Психотерапия для депрессивных жаб

Размер шрифта: 13

Robert de Board

Counselling for Toads 1st edition

* * *

1. Крот находит Жаба в плачевном состоянии

Погода на берегу реки менялась. В атмосфере ощущалось нечто зловещее, ранее неведомое. Над горизонтом нависли грозные грозовые тучи. Меж живых изгородей бесцельно порхали немногочисленные птицы, напевая песни, ноты которых, по всей видимости, с трудом могли запомнить. Даже утки, привычно крякавшие и устраивавшие перебранки по поводу предполагаемых оскорблений и мнимых обид, невозмутимо устроились в камышах и не оставляли без внимания разве что самые вопиющие нападки. Одна только река, извилистая и черная, несла свои воды, постоянно меняясь, но при этом оставаясь прежней, одним представителям фауны служа преградой, другим – транспортной артерией, сдерживая свою силу и мощь, которые превращаются в угрозу, только если их игнорировать.

И вот в такую безрадостную погоду Крот решил выйти прогуляться. Если честно, жизнь с Крысом внушала ему некоторую тревогу – если, конечно, не надоела до смерти. Но от одной мысли об этом его тут же охватывало чувство вины. Вот каково ему было бы, не подружись с ним Крыс, не забери из его унылого старого дома и не познакомь со своими веселыми приятелями? Вот это друзья! А сколько они вместе пережили приключений! Плавали на лодке по реке, встречались с Барсуком, катались с Жабом в фургоне и, наконец, сыграли поистине героическую роль в спасении Жабо-Холла от обитателей Дикого Леса.

И все же, и все же… Крот вряд ли смог бы описать, что именно чувствовал, но точно знал, что ему надо делать что-то с собственным «я». По сути, дело было именно в этом. Он чувствовал, что постоянно оставался в тени Крыса, поэтому мог редко быть самим собой. Когда они садились в лодку и плыли по реке, он обычно упрекал его в неверных действиях, заявляя, например, что Крот не так гребет веслами. А когда приставали к берегу, проверял фалинь на носу – надежно ли закрепил его Крот, неизменно наматывал его еще раз на причальную стойку. Стоило им заблудиться, как Крыс всегда говорил, куда надо идти, как в тот день, когда ему во время снежной бури пришлось спасать Крота в Диком Лесу. Ну или когда они во время длительной прогулки наткнулись на старый дом Крота – и его по вполне понятным причинам захлестнула волна эмоций. Чего никак нельзя было сказать о гениальном во всем Крысе, который взял все в свои руки, снарядил мышей-полевок купить поесть-попить, а потом устроил великолепную вечеринку.

Проблема заключалась в том, что Крыс, вероятно, действительно был способнее его самого. Лучше греб веслами, знал больше узлов (даже умел вязать их квадратом) и всерьез заботился о Кроте. Но, несмотря на его дружеское расположение и доброту, тот испытывал в душе недовольство. Он хотел, чтобы у Крыса было поменьше талантов, чтобы он не мешал ему делать что-то самому как его душе угодно, пусть даже и неправильно. Так оно, естественно, и случалось, как в тот день, когда он впервые забрался в лодку Крыса, схватился за весла и, как водится, ее перевернул. Он его спас, сдобрив операцию толикой добродушного юмора, однако в голове у Крота билась одна и та же мысль: «Если еще хоть раз расскажет за обедом эту историю, я заору!»

Об этом он и размышлял, надевая дождевик и зюйдвестку.

– Я только загляну к Жабу немного поболтать. Мы его уже сто лет не видели, к тому же прогулка пойдет мне на пользу.

Крыс, бормотавший под нос какие-то стишки и усиленно подыскивавший рифму к слову «искрометный», едва поднял глаза, но, когда Крот уже занес ногу, чтобы переступить порог, вдруг закричал:

– Будь осторожен, Крошка. Не забывай, чем закончилось дело, когда ты в прошлый раз один вышел из дома!

Конечно же, имея в виду тот день, когда Крот заблудился в Диком Лесу и ему пришлось его выручать. Тот пришел в ярость и мысленно обозвал Крыса парой нелестных слов. Однако произнес совсем другое:

– Спасибо, Крыс, буду осторожен.

А про себя добавил:

– …тупая косоглазая тварь. Тебе только и дай чего-нибудь погрызть.

Крыс его не услышал, как и было задумано. Но Кроту от этого стало легче.

И вот в таком расположении духа он отправился в Жабо-Холл, вяло отвечая на приветствия попадавшихся на пути кроликов. Знал, что заслужил их уважение после того, как поселился на берегу реки, и теперь уже никто не будет с него ничего требовать, как раньше. Пусть только попробуют! Тем не менее до его слуха донеслись брошенные кем-то мерзкие слова: «Странно. Вам часто приходилось видеть, чтобы Крот разгуливал в одиночку?» Или это ему только показалось?

В таком дурном настроении он зашагал по тропинке к Жабо-Холлу. То было строение весьма внушительное, и двух мнений в этом отношении быть просто не могло. Не так давно один окружной глянцевый журнал назвал его «жилищем настоящих аристократов, выгодно расположенным в уединенном уголке на берегу реки, с которого открывается роскошный вид на Дикий Лес вплоть до самого горизонта». «Ансамбль окружен садами в расцвете своей зрелости, с выгонами и хозяйственными постройками». Неудивительно, что Жаб им так гордился.

Но, дойдя до конца длинной подъездной дорожки, Крот, к своему удивлению, увидел, как там все изменилось и пришло в упадок. Живые изгороди давно никто не подстригал, клумбы с розами заросли сорняками. Лужайки покрывал толстый слой листьев, участок выглядел неухоженным и заброшенным. Даже сам Холл, казалось, приобрел угрюмый, отталкивающий вид. Белая краска, когда-то сияющая на солнце, потускнела и облупилась. Ползучие растения и вьющиеся розы, раньше окрашивавшие стены яркими цветными пятнами, зачахли и свисали черными веревками. Окна, неизменно сиявшие чистотой, будто отражали мрачную, застывшую в ожидании погоду, внося свою нотку в атмосферу предчувствия беды.

Крот с дрожью нажал кнопку звонка и услышал в глубине дома трель. Когда ему никто не ответил, он попытался еще раз. Снова донесся громкий перелив – и опять без результата.

– Ну что же, – подумал Крот, – надо полагать, Жаб и сам решил поразвлечься и отправился в свой клуб резаться в бильярд.

В этой игре Жаб поднаторел особенно. Не желая уходить, Крот обошел дом вдоль стены, которой был обнесен огород, оказался у двери черного хода и заглянул через окно на кухню, пытаясь что-нибудь разглядеть. В помещении никого не было, хотя по ряду признаков он понял, что там разожгли печь. Комнату эту он знал довольно хорошо – там стояли старые удобные стулья, на которых они с Жабом зимними днями без конца баловали себя чашечками горячего кофе. Тут ему на глаза попалась большая куча старого тряпья на стуле. Еще мгновение – и она зашевелилась! Крот, как и положено робкому созданию, собрался было уже дать стрекача и ринуться в сад, но в этот момент тряпки попадали и из-под них показался… Жаб! Дернув на себя дверь черного хода, Крот с удивлением обнаружил, что она не заперта. Таким печальным, как сейчас, он Жаба еще не видел. Его неизменно большие глаза потускнели и померкли. Свитер для игры в крикет был заляпан пятнами от еды. А спортивные брюки, всегда безупречные и идеальной длины, больше походили на два мешка с картошкой, свисавшие с пояса по бокам.

– Привет, – сказал Жаб, – прости за беспорядок, но сейчас я далеко не в лучшем состоянии.

И с этими словами залился слезами.

2. С такими друзьями…

По пути из Жабо-Холла Крот смятенно терялся в догадках. Как Жаб, существо столь волнительное и впечатлительное, дошел до такого жалкого состояния? В голове Крота роились воспоминания о бесчисленных часах, проведенных за долгие годы с Жабом. Чем бы они ни занимались, он всегда был одет элегантно – ни дать ни взять образец для подражания. Особенно в память Кроту врезались одержимость Жаба мощными, большими автомобилями и соответствующий подобным наклонностям наряд: широкий клетчатый макинтош с накидкой, льняной пыльник с кепкой в тон, которую он неизменно носил задом наперед, и очки-консервы. Плюс желтые кожаные перчатки невероятных размеров.

В свое время Барсук высмеял внешний вид Жаба, заявив, что в своих нелепых одеждах тот отстал от жизни и поэтому с ним не станет водиться ни одна уважающая себя зверушка. Но оказался неправ. Сравнивая с жизнерадостным нарядом Жаба собственный мрачный черный смокинг, в котором ему обычно доводилось ходить, Крот считал, что он смотрится в нем чрезвычайно стильно. И при этом понимал, что неряшливый вид Жаба свидетельствовал о серьезных внутренних переменах в его душевном настрое. Раньше его элегантный, а порой и броский гардероб незаурядного живого существа демонстративно отражал напор и радость жизни. Энергия и важные манеры идеально находили отражение в твидовых жакетах кричащих расцветок и просторных брюках для гольфа, которые выгодно оттенялись розовым галстуком-бабочкой от Leander Club. Теперь же он сидел неряшливый и неумытый, да к тому же еще и в свитере с засохшими пятнами от еды. И что это могло означать в плане его эмоционального состояния? К тому же, если бы Крот осмелился это признать, от Жаба, обычно пользовавшегося хорошими духами, дурно попахивало.

В тот же день вечером, после ужина, Крот и Крыс сидели у пылающего камина, грея пальцы лап, и маленькими глотками пили из чашек горячий пунш. Крот, конечно же, рассказал другу о Жабе и о том, в каком состоянии его нашел. После этого они ни о чем другом больше не говорили. Без конца горестно ойкали и цокали языками, размышляя, чем все это вызвано и как в такой ситуации можно помочь. Постепенно их разговор затих, каждый сидел, неподвижно уставившись на огонь и предаваясь собственным мыслям.

Наконец, Крыс взял местный еженедельник и стал небрежно его листать. Крот к тому моменту уже погрузился в дрему, но вдруг он резко выпрямился.

– Нет, Крот, ты только послушай! – скомандовал он.

– Ох, Крыс, надеюсь, ты не собираешься перечитывать мне частные объявления, – сонно ответил он.

Крыс обожал искать выгодные предложения, хотя попадались они редко.

– Помолчи, – непривычно суровым тоном отрезал он, – слушай.

И стал читать рекламное объявление, напечатанное в «Горне с речного откоса».

– «Квалифицированный психотерапевт принимает новых клиентов. Зверюшек с личными проблемами, доставляющими душевные страдания, от которых они чувствуют себя несчастными, приглашают записаться на прием. Звонить в «Цаплино гнездовье» по телефону 576».

– Ну и что? – протянул Крот, слушавший его без особого внимания.

– Какая же ты глупая, дурацкая скотина, – ответил на это Крыс, обозвав его так уже не в первый раз. – Неужели не видишь? Это же может помочь нашему бедному Жабу!

На этот раз сон с Крота будто рукой сняло.

– Ты же не хочешь сказать, что Жаб в депрессии, правда? Скорее всего, у него просто расстройство желудка. Ты не хуже меня знаешь, как он любит поесть. Да и выпить тоже не дурак.

Надо признать, что порой Жаб, по его собственному выражению, «слишком кое в чем себе потакал», давно прославившись привычкой хватануть лишку. Крыс с Кротом редко позволяли себе что-то больше сухого хереса или бокала пива и к регулярным пирушкам Жаба относились как истинные пуритане.

– Верно, не говорю, – сказал Крыс. – Как создание незамысловатое и лишенное любых изысков, не утверждаю, будто что-то в этом понимаю.

Крот при этом закашлялся, что-то пробормотал, не отнимая чашку от рта, и в оправдание сказал, что пунш попал ему не в то горло.

– Но за Жаба, – продолжал Крыс, – я очень переживаю, поэтому предлагаю нам с тобой завтра его навестить. Боюсь, как бы он не сотворил какую-нибудь глупость.

Хотя Крыс не стал объяснять, что именно имелось в виду, они обменялись встревоженными взглядами.

– Более того, нам, мне кажется, надо показать ему рекламное объявление этого психотерапевта и убедить его к нему сходить.

– Думаешь, получится? – спросил Крот. – Что ни говори, а он может быть очень своенравным и упрямым, вечно себе на уме.

– Ты совершенно прав. – согласился Крыс. – Но в том состоянии, в котором он, по твоим словам, сейчас находится, из него хоть веревки вей.

С этими словами друзья улеглись спать каждый в свою постель, страшась завтрашнего дня и размышляя, как Жаб отреагирует на предложенный ими план спасения. Чтобы помочь, они обязательно к нему пойдут, независимо от того, понравится ему это или нет.

В итоге на следующее утро после завтрака Крот снова торопливо шагал по тропинке к Жабо-Холлу, на этот раз в компании с Крысом. По дороге они опять взялись обсуждать плачевное положение Жаба, размышляя о его причинах и о том, как можно помочь его беде. И хотя Крот уже запомнил номер телефона психоаналитика, Крыс все же захватил с собой газету с его рекламой. В этот момент где-то слева от них пророкотал утробный бас:

– Крыс, душка моя. Да еще и с Крошкой. Что вы здесь делаете?

Крот подпрыгнул на месте, но Крыс ответил:

– Это всего лишь Барсук.

Повернув головы налево и вглядевшись в заросли, они увидели сначала полосатую голову, а потом и все тело Барсука.

– Это ты, старик! – обратился к нему Крыс. – Вот это сюрприз! Я думал, ты дома дрых…

Но осекся и добавил:

– В смысле, работаешь…

– Я и правда работал, – ответил на это Барсук, – просто у меня здесь были кое-какие дела. По сути, это касается заявки на производство строительных работ, а поскольку я состою членом Окружного Совета (эти слова он произнес с большой буквы), мне в голову пришла мысль прийти сюда и самому все посмотреть.

Потом добавил в своей добродушной манере:

– Но что здесь делаете вы? У вас обоих такой серьезный вид.

В лесу была поляна, на которой они втроем и уселись. При поддержке Крыса Крот поведал Барсуку печальную историю Жаба, рассказал, в каком состоянии его нашел, и добавил, что в это самое время они идут помочь несчастному живому созданию. Их приятель помрачнел.

– Меня это ничуть не удивляет, – сказал он, – друзей негоже критиковать, хотя (этого «хотя» Крот с готовностью ждал) я давно видел, что к этому все и идет. Несмотря на ряд поистине замечательных качеств, которые здесь нет нужды уточнять, Жаб по сути своей зверюшка слабая и непостоянная. В отсутствие друзей, когда-то дававших ему такие хорошие советы и говоривших, как именно себя надо вести, он распустился и теперь предается глупым мрачным мыслям. А раз так, то я тоже с вами пойду, присоединюсь к вашей спасательной миссии. Ему надо недвусмысленно велеть собраться!

Вдохновленные оптимизмом и решимостью Барсука, Крот и Крыс взяли его с двух сторон под руки и теперь уже втроем целеустремленно зашагали к Жабо-Холлу. Жабу повезло! Помощь была на подходе.

3. Первая встреча Жаба с психотерапевтом

Рассказывать обо всем, что произошло в последующие несколько дней, было бы слишком долго. Сначала друзья ухаживали за Жабом как за больным. Затем ободряли. Потом самым строгим образом велели собраться. И наконец растолковали, сколь тягостное и безрадостное будущее его ждет, если он, как красноречиво выразился Барсук, не возьмется за ум. Но все это не оказало на него ровным счетом никакого влияния. Жаб отвечал как мог, однако друзья не узнавали в нем старого приятеля, фонтанировавшего жизнью и всегда жаждущего обвести их вокруг пальца, когда они читали ему мораль, руководствуясь самыми благими намерениями. Вместо этого он все так же барахтался в депрессии, а чем больше друзья в подробностях расписывали, что именно нужно делать, тем глубже погружался в тоску.

В конце концов Барсуку все это надоело. Хотя сей бесподобный господин поднаторел в проповедях, у него кончилось терпение.

– А теперь, Жаб, послушай меня. Так больше продолжаться не может. Мы все стараемся тебе помочь, только вот ты, похоже, помочь себе не хочешь («Или не может», – проницательно подумал Крот). Остается только одно. Тебе надо обратиться к психотерапевту!

Все потрясенно затихли. Даже Жаб и тот сел чуть прямее. Из них никто толком не понимал, что представляет собой психотерапия, но все знали, что к такого рода мерам прибегают в отношении тех, кто пережил горестные и шокирующие события.

– Думаешь, с Жабом настолько все плохо? – сказал Крыс, в душе неизменно придерживавшийся традиций. – В том смысле, что… Тебе не кажется, что вся эта психотерапия – просто дань моде? Если верить газетам, сегодня все будто только то и делают, что таскаются к психотерапевтам. В мое время, если у кого-то были проблемы, он обходился парой таблеток аспирина. Пользы от которых, к слову, было гораздо больше.

Он прекрасно помнил, что сам первым предложил сводить Жаба к психотерапевту, и теперь от этого нервничал.

– Но ведь у нас есть адрес местного специалиста по таким вопросам, – заявил Крот, – мне казалось, мы пришли к единодушному мнению, что Жабу надо его повидать. Так что я согласен с Барсуком.

– Отлично сказано, – отозвался тот, – да не волнуйся ты так, Крыс. Состояние здоровья нашего друга и без того хуже некуда, так что, даже если мой совет пролетит мимо его ушей, ничего страшного не случится. Ты, Жаб, можешь упрямиться сколько угодно, но тебе, похоже, и в самом деле нужна помощь, которую друзья, как ни удивительно, не могут тебе оказать. Чрезвычайные обстоятельства требуют таких же чрезвычайных средств. Нам обязательно надо попробовать психотерапию.

Вот так и получилось, что после долгих телефонных переговоров, обсуждения деталей, настойчивых убеждений и просьб Жаб пришел в огромный дом, известный как «Цаплино гнездовье». Это было квадратное трехэтажное строение, выкрашенное в приятный терракотовый цвет, кое-где разбавленный желтыми полосами. Здание производило впечатление незыблемого, напоминало о здравых ценностях и выглядело как дом, в котором может надолго поселиться семья. Жаб позвонил в дверь, и его проводили в уставленную книжными шкафами комнату с несколькими креслами и столом, на котором стояли разные безделушки, включая китайского болванчика с надписью «Френология Л. Н. Фаулера» на черепе.

Переступив порог, Цапля, высокая и мудрая, села напротив Жаба, поздоровалась, пожелав доброго утра, тихо застыла и внимательно в него всмотрелась. Тот, давно привыкнув к лекциям в свой адрес, ждал, когда ему начнут читать мораль. Но так и не дождался. В повисшей тишине Жаб чувствовал, как в голове пульсирует кровь, будто нагнетая в комнату напряжение. В какой-то момент ему стало очень неуютно. Цапля не сводила с него глаз. Наконец Жаб не выдержал и жалобно спросил:

– Может, скажете, наконец, что мне делать?

– В каком смысле?

– Ну… Например, что я должен сделать, чтобы мне стало лучше.

– А вам что, плохо?

– Ну да. Они же наверняка вам все обо мне рассказали, разве нет?

– «Они» – это кто? – спросила Цапля.

– А то вы не знаете. Барсук, Крыс и все остальные.

С этими словами Жаб залился слезами и вывалил целый ворох бед, которые, сам того не подозревая, долго таил в душе. Цапля, не говоря ни слова, подвинула к нему ближе пачку бумажных салфеток. Наконец, рыдания Жаба стихли, он вздохнул и почувствовал себя чуточку лучше. Тогда Цапля задала первый вопрос:

– Не хотите сказать мне, по какой причине сюда пришли?

– Я пришел, потому что меня заставили, – ответил собеседник, – сказали, что мне нужна психотерапия, а ваше имя выудили из газет. Теперь я готов выслушать вас и сделать то, что, на ваш взгляд, будет лучше всего. Мне прекрасно известно, что в глубине души они желают мне только добра.

– И кто же тогда мой клиент? – спросила выступавшая в роли психотерапевта Цапля. – Вы или они?

Жаб толком ничего не понял.

– Послушайте, – продолжала Цапля, – друзья хотят, чтобы я вас проконсультировала, заботясь о том, чтобы вам стало лучше. Вы же хотите, чтобы вам помогли, из желания им понравиться. Поэтому я думаю, что в действительности мои клиенты не вы, а ваши друзья.

Жаб от происходящего смутился и даже не подумал это скрывать.

– Пожалуй, нам следует прояснить ситуацию, – продолжала Цапля. – Кто будет платить за эти сеансы?

«Можно было и самой догадаться, – подумал Жаб, – она точно такая же, как все: только о деньгах и думает».

– Об этом вам беспокоиться не стоит, – произнес он вслух, в некоторой степени возвращая свое былое «я». – О материальной стороне вопроса обещал позаботиться Барсук. Поэтому не волнуйтесь, вам заплатят сполна.

– Благодарю вас, – ответила на это Цапля, – но так, боюсь, не пойдет. Полагаю, нам следует прямо сейчас закончить разговор, низведя его до ранга банального эксперимента.

Впервые за много дней в душе Жаба шевельнулась злоба.

– Знаете, – уже громче заявил он, – вы не можете со мной так поступить. Называете себя психотерапевтом, а я пришел сюда как раз за психотерапией. Прождал вас, надеясь услышать что-нибудь полезное, а теперь вы говорите, что мои деньги для вас недостаточно хороши. Что еще мне сделать, чтобы мы, наконец, начали?

– Отличный вопрос, на который я с удовольствием отвечу, – сказала Цапля. – Психотерапия всегда процесс сугубо добровольный как для специалиста, так и для его клиента, из чего следует, что работать вместе мы можем только в том случае, если вы стремитесь к этому единственно ради своего блага, а не с тем, чтобы понравиться друзьям. При обоюдном согласии нам надо заключить соглашение, и по завершении наших сеансов я пришлю вам счет. Как видите, деньги здесь ни при чем. Просто всю полноту ответственности должны нести только вы и больше никто.

Мысли в голове у Жаба понеслись вскачь. Не сознавая до конца всю значимость слов Цапли, он понял, что его просят взять на себя ответственность за эти сеансы. Но психотерапевт ведь не он!

Вместе с тем Цапля использовала слово «работа», подразумевавшее самую активную вовлеченность Жаба в происходящее, что бы оно собой ни представляло. Все это было бесконечно далеко от его первоначальных представлений: он-то думал, что немного подождет – и ему скажут, что именно надо делать. Эти мысли повергали в волнение, но вместе с тем будоражили воображение. Может, из его бедственного положения есть выход, который удастся нащупать. Промолчав будто целую вечность, Жаб сказал:

– Похоже, я в который раз свалял дурака. Но, думаю, начинаю понимать, к чему вы ведете, и хотел бы с вами работать. Как насчет того, чтобы начать по новой?

– Полагаю, мы уже начали, – ответила на это Цапля.

Затем она в подробностях изложила, как все будет выглядеть, если они согласятся совместно работать по программе психотерапии.

– Мы будем встречаться раз в семь дней и общаться по часу до тех пор, пока не отпадет необходимость. Думаю, по вторникам в десять утра. Начнем на следующей неделе. В ходе последнего сеанса проанализируем, что мы сделали и чему вы смогли научиться, а заодно обсудим ваши возможные планы на будущее.

– И сколько вы берете? – спросил практичный Жаб.

– Сорок фунтов за сеанс, – ответила Цапля, – счет на такую сумму я буду присылать вам после каждого из них.

После продолжительной паузы она добавила:

– Ну так что вы решили?

Обдуманные решения Жабу приходилось принимать нечасто. Выбор он делал либо под влиянием момента, потом всю жизнь о нем сожалея, как в тот раз, когда укатил на чужом автомобиле только потому, что он ему приглянулся, либо делая то, что ему велели – чаще всего Барсук, и от этого чувствуя себя несчастным. Он был не прочь посоветоваться с мудрым Крысом – «Крыс, как думаешь, что мне делать?» – и тем самым снять со своих плеч груз ответственности. Но Цапля смотрела на него каким-то особенным взглядом, будто ничуть не сомневалась, что Жаб и сам примет здравое решение.

– Я хотел бы с вами поработать, – наконец произнес он. – Чтобы понять, почему дошел до такой жалкой жизни и что можно сделать, дабы добиться улучшений. Я захватил с собой ежедневник. Вы согласны проводить сеансы в указанные даты?

Когда Цапля провожала его до двери, Жаб повернулся к ней и спросил:

– Как думаете, я могу надеяться на улучшение?

Та остановилась, посмотрела ему прямо в глаза и ответила:

– Если бы я считала, что мы неспособны добиться прогресса и перемен, то никогда бы ничем подобным не занималась. Вам не обязательно станет лучше. Обещать я могу только одно – безраздельно уделять вам все мое внимание. Точно того же ожидаю и от вас. При совместной работе на таких принципах есть все основания надеяться на положительный результат. Но в итоге все будет зависеть от вас.

Жаб зашагал по тропинке, пытаясь постичь смысл ее слов.

4. Почему Жаб погрузился в такую депрессию

По мнению Жаба, неделя тянулась на редкость медленно. Он так же рано просыпался, его одолевала апатия, в голове роились мрачные нездоровые мысли. После обеда ему обычно становилось немного лучше, но по вечерам изводила мучительная тревога. Каждый день он заставлял себя выходить на прогулку, но, несмотря на унылое зимнее солнце, все виделось ему монохромно – как на старой, окрашенной в тона сепии фотографии.

Поначалу к нему заходили друзья, стараясь ободрить. С Крысом они постоянно играли в криббедж («пятнадцать-два, пятнадцать-четыре и пара-шесть»), а Крот усиленно развлекал его последними новостями с берега реки («Ты даже не представляешь, что на прошлой неделе отчебучила Выдра!»).

Барсук сидел, наблюдая за происходящим, а когда наступала тишина, заводил долгий и далеко не всегда скучный рассказ о молодых похождениях с отцом Жаба («До дома была не одна миля, в карманах ни гроша, и вот тут-то мне в голову пришла очень умная мысль»).

После этого Жаб без сил ложился в постель, чтобы в три часа ночи проснуться, а потом ворочаться и метаться до самого утра.

Когда наконец наступил вторник и он медленно зашагал в «Цаплино гнездовье», в его душе роился вихрь эмоций. Во-первых, некоторое облегчение от счастливой возможности увидеть своего психотерапевта, хотя та и внушала ему смешанные чувства. А во-вторых, тревогу, ведь он даже не догадывался, о чем во время сеанса пойдет разговор и что они будут делать. Ему и так уже пришлось дать настоящий бой, чтобы самостоятельно проделать этот путь. Но если после предыдущей встречи до Жаба что-то и дошло, так это то, что работу эту за него никто не сделает. В голове постепенно зрело осознание того, что вообще-то пора уже и повзрослеть.

Вскоре он уже во второй раз сидел в кабинете, а напротив устроилась психотерапевт. В комнате вновь царила тишина, Жаб вновь чувствовал уже знакомое растущее напряжение, в его душе накалялась тревога. Наконец, Цапля заговорила:

Продолжить чтение