Венецианский купец. Книга 2. По дороге пряностей

Венецианский купец – 2. По дороге пряностей

Жизнь в прошлом оказалась непростым делом. Пришлось подчиняться законам сурового и непростого времени, принимать решения, влияющие на судьбы тысяч людей. Но, выдержав бремя известности и накопив небольшой капитал, Виктор устремил взгляд на Восток, туда, где царила монополия арабских и китайских купцов.

Мускатный орех, гвоздика, ваниль, перец – все эти невероятно ценные специи манили его в дорогу, суля незабываемые приключения, огромные прибыли и новые непростые решения.

___________

Copyright © Распопов Д.В.

Данная книга является художественным произведением. Имена, персонажи, компании, места, события и инциденты являются либо продуктами воображения автора, либо используются фиктивным образом. Любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, или фактическими событиями является случайным.

Также автор не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя, сигарет, нетрадиционным отношениям, педофилии, смене пола и другим действиям, запрещенным законами РФ. В описанном мире другая система времени, возрастов и система исчисления. Все герои при пересчете на нашу систему совершеннолетние.

Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет, нетрадиционные отношения, педофилию, смену пола и другие действия, запрещенные законами РФ.

___________

Глава 1

22 апреля 1194 года от Р.Х., Венеция

По устоявшейся доброй традиции в родной порт мы прибыли поздно вечером, чтобы не вызывать ажиотажа на пристани. Несмотря на поздний час, в здании портовых служащих дежурил гонец, который, едва увидев знакомые флаги на верхушках мачт, бросился в глубь города, а уже через полчаса прибыли люди сеньора Франческо, которые занялись разгрузкой людей, последнюю партию которых мы привезли с собой из Сиракуз.

Я стоял на корме и смотрел, как они чётко и быстро сортируют семьи по специальностям, сразу рассаживая их по разным лодкам. Во всём этом чувствовался отработанный механизм, поэтому моё беспокойство за прибывающих ремесленников, видимо, оказалось напрасным, партнёр весьма щепетильно относился к выполнению взятых на себя обязательств.

Когда разгрузка была окончена, я собрал всех капитанов и повторил условия нашего дальнейшего сотрудничества, ничего не менялось, старая схема с половинным жалованием для матросов и полным для них оставалась в силе и им вполне подходила, поэтому, попросив их завтра заглянуть ко мне в обед, я простился и под охраной десяти солдат отправился домой. Ночная стража, узнав меня, хотела разбудить родителей, но я запретил, сказал, что не стоит их поднимать среди ночи. Зато они подняли на ноги слуг, которые выгрузили мои сундуки с одеждой и книгами, что я успел спасти из горящих церквей. Затем прибежала счастливая и радостная Роксана, которая переодела меня и принесла разогретые остатки еды, оставшиеся от ужина.

– Чего? – с набитым ртом я посмотрел на девушку, которая стояла рядом и пыталась ухаживать за мной.

– Я рада, что снова с вами, мой господин, – она смутилась и опустила взгляд в пол, причём сказала это на винето, пусть и с жутким акцентом.

– Говори лучше на родном, – поморщился я, – как дела? Чего нового?

– Меня добавили к слугам в обслуживание дома, – стала загибать она пальцы, – те, правда, не очень меня любят, из-за того что я мало работаю по причине своей однорукости, но самым наглым я даю отпор. У ваших родителей всё хорошо, каждый вечер за ужином сеньор Энрико рассказывает графине новости о вас, которые до него доходят.

Я хмыкнул.

– И что там были за новости?

Роксана робко улыбнулась.

– Говорят, что вы вместе с императором Священной римской империи разорили всю Сицилию и вывезли оттуда корабли, полные золота и драгоценностей.

– Да уж, – удивился я, – надо поискать их в своём сундуке, может, где-то затерялись.

– Ещё он рассказывал, что Папа просто в ярости от происходящего. Он расторг заключённый недавно мирный договор с императором и снова отлучил его от церкви за творимые им бесчинства над католиками и разорение церквей.

– Как хорошо, что я и так уже был отлучён, – спокойно вздохнул я. Девушка смутилась.

– Что?

– Ваш батюшка был в таком прекрасном настроении, что во всеуслышание велел сказать, что ради вас Святой престол сделал исключение.

Я ещё более удивлённо посмотрел на Роксану, отставив еду.

– Уже становится интересно, продолжай.

– Первой буллой с вас сняли отлучение, а второй снова отрекли за содеянное на Сицилии, и всё в один и тот же день, – улыбнулась она, – я лично видела, как многие прихожане в церкви улыбались, услышав такое.

– Ой, чувствую, скоро явится кардинал по мою голову, – не разделил я ее веселья, – надо будет подарков приготовить.

Роксана, видя, что я встаю, помогла мне раздеться и уложила в кровать, заботливо сложив грязные вещи и убрав со стола остатки ужина. Перед уходом она перекрестила меня и затушила свечи.

***

Проснулся я от того, что меня душили. А когда от испуга открыл глаза, увидел, что это матушка решила задушить меня в своих объятьях. Рядом стоял отец, весело улыбаясь, видя, как я пытаюсь вырваться из кольца её рук.

– Мама! – я наконец смог освободиться. – Вы уже должны были привыкнуть к постоянным уходам и возвращениям своего блудного сына.

– Витале! – возмутилась она. – Была бы моя воля, я не выпустила тебя за порог дома, пока тебе двенадцати лет не исполнилось бы. До сих пор удивляюсь, что вы с отцом полностью игнорируете моё мнение в вопросе твоих далёких отлучек.

– Тогда, наверно, не стоит тебе говорить, что вскоре я хочу отправиться искать новые земли и страны по морю? – я задумчиво почесал затылок, за что удостоился грозного восклицания и ещё более крепких объятий.

– Ты серьёзно? – отец присел рядом с мамой.

– Да, ты, наверно, знаешь о тех людях, которых заселяют рядом с Арсеналом, людях сеньора Франческо?

– Кто не слышал, – хмыкнул он, – многие дома, едва узнав, кого и в каком количестве ты привёз, захотели их перекупить, только твой компаньон дал вполне чёткий ответ по этому поводу. Привлекали даже меня, как дожа, чтобы заставил тебя и его поделиться мастеровыми.

– Хрен им, – я покачал головой, – из всей этой истории я не вынес ничего, кроме людей. Все деньги ушли на содержание семидесятитысячной армии наёмников и доли Генриха VI.

– Какой армии? – отец недоверчиво на меня посмотрел. Пришлось повторить.

– Мой милый Витале, – захохотал он, – тебя в очередной раз надули. Столько невозможно собрать, даже если все свободные рыцарские и наёмные отряды всей Европы съедутся в одно место.

– Но как так? – не понял я причины его недоверия. – Капитаны давали мне штатные ведомости, я лично смотрел строй, там было примерно столько же, сколько и в заявленной численности.

– Рассказываю, – он, улыбаясь, покачал головой, – как ты знаешь, каждый такой отряд сопровождают обозы с проститут…

Увидев осуждающий взгляд супруги, он закашлялся.

– В общем, с женщинами низкой социальной ответственности, различными нищими, приблудными бродягами и беспризорными детьми.

Я кивнул, поскольку и правда видел обозы, шедшие позади большинства наёмных отрядов.

– Ну вот, на время строя их всех одевают в подобие брони и выставляют в задние ряды, чтобы создать иллюзию кучности для заказчиков. Так что реальная численность таких отрядов сильно завышена, а всю полученную разницу от оплаты капитаны кладут в свой карман.

Меня такие новости смутили.

– Сколько же там тогда было?

– Ну, дай бог, чтобы собралось двадцать пять-тридцать тысяч, – прикинул он, – я до сих пор удивлён, как вы с императором смогли управлять таким количеством разномастного сброда.

– Хм, – смутился я, – как бы это сказать, он не совсем по своей воле во всём этом участвовал.

– В смысле? – На мне остановились взгляды родителей.

– Ну, там так всё запутанно началось, – стал юлить я, но отца было не провести.

– Витале! Говори как есть!

Пришлось выложить правдивую версию произошедших событий, ввергая обоих родителей в полную прострацию.

– Об этом никому не рассказывай, – сразу предостерёг меня Энрико, – император тоже не дурак и будет придерживаться официальной версии событий, что это он захватил Сицилийскую корону. Но врага ты себя, конечно, нажил знатного. Очередного. Нельзя выбирать кого-то помельче? Герцога какого-нибудь? Или на худой случай графа? Почему у тебя всё время во врагах короли да императоры?

– Был у меня один враг, граф, кстати, – вздохнул я, – но поперхнулся золотом и скоропостижно скончался.

Мама посмотрела на отца, он на неё.

– Дорогая, думаю, тебе эти подробности знать точно не нужно.

Графиня поднялась и перед уходом напомнила:

– Жду вас за завтраком.

Мне же пришлось подробно рассказать всё отцу, не забыв упомянуть и предысторию нашего конфликта и то, как он меня оскорбил перед всем императорским двором.

– Молодец, – Энрико покачал головой в восхищении, – жестоко, конечно, но зато теперь следующий, кто решит бросить тебе вызов, дважды подумает об этом.

– То есть ты не сердишься? – не понял я.

– Я? Сержусь на тебя? За что? – удивился он. – Это было пусть не единственное, но абсолютно правильное решение. Он тебя прилюдно оскорбил, ты его также наказал. Такой урок быстро запоминают, лучше любых уговоров.

– Фух, тогда маме ничего не рассказывай, – облегчённо выдохнул я, – она у нас очень уж впечатлительная.

– Ей не расскажу, а вот во дворце поделюсь с некоторыми, – он хитро улыбнулся, – которые уж чересчур стали испытывать моё терпение.

– Это кто такие смелые? – удивился я.

– Генуэзские послы, – скривился он, словно от зубной боли, – ты же знаешь, у нас постоянные столкновения из-за зон влияния, но последнее время они обнаглели уже окончательно. Задерживают и досматривают наши суда, требуют отдать часть торговых факторий в Византии и Египте.

– Хм, я подумаю, что с этим можно будет сделать, – нахмурился я.

Отец рассмеялся и поднялся с кровати.

– Ну, попробуй, а пока идём завтракать, а то мама уже наверняка заждалась нас.

– Я спущусь через десять минут, как только приведу себя в порядок, – я позвал служанку.

– Хорошо, – он наклонился и неожиданно обнял меня, – ты с утра опять ускачешь в дом Бадоэр?

– Да, нужно проследить, как устроили людей, узнать, в чём они нуждаются, определить фронт работ и прочее, – согласился я.

– Тогда жду тебя вечером, расскажешь подробно о своих приключениях. Святейший отец просто в ярости от произошедшего, – хмыкнул он, – гонцы с ног сбились, таская мешки яростных писем к разным правителям и буллы отлучений от церкви.

– Уже рассказали касательно моей особы, – нахмурился я, поднимаясь с кровати, видя, что в дверях почтительно склонилась Роксана, ожидая, когда мы закончим разговор.

– О да, – Энрико, наоборот, улыбнулся, – во дворце мы славно посмеялись над этим.

Затем он, вспомнив, легонько ударил себя по лбу.

– Совсем забыл, тебе пришло письмо от королевы-матери Англии. Забери его у меня вечером.

– Ты ведь всё равно его прочитал, – хмыкнул я, – что пишет? Согласен Ричард помириться и принять мою помощь?

– Нет, наоборот, ответил, что единственная помощь, которую он ждёт от тебя, – это согласие держаться как можно подальше от него и от Англии, – продолжил веселиться отец.

– Хам неблагодарный, – возмутился я.

Отец, посмеиваясь, пошёл вниз, я же отдался руке служанки, которая, действуя своей неподвижной конечностью как рычагом, споро помогла мне надеть чистые вещи.

***

– Доброе утро, сеньор Франческо.

Слуги без всяческих проволочек пропустили меня к нему прямо в спальню. Явно на это было дано специальное указание, поскольку обычные гости могли дожидаться только в прихожей, когда хозяин соизволит спуститься.

– Прости, что в таком виде, – зевнул он, спуская ноги на толстый персидский ковёр и запахивая халат, – но у тебя ужасная привычка будить меня по утрам.

– Дела, – я развёл руками, – рассказывайте. Когда пойдём смотреть, как устроены люди? Рассчитаны сметы на постройку отдельных домов?

– Подожди, не так быстро, – он, всё ещё зевая, обошёл стол и упал на кресло. – Витале, ну что тебе стоило приехать на два часа позже?

Я едва не зарычал от его медлительности, поскольку во мне бурлила энергия.

– Ладно, ладно, позавтракать-то хоть мне дашь? – спросил он.

– Конечно, я же не изверг какой, – согласился я.

Он позвал слуг и, пока они его одевали, партнёр стал рассказывать, что временно все приезжие живут в четырёх больших деревянных бараках, но он нанял цеха как местных каменщиков, так и рабочих из наших невольных гостей, и теперь ударными темпами вместе со строящимся высоким каменным забором, окружающим кольцом поселение, росли однотипные каменные дома, вытянувшиеся в восемь улиц и аллей.

– Подвоз продуктов пока обеспечен за наш счёт, но я всем подробно объяснил, что, как только прибудешь ты и будут готовы рабочие площади, они займутся тем же делом, которым занимались и до произошедших событий, – закончил он, – не переживай, я сделал всё по твоим инструкциям.

– Благодарю вас, – я даже немного смутился, поскольку он весьма элегантно уколол меня, а ведь и правда, он пока не давал повода усомниться в себе.

– Прошу, – он, полностью одетый в костюм на выход, позвал меня за собой.

Глава 2

Мы переместились в обеденный зал, куда вскоре слуги стали заносить разнообразные кушанья, я же, поскольку поел дома, отщипывал лишь кусочки фруктов.

– Ты всё ещё настаиваешь на увеличенной цепочке производства? – спросил он, промачивая губы салфеткой. – Я говорил на прошлой неделе со своими знакомыми мастерами, они утверждают, что можно сильно упростить и облегчить производство задуманного тобой.

– Да, сеньор Франческо, – вздохнул я, – у нас будет огромное, крайне неэффективное производство, и всё только по одной причине – нельзя допустить утечки полного производственного цикла всего, чем мы будем заниматься. А попытки перекупить или выкрасть мастеров обязательно будут, как только наши товары начнут расходиться по Европе.

– Кстати, мне, как твоему компаньону, это тоже интересно, – улыбнулся он, – может, посвятишь в свои планы?

– Конечно, сейчас можно. Первым делом, как я уже говорил раньше, мне нужен корабль. А для этого будем выплавлять нужный мне металл и сплавы, нам потребуется много всего разного. Второе – строительство этого судна будет происходить по моим лекалам и чертежам. Третье – подготовка особенного такелажа и парусов. Четвёртое – литьё пушек. Пятое – заготовка пороха.

– Так погоди, погоди, – он замахал руками, – каких пушек, какого пороха? Это ведь секреты китайских правителей, насколько я помню, они запрещены к вывозу из страны!

– Именно потому, что всё тайное когда-то становится явным, мы и будем делать так, чтобы каждый следующий цех не знал секретов предыдущего, – ответил я с хитрой улыбкой.

– Да уж, – он отставил бокал с вином, задумавшись, – как-то много всего сразу. Я потому хотел предложить тебе вариант добавить в наш союз одного толкового человека.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Что я слышу, сеньор Франческо? – удивился я. – Вы правда хотите посвятить постороннего человека во всё, что мы планируем?

– Для начала, конечно, не во всё, – мягко ответил он, – но, видишь ли, тот человек, за которого я ручаюсь, давно обивает пороги моего дома, прося познакомить с тобой. Он, как бы лучше выразиться, твой поклонник.

– Почему тогда вашего, а не моего? – удивился я. – Он, судя по всему, из очень знатной семьи, если вы его рекомендуете.

– И невероятно опытный моряк, – поднял вверх указательный палец партнёр, – я поэтому и не стал говорить ему окончательное «нет», не посоветовавшись с тобой.

– Моряк, – я почесал затылок, – да ещё и очень опытный, такой бы мне, безусловно, пригодился.

– И не просто моряк, – собеседник ещё больше подлил мёда, – капитан, владелец пятидесяти галер.

– Чего это за человек-то такой?! – я недоумённо посмотрел на сеньора Франческо. – Зачем такому вообще понадобились мы?

– Ну, начнём, пожалуй, с того, – взрослый хитро прищурился, – что его дом не очень ладит с вашим.

– Опять?! Ещё одна кровная вражда? – испугался я, вспомнив реакцию родителей на первое подобное моё знакомство.

– Нет, в отличие от моего дома, у вас неплохие отношения, можно сказать, только сильно прохладные, – улыбнулся он, – твой дядя Андреа, будучи молодым и весьма горячим в то время, соблазнил троюродную племянницу главы их дома. Штраф, конечно, был выплачен, девушку быстро убрали в монастырь, но осадок от его поступка остался. С тех пор всяческие взаимоотношения двух домов прекратились, хотя до смертоубийства дело и не дошло.

– Всё ещё не понимаю, почему и зачем именно он? – не понимал я. – Положительный момент в виде опытного капитана я уже принял.

– У него есть одна страсть, которую никто с ним не разделяет, – сеньор Франческо загадочно описал кистью руки неизвестную фигуру в воздухе, – он просто невероятный любитель всего нового и неизведанного. Он один из немногих, кто оплыл все доступные места, но ему этого мало, он хочет новых земель и открытий. Ради этой своей страсти, пожалуй, заключит договор и с дьяволом. Как, в общем-то, могу и я, только из-за денег.

Он хмыкнул на последнем предложении.

– Тут мы с вами невероятно схожи, потому и подружились, но всё же каким боком тут мы? – нахмурился я. – Или вы проболтались о нашей затее, судя по контексту вашего весьма длинного предисловия?

Сеньор Франческо отвел от меня смущённый взгляд.

– Да, часть моей вины в этом есть, – признался он, – но и ты, Витале, со своими приключениями подтолкнул его к нам тоже. К твоему отцу он, конечно же, не пошёл, а поскольку все знают, что мы с тобой в весьма близких отношениях, он и явился ко мне.

– Хватить юлить, сеньор Франческо, что вы ему сказали?!

– Ну, как-то в разговоре случайно вырвалось, что мы бы не прочь побывать за горизонтом, дальше того, куда плавают сейчас, – смущённо ответил он, – и почти сразу понял, что сделал это зря. Бертуччи при этих словах вцепился в меня, словно боевой пёс, и с тех пор нет мне от него покоя.

– А почему вы решили, что ему можно доверять?

– Я крепко дружил с его братом, а тот всегда брал его с нами во все игры, – тяжело вздохнул он, – так что, можно сказать, он вырос рядом со мной. Я, как никто, знаю всё о нём и его способностях. Его слово такое же нерушимое, как и моё.

– Да уж, сеньор, задали вы мне задачу, – я почесал затылок, – и хочется, и колется. Из меня посредственный моряк, так что мнение специалиста мне бы точно пригодилось.

– Давай сделаем так, я его позову, ты просто с ним поговоришь? – предложил он. – Сам и решишь без всяческого давления с моей стороны. Хотя, если честно, мне бы очень пригодились возможности его дома. Сейчас многое из того, чем ты меня озадачиваешь, решить собственными силами бывает проблематично.

– Вы так говорите, словно он глава этого дома, – ухмыльнулся я, наткнувшись на серьёзное выражение его лица.

– Ну, не глава, – он пожал плечами, – но первый наследник. Глава, как ты понимаешь, и был, собственно говоря, моим другом. Хотя почему был, мы до сих пор очень плотно сотрудничаем, помогая друг другу в делах.

– Да уж, – протянул я, – час от часу не легче. Как отцу об этом буду говорить? И так он на вас косо смотрит. Спрашивая, почему не пользуюсь возможностями нашего дома. Двести лет вражды нельзя перечеркнуть за пару лет.

Сеньор Франческо философски развёл руками.

– Ну так как?

– Хорошо, я поговорю с ним, – у меня и выбора-то не было большого, к тому же я ничего не терял.

***

Спустя час мы отправились в инспекционную поездку, а он послал курьера к этому своему знакомому, которого предлагал нам в компаньоны. Глава дома не обманул ни в чём. Начавшие привыкать к новым реалиям жизни жители занимались в основном тем, что помогали в строительстве новых собственных домов и забора, который отделит поселение от основного города. В конце дня вёлся учёт того, кто что сделал, и выдавалась заработная плата. Были и лентяи, конечно, которые быстро начинали заниматься делами при появлении вооружённых отрядов в цветах дома Бадоэр, что присматривали за порядком, но в целом всё было более-менее упорядочено и в слободке кипела жизнь. Люди видели, на что они работают.

Я, осматривая стройку, давал указания, делал замечания, а стоявший рядом с нашими паланкинами писарь всё фиксировал. Закончив, собственно говоря, с домами, мы переехали в промышленную зону, где строились кузни, плавильни и все необходимые мне для технологических процессов мастерские. Кое-что я, конечно, собирался закупать, например, строевой лес и руду, но большую часть собирался производить сам, поскольку на настоящее время аналогов этой продукции не было, и я сильно надеялся, что и не появится. Именно для этого и предпринимались такие беспрецедентные для этого времени меры безопасности.

– Через неделю будет всё готово, сеньор Франческо, – перед нами поклонился глава цеха каменщиков нашего города, – мы идём согласно вашему графику.

– Хорошо, я доволен, – небрежно отмахнулся партнёр, обращаясь ко мне, – осталась только мастерская для литья колоколов. Поедем смотреть?

– Конечно, – кивнул я, – ради этого пришлось выкрасть десять мастеров из аббатств. Жаль будет, если мой труд окажется напрасен.

– Хоть убей меня, но не понимаю, зачем они тебе понадобились, – не понял он, – если нужны колокола, заказал бы их у наших. Справились бы быстрее, и точно не так дорого бы вышло. Этих сначала пришлось уговаривать, ещё и выполнять их требования, а они, как ты понимаешь, были весьма завышенными.

– Надеюсь, и альтернативу вы не забыли упомянуть?

– Конечно, парочка самых строптивых отправилась на небеса, весьма болезненным способом, остальные же решили, что и наше предложение ничуть не хуже того, что у них было раньше, – усмехнулся собеседник.

Вскоре я убедился, что действительно люди, помогающие нанятым нами каменщикам устанавливать себе мастерскую, не выглядят подневольными, ну, или, по крайней мере, это хорошо скрывают.

– Для них, кстати, пришлось заложить небольшую церковь, – сеньор Франческо показал на каменный фундамент, который окружал мастерскую, – надеюсь, к зиме управимся, они не хотят себе отдельных домов, готовы жить в кельях в этой самой церкви, хотя будут они, судя по размерам, весьма скромными.

– Да нам всё равно, лишь бы работали и не ныли, – отмахнулся я.

– Вот и я, Витале, рассудил точно так же.

Когда осмотр был окончен, он предложил пообедать у него, на что я, конечно, согласился. Правда, едва мы добрались до его дома, оказалось, внутри нас уже ждут.

Сеньор Франческо вошёл в зал и при виде высокого, красивого, статного и гибкого, как лоза, мужчины лет двадцати пяти первым раскинул руки.

– Бертуччи! Рад тебя видеть, друг мой, – он обнял его и что-то прошептал на ухо. Потому что, когда они закончили приветствия, гость повернулся ко мне, смотря глазами, полными надежды, мне даже стало как-то не по себе.

– Синьор Витале Дандоло, позвольте представить вас моему другу и очень надёжному партнёру Бертуччи Контарини.

«Контарини! Святая Дева Мария!» – пронеслась в голове паническая мысль, поскольку я неоднократно слышал об этом доме и отец был крайне негативно к нему настроен.

Тем не менее я вежливо раскланялся с молодым мужчиной в полном расцвете сил. Одетым, нужно сказать, со вкусом.

«Девицы при виде него, наверняка тают словно воск», – даже с какой-то завистью подумал я, смотря на его правильные, красивые черты лица и стройную, подтянутую фигуру.

– Господин, – перед хозяином склонился камердинер, – сеньорита Анна спрашивает вашего разрешения присоединиться к вам за столом.

Сеньор Франческо посмотрел на меня, давая мне выбор. Я подумал, что, поскольку за столом будем разговаривать в основном о делах, лишние уши ни к чему.

– Я бы предпочёл мужскую компанию, – спокойно ответил я, замечая, что от второго гостя не утаился наш обмен взглядами с хозяином дома.

– Оповестите дочь, чтобы она пообедала со своими подругами, – сеньор Франческо повернулся к слуге, и тот низко поклонился в ответ.

За богато накрытом столом мы принялись пробовать шедевры повара, который трудился на семью Бадоэр, а конкретно на его главу, который очень любил вкусно поесть, что, собственно говоря, было видно по его габаритам.

– Очень вкусно, сеньор Франческо, – не переставал я хвалить хозяина после каждого нового блюда. Ему нравилась эта похвала, поскольку он и правда трудился, составляя меню для себя. Здесь были собраны различные вкусы, традиции разных стран и народов прямо чувствовались в каждом блюде, и это правда было в высшей степени шикарно. У себя дома мы предпочитали пусть и обильную, но более простую еду, он же ел так каждый день.

– Вы меня так избалуете, что буду приезжать к вам теперь постоянно, – с трудом отодвинул я какую-то невероятно вкусную тушку птицы, – уф, сейчас лопну.

– А ты, Витале, и приезжай, – вполне серьёзно ответил он. – Анна нос воротит от многих блюд, ей больше фрукты подавай, так что мне не с кем разделить радость от хорошей еды. Только Бертуччи изредка навещает меня, но из него почти такой же едок, как и из дочери.

Молодой мужчина, который спокойно ел всего понемногу, и правда был весьма скромен в гастрономических пристрастиях. Он весело улыбнулся в ответ на эти слова.

– Зато, дядя Франческо, я поставляю вам многое из того, что есть на этом столе, уже за это вы меня любите.

– Да? – удивился я, поворачиваясь к нему. – Откуда же столько необычностей?

– Константинополь, Александрия, Египет, Испания, Германия, Англия, Венгрия, Литва, Русь, – быстро перечислил он, – и это только основные мои поставщики.

– Сеньор Франческо говорил, что вы хороший моряк? – закинул я пробную удочку.

– Не хочу говорить о себе, что сильно хорош, – он открыто мне улыбнулся, – лучше спросить об этом у моих знакомых, а то вы ещё подумаете, сеньор Витале, что я себя нахваливаю.

– Полно, Бертуччи, – хозяин дома взмахнул рукой, – спроси у любого, лучше тебя не найти морехода.

Гость лишь смущённо пожал плечами, адресуя этот жест мне. Я стал осторожно интересоваться его прошлым, настоящим, планами, и он подробно мне всё рассказывал, мало что скрывая. Если о чём и утаивал, то о делах своего дома, не личных, и это было всем понятно. Также оба понимали, что сейчас идёт натуральное собеседование и оценка его способностей, поэтому он старался как мог.

Параллельно я выяснил, что он знает четыре языка, является отцом двух прелестных дочерей и мужем красавицы жены. Они были знакомы с ней с детства, вот так эта увлечённость и переросла в серьёзные отношения.

– Как она относится к вашим отлучкам? – поинтересовался я. – Вы ведь довольно часто отсутствуете дома.

– Габриэлла всё понимает, даже любовника себе не заводит, – честно ответил он, – братья сколько раз пытались её уличить, да всё без толку.

– Вашему счастью не все рады в вашем доме? – тут же спросил я.

Он чуть нахмурился, перевёл взгляд на сеньора Франческо, но тот лишь кивнул ему.

– Это сложный вопрос, сеньор Витале, – он задумался, – наверно, самый лучший ответ на него будет – это человеческая зависть. Я успешен, наследник рода, счастлив в браке и имею верную, любящую жену и двух детей, но вот тот, кто думает, что подобного на свете не может быть, равняя людей и их поступки по себе, причём палец о палец не ударяя, чтобы что-то изменить в своей жизни, пытаются очернить меня перед отцом и всеми остальными.

– Хм-м-м, – я задумчиво постучал пальцами по столу, картина была в целом ясной. Сильно сомневаюсь, что он меня обманывал по-крупному. Сеньор Франческо, которому я доверял, поручился за него, к тому же во время всего разговора у меня самого не возникло к Бертуччи ни капли негативных эмоций, как бы я ни пытался их из себя выдавить.

За столом повисла тишина, а двое взрослых переглянулись.

– У нас во взаимоотношениях с партнёром есть одно негласное правило, сеньор Бертуччи, – наконец я принял решение, – мои просьбы, какими бы они ни были для вас странными и необычными, нужно исполнять в точности. Более подробно вам об этом расскажет второй наш компаньон.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

– Так вы согласны, сеньор Витале? Согласны принять меня в свою компанию?

Такое, конечно, странно было слышать от взрослого, но я, похоже, начинал привыкать. Поэтому я протянул ему руку, которую он яростно пожал.

– Вы нужны будете мне через неделю, мы запускаем пробную стройку, и вы понадобитесь мне как эксперт.

– Да, конечно, – закивал он, – где мы встретимся?

– Заезжайте ко мне домой, я предупрежу охрану, – я поднялся из-за стола и откланялся, – прошу простить, меня ждут учителя.

– Вам все еще есть чему учиться, сеньор Витале? – с ехидством поинтересовался хозяин дома.

– Сеньор Франческо, – я с укоризной посмотрел на него, – верховой езде, стрельбе из лука и фехтованию, к моему глубочайшему сожалению, нельзя выучиться за месяц, как, например, другому языку.

– Ну что ж, это весьма полезные занятия для молодого человека, – покивал он, – буду ждать от вас новостей.

Я поклонился ещё раз обоим и вышел.

Глава 3

Когда ребёнок с невероятно умными и холодными глазами вышел, Бертуччи поёжился.

– Наверно, так себя чувствуют на допросе в суде, – признался он.

Сеньор Франческо пожал плечами.

– Я предупреждал, что этот малыш рано или поздно уронит мир к своим ногам.

– Сегодня отец слышал во дворце, на приёме генуэзских послов у дожа, как тот рассказывал, что его сын сделал со своим врагом, – Бертуччи покачал головой, – он приказал расплавить золото и вылить его в рот одному из вассалов императора Священной римской империи, прямо у того на глазах.

Глаза у собеседника расширились, и он даже наклонился, чтобы лучше слышать.

– И ничего не сделал ему?

– Энрико закончил рассказ, к сожалению, на этой части, – признался Бертуччи, – но почему-то, зная его сына, ни у кого не повернулся язык сказать, что это наглая ложь. Как сказал отец, Дандоло ещё при этом усмехнулся и сказал, что попросил сына подумать, что можно сделать с поведением генуэзских мореплавателей, которые стали непонятно отчего последнее время выдвигать непомерные требования.

– Послов проняло? – засмеялся Франческо.

– Запугивать целый город шестилетним ребёнком было бы странно, если бы не все эти истории, которые возле него крутятся, словно мухи, – покачал в ответ тот головой, не понимая, как такое возможно.

– Если Витале предложит тебе поспорить на это – не соглашайся, – сразу предупредил его старший компаньон, – это его ещё больше раззадорит, и он опять что-нибудь придумает, отчего папа обрушит на его или наши головы ещё большие кары.

Мужчина посмотрел на него серьёзно.

– Вы так в нём уверены, дядя Франческо? Мне подчиняться ребёнку?

– Смотря, что ты хочешь, Бертуччи, – тот легко улыбнулся, – смотря, какие цели ты преследуешь.

– Вы знаете, что я хочу известности, славы! Хочу, чтобы передо мной все преклонялись в восхищении! – пылко воскликнул собеседник.

– Тогда, если веришь мне, держись этого ребёнка, – сеньор Франческо перестал улыбаться и серьёзно посмотрел на племянника, – даю тебе слово, что уже через семь дней ты забудешь все свои сомнения.

Бертуччи открыл рот, чтобы ответить, но в зал вошла Анна, пунцовая от стеснения.

– Дочь? – удивлённо повернулся к ней отец. – Я ведь попросил тебя пообедать без нас.

– Простите, отец, но я узнала, что сеньор Бертуччи обедает с вами, хотела его поприветствовать, – жар с её румяных щёк перешёл на шею.

– Добрый день, сеньорита Анна, – молодой мужчина легко поднялся и, приблизившись, галантно поцеловал протянутые пальцы. Девушка ещё сильнее опустила голову, не в силах высказать и слова.

– И всё же, дорогая, я вынужден настоять на своей просьбе, – в голосе любящего отца прозвучал металл, отчего Анна, извинившись, быстро ретировалась.

– Ещё одна проблема на мою голову, – проворчал он, когда молодая девушка вышла, – влюблённая дурочка, не видящая дальше своего носа.

– Простите, дядя, – искренне повинился Бертуччи, – я чувствую в происходящем и свою вину.

– Ты не виноват, – тяжело вздохнул тот, – и так по моей просьбе стал редко у нас появляться.

– А Витале? Он как воспринял разрыв помолвки? – задал интересовавший его вопрос мужчина.

– Мы с ним влюблены в одно и то же, – сеньор Франческо даже хрюкнул от подобного признания, – собственно говоря, поэтому так близко и сошлись. Нас в жизни интересует больше всего золото и серебро. Ничего более, Бертуччи.

– И всё же, несмотря на это, вы позвали меня, чтобы я смог потом повторить пройденный морской путь самостоятельно, без него? – тихо произнёс новый компаньон, – как это соотносится с вашими словами о хорошем отношении к нему? Ведь если он об этом узнает, у нас наверняка будут проблемы как минимум с доверием.

– А ты, мой дорогой, – в голосе главы дома Бадоэр снова зазвенел металл, – сделай так, чтобы у него и тени подозрения по этому поводу не возникло. Тем более что его жизни или богатству ничего не угрожает, нам нужен лишь маршрут, который он с большой долей вероятности откроет. И кто, если не ты, в состоянии его запомнить и повторить.

Собеседник недоверчиво покачал головой, но не стал перечить старшему товарищу.

***

29 апреля 1194 года от Р.Х., Венеция

Ополоснувшись после занятий с тренером по фехтованию, которого наняли мне родители, я, хватая со стола что-то похожее на пирог, помчался к себе, мимоходом вспомнив, что нужно предупредить родных о своём госте, который должен появиться с минуты на минуту. Стражу я предупредил об этом ещё утром.

– А да, – я вернулся обратно к завтракающим родителям, – скоро придёт мой новый компаньон, Бертуччи Контарини, позовите меня, пожалуйста.

Посчитав дело выполненным, я побежал к себе, и только грозный возглас отца:

– Витале! – загремевший мне вслед, заставил с тяжёлым вздохом вернуться обратно.

– Что? – я сделал вид, что не понимаю причин суровых взглядов, которыми был удостоен от обоих взрослых.

– Витале! – тут даже мама не выдержала. – Ты что, специально под крышу нашего дома собираешь всех врагов рода?

– Сегодня враг, завтра друг, – я пожал плечами, – не моя вина, что вы с ними рассорились. Не скажу за всё его семейство, не знаю, но Бертуччи мне показался вполне вменяемым.

– Он! Будущий глава дома Контарини! – громыхнул отец. – Нельзя просто так сделать вид, что ничего не происходит! Витале, будь серьёзен, не строй из себя ребёнка!

– Эй, вообще-то, я он и есть! – попытался возмутиться я, но моей шутки никто не оценил, а отец так и вообще потянулся почему-то за ремнём на поясе.

– Ладно, ну чего вы всполошились, – я подошёл ближе и упал на диван напротив них, – сеньор Франческо порекомендовал его, я сказал, что подумаю, ничего более.

– Тебя уже столько раз обманывали, а ты по-прежнему засовываешь голову в пасть к каждому проходящему мимо льву, – Энрико нахмурился, – они могут воспользоваться тобой и всё отнимут!

Я лукаво улыбнулся.

– Это возможно, но не сразу и не настолько быстро, чтобы я не успел заработать перед этим достаточно денег. К тому же на кого мне можно ещё опереться? Вести со мной дела напрямую мастера цехов не хотят, а у главы Бадоэр это лучше всего получается.

– Не говори потом, что мы тебя не предупреждали, – Энрико обнял жену, которая распереживалась и расплакалась от его слов.

– Так я надеюсь не на его порядочность, отец, – признался я, – а на жадность. А это чувство редко когда подводит меня в людях. Мы нужны друг другу, оба это прекрасно понимаем, и пока нас ведут общие интересы к обогащению, будем придерживаться определённых правил, а что будет дальше, видит только Всевышний.

Тут слуги доложили, что меня у ворот дожидается гость, и я, извинившись, побежал одеваться.

***

– Сеньор Бертуччи, – я склонил голову, забираясь в чужую лодку и укладывая рядом с бортом большой мешок с вещами.

– Сеньор Витале, – мужчина ответил мне тем же, с любопытством смотря за моими телодвижениями, – в Арсенал?

– Точнее, к новому поселению рядом с ним, – я забрался и устроился удобнее в паланкине напротив собеседника.

– Как родители восприняли моё появление у своего дворца? – осторожно поинтересовался он.

– Ожидаемо, – не стал откровенничать я, – но категоричного отказа вроде я не услышал.

Мы замолчали и так доплыли до нужного места, просто смотря по сторонам, стараясь не пересекаться взглядами. Прибыв же к охраняемому входу, мы прошли внутрь, где нас уже поджидал сеньор Франческо.

– Ну что, Витале, – сказал он, обводя руками мастерские, которые были почти закончены, – это всё в твоём распоряжении, можешь приступать.

– Тогда пойдём по очереди, – я поманил охранника, который тащил на себе мой мешок, и мы отправились сначала в плавильню. Хмурые мастера вместе с моими спутниками недоумённо наблюдали за тем, как, достав из закрытого мешка трое весов разных размеров, у которых одна чаша была пустая, а на второй намертво закреплён свинцовый груз, я показал на запасы руды, разложенной по типу металлов, и произнёс:

– Начинайте выплавлять металл, а когда будут готовы слитки, на этих, – я показал на самые большие весы, – взвешивайте медь, на этих, что чуть поменьше, цинк, а на тех, самых маленьких, свинец. Полученный металл складировать и передавать дальше кузнецам. Как закончите с нужным мне объёмом, приступайте дальше к выплавке железа, его потребуется много. Если будут вопросы, останавливайте производство и посылайте за мной. Всё ясно?

Взрослые перевели взгляд с меня на Франческо, тот поманил пальцем одного из своих людей и приказал оставаться тут и следить за выполнением моих распоряжений.

– Вечером весы у них забирать и прятать, – сказал уже я тому, кто тут оставался, – чтобы не испоганили. Днём следить за их использованием, так, чтобы с другой чаши не оторвали груз. Вот примерные нормы металлов, которые будут нужны.

Молодой человек, приняв от меня свиток, понятливо покачал головой.

Следующие были у нас кузнецы, которым я отдал чертежи металлических деталей, что потребуется для строительства, тут, к счастью, вопросов не было, и, оставив ещё одного контролирующего их работу, мы отправились дальше. Всё по моему расписанному заранее плану. Не зря всю эту неделю я пробыл на стапелях Арсенала, отвлекая всех от работы. Я сверял данные, имеющиеся у меня в голове, с нынешними технологиями, и уже в финальной своей стадии всё подгонял так, чтобы местные, технически могли всё осуществить. Так мы прошли все нужные участки, где я оставлял задания, и последними были два важнейших: сами кораблестроители и ткачи, шившие паруса.

Я протянул трём угрюмым взрослым первый чертёж, на котором был изображён в масштабе лишь корпус корабля с диаметральными плоскостями, мидель-шпангоутами, обводами и уровнем ватерлинии с общей длиной корпуса, только пока без обшивки. Это было уже на другом чертеже, который я собирался отдать им после завершения постройки основного корпуса.

Они внимательно осмотрели моё творчество, затем один из них произнёс:

– Это не галера и вообще слабо похоже на корабль.

– Мне плевать, – отмахнулся я, – размеры есть, задание есть, можете приступать.

Взрослые ожидаемо повернулись к моему сопровождающему.

– Сеньор Франческо, это слишком узкий и длинный корабль, он утонет, едва мы спустим его на воду. Зачем тратить на это деньги и время? Вы же сами потом будете недовольны нашей работой.

На что тот посмотрел на меня, словно спрашивая: «А ты точно уверен?». У меня подобной уверенности, конечно, не было, многое могло пойти не по плану, но не отступаться же теперь, когда столько подготовительной работы уже было проведено и столько денег потрачено.

– Если всё сделаете согласно чертежам, ничего вам не будет, даже если он и правда перевернётся, – ответил вместо него я, – за работу!

Оставив и тут соглядатая, мы наконец дошли до последней мастерской, нужной мне сегодня.

– Готово? – спросил я у недовольных взрослых, которых заставил сшить мне восемь комплектов латинских парусов для маленького шлюпа сеньора Бертуччи, на котором он обычно катал детей и жену.

– Да, сеньор, как вы и просили: шерстяные, шёлковые, льняные и хлопковые. Последние два материала с разной пропиткой, которую вы предоставили, – ответил он, давая приказ подмастерьям, которые стали выносить готовую продукцию.

– Шёлковые? – Бертуччи выпучил глаза. – Витале, ты с ума сошёл? Они стоят в сто раз больше моего шлюпа.

– Именно поэтому решил проверить, есть толк от них или нет, – проворчал я, поскольку и без него знал, сколько денег потратил на чрезвычайно дорогостоящую ткань, – не переживай, это мои траты.

Сеньор Франческо, более привыкший к моим закидонам, лишь пожал плечами.

– Грузите их на телегу и лодку, в ближайшее время мы очень много времени проведём в море, – хмыкнул я, показывая солдатам заняться погрузкой. Наследник дома Контарини лишь проводил всё это недоумённым взглядом.

– На этом я здесь закончил, сеньор Франческо, – я повернулся к компаньону, – завтра ещё зайдём к монахам и будем ожидать, что у всех получится. Думаю, мне придётся переехать на время сюда, есть готовый свободный дом из строящихся?

– Найдём, Витале, – кратко ответил он. – Бертуччи составит тебе компанию, чтобы тебе не пытались перечить.

Я перевёл взгляд на второго компаньона, и тот покорно кивнул.

– Ну, тогда ещё раз спасибо, сеньор Франческо, – поклонился я, – мы же отправляемся тестировать паруса.

– Завтра встречаемся здесь в это же время? – уточнил он.

– Да, всё верно.

***

Мы оба вымокли, устали, но до самого позднего вечера пробыли в море, возвращаясь в гавань Арсенала, только чтобы сменить следующий комплект парусов. Рабочие безропотно всё делали, вот только по глазам Бертуччи я видел, что он не понимает смысла.

– Ладно, спрашивайте уже, – сжалился я над взрослым, когда мы причалили к его личной пристани, закончив на сегодня.

– Зачем? – задал он единственный вопрос.

– Потому что я не знаю характеристик парусов из различной ткани, – ответил я, – а поскольку нам понадобятся для плавания целых два комплекта, не считая штормовых, я хочу быть твёрдо уверен в том, что выбор был сделан верно.

– Но все давно приняли льняные паруса как стандарт! – по-прежнему не понимал он. – Зачем тратить деньги на ещё что-то? Или ты и правда бы сделал себе шёлковые паруса?

– Ну, если бы они показали отличные характеристики, то почему нет? – я пожал плечами, вызвав у него лишь тяжёлый вздох.

– Стоимость корабля тебя вообще, что ли, не волнует?

– Бертуччи, именно поэтому я строю первый пробный корабль, проверяя все свои теории, – приоткрыл я часть тайны.

Его глаза полезли на лоб.

– Ты строишь пробный корабль, тратя огромные деньги?

Я спокойно кивнул в ответ.

– Нужно убедиться, что мои расчёты верны.

Он замотал головой.

– Ты безумен.

– А ты всегда можешь нас покинуть, – улыбнулся я, – пока ни в какие секреты ты не посвящён, выход для тебя свободен.

– А для дяди Франческо уже нет? – глядя исподлобья, спросил он, на что я, конечно же, не стал ничего отвечать.

Глава 4

На следующий день я отправил гонца к дому Бадоэр с сообщением об отмене встречи в Арсенале, поскольку и сегодня был занят тестированием парусных комплектов, поскольку за вчера смогли проверить чуть больше половины. Последним был мой самый перспективный образец: хлопковые паруса, несколько суток вымачивающиеся в льняном масле, а затем тщательно высушенные.

Я внимательно смотрел, как мы идём по ветру, как они ведут себя, и последним тестом вылил на них ведро воды, смотря, как большая её часть оказалась у нас на ногах. Переведя взгляд на ошарашенное лицо Бертуччи, я сказал:

– Ну вот, похоже, и нашли то, что нужно.

– Но как? – тихо выдохнул он, оставляя румпель и бросаясь к мачте, чтобы потрогать нынешний комплект.

– Ткань чем-то пропитана, – тут же сообразил он, – она более гладкая и маслянистая, чем у простого хлопка.

Я не стал ничего отвечать, лишь улыбнулся в ответ. Если бы он ещё знал, что сами мастера не знали, в чём конкретно они вымачивали паруса, поскольку масло доставили мне из другого места, думаю, у наследника дома Контарини возникло бы ещё больше вопросов. Уж не говоря о том, что я искал выходы на русских купцов, поскольку мне нужен был берёзовый дёготь в огромных количествах.

– На сегодня всё, сеньор Бертуччи, – я показал в сторону берега, – мне нужно будет проследить, чтобы все мои вещи перенесли в домик рядом с мастерскими.

– Мои уже доставлены, – уведомил меня он, – только зайду предупрежу жену.

– Тогда завтра встречаемся уже там, – согласился я.

***

Вся огромная, неповоротливая и неэффективная из-за моих перестраховок конструкция большого производства, кряхтя, скрипя, постоянно ломаясь и медленно раскачиваясь, всё же набирала обороты. Тому, кто ленился или сопротивлялся, тут же выписывали десять плетей, тот, кто трудился и предлагал улучшения, получал денежные премии, и такой неоднократно опробованный мной приём снова сработал. Все мастера вскоре зареклись спорить с ребёнком, словам которого потакали оба сопровождавших его взрослых, которые, не слушая ни слова из доводов уважаемых людей, лишь повторяли:

– Делайте, как он сказал.

Поэтому корабелы и остальные ремесленники плевались, морщились, но делали, сами не веря в то, что их труд не утонет при первом же спуске на воду. И вера эта крепла день ото дня, пока из соседних цехов Арсенала, где собирали обычные, приличные корабли, не привезли огромные сосны. Разметив которые для распила, ребёнок показал, куда и как их устанавливать в собирающийся корпус. Прикинув получавшуюся высоту мачт, все до одного мастера тут же бросились к сеньору Франческо, убеждая его, что корабль перевернётся уже на стапелях, как только две эти громадины будут установлены в корпус, да ещё потом на них будут наращены стеньги, и это не говоря про торчащий из носа кусок бревна непонятного предназначения. Тот тяжело вздохнул и, словно мантру, произнёс привычное словосочетание:

– Делайте, как он сказал.

И так было во всём. Если бы не два взрослых, которые меня везде сопровождали, отметая любые возражения деньгами или ударами плетей, этот проект я бы ни за что не потянул в одиночку. Мастера цехов, да и все вокруг просто сопротивлялись тому, чтобы сделать что-то, отличное от их привычного мировоззрения. Кузнецы бунтовали, не понимая, зачем делать латунные гвозди, если железные были им привычнее, парусных дел мастера затягивали работу, не понимая, зачем готовить столько верёвок и канатов, про корабелов я уже вообще молчу. Они, видимо, решили, что я демон во плоти, не зря отлучён от церкви лично Папой, и поэтому просто, скрипя зубами, работали, периодически огребая за отклонения от графика или нарушение пропорций моих рисунков.

И если я думал, что это проблемы, то общение с упёртыми монахами, которые никак не могли понять, зачем мне нужны длинные колокола необычной конструкции, заставило меня изменить решение. Теперь, чтобы эти твари не накосячили и не испортили мне формы под пушки, пришлось вместе с Бертуччи поселиться у них при церкви, следя за каждым этапом литья. Если вначале я хотел использовать бронзу, чтобы делать те пушки, которые мне нужны, то быстро понял, что литейщики заняты заказами, сыплющимися им со всех производств, так что проще будет работать с медью, поскольку монахи запороли уже шесть форм подряд, чем привели меня в бешенство, и только сеньор Франческо спас их от расправы, убедив, что не стоит доводить заказчика до греха, иначе они все дружно повиснут на входе в свою же собственную церковь, причём рядом со своими семьями, а мы отправимся искать более послушных изготовителей колоколов.

Те, посмотрев на моё искажённое от ярости лицо, вняли предупреждению, и дорогущую медь теперь лили в формы только после того, как неоднократно убеждались в том, что их глиняно-соломенные формы полностью готовы. Я пытался перевести их на гипс, но потерпел неудачу, монахи были совершенно непрошибаемы, и я попросил сеньора Франческо подыскать более прогрессивных товарищей, перекупая их у монастырей за любые деньги. Он пообещал заняться, а пока я мучился с тем, что имелось. Причём эти ослиные головы даже готовые изделия назвали специально, чтобы мне якобы было стыдно, «колокола Дандоло». Если бы они знали, как и для чего будут звучать эти «колокола», думаю, по-другому бы заговорили, но пока я никого ни во что не посвящал.

Даже непонимающим компаньонам, смущённым моей новой просьбой бросить клич среди городских и деревенских жителей, чтобы те соскабливали белый налёт с выгребных куч, туалетов и привозили к нам в Арсенал, где я всё скупал до малейшей крупицы, я не говорил, зачем мне это. Ошалевшие от халявных денег люди за пару недель забили все свободные склады, а сеньоры Франческо с Бертуччи лишь разводили руками, не имея ответов на вопросы, которыми их мучали все знакомые – зачем они в таком количестве покупают говно? Остряки даже предлагали им каждодневные свежие поставки в любых количествах, но те лишь хмурились и переводили все стрелки на меня.

Одна была радость. Заслышав, что я набираю алхимиков, ко мне толпами потекли проходимцы и мошенники всех видов и возрастов, предлагающие за сущие гроши научить меня производить золото из свинца. Для этого им нужна была лишь лаборатория и золото, естественно, для опытов. Из этой толпы я выбирал методом опросов и простейших химических опытов самых толковых, которые хоть как-то приблизились к попыткам понимания сути вещей, остальных же стал вешать прямо на сваях пристани, обзаведясь за короткий срок небольшим собственным лесом висельников. Правда, мама попросила их быстро снять, поскольку мертвецы пугали как слуг в доме, так и прибывающих гостей, но зато желающих попользоваться моей добротой на халяву среди различного вида бродяг резко поубавилось. Менестрели, так те давно не приближались к нашему дворцу на полёт стрелы. После похода Генриха VI, а конкретно взятия Палермо, музыкантов почему-то люто невзлюбили жители Сицилии и ближайших материковых городов, вешая и гоняя розгами их почём зря. И эти балаболы теперь почему-то ополчились из-за этого на меня, тренькая гнусные стишки и сонаты про меня во всех тавернах и городах, но всё время держась от Венеции и дворца Дандоло при этом, как можно дальше.

Самое интересное было то, что церковь, привыкшая к моим многочисленным закидонам, даже не пыталась со мной поговорить и узнать, чем это таким интересным я тут занимаюсь. К маме, правда, приходил епископ, который, узнав, что я, несмотря на отлучение, каждый день молюсь и прошу Господа, чтобы меня опять допустили к службам, довольный, ушёл к себе и больше не появлялся. Посланников от Папы также не было, поэтому я, несмотря на расстройства мамы по этому поводу, сам не предпринимал никаких попыток хоть как-то помириться со Святым престолом. В конце концов даже с императора, выплатившего штраф Папе, сняли экс-коммуникацию за сицилийский поход. Как рассказал отец, причиной примирения выступила Констанция, которая понесла ребёнка и попросила мужа загладить свою вину перед Господом и его наместником на земле. Генрих от таких новостей опешил, поскольку не думал, что при возрасте его жены такое возможно, поэтому сделал всё, как она просила. Так что на данный момент единственной пострадавшей стороной от зимних событий оставался только я, ну и, наверно, жители городов, которым не повезло попасть в мясорубку столкновения интересов. А поскольку Генрих VI при штурмах городов был не менее безжалостным к побеждённым, чем наёмники, которых временно возглавлял я, то горожане пострадали бы при любом раскладе, именно поэтому совесть меня и не мучала по ночам.

***

2 июля 1194 года от Р.Х., Рим

– Что-то давно не слышно новостей из Венеции, – внезапно вспомнил Целестин III, перебирая корреспонденцию, стекающуюся к нему со всех уголков мира, – как там наш отступник поживает?

– Хорошо поживает, святейший отец, – тяжело вздохнул кардинал Альбино, – даже чересчур. Затеял какой-то новый большой проект с помощью тех мастеровых, которых вывез из разорённых императором городов Сицилии. Построил им дома, поставил новую церковь, пригласил монахов, которые, кстати, льют отличные колокола, в общем, я не слышал ничего дурного, чтобы добрых католиков там притесняли.

– Так он точно не получил ни золотого от тех грабежей, что они совместно устроили с императором? – решил уточнить Папа. – Как-то это странно, ради чего он тогда так старался и портил со всеми отношения? Если бы не Констанция, которая призвала мужа не мстить до рождения их ребёнка этому весьма активному юноше, то и не знаю, что было бы сейчас в Европе и Венеции. Хотя император, хоть и пообещал не мстить напрямую, успел подговорить Геную и Пизу грабить и препятствовать торговле венецианцев, причём сделал он это с превеликим удовольствием, пообещав им земли и титулы. Говорят, дож Венецианской республики был в ярости, когда принимал послов.

– А ещё Энрико пригрозил им, что попросит сына заняться этой проблемой, если те не успокоятся, – не забыл уточнить кардинал Луиджи, – говорят, те даже слегка сбавили обороты после этого, но через пару месяцев, не видя последствий, вернулись к своей прежней тактике.

– А что за новый проект? – Святейший отец рассеянно положил письмо от короля Ричарда в сторону.

– Судя по письму епископа, просто корабль необычной формы и размеров, – пожал плечами кардинал Альбино, – ничего сверхъестественного, он сам побывал на верфях и лично всё облазил. Просто деревянный корпус, правда, с двумя высокими мачтами. Корабелы с ним поделились, что все до единого поспорили, что он перевернётся, едва они уберут подпорки из-под основы.

– Как-то это не похоже на умного прежде отрока, – недоумённо посмотрел на Альбино кардинал Луиджи, – он уверен в том, что пишет?

– Ещё бы, говорит, никто не верит, что такое строение вообще поплывёт, а не затонет у гавани Арсенала, – пожал плечами Альбино.

– Вот что я думаю, – Целестин III тоже посмотрел на Альбино, – узнай, когда будет спуск на воду сего проекта, и съезди, посмотри на это своими глазами, заодно удостоверишься, нет ли там козней дьявола.

– Хорошо, святейший отец, – удивились оба кардинала такому решению, – но почему такой интерес? Я, наоборот, думал, чем меньше проблем он всем доставляет, находясь дома, тем лучше.

– Есть у меня глубокое подозрение, что добром это всё не закончится, – признался святой отец, – и лучше мы об этом узнаем из первых рук. К тому же есть ещё несколько мест, куда бы я попросил тебя заехать.

– Раз вас это интересует, святейший отец, то, конечно, буду собираться в дорогу, – поклонился кардинал.

– Благодарю, Альбино, я только и могу рассчитывать, что на вас двоих, – покачал головой Целестин III.

Глава 5

– Разбираем, мальчики, не стесняемся, – капитаны, которые были на службе у господина Витале, раздавали листки бумаг среди своих команд.

– Марко, что это? Почему так много рисунков и непонятных слов? – доносились вопросы, когда матросы видели две необычные мачты с какими-то невероятными парусами, к тому же паруса на задней сильно отличались от таких же на передней.

– Фок-марсель, грот-брамсель, кливер, стаксель, – читали более грамотные, передавая это своим товарищам, и спрашивали: – Что это за молитва такая, а не обозначения?

– Видели корабль? У последнего причала Арсенала? – самый пожилой из капитанов, который лично разговаривал с синьором Витале и получил от него не менее непонятные инструкции, глубоко вздохнул.

Раздавшиеся довольные крики и подтверждения, что они тоже поставили на то, что корабль перевернётся после выбивания опор корпуса при его спуске на воду, дали ему понять, что да, они, как и большая часть жителей Венеции, конечно же, в курсе нового проекта Венецианца. Толпы любопытствующих кружили вдоль забора, пытаясь углядеть высоченные мачты нового судна, но охрана быстро отгоняла их оттуда, грозя плетьми.

– Ну так вот, на нём в поход с господином пойдут только те, кто быстрее всех выучит все эти названия и сдаст практический экзамен, – ответил он вопрошающим, – причём тройной оклад и процент большой премии за успех предприятия на всю команду полагается.

Эти слова взбудоражили всех, такое нельзя было упускать, ведь после одного такого похода можно было вернуться обеспеченным человеком и навсегда забыть о работе.

– А сколько мест? – тут же последовал выкрик.

– Вся команда, двести пятьдесят человек, вместе с капитаном, так что готовьтесь, грызня за места будет знатная. Приоритет будет отдан вам, как зарекомендовавшим себя отличной службой, но господин Витале также сказал, что если будут приходить хорошие моряки, наизусть выучившие все названия, что вы видите на картинках, он будет брать и их.

– А кто капитан? Уже известно?

– Да, говорят, сам Бертуччи Контарини согласился, – Марко покачал головой, даже ему до лавров наследника патриаршего дома было очень далеко, не говоря уже об остальных.

Услышав известнейшее имя, матросы ещё больше заволновались, мест и правда было маловато по сравнению с нынешними командами целых десяти галер.

– В общем, через неделю экзамен, – капитан, отдав последний лист, покачал головой, – а дальше, если пройдёте, начнется практическое обучение по методу господина Витале.

Тут многие моряки пригорюнились, вспомнив, что так в шутку сами назвали способ обучения менестрелей, когда плыли с ними в прошлогоднюю сицилийскую компанию.

***

Я, стоя рядом с задравшим голову Бертуччи, смотрел, как он гоняет матросов, заставляя ставить и убирать нужные паруса. Он-то, разумеется, первым сдал экзамен, без малейших проблем за двое суток выучив всё требуемое.

Сейчас корабль смолили, и воняющий берёзовый дёготь здорово отгонял от нас мух, хотя, конечно, приятного аромата одежде и волосам не придавал, как и не мешал, впрочем, тренировкам набранной команды. Прошло даже больше, чем я рассчитывал, так что я решил не убирать лишних, а посмотреть, кто из них самый способный. Хотя пока, если честно, они выглядели лишь как плохо дрессированные обезьяны, которыми руководит человек. Бертуччи единственный, которого я посвятил во все тонкости стоячего и бегущего такелажа, а также объяснил, почему на моей бригантине фок-мачта несёт прямое парусное вооружение, а грот-мачта имеет косые паруса с грота-триселем и топселем.

– Обезьяны, нужно лучше их тренировать, иначе они нас не то что в шторм, в штиль перевернут, – проворчал я, высказывая вслух свои мысли.

– Витале, может, тогда всё же уменьшить количество парусов? – осторожно спросил он.

– Напомню эти слова, когда ты будешь умолять меня поставить ещё одну мачту или хотя бы ещё один малюсенький парус, – тем же ворчливым тоном не поддался я на его просьбы, всегда и везде стоя на своём.

– И нет ни одной пары вёсел, – он всё ещё не смирился с этой потерей, к которой привык и прикипел всей душой.

– Будут две лодки на борту, если нужно, повернут судно за канат, – в который раз объяснил я, – нам не утонуть бы в штормах, а ты со своими вёслами пристал.

– Всё ещё надеешься, что он не перевернётся? – удивился он. – Сумма выигрыша всё увеличивается, и ты точно в меньшинстве, вместе с сеньором Франческо. Уже даже иудеи принимают ставки на это, весь город гадает, перевернётся он или нет.

– А вы на что поставили, сеньор Бертуччи? – поинтересовался я.

– Если честно, – смутился он, поворачиваясь и разряжаясь матерной тирадой в сторону моряков, которые уронили марсель, повисший на такелаже. – Если честно, – вернулся он ко мне, – хоть дядя Франческо и призывал ставить на вас, я всё же присоединился к своему брату, он поставил сто шиллингов, что корабль утонет.

– А, есть даже такие? – удивился я. – Что это за новое веяние? Поверили в мои способности? Теперь решили, что, если не перевернётся, так обязательно утонет?

– Версий куча, сеньор Витале, время всех рассудит, тем более что осталось всего две недели до спуска.

– Гоняйте их до посинения, сеньор Бертуччи, – пожелал ему я, уходя к своему истинному проклятью – пушкам. Из запланированных мной двадцати готово было только десять, а к спуску на воду успеют остыть ещё не больше двух. И то дело сдвинулось с мёртвой точки, только когда заменили четырёх самых упёртых монахов, которых я распорядился в отместку за их тупоголовость погрузить на ближайшую отходящую в Святую землю галеру и отвести к арабам, продав в рабство. Столько крови, сколько они у меня выпили, никто больше не смог, так что, воздав им по заслугам, я стал общаться с перекупленными во Флоренции монахами, которые более благожелательно относились к моим просьбам о смене технологии литья колоколов. Все до одного были уверены, что те двенадцатифунтовые корабельные пушки, что они изготавливали, – это колокола необычной формы, для моего дворца. Они их так и подписывали, сильно удивляясь при этом, что я ругался с ними из-за постоянного желания украсить готовые изделия литыми барельефами.

Порох и то дался мне быстрее, из-за отличного знания состава, технологии производства, а также техники безопасности. Стоило показать два ярких примера, что будет, если алхимик забудет свечу на столе рядом со смесью, а также одного несчастного случая, унёсшего, к моему сожалению, две жизни, как оставшиеся двое в лаборатории стали почтительнее относиться к своей работе. К сожалению, и тут, чтобы они не знали правильной рецептуры, мне вместо серы, угля и селитры приходилось закупать ещё шесть различных компонентов, делая вид, что сначала я смешиваю их особым образом между собой, а потом отдаю очищать им эти вещества.

Соединял готовые компоненты только я один, чётко выдерживая нужные пропорции и выгоняя при этом из лаборатории всех. Для долгого плавания нужно было запастись большим количеством пороха, так что остальное взвешивание уже готового продукта с раскладкой его в хлопковые картузы одного веса, а затем и в бочонки, я снова доверял им. Секрета рецепта, кроме меня, не знал пока никто, и очень хотелось надеяться, что и не узнают, как можно дольше. Нести техническую революцию в массы я не собирался, поскольку всё это нужно было только для моих личных целей, а принесение всеобщего мира и процветания на землю точно не являлось ни моей целью, ни мечтой. Я знал, чем в истории обычно заканчивались все такие добрые начинания, и не собирался примерять на себя образ мессии.

***

1 августа 1194 года от Р.Х., Венеция

Я огляделся. Огромное стечение народа, просто гигантское. Давно не видел ничего подобного, после того памятного шествия из-за креста, сделанного из Животворящего древа. В этот раз визуально людей было ещё больше. Дату спуска я наметил специально на свой день рождения, поскольку подобный подарок мог преподнести себе только сам. Корабль обошёлся мне в астрономическую сумму, я выгреб из сундуков сокровищницы все ранее заработанные запасы золота и серебра, а затем залез ещё и в закрома сеньора Франческо, который деньги давал, но не забывал подсовывать расписки, с чем приходилось мириться, поскольку больше брать денег мне было неоткуда, семья, как и все вокруг, считала, что я просто спускаю деньги на ветер.

Но зато, стоя у брёвен стапелей и готовясь выбить втулку, после которой корабль покатится в воду, я испытывал ни с чем не сравнимый трепет и волнение. Двухмачтовая бригантина водоизмещением в пятьсот тонн и тридцати метров в длину, опередившая своё время лет на триста, а то и значительно больше, готова была сорваться в воду в любой момент. Посмотрев на тщательно просмоленный корпус и убранные на реи паруса, я взмахнул деревянным молотом и выбил заглушку. Сначала раздался сильный скрип дерева, затем корабль покатился по брёвнам, и с громким плюхом попал в воду боком, накреняясь на правый бок. Народ замолчал, ожидая, что корабль тут же перевернётся или утонет, но бригантина, покачавшись на вызванных ею волнах, заняла вертикальное положение, даже не думая тонуть или переворачиваться.

Гулкий вздох огорчения и разочарования прокатился по толпе людей, но слышалась и пара радостных голосов, выигравших состояние на ставке.

– Говорил тебе, не спорь с ним, – флегматично заявил стоявший рядом сеньор Франческо, когда Бертуччи горестно стал подсчитывать убытки от заключённых пари.

– Это всё потом, – отмахнулся я, – нужно показать всем, что бригантина умеет плавать. Так что, капитан, зовите команду, покажем, что умеет эта красавица.

Тот кивнул и, раздвигая знатных людей, стоявших рядом с нами, особняком от простого народа, зычно стал раздавать приказы. Тут же отобранные и обученные нами матросы бросились на борт, готовя корабль к первому выходу в море. Минимум припасов был уже заложен, нам хватит на неделю пути, на большее я и не рассчитывал, решив только проверить мореходные свойства своей новой любимицы.

– А да, кстати, – сеньор Франческо повернулся ко мне, – а как ты назвал корабль?

Я легко улыбнулся.

– Только не обижайтесь, сеньор Франческо. Это просто шутка.

Тот моментально нахмурился.

– Витале, мне нельзя волноваться, доктор запретил!

– В общем, сами всё увидите, – я помахал ему рукой и направился в сторону бригантины.

Всего за двадцать минут она была готова к отходу, сначала на бушприте появились кливера, которые, натягиваемые ветром, стали медленно тянуть корабль в сторону выхода из гавани Арсенала, затем Бертуччи осторожно поставил стаксели, фок-марсель, и, когда мы, осторожно маневрируя, вышли в свободную от других кораблей зону, народ на пристанях и берегу ахнул, когда наверху мачт новинки взметнулась громада парусов. Их было столько, что казалось, на море появилось небольшое облако. Столько никто и никогда в своей жизни не видел. Тут же с задней части кормы было стянуто льняное покрывало, показывая скрытое до этой поры имя корабля.

Сеньор Франческо схватился за сердце, его дочь яростно закусила губу, а её лучшая подруга Елена покраснела от шеи до самых кончиков ушей. Лица многих взрослых из влиятельных домов повернулись к ней, а в это время корабль с золотым профилем девушки, ниже которого были закреплены бронзовые буквы, складывающиеся в имя «Елена», быстро набирая ход, скрылся за одним из островов.

Глава 6

– Чудо! Это просто чудо, Витале! – кричал Бертуччи, который, удерживаясь за кливер-леер, балансировал на тонком утлегаре бушприта, вдыхая свежий ветер, и веселился словно ребёнок, поскольку бригантина набрала весьма приличную скорость по расчётам моего симбионта, примерно в двенадцать-четырнадцать узлов. С лёгкостью, словно стоячих, обходя все попадающиеся нам по пути суда. Гребцы, а главное, капитаны которых, удивлённо собираясь у одного из бортов, ещё долго смотрели нам вслед.

Команда, многие из членов которой всё ещё не верили, что они до сих пор живы, смотрели, как корабль, разрезая волны, легко обходит своих вёсельных сотоварищей.

– Витале! Корабль – просто чудо! – капитан вернулся к штурвалу и, отогнав от него рулевого, сам взялся за деревянные рукояти.

– О-о-о, какое блаженство, – продолжал восхищаться он, чувствуя, как всего несколько оборотов штурвала заставляют бригантину поворачивать нос в нужную ему сторону.

Он повернул ко мне заплаканное от счастья лицо.

– После рождения дочерей я думал, больше никогда не буду так счастлив в жизни, – признался он, – но теперь даже и не знаю.

– Ну, значит, хватит веселиться, – хмыкнул я, – приступайте к тестам, что я написал. Нам нужно оценить управляемость и мореходность моей ласточки, пока судно идёт в фордевинд. Заметили небольшое рыскание? Нужно быть внимательнее, чтобы не повредить паруса.

– Хорошо, Витале, прости, – он с трудом стал серьёзным, – просто душа переполнена чувствами, и нет слов выразить, как прекрасен корабль.

– Считайте, что выразили, поскольку я знаю это лучше, чем кто-либо другой, – ухмыльнулся я.

Пока он занимался своей работой, я кликнул пороховых юнг, которых набрал в портовых притонах. Четыре самых смышлёных семилетки, которым выпал небывалый шанс попасть на корабль, преданными глазами смотрели на меня, боясь помять выданную им форму. У всех на моём корабле она была единого образца, просто должности и звания отличали различные нашивки, у этой ребятни были вышиты серебряными нитями пушки, такие же, но золотым шитьём были на форме канониров.

– Пора и нам попрактиковаться в реальных условиях, – обратился я к своему старому знакомому капитану Марко, который согласился сменить свою галеру на «Елену». Теперь он в табеле значился, конечно, не капитан, а бомбардир, главный над всеми канонирами и юнгами. Хотя их было пока немного, так что можно было сказать, что и над всеми самыми юными матросами корабля в целом.

– Слушаюсь, штурман, – наклонил он голову и стал распоряжаться своей командой, чтобы приготовили одну из пушек к стрельбе.

Я стоял и смотрел, как со многими сотнями часов отработанных движений на берегу всё начинает двигаться и расписанная мной программа действий каждого члена этой слаженной команды не сбивается ни на секунду. Неоднократно выпоротые юнги, быстро перебирая ногами, тем не менее осторожно несли картузы с порохом, их тут же принимали канониры, внимательно следя, чтобы ни искры от горящих фитилей запалов не попало на ткань. Несколько минут на заряжание – и пушка готова к стрельбе. Я показал, куда примерно должно упасть ядро, Марко винтами станины привёл дуло в подходящее положение и, подхватив запальник, поджёг порох на отверстии с насыпанным там порохом.

Тот моментально вспыхнул, и пушка через секунду раскатисто ухнула, выплюнув зашелестевшее в воздухе чугунное ядро, и откатилась назад, но удержалась от того, чтобы проехаться по ногам команды из-за намотанного на винград каната, закреплённого на внутренних скобах борта.

С небольшим всплеском ядро значительно не долетело до указанного мной места, которое к тому же мы ещё и прошли. Марко виновато посмотрел на меня, ожидая выговора.

– Качка, непривычные условия и движение, – я лишь покачал головой, – будем жечь столько пороха, сколько потребуется, чтобы вы научились учитывать все эти факторы.

– Клянусь вам своей душой, сеньор Витале! – горячо воскликнул он, прижав руку к сердцу. За ним это тут же повторил весь его новоиспечённый канонирский состав, за исключением, конечно, тех, кто сидел в пороховом погребе, готовя заряды для пушек.

***

Спустя пять дней, полностью завершив то, что хотели, мы пошли в обратный путь, все невероятно довольные проделанной работой. От капитана до юнги было приподнятое настроение от сопричастности к кораблю, равного которому не было ни у кого. Бертуччи вообще иногда даже забывал спать, настолько ему нравилось возиться с кораблём и командой, оттачивая их действия до одному ему понятного идеала. Причём недовольных не было и в помине, матросы с радостью бросались выполнять команды.

В таком состоянии мы и возвращались обратно, проходя мимо островов Сардинии.

– Паруса! – громкий крик сверху отвлёк моё внимание от пушек. Оставив проверять наличие трещин или подпалин, я поднялся к капитану. Он показал рукой на три генуэзские галеры, быстро движущиеся нам наперерез. И тут мне на память пришли слова отца и собственное обещание разобраться с проблемным вопросом. Я повернулся к стоявшему рядом капитану и спокойно спросил его:

– Вам не кажется, сеньор Бертуччи, что нас здесь кто-то не уважает?

Тот удивлённо посмотрел на меня и осторожно ответил:

– Это так сеньор Витале, но у нас вроде как мир с Генуей.

– Да, но их намерения явно враждебные, сеньор Бертуччи, – показал я на приближающиеся корабли, команда которых готовилась к бою. То тут, то там солнце отражалось бликами от доспехов команды.

– В этом я не могу с вами не согласиться, – кивнул он.

– Тогда чего вы ждёте? – я поднял одну бровь.

– К бою! – зычный крик капитана подхватил старший помощник, потом боцманы, и команда засуетилась, занимая боевой распорядок.

– Сеньор Марко, – я повернулся к замершему рядом бомбардиру, – потопите их, пожалуйста, для меня.

– С превеликой радостью, господин Витале, – хмыкнул тот и бросился отдавать приказы.

Канонерские команды расчехляли пушки одного борта, готовя их к бою, а юнги бросились вниз, неся заряды ко всем шести готовым пушкам. Вскоре, когда корабль, меняя галсы и маневрируя с такой скоростью, что легко уходил от менее ходких галер, огрызнулся слитным залпом пушек, от былой прыти противника не осталось ничего.

Брызги щепы от попадания по бортам ядер, словно ударом шрапнели снесли сразу десяток гребцов со своих мест. С удирающих галер донеслись крики ужаса и проклятий.

– Порох на тренировки был потрачен явно не зря, – прокомментировал я вслух, когда Марко со своими пушкарями утопил два из трёх кораблей, выжившая часть команд которых барахталась на воде, взывая о помощи, а мы бросились следом за оставшейся галерой, которая прекрасно поняла свою судьбу.

– Они выбросили белый флаг, сеньор Витале, – ко мне повернулся старший помощник.

– Где? Я лично ничего не вижу, а вы, сеньор Бертуччи? – я приложил руку к глазам. – Видимо, солнце слепит.

Капитан и старпом удивлённо посмотрел на меня, поскольку оно светило сбоку, но затем переглянулись.

– Да, летом оно бывает невероятно ярким, сеньор Витале. Пожалуй, я тоже им ослеплён, – ответил старпом.

Канониры, не услышав отмены первого приказа, за десяток минут затопили последнее из оставшихся судов.

Я задумчиво почесал затылок.

– Знаете, капитан, я также считаю, что действия команды этих кораблей бросают тень на весь город Генуя, поскольку они вероломно напали на скромных и простых мореплавателей, плывущих по своим делам.

– Да? – Бертуччи ошарашенно посмотрел сначала на тонущих людей за бортом, затем на меня. – Вы так думаете?

– Просто уверен, – я показал рукой на одинокий парус на горизонте, – думаю, нам нужно компенсировать те моральные страдания, которые нам сегодня причинила вся Генуя.

– Я согласен с нашим штурманом, капитан, – посмотрел на нас слушающий весь разговор старший помощник, тоже, кстати, один из моих бывших капитанов, – я лично сейчас очень страдаю.

– Если мне позволено будет сказать, сеньоры, – один из боцманов, стоявших рядом, подошёл ближе, вежливо обращаясь к знатным господам, – я так истерзался, что даже три раза за бой успел помолиться.

Сеньор Бертуччи удивлённо посмотрел на всех и тяжело вздохнул.

– У нас припасов на три дня.

– Думаю, сеньор Бертуччи, у них их значительно больше, – старший помощник показал на ещё три паруса, которые показались вдали.

Капитан под взглядами сразу трёх пар глаз сдался.

– Команда, к бою!

***

23 октября 1194 года от Р.Х., Рим

Кардинал Альбино после долгой поездки по различным уголкам Италии наконец добрался до Рима. Не торопясь, стал раскладывать вещи и письма из дорожного сундука, не думая, что вызов от Папы будет так скоро. Недоумевая, в чём срочность, он, подхватив кипу бумаг, направился во дворец Целестина III.

Второго близкого порученца рядом не было, поэтому он, отдав письма, предназначенные лично Папе, приготовился докладывать результаты и договорённости с епископами и архиепископами, которых он достиг за время поездки.

– Подожди Альбино, – тот протянул ему письмо, – помнишь наш разговор в начале лета?

Кардинал задумался, этих разговоров было множество.

– Прочти, – Целестин III показал на бумагу.

Альбино прежде всего увидел печать совета консулов Генуи и лишь потом стал читать само послание, полное мольбы и призваний всех небесных кар на голову одной небезызвестной всем личности.

– А-а-а, – протянул он, – так вот для чего ему потребовался такой корабль.

Папа покачал головой и, покопавшись в бумагах на столе, достал ещё одно письмо.

– А это из Пизы.

Кардиналу достаточно было кинуть один взгляд, чтобы понять, что содержанием оно мало чем отличалось от предыдущего.

– И что они просят у вас?

– Отлучить всю Венецию от церкви, – хмуро произнёс Целестин III, – из-за одного ребёнка.

– Губу пусть закатают, – моментально ответил Альбино, – доходы от соборов и церквей венецианцев составляют почти двадцатую долю всей прибыли.

– Я придерживаюсь того же мнения, – согласился святейший отец, – но нужно что-то делать. Венецианец топит все военные корабли и галеры этих двух городов, грабит всех купцов подряд, и хотя людей, если не сопротивляются, отпускает восвояси, всё равно я молчу про упавшую репутацию Генуи и Пизы, их экономика находится на грани коллапса! И всё из-за одного-единственного корабля, парализовавшего всё мореплавание в Балеарском, Средиземном и Тирренских морях.

– Судя по тому, что я видел в день его спуска на воду, догнать его никто не в силах? – задумчиво произнёс кардинал, вспоминая как свои ощущения, так и ответы на его вопросы от бывалых капитанов, которые, поняв, что корабль не утонул, а вполне себе отлично пошёл дальше, весьма осторожно стали давать оценки, когда их стали спрашивать про новое венецианское чудо.

– Да, говорят, он с лёгкостью уходит от преследователей, затем разворачивается и, идя против ветра, догоняет и топит растянувшуюся вереницу кораблей противника по одному из каких-то дьявольских предметов, – возмутился святейший отец.

– Это пушки, ваша святость, – поморщился кардинал Альбино, лично видевший вооружение корабля Венецианца, – китайцы используют их в своих войнах, до нас доходили новости от купцов.

– То есть и это не происки дьявола? – поразился Целестин III.

– Нет, просто обитые вокруг дерева куски металлических полос и заряд пороха, толкающего каменное ядро, – объяснил кардинал, – и, похоже, я вспомнил, откуда он мог об этом узнать. Луиджи, когда был у него учителем, упоминал о китайце, который жил там в качестве личного раба Витале.

– Это же страшные орудия, Альбино! – возмутился Папа. – Они в щепки разбивают любой корабль! А если у Венеции появится флот из подобных кораблей? Что тогда будет?

– За это можете быть спокойны, святейший отец, – поднял руку кардинал, – не появятся.

– Почему ты так думаешь? – удивился Целестин III.

– Мне подсчитали примерную стоимость этого корабля, – Альбино достал одно из писем в своей сумке и протянул его Папе, который, глянув на ряды цифр, икнул.

– Боже, Господь всемогущий, – он трижды перекрестился, – потратить огромное состояние всего лишь на один корабль? Пусть даже такой? Он точно безумен.

– Не более, чем вы или я, святейший отец, – не согласился с ним кардинал, – мне сказали, что он собирался уйти в море всего на неделю, чтобы проверить свой корабль, теперь, видя, что происходит, думаю, генуэзцы или пизанцы сами попытались на него напасть и пожинают плоды своих намерений. Так что я думаю, этот вопрос легко можно урегулировать. С этих двух городов возьмите огромный штраф и преференции для наших церквей за нападения на мирных торговцев, а я, в свою очередь, пошлю гонца к отцу Витале. Он прислушается к вашей просьбе. Заодно, раз Венецианец разбогател, можно предложить ему за долю малую размером процентов в двадцать-тридцать от награбленного, снять наконец отлучение от церкви.

На губах папы заиграла улыбка, старый друг, похоже, и правда нашёл самый простой выход из ситуации, да ещё и с большой пользой для Святого престола.

– Ты уверен, что он послушается? – на всякий случай уточнил он.

– Если он и правда всего лишь хотел испытать корабль, то с избытком уже это сделал, – пожал плечами кардинал, – думаю, согласится и ещё как. К тому же матушка его, истинная католичка, который месяц умоляет епископа простить сына и похлопотать перед вами за него, она сильней самого Венецианца переживает это отлучение.

– Тогда готовь письмо, я подпишу, – согласился с ним Целестин III.

Глава 7

Венецианскую галеру, которая упорно следовала за нами третий день, трудно было не заметить, так что пришлось развернуться и, догнав, узнать в чём дело. Оказалось, послание от отца, а точнее, дожа республики с категоричным приказом сворачивать пиратскую деятельность и возвращаться домой. Такое однозначное распоряжение проигнорировать было нельзя, поэтому я передал капитану галеры, что мы возвращаемся и прибудем в Венецию гораздо быстрее него. Тот с восхищением и завистью посмотрел, как мы ставим паруса, и вскоре бригантина, набирая ход, умчалась в сторону Адриатического моря.

***

Специально, чтобы не вызывать ажиотаж, мы попытались проникнуть в город через закрытую гавань Арсенала, оставив корабль под охраной рядом с нашим поселением мастеровых, но не тут-то было. Народа, мгновенно заполонившего набережную, было, пожалуй, больше, чем в день отплытия «Елены», так что корабль мы оставили, но вот за воротами всех старших офицеров подхватили на руки и, несмотря на наши попытки вернуться на землю, под радостные крики толпы потащили в сторону дворца дожа. Делать было нечего, пришлось смириться, против такого количества невозможно было даже пошевелиться, поскольку, если им казалось, что я падаю, тут же добавлялась ещё пара рук, поддерживающих моё небольшое тельце.

Когда нас доставили к базилике святого Марка, из дворца в сопровождении огромной свиты появился отец и задвинул приветственную речь о доблестных сынах республики, которые показали несознательным гражданам других городов, кто является владычицей Средиземноморья. И всё это под радостные крики и овации толпы, которая ещё долго не расходилась, поскольку нас попросили рассказать, скольких мы задержали и скольких проклятых генуэзцев пустили ко дну.

Конечно, дело не обошлось без церкви, епископ тоже выступил с речью, затем провёл мессу, и напоследок я, слегка уставший от всего этого и желавший побыстрее попасть домой, достал свой кошелёк и, попросив такие же у своих спутников, стал разбрасывать горстями в народ монеты, не разбирая их достоинства. Небольшая давка, слава богу, не принесла жертв, но зато довольный таким окончанием встречи народ наконец стал расходиться. Нас же разобрали родные, которые, конечно же, тоже присутствовали на встрече, я только успел сказать на прощание команде, что завтра в обед жду их всех на корабле для дележа добычи.

***

Дома меня тоже ждал небольшой праздник, как из-за очередного пропущенного дня рождения, ставшего моей своеобразной традицией, так и из-за огромного наплыва гостей, которые все почему-то были с дочерями. Такого наплыва молодых, симпатичных и не очень девушек наш дворец ещё не знал. Я с трудом избегал многочисленных знакомств и представлений, мечтая только об одном, чтобы поскорее всё закончилось, и я отправился отдыхать. К сожалению, и это оказалось несбыточной мечтой. Когда поздно ночью ушёл последний гость, отец и мама вызвали меня на разговор.

– Неужели нельзя подождать до завтра? – возмутился я, усаженный напротив них.

– Витале, завтра ты с первыми лучами солнца уже умчишься в Арсенал, – мама слишком хорошо меня знала, – а потом и глазом моргнуть не успеешь, как ты уже где-то на другом конце света, ищи потом тебя.

– Вы всё преувеличиваете, графиня, – скромно потупился я.

– Поддерживаю супругу, – Энрико пытался казаться серьёзным, но улыбка то и дело проскальзывала у него на губах, – поэтому давай поговорим, пока ты никуда не можешь сбежать.

– Ну давайте, – тяжело вздохнул я.

– Во-первых, папа предлагает снятие отлучения за часть отнятого тобой у христиан, и ты согласишься, – начал он, – за долю можешь, конечно, поторговаться, но мир между тобой и Святым престолом должен быть заключён.

– Ладно, – согласился я, – только, зная их, это наверняка будут грабительские проценты.

– Витале, это противостояние не в твою пользу! – пресекла мои потуги мама. – Нельзя идти против церкви и веры!

– Да я разве иду?! – настала моя очередь возмутиться. – Это меня не пускают на мессы, а не я не хожу по своей воле.

– Витале! – мама поджала губы.

– Хорошо, мам, – я понял, что это для неё слишком серьёзный вопрос, как, в принципе, и всегда, когда это касалось веры.

– Во-вторых, ты перестанешь уже отвечать всем отказами и рассмотришь претендентку на помолвку, – продолжил отец, – иначе я сойду с ума от бесчисленного количества предложений! Реши этот вопрос и быстро!

– Кстати, почему Елена? – вмешалась мама. – Вы разве знакомы?

– Это просто шутка, – я развёл руками, – чтобы Анна увидела, кому отказала.

– Из-за твоих неуместных шуток, – Энрико покачал головой, – Контарини подумали, что вы тайные любовники, и потребовали, чтобы ты на ней немедленно женился. Я только чудом уговорил главу дома подождать с этим решением до твоего возвращения.

Я закашлялся.

– Она Контарини?

– А ты не удосужился даже этого узнать? – графиня заломила руки. – Бедную девочку заперли во дворце и с самого твоего отплытия не выпускают из дома.

– Да я даже ни разу с ней не разговаривал! Почему все решили, что это она? – я попытался спрыгнуть с темы. – Может, это Елена Троянская? Я ведь люблю историю.

– Витале, не делай из нас дураков, того скульптора, который делал профиль на корабле, нашли в тот же день, и он подтвердил, что делал его по гравюре, предоставленной тобой.

– Деревня какая-то, а не город, – мгновенно загрустил я.

– В общем, как только решишь дела с церковью, готовь дорогие подарки, и мы отправимся извиняться, – отец вздохнул, – позор на мою седую голову.

– Да я могу и один сходить! – вскинулся я от такого недоверия.

– Нет! – оба родителя вскрикнули одновременно и переглянулись. – Хватит нам текущих проблем.

– Ну и последнее, если хочешь, чтобы республика прикрыла твои похождения от разгневанных послов Генуи и Пизы, будь добр сдать налог, – заговорил со мной уже не отец, а дож.

– Сколько? – тяжело вздохнул я.

– Десятой части хватит, – подмигнул неожиданно он, – и то всё в основном уйдёт на организацию празднований и месс в соборах и церквях, чтобы задобрить народ.

– Хорошо, завтра всё равно раздел добычи. Отложу долю и для города, тогда церкви достанется меньше, не собираюсь от своей части отрезать её.

– Витале, – тут уже нахмурилась мама, – гонец от кардинала всё ещё здесь, ждал твоего возвращения, сегодня же подготовишь ответ, и он увезёт его завтра поутру.

– Сделаю, мама.

– Ну вот и отлично, а теперь можем отправляться отдыхать, все, кроме тех, кому нужно закончить дела, – на меня строго посмотрели оба.

– Пора свой дворец строить, – пробурчал я, поднимаясь с места.

– Витале!

Пока со мной не учинили новых разборок, я быстро сбежал к себе в покои, где попал в руки Роксаны, радостно щебетавшей и вываливающей сразу тонны новостей, пока она меня переодевала.

Весь стол был завален письмами, но я заметил одно, которого долго ждал. Отодвинув от себя девушку, я достал его и, распечатав, стал читать, затем протянул ей. Она сначала не понимала, почему я это делаю, затем, прочитав первые строки, вскинула на меня взволнованный взгляд.

– Читай, это весточка от твоих родителей. Они оба рады новости, что ты жива. Я попросил одного из купцов, у которого закупал берёзовый дёготь, узнать про тебя в Великом Новгороде, как видишь, твои родные нашлись.

Из глаз Роксаны закапали слёзы, она пыталась одновременно читать письмо и вытирать рукой глаза.

– Если хочешь, я могу организовать тебе возвращение домой, – предложил я.

Девушка громко всхлипнула и бросилась на колени, обнимая меня за ноги.

– Нет! Нет! Прошу, не отсылайте меня, господин, – рыдала она, всхлипывая, – кому я буду нужна такая калека?

– То есть это вопрос только твоей руки? – поинтересовался я. – А если я смогу её восстановить? Я вижу лишь то, что она неправильно срослась после множественных переломов, это, наверно, не такая большая проблема, если ты её чувствуешь.

На меня поднялся взгляд, полный надежды, смешанной с недоверием.

– Как такое возможно, господин Витале?

Я почесал затылок.

– Ладно, это точно не дела ближайших лет, забирай письмо и не разводи мне тут сырость. Кыш отсюда!

Она, извиняясь, бросилась из комнаты, держа в руке письмо.

– А мне пока нужно поработать, – я вернулся за стол, разгребая накопившиеся письма, отвечая сразу одним словом на те, где были предложения рассмотреть женитьбу на очередной родовитой девочке.

Одно письмо привлекло меня необычным предложением, кто-то воспользовался подаренной мной Салах ад-Дину системой цифробуквенной записи шахматной партии и предлагал сыграть, сделав первый ход. Меня это заинтересовало, так что я ответил и отложил его к отправке, посмотрев, что неизвестный собеседник проживает в Египте. Остальное не стоило моего внимания, какие-то шарлатаны или любители халявы предлагали проекты, которые, конечно, должны были обогатить меня в далёком будущем. Эти я сразу выкидывал в мусорную корзину.

Закончив, я потянулся, разминая затёкшую спину, и подумал, что надо бы за этот месяц до отправления в большой поход возобновить тренировки, а то скоро и правда стану больше моряком, чем сухопутным человеком, хотя, если честно, месяц, проведённый в море, здорово улучшил как моё здоровье, так и моральное состояние, когда есть только корабль, ветер, море и никаких других забот, ну, кроме сражений с другими кораблями.

***

– Доброе утро, сеньор Бертуччи, сеньоры, – раскланялся я со всеми немногочисленными членами офицерского состава нашей команды, которые прибыли к пристани, где покачивалась на волнах «Елена». Большая часть команды провела здесь ночь, охраняя как сам корабль, так и трюмы, забитые товарами и ценностями. Они в предвкушении раздела радостно заёрзали на своих местах.

– Предлагаю выбрать нашего капитана главным распорядителем, – предложил я всем, – думаю, ни у кого нет сомнений в его честности, порядочности, а также наличии опыта в этом весьма непростом деле, чтобы никто не ушёл обиженным.

Возражений не последовало, и вскоре на палубе стала расти гора всевозможных товаров, начиная от рулонов ткани, амфор с маслом и заканчивая, собственно, деньгами и драгоценностями. Бертуччи взял в руки протянутую квартирмейстером ведомость состава с положенными им долями, дополненную мной ещё и положенной премией. Капитан стал на глаз оценивать ценность товаров и, конечно, делая это в пользу матросов, затем вызывая каждого, говоря, на какую сумму тот может взять либо товара, либо денег. Понятное дело, что деньгам давалась полная цена, товары же шли по меньшей расценке, поскольку их нужно было ещё и продать. Поэтому многие матросы в желании ещё и подзаработать брали товары и лишь небольшую часть остатка деньгами.

Так достаточно быстро они, забирая причитающееся, отправлялись по домам, а когда дело дошло до офицеров, от большой горы товаров осталась самая ценная часть.

– С этого нам нужно будет отдать городу десятину, – сказал я, прося сразу отложить нужное. С этим также никто не стал спорить, поэтому вскоре и офицеры стали забирать причитающееся, также сразу покидая корабль. На борту осталась только моя охрана, привезённая из дома, а также люди сеньора Франческо, которые заняли посты так, чтобы никто не забрался на борт ни со стороны берега, ни со стороны воды. Ну и мы двое с капитаном.

– М-м-м, сеньор Витале, – смущённо обратился ко мне Бертуччи, – я старательно не хотел поднимать эту тему, но что вы думаете насчёт моей сестры?

Я, всё ещё находясь в расчётах, пытаясь понять, сколько из оставшегося смогу отдать церкви, ответил ему, не вслушиваясь в вопрос:

– Какой сестры?

– Елены, – смутился он.

Тут в голове прояснилось, и я уже внимательнее посмотрел на него.

– Я с ней не знаком и никогда даже не разговаривал.

– Да, она тоже об этом говорит, но тогда почему корабль назван её именем? Ладно бы ещё это была двухсотая галера вашего дома, одна из многих сотен, но бригантина, уникальность которой ни у кого не вызывает сомнений…

– Бертуччи, – я тяжело вздохнул, произнеся эту фразу, наверно, в десятый раз, – это была шутка. Как вы помните, дочь сеньора Франческо посчитала возможным расторгнуть со мной помолвку, поэтому я решил уколоть её таким способом. Я до сих пор не понимаю, почему все пытаются выжать из этого какие-то свои выводы, не имеющие к реальности никакого отношения.

– Отец после моего возвращения выразил желание с тобой познакомиться, и это было бы хорошим шансом объяснить, что к Елене ты не имеешь никаких чувств, – предложил он.

Во мне тут же начали бороться двойственные чувства: послушание, поскольку родители запретили идти к ним одному, и желание поскорее всё это закончить, чтобы от меня уже все отстали. Победило второе, поэтому я согласился и, чтобы не идти с пустыми руками, предложил поделить нам с Бертуччи оставшуюся кучу ценностей просто пополам, без учёта того, что там лежит. Он моментально согласился, сказав, что не видит особой чести в дележе между нами, так что, позвав охрану с сундуками, мы приказали собрать в них каждый своё. Во время загрузки я увидел красивый, богато украшенный драгоценными камнями крест, его я забрал в шкатулку, где лежала на парчовой подложке красивая золотая тиара, и последним забрал наборный пояс из золотых пластин с гравировкой, а также вставками из глазури и драгоценных камней.

Отправив сундуки с охраной по домам, сами мы отправились ко дворцу его семьи, раскланиваясь во все стороны, поскольку все, кто видел нас, здоровались и желали здоровья. Не отвечать было невежливо, так что старались оба.

Глава 8

– Палаццо Контарини даль Боволо, – словно познакомил нас друг с другом Бертуччи, когда мы приблизились ко дворцу, похожему на наш, только на пару этажей повыше, ну и без церкви, естественно.

– Очень приятно, – поклонился я и объяснил непонимающему мужчине, как воспринял его слова. Он громко рассмеялся, и встречающие нас на пристани недоумённо переглянулись, они-то не слышали всего разговора.

Когда он стал представлять людей, которые ожидали нас, я с удивлением понял, что мне выказали большую честь, поскольку на пристань явился сам глава дома Контарини, сеньор Пабло.

– Рад познакомиться с подрастающим поколением, – старик оценивающим взглядом смотрел, как я кланялся и расшаркивался перед ним, соблюдая все нормы этикета.

– Сеньор Пабло! – я всплеснул руками, закончив с поклонами. – Произошла чудовищная, просто катастрофическая несправедливость, в которой я случайно оказался замешан, о чём, конечно же, очень сожалению!

– Да? – удивился он, косясь на сына. – Это какая же?

– Все эти ужасные обвинения, которые коснулись вашей дочери, Елены, – я сделал самое печальное лицо из всех, что мог, – это всё ужасная неправда. К своему стыду, должен признать, что я даже вначале не знал, как зовут ту незнакомку, гордый профиль которой мне так понравился, что я попросил скульптора изобразить его на корме своего корабля, и потом, когда мне сообщили её имя, я не стал уточнять, чью фамилию носит эта замечательная и благородная красавица, поскольку, ввиду юного возраста, не посмел бы даже подумать познакомиться с такой величественной девушкой.

– Это правда? – он заинтересованно смотрел на меня, пытаясь понять, что из моей покаянной речи является правдой, а что вымыслом.

– Клянусь своей душой, – я тут же поклялся и трижды перекрестился, всё равно пока был отлучён от церкви.

– И, чтобы загладить эту жутчайшую несправедливость, позвольте преподнести дары, как вам, так и вашей дочери, – я помахал рукой, и охранники передали мне шкатулку.

Сеньору Пабло я подарил драгоценный пояс, его жене преподнёс крест, ну а девушке досталась та самая шкатулка с лежащей в ней тиарой. Всё было внимательнейшим образом рассмотрено и достойно принято, после этого мне предложили пройти в дом.

За ужином собралась вся многочисленная семья, многие члены которой разглядывали меня с любопытством, словно диковинную зверушку.

– А почему Елена не спустилась к нам? – полюбопытствовал глава дома таким тоном, что кто-то из младших, сидевших с края стола, тут же сорвался с места, кинувшись в глубь помещений.

Меня посадили по правую руку от главы дома, напротив наследника. В этот момент холодный ручеёк пота потёк по моей спине. Только самые дорогие гости могли рассчитывать на подобную рассадку, ну, или члены семьи, следующие по старшинству за наследником рода. Мои подозрения начали сбываться, когда через пять минут спустилась девушка с заплаканными глазами, и ей предложили сесть рядом со мной. Отца ослушаться она не могла, поэтому, не поднимая взгляда, аккуратно опустилась по правую руку от меня. Меня моментально обдало приятными запахами масел и благовоний.

Мы помолились и принялись за еду. Причём слуги моё место обходили за два метра, я сначала было подумал, что это какое-то унижение, но нет. Сеньор Пабло громко прочистил горло, и на мои блюда стала накладывать еду сама Елена, боясь даже краем одежды прикоснуться к моей руке или телу. Холодный пот ещё раз прокатился по позвоночнику, заставляя выпрямить и без того ровную спину.

– Мы так мало знаем о вас, Витале, – когда первый голод был утолён и слуги разнесли вино, от которого я отказался, произнёс глава дома, – хотя истории, которые окружают ваше имя, иногда кажутся даже мне слегка надуманными.

– Большинство, конечно же, придумывает народ, – легко согласился я, – я обычно не прислушиваюсь к сплетням, как, например, к тем гадостям, что поют обо мне менестрели, все это сплошь выдумка и домыслы.

– Да? Например, и те, что связаны со смертью доблестного Маркварда фон Аннвайлера? – усмехнулся один из пожилых людей, сидевших рядом с Бертуччи. – А мне двоюродный кузен, состоящий в свите императора Генриха VI, рассказывал, что всё происходило прямо у него на глазах.

Я остро на него глянул и пожал плечами.

– Возможно, он не так понял или увидел. Было довольно темно к тому времени, когда граф покинул нашу бренную землю.

Тот в ответ на такое заявление хохотнул, но не стал развивать тему.

– А правда, сеньор Витале, – раздался звонкий голос с самого конца стола, – что вы небольшим отрядом остановили всю конницу Франции? Как это возможно? Мы столько спорили с братьями об этом. Многие склоняются к тому, что это или преувеличение рассказчиков, или чудо.

– Чудо – это когда видишь таких прекрасных женщин и девушек, – я поклонился хозяйке стола, – как ваша матушка и сёстры. Здесь же были длительные тренировки и правильное использование позабытых знаний.

– Каких интересно, сеньор Витале?

– Македонской фаланги, – ответил я, – которую я немного доработал и развил.

Следующие вопросы, посыпавшиеся один за другим, заставили меня углубиться в тему, описывая ту эпоху. Походы Александра и завоевания, которых уже сейчас некому было повторить. Часто переходя на высокую латынь, когда описывал или сравнивал построения римских легионов с нынешними войсками, не в пользу последних, конечно. Разговор затянулся на час, но, когда я увидел, что женщины откровенно скучают, закончил свою речь парой предложений.

– Простите, сеньор Пабло, – извинился я, – в вашей дружной семье так быстро летит время, что я позабыл его счёт, а ведь пообещал отцу помочь с одним важным делом.

Тот кивнул, позволяя мне встать, напротив поднялся Бертуччи, сказав, что проводит меня. Сеньор Пабло попрощался со мной, его жена выразила желание видеть меня в доме ещё, а я, кланяясь и улыбаясь, быстро смотался оттуда. Когда наследник Контарини провожал меня до лодки, я спросил у него:

– Как думаете, сеньор Бертуччи, моих извинений было достаточно? Вопрос с Еленой будет закрыт? Её теперь выпустят из дома?

Тот хмыкнул, посмотрел на канал, где качалась лодка, подсвеченная факелами, и задумчиво произнёс:

– Не хотелось бы вас огорчать, сеньор Витале, но вы, похоже, понравились отцу.

– Вы так говорите, будто это плохо, – не понял его я.

– Для рода хорошо, но вот для вас, наверно, всё же плохо. Редко кто с первого взгляда производит на него такое впечатление, что удостаивается права сидеть напротив меня. Насколько я помню, вы третий, кто там сидел, не из нашего рода. Да и Елену посадили с вами неспроста, но это, я думаю, вы и сами заметили.

– Эх, знал бы, сколько проблем это принесёт, дал бы кораблю другое имя.

– Что делать, прошлого не вернуть, Витале, – он поклонился мне, – до завтра. Вы ведь будете участвовать в осмотре судна?

– Конечно, – кивнул я, прощаясь и садясь в лодку.

Гребцы оттолкнулись от пристани длинными вёслами и повезли меня домой.

***

Бертуччи вернулся в дом, где за столом его ждали только родственники, которые могли принимать решения за весь род. Отец приглашающе показал рукой на его место.

– Объяснись, сын, – попросил он, – ты крайне не хотел, чтобы сын Дандоло был в нашем доме. Мы, все здесь присутствующие, так и не нашли в его поведении чего-то, что заставило бы нас придерживаться такой же точки зрения.

– Он опасен, отец, – Бертуччи покачал головой, – за маской улыбчивого ребёнка скрывается жестокий и расчётливый убийца, который, не моргнув глазом, перешагнёт через любого, кто встанет на его пути. Ты бы видел генуэзских матросов, которые молили и заклинали его всеми святыми спасти их, но он был непреклонен, бросая их умирать в море.

Сеньор Пабло переглянулся со своими братьями и кузенами.

– Может, я чего-то не понимаю, Бертуччи, – озадаченно произнёс он, – но когда это стало плохим качеством для купца или полководца? Наоборот, это доказывает, что Энрико Дандоло правильно воспитал сына. Да, от его братьев пока мало толку, но зато самый младший успешно делает работу по усилению рода за всех разом.

– Я всё же не хотел бы, чтобы мы слишком сближались с ним и его родом, – упёрся Бертуччи, отстаивая свою точку зрения, – за ним остаются только хаос и разрушения, а я не желаю, чтобы наш род имел к этому отношение. И тем более категорически против идеи отдать ему в жёны Елену.

– Зачем же тогда ты согласился быть его капитаном?

– Из-за корабля, – честно признался тот, не став, конечно, упоминать о договоре с Франческо Бадоэр, – это настоящее чудо, а не судно, и я не могу устоять перед искушением поплавать на нём.

– Та дорога, что ты выбрал, племянник, не приведёт тебя ни к чему хорошему, – один из дядей огорчённо покачал головой, – дела с домом Бадоэр, конечно, твоё личное, но, если вы замыслите что-то против этого юноши, и он об этом узнает…

Он сделал паузу.

– Ты сам знаешь, чем это может закончиться. Смерть Маркварда фон Аннвайлера была достаточно красочной, чтобы закрыть на это глаза. Мы не можем рисковать нашим родом. Энрико полностью поддерживает сына, он сам имеет какие-то дела со Святым престолом, если кардиналы ездят к нему на переговоры, и я лично не готов поставить существование нашего рода на кон из-за твоей мягкотелости.

– Чего вы хотите? – нахмурился Бертуччи.

– Чтобы сын Дандоло не повернулся против тебя и рода, – ответил глава дома Контарини, – только и всего. Как ты это сделаешь, нас не сильно интересует, ты будущий глава и должен сам выбирать методы.

– Хорошо, отец, я подумаю над вашими словами, – он склонил голову.

– Надеюсь, сын, – тот пошевелил рукой, и все стали подниматься и расходиться.

***

Перед сном Бертуччи постучал в дверь комнаты сестры и, услышав разрешение, вошёл. Елена сидела на коленях перед распятьем и молилась, а слёзы так и лились по её щекам.

– Перестань, родная, – он опустился рядом и обнял её, – я не отдам тебя ему.

– Обещаешь? Брат? – Елена перевела сияющие глаза на молодого мужчину.

– Да, клянусь всем святым, что у меня есть, – он склонился, и солоноватые мягкие губы сестры встретились с его губами. С трудом, задыхаясь от переполнявших их чувств, оба отпрянули друг от друга.

– Не здесь, Елена, – взволнованно прошептал он, посмотрев в сторону приоткрытой двери.

Девушка закивала и отстранилась, оставив только руку в его ладони, касаясь грубой, мозолистой кожи.

– Мне пора, жена будет волноваться, – он поднялся на ноги, разрывая рукопожатие, – спокойной ночи, Елена.

– Я помолюсь за тебя, Бертуччи, – она посмотрела на него влюблённым взглядом, провожая взглядом до двери.

Глава 9

– Витале! – грозный голос отца настиг меня на пороге.

– Меня нет! – я бросился удирать, пока он не догнал. Нужно было торопиться в Арсенал, поскольку я и так проспал из-за вчерашних посиделок с семьёй Контарини.

К сожалению, не сработало. Возле выхода на пристань меня ждала мама, грозно хмуря брови и скрестив руки.

– Попался!

Стража, старательно делая вид, что её тут нет, мгновенно испарилась от входа.

– Ну что опять? – остановился я, тормозя сапогами по каменной плитке тропинки.

– Это что такое? – Энрико наконец добрался до нас, тяжело дыша и потрясая письмом. – Мне кажется, мы вполне ясно запретили тебе одному идти к Контарини!

– Бертуччи пригласил, и было невежливо отказываться, – вздохнул я, – не переживай, всё прошло отлично, они приняли подарки, мы поужинали и мирно разошлись. Никто не пострадал.

– Да, вот только Пабло Контарини с утра прислал нам с Контессой приглашение через неделю отпраздновать вместе с ними день рождения его жены! В его доме! – он по-прежнему тряс бумагой.

– Чего в этом плохого-то? – удивился я, не понимая его реакции на простое приглашение в гости.

– Давай-ка я лучше объясню, – мама подошла ко мне ближе, – видишь ли, дорогой, за много десятилетий и даже столетий в городе установилась определённая структура взаимоотношений между великими домами. Организовались союзы. Одни дома дружат против других, следующие враждуют против ещё одних.

– И?

– Хорошо, давай ещё проще, – кивнула она головой, – представь, что перед тобой гигантский клубок ядовитых змей, и ты наклоняешься, поднимаешь камень и со всей силы его туда бросаешь. Дошло? Вот примерно такой же эффект вызовет среди великих домов это приглашение от дома Контарини, с которым мы пару десятков лет вроде как враждуем.

– Я всех помирил. Я молодец? – обрадовался я.

Мама огорчённо опустила голову, а отец махнул рукой, тихо ругаясь, возвращаясь во дворец.

– Ну, тогда я побежал, – пока им стало не до меня, я быстро выскользнул за ворота.

***

Бригантина проходила килевание, и я вместе со всеми корабелами лазил по всему днищу, внимательно осматривая медные листы, проверяя, не отошли ли они от деревянного корпуса, и не сорвались ли где головки латунных заклёпок. Сначала была полная процедура осмотра с одной стороны, затем закачка воды в шлюз и снова её спуск, чтобы положить корабль на другой бок. С которым вся процедура повторилась заново.

– Вроде бы всё хорошо, – я посмотрел на корабелов, которые с опаской на меня посматривали, с тех самых пор как корабль на виду у всех не утонул и не перевернулся при спуске на воду.

– Да, сеньор Витале, – просительным тоном отозвался старший из них, – хотя я бы осмотрел ещё и всё изнутри.

Я почесал голову, признавая правдивость его слов.

– Снимайте часть палубы, мы будем осматривать всё, – согласился я.

– Сеньор Витале! – ко мне подбежал один из юнг. – За воротами вас ждёт курьер, охрана попросила позвать вас.

– Начинайте без меня, скоро вернусь, – кивнул я мастерам.

Перед воротами Арсенала, а точнее, той части, что обсуживала нас с сеньором Франческо, и правда обнаружился крайне запылённого вида гонец, который, поклонившись, отдал мне письмо со знакомой печатью кардинала Альбино.

На всём листке значилась только одна римская цифра.

«XVIII».

Это был уже пятый гонец, которые курсировали между Венецией и Римом, поскольку мы с кардиналом торговались, словно две базарные бабы, за каждый медяк в моей доле добычи. А точнее, за проценты, число которых он постоянно увеличивал, а я уменьшал, заставляя курьеров проезжать огромные расстояния только из-за двух цифр.

Крикнув юнгу, я дождался, когда он принесёт письменные принадлежности и подставит свою спину, на которую я положил лист и, зачеркнув несколько раз написанные там цифры, поставил свои, из вредности арабские.

«15».

И дописал ниже для убедительности.

– Скоро отбываю далеко и надолго, поэтому это моё последнее слово.

Свернув письмо в рулон, я налил подогретого воска и запечатал его шляпкой корабельного гвоздя, который случайно оказался у меня в руках.

– Держи, – я отдал гонцу письмо и десять шиллингов на дорогу.

– Спасибо, сеньор, – поблагодарил меня он, снова забираясь на скакуна.

Разобравшись с делами, я отправился проверять хозяйство купора, который с тремя подчинёнными ему матросами принимал и осматривал бочки, в которых мы повезём еду, воду и порох. Его я гонял нещадно, несмотря на то что это тоже был один из верных мне капитанов, согласившихся ради дальнего прибыльного рейса поучаствовать в моей авантюре. Ему я по нескольку раз втолковывал, как важно иметь хорошие бочки, а также во время пути переливать воду из наполненных бочек в пустые, используя два слоя шерстяной ткани с проложенным посередине слоем активированного угля. Главное при этом всегда помнить, какие бочки уже фильтровались, а какие нет, для этого он должен был вести дневник, за который его будет обязательно гонять уже старпом, которому я слегка добавил обязанностей. Также купор отвечал за качество и состояние еды, а именно солонины и сухарей, которых я накупил большое количество на тот случай, если мы не сможем долго причалить из-за штормов или штилей. Хотя, конечно, первое время будем есть относительно свежую еду.

Правда, я и тут напустил тумана, когда перед закупориванием наполненных водой бочек трижды молился, затем выливал туда из своей фляжки немного лимонного сока, чтобы она дольше не цвела, да и с цингой это вроде как должно было помочь нам побороться. Понятное дело, что никому я не говорил, что туда лью. И так во всех мелочах, почти в каждом случае я делал какое-нибудь маленькое, но улучшение, вводя в недоумение команду и офицеров, но спорить, конечно же, никто не мог, корабль был мой, все расходы на жалование также нёс я. Попробуй тут поспорить или криво посмотреть, мигом окажешься на берегу, где уже ждут толпы других, желающих попасть на борт. Особенно таких добавилось после нашего последнего похода, когда вышедшие на берег люди стали обеспеченными гражданами всего лишь после одного месячного плавания.

– Сеньор Витале! – позвал меня Бертуччи с борта корабля, когда я закончил осмотр дополнительных комплектов промасленных хлопковых парусов, а также более крепких их льняных штормовых собратьев.

– Да, капитан? – я задрал голову, посмотрев наверх.

– Вы назначили дату отплытия? Команда волнуется и хочет попросить хотя бы день побыть с родными, – спросил он.

– Дайте им три дня, – отмахнулся я, – мы выходим через две недели.

– Благодарю за ответ, сеньор Витале, – поблагодарил меня он, передав ответ мичманам и боцману.

Дальше эта новость разлетелась по всем уголкам корабля. Большинство тряслись от страха, поскольку морская навигация по Средиземному морю была закрыта ещё седьмого ноября, мы же, словно в насмешку и попирание всех привычных морских устоев, отчаливали в самый разгар зимних штормов. Поэтому команда боялась, крестилась и молилась, а их родные со слезами провожали их каждый день на корабль, где они несли службу, тренируясь и оттачивая своё мастерство, согласно положенным им должностям.

***

15 декабря 1194 года от Р.Х., Венеция

Утром я проснулся свежим и бодрым, несмотря на то что допоздна разбирался с опять накопившейся корреспонденцией. Первым я, конечно, отвечал своему неизвестному сопернику по шахматной партии, который оказался весьма искусным противником, а дальше уже по мере важности лиц, эти письма присылающих.

К большой радости мамы, неделю назад во всех соборах и церквях огласили приказ папы, который снимал с меня отречение, и она тут же отвела меня на мессу, заставив к тому же принести дары епископу. Пришлось, скрипя зубами, и тут раскошелиться, лишь бы сделать ей приятное. Она и правда сияла от счастья в этот день, хотя морщинок на лице добавилось, когда я упомянул за ужином о дне отплытия. Мама снова стала плакать, а отец её успокаивать. Когда же она успокоилась, он вынес мне небольшой изогнутый византийский составной лук с двумя мощными плечами, пару колчанов со стрелами и мешочек с тетивами.

– Знаю, ты любишь стрелять, – протянул он мне весьма дорогой подарок, – развлечёшь себя в дороге.

– Спасибо, пап! – обрадовался я, прижавшись к нему.

Мама подошла и тоже протянула мне чётки с небольшим чёрным крестиком.

– Попросила освятить их во всех соборах, надеюсь, они тоже помогут тебе.

Подтянув её к себе, мы все трое замерли в семейных объятьях.

***

Я с теплотой вспоминал вчерашний вечер, поворачиваясь по командам Роксаны, которая мыла меня прямо в комнате, разбрызгивая воду дальше деревянного корыта, в котором я стоял.

– Не ной! – прикрикнул я на неё. – Чего тут ещё больше сырости разводишь!

С красными глазами и сопливым носом она делала свою работу, заливаясь при этом слезами.

– Но… но… – это всё, на что её хватало перед очередным плачем навзрыд.

– Вот дура, – я покачал головой, велев заканчивать помывку.

Затем, выгнав её, надел свой лучший шёлковый костюм, опоясался дорогущим золотым поясом, затем закрепил на нём кинжал и повесил на шею огромный рубин на двух кольцах-креплениях сверху и снизу, затем посмотрелся в маленькое изогнутое стеклянное зеркало собственного производства и признал, что годен предстать пред народом.

Мои остальные вещи были уже на корабле, так что я, кликнув охрану, простился с мамой, которая тоже рыдала у себя в комнате, и отправился к лодке. Все до единого, кто видел меня, проплывающим по каналам, здоровались и желали хорошего пути. Очень много незнакомых лиц поплыли вслед и провожали до самой пристани у дворца дожа. Практически все были в курсе, что мы плывём в неизвестность, и многие нас заранее хоронили. Особенно выделялись семьи команды, которые навзрыд рыдали, провожая отцов, детей и других близких членов семьи.

– Доброе утро, сеньор Франческо, – поздоровался я с нахмуренным компаньоном, – чего такие пасмурные?

– Чувство беспокойства меня съедает, Витале, вот уже третий день, – неожиданно признался он, – словно и правда провожаю вас в последний путь.

– Ну, кому суждено быть повешенным, тот не утонет, – философски ответил я, вызвав изумлённый взгляд с его стороны.

Раздосадовано сплюнув в мою сторону, он перекрестился.

– Ладно, шутки в сторону, – я передал ему пакет документов, – здесь, как обычно, инструкции.

– Технологии зеркал есть? – он суетливо засунул бумаги себе под одежду.

– Да, как договаривались, два вида, один для богатых людей, второй для безумно богатых, – хмыкнул я, – и не давайте мастеровым простаивать, а то видел я, как они, вернувшись к своим привычным производствам, теперь халтурят.

Я погрозил кулаком в сторону Арсенала.

– Не волнуйся, я за всем прослежу, у меня всё больше появляется нужных людей для тотального контроля.

– Бумаги на треть нашей с вами производственной собственности у моего отца, – вспомнил я, – если не вернусь в течение трёх лет, это будет мой вам подарок. Уж постарайтесь, чтобы оставшаяся последняя треть у родителей приносила им хорошую прибыль, мало ли что случится.

– За это точно не стоит волноваться, – отмахнулся он, – я был против твоего предложения, но ты сам так решил.

– Ладно, – я вздохнул и протянул ему руку, – до встречи, сеньор Франческо.

– До встречи, Витале, – он пожал её в ответ, – возвращайся с деньгами.

Я засмеялся, кто-кто, а компаньон даже в такой момент думает о прибыли.

Помахав рукой всем провожающим, я взобрался на борт. Ждали только меня. Громко на рынде отбили склянки, удивив фактом наличия латунного колокола на корабле окружающий народ, и по приказу капитана матросы поставили кливера. Корабль, словно прощаясь с родным городом, сначала нехотя разворачивался, но по мере поворота, вставая в бейдевинд от набегающего ветра поднимаемых парусов, стал всё больше прибавлять в скорости.

Вскоре крики и шум толпы стали не слышны из-за шума волн, разбивающихся о нос бригантины.

– Сеньор штурман, прошу дать курс, – попросил меня Бертуччи. За его словами следили все свободные от вахт.

Я молча показал рукой в сторону открытого моря, подальше от побережья. Офицеры, матросы и мичманы переглянулись между собой и перекрестились, когда раздался его зычный голос.

– Рулевой?! Заснул?! Дать плетей?

Тот вздрогнул и стал крутить штурвал в нужную сторону.

– Нет, капитан. Простите, капитан.

Глава 10

13 января 1195 года от Р.Х., Гибралтар

Север Атлантического океана встретил нас неприветливо. Тучи скапливались на небе, грозя устроить шторм, а волны поднимались на два метра, разбиваясь о нос корабля и заливая переднюю часть. Одна польза от этого была несомненная, гальюны обмывались и очищались быстрее, чем в них гадили.

Особых приключений до выхода в первый океан у нас не было, галеры, завидев кучу парусов, тут же старались убраться с нашего пути, арабы же, видимо, наученные чужим горьким опытом, лишь издалека наблюдали за бригантиной, разрезающей воды рядом с их берегами. Нападать или мешать движению они не собирались, поэтому из Средиземного моря мы достаточно быстро и ловко перешли на следующую локацию нашего пути.