Троецарствие

Luó Guànzhōng

SĀNGUÓ YǍNYÌ

© Панасюк В.А., перевод на русский язык, наследники, 2024

© Рифтин Б. Л., предисловие, комментарии, наследники, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

«Троецарствие» и его автор

Когда в 1820 году в Китай вместе с Российской духовной миссией поехал чиновник Азиатского департамента Е. Ф. Тимковский, ему было поручено закупить там книги для русских библиотек. Среди прочих книг за немалую для того времени сумму был приобретен и ксилограф под названием «История Трех царств», про который в «Реестре китайским и маньчжурским книгам, купленным в Пекине в 1821 г.» было сказано: «Происшествия в течение 76 лет описаны живыми красками, со многими вымыслами, свойственными более героической поэме, нежели истории». Эта краткая запись, видимо, первое упоминание о «Троецарствии» Ло Гуаньчжуна на русском языке.

О Ло Гуаньчжуне, имя которого стоит на всех изданиях «Троецарствия», известно до обидного мало. Пятьдесят лет назад основоположник современной китайской литературы и блестящий исследователь ее классической традиции Лу Синь разыскал некоторые сведения о писателе и определил примерные даты его жизни – 1330–1400 годы. Исходя из комментариев Ло Гуаньчжуна к упоминаемым в «Троецарствии» географическим названиям, некоторые современные исследователи предполагают, что дату рождения писателя следует передвинуть лет на тридцать вперед и что, следовательно, он родился около 1360 года и умер, видимо, в 70-х годах XIV века. По некоторым источникам, он родился (или жил) в Цяньтане, подле знаменитого своими красотами города Ханчжоу, где с XII века были сосредоточены многочисленные зрелищные и увеселительные заведения. Под огромными навесами у Овощного рынка, перед Конным двором, подле Крепости, где стояли солдаты, и еще в двух десятках других мест выступали народные рассказчики. Среди них были и такие, которые повествовали о героях Трех царств. Мы знаем об этом из свидетельств очевидцев. Так, сунский автор Гао Чэн писал: «Во времена императора Жэнь-цзуна (1023–1063) на базарах встречались люди, рассказывавшие о событиях Троецарствия. Мастера-кукольники делали фигурки для теневого театра и изображали войну между Тремя царствами». Знаменитый поэт и эссеист XI века Су Дунпо оставил нам запись, свидетельствующую о том, на чьей стороне были симпатии тогдашних слушателей: «Когда дети с городских окраин шалили и надоедали домашним, те давали им деньги и посылали слушать рассказы про старину. Слушая повествования о борьбе Трех царств, дети хмурились и плакали, когда Лю Бэй терпел поражение, и громко выражали свою радость, когда разбитым оказывался Цао Цао». Так было в XI веке. Известно, что в следующее столетие существовал даже особый вид исторического сказа о борьбе Трех царств и что лучшим среди исполнителей этих историй слыл сказитель Хо Сыцзю.

XIII и XIV века – время расцвета китайской драмы, когда было создано более шестисот пьес, из которых не менее пятидесяти было посвящено героям Трех царств. Нет сомнения, что Ло Гуаньчжун видел многие из них. Он и сам создал три пьесы, из которых до нас дошла лишь одна – «Встреча ветра и облаков», повествующая об основателе Сунской династии Чжао Куаньине. Имя Ло Гуаньчжуна стоит на титуле не только «Троецарствия», но и фантастического романа «Развеянные чары», и «Повествования об истории падения династии Тан и Пяти династиях», «Повествования о династиях Суй и Тан» и других, в том числе и некоторых старинных изданий «Речных заводей». Был ли Ло Гуаньчжун автором всех этих произведений или их приписывали ему благодаря его славе – сказать трудно. Может быть, он и написал некоторые из них, но они потом столько раз перерабатывались, что с уверенностью говорить сейчас о его авторстве нельзя.

Ло Гуаньчжун прославился своим главным произведением – «Троецарствием», популярность которого в Китае, да и в других странах Дальнего Востока необычайно велика. Произведение это часто называют историческим романом, что, строго говоря, не совсем верно. Это еще не роман в привычном для нас понимании, а предшествующая роману книжная эпопея исторического характера. Для «Троецарствия» характерны широкий масштаб изображения событий, сделанный с использованием исторических хроник, выдвижение на первый план исторических, а не личных судеб, наличие элементов хроникальности в развитии сюжета, отсутствие психологизма в изображении героев, которые являются не индивидуальными характерами, а обобщенными типами.

В Европе, где были столь популярны далекие от реальной истории рыцарские романы, особенно о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, развитие исторического повествования началось сравнительно поздно и пошло в основном по пути создания произведений типа романов Вальтера Скотта – в них подлинные исторические события обычно служат лишь фоном, на котором действуют большей частью вымышленные герои, чьи судьбы и стоят в центре повествования.

В Китае же литературное развитие шло иным путем – от крупномасштабной эпопеи к романам, описывающим судьбы отдельных героев прошлого. Так случилось, видимо, потому, что формирование исторического повествования происходило в Китае лет на пятьсот раньше, чем в Европе, когда частные судьбы людей еще мало привлекали внимание писателей (они интересовали лишь рассказчиков коротких бытовых историй) и не могли быть поставлены в центр исторического повествования. Заметим, что в пору жизни Ло Гуаньчжуна в китайской литературе только-только начиналось движение от реального исторического героя к вымышленному, чему «мешал», хотя во многом и чисто внешний, историзм традиционного китайского мышления. Еще за много десятков столетий до Ло Гуаньчжуна китайцы превратили героев своих древнейших мифов в будто бы реально существовавших правителей и сановников, а уж про героев преданий более поздних эпох и говорить нечего – все они были «распределены» по соответствующим династиям, сменявшим друг друга на протяжении веков. Это историзованное представление о прошлом поддерживалось и богатейшей историографической традицией: как только начинала править новая династия, император тут же отдавал приказ собрать все, что осталось от предыдущей, и составить ее подробнейшую официальную историю. Так, вскоре после завершения в 265 году периода борьбы Трех царств – Вэй, Шу и У – и создания единой Цзиньской империи по императорскому повелению сановником Чэнь Шоу была создана официальная «История Трех царств».

Историзованным было и средневековое эпическое творчество. Мы знаем, что многие русские былины хотя и отражают борьбу с монголо-татарским нашествием, но делают это в самой общей форме – в них нет описаний реальных битв и других событий, что старофранцузская «Песнь о Роланде» тоже не является исторической песнью. У китайцев же, как и у некоторых других народов Дальнего Востока, не было героического эпоса типа русских былин, романских героических песен или поющихся сказаний вроде киргизского «Манаса». Их заменили поздние исторические повествования, те самые сказания – о героях, основателях династии Хань, живших в конце III века до н. э., о героях борьбы Трех царств, о тех, кто вместе с Ли Шиминем боролся в начале VII века за основание знаменитой династии Тан, – которые рассказывали профессиональные сказители. Сказы эти складывались в целые эпические циклы, исполнение которых требовало месяца, а иногда и больше. Некоторые циклы были записаны. Конечно, не с голоса, как это делают нынешние фольклористы, а скорее по памяти, может быть, даже и для памяти, чтобы сказитель – а многие из них были людьми грамотными – не забыл основную канву сюжета. Эти краткие изложения были изданы в начале XIV века, причем изданы с иллюстрациями, занимающими верхнюю треть каждой страницы. Так родились своеобразные китайские народные книги, дальняя родня европейских лубочных изданий. Книги эти издавались, скорее всего, для тогдашних горожан. Среди этих книг был и «Сказ по «Истории Трех царств», изданный в юго-восточной провинции Фуцзянь между 1321 и 1324 годами. Небольшая иллюстрированная книжечка – как бы прообраз будущей эпопеи Ло Гуаньчжуна. В последние годы китайские ученые высказали предположение, что и само «Троецарствие» написано Ло Гуаньчжуном к концу 20-х годов XIV века, то есть вскоре после издания народных книг.

Если о жизни создателя «Троецарствия» почти ничего не известно, то о его работе над эпопеей можно сейчас рассказать довольно подробно. Итак, читатель уже знает, что, когда Ло Гуаньчжун приступил к написанию своего «Троецарствия», он мог воспользоваться официальной династийной историей Чэнь Шоу, народными сказами о героях Трех царств и созданной во многом на их основе народной книгой, пьесами о тех же событиях, ставившимися, а частично и изданными в ту эпоху, а также теми многочисленными дополнениями к «Истории» Чэнь Шоу, которые были составлены в V веке сановником Пэй Сунчжи, и созданными уже в XI–XII веках сводными летописями, в которых была последовательно описана история Китая с древнейших времен до X столетия. Именно эти летописи и дали Ло Гуаньчжуну как бы путеводную нить, все основные события Троецарствия были представлены им, в отличие от Чэнь Шоу, во временной последовательности.

«Троецарствие» посвящено одному из наиболее бурных периодов в истории Китая. В конце II – начале III века н. э. феодальный Китай переживал много трудностей самого различного характера. Двадцать семь наводнений вынудили десятки тысяч крестьян покинуть свои дома. Стихийные бедствия случались почти каждые два года. Десятки раз поля опустошались полчищами саранчи. Историки сообщают, что в некоторых местностях от голода умирала почти половина населения. Пустующие земли прибирали к рукам крупные феодалы, а нередко и евнухи, игравшие в ту смутную пору заметную роль при дворе. Крупные землевладельцы все больше выходили из-под власти императоров династии Хань, правившей с 206 года до н. э. Империя Хань чуть было не пала под натиском восстания «краснобровых» в первые годы нашей эры, но один из дальних родственников императорского дома Лю – Лю Сю смог расправиться с крестьянским движением и в 25 году н. э. провозгласил себя Гуанъу-ди – Блестящим и воинственным императором, а царство свое назвал Восточная Хань.

Постепенно и эта обновленная династия привела страну в состояние полного кризиса. Чиновники пренебрегали своими обязанностями, думая лишь о собственном обогащении, тем более что пример им в этом подавал сам император Лин-ди (правил с 168 по 189 г.), любимым развлечением которого было изображать из себя странствующего торговца. Огромной личной казной государя ведали евнухи, которые и сами были не прочь пустить деньги в оборот через купцов. Финансы страны все больше приходили в упадок. Источники того времени осторожно говорят то о каких-то «дешевых деньгах», то о «легковесных» монетах. Растущее недовольство двором и крупными феодалами в народных низах, частые нападения полчищ цянов (народности тибетского происхождения) на западе, сяньбийцев (древней монгольской народности) – на севере расшатывали основы недавно еще могущественной Ханьской империи, расширившей в I – начале II веков свои границы путем завоевания и присоединения соседних, особенно западных земель вдоль знаменитого Шелкового пути. Усилились интриги могущественных евнухов, военачальников, сколачивавших различные группировки, враждовавшие одна с другой. В низах общества распространялись всевозможные тайные вероучения, среди которых наибольшее число сторонников приобрела секта «Тайпиндао» – «Пути великого спокойствия» во главе с Чжан Цзяо и его братьями. В религиозно-мистической форме проповеди Чжан Цзяо звучал фактически призыв к установлению всеобщего равенства. Вот почему за десять с небольшим лет проповеднической деятельности братья Чжан обратили в свою веру несколько сот тысяч человек и объединили их в военные отряды, объявив, что в первый год нового шестидесятилетнего цикла (по таким циклам велся счет годам в древнем и средневековом Китае) свергнут самого императора. Чжан Цзяо установил связь с двумя придворными евнухами, которые обещали в назначенный день устроить дворцовый переворот. Однако предатель выдал евнухов, они были казнены, несколько тысяч придворных и столичных чиновников, подозреваемых в заговоре, были схвачены. Тогда Чжан Цзяо тотчас же поднял восстание, получившее название «восстания Желтых повязок», поскольку его участники повязывали головы кусками желтой материи. Это было в 181 году н. э.

В течение десяти дней вся Поднебесная империя пришла в движение, большинство чиновников в провинциях, охваченных огнем восстания, бежало, двор был в панике. Но вскоре против повстанцев были брошены регулярные войска и вооруженные отряды крупных землевладельцев, через десять месяцев восставшие были разбиты наголову, хотя отдельные разрозненные отряды в разных местах страны продолжали действовать еще много лет. Разгром Желтых повязок связывают с именами военачальников: Юань Шао – выходца из знатного служилого рода, Цао Цао – первоначального сподвижника и друга Юань Шу, приемного сына влиятельного евнуха, Сунь Цзяня – правителя земель в среднем и нижнем течении реки Янцзы, которые именовались землями У или Дун У – Восточное У. Под началом Цао Цао первое время воевал и Лю Бэй – дальний потомок основателя династии Восточная Хань, который тоже участвовал в подавлении восстания Желтых повязок. Но когда восстание было в основном подавлено, то есть общая цель достигнута, военачальники стали бороться друг с другом за власть в Поднебесной. Император, по сути дела, превратился в игрушку в руках соперничающих клик. После смерти государя Лин-ди, в 189 году, на престоле воцаряется его сын Шаоди, но через несколько месяцев его свергает могущественный царедворец, полководец Дун Чжо, и сажает на престол другого сына покойного государя, рожденного от наложницы. Проходит семь лет, и безвольный император Сянь-ди попадает в руки Цао Цао – человека решительного, который не разбирался в средствах для достижения цели и благодаря этому добился высшего положения. Он привлек на свою сторону многих талантливых людей, ибо ценил не происхождение или знание конфуцианского этикета и канонических книг, а умение управлять народом и командовать войсками. Это был типичный средневековый диктатор, захвативший власть, но формально правивший от имени номинального государя. Однако под властью Цао Цао находился не весь тогдашний Китай, а в основном центральная его часть. Земли по Янцзы прочно удерживали представители рода Сунь – сперва Сунь Цзянь, а потом его сын Сунь Цюань, который основал царство У, в 221 году принял титул вана – высший княжеский титул, а через восемь лет провозгласил себя императором. Юго-западные земли Китая оказались во власти Лю Бэя, основавшего на них царство Шу и принявшего в 221 году титул императора. Сам Цао Цао еще раньше, в 216 году, объявил себя ваном (до этого он был первым министром), а когда он в 220 году умер, его сын Цао Пэй низложил ханьского императора Сянь-ди и объявил себя первым императором новой династии Вэй. Борьба за власть шла между тремя царствами ровно шестьдесят лет, пока страна не была объединена вновь в 280 году под эгидой новой династии Цзинь. Бурное время с начала восстания Желтых повязок и до нового объединения страны и есть те семьдесят шесть лет, в которые происходят все описываемые Ло Гуаньчжуном события.

Идеалы автора «Троецарствия» формировались в основном под влиянием конфуцианского учения об управлении государством и поведении человека в обществе. С древних пор, однако, конфуцианская доктрина существовала параллельно с даосизмом – учением о естественном Пути (Дао), согласно которому весь мир рассматривается как бесконечный поток естественного развития вещей. В первых веках нашей эры даосизм вобрал в себя и элементы древней магии и шаманизма, превратившись из учения натурфилософского в религиозно-мистическое со своими святыми и культами. Влияние даосизма испытали многие китайские писатели прошлого, в том числе и Ло Гуаньчжун.

Из конфуцианства Ло Гуаньчжун воспринял и главный принцип китайской историографии, которая со времен Конфуция видела свою цель в том, чтобы проповедовать конфуцианские добродетели, восхвалять законных правителей и порицать узурпаторов. Как писал Цянь Даци – автор первого предисловия к «Троецарствию», помеченного 1495 годом, цель исторического сочинения, которую перенял и Ло Гуаньчжун, не в бесстрастной регистрации событий в хронологическом порядке, а в попытке «осветить расцвет и упадок былых династий, отразить добродетель и злые помыслы правителей и подданных, зафиксировать успехи и промахи в государственном управлении, дать представление о счастливой и злосчастной судьбе людей… чтобы у потомков появилось желание склонять людей к добру и предостерегать их от зла». Эти же назидательные цели были и у автора «Троецарствия». Ло Гуаньчжун раскрывает перед читателем эпопеи свою концепцию исторического развития, свои представления об идеальном правителе, о нормах человеческих отношений.

Показывая распад Ханьской империи и борьбу Трех царств, Ло Гуаньчжун исходит из традиционного представления об истории как о непрерывном движении от объединения к раздробленности и затем снова к объединению и порядку. История движется как бы по замкнутому кругу, она подобна природе, в которой происходит постоянный процесс смены расцвета и увядания, смерти и нового рождения. Достигнув апогея в своем развитии, каждое явление переходит в свою противоположность: высшая радость, как и высший расцвет, сменяется грустью и горем, но на смену самому отчаянному горю вновь приходит радость. Эту мысль о циклическом развитии общества Ло Гуаньчжун заимствовал у древнекитайских историографов, которые развивали ее в соответствии с даосскими идеями о тождественности развития природы и общества. Откройте первую страницу эпопеи, и вы прочитаете слова о том, что, когда великие силы Поднебесной долго разобщены, они стремятся к соединению, но после длительного соединения вновь распадаются. И хотя слова эти принадлежат не самому Ло Гуаньчжуну, а добавлены в XVII веке редактором и комментатором эпопеи Мао Цзунганом, они очень точно выражают позицию автора – эта мысль в «Троецарствии» высказывается неоднократно. Однако согласно конфуцианским представлениям, воспринятым Ло Гуаньчжуном, все события этого земного мира – падение и возвышение династий, войны, победы и поражения, смерть и рождение великого человека – есть лишь проявление воли Неба, Неба как некой абстрактной, не воплощенной в образе божества силы, веления которой, проявляясь в небесных знамениях или доведенные до сведения людей через особые спущенные сверху «небесные книги», требуют интерпретации мудреца. Так, доказательством того, что время Ханьской династии миновало, в эпопее служат многочисленные дурные предзнаменования: куры запели петухами, черная туча влетела во дворец, появилась огромная змея и проч. Небо в «Троецарствии» присутствует непрестанно, его веления играют роль рока, судьбы в жизни героев. Веления Неба – это, конечно, не только дурные предзнаменования, но и чудесные избавления положительных героев от опасностей. Например, когда конь с воином, везшим малолетнего наследника Лю Бэя, рухнул в яму, вдруг вспыхнуло красное зарево, и конь одним прыжком выскочил наверх – тогдашний читатель воспринимал это тоже как веление Неба.

Конфуцианство хотя и признавало предначертанность всех событий Небом, но всегда исходило из жизни земной и реальных потребностей времени. Этот «прагматизм» также постоянно находит свое отражение в эпопее: герой должен сообразовывать свои поступки не только с небесными знамениями, но и с реальной ситуацией – таковы два основных фактора, определяющих положение героя книги. Но есть третий: воля героя. Сочетание этих факторов в эпопее рождает постоянные конфликты: или Небо, несмотря на активные стремления героя, не дает согласия на его действия и притязания (так получается с Цао Цао, который хотя и захватывает большую власть, но быстро гибнет в мучениях от болезни), или реальная ситуация противостоит воле героя и приводит к поражению на поле боя или в столкновении хитроумных стратагем.

Цао Цао талантлив, но он узурпирует власть, и Небо противится этому, а когда прогоняют законного ханьского императора Сянь-ди, воины и народ провожают того с сожалением, а Небо гневается, поскольку нарушен его закон, и посылает страшный вихрь и ливень.

Основные герои «Троецарствия» люди известные. Подсчитано, что в эпопее действует более четырехсот персонажей – почти все они герои исторические, главным образом люди знатные, придворные, полководцы, военачальники и сановники. Основные черты положительных героев определены этическим комплексом конфуцианства – верность долгу, сыновняя почтительность. В «Троецарствии», например, есть такой знаменитый эпизод. Цао Цао, мечтая ослабить Лю Бэя, отправляет его советнику Сюй Шу подложное письмо, якобы от матери, в котором говорится, что она брошена в темницу. Лю Бэй, для которого узы между сыном и матерью священны, отпускает Сюй Шу во вражеский стан. Матушка же Сюя, поняв, как ловко Цао Цао провел ее сына, видит в этом позор для себя и кончает жизнь самоубийством. Казалось бы, Сюй Шу после этого должен вновь вернуться к Лю Бэю и мстить Цао Цао, но долг сына – охранять могилу матери (для этого нередко даже строили подле могил специальные хижины), и он остается в стане врага, отказываясь, правда, помогать Цао Цао своими советами.

В число конфуцианских добродетелей входила и «сообразительность» («минь»), которая трактовалась как умение понять веление времени, придумать хитрый план, с помощью которого можно победить противника. Эти планы, как правило, в эпопее придумывают особые люди – советники, первые министры. Самый прославленный из них – знаменитый мудрец и стратег Чжугэ Лян. Собственно, все «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна и задумано как нескончаемая цепь хитроумных планов, которые один лагерь, одно царство применяет против другого, одна придворная группировка – против другой.

В самом начале «Троецарствия» перед читателем развертывается знаменитый «план цепи». Суть его в следующем. Министр Ван Юнь придумывает хитрый план, как избавиться от военачальника Дун Чжо, готового вот-вот захватить престол. Он умело использует чары своей певицы и танцовщицы Дяочань, которая понравилась и Дун Чжо, и его приемному сыну, храброму воину Люй Бу. Ван Юнь обещает отдать ее Люй Бу, а сам отдает Дун Чжо. Узнав об этом, Люй Бу обвиняет Ван Юня в коварстве и обмане, но тот объясняет, что Дун Чжо просто захотел взглянуть на красавицу, а потом увез ее к себе под предлогом, что хочет отдать ее своему сыну Люй Бу. Разгневанный Люй Бу является к Дун Чжо и убивает его. Хитроумный план, подобный цепной реакции (отсюда и его название), удался. Этот эпизод издавна считается в Китае одним из наиболее удачных, он по-настоящему новеллистичен, и на его примере мы и попытаемся показать творческую лабораторию Ло Гуаньчжуна. План цепи не придуман автором книжной эпопеи. Он уже был и в народной книге, о которой говорилось выше, и в анонимной драме XIII–XIV веков под названием «В зале Парчовых облаков тайно замышляется план цепи». Эпизод этот в эпопее состоит из четырнадцати мелких сюжетных ходов. Если сравнить их с соответствующими ходами в народной книге и драме, а также с изложением событий в династийной «Истории Трех царств» и «Зерцале всеобщем, в управлении помогающем», то окажется, что пять ходов целиком взяты Ло Гуаньчжуном из исторической литературы, три являются сочетанием ходов драмы и данных исторической прозы, один навеян текстом драмы, два – драмой или народной книгой одновременно и только три незначительных сюжетных отрывка придуманы самим Ло Гуаньчжуном, причем это, кроме первой встречи героев своеобразного «любовного треугольника», два увещевания приближенного Дун Чжо по имени Ли Жу (буквально: Ли Конфуцианец), с которыми он обращается к своему патрону, призывая его задобрить Люй Бу подарками и не доводить дело до ссоры. Заимствуя сюжетные ходы из предшествующей литературы, Ло Гуаньчжун, конечно, не делал этого механически. Так, и в народной книге, и в драме Дяочань (ее имя не встречается на страницах исторических сочинений, скорее всего, перед нами редкий у Ло Гуаньчжуна вымышленный, хотя и не им самим, персонаж) изображается женой Люй Бу, которая потеряла мужа во время смуты и оказалась у Ван Юня. В драме, например, она соглашается помочь министру избавиться от Дун Чжо потому, что он обещает после этого вернуть ее мужу. В эпопее же мотивировки поступка совсем иные: Дяочань – воспитанница Ван Юня, она готова помочь ему из чувства дочерней почтительности (столь пропагандируемого конфуцианством), ведь он относился к ней как к родной. Изменение, произведенное здесь Ло Гуаньчжуном, не случайно, он менял именно мотивировки действий.

Смело черпая материал из обеих традиций – народной литературы и исторической прозы, автор эпопеи относился к ним неодинаково: то, что Ло Гуаньчжун заимствовал из народной литературы, подвергалось гораздо большей обработке, чем то, что бралось из исторических сочинений. Дело в том, что народная книга, например, была пронизана буддийскими идеями, а Ло Гуаньчжун, как уже говорилось, отдавал предпочтение конфуцианству. Однако из живой повествовательной и драматической традиции он заимствовал как раз наиболее важные для построения сюжета коллизии, а из исторических сочинений – большей частью эпизоды, создающие фон повествования. Оттуда же взяты и некоторые реплики исторических персонажей. Отталкиваясь от двух различных традиций, Ло Гуаньчжун создал абсолютно новое по своим качествам произведение. Новаторство его заключается, в первую очередь, в том, что из отдельных и часто не связанных между собой фактов он создал сюжетную ткань эпопеи. В историческом сочинении запись под одним годом объединяет самые различные события, там важно только, что они случились одновременно, но «Троецарствие» ставит все факты в единую цепь причинно-следственных связей, случаи из жизни героев становятся мотивированными ходами единого сюжета. Например, в исторической литературе говорится и о строительстве крепости Мэйу, которую воздвиг Дун Чжо, и о казнях сановников, которые он производил во время пиров, и о заговоре министра Ван Юня против Дун Чжо, но там между этими фактами нет никакой логической связи. А у Ло Гуаньчжуна все эти факты связаны в единую логическую цепь. Ван Юнь, увидевший на пиру, как по приказу Дун Чжо скинули с башни одного из сановников, а потом его голову принесли к столу на красном блюде (эти подробности сняты в сокращенном русском издании), возвращается домой и не находит себе покоя. Тут-то и возникает у него план убийства тирана. Разрозненные факты соединились в единую цепочку событий.

Создавая художественное полотно, Ло Гуаньчжун выдвигает на первое место любимых им героев, тех самых, которые уже были любимыми в народных сказаниях: это Лю Бэй, дальний потомок императорского дома, до того обедневший, что ему с матерью приходится жить скудным заработком от плетения сандалий и циновок, и его побратимы – бесстрашные богатыри Гуань Юй и Чжан Фэй, а также мудрый советник Чжугэ Лян. Все они герои исторические. Их жизнеописания есть и в «Истории Трех царств» Чэнь Шоу, но в создании образов этих геров Ло Гуаньчжун больше опирался на народную традицию эпического сказа и драмы. Именно оттуда заимствован эпизод братания Лю Вэя с Гуань Юем и Чжан Фэем. Мотив этот характерен для эпоса разных народов, братаются богатыри русских былин Илья Муромец и Добрыня Никитич, Илья и Алеша Попович, герои немецкого, французского эпоса и эпоса тюркских народов. Братанию, однако, обычно предшествует поединок между будущими назваными братьями. Ничего этого нет в «Троецарствии», герои случайно встречаются и решают совершить жертвоприношение и обряд братания. Но если мы обратимся к китайским народным легендам, то увидим, что в фольклорных вариантах описанию братания предшествует рассказ о том, как главные богатыри Чжан Фэй и Гуань Юй меряются силами. Мясник Чжан Фэй, рассказывает предание, в полдень прекратил свою торговлю, опустил в колодец кусок мяса, поднял тяжеленный камень весом в пятьсот цзиней (или 250 кг) и прикрыл колодец, сказав, что кто подымет камень, тому и достанется мясо. В это время к колодцу подошел Гуань Юй, легко, словно шарик от самострела, поднял камень, взял мясо и пошел прочь. Чжан Фэй догнал его и бросился на него с кулаками. Началась драка (бытовой вариант поединка), силы оказались равными (что тоже обычно для эпоса). Их разнимает Лю Бэй, продававший плетеные сандалии, они знакомятся и становятся побратимами. По другому варианту, они состязаются в лазанье на дерево, но в книжной эпопее не осталось и следов этого типично фольклорного мотива. Любопытно и другое: в устных легендах зачинщиком всюду выступает Чжан Фэй – типичный эпический герой-забияка, отвага и несдержанность которого могут погубить то дело, за которое борются герои. В народной книге, созданной до «Троецарствия», описание встречи будущих побратимов начинается именно с Чжан Фэя, действие как бы ориентировано на него, а в книжной эпопее, где, в соответствии с конфуцианскими взглядами автора, на первое место выступает законный потомок ханьских императоров Лю Бэй, действие начинается с него, именно он встречает Чжан Фэя и Гуань Юя, а не они его. Это, казалось бы, мелкое изменение, тем не менее, точно отражает иную позицию автора, хотя в тексте эпопеи Чжан Фэй и остается героем-забиякой: он то избивает ревизора, приехавшего проверять Лю Бэя (согласно «Истории» Чэнь Шоу, его избил сам Лю Бэй), то рвется в бой, не желая выполнять хитрые стратегические замыслы Чжугэ Ляна. В «Троецарствии» Чжан Фэй сохраняет многие черты народного героя – богатыря. Исторический Чжан Фэй был человеком образованным, славился не только как воин, но и как искусный каллиграф, в эпопее же он неграмотный мясник, умеющий лишь биться с врагом. Сохраняя многие черты эпического образа Чжан Фэя, Ло Гуаньчжун в то же время стремился несколько снизить эпичность образа, сделать его более правдоподобным исторически. В «Троецарствии» есть такой знаменитый эпизод: от могучего крика Чжан Фэя падает с коня вражеский полководец Сяхоу Цзе, а сам Цао Цао в страхе бежит без оглядки со своим войском. (Как не вспомнить здесь богатырский окрик Ильи Муромца, от которого шатались дома и падали маковки церквей!) Однако, если мы обратимся к тексту народной книги, то прочитаем о ситуации более удивительной, чем в эпопее, – от громоподобного крика Чжан Фэя рухнул Чанбаньский мост. Ло Гуаньчжун не пожелал заимствовать столь неправдоподобную эпическую гиперболу.

По-иному описан в «Троецарствии» Гуань Юй, главное в его образе – верность клятве, данной при братании, он до конца верен Лю Бэю, но не столько как вассал своему патрону, сколько как младший брат старшему брату. Долг для него превыше всего. Как ни ублажал его Цао Цао, как ни старался задобрить подарками, он вернулся к Лю Бэю, едва узнал, где находится его названый брат. Гуань Юй великодушен, он не дерется с уставшим противником или врагом, попавшим в тяжелое положение, в его правилах бой только на равных. Вот почему он великодушно отпускает Цао Цао, имея полную возможность взять его в плен на дороге Хуажундао.

Особенности, присущие каждому герою, находят соответствие и в его внешнем облике. У неистового Чжан Фэя голова барса и тигриные усы, отличительным знаком Гуань Юя является цвет его лица – кирпично-красный, такой, какой бывает у перезрелого финика-жужуба. По легенде, не нашедшей отражения в эпопее, а записанной в 30-е годы нашего века, Гуань Юй родился из крови казненного на небесах дракона – превращение не смогло завершиться, потому что, как это обычно бывает в сказках и легендах, чашку с кровью открыли на день раньше срока. Красный цвет лица в традиционном китайском театре – символ беспредельной верности долгу, и в этом смысле грим Гуань Юя чрезвычайно типичен. Красное лицо считалось отражением «красного» (то есть верного, искреннего, не знающего колебаний) сердца.

Совсем по-иному нарисован портрет Лю Бэя. Если описание внешности Чжан Фэя и Гуань Юя автор эпопеи позаимствовал из народной книги, то облик Лю Бэя он целиком перенес из «Истории Трех царств» Чэнь Шоу. Описание это на первый взгляд весьма странное – у Лю Бэя свисающие до плеч уши, длинные, ниже колен, руки. Разгадка, однако, в том, что, описывая Лю Бэя, историограф III века меньше всего думал создать его реальный портрет, он использовал полагающиеся Лю Бэю по этикету как основателю царства Шу эпитеты, заимствованные из буддийского арсенала. И «уши до плеч», и «руки ниже колен» – эпитеты Будды, возникшие в Индии и «пришедшие» в Китай в первых веках новой эры, когда монахи принялись переводить с санскрита на китайский язык буддийские сутры. Так же как и в средневековой Византии, где императоров описывали с помощью эпитетов, полагающихся Христу, в Китае III–VI веков историографы нередко использовали эпитеты Будды при описании внешнего облика государей. Вот почему из героев Трех царств только Лю Бэй, законный с точки зрения конфуцианцев государь – продолжатель императорского рода, отмечен такой необычной внешностью. Уже потом, когда Три царства прекращают свое существование и на исторической арене появляются представители рода Сыма, которым суждено основать новую династию Цзинь, они описываются с помощью этих же буддийских знаков. В описание внешнего облика героев эпопеи входят и их одежда, и их оружие. Эти описания не соответствуют историческим реалиям, они взяты из устных вариантов сказаний, в которых народные рассказчики красочно описывали одеяния своих героев, свободно перенося их из сказа о событиях XI века до н. э. в сказ о правившей в VII–X веках династии Тан. Каждый герой-воин в «Троецарствии» воюет со своим характерным оружием: Гуань Юй выезжает на бой с мечом Черного дракона, Чжан Фэй – с длинным «змееподобным» копьем, Люй Ву – с алебардой Квадратное небо. Это оружие – такой же знак эпического героя, как и его необычная внешность. Из дошедшего до нас древнего «Трактата о мечах» мы знаем, что у реального Гуань Юя было немало разных мечей, с которыми он, видимо, и выезжал на бой, но в эпопее он всегда вооружен своим мечом Черного дракона, который напоминал древнерусский бердыш – это было огромное кривое лезвие на длинной, в рост человека, рукояти, заканчивавшейся мордой дракона, из пасти которого как бы и выходило лезвие (потому он и назывался мечом дракона). Лю Бэй, как заметит читатель, изображен в «Троецарствии» весьма пассивным. Сам он решений не принимает, объявить себя императором не решается. Нет сомнений, что образ его создан в соответствии с традиционным для конфуцианства представлением о том, что идеальный правитель «управляет, не действуя», за него дела вершат мудрые сановники, которые заботятся о народе. Таким мудрым сановником и предстает в эпопее Чжугэ Лян. Чжугэ Лян тоже персонаж исторический, он один из лучших стратегов раннесредневекового Китая. До нас дошло даже собрание его сочинений, составленное тем же историографом Чэнь Шоу. В образе Чжугэ Ляна в эпопее как бы соединены воедино черты конфуцианского мудреца и даоса-мага.

Он и описан в эпопее как даос. Его отличительным знаком является накидка из журавлиных перьев, а журавль ассоциировался в представлении китайцев с бессмертными святыми даосских верований, которые подымались в небеса верхом на журавлях. И веер из перьев, одним взмахом которого Чжугэ Лян отправляет в бой целые армии, – тоже примета не военачальника, а отшельника-даоса. Чжугэ Лян в эпопее всегда выезжает на поле боя в коляске. Это тоже не случайно, он подражает знаменитому стратегу китайской древности – полководцу IV века до н. э. Сунь Биню. По ложному доносу в царстве Вэй Сунь Бинь был обвинен в преступлении, и ему отрубили ноги. Посол другого царства Ци, тайком увез Сунь Биня к себе, и тот впоследствии руководил военными действиями против Вэй, следуя за войском в коляске. Точно так же поступает в эпопее и Чжугэ Лян. Он не только читает знамения Неба и умеет сам придумывать хитроумные планы разгрома противника, но и может творить заклинания и вызывать, например, ветер и дождь. Знаменитый эпизод о том, как Чжугэ Лян помог полководцу царства У Чжоу Юю разгромить флот Цао Цао, как раз и построен на этом умении. Следует, однако, сказать, что, создавая художественный образ Чжугэ Ляна, автор книжной эпопеи нередко приписывал ему и чужие деяния. Так, например, в главе сорок шестой рассказывается о том, что Чжугэ Лян обещает Чжоу Юю за три дня изготовить сто тысяч стрел. Он снаряжает суда, велит привязать к бортам снопы соломы и ночью с шумом выехать навстречу судам Цао Цао. Воины Цао Цао стали беспорядочно стрелять в приближающиеся, но невидимые в тумане суда, и все снопы с одного борта оказались утыканы стрелами; тогда Чжугэ Лян велел подставить другой борт и получил еще столько же. Так за одну ночь только благодаря смекалке Чжугэ Лян добыл сто тысяч стрел. Из исторических сочинений мы знаем, что подобная история не имеет отношения к реальному Чжугэ Ляну. В «Кратком описании царства Вэй» рассказывается, например, что правитель земель У по имени Сунь Цюань в 213 году, во время войны с Цао Цао, отправился на своем корабле на разведку и подъехал к судам противника. Вражеские воины усыпали его корабль стрелами; тогда Сунь Цюань, чтобы восстановить равновесие, велел повернуться к врагу другим бортом и так избежал катастрофы. В народной книге этот маневр приписан уже Чжоу Юю, причем речь идет не о случае во время разведки, а о сознательной хитрой операции с целью добычи стрел. Ло Гуаньчжун заимствовал этот сюжетный ход, но приписал его Чжугэ Ляну, поскольку это более соответствует логике его художественного повествования и образу хитроумного стратега. Он использовал и различные другие легенды, создав образ всеведущего советника-мага, который сродни аналогичным типам мудрых советников эпоса разных народов, вроде Мерлина из западноевропейских сказаний о короле Артуре.

Иначе обрисованы в «Троецарствии» противники Лю Бэя – коварный Цао Цао и правители царства У. Цао Цао человек хотя и талантливый, но, как и все тираны, подозрительный и коварный. Цао Цао в эпопее – антипод Лю Бэя. Лю Бэй правит с помощью гуманности, в его образе воплощен народный идеал мудрого правителя, Цао Цао поддерживает свою власть насилием. Лю Бэй почтителен к матери, Цао Цао еще в детстве прославился тем, что обманывал своего дядю, у которого воспитывался (эти подробности сняты в сокращенном русском издании). Лю Бэй во всем слушается Чжугэ Ляна, Цао Цао полагается только на свой ум и карает тех, кто осмеливается критиковать его проступки. Цао Цао подозрителен. Он казнит знаменитого лекаря Хуа То, который предлагает сделать ему под наркозом трепанацию черепа (факт реальный, а не вымышленный, Хуа То действительно пользовался снадобьями, которые снимали боль во время операций), Цао Цао убивает слугу, приблизившегося к спящему хозяину, чтобы поправить одеяло. Этот и многие другие мелкие эпизоды, связанные с Цао Цао, были записаны уже в неофициальных сочинениях III–VI веков, откуда их заимствовал Ло Гуаньчжун. Вместе с тем у Ло Гуаньчжуна образ Цао Цао неоднозначен. Цао Цао бывает смел, иногда даже выказывает великодушие к побежденным, иногда запрещает своим воинам грабить жителей покоренных земель. В отличие от фольклора, где герои четко делятся на абсолютно положительных и абсолютно отрицательных, Цао Цао был нарисован автором эпопеи как герой более сложный и противоречивый.

Однако жизнь средневекового художественного произведения, особенно относящегося к так называемой «простонародной» литературе, не похожа на жизнь современного произведения. Почти все китайские книжные эпопеи на протяжении веков подвергались переделкам и изменениям. То же произошло и с «Троецарствием». В XVII веке некто Мао Цзунган, о котором почти ничего не известно, несколько видоизменил текст эпопеи Ло Гуаньчжуна, сделал из двухсот сорока главок сто двадцать глав, придумал для них новые названия на манер двустиший (это соответствовало сложившейся после Ло Гуаньчжуна традиции), уменьшил количество вставных стихов и цитируемых официальных документов, усилил отрицательное начало в образе Цао Цао, снял некоторые мелкие эпизоды и отдельные детали, составил интересные комментарии к большинству эпизодов и к каждой главе. Работу Мао Цзунгана трудно оценить однозначно: положительно или отрицательно. Факт тот, что с этого времени «Троецарствие» стало издаваться только в его обработке. Именно эта версия переведена на многие восточные и западные языки. По ней создавались пьесы для пекинской музыкальной драмы (их известно около ста пятидесяти), для репертуара всех местных разновидностей китайского театра (а их насчитывается более четырехсот). «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна в версии Мао Цзунгана стало основой и для поздних сказительских вариантов. Как говорилось выше, народные сказители исполняли сказания о героях Трех царств еще до Ло Гуаньчжуна. После появления его эпопеи они стали пользоваться ею как основой для своих устных выступлений. Выступления эти продолжаются и по сей день. Автор этого предисловия еще в 1959 году на Небесном мосту в Пекине слышал, как замечательный сказитель Лянь Кожу рассказывал о Чжан Фэе, своим криком устрашившем воинов Цао Цао на Чанбаньском склоне, а приехав в Китай в 1981 году, ходил на выступления дочери Лянь Кожу, которая унаследовала мастерство отца. В разных местностях существуют свои школы исполнения «Троецарствия». Рассказывают эту эпопею и восточномонгольские хурчи. Популярна она и в Таиланде, где, как говорят, переделаны главы, повествующие о походах Чжугэ Ляна против вождя южных (видимо, тайских) племен Мэн Хо. Семь раз в эпопее берет его в плен Чжугэ Лян, желая заставить покориться Шускому царству. В этом эпизоде особенно заметно характерное для феодального Китая стремление показать свое культурное превосходство над не знающими культуры «варварами». Так вот, переделывая «Троецарствие», в Таиланде создали свою версию, согласно которой Мэн Хо брал в плен Чжугэ Ляна, показывая свое военное превосходство, а не наоборот.

Видимо, уже в XIV–XVII веках появились и первые иллюстрации-гравюры к эпопее Ло Гуаньчжуна (напомним, что иллюстрированной была и предшествующая «Троецарствию» народная книга). Впоследствии тема борьбы Трех царств заняла свое место и на красочных народных лубочных картинах, которые печатаются с досок и до сих пор. И сейчас еще в знаменитых мастерских Янлюцина (в Тяньцзине) можно приобрести отпечатанную со старой доски и раскрашенную вручную картину с изображением приезда Лю Бэя в царство У для женитьбы на дочери тамошнего правителя. В прошлом веке лубки на темы «Троецарствия» во множестве изготовлялись и во Вьетнаме – так популярно было там это произведение.

«Троецарствие» – самая ранняя китайская книжная эпопея. Она интересна для нас как памятник дальневосточного Средневековья, рисующий исторические события того времени, показывающий народные идеалы и особенности общественной жизни старого Китая, обусловленные конфуцианством и даосизмом. Чтение эпопеи помогает лучше понять Китай сегодняшний, со всеми его сложностями и противоречиями.

Русский перевод «Троецарствия», выполненный по версии Мао Цзунгана, появился впервые в 1954 году. Настоящая книга представляет собой сокращенное издание того же перевода, в котором сохранена основная сюжетная линия произведения. При подготовке этого издания были сокращены многие однотипные эпизоды, бесчисленные описания поединков, многочисленные вставные стихи, сведения, перенесенные Ло Гуаньчжуном из летописи, и исторические подробности, которые требуют для русского читателя большого и сложного комментария. Кроме того, в текст были внесены необходимые уточнения и исправления. Думается, что в таком виде эта старинная эпопея станет более доступной нашему читателю. В книге воспроизведены китайские гравюры из издания «Троецарствия», сделанного с досок в XVII веке, возможно, из того самого издания, которое было привезено в 1821 году в Россию и сохранилось в фондах Ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук.

Б. Рифтин

Глава первая

Пируя в Персиковом саду, три героя дают клятву. Разгромив Желтые повязки, братья совершают свой первый подвиг

Говорят, что великие силы Поднебесной после длительного разобщения непременно воссоединяются, а после длительного воссоединения вновь разобщаются.

В конце правления династии Чжоу [1] семь княжеств вели друг с другом междоусобные войны, пока княжество Цинь не объединило их в одно царство [2]. А когда пало царство Цинь, началась борьба между княжествами Хань и Чу [3], завершившаяся их объединением под властью династии Хань.

Основатель Ханьской династии Гао-цзу [4], поднявшись на борьбу за справедливость, отрубил голову белой змее и объединил всю Поднебесную.

Впоследствии, когда династия Хань находилась на краю гибели, ее снова возродил Гуанъу [5]. Империя была единой до Сянь-ди, затем распалась на три царства. Но до того, как она распалась на три царства, государь Хуаньди [6] по наветам евнухов заточал в тюрьмы ни в чем не повинных людей.

При его преемнике, Лин-ди, евнухи стали еще больше бесчинствовать.

И вот появились дурные предзнаменования. Так, в день полнолуния четвертого месяца второго года периода Установления спокойствия [7], когда император Лин-ди поднялся на трон, во дворец ворвался порыв ветра, с балки спустилась огромная черная змея и обвилась вокруг трона. Император от испуга упал. Змея исчезла, загрохотал гром, хлынул дождь и посыпался град.

Во втором месяце четвертого года периода Установления спокойствия в Лояне случилось землетрясение. Восемь лет спустя, в первом году периода под девизом Блеск и Согласие[8], куры запели петухами. В день новолуния шестого месяца во дворец влетела огромная черная туча. Осенью в Нефритовом зале засияла радуга. Обрушились скалы в Уюане.

Советник Цай Юн в докладе государю объяснил превращение кур в петухов тем, что власть перешла в руки женщин и евнухов. Тогда евнухи оклеветали Цай Юна, он был сослан в деревню, евнухи же фактически стали управлять страной. Возмущенный их произволом, народ помышлял о восстании, роем поднялись, точно осы, разбойники и грабители.

В то время в области Цзюйлу жили три брата – Чжан Цзяо, Чжан Бао и Чжан Лян. Чжан Цзяо собирал в горах целебные травы и однажды повстречал там старца, который пригласил его к себе в пещеру, передал ему три свитка божественной книги и промолвил:

– Вручаю тебе изложенные здесь основы учения Великого спокойствия. Возвести народу о них от имени Неба и спаси род человеческий. Если же отступишься, несчастье падет на тебя!

Сказав это, старец исчез.

Чжан Цзяо денно и нощно постигал книгу, научился вызывать ветер и дождь, а в первом лунном месяце первого года периода Срединного спокойствия [9], когда на людей напал мор, многих исцелил наговорной водой. Число его учеников и последователей росло день ото дня. Из них Чжан Цзяо создал тридцать шесть дружин, поднял войско и провозгласил себя полководцем князя Неба, Чжан Бао – полководцем князя Земли и Чжан Ляна – полководцем князя Людей. Они распространяли слухи, что Синему небу скоро конец, что на смену ему придет Желтое небо и что в первом году нового цикла в Поднебесной воцарится Великое благоденствие.

– Дни Ханьской династии сочтены. Появился великий мудрец. Повинуйтесь Небу и служите Правде. Наградой вам будет Великое спокойствие! – обратился Чжан Цзяо к народу.

Народ откликнулся на призыв Чжан Цзяо. Четыреста или пятьсот тысяч человек повязали головы желтыми повязками и примкнули к мятежу. Силы мятежников были огромны. При их приближении императорские войска разбегались.

Когда армия Чжан Цзяо подошла к границам округа Юнчжоу, его правитель Лю Янь объявил набор добровольцев.

И вот в уезде Чжосянь отыскался среди добровольцев настоящий герой.

Он не любил читать книги, был великодушен, немногословен, ни радость, ни гнев не отражались на его лице, зато душа была преисполнена великими замыслами и желанием водить дружбу с героями Поднебесной. Высокий рост, смуглое лицо, алые губы, свисающие вниз уши, глава навыкате, длинные руки – все выдавало в нем человека необыкновенного. Это был Лю Бэй, по прозванию Сюань-дэ, – потомок Лю Шэна, Чжуншаньского вана, и праправнук ханьского государя Цзин-ди.

Лю Бэй рано лишился отца, они с матерью плели сандалии да циновки, тем и кормились. Возле их дома росло высокое тутовое дерево с кроной, напоминавшей крытую колесницу, – знак того, что из семьи Лю выйдет знаменитый человек.

Когда Лю Янь призвал желающих вступить в войска, Лю Бэю было двадцать восемь лет. Он горестно вздохнул, прочтя воззвание, и вдруг услышал за спиной громоподобный голос:

– Что это вы так тяжело вздыхаете?

Лю Бэй оглянулся и увидел мужчину могучего сложения, с головой барса, круглыми глазами, короткой толстой шеей и ощетиненными, как у тигра, усами. Необычайный вид незнакомца поразил Лю Бэя.

– Кто вы? – спросил он.

– Я Чжан Фэй, – ответил незнакомец. – Наш род извечно живет в Чжосяне, у нас тут усадьба и поле; мы режем скот, торгуем вином и водим дружбу с героями Поднебесной.

– А я потомок Ханьского императорского дома, прозываюсь Лю Бэй. Вздохнул же я потому, что у меня нет ни сил, ни средств, чтобы расправиться с мятежниками.

– Ну, денег-то у меня хватит! – сказал Чжан Фэй. – А что, если мы с вами подымем деревенских молодцов на великое дело?

Такое предложение пришлось Лю Бэю по душе. Они вместе отправились в харчевню выпить вина. Вдруг какой-то рослый детина подкатил к воротам груженую тележку и, немного отдышавшись, крикнул слуге:

– Эй, вина мне и закуску! Да поживей поворачивайся – я тороплюсь в город, хочу вступить в армию!..

Длинная борода, лицо – перезрелый финик, брови – гусеницы шелкопряда, высокий рост, величественная осанка. Все это привлекло внимание Лю Бэя. Он пригласил незнакомца к столу и спросил, кто он такой и откуда родом.

– Зовут меня Гуань Юй, а родом я из Цзеляна, что к востоку от реки Хуанхэ, – ответил тот. – Там я убил кровопийцу, который притеснял народ, и пришлось мне бежать. Вот уже несколько лет скитаюсь я по рекам и озерам и теперь, прослышав, что здесь набирают войско, явился на призыв.

Лю Бэй рассказал ему о своем плане. Гуань Юю план понравился, и они вместе с Чжан Фэем стали его обсуждать.

– У меня за домом Персиковый сад, – сказал Чжан Фэй. – Сейчас он в полном цвету, и как раз настала пора принести жертвы Земле и Небу. Давайте же завтра совершим церемонию жертвоприношения и соединим свои сердца и силы в братском союзе, чтобы начать великое дело.

На следующий день они закололи черного быка, белую лошадь, воскурили в цветущем Персиковом саду благовония и, дважды поклонившись, произнесли клятву:

– Мы, Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй, клянемся быть братьями, дабы, соединив сердца свои и силы, послужить государству и принести мир простому народу. Клянемся умереть в один год, в один месяц, в один день. Того же, кто нарушит клятву, да покарают Небо и Земля!

После этого они признали Лю Бэя старшим братом, Гуань Юя – средним братом, а Чжан Фэя – младшим братом.

Лю Бэй вооружился обоюдоострым мечом, Гуань Юй – мечом Черного дракона весом в восемьдесят два цзиня а Чжан Фэй – копьем длиною в два человеческих роста, после чего они на грудь надели панцири. С ними было более пятисот деревенских храбрецов.

Через несколько дней стало известно, что предводитель Желтых повязок – Чэн Юаньчжи во главе пятидесятитысячного войска вторгся в округ Чжоцзюнь. Правитель округа Лю Янь приказал отдать под командование Лю Бэя и его братьев отряд из пятисот воинов и послать их на разгром мятежников. И вот братья выступили в поход и расположились лагерем у подножия Дасинских гор на виду у мятежников. Когда оба войска встали друг против друга, Лю Бэй выехал на коне вперед. По левую руку у него был Гуань Юй, по правую – Чжан Фэй.

Размахивая плетью и всячески понося мятежников, Лю Бэй потребовал, чтобы они немедленно сдались. Чэн Юаньчжи пришел в ярость и дал команду своему помощнику Дэн Мао вступить в поединок. Чжан Фэй схватил свое длинное копье и вонзил его прямо в сердце Дэн Мао. Тот замертво упал с коня. Тогда Чэн Юаньчжи подхлестнул коня и, в свою очередь, бросился на Чжан Фэя. Но навстречу ему, вращая в воздухе своим огромным мечом, уже несся Гуань Юй. Не успел Чэн Юаньчжи опомниться, как меч Гуань Юя рассек его надвое. Мятежники побросали копья и обратились в бегство.

Чжан Фэй, Лю Бэй, Гуань Юй

А на следующий день пришла весть от Гун Цзина, правителя округа Цинчжоу. Он сообщал, что город окружен мятежниками, и молил о помощи. Лю Бэй согласился пойти на выручку Гун Цзину и во главе пятитысячного войска двинулся на Цинчжоу. Но победы не одержал, отступил и расположился лагерем.

– Мятежников много, – сказал он своим братьям, – их можно победить только хитростью. Ты, Гуань Юй, с тысячью воинов укроешься в горах слева, а Чжан Фэй, тоже с тысячью воинов, укроется в горах справа. Сигналом к выступлению будут удары в гонг.

На другой день войско мятежников было разбито, а осада с Цинчжоу снята.

В это время пришла весть, что Лу Чжи сражается в Гуанцзуне против главаря мятежников Чжан Цзяо. А Лу Чжи был некогда учителем Лю Бэя, и Лю Бэй решил ему помочь.

Вместе с братьями Лю Бэй отправился в Гуанцзун. Лу Чжи обрадовался ему и сказал:

– Здесь я окружил мятежников, но братья их главаря, Чжан Лян и Чжан Бао, стоят лагерем в Инчуане против Хуанфу Суна и Чжу Цзюаня. Я дам вам тысячу пеших и конных воинов, отправляйтесь туда и разузнайте, что там да как.

Лю Бэй поднял войско и двинулся в Инчуань.

В это время Хуанфу Сун и Чжу Цзюань потеснили мятежников к Чаншэ, а ночью подожгли их лагерь, сооруженный из ветвей и сухой травы. Повстанцы бежали, не успев в панике ни оседлать коней, ни облачиться в латы.

С остатками войск Чжан Лян и Чжан Бао вырвались на дорогу, но здесь им путь преградил отряд во главе с Цао Цао. Он был высокого роста, с маленькими глазами и длинной бородой.

Как-то некий Цяо Сюань сказал Цао Цао:

– В Поднебесной грядет великая смута, и принести мир сможет лишь тот, кто обладает выдающимися талантами. Вам, господин, надлежит совершить это благородное дело.

Двадцати лет Цао Цао сдал экзамен, получил звание лана и был пожалован должностью начальника уезда, расположенного к северу от столицы Лоян. Был он нелицеприятным, нарушителей порядка строго наказывал, будь то богач или бедняк, простолюдин или знатный.

Как только вспыхнул мятеж Желтых повязок, Цао Цао во главе пяти тысяч конных и пеших воинов отправился в Инчуань. Он как раз и преградил путь отступавшим в беспорядке мятежникам, перебил их более десяти тысяч, захватил знамена, гонги, барабаны и множество коней.

Когда Лю Бэй с братьями привел свои войска в Инчуань, Хуанфу Сун сказал:

– Силы Чжан Ляна и Чжан Бао истощены. Сейчас они побегут в Гуанцзун под защиту Чжан Цзяо. Лучше всего вам отправиться туда.

Лю Бэй повернул обратно. На полпути братья повстречали конный отряд, сопровождавший повозку для преступников. Каково же было их удивление, когда в повозке они увидели Лу Чжи!

– По навету евнуха Цзо Фына меня сместили с должности и сейчас везут в столицу на суд, – сказал Лу Чжи.

Услышав такое, Чжан Фэй в ярости схватился за меч. Он хотел перебить стражу и освободить Лу Чжи, но Лю Бэй его удержал.

Лу Чжи повезли дальше, а Гуань Юй сказал:

– Не лучше ли нам вернуться в Чжоцзюнь? Лу Чжи больше не командует войсками, и там, куда мы идем, у нас нет опоры.

Лю Бэй согласился с ним, и они двинулись на север. Шли два дня, поднялись на гору и тут увидели, что ханьские императорские войска бегут и их преследуют мятежники со знаменами, на которых написано: «Войско полководца князя Неба».

– Это Чжан Цзяо! – воскликнул Лю Бэй. – Скорее в бой!

Войско Чжан Цзяо, только что разгромившее армию Дун Чжо и преследовавшее ее по пятам, дрогнуло от неожиданного натиска.

Братья выручили Дун Чжо и проводили его в лагерь. Когда же Дун Чжо узнал, что храбрецы не имеют ни чинов, ни рангов, он стал относиться к ним с презрением. Тогда Лю Бэй в гневе покинул шатер.

– Мы спасли этого негодяя, – возмутился Чжан Фэй, – а он оказался таким неблагодарным! Я не смирю свой гнев, пока не убью его! – И, выхватив меч, Чжан Фэй направился в шатер Дун Чжо. Вот уж поистине:

О дальнейшей судьбе Дун Чжо вы узнаете из следующей главы.

章节结束[10]

Глава вторая

Чжан Фэй в ярости избивает окружного инспектора. Хэ Цзинь замышляет перебить дворцовых евнухов

Итак, Чжан Фэй хотел убить Дун Чжо, но братья его удержали.

– Он посланец императорского двора! Как же можно поднять на него руку?!

– Если вы хотите служить этому наглецу, оставайтесь, а я ухожу! – заявил Чжан Фэй.

– Мы поклялись жить и умереть вместе, – сказал Лю Бэй. – Мы тоже уйдем.

Ночью братья повели свой отряд к Чжу Цзюаню. Тот принял их с радостью, и они, объединив свои силы, выступили против Чжан Бао.

В это же время Цао Цао присоединился к Хуанфу Суну. Они вместе выступили против Чжан Ляна, и в Цюйяне произошла великая битва.

Чжу Цзюань атаковал Чжан Бао, возглавлявшего почти девяностотысячное войско мятежников, и послал вперед Лю Бэя. Чжан Бао же выставил против него своего помощника Гао Шэна.

С копьем наперевес на Гао Шэна бросился Чжан Фэй и после нескольких схваток сбил противника с коня. Лю Бэй тотчас же подал сигнал к наступлению. Тогда Чжан Бао распустил волосы и, опершись на меч, стал творить заклинание. Завыл ветер, загрохотал гром. С неба спустилась черная туча, и из нее потоком хлынули тысячи конных и пеших воинов, которые тут же вступили в бой. Войско Лю Бэя пришло в смятение, и он поспешно отступил.

– Чжан Бао прибегнул к колдовству, но я его перехитрю, – сказал Чжу Цзюань. – Завтра же мы зарежем свиней, баранов и собак, наполним их кровью сосуды и устроим засаду в горах. Когда мятежники на нас нападут, мы обрызгаем их нечистой кровью, и все их колдовство потеряет силу.

Так и сделали. На другой день на высоком холме установили сосуды с кровью свиней, баранов и собак, и когда мятежники пошли в наступление, Лю Бэй выступил им навстречу. Едва противники скрестили оружие, как Чжан Бао сотворил заклинание, и снова, как накануне, из черной тучи на землю потоком хлынули конные и пешие воины. Лю Бэй обратился в бегство. Мятежники его преследовали. Но едва лишь они достигли холма, как сверху на них полилась нечистая кровь, а на землю попадали бумажные человечки и соломенные кони!

Чжан Бао понял, что его чары развеяны, и хотел отступить. Но на него с четырех сторон одновременно ударили Гуань Юй, Чжан Фэй, Лю Бэй и Чжу Цзюань. Армия мятежников была полностью разгромлена. Раненому Чжан Бао самому едва удалось спастись.

За это же время Хуанфу Сун одержал подряд семь побед. В боях с ним пал Чжан Лян. Что касается Чжан Цзяо, то он был убит еще ранее. Однако оставшиеся в живых предводители мятежников Чжан Хун, Сунь Чжун и Хань Чжун собрали десятитысячную армию, объявили себя мстителями за Чжан Цзяо и продолжали борьбу.

Чжу Цзюань получил высочайший указ усмирить мятежников и двинул свои войска к Юаньчэну, где те укрепились.

Расположившись лагерем неподалеку от города, Чжу Цзюань стал готовиться к бою. В это время с востока подошел еще один отряд войск. Возглавлял его военачальник богатырского телосложения. Звали его Сунь Цзянь, и был он потомком знаменитого Сунь-цзы [11].

Сунь Цзянь предложил Чжу Цзюаню вместе напасть на город. Под их ударом город пал. Мятежники понесли тяжелые потери, пленных было не счесть. В нескольких десятках областей был установлен мир.

За свои подвиги Чжу Цзюань получил звание начальника конницы и колесниц и был назначен правителем Хэнани. Он представил доклад о заслугах Сунь Цзяня и Лю Бэя. Сунь Цзянь, благодаря своим высоким связям, тоже быстро получил должность. И лишь Лю Бэй был обойден вниманием, и ему пришлось долго ждать. Только после случайной встречи с советником Чжан Цзюнем, который за него походатайствовал, Лю Бэя назначили начальником уезда Аньси.

Отбывая к месту службы, Лю Бэй распустил по домам своих воинов. Он взял с собой лишь Гуань Юя, Чжан Фэя да человек двадцать, наиболее преданных ему. Вступив в должность, он быстро навел порядок в своем уезде, и спустя месяц там уже никто не совершал преступлений.

Однако вскоре императорский двор объявил о разжаловании всех, кто получил гражданские должности за военные заслуги.

В уезд прибыл окружной инспектор. Он прямо прошел в зал уездного управления и уселся на возвышении. Лю Бэй остался стоять у ступеней.

– Начальник уезда Лю Бэй, кто ты родом? – спросил инспектор.

– Я потомок Чжуншаньского вана, – отвечал Лю Бэй. – Должность получил в награду за заслуги в битвах с Желтыми повязками.

– Лжешь! – рявкнул инспектор. – Ты не родственник правящего дома, и никаких заслуг у тебя нет! Есть высочайшее повеление разжаловать подобных тебе самозванцев!

Он вызвал уездных чиновников и приказал им писать жалобу на Лю Бэя, будто тот притесняет народ.

В это время мимо подворья, где остановился инспектор, верхом проезжал Чжан Фэй. У ворот он увидел толпу плачущих стариков.

– Что тут происходит? – спросил он.

– Инспектор требует, чтобы чиновники оклеветали начальника уезда, а мы пришли за него заступиться, – отвечали ему. – Стражники нас не впускают, да еще бьют.

Чжан Фэй пришел в ярость. Он спрыгнул с коня, бросился к воротам, растолкал стражников и ворвался в зал. Инспектор восседал на возвышении, а перед ним на полу лежали связанные чиновники.

– Разбойник! Притеснитель народа! – крикнул Чжан Фэй, схватил его за волосы, вышвырнул из зала, привязал к коновязи и принялся нещадно хлестать прутом по месту ниже спины.

Лю Бэй услышал шум и вышел узнать, что произошло.

– Уважаемый Лю Бэй, спасите меня! – взмолился инспектор. Добрый по натуре, Лю Бэй приказал Чжан Фэю остановиться. В это время подошел Гуань Юй.

– Старший брат, – сказал он, – бросьте эту ничтожную должность и вернитесь к себе в деревню.

Лю Бэй повесил на шею инспектору знаки власти – пояс с печатью – и пригрозил:

– Услышу еще, что ты притесняешь народ, убью! Бери мои пояс и печать, а я ухожу!

Инспектор уехал и пожаловался на Лю Бэя правителю округа Динчжоу. На поиски Лю Бэя и его братьев были посланы люди, но те как в воду ка- нули.

Между тем десять придворных евнухов, полностью захватив власть, совсем распоясались. Они казнили каждого, кто осмеливался им возражать. Народ возмущался. То здесь, то там вспыхивали восстания.

Чжан Фэй избивает ду-ю

В четвертом месяце шестого года Срединного спокойствия [12] император Лин-ди скончался. Но евнухи не объявили о его смерти. Они написали подложное завещание, в котором покойный государь якобы назначил наследником престола своего сына Се, а затем вызвали во дворец сановников во главе с дядей покойного императора Хэ Цзинем, с которым они давно уже собирались расправиться. Среди сопровождавших Хэ Цзиня был и Цао Цао.

– Главное сейчас – возвести на престол нового государя, а потом покончить с евнухами, – говорил он Хэ Цзиню.

– Все верно, – согласился Хэ Цзинь, – но кто это выполнит?

– Дайте мне пять тысяч воинов, мы ворвемся во дворец, возведем на престол нового государя, перебьем евнухов и установим порядок в Поднебесной! – предложил Юань Шао, инспектор столичной области.

Хэ Цзинь отобрал пять тысяч воинов из императорской охраны, отдал их под командование Юань Шао, а затем в сопровождении сановников явился во дворец. Там, у гроба Лин-ди, он возвел на трон наследника Бяня. Тотчас же вошел Юань Шао, чтобы арестовать евнуха Цзянь Ши, но тот успел выскочить в дворцовый сад и спрятаться. Однако вскоре он был найден и убит. Войска, находившиеся под командованием Цзянь Ши, сдались.

– Сейчас самый удобный момент перебить евнухов, – сказал Юань Шао, обращаясь к Хэ Цзиню, и предложил: – Для этого нужно лишь созвать в столицу доблестных полководцев с их войсками.

– Прекрасный план! – воскликнул Хэ Цзинь.

Он, не мешкая, заготовил указ, чтобы полководцы изо всех городов шли в столицу с войсками.

– Не делайте этого! – отговаривал его начальник канцелярии Чэнь Линь. – Неужели вы, имея в своем распоряжении войско и действуя от имени Сына неба, не сумеете справиться с горсткой евнухов? Призывать войска со стороны и не нужно, и опасно. Люди соберутся разные, а это, пожалуй, приведет к смутам и неурядицам.

– Так может рассуждать только трус! – насмешливо заметил Хэ Цзинь.

Тут человек, стоявший рядом с ним, захлопал в ладоши и рассмеялся.

– Чего тут раздумывать! Все это сделать легче, чем взмахнуть рукой!

Хэ Цзинь поглядел на него – это был Цао Цао.

Вот уж поистине:

О том, что еще сказал Цао Цао, вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава третья

В саду Тепла и Света Дун Чжо угрожает Дин Юаню. Золотом и жемчугами Ли Су подкупает Люй Бу

В тот же день Цао Цао сказал Хэ Цзиню:

– В несчастьях теперь, как и прежде, повинны евнухи. Их следует уничтожить. Но для этого достаточно одного тюремного смотрителя. К чему призывать отовсюду войска?

Однако Хэ Цзинь не внял словам Цао Цао и тайно разослал гонцов с секретным приказом во все города.

Евнухи же, прознав об этом, устроили засаду, спрятав у дворцовых ворот своих людей, а сами отправились к императрице жаловаться на Хэ Цзиня.

Когда по велению императрицы Хэ Цзинь явился во дворец, евнухи его окружили и стали ему угрожать. Хэ Цзинь струсил и бросился назад, но, добежав до ворот, увидел, что они крепко заперты. Тут из засады выскочили подосланные евнухами головорезы и зарубили Хэ Цзиня.

Между тем Юань Шао, вместе с Цао Цао дожидавшийся Хэ Цзиня, уже стал беспокоиться, что того долго нет, и крикнул:

– Великий полководец, пора ехать!

В ответ евнух Чжан Жан перебросил ему через стену отрубленную голову Хэ Цзиня со словами:

– Хэ Цзинь убит за вероломство. Остальным объявляется прощение.

– На помощь, ко мне! – вскричал Юань Шао. – Евнухи убили опору государя! Перебьем разбойничью шайку!

Один из военачальников Хэ Цзиня поджег ворота. Вместе со своими воинами Юань Шао и Цао Цао ворвались во дворец и стали убивать евнухов, не разбирая ни возраста, ни чина. Лишь немногим удалось спастись, в том числе Чжан Жану и Дуань Гую. Они бежали и увезли с собой малолетнего императора и его брата, носившего титул Чэньлюского вана.

Цао Цао послал за беглецами погоню во главе с чиновником Минь Гуном. Когда их настигли в Бэйманских горах, Чжан Жан бросился в реку и утонул. А малолетний император и Чэньлюский ван спрятались в зарослях тростника и просидели там до четвертой стражи [13]. Выпала роса. Промокшие и голодные мальчики стали карабкаться вверх по берегу, но в темноте не могли найти дорогу. И вдруг сотни тысяч светлячков вспыхнули и закружились перед императором.

– Небо нам пришло на помощь, брат! – воскликнул Чэньлюский ван.

Мальчики пошли за светлячками и вскоре выбрались на дорогу. За ночь они так измучились, что валились с ног, и, заметив стог соломы возле какого-то дома, прилегли отдохнуть.

Хозяину дома как раз в эту ночь приснилось, что два красных солнца опустились за его домом. Встревоженный таким предзнаменованием, он оделся, вышел во двор и увидел яркое сияние, подымавшееся к небу из-за стога соломы.

– Чьи вы, дети? – спросил хозяин, подойдя поближе и заметив мальчиков.

Император был так напуган, что слова не мог вымолвить, а Чэньлюский ван, указывая на него, произнес:

– Это император, он бежал из-за смуты, поднятой евнухами. А я его брат, Чэньлюский ван.

Хозяин, низко кланяясь, произнес:

– Я Цуй И, брат Цуй Ле, бывшего главного блюстителя нравов. Я ненавижу евнухов и вот скрываюсь здесь.

Он ввел императора в дом, опустился перед ним на колени и предложил поесть и выпить вина.

В ту же ночь Минь Гун настиг Дуань Гуя и спросил, где Сын неба. Дуань Гуй отвечал, что ничего о нем не знает. Тогда Минь Гун, не раздумывая, убил евнуха и отправился дальше на поиски. Долго он ехал, пока не очутился у дома Цуй И. Там он обо всем рассказал хозяину, и тот ввел его в дом, где находился император.

– Поднебесная ни дня не может оставаться без правителя, – промолвил Минь Гун. – Прошу вас, государь, возвратиться в столицу.

Минь Гун, император и Чэньлюский ван, не мешкая, отправились в путь.

Вдруг солнце заслонил лес знамен, а небо скрыли тучи пыли – навстречу путникам двигался отряд воинов. Когда он приблизился, вперед выехал военачальник и зычным голосом спросил:

– Где Сын неба?

Император в страхе молчал. А Чэньлюский ван, придержав коня, крикнул:

– Сын неба здесь! А вы кто такие? Зачем явились?

– Я Дун Чжо, ревизор округа Силян, – ответил военачальник. – Прибыл охранять особу императора.

Дун Чжо проворно соскочил с коня и поклонился. Ему сразу понравился Чэньлюский ван, который говорил спокойно и с достоинством. «Вот кому надлежит воссесть на трон!» – подумал Дун Чжо.

Когда они достигли столицы, Дун Чжо расположил войска за городскими воротами и ежедневно, сопровождаемый стражниками, разъезжал по улицам, наводя страх на горожан. Как-то Дун Чжо, беседуя с советником Ли Жу, открыл ему свои планы.

– А что, если свергнуть императора и посадить на престол его брата, Чэньлюского вана?

– Сейчас самый подходящий момент для этого, – отвечал Ли Жу. – Завтра же соберем сановников, объявим о низложении императора и возведем на престол Чэньлюского вана. А тех, кто не пожелает повиноваться нам, казним.

На другой день Дун Чжо созвал сановников в сад Тепла и Света на пир. И когда вино обошло несколько кругов, обратился ко всем с такими словами:

– Если Сын неба недостоин уважения, он не может наследовать власть своих предков. Тот, кто ныне воссел на трон, хил и слаб и умом и ученостью уступает Чэньлюскому вану. Посему должно низложить нынешнего императора и возвести на престол Чэньлю-вана. Что скажете на это?

Все молчали. Вдруг один из сановников выступил вперед и сказал:

– Кто ты такой, что дерзнул вести подобные речи? Нынешний государь – законный сын покойного императора! Он не совершил ничего дурного. Не иначе как ты сам посягаешь на трон!

Это был Дин Юань, ревизор округа Цзинчжоу.

– Я убью каждого, кто пойдет против меня! – в гневе крикнул Дун Чжо и схватился за меч. Но Ли Жу его остановил:

– За пиршественным столом не обсуждают государственные дела. Завтра обо всем потолкуем.

– Да, обсудим это в другой раз, – поддержал его блюститель нравов Ван Юнь, глава ведомства чинов.

Сановники разошлись. Ушел и Дин Юань.

На другой день стало известно, что Дин Юань с войском подошел к городу. Дун Чжо вместе с Ли Жу повел свои войска ему навстречу, и когда обе армии выстроились друг против друга, Дун Чжо увидел Люй Бу, приемного сына Дин Юаня. На узле волос, собранном на макушке, золотой колпачок, а под панцирем с изображением баснословного льва-танни надет расшитый цветами боевой халат с поясом, украшенным драгоценной пряжкой в виде львиной головы. Подхлестнув коня, Люй Бу помчался прямо на Дун Чжо и обратил его в бегство. Под натиском войск Дин Юаня воины Дун Чжо отступили на тридцать ли [14] и расположились лагерем. Дун Чжо созвал военачальников на совет.

– Люй Бу человек необыкновенный, – сказал он. – Вот если бы мне удалось привлечь его на свою сторону, я был бы спокоен за Поднебесную!

Тут к шатру приблизился какой-то человек и сказал:

– Мы с Люй Бу земляки. Он храбр, но не умен, в погоне за выгодой забывает о долге. Попытаюсь уговорить его перейти к вам.

Это был Ли Су, начальник телохранителей Дун Чжо.

– Подарите ему своего скакуна по кличке Красный заяц, – продолжал Ли Су, – и вы завоюете его сердце.

Дун Чжо тотчас же отдал своего замечательного коня, а в придачу еще тысячу лян [15] золота, несколько десятков ясных жемчужин и пояс, украшенный нефритовыми пластинами.

С этими дарами Ли Су предстал перед Люй Бу и обратился к нему с такими словами:

– Узнав о том, что вы ярый приверженец династии, я возликовал сердцем и хочу преподнести вам в дар необыкновенного коня, который за день пробегает тысячу ли, а через реки и горы скачет, словно по ровному месту. Зовут его Красный заяц. Этот конь под стать вашей доблести.

Люй Бу пожелал взглянуть на такое чудо. Конь и в самом деле был великолепен: красный, как пылающие угли, длиной – от головы до хвоста – в один чжан [16], высотой – от копыт до гривы – восемь чи [17].

– Как мне отблагодарить вас, дорогой брат, за такой подарок? – спросил Люй Бу.

– Ничего мне не надо, – отвечал Ли Су, – я пришел к вам, движимый чувством преданности.

По знаку Люй Бу подали вино, и они осушили кубки.

– Мой дорогой брат, – воскликнул Ли Су, – ваши таланты выше неба и глубже моря! Кто в Поднебесной не восхищается вашим славным именем! Вас ждут богатство и почести!

– Жаль, что я не встретил более достойного покровителя, чем Дин Юань! – воскликнул Люй Бу. – Вы, брат мой, служите при дворе. Кого, по-вашему, можно считать истинным героем нашего века?

– Из всех сановников, которых я знаю, ни одному не сравниться с Дун Чжо, – отвечал Ли Су. – Дун Чжо – человек мудрый, вежливый и ученый. Он знает, кого награждать, а кого наказывать. Ему суждено совершить великое дело!

– Хотел бы я служить ему, но не знаю, как это сделать, – заметил Люй Бу.

Тогда Ли Су преподнес ему подарки, велел отослать слуг и сказал:

– Дун Чжо давно оценил по достоинству вашу доблесть и поручил мне преподнести вам коня и эти дары.

– Чем же его отблагодарить за столь глубокое ко мне расположение? – спросил Люй Бу. – Я готов убить Дин Юаня и привести его войска к Дун Чжо.

– Лучшей услуги вы не можете ему оказать, – отвечал Ли Су.

Ночью Люй Бу с мечом в руке пришел в шатер Дин Юаня и отрубил ему голову. После этого он созвал приближенных убитого и сказал:

– Дин Юань был жестоким человеком, и я убил его. Кто согласен служить мне, оставайтесь, остальные уходите.

Более половины воинов разошлось.

На следующий день Люй Бу отправился к Ли Су, и тот представил его Дун Чжо. На радостях Дун Чжо подарил Люй Бу золотые латы и парчовый халат и угостил вином.

С этих пор сила и власть Дун Чжо возросли.

И вот однажды он снова созвал на пир сановников и, когда вино обошло несколько кругов, обратился к ним с такими словами:

– Тот, кто ныне правит нами, – неразумен и слаб, а посему недостоин наследия предков. Я решил низложить его, а на престол возвести Чэньлюского вана. Тех, кто будет противиться мне, казню!

Тут вперед выступил Юань Шао.

– Нынешний император, – сказал он, – только что вступил на трон. Он ни в чем не повинен и не лишен добродетели. Ты же задумал свергнуть его и посадить на престол побочного сына покойного государя! Разве это не мятеж?

– Поднебесная в моих руках! – загремел Дун Чжо. – Кто дерзнет пойти против меня? Или ты сомневаешься в остроте моего меча!

– Твой меч остер, но и мой не затупился! – крикнул Юань Шао, обнажая свой меч. Оба стояли лицом к лицу на одной циновке.

Вот уж поистине:

О дальнейшей судьбе Юань Шао вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава четвертая

Чэньлюский ван восходит на трон вместо законного государя. Цао Цао, собираясь покончить со злодеем, дарит ему меч

Ли Жу помешал Дун Чжо убить Юань Шао, и тот, не выпуская из рук меча, удалился.

– Помните все! – сказал тогда Дун Чжо собравшимся. – Кто вздумает мне перечить, будет казнен!

– Мы повинуемся вам! – в один голос отвечали перепуганные сановники.

Пир на том и окончился. А когда все разошлись, Дун Чжо стал обсуждать с приближенными Чжоу Би и У Цюном, как быть с Юань Шао.

Те говорили, что у Юань Шао много сторонников в Поднебесной и поэтому лучше его не притеснять, а дать ему какую-нибудь должность.

Дун Чжо так и поступил. Он послал к Юань Шао гонца известить, что тот назначается правителем Бохая [18].

В день новолуния девятого месяца Дун Чжо собрал гражданских и военных чиновников в зале Обильной добродетели, велел привести императора и, обнажив меч, объявил:

– Сын неба слаб и неспособен управлять государством. А Чэньлюский ван мудр и добродетелен, имя его известно всей Поднебесной, ему и надлежит занять трон. Посему император низлагается и ему присваивается титул Хуннунского вана. Вдовствующая императрица от управления устраняется.

После оглашения указа Дун Чжо приказал свести императора с трона, снять с него пояс с печатью и заставить его, преклонив колена, признать себя подданным и обещать повиноваться законам. Вдовствующей императрице было велено снять с себя царственное одеяние и ждать дальнейших повелений.

Так Чэньлюский ван взошел на престол, а низверженного государя, вдовствующую императрицу Хэ и вторую жену покойного императора, урожденную Тан, препроводили во дворец Вечного покоя и там заперли.

Запасы съестного у них с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды он увидел пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:

О стихах тотчас же было доложено Дун Чжо, и тот воспользовался этим как предлогом для убийства бывшего государя.

По его приказу Ли Жу с десятью стражниками явился во дворец Вечного покоя, поднес низложенному государю чашу вина и сказал:

– Наступил праздник весны, и первый министр Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.

– Если это вино долголетия, то отведайте его сначала сами, – вмешалась императрица.

Ли Жу в ярости схватил ее и сбросил вниз с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнему императору отравленное вино.

С этих пор Дун Чжо каждую ночь стал являться во дворец, бесчестил дворцовых женщин и даже спал на императорском ложе…

К этому времени Юань Шао, находившийся в Бохае, прознал, что Дун Чжо захватил власть, и прислал гонца к Ван Юню с секретным письмом, призывая его покончить со злодеем.

Ван Юнь долго колебался, не зная, как поступить. Но однажды он пригласил к себе на пир приближенных сановников. Когда вино обошло несколько кругов, он закрыл лицо руками и заплакал.

– В чем причина вашей печали? – спрашивали его.

– Дун Чжо сверг законного государя и захватил власть, – отвечал Ван Юнь. – Династии Хань грозит гибель.

Выслушав Ван Юня, все присутствующие тоже зарыдали. Но тут поднялся один из гостей и, громко рассмеявшись, сказал:

– Можете плакать с утра до вечера! Слезами Дун Чжо не убьешь.

Это сказал Цао Цао.

– Твой род пользовался милостями Ханьского дома! – вскричал рассерженный Ван Юнь. – Ты же не только не хочешь послужить государству, но еще смеешься над нами!

– Мне смешно, что вы только слезы льете, а не думаете, как покончить с Дун Чжо! Пусть я не обладаю большими способностями, но все же могу отрубить голову злодею и выставить ее у ворот столицы. Для этого вы лишь должны дать мне драгоценный меч Семи звезд.

Тогда Ван Юнь собственноручно наполнил чашу вином, поднес Цао Цао и вручил ему меч. Цао Цао выпил вино и с поклоном удалился.

На другой день Цао Цао, прихватив с собой меч, явился во дворец и прошел прямо к Дун Чжо.

– Почему вы так поздно? – спросил его Дун Чжо.

– На плохом коне быстро не доедешь, – отвечал Цао Цао.

– Я получил добрых коней из Силяна [19], – сказал Дун Чжо и, обратившись к стоявшему рядом Люй Бу, приказал: – Пойди выбери одного получше, пусть это будет моим подарком.

Люй Бу вышел, а Дун Чжо прилег, отвернувшись лицом к стене: он был тучным и сидеть долго не мог. Цао Цао выхватил меч и уже было замахнулся, но тут сообразил, что Дун Чжо видит его в зеркале, висевшем на стене повыше ложа.

– Ты что? – быстро обернувшись, спросил Дуй Чжо.

Цао Цао поспешно опустился на колени и, протягивая меч, произнес:

– Примите этот меч в знак благодарности за ваши милости!..

Дун Чжо взял меч, полюбовался им и отдал вернувшемуся Люй Бу.

Затем Дун Чжо и Цао Цао вышли поглядеть на приведенного Люй Бу коня. Цао Цао поблагодарил и выразил желание испытать коня. Коня оседлали, Цао Цао вскочил на него и помчался на юго-восток.

– Цао Цао замышлял убийство, но его постигла неудача, – сказал Люй Бу. – Он подарил вам меч, чтобы вы его не заподозрили.

– Я тоже так думаю, – согласился Дун Чжо.

Тут как раз подошел Ли Жу, и Дун Чжо рассказал ему о случившемся.

– Никого из близких у Цао Цао в столице нет, – сказал Ли Жу. – Он здесь один. Пошлите за ним. Если он придет, значит, искренне хотел подарить вам меч. Не явится – хватайте его и допросите.

За Цао Цао послали стражников, но те вскоре вернулись и доложили, что Цао Цао верхом выехал из города через восточные ворота и домой не возвратился.

– Почуял беду и бежал, как крыса! – воскликнул Ли Жу. – Но у него есть сообщники. Его надо поймать и выведать, кто они.

Дун Чжо повсюду разослал приказ схватить Цао Цао. За его поимку была обещана награда…

Между тем Цао Цао, выехав из города, помчался в Цзяоцзюнь, но по дороге его схватили и доставили к начальнику уезда.

– Я торговец, фамилия моя – Хуанфу, – оправдывался Цао Цао.

Но начальник уезда видел когда-то его в Лояне и сразу опознал.

– Ты не Хуанфу, а Цао Цао, – сказал он. – Я тебя препровожу в столицу и получу награду.

И он связал Цао Цао. Однако в полночь он велел доверенному слуге тайно привести Цао Цао к нему на задний двор для допроса. Узнав, каковы истинные стремления Цао Цао, начальник уезда освободил его от веревок, усадил на почетное место и, поклонившись, сказал:

– Вы справедливый и достойный сын Поднебесной!

Цао Цао, в свою очередь, отвесил поклон и пожелал узнать имя начальника.

– Меня зовут Чэнь Гун, – молвил тот. – Глубоко взволнованный вашей преданностью государству, я решил оставить должность и следовать за вами.

В ту же ночь оба, вооружившись мечами, отправились в родную деревню Цао Цао. На третий день, уже в сумерки, они добрались до Чэнгао.

– Здесь живет Люй Бошэ, сводный брат моего отца, – промолвил Цао Цао, – не заехать ли нам к нему разузнать новости? Там и заночуем.

Они въехали в деревушку, спешились и вошли в хижину Люй Бошэ.

Цао Цао обо всем ему рассказал.

– Господин мой, – кланяясь, обратился к начальнику уезда Люй Бошэ. – Не спаси вы моего племянника, погиб бы род Цао.

Усадив гостей, Люй Бошэ сказал, что съездит в соседнюю деревню за вином, и ушел.

Цао Цао и Чэнь Гун долго ждали его, как вдруг им почудилось, будто за домом кто-то точит нож.

Тогда они тихонько пробрались в заднюю комнату и услышали, как кто-то сказал:

– Надо связать, прежде чем резать.

Тут Цао Цао и Чэнь Гун обнажили мечи и прикончили всех, кто попался им под руку, – всего восемь человек. Обыскав затем дом, они обнаружили на кухне связанную свинью.

– Цао Цао! – воскликнул Чэнь Гун. – Мы убили добрых людей!

Второпях они покинули дом, вскочили на коней и помчались во весь опор, но не проехали и двух ли, как встретили Люй Бошэ верхом на осле. Он вез два кувшина вина и корзину с овощами и фруктами.

– Дорогой племянник и вы, господин, – окликнул их Люй Бошэ, – умоляю вас, вернитесь, не побрезгуйте моим убогим жильем.

– Совершившему преступление нельзя подолгу оставаться на месте, – ответил Цао Цао.

– А я велел заколоть свинью, чтобы угостить вас, – продолжал Люй Бошэ. – Вернитесь же!

Цао Цао, взмахнув плетью, поскакал вперед, но вдруг круто осадил коня и, повернувшись, крикнул, обнажив меч:

– Кто это едет за нами?

Люй Бошэ оглянулся, и тут Цао Цао мечом снес ему голову.

– Что вы наделали! – испуганно воскликнул Чэнь Гун.

– Иначе нельзя было поступить, – ответил Цао Цао. – Что было бы, если бы он вернулся и увидел, что вся его семья перебита?

– Преднамеренное убийство – великая несправедливость, – сказал Чэнь Гун.

– Уж лучше я обижу другого, чем позволю кому-либо обидеть себя, – ответил Цао Цао.

Они проехали несколько ли и при свете луны постучались в ворота постоялого двора. Цао Цао быстро уснул, а Чэнь Гун бодрствовал, терзаясь сомнениями: «Я считал его добрым, а у него волчье сердце. Нельзя оставить его в живых».

И Чэнь Гун потянулся за мечом, собираясь прикончить Цао Цао.

Поистине:

О том, что дальше приключилось с Цао Цао, вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава пятая

Князья откликаются на призыв Цао Цао. Три героя сражаются с Люй Бу

Итак, Чэнь Гун замыслил убить Цао Цао, но тут же раздумал: «Нечестно это. Ведь я последовал за ним, желая послужить государству. Лучше оставлю его и возвращусь к себе».

Цао Цао проснулся и, не найдя Чэнь Гуна, все понял: «Видно, решил, что я слишком жесток, и покинул меня. Здесь мне долго оставаться нельзя».

Цао Цао примчался в Чэньлю, разыскал отца, рассказал ему о случившемся и заявил, что распродаст имущество, соберет войско и начнет борьбу во имя справедливости.

– Боюсь, твоих денег не хватит, – сказал отец. – Но есть здесь один человек, весьма достойный и к тому же богатый, по имени Вэй Хун. Если заручиться его поддержкой, можно начать великое дело.

Цао Цао пригласил Вэй Хуна и поделился с ним своими планами:

– Ханьский дом ныне без правителя. Дун Чжо захватил власть, обманывает государя, губит народ. Хотел бы я поддержать династию, да сил маловато. Надеюсь, вы, как человек справедливый и преданный, не откажете мне в помощи.

Вэй Хун тотчас же согласился, сказав, что ради такого дела пожертвует все свое имущество.

Не мешкая, они разослали гонцов по всем дорогам и приступили к набору войск, призывая под белое знамя, на котором начертали два слова: «Верность и справедливость».

И храбрецы из разных мест собирались под это знамя.

Юань Шао тем временем собрал тридцать тысяч воинов и тоже присоединился к Цао Цао.

Откликнулись на призыв Цао Цао и все князья, и Лю Бэй со своими назваными братьями – Гуань Юем и Чжан Фэем.

Цао Цао приказал зарезать быка и лошадь для жертвоприношений и созвал на совет всех князей, чтобы обсудить план похода. На совете была дана клятва и избран предводитель – Юань Шао.

На следующий день возвели трехъярусный помост, по краям его установили стяги пяти кланов, а на самом верху – белое на желтом древке знамя. Тут же положили полномочную грамоту и печать полководца и попросили Юань Шао подняться на возвышение.

Юань Шао в полном облачении, с мечом у пояса поднялся по ступеням, воскурил благовония и, поклонившись всем, произнес клятву:

«Несчастье постигло Ханьский правящий дом – прервана родословная нить императоров. Мятежник Дун Чжо, воспользовавшись распрями, бесчинствует; бедствия обрушиваются на знатных, жестокость изливается на народ.

Мы, Юань Шао и союзники, опасаясь гибели династии, объединили наши войска, дабы помочь государству. Связывая себя клятвой, обещаем действовать единодушно и быть достойными подданными Поднебесной. Пусть сгинет и лишится потомства тот, кто нарушит эту клятву. Царь Небо, царица Земля и светлые духи наших предков, будьте тому свидетелями».

Произнеся клятву. Юань Шао выпил глоток крови и спустился с помоста. После этого все направились в шатер, и, когда вино обошло несколько кругов, Юань Шао стал распределять должности.

Начальником головного отряда был назначен Сунь Цзянь, правитель области Чанша. Он тут же выступил в поход к перевалу Сышуй. Войска, охранявшие перевал, немедленно послали гонца в Лоян уведомить о случившемся Дун Чжо.

– Не печальтесь, отец мой, – сказал Люй Бу с поклоном. – Дозвольте мне с нашим храбрым войском пойти на перевал. Мы отрубим всем этим князьям головы и выставим их у ворот столицы.

Но тут кто-то заявил:

– Стоит ли большим тесаком резать цыпленка? Я сам могу обезглавить князей, это так же легко, как вытащить что-либо из своей сумы!

Дун Чжо взглянул на говорившего – был он ростом в девять чи, с поступью тигра, телом волка, головой барса и длинными, как у обезьяны, руками. Звали его Хуа Сюн. Дун Чжо понравились его слова, и он, назначив его на высокую должность, дал ему пятидесятитысячное войско. Хуа Сюн в ту же ночь двинулся к перевалу.

Тем временем один из князей, Бао Синь, не желая, чтобы Сунь Цзянь совершил подвиг первым, тайно послал своего брата Бао Чжуна с тремя тысячами конных и пеших воинов опередить Сунь Цзяня и вступить в бой с врагом.

Хуа Сюн со своим отрядом бросился ему навстречу и обратил в бегство. Потом настиг его и снес ему голову, которую тотчас же и отправил с гонцом к Дун Чжо.

Сунь Цзянь приблизился к перевалу с четырьмя военачальниками. На нем был сверкающий серебряный панцирь, на голове – красная повязка, у пояса – древний кованый меч, и восседал он на пестрогривом коне.

– Эй вы, пособники злодея! – крикнул Сунь Цзянь. – Сдавайтесь!

В бой с ним вступил Ху Чжэнь, помощник Хуа Сюна, но был сражен и замертво упал с коня.

Сунь Цзянь подал сигнал к наступлению, но с перевала посыпались стрелы и камни, и он вынужден был отвести войска. Раскинувшись лагерем в Ляндуне, Сунь Цзянь послал гонца к Юань Шу с требованием о провианте. Но ни фуража, ни провианта не получил, ибо нашелся человек, который сказал Юань Шу:

– Если Сунь Цзянь убьет Дун Чжо, у нас не станет волка, зато появится свирепый тигр. Не давайте ему провианта, и он потерпит поражение.

Юань Шу так и сделал.

В войсках Сунь Цзяня поднялось возмущение. Когда лазутчики сообщили об этом защитникам перевала, Ли Су, состоявший советником при Хуа Сюне, сказал:

– Сегодня ночью я с отрядом спущусь с перевала и ударю по лагерю врага в обход, вы же ударьте в лоб, и мы захватим Сунь Цзяня в плен.

Ярко светила луна, дул легкий ветер. К полуночи отряды добрались до лагеря Сунь Цзяня и с криками и барабанным боем бросились вперед. Сунь Цзянь вскочил на коня, и они с Хуа Сюном скрестили оружие. Тут подоспел отряд Ли Су, и его воины подожгли все вокруг. Войска Сунь Цзяня в панике бежали, военачальники сражались один на один.

В конце концов, Сунь Цзянь, не выдержав натиска, тоже бежал.

– Не думал я, что Сунь Цзянь потерпит поражение от Хуа Сюна! – воскликнул встревоженный Юань Шао и тут же созвал князей на совет.

– Брат Бао Синя, нарушив приказ, самовольно напал на врага, – сказал Юань Шао, когда все князья заняли свои места в шатре предводителя. – Он погиб, и вместе с ним погибло много людей. Ныне Сунь Цзянь потерпел поражение от Хуа Сюна. Боевой дух наших войск упал. Что будем делать?

Князья безмолвствовали. Юань Шао обвел всех взглядом и обратил внимание на трех необычного вида людей, стоявших позади Гунсунь Цзаня.

– Кто эти люди, господин правитель округа Гунсунь Цзань? – спросил Юань Шао.

– Один из них – мой брат Лю Бэй, мы с ним с малых лет жили под одной крышей, – отвечал Гунсунь Цзань.

– Неужто тот самый Лю Бэй, который разбил мятежников? – спросил Цао Цао.

Неожиданно прибежал лазутчик с вестью, что Хуа Сюн спустился с перевала и на длинном бамбуковом шесте несет шлем Сунь Цзяня; он уже приблизился к лагерю, выкрикивает угрозы и вызывает на бой.

Первым вызвался сразиться с Хуа Сюном Юй Шэ, но был убит. Вторым вступил в бой Пань Фын и тоже погиб.

Вдруг раздался громоподобный голос:

– Я отрублю голову Хуа Сюну и положу ее перед вашим шатром!

Все взоры обратились в сторону говорившего. У входа в шатер стоял могучий воин. Глаза у него были, как у красного феникса, лицо – цвета перезрелого финика, брови – пушистые, как гусеницы шелкопряда.

– Это Гуань Юй, брат Лю Бэя, конный стрелок из лука, – сказал Гунсунь Цзань.

– Хуа Сюн будет глумиться над нами, если мы пошлем в бой простого лучника, – возразил Юань Шао.

– Если я не одержу победы, отрубите мне голову, – заявил Гуань Юй, схватил меч и вскочил на коня. Князья услышали, как оглушительно загремели барабаны, словно раскололось небо и разверзлась земля, дрогнули холмы и обрушились горы. Князья замерли в напряженном ожидании, и когда уже хотели послать людей на разведку, раздался звон колокольчика: прискакал Гуань Юй и швырнул на землю голову Хуа Сюна.

Тем временем разбитые войска Хуа Сюна бежали обратно на перевал. Тогда Ли Су отправил спешное донесение Дун Чжо, и тот незамедлительно вызвал на совет всех своих приближенных.

– Мы потеряли лучшего военачальника Хуа Сюна, – сказал Ли Жу, обращаясь к Дун Чжо. – Силы мятежников возросли. Юань Шао возглавляет союз князей, а его дядя Юань Вэй у нас на должности воспитателя государя. Если они вступят в заговор, ничего хорошего ждать не приходится. Прежде всего надо разделаться с Юань Вэем.

Дун Чжо немедленно отдал приказ окружить дом Юань Вэя и перебить всех – старых и малых, а отрубленную голову Юань Вэя доставить на перевал и объявить, за что он казнен.

Затем Дун Чжо собрал двухсоттысячное войско, выступил в поход и занял оборону на перевале Хулао, в пятидесяти ли от Лояна. Люй Бу с его тридцатитысячным войском было приказано расположиться лагерем на подступах к перевалу.

Лазутчики, прознав об этом, стрелой помчались с донесением в лагерь Юань Шао, и тот по всем направлениям двинул к Хулао войска.

Первым к перевалу подошел Ван Куан, правитель округа Хэнэй. Навстречу ему выступил Люй Бу с тремя тысячами закованных в броню всадников. Ван Куан придержал коня, остановился под знаменем и увидел Люй Бу, который выехал вперед из строя противника. Волосы у Люй Бу были стянуты узлом, на который был надет колпачок из червонного золота. Поверх халата из красного узорчатого шелка надета кольчуга, перехваченная маньским поясом, украшенным нефритовыми пластинами с пряжкой в виде льва. Вооружен он был луком со стрелами и алебардой. Сидел он на быстром как ветер коне по кличке Красный заяц.

– Кто осмелится сразиться с ним? – спросил Ван Куан.

Склонив копье и припустив коня, выехал знаменитый воин Фан Юэ. Всадники помчались друг на друга. На пятой схватке Люй Бу сразил Фан Юэ, тот упал с коня, и Люй Бу с алебардой наперевес бросился вперед, обратив воинов Ван Куана в бегство. Однако на помощь Ван Куану подоспели армии Цзяо Мао и Юань И, Люй Бу пришлось отступить. Князья, понеся значительные потери, также отступили на тридцать ли и разбили лагерь.

Как раз в это время войско Люй Бу с развевающимися знаменами снова ринулось в бой, и никто не мог против него устоять.

– Люй Бу великий герой, – сказал Цао Цао, когда князья собрались на совет. – Никому не удается его одолеть. Вот если захватить Люй Бу, тогда и с Дун Чжо покончить нетрудно.

Люй Бу то и дело вызывал противника на бой. С ним сражались многие воины, но безуспешно.

Наконец в бой с Люй Бу вступил Чжан Фэй. Они схватывались более пятидесяти раз, однако ни один не мог победить. На помощь брату, размахивая тяжелым мечом Черного дракона, поспешил Гуань Юй. Последовало еще около тридцати схваток, однако Люй Бу по-прежнему был неодолим. Тогда на него сбоку налетел Лю Бэй. Сражаясь сразу с тремя противниками, Люй Бу почувствовал, что слабеет. Глядя прямо в лицо Лю Бэю, он сделал неожиданный выпад. Лю Бэй шарахнулся в сторону, а Люй Бу вихрем пронесся мимо него и вырвался на свободу. Братья погнались за ним и преследовали до самого перевала. Вдруг они увидели впереди колыхавшийся на ветру огромный зонт из черного шелка.

– Здесь Дун Чжо! – крикнул Чжан Фэй. – Какая польза гоняться за Люй Бу? Схватим самого злодея и вырвем зло с корнем!

Подхлестнув коней, братья устремились на перевал…

Недаром говорится:

Чем окончилась эта битва, вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава шестая

Дун Чжо сжигает императорский дворец. Сунь Цзянь похищает государственную печать

Чжан Фэй первым устремился на перевал, но пробиться ему не удалось: сверху посыпался град стрел и камней. Братья вынуждены были вернуться в лагерь. Князья поздравили Лю Бэя и его братьев с успехом и послали гонца к Юань Шао с вестью о победе.

А в это время Ли Жу говорил Дун Чжо:

– После неудачи Люй Бу дух нашего войска упал. Не лучше ли пока вернуться в Лоян, а оттуда для большей безопасности перевезти императора в Чанъань? Недавно я слышал, как мальчишки на улицах распевали:

Смысл их песенки, по-моему, таков: охотник на западе – это основатель Ханьской династии Гао-цзу, двенадцать поколений потомков которого правили на западе, в Чанъани; охотник на востоке – это император Гуанъу-ди, который перенес столицу на восток, в Лоян. После него здесь также правили двенадцать императоров. Дабы возродить династию, вам следует возвратиться в Чанъань. Видимо, такова воля Неба…

– Я бы и не уразумел, не растолкуй ты мне все это! – воскликнул обрадованный Дун Чжо.

В ту же ночь Дун Чжо возвратился в Лоян, где объявил всем гражданским и военным сановникам о своем намерении перенести столицу в Чанъань. Кое-кто пытался ему возражать, что, мол, Чанъань лежит в развалинах, но он заявил, что город можно отстроить за месяц, а всех противников переноса столицы велел казнить.

Перед выступлением в путь пять тысяч закованных в броню всадников похватали всех лоянских богачей, объявили их мятежниками, вывели за город и обезглавили. Имущество их было конфисковано.

Всех жителей Лояна приказано было гнать в Чанъань. Люди были разбиты на группы по сто человек, каждую группу сопровождал вооруженный отряд. В пути стража бесчестила женщин, отбирала у людей пищу. Многие от истощения умирали и оставались лежать у дороги. Стенания и плач потрясали небо и землю.

Перед уходом из Лояна Дун Чжо приказал дотла сжечь город, в том числе императорский дворец и храмы предков.

Когда пришла весть о том, что Дун Чжо покинул Лоян, военачальник Чжао Цань, оборонявший перевал Сышуй, сдался Сунь Цзяню. В то же время Лю Бэй с братьями захватили заставу Хулао. За ними двинулись и другие князья.

Спеша в Лоян, Сунь Цзянь издали увидел вздымавшиеся к небу языки пламени. В столице не осталось ни одного человека, ни одного дома. Тушить пожары были посланы воины. Прибывающим князьям приходилось располагаться на опустошенной земле.

Цао Цао пришел к Юань Шао и предложил:

– Надо не мешкая послать погоню за Дун Чжо.

– Князья устали. Вряд ли они согласятся двигаться дальше, – усомнился Юань Шао.

Тогда Цао Цао один во главе десятитысячного войска стал преследовать Дун Чжо…

Дун Чжо тем временем добрался до Синъяна и по совету Ли Жу приказал местному правителю Сюй Жуну на случай преследования их вражескими войсками устроить засаду за городом вблизи гор, пропустить врага, а затем отрезать ему путь к отступлению. Люй Бу получил приказ во главе отборных воинов прикрывать тыл.

Когда подошел отряд Цао Цао, лучшие воины Люй Бу ударили на врага одновременно с трех сторон. Устоять было невозможно. Войско Цао Цао потерпело полное поражение и бежало к Синъяну. Уже наступило время второй стражи, когда его чудом спасшиеся воины добрались до какой-то горы. При ярком свете луны все было видно, как днем. Они решили остановиться и отдохнуть. Но едва начали устанавливать котлы, чтобы приготовить пищу, как со всех сторон послышались крики – это вышли скрывавшиеся в засаде войска Сюй Жуна.

Сюй Жун выстрелил из лука, и стрела попала Цао Цао в плечо. Он так и умчался, даже не вынув ее из раны.

Цао Цао уже перебрался через гору, как вдруг два копья вонзились в его коня. Конь упал, а сам он свалился на землю и был схвачен вражескими воинами, скрывавшимися в густых зарослях. Но в это время прискакал всадник. Взмах меча – и оба врага пали мертвыми.

Всадник спрыгнул с коня и помог Цао Цао подняться. Это был его брат Цао Хун.

– Оставь меня, я умру здесь, – сказал Цао Цао. – Спасайся сам, дорогой брат. Войско разбойников настигает нас!

– Садись скорей на коня, а я пойду пешком. Ты больше нужен Поднебесной, чем я!

Он посадил Цао Цао на коня, снял с себя латы, вытащил меч и побежал следом за конем. Спустя некоторое время путь им преградила широкая река. А погоня приближалась, уже слышны были крики.

Тогда Цао Хун взвалил брата на плечи и бросился вплавь. Преследователи открыли стрельбу из луков, но беглецы успели скрыться…

Тем временем князья расположились лагерем в Лояне. Сунь Цзянь раскинул шатер на том месте, где прежде стоял дворец Цзяньчжан. Он приказал убрать камни и обломки. Были засыпаны все разрытые Дун Чжо императорские могилы. На месте храма предков династии был сооружен легкий павильон. Сюда пригласили князей, чтобы расставить по порядку священные таблички [20]. Затем зарезали быка и принесли жертвы. После этой церемонии все разошлись.

Ночью Сунь Цзянь возвратился в лагерь. Ярко светила луна, сверкали звезды. Сжимая в руке меч, Сунь Цзянь наблюдал за небесными светилами. Он заметил, как по небу с северной стороны разлилась белесая дымка, и со вздохом подумал: «Императорские звезды меркнут – мятежник Дун Чжо возмущает государство. Десятки тысяч людей мучаются на развалинах и пепле, столица превратилась в пустыню».

– Смотрите! – сказал вдруг стоявший рядом с ним воин. – Южнее дворца из колодца подымается радужное сияние.

Сунь Цзянь велел воину зажечь факел и спуститься в колодец. Вскоре тот вытащил мертвую женщину, совершенно не тронутую временем. На ней было придворное платье, на шее – атласный мешочек, а в нем красная коробочка с золотым замочком. В ней оказалась нефритовая печать с выгравированными пятью переплетенными драконами и восемью иероглифами в стиле чжуань [21], которые гласили: «Принявший веление Неба да процветает в веках». Один уголок печати, видимо, был отбит, а потом припаян золотом.

Сунь Цзянь показал печать советнику Чэн Пу.

– Это императорская печать из старинного нефрита, – промолвил тот. – В древности некий Бянь Хэ увидел у подножия горы Цзиншань феникса, свившего на камне гнездо. Он взял этот камень и поднес чускому князю Вэнь-вану. Князь расколол его и увидел кусок нефрита. В двадцать шестом году правления Циньской династии [22] гравер сделал из нефрита печать, а Ли Сы [23] вырезал на ней восемь иероглифов. В двадцать восьмом году Цинь Шихуан плыл по озеру Дунтин, началась буря, и лодку едва не перевернуло. Тогда Цинь Шихуан бросил печать в озеро, и буря прекратилась. В тридцать шестом году Цинь Шихуан отправился в Хуаинь. Некто встал на дороге и обратился к одному из его приближенных: «Возвращаю печать потомственному дракону»[24].

Сказав это, он исчез. Так печать вернулась к династии Цинь. Затем она перешла к ханьскому Гао-цзу. Позже, во время мятежа Ван Мана [25], императрица Сяоюань запустила этой печатью в Ван Сюня и Су Сяня, при этом отломился уголок. И вот сейчас она попала к вам в руки. Вы непременно станете императором. Но долго оставаться вам здесь нельзя, надо ехать в Цзяндун и там обдумать план великих деяний.

– Завтра же скажусь больным и уеду отсюда.

Сунь Цзянь приказал воинам не разглашать тайны. Но кто мог знать, что один из них – земляк Юань Шао? Он бежал ночью из лагеря, явился к Юань Шао и обо всем ему рассказал.

На следующий день к Юань Шао пришел Сунь Цзянь.

– Прихворнул я немного, – заявил он. – Хочу возвратиться в Чанша и зашел проститься с вами.

– Знаю я вашу болезнь! – насмешливо воскликнул Юань Шао. – Называется она «государственная печать».

– С чего вы взяли? – бледнея, спросил Сунь Цзянь.

– Мы подняли войска для того, чтобы покарать мятежников и уничтожить зло в государстве, – продолжал Юань Шао. – Печать – это сокровище династии, и вам следовало бы передать ее мне как главе союза, чтобы возвратить ее законному владельцу, когда Дун Чжо будет уничтожен. А вы утаили ее.

– Да как могла она у меня оказаться? – стал отпираться Сунь Цзянь.

Тут Юань Шао вызвал перебежавшего воина и спросил:

– Видел ты этого человека, когда извлекали труп из колодца?

Сунь Цзянь обнажил меч и в ярости хотел зарубить доносчика, но, увидев, что остальные военачальники тоже обнажили мечи и не миновать схватки, вскочил на коня и ускакал.

Юань Шао в ту же ночь послал преданного человека в Цзинчжоу предупредить тамошнего правителя Лю Бяо, чтобы он перехватил по дороге Сунь Цзяня и отобрал у него печать.

Между тем с каждым днем становилось все яснее, что Юань Шао не в силах успешно завершить начатое дело, и князья один за другим стали от него уходить.

Тем временем Лю Бяо, получив послание Юань Шао, приказал своим военачальникам Куай Юэ и Цай Мао с десятитысячным войском преградить путь Сунь Цзяню. Куай Юэ построил свое войско в боевой порядок и выехал вперед.

– Ты подданный династии Хань, – сказал он Сунь Цзяню. – Как же ты посмел присвоить государственную печать? Верни ее и иди дальше своей дорогой.

– Пусть я умру от меча или стрелы, если печать у меня! – воскликнул Сунь Цзянь.

– Дозволь тогда тебя обыскать, – промолвил Лю Бяо.

– Кто ты такой, что осмеливаешься так дерзко со мной говорить? – гневно вскричал Сунь Цзянь и тотчас повел своих воинов в бой.

Лю Бяо отступил. Сунь Цзянь бросился за ним. Но тут в бой вступили войска, вышедшие из засады у подножия двух гор, а сзади подошли Цай Мао и Куай Юэ. Сунь Цзянь попал в кольцо.

Поистине:

О том, как Сунь Цзянь спасся, вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава седьмая

Юань Шао сражается с Гунсунь Цзанем. Сунь Цзянь переправляется через реку

Итак, Сунь Цзянь, окруженный войсками Лю Бяо, потерял всех своих военачальников и сам едва спасся от смерти. С трудом пробившись на дорогу, он бежал в Цзяндун.

Юань Шао, который находился в ту пору в Хэнэе, испытывал недостаток в провианте, и Хань Фу – правитель округа Цзичжоу – послал ему подкрепление. Тогда советник Фын Цзи сказал Юань Шао:

– Вы, самый могущественный человек в Поднебесной, вынуждены ждать, пока вам пришлют провиант. Почему бы вам не захватить земли Цзичжоу? Они богаты и обширны.

– Я бы охотно их захватил, – ответил Юань Шао, – но как это сделать?

– Пошлите гонца с тайным письмом к Гунсунь Цзаню и предложите ему захватить Цзичжоу, обещая свою поддержку, – посоветовал Фын Цзи. – Ручаюсь, что Гунсунь Цзань подымет войска. Тогда Хань Фу, человек не слишком храбрый, попросит вас взять на себя управление округом, и вы получите все, даже не шевельнув пальцем.

Юань Шао так и поступил.

Гунсунь Цзань, получив от Юань Шао письмо, в тот же день выступил в поход.

Одновременно Юань Шао послал еще другого гонца, чтобы тайно предупредить Хань Фу о грозящей ему опасности. Хань Фу испугался, и все случилось так, как предсказал советник Фын Цзи.

Несмотря на протесты своих приближенных, Хань Фу решил передать управление округом Юань Шао и послал к нему с этой вестью своего помощника.

Юань Шао въехал в Цзичжоу, пожаловал Хань Фу высокую должность, а дела по управлению округом полностью передал в руки Тянь Фына и других своих приближенных.

Хань Фу вскоре пожалел о содеянном и уехал в Чэньлю.

Гунсунь Цзань двинулся с войсками на Цзичжоу, но потерпел поражение и бежал, преследуемый Вэнь Чоу, военачальником Юань Шао. Лук и стрелы Гунсунь Цзань потерял, шлем свалился у него с головы, волосы развевались по ветру. Подхлестывая коня, он мчался по склону горы. Вдруг конь споткнулся. Гунсунь Цзань упал на землю и покатился вниз. Вэнь Чоу уже собирался его прикончить, как вдруг из зарослей выскочил юный воин. С копьем наперевес он помчался на Вэнь Чоу, и между ними завязался бой.

Юный воин был ростом в восемь чи, с густыми бровями, широким лбом и тяжелым подбородком. Не менее шестидесяти раз схватывались противники, но ни один не мог победить. Тут подоспела армия Гунсунь Цзаня, и Вэнь Чоу бежал.

Гунсунь Цзань спустился с горы и спросил у воина имя. Тот с поклоном ответил:

– Родом я из Чаншани, фамилия моя – Чжао, имя – Юнь. Я ушел от Юань Шао, потому что он не предан Сыну неба и не печется о благе народа.

Гунсунь Цзань вместе с юношей вернулся в лагерь, и они стали готовиться к новой битве.

На следующий день Гунсунь Цзань разделил войско на две части и расположил их справа и слева наподобие крыльев. Во главе передового отряда был поставлен Янь Ган, командование центром взял на себя сам Гунсунь Цзань, а Чжао Юня он сделал начальником запасного отряда.

Юань Шао поставил во главе своих передовых отрядов Янь Ляна и Вэнь Чоу и тоже разделил свои силы надвое.

Первыми ринулись в атаку войска Янь Гана, но были обращены в бегство вражескими лучниками, а сам Янь Ган погиб в бою. Войско Юань Шао подступило к мосту, тесня Гунсунь Цзаня и его воинов.

В стремительном наступлении Юань Шао гнался за противником во главе передовых отрядов. Но вдруг послышались крики, и появилось новое войско с тремя военачальниками – это был Лю Бэй со своими братьями.

Получив весть, что Гунсунь Цзань воюет с Юань Шао, Лю Бэй помчался ему на помощь. И вот теперь три всадника неслись на Юань Шао. У него душа ушла в пятки от страха, меч выпал из рук. Пустив коня во весь опор. Юань Шао бежал без оглядки.

А Гунсунь Цзань вместе с Лю Бэем, Чжан Фэем и Гуань Юем возвратился в лагерь.

Юань Шао, проиграв сражение, стал упорно готовиться к обороне. Обе армии стояли друг против друга более месяца. В это время в Чанъань прибыл гонец и доложил обо всем Дун Чжо. Ли Жу говорил Дун Чжо:

– Юань Шао и Гунсунь Цзань – герои, враждуют они напрасно. От имени Сына неба составьте указ, пошлите к ним гонцов и предложите помириться. Уверен, они будут тронуты вашей добротой и покорятся вам.

Дун Чжо так и сделал и достиг цели. Гунсунь Цзань, получив указ, тотчас написал Юань Шао послание с предложением заключить мир и отвел свои войска.

А сейчас расскажем о Юань Шу. Как вы уже знаете, он находился во вражде со своим братом Юань Шао, а также с Лю Бяо и, решив отомстить обоим, отправил к Сунь Цзяню гонца с посланием.

Вот что там было написано:

«В свое время Лю Бяо стал на вашем пути по наущению моего брата Юань Шао. Теперь они вместе замышляют нападение на Цзяндун. Советую вам немедля поднять войска и напасть на Лю Бяо, а я расправлюсь с моим братом. Тогда обиды наши будут отомщены: вы возьмете Цзинчжоу, а я – Цзичжоу».

Сунь Цзянь, получив письмо, призвал к себе своих приближенных и рассказал о письме.

– Юань Шу хитер, ему нельзя верить, – промолвил Чэн Пу.

– Я обойдусь без него, – заявил Сунь Цзянь. – Сам отплачу за обиду.

Тогда Сунь Цзин, младший брат Сунь Цзяня, сказал:

– Ныне Дун Чжо захватил власть. Сын неба робок и слаб. Князья властвуют на своих землях; в стране великая смута. Лишь у нас, в Цзяндуне, спокойно, так стоит ли из-за малой обиды начинать войну?

– Я самый сильный во всей Поднебесной, – ответил Сунь Цзянь, – и обиды, пусть даже малой, не потерплю.

Сунь Цзянь велел привести в порядок боевые корабли, заготовить оружие и провиант. Боевых коней погрузили на суда, и вскоре войско выступило в поход.

Лю Бяо, прознав об этом, приказал военачальнику Хуан Цзу с отрядом лучников устроить засаду на берегу реки и тоже двинул вперед свое войско.

Три дня лучники Хуан Цзу осыпали врагов стрелами, не давая им приблизиться к берегу, пока не израсходовали весь запас стрел. Тогда Сунь Цзянь велел собрать все стрелы, попавшие в суда, – их набралось несколько сот тысяч, – и обстрелять отряд Хуан Цзу. Лучники не выдержали и в беспорядке отступили. Войско Сунь Цзяня высадилось на берег.

Поручив Хуан Гаю охранять суда, Сунь Цзянь начал преследовать врага.

Хуан Цзу вышел ему навстречу и расположился в поле. Построив войско в боевой порядок, Сунь Цзянь выехал под знамя. Рядом с ним в полном вооружении, с копьем в руке стоял его сын Сунь Цэ.

Из строя противника, сопровождаемый военачальниками Чжан Ху и Чжэнь Шэном, вперед выехал Хуан Цзу и, размахивая плетью, стал поносить противника:

– Цзяндунские разбойники, как посмели вы вторгнуться во владения потомка Ханьского дома?

По его приказу на поединок выехал Чжан Ху. Навстречу ему двинулся Хань Дан. Всадники схватывались более тридцати раз.

На помощь Чжан Ху поскакал Чжэнь Шэн. Но Сунь Цэ поразил его стрелой из лука, а Хань Дан снес голову Чжан Ху.

Сунь Цзянь гнал разбитое войско врага до реки Хань, а там приказал Хуан Гаю ввести суда в устье и стать на якорь.

Тогда Хуан Цзу пошел к Лю Бяо и заявил, что Сунь Цзяню противостоять невозможно.

Но тут один из военачальников Лю Бяо по имени Цай Мао сказал:

– Не сегодня завтра враг подойдет к городу. Медлить больше нельзя. Дайте мне людей, я вступлю с ним в решительный бой!

Во главе десятитысячного войска Цай Мао вышел из Санъяна и расположился у горы Сяньшань. Но в первом же бою он потерпел поражение и едва спасся.

А Сунь Цзянь послал войска по четырем направлениям и осадил Санъян. Он собирался начать штурм, но вдруг налетел ураган и сломал древко знамени с надписью «Полководец».

– Это несчастливое предзнаменование! – встревожился военачальник Хань Дан. – Лучше бы на время отвести войска.

Но Сунь Цзянь не внял его словам и начал штурм…

В это время Лю Бяо созвал на совет приближенных, чтобы решить, как действовать дальше. Советник Куай Лян сказал:

– Минувшей ночью я видел, как с неба упала звезда полководца. Я точно высчитал, что падала она в том направлении, где сейчас находится Сунь Цзянь. Посылайте гонца к Юань Шао и просите помощи!

Вырваться из осажденного города и доставить письмо Юань Шао вызвался храбрец Люй Гун. В сумерки он с отрядом всадников выступил из города.

Сидевший у себя в шатре Сунь Цзянь услышал шум. Он вскочил на коня и с тридцатью всадниками выехал из лагеря. Ему донесли, что из осажденного города прорвался конный отряд и поскакал в сторону Сяньшаня. Сунь Цзянь бросился в погоню и настиг Люй Гуна. Тот вступил с Сунь Цзянем в бой, но после первой же схватки бежал. Сунь Цзянь погнался было за ним, однако потерял из виду.

Неожиданно послышались удары гонга. С горы посыпались камни, из леса полетели стрелы. Сунь Цзянь и его конь погибли. Все тридцать сопровождавших Сунь Цзяня всадников тоже были убиты.

Одновременно из города вышли войска Хуан Цзу, Куай Юэ и Цай Мао и обрушились на цзяндунцев. Хуан Гай, услышав крики, потрясшие небо, повел на помощь свой флот и тут встретился с Хуан Цзу. После короткой битвы Хуан Цзу был взят в плен. На рассвете, когда битва кончилась, войско Лю Бяо ушло в город, а Сунь Цэ вернулся к реке Хань. Здесь он узнал о гибели отца и о том, что его тело враги унесли в город.

– Как же я вернусь домой, если тело отца у врага? – плача, вопрошал Сунь Цэ.

– К нам в плен попал Хуан Цзу, – сказал Хуан Гай. – Пусть кто-нибудь отправится в город и предложит обменять Хуан Цзу на тело вашего батюшки.

Выполнить это взялся Хуань Кай, бывший друг Лю Бяо. Он явился к Лю Бяо и объяснил ему суть дела.

– Мы отдадим вам тело Сунь Цзяня, а вы нам верните Хуан Цзу. И давайте прекратим войну, – сказал ему Лю Бяо.

Хуань Кай поклонился и хотел удалиться, но на пути его встал Куай Лян и воскликнул, обращаясь к Лю Бяо:

– Не отпускайте его! Я скажу вам, господин мой, как надо поступить, чтобы не возвращать цзяндунским войскам ни единой пластинки от панциря! Прошу вас, казните этого человека!

Поистине:

О дальнейшей судьбе Хуань Кая вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава восьмая

Ван Юнь придумывает хитрый план «цепи». Дун Чжо неистовствует в беседке Феникса

Итак, Куай Лян предлагал казнить Хуань Кая, но Лю Бяо его не послушался, так как решил отдать тело Сунь Цзяня в обмен на своего друга Хуан Цзу. Хуань Кая отпустили. Сунь Цэ освободил Хуан Цзу и, получив гроб с телом отца, возвратился в Цзяндун.

Когда весть о гибели Сунь Цзяня достигла Дун Чжо, тот совсем распоясался.

В двухстах пятидесяти ли от Чанъани он заложил крепость Мэйу. На ее строительство было согнано двести пятьдесят тысяч крестьян. Когда строительство было закончено, он выбрал восемьсот самых красивых девушек из народа, обрядил в золото и парчу, украсил золотом и яшмой и поселил у себя во дворце.

Раз или два в месяц он наезжал в Чанъань, раскидывал у стен города шатер и устраивал пиры для являвшихся к нему на поклон сановников.

Во время одного из таких пиров к нему доставили воинов, взятых в плен при усмирении северных земель. Дун Чжо приказал их всех казнить. При этом придумывал такие жестокие казни, что вопли несчастных потрясали небо. Придворные холодели от страха, а сам он при этом ел, пил и смеялся как ни в чем не бывало.

Возвратившись однажды с такого пира, блюститель церемоний Ван Юнь задумался, как же быть дальше.

Глубокой ночью, опираясь на посох, он вышел в сад. Ярко светила луна. Ван Юнь обратил лицо к небу и заплакал. Тут ему послышались чьи-то вздохи, доносившиеся из Пионовой беседки. Ван Юнь подкрался и увидел в беседке свою домашнюю певичку Дяочань. Ей едва исполнилось шестнадцать лет. Она была взята в дом малолетней, здесь ее обучили пению и танцам, и Ван Юнь любил ее, как родную дочь.

Услышав вздохи девушки, Ван Юнь прикрикнул:

– Негодница, чего вздыхаешь? Шашни с кем-нибудь завела?!

– Да посмею ли я? – воскликнула испуганная девушка, падая перед ним на колени.

– Чего ж ты тогда вздыхаешь по ночам? – строго спросил Ван Юнь. – Говори правду!

– Да разве я посмею врать! – воскликнула Дяочань. – Даже своей смертью мне не оплатить и малую толику ваших благодеяний! Но я приметила, что с недавних пор вы чем-то встревожены. Уж не государственными ли делами? Я жизни не пожалею, чтобы помочь вам!

– Кто знает! Может быть, судьба Поднебесной в твоих руках! – воскликнул Ван Юнь, стукнув о землю посохом. – Идем-ка со мной!

Дяочань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав служанок и наложниц, он усадил Дяочань на циновку, поклонился ей и сказал:

– Сжалься над людьми Поднебесной! – Слезы хлынули из его глаз. – Дун Чжо собирается захватить престол, и никто с ним не может управиться. Так вот, я придумал план «цепи». Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, приемного сына Дун Чжо, а потом отдам тебя ему самому. Ты должна посеять между ними вражду и сделать все, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты помогла бы избавить государство от злодея. Не знаю только, согласишься ли ты?

– Отдавайте меня хоть сейчас! – ответила Дяочань. – А там уж я придумаю, как действовать.

На другой день Ван Юнь приказал искусному ювелиру сделать золотую шапочку, украсить ее жемчужинами и тайно отоспал Люй Бу. Тот был польщен и сам явился поблагодарить. Ван Юнь встретил его у ворот, проводил в дом и усадил на почетное место.

Превознося таланты Люй Бу и расхваливая Дун Чжо, Ван Юнь щедро угощал гостя и то и дело подливал ему вина. Затем он отослал всех приближенных, кроме нескольких служанок, подносивших вино, и велел привести Дяочань. Люй Бу девушка так очаровала своей красотой, что он не мог оторвать от нее глаз. А когда Люй Бу осушил еще несколько кубков, Ван Юнь сказал:

– Я хочу отдать вам эту девушку. Согласны вы ее взять?

– О, я буду вечно вам благодарен! – вскричал Люй Бу, вскакивая с циновки. – Буду служить вам, как верный пес и добрый конь!

– В первый же счастливый день я пришлю ее к вам во дворец, – пообещал Ван Юнь.

Дяо Шань, Люй Бу, Дун Чжо

Люй Бу поблагодарил и, откланявшись, удалился. Через несколько дней Ван Юнь явился к Дун Чжо, склонился перед ним до земли и молвил:

– Почтительнейше кланяюсь вам и приглашаю ко мне на обед.

– Непременно буду, – обещал Дун Чжо.

Возвратившись домой, Ван Юнь велел поставить столы в парадном зале и приготовить лучшие яства, какие только есть в Поднебесной. Узорчатые коврики устилали полы, повсюду были развешаны роскошные зана- веси.

Дун Чжо приехал на следующий день. Ван Юнь встретил его в полном придворном одеянии и дважды поклонился. Дун Чжо в сопровождении сотни латников направился в дом. У входа в зал Ван Юнь опять дважды поклонился. Дун Чжо уселся на возвышении и указал хозяину место рядом. Ван Юнь во время обеда всячески расхваливал добродетели Дун Чжо, предсказывал ему великое будущее, даже императорский трон.

– Разве я могу надеяться на такое?! – возразил ему Дун Чжо, тем не менее польщенный похвалами.

– Вполне. Еще древние говорили: «Идущие по правильному пути уничтожают сбившихся с него, не обладающие добродетелями уступают место обладающему ими».

– Ну, если на то будет воля Неба и власть перейдет ко мне, ты станешь моим главным сподвижником!

Ван Юнь поблагодарил глубоким поклоном. В зале зажгли свечи. Все слуги удалились, кроме прислужниц, подававших вино и яства.

Ван Юнь сказал Дун Чжо:

– Музыка, которую вы только что слышали, недостойна вашего слуха. Но у меня есть домашняя танцовщица и певица, и я хотел бы, чтобы вы обратили внимание на ее искусство.

Ван Юнь сделал знак опустить прозрачный занавес. Послышались звуки бамбуковых свирелей, и в сопровождении служанок появилась Дяочань. Она стала танцевать по другую сторону занавеса.

По окончании танца Дун Чжо приказал девушке приблизиться. Дяочань вышла из-за занавеса и дважды низко поклонилась. Пораженный ее красотой, Дун Чжо спросил:

– Кто эта девушка?

– Моя танцовщица и певица Дяочань, – ответил Ван Юнь и сделал девушке знак спеть.

От ее пения Дун Чжо пришел в восторг.

– Если хотите, я подарю девушку вам, – сказал Ван Юнь, вставая.

– Не знаю, как и благодарить за такую щедрость! – воскликнул обрадованный Дун Чжо.

– Для нее будет величайшим счастьем прислуживать такому человеку, как вы, – говорил Ван Юнь.

Он приказал подать крытую коляску и тут же отправил Дяочань во дворец. Вскоре попрощался и Дун Чжо. Ван Юнь провожал его до дворца, а на обратном пути вдруг повстречал Люй Бу.

– Вы обещали Дяочань мне, а отдали государеву наставнику! – сердито сказал Люй Бу. – Вы меня обманули!

– Пойдемте ко мне, – сказал Ван Юнь. – Здесь не место для подобных разговоров.

Ван Юнь привел его к себе и рассказал выдуманную историю. Будто бы Дун Чжо приезжал к нему по делу, но случайно увидел Дяочань, и он, Ван Юнь, рассказал, что она обещана в жены Люй Бу. Государеву наставнику девушка понравилась, он сказал, что сегодня счастливый день, он заберет ее с собой и сам устроит свадьбу.

– Разве мог я отказать всесильному? – закончил рассказ Ван Юнь.

– Да, вы ни в чем не виноваты, – согласился Люй Бу. – Прошу у вас прощения…

На другой день Люй Бу отправился во дворец Дун Чжо, но там никто не мог ему ничего сказать. Он прошел во внутренние покои и стал расспрашивать служанок.

– Вчера вечером государев наставник возлег со своей новой наложницей и до сих пор не вставал, – рассказали ему.

Люй Бу охватило бешенство, и он подкрался к окнам спальни. У одного окна стояла Дяочань и причесывалась. Вдруг она увидела в пруду перед окном отражение высокого человека с пучком волос на голове, пригляделась и узнала Люй Бу. Она сразу же скорбно сдвинула брови и нарочно стала вытирать глаза шелковым платочком.

Люй Бу долго наблюдал за ней, а потом пошел к Дун Чжо, который в это время сидел в приемном зале. Оглядевшись, он заметил за узорчатым занавесом Дяочань, бросавшую на него нежные взгляды. Люй Бу впал в смятение. Дун Чжо это заметил, и в душу его закралась ревность.

– Если у тебя нет дел ко мне, можешь идти, – сказал он Люй Бу.

Больше месяца Дун Чжо, забросив дела, предавался наслаждениям. И вот однажды, когда он заболел, Люй Бу пришел справиться о его здоровье и увидел Дяочань. Она молча смотрела на Люй Бу, прижимая одну руку к сердцу, а другой указывая на Дун Чжо. По щекам ее струились слезы. Дун Чжо, который лежал в постели, в это время приоткрыл глаза и, проследив за взглядом Люй Бу, повернулся и увидел Дяочань.

– Как ты смеешь обольщать мою наложницу! – в гневе крикнул он.

Он приказал слугам вывести Люй Бу и больше не пускать его во внутренние покои. Глубоко обиженный, Люй Бу по дороге домой повстречал Ли Жу и рассказал ему обо всем. Ли Жу поспешил к Дун Чжо и сказал ему так:

– Если вы хотите завладеть Поднебесной, зачем из-за пустяка обижаете Люй Бу? Ведь без него вам не совершить великое дело!

Тогда Дун Чжо призвал Люй Бу и сказал ему:

– Третьего дня я был нездоров и незаслуженно тебя обидел. Забудем об этом.

Он подарил Люй Бу десять цзиней золота и двадцать кусков парчи. Люй Бу вернулся домой исполненный благодарности к Дун Чжо, но сердцем его целиком владела Дяочань.

Оправившись от болезни, Дун Чжо явился в императорский дворец на совет. Его сопровождал Люй Бу. Когда Дун Чжо вступил в беседу с императором Сянь-ди, Люй Бу незаметно вышел, вскочил на коня и помчался во дворец Дун Чжо. Там он проник во внутренние покои и отыскал Дяочань.

– Идите в сад и ждите меня у беседки Феникса, – сказала она.

Ждать пришлось долго. Но наконец Дяочань появилась, очаровательная, как лунная фея, и плача, сказала Люй Бу:

– Желанием всей моей жизни было служить вам с совком и метелкой [26]. Но теперь тело мое осквернено, и мне остается лишь умереть.

С этими словами она схватилась за перила беседки, делая вид, будто собирается прыгнуть в заросший лотосами пруд. Люй Бу заключил ее в объятия и со слезами в голосе воскликнул:

– Пусть меня не считают героем, если ты не станешь моей женой!

Он долго утешал Дяочань, а когда собрался уходить и взял свою алебарду, Дяочань зарыдала, и он снова принялся ее утешать.

Тем временем Дун Чжо, заметив отсутствие Люй Бу, заподозрил неладное. Поспешно откланявшись, он сел в коляску и вернулся домой. У ворот стоял привязанный конь. Дун Чжо спросил у привратника, где Люй Бу.

– Ваш сын прошел во внутренние покои, – отвечал тот.

Но во внутренних покоях никого не было.

– Дяочань в саду ухаживает за цветами, – сказала ему служанка.

Дун Чжо вышел в сад и увидел Дяочань в объятиях Люй Бу. Рядом стояла алебарда.

Дун Чжо поднял шум; Люй Бу мгновенно обратился в бегство. Дун Чжо схватил алебарду и бросился за ним. Люй Бу летел стрелой, и Дун Чжо не мог его догнать. Он метнул в беглеца алебарду, но тот отбил ее на лету. Пока Дун Чжо подбирал оружие, Люй Бу был уже далеко. Дун Чжо выбежал из сада, но тут кто-то сбил его с ног.

Поистине:

Кто сбил с ног Дун Чжо, вы узнаете из следующей главы.

章节结束

Глава девятая

Люй Бу помогает Ван Юню уничтожить злодея. Ли Цаюэ по наущению Цзя Сюя вторгается в Чанъань

Тот, кто сбил с ног Дун Чжо, был Ли Шу. Он помог Дун Чжо подняться, увел его в кабинет и промолвил:

– Я все знаю. Вы искали Люй Бу, чтобы убить его. Я же бросился в сад, надеясь вымолить для него прощение, и случайно столкнулся с вами. Поистине я заслуживаю смерти!

– Люй Бу коварный злодей! – вскричал Дун Чжо. – Он соблазняет мою любимую наложницу! Клянусь, я убью его!

– Господин государев наставник, – молвил Ли Жу. – Дяочань всего лишь девчонка, а Люй Бу хра