск!».

Я пожал плечами:

– Конечно же, я знаю, что по городу ползут слухи, якобы в Погорье орудует какая-то таинственная банда убийц. Думаю, все это выдумка – журналисты народ баламутят.

– А если нет?

Магистр взял верхнюю газету, именуемую «Погорские кошмары», пролистал и показал мне. «Новая жертва поджигателей!» – прочел я заголовок. В статье с кровавыми подробностями рассказывалось о том, как шайка убийц принесла в жертву парня и девушку. Их приковали наручниками к батарее, облили бензином и подожгли… У меня бешено забилось сердце.

– Ничего не напоминает? – спросил отец Пейн.

Я резко распахнул следующую газету. Там рассказывалось о том, как все та же банда устроила за городом массовый ритуал сожжения: в жертву принесли десятки человек.

– Подобное ты найдешь во всех этих газетах, – сказал магистр. – А если предположить, что все написанное – правда и в Погорье действительно орудует банда маньяков-поджигателей… Тогда все эти еретики-язычники с тараканами в головах, которых мы сейчас учим кулаками, ничто по сравнению с такой ересью. Что, если кто-то из еретиков перешел от слов к делу и приносит кровавые жертвы?

– Тогда задача нашего Братства Света разыскать тех, кто совершает эти богомерзкие ритуалы, и искоренить зло, – с жаром ответил я. – Это – наш долг перед Господом!

Отец Пейн кивнул, задумчиво поглядывая на меня, словно оценивая, справлюсь или нет. Я же с нетерпением ждал, не сводя с него глаз.

– Скажите честно, вы ведь не просто так все это мне говорите? – тихо спросил я, так и не дождавшись ответа. – Вы думаете, это имеет отношение к ней? Поэтому вы позвали именно меня?

Вместо ответа магистр вынул из пачки газету, на обложке которой сексуально «умирала» в пламени костра привязанная к столбу молодая ведьмочка. «Современная инквизиция: погорские фанатики заживо сжигают людей!» – стояла внизу броская подпись. Я быстро долистал до нужной страницы, начал читать, и мои пальцы задрожали, а потом в ярости смяли бумагу.

– Но это же!..

– Именно. Ведь так умерла твоя сестра?

Я опустился на стул. Да, Рита, сомнений быть не могло: в той газете совершенно точно была описана твоя смерть!

– Если ты внимательно прочтешь эту статью, – продолжал отец Пейн, – найдешь там множество подробностей, которые раньше не сообщались ни в одних СМИ. Ощущение складывается такое, будто писал… очевидец.

Я резко вскинул голову:

– Вы хотите сказать…

– Поэтому я и решил поручить это дело тебе. – Магистр положил мне руку на плечо. – Ты жаждал возмездия и справедливости? Похоже, Господь послал тебе знак!..

Когда я вышел из кабинета отца Пейна, все еще весело трепавшиеся о разгоне язычников Гавриэль и Уриэль мигом умолкли, увидев мое полное решимости лицо. Поднял голову и тихонько сидящий в углу Рафаэль.

– Спасибо, что не рассказал обо мне магистру, Михаэль, – пролепетал он.

Я подошел к стене, сорвал с нее висящую на гвозде плеть, каждый из хвостов которой оканчивался металлическим шипом.

– Полсотни ударов, – повелел я, сунув ее в руки Рафаэлю. – И больше не позволяй сомнениям сбить тебя с пути истинной веры.

И, спрятав в карман мятую газету, я покинул обитель ордена Братство Света, чтобы исполнить данный мною много лет назад обет.

В ту ночь я отвратительно спал. Несколько раз вскакивал среди ночи, а едва закрывал глаза, передо мной возникали огромный костер и ты, Рита, умирающая в пламени. А перед тобой – человек с мерзкой кровожадной ухмылкой на лице. Человек, от одного имени которого закипает ярость в моей груди, – Артур Велин!

Промаявшись до утра, я наконец выбрался из постели. Стоявший на тумбочке будильник показывал шесть утра. Взгляд мой упал на фотографию рядом с часами. Старое фото, десятилетней давности. На нем – я, тогда еще одиннадцатилетний пацан; ты, Рита, рыжая красавица; и отец Пейн, в то время еще просто Саша. Все счастливы, улыбаются. Какое было время!..

Я распахнул тумбочку и вынул папку, набитую копиями материалов из милицейского расследования, фотографиями, вырезками из старых газет. Нашел среди них одну. Это была статья из «Погорских ведомостей». Заголовок – «Убийство на раскопках».

«В минувшую субботу в пяти километрах от поселка Тахтыныр грибники случайно набрели на человеческие останки…» – рассказывалось в статье. Я заскользил взглядом по строчкам, которые знал едва ли не наизусть. «По словам сотрудников археологической группы, накануне вечером Маргарита покинула лагерь в компании руководителя раскопок Артура Велина. Он и является главным подозреваемым в совершенном преступлении. Как считают эксперты, судя по останкам, убийца привязал жертву к дереву, облил горючим веществом и поджег. Мотивы преступления пока не ясны. (…) Где сейчас находится Артур Велин, неизвестно: он объявлен в федеральный розыск». Здесь же был напечатан и портрет убийцы. Я долго вглядывался в это ненавистное лицо: на вид обычный такой щупленький интеллигентишка. Это ж каким нужно быть чудовищем, чтобы сотворить такое!

– Ничего. – Я убрал папку обратно в тумбочку. – Скоро тебя настигнет справедливая кара!

И, глянув на потолок, словно мог увидеть сквозь него Небеса, прошептал:

– Спасибо, Господи, что даешь мне этот шанс!

Правда, с карой пришлось повременить. Ведь наступил понедельник, а значит, нужно было идти на работу.

Я вошел в офис в восемь утра – гладко выбритый, причесанный и стриженный по моде, в белой рубашке и выглаженных черных брюках. Лишь маленький серебряный крестик на цепочке. Никто и не подумает, глядя на меня, что перед ним беспощадный истребитель ереси. Днем я простой служащий. Днем я – как все. Это чем-то сродни оборотничеству. С восходом солнца я примерная овца, послушно бредущая в общем стаде, после заката – свирепый пес, уничтожающий волков. Да только стадо понятия не имеет, благодаря кому к рассвету хищников стало меньше.

– Опять подрался вчера? – Катя, моя соседка по рабочему месту, кивает на мои руки.

– Сами напросились! – Я медленно сжимаю и разжимаю правый кулак с татуировкой «1034», демонстрируя разбитые костяшки.

Катя восторженно улыбается, смотрит на меня масляным взглядом, стреляет глазками. Для нее, когда один человек избивает другого, это проявление мужественности. Она принимает мою ответную улыбку за взаимную симпатию, не понимая, что ее стрельба – в молоко. Если б она только знала, что мой флирт – часть дневного маскарада. Ведь я пожертвовал тем, что большинство называет нормальной жизнью, ради веры. Став воином Света, я принял обет безбрачия.

Привычным до автоматизма движением включаю компьютер, пальцы машинально выбивают дробь на клавиатуре – логин, пароль. Ладонь ложится на мышку, и стрелка скользит по рабочему столу к файлу с клиентской базой. В ухо впивается телефонная трубка. Офисный автомат готов к работе…

Правда, в тот день я с трудом поддерживал дневной маскарад. Занимаясь этой глупой работой, мысленно возвращался к своей главной задаче. Почему я здесь? Ведь должен быть там! Как же мне хотелось вскочить с места, ударом ноги выключить ненавистный компьютер, сказать в лицо этой дуре Кате все, что я думаю о ее развратном поведении, и уйти, хлопнув дверью, послав в адское пекло офис вместе с его начальством. Но нельзя. Нужно быть терпеливым, смиренным, целеустремленным. Я должен и дальше вести эту игру в примерного гражданина, чтобы днем не вызывать подозрений у овечьего стада, а ночью вновь стать волкодавом.

С трудом дождавшись конца рабочего дня, я выбежал из офиса. Заскочив домой и сменив униформу менеджера на более удобную и привычную – бойца (черные джинсы, куртка-бомбер и армейские высокие ботинки), я поспешил к газетному комплексу, в котором располагались почти все областные СМИ. И примерно через час распахнул дверь с табличкой «Погорские кошмары».

Признаться, я несколько иначе представлял себе редакцию газеты. Воображение рисовало мне гигантский кабинет, по которому под непрерывный стрекот печатных машинок и рокот голосов носятся люди, потрясая исписанными листками, а в дальнем углу в маленьком прокуренном кабинете за дубовым столом восседает седовласый дядечка в костюме – главный редактор – и, покуривая сигару, что-то кричит в телефонную трубку. А за одной из приоткрытых дверей обязательно должны виднеться огромные грохочущие машины, по которым ползут бесконечные ленты пахнущих типографской краской печатающихся газет…

Редакция газеты «Погорские кошмары» занимала всего один кабинет размером пять на пять. Вдоль стен стояли три заваленные бумагами офисных стола с компьютерами. За одним восседал парень на вид лет двадцати пяти и пялился в экран, на котором я разглядел столбцы текста и фото человека с перекошенной рожей и огромным кухонным ножом в руке. За компьютером по соседству, тряся головой, сидела татуированная и пирсингованная девица. С ее черной футболки скалился жуткий монстр. На голове с малиновыми волосами громоздились огромные наушники. У окна стоял журнальный столик с электрическим чайником, сахарницей и вскрытой коробкой печенья. В кресле слева от него сидела еще одна девушка. В одной руке она держала чашечку кофе, другой прижимала к уху мобильник, по которому без умолку тараторила. В кресле по другую сторону стола расположился седовласый господин с усталыми глазами в черном заметно поношенном костюме. Моему появлению никто не придал значения.

– Могу я поговорить с главным редактором? – сдержанно-почтенно осведомился я у седовласого господина, решив, что он единственный в кабинете, кто внешне соответствует этой должности.

– Да я тут это… – Гражданин робко заерзал в кресле.

– Вам чего? – Сидящая на другом конце столика девушка оторвалась от мобильника и подняла на меня вопросительный взгляд.

Я повторил вопрос. Она окинула меня оценивающим взглядом (причем таким, словно прикидывала, гожусь ли я ей в бойфренды) и, видимо, осталась довольна.

– Погоди, – бросила в трубку девушка и позвала: – Вика!

Она ткнула в спину пирсингованную девицу. Та стащила с головы наушники, из которых тут же хлынули раскаты тяжелого рока. Мне даже удалось разобрать кое-какие слова: «Дьявол здесь, дьявол там! Жизнь, как сон – сплошной обман…» Я с трудом подавил в себе желание схватить ее за малиновые патлы и хорошенько треснуть утыканной железками башкой о стол. К своему счастью, пирсингованная барышня выключила свою бесовскую музыку и вопросительно оглянулась. Девушка у столика кивнула на меня и тут же снова затараторила в телефон.

– Вы что-то хотели? – спросила пирсингованная тоном, выдававшим, что ей чаще приходится общаться с сумасшедшими, нежели с адекватными читателями.

– Хочу переговорить с главным редактором.

– Ну я редактор. Чего вам?

Я несколько опешил. Признаться, не так представлял себе главреда газеты.

– Вы автор? – спросила она.

– Чего? – Я растерялся еще больше.

– Если вы принесли статью, так давайте. Надеюсь, в электронном виде? Знаете, что мы принимаем тексты объемом не более…

– Я не автор, – перебил я. – Мне нужно… В общем, вот.

Вынув из кармана мятую газету, я бросил ее на стол:

– Кто такой Женя Р.? Кто это написал?

– Редакция за содержание материалов ответственности не несет, – тут же выпалила редактор, приняв воинственную позу и даже не взглянув на статью. – Внимательнее читайте выходные данные: там все написано.

Похоже, ей не раз приходилось сталкиваться с юристами и разъяренными читателями.

– Я ни в чем вас не обвиняю. По крайней мере, пока… – жестко сказал я. – Мне нужен автор этих статей. Срочно!

– Ну, вообще-то мы не даем координаты наших авторов… – заюлила редактор, откинувшись на спинку стула.

– Значит так. – Я грохнул кулаком по столу. – Либо вы мне сейчас же даете координаты этого автора, либо…

– Либо что? – Пирсингованная барышня вскочила и, уперев кулаки в стол, уставилась на меня взглядом волчицы. Я сразу понял, почему именно она рулит газетой. Глядя мне в глаза, редактор прошипела: – Теперь вы меня послушайте. Если сейчас же не покинете кабинет, я вызову охрану, а вместе с ней милицию и нашего юриста. И впредь, если вздумаете являться в подобные учреждения, подбирайте тон и выражения. А теперь – всего хорошего!

Редактор снова включила музыку, и, прежде чем наушники очутились у нее на голове, до меня донеслась гремящая из них песня: «Дьявол здесь, дьявол там…» Как же мне хотелось разнести все в этом кабинете к чертям собачьим. Однако я прикинул, чем это может обернуться. Если бы дело касалось только меня… Но ведь своими действиями я подставлю весь наш Орден! Магистр не одобрит таких мер, будь это хоть контора по вербовке в Преисподнюю. В наш век безверия священные войны ведутся лишь со скрытыми лицами и под покровом тьмы. «Ничего, придет и наше время!» – подумал я и, выйдя в коридор, зло захлопнул за собой дверь.

Я вышел на крыльцо издательского комплекса. Прохладный ветер слегка охладил кипящую внутри ярость. Невыносимо захотелось пить. Увидев неподалеку ларек, я нервно выдернул из внутреннего кармана бумажник. И вдруг что-то выпало мне под ноги. Наклонившись, я встретился взглядом… с тобой, Рита! Подняв фотографию, я долго вглядывался в твои родные черты. И, как всегда в такие моменты, вдруг представил пламя. Как огонь рвется вверх, пожирает твою одежду, поджаривает тело, по лесу разносится твой дикий крик, а перед тобой – ухмыляющаяся физиономия Артура Велина… Я стиснул фотографию и какое-то время стоял, прижав кулак к груди. Потом убрал бумажник и снова вошел в издательский комплекс.

Пирсингованная редактор встретила меня все тем же волчьим взглядом.

– Извините, что я так ворвался, – как можно спокойнее сказал я. – Просто мне действительно очень нужно поговорить с автором. Помогите мне. Пожалуйста!

– Еще раз повторяю, – теперь уже без агрессии ответила редактор. – Мы не даем…

Я подошел к редакторскому столу и положил перед ней твою фотографию.

– Это – моя сестра, – сказал я. – Она погибла. Причем погибла именно так, как… как описано в этой статье.

Я расправил на столе смятую газету, на обложке которой была изображена заживо сгорающая на костре ведьма.

– Да ну! – Редактор подалась вперед и потянулась за ручкой и блокнотом. – А ну-ка, отсюда поподробнее…

– Вы что, собираетесь записывать? – удивился я.

– Отличный отклик на материал…

– Издеваетесь? – У меня внутри снова начало вскипать. – Вообще-то, мы говорим о судьбе родного мне человека. Если б речь шла, скажем, о вашем брате или сестре, вы бы тоже с восторгом сочиняли статью?

Редактор пожала плечами. Я понял, что именно так она бы и поступила.

– Извините. – Она все же отложила блокнот. – Профессиональный инстинкт. Да вы присядьте. Может, кофе?

Я сел в кресло. Девушка у столика снова оторвалась от телефона, налила кофе и протянула мне горячую кружку.

– Итак, что произошло с вашей сестрой? – спросила редактор.

– Ее убили, жестоко. Привязали к дереву, облили бензином и сожгли, живьем. – Мне с трудом удавалось говорить спокойно. – А монстр, который это сделал, до сих пор разгуливает на свободе! Если бы это произошло с вашим близким, разве вам не хотелось бы справедливости?

– И вы надеетесь, что автор этой статьи поможет вам восстановить эту самую справедливость. А потому хотите знать, откуда у него такие сведения. Так? – Редактор бросила ручку на стол и, откинувшись на спинку кресла, задумалась. – Скажите, вы читали нашу газету?

– Так, кое-что… – пожал я плечами.

– Наши авторы постоянно пишут жуткие истории про маньяков, людоедов, привидения и зеленых человечков. Как по-вашему, насколько правдивы все эти истории?

– Вы хотите сказать…

– Именно. Все это – выдумки! Понимаю, что, как редактор этого издания, я не должна говорить читателям такие вещи. Но учитывая ваш случай… – Она вздохнула. – Судите сами. Какова главная задача средств массовой информации? Я сейчас, конечно же, говорю о нормальных СМИ… Они существуют, чтобы передавать информацию. Так? А в любой новости должны быть ответы на три основных вопроса: что, где и когда произошло. Теперь еще раз взгляните на эту статью. Вы найдете там эти ответы? Только на вопрос «что?». Да, событие есть – убийство. Но где оно произошло? Когда? Кто убийца? Кто жертва? Неизвестно! Где-то когда-то кто-то кого-то убил… Событие вроде описано, а информации – ноль! К такому материалу ни один юрист не подкопается. Если начнутся разборки, всегда можно сослаться на больную фантазию нашего автора. Так что все наши статьи – пустышки. У нас, по сути, средство не массовой информации, а скорее массовой дезинформации. Ее прервал телефонный звонок.

– Извините… – Редактор сняла трубку с трезвонящего на столе аппарата. – Да? Вы автор? О чем ваша статья? Нет, такое нас не интересует. Попробуйте обратиться в «Загадочное и невероятное». Нет, телефон не подскажу. Всего хорошего!

Она повесила трубку.

– Чего хотел? – поинтересовалась у редактора ее коллега, оторвавшись от мобильника.

– Говорит, мол, хорощий статья написаль. Свои измышленья по поводу грядущего, как он выразился, акопалипсиса.

– Ну да. О чем еще можно написать, сидя в трениках на кухне? Только о том, как устроена Вселенная, раскрыть всемирный заговор да причины неминуемого конца света, – усмехнулась коллега и вернулась к своему мобильнику со словами: – Да, очередной псих звонил. Надоели эти пророки доморощенные…

– Итак, на чем мы остановились? – Взгляд редакторши вернулся ко мне. – Ах да, о материалах. Если говорить начистоту, наша газета по сути своей – сборник баек, написанных так, словно это произошло на самом деле. Да только все это – выдумки. Вы же не станете, к примеру, выяснять правдивые источники у писателя-фантаста. Но читателям правдивость и не нужна. Им просто нравится читать про чужие страхи, страдания и кровь. А было это на самом деле или нет, никто не задумывается. Недавно одна тетка рассказала нам, будто бы в Погорье обитает целая тусовка вампиров. Так что ж, этому верить? Но для газеты годится! Вы когда-нибудь в детстве рассказывали друг другу перед сном страшные истории? Так вот, мы – страшилки для взрослых. Читатели рады – нам же нравится, что тиражи растут, а вместе с ними и прибыли. «Погорские кошмары» даже стали выходить два раза в неделю! Спрос, как говорится, рождает предложение.

– Но ведь автор статьи в точности описал похожую ситуацию!

– Скажите, об убийстве вашей сестры сообщали в СМИ? – спросила редактор.

– Да, много было шума девять лет назад…

– Тогда все просто. Автор поднял старые материалы, начитался, а потом состряпал похожую историю.

Какое-то время я молчал. А ведь она права! Надежда все больше угасала. И тут я вспомнил:

– Да, но ваш автор приводит в статье такие подробности, которых раньше не было ни по телевидению, ни в газетах, ни в милицейских документах при расследовании. Даже если он ничего и не знает об убийце, наверняка пользовался при написании какими-то не известными ранее материалами.

Редактор задумчиво потерла бровь, на которой сверкало штук пять серебряных колечек.

– Поймите, я всего лишь хочу поговорить, и все, – заверил я. – Ему ничего не угрожает.

«По крайней мере, если выложит все начистоту», – подумал я, сжав под столом кулаки, при этом не переставая располагающе улыбаться.

– А вдруг вы маньяк, который хочет убить одного из наших лучших авторов, а? – осведомилась редактор, правда, теперь уже с улыбкой.

– Тогда у вас появится еще одна отличная новость, достойная обложки, – также с улыбкой ответил я. – Причем на этот раз абсолютно правдивая.

Редактор хлопнула ладонью по столу и повернулась к девушке с мобильником:

– Катюш, есть какие-нибудь контакты Жени? Телефон или электронка?

– Не-а. Всегда материалы лично приносит, – ответила названная Катюшей, на секунду оторвавшись от телефона.

Редактор снова потерла бровь.

– Давайте поступим так, – наконец сказала она. – Вы оставите свой контакт. Мы передадим его автору. И, если он посчитает нужным, поговорит с вами. Идет?

– А если не посчитает?

Редактор развела руками.

Я достал блокнот, написал номер телефона и протянул вырванную страничку.

– Когда ждать звонка?

– Женя к нам обычно по понедельникам и четвергам забегает.

– Сегодня – понедельник!

– Значит, наверное, сегодня и заглянет. Как придет, передадим ваш номер. А там уж как у вас сложится.

Я встал.

– Вик, ты освободилась? – спросил редактора сидящий у другого компьютера парень. – Тогда глянь новую обложку.

Он повернул к ней монитор, на котором красовалась обнаженная барышня, прикованная к трубе наручниками. Под ней стилизованными под кровь буквами было написано: «Маньяк изнасиловал убийцу». Редактор какое-то время изучала сей шедевр скептическим взглядом, а потом сказала:

– Давай лучше наемного. Маньяк изнасиловал наемного убийцу!

– Ага, и съел, – пошутил я.

– Точно! – обрадовалась редактор. – Да! Маньяк-каннибал изнасиловал наемного убийцу! Витек, влезет еще строчка?

– Сейчас посмотрим, – ответил парень, отвернувшись к монитору, и застучал пальцами по клавиатуре.

– И еще, глянь в интернете барышню с бюстом побольше, – бросила редактор ему в спину. – Какая-то уж она у тебя совсем тощая.

– Зато в кровище! – не оборачиваясь, ответил парень.

– Простите, но ведь у меня в статье маньяк не ел убийцу, – робко отозвался седовласый господин в костюме, все это время так тихо просидевший у журнального столика, что я успел позабыть о его существовании.

– Федор Михалыч, ну перепишите чуток. Допишите, что съел, – улыбнулась ему редактор. – Знаю, у вас получится. Вы же у нас талантище! Просто гений!

– Ну что вы… – Господин смущенно махнул рукой, надувшись от гордости. – Ладно. Если завтра принесу новый текст, пойдет?

– Вы просто умница! Что б мы без вас делали!

Я направился к двери. Но, едва коснулся ручки, как вдруг дверь передо мной распахнулась – и я едва не столкнулся с невысокой белокурой девушкой.

– О! А вот тот самый автор, которого вы ищете! – воскликнула редактор. – Здравствуй, Женя!

Я опешил. Почему-то был уверен, что автор – мужик. Девушка смотрела на меня сквозь стекла очков в золотистой тонкой оправе широко распахнутыми темными глазами. Довольно красивыми, как я сразу отметил, хотя тут же упрекнул себя за подобные мысли.

– Добрый вечер, – сказал я с улыбкой.

Девушка пару секунд таращилась на меня таким взглядом, словно перед ней возник упомянутый маньяк-каннибал, а потом вдруг резко развернулась и, не говоря ни слова, быстро зашагала прочь по коридору.

– Подождите! – Я выбежал следом. – Я лишь хочу поговорить!

– Зато я не хочу с вами разговаривать, – холодно ответила она, не оборачиваясь.

– Почему? – опешил я.

– Не люблю святош! – Она остановилась и окатила меня волной презрения.

Я не ожидал подобной реакции, даже растерялся.

– С чего вы взяли, что я…

Но, перехватив ее взгляд (а смотрела она на большой серебряный крест у меня на груди), возражать не стал. «Значит, она одна из этих – мракобесов», – подумал я, обратив внимание на ее внешний вид. На ней был вполне приличный длинный белый плащ, но под ним – черная футболка с логотипом какой-то рок-группы, светлые потертые джинсы и проклепанный, как у металлистов, пояс. Вечно этих неформалов несет во всякую ересь… Так и захотелось схватить ее патлы да попортить красоту, треснув парочку раз о дверной косяк. Глядишь, дурь выбьется… Однако я тут же одернул себя, вспомнив, для чего пришел. Мне нужна информация, а ради этого придется потерпеть.

Пока я размышлял, журналистка воскликнула:

– Теперь, если позволите, я займусь работой, ради которой сюда пришла!

И скрылась за дверью редакции.

«И как теперь быть? – Я продолжал мяться в коридоре. – Что делать-то?»

Дверь снова распахнулась, блеснули стекла очков, а за ними – все тот же полный презрения взгляд:

– И если вы продолжите меня преследовать, я вызову с вахты охрану!

Снова дверной хлопок.

Я решил не рисковать и направился к лифту. Конечно, я мог уработать охранника одной левой. Не зря ведь целыми днями грушу пинаю! Да только подобная разборка скомпрометирует Орден. Отец Пейн вряд ли одобрит. Что касается журналистки… Был бы мужик – просто подкараулил бы его где-нибудь в переулке. Сдавишь цыплячью шею – мигом выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. А тут девочка! Хочешь не хочешь, но придется призвать на помощь всю дипломатию, на какую способен.

Я вышел на крыльцо издательского комплекса и принялся ждать. Спустя примерно час-полтора дверь распахнулась и на пороге наконец появилась белокурая журналистка. Появилась – да так и осталась у раскрытой двери, глядя на меня со смесью страха и удивления. Словно я и правда маньяк какой-то. Я вдохнул, выдохнул и шагнул ей навстречу.

– Простите, что преследую вас. Не подумайте ничего плохого…

Я ожидал, что она снова нагрубит и скроется за дверью с криком: «Охрана!», однако на этот раз девушка повела себя дружелюбнее.

– Признаться, это я должна принести извинения, что так грубо вас послала, – с робкой улыбкой ответила она. – Редактор рассказала мне о вашей сестре. Я ведь не знала.

Оказалось, она просто приняла меня за одного из психов, которые, бывает, пишут (а некоторые даже приходят) к ним в газету. Логично: ведь какой человек с нормальной психикой будет читать такое?

– Значит, вы понимаете, насколько для меня важно выяснить, откуда у вас эта информация. – Сказав это, я машинально взял девушку за руку. И тут же отдернул ладонь. Во-первых, мне стало не по себе: я уже много лет не прикасался к женщинам из-за данного в Братстве обета. Во-вторых, реакцию девушки тоже адекватной не назовешь – она отпрянула от меня, как от прокаженного.

– Извините. У меня некоторые предубеждения против верующих, – тут же смущенно объяснила она. – Ничего личного.

– Атеистка?

– Скорее, скептик.

– Все одно – заблуждения.

– Это с чьей позиции посмотреть. Если с моей – заблуждаетесь вы, – парировала она и нахмурилась: – Да и вообще, вы пришли мне проповеди читать?

– Нет-нет, что вы, – поспешно успокоил я. У самого же зачесались кулаки. Эх, попадись ты мне в другой ситуации… И я вспомнил искаженное болью лицо девки-язычницы, недавно ставшей у меня на пути. Я попытался перевести разговор на более благоприятную тему.

– Ну, то, что вы пишете в газету страшилки про маньяков, я уже знаю. А чем еще занимаетесь? – спросил я. Хотя тут же поймал себя на мысли: я, что, с ней флиртую? В подобной манере я, наверное, не разговаривал с тех пор, как в начальных классах дергал девочек за косички. Но ведь нужно же как-то завязать разговор, чтобы постепенно перейти к сути.

– Я студентка. Учусь на журфаке, – несколько прохладно ответила она. – И, кстати, если проболтаю с вами еще дольше, рискую не успеть к закрытию общаги.

– Так давайте я провожу вас. По пути и поговорим.

Она кивнула:

– Тут недалеко.

Мы не спеша пошли вдоль дороги в сторону микрорайона.

– Итак, на чем мы остановились? – спросила она.

– На ужастиках, которые вы пишете.

– Нужна же какая-никакая практика. В серьезное издание начинающему писаке соваться бесполезно. Вот и приходится желтушничать. С другой стороны, в подобных СМИ есть где развернуться. Если не писать откровенную туфту вроде того, что ваяет дедушка-автор, даже интересно работать. К тому же я ничего не сочиняю. Некоторые наши писатели считают, что в подобных газетах главное – не правдиво, а правдоподобно. Я же придерживаюсь правила, что в материале могут быть домыслы, но я категорически против любого вымысла.

– Значит, вы пользуетесь только правдивыми источниками? – обрадовался я, что наконец смогу подойти к интересующей меня теме.

– Выведываете мою агентуру? – Она смерила меня насмешливым взглядом. – Вообще, журналистская этика не позволяет мне раскрывать имена моих информаторов. К тому же у меня пока нет причин вам доверять. Вдруг вы параноик, задумавший прикончить моего осведомителя по личным причинам?

– Я, что, похож на маньяка?

Она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза:

– Нет, вы похожи на религиозного фанатика. А до фанатиков порой в вопросах садизма некоторым маньякам как до луны пешком.

Я почувствовал, как во мне снова заклокотала злость. Да кто она такая, чтобы судить о вере и каре Господней? В другое время, если бы кто-то мне такое сказал – уже умылся бы кровью! Между нашими взглядами словно проскочила искра ненависти. И вдруг я понял: это не просто предубеждение против религии! Похоже, в ее жизни случилось нечто такое, связанное с верой, что оставило рану в ее душе. Очень глубокую рану!

– Чем вам священники-то не угодили? – смягчился я.

Она не ответила. Лишь повернулась и молча пошла дальше. Мы углубились в сквер и по дорожке направились в сторону многоэтажек. В некоторых окнах уже горел свет: начинало смеркаться. Женя шла молча, хмуро глядя себе под ноги. Уж не знаю почему, но мне захотелось переубедить это озлобленное юное создание.

– Вы как-то искаженно судите о вере и о тех, кто стал на духовный путь, – начал я. – Иисус Христос учит нас любви и всепрощению. Вера – это свет, призванный спасти человечество…

– Даже если это свет от костров инквизиции? – резко оборвала Женя.

Я вдруг снова вспомнил недавний языческий шабаш, на котором мы карали еретиков, и их гигантские костры. А также другой костер – на котором сгорела ты, Рита, – и убийцу, предавшего тебя такой смерти. Кулаки мои невольно сжались, отозвавшись приятной болью разбитых в кровь костяшек.

– Человеческая душа бессмертна, – ответил я. – Да только бессмертие это может привести как в Рай, так и в Ад. И порой нет иного пути, чтобы вернуть еретика на путь истинный, кроме как очистить его душу костром.

Ее глаза сверкнули огнем дьяволицы. Я с вызовом встретил этот взгляд. Пусть думает что хочет, но, когда дело касается ереси, я был и буду беспощаден!

– Давайте так, – наконец медленно произнесла журналистка. – Уж лучше пусть каждый из нас останется при своем мнении. Постараемся быть терпимыми к убеждениям других. Ведь именно этому учит вас ваша вера?

Она резко повернулась и пошла вперед. Я так же молча побрел следом. «Да уж, после такого теперь сложно будет чего-либо от нее добиться, – упрекнул я себя, вспомнив о своей главной задаче. – Можно ж набраться терпения и промолчать. Вот что теперь делать?..»

Однако, когда мы остановились у дверей пятиэтажного общежития, девушка вдруг меня удивила:

– Хорошо. Кое в чем я все-таки смогу вам помочь.

И она рассказала, что однажды утром перед университетскими парами ее на вахте в общежитии окликнул охранник, поинтересовался, не журналистка ли она. «Журналистка, и что дальше?» – ответила Женя. И тогда охранник вручил ей сверток бумаг. Объяснил, что посреди ночи, когда он был на дежурстве, его разбудил стук в дверь. Это оказался парень. На глаза его был надвинут капюшон, так что лица было не разглядеть. Тот попросил охранника передать сверток любому студенту журфака. Сказал, что у него есть уйма сенсационных материалов криминального плана и он готов ими делиться. Мол, сам он красноречиво писать не умеет – вот ему и нужен тот, кто сможет грамотно обработать материал, подготовить к публикации, а также найти место, где эту самую публикацию осуществить. «Чего же ты сам не отдашь?» – спросил охранник. Парень ответил, что у него есть причины не раскрывать свою личность. Материалы касаются весьма опасных людей, которые могут отомстить. В общем, отдал сверток и был таков. Юная журналистка Женя отнеслась к этому скептически, и все же любопытство взяло верх – решила посмотреть. Материал и правда оказался сенсационным. Конечно же, на веру она все не приняла: первым делом покопалась в архивах СМИ, пообщалась со знакомыми в пресс-службе МВД. И поняла, что напала на золотую жилу: в редакции статью чуть с руками не оторвали. После этого парень с приятной регулярностью стал передавать ей материалы – один круче другого. Конечно же, девушка понимала, что он неспроста скрывает свое лицо и что у нее тоже есть повод опасаться. Поначалу ей было не по себе: вдруг те, кого он боится, придут и за ней? Хотя для журналиста любой плод – чем запретнее, тем слаще. К тому же за статьи неплохо платили…

– Теперь вы понимаете, почему у меня была такая реакция на ваш визит? – спросила она. – Представьте себя на моем месте: открываю дверь в редакцию, а там здоровенный парень весь в черном и с огромным крестом на груди. Ни дать ни взять инквизитор. Я и подумала: «Ну все – кранты!»

– Мне очень жаль, что напугал вас. А что касается материалов… Вы знаете, как связаться с вашим информатором?

– Честно? Понятия не имею! Но, признаться, мне и самой очень любопытно, кто же таскает мне эти писульки. Женское любопытство и все такое… – Она улыбнулась. – Я уже полгода печатаю статьи, а откуда берутся материалы, даже не знаю. Так что я тоже не прочь пообщаться с этим парнем.

Она задумалась.

– Давайте сделаем так: я расспрошу поподробнее охранника, который мне передает бумаги, а если чего узнаю, вам отзвонюсь. Идет? Черкните номер телефона.

Она протянула мне блокнот с ручкой и добавила:

– Если, конечно, пообещаете, что дальше разговоров ваше с ним общение не зайдет. А то знаю я: как поболтать о вере, так все вы святые праведники, а чуть что – мгновенно превращаетесь в кровожадных инквизиторов.

– Вы слишком предвзято судите о нас.

– Разве? – Журналистка указала на выглядывающую из-под моей куртки кобуру.

– Это не боевой пистолет – травматический.

– И он у вас, конечно же, исключительно для мирных проповедей.

– Обещаю, что с вашим информатором буду сама нежность, – ответил я, прикрыв курткой оружие и спрятав в карманы разбитые кулаки.

– И запомните. – Она сурово посмотрела мне в глаза. – Я помогаю вам вовсе не оттого, что ваши религиозные воззрения стали мне симпатичнее. Ваша сестра – невинная жертва. Мои убеждения, в отличие от христианских, не велят мне подставлять левые щеки, когда бьют по правым. Я считаю, что на зло нужно отвечать злом. И, если есть возможность наказать того, кто сделал это с вашей сестрой, – пусть его постигнет заслуженная кара.

«Вот это верно! – с одобрением подумал я. – Вот это по-нашему! Знаю, кто-то скажет, что не этому учит нас наша вера. Мол, как бы на моем месте поступил Иисус? Стал бы он отвечать злом на зло, а силой – на силу? Нет! Он бы простил! Именно к этому он призывает своих учеников! Однако последние две тысячи лет показали, что за веру нужно сражаться. Сотни языческих религий бесследно исчезли лишь потому, что их последователи сдались, отреклись и избрали единого бога… Да простит меня Господь за такие мысли, но это так! А вот если бы они сражались, если бы их вера оставалась крепка как сталь – неизвестно, что за храмы бы сейчас стояли на каждом углу. И именно благодаря героям – крестоносцам, что обнажали меч за свою веру, и инквизиторам, что беспощадно выжигали ересь, – над городами высятся кресты, а не идолы!»

– Ну все, пока, – вторглась в мои размышления журналистка Женя. – Я позвоню, как чего выясню.

– Буду ждать с нетерпением.

Девушка вошла в общежитие – я же все продолжал стоять, а в голове шла борьба двух идей. «И все же: сражаясь за свою веру, разве мы не нарушаем тем самым заповеди Христа? – думал я. – Так что же все-таки верно: смиренная гибель или добро с кулаками?» И вдруг я понял, что прямо в этот самый момент совершаю наиболее гнусный грех – сомневаюсь! Вера не терпит сомнений! Сомнения – путь к ереси! Если бы в тот момент у меня под рукой оказалась плеть, я содрал бы ею кожу со своей спины. Еретические мысли требуют сурового наказания. «Вот только чем я могу наказать себя прямо здесь и сейчас? – подумал я, глядя по сторонам. И придумал: – Поклянусь, что два часа не сойду с этого места!»

И, отойдя в сторону, чтобы не мешать проходящим студентам, я закрыл глаза и зашептал молитву.

Едва я пришел утром на работу, сразу же встретил его. Мой натренированный взгляд мгновенно выхватывает детали: фенька на запястье, голова в толстых косичках-дредах, поверх них, несмотря на теплую весеннюю погоду, берет в зелено-желто-красную полоску, на шее – латунный кулон в виде конопляного листочка. На фоне нашего дресс-кодированного коллектива он – как попугай среди пингвинов. И я тут же даю ему прозвище: Попугай.

– Доброе утро! – восклицает возникший из-за его спины начальник нашего отдела. – Это – Денис, новый дизайнер. Так что теперь по вопросам верстки макетов обращайся к нему.

Все ясно: свободная форма одежды – привилегия дизайнера. Ему ведь, в отличие от нас, менеджеров, не нужно общаться с клиентами. Попугай поднимает унизанную перстнями ладонь в приветственном жесте, улыбается. Я же прячу за спину сжатые кулаки.

– Денис, это наши рекламщики, – продолжает начальник. – Потом познакомитесь с ними поближе. А теперь пойдем: представлю тебя копирайтерам.

Оба исчезают за дверью.

На обеде в офисной столовой сажусь за столик неподалеку от нашего Попугая. Через плечо прислушиваюсь, что он вещает нескольким паренькам, с которыми уже успел наладить приятельские отношения.

– Для меня, реклама по сути – как религия, – ораторствует новый дизайнер. – Задача той и другой создать миф, причем такой, чтобы люди в него поверили. Типа: именно эта зубная паста сделает твои зубы настолько белыми, что все бабы будут твои! Или: именно эта вера дарует тебе вечную жизнь и бесконечное блаженство в Раю! Цели у них тоже общие – и для рекламы, и для религии важно привлечь на свою сторону как можно больше людей и завладеть их мыслями, желаниями. В рекламном отделе, как практически и в любом храме, есть некий управляющий орган, который разрабатывает концепцию компании по привлечению потенциальных клиентов (в религии – прихожан). И там и там имеется также некий штат людей, задача которых – заманивать новых клиентов и обслуживать уже имеющихся. В рекламе это человек в строгом костюме с вызывающей доверие улыбкой, который умеет хорошо говорить, обладает харизмой и навыком убеждения. В религии все то же самое, только вместо костюма – ряса (ну или иная одежка в зависимости от религиозной принадлежности). Но главное, что объединяет рекламу и религию, – деньги. Именно поэтому и те и другие заинтересованы в привлечении как можно большего количества людей. Рекламный менеджер говорит: «Этот товар вам необходим», а подразумевает – «плати». Священник говорит: «Уверуй и спасешься», а подразумевает – «пожертвуй», то есть все то же «плати».

– Я думал, цель веры – нести людям идеи любви и добра, – оборачиваюсь я к нему. – Ведь именно в этом основная задача, например, христианства.

– Кто ж спорит, – машет Попугай сверкающей перстнями рукой. – Все об этом говорят. Но так ли это на самом деле? Быть может, поначалу, когда только создается новое религиозное течение, оно и ставит перед собой какие-то благие задачи. Возможно, и в христианстве так было пару тысяч лет назад. Не удивлюсь, что и ремесла когда-то тоже предназначались лишь для того, чтобы обеспечивать ближних полезными вещами. Все изначально делается из благих побуждений. Однако рано или поздно всегда находится тот, кто смекает, что на этом можно отлично заработать и нажиться за счет других. А потом еще и придумывает всякие хитрости, чтобы выманить из людей как можно больше. Например, человек купил у производителя некий необходимый ему предмет, который способен прослужить долгие годы. Однако появляется рекламщик, который убедит его все-таки выкинуть старую вещь и купить другую: более «надежную», «красивую», «современную» (даже если это ложь). Бывает и иначе: товар человеку и вовсе не нужен, но специалист по рекламе убедит его в том, что этот предмет ему ох как необходим. И человек купит заведомо бесполезную для себя вещь, даже если после этого она и проваляется годами без дела в сарае. Такие схемы сплошь и рядом встречаются в коммерции – будь то производство мебели, бытовой техники, автомобилей или одежды. С точки зрения полезности и житейской логики, такой подход – абсурд; с точки зрения коммерции – выгода.

– С коммерцией могу согласиться, – киваю я. – Но при чем тут религия?

– При том, что в религии – все то же самое! – радостно восклицает Попугай. – Взять, к примеру, упомянутую тобой христианскую церковь. Если я верю в Бога, не грешу и живу по канонам, то попаду в Рай. Ведь так? Но для чего же в таком случае существует множество обрядов, служб, праздников, ради которых человеку нужно идти в специальное место – церковь? Разве я не могу просто верить и жить по заповедям без всяких обрядов? Священник ответит – нет! Ты обязан пройти обряд крещения, освящать какие-нибудь куличи во время религиозных праздников, ходить на службы, принимать причастие, венчаться, исповедоваться, отпеваться и так далее. Почему? Да потому, что все это стоит денег, которые падают в копилку храма. Ладно, предположим, причащение – необходимое условие для получения пропуска на Небеса. Окей! Ну причастился один раз – и все: счастливая загробная жизнь тебе обеспечена. Ведь пройденный тобою ритуал, в отличие от вещи, не может износиться и сломаться. Так нет же, любой священник тебе скажет, что ты должен проходить этот обряд регулярно в течение жизни, как и совершать уйму других религиозных действий. Для чего? Да все потому же – деньги. Плата за обряды, пожертвования, покупка каких-нибудь свечей, икон, крестиков и прочей религиозной атрибутики – плати, плати, плати… И вот мы вернулись к делам коммерческим. Только торговля тут идет верой.

– Вообще, мысль интересная. – Делаю вид, что и правда проявляю заинтересованность. Вступаю в дискуссию. Во многом с ним соглашаюсь, хотя вовсе и не согласен, поддакиваю. Наш офисный словоблуд, видя во мне соратника, в диалоге полностью переключается на меня. Я же постепенно подвожу разговор к желанной цели.

– Я вижу, и у тебя есть религиозные символы. – Указываю на его побрякушки. – Ты-то во что веришь?

– Лично мне больше всего нравится буддизм, – отвечает Попугай. – Но я считаю его не столько религией, сколько философией. Да и вообще, в чем мы сходимся с моими друзьями: только философия и важна в любом мировоззрении. Она позволяет взглянуть на мир с разных точек зрения, это путь к познанию. А зарабатывать деньги на людских слабостях, как это ни назови, – отстой.

– Ты сказал: мы с друзьями, – подмечаю я. – И много вас таких?

– Да человек шесть-семь наберется. Собираемся, общаемся на различные интересные темы.

– У вас что-то вроде религиозного течения?

– Скорее, кружок по интересам. А что, интересно? Приходи, мы всем рады. Обычно мы вечерами в центральном парке собираемся. У памятника Краснову.

– Спасибо за приглашение. – Жму офисному Попугаю руку. – Будет время – загляну.

Про себя же усмехаюсь: «Непременно загляну!»

Весь рабочий день я трепался по телефону: общался с клиентами, назначал встречи – продавал, продавал, продавал… Однако главного звонка так и не дождался: мой мобильник молчал. «Может, она забыла? – уже начал беспокоиться я. – Или забила: решила, зачем помогать какому-то психу с крестом на шее?» Впрочем, я успокаивал себя тем, что нужный нам охранник общежития может сегодня не работать. Да и чего я тороплю события? Я ждал много лет – уж несколько дней потерпеть смогу. И я решил жить дальше обычной жизнью (для меня обычной, конечно), пока не появятся новости.

После работы я сразу отправился в храм. Народа в зале было – не протолкнуться: начиналась вечерняя служба. Когда на возвышение, где раньше размещался экран кинотеатра, а теперь – храмовая кафедра, поднялся магистр, какая-то старушка запричитала:

– Батюшка, отец Пейн! Защити нас от этих поджигателей окаянных!

– Верьте в Господа нашего, и он не оставит рабов своих, – ответил магистр.

Да, в последнее время эта история с поджигателями все больше беспокоит народ. Ничего, я обязательно докопаюсь до правды и остановлю подонков!

Магистр между тем прочел проповедь. И прихожане, как всегда, с благоговением ловили каждое его слово. Я и сам буквально впадал в гипнотический транс при звуках его голоса. Порой мне казалось, что отец Пейн может нести любую чушь, а его все равно будут слушать с упоением: поразительная способность проникать словами в людские сердца.

Наконец магистр сошел с кафедры, его сменил отец Нивар, который начал обряд вечерней службы. Я же поспешил вслед за магистром, чтобы доложить о результатах вчерашнего похода в редакцию мракобесной газетенки. С трудом протиснувшись сквозь толпу, я пробрался к выходу из бывшего кинотеатра. Отца Пейна я нашел на крыльце и опешил: рядом с ним сверкнули звезды – около храма стоял человек в форме, а звезды были на погонах. Довольно крупные звезды!

– Это была не просто драка, – объяснял милиционер-подполковник. – Больше походило на облаву. На них организованно напали посреди ночи, избили, а затем скрылись.

Я стал неподалеку за колонну, прислушался. Ясное дело, о какой облаве идет речь.

– Почему вы мне об этом рассказываете? – спокойно спросил отец Пейн.

– Они уверены, что за этим стоит ваша, как они выразились… секта.

– У нас официальная церковь!

– Да-да, я знаю, отче. – Подполковник слегка поклонился, теребя в руках фуражку. – Я лишь передаю их слова. И, конечно же, вовсе ни в чем вас не обвиняю.

– С чего эти люди взяли, что к этому причастны именно мы? – холодно спросил магистр. – Есть какие-то доказательства, свидетели?

Я прямо физически ощутил, как его ледяной взгляд скользнул по мне, словно насквозь пронзил колонну.

– Нет. Никаких доказательств, – покачал головой милиционер.

Отец Пейн вздохнул с облегчением.

– Говорят, нападавшие приехали на белом микроавтобусе. Однако номер никто не запомнил. Вроде как он был замазан грязью.

– В городе сотни белых микроавтобусов, – заметил магистр.

– Так и я про то же!.. Ах да, еще какая-то барышня утверждает, будто запомнила у одного из нападавших татуировку на правой руке, – припомнил милиционер. – Какие-то цифры!

– Хотите проверить руки моих прихожан? – насторожился отец Пейн. – Их у нас, как вы знаете, несколько тысяч. Да и не все ежедневно посещают службы. Но если вы настаиваете…

– Что вы, нет! Не уважаете, отец Пейн? Я и не думал в вас сомневаться. Да и мало ли что там ночью кому-то могло привидеться… – махнул фуражкой подполковник. – Поймите меня правильно, святой отец: поступило заявление, мы должны отреагировать. Потому я сам и пришел, чтобы поговорить лично. Вы ж меня знаете… Да и вообще, честно сказать, между нами, и поделом этим ублюдкам. По мне, так все эти буддисты, язычники, мусульмане, индуисты – хиппи и наркоманы. Сам бы морды бил, если б не форма. У меня дочка младшая недавно тоже заявила: на Пасху в церковь не пойду, зря меня крестили, у меня, мол, иные убеждения… Разок ремнем отходил – и все, мгновенно переубедил. Пошла как миленькая!

– К сожалению, иногда только сила может вернуть заблудшую овцу в стадо, – согласился магистр.

– Что ж, мне пора. – Милиционер надел фуражку.

– Кстати, давненько не видел вас на наших службах, – сказал отец Пейн.

– Да, все дела, дела – служба… Найду как-нибудь время, загляну. Пока же примите это. – Подполковник вынул из бумажника купюру и протянул магистру. – Мой скромный вклад в строительство нового собора.

– Благое дело вам зачтется. – Деньги исчезли в кармане черного плаща отца Пейна. – Обязательно приходите на открытие. Уже скоро, в это воскресенье.

Наконец подполковник поклонился, поцеловал отцу Пейну руку и, перекрестившись на фасад бывшего кинотеатра, ушел. Его звезды исчезли за углом храма.

– Слышал? – спросил магистр.

Я вышел из-за колонны.

– Лиц не видели, номер машины тоже. Мы не светимся, вы же знаете. – Я улыбнулся, потирая кулаки.

– Руки покажи!

Он схватил меня за ладонь, повернул тыльной стороной, рассмотрел сделанную недавно татуировку на пальцах: «1034».

– Евангелие от Матфея, глава 10, стих 34. – Отец Пейн сразу понял значение цифр. – «Не мир пришел Я принести, но меч!»

– Я подумал, что символично…

– А тебя никто не просил думать! – Магистр с силой сжал мою ладонь. – Только верить! Твоя задача – карать еретиков, а не думать! Отныне на рейдах будешь в перчатках! И чтобы больше никакой самодеятельности!

Отец Пейн отшвырнул мою руку. Вдохнул, выдохнул, успокаиваясь.

– Ладно, – сказал он. – Чего узнал?

Я коротко пересказал ему все, что мне удалось выяснить.

– Что ж, неплохо, – кивнул он. – Продолжай общаться с этой журналисткой. Нам очень важно найти ее информатора.

– А если она его не выдаст?

– Тебя ли мне учить, как добываются факты. – Магистр посмотрел мне в глаза.

Я невольно съежился: таким холодным был его взгляд.

– Да, но она же… девчонка.

– Скажи еще, что ты ни разу не поднимал на них руку.

– Так то были еретички…

– Если для того, чтобы искоренить огромное зло, придется пожертвовать малым добром, как ты поступишь?

Я молчал. В памяти вдруг всплыло лицо журналистки Жени. Я представил, как разбиваю его в кровь, и мне стало не по себе. Быть может, оттого, что до этого я бил лишь тех, кого не знал лично?..

– Уверен, когда придет время, ты поступишь правильно, – поставил точку отец Пейн.

– Кстати, об истреблении ереси… – вспомнил я. – Мне нужен автобус для рейда.

Я коротко рассказал об офисном Попугае. Конечно же, отец Пейн дал добро. Пока я переодевался в подвале храма (у меня всегда там хранился комплект боевой одежды), к крыльцу подкатил микроавтобус с отцом Годфри за рулем. Когда мы с братьями по оружию – воинами Света Гавриэлем, Уриэлем и Рафаэлем – забирались в салон машины, я заметил вдруг, что последний колеблется.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Санька в больнице, – ответил Рафаэль.

– Какой еще Санька?

– Не какой, а какая.

– Ах да, твоя двоюродная сестра. Из этих… язычников. Жива?

– Сильное сотрясение, рассечение на голове…

– Значит, жить будет! – заключил я. – Иногда полезно человеку хорошенько треснуть по башке, чтобы дурь из нее выбить… Ну, так ты с нами?

Рафаэль помялся и все-таки полез в машину.

Я и раньше слышал, что в парке на окраине города у памятника герою Гражданской войны Краснову собирается неформальная молодежь, да все никак не находил времени проверить. Теперь время пришло! Ты спросишь: какое отношение эти разодетые клоуны имеют к ереси? Самое прямое!

Внутренний мир человека обычно отражается на его внешнем виде и на том, какую обстановку он создает вокруг себя. Человек, еще не познавший никаких истин, выглядит просто, и окружают его обычные вещи и люди. И вот однажды он познает Бога. Сначала на груди его появляется маленький малоприметный крестик. Однако, чем больше человек вникает в суть учения, тем больше символов веры входит в его жизнь. Теперь, когда он садится в автомобиль, перед глазами у него на панели лики святых. Раскрывает бумажник, а там иконка Богородицы. Заходит домой – в красном углу стоят иконы. При этом человека начинают окружать такие же верующие люди, его все чаще замечаешь в храме на службах. Самых же праведных, кто достиг наибольших высот в познании истинной веры, узнаешь издали: это облаченные в рясы служители Господа.

С человеком оступившимся происходит совсем наоборот. Он, как и все, вступает на жизненный путь чистым, незапятнанным и попадает в огромный мир, полный искушений. Но стоит этому доверчивому созданию оступиться, как начинается его погружение во Мрак. Причины бывают разные: личное заблуждение, желание выделиться или подражание – чтобы быть принятым другими окружающими его людьми, уже впавшими в ересь. Сначала он начинает слушать неправильную музыку, смотреть гнусные фильмы и читать мерзкие книги. Затем на шее у него появляется, казалось бы, невинный символ какого-нибудь еретического учения. После он начинает все глубже вникать в суть этой ереси, и вот уже на его полках возникают богомерзкие трактаты.

Дальше – больше: по мере движения человека в пропасть меняется манера одеваться, часто тело покрывается татуировками, пирсингом, а окружать его начинают такие же еретики и безумцы, как и он сам. И оглянуться не успеешь, как человек обратился в пособника Дьявола, чтобы своим ядом поражать другие чистые души. Исправить такого сложно, но возможно. Причем, если только что оступившемуся для возвращения на путь истинный бывает достаточно простого убеждения, исправить глубоко погрузившегося во Тьму могут лишь жесткие меры. И лучше их применить до тех пор, пока человек окончательно не рухнул в пропасть, которая приведет его в Ад. Наши предки поняли это и старались искоренять ересь на корню, нередко обращаясь к очищающему огню. Мы, к сожалению, живем в темные века, и церковь не может беспощадно карать заблудших, а потому позволяет людям достигать пропасти. Именно поэтому нашему миру необходимы такие, как мы, – воины Света!

Мне не раз доводилось лично выводить из мрака подобных заблудших овец. Помню, как-то прижали мы в подворотне одного неформала, называющего себя готом. Паренек лет восемнадцати ходил и мозолил глаза. Пафос так и распирал: черные кожаные штаны, белоснежная рубашка, стилизованная под 17-18-й век, крашеные черные волосы ниже плеч, длинные черные ногти, сверкающие лакированной кожей ботинки-казаки. На шее – цепь с пентаграммой. Не иначе как старался походить на вампира из любимого голливудского ужастика.

Когда мы с Уриэлем встретили его в темном переулке, пафос с него мигом испарился, остался только страх. Я уж думал, вот-вот потечет из его кожаных штанов прямо в начищенные ботинки. Мы его даже бить не стали. Есть персонажи, из которых дурь приходится выбивать кулаками, да и то не всегда выбьешь. В былые времена такие выдерживали все пытки, а потом еще отправлялись на костер с высоко поднятой головой и проваливались в Ад с ересью на устах. Иным же достаточно показать раскаленные щипцы, ну или просто кулак, и все – куда только ересь подевалась? Так вышло и в тот раз.

– Че ты вырядился как клоун? – спросил я. – Можешь пояснить за свой прикид?

Гот что-то прошлепал крашенными черной помадой губами, не отрывая глаз от кастета, который сжимал и разжимал в кулаке Уриэль.

– Че-е-е? Громче говори!

Снова невнятные движения губ.

– Слушай меня сюда, баклан. – Уриэль вырос среди поселковой шпаны и, если нужно, мгновенно превращался в гопника. – Еще раз увижу тебя в этом говне – просрешь лицо. Вкурил? Отвечай, когда спрашивают!

То, что гот «вкурил», было видно по глазам, которые стали влажными: вот-вот по щекам тушь потечет. Для пущего эффекта кулак Уриэля врезался в стену, аккурат около проколотого в трех местах уха. И все – минус один в еретической среде. Если бы Уриэль на следующий день не ткнул меня в бок, сказав: «Гляди, вон идет наш гот!», я ни за что бы не узнал в нормального вида парне вчерашнюю разрисованную куклу. Он даже подстригся и волосы перекрасил!

И вот теперь мы подкатываем к парку и видим у каменной статуи героя Гражданской войны с десяток подобных клоунов. Кого там только не было: и черные размалеванные готы, и цветные хиппи, и панки в рванине, и металлисты в коже с жуткими рожами на футболках. Играют на гитарах, пьют пиво и водку. Почему-то всегда ересь всех направлений тянет друг к другу. Нам же только лучше: можно проучить оптом, а не выискивать эту мерзость поодиночке.

Когда микроавтобус влетел в парк и резко затормозил у памятника, подняв тучу пыли, неформалы недоуменно оцепенели, а гитары умолкли. Когда же распахнулась дверца и выскочили мы – в черных бомберах, берцах, балаклавах – с криком: «А ну стоять!», большинство рванули врассыпную. Парочка-тройка особенно агрессивных попытались сопротивляться, однако были тут же опрокинуты с ног и втоптаны берцами в грязь. Меня же интересовал в тот момент лишь один – разодетый Попугай, наш новый дизайнер. Тот не убежал, однако и сопротивляться не пытался: просто сидел у постамента героя, держа гитару на коленях. Я кивнул на него Рафаэлю – мол, надо этого прессануть. Когда я подбежал к нему и поднял кулак с кастетом, Попугай даже не зажмурился, а лишь посмотрел мне в глаза. И этот взгляд меня смутил: в нем не было ни страха, ни презрения. Скорее, была жалость.

– Ну, что же ты смотришь? – спокойно спросил он. – Бей! Ты ведь за этим сюда пришел!

Я хотел было ответить что-нибудь резкое, однако вовремя опомнился: мы же работаем в одной конторе! Он ведь может узнать мой голос! А главное наше правило – скрытность.

– И что же ты, даже кулаков не поднимешь, чтобы защититься? – Рафаэль левой рукой смял цветастый балахон у Попугая на груди, приподнял его, стукнул спиной о памятник. – Ну давай же, дерись!

– Мои принципы не позволяют мене отвечать насилием на насилие, – ответил Попугай. – Ведь так мы лишь порождаем еще большее зло.

Рафаэль словно остолбенел. Его готовая для удара правая рука опустилась. Я же вдруг ощутил опасность: он засомневался! А сомнение – величайший враг праведника! И тут я не выдержал: несколько раз обрушил кастет на лицо расфуфыренного клоуна.

– Уходим! Менты! – крикнул подбежавший Уриэль. Он заметил у моих ног плюющегося кровью Попугая, наклонился к нему и сказал: – Слышь ты, баклан! Если еще раз тебя в таком виде встречу – пришибу! Вкурил?

И, схватив меня за рукав, поволок к автобусу.

– Мир вам! – сказал Попугай нам вслед разбитыми губами.

Рафаэль, который рванул было за нами, при этих словах вдруг остановился и растерянно обернулся. Но я втащил его в автобус.

Всю дорогу до храма мы, по обыкновению, обсуждали, как прошел рейд. Болтали все, кроме Рафаэля. Тот, как и накануне ночью, сидел молча, уставившись в окно.

– О чем задумался? – ткнул его в плечо Гавриэль.

– Я и подумать не мог, что когда-нибудь еретик будет учить меня тому, что должна проповедовать наша вера, – растерянно проговорил тот.

– Наша вера учит нас сражаться со злом! – жестко перебил я. – И лучше пресекать его до того, как оно разрастется. А каких масштабов способно достигнуть зло, я видел лично. Ты ведь не был с нами в прошлом году на рейде в Красновке!

– А что там было, в Красновке? – спросил Гавриэль. – Знаю, что в рейде участвовали только высшие посвященные Братства – и информация не для лишних ушей… И все-таки, что ты там видел?

– Я видел оживший кошмар! И не дай Бог кому-нибудь из вас встретить такое! С другой стороны, может, и полезно посмотреть. Тогда бы уж точно перестали сомневаться в пользе нашего дела.

И, сказав это, я глянул на Рафаэля. Тот снова отвернулся к окну. Когда же приехали к храму, он, не заходя в него, ушел домой. Магистр, который, по обыкновению, дожидался нас на крыльце, заметил это и проводил его подозрительным взглядом. «Сейчас он спросит меня, что с нашим братом. И что я должен ответить?» – в панике подумал я. Ведь Рафаэль – мой лучший друг! Однако отвечать не пришлось. Отец Пейн лишь вздохнул и молча ушел в храм.

Переодевшись в подвале бывшего кинотеатра в повседневную одежду, я достал из кармана плаща телефон. На нем оказалось пять пропущенных звонков, все – от журналистки Жени. Я тут же перезвонил.

– Добрый вечер, – услышал я в трубке знакомый голос. – Ты все еще хочешь пообщаться с моим информатором? Он звонил охраннику, сказал, что сегодня придет. Времени мало. Поторопись!

– Еду!

Я попросил отца Годфри подбросить меня до общаги.

– Что ты думаешь о Рафаэле? – спросил тот, когда мы отъехали от храма.

Я старался не смотреть на него, чтобы не выдать своих сомнений. Отец Годфри был одним из самых влиятельных братьев нашего Ордена, одним из отцов-основателей. Когда-то именно он вместе с магистром создавал Братство Света. Помимо других обязанностей в храме, его задачей было возить нас на рейды. Сам он в драках не участвовал: его функцией была эвакуация. Я понимал, что с такой простой задачей мог справиться кто-нибудь попроще, не такая важная шишка Ордена, и подозревал, что магистр неспроста поручил это дело именно ему. Полагаю, главным делом отца Годфри было наблюдение за нами.

– Рафаэль – верный воин Света! – твердо ответил я.

– Да? – Отец Годфри пристально глянул на меня. – А вот наш магистр, похоже, сомневается в его преданности. Надеюсь, напрасно…

Я промолчал. Мне и без того тяжело было гнать от себя сомнения насчет Рафаэля. Мы пришли в Братство одновременно, когда нам было по двенадцать лет, и сразу стали не просто друзьями – братьями. Сближало нас еще и то, что мы оба пришли в Орден ради установления Высшей Справедливости. Правда, меня привело в Братство Света одно-единственное желание – возмездие. Я пришел сюда, чтобы поквитаться за твою смерть, Рита. Я ведь покаялся отомстить! Рафаэль мыслил более масштабно. Он вырос в очень религиозной семье и считал, что лишь верой в Христа спасется человечество. А потому нужно непременно помешать Темным силам, которые переполняют мир и стараются лишить людской род спасения. Зато методы, как этого добиться, мы оба приняли одинаковые: ересь нужно карать беспощадно!

Когда я выбрался из микроавтобуса, уже смеркалось. Подойдя ко входу в общежитие, позвонил журналистке:

– На месте!

– Отлично! – ответила та. – Он еще не приходил, сижу на проходной, жду. Так что ты там, на улице, смотри в оба. Не проворонь! Я дам знать, когда он появится.

Я отошел в тень растущего неподалеку дерева и принялся рассматривать каждого, кто входит в общежитие. В основном это были компании припозднившихся студентов, навеселе возвращающихся домой. В общежитие вошел какой-то мужик в шляпе и сером пиджаке. «Вряд ли это информатор, – решил я. – Женя говорила о молодом человеке. Этому же на вид – лет сорок. Видимо, отец какого-нибудь студента…»

И вот, наконец, появился подходящий кандидат – одиноко бредущий парень в голубой джинсовой куртке и надвинутом на лицо капюшоне черного балахона. Наверняка это тот, кого я жду! Он быстро подошел ко входу, с подозрением посмотрел по сторонам и вошел в общежитие. Я приготовился. И, едва распахнулась дверь, схватил появившегося на пороге человека, оттащил в сторону, прижал к стене.

– Что вы себе позволяете? – взвизгнул тот.

Я же с удивлением обнаружил, что передо мной тот мужик – в сером пиджаке и шляпе.

– Прошу прощения, – нервно бросил я. – Иди своей дорогой!

Мужик хотел было снова возмутиться, но, перехватив мой свирепый взгляд, поспешно удалился, озираясь, придерживая шляпу и причитая что-то вроде: «Молодежь пошла…». Но мне было плевать: в руке у меня снова завибрировал телефон.

– Слава, ты там? – услышал я в трубке. – Похоже, он здесь! Уже уходит! – и подтвердила мою догадку: – На нем синяя джинсовка. Не пропусти…

Пока она говорила, я заметил, что названный персонаж уже покинул общежитие и теперь поспешно удаляется в сторону сквера. У меня машинально сжались кулаки, но я напомнил себе: «Ты обещал вести себя мирно!»

– Эй, парень! – Я поспешил за информатором. – Есть минутка?..

Обернувшись и увидев меня, тот рванул со всех ног.

В принципе, я ожидал такой реакции. Как еще должен повести себя человек, который уверен, что за ним охотятся маньяки, а тут вдруг его окликнул незнакомец? Но меня это не беспокоило. В том, что я его поймаю, не сомневался: у меня в школе был разряд по бегу.

Однако, к моему удивлению, этот на вид щуплый парнишка рванул от меня с такой скоростью, что сдал бы, наверное, на мастера спорта. Куда там с моими разрядами… Я бежал изо всех сил, но, несмотря на все потуги, только отставал. «Уйдет же, зараза! – билась в голове мысль. – Надо было схватить его сразу да треснуть пару раз о стену, а потом уже разбираться, что да как…»

К моему счастью, я сообразил, что информатор бежит к гаражному массиву, который начинался сразу за сквером. Эти гаражи я знал, как свой дом родной. Я вырос в районе неподалеку, и в детстве это было наше любимое место для игр. В гаражный массив был всего лишь один въезд, а дальше – сплошной тупик. Конечно, можно забраться на гараж или перелезть через забор, но на это потребуется время. Я же ему времени не дам!

Увидев, как информатор скрылся в гаражах, я не побежал за ним, а поспешил к железной тумбе, стоявшей неподалеку, по которой мы еще пацанами забирались на крышу. Но тут меня снова ждала неудача: мой длинный плащ зацепился за какую-то торчащую арматуру. Пока я выпутывался – потерял время и, оказавшись наверху, понял, что опоздал: информатор уже добежал до дальнего забора. Вот-вот перелезет, и тогда – только его и видели…

«Господи, молю тебя, помоги!» – прошептал я. И Господь услышал мои молитвы! Информатор вдруг остановился, озираясь и прислушиваясь. Видимо, подумал, что ему удалось скрыться от погони. Более того, он решил не карабкаться через забор, а поплелся обратно к выходу из гаражей. Тут я, конечно же, не упустил такой шанс. Подкравшись по крыше поближе, я прыгнул с гаража прямо ему на голову и сбил с ног.

Признаться, первым желанием было хорошенечко отделать этого бегуна. Я уже занес кулак, чтобы от души треснуть ему в ухо, да только снова вспомнил обещание – никакого рукоприкладства. А зря! Только я собрался начать мирный диалог, как информатор резко извернулся и со всей мочи зарядил мне локтем в пах. От мужика я мог ожидать всякого, но только не такого подлого удара. Я согнулся, однако негодяя из рук не выпустил. Наоборот, покрепче сжав джинсовую куртку, я вознамерился все-таки пару раз двинуть ему коленом по почкам. Но не успел. Этот подонок выскользнул из рукавов, после чего я увидел лишь, как он перемахивает через забор. Я же так и остался корчиться на земле посреди гаражей с его джинсовкой в руках.

«Чтобы я еще раз послушал девчонку!.. – сетовал я на свой провал, возвращаясь к общежитию. – Никогда не отступай от правила: сначала бей, а потом разговаривай!»

У общежития я увидел спешащую мне навстречу Женю. На ней были светлая футболка и такая коротенькая юбочка, что я в первое мгновение позабыл и о бегуне, и о своем провале. Но тут же опомнился, отвел взгляд и пристыдил себя за невольно возникшие грешные мысли.

– Привет! – прощебетала Женя, поправляя лямку болтающейся у нее на плече дамской сумочки. – Ну и как, поговорил с информатором?

– Поймать-то его поймал… – начал я и даже попытался оправдаться: – У меня в школе был разряд по бегу! Да и в гаражах этих я ориентируюсь отлично…

– Но что-то пошло не так, – тут же разочарованно догадалась журналистка.

– Удрал, гад! – с досадой признался я. – Дерется как девчонка!

– Хреново, – вздохнула Женя. – Думаю, теперь он сюда больше ни ногой. Ведь поймет же, что не без моей помощи на него вышли. И зачем только я согласилась!

– Извини, – промямлил я. Что тут скажешь? Облажался! Хотя тут же успокоил себя тем, что облажался по ее вине: нечего было убеждать меня обойтись без кулаков!

– Ладно. – Женя махнула рукой. – Что сделано, то сделано. Лица его ты, конечно, не разглядел?

– Какое там… В темноте, да и капюшон этот дурацкий…

– Как же мы его теперь найдем?

Какое-то время мы оба молчали.

– Что-то прохладно, – сказала она.

«Еще бы, как-никак начало мая!» – подумал я, снова глянув на ее голые коленки. И сразу отвернулся, пообещав себе: «Вернусь в храм – врежу себе сорок плетей, чтобы контролировал мысли и не пялился куда не следует!»

– Может, дашь мне накинуть это? – Журналистка кивнула на джинсовку информатора.

– О, конечно.

Я накинул куртку ей на плечи и сразу отдернул руки. Женя заметила это и окинула меня лукавым взглядом:

– Ах, ну да. Вам же нельзя к женщинам прикасаться.

– Прикасаться можно, – проворчал я. – Но не более того.

– А что, разве сейчас был намек на что-то большее?

Я почувствовал, как краснею, и возблагодарил Небеса, что уже стемнело. Признаться, у меня совсем нет опыта общения с девушками. И ни разу не было близости. Как ты помнишь, Рита, когда тебя не стало, мне было всего двенадцать. Магистр Ордена после твоей смерти взял сироту под свою опеку. Так я оказался в Братстве Света. Отец Пейн сразу же объяснил мне, что истинный воин Света должен быть избавлен от греховной связи с женским полом. И неспроста. Пример был перед глазами: некоторые из наших братьев – тех, кто основывал Орден, – были женаты, имели семьи. Это делало их слабыми. Порой возникали ситуации, когда воин Света начинал разрываться между верой и близкими. И далеко не всегда выбор был в пользу веры. Истинный воин Света должен быть свободен и независим от мирских сует. Потому, когда принимали новых членов в Братство, обет безбрачия стал одним из условий вступления.

– Чего задумался? – спросила Женя.

Я вздрогнул, когда ее рука легла мне на плечо.

– Ладно, расслабься. Тебе все равно со мной ничего не светит. У меня «более того» еще заслужить надо!..

И вдруг она вскрикнула, извлекая из кармана куртки какую-то бумажку:

– Гляди, а это что?

Я поспешно схватил ее находку, больше радуясь, что это повод сменить тему разговора. Подошел к фонарю, что светил у входа в общежитие. Это оказался билет на поезд.

– Это же его! – И прочел на билете: – Погорск – Красновка.

Красновка! При виде этого названия меня пробрал озноб.

– Я знаю, где это, – сказал я. – Поселок километрах в ста отсюда.

– Что, приходилось там бывать?

– Приходилось. – Я снова невольно содрогнулся. Пугливым меня не назовешь: я повидал в жизни много опасных вещей. Но то, что мне пришлось испытать год назад в Красновке…

– Там и фамилия есть, – отвлекла меня Женя от мрачных воспоминаний.

На билете действительно оказались фамилия и инициалы: «Боренко У. М.».

– Странные какие-то, – заметил я. – Что-то не припоминаю мужских имен на «У».

– Быть может, это не русское имя, – пожала плечами Женя. – Да и вообще, мало ли как его родители могли назвали. Сейчас модно давать всякие необычные имена: Уильям, Ульф, Ульян… Или Упырь!

При этом слове я опять вздрогнул. Что ж, если след ведет в Красновку – поеду и туда. Хоть и давал себе зарок, что больше ни ногой в этот жуткий поселок…

«Кстати, возможно, и ехать никуда не придется, – вдруг сообразил я. – Раз билет у нас, значит, информатору понадобится новый!»

– Гляди, тут указано время отправления поезда, – ткнул я пальцем в билет. – Отправляется в двенадцать десять.

– Ага! – запрыгала от радости Женя. – Мы успеваем! Вперед, на вокзал?

Я снова окинул взглядом легкое не по погоде одеяние журналистки.

– Может, зайдешь в общагу переоденешься? Ночь, как-никак…

– Времени нет! Поспешим!

И Женя побежала к дороге. Я какое-то время наблюдал за грацией ее бега. А когда вдруг понял, на что именно смотрю, зло выругал себя: «Да перестань же на нее пялиться! Да уж, тут просто плетьми не отделаешься!..» И, ругая себя, угрюмо поплелся следом.

Увидев на обочине голосующую молоденькую девушку в короткой юбочке, тормознул первый же водитель.

– Куда едем? – промурлыкал он, опустив стекло и оценив прелести Жени пошлым взглядом.

– На ж/д вокзал, – сказал я, подавляя в себе желание вытащить этого пошляка из машины и разбить ему нос.

Впрочем, увидев позади девушки здорового парня, таксист сразу же скис и разочарованно промямлил цену.

– Окей. Поехали.

Вокзал и площадь около него были почти пусты. На лавках пара бомжей да на перроне какая-то семейка отъезжающих-провожающих с чемоданами. И никаких парней в черных балахонах. Глянул на часы: без двадцати полночь.

– Его здесь нет.

– И неудивительно, – ответила Женя. – Если бы меня пытались схватить посреди города, да еще и отобрали куртку, в которой лежит обратный билет, я бы тоже не мозолила глаза на перроне.

– Думаешь, он поедет другим поездом?

– Возможно. Да только следующий идет утром: так сказали в кассе. Поэтому он может все-таки попытаться уехать сейчас. Быть может, уже купил другой билет и прячется где-нибудь в кустах. А когда подойдет поезд – незаметно заскочит в вагон.

Подошел поезд. Почти до самого его отправления мы простояли на платформе, но так и не увидели информатора. Впрочем, на темном, едва освещенном фонарями перроне мы запросто могли проворонить нужного нам пассажира. Зато я заметил кое-кого другого. У здания вокзала почти в темноте стоял и курил мужчина: во мраке мелькал красный огонек сигареты. И мне почему-то показалось, что он пристально наблюдает за нами. Я не мог разглядеть лица мужика, зато отметил, что он в пиджаке и шляпе. Неужели тот самый, которого я встретил у общежития?

Между тем объявили пять минут до отправления. У вагонов осталась лишь парочка провожающих, которые жестами переговаривались с кем-то сквозь окошко и посылали туда воздушные поцелуйчики. Стало ясно, что мы никого не дождемся.

– Скажите: сколько стоит билет до Красновки? – вдруг спросила Женя у проводницы, стоявшей в дверях вагона с флажком в руке.

– Билеты – в кассе, – буркнула та. – Это не электричка.

– Ты что, хочешь отправиться туда прямо сейчас? – удивился я. – Вообще-то, мне завтра на работу…

А я ведь уж было понадеялся, что нам не придется ехать в это жуткое место…

– Мы в кассу не успеем, – продолжала договариваться Женя, проигнорировав мои слова. – Уверена, вы не откажете двум припозднившимся путникам.

– У меня дороже будет, – уже тише ответила проводница.

– Идет!

Настороженно выглянув из вагона, не смотрит ли кто, женщина отошла в сторону, пропуская нас:

– Полезайте!

Женя ловко запрыгнула на подножку. Потом оглянулась на меня: мол, ну ты как, едешь? Ее почти обнаженные ноги находились на уровне моего лица, а вырывающийся из-под вагона ветер задирал и без того чересчур короткую юбку. Мне показалось, что девчонка делает все это умышленно: дразнит меня. Ну уж нет, не выйдет! Я тверд как скала! Опустив глаза, чтобы не видеть ее с такого непристойного ракурса, достал бумажник.

– За двоих, пожалуйста. – Я протянул купюру проводнице.

Та быстро спрятала деньги в карман.

Забираясь в поезд, я увидел, как у здания вокзала красной кометой промелькнул брошенный окурок, а мужик в шляпе подбежал к вагону и забрался в него.

Состав тронулся, и за окном поплыли темные пейзажи ночного Погорска.

– Сидите тихо, по вагону не ходите, – повелела проводница и скрылась в своем купе.

– Ага, конечно! – Женя подмигнула мне: – Ну что, пойдем поищем?

– А если его нет в этом поезде?

– Значит, в Красновке подождем следующий.

Мы прошли поезд от первого до последнего вагона, маневрируя в полумраке среди торчащих с полок вонючих носков под аккомпанемент целого оркестра храпунов. Один раз нас остановила какая-то сонная проводница:

– Чего шарахаетесь по ночам?

Я ответил, что мы ищем приятеля.

– Какие приятели после полуночи! Идите спать! – шепотом рявкнула она. – И вообще, у вас хоть билеты есть?

Я растерялся – в отличие от журналистки.

– Конечно! – уверенно воскликнула Женя и помахала билетом, добытым у информатора.

Проводница отстала.

Пока мы блуждали по вагонам, я вдруг вспомнил, что в Красновке живет один из членов нашего Ордена. Время, конечно, позднее, но что поделать? Помощь бы нам не помешала. Я нашел в телефоне среди контактов фамилию Гулов и отправил сообщение.

Когда мы уже почти дошли до хвоста поезда, я вдруг заметил: Женя отстала. Оглянувшись, увидел, что она стоит у одного из купе и с кем-то беседует. Я вернулся за ней – да так и остолбенел: журналистка общалась с тем самым мужиком в шляпе! Теперь-то я хорошо разглядел его лицо – и ошибки быть не могло: тот самый, которого я видел у общежития. Один раз – случайность, два – совпадение, три – уже система! Этот хмырь явно неспроста вот уже который раз встречается на нашем пути!

– Что-то не так? – суровым шепотом осведомился я, борясь с желанием шваркнуть мужика физиономией о верхнюю полку.

– Все хорошо, – поспешила успокоить меня Женя. – Я нечаянно его задела. Уже извинилась.

Она, видимо, прочла на моем лице недобрые намерения и побоялась, что я сейчас подниму шум и перебужу половину вагона.

– Да-да, все в порядке, – подтвердил мужик.

Но я отметил, что он как-то странно поглядывает то на меня, то на журналистку.

– Идем! – Я взял Женю за руку и повел дальше по вагону. На ходу обернулся: «Надо бы хорошенько запомнить этого пассажира. Ох и неспроста он встречается у нас на пути! Не верю я в такие совпадения!»

Информатора мы так и не обнаружили. Если он и ехал в том же поезде – попробуй найди его в темноте среди сотен спящих пассажиров. Мы безрезультатно добрели до тамбура последнего вагона; там и остались.

«Красновка! – размышлял я, наблюдая, как проносятся за окном оранжевые огни фонарей. – Вот уж не думал, что меня снова занесет туда судьба…»

– Ты сказал, что уже бывал в том поселке, – словно читая мои мысли, сказала журналистка. – И как-то странно отреагировал, когда услышал его название. Что там произошло?

У меня внутри все невольно сжалось от жутких воспоминаний. За пределами Ордена я никому не рассказывал, что видел в Красновке. И даже не потому, что трепаться об этом запрещал кодекс Братства Света. Меня просто приняли бы за сумасшедшего. Увиденное там выходило за рамки нашего привычного понимания, отдавало какой-то чертовщиной.

– Ты все равно не поверишь, – покачал я головой.

– А ты попробуй. Все равно ехать еще полчаса. Расскажешь?

– Не могу. Не имею права.

Женя пожала плечами: как хочешь.

– Кстати, давно хотела спросить, – снова нарушила она молчание. – Ты сказал, что ищешь убийцу сестры. Как ты поступишь с ним, когда найдешь?

– Отплачу ему тем же!

– Даже так? – Журналистка наклонила голову и с удивлением посмотрела на меня сквозь стекла очков. – Разве ваша вера не запрещает насилие? Я думала, она призывает к любви и всепрощению. А глядя на тебя, только и вижу, как ты кидаешься на всех с кулаками. Разве это не противоречит вашей идеологии?

– Противоречит. Но, когда дело касается борьбы со злом, некоторыми принципами можно пренебречь.

– Ах, ну да. Добро должно быть с кулаками и все такое… – усмехнулась она. – А ты не задумывался над тем, что добро и зло – понятия относительные?

– Чего тут задумываться-то? Добро – это добро, зло есть зло.

– А как тебе, например, такая сказочка: жил да был людоед, но приехал отважный рыцарь и убил его. Кто из них злой, а кто добрый? С точки зрения рыцаря, зло – людоед. С точки зрения людоеда, зло – рыцарь.

– Людоед в твоей сказке – чудовище, пожирающее людей. Для меня ответ очевиден.

– Но если такова его природа? Если ему другую пищу попросту нельзя? У него, может, просто нет выбора. Есть ведь люди, у которых, например, не усваивается лактоза или аллергия на что-то. Не убивать же их за это!

– Если он – злодей, то должен быть уничтожен, – отрезал я.

– Но ведь он стал таким неспроста: были на это какие-то причины, – возразила Женя. – К тому же ваша вера утверждает, что все на земле создано Богом. Так? Выходит, и людоед тоже. Для чего было создавать его с такими гастрономическими предпочтениями? Волк не выбирает свой рацион – он просто рождается хищником.

– Пути Господни неисповедимы!

– Отличный ответ, который годится для любого случая, – насупилась Женя. – И это вместо того, чтобы разобраться в вопросе.

– Хорошо, я отвечу, откуда берутся монстры. Существует не только Бог, но и Дьявол. Это – его происки.

И, заметив, что она настроена продолжать спор, жестко добавил:

– Опережая твои рассуждения вроде: раз Бог создал все, то и Дьявола тоже, скажу – мне наплевать! Я знаю: зло существует. Мне не важно, каким образом оно появилось в мире. Важно лишь то, что оно есть и его нужно истребить!

– Да расслабься ты, – примирительно улыбнулась Женя. – Я говорю лишь о том, что есть и иные способы решения проблем, помимо насилия. Рыцарь и людоед могли прийти к компромиссу. Попытаться договориться, а не беспощадно уничтожать друг друга.

– Договориться? – вскричал я. – Посмотрел бы я на тебя, как бы ты договаривалась, если б столкнулась с истинным злом! А вот я видел его, воочию! И до сих пор удивляюсь, как остался жив!

– Ты о том, что произошло в Красновке?

Я умолк и с досадой подумал: «Вот ведь журналюга! Сам не заметил, как она вывела меня на интересующую ее тему!..»

– С чего ты взяла? – пробормотал я, потупив взгляд.

– Да потому, что по тебе видно. Чем ближе мы подъезжаем к этому поселку, тем больше ты нервничаешь. Что там могло произойти, если такой крутой мачо – боец, герой, убийца людоедов – вздрагивает лишь от одного упоминания названия этого места?

– Скажем так… Там я столкнулся с такими силами, которые до этого считал мифами.

Она терпеливо ждала продолжения. Я быстро глянул на нее:

– Если я расскажу, обещаешь, что не станешь трепаться об этом в своей газетенке?

– Зуб даю! – Женя щелкнула ноготком по своим ровненьким белоснежным зубкам.

Перехватив ее лукавый взгляд, я понял, что завтра же она начнет строчить об этом статью. Впрочем, ей все равно не поверят, как и всему, что печатается в их желтой прессе. Мне же вдруг захотелось хоть с кем-нибудь поделиться. Давно хотелось.

– Скажи, ты веришь в существование вампиров, оборотней, демонов и прочей нечисти? – осторожно спросил я.

– Конечно! – усмехнулась Женя. – А также в зеленых человечков, кикимор, домовых и рептилоидов.

– Ага, смейся! Когда-то я тоже не верил, – обиделся я, тут же засомневавшись, стоило ли начинать этот разговор. – Не верил до тех пор, пока сам не столкнулся с этим.

– Да ну! – прошептала журналистка, широко распахнув глазища. Я же не мог понять, дурачится она или действительно удивлена.

– Это случилось в прошлом году. До этого я слышал, будто бы высшие члены нашего Ордена охотятся на каких-то мифических тварей, но не думал, что это правда. Больше походило на сплетни. Конечно, время от времени мы видели, как отец Пейн и некоторые другие братья вооружаются и куда-то уезжают, а возвращаются усталые, порой потрепанные. Но где именно они пропадали, мы могли лишь строить догадки. Нас, молодых, в такие рейды не брали. И вдруг в прошлом году подходит ко мне отец Пейн и говорит, что им нужна помощь. Их арбалетчик попал в больницу, а я – отличный стрелок. Честно сказать, когда меня ввели в курс дела – что мы едем охотиться на вампиров, – я решил: это шутка. Однако остальные братья были настроены более чем серьезно. Из разговоров я понял, что это не первый случай, когда они сталкиваются с подобными тварями. Когда же мне выдали арбалет и я увидел на болтах серебряные наконечники – был окончательно сбит с толку. Впрочем, и не думал, что мне действительно придется воспользоваться этим оружием. Пришлось!

– Итак, вы отправились в Красновку, – напомнила Женя, заметив, что я надолго умолк.

– Да. И там мы встретили такое, что до сих пор кровь в жилах стынет. Это было настоящее воплощение зла! Некоторые из наших так и не вернулись тогда из Красновки. Я видел, как люди просто исчезают во мраке: крик – и тишина. На меня тоже напало это чудовище, но мне повезло. Когда в темноте на меня сзади обрушилась тварь – висящий за спиной арбалет в чехле помешал ей вцепиться мне в горло. Мне пришлось бросить оружие, зато удалось вырваться…

– Извини, что перебиваю. – Женя подняла руку. – А ты уверен, что это был не человек?

– Да какой человек способен на такое? – вскричал я. – Это существо ломало взрослых мужиков, как детей! Оно обладало просто невероятной силой!

– Ну, это мог быть какой-нибудь обученный спецназовец. Или ты сомневаешься, что тренированный боец запросто может расправиться в одиночку с кучкой священников, да еще и в темноте?

– Говорю же тебе: это был вампир!

– На чем строится твоя уверенность? – возразила Женя. – Когда ты ехал туда, тебе сказали, что вы собираетесь воевать с вампирами. Так? А потом на вас в темноте напал какой-то амбал. Вот твоя фантазия и нарисовала тебе монстра. Как говорится, у страха глаза велики.

– В твоих словах мог бы быть резон, – согласился я, – если б я воочию не увидел эту тварь.

– Даже так? Окей, продолжай.

– Я отбился от остальных братьев, остался один. Помню, бежал, не разбирая дороги. Начался лес, а я все бежал и бежал, пока не выбился из сил. Когда понял, что я один и никто меня не преследует, забрался на дерево и просидел там до утра. Лишь когда рассвело, рискнул спуститься на землю. Да только я оказался посреди дремучего леса и не мог сообразить, в какой стороне поселок. Я до самого вечера проблуждал по буреломам: не мог выбраться из чащи. Тайга как-никак! Лишь ближе к вечеру я услышал вдали шум, напоминающий грохот поезда. Отправившись на этот звук, я действительно вскоре вышел к железной дороге, а пройдя вдоль нее, добрался до ближайшего населенного пункта. Как оказалось, я вернулся в Красновку. К тому времени уже стемнело. Как же я обрадовался, увидев впереди огни вокзала! Поспешил туда, надеясь сесть на первый же поезд, идущий в Погорск. Но…

– Но?.. – переспросила Женя, заметив, что пауза вновь затянулась.

– Но обрадовался я рано. Оказалось, зло подстерегало меня. Не успел я дойти до вокзала – заметил во мраке какое-то движение. Черную тень! Я рванул обратно в лесную чащу, но нечто темное, жуткое устремилось следом за мной. Я бежал, продираясь сквозь бурелом, и слышал за спиной тяжелое дыхание этого существа, как трещат позади ветви сухих деревьев – все ближе и ближе. И вдруг это нечто набросилось на меня, сбило с ног, придавило к земле. Перевернувшись на спину, в свете луны я разглядел сидящую на мне тварь: бледное лицо, пылающие дьявольским огнем глаза и гигантские белые клыки. Существо это зарычало, окатив меня зловонием, и вот-вот готово было вцепиться мне в горло…

Женя слушала, открыв рот, будто я пересказывал ей сюжет какого-то триллера. Признаться, даже сейчас, рассказывая об этом, я с трудом верил, что все это произошло со мной на самом деле.

– И как ты спасся?

– Силой веры, – ответил я. – Сам Господь пришел мне на помощь! Я уже простился с жизнью, но продолжал шептать молитвы, просить Спасителя защитить раба своего. И он услышал меня! Иначе то, что произошло, я объяснить не могу. Не успели клыки этой твари коснуться моей шеи, вдруг словно какая-то неведомая сила ударила в чудовище. Оно отлетело в сторону. Я же, вскочив на ноги, бросился бежать – обратно к поселку. Добравшись до вокзала, я заскочил в первый же поезд, идущий в Погорск. В Ордене поразились, увидев меня живым. Они уже поставили на мне крест, как и на остальных братьях, исчезнувших во время того рейда. Отец Пейн сказал, что у меня очень сильный ангел-хранитель. Ведь больше никто из пропавших не вернулся.

Взглянув на Женю, я запнулся, увидев усмешку в ее глазах.

– Не веришь?

– Честно? Не-а! – мотнула она головой. – Ну, чего ты на меня так смотришь? Ты ведь сам сказал, что в такое трудно поверить.

– Понимаю, – кивнул я. – Со стороны это звучит фантастически. Сам бы не верил, если б не стал свидетелем. Ты просто не видела эту тварь! Это был не человек!

– Предположим, все это правда, – подумав, сказала она. – Ты действительно убегал от вампира, а не от спецназовца или от собственной тени… А чего вы вообще поперлись в этот поселок кого-то убивать?

– Как это чего? – нахмурился я. – Это ведь вампиры! Наш долг как борцов со злом – их уничтожить!

– Это не аргумент. Ты ведь не охотишься на волка только потому, что он волк. Их отстреливают лишь тогда, когда они начинают доставлять неприятности. Например, нападают на стада или на людей. Что плохого сделали твои вампиры? Я бы поняла, если бы в Красновке произошло убийство, особенно массовое. Тогда не важно, кто там бедокурит: свихнувшийся спецназовец, маньяк или мифический монстр. Конечно же, его нужно остановить и наказать. Хотя по мне – так это дело милиции, а не кучки религиозных фанатиков. Да только я, как журналистка, постоянно слежу за новостями и не припомню, чтобы год назад в Красновке случилось какое-то ЧП с кучей трупов. Разве там были проблемы?

Я задумался:

– Насколько я знаю, нет. Как говорит отец Пейн, эти твари осторожны, стараются не оставлять следов, пьют кровь по-тихому, без жертв. Ведь, как ты правильно заметила, труп сразу привлечет к себе внимание милиции.

– То есть единственными пострадавшими оказались братья вашего Ордена. Да и то лишь потому, что поехали на кого-то охотиться. Так?

Я угрюмо молчал, понимая, к чему она клонит.

– Просто взгляни на это с другой стороны. Как ты сказал, вы поехали туда, чтобы убить каких-то чуваков. Ну хорошо, хорошо… вампиров! Сути не меняет. Вы решили кого-то прикончить. Окей. И после этого ты удивляешься, почему они стали убивать вас? Ты охотишься на волка – волк бросается на тебя. По-моему, это нормальная реакция для любого живого существа, будь ты хоть насекомым, хоть зверем, хоть человеком, хоть… вампиром!

Последнее слово она произнесла скрипучим голосом и подняла руки, как обычно делают дети, изображая привидение. «Какой же она еще ребенок», – невольно улыбнулся я.

– Это просто инстинкт самосохранения, – добавила она.

– Тебя послушать – ощущение такое, будто ты их защищаешь.

– Не защищаю. Мне вообще плевать на чужие разборки. Даже если это разборки из комиксов. Я просто пытаюсь разобраться в сути конфликта.

– Они – зло, вот и весь конфликт, – отрезал я.

– Отличное объяснение. Ты уж извини, но это попахивает шовинизмом. Если так рассуждать, то получается: у тебя другой цвет кожи? Это – зло, можно убить! Я ненавижу мужиков, а ты мужик? Это – зло, можно убить! Ты красишь волосы в зеленый цвет? Это – зло, можно убить! Я верю в Христа, а ты в Макаронного Монстра? Ты – зло, тебя можно убить! Мы считаем тебя вампиром…

– Прекрати! – перебил я.

– Скажи, что ты сделаешь, если снова повстречаешь вампира?

– Убью! И в этот раз рука у меня не дрогнет!

– Даже если он тебя не тронет?

– Он – зло…

– Можно убить, – закончила она с улыбкой. – Выходит, ты хладнокровно убьешь живое существо, которое не сделало ничего плохого ни тебе, ни кому бы то ни было еще?

– Но ведь это… это не человек!

– Кошки и собаки тоже не люди, и все же ты не начинаешь шмалять по ним из арбалета.

– Не сравнивай. Вампиры продали душу Дьяволу!

– Ну-ка, отсюда поподробнее… Тому самому Дьяволу, о котором говорится в Библии?

– Именно!

– А в Библии что-нибудь говорится о вампирах?

Я снова задумался:

– По-моему, нет…

– Так с чего в таком случае ты решил, что они продали душу библейскому Дьяволу? Может, это просто какой-то неизвестный науке биологический вид? Кстати, к тому же вымирающий благодаря таким, как ты.

Я свирепо глядел в пол, закипая от нехватки слов. Спор – не мой конек: я боец, а не оратор. Конечно же, у меня оставался последний аргумент, причем самый проверенный и надежный. Да только его я не смел пустить в ход – лишь бессильно сжимал и разжимал кулаки. Женя поняла, что я на грани взрыва, и примирительно ткнула меня кулачком в плечо:

– Да не напрягайся ты так! Извини, если я чем-то тебя задела. Я не хотела обидеть, правда. Просто, как я уже сказала, пытаюсь разобраться в сути конфликта, понять ход твоих мыслей. Ну и узнать тебя получше.

Я метнул на нее настороженный взгляд.

– Ну… я не в том смысле, – с улыбкой сказала она. – Мы ведь сейчас напарники – или что-то вроде того. А напарники должны доверять друг другу. А как можно доверять тому, кого не знаешь? Кстати, я ведь до сих пор даже не знаю, как тебя зовут.

– Михаэль.

– Странное имя. Ты и по паспорту Михаэль? – удивилась она.

– Нет. Это мое истинное имя, данное мне Богом!

– Меня часто называют Жекой. Это имя, данное мне тусовкой. У каждого ведь свои кумиры… Но я же так не представляюсь малознакомым людям. В обществе принято называться именами, данными родителями. Есть у тебя такое имя?

Я помялся.

– Меня зовут Евгения, – сказала она, протянув руку. – Будем знакомы!

– Слава, – ответил я, пожимая ее ладошку.

– Слав много: Владислав, Святослав, Доброслав… Какой из них ты?

– Ярослав.

– Ого! Истребляешь еретиков, а у самого имя означает «славящий Ярило»!

Я отдернул руку:

– Называй меня Михаэль!

В Красновке информатор из поезда не вышел. Либо он в него не сел, либо, заметив нас в вагоне, решил не выходить на станции. Зато на перроне я заметил мужика в сером пиджаке и шляпе. Он тоже ехал до Красновки? Неужто опять совпадение!.. Я хотел уже догнать его, дать по почкам и поинтересоваться, чего он около нас вертится, как вдруг услышал окрик:

– Михаэль!

Обернувшись, я увидел идущего к нам старика Гулова. Он все-таки пришел! Вот, еще один оборотень: на вид обычный такой сухонький пенсионеришка, одет неброско, как все, работает в детском саду, если не ошибаюсь, сторожем. И, глядя на него, никто и не подумает, что перед ним – истребитель нечисти, причем один из самых опытных, который вступил в Орден еще в первые дни его существования.

– Здравствуй, Михаэль! – Старик дружески похлопал меня по плечу. – Рад видеть тебя живым и невредимым.

При этих словах меня невольно пробрал озноб. С Гуловым мы познакомились именно благодаря той охоте на вампиров, о которой я только что рассказывал Жене.

– Когда ты пропал в ту ночь, – продолжал старик, – мы сначала подумали… О, ты не один!

Старик умолк, заметив рядом непосвященную.

– Ах да! Это – Женя. Она журналистка, – представил я свою спутницу. – А это…

Я вдруг понял, что понятия не имею, как его зовут: ни в храме, ни в миру. Быть может, ему, как остальным, при инициации и дали храмовое имя, но никто его так не называл. Все обычно именовали этого человека просто – старик Гулов.

– Тимофей Степаныч, – пришел тот мне на помощь и галантно поцеловал журналистке ручку. – Очень приятно встретить столь симпатичную особу.

«Он что, флиртует? – поразился я, при этом почему-то испытав ревность. – Вот старикашка: бес в ребро!..»

– Ты прислал мне сообщение, что едешь в Красновку по делам Ордена, – сказал Гулов.

– Да, мы приехали сюда… – начал я, но тот перебил меня:

– Однако, как я понимаю, ты не в курсе, что я уже год, как ушел из Братства Света.

Я растерялся. Вот это новость! Смог лишь выдавить:

– Не знал. Почему?

– Скажем так, у нас появились некоторые идеологические разногласия.

«Какие могут быть разногласия у сторонников Света? – поразился я. – Либо ты с нами, либо против нас! И это произносит не кто-нибудь – а один из старейших братьев Ордена!»

– И все же вы пришли, – отметил я.

– Да, пришел, – кивнул старик. – Лишь потому, что лично к тебе у меня нет претензий. Ты неплохой парень, Михаэль, хоть и несколько запутавшийся. Как и я когда-то… Я пришел к тебе не как к брату Ордена, а просто как к хорошему знакомому.

– Значит, вы нам поможете?

– Зависит от того, в чем заключается эта помощь. Если нужно кого-то пристрелить, спалить на праведном костре, посадить на кол – тут я пас. – Старик скрипуче рассмеялся, подмигнув журналистке, которая при этих словах ошарашенно выпучила на меня глазища.

– За кого вы нас принимаете? – вскричал я.

– Шучу, конечно, – махнул рукой старик. – Ладно, к делу. Что вас сюда привело?

Я коротко рассказал ему о своем расследовании: о статьях в газете и маньяках, заживо сжигающих людей.

– О, я знаю таких, – воскликнул старик.

– Правда? – оживился я.

– Конечно! Только вы не там ищете. Вам следует поискать в том месте, откуда вы приехали, – в Погорске. Не понаслышке знаю, что там уже много лет орудует целая секта маньяков, на счету которой не один десяток подобных смертей.

– Но, если о них известно, почему же никто до сих пор не арестовал этих людей? Почему не призвал к ответу?

– О, это очень, очень влиятельные люди, – вздохнул старик. – Многие пытались им противостоять (Царствие Небесное этим несчастным). Это оказалось никому не по зубам. У этих людей деньги, связи и отличные отношения с властями. Да что говорить, немало известных людей состоит в этой преступной организации. Ты бы весьма удивился, если б я назвал тебе кое-какие имена. Потому-то эти злодеяния и не прекращаются.

– Для чего они это делают?

– Считают, что имеют право распоряжаться судьбами других. Выдумали для себя какие-то принципы о высшей справедливости, что они выполняют какую-то сверхмиссию. А на самом деле это просто маньяки, которые получают удовольствие, истязая своих несчастных жертв.

– А моя сестра? – тихо спросил я. – Ее тоже убили они?

– Да, Рита тоже на их совести. Она стала самой первой их жертвой. С нее все началось.

– Я должен найти этих подонков! – с жаром вскричал я. – Если вы знаете, где и кого искать…

– Знаю ли я? – усмехнулся старик. – Еще бы! Я посвятил этому много лет. Да только тебе не скажу. Ради твоей же безопасности. Поверь мне, это очень опасные люди, от которых лучше держаться подальше.

– Позвольте мне самому выбирать, что для меня хорошо, а что плохо.

– Я тоже вправе выбирать, Михаэль. Ведь так? – Гулов покачал головой. – И вот мой выбор: я не помощник тебе в этом деле. Знал бы причину твоего приезда – не пришел бы.

Я свирепо глянул на старика. Если он действительно так много знает – может, отвести его за угол да спросить иначе? Но мне вдруг стало не по себе от одной лишь мысли, что я избиваю человека, которого знаю с детства и к которому всегда относился с уважением, словно к родному деду.

– Ну и идите к черту! – Я зло сплюнул на перрон. – Сам разберусь! Тоже мне, борец со злом! Ах, ну да – бывший борец…

– Не суди, да не судим будешь, – ответил старик Гулов, но не ушел.

– Быть может, хотя бы поможете мне разыскать одного человека? – спросил я. – По старой памяти, как бывшему брату?

– Что за человек?

Я показал ему билет:

– Это парень предположительно живет здесь, в Красновке. Его зовут У. М. Боренко. Знаете такого?

– Нет, такого парня я не знаю.

– Ну вы хотя бы можете сказать, когда прибывает следующий поезд из Погорска? Возможно, тот, кого мы ищем, приедет на нем.

– Для этого существует расписание, – сухо ответил Гулов. – Сходи к кассам да посмотри.

Вот же бесполезный старикашка! Разочарованно вздохнув, я пошел в здание вокзала. Перспективы оказались не радужные: следующий поезд из Погорска прибывал только в семь утра.

Едва я отошел от стенда с расписанием – опешил. Вот так встреча! В зале ожидания у самого окна сидел уже намозоливший мне глаза персонаж в сером пиджаке и шляпе. Он пристально вглядывался куда-то. Проследив за его взглядом, я не удивился: по ту сторону окна стояли старик Гулов и Женя.

Я подошел, присел рядом. Заметив меня, мужик заерзал.

– Вы что-то хотели? – не выдержал он, видя, что я не свожу с него глаз.

– Да нет. Это, похоже, вы чего-то хотели.

– Не понимаю, о чем вы…

Я положил руку ему на шею, сдавил. Но тут же перехватил настороженный взгляд кассирши, которая с подозрением уставилась на меня из-за стекла, явно готовясь звонить в милицию. Я улыбнулся в ответ: мол, встретил старого знакомого – и похлопал мужика по плечу.

– Слушай меня внимательно, – прошипел я, не переставая «доброжелательно» зубоскалить кассирше. – Мне не нравится твой интерес к нашим особам и то, что ты вот уже пятый раз появляешься у меня на пути. У меня возникают сомнения насчет твоих намерений. И если я тебя встречу в шестой раз, поверь мне, тебе эта встреча не понравится!

– Вы неправильно поняли… – начал он, но я перебил:

– И если ты сейчас же не исчезнешь, я не стану ждать шестого раза!

Мужик снова поерзал, однако, покосившись на цифры «1034» на моем сжатом кулаке, все же встал и поспешил к выходу. Я подождал, пока за ним захлопнется дверь, после чего вернулся на перрон. Женя и старик о чем-то оживленно болтали, но, когда я подошел, тут же напряженно умолкли. Старик недоверчиво поглядывал то на нее, то на меня. Журналистка, закусив губу, нервно уставилась в небо. «Наверняка она снова завела свои богохульные речи, – догадался я. – Небось, старик удивлен, как я оказался в компании такой еретички. Надо бы ее больше не сводить с членами Братства (пусть даже и бывшими), а то это плохо кончится. Кто-то может оказаться менее сдержанным, чем я. Да и мало ли, что обо мне могут подумать, увидев в такой компании…» При этой мысли я снова невольно покосился на ее милое личико. Фонарь за спиной журналистки создавал вокруг ее волос нечто вроде ореола, отчего она походила на сошедшую с иконы святую. Я отвел глаза.

– Следующий поезд не скоро, – сообщил я. – Прибывает в семь утра.

– Можете подождать у меня дома, – предложил Гулов.

Я хотел было ответить что-нибудь обидное, ведь все еще злился на старика. Однако, вспомнив, как легко одета моя спутница, решил, что предложение очень кстати. Но Женя отказалась.

– Через полчаса идет поезд обратно в Погорск, – напомнила она. – Если наш информатор все-таки был в том поезде, но не вышел в Красновке из-за того, что заметил нас, наверняка он попытается вернуться на этом. Предлагаю подождать тут.

– Тогда давай хотя бы в здании вокзала, – сказал я. – Там теплее. Особенно учитывая, во что ты одета.

Мы присели в зале ожидания. Я расположился между стариком и журналисткой, чтобы они снова ненароком не сцепились на почве веры. Долго молчали. Меня же все подмывало задать старику вопрос. Я не мог взять в толк: как член Ордена может отречься от своих убеждений? Как можно уйти из Братства? Тем более тому, кто состоит в нем с самых первых дней!

– Вы сказали, что у вас возникли какие-то идеологические разногласия с верой, – сказал я.

– Не с верой, а с Орденом, – ответил старик. – Это разные вещи.

Он замолчал, видимо, обдумывая, как бы выразить свою мысль.

– Скажи, Михаэль, – наконец продолжил он. – Мне интересно узнать твое мнение как человека верующего. По-твоему, что есть христианство: воздержание от грехов и соблюдение заповедей или стремление к добродетели?

– Ну… Воздержание от грехов и соблюдение заповедей, конечно!

– В том-то все и дело, что долгие годы я тоже так думал, – вздохнул старик Гулов. – Но теперь понял, что все-таки главное в нашей вере – добродетель. Именно к этому призывает нас учение Христа. Человек может за всю свою жизнь никого не убить, ничего не украсть, делить ложе только с законной супругой или супругом, любить родителей, есть в меру и прочее и прочее. Но это еще не делает его христианином! Так может поступать любой, независимо от религиозных убеждений. Любовь к ближним, всепрощение, терпимость, стремление совершать добрые дела – вот что отличает нашу веру от других. За отсутствие добродетели в нашем обществе не сажают в тюрьмы, как за воровство и убийство. Никто даже не осудит как за прелюбодеяние, ложь или обжорство. Недобродетельного человека не накажут, даже не обругают. Но, будучи христианином и не совершая добродетелей, человек идет поперек учения Христа и поперек жизненных принципов, которым обязался следовать, приняв эту веру. Именно добродетелью вымощена дорога в Рай! А если человек, мало того что не совершает добродетели, так еще и причиняет другим боль, разве он вправе называть себя христианином?

– Ага! Это как борец за права животных, пинающий котов! – воскликнула Женя.

Старик удивленно посмотрел на нее.

– Ну, это… Пришло на ум такое сравнение, – смутилась та. –Предположим, я всем говорю, что философия моей жизни – не обижать животных. И, кстати, в моем случае это действительно так. Я их не обижаю, если, конечно, они сами меня не трогают. Жил у нас как-то в соседнем дворе один гнусный пес…

Она запнулась, перехватив наши сердитые взгляды.

– Ладно, не суть… – махнула рукой журналистка. – Так вот, если я, на словах вся такая пацифистка и любительница живности, от нефиг делать пну кота – что это означает? Либо я нарушила свой жизненный принцип, либо все эти речи о любви к животным – пустой треп. Значит, я только прикидываюсь пацифисткой по каким-то личным причинам (быть может, из эпатажа), а на самом деле животных терпеть не могу. Судить нужно не по словам, а по поступкам. Я все это к тому, что для меня озлобленный христианин – как вегетарианец, поедающий мясо.

– Интересное объяснение, – улыбнулся Гулов. – Но в целом идея передана верно.

– То есть вы считаете, что методы Ордена порой чересчур жестоки и противоречат учению Христа. – Я прекрасно понял, на что именно намекает старик. – Согласен, добродетели важны. Но лишь до тех пор, пока царит мир. Когда же идет война, все это отступает на дальний план. Остается один закон: победа любой ценой! И то, что в мирное время считается главным пороком, – насилие – становится основным средством для достижения победы. Во время войны не время вести разговоры о морали!

– Разве идет война? – удивленно глянула на меня Женя. – Посмотри по сторонам – мы живем в мирное время!

– Это только кажется, – ответил я. – Нас окружает незримый враг: зло и ересь пожирают этот мир, поглощают наше общество!

– По-моему, война – только у тебя в голове, – хмыкнула Женя.

– Вот когда мы победим, – продолжал я, не обращая внимания на ее скептицизм, – когда на земле не останется зла, тогда такие, как я, – воины Света – станут не нужны. Вот тогда и можно будет становиться добродетельным и жить по заповедям Христа.

– Мир, построенный на костях, – сомнительный мир, – сказала она.

– Порой такие методы необходимы. Когда сотни лет назад рыцари Христовы отправлялись в Святую землю, они обнажали мечи.

– Обнажая меч, в ответ ты можешь ожидать лишь одного – ответного меча, – вздохнул старик. – И, я надеюсь, Михаэль, когда-нибудь ты это поймешь.

Гулов встал:

– Отлучусь на пять минут. Михаэль, пожалуйста, никуда не уходите без меня.

Женя тоже поднялась.

– А ты-то куда? – удивился я.

– Надоело сидеть. Пойду пройдусь по перрону. Разомнусь немножко. А то от ваших теософских речей меня уже мутит.

Оставшись один, я вдруг задумался: «А что, если они правы? Неужели я и правда веду себя как пацифист-маньяк? Но не этим ли принципам много лет учили меня основатели Ордена? И вот теперь один из этих учителей говорит совершенно противоположные вещи! Нет, наверняка тут дело в другом. Так в чем же?» И тут, вспомнив свой недавний рассказ о рейде в Красновку и об ужасе, который мы повстречали здесь, я догадался. Это страх! Вот в чем дело! Возможно, старик просто испугался остаться в Братстве. Страх – обычная защитная реакция человека, особенно если ты слаб духом. Те, кто любил свободу, под страхом смерти убеждали себя, что не так уж плохо быть рабами. Страх заставляет отречься от веры, от близких, от всего, чем дорожишь и что любишь. Когда тебя сковывает ужас, остается лишь одно желание – выжить любой ценой. А если вспомнить все то, что мы пережили в прошлом году со стариком Гуловым, нет ничего удивительного в том, что он сломался. Я ведь тоже едва не сдался! Это сейчас я героически рассказываю о том, как спасался от монстра. Но тогда, в темном лесу (как ни стыдно теперь в этом признаться), моля о пощаде, я готов был принять любую ересь, отречься от чего угодно, лишь бы спастись от чудовища, лишь бы выжить. А потом еще долго, когда я вспоминал ту ночь, страх грыз меня и нашептывал: уходи из Ордена, отступись! К счастью, я смог преодолеть свой страх. Более того – он закалил меня. Теперь, зная, с чем имею дело, я буду готов как морально, так и физически! Но, видимо, не всем это под силу. И мне вдруг стало искренне жаль старика. Я ведь не знаю, что он сам пережил в ту ночь…

В кармане завибрировал телефон. Я достал его, глянул на экран – «Женя журналистка».

– Да? – спросил я, нажав на кнопку вызова.

– Слава! Слава! Помоги! – ошарашил меня вдруг раздавшийся из трубки крик. – Он напал на меня!.. Он…

Связь оборвалась.

Я мигом оказался на перроне. Посмотрев по сторонам, увидел лишь клочок освещенного желтым светом фонарей пространства, а дальше повсюду – мрак. Где она? «Вот кретин! – ругал я себя, мечась по перрону. – Нельзя было отпускать ее одну!» Мысли же снова и снова возвращались к мужику в шляпе. Найду ублюдка – ему конец!

– Помогите!.. – раздался крик из темноты.

Я поспешил туда. Где-то впереди во мраке слышался скрежет гравия. Пробежав в ту сторону пару десятков метров вдоль железной дороги, я остановился – все стихло. Прислушался. Ладонь легла на кобуру с пистолетом-травматом. И вдруг скрежет раздался у меня за спиной. Но не успел я обернуться, как что-то обрушилось мне на голову…

Очнувшись, понял, что с трудом могу пошевелиться. Я стоял на коленях, прижатый спиной, по всей видимости, к стволу дерева. Голова раскалывалась от боли: последствия удара по затылку. Открыл глаза – вокруг тьма. Похоже, мне на голову надели мешок. Я слышал рядом чье-то дыхание и чувствовал, как мне продолжают опутывать руки за спиной. Дернулся – бесполезно. Привязали на совесть.

– Ах ты мразь! – Я уже не сомневался в том, что это тот самый мужик в сером пиджаке и шляпе. – Надо было сразу свернуть тебе шею!

Тот не отвечал. Продолжал молча спутывать мне руки.

– Ничего! Я до тебя, ублюдка, доберусь!

Тут я почувствовал, как что-то потекло по плащу, штанам, ботинкам. В нос ударил знакомый запах. Бензин! У меня обмерло сердце. Я вдруг осознал, что меня ожидает! Точно такая же смерть, какая постигла тебя, моя любимая сестра! В первый миг меня сковал тот самый давно забытый ужас. «Вот момент истины! – упрекнул я себя. – Докажи, кто ты есть! Или все эти разговоры о героизме – туфта! Умрешь? Так умри с чистым сердцем и праведными мыслями, а не как подонок, молящий о пощаде и в страхе отрекающийся от всего, во что верил!»

– Всех нас тебе не погубить! – прокричал я. – Погибну я – придут другие, и все вы рано или поздно сгорите на праведных кострах! И даже после смерти гореть вам в геенне огненной!..

Чиркнула спичка. Я рванулся, еще и еще. Но путы крепко держали мои руки.

– Ты можешь убить меня, но тебе не задушить нашу веру! Наступит час, и кара божья настигнет тебя! – кричал я.

И тут четко осознал: это конец! «Что ж, хватит угроз, воин Света! Ты проиграл – так проигрывай достойно! Вот только проигран твой личный бой, но не битва Тьмы и Света! Твои братья отомстят за тебя! Тебя же ожидает вечность в чертогах Христовых!..» И, закрыв глаза, я зашептал молитву.

Полыхнуло пламя, меня обдало жаром, пронзила боль.

«Господи, прими мою душу!..»

И вдруг что-то накрыло меня, словно ангел спустился с небес и обнял меня своими крылами. Эти объятия погасили пламя. Кто-то хлопал по мне, сбивая последние языки огня. Когда же мешок спал с моей головы, я увидел своего ангела-хранителя.

– Женя? Ты! – обрадовался я, все еще не веря в это чудесное спасение: ведь уже распрощался с жизнью. – Я думал, мне конец!

Как только она распутала мои руки, я вскочил, схватил валявшуюся под ногами палку и побежал по округе. Но, конечно же, никого не обнаружил. Нападавшего, как говорится, и след простыл.

– Он схватил меня, – сбивчиво объясняла журналистка. – Это было так неожиданно. Напал сзади. Я успела нажать вызов на телефоне. Хорошо, последние звонки были тебе. Я так надеялась, что ты услышишь… Потом он заткнул мне рот тряпкой и привязал к дереву. Думаю, он спалил бы меня заживо, да только в этот момент появился ты. Видимо, маньяк решил, что ты опаснее, потому бросил меня. К счастью, связал он меня наспех, мне удалось распутать веревки. Только я это сделала – увидела тебя привязанного и как какой-то мужик поливает тебя из канистры бензином. Услышав мои шаги в темноте, он бросил спичку и побежал. Ты весь вспыхнул. Я так испугалась! Хорошо, сообразила снять куртку и накрыть тебя…

Ее трясло, по щекам катились слезы. Я привлек ее к себе, обнял и вдруг осознал, насколько же хрупкий мой ангел-хранитель. Все это время я думал лишь о себе, о своей цели, и даже не задумывался, в какую опасную игру втянул этого маленького человечка.

– Ничего, ничего. Все будет хорошо, – прошептал я, погладив Женю по волосам. – Это я, дурак, потерял бдительность, отпустил тебя одну. Знал ведь, с кем имеем дело. Поймаю гада – пришибу!

Она прижалась ко мне, как напуганный малыш. В тот момент я вдруг понял, что пойду на все, лишь бы эта девочка никогда не видела страданий.

– Больше я тебя в обиду не дам! – пообещал я, поцеловав ее в макушку.

И вдруг испугался, осознав, что именно делаю. Боже, нет!.. Видимо, почувствовав это, она сама отстранилась.

– Не переживай за меня, – сказала она после неловкой паузы. – Я прекрасно понимала, во что ввязываюсь. Журналист – профессия нередко весьма опасная. Обещаю, что помогу тебе найти убийцу твоей сестры.

И с улыбкой добавила:

– Ну а я, в свою очередь, получу сногсшибательный материал!

Мы вернулись на перрон. Теперь нужно было решить, как действовать дальше, но я все никак не мог собраться с мыслями. И почему-то из головы все не выходил аромат ее волос.

«Так, соберись! – упрекнул я себя. – С этим позже разберешься, когда вернешься в храм – там на этот случай есть плеть, которая разом выбьет из башки всю ересь…»

Итак, каковы дальнейшие действия? И информатора, и мужика в шляпе, похоже, мы упустили. Неплохо бы остаться в поселке и все поподробнее разузнать. Например, сходить на почту или в паспортный стол. Там-то уж точно скажут, живет ли в Красновке загадочный У. М. Боренко. Да и старика не мешает расспросить поподробнее. Но у Жени оказались на этот счет иные мысли.

– Думаю, сейчас здесь оставаться опасно. – Она тревожно посмотрела по сторонам. – Лучше вернуться в город.

Я взглянул на Женю. Несмотря на ее героические речи об «опасной профессии журналист», в глазах ее читался испуг. И не удивительно, ведь ее только что чуть не сожгли живьем! Да уж, ей тут оставаться точно нельзя. Надо отправить ее домой.

– Да и старик сказал, что искать нужно в Погорске, – добавила она.

– Кстати, где он? – Я посмотрел по сторонам.

В здании вокзала Гулова тоже не оказалось.

– Может, увидел, что нас долго нет, решил, что мы уехали, и пошел домой? – предположила журналистка.

«Или ему стало противно общество бывшего соратника, – подумал я. – Да и черт с ним!» Тем более как раз сонный голос диспетчера объявил, что прибывает поезд – до Погорска. За окнами вокзала потянулась вереница зеленых вагонов.

Мы вышли на перрон.

– Как, а ты разве не едешь? – испуганно воскликнула Женя, увидев, что я не поднимаюсь следом за ней в вагон.

– Мне нужно остаться и кое-что сделать.

– А что, если этот маньяк не оставит меня в покое? – дрожащим голосом прошептала она, озираясь. – Что, если захочет довести дело до конца? Пожалуйста, Слава, не бросай меня!

«А ведь она права, – подумал я. – Ты уже оставил ее раз одну, и что из этого вышло? Да и, как она правильно заметила, по словам старика, секту маньяков надо искать именно в Погорске».

В вагоне мы присели на свободную полку. Женя прижалась ко мне, закрыв глаза. Ее трясло и, видимо, мутило. Я неловко приобнял девушку.

– Все в порядке, моя спасительница?

– Хуже некуда! – призналась она.

Да уж, втянул же я ее в приключение!

– Что-то мне нехорошо, – простонала Женя. – Мне нужно в туалет.

Встав, на непослушных ногах, она поспешила к туалету.

Я глянул в окно. Поселок остался позади. Огни больше не мелькали, теперь по ту сторону стекла тянулась черная полоса леса. Мне стало жутковато при мысли, что где-то здесь год назад меня гнала через чащу неведомая тварь. И радостно, что я покидаю этот мерзкий поселок.

Женя вернулась, села рядом молчаливая и бледная. Мы оба молчали. Эти события так утомили меня, что я сам не заметил, как задремал. Мне приснилось, что я снова бегу по лесу, а нечто темное, злое преследует меня, настигает, сбивает с ног. И вот кошмарная тварь сидит у меня на груди, сверкает глазищами, обнажает клыки. И вдруг я понимаю, что у этого чудовища лицо… журналистки Жени!.. Я едва не вскрикнул, проснувшись. Распахнув глаза, испуганно посмотрел по сторонам. И успокоился, увидев погруженный в полумрак вагон, услышав сопение и храп, доносящийся от накрытых простынками спящих на полках пассажиров. Это лишь сон! Жуткий, но все-таки сон! Глянув в окно, я увидел проносящиеся в свете фонарей знакомые здания. Погорск! Ну наконец-то!

«Где Женя?» – вдруг всполошился я, заметив, что журналистки рядом нет. Набрал на мобильнике ее номер – абонент недоступен. Только не это!

Расталкивая бредущих по проходу с чемоданами и сумками пассажиров, я поспешил в конец вагона. Дойдя до туалета, постучал в дверь:

– Женя, ты там? Все в порядке?

Тишина! Схватился за ручку, дверь открылась, за ней – никого!

Я в панике посмотрел по сторонам. Куда бежать? Что делать?

В этот момент распахнулась дверь тамбура, и я вздохнул с облегчением, увидев идущую мне навстречу журналистку.

– Как ты меня напугала! – прокричал я, едва не стиснув ее в объятиях.

– Все в порядке, мой рыцарь, – болезненно улыбнулась она. – Я была в тамбуре соседнего вагона: там окно разбито. Хотелось свежего воздуха. И побыть одной.

Впрочем, она еще неплохо держалась для девчонки, на которую совсем недавно напал маньяк.

– Извини, что втянул тебя в историю, – сказал я ей, когда мы вышли из поезда в Погорске. – Думаю, не стоит тебе больше заниматься этим. Справлюсь сам.

И у меня почему-то сдавило сердце при мысли, что я больше ее не увижу.

– Нет! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не отступлюсь! Теперь-то уж точно не отступлюсь!

Женя глянула мне в глаза, и взгляд ее был, как прежде, решительным. От недавнего страха не осталось и следа.

«Вот это отвага!» – с восхищением подумал я.

– Тебе ночевать-то есть где? – спросил я. – Общага наверняка закрыта.

– Переночую у подруги.

– Я провожу.

– Не надо. Она рядом с вокзалом живет. Вон в том доме, – кивнула на пятиэтажку, темнеющую неподалеку. – Что ж, до встречи. Будет какая-то информация, звони. Я еще по своим каналам пробью. Может, чего узнаю.

Я кивнул.

И вдруг она подбежала ко мне и чмокнула меня в щеку. Это произошло так внезапно, что я даже не успел увернуться. Она же, лукаво сверкнув глазками, улыбнулась, помахала ручкой и быстро пошла через вокзальную площадь.

– Расскажу подружкам о наших приключениях – ни за что не поверят! – обернувшись, прокричала она.

Я не уходил, пока она не дошла до края площади и не исчезла во мраке, там, где обрывался свет фонарей: нужно было убедиться, что ей больше ничто не угрожает. И все то время, что я наблюдал за ее удаляющейся стройной фигуркой, чувствовал, как все еще горит на щеке поцелуй. Видел бы это отец Пейн, повелел бы лупить себя плетью, пока не упаду! «Но что я мог сделать? Увернуться от поцелуя? Глупо! – мысленно оправдывался я. – Да и что, собственно, такого? Чисто дружеский жест. Девчонки часто так делают…»

И я отправился домой, счастливый, сам не зная отчего.

Впрочем, пока шел до дома, настроение мое сменилось на полностью противоположное. «Господи, что я творю? Грех не всегда бывает физический: согрешить можно и в мыслях! Более того, даже страшнее в мыслях! Мысли – отражение души!» Войдя в квартиру, я сорвал со стены многохвостную черную плеть. Какое-то время смотрел на нее, вертя в руках. Потом швырнул плетку в угол. Не раздеваясь, прямо в вонючих обожженных шмотках упал на кровать и отвернулся к стене. Время было уже часа три ночи, но заснуть не получалось. Я долго лежал, отгоняя навязчивый образ, который так и лез в голову. Вот дьяволица!

Вскочив с кровати, я все-таки схватил плеть и, сбросив плащ с рубашкой, лупил себя по спине до тех пор, пока за стенкой не постучали.

– Может, хватит, а? – рявкнул сонный бас соседа. – Ща ментов вызову!

Я отбросил плетку, снова лег на кровать и, ощущая приятное жжение на спине, с улыбкой заснул. Словно ангел с обрезанными крыльями…

Явившись с утра на работу, сразу же встретил в коридоре нашего нового дизайнера. Под правым глазом кровоподтек, на скуле ссадина. Однако попугайский прикид он так и не сменил: все те же цветастые шмотки и блестящие побрякушки. Ничему людей жизнь не учит!

– Ого! Кто это тебя так? – удивляюсь я, протягивая ему руку.

Дизайнер какое-то время смотрит на меня, и возникает ощущение, что он знает, кто именно его так разукрасил. Ну знает, и что дальше? С трудом подавляю в себе желание нахально посмотреть в ответ. Но нет – надо соблюдать конспирацию! Я ведь оборотень: днем – офисный планктон, ночью – лютый зверь. Вот если встречу его во мраке… Сейчас же надеваю на лицо маску сочувствия.

– Так, идеологические разногласия. – Попугай с добродушной улыбкой пожимает мне руку и идет дальше по коридору. Я направляюсь в свой кабинет, а из головы все не выходит эта мерзкая фраза: «идеологические разногласия». Старик Гулов сказал то же самое! Как сговорились! Достали все со своими идеологиями. По мне, так все просто: есть правда, а есть неправда. Правда – у нас. Все, третьего не дано!

Во время работы я поймал себя на том, что постоянно поглядываю на телефон. Если выходил из кабинета и оставлял его на столе, вернувшись, тут же хватал и смотрел, нет ли пропущенных вызовов. Решил постоянно держать телефон в кармане. Несколько раз мне казалось, что он вибрирует, поспешно вытаскивал – ничего! «Это и понятно, – оправдывался я. – Ведь жду новостей». Наконец, не выдержал, набрал номер журналистки Жени.

– Алло!

У меня словно тепло разлилось по телу, едва я услышал знакомый голос.

– Добрый день! Как ты?

– Ну, если откинуть то, что из меня вчера какой-то маньяк едва не сделал девушку гриль, то нормально. Ты как? Новости есть?

– Пока нет.

– Ну, если будут, звони. Я и сама стараюсь чего-нибудь нарыть.

Бросив телефон на стол, я долго сидел, откинувшись на спинку кресла. И тут же поймал себя на мысли, что мне плевать на новости. Именно этого я ждал все это время – услышать ее голос!

Вот же мерзость! Взгляд скользнул по стенам офиса, словно я надеялся обнаружить там плеть. Не придумав ничего лучше, как наказать себя за скверные мысли, я принялся тереться изодранной спиной о спинку кресла. Едва поджившие шрамы зудели, и от трения становилось скорее приятно, нежели больно. Тогда я схватил канцелярский нож и, выдвинув тонкое лезвие, стал вдавливать его в ладонь. Сильнее, еще сильнее… Выступила кровь, заструилась по запястью, закапала на блестящую поверхность стола.

– Слава, что ты делаешь?

Я отбросил нож.

Смотрю на коллегу Катю. Девица глядит на меня с деланным испугом, но в глазах ее читается скорее восхищение. Как же многие из них любят наблюдать за тем, как мужики причиняют кому-то боль. Пусть даже самому себе.

– Так, задумался, – ответил я.

– Не болит? – Катя протягивает руку, ласково проводит пальцем у ранки, словно может исцелить этим. С трудом борюсь с желанием отдернуть руку. Быть обычным мужчиной – часть дневного маскарада. Надо делать вид, что мне приятен флирт симпатичной девушки. Расслабляю руку, улыбаюсь Кате в ответ.

И вдруг ловлю себя на мысли, что это вовсе не маскарад! Мне действительно нравится! Ее ноготок скользит по моей коже и на самом деле исцеляет: боль уходит, а вместо нее возникает нечто иное. Боковым зрением замечаю расстегнутые верхние пуговки на Катиной белоснежной офисной блузке; висящий на шее золотой крестик качается над бездной грудей, словно гипнотический маятник. В голове вдруг возникает картина: я хватаю девушку, валю на стол, обрываю пуговицы и освобождаю грудь от ткани, задираю черную юбку… А в следующий миг мысленный образ Кати, дрожащей от возбуждения в моих объятиях, заменяется другим… Женя!

– Ладно, работу работать надо. – Поспешно откатываюсь в кресле подальше от стола и от коллеги.

Катя кивает и отворачивается к своему монитору. Она улыбается, и у меня возникает впечатление, словно она прочла мои мысли, ощутила звериную страсть, которая захлестнула меня, когда ее ноготок скользил по моей коже. При этом у меня такое чувство, будто мы действительно потрахались. Знаю, она была бы только рада: она давно меня хочет. Я же смотрю на канцелярский нож и едва сдерживаюсь, чтобы не полоснуть себя по запястью. Господи, что я творю?..

Скверное настроение не отпускало меня до вечера. Против такого состояния отличное лекарство – надавать кому-нибудь по харе. А еще лучше – сгонять на рейд и что-нибудь разгромить. Но, увы, не судьба. Отец Пейн запрещает частые рейды. Если мы привлечем к себе излишнее внимание, это не смогут покрывать даже верные нам люди из милиции и администрации.

Я подумывал уже снова прокатиться к памятнику герою Гражданской войны Краснову. Там наверняка тусуются неформалы, есть на ком оторваться. Да и Попугаю следует преподать еще один урок, раз он не понял с первого раза… Однако туда ехать не пришлось, ведь, когда я пришел после работы в храм, меня ждала прекрасная новость.

Там, как всегда, проходила вечерняя служба. Зал бывшего кинотеатра «Октябрь» оказался переполнен народом. Я даже навскидку не смог бы сказать, сколько здесь собралось людей. Наверное, больше тысячи. А ведь это обычная вечерняя служба! Что же будет в воскресенье, во время праздника? Я припомнил, что, когда девять лет назад только пришел в Орден, на службы от силы собирались пара десятков человек. И вот нас тысячи! И, если верить магистру, это только начало.

Я, по обыкновению, стал у дверей возле стены у иконы с изображением пронзенного стрелами святого Себастьяна, принявшего мучительную смерть от рук язычников. Отец Пейн, читавший с кафедры проповедь, заметил меня и, едва закончил, сразу же направился ко мне. Прихожане почтенно расступались, склонив головы, образуя живой коридор. Многие протягивали руки, с благоговением прикасались к черному одеянию магистра, некоторые старались поцеловать ему руку, и отец Пейн великодушно позволял это. Приблизившись, он взял меня под локоть и вывел из зала.

– Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – Он внимательно взглянул мне в глаза.

Меня всегда поражала проницательность магистра, он словно видел людей насквозь.

Я коротко пересказал ему события прошлой ночи. Как я вышел на информатора, как он удрал от меня (стыдливо умолчав лишь, каким образом ему удалось сбежать), с гордостью поведал, как мы с журналисткой снова вышли на след, добрались до Красновки. Когда я рассказал о том, как меня встретил старик Гулов, отец Пейн насторожился и попросил поподробнее пересказать наш разговор.

– Неужели он и правда стал отступником? – спросил я.

– Мы с ним повздорили после известных тебе прошлогодних событий, – задумчиво ответил отец Пейн. – Старик немножко вспылил… Впрочем, не бери в голову. Из Братства Света нельзя уйти просто так. Вступив в Орден, ты остаешься верен ему до самой смерти. Так что все образуется.

Закончил я рассказом о том, как мы угодили в ловушку.

– Это было непростительно для воина Света, и я заслуживаю сурового наказания. – Я покорно склонил голову.

– Да, ты потерял бдительность, но лишь потому, что недооценил врага, – ласково ответил магистр. – Уверен, такого больше не повторится.

– Зато теперь я знаю наверняка: маньяки-поджигатели действительно существуют!

– Что ж, раз еретики пытаются противостоять тебе – значит, ты на верном пути, – кивнул отец Пейн. – А журналистка? Что можешь сказать о ней?

– Женя? Студентка. Просто удивительная девчонка. Очень смелая, решительная, умная…

Я запнулся, перехватив внимательный взгляд магистра. Мне стало не по себе. Словно с моих губ сорвалось что-то постыдное.

– Она тебе нравится? – строго спросил отец Пейн.

– Если вы о том, что… Нет! Я преданный воин Света! Я и мысли не допустил бы!.. – с волнением вскричал я.

Магистр продолжал сканировать меня полными недоверия глазами.

– Но она мне действительно нравится, – признался я. – Как человек. Преданная своему делу, готовая идти до конца. Такая стала бы отличным членом Братства… Если, конечно, поработать над ее отношением к вере.

– Ну, я рад, что Господь посылает нам в помощники таких замечательных людей. – Отец Пейн одобрительно кивнул, взгляд его смягчился. – Кстати, познакомь меня с ней. Быть может, ты прав и она действительно будет полезна нашему Ордену.

– Обязательно. Уверен, Женя вам понравится.

– Не сомневаюсь… Что ж, отличные новости! Однако сейчас у меня для тебя есть другое не менее важное задание. Помнишь буддистскую общину?

– Которая собиралась строить в Погорске храм?

– Именно. Так вот: похоже, они не отказались от своего намерения.

Конечно же, я помнил буддистов, хотя сам и не участвовал в усмирении этих еретиков. С ними разбирались иными методами. Буддистов наше Братство Света прижало полгода назад. До этого мы даже не знали о том, что у нас в городе есть такая община. Они тихо собирались на какой-то квартирке и не высовывались. А потом какому-то их активисту пришла в голову идея воздвигнуть в Погорске буддистский храм. К тому времени, когда мы узнали об этом, они уже успели найди место под застройку, стали активно собирать пожертвования и даже завезли кое-какие стройматериалы. Как будто не знали о том, что в течение двух лет от подобных бредовых идей, строить в Погорске еретические храмы, уже отказались иудейская и мусульманская общины. Можно ведь было догадаться, что это случилось не просто так…

В тот раз нам даже на рейд ездить не пришлось. На самом деле далеко не со всеми еретиками разбираемся мы, бойцы. Наоборот, большинство проблем устраняется иными путями: официальными, полуофициальными, неофициальными. Наша четверка воинов лишь одно из звеньев мощной и прочной цепи – острие праведного меча. Мы, так сказать, штурмовой отряд – один из самых радикальных аргументов. Чаще всего же с еретиками справляются без нас. За годы существования Братства Света отец Пейн обзавелся связями во всех известных кругах, от администраций и правоохранительных органов до криминальных авторитетов. Многие представители этих организаций – прихожане нашего Братства. Я сам видел однажды во время праздника, что на проповеди рядом стояли губернатор, начальник милиции и один из крупнейших погорских воров в законе. Потому, если возникало подозрение в ереси, отец Пейн первым делом обращался к нашим влиятельным сторонникам. Иудеям и мусульманам попросту перекрыли кислород местные власти: бумажная волокита, разрешения пожарных и медиков, отлов нелегальных мигрантов на стройке и прочее и прочее… А уже с отдельными особенно настырными личностями пришлось разобраться мне и моим бойцам. И вот теперь появились буддисты.

– До меня дошла информация, что эти еретики снова взялись за строительство, – продолжал отец Пейн. – Официально власти запретили им строить. Но либо они нашли какую-то лазейку в законодательстве, либо занялись самоуправством. Так или иначе, им нужно пояснить, насколько они неправы.

Я удивленно глянул на него:

– Вы же говорили, что мы не должны устраивать крупные боевые вылазки чаще, чем пару раз в месяц. Чтобы не привлекать внимание общественности.

– О, за это не беспокойся, – ответил магистр. – Так было раньше. Но времена меняются, как и общественное мнение. У нас в городе уже так много если не прихожан, так сочувствующих, что скоро наступит момент, когда мы сможем открыто карать еретиков в любое время дня и ночи. При этом общество и закон будут не только не против, а еще и сами станут просить нас разобраться с подонками. Так как, справишься?

Я кровожадно улыбнулся. Еще бы!

Уриэль, Гавриэль и Рафаэль были в нашей подвальной коморке. Первый лупил кулаками боксерскую грушу, второй, лежа на лавке, кряхтел под штангой. Только Рафаэль сидел в уголке, глядя в потолок пустым взглядом, погруженный в свои мысли.

– Есть дело! – с ходу объявил я, доставая из шкафа боевую одежду и черную маску. – У нас рейд!

– Круто! – воскликнул Гавриэль, положив штангу. – Когда выдвигаемся?

– А разве отец Пейн не говорил, чтобы мы часто не высовывались? – удивился Рафаэль. – У нас ведь только на этой неделе было уже два!

– Вчера был не рейд, – отмахнулся я. – Так – небольшой мордобой и наставление заблудших овец. Ну так что, вы идете или мне одному?

– Конечно, идем! Наваляем подонкам! – Уриэль с наслаждением провел серию ударов по груше. – Так и хочется кому-нибудь всечь!

– Я думал, мы занимаемся этим ради избавления мира от ереси, а не для получения удовольствия, – хмуро заметил Рафаэль. При этом слова его были явно обращены ко мне: он смотрел мне в глаза. Видимо, в них он прочел то же желание, что и у остальных. У меня действительно в тот момент было такое чувство, что, если в ближайшие полчаса не найду кому разбить харю – лучше не стойте рядом!

– Одно другому не мешает, – ответил Гавриэль, надев черную водолазку, а поверх нее – большой серебряный крест.

– Еще как мешает! – Рафаэль метнул в него холодный взгляд. – Уверяю, когда Спаситель произносил: «Не мир пришел Я принести, но меч!», он вовсе не испытывал желания причинять кому-то боль. Так и наши рейды – инструмент воздействия, а не средство для самоудовлетворения.

Он снова уставился на меня и не отводил глаз, словно ждал ответа. Мне стало не по себе. Я вдруг вспомнил недавние разговоры с журналисткой Женей и стариком Гуловым. Как же достали меня эти «идеологические разногласия»…

– Ладно, хватит трепаться! – отрезал я. – Время не ждет!

Гавриэль и Уриэль вышли из каморки. Я надел бомбер и тоже направился к двери. На пороге обернулся. Рафаэль помедлил, но все же пошел следом.

– У тебя что-то случилось? – спросил он.

– Не понимаю, о чем ты.

– Просто ты нервный какой-то. Не такой, как обычно. Если б я тебя не знал, решил бы, что у тебя… хм… что-то вроде неудачной любви.

– Но ты-то меня знаешь. Для меня обет – не пустой звук. Так что не говори глупостей!

Я пошел, но он удержал меня за руку.

– Погоди, Михаэль. Я хотел с тобой серьезно поговорить. Это очень важно.

– Времени нет, поговорим после рейда. И… – Я окинул его взглядом: светлый свитер и синие джинсы. – Что это за прикид? Хоть бомбер накинь!

Рафаэль замялся. Все-таки снял свитер, достал из шкафчика черную куртку, надел, застегнул молнию. Я одобрительно кинул и вышел из каморки.

Погорск лишь в центре похож на город. Но стоит отъехать подальше в любом направлении, как многоэтажки исчезают – и на многие километры тянется гигантская деревня из крошечных частных домиков. В одном из переулков этой деревни буддисты и решили возвести себе храм.

Микроавтобус подкатил к месту строительства, едва стемнело. Где именно обосновались еретики, было видно издали: над крышами домов возвышались белокаменные стены сооружения, которому нашими стараниями так и не суждено будет достроиться. И когда только успели столько сделать? Впрочем, не удивительно, ведь они работали днем и ночью. Даже сейчас стройплощадка была освещена фонарями и на ней суетились люди. Это нарушило наши планы. Мы-то полагали, что ночью тут будет только сторож. Придем, впишем ему пару раз по харе, чего-нибудь поломаем, разобьем несколько фонарей и оставим на стене послание: мол, будете продолжать строительство – мало не покажется. Тут же трудились по меньшей мере с десяток мужчин. Меня, впрочем, такой расклад устраивал больше: прямо не терпелось расквасить пару-тройку носов.

– Что, как обычно, ворвемся внезапно? – спросил Гавриэль. – Застанем врасплох?

– Нет, – сказал я, – пойдем открыто.

– Их же в два раза больше! – заметил Уриэль.

Я ничего не ответил. Хрустнул костяшками пальцев и, распахнув дверцу автобуса, спрыгнул на землю.

Когда мы приблизились, царившая на стройке суета вдруг разом прекратилась: все замерли, словно кто-то нажал «стоп-кадр». На нас смотрели десятки удивленных глаз, и в них читались недоверие и страх. Видимо, выглядели мы зловеще: четыре черные фигуры без лиц. Наконец нам навстречу выдвинулся один. Я узнал руководителя их богомерзкой общины – магистр показывал его фото. Правда, на снимке тот выглядел повыше. Это был коренастый такой мужичонка с бородкой, стриженной подковой. Джинсы, рубашка в крупную клетку. Уверен: когда не занимается своими еретическими делами – работает научным сотрудником в каком-нибудь НИИ, небось даже профессор.

– Вы что-то хотели? – дружелюбно начал он.

– Да, – дерзко ответил я, – чтобы вы исчезли отсюда и больше тут не появлялись.

– Не вижу причин. – Голос его похолодел. – У нас все официально. Все документы в норме…

– …потому что, если вы не уйдете сами, – продолжал я, не обращая внимания на его лепет, – мы вам поможем!

– Да ну! – Он выпрямился, сложил руки на груди. – А вы попробуйте!

Остальные строители после этих слов тут же похватали все, что попалось под руку: кирпичи, монтировки, палки. Обступили нас полукругом. А я-то думал, что все буддисты – пацифисты. Но эти, похоже, свои миролюбивые убеждения готовы отстаивать с оружием в руках.

– Говорил же, надо было ворваться внезапно, – шепнул Гавриэль.

Я какое-то время молча смотрел в глаза воинственному «профессору».

– Что ж, коли так… – вздохнул я и сделал вид, будто поворачиваюсь, чтобы уйти. Успел даже заметить на миг мелькнувший в глазах буддиста триумф. Потом я резко развернулся, вынимая из кобуры на поясе травматический пистолет, и выстрелил ему в грудь. «Профессор» охнул, согнулся, а я тут же обрушил ему на голову кулак с кастетом и добил тяжелым ботинком.

Ну а дальше началось откровенное избиение. Мои парни тоже достали травматы. Пару-тройку самых крупных мужиков мы свалили сразу; остальные дрогнули, и мы стали их теснить. Потом наши ангелы-мстители просто ходили по стройке, расстреливая из пневматики всех, кто попадался на пути, а затем добивая кулаками и ногами. Дело свое они знали: никто не убежал. Некоторые буддисты, даже оказавшись на земле, пытались подняться, хватаясь за свои жалкие палки. Лучше б не вставали!..

– Все, все! Они поняли! – раздался женский визг. – Хватит!

Из мрака выбежала какая-то барышня и упала на колени рядом с «профессором», словно пытаясь защитить его своим тощим тельцем.

– Надеюсь, что так, – сказал я, вытирая окровавленный кастет об одежду. – А то мы не ленивые. Придем снова.

Я махнул своим парням: пошли!

И тут мои уши уловили какой-то шорох. Обернувшись, я увидел в глубине недостроенного храма тусклый фонарь и одинокую фигуру. Это был парень, довольно щуплый на вид. Он брал из огромной кучи кирпичи и, похоже, делал кладку. Он будто и не заметил произошедшей потасовки и того, что все его приятели корчатся на земле. Я снова напялил на правую руку кастет, в левую взял травматический пистолет, пошел к нему. Каково же было мое удивление, когда, приблизившись, я узнал нашего дизайнера Попугая!

Я стал в метре от него. Молча – ведь он мог узнать мой голос. Попугай продолжал монотонно двигаться: от стены к кирпичной куче, от кучи к стене.

– О, глядите, кто тут у нас! – воскликнул подошедший Гавриэль.

Он сжал кулаки, но я поднял руку: погоди. Попугай продолжал свое дело, не обращая на нас внимания. Взял очередной кирпич, понес к стене, мастерком положил цемент, приладил кирпич, пошел за следующим. Словно нас тут нет вовсе. Что ж, придется дать о себе знать!

Я убрал пистолет в кобуру, кастет – в карман. Когда Попугай взял очередной кирпич, я сделал шаг и саданул ему кулаком в солнечное сплетение. Так, не сильно, скорее ради урока. Этого хватило. Попугай упал на колени, зашлепал губами, хватая ртом воздух. Я решил, что этого ему достаточно: он ведь только вчера огреб от нас по полной. Я повернулся, чтобы уйти… И вдруг увидел, что Попугай с трудом поднялся и снова побрел к куче. Он, что, издевается? Когда дизайнер проходил мимо меня, я пнул носком ботинка ему в голень. Попугай снова упал, но опять встал, поднял кирпич и, хромая, понес к стене.

– Давай я всеку! – сказал Гавриэль. – Времени нет!

Я покачал головой: мол, оставь, я сам. Понятно, Попугай делает это мне назло. Хочешь поиграть? Давай поиграем! Я смял в кулак куртку у дизайнера на груди и несколько раз долбанул его о стену. Несильно. Я хотел, чтобы он прекратил свое занятие не потому, что упал от побоев. Тут важно сломить его дух! Отпустил руку, Попугай сполз вдоль стены. Посидел, тряхнул головой. Раздирая пальцы о кирпичи, кое-как поднялся, добрел до кучи, едва не упал на нее.

– Пойдем, Михаэль! – дернул меня за рукав Гавриэль. – Добей его и пойдем! Вот-вот менты приедут. Наверняка кто-то уже вызвал.

Я не шелохнулся. Когда Попугай все-таки взял очередной кирпич, я двинул ботинком по его пальцам. Кирпич выпал, Попугай согнулся, прижав к груди ладонь, на которой отпечатался след армейского ботинка. Он попытался снова взять кирпич, но рука задрожала – выронил. Тогда он протянул левую руку. Вот же настырный гад! Едва его ладонь легла на кучу, я наступил на нее, придавив к кирпичам. Ну давай же, брось! Он поднял на меня глаза. Я ожидал увидеть там слезы, но там была лишь настырная мука. И я вдруг понял: нет, он не бросит! Будет терять сознание, выть от боли, но не отступится, не отречется. Таких не исправить! Таким лишь прямой путь на праведный костер, а оттуда – в Ад! И при виде этого взгляда внутри у меня вскипела ярость. Я левой рукой схватил его за косички-дреды, а правой ударил в лицо, еще и еще…

– Прекрати! – Кто-то сзади перехватил мой занесенный для очередного удара кулак.

– Рафаэль, уйди! – прорычал я, увидев в прорезях маски-балаклавы его испуганные глаза. – Уйди, я сказал! А то ща и тебе втащу!

– Ты что творишь? – Рафаэль схватил меня под локти, завернул руки за спину.

– Ты защищаешь эту мразь? – Не в силах ударить рукой, я дважды саданул в Попугая коленом. – Это же тварь! Таких не исправить! Мерзкие еретики!..

– Да уйди же ты! – в отчаянии закричал Рафаэль Попугаю. – Он же тебя убьет!

Тот, может, и рад был бы уйти, да только уже не мог. Он лежал у кучи кирпичей, в беспамятстве размазывая кровь по лицу. Рафаэль оттащил меня в сторону. Я рванулся, еще и еще. Наконец мне удалось высвободить правую руку. Я резко развернулся.

– Ну давай! – вскричал Рафаэль. – Чего ждешь?

Я замер: цифры «1034» смотрели в его лицо! В лицо моего лучшего друга!

Я опустил руку, разжал дрожащий от напряжения кулак.

– Посмотри на себя, – кричал Рафаэль. – Нет, на нас всех! В кого мы превратились? Это, по-твоему, борьба со злом? По мне, так это и есть зло!

– Заткнись!

– Наслаждаемся чужой болью, словно маньяки! Врываемся по ночам, как бандиты, пряча лица! – При этих словах Рафаэль сорвал с лица маску и швырнул себе под ноги: – Противно!

– Надень немедленно! – Я в страхе посмотрел по сторонам. Никто не видит?

– А если не надену, то что?

И в следующий миг он отшатнулся, держась за лицо.

– Да-да, вот наша истинная сущность, – Рафаэль улыбнулся разбитыми губами. – Точнее, теперь уже ваша сущность. Не моя! Потому, что мне с вами больше не по пути!

И, повернувшись, он пошел прочь.

– Рафаэль, стой! Стой, я сказал!

Он обернулся:

– Меня зовут Толик! Слышишь? Я – Толик! А еще у меня есть фамилия – Шувалов! Прощай, Братство Тьмы!

И он растворился в ночи.

Вдали раздавался вой сирены.

– Михаэль, надо ехать! – Гавриэль потянул меня за рукав. – Скорее!

И мы, перепрыгивая через стонущие, корчащиеся на земле тела еретиков, побежали к автобусу. Когда отъезжали от стройки, я увидел в окошко, как Попугай поднялся и взял в руки кирпич…

Обратно ехали молча. Впрочем, я понимал, что все думали об одном и том же. «Как, как он посмел?» – недоумевал я. Такого поступка я мог ожидать от кого угодно, но только не от Рафаэля. Ведь он из всех нас был самым набожным, самым преданным, самым начитанным и самым идейным. Почему? Хотя больше меня пугал не этот вопрос. Как к этому отнесется магистр?

В зеркале водителя я увидел настороженные глаза сидящего за рулем отца Годфри.

– Почему вас трое? – спросил тот, осмотрев салон. – Где Рафаэль?

– Он не с нами, – нехотя ответил я. – Доберется своим ходом.

– Пострадал или другое?

– Другое.

Отец Годфри перестал сверлить нас глазами и снова смотрел на дорогу. К чему лишние вопросы, если все равно решающее слово будет за магистром?

Я поймал на себе и растерянный взгляд Уриэля.

– Он одумается! – хмуро сказал я.

– Ага. – Уриэль отвернулся.

Я же снова задумался над тем, что скажу отцу Пейну. Как смогу ему все это объяснить?

В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось: «Гулов». Почему именно сейчас?!

– Михаэль, у меня получилось, – раздался в трубке восторженный старческий голос. – Я нашел твоего информатора. Это оказалось не сложно. Сегодня сходил на почту и поинтересовался у знакомой, есть ли в Красновке кто-нибудь с данными У. М. Боренко. Нашелся всего один. Парень, как раз подходит под ваше описание. Он по адресу не живет, но через родственников мне удалось передать ему послание. И я убедил его с вами встретиться, поговорить. Сегодня ночью. Записывай адрес!

Убрав телефон, я какое-то время с сомнением вертел в руке мятую бумажку с адресом. Несомненно, надо туда ехать. Такую возможность упускать нельзя. Тем более есть риск, что раньше нас его найдет кое-кто другой…

Я было засомневался, стоит ли говорить об этом Жене. Или лучше съездить в Красновку самому? Время как-никак – начало двенадцатого ночи. Все же решил набрать. «Позвоню, иначе она обидится, – придумал я для себя оправдание. – А вовсе не потому, что это возможность снова ее увидеть!» И, едва услышал в трубке «Алло», ощутил, как по телу словно прокатилась теплая волна.

Женя оказалась легка на подъем, лишь коротко бросила:

– Я мигом. Только соберусь. Встретимся через полчаса на вокзале.

В храме я заскочил в подвал, быстро переоделся в повседневную одежду.

– Куда-то собрался?

Повернувшись на голос, я увидел в дверях отца Пейна.

– Да, снова в Красновку. Старик Гулов позвонил, сказал, что нашел информатора.

– Гулов? – удивленно переспросил магистр. – Значит, старик вам все-таки помогает…

– Конечно. Ведь, как вы и сказали, вступив в Орден, человек остается верен ему до конца.

– Ну-ну… – задумчиво пробормотал отец Пейн. – А журналистка? Вы едете вместе?

Я кивнул.

– Ты, помнится, обещал нас познакомить. Почему бы это не сделать прямо сейчас? Мне очень интересно посмотреть, что это за птица. Не возражаешь?

Еще бы я возражал. Слово магистра – закон!

Он достал из кармана ключи от микроавтобуса:

– Поехали, отвезу тебя на вокзал.

Мы сели в машину, тронулись. Пока ехали, я все думал о Рафаэле. Стоит ли говорить? Меня бросало в дрожь от одной мысли, в какую ярость впадет магистр. «Быть может, пока промолчать? – закралась предательская мысль. – А завтра, глядишь, Рафаэль одумается и вернется…» И я тут же одернул себя за столь гнусные идеи. Ну уж нет: во-первых, я воин Света и не имею права скрывать что-либо от Ордена. А во-вторых, если магистру от кого-то и нужно узнать, что мой лучший друг проявил малодушие, так уж лучше от меня. Я собрался с духом:

– Вы должны кое-что знать, отче…

– Полагаю, речь пойдет о Рафаэле.

Я озадаченно взглянул на него: он, что, уже знает? Отец Пейн смотрел на дорогу.

– Выходит, в точку, – кивнул он. – Ну, что он натворил?

Мне показалось, что он и без того уже все знает. Наверняка отец Годфри ему доложил. Так к чему такие вопросы? Быть может, он меня проверяет: расскажу я ему или буду покрывать своего друга. Что сильнее во мне: преданность Братству Света или дружбе. Да только подобных сомнений у меня никогда не возникало!

– Рафаэль не вернулся с нами из рейда.

– Вот как? – По мне скользнул холодный взгляд. – Причина?

– Так, повздорили слегка… – И поспешно добавил: – Но, я уверен, он остается верным братом Ордена. Просто у него сейчас сложный период в жизни…

– Наши жизни нам не принадлежат, – строго напомнил отец Пейн. – Став на путь воинов Света, мы вверяем свои судьбы Господу нашему.

– Рафаэль прекрасно знает это. И, я уверен, ничто не собьет его с истинного пути.

– Надеюсь, что так. Надеюсь, что так. – Это было сказано таким ледяным тоном, что меня пробил озноб.

Больше, до самого вокзала, магистр не проронил ни слова. Молча смотрел на дорогу. И было в этом молчании что-то зловещее.

«Рафаэль, как ты мог? – сетовал я про себя. – Уйти! Добровольно! Больно смотреть, как покидают Орден одни из самых верных братьев. Да еще и по причинам, которые я не способен понять. Да и какие могут быть причины такого предательства? Братство – наше все, наша жизнь! Неужели кто-то может сомневаться в этом? А тут сначала старик Гулов уходит по каким-то дурацким "идеологическим разногласиям". Теперь вот еще и Рафаэль!»

«Он вернется! – убеждал я себя. – Завтра приду на службу – а он там!» И, признаться, сам не верил в это. Я просто возненавидел Попугая. Какого Дьявола он оказался на той стройке? Хотя я понимал, что дело не только в нем, далеко не в нем. Попугай стал лишь последней каплей, переполнившей сосуд сомнений моего товарища. А сомнения у него были, всегда! Просто я старался не замечать этого. Теперь же, припомнив все те годы, что Рафаэль провел в Братстве, я обнаружил уйму странностей в поведении друга. Сомнения, рассуждения, поступки… Так что такой финал был неизбежен. Рафаэль – отступник. Такое уже бывало. Далеко не всегда причиной ухода из Ордена становилась смерть.

Мысль о смерти напомнила мне про Красновку, куда мне вот-вот надлежало вновь отправиться. И я подумал вдруг: надо же, год назад именно на этом микроавтобусе мы отправились в этот кошмарный рейд – убивать чудовищ. И у меня невольно пробежали мурашки по коже: ведь оттуда вернулись не все! Не только мы способны охотиться на чудовищ, но и чудовища на нас…

И вот мы притормозили на привокзальной площади. Я набрал на телефоне номер Жени – абонент недоступен.

– Задерживается, – ответил я на безмолвный вопрос магистра. – Но она обязательно придет. Женя – умница, ответственная.

– Не сомневаюсь, – ответил тот, глянув на меня. И мне почему-то стало неловко.

Я выбрался из машины, прошелся по парковке. В очередной раз набрал на телефоне номер журналистки – абонент недоступен. А если что-то случилось?.. И вдруг:

– Слава!

Я обернулся. Женя стояла у фонаря неподалеку: темный стройный силуэт, легкая курточка развевается позади на ветру подобно крыльям, из-за падающего со спины света растрепанные волосы сияют нимбом. В голове возникла невольная ассоциация с ангелом. Какое-то время я стоял, завороженный этим образом. И вдруг сообразил: негоже так долго пялиться на девушку. К тому же наверняка отец Пейн наблюдает из машины. Отвел глаза.

– Я уж начал волноваться!

– Задержали дела по учебе, – ответила она. – А мобила села. Ну что, в путь? Поезд отправляется через тридцать минут…

В этот момент распахнулась дверца микроавтобуса – и Женя замерла, испуганно глядя на выбирающегося из машины отца Пейна. Конечно, ее смятение было понятно, учитывая, что мы ловим маньяков, а вчера сами едва не стали жертвами.

– Ах да, забыл тебе сказать, – поспешил я успокоить ее. – Познакомься, это отец Пейн – магистр нашего Ордена. Я тебе о нем рассказывал. Отец Пейн, это – Женя, журналистка.

– Здравствуй, дитя мое! – ласково сказал он.

Магистр протянул руку. Девушка пожала ее, едва прикоснувшись пальцами, все еще испуганно глядя на него.

– Значит, это ты писала те статьи? – спросил отец Пейн.

– Н-нет, – выдавила наконец она из себя.

Магистр удивленно глянул на меня.

– Женя хочет сказать, что лишь обрабатывала чужой материал, который ей передавали, – объяснил я. – Автора же мы сейчас и пытаемся найти. Поэтому и едем в Красновку.

– Похвально, что ты занимаешься этим делом, – одобрительно кивнул магистр, с интересом разглядывая журналистку. – Рад, что наши цели совпадают.

– А вы знаете мои цели? – как-то уж чересчур дерзко выпалила она.

– Ну как же, цель нашего Ордена – борьба со злом. Твоя разве нет?

– Я ни с чем не борюсь. Мне просто любопытно.

– Не важно, каковы наши мотивы, главное – результат. Неисповедимы пути Господни, которыми Он ведет нас. Но если в итоге Свет торжествует над Тьмой – ты на верном пути.

– Я верю, что сама выбираю свою судьбу, – ответила она, глядя на отца Пейна с откровенным презрением. – Да и вообще, по мне, как-то глупо считать себя марионеткой, которой, дергая за ниточки, управляет какое-то существо, каким бы могущественным оно ни было. А в вашем случае – так еще и вымышленное.

Я напрягся: «Что она несет? Она вообще понимает, с кем разговаривает?! Одно дело со мной молоть всю эту еретическую чепуху. Но говорить так с самим магистром!.. Он и за меньшее спускает собак!» Однако, когда я взглянул на отца Пейна, увидел, что он смотрит на журналистку не строго, скорее с любопытством, как на диковинного зверька.

– Да, Михаэль говорил, что ты прохладно относишься к нашей вере, – со снисходительной улыбкой сказал он. – Можно полюбопытствовать почему?

– Нельзя! – И, заметив мой возмущенный взгляд, ответила – скорее мне: – Почему я должна обсуждать такие темы с незнакомым человеком?

– Так давай познакомимся! – воскликнул отец Пейн. – До отправления поезда ведь еще есть время. Не против, если мы присядем и поговорим?

Женя открыла было рот, но я опередил ее «Против»:

– Конечно же, у нас найдется время.

И едва ли не силой усадил журналистку на стоявшую рядом лавочку.

– У меня, кстати, для подобного случая кое-что припасено, – сказал магистр и пошел к микроавтобусу.

– Ты чего творишь? – шикнул я на Женю.

– А что такого? – Та пожала плечами, сердито поглядывая вслед отцу Пейну. – Он же твой, а не мой приятель.

– Можно хотя бы проявить уважение?

– Не знаю, как твое, но мое уважение надо еще заслужить.

– Он старше тебя раза в два!

– Тоже мне, аргумент, – усмехнулась она. – По-твоему, любой гнусный старикашка, отравляющий жизнь всем окружающим и не совершивший ничего полезного за всю свою поганую жизнь, достоин уважения лишь за то, что дотянул до седин? Нет уж! Уважать можно за хорошие дела, а твой магистр пока ничего хорошего лично мне не сделал.

– Это – самый светлый человек, которого я знаю! – пылко возразил я.

– Вот ты и уважай.

Я покачал головой: «Ну что за противная девчонка! Видать, мало ее в детстве пороли. Уважение к окружающим нужно вколачивать с пеленок».

Между тем вернулся магистр, держа в руке бутылку красного вина и пластиковые стаканчики. Присел на лавочку, наполнил три стаканчика.

– Так сказать, за знакомство.

– Не думаю, что это хорошая идея, – скривилась Женя. – Если вы, конечно, не хотите попасть под статью за спаивание несовершеннолетних.

– Я думал, что ты студентка, – удивился магистр.

– Ну да, студентка. Только первокурсница. Мне еще семнадцать.

– На первом курсе, конечно же, все студенты ведут трезвый образ жизни, – усмехнулся он. – Ну-ну. Сам я, конечно, студентом не был, учился в духовной семинарии. А вот брат мой был. Учился, кстати, в вашем же вузе. И праведным его поведение даже на первом курсе назвать было нельзя. Однажды его чуть не отчислили. Хорошо, пожалел ваш ректор. Он, кстати, до сих пор у вас главный? Этот, как его… Филиппов.

– Филимонов, – поправила Женя. – Павел Сергеевич.

– А, точно! – кивнул магистр.

Меня это, признаться, удивило. Ведь наш магистр лично знаком со всеми важными людьми Погорья, а со многими даже приятель. Но я сообразил, что он просто проверил Женю, действительно ли она там учится.

– Ладно, не хочешь – твое право, – согласился отец Пейн, насмешливо поглядывая на нее, и выплеснул содержимое одного стаканчика на землю.

– Простите, но я тоже откажусь, – сказал я. – Хочу иметь светлую голову на задании.

– Похвально, – кивнул магистр, выплеснув и второй стаканчик. – А я вот, пожалуй, выпью.

– Ничего, что вы за рулем? – напомнил я.

– И кто ж меня остановит?

И, словно в подтверждение его слов, проходящие мимо два патрульных милиционера с почтением склонили головы, а один даже сказал:

– Добрый вечер, отче!

– Да осветит Господь твой путь, сын мой, – ответил отец Пейн.

Тут не поспоришь: не найти в Погорске человека, который бы не знал нашего магистра, а большинство его любят и уважают. За последние годы авторитет отца Пейна, как и нашего Братства Света, возрос до небес.

– А вообще, ты прав, – вдруг кивнул отец Пейн. – Я лучше пешком прогуляюсь, отсюда до храма недалеко.

И он бросил мне ключи от микроавтобуса:

– Вам ведь машина нужнее. К тому же ты, в отличие от меня, не пил. Выходит, теперь вы можете не торопиться на поезд.

Женя с досадой закусила губу. Магистр же откинулся на спинку лавочки и снова поднес стаканчик ко рту.

– Мы называем вино кровью Христовой, – сказал он, с наслаждением пригубив.

– И вы еще удивляетесь, почему я так отношусь к вашей религии, – хмыкнула журналистка.

Я зыркнул на нее, но отец Пейн сделал знак – мол, пусть продолжает:

– Объясни, дитя.

– Я хотела бы задать встречный вопрос: чем лично вам не угодили другие религиозные течения? – как-то неожиданно осмелев, парировала Женя. – За что вы на них так взъелись?

– Кто тебе сказал, что мы на них, как ты выражаешься, взъелись? – прищурившись, глянул на нее отец Пейн. – Суть нашей веры – нести мир и добро.

– Ой, вот только не надо мне этого вкручивать, – усмехнулась она. – Я ведь журналистка и прекрасно знаю, что происходит в городе; в курсе всех новостей. Много наслышана о методах и поступках вашего так называемого Ордена. Честно сказать, мне наплевать. Почти у каждого человека есть те, кого он презирает. Один бьет морду за то, что она ему не понравилась; другой пырнет ножом чужака, появившегося в его деревне; а иной стреляет в людей по приказу. Найдется множество причин для проявления агрессии. В вашем случае это иная вера. Вот я и спрашиваю: почему? Чем вам другие религии так не угодили? Ответите вы – отвечу и я.

– Ты ошибаешься, дитя мое, – покачал головой отец Пейн. – Да, порой мы поступаем весьма жестко. Но вовсе не из ненависти. Наоборот, мы желаем лишь добра. Мы помогаем заблудившимся обрести верную дорогу.

– Кулаками?

– Иногда и кулаками, если иные средства не помогают. Когда родитель наказывает ребенка за скверные поступки, разве он делает это из ненависти? Наоборот – из любви к своему чаду, чтобы в будущем оградить его от ошибок. Вот и мы несем свет истины, призываем людей жить по законам Божьим.

– Так они и живут, – ответила журналистка. – Мы же сейчас говорим о религиях? А значит, все эти люди, которым ваш Орден, как вы только что выразились, несет свет истины, и без того верят в бога. Ведь практически в каждой религии есть некое высшее существо – демиург, который создал мир и управляет им. Просто различные верования называют его по-своему. Вы же пытаетесь навязать им свои понятия.

– Бог есть один! – с жаром воскликнул я.

– Уверена, вам это скажет представитель любой веры. Причем под этим одним он будет подразумевать своего.

– Их боги суть Сатана! – сказал отец Пейн. – Стоит только взглянуть на этих божков и на то, как им молятся люди. Все эти язычники, поклоняющиеся жутким деревянным истуканам; буддисты с их женоподобными Буддами; индуисты с многорукими чудовищами. Даже иудеи и мусульмане, которые ближе остальных стоят к пониманию истинного бога, искажают нашу веру до уродства. Не говоря уже о том, какую ересь все они несут, и об их еретических атрибутах и обрядах. Это же мерзость!

Магистра аж передернуло от отвращения.

– У вас в каком-то из Писаний есть отличная метафора о том, что некоторые соринку в чужом глазу видят, а у себя бревна не замечают, – возразила Женя. – Так вот, вас послушать, у вас в глазах – целый лесовоз. Вы когда-нибудь пробовали взглянуть на свою церковь со стороны? Понимаю, что вы ко всему этому привыкли и для вас это не выглядит странным. Но я – человек посторонний, меня воспитывал отец-атеист, который верит лишь в науку. Потому для меня ваши атрибуты тоже выглядят весьма странно, более того – мрачно. Судите сами: все у вас «на крови», сплошь страдания, самоистязания, какие-то жестокие обеты вроде таскания власяниц и целибата. – Говоря это, она покосилась на меня. – В почете у вас мученики, блаженные-сумасшедшие, асоциальные отшельники – то есть люди, по которым плачут психоаналитики, если не психиатры. На картинах вы изображаете какие-то отрубленные головы, окровавленные тела, прибитых гвоздями или истыканных стрелами людей. Ваши священные писания наполнены карами Господними – да частенько такими, что не каждому маньяку или тирану придут на ум. Пьете вы «кровь Христову», вкушаете «плоть его». Храните и возите повсюду трупы, да еще и поклоняетесь им…

– Мощи! – поправил я.

– Как ни назови, сути не меняет, – отмахнулась Женя. – Для меня все это выглядит как какой-то мрачный культ смерти.

– Все это – символы, значение которых ты просто не понимаешь, – попытался объяснить я. – Возможно, пока.

– Какие-то мрачные символы, – ответила она. – Я бы предпочла вместо отрубленных голов – цветочки, а вместо скорбных мин – улыбки.

Отец Пейн уже не улыбался, взгляд его стал ледяным.

– Женя просто еще слишком молода, чтобы понять суть нашей веры, – попытался я заступиться за нее. – Еще не доросла. Мудрость приходит с годами. Ведь многие начинают верить только ближе к старости.

– Не к старости, а к смерти, – поправила она. – И я прекрасно понимаю почему. Как сказал один уважаемый мною человек: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Люди просто боятся умереть, точнее, опасаются неизвестности: есть ли что-то там, за чертой. Вы же им постоянно говорите, что жизнь смертью не оканчивается, и рассказываете о бессмертии души. Да еще и убеждаете, что тех, кто следует за вами, ожидает прекрасное местечко под названием Рай, а всех, кто не с вами, – адское пекло и вечные муки. Вот люди и начинают ближе к смерти бегать в церковь. Так, на всякий случай: вдруг там и правда все это есть?

– Что ж в этом плохого? – удивился я. – Хорошо, если хотя бы в конце жизни человек становится на путь праведника.

– Праведника ли? – усмехнулась она. – Или труса, признавшего чужое мнение под угрозой жестокой расплаты? Скажи: если маньяк перестает убивать только потому, что над ним нависла смертная казнь, разве ты можешь сказать, что он перевоспитался и стал праведником? Но я всех этих людей не виню: все мы боимся умереть, это естественная реакция – инстинкт самосохранения. Под угрозой смерти согласишься с чем угодно. Вы же грозите не просто смертью – а кошмарной вечностью! Чего тут удивляться, что у вас так много последователей, особенно стариков. Вот только меня удивляет другое. В мире существует множество религий, и практически в каждой есть свое послесмертие. Так почему бы одновременно не поверить в какого-нибудь Зевса? Вдруг древние греки были правы и после смерти нас ждет царство Аида? Или можно приносить жертвы Одину, на всякий случай: вдруг окажешься в Вальхалле? Я так и вовсе могу выдумать, что после смерти человек отправляется на чудесную планету Мимитрям, где злые мимитрямбики издеваются над всеми, кто не верил в них при жизни. Так почему бы и в это на всякий случай не поверить?

Отец Пейн угрюмо молчал. Пока Женя говорила, я наблюдал за выражением его лица. Магистр смотрел ох как недобро, а кулак его сжимал стаканчик с такой силой, что еще немного – и прольется кроваво-красное вино. Я понимал: он скоро сорвется. Меня удивляло, как это журналистка столько времени безнаказанно произносит такие еретические речи. Видимо, отца Пейна сдерживало лишь то, что эта барышня нам еще нужна.

– Вообще, меня поражает то, что в мире так много людей с религиозным мышлением, – продолжала Женя развивать эту тему, не замечая, что уже ступает по тонкому льду. Видимо, вошла во вкус. Мне даже показалось, что она специально все это говорит: словно дразнит магистра, хочет вывести его из себя. – К примеру, упомянутые древние греки верили, что на горе Олимп тусуются боги. А попробуй в этом сейчас кого-нибудь убедить! Тебе ответят, что люди давно вскарабкались и на Олимп, и на Эверест, и на прочие вершины – а никаких богов там не нашли. Но зато, когда речь заходит о христианских Небесах и живущем там Боге, многие (даже весьма образованные) люди, вдруг соглашаются: мол, да, это все правда. Хотя мы давно не то что поднялись выше облаков – слетали в космос! И почему-то никто не увидел там ни Бога, ни Рая. Да что говорить: даже какие-нибудь ученые профессора могут запросто говорить о Большом взрыве, палеонтологии, происхождении человека и одновременно верить в Ветхий завет, где рассказывается о том, что Землю создали за семь дней, а люди произошли от одного-единственного чувака Адама. По мне – так человек, который верит в любого бога, мало чем отличается от того, кто считает реальным существование каких-нибудь рептилоидов. И те и другие утверждают вещи, которые никак не могут доказать…

– Хватит! – рявкнул отец Пейн, сверкнув глазами.

Женя умолкла, но смотрела в ответ по-прежнему дерзко, без смущения.

– Вы спросили – я ответила! – пожала она плечами. – Впрочем, если вам все это нравится – это же ваше личное дело. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Точно так же и в свой я кого попало не пускаю. Я говорю лишь, что вы презираете людей за то, за что и вас самих могут презирать другие. Ваши убеждения – ваше личное дело. Нравится вам – поступайте так, верьте во что угодно. Но тогда не осуждайте других: следите за своими бревнами, а не за чужими соринками. Вообще, меня в этом плане удивляют многие христиане. Вы постоянно говорите о добре, любви и всепрощении – сами же при этом частенько совершенно нетерпимы к чужим мировоззрениям. Вся ваша история – сплошь Крестовые походы и борьба с ересью. Быть может, пора перейти от слов к делу и действительно нести людям мир и добро? Иначе что вас отличает от тех маньяков, за которыми мы сейчас гоняемся? Те наверняка тоже уверены, что, сжигая заживо людей, делают мир лучше.

Раздался хлопок: кулак отца Пейна сжался, пластиковый стаканчик лопнул – и кроваво-красное вино брызнуло во все стороны, потекло по его пальцам. Женя испуганно умолкла. Видимо, поняла, что, если продолжит в той же манере, в следующий раз брызнет вовсе не вино, а кровь из ее разбитого лица. Она поспешно встала.

– Я отлучусь ненадолго. – И тихонько добавила: – Вы же не против, если кто-то отлучается?

И пошла, словно триумфатор, гордо вскинув голову.

Вот же нахалка: ведь явно последней фразой она намекнула на «отлучение от церкви»! Я уже тысячу раз пожалел, что позволил магистру встретиться с этой еретичкой, и был так рад, что она ушла, пускай даже ненадолго.

– Глупая еще, молодая, – сказал я, как бы оправдываясь, словно это моя вина в том, что ее голова забита всей этой ересью.

Магистр молчал, нахмурившись и о чем-то размышляя. В тот момент я не на шутку испугался: когда дело будет сделано и журналистка станет не нужна, не захочет ли он проучить еретичку? Вдруг вспомнился недавний рейд, как бью девчонку на языческом шабаше. Смогу ли я так же поступить с Женей?

Она вернулась. Я боялся, что журналистка вновь продолжит свои богохульные речи, но Женя, быть может, заметив мое напряжение (да и реакцию отца Пейна), вдруг примирительно улыбнулась:

– Извините, быть может, я тут наговорила много лишнего. Я вовсе не хотела как-то вас обидеть или оскорбить. Лишь высказала свои соображения. Да и то, заметьте, по вашей же просьбе! Если не хочешь услышать что-то плохое, лучше не спрашивай. А вы спросили.

Видя, что магистр все еще хмурится, она взяла бутылку и наполнила два стаканчика красным вином.

– Тут вы правы. Мы, молодежь, не такие уж и праведники, какими нас хотят видеть учителя.

Один стаканчик она протянула магистру:

– Давайте за примирение.

Отец Пейн поколебался, но все же взял вино.

– За мир! – Она выпила.

– За мир, – кивнул магистр. Но, когда пил, все не отрывал от журналистки недоброго взгляда.

– Ладно, пора мне, – проворчал отец Пейн, поднявшись, и бросил пустой стаканчик в урну. – Удачи вам в Красновке.

И пошел, не оглядываясь.

Я проводил магистра взглядом и сурово глянул на Женю. Та, изобразив саму невинность, пожала плечами: мол, а я-то что? Впрочем, тут я сам был виноват. Знал же, какая она, но позволил им говорить на такие темы. Впредь буду осторожнее!

– Ладно, что было – то было, – вздохнул я. – Пора заняться делом.

И тряхнув ключами от машины, улыбнулся:

– Зато есть и свой плюс: на этот раз не на поезде!

Правда, тут же несколько смутился, поймав себя на мысли: как школьник какой-то, который хвастается перед девчонкой папиной машиной. Будто я пытаюсь произвести на нее впечатление…

Мы сели в микроавтобус. Мой взгляд упал на крестик, болтающийся на зеркале, и вспомнились слова Жени: «Быть может, пора нести мир и добро? Иначе что вас отличает от тех маньяков, за которыми мы сейчас гоняемся?» Почти то же самое совсем недавно имел в виду Рафаэль. Прежде чем уйти.

– Что-то случилось? – спросила Женя. От нее не ускользнуло мое смятение.

– Так, ерунда.

– Нет, не ерунда. – И потребовала: – Давай, колись: что не так?

– Я сегодня бил человека, – хмуро ответил я.

– Ну, зная тебя, не удивлена, – усмехнулась она. – Ты не похож на пацифиста.

– Проблема не в том, что я бил. А в том, что это был мой лучший друг.

– Вот как? Зачем тогда бил?

– Потому что он был не прав!

– У меня такое чувство, что ты сам не очень-то веришь в это. Быть может, он был прав?

– Нет! – Я ударил кулаком по рулю. – Ладно, забудь!

Я повернул ключ в замке зажигания. Мы поехали. Молча. Позади остался вокзал, усеянные желтыми огнями окон черные коробки многоэтажек, наконец мелькнул знак с перечеркнутым красной полосой словом «Погорск». Женя не выдержала тишины:

– Этот друг – он тоже из вашей… церкви?

Едва не сказала «секты», подумал я.

– Мы пришли в Орден почти одновременно.

– Давно?

– Нам было по двенадцать. – Я глянул на нее: – Решила покопаться в моей личной жизни?

– Обещаю, что не стану писать об этом в газету, – рассмеялась она. – Хотя, если история будет очень интересной…

– Твои читатели уснут от скуки. Да и ты тоже, а нам еще ехать не меньше часа. Тоскливо будет рулить под твой храп.

– Обещаю, что не усну. – Она ткнула меня кулачком в плечо. – Ну, не будь занудой. Мне правда интересно, как тебя занесло в эту тусовку.

– Меня не занесло! И это не тусовка!

– Хорошо-хорошо: как ты попал в столь просвещенное общество, о великий воин Света?

– Иди ты!..

– Ну Славочка, не обижайся, я больше не буду! – Она состряпала жалобную мордашку. Ну как на нее можно дуться? – Конечно, сама я не особенно люблю все, что связано с религиозной темой. И все же мне интересно, как люди вообще попадают в подобные сообщества. В мире ведь много верующих людей. Я бы даже сказала, что большая часть населения Земли верит в какие-то высшие силы. Однако лишь единицы приходят в религиозные общины. Что их туда ведет? Нехватка общения, идеологические принципы – или в какой-то момент на них вдруг снисходит просветление?

– В моем случае – ни то, ни другое, ни третье, – ответил я и замолчал. Вовсе не потому, что не имел права об этом рассказывать. Ничего секретного в моей биографии нет. Просто решил немного подразнить журналистку: я же видел, что ее прямо-таки распирает от любопытства.

– Нет, если ты не хочешь, можешь не рассказывать… – Женя произнесла это с такой обиженной миной, что я невольно улыбнулся: ненасытное женское любопытство.

– Тринадцать лет назад погибли мои родители, – все-таки начал я. – В их машину въехал пьяный водитель на грузовике.

– Сочувствую.

– Мне в то время было восемь. Бабушек-дедушек к тому времени уже не осталось, теткам-дядькам на мою судьбу было плевать – так что меня должны были отправить в детский дом. К счастью, у меня была взрослая сестра, старше меня на одиннадцать лет. И ей, как совершеннолетней, позволили оформить опеку.

– Это была Рита? – спросила Женя.

– Она, – кивнул я, и, глянув на нее, заметил: – Удивлен, что ты до сих пор не записываешь. Как статью-то писать будешь?

– У меня хорошая память. Продолжай.

– Вот и представь себе: молодая девятнадцатилетняя девчонка, пару лет как поступила в университет. В таком возрасте по дискотекам с парнями гулять, а ей на шею посадили малолетнего брата. Но Ритка выдержала. Кормила меня, одевала (для чего ей пришлось устроиться на вечернюю работу), ходила на родительские собрания в школу. В общем, заменила мне мать. Жили мы в квартире родителей. Я и сейчас там живу. Потом нас стало трое: Рита встретила парня, Сашу. Правда, встречались они всего около года. Саша был священником, и вскоре его отправили в один приход – далеко, в какую-то таежную деревню. Рита любила его, но с ним не поехала. Думаю, из-за меня.

– Винишь себя за то, что они расстались?

– Возможно, будь они вместе, она до сих пор бы жила.

– Как ты любишь говорить, пути Господни неисповедимы…

– Не начинай, – оборвал я, чувствуя, что вот-вот может вновь вспыхнуть религиозная дискуссия. И этот спор я бы проиграл. Ведь это – слабое звено в цепи моих убеждений, так как я не раз задавал вопросы Небесам: «За что? Почему Рита?». Но так и не получил ответов. – В общем, Рита с ним рассталась. Саша уехал, и я думал, что никогда его больше не увижу. Однако судьба распорядилась иначе. Девять лет назад Рита поехала на раскопки, организованные их университетом. И не вернулась.

Я умолк, чувствуя, как в груди снова закипает ярость. Как всегда, когда я вспоминаю о том, что произошло с тобой, любимая сестра!

– Да, я знаю, как все было, – тихо сказала Женя. – Я же писала об этом.

– Мне тогда едва исполнилось двенадцать. Вот так я потерял всех близких: спустя четыре года после смерти родителей лишился еще и сестры. К тому же мне снова грозил детдом – я ведь был ребенком. Можешь представить, мое состояние? И вдруг появился Саша, тот самый священник, с которым когда-то встречалась сестра. В тот год он только основал христианскую общину – орден Братство Света.

– Это был отец Пейн? – удивилась журналистка.

– Он забрал меня к себе, заменил мне отца, научил всему, что я знаю. Ты недавно сказала, что этого человека не за что уважать. И как, по-твоему, заслуживает он уважения?

Женя задумчиво смотрела на дорогу.

– Вот и вся история, – сказал я. – Ну как, удовлетворил твое любопытство?

– Ага, было очень увлекательно. – Она зевнула, свернулась калачиком на сиденье, закрыла глаза и захрапела.

Ей бы только шутки шутить!

– Кстати. – журналистка кокетливо приоткрыла один глаз. – Извини за нескромный вопрос. Ты говоришь, что в этом Братстве Света с двенадцати лет. А у тебя были когда-нибудь отношения… с девушками?

– Нет, мне это не нужно, – хладнокровно заявил я. – Вступив туда, я сразу принял обет безбрачия. Вера заменила мне все!

– Это у вас обязательное условие? Разве у вас в общине нет женатых? К тому же ты сам сказал, что ваш магистр когда-то встречался с твоей сестрой. Значит, отношения с противоположным полом не возбраняются.

– Не для меня. Я – воин Света. Это особый статус в Ордене. Ничто не должно отвлекать меня от борьбы со злом!

– И тебе никогда не хотелось…

– Нет!

Я старался даже не смотреть в ее сторону.

– Честно сказать, никогда не понимала этой странной религиозной традиции – безбрачия и воздержания, – задумчиво проговорила Женя. – Вы же сами говорите, что человека создал бог. Выходит, это Господь дал ему такой способ размножения. А значит, секс – вполне естественный процесс, причем угодный самому богу, иначе бы он придумал для продолжения рода что-то другое: какие-нибудь споры или почкование. И даже наслаждение, получаемое в процессе соития (если следовать вашей теории сотворения), тоже придумано создателем. Так с какой стати тогда самые ярые почитатели бога относятся к этому как к чему-то плохому? Воздерживаются – вместо того чтобы не только продолжать свой род, но и наслаждаться этим богоугодным процессом.

– Наша вера не запрещает мужчине и женщине делить ложе, если, конечно, это законный брак. Но это лишь для обычных людей, мирян. Мы же – самые рьяные служители, душой и телом принадлежим Господу, и только ему. К тому же, усмиряя плоть, мы подвергаем себя испытанию, укрепляем свою волю. Так Всевышний проверяет нас.

– Богу-то какой от этого прок? Ему, что, нравится вас мучить? Садомазохизм какой-то, тебе не кажется?

Я метнул в Женю сердитый взгляд, но, увидев по ту сторону очков ее искренне наивные глаза, смягчился: «Она далека от истины, просто не понимает».

– Пути Господни неисповедимы, – ответил я привычной формулой.

– Ах, ну да. У вас на все такой аргумент. Если чего-то не знаешь – ссылайся на бога: мол, это все он придумал, а его замыслы не обсуждаются.

Я молчал, пристально глядя на освещенную фарами дорогу.

– Ладно ты, не нервничай. Я ведь чисто из любопытства. Мне правда интересно: я ведь не очень-то шарю в ваших делах. Я спрашивала вовсе не для того, чтобы тебя задеть, подразнить или, не приведи кто-то там… соблазнить.

Последнее слово она промурлыкала таким бархатным голосочком, что я усомнился, так ли это.

– Ну что, мир? – Она протянула руку.

– Мир. – Я слегка пожал ее теплую ладошку.

– Ну и прекрасно! – Она зевнула. – Ух, скоро уже приедем? Я прошлой ночью почти не спала, а дорога вгоняет в сон. Ели ты не против, я все-таки чуток вздремну.

И, сказав это, она откинулась на спинку сиденья. При этом ее короткая юбочка поползла вверх, обнажив стройные ноги, и у меня возникло чувство, что не случайно. Вот же плутовка! Господи, не введи во искушение!..

Чем ближе становился этот жуткий поселок, тем муторнее было у меня на душе. Фары выхватывали придорожные столбы: один, второй, третий… А слева и справа – там, где обрывался свет, – зловеще чернел лес. Тот самый, где год назад преследовала меня кошмарная тень и сбила с ног, а потом в свете луны сверкнули клыки и пылающие дьявольским огнем глаза. Когда за очередным столбом с номером километра появился знак с надписью «Красновка», я вдавил педаль тормоза – и машина замерла перед ним, словно перед невидимой стеной.

«Спокойно! – упрекнул я себя. – Ты же воин Света! Ты не должен пасовать перед силами Зла, насколько б могучими они ни были! Кроме того, ты недавно уже был в этом поселке – и никакие монстры там по улицам не разгуливают. Соберись – и вперед!» Да только меня не покидало ощущение, что существо, которое преследовало меня в ночном лесу, все еще здесь, совсем рядом.

Я вздрогнул, заметив боковым зрением движение. Но это всего лишь проснулась Женя. Ее близость придала мне сил и уверенности. Не могу же я ударить лицом в дерьмо перед слабенькой девушкой! Журналистка вопросительно глянула на меня: мол, чего стоим?

– Приехали. Куда теперь? – спросил я, стараясь говорить как можно увереннее.

Она достала бумажку с адресом, который мне дал старик Гулов. Замечательно: название улицы и номер дома нам сейчас весьма помогут! Ведь по ту сторону придорожного знака простирается спящий поселок.

– Как же мы найдем нужный дом в такое время?

Но выбора не было: мы уже на месте.

– Ладно, может, все-таки встретим какого-нибудь припозднившегося прохожего и спросим.

Я снова запустил двигатель и, наконец, пересек так сильно пугающую невидимую стену.

Нам повезло. Несмотря на позднее время суток, проехав пару кварталов, я заметил бредущую вдоль дороги женщину. Догнав ее, опустил окошко. Выслушав вопрос, та посмотрела на нас с подозрением. Еще бы: в таких маленьких населенных пунктах все друг друга знают и на любого чужака глядят как на потенциального бандита. И все же она объяснила, куда проехать.

– Чего стоим? – раздраженно спросила Женя. – Поехали!

Я удивленно глянул на нее: она заметно нервничала.

– Ты в порядке? – спросил я.

– Извини, – вздохнула она. – Волнуюсь. Одно дело – писать о маньяках и их жертвах, совсем другое – лично с ними общаться. А если вспомнить, что тут с нами едва не случилось вчера… Не бери в голову, делай что должен.

Я вспомнил свои ощущения, как не мог пересечь невидимую черту. Но ведь я – мужик, да к тому же избранный воин Света. А Женя всего лишь семнадцатилетняя девчонка. Мне вдруг стало стыдно, что я втянул ее в это опасное дело. Однако тут она права: назад дороги нет, сделаем то, что должны!

Журналистка, словно прочитав мои мысли, подбодрила:

– Но я не боюсь, честное слово! Как можно бояться, когда рядом такой сильный и надежный мужчина?

Говоря это, она накрыла мою ладонь, лежащую на руле, своей ладошкой и лукаво сверкнула глазками, вглядываясь в мое лицо. Испытывает. Но я не дрогнул, даже не отдернул руки. На меня ее чары не действуют! Хотя в очередной раз отметил, какая смелая эта девочка. Другая б улепетывала с визгом от одного лишь слова «маньяк», а эта, даже побывав в лапах злодея, продолжает лезть в пекло – еще и умудряется шутки шутить.

Встреченная нами женщина не подвела: вскоре мы осветили фарами калитку и прибитый к ней почтовый ящик, на котором был указан нужный нам адрес. За дощатым забором виднелся дом – обычная такая деревенская одноэтажная хибара. Меня вдруг охватило волнение от осознания, какая именно встреча меня ждет. Девять лет я мечтал разыскать твоего убийцу, Рита. И вот я наконец встречусь с человеком, который способен дать ответы, приблизить меня к разгадке, поможет свершиться возмездию! Распахнув дверцу, я выбрался из машины и решительно пошел к калитке. Однако Женя догнала меня и схватила за руку.

– Слава! – Обернувшись, я увидел ее обеспокоенные глаза. – Только обещай мне, что будешь держать себя в руках. Мы пришли просто поговорить. Обещаешь?

Только поговорить? Ага, как же! Хватит с меня прошлых обещаний! На этот раз ему не удастся от меня ускользнуть!..

Но она не выпускала мою руку, и мне пришлось кивнуть:

– Хорошо.

Собаки во дворе не оказалось. Женя подошла к двери, постучала. Долгое время никто не открывал, но я заметил, как дернулись занавески на окошке, услышал едва уловимый скрип половиц в сенях – в доме кто-то есть!

– Здравствуйте! Нам нужен Боренко. Здесь живет такой? – спросила Женя.

– Вы кто? – раздался наконец голос с той стороны двери.

– Мы договаривались о встрече. Я по поводу статей.

– Вы не одна? Кто с вами?

– Друг.

По ту сторону двери повисла долгая напряженная тишина. Я между тем осмотрел дверь – довольно толстая, прочная. Смогу ли высадить? Но тут же перехватил взволнованный взгляд Жени, которая покачала головой: не надо! Впрочем, она была права. Во-первых, в доме мог оказаться второй выход – пока б я ломал дверь, информатор мог выскочить с обратной стороны, и ищи его потом. Во-вторых, на шум наверняка сбегутся соседи – или еще хуже: вызовут милицию. Радикальные меры лучше оставить на крайний случай. Надо держать себя в руках.

– Входите, – пробормотали с той стороны.

Послышался звук отодвигаемой задвижки.

Едва между дверью и косяком появилась щель, я рванул ручку на себя. Навстречу мне вылетел среднего роста паренек, на вид мой ровесник, но не упал: я поймал его за горло, втащил обратно в сени и придавил к стене.

– Девушка… привязанная к дереву… сожженная заживо… – рычал я в его выпученные от неожиданности глазища. – Говори, сука, что ты об этом знаешь!

– Слава, ты же обещал! – визжала журналистка, пытаясь оттащить меня от перепуганного информатора. – Мы же договорились!

С таким же успехом Женя могла отрывать изголодавшегося волка от найденного им куска мяса.

– Ну давай, лупи! Что же ты? – вдруг нагло заявил мне информатор. – Вот только ни хрена я тебе не скажу! Хоть забей до смерти!

Я с презрением усмехнулся. Думает, что герой, да? Все они храбрые, пока пару раз не треснешь в переносицу. Лупи, говоришь? Как скажешь! И я вскинул кулак со своей любимой татухой «1034», намереваясь хорошенько проучить наглеца…

– Чем ты в таком случае отличаешься от них?

Я так и замер с занесенным для удара кулаком. Информатор же с горечью добавил:

– Обидно, когда спасаешься от одних маньяков, чтобы попасть в руки к другим!

И тут-то до меня дошло: передо мной ведь не Артур Велин и не его приспешники – не тот враг, которого я ищу много лет. Не этот паренек привязывал тебя, Рита, к дереву; не он обливал тебя бензином; не он подносил спичку и потом хладнокровно наблюдал, как ты умираешь в пламени костра. Он ведь, возможно, сам жертва! Просто жертва, которой повезло больше, чем тебе, любимая сестра: тот, кому удалось вырваться из рук убийц.

– Извини. – Я разжал пальцы, отступив. – Просто одна из жертв, та девушка, которую сожгли в лесу… Она моя сестра. Только подумаю о том, какой смертью она умерла, не могу держать себя в руках.

– Значит, наши цели совпадают, – сказал парень, потирая шею. – Я ведь сам едва не сгорел на их костре. А потому поклялся сделать все, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Мы – союзники, а не враги!

Он произнес это с такой решительностью, с таким жаром, что мне стало стыдно: ведь я чуть не свернул ему шею. В голову внезапно пришла мысль, что передо мной не просто жертва маньяков, чудом избежавшая смерти. Это – боец. Иной бы после пережитого забился в щель и трясся от страха – он же начал борьбу. Этот парень, рискуя жизнью, собирал материалы об убийцах и искал способы донести информацию до общественности. И меня вдруг осенило, что он, как и я, – воин Света. Правда, сражается не оружием и кулаками, а иными методами: словом. Сражается, несмотря на смертельную опасность. Это заслуживает уважения. И я пообещал ему:

– Клянусь, мы вместе остановим их!

Информатор представился Ромой. Не знаю, быть может, это вымышленное имя. И вот что он рассказал.

Четыре года назад, когда ему исполнилось шестнадцать, его семье в почтовый ящик бросили письмо с угрозами. Там говорилось, что он приговорен и должен умереть. Конечно же, парень жутко перепугался. Его отец отправился с письмом в милицию, но там сказали, что, видимо, это чья-то идиотская шутка. Никто ведь не пострадал!

Какое-то время написавшие письмо злодеи никак себя не проявляли. Рома успокоился, решил, что послание и правда было лишь розыгрышем. А потом, когда он поздно возвращался домой, на него напали. Ему накинули на голову мешок, куда-то потащили. Он слышал голоса множества людей, чувствовал запах бензина. И наверняка бы погиб, если б не случайность. В лес, куда его привели, неожиданно заехала машина: он видел свет фар сквозь мешковину. Это вызвало переполох среди его палачей. На счастье, к тому времени Роме удалось незаметно высвободить руки из веревки. Улучив момент, он сбросил путы, сорвал с головы мешок и бросился бежать. Его загоняли, словно зверя, по лесу шарили лучи фонариков. Но беглецу посчастливилось добежать до трассы. Там его подобрал какой-то мужичок на «москвиче» и подбросил до поселка.

Утром, когда Рома выглянул в окно, он увидел неподалеку от своего дома белую машину и сидящих в ней нескольких мужчин, одетых в черное. Один из них, встретившись с парнем взглядом, указал на него и провел ладонью по шее, после чего автомобиль умчался прочь. В следующие дни Рома еще несколько раз видел эту машину. За ним явно следили. Он ушел из дома, поселился у приятеля. Но спустя две недели увидел на заборе надпись красной краской: «От судьбы не уйдешь!» – прямо напротив окна комнаты, где он жил. Рома стал часто менять место жительства, гостил то у одного друга, то у другого, но его всегда обнаруживали: проходило время – и он снова замечал подозрительных людей в черном. Даже когда он уезжал в другой город или поселок, вскоре и там появлялись маньяки в черном. Но он был осторожен, из дома выходил редко. Маньякам ни разу не удавалось застать его врасплох.

Этот кошмар продолжался два года. Рома понял, что его не оставят в покое, а, несмотря на все предосторожности, рано или поздно схватят и убьют. Он уже подумывал навсегда уехать из области, перебраться в какой-нибудь крупный город и смешаться с толпой. Однако парень оказался не из тех, кто бегает. Он решил остановить подонков: выяснить, кто они такие и почему за ним охотятся. Пролистав в библиотеках подшивки газет за последние несколько лет, под рубрикой криминальных новостей он обнаружил описания множества случаев, когда людей сжигали живьем. Их находили привязанными к деревьям, прикованными к батареям в собственных квартирах, в подвалах. Однажды до него дошел слух, что неподалеку от Погорска были убиты сразу несколько десятков человек: заживо сожжены в карьере. Стало ясно, что в области, а быть может, и за ее пределами орудует целая банда маньяков-поджигателей.

– Я так и не понял, по какому принципу они выбирают жертв, – объяснял Рома. – Все убитые были разных национальностей, возраста, цвета волос и глаз, социального положения. Думаю, что жертвы выбираются с помощью жребия. Случайно выпало имя человека – и он не жилец.

– Разве можно просто так, ни за что, убивать безвинных людей? – воскликнула Женя.

– Быть может, это какая-то игра для богатеев? – пожал плечами Рома. – Не знаю.

Он стал собирать информацию о маньяках и их жертвах, общался с очевидцами, расспрашивал друзей и родственников погибших, осматривал места преступлений. Его удивило, почему ни одно из этих злодеяний так и не было раскрыто. Ведь почерк убийств был явно схожим. Возможно, в милиции не связывали эти дела между собой. Хотя напрашивался вывод, что сделано это было умышленно, что среди поджигателей есть весьма влиятельные люди. Открыто противостоять банде садистов (да еще и со связями) Рома, ясное дело, не мог. И тогда он решил действовать иначе: сделать так, чтобы все узнали об этих преступлениях, чтобы само общество потребовало возмездия. Так и пришла идея рассказать обо всех этих злодеяниях в СМИ. Он начал писать статьи и через журналистку Женю публиковать в газете. И это сработало: именно благодаря его материалам по Погорью поползли слухи о банде маньяков-поджигателей. Рома надеется, что люди будут напуганы настолько, что потребуют от властей принять меры и наказать виновных. И тогда никакие связи не помогут им избежать возмездия.

– Ну, у меня иные методы борьбы, – сказал я, хрустнув костяшками пальцев. – Мне бы только добраться до подонков. Ты знаешь какие-нибудь имена?

– К сожалению, нет, – мотнул головой парень. – Не могу назвать даже подозреваемых. Но я знаю лишь одно: если вы пойдете по их следам, они сами вас найдут. Уж поверьте, испытал на себе не раз.

– Меня это устраивает, – сказал я, ухмыльнувшись. – Пусть приходят: я буду готов! Есть идеи, с чего начать?

Рома пожал плечами:

– Все, что мне удалось разузнать, вы читали в статьях. Могу лишь показать места преступлений. Одно, кстати, даже прямо сейчас. Убийство произошло здесь, в Красновке.

– Веди!

Мы вышли на улицу. Я было пошел к машине, но Рома сказал:

– Тут недалеко.

Мы прошли узким переулком по коридору из высоких заборов и вышли… к железной дороге, за которой чернел лес! У меня между лопаток выступил пот. Только не это! Судьба словно издевается надо мной. Почему все пути непременно ведут сюда? Этот поселок, ночь, лес, железная дорога… Все как тогда! Быть может, таким образом Господь испытывает меня? Проверяет мою волю?

– Все в порядке? – спросила Женя, заметив мое состояние.

– Так, вспомнилось кое-что… Идем!

Мы поднялись на железнодорожную насыпь, пошли по шпалам. Впереди сияли фонарями перрон и здание вокзала. Не доходя до него метров двести, Рома остановился, опустился на колени, провел ладонью по гравию.

– Здесь. Примерно год назад тут была сожжена очередная жертва – молодой мужчина. Его…

– …привязали к дереву, надев на голову мешок, облили бензином и подожгли, – закончил я за него.

И на удивленный взгляд Ромы ответил:

– Вчера то же самое едва не случилось с нами. На этом самом месте!

– Я же говорил, что, если вы пойдете по следу, убийцы сами вас найдут. Они не прощают тех, кто становится на их пути!

Заметив, что Женя с опаской озирается, я машинально стиснул в кармане кастет. Мне вдруг стало казаться, что лес вокруг ожил: полон теней, словно нас со всех сторон обступают чудовища. Я потянул из кобуры травмат. Ну давайте, мрази! Подходите! Я готов! Но лишь чудовищный лес шумел в ответ, размахивая черными мохнатыми лапами деревьев. Конечно же, они так просто не покажутся. Эти трусы нападают только со спины, когда не ждешь. Но теперь я буду готов, всегда! Больше вам не застать меня врасплох!

И вдруг я увидел зарево: вдали, между темных крыш домов, словно разгорался рассвет. Хотя какой может быть рассвет в два часа ночи? По трассе со стороны города, сверкая маячками, пронеслась машина с сиреной. Затем вторая, третья.

– О черт! – вскричал Рома. – Это же…

И вдруг рванул в том направлении. Мы с Женей переглянулись, и в ее глазах я тоже прочел страшное предчувствие. Мы побежали за Ромой в сторону все больше разгоравшегося вдали пламени. И наконец, выбежав из очередного переулка, очутились у полыхающего дома. Перед пожарищем толпились люди. Кто-то пытался тушить, таскал от колодца ведра с водой. Взялись за дело и подъехавшие пожарные, но все это было напрасно: пламя уже рвалось из окон.

– Бедный старик, – вздохнула какая-то женщина. – Такая страшная смерть!

– Ты знаешь, чей это дом? – спросил я Рому, который с ужасом смотрел на пылающую избу. Впрочем, мне самому уже стало понятно.

– О нашей встрече договаривался местный детсадовский сторож. Это, –кивнул Рома на пламя, – его дом!

В его испуганном взгляде читалось: «Я же говорил, что они не прощают тех, кто становится у них на пути!»

Подбежав к забору, я распахнул калитку. Дым разъедал глаза, в лицо дышало адским пламенем, но я смог разглядеть входную дверь горящей избы. Подпертую доской!

– Слава! Слава, сюда! – раздался крик позади.

Обернувшись, я увидел, что Женя указывает куда-то, и заметил убегающего человека. Человека в черном! Когда я, расталкивая глазеющих на пожар зевак, добрался до угла, за которым скрылся беглец, то увидел лишь красные огни черного автомобиля. Хлопнула дверца, и машина рванула с места.

– За мной! Скорее! – Схватив за руку журналистку, я помчался к нашей машине.

Я понимал, что шансов догнать подонка практически нет. И все же, едва оказался за рулем, вдавил педаль газа.

– Нет! Так не успеем! – крикнула Женя, увидев, что я правлю в сторону горящего дома старика. – Давай налево! На следующем перекрестке сверни направо: так быстрее до Погорского шоссе!

– Откуда ты знаешь?

– Запомнила, как мы ехали сюда. Не спорь! Давай!

Я послушно свернул влево. И действительно: вскоре мы выскочили на дорогу. Причем в тот самый момент, когда мимо нас проскочил черный автомобиль. Молодец девчонка!

– Гони! – вопила она. – Давай, дави эту гниду!

Черная машина мчалась перед нами в каких-то паре метров. Я попытался рассмотреть номер, но он оказался залеплен грязью. Попробовал обогнать мерзавца – тот понял мой маневр и заюлил перед нами. Пару километров я буквально дышал ему в спину. Но вот поворот. Беглец вошел в него, словно профессиональный гонщик, – нас же едва не унесло в кювет: я еле удержал машину на дороге. Вот же ловкий подонок!

Дальше тянулось ровное и прямое, словно натянутая нить, Погорское шоссе. Стало ясно: это конец. Как и следовало ожидать, беглец дал газ – и его черная легковушка ракетой понеслась вдаль. Куда там угнаться за ней нашему старенькому микроавтобусу… Однако нам повезло: вскоре я вновь настиг его. Причиной оказался жигуленок, который не спеша тащился впереди по нашей полосе. Черный человек попытался было обогнать его, но тут же притормозил и снова сместился в правый ряд: встречка.

Я понял, что другого шанса не будет. Вдавив до отказа педаль, выжал из микроавтобуса все, на что он только был способен, и пошел на обгон. Словно два пылающих солнца, быстро приближались фары встречной машины. Я уже слышал, как ревет клаксон несущегося прямо на нас КамАЗа. Обгоняя черный автомобиль, успел увидеть водителя, но лицо у того оказалось закрыто маской-балаклавой. «Эти маньяки будто копируют наши методы…» – успел подумать я, и беглец остался позади. Мелькнул и жигуленок. Меня ослепил свет фар; оглушил вопль Жени, которая визжала, закрыв глаза руками. Но за миг до столкновения я крутанул руль и проскочил между КамАЗом и жигуленком. Да! Получилось!.. Когда позади появился черный автомобиль, теперь уже я заюлил перед ним на дороге, не давая себя обогнать, и стал по-тихой сбрасывать скорость, чтобы остановить негодяя и прижать к обочине.

И вдруг нашу машину сотряс удар: черная легковушка протаранила левый угол микроавтобуса. Пока я тщетно пытался удержать управление, нас сотряс второй удар. Микроавтобус завертело. Завизжали тормоза. Слева мелькнул белый столбик с цифрой километра, навстречу ринулась стена кустарника, раздался треск ломаемых веток, перед лобовым стеклом замелькали листья – и машина замерла, ткнувшись мордой в земляной холм.

Я здорово приложился лбом о руль, но, несмотря на боль, тут же выскочил из машины, выбежал на трассу. Но увидел лишь исчезающие вдали красные огоньки.

– Проклятье! Вот же сука! – вопил я, позабыв о том, что истинный воин Света не должен сквернословить. – Ублюдок херов!

И тут вспомнил о Жене. Как она? Я помчался обратно к машине, ругая себя за то, что в стремлении догнать убийцу едва сам не погубил человека. В этой погоне я как-то позабыл о том, что нахожусь в машине не один; что рискую не только своей жизнью, но и ее. Правая дверца машины была распахнута. Женя лежала рядом на траве, запрокинув голову. Неподвижно!

Я тронул ее за плечо. Не шевелится! Поспешно достал телефон: надо вызвать скорую! А вдруг, пока будут ехать медики, она умрет? Впрочем, связи все равно не было. Я растерянно убрал телефон в карман. Подняв девушку на руки, поспешил к дороге, положил ее у обочины. С надеждой посмотрел по сторонам – ни одной машины. Никого, кто мог бы помочь! Что делать-то? Господи, что же делать? Приложил ухо к ее груди, но так и не понял, бьется сердце или нет. Черт возьми, как поступают в таких случаях? Я ведь не медик! Искусственное дыхание? А если да, то как это делается?.. Припомнив, как это выглядело в кино, я набрал в легкие воздуха, приоткрыл ей рот, прижался к нему губами… и почувствовал, как ее руки сомкнулись у меня за спиной!

Я в ужасе отпрянул.

– По законам жанра в такие моменты принято целоваться, – сказала она, улыбнувшись и распахнув глаза.

– Да иди ты! – Я нервно высвободился из ее объятий. – Нашла время для шуток!

– Но скажи: ведь было круто, а? Вот это погоня! Аж дух захватило, ух!..

Волосы ее были растрепаны, глаза сверкали. Этакая дьяволица… Она встала, подошла, коснулась моего окровавленного лба:

– Ты сам-то как?

– Пустяк.

– Точно пустяк? Помощь не нужна? Как насчет исцеления руками? – Она нежно провела пальцем у раны. – Ты ведь веришь в чудесные исцеления, а?

– Да ну тебя! – Отбросив ее руку, я зашагал обратно к машине.

В город мы вернулись часа в три ночи. Я подвез Женю до общаги. Сам вошел домой в половине четвертого. До утра пролежал на жесткой кровати, глядя в потолок, но так и не смог уснуть. Перед глазами все стоял пылающий дом Гулова. И я представлял себе, как старик задыхается в дыму и кричит; как его пожирает огонь. Они ведь всегда сжигают людей заживо! «Скоты! Это вам с рук не сойдет!.. – в который раз обещал я и, глядя в скрытые за потолком Небеса, спрашивал: – Господи, как ты допускаешь такое? Как позволяешь такой мерзости бродить по земле?» И сам же отвечал на этот вопрос: «Не позволяет! Для этого у него есть воины Света, те, кто свершит кару Господню. Мы – Его оружие против Зла!»

Едва забрезжил рассвет, я поднялся, привел себя в порядок и побрел на работу. Впервые заявился так рано, что пришлось самому отпирать офис и снимать его с сигнализации, чем весьма удивил коллег. Даже Попугая. Тот, как оказалось, тоже явился на работу. Я-то думал, он будет лежать где-нибудь на больничной койке и зализывать раны. А зализывать было что: морда вся в ссадинах, отчего он походил на зомби. Да уж, неплохо я его вчера отделал. Но, видимо, маловато, так как на нем оказались все те же разноцветные шмотки.

– Ого! Кто это тебя так? – Нагло глядя ему в глаза, жму руку. – Ты скажи, а то, может, помощь нужна?

– Насилием можно породить лишь еще большее насилие, – изрекает он в своей обычной манере.

Как же мне захотелось снова треснуть кастетом по этой буддистской роже с приклеенной пацифистской улыбочкой – с трудом сдержался, чтобы не выбить зубы прямо тут, не выходя из офиса. Мерзкие еретики! Ничего, когда-нибудь мы очистим мир от этой скверны! Сами будете гореть на этих гребаных кострах!

Я просидел полдня, тупо пялясь в монитор. Работа – последнее, о чем я мог сегодня думать. После обеда сказал шефу, что плохо себя чувствую, и отпросился якобы домой. Сам же пошел в храм. Магистра там не оказалось: он поехал осматривать стройку. Вот уже около года наше Братство возводило новый собор: не всегда же называть этим словом бывший кинотеатр.

Новый храм Света Господня возвышается в центре города на берегу реки Гербы. Своими размерами это величественное сооружение превзошло даже крупнейший городской собор, который когда-то стоял там же с середины 19-го века, пока его не взорвала советская власть в начале 20-го. Именно благодаря данному факту нам удалось заполучить столь престижную территорию. Магистр отец Пейн смог убедить городские власти, что эта земля издревле принадлежала церкви и ее необходимо вернуть верующим. Осложняло ситуацию то, что после сноса старого храма здесь выстроили центр для глухонемых. Вдобавок, узнав, что землю могут передать религиозной организации, сразу же вклинилась православная церковь с требованием отдать территории им: мол, собор-то здесь стоял православный! К счастью, наши люди из городской администрации смогли поддержать интересы Ордена. В итоге центр для глухонемых снесли – и началось строительство. Мы, конечно же, не потянули бы его без щедрых пожертвований прихожан, среди которых есть немало весьма состоятельных людей.

Когда я вошел в золоченые двери нового собора – увидел магистра, отдающего распоряжения художникам. Храм был почти готов: уже завершались отделочные работы.

– Михаэль! – Увидев меня, отец Пейн пошел навстречу. Он обвел рукой величественные своды собора: – Ну как? Скажи ведь, грандиозно! Этот город еще не видел такой красоты! Еще пара дней – и будет официальное открытие.

Но, заметив мое обеспокоенное лицо, магистр вздохнул:

– Слышал о Гулове. Бедный старик.

Он сделал жест рукой: мол, пойдем, нечего обсуждать такие вещи в святом месте. Мы вышли на улицу и направились к парапету набережной.

– У нас с ним в последнее время, конечно, были разногласия, – сказал отец Пейн. – Но все равно он был одним из нас. Гулов стоял у истоков Братства Света. Мы обязательно справим по нему панихиду на вечерней службе.

Магистр глянул на меня:

– Думаешь, это они?

– Уверен. Я сам видел убийцу и едва не догнал.

– Запомнил его лицо? Или номер машины?

– Номер был замазан, на лице – маска. Прямо как у нас во время рейдов.

Магистр покачал головой:

– Жаль.

Я вкратце пересказал магистру события минувшей ночи.

– За машину не беспокойся, – сказал он. – Орден оплатит ремонт. А этот твой информатор, он еще будет помогать тебе?

– Обещал показать места преступлений. Мы договорились встретиться с ним здесь, в Погорске. Сегодня, когда стемнеет.

– Почему ночью?

– Боится, что днем его выследят, – ответил я. – Он скрывается. Говорит, что его постоянно выслеживают. А судя по тому, что случилось со стариком, опасается он не зря. Хотите пообщаться с ним лично? Приволоку за шкирку…

– Нет-нет, – мотнул головой магистр. – Еще не время. Пока что наблюдай, запоминай, смотри в оба. Быть может, встретишь еще кого-нибудь причастного к преступлениям. Сейчас важно собрать как можно больше информации об убийцах, чтобы потом призвать этих чудовищ к ответу и спалить их самих на праведных кострах.

Магистр повернулся к реке, по которой скользил прогулочный теплоход с надписью «Москва».

– Что Рафаэль?

Конечно же, я знал: рано или поздно он снова об этом спросит. Но что я мог ему ответить?

– Он так и не появился в храме, – не дожидаясь ответа, сказал магистр. Потом повернулся и стал сверлить меня взглядом. – А еще, как говорят, Рафаэль во время рейда сорвал с себя маску при еретиках и произнес речи, недостойные воина Света.

– Все так, отче. – Я склонил голову и поспешно добавил: – Я же говорил, что у него сложный период в жизни. Во время нашего рейда его сестра оказалась среди еретиков и попала в больницу. Но я уверен, что Рафаэль достойно выдержит все испытания, ниспосланные ему Господом, и вернется в лоно церкви.

– И я на это искренне надеюсь. Вы же знаете, что я люблю вас, как родных детей. – Магистр приложил руку к сердцу, но тон его был по-прежнему холоден. – И мне больно видеть, если кто-то из моих чад оступается и сбивается с пути. Но, несмотря на эту боль, я не потерплю в своем братстве отступников! Таковым среди нас не место!

– Обещаю, я поговорю с ним, – заверил я.

Магистр покачал головой и, более не говоря ни слова, пошел обратно к собору. Разговор был окончен.

– Долбаный ты Рафаэль! – Я несколько раз ударил кулаком по бетонному парапету. И, глянув на Небо, взмолился: – Боже, не дай заблудиться твоей неразумной овце, верни ее в стадо!

На звонки он не отвечал, дома его тоже не оказалось. Мать Рафаэля сказала, что он еще не вернулся из университета. Но если мой друг не на лекциях в вузе, не в храме, то где же? Насколько я знал, друзья у него были только в Ордене. И вдруг я понял, где искать Рафаэля. Когда я спросил у его матери о племяннице Александре, та сразу же припомнила, что сын действительно в последние дни навещает в больнице двоюродную сестру.

– Какие-то подонки избили Сашу и ее друзей, когда они отдыхали на природе, – добавила она.

Ох, знала бы эта женщина, какими богохульными делами занималась ее племянница со своими дружками-еретиками во время этого «отдыха на природе»… Я не стал ей об этом рассказывать – лишь спросил, в какой больнице лежит племянница и в каком отделении.

Рафаэль и правда оказался там. Я соврал на проходной в больнице, что пришел к родственнице, и меня без проблем пропустили. Когда вошел в палату, увидел там своего друга: он сидел у постели больной. Лежащая на кровати девушка с бандажом на шее, заметив меня, заволновалась, как-то вся подобралась. На мне остановился ее взгляд, в котором была смесь страха и ненависти. Я же вдруг вспомнил это лицо: ночь, отблески костра и девица, ставшая у меня на пути; я хватаю ее за патлы и швыряю на землю…

Девушка с презрением отвернулась, насколько ей позволял сковывающий шею бандаж. Рафаэль же, наоборот, заметив ее реакцию, посмотрел в мою сторону. И, похоже, не удивился, увидев меня.

– Ссориться пришел? – спросил он.

– Поговорить. Для начала.

Рафаэль кивнул, шепнул сестре: «Я скоро вернусь», встал и махнул мне рукой – пойдем. Мы вышли в коридор, встали подальше к окну, где не было людей.

– Что ж, говори, – начал Рафаэль. – Только прежде я скажу. О том, что не вернусь в Орден. И это не обсуждается. А еще я совершенно не жалею о том, что сказал вчера, и подпишусь под каждым своим словом. И если цель твоего прихода – переубедить меня, то не утруждайся. Я прекрасно знаю все те аргументы, которые ты можешь привести. Мой ответ – нет!

Я несколько опешил, так как действительно, пока шел сюда, заготовил целую речь. Я мог сказать ему о том, что мы – избранные защитники мира и веры. О ереси, которая переполняет мир, и о том, что, кроме нас, ее некому искоренить. Наконец, об обете, который он дал и который теперь нарушил. Но вместо всего этого я лишь растерянно пробормотал:

– Магистр сказал…

– Значит, дело лишь в этом? – усмехнулся Рафаэль. – В том, как отнесется к этому отец Пейн? Да только именно из-за него я и не могу остаться в Ордене! Как я вчера сказал, мне не нравятся наши методы: эти так называемые рейды, которые по сути своей – карательные операции. Не нравится то, что мы называем себя воинами Христа – а сами же творим чуждое его заветам; что наш Орден зовется Братством Света, но за ним тянется темный след… Молчи! Не возражай, все это так! Просто подумай об этом на досуге, когда выдастся свободная минутка между избиениями так называемых неверных. Но я тебе больше скажу: все это – он! Братство – это отец Пейн! Именно он направляет нас по этому пути, называя его путем правды и истины. Вот только все эти годы с момента моего прихода в Орден я постоянно ощущал, что неправ, а мои поступки – ложны. Теперь же я окончательно убедился: мне с магистром не по пути.

– Ему это не понравится. Опасно наживать такого врага.

– В том-то все и дело, – покачал головой Рафаэль. – В страхе! Я давно ощущал неправильность наших поступков, но не признавался в этом лишь потому, что боялся. Боялся, как к этому отнесется магистр. Да только вчера один человек показал мне, что воля и вера сильнее страха. Он напомнил мне о тех, кто принимал муки, отстаивая свои убеждения, – о тех, кого мы называем святыми. И я впервые ощутил, что не боюсь. А потому открыто говорю: мне плевать, как отнесется к моему уходу отец Пейн! Можешь так ему и передать!

Меня передернуло даже при мысли о том, как я все объясню магистру. Рафаэль заметил это и сказал:

– Вообще, мне не нравится, что в нашей вере многое строится на страхе. Часто люди приходят в храм лишь потому, что мы пугаем их муками Ада. Многие даже детей крестят только из опасения, что иначе тех в жизни постигнет много бед. Нередко люди идут на церковные праздники из страха, что, не явившись, они согрешат и их постигнет суровая кара. А уж работать в такой день – просто преступление! Человек и рад бы заняться чем-то полезным, иногда даже необходимым. Но ведь нельзя же согрешить! Не раз слышал, как какие-нибудь старушки с восторгом рассказывали, что у мамаши сын родился калекой из-за того, что она шила в святой праздник; мужик упал с высоты и разбился, потому что полез чинить крышу в такой светлый день; а в речке утонула дочка женщины, решившей постирать во время Пасхи. Когда я слышу, как они радуются, обсуждая столь «справедливое наказание», мне становится противно. И эти люди называют себя христианами? Разве этому учил нас Иисус? Авторитет многих священнослужителей тоже держится не на уважении, а на страхе. И наш отец Пейн – яркий тому пример. Видел бы ты свое лицо, когда я только произнес его имя! Даже наши рейды против так называемых еретиков – лишь запугивание. Мы не делаем мир лучше – мы лишь маскируем ересь, чтобы она боялась поднять голову. И повсюду страх, страх, страх!.. По-твоему, это нормально?

Пока он говорил, во мне все больше закипала злоба. Как же мне хотелось разбить ему физиономию прямо тут, в больнице, чтобы он оказался на соседней койке со своей сестренкой-еретичкой. Но тот продолжал ораторствовать:

– Я устал бояться, Михаэль! И больше не хочу никого запугивать! Я хочу, чтобы наша вера несла свет, радость, мир, а не страх и боль. Я не хочу призывать к миру войной. Мы говорим, что боремся со злом, а на самом деле плодим его. Ведь наши поступки – и есть зло! Наша вера учит терпимости, смирению, всепрощению, любви. Но можешь ли ты все это применить к нашему Братству Света? Вспомни того буддиста, что строил храм во время последнего рейда. По мне, так он, несмотря на его убеждения, больший христианин, чем все мы, вместе взятые. Он говорит о мире, когда мы – о войне. Он терпит, страдая за свои убеждения, но не отрекается от них в тот момент, когда эти страдания причиняем ему мы. Он строит в то время, когда мы разрушаем. Так объясни мне: почему еретик поступает так, как должен поступать я? Почему еретик учит меня моей вере?

– Ты вообще понимаешь, что несешь? – не выдержав, перебил я. – Ты сам говоришь как еретик!

– Похоже, ты ни слова не понял из того, что я сказал, – вздохнул Рафаэль.

– И понимать не собираюсь! Да за ту ересь, что ты тут наплел, тебе надо как следует всыпать плетей!

Между тем мимо прошли два парня с волосами ниже плеч. У одного из них на шее висел кулон – молот, у второго из-под рукава футболки с надписью «Я русский!» выглядывала татуировка в виде восьмиконечной свастики. Они окинули нас подозрительными взглядами, а один вдруг уставился на мою правую руку, на пальцах которой читались цифры «1034». Ох и недобрым был этот взгляд! Я сунул руку в карман и ощутил приятную прохладу кастета. Ну давай, предъяви мне что-нибудь! Но еретики отвели взгляды, молча проследовали мимо и вошли в палату – ту самую, где лежала сестра Рафаэля. Ну конечно, к кому же еще они могли прийти!..

– Ага, как говорится: с кем поведешься, от того и наберешься, – выпалил я. – Общаешься с мракобесами – сам становишься таким же. Жаль, что я не свернул шею твоей сестренке-богохульнице. Горбатого могила исправит!

Глаза Рафаэля блеснули яростью. Узнаю воина Света! Ну давай же, бей! Вот тогда и я без зазрения совести смогу дать в ответ, отвести душу. Но Рафаэль вдруг расслабился – и я понял, что, если ударю, он не ответит. Так и не дождавшись удара, он сказал лишь: «Прощай, Михаэль!», и пошел к палате сестры.

– Трус! Ссыкло! – крикнул я ему вслед. – Только знай: Братство Света не прощает отступников!

– Что ж, я подставлю другую щеку, – ответил он и вошел в палату.

Я возвращался в Орден в смятении. Пока ехал в автобусе от больницы до бывшего кинотеатра «Октябрь», который мы пока еще называли своим храмом, вел диалог с незримым собеседником. Он расспрашивал меня о Рафаэле: как я отношусь к тому, что мой друг стал отступником; к тому, что он предал наше общее дело. «Я бы не делал поспешных выводов, – мысленно с жаром отвечал я. – Он всего лишь вспылил, наговорил сгоряча, а теперь ему стыдно признавать собственные ошибки. Но Рафаэль всегда был истинным воином Света, горячо верующим – пожалуй, самым преданным христианином из всех нас. Он одумается! Уверен, пройдет время – и он вернется!» Я приводил какие-то аргументы, спорил, доказывал. И вдруг поймал себя на мысли: а смогу ли я все то же самое объяснить отцу Пейну? Буду ли я так же убедителен, как с этим невидимым собеседником? Но мне даже не пришлось отвечать на этот вопрос. Едва я представил себе лицо магистра, ответ стал очевиден – конечно же, нет! Тут Рафаэль прав: отца Пейна мы все боялись до дрожи в поджилках. Не только я, чье детство прошло в спартанских условиях под суровым надзором магистра. За что я, кстати, ему благодарен. Ведь слабостью характер не воспитаешь: лишь сила воспитывает силу. Но я также видел, с каким трепетом смотрели на отца Пейна все в нашем Ордене, даже старейшие из братьев – отец Андре, отец Годфри, отец Нивар и прочие. Они беспрекословно выполняли каждый приказ магистра. Но плохо ли это? Да, его боятся. Но ведь порой только страх и способен удержать людей на пути Света. Как сказал Рафаэль, сам он перестал бояться. И куда его это привело!

И, словно в подтверждение моих мыслей, мое внимание привлек вид из окна. Автобус шел по той улице, где буддисты строили свой богомерзкий храм. И я вдруг увидел Попугая! На том же самом месте, что и вчера, с теми же кирпичами! На стройке он был один. Видимо, остальных мы все же хорошо напугали. Попугай еле держался на ногах от вчерашних побоев, но продолжал таскать свои кирпичи. Первым желанием было выйти на ближайшей остановке и хорошенько всыпать этой бестолочи. «Ну что, Рафаэль, скажи: как еще искоренять такую ересь? Порой иначе как силой и запугиванием с ними не совладать!» Но автобус уже мчал меня дальше.

В храм я вошел, когда там шла панихида. Отец Пейн вещал с кафедры:

– Сегодня мы прощаемся с одним из старейших и верных наших братьев – Тимофеем Степановичем Гуловым. Он пал от рук мерзких еретиков…

Пока он говорил, храм был наполнен рыданиями женщин; мужчины молились, прижав ладони к губам. Раздавались пламенные речи о том, что дело Гулова не будет забыто, что виновные в его смерти познают ярость Братства Света. Я же смотрел на пламя свечей и видел в нем пылающий дом старика.

«Ты говоришь о смирении и всепрощении, Рафаэль? – прошептал я. – Значит, по-твоему, когда нас жгут заживо, мы должны терпеть и прощать? Ну уж нет! Да, мы сеем страх, но он – наше оружие! Пусть они боятся! Пусть трясутся от страха, зная, что наше добро – с кулаками, а в кулаках этих – кастеты, ножи и пистолеты! Кто-кто, а я ни за что не подставлю другой щеки!»

– Наш любимый брат умер как истинный христианин, – продолжал между тем магистр. – Он принял мученическую смерть, погибнув за свои убеждения. А потому, и я уверен: многие меня поддержат, предлагаю объявить этот день Днем святого мученика Тимофея!

Двое братьев вынесли на кафедру что-то, накрытое алым покрывалом. Магистр сорвал покров, и под ним оказался выполненный в иконописном стиле портрет старика Гулова: лицо, искаженное страданием, за спиной –оранжевые языки огня.

– Да! Воистину так! – послышались выкрики отовсюду. – Во славу Господню!

– Помолимся же за бессмертную душу нашего отважного брата, – прокричал магистр. – Аминь!

Все в зале опустились на колени. Опустился и я. Глядя в печальные глаза изображенного на иконе старика, от всего сердца клялся: «Я отомщу! Тем, кто это сделал, не уйти от праведного гнева!»

Наконец отец Пейн спустился с кафедры. Служба пошла обычным чередом. Сердце мое невольно сжалось, когда я увидел, что магистр идет ко мне. Я уже приготовился к жестким расспросам о Рафаэле, но отец Пейн лишь глянул на меня и вопросительно поднял брови: ну что? Я обреченно покачал головой. Магистр вздохнул и, насупившись, пошел дальше. Меня всегда поражала способность этого человека понимать все без слов. Каждый для него был словно открытая книга, к каждому у него был свой особый подход. Потому в моих глазах отец Пейн был святым, живущим среди простых людей. И не только для меня: ведь неспроста уже едва ли не весь город посещал наши службы, и это был не предел. Я не сомневался, что праведного света нашего магистра хватит на целый мир. Причем одних этот свет греет – другие же сгорают в нем дотла. И я мог лишь надеяться, что пламя этого божественного гнева не коснется моего лучшего друга Рафаэля, что магистр даст еще один шанс нашей заблудшей овце.

Я отстоял в храме до конца службы, после чего весь остаток вечера провел в подвале, избивая грушу кулаками, которые так жаждали, но не получили сегодня никакой жертвы. Уриэль и Гавриэль были там же, но, к счастью, вопросов о Рафаэле не задавали. Впрочем, чего тут спрашивать. Все и так знали, что теперь последнее слово за магистром.

От тренировки меня отвлек завибрировавший в кармане куртки телефон. Я достал его и прочел сообщение: «Мы на месте! Ты где?» Женя! Я и забыл о встрече! В подвал не проникает свет, поэтому сложно определить время суток. Быстро сполоснувшись под душем и одевшись, я бросился вызывать такси.

Водитель удивился, узнав, куда нужно ехать. Я ответил, что у меня там дела, не вдаваясь в подробности.

– Скверное место – эти погорские карьеры, – сказал таксист, направляя машину к окраине города.

– Чего это?

– Ну как? Там четыре года назад кучу народу перебили. То ли бандитская разборка была, то ли массовая казнь.

– И вы верите в эти байки?

– Ничего не байки, – возразил водила. – Моя сестра живет там неподалеку. Она слышала с той стороны среди ночи какие-то крики, будто кого резали по живому. А еще странных людей там видели: все в черном. Вот как вы сейчас!

На этих словах таксист вдруг умолк и подозрительно уставился на меня через зеркало заднего вида.

– А что же милиция? Вызывали?

– Конечно! Сестра звонила. И не только она: соседи тоже, – ответил водитель, все еще продолжая сверлить меня взглядом. – Но блюстители порядка только против алкашей в подворотне смелые. А как большие беспорядки – не сильно торопятся чего-то там блюсти. Приехали поглядеть только на следующий день, когда там уже никого не было.

– Вы же понимаете, что убийство кучи народа так просто не скроешь.

– Скроешь. Смотря кто за этим стоит. Ходят слухи… – Таксист перешел на шепот и настороженно оглянулся, словно в машине кроме нас мог быть кто-то еще. – Поговаривают, что за всем этим стоят очень влиятельные люди и милиция у них прикормлена. Именно поэтому ночью никто не приехал. Затем и расследование замяли. А жена читала в одной газете, будто бы в карьере этом ритуальные жертвоприношения устраивали. Что какие-то богатеи так развлекаются и закон для них не писан. Это мы – рабочий класс, только пашем на них за копейки. А они с жиру бесятся и…

…И водителя понесло на излюбленную в народе тему «Кому на Руси жить хорошо». Попав в эту колею разговора, он не съезжал с нее до самых погорских карьеров. Я же всю дорогу думал о том, сколько в этих слухах правды. Выходит, совсем рядом с городом, в каких-то паре километров, жестоко убили кучу людей; и не кто-нибудь, а целая организация маньяков! Причем милиция на это не реагирует, уголовное дело заминают, даже убитых никто не ищет. Что ж за силы должны стоять за такими преступлениями?

Освещенная фонарями асфальтовая дорога кончилась, такси свернуло на разбитую грунтовку. Мы погрузились в непроглядный мрак. Лишь в свете фар мелькали трепещущие на ветру листья кустов, которые росли вдоль дороги. И вот, наконец, впереди возникли глиняные барханы, а за ними – черная пропасть, словно врата в преисподнюю. Водитель не стал подъезжать близко к карьерам. Едва я расплатился и выбрался из машины, таксист напоследок еще раз одарил меня шпионским взглядом, перекрестился и умчался в сторону городских огней – да с такой скоростью, словно за ним гнался сам Сатана. Я же направился к ближайшему карьеру.

Забравшись на один из барханов, взглянул вниз. Карьер походил на гигантский черный глаз, хмуро уставившийся в небо. Глиняные веки поросли, словно ресницами, полынью в человеческий рост; а в глубине блестящий зрачок – круглое озеро, такое гладкое в безветрии, что звездное небо отражается в нем, будто в зеркале. И, глядя в это мрачное око, я представил, как корчились там, внизу, несчастные жертвы. Со всех сторон их обступали тени: одетые в черное маньяки. В озере плясали отблески костров, заживо пожирающих людей, и, подобно огромному динамику, гудел карьер криками умирающих. И никто не пришел на этот зов, никто не помешал творящемуся здесь сатанинскому безумию.

«Ничего, Господь все видит, – прошептал я, – и посылает мстителей – воинов Света, способных покарать еретиков за земные грехи и отправить туда, где ждут их вечные мучения». Я сжал висящий на груди серебряный крест в кулак с татуировкой «1034» – «Не мир пришел Я принести, но меч!», поцеловал, убрал обратно под куртку и стал спускаться по глиняному склону. Вскоре я различил у воды два силуэта: женский и мужской.

– Значит, это было здесь? – спросил я.

– Именно тут. – Рома постучал каблуком по глине. – Прямо на этом месте.

– Тридцать человек?

– Тридцать четыре, если быть точным.

Я достал из кармана маленький фонарик и осветил небольшое пространство между берегом и склоном.

– Не понимаю, что ты хочешь тут найти, – сказала Женя. – Как-никак, четыре года прошло.

– Хоть какие-то зацепки, которые смогут вывести нас на маньяков.

Конечно же, девушка была права. Маньяки еще тогда хорошенько прибрали за собой, скрыли все следы преступления, а если что-то здесь и оставалось – нужно было искать по свежим следам. Я понимал это, когда ехал сюда. Но мне хотелось лично побывать на месте трагедии, ощутить его кошмарную энергетику. И, я был уверен, Господь не оставит без ответов своего мстителя и даст подсказки. Правда, пока что я видел лишь обычный заброшенный карьер, а из подсказок имел лишь слухи и домыслы.

– Может, проведем мозговой штурм? – предложила Женя. – Обсудим то, что нам уже известно?

– Итак, что мы знаем? – сказал я, шаря лучом фонарика по глиняной пустоши, поросшим реденькой травой склонам да камышам у озера.

– В Погорье орудует шайка маньяков, которая заживо сжигает людей, – сказала Женя, загнув палец.

– И существует эта организация давно: лет девять, не меньше, – добавил я.

– Почему ты так решил?

– Именно столько лет назад погибла моя сестра. Пока это самый ранний известный нам случай.

– Мы знаем также, что число жертв исчисляется десятками, – добавил Рома, – а убийцы – очень влиятельные люди, раз они способны творить такое, не опасаясь закона.

– А еще убийства не связаны между собой.

– Либо мы пока не нашли связи, – заметила журналистка.

– Что-то еще?

– Люди в черном, – пожала плечами Женя. И на мой вопросительный взгляд ответила: – Все свидетели утверждали, что убийцы были одеты во все черное. И вспомни чувака, за которыми мы вчера гонялись. Он тоже был в черном! Кстати, как и ты. Хм… Что-то мне все это напоминает.

– Ты о чем? – У меня бешено заколотилось сердце.

– О чем о чем… Мне одной кажется, что мы словно говорим о вашем Ордене?..

Не успела она окончить фразы – я оказался рядом. Это сработало на уровне инстинктов. Только встретившись взглядом с ее испуганными глазами и почувствовав, что кто-то повис у меня на руке, я вдруг вспомнил: передо мной ведь девушка!

– Никогда!.. Никогда не говори так!.. Слышишь? – Я медленно выдохнул, сбрасывая напряжение, и опустил кулак с зажатым в нем фонариком – кулак, готовый к удару! Увидев, что я успокаиваюсь, Рома отпустил мою руку.

– А что я такого сказала-то? – обиженно прохныкала Женя, с опаской отступая. – Я же не говорю, что все это делает именно ваш Орден. Но ведь похоже, согласись!

«Я ведь едва не ударил ее, – с ужасом думал я, глядя на свой татуированный кулак. – Ее! А все из-за чего? Из-за того, что она произнесла вслух мысль, которая и так давно вертелась у меня в голове. Влиятельная организация с большими связями, существует около десяти лет, черные одежды, маски на лицах…»

– Быть может, кто-то хочет вас скомпрометировать, – предположил Рома. – Или переводит стрелки: специально маскируется под ваш Орден, чтобы творить преступления, а все думали на вас.

«Да, именно так! – ухватился я за эту спасительную мысль. – Наш Орден – угроза для них. Возможно, таким образом они пытаются убить двух зайцев: отвести от себя подозрения, а заодно избавиться от опасного противника…»

– Глядите! А это что? – воскликнул Рома, указав себе под ноги.

Я осветил это место фонариком и увидел торчащий из земли кончик с оперением. Наклонившись, выдернул из глины небольшую стрелу. Это был арбалетный болт с серебристым наконечником. Точно такие мы использовали в Братстве!

– Это что, какая-то средневековая стрела? – удивилась Женя.

– Наверное, толкиенисты тут игрались и потеряли, – ответил я, сам стараясь убедить себя, что это именно так. Хотя бурые пятна на древке, скорее всего, были кровью, а не грязью.

Мне захотелось поскорее покинуть это место, сбежать. Я повернулся к информатору:

– Ты говорил, что знаешь еще какие-то места казней. Можешь показать?

– Да, тут недалеко есть еще одно. Убийство там произошло примерно в то же время, что и здесь. Может быть даже, эти преступления как-то связаны.

– Веди! – Убрав арбалетный болт в карман куртки, я поспешил вверх по склону.

Мы вышли на дорогу и побрели в сторону города. Женя догнала меня:

– Можно вопрос?

Мне не очень-то хотелось говорить. Я прекрасно понимал, о чем пойдет речь. И все же она, не дожидаясь моего ответа, спросила:

– Как, по-твоему, это может быть кто-то из вашего Ордена?

Я метнул в нее огненный взгляд.

– Пойми, я вовсе никого не обвиняю. И все же, чисто гипотетически, ваше Братство Света может быть причастным к такому?

– Нет!

– Уверен? Вы ведь, насколько я знаю, тоже караете еретиков.

– Мы не убиваем! Максимум – отлупим, чтобы мозги вправить. Не более того.

– Да, ну а если кто-то из ваших братьев решил, что этого недостаточно? Вдруг этот человек вздумал возродить костры инквизиции?

– Исключено! И знаешь почему? – Я остановился и посмотрел ей в глаза. – Как ты правильно выразилась, мы караем за ересь. Но что плохого сделал он? – Я кивнул на Рому. – И почему погибла моя сестра? Она была чиста как ангел!

– Грех – понятие условное. У одних народов можно разгуливать голым по улицам, и тебе ничего за это не будет; а у других забивают камнями за то, что вышел из дома с непокрытой головой. Твоя сестра могла просто не вписаться в чьи-то понятия о грехе и праведности.

– Магистр нашего Ордена любил мою сестру, – напомнил я.

– Да, это аргумент, – кивнула она. – Если, конечно…

– Нет!

Я пошел дальше.

– И все-таки: тебе не кажется, что ваши методы весьма схожи? – семенила позади Женя. – Чем, по-твоему, ваш Орден отличается от этих маньяков? Вы точно так же берете на себя роль судей.

– Мы судим по законам Божьим. Мы – лишь оружие в Его руках. Есть убийцы, а есть солдаты. Мы – солдаты!

– Солдат – тот, кто убивает не просто так, а выполняя некий долг. Правильно? Именно поэтому солдаты на войне не испытывают угрызений совести, даже если сотнями отправляют людей на тот свет. А если маньяк решит, что, убивая, тоже выполняет некую великую миссию? Ведь в таком случае он будет считать себя праведником и не станет терзаться муками совести.

– Никогда не сравнивай наш Орден с этими ублюдками-поджигателями! Слышишь? Никогда! – отрезал я и ускорил шаг.

Когда мы дошли до города, Рома еще минут двадцать вел нас какими-то дворами и переулками. Наконец остановился посреди детской площадки с ржавыми лесенками, горками, разломанными покосившимися качелями и каруселями. Он указал на пятиэтажку с табличкой на углу «Улица Пушкина, 9».

– Квартира два, – сообщил он. – Хотя вряд ли мы что-то тут найдем. Столько лет прошло. Наверняка там новые жильцы.

Я с сомнением рассматривал явно выстроенный еще до развала Союза дом: в нем светились всего пара окошек. Да это и понятно – первый час ночи. Но это меня не остановило: не зря же пришли.

– Все равно давай у них спросим. Быть может, они что-то знают об убийстве. – И направился к первому подъезду.

Когда я звонил в обитую темно-синим дерматином дверь – подготовил целую речь для возмущенных жильцов, поднятых с постели посреди ночи. Однако оправдываться не пришлось, потому что дверь так никто и не открыл. Даже шорохов из-за нее не доносилось. Похоже, дома никого. Обидно. Значит, не судьба.

– Ладно, заглянем сюда днем. Есть еще какие-то адреса? – спросил я, когда мы снова вышли на улицу.

– Знаю один подвал, – ответил Рома. – Раньше там была лаборатория какого-то научного института. До тех пор, пока в нее не вломились люди в черном и не сожгли заживо пару сотрудников. Но она далеко отсюда, на другом конце города. А других в Погорске нет. По крайней мере, я не знаю. Большинство преступлений совершались за городом, чаще всего подальше от областного центра. Например, в Красновке, но там мы уже были. Или есть таежный поселок Тахтыныр. Там…

– …была убита моя сестра.

Я с сожалением глянул на окна первого этажа – квартиры, где произошло преступление. Неужели так и уйдем ни с чем? Захотелось вернуться в подъезд и просто высадить дверь. А если там ничего нет? Напрасно взбудоражим соседей, которые наверняка тут же вызовут милицию. А магистру, если попадусь стражам порядка, это ох как не понравится! Вот если бы туда влезть, не поднимая шума… Я отметил: шторок на окошке нет, за грязными стеклами – темнота. Посветив в окно фонариком, увидел лишь тусклые обои и дверцу шкафа, покрытую толстым слоем пыли. Ощущение было такое, словно жилище давно заброшено. Я плюнул на осторожность, схватился за оконный карниз, уперся подошвой в стык между плитами и подтянулся. Приложив ладонь к стеклу, заглянул внутрь квартиры. Но рассмотреть ничего не успел.

– Эй! Чего там высматриваешь? – раздался сердитый женский голос.

Я мгновенно разжал пальцы и спрыгнул на землю. Посмотрел по сторонам в поисках источника звука.

– Чего башкой вертишь? – С ближайшей лоджии на первом этаже выглядывала круглолицая кучерявая женщина в домашнем халате. Она погрозила телефоном: – Идите, говорю, отсюда! Сейчас милицию вызову!

– Не надо никуда звонить, – поспешил ответить я, но сказать «мы уже уходим», не успел. Меня опередила Женя:

– Да, не надо никуда звонить. Мы сами из милиции!

Я ошарашенно глянул на журналистку. Та быстро подмигнула. Ничего себе, соврала даже глазом не моргнув!

– Вы правда из милиции? – недоверчиво спросила женщина.

Я и сам с сомнением окинул Женю взглядом: какая она на фиг милиционерша? Выглядит как школьница старших классов. Да и мы с Ромой больше похожи на студентов.

– Конечно! – ответила журналистка.

Соседка все еще глазела на нас с подозрением. Тогда Женя вынула из кармана какую-то корочку (быть может, паспорт или пропуск в общежитие) и показала женщине. Некоторое время та пялилась на протянутый документ, хотя рассмотреть его в сумерках не было никакой возможности. Однако уверенность, с которой девушка достала эту липу, окончательно успокоила бдительную соседку.

– Вы по поводу того, что тут случилось четыре года назад? – спросила женщина.

– Да. Мы расследуем это преступление, – ответила журналистка. – Хотим осмотреть квартиру.

– А почему ночью? – задала соседка резонный вопрос.

– Мы и днем приходили, но дома никого не застали, – продолжала без запинки врать Женя. – Да только дело очень важное и срочное. Мы надеялись хотя бы сейчас застать жильцов. Вы случайно не знаете, где они?

– Так здесь никто не живет с тех пор. – Женщина уже говорила спокойно, видимо, не сомневаясь, что мы правда из органов. – Соседка моя, баба Иринка, сдавала эту квартиру. А как узнала, что тут стряслось, слегла с приступом. Так и померла, сердешная. Наследников у нее не осталось. Говорят, есть какой-то племянник на Западе, но он так и не объявился. Вот и стоит квартира много лет запертая.

Я даже наклонил голову, чтобы она не увидела радостной улыбки. Вот это удача! Заперта! Значит, там с тех пор ничего не изменилось! Придав лицу серьезное выражение, я важно спросил:

– Можно вскрыть квартиру и осмотреть?

– Зачем вскрывать? – еще больше обрадовала меня женщина. – Если вам так нужно, у меня ключи есть. Баба Иринка оставляла мне один комплект на всякий случай. Мало ли что: вдруг свой потеряет. Сейчас отопру.

Не прошло и пяти минут, как перед нами распахнулась синяя дверь.

Первое, что бросилось в глаза, едва мы зажгли в квартире свет, – огромная размашистая надпись на полстены «Вопрос крови». Похоже, писали пальцами темно-бордовой краской или… У меня сразу возникла мысль, что кровью. Это ж сколько ее понадобилось, чтобы такое написать? Небось, брали у жертвы…

Место преступления мы увидели сразу: на закопченной батарее у окна висела пара почерневших наручников. Я отметил, что обои у батареи не сгорели, а лишь подкоптились от жара. Выходит, несчастных не просто облили бензином и подожгли, как многих других жертв. Это и понятно, иначе в квартире случился бы пожар. Их словно чем-то поджаривали – долго и мучительно. Паяльной лампой? Страшная медленная смерть. Ясно, что полностью сгореть жертвы не могли. Значит, после убийства тела забрали и увезли, оставив у места расправы эту надпись. Для кого? Это какое-то послание? Я достал фотоаппарат и сфотографировал надпись, батарею, наручники. Что за извергами нужно быть, чтобы так хладнокровно убивать?

– Может, вы что-то запомнили? – спросила Женя у соседки, которая все еще мялась у порога, испуганно заглядывая в комнату. – Кто здесь жил? Вы видели что-нибудь в день убийства?

– Что запомнила-то?.. – пожала плечами та. – Жил какой-то паренек. На вид лет двадцать, может, старше. Волосы длинные. Кто такой? Да кто ж его знает? Тут часто жильцы менялись: квартира-то сдавалась. Мы с ними особенно не общались. Этот прожил здесь год, может, больше. Последние дни с ним девчонка появлялась. Ну а тогда…

Женщина запнулась, перекрестилась.

– Помню, ночью подъехала машина, черная. Время было позднее, часа три ночи. Я выглянула в окошко. Вижу: какие-то люди. Человека четыре. Все в черном…

Она глянула на меня, едва не сказав: «Вот точно как вы». Словно сговорились все!

– И?..

– Ну, вошли в подъезд, – продолжала женщина. – Пришли явно сюда – я слышала, как дверь соседская хлопнула. Я еще подумала: «Шляются по ночам, людям спать не дают!» Но кто ж их знал, чего они тут ошивались. Может, друзья какие… И только на следующий день стало ясно, что произошло. Соседка этажом выше почувствовала с утра вонь, будто паленым пахнет. Стала стучаться: думала, вдруг на плите подгорело что. Никто не открывает. Ну она и вызвала милицию. А как двери вскрыли… Господи боже!.. Ужас-то какой!.. Кровь по полу, надписи на стене, наручники, а у батареи будто костер горел. Вызвали бабку Иринку. Тогда-то у нее сердце и прихватило.

Женщина еще торопливее закрестилась.

– Что потом? Было расследование? – спросила Женя. – Вас о чем-то расспрашивали?

– В том-то все и дело: никто ничего потом не спрашивал. Милиция походила, посмотрела, что-то собрала и уехала. И с концами. Никто больше сюда не приезжал, ничего не расследовал. Люди потом и вовсе стали поговаривать, что не было никакого убийства. Парень набедокурил с приятелями и съехал с квартиры. Кровь, мол, не человеческая. С той поры, кстати, того парня, как и девки, больше никто не видел. А что, выходит, и правда убийство?

– В этом мы и должны разобраться, – уклончиво ответил я.

– Если я больше не нужна, можно пойти домой? – спросила женщина. – Завтра на работу рано вставать. Вы тут еще побудьте, если надо. Ключ положите под коврик.

Мы поблагодарили свидетельницу «за помощь следствию», и она ушла. Сами остались в квартире, хотя смотреть тут уже было нечего. Эх, сюда б настоящих экспертов из милиции: осмотреть следы, отпечатки, собрать показания… А мы-то, ищейки-любители, что можем? Зато обстановка квартиры действительно подтверждала, что все описанное в статье Ромы – правда. Но вот толку-то? Все, что мы здесь увидели, ни на шаг не приблизило нас к ответам, кто убийцы и где их искать. И, остановившись у стены с кровавой надписью, я мысленно взмолился: «Господи, ну дай же хоть какую-нибудь зацепку своему верному борцу со Злом!»

И Господь меня услышал! Так как именно тогда я боковым зрением заметил за окном – тем самым, у которого мучительно умерла жертва (или жертвы?), едва уловимое движение. Кто-то явно за нами подглядывает! Признаться, с того момента, как мы покинули карьер, меня не оставляло ощущение, будто за нами следят. А я-то уж решил, что вся эта история с маньяками просто возбудила у меня манию преследования…

Чтобы не спугнуть шпиона, я спокойно походил по комнате, вышел в коридор. Когда стал осторожно приоткрывать входную дверь, Женя удивленно глянула на меня, но я поспешно поднес палец к губам: молчи! Честно говоря, когда я подкрадывался к дверям подъезда, меня охватил некоторый мандраж: кого там встречу, сколько их? Я было нащупал в кармане кастет, но передумал и достал из кобуры травматический пистолет. Вдруг там поджидает целая толпа людей в черном? Ну, была не была!..

Саданув ногой в дверь, я вихрем выскочил из подъезда. Заметил под окном темную фигуру и прорычал, вскинув пистолет:

– А ну, стоять!

Незнакомец от неожиданности остолбенел, даже не пытался бежать или сопротивляться. И лишь когда я схватил его, треснул затылком о стену дома и услышал сдавленное испуганное: «Пожалуйста, не стреляйте!» – я вдруг понял, что это девушка.

– Кто такая? – опешил я, но оружие не опустил.

– Никто. Просто проходила мимо…

Я направил пистолет ей в глаз:

– Еще раз соврешь – спущу курок! Ну? Считаю до трех…

Но сосчитать я не успел, так как в окнах бдительной соседки снова зажегся свет. Тогда я схватил девчонку за шиворот и втащил в квартиру, не убирая пистолета от ее лица. Когда она оказалась на свету, вдруг отметил, что это самое лицо мне почему-то знакомо. Но где именно я видел ее, вспомнить не смог. Женя и Рома с удивлением уставились сначала на плененную шпионку, потом на меня.

– Ого! Это еще кто? – спросил Рома.

– Думаю, это мы сейчас узнаем, – сказала Женя.

– Не сомневайтесь! – Я поставил на середину комнаты стул, усадил на него шпионку. – Что ж, поговорим?

И поднес к ее лицу кулак.

– Ты что, собрался ее бить? – поразилась Женя. – Погоди ты! Быть может, она сама все расскажет!

И, наклонившись к девушке, чуть ли не взмолилась:

– Расскажешь ведь, правда?

Та поспешно закивала. Я вздохнул, всем своим видом выражая неэффективность таких методов, но прерывать толерантный допрос не стал. Что ж, пусть попробует. Кулаки ведь всегда можно пустить в ход… Да и, признаться, сам засомневался: вдруг она и правда тут случайно. Хоть и не верил в подобные совпадения.

– Как тебя зовут? – ласково спросила Женя.

– Я Ма… Марина, – ответила девушка, испуганно поглядывая на мою зловещую татуировку и сбитые костяшки пальцев.

– Ну вот. – Журналистка глянула на меня: мол, вот видишь, можно и без рукоприкладства! Снова повернулась к девчонке: – Что ты здесь делаешь, Марина?

Я покачал головой: разве это допрос? Но все же отошел – стал напротив, оперся о стену с кровавой надписью и, постукивая пистолетом о ладонь, приготовился к потоку лжи. Однако Марина юлить не стала. Конечно же, предчувствие меня не подвело: она под этим окном оказалась не случайно.

– Честно сказать, я ожидала встретить тут кое-кого другого, – пролепетала шпионка, поглядывая то на меня, то на моих компаньонов.

– И кого же ты ожидала? – холодно спросил я.

– Тех, кто это сделал. – Она кивнула на батарею с наручниками.

– Сделал что? – поинтересовался я.

– Ой, только не надо вот этого, – скривилась Марина. – Вы ведь здесь тоже явно не случайно!

– Хочу услышать твою версию.

Она пожала плечами:

– Четыре года назад в этой квартире произошло жуткое убийство. Я хочу найти тех, кто его совершил. Ведь, говорят, преступников тянет к местам преступлений. По крайней мере, я надеялась, что это так и ублюдки рано или поздно сюда вернутся. Потому попросила соседей позвонить мне, если здесь появится кто-нибудь подозрительный. Мне позвонили.

– Ну вот, мы появились. И что дальше?

– Просто я не думала, что увижу тут вас. Если, конечно, вы не…

Она вдруг напряглась, на лице возник испуг.

– Не переживай, – поспешила успокоить ее Женя. – Мы не причиним тебе вреда. Ведь так?

Она строго глянула на меня. Точнее, на пистолет, который я все еще сжимал в руке. Я нехотя убрал оружие в кобуру.

– Мы сами занимается расследованием этого дела, – объяснила девушке Женя.

– Надеюсь, что так. – Марина снова испуганно покосилась на оплавленную батарею с висящими на трубе наручниками. – Впрочем, те люди церемониться бы не стали.

– Какие люди? – заинтересовался я. – Что ты об этом знаешь? Давай подробности!

– Дело в том, что это… – Марина быстро глянула на кровавые буквы и тут же отвела взгляд. – Это все из-за меня!

Я ушам своим не поверил – не ожидал такого поворота! И вот что она нам рассказала:

– Мне тогда было пятнадцать. Возраст протеста, когда тянет на все необычное, охота как-то выделиться. Я стала неформалкой, слушала тяжелую музыку и одевалась соответственно, чем бесила родных. Но еще больше их раздражало (особенно мою религиозную мамашу), что я была увлечена мистикой. Взахлеб читала книжки о колдовстве, носила различные амулеты, даже пыталась проводить магические ритуалы…

Я почувствовал, как у меня машинально сжался кулак. Ведь она описывала все те вещи, за которые этот самый кулак разбил не одну физиономию. Марина умолкла, перехватив мой свирепый взгляд, и поспешно добавила:

– Ну, то дело прошлое. Суть в другом… Однажды я получила записку с приглашением посетить некое мистическое собрание: какой-то обряд таинственного ордена. Мол, за мной давно наблюдали – и я им подхожу. Признаться, я поначалу решила, что это какая-то шутка: быть может, одноклассники решили меня разыграть, зная мои мистические наклонности. И все же мне стало так любопытно, что решила сходить – что бы это ни было. Обряд проходил тут неподалеку, на погорских карьерах.

Снова карьеры! Явно не совпадение!

– В общем, пришла я, – продолжала Марина. – На дне одного из карьеров пылали костры и в круг стояли люди, одетые во все черное.

– Узнала кого-нибудь? – с волнением перебил я.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Не-а. Лица у всех были закрыты – масками различных животных. Мне тоже сказали принести с собой такую же. Я выпросила у сестренки маску лисицы, которая у нее завалялась еще с Нового года. В общем, я была под впечатлением: ночь, костры, люди в черных балахонах с факелами, блестевшие в пламени морды животных. Помню, как человек в маске быка нараспев взывал к каким-то темным силам… Я будто попала на самый настоящий шабаш! Даже разошлись мы под утро, едва рассвело, прям как в сказке – с первыми петухами.

Пока она говорила, я представлял, как бы мы с Рафаэлем, Гавриэлем и Уриэлем посетили этот праздник. Такой шабаш эти еретики запомнили б на всю оставшуюся жизнь!

– Я еще дважды побывала на подобных мероприятиях, – сказала Марина. – А потом получила очередную записку. Там говорилось: «О верная последовательница Тьмы, Властелину Мрака нужна твоя помощь…» Ну или что-то в таком духе. Суть сводилась к тому, что есть некий человек, деяния которого напрягают этого самого Властелина. Я же могу помочь свершиться возмездию. Для этого мне нужно втереться в доверие к этому человеку, прикинуться безобидной овцой. Разведать: где бывает, где живет, и дать знать, если представится возможность осуществить возмездие. Целью была женщина лет сорока, одинокая, дети где-то в другом городе. Я нашла повод познакомиться, стала захаживать к ней на работу. В итоге мы очень сблизились – и она пригласила меня к себе домой на чай. Там я узнала про ее любовь к коллекционированию статуэток. Кончилось тем, что я сообщила ей адрес человека, у которого якобы можно купить такую фигурку. Они созвонились, договорились о встрече… Больше я эту женщину не видела. Да и не хотела. Я же выполнила свою миссию – ощущала себя этакой шпионкой в стане врага…

Марина запнулась, заметив наши хмурые взгляды.

– Чего вы хотите от пятнадцатилетней дурочки? Для меня все это было словно забавная игра. О последствиях я не думала.

– И что потом?

– Что-что… Вскоре я снова получила записку. Мне велели втереться в доверие к ученым, лаборатория которых располагалась в одном подвале. Я ходила туда месяца два, изображая интерес, хотя совершенно не понимала, что за ерундой они там занимаются. Мне удалось выкрасть ключи от лаборатории и сделать копию. Тем дело и кончилось: мне сказали, что этого достаточно и дальше разберутся без меня. Ну а потом… Потом мне повелели выследить одного парня.

Марина замолчала, уставившись на стену с размашистой надписью «Вопрос крови».

– Мы с ним познакомились, начали общаться, – продолжила она. – Я ему, видимо, нравилась. Он стал частенько приглашать меня к себе домой, все подбивал ко мне клинья. Так случилось и в тот раз. Помню, мы смотрели какое-то кино, пили вино, засиделись допоздна. Улучив момент, я подсыпала ему в стакан порошок, который мне заранее передали. И, едва он уснул, позвонила, кому следует. А когда подъехала машина – отперла дверь. Пришли четверо: на лицах маски с прорезями, как у военных. Было жутко интересно посмотреть, что они будут делать. Но мне сказали, что моя миссия окончена и я должна уйти. Мол, я еще не достигла нужного уровня посвящения, чтобы присутствовать на таких обрядах.

– И ты, конечно же, ушла, – сказала Женя.

– Ушла, но вернулась, – ответила Марина. – Любопытно ведь было! Я выждала минут десять, потом нашла на свалке ящик, подставила под окно и заглянула в квартиру. А там… Я не все разглядела. Увидела лишь, что парень сидит у батареи, весь извивается и мычит: рот у него был залеплен скотчем. Трое в черном стояли посреди комнаты на коленях, а четвертый что-то писал на стене… макая пальцы в огромную рану на животе парня. Я вскрикнула – и тот, который писал, глянул на окно. Я отпрянула так резко, что свалилась с ящика. Как же я оттуда бежала!..

– Тебя заметили?

Девушка пожала плечами:

– Я очень переживала, что да. Следующие несколько дней ходила оглядываясь. Но, когда пришло очередное послание с заданием, поняла, что меня не застукали.

– Почему в милицию не обратилась?

– Скажете тоже… После того, как я увидела, что они делают с людьми? Сразу бы поняли, кто их сдал. Честно скажу: струсила. Но и продолжать работать на них тоже не могла. Тогда-то моя жизнь словно перевернулась. Я стала ходить в храм, который посещала мама: грехи замаливала. Она даже удивилась перемене: я смыла агрессивную косметику, выбросила на свалку кассеты и диски, сменила стиль одежды. Мама поняла – в жизни дочери что-то произошло, но, к счастью, допытываться не стала. Да и что б я ей ответила? Мама, по моей вине жестоко убили нескольких человек?

– Но если ты перестала выполнять задания…

– Конечно же, я понимала, что рано или поздно сектанты задумаются над этим. Потому, опасаясь «возмездия Властелина Тьмы», уговорила маму отправить меня пожить у бабушки в другом городе. Там я окончила школу. Быть может, меня и искали… Через два года вернулась. Первым делом аккуратно разузнала о тех преступлениях, в которых оказалась замешана по своей глупости. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что никаких преступлений не было! Женщина пропала без вести, в лаборатории был пожар – замыкание, а про эту квартиру вообще никаких сведений. Притом что тут почти ничего не изменилось после убийства. Даже надпись эта мерзкая осталась! Вот тогда-то я и решила поквитаться с сектантами. Правда, кто эти люди, не знала. Ведь, как я говорила, лиц не видела, а задания получала из записок. Даже знакомые из милиции ничем мне не помогли. Я пыталась следить за карьером, но больше никаких шабашей там не было. Лишь ходили слухи, якобы там однажды убили кучу народу. Наверное, это был последний шабаш. Вот я и решила следить за этой квартирой: вдруг мне повезет?

– А что случилось бы, если б повезло? – спросил я, оценив ее хрупкое телосложение. – Того и гляди сама бы тут осталась прикованной к батарее.

– О, на этот счет не беспокойтесь. Есть у меня друзья, готовые за такое разобраться без всяких кодексов и милиции. Если закон не работает – верши суд своими руками!

– Это верно. – Я одобрительно кивнул: вот это я понимаю, это по-нашему! – Если б только ты так глупо не попалась. На моем месте ведь мог оказаться кое-кто другой.

– Но она наверняка подстраховалась. Ведь так? – спросила Женя.

– Конечно! – ответила Марина. – Мои ребятки уже в пути!

И вдруг она подскочила:

– Ой, надо ж им сказать, что все в порядке! Минутку. – Она поспешно достала из кармана телефон, набрала чей-то номер и вышла в коридор, по пути говоря: – Алло! Серега? Это Марина. В общем, отбой. Передай ребятам…

– Ну, что скажете? – спросил я у Жени и Ромы, когда мы остались втроем.

– Лично я ей верю, – ответила журналистка.

– Ну да, в целом-то история совпадает с тем, что я знаю, – добавил Рома. – Про лабораторию я вам уже говорил. История с женщиной тоже очень напоминает один случай…

Он не договорил, так как в этот момент раздался хлопок двери подъезда. Шпионка! Я метнулся в коридор: входная дверь оказалась распахнутой. Выбежав из дома, я увидел лишь ночную улицу – и ни души! Сбежала!

– Выходит, все, что она нам тут наплела, – туфта? – разочарованно воскликнула Женя, когда я вернулся в квартиру. – А я-то уж подумала, что у нас есть живой свидетель.

– Был бы живой свидетель, – резко перебил я, – если бы кое-кто не помешал поговорить с ним как следует.

– Ой, да тебе бы только кулаками махать! – огрызнулась журналистка. – Вообще по-человечески разговаривать разучился!

– Ну вот тебе было по-человечески! – вскричал я. – По-человечески она тебе тут наврала с три короба и сбежала!

– Наврала, да не все, – сказал Рома. – Про секту, быть может, правда.

– А вот о том, что порвала с ней… Ну и о том, что сюда едут какие-то ее «ребята». – Женя обеспокоенно глянула на окошко. – Я одна думаю, что нам пора валить отсюда?

Я прислушался. Мне показалось или где-то снаружи раздается шум мотора?

– Уходим! – коротко скомандовал я.

Мы быстро заперли квартиру, сунули ключ под коврик и выбежали на улицу. Во дворе по-прежнему было безлюдно. Обманчиво безлюдно! Неподалеку, где-то за углом, действительно рокотал мотор. Я махнул рукой: за мной! Мы быстро пересекли детскую площадку и остановились за углом другой пятиэтажки. Я осторожно выглянул. Однако тревога оказалась ложной: на дороге у дома тормознул автомобиль, но, похоже, такси. Из него вывалилось пьяное тело и, шатаясь, устремилось к подъезду.

– Чисто! – сказал я своим спутникам. – На сегодня все. Ступайте по домам.

– А ты? – спросила Женя.

– Я останусь. Подожду: быть может, кто-нибудь приедет.

Рома не возражал – он нервно переминался с ноги на ногу, явно желая поскорее убраться отсюда. Но Женя запротестовала:

– Я хочу помочь!

«Да уж, та еще помощница…» – глянул я на нее. Покачал головой:

– Если они и правда появятся – поверь, без тебя мне будет проще. Только помешаешь.

Она состроила обиженную мордашку, но все-таки послушно кивнула.

– Идите в ту сторону, дворами, – повелел я. – Будьте осторожны. Мария… или как ее там зовут на самом деле… видела ваши лица.

– Ты тоже береги себя, мой герой! – сказала Женя.

И вдруг бросилась мне на шею:

– Пожалуйста, пообещай, что не будешь делать глупостей!

Я машинально обнял ее, провел ладонью по волосам. И в этот момент почувствовал, что готов один выйти против всего мирового Зла, только б не дать в обиду это нежное создание.

– Ну все, давай, двигай… – Я осторожно отстранил ее, подтолкнул. – Обещаю. Идите.

Проводив взглядом две исчезающие в ночном мраке фигуры, я сжал правой рукой кастет, в левую взял пистолет. Осторожен?.. Ага, конечно! Пусть только появятся! И, сев в тени за углом дома, принялся ждать.

«Где я раньше мог видеть эту шпионку? – все вертелось у меня в голове. – Мы же точно встречались!» Но я никак не мог припомнить, откуда знаю ее лицо.

В кармане завибрировал телефон. Я достал его – на экране высветилось «Рафаэль». Нашел время звонить: два часа ночи! Я нервно нажал на кнопку сброса.

На дороге у пятиэтажки снова показались фары. Черный автомобиль подкатил к подъезду. Тому самому, где произошло убийство! Я приготовился. Но, как назло, снова загудел телефон. Он был на режиме вибрации – однако даже этот звук, казалось, загремел в ночной тишине подобно трактору. «Рафаэль, какого хрена?» Я снова нажал на сброс.

Выглянув из-за угла, я увидел, что из машины выбрались трое. В черном! До меня долетали голоса, но разобрать слов я не смог. Они? Или, быть может, снова приехали после пьянки какие-нибудь припозднившиеся развеселые люди? А если это все-таки те, о ком я думаю, справлюсь или нет? Я прикинул: смогу ли уложить троих? В принципе – реально. Сначала из травмата одному, затем второму, третьему. Желательно начать с того, что поздоровее. Они растеряются, и тут главное – поскорее добить кастетом и ногами, пока не опомнились. Что потом? Что-что: вызвать из храма оперативную группу воинов Света – пусть хоть из постели подорвутся и мчат сюда. Когда еще представится такой шанс?!.

Я уже намеревался подобраться поближе к машине, как снова загудел телефон. На этот раз пришла эсэмэска. Скользнув взглядом по экрану, я не поверил глазам. Там было написано: «Рафаэля убили!»

С минуту я в каком-то исступлении и оцепенении смотрел, как суетятся у машины люди в черном; снова переводил взгляд на экран телефона – и опять на них. Вот они заходят в подъезд. Надо действовать! Это же шанс! Напасть, обезвредить, допросить… Но снова глаза упирались в экран телефона. Рафаэля убили! И, вскочив, я побежал в противоположную от пятиэтажки сторону, на бегу набирая номер.

– Алло! – услышал я в трубке девичий голос. – Это Саша, сестра Анатолия…

– Где он?

Добежав до областной больницы, я разыскал приемный покой. Ворвавшись в помещение, окинул взглядом порезанных, избитых, травмированных людей и суетящихся около них усталых медиков. Наконец, мой взгляд остановился на сидящей на кушетке у стены женщине с красным заплаканным лицом. Я с трудом опознал в ней мать Рафаэля. Мы встретились взглядами – она отвернулась.

– Михаэль?

Я обернулся на голос. Неудивительно, что прошел мимо этой девушки. Я видел ее третий раз в жизни. Первый – во время еретического ритуала, когда ее, одетую в белую, расшитую узорами рубаху, ударом свалил на землю. Второй – на больничной койке с бандажом на шее. Сейчас на ней не было ни расшитой рубахи, ни шейного бандажа. Обычная такая городская красотка, каких тысячи: джинсы, темно-синяя курточка нараспашку, черная водолазка. Как они, однако, маскируются! Так и не скажешь, что под этой маской обыденности скрывается ересь…

Стоп! О чем я? Да пусть катится весь мир в Пекло вместе с маньяками и еретиками! Рафаэля убили!

– Его нашли ночью, часов в двенадцать, – объясняла Саша, выводя меня на улицу. – Толик лежал в переулке без сознания, когда его случайно увидела какая-то прохожая. Пока вызвали скорую, пока приехали медики… Он потерял слишком много крови. Были милиционеры: они-то и позвонили его матери. Она – мне. Меня отпустили из больницы.

Толик… Снова я слышу это чужое для меня имя. Но ведь это его имя! Данное ему родителями при рождении! Ведь раньше я никогда не задумывался, как его зовут в миру. У нас для всех он был Рафаэлем. Как мало, оказывается, я знаю о тех, кого считаю братьями и сестрами. Где он вырос? Чем занимался вне Ордена? Где учился или работал? Кого любил?.. История нашей дружбы начиналась и заканчивалась Братством Света.

– Он приходил в себя? Что-нибудь говорил? Сказал, кто это сделал?

– Его мама говорит, что он пришел в себя лишь однажды, когда уже был в больнице. Сказал только: «За грехи мои» – и умер, не дожив до операции.

Присев на ступени больничного крыльца, я уставился в пустоту ночи. И в голове пылающим клеймом жгла лишь одна фраза: Рафаэля убили! Как? Такого просто не может быть! Рафаэля, с которым мы дружим столько лет – с первых дней, как пришли в Орден. Его больше нет!

– Я потом вспомнила, что вы – его лучший друг, – продолжала Саша, которая все еще растерянно мялась рядом. – Нашла в его телефоне ваш номер. Я знала, что вы его зовете Рафаэлем…

Я резко встал:

– Хочу увидеть тело!

– Врачи сказали нам, что…

Но я уже вбегал в приемный покой.

Долго приставал к разным людям в белых халатах, большинство из которых выслушивали мою просьбу с усталым недоумением. На лицах я читал, что у них своих забот по горло, не до меня сейчас. Все же мне удалось разыскать мужчину, который согласился впустить меня в морг.

– На пять минут, – пообещал я. – Честное слово!

Когда скинули простынку с лежащего на металлическом столе тела, я не узнал в нем своего друга. Лицо его было изуродовано гигантскими ссадинами. Палка или бита, а еще кастет – мгновенно определил я. Ведь и сам неоднократно пользовался таким оружием. Я глянул на его руки: костяшки не сбиты. Он ни разу не ударил в ответ. Либо не успел, либо…

– Эх, Рафаэль, Рафаэль! Что же ты наделал!

Я почему-то был уверен во втором варианте. Он не защищался и, быть может, даже не пытался спастись. Принял это как свой крест: «За грехи мои!..»

Я опустился на колени, поднес к губам свой серебряный крест. Зашептал молитву за упокой души.

– Ну все, – тронул меня за плечо сотрудник морга. – Ступайте. Здесь не положено…

Но я и сам уже поднимался. Потому как внезапно кое-что вспомнил: вчерашний день. А именно недобрый взгляд патлатого парня, который уставился на мою татуировку «1034», когда входил в палату. Палату сестры Рафаэля!

Саша все так же растерянно стояла на крыльце у приемного покоя, опершись о бетонную колонну.

– Это они, да? – Я схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом. – Это ведь твои дружки?

– Не знаю, – покачала та головой. – Честно.

Она подняла на меня глаза:

– Но, даже если это и так, они лишь на зло ответили злом. На ваше зло!

Я едва сдержался, чтобы снова не отправить ее на больничную койку.

– Поймите, я не оправдываю тех, кто это сделал, – твердо проговорила Саша. – Но точно так же не оправдываю и того, что делаете вы. Да-да, я знаю, чем вы с братом занимались. И знаю также, из-за кого попала в больницу.

Я не отвел глаз. Извинений она от меня не дождется!

– Полагаю, мы не единственные, с кем у вас возникли идеологические разногласия, – сказала Саша.

Ну вот, снова эти «идеологические разногласия». Как сговорились все!

– А раз так, это мог сделать любой из ваших многочисленных врагов, – продолжала она. – Неужели вы думали, что рано или поздно не найдется кто-нибудь, способный дать вам отпор: тот, кто станет действовать вашими же методами? А таковые будут находиться и впредь – ведь не только вы умеете грозить кулаками. Как говорят, сколько веревочке ни виться… Но дело даже не в этом. Я не понимаю: ради чего? Одно дело, когда человек гибнет за Отчизну, за любовь, за близких. За что умер он?

Она кивнула на двери больницы.

– Да вы понятия не имеете, за что сражался ваш брат! – с трепетом вскричал я. – Он был боец! Воин Света! И, когда на земле не осталось бы еретиков (таких, как вы и ваши дружки), вот тогда б он спрятал в меч ножны. Но пока на земле есть ересь…

Я запнулся, поняв вдруг, что говорю на автомате: словно магнитофон, воспроизводящий записанные кем-то фразы. Кем-то другим, но не мной. «Магистром», – сказал бы Рафаэль. Но так ли это на самом деле?..

– Вы сомневаетесь, да? – Саша словно прочла мои мысли. Или это так явно читалось на моем лице? Я с опаской осмотрелся, словно почувствовав взгляд отца Пейна. Конечно, его здесь нет, он далеко. Но, будь он даже на другом конце вселенной, я все равно ощущал бы этот вездесущий взгляд. Он видит ересь сквозь любые стены и расстояния. И карает! «Не мир пришел Я принести, но меч!» – Евангелие от Матфея, глава 10, стих 34. У меня невольно зазудела правая рука с выбитыми на ней цифрами.

– Что ж… Значит, для вас еще не все потеряно, – вздохнула Саша.

Она, что, решила, будто я стал как она? Что и я свернул с праведного пути? Ну уж нет!

– Да что вы знаете о моей вере? – взорвался я.

– А что вы знаете о моей? – вскричала она.

И, заметив, как оглянулись на нас двое мужчин в белых халатах, стоявшие у машины скорой помощи, я сказал тише:

– Мы верим в истинного и единственного Бога. Вы же поклоняетесь десяткам идолов!

– С чего вы взяли? Давайте, процитируйте еще «Повесть временных лет»: «Ваши боги суть древо!» Обычное мнение человека, который понятия не имеет, о чем говорит. У вас, христиан, есть иконы. Человек, наблюдающий за вами со стороны, запросто может решить, что вы поклоняетесь нарисованным на доске богам. Это так?

– Икона – не Бог. Это лишь символ, изображение, помогающее людям обратиться к Высшим силам.

– А с чего вы взяли, что у нас не то же самое? Неужели вы думаете, что я, глядя на вырезанного из дерева истукана, верю, будто он и есть бог? Это такой же символ для общения с Высшими силами, как у вас. Да и вообще, если вы вникнете в веру, которую называете язычеством (хотя в отношении славянской религии мне больше нравится термин «родноверие»), поймете, что между вашим и нашим мировоззрением очень много общего. Впрочем, как и между практически всеми религиями, существующими на планете.

Я презрительно скривился.

– Хорошо, давайте сравним, – сказала Саша. – Почти в каждой религии есть некий демиург, создавший все сущее. Его именуют по-разному, но лично мне приятнее называть его нашим словом «Род», а не иноземным «Яхве». Вы говорите, что в христианстве единобожие, а у нас целая армия богов. Но ведь и у вас, помимо Создателя, есть множество святых и ангелов. И, более того, каждый из них выполняет определенные функции. Например, херувимы – хранители знаний, архангелы – людские наставники; святой Николай – покровитель путешественников, а святой Георгий – воинов; и т. д. Так и у нас, помимо создателя – Рода, есть Перун, Велес, Макошь и другие. Один покровительствует воинам, второй – скотоводам, третья управляет человеческими судьбами. У нас тоже, как и у вас, есть понятия Рая и Ада, только мы называем их Правью и Навью. Даже в вопросах морали у нас много общего. У вас есть свод правил, которые должен выполнять человек: не убей, не укради – и так далее. У нас говорят: человек должен жить «по правде», что по сути своей является тем же самым. Уверена, все перечисленное вы найдете и в других религиях мира. Даже в атеизме! Там тоже есть демиург – Большой взрыв, а также свои «святые и ангелы», благодаря которым в мире все работает: физика, химия, биология… И для атеистов тоже есть свод правил. Он дан им, правда, не каким-либо божеством, а социумом, который призывает все к тому же: не убей, не укради… Так за что нам всем драться? За слова? За право называть одни и те же понятия разными терминами?

Я молчал. Признаться, никогда прежде не задумывался над этим. Меня вообще мало интересовала философская сторона вопроса, да и в чужие верования я никогда не вникал. Для меня существовали лишь четкие рамки: это – правильно, то – нет. Но, быть может, она права и мне следует выглянуть за эти рамки хотя бы для того, чтобы лучше узнать своего врага? И я тут же упрекнул себя: «С такими мыслями недолго самому скатиться в пропасть!»

– Это все – ересь, – отмахнулся я, сам понимая, насколько беспомощно прозвучал такой аргумент.

– Вот вы все говорите: еретики, еретики, – вздохнула Саша. – Но что вы о них знаете? Хотите, расскажу?

Я не хотел, но она продолжала:

– Когда я несколько лет назад встретилась с людьми, которых вы называете язычниками, это была компания увлеченных людей, проникнутых идеалами чести и добра. Я бы не сказала, что они были верующими. Их просто привлекала древность, философия предков. Они читали книжки, изучали историю и мифы разных народов, при этом очень гордились своими корнями, своей землей. А знаете, чем они заняты сейчас? Готовятся к войне! Я видела, как с годами меняются эти люди, это происходило на моих глазах. Причина проста: однажды в городе появились отмороженные гопники, которые принялись гнобить этих людей за их увлечение. И мои друзья все меньше читали книжки и копались в истории, а все больше записывались в спортивные секции, посещали тренажерные залы, учились драться. И даже на любую фразу, на любой взгляд в их сторону все чаще отвечали резко, грубо. Это нормальная защитная реакция любого живого существа – на агрессию отвечать агрессией. Вот только пока что это все еще самооборона, лишь желание постоять за себя. Но что будет завтра? Когда травят зверя, он показывает зубы, а когда загоняют в угол – нападает сам. В конечном итоге наступит момент, когда они перестанут защищаться и начнут нападать сами. Быть может, уже наступил… – Саша взглянула на машину скорой помощи. – Когда же завтра моих друзей за это обзовут экстремистами и начнут запирать в клетки, общество будет кричать: «Правильно! Так их всех, отморозков!» – даже не подозревая, что еще вчера эти мальчишки и девчонки были просто начитанными пацифистами, мечтающими сделать мир лучше. И никто даже не задумается, отчего эти люди так изменились.

И, помолчав, Саша добавила:

– Думаю, подобное произошло когда-то и с вашей верой. Рожденная на идеалах любви и добра, она так долго терпела притеснения, что, вопреки своим убеждениям «возлюби ближнего своего», невольно отрастила зубы. А потом сама не заметила, как эти зубы превратились в клыки – и она перешла от защиты к нападению. Когда же за столетия борьбы ваша вера набрала мощь и армию последователей, казалось бы, у нее не осталось никого, кто ей угрожает. Да только вы уже не могли остановиться. И продолжали карать, каждый раз находя новых жертв, якобы посягающих на вашу веру. Вы сами из овец превратились в волков. Крестовые походы, инквизиция, казни еретиков, костры из книг, нападки на все, что не соответствует вашей идеологии… А теперь вот еще и вы с моим двоюродным братом.

Это прозвучало как пощечина. Я вздрогнул, снова невольно сжав кулаки.

– Вот видите, – покачала она головой. – Вот об этом я и говорю. Вы надрессированы отвечать ударом на удар, а сами чаще бьете раньше, не дожидаясь пощечины. Где ваше смирение, о котором вы постоянно твердите?

– Вот он, – указал я на больничные двери, – не ответил! И куда его это привело?

– Вы сейчас говорите о следствии, но совершенно не замечаете причины, – возразила Саша. – Он погиб на войне, которую сам же и развязал! Разве это случилось бы, если б вы и вам подобные не начали свой «крестовый поход»? На ваше зло вам ответили злом. Вот причина его смерти.

– Да вы понятия не имеете, что такое Зло!

– Зло всегда одно. Во всех религиях, философиях, обществах понятия добра и зла одни и те же. Как их распознать? Да очень просто: если всем, и в том числе тебе самому, от чего-либо становится хорошо – это добро, а если плохо – зло. И не важно, какими возвышенными и благородными терминами ты назовешь поступки. Если они причиняют только страдания и боль, это нельзя назвать правильным и добрым. В истории есть множество примеров, когда творилось невероятное зло, прикрытое завесой света и добра. Да только светлее и добрее оно от этого не становилось! И Толик, кстати, это осознал. Правда, слишком поздно!

– Вы сколько угодно можете нести свой философский бред, – раздраженно перебил я, – но к жизни его это не вернет! И, клянусь, ваши дружки за это ответят!

– В таком случае и впредь ожидайте ответных ударов!

Она выпрямилась, глядя мне в глаза: прямо как тогда, на лесной поляне во время их бесовского ритуала. Еще миг – и я, как в тот раз, одним ударом снова свалил бы ее на землю. Но в этот момент распахнулась дверь приемного покоя и на пороге возникла бледная заплаканная женщина, мать Рафаэля. Я разжал кулаки, отступил в сторону.

– Соболезную, – сказал я.

Она скользнула по мне потерянным взглядом и, словно привидение, поплыла прочь в ночном мраке. Саша, больше не говоря ни слова, поспешила вслед за ней, взяла несчастную женщину под руку – и обе растворились во тьме.

Я думал, что снова не смогу уснуть в эту ночь. Однако так утомился за предыдущие полные мерзких событий дни, что, вернувшись домой, вырубился, едва голова коснулась подушки. Мне снилась какая-то дрянь, кошмары один противнее другого. Вот я стою перед пылающим домом, чувствую, как на меня волнами накатывает жар адского пекла. Отваливается горящая дверь, и навстречу мне выходит обгоревший человек. Он останавливается напротив меня, и я вижу, как от жара пузырится кожа на его теле. Человек, в котором я с трудом узнаю старика Гулова, скалит зубы и шепчет черными губами: «Идеологические разногласия». Я просыпаюсь липкий от пота, с недоумением смотрю в темный потолок, но вскоре снова проваливаюсь в сон. Теперь я посреди храма. Вокруг золотом горят иконы – так ярко, что слепит глаза. Передо мной Рафаэль с мечом в руке. Я тоже вынимаю клинок, и мы начинаем беспощадно рубить и резать друг друга. Кровь брызжет на фрески и иконы, стекает по ликам святых багровыми струями. Наконец мне удается свалить Рафаэля на пол. Я становлюсь коленом ему на грудь и клинком вырезаю глаза. Отхожу в сторону. Рафаэль бродит по храму, по его щекам текут кровавые слезы – я же с ужасом смотрю на лежащие у моих ног глаза. «Прости!» – говорю я. Но произношу это, уже глядя в темноту: я снова проснулся, дрожа как в лихорадке. Помню отрывки и других кошмаров. Магистра, сжимающего в кулаке мое сердце. Как я насилую журналистку Женю, а потом вдруг понимаю, что она мертва, причем убил ее я! Толпу людей в черных одеждах, с факелами, и впереди всех – Артур Велин. Я же, привязанный к дереву посреди леса, стою на куче дров…

Проснулся я еще более разбитый и уставший, чем когда засыпал. И первая мысль была: «Рафаэля убили!» А после идиотского сна еще и навязчивое ощущение, будто убил его я!

А ведь сейчас будний день, надо тащиться на работу! «Может, не ходить? – мелькнула было мысль. – Позвонить начальнику и что-нибудь соврать?» Но решил: если останусь дома один – сойду с ума от мрачных дум. Надо чем-то себя занять!

Едва вошел в офис, снова встретил нашего дизайнера Попугая. Вот только его еретической рожи сейчас не хватает! Он – нет бы пройти мимо – шагает мне навстречу, протягивает руку, улыбаясь своими разбитыми губами.

– Ты ведь знаешь, да? – не выдержал я. – Понимаешь же, что это я!

Попугай пожимает плечами, продолжая улыбаться:

– Ну да, догадывался.

– Так отчего же все равно протягиваешь мне руку?

– Если не я, то кто?

Я опешил. А в голове вдруг всплыли слова Рафаэля: «Почему еретик учит меня моей вере?»

– Ты что, мазохист? Тебе нравится получать по морде?

– Конечно же, нет. – Он машинально касается пальцами разбитой губы. – Как и любой нормальный человек, я испытываю боль и страх.

– Так в чем же проблема? Ведь этого можно избежать: стоит лишь поступить так, как тебе велят.

– Не хочу уступать несправедливости. Я ведь не считаю, что ваши претензии касаемо моих убеждений, поступков и даже манеры одеваться хоть сколько-нибудь обоснованны. Так почему я должен из-за этого меняться?

– Очевидно же – чтобы остаться невредимым. Ведь так просто: признай нашу правоту, и тебя больше не тронут.

– Но ведь истиной ваша так называемая «правота» от этого не станет, – возразил Попугай. – Тысячи ученых, лишь бы избежать пыток инквизитора, могут согласиться с утверждением, что Солнце на ночь прячется под Землю. Но разве из-за этого Земля сплющится, а Солнце начнет вращаться вокруг нее? Неужели от этого утверждения Вселенная изменит свой облик? Нет! Да только из-за того, что кто-то побоялся настоять на своем и защитить свои убеждения, может пострадать все человечество.

– С чего вдруг?

– Да потому, что это мешает прогрессу. Такой путь – топтание на месте, а быть может, даже хуже – шаг назад. Ведь именно в постоянном поиске происходит развитие. Отказываясь выслушивать новые идеи мудрецов, запрещая им мыслить и навязывая старые, уже известные истины, человечество лишает себя возможности познать законы Вселенной.

– А если твои ученые ошибаются? – возразил я. – Мы все равно должны позволить твоим так называемым мудрецам нести свою чушь?

– Даже если это так и их утверждения ложны, а выводы неверны, это все равно часть прогресса. Ведь не оступается только тот, кто стоит на месте. А человеку, который куда-то движется, свойственно порой спотыкаться и даже проваливаться в ямы. Но как, не оступаясь, он осознает свои ошибки? Да и другие, глядя на него, поймут, как не надо делать, и поищут новые пути и решения. А стоя на месте, никогда не ошибешься, зато и не продвинешься ни на шаг. Люди должны постоянно искать, проверять, доказывать, мыслить, а затем либо подтверждать эти идеи, либо признавать свои ошибки и отыскивать иные пути познания. А вовсе не отрекаться от гипотез и теорий только потому, что кто-то грозит им костром или дыбой. Так и я не желаю, чтобы моими поступками управлял страх. Если хочешь, чтобы я признал твою правоту, – убеди меня! Нельзя насаждать свои взгляды каленым железом и кулаками: правдивее они от этого не станут.

– Ну а если я и завтра приду? И снова с кулаками? И послезавтра. Буду приходить и приходить. Что тогда?

– Что ж, надеюсь, у меня хватит выдержки не сломаться, – вздохнул Попугай. – Но даже если я все-таки сдамся, так хотя бы с мыслью, что попытался, сделал что мог. Не все рождаются героями. Вот, кстати, бог, в которого ты веришь, предпочел умереть на кресте, нежели предать свои убеждения. Хотя все вокруг обвиняли его в ереси. Это достойно уважения.

И, глянув мне прямо в глаза, он спросил:

– А ты придешь?

– Не знаю, – ответил я. – Возможно.

В мыслях же вдруг возник образ Рафаэля, который с усмешкой произнес: «Если прикажет магистр – конечно же, придешь. Куда ты денешься?»

– Что ж, – кивнул Попугай, – спасибо за честный ответ.

Он снова протянул мне руку. И я стиснул его пальцы, унизанные серебряными перстнями со странными символами, своей ладонью с татуировкой «1034».

Все время, пока я сидел в офисе на своем рабочем месте, тупо пялился в монитор. В голове же моей кипел компот из мыслей. В памяти всплывали фразы и целые монологи. То речь Рафаэля в момент нашей последней встречи, которого вдруг перебивал голос старика Гулова с его «идеологическими разногласиями». Или атеистический вздор журналистки Жени, наставления магистра, еретические выпады сестры Рафаэля, мазохистско-пацифистские монологи Попугая. А порой я вдруг начинал мысленно спорить с ними, возражать, оправдываться. Эти голоса гремели то по отдельности, то разом, перебивая друг друга. И мне хотелось кричать, чтобы заглушить эту чудовищную какофонию.

– Ты не заболел? – бархатным голоском интересуется коллега Катя. – Ты бледный какой-то.

О да, она б с удовольствием окружила меня лаской и заботой, причем вовсе не материнской… Так и хотелось прокричать ей в лицо: «Да пошла ты, сучка! Ищи себе другого кобеля!»

– Все хорошо, Катюша, – с трудом поддерживаю я повседневный маскарад. – Не выспался просто.

Еле дождался момента, когда часы показали 19:00 и я смог наконец вырубить ненавистный компьютер, чтобы свалить куда подальше из опостылевшего офиса.

Свалил я, понятное дело, не «куда подальше», а в храм. По пути к бывшему кинотеатру «Октябрь» вдруг поймал себя на мысли, что не хочу туда. Быть может, впервые за все годы, проведенные в Братстве Света. Вот сейчас приду – и начнутся полные сочувствия разговоры со скорбными минами. Мол, да, слышали о Рафаэле: так жаль, хороший был парень и все такое… Но главное слово тут – «был». Ни печальные речи, ни скорбные мины его не воскресят! Ну их всех! Просто хочется побыть одному!.. Хотя нет, вру: не одному. И я вдруг достал телефон, набрал номер.

– Да? – услышал я в трубке знакомый голос. Как бальзам на душу!

– Привет! Ты занята? Можно с тобой увидеться?

– Извини, нет, – ответила Женя. – У меня лекции. А потом еще факультатив. Допоздна. Что-то случилось? Какой-то голос у тебя странный… С тобой все в порядке?

– Все хорошо. – Я отключился.

Подойдя к бывшему кинотеатру, который пока еще служил нам храмом, я с удивлением обнаружил на крыльце четверых подростков лет по пятнадцать, не больше. Они резвились, хохотали, курили, бросая окурки себе под ноги.

– Эй, вы ничего не перепутали? – холодно спросил я. – Это не место для тусовок!

– Тебе-то что? – нагло ответил один из них – конопатый рыжий переросток – и глянул на своих дружков, явно подкрепляя свое хамство численным превосходством. – Где хотим, там и тусуемся.

Ага, вот и кандидаты на разбитые рыла! Конечно, Рафаэлю, судя по его последним словам и поступкам, такое вряд ли понравится. Быть может, его душа сейчас смотрит на меня с осуждением. Но мне так хотелось сорвать на ком-нибудь злость… Я стал неспешно подниматься по лестнице. Пальцы нащупали было в кармане кастет, но тут же отпустили: дети как-никак! Подростки – в том числе рыжий переросток – с опаской попятились, сообразив, что численность далеко не всегда залог победы.

– О, Михаэль!

Я замер на середине лестницы, глянул на двери храма. В них стоял магистр.

– Познакомься, – сказал отец Пейн. – Это наши новые кандидаты. Салафиил, Иегудиил, Варахиил и Иеремиил.

Я уставился на подростков. Кандидаты?.. Пока магистр представлял меня, перечисляя мои боевые заслуги, пятнадцатилетние «воины Света» неловко топтались на месте и с опаской поглядывали в мою сторону. Недоверчиво: видимо, их смущал мой возраст.

– А сейчас Михаэль вам все здесь покажет, – закончил отец Пейн и повернулся ко мне: – Объясни им наши порядки.

Кандидаты, толкаясь и перешептываясь, ввалились в двери храма. Я задержался на крыльце.

– Что-то случилось? – спросил магистр, перехватив мой угрюмый вопрошающий взгляд.

Я мотнул головой и вошел в храм. Встречные братья и сестры здоровались со мной как обычно. Никто из них также не обмолвился о Рафаэле. Вот тебе и сочувствующие речи, и скорбные мины… Быть может, они еще не знают?

Пока я водил школьников по храму, те без умолку трепались, ржали, называя друг друга своими новыми, как они считали, погонялами. Когда же один из них схватил с подоконника оставленный кем-то серебряный крест – главный атрибут брата Ордена – и нацепил его на свою тощую шею со словами: «Зацените, пацаны, я поп!», мне пришлось сдерживаться, чтобы не вмазать ему.

– Еще раз сунешь свои ручонки куда не следует… – прошипел я, срывая с него крест.

– И что? – нахально вмешался другой подросток. – Че ты вообще тут раскомандовался? Не ты тут главный, а…

Он не договорил, так как в следующий миг я резко шагнул вперед и схватил одного из них за горло. Нет, не того, который сказал дерзость, и даже не того, который примерял крест. Оценив, кто из них самый наглый, а значит, и самый авторитетный, на кого равняются остальные (а им оказался тот самый рыжий переросток), я избрал своей целью именно его.

– Эй, а я-то при чем? – испуганно залепетал тот, когда я затащил его за бархатную бордовую портьеру, подальше от посторонних глаз, и придавил к стене.

– Значит так, – сказал я, сжимая у него на горле пальцы и глядя на остальных, которые растерянно хлопали глазищами и даже не пытались прийти товарищу на помощь. – Еще одна выходка от любого из вас – и я ему всыплю таких звездюлей…

– Почему именно мне? – закряхтел рыжий.

– Потому что пока я запомнил только тебя. Все слышали? Любой из вас накосячит – получит он! Вам ясно?

Все поспешно закивали. И активнее всех – рыжий переросток.

Я разжал пальцы и скомандовал:

– А теперь – за мной!

Пока я вел их в подвал бывшего кинотеатра, вся четверка шла, почти не дыша и едва ли не на цыпочках. Я завел их в помещение для тренировок. Уриэль и Гавриэль отложили гантели и штанги.

– Видите этих двоих? – обратился я к школьникам. – Будете их слушаться как…

– Родную мать? – вставил один из подростков и умолк под моим взглядом.

– Больше, чем родную мать, – ответил я, – которая, видимо, не смогла вбить вам с детства правильное воспитание. Гавриэль и Уриэль исправят это упущение. Также они будут вести тренировки, чтобы превратить вас, задротов, в настоящих бойцов. А заодно и объяснят наши порядки.

На слове «порядки» я сделал особенный упор и коснулся висящей на стене хвостатой плети. Наконец, оставив перепуганных кандидатов в ежовых рукавицах своих братьев, покинул подвал, радуясь, что избавился от этого лиха.

– Вы уверены, что они нам подходят? – спросил я, снова разыскав магистра.

– Сейчас это глина, пластилин, – ответил отец Пейн. – Что вылепишь, то и получится. Главное – у них есть качества, весьма полезные в нашем деле. Нужно лишь направить эти заблудшие души по верному пути. Тем более нам необходимо пополнение. Ведь нам потребуется очень много бойцов, если мы хотим воплотить в жизнь все наши планы. Пока что же в наших рядах лишь убывает.

– Да, Рафаэль. Такая потеря…

– Ты ведь знаешь, что мы потеряли Рафаэля еще прежде, чем это случилось. – Магистр испытующе глядел на меня. – Я даже больше скажу: он погиб именно потому, что мы потеряли его. Ведь наш Орден не просто так называется братством. Одиночке сложнее выжить в этом полном ереси мире. Но он сделал свой выбор, Бог ему судья.

Так вот почему никто и словом не обмолвился о Рафаэле. Вот почему нет сочувственных речей и скорбных лиц. Никто не сочувствует и не скорбит. Они все считают его отступником!

Я вышел из храма, подставил лицо прохладному ветру. Теперь мне хотелось не кричать, а выть от бессилия. Рафаэль был предан Братству Света много лет. Но стоило раз оступиться, и все: ни для кого его больше не существует. Он – пустота, и не важно, жив он или мертв. И я вдруг припомнил, что сам так же относился к отступникам. Люди ведь и раньше по разным причинам покидали Орден. Помню, несколько лет назад была девушка, которая поначалу часто посещала храм, а потом куда-то пропала. И я не то что имени – даже лица ее вспомнить не могу! Или год назад отец Жоффруа, один из самых активных братьев Ордена, более того – воин Света, один из отцов-основателей, покинул храм после рейда в Красновку (это и не удивительно, учитывая, чего мы там насмотрелись). И все: с той поры я ни разу не слышал, чтобы о нем хоть кто-нибудь вспоминал. Братство не прощает отступников!

В тот день я больше не вернулся в храм – до темноты просто бродил по городу. И думал, думал, думал… Только когда в кармане завибрировал телефон, я поспешно выхватил трубку и, взглянув на экран, понял, что на самом деле все это время ждал. Ждал этого звонка!

– Слава. – Она единственная меня так называла. – Привет еще раз. Я освободилась, теперь можно встретиться. Помнишь, мы вчера договаривались с Ромой осмотреть место, где произошло еще одно убийство? Ну, тот подвал с лабораторией. Записывай адрес…

Я на всех парусах мчался к месту встречи, как вдруг почувствовал: что-то не так. И, пройдя пару кварталов, понял причину – за мной следят! Какая-то барышня в темной куртке с надвинутым на глаза капюшоном вот уже несколько минут идет за мной. Чтобы проверить это, я повернул в ближайший переулок. И точно: она повернула следом. Тогда я ускорил шаг и, зайдя за угол, остановился – якобы завязать на ботинке шнурок. Вскоре появилась эта шпионка. Она на мгновение опешила, увидев меня, но тут же прошла мимо, изображая обычную прохожую. Да только я успел разглядеть лицо барышни, освещенное светом витрины. И не очень-то удивился, когда узнал в ней Марину. Ну или как там ее зовут на самом деле… В общем, ту девчонку, которую вчера застукал на месте преступления. Выходит, она все еще за мной шпионит!

Покончив со шнурком, я пошел за ней следом. Барышня обернулась раз, другой и, конечно же, все поняла: мы поменялись местами. Теперь уже я следил за ней. Где-то с квартал она шла, изображая спокойствие. Потом ускорила шаг. Я тоже. Шпионка пошла еще быстрее, и я прибавил скорость. Наконец она не выдержала и побежала.

– Эй, а ну, стоять! – крикнул я. Теперь уже можно не притворяться.

Девка рванула сначала по центральной – освещенной фонарями – улице, но, видимо, поняла, что так ей от меня не скрыться: я ее быстро нагонял. Тогда шпионка свернула в какой-то неосвещенный переулок между низенькими частными домишками, рассчитывая скрыться в темноте. Мне же это было только на руку: там нет свидетелей. «Ну уж нет, на этот раз я тебя не упущу!..» Я не стал сразу догонять беглянку – позволил ей подальше углубиться в частный сектор, туда, где нет посторонних глаз. Догнал я шпионку в глухом переулке, оканчивающемся тупиком. Увидев меня, она было принялась карабкаться на забор. Быть может, девчонка смогла бы перебраться, да только я схватил ее за куртку и стащил вниз:

– Попалась!

– Вы кто? Что вам от меня нужно? – заверещала шпионка.

– Хватит прикидываться, – осадил я ее. – Бесполезно.

И сорвал с головы барышни капюшон. Она что-то выхватила из кармана, но я был к этому готов. Вывернув девчонке руку, я извлек из ее ладони электрошокер, бросил его на землю. Ну давай, что там у тебя еще? Нож? Травмат? Газовый баллончик? Но, похоже, больше никаких средств защиты она не припасла. Остались только слова.

– Помогите! – отчаянно закричала она.

Взгляд барышни метался по сторонам, но натыкался лишь на темные заборы. А между ней и единственным путем к свободе стоял я.

– Насилуют! – вопила шпионка.

Но вокруг не оказалось никого, кто на этот раз поверил бы в ее ложь. Я с улыбкой покачал головой: даже не пытайся! Когда я шагнул ей навстречу, девчонка отчаянно бросилась вперед с попыткой пробежать мимо. Ясное дело, безнадежно. Я ловко поймал ее за шкирку:

– Мы, кажется, вчера не договорили. Продолжим сегодня.

«Лучше всего отвезти ее в храм, в наш подвал, – решил я. – А там уж допросить в комнате со звукоизоляцией. На этот раз как следует, безо всяких сердобольных свидетелей». И, одной рукой удерживая упирающуюся шпионку, другой достал из кармана телефон, чтобы вызвать машину. Я листал список контактов, ища номер нашего водителя отца Годфри… как вдруг что-то треснуло меня по затылку. Я рухнул на колени. Попытался встать – снова удар. Корчась на земле, я видел, как девчонка спокойно подняла с земли электрошокер, подошла ко мне. Разряд…

Очнулся в темноте. Я лежал в позе эмбриона в каком-то узком ящике, словно в гробу. Руки связаны за спиной, ноги тоже чем-то стянуты, рот заклеен: видимо, широким скотчем. Башка трещит – последствие удара, плечо зудит после электрического разряда. Где я? Судя по запаху бензина, в каком-то гараже. Вспомнив причины, почему оказался тут, с досадой сообразил: «О Господи, это же было спланировано! Я думал, что загоняю ее в западню, а это она заманила меня в ловушку!» Вот уже второй раз за несколько дней я попадаюсь словно мальчишка. Надо с этим что-то делать! Если, конечно, выберусь живым из этой переделки. Но для начала надо выяснить: где я? И, словно в ответ на мой вопрос, вдруг ощутил, что пол подо мной вздрогнул и я стал двигаться. Я, что, в багажнике автомобиля?

Меня везли долго: часа три, не меньше. Поначалу я пытался избавиться от пут на руках, стучал ногами в стену, надеясь, что кто-нибудь снаружи услышит и придет на помощь. Все оказалось напрасно. В итоге я решил экономить силы – не тратить их на бессмысленные попытки выбраться. Стал просто ждать, когда доберемся до места, а там я буду действовать по ситуации.

Наконец почувствовал, что машина остановилась. Послышался звук открываемых дверей, голоса. Слов я не разобрал, но сделал вывод – похитителей минимум двое. Хотя тоже мне открытие. Логично ведь: та девка и ее сообщник, который треснул меня по башке. Раздался щелчок замка, багажник распахнулся, и я увидел звездное небо. Выходит, я на улице, причем вокруг никакого освещения: мы где-то вдали от населенных пунктов. Чьи-то крепкие руки выволокли меня из багажника, бросили на траву. Я готовился к этому моменту, рассчитывая даже со связанными руками и ногами наброситься на похитителей: голова тоже неплохое оружие, если умело ударить. Но какое там – пока я валялся в багажнике, мышцы так одеревенели, что я едва мог шевелиться. Даже голову повернул с трудом, чтобы осмотреться. По черным кронам деревьев понял, что нахожусь в лесу. А в следующий миг мне закрыли обзор чьи-то ноги. Меня перевернули на спину, и я увидел нависающий надо мной темный силуэт.

– Здравствуй, Слава, – услышал я незнакомый мужской голос. – Ты искал меня? Я – Артур. Артур Велин!

Это имя меня ошеломило. Я все-таки нашел в себе силы приподняться, подполз к машине, навалился на колесо. Вспыхнул свет: кто-то включил небольшую переносную лампу, и я увидел его лицо. Лицо, которое я узнал бы среди миллионов. Лицо, которое я изучил до мелочей, глядя на газетную вырезку с сообщением об убийстве. Артур Велин – поджигатель, заживо спаливший тебя, Рита! Вот он, стоит передо мной! А я сижу связанный у его ног и ничего не могу сделать.

И вдруг я понял, где нахожусь. Фары машины освещали опаленный ствол дерева. Это было то самое место, где ты умерла! Я бывал здесь много раз: приезжал сюда, бродил по поляне, смотрел на это дерево; представлял, как ты мучилась, сгорая на костре. И думал о том, что когда-нибудь разыщу твоего убийцу. И вот нашел. Да только вовсе не так, как ожидал. Я-то надеялся, что это он будет сидеть у моих ног, моля о пощаде… Но я молить не стану! Приму смерть достойно, как истинный воин Света! Раз уж Господь уготовил мне последовать за тобой, любимая сестра, сгореть на том же месте…

Артур Велин присел передо мной на корточках. Я дернулся, попытался достать его хотя бы ногами.

– Спокойнее, – сказал он. – Обещаю, тебе не причинят вреда. Если, конечно, ты не дашь повода.

Он кивнул на мои ноги, которые никак не могли дотянуться до него.

– Я привез тебя сюда вовсе не для того, чтобы ссориться. Мы всего лишь поговорим.

«Развяжи меня – и я с тобой так поговорю, мразь!..» – прокричал я, однако из-под скотча, который закрывал мне рот, раздалось лишь что-то вроде: «М-м м-м м-м-м-м-м…»

– Ах, ну да, – с улыбкой сказал Артур и сорвал скотч. И, когда я повторил ему сказанное, покачал головой: – Ничего другого и не ожидал от тебя услышать. Это и не удивительно: ведь ты уверен, что именно я убил твою сестру.

– А это, конечно же, сделал не ты, – прорычал я. – Ну давай, начинай свою ложь, мерзкий ублюдок!

Он вздохнул:

– Так у нас разговора не получится. Быть может, договоримся? Ты меня выслушаешь – спокойно, без угроз и истерик, после чего сам решишь, верить мне или нет. Обещаю: при любом исходе тебя отпустят целым и невредимым.

– Уж лучше убей меня сейчас, – зло ответил я. – Иначе, обещаю, я разыщу тебя и прикончу у этого же дерева!

– Слава…

– Меня зовут Михаэль!

– Ладно, как тебе угодно… Скажи, ты хочешь просто на ком-нибудь отыграться, выместить злобу из-за потери сестры? Или ты действительно желаешь узнать причины случившегося и разыскать ее убийц, чтобы они понесли заслуженное наказание? Если первое – хорошо: я увезу тебя обратно в город и отпущу на все четыре стороны. Живи и дальше со своей злобой, срывая ее на ни в чем не повинных людях. Но другого шанса узнать правду у тебя может и не быть. Решать тебе.

Я задумался. А ведь он отчасти прав. Во-первых, сейчас я не в том положении, чтобы диктовать условия, и сделать ничего не могу. По крайней мере, пока: я все пытался высвободить стянутые за спиной руки, но мне не удалось даже ослабить веревку. Во-вторых, если он не врет и меня действительно отпустят, позже я всегда смогу вернуться к своей мести и разыскать этого ублюдка. Ну а в-третьих: вдруг он и правда расскажет нечто такое, чего я не знаю. Даже если будет врать. Ведь и из лжи можно выудить некоторую информацию, отделив зерна от плевел. Так и быть, пусть выскажет свою версию событий.

– Хорошо, – кивнул я, успокаиваясь. – Слушаю тебя.

– Прежде чем я начну говорить, хочу тебе кое-что показать. – Артур достал что-то из внутреннего кармана куртки и протянул мне. – Скажи, что ты видишь?

Он поднес лампу. Это оказалась фотография. На ней были двое: ты, Рита, и он. Вы сидели рядом у костра. Причем Артур обнимал тебя, а ты прижималась щекой к его лицу. Вы оба выглядели весьма довольными.

– Этот снимок был сделан в ночь накануне трагедии, – сказал он, не дожидаясь столь очевидного ответа. – Скажи, твоя сестра выглядит тут несчастной или напуганной? Нет! Я тебе больше скажу: мы тогда были вместе. Я любил твою сестру, а она любила меня.

– Вот это ложь! – зло усмехнулся я. – Она ни с кем не встречалась в то время, когда уезжала в эту злополучную экспедицию.

– У нас возникли отношения уже во время раскопок. Впрочем, сейчас это не важно. Важно другое. Эти раскопки организовал я. Именно я, как преподаватель вуза, привез сюда студентов исторического факультета. И именно под моим руководством приехала сюда твоя сестра. Так назови хоть одну причину, для чего мне было ее убивать!

– Потому, что ты – чертов псих! Ты и кучка твоих друзей-маньяков, которые заживо сжигают людей!

Выпалив это, я вдруг почувствовал, что веревка у меня за спиной слегка поддалась, ослабла – уже не так сильно впивается в тело.

– К маньякам мы еще вернемся, – ответил Артур. – Но для начала я хочу рассказать тебе о другом. Практически у любого поступка есть причина и следствие. Гибель твоей сестры – это лишь следствие. Я же хочу рассказать о причине. Знаешь ли ты, что за раскопки мы тут проводили, чем занималась твоя сестра?

– Копали какую-то древность, – пожал я плечами. – Рита перед отъездом особо ничего не объясняла.

– Здесь мы сделали очень важное открытие, – пояснил Артур. – Мы обнаружили нечто, раскрывающее тайны бессмертия. Знания, которыми обладали живущие в этих краях шаманы.

– Звучит как из области фантастики. – Я продолжал незаметно дергать веревку, чувствуя, как с каждым рывком путы все больше ослабевают. – Даже если и так, это не объясняет убийства.

– Еще как объясняет. Скажи, Слава: как бы ты отнесся к тому, чтобы люди стали жить вечно? Ну или почти вечно. Например, перестали умирать от старости.

– Господь нас создал такими, какие мы есть, – не задумываясь ответил я. – Если бы он хотел сотворить людей бессмертными, мы бы не умирали. Однако вместо бессмертного тела он даровал нам бессмертие души и вечность на Небесах.

– То есть стремиться к бессмертию тела…

– Это грех!

– Именно таким образом и рассуждали те, кто убил твою сестру. А также и других людей, связанных с нашими исследованиями. Убийцы посчитали, что даже думать о бессмертии преступно. И наказание за такую ересь – смерть.

Я подумал, что и сам бы не допустил подобного богохульства. Правда, убивать бы не стал – так, разбил бы пару-тройку физиономий… Но, даже если кто-то решил за это покарать смертью, возникает резонный вопрос:

– Почему же ты до сих пор жив? Ведь, как ты сам только что сказал, именно с тебя все это началось.

– Повезло, – ответил Артур. И, заметив мою усмешку, добавил: – Я бы многое отдал, чтобы оказаться на ее месте. Но так уж вышло: именно мне удалось вырваться из рук убийц. Ей – нет.

– О! Так, выходит, ты у нас жертва, а не маньяк. Почему же именно твой портрет попал в милицейские сводки? И почему именно твое имя назвали все свидетели?

Надо заговорить ему зубы, выиграть время, пока я распутываю веревку…

– Имя мое назвали не свидетели, – вздохнул Артур, – а сами убийцы. Те, кто это сделал, выдали себя за очевидцев. Они повесили все на меня.

– Быть может, ты назовешь их имена?

«Ну давай же! Давай!» – я дергал руку, но ладонь никак не могла проскользнуть в петле.

– Назову, – кивнул Артур. – И скажу больше: ты прекрасно знаешь этих людей. Общаешься с ними каждый день.

Я прямо-таки остолбенел от такого заявления. Даже о веревке позабыл. А потом расхохотался: он, что, серьезно?

– Ага, еще скажи, что это сделало наше Братство Света!

– Я лучше покажу, – ответил он и достал еще одно фото.

Когда Артур протянул мне снимок, я не поверил глазам. На нем была эта самая поляна. У ствола дерева стояла ты, Рита: руки за спиной – видимо, связаны; лицо искажено мукой. Перед тобой – какие-то улыбающиеся молодые люди (похоже, студенты с раскопок). А впереди всех… отец Пейн!

– Это подделка. – Я зажмурился и затряс головой. – Фотомонтаж!

– Этот снимок был сделан тем же человеком, что и предыдущий, – сказал Артур. – Только следующим утром. Утром того дня, когда была убита твоя сестра.

– Я не верю! Этого не может быть! – Я продолжал мотать головой, словно мог вытрясти из памяти это видение. – Магистр не мог! Он любил Риту!

– Знаю, что любил, – ответил Артур. – Но его убеждения оказались сильнее любви. Он не простил ей того, чем она занималась. И именно после казни Риты он основал так называемое Братство Света, главной задачей которого стало карать за любую ересь. Те же, кто участвовал вместе с ним в «сожжении ведьмы», стали первыми адептами вашего Ордена. Всмотрись в их лица: уверен, ты многих узнаешь.

– Нет, он не мог! – повторил я. – Отец Пейн любил Риту! И после ее смерти заботился обо мне. Воспитал меня.

– Если называть воспитанием ту дрессировку, которая делает из человека послушного садиста, способного выполнить любой приказ.

– Не верю!

– Уж поверь, – раздался девичий голос, и в свете лампы появилась та самая шпионка, из-за которой я оказался здесь.

– Ты кто вообще такая?

– Так и не вспомнил меня, Михаэль? – спросила она. – Мы ведь с тобой не раз встречались. Четыре года назад, в храме. В то время, когда я еще была в Братстве Света.

Дерзкое заявление. Вот только я никак не мог опровергнуть или подтвердить эту информацию. Через храм проходит столько народу, что всех не упомнишь. Особенно в последние годы, когда популярность нашей церкви так сильно возросла, что ее прихожане – едва ли не половина Погорья.

– Меня зовут Марта, – напомнила она.

– Да ну? А вчера ты звалась Мариной, – скривился я, хотя имя мне действительно показалось знакомым. Но, даже если и была в храме какая-то Марта, как теперь проверить? Лица ее не помню, так что под этим именем может скрываться любая самозванка. И я добавил: – К тому же про твою способность вещать «правду и ничего, кроме правды» мы уже знаем.

Говоря это, я прикинул: если мне удастся освободить руки – справлюсь или нет? Ноги ведь по-прежнему связаны! Да еще и мышцы окончательно не отошли от долгого лежания в неудобной позе. Главное – в первую очередь вырубить Артура, ну а с девчонкой как-нибудь разберусь. Но, быть может, тут есть кто-то еще? У меня было ощущение, что позади стоит человек. И все же надо попробовать. Я продолжил и дальше освобождать руки из пут.

– Да, я вчера кое-что выдумала, – кивнула шпионка. – Вот только не все. Что касается магических ритуалов, шабашей ведьм и Темного Властелина – это полнейшая чушь. Однако ритуалы действительно были, правда, не сатанинские шабаши, а церковные службы. И проводились они не в погорском карьере, а в вашем храме. Вместо же Темного Властелина молитвы возносили Господу Богу. В остальном все чистая правда. Меня, пятнадцатилетнюю девчонку, очень впечатлила торжественность и вычурность вашей секты. Правда, я и не думала, что за этим внешним блеском скрываются весьма темные делишки. Отец Пейн сразу заприметил новую наивную прихожанку и понял, как меня можно использовать. Что было дальше, ты тоже знаешь. Моей задачей было находить людей, на которых укажет магистр, втираться к ним в доверие, а затем сдавать их карателям из Братства Света. И я занималась этим до тех пор, пока не узнала об участи людей, за которыми шпионила.

– Чушь! – Я готов был вцепиться ей в глотку и сделал бы это, если б не веревки, которые все не отпускали моих рук.

– Все эти люди имели непосредственное отношение к исследованиям, которыми мы занимались, – добавил Артур. – Одни были учеными, другие – испытуемыми. Пострадали все. А однажды ваше Братство Света обнаружило нашу лабораторию, которая располагалась в подвале…

– Вранье! – яростно выкрикнул я, дернув в петле ладонь. Еще и еще.

– Окончание истории ты тоже знаешь, – продолжала шпионка. – Отец Пейн бывает может быть очень ласков и убедителен, когда ему что-то нужно. Однако он может быть весьма жесток и беспощаден, когда дело касается отступников. Мне пришлось бежать из Погорска туда, где Братство Света меня не достанет. Но я вернулась. Вернулась для того, чтобы положить конец этому безумию. Чтобы больше не было этих средневековых костров инквизиции.

Сказав это, она кивнула на опаленный ствол. Ствол, у которого умерла ты, Рита.

И вдруг я задумался: а что, если это правда? Что, если Орден действительно убил всех этих людей? Мы ведь с парнями караем еретиков по приказу магистра. Вдруг есть и те, кто делает то же самое, только не кулаками, а огнем? Я замотал головой: нет, не может быть!

– Ты ведь и сам думал об этом, да? – спросила она. – По глазам вижу: так и есть.

Я не ответил. В голове у меня происходила революция. Я взглянул на опаленное дерево и вдруг представил тебя, Рита, умирающую в пламени костра, а перед тобой – людей в черном… с серебряными крестами на груди. И впереди всех – магистр отец Пейн!

– Это все, о чем я хотел тебе рассказать, – сказал Артур. – А теперь, как и обещал, я отвезу тебя обратно в город.

Марта достала из кармана электрошокер и направилась ко мне.

– Может, на этот раз обойдемся без багажника? – содрогнулся я. Меня замутило от одной мысли, что снова придется несколько часов лежать в позе эмбриона в железном, пропахшем бензином коробе, да еще и с болью после шоковой терапии.

Артур нахмурился:

– Разве тебе можно доверять?

Я подумал и ответил:

– Буду вести себя мирно. Обещаю.

Какое-то время он смотрел мне в глаза, потом кивнул.

– Это оставь себе. – Артур вложил мне в карман фотографии. – Пусть они тебе напоминают о нашей беседе.

Меня приподняли, разрезали веревки на ногах. Когда я забирался на заднее сиденье автомобиля – почувствовал, как ладонь наконец выскользнула из веревочной петли. Я осмотрелся: девчонку, что села рядом, демонстративно положив электрошокер на колени, вырублю ударом локтя – и это жалкое оружие ей не поможет. А потом накину на шею Артуру ту самую веревку, которой мне скрутили руки… Но, конечно же, делать этого не стал.

Рот мне не заклеили, но и так было не до разговоров. Всю обратную дорогу до Погорска молчали и мои похитители. Я смотрел на мелькающие за окошком силуэты деревьев, кустов, придорожные знаки, столбы и думал: привычный мир рассыпался на куски у меня в голове.

Часа через три меня высадили в центре города, неподалеку от моего дома. Выходит, они знают, где я живу! Однако я тоже узнал кое-что: модель и цвет машины. Они даже не потрудились замазать номер! Я бы своих воинов за такой промах заставил всю ночь молиться, истязая себя плетью.

Артур вышел из машины, чтобы развязать мне руки, – я же демонстративно бросил веревку ему под ноги. Он удивленно поднял на меня глаза и все понял. Только и пролепетал:

– Спасибо.

– Я же дал слово!

Сам же подумал: если их автомобиль не угнан – ничего не стоит пробить через знакомых ментов данные владельца. Эти олухи, сами того не подозревая, всучили мне козырь. И, если я не разделался с ними сейчас, это не значит, что не найду их завтра.

Прежде чем уехать, Артур вернул мне мобильник. В нем я обнаружил с десяток пропущенных вызовов. Все от журналистки Жени. Перезвонил.

– Слава? Ты куда пропал? – раздался в трубке сонный голос. Еще бы: время, небось, далеко за полночь. – Я чуть с ума не сошла! Мы с Ромой часа три проторчали у того подвала, а ты так и не появился. С тобой все в порядке?

– Все хорошо. – Сам при этом подумал: «Да ни хрена не в порядке! Все просто ужасно!», и сказал: – Уже поздно. Спокойной ночи. Завтра увидимся.

– Ладно. И тебе спокойной ночи.

Ага, уснешь тут!

Я побрел домой, чтобы все-таки попытаться заснуть и хотя бы ненадолго забыться.

Когда я распахнул глаза, за окном сияло солнце. Я возблагодарил Господа за то, что он все-таки послал мне сон, и главное – без кошмаров. Однако с пробуждением вернулись воспоминания обо всем, что произошло вчера. Рафаэля убили, а маньяками-поджигателями оказались люди, которых я много лет считал своей семьей. Да с такой реальностью и кошмары не нужны: жизнь страшнее!

«А что, если все не так? – думал я, лежа на жесткой кровати и глядя в потолок. – Что, если Артур и его девчонка умышленно лгут, чтобы сбить меня с истинного пути? Чтобы направить мой гнев против своих же?»

Я достал из кармана куртки фотографии, внимательно рассмотрел их. На первой, без сомнения, были Артур и ты, Рита. А на второй, где ты привязана к дереву, точно стоял отец Пейн. И все же что-то с этими снимками было не так, но что именно, я понять не мог. А кто сможет?

И тут я вспомнил: ведь наш Попугай – дизайнер! Наверняка он разбирается в таких вещах!

Когда я выходил из дома, меня вдруг охватили сомнения. Глянув на свои пальцы с татуировкой «1034» и на сбитые костяшки, я подумал: имею ли право обращаться к нему после всего, что было? Однако я больше не знал никого, кто мог бы мне помочь в этом деле. И, перешагнув порог своей квартиры, а вместе с ним и через свои душевные терзания, я вышел на улицу. Будь что будет!..

Поначалу я отправился на работу, но на полпути вдруг вспомнил: сегодня же суббота! И где его искать? Припомнив, что наш дизайнер ошивался с местными неформалами, я пошел к парку. У памятника Краснова, даже несмотря на то, что было еще утро, тусовались человек пять странно одетых парней и девушек. Похоже, наш рейд не напугал их. Наоборот, завидев меня, они как-то насторожились, словно почуявшая опасность собачья свора, и все поглядывали на стоящую неподалеку парковую лавочку. Посмотрев туда же, я заметил несколько лежащих позади лавки увесистых палок, явно приготовленных по наши души. «Быстро учатся!» – усмехнулся я про себя. Впрочем, если дойдет до драки, это вряд ли им поможет. Против волка псам не сдюжить. Огребут эти еретики своими же дубинами…