Варвара

Глава 1. Тризна

986 год

Пролог.

Вчера весь день лил дождь. Словно сами боги оплакивали своих славных сынов, вернувшихся из похода на щитах. Сегодня с утра воздух влажный, пахнет скошенной травой и еловой хвоей. Стоит месяц вересник. Тревожная тишина раскинула свои объятия над селеньем. Не слышно птиц, не видно лесного зверя. Сегодня день тризны. День, когда родичи, прощаясь, восхваляют усопших, отдают дань памяти героям. Песнями зовут дедов, что бы они встретили своих потомков в светлом Ирии.

Туман опускался на поле, посреди которого стояли три бревенчатых сруба с ладьями. Искусно вырубленные прощальные корабли были снабжены всем необходимым для загробной жизни. В каждой ладье установлены шелковые шатры, в которых на деревянных промасленных щитах, лежали молодые воины – три славных брата. Их головы украшали кожаные очелья с драгоценными камнями, в руках – каленые мечи, в ногах – различные яства с заморскими винами. По бокам лежали порубленные кони и обнаженные, принесенные в жертву рабыни с фарфоровой кожей. По обычаю в последний путь мужчин сопровождали жены, самые молодые и красивые в роду.

Две женщины были готовы к завершению обряда. Однако третья опаздывала. Ее привез из похода один из трех братьев Креслав, что лежал сейчас на смертном одре. Женщина выглядела статной, горделивой, с прямой осанкой, как у царицы. Черноволосая и черноглазая смуглянка, не была похожа на местных кумушек, коренастых, светловолосых, с курносыми носами и светлой кожей. Из-за внешних различий с односельчанками мужа, чужачку невзлюбили, завидовали и не принимали в общине.

Сплетни шли за женщиной по пятам. А она не оправдывалась, молчала, что раззадоривало публику. К ней часто цеплялись, толкали, задирали, строили козни, но она никогда не жаловалась мужу. Креслав мудрый и наблюдательный мужем часто давал отпор сородичам. Мужчину побаивались и лишний раз при нем не выказывали свою неприязнь, к выбранной им жене. С чужеземкой прибыла девчушка, которую Креслав назвал своей дочерью. Да только в это никто не верил. Девочка не была похожа ни на чернявую смуглую мать, ни на отца голубоглазого с льняными локонами. Скорее варяжская кровь текла в ее венах. Так и прозвали ее Варькой, что означало чужая, дочь варваров.

Варваре шел шестой год. Она была рослой, сообразительной не по годам. У нее были рыжие волосы, словно шерсть лисы по осени и зеленые как трава – мурава глаза. Взглянет, как морок наведет. Местный люд строго – настрого запрещал своим детям играть с чужачкой. Девочке не хватало общения со сверстниками, и она везде бегала за названным отцом, слушала его, затаив дыхание.

Варька чувствовала неприязнь сельских жителей. Её огорчало, что находясь рядом с родителями, она не чувствует уюта и тепла родного очага. Варвара скучала по дому, где ранее жила с матерь, где не была чужда окружающим. «Искра, моя, – бывало, ласково называл ее отец, поглаживая по рыжей макушке, – люди поговорят, да привыкнут. Не место красит человека, а человек место. Учись, старайся, будь обходительна с родичами, а там, глядишь, всё наладится». Теперь ей будет не хватать его. Кто же защитит их с мамкой? Кто станет верным другом?

Тем временем старый волхв Лютовид подталкивал к выходу на ритуальный помост мать Варвары.

– Давай, женщина, ступай, не заставляй ожидать тебя в столь ответственный час.

Чужеземка переминалась с ноги на ногу, была неспокойна, в глазах стояли слезы.

– Лютовид, сын Сварога, помни наш уговор! Сам знаешь, ради дочери иду на жертву. Сохрани мою тайну. Я буду следить за тобой до конца твоих дней из светлого Ирия, а когда настанет твой час, встречу тебя как самого родного человека. Но если нарушишь свое обещание, помни, прокляну тебя из–за кромки. – Женщина свела черные брови к переносице, кулаки сжала так, что ногти впились в кожу ладоней, на лбу выступила испарина, затем резко развернулась и вышла с капища.

Лютовид ухмыльнулся в длинную седую бороду и не спеша последовал за ней. Их диалог слышал ученик волхва, молодой парень по имени Здебор. Он был удивлен пылкой речью чужеземки. «Какие тайны хранит Лютовид?» – подумал юноша. Позже Здебор хотел расспросить старого волхва, но этому не суждено было сбыться.

Черноволосая смуглянка шла на жертвенный алтарь. Две другие жёны, готовые, так же как и она отправиться в Ирий вслед за мужьями, косились на чужеземку. К ним тут же, не спеша подошла пожилая жрица с расписанным оберегами лицом. Мозолистыми руками женщина подала девам кубки с маковым отваром. Все три жены осушили чаши одним махом.

Молодые красивые женщины, одурманенные отваром, медленно продолжили путь к ладьям. Они были одеты в роскошные вышитые платья, на их шеях красовались драгоценные ожерелья, на руках звенели чеканные браслеты, незаплетённые волосы свободными локонами лежат на прямых спинах.

Варька стояла среди толпы. Когда ее мать прошла мимо нее, звеня браслетами. Девочка встрепенулась, заскочила на помост и закричала: «Мамочка, родненькая, не уходи, обернись! Не бросай меня! Повернись к своей искорке, услышь меня!» Но женщина шла, не оборачиваясь. Тогда Варька побежала, схватила мать за ноги, упала на колени, продолжая причитать: «Мамочка, родненька! Не уходи! Остановись!» Люди перешептывались, говорили, что это дурной знак в тризну кидаться на жертвенных дев, не отпуская их за кромку. Кто–то из мужчин выскочил и забрал брыкающегося ребенка. Варвара билась в истерики, кусалась, пыталась вырваться пока ее матушке и другим девам жрица перерезала горло, а затем укладывала на щит подле мужей. Толпа провожающих запела ритуальную песню, которое эхо понесло над полем. Ладьи подожгли сварожьим огнем. Едкий дым повалил с бревенчатых настилов. В этот момент девочка лишилась чувств.

– Киньте ее в огонь вместе с матерью! – волхв указал скрюченным пальцем на Варьку.

Молодой ученик волхва Здебор побледнел, схватил старца за рукав, поворачивая к себе лицом и сбивчиво произнес: «Да, как же это в огонь, Лютовид? Ты матери ее обещанье дал! Сварог тому свидетель!»

Толпа зароптала. Лютовид с силой выдернул свой рукав из цепких рук юноши, нахмурил кустистые брови и сквозь зубы, шипя как змей произнес: « Никогда. Слышишь меня, малец? Никогд, я Лютовид – сын Сварога не имел договор с ведьмой!»

Старый волхв, пока народ не пришел в себя и не заподозрил неладное, схватил Варьку за волосы и поволок к горящим ладьям. Варвара больше не кричала, не было смысла и сил, всё равно никто из присутствующих не заступится. Люди стояли неподвижно. Их взгляды были осуждающие. Негоже чужеземке так себя вести на тризне, негоже осквернять память почтенных мужей. Кто–то из толпы выкрикнул, чтобы волхв быстрее закинул чужачку в кострище.

Лютовид уже Варьку на помост затаскивал, да замер как молнией поражённый. Над полем небо чернее чёрного сделалось, ветер лютый подул со всех сторон, из—за леса туман плотным облаком, гуще прежнего надвигаться начал. Сельский люд стоял, словно вкопанный, ноги в землю, как корни древесные по колено уши.

Разгоняя туман, фыркая пеной, к месту тризны мчался черный конь. Его густая грива развивалась на скаку, заслоняя наездника. Земля дрожала с приближением животного. Когда конь поравнялся с кораблями смерти, на землю спрыгнула она – богиня Мара. Говаривали после очевидцы, что боги та необычной силой владела, и дикий ужас на окружающих наводила.

Скинула Мара черную накидку, обнажив белесые острые плечи, и направилась прямиком к Лютовиду с Варварой. Волосы седые и распущенные, несколько прядей искусно заплетены в тонкие и толстые косички, увешанные оберегами, развивались под порывами ледяного ветра. Разглядела Варька, что на груди у богини висит оберег лунница, а в руке тонкой, как прут ивы – острый серп блестит угрожающе, к поясу сосуд – коза на лубяной нити привязан.

Жрица смерти босая, в красном просторном платье быстрым шагом приближалась к волхву с девочкой. А может и не шла она вовсе, а чудесным образом возникла рядом – никто не заметил, только Лютовид дрожал, как осиновый лист. Морена взяла рыжеволосую девочку за подбородок, приподняла его и посмотрела в глаза ребенка, затем, втянув костлявым носом воздух, произнесла: « Я забираю ее». Голос богини звучал утробно и чуточку басовито, совершенно не свойственно женщинам. Волхв, все еще дрожал, но отпустил девочку. Варька упала на землю. К ней тут же подбежал Здебор, поднял и спрятал за свою спину.

– Мара, священная жрица смерти, выслушай меня прежде, чем принять решение, – парень не выказал свой страх перед роковой женщиной.

Богиня удивленно вздернула брови и подумала: «Как какой-то мальчишка посмел сдвинуться с места, да еще так дерзить мне?». Мара шагнула к Здебору и заглянула ему в глаза. Не испугался юноша ужасного лика богини смерти, хоть вместо глаз зияли дыры чёрные, да душу затягивали к самому Кощею под землю. Не испугался Здебор и тогда, когда засмеялась Мара грубым голосом, а в ответ ей вороны лесные закаркали, налетели и закружились над головой юноши, нацелив свои смоляные клювы – стрелы в его тело.

В воздухе запахло затхлостью и гнилью. Молодой ученик волхва резко отвел взгляд в сторону, развернулся к Варваре и заорал: «Беги! Что есть мочи беги!» Потрясенной девочке не нужно было сто раз повторять. Она тут же рванула с места. Здебор тем временем толкнул Мару в грудь и вскочил на ее коня. Конь заржал, вставая на дыбы, но юноша удержался.

Крепко схватив удила, Здебор пятками ударил по бокам коня и помчался во весь опор нагоняя рыжеволосую девочку. Мара же, разгневанная, от такой неслыханной наглости, взяла острый серп, и одним взмахом руки полоснула по горлу старого волхва. Лютовид захрипел, его борода клочками осыпалась на землю. Скошенная душа волхва вылетела из тела. Мара открыла сосуд – козу. Закружился дух старца над полем, заметался, а потом, как червяк вполз в открытый сосуд. В тот же миг богиня исчезла, слово растворилась в воздухе. Вот, только что была – и нет ее. В воздухе еще витал запах серы перемешанный с дымом, на земле лежал мертвый Лютовид, за ним догорало кострище. Морок спал, и люди без сил упали на землю.

Девочка мчалась по полю так быстро, что казалось, будто сам Стрибог нес ее на своих воздушных руках. Ноги её горели огнем так, что сырая трава— мурава не могла охладить их. Здебор на коне быстро нагнал чужеземку, схватил за шкирку и на ходу запихнул в мешок. Конь скакал, унося беглецов все дальше и дальше от села.

Поле с тризной осталось позади. Впереди виднелся густой лес, темный и непролазный как будущее молодых людей. В грубой мешковине, которую бережно удерживал парень, тяжело дышала рыжий котёнок.

Глава 2. Кукша

Конь тяжело шагал по бурелому. Хвойные ветки хрустели под тяжестью копыт. Тропа, еле различимая, вилась сквозь заросли ельника и березняка. Давно этой дорожкой никто не ходил, не ездил. Когда то она была единственным связующим звеном маленького мальчика Здебора с миром людей, за которыми он следил в тайне, от своей матери Кукши.

Здебор спешился с крупа животного. Ноги его утонули в мокром мху. Запахло болотной стоялой водой. Дальше придется идти пешком. Юноша продолжал лихо преодолевать провалы в трясине, зная в этих местах каждую кочку. Конь устало плелся позади, временами недовольно фыркал, но не отставал от своего нового хозяина. По началу, Здебор решил отпустить животное восвояси, как только заметил, что за ним с Варварой нет погони, но подумав, принял решение, что такой красавец конь еще пригодится.

Юноша остановился на одной болотной прогалине и заглянул в мешок. Маленький рыжий котенок спал, свернувшись клубочком на дне мешковины. «Это к лучшему», – шепотом произнес Здебор. Наконец лесной сумрак начал рассеиваться, болото осталось позади и лес, раздвинув свои мохнатые колючие лапы, открыл взору юноши знакомую поляну с покосившейся черной от времени деревянной избушкой. Бревенчатое строение со временем пришло в упадок. Одна комната, печь выложенная из камней, расположенная на земляном полу, полуразрушена, оконный проем зиял темной пустотой, дверь покосилась. Нижние кольца сруба просели в земле, крыша обильно проросла дерном и мхом.

Здебор остановился, отпустил удила коня, и бережно положив котомку с котенком на землю, поднял руки к небу. Воспоминания, как лавина нахлынули на него. Ноги подкосились, юноша рухнул в мокрую траву всем телом, крепко вцепившись пальцами в волосы. Здебор застонал гулко, протяжно, словно волчий отпрыск. Стоны постепенно перешли всхлипы, а после в тихий, еле слышный скулеж. Юноша перевернулся на спину, раскинул руки и уставился опухшими от слез глазами в небо. Грудь равномерно подрагивала после случившейся истерики.

В этой избушке, пятнадцать лет назад Кукша произвела на свет мальчика, назвав его Здебором, что означает победа. Именно победой над своими страхами стал долгожданный ребенок для одинокой женщины, натерпевшейся унижений от своих сородичей. В жизни женщины было много лжи и предательства со стороны односельчан.

Кукша рано осиротела. Мать съела послеродовая горячка, отца позже загрыз медведь на охоте. В основном занятие охотой помогало выживать сироте. Зимой девушка запасалась пушниной, а летом грибами и ягодами, которые сбывала в обмен на муку, яйца и масло у односельчан или у заезжих купцов. Часто девушку обманывали, предлагая наименьший расчет, чем требовалось. Что может предъявить сирота? Получила десяток яиц за ценную первосортную пушнину и проваливай восвояси.

Девушка жила обособленно, не с кем близко не общалась. Всему виной были насмешки односельчан. Что и говорить, когда нос картошкой, волосы редкие да цвет, как шерсть у мыши. Не густые серые локоны в толстую косу не заплести, только прятать под куцый нищий платок. Ростом девушка была высокой и от скромности сутулилась. Местные женихи разве что до подмышки доставали. Вот и дразнили Кукшу кто жердью, кто кикиморой.

Когда пришла пора женихам со сватами по дворам расхаживать, в Кукшин домик никто не заглянул. Кому нужна сиротка бесприданница? Так бы и куковать девушке век вековухой, если бы не один случай. Однажды возвращалась она из леса, грибов полный короб несла. Догнал ее купец.

– Кукша, запрыгивай в телегу, довезу до села, – размахивая руками, кричит торговец.

Кукша признала его, да в телегу залезла. Парень молодой да пригожий всем девушкам был люб. Лошадь телегу везет, а купец улыбается, подмигивает Кукше. Девушка скромно опустила вниз голову. «Ай, да скромница!» – воскликнул торгаш и руку за пазуху засунул, достал бусы алые как рябина по осени. Камни блестят на солнце, искорками переливаются.

– Хочешь? – мужчина покрутил перед носом Кукши связкой бусин, – ну, чего насупилась? Твои будут, коли поцелуешь меня.

Щеки девушки разрумянились. Стыдно в глаза посмотреть. Да и в счастье такое не верит, что такой пригожий парень ухаживает за ней. Купец же руки свои потянул, да завалил в телеге Кукшу. Прижал своим крупным торсом и не выпускает. Девушка отбивалась, как могла, да что же она сделает слабая супротив сильного молодого парня. Начала тогда Кукша кричать, на помощь звать. Народ в селе услышал, набежал. Хорошо, что дома сородичей уже близко были.

Стоит Кукша, понёву рваную руками придерживает, а купец, как ни в чем небывало ухмыляется, усы поправляет. Разбираться стали, что да как. Да кто поверить сироте безродной, когда мужчина богатый свою правду доказывает.

– Сама она ко мне прыгнула в телегу, накинулась, юбку на себе рвет. Видно сам Уд овладел бабой. Да, кто на такую кикимору посмотрит?

Кукша в это время стоит, молчит, голову в плечи втянула. Стыдно Кукше перед людьми да перед самой собой: как она в ложь купца поверила? Зачем в телегу запрыгнула? Доказывать односельчанам свою правоту, смысла нет. Никто бедной девушки не поверит, а вот избить могут.

– Опозорить меня баба непутевая решила! – продолжал кричать купец, – требую к ответу ее призвать и наказать!

Народ зароптал: «Кукша им никто, толку от нее нет, а купец товар привозит, да вес в обществе имеет не малый». Посовещались односельчане, поспорили. Из толпы вышел староста Богша, снял шапку, почесал затылок и говорит: «Опозорила ты наше селенье Кукша. Так и знал, что в тихом омуте черти водятся. Значит, так, мое слово крепко и обсуждению не подлежит. Отправляешься на капище к волхвам. Прислуживать им будешь. Может, на что сгодишься? Тебе в село более ходу нет. Коли, приказ мой нарушишь, то купец волен тебя палками забить до смерти».

Едет телега, дорога не близкая, слезами девичьими залита. Ни первая, ни последняя Кукша на капище отправлена. Путь на капище – дорога в один конец, а какой он лучше не думать. Алтарные работницы – живой товар для купцов нарочитых, для солдат голодных до удовой страсти после долгих походов, для люда лихого, что византийскую монету имеют. Туго женщинам приходится. Кто в полон попал, кого родня, как лишний рот сдает, а кто сам приходит тело и душу продает за еду, да кров над головой. Одним волхвам польза и благодать. Деньги рекой текут, требы дорогие жалуют.

Убежать с капища невозможно, кругом болота топкие, да леса бескрайние. Заговорены топи и леса волхвами, куда не побежишь, любая тропинка назад воротит. Так и живут девы горемычные, долю свою нелегкую коротают. Никогда волочайкам женами не стать, да деток своих не нянчить. Родит иная – волхвы на алтарь дитё забирают и требу богине своей злобной Маре возносят. Не пересыхают идолы капища от крови невинных дитяток. Не голодают волхвы, богато живут, вина заморские пьют, жиреют. Больных и немощных женщин на болото свозят зверям на корм, да болотнику на потеху.

Остановилась телега у мольбища. Вышел к гостям волхв. Высокий, худощавый, волосы рыжей копной вьются, борода густая огненная по колено висит, а взгляд, как у хищника, с прищуром, прожигает душу насквозь. Как есть колдун. Оглядел, оценил Кукшу и на купца удивленно уставился.

– Где деву захудалую подобрал купец? Или торговля твоя нынче совсем плоха, что товар неприглядный сбываешь?

– Ладно дело мое идет, волхв. Погляди, какие требы на твое капище привез, – купец откинул полог на телеге, – скажи работникам пусть бочонки вина, да ткани заморские разбирают, а дева в довесок идет. Своим сородичам она не нужная, мне тем более кикимору ни продать, ни обменять.

Приблизился волхв к купцу. Вроде и худощав служитель, да как плечи распрямил, больше торгаша стал раза в два не меньше, брови курчавые к переносице свел:

– Не лжешь ли ты мне муж нарочитый? Чую запах вины твоей перед девой этой витает.

Купец на миг растерялся, застигнутый врасплох прозорливым ведуном. Затем собрался, вскинул голову, поправил пояс на рубахе:

– Ты, ведун, меньше рассуждай. Староста велел, чтобы сироту эту у вас оставить. Я помог, привез. Дальше наши дороги расходятся. Знать её не знаю, как и ты в первый раз увидел.

– Коли так, то ступай, – волхв кивнул головой в сторону, – требы свои за порогом оставь.

Волхв еще раз оглядел с ног до головы Кукшу, сложил руки за спину и молча пошел прочь. Девушка нерешительно постояла, глянула исподлобья на купца, ненадолго задержав взгляд, и двинулась следом за ведуном.

– Постой, бедолага! – окрикнул ее торговец, доставая из-за пазухи все те же бусы с ярко красными каменьями, которыми накануне заигрывал с девушкой, и бросил к ее ногам в песок, – забирай, заслужила!

– Благодарю тебя, купец. Век не забуду, – ответила девушка,поднимая из дорожной пыли связку бус.

Территория капища была окружена высоким в три сажени частоколом, в середине двора величественно возвышался идол Мары, искусно вытесанный из цельной древесины. Черненный белор богини выглядел устрашающе. Мара стояла, раскинув руки в стороны, притеняя часть двора, словно сама тьма нависла над душами смертных людей. Лицо богине было озлобленное, костлявое с темными выжженными провалами вместо глаз.

Взглянув на идолище, Кукша вздрогнула и отвела взгляд, поёжилась. Волхв, заметив это, усмехнулся в рыжую густую бороду.

– Что не люба тебе наша Богиня?

Девушка только пожала плечами, стараясь не смотреть на ведуна.

– Ступай, вот в ту избу, – рыжеволосый ведун указал на строение, расположенное в стороне от общих многочисленных построек, – пока будешь помогать служительницам Мары, дальше посмотрим. Продать тебя не продашь, волочайкой не сделаешь, а кормить тебя задарма никто не будет.

Кукша подошла к женской части строения, немного задержалась у входа, затем пригнулась и вошла в прихожую. На входе располагались две скамьи, покрытые белой овчиной на которых спали две полных бабы неопределенного возраста. Далее шла просторная неотапливаемая комната, посреди которой располагался длинный деревянный стол с лавками по краям, во главе стола возвышалось деревянное кресло, в красном углу стояли чурбачки-идолы, оконные проемы затянуты бычьим пузырем. Из комнаты было три выхода: за одним скрывалась лестница на второй этаж, два других вели в кухню и истопку, в которой женщины в холодное время года собирались все вместе на ночлег.

Кукша оглядела всю избу, но кроме спящих у входа женщин никого не обнаружила. На второй этаж девушка не пошла. Если там кто-то и находился, то это часть дома явно принадлежала кому-то из старших служительниц, поэтому до поры туда нос лучше не совать. Девушка скромно присела на край лавки. На улице вечерело. Кукша начала было уже подремывать, как в прихожей раздался топот и суровый женский голос: «Опять спите, лентяйки!? А, ну марш за работу! Скоро молодцы удалые прибудут. Новица, беги, затапливай баню. Гостята, накрывай на стол, да пиво не экономь сегодня. Лютовид предупредил, что едет сам Креслав с братьями и войско свое ведут. Надо дорогих гостей встретить с почетом и уважением. А, вы девоньки, прихорашивайтесь, да наряды самые лучшие наденьте. Осталось вас мал мала меньше, авось, у Креслава дивный был поход, и он нам новых жиличек пожалует». Последнюю фразу женщина произнесла тихо и безрадостно.

Кукша подскочила с лавки, опустила голову долу. Женщины всем скопом ввалились в просторное помещение и замерли, увидев высокую и совсем не привлекательную девушку. Первой заговорила статная черноволосая женщина в синем платье из тонкой шерсти, расписанным по подолу узором из оберегов серебряной нитью. Волосы ее были убраны в тугой узел, поверх одет белоснежный повойник и синий как платье убрус.

– Новенькая? Как звать? – бойкая женщина обошла вокруг Кукши, оценивая девушку.

– Кукша, – еле слышно произнесла девушка, – на услужение я к вам, госпожа, отправлена.

– Ну,– протянула черноволосая, – ступай тогда на кухню, помоги Новице. У нее работы полно. Лишние руки не помешают.

Толстая, краснощекая баба в разноцветном повойнике вышла вперед и головой махнула Кукше на дверь, которая вела в кухню. Девушка последовала молча за кухаркой. Остальные девушки разбрелись кто куда.

Новица – необъятных размеров женщина в летах оказалось очень расторопной кухаркой. Она лихо развела огонь в печи, раскатала поднявшееся, как пух тесто, начала приготовление блюд. В кухне было жарко, аппетитно пахло копченой рыбой, дичью, приправами и свежей выпечкой. Кукше не нужно было объяснять, что делать. Девушка проворно справлялась со своими обязанностями. Новица была рада, что у нее появилась такая неразговорчивая, но зато проворная помощница.

Как только было подано на стол, Новица отвела Кукшу в истопку, дала ей стакан молока, ломоть хлеба и большой жирный кусок окорока.

– Поешь, горемыка. Вон, худющая какая! – ласково сказала кухарка, поправляя передник – поработали мы с тобой сегодня на славу. Дальше, девки сами будут вино, да, пиво подавать гостям. А ты ешь, да укладывайся на скамью за печью.

– Спасибо тебе, Новица, – отламывая теплый хлебный ломоть, произнесла Кукша. В животе у нее заурчало. Не мудрено, когда с утра маковой росинки во рту не было. Девушка поела и легла за печку, как велела кухарка. Не успела Кукша веки сомкнуть, как сон сморил ее до первых петухов.

Так и жила Кукша, помогая на кухне Новице. Утро у нее начиналось с первым восходом солнца. Девушка доила коров, пока кухарка разводила огонь в печи. Затем готовила завтрак для жительниц, после с Гостятой, второй чернавкой, они шли в лес собирать травы, грибы и ягоды. Иногда, если оставалось свободное время от дел на кухне, Кукша старалась помогать Гостяте с уборкой и стиркой. «Чем больше работы, тем меньше времени на жалость к самой себе» – думала девушка.

Свободными вечерами работницы собирались вместе на кухне, вели беседы. Гостята и Новица были сестрами. Когда то их продал на капище родной отец после того как овдовел, а новая жена не желала в своем дом приплод от прежней любы. Молодые девушки стали волочайками на молельне, утоляли удову страсть с заезжими молодцами, а когда они пришли в не угоду для потех, их место заменили новые, свежие полонянки. Прежний старый волхв не выгнал еще здоровых и вполне работящих женщин, оставил в услужении. Так они и доживали век на капище.

Сейчас в храме богине Мары главенствовал новый рыжебородый и прозорливый волхв. Женщины считали его истинным колдуном. Территорию капища окружал лес и болото, которые были заговорены от побега или от нежеланных гостей. Если кто ехал с миром дорога всегда была открыта, а люди со злым умыслом никогда не находили вход в храм. Те, кто решался на побег, вскоре жалели о задуманном. Их тела находили разодранными на мелкие кусочки среди леса и болот диким зверьем. Еще, говаривали чернавки, что их ведун о каждом знает все наперед, обмануть его невозможно.

Всего в храме Мары проживало несколько десятков женщин. Всех не сосчитать. Одних покупали, других продавали, иные умирали после любовных утех, а некоторые вовсе бесследно исчезали после ночи, проведенной с блудливыми мужами. Кукша не запоминала женские лица, и не знакомилась с полонянками. Одно она приметила, все женщины были молодые и красивые. Одни стоили дороже, другие дешевле. Византийские монеты, серебро и золото текли рекой на капище.

Женской частью капища руководила еще совсем юная, но очень прозорливая черноволосая женщина. Было в ней что-то такое, что от одного ее взгляда мороз шел по коже. Расчетливая, обученная грамоте она ловко управляла волочайками. Ее беспрекословно слушали не только женщины, но и служки мужчины, выполняли любое ее требование, как завороженные. Новица говорила, что Любица, так звали управляющую, ведьма, прибывшая из далёких северных земель. Даже главенствующий волхв внемлет ей, советуется.

Кукшу Любица не замечала, как и многих чернавок, обслуживающих основной товар – полонянок. С утра раздаст приказы, готовиться ли к вечерней встрече молодцев или подготовить к продаже тех или иных девушек. Затем управляющая запиралась у себя в комнате, расположенной на втором этаже общего дома и подолгу не выходила оттуда. Чем была занята Любица в эти часы, никто не знал, так как беспокоить госпожу, было строго-настрого запрещено.

Несколько раз Кукше приходилось помогать, а затем самой принимать роды. Детей забирали волхвы служители. Судьба младенцев была горькой, их приносили в жертву злобной Маре. Если женщиной овладевала послеродовая горячка, ее никто не выхаживал. Ночью один из служек относил несчастную на болота. В такие дни Кукше становилось по-особому страшно и мысли о побеге все чаще посещали ее. Как бы ей выведать у прозорливого волхва тайное слово, что бы дорога через чащу и болото стала для нее открыта?

Шёл месяц Червень. Накануне ночи, когда всяк всякого любит, в аккурат после русальной недели, Любица собрала всех жительниц капища во дворе женской половины. Управляющая стояла на крыльце нарядная, подпоясанная новым кожаным ремешком, глаза ее горели задорным огоньком, а алые губки улыбались всем присутствующим. Того и гляди, спуститься по лестнице и в пляс пойдет. Кукша стояла в толпе среди товарок и открыв, рот от удивления, слушала черноволосую женщину.

За все четыре года, что девушка прожила на капище, управляющая никогда не разрешала полонянкам покидать храм Мары, а сегодня объявила, что все желающие могут в ночь на Ивана Купалу отправиться село, и принять участие в празднике. С чего бы это? Для всех оставалось загадкой, для Кукши – шанс на побег. Волхв лично обещал провести девушек через топкие болота в селенье к людям.

Еще не веря своему счастью, девушка, побежала готовиться к празднику. Платья у всех проживающих, кроме Любицы, были одинаковые из выбеленной рогожки. На голову девушки сплели пышные венки из душистого разнотравья, одели маски с личинами разных животных, вырезанные из бересты, волосы распустили, словно русалки.

В селе на берегу реки горели костры. Молодежь водила хороводы, прыгала через костры. Парни бегали за девушками между стволов деревьев, заигрывали, дергали за ленты в косах. Задорный смех разносился на всю округу. В воздухе витал хмельной аромат медовухи и пива. Старики сидели на срубленных бревнах, хохотали, присматривали за молодежью. Некоторые умудрялись пуститься вдогонку за юными девами, но не у всех это получалось. Былая сноровка осталась в прошлом, но повеселиться это не мешало.

Приведенные волхвом волочайки разносили заморские вина старейшинам, водили хороводы и с удовольствием участвовали в шуточных игрищах. Хоть на миг, да почувствовать себя свободными и счастливыми.

Когда красны молодцы в личинах медведей выскочили из-за кустов, то девушки с визгом в рассыпную побежали в лес. Кукша бежала не оглядываясь. Чем дальше ей удастся убежать от села, тем лучше. Берестяная маска слетела, зацепившись за еловую ветку. Поднимать ее девушка не стала. Зачем терять время? Хвоя колола босые ноги. Лес становился все гуще и гуще. Кукша уже не могла расторопно передвигаться, поэтому шла медленно, аккуратно переступая через валежник. Шагов нагоняющих парней слышно не было, но девушка шла, не останавливаясь вперед.

Ночь сгущалась. Идти приходилось на ощупь. Кукша старалась не думать ни о лесном звере, ни о духах, которые в эту ночь выходили из своих тайных мест к людям, принемая обличие прекрасных дев или молодцев. Хоть на миг, но быть свободной, не подчиняться злому ведуну, не участвовать в кровавых обрядах – это дорого стоит.

В округе стояла звенящая не привычная для леса тишина. Не слышно ни филина, ни треска сучков под ногами. Кукша остановилась. Чувство надвигающей опасности, как тяжелый камень легло на грудь. Стало тяжело дышать. Руки и ноги перестали слушаться беглянку. Девушка села на землю. Влажный мох намочил платье, запахло стоялой болотной водой и ряской. «Неужели это конец? Я вышла к поганому болоту», – подумала Кукша и тут же за ее спиной раздался звенящий голос волхва:

– Неужели ты думала сбежать от меня, Кукша?

Девушка от страха молчала, хоть ей было, что сказать ведуну, но язык будто прирос к небу.

– Обижал ли я тебя? Был не справедлив? А, может ты в чем-то нуждалась все эти годы? – ведун подошел к девушке вплотную, поднял ее на ноги и заглянул в ее глаза, – ответь, Кукша, не молчи!

Собрав всю волю в кулак, девушка высказала волхву, все, что наболело за долгие годы, упомянула, как несправедливо обошлись с ней сородичи, как тяжело жить в неволе, хоть имея крышу над головой, и про то, как ненавидит кровавые обряды поклонников Мары. Горькие слезы текли по щекам Кукши, а на сердце становилось тепло, словно бурный поток реки проломил лед, сковывающий ее душу долгие годы.

– Я долгие годы служила тебе ведун, верой и правдой. А был ли ты честен перед богами, наживаясь на телах бедных женщин? Отпусти меня на свободу, – взмолилась Кукша.

– Отпущу, но с начало поведаю одну историю, – волхв поправил рыжую бороду, взял девушку под локоть, – пойдем, милая, нечего нам в лесу беседу вести.

– Хоть убей, но на капище не вернусь! – резко сказала, как отрезала Кукша.

– Не на капище я тебя веду, а в дом твой новый.

Девушка, еще не веря своим ушам, последовала за ведуном. Болотная жижа больше не хлюпала под ногами, бурелом пропал на пути, а дорога оказалась сухой и широкой. Очень быстро Кукша оказалась в уютном небольшом домике, похожем охотничью заимку. Крепкий сруб, одна комната, широкая лавка, покрытая медвежьей шкурой. В центре горницы расположена каменная печь с небольшим количеством кухонной утвари.

Ведун усадил беглянку на лавку, а сам наклонился над печью, что-то прошептал на неведомом Кукше языке, и огонь запылал, поигрывая танцующими искрами в воздухе. Кукша, зачарованная колдовским обрядом ведуна, вопросительно смотрела на него. Волхв, снял тяжелую шерстяную накидку, бросил ее на пол и уселся подле девушки.

– Кукша, я не стану препятствовать твоей свободе и никогда более не стану преследовать тебя, – начал разговор мужчина, – но с одним условием, – ведун обвел взглядом небольшую комнату и продолжил, – ты родишь мне сына. Мальчик будет не простой, но хлопот тебе не доставит. Жить станешь в этом доме, нуждаться ни в чем не будешь, никто здесь тебя не тронет, но покинуть до срока этот дом ты не сможешь. Однако, как только мальчику исполнится пять лет, я заберу его, а ты будешь вольна делать что пожелаешь.

В положенный срок Кукша родила мальчика. Волхв лично принял сына у молодой роженицы. Женщина дала имя сыну Здебор. Здебор рос ни по дням, а по часам. Хлопот, действительно мать с ним не знала. Мальчик рос не капризным, в меру любопытным. То, что это необычный ребенок, Кукша поняла сразу. Здебор часами мог играть на болоте, а когда Кукша спрашивала, с кем же он так задорно играл, то сын отвечал, что болотник показывал ему особенные гати, по которым можно ходить не опасаясь завязнуть в трясине. Или прибежит Здеборка к матери и говорит: «Матушка, обязательно налей молока кикиморе, тогда она перестанет серчать на тебя и путать твою пряжу». Однажды вовсе удивил сын Кукшу, сказав, что знает как выйти из топи к людям, так как ведает тайное слово.

– Сынок, – взмолилась Кукша, – скажи матери это слово и мы вместе сбежим. Будем жить свободными, а главное нас не разлучит твой отец.

Здеборка тяжело запыхтел, раздумывая просьбу матери. Затем сник, сказав, что отец не велел, а волю родителя нельзя нарушать, иначе быть беде.

– Колдун проклятущий! – В сердцах выпалила Кукша. Ей абсолютно не хотелось расставаться с сыном. Разве думала она, когда давала обет волхву, что этот маленький мальчик станет так дорог ее сердцу? Разве знала, что дороже собственного сына у нее не будет ничего на свете? Никакая свобода не заменит эту материнскую любовь. Несколько раз Кукша пыталась покинуть заколдованное место, изучала болото, но всякий раз дорога приводила ее обратно к маленькой избушке, которая была ей теперь и домом и проклятием.

Волхв регулярно навещал женщину. Подолгу занимался с сыном. Временами они уходили далеко в лес. Чем сын с отцом занимались в лесной чаще, мальчик восторженно рассказывал матери. То отец научил особым приметам в лесу, то понимать язык зверей и правильно охотится. Несмотря на свои переживания о близкой разлуке с сыном, Кукша была рада, что сын ее не растет одиноким и ненужным, как когда то росла она. Ведун, как и обещал: всем необходимым обеспечивал женщину, одаривал ее ценными подарками, по-своему любил ее и заботился. Временами Кукша и волхв подолгу беседовали. Кукша пыталась выведать имя волхва, но он уходил от ответа, говоря, что в назначенный срок скажет ей, как его зовут.

Настал день, когда Здебор прожил пять зим и пять весен. На пороге дома в положенный срок возник ведун. Мужчина кивком головы указал сыну на выход. Мальчик молча покинул избу, уселся на завалинку. Он знал, что сегодня навсегда распрощается с родной матушкой. Детское сердце болело от предстоящей разлуки, но так было нужно. Отец давно объяснил ему это. Здеборка смахнул подступающую слезу и принялся ждать родителя, сидя на завалинке, залитой теплыми весенними лучами солнца.

Волхв, откашлялся и произнес:

– Ну, что Кукша? Пришло время нам с тобой прощаться. С этого дня наши пути-дорожки расходятся. Как и обещал, я даю тебе свободу, ты вольна идти куда пожелаешь.

– Да что мне эта свобода, когда мой соколик будет расти без матери! Когда не увижу, как взрослеет и мужает мой сын. Никуда не уйду, я ведун. Век на болоте проживу, только позволь мне хоть изредка встречаться со Здебором.

– Нет, женщина! – взревел волхв, – или ты запамятовала об уговоре нашем. После пятилетнего возраста ты не должна видеть сына. Так что ступай. Ты свободна. Как подойдешь к раю болото, произнеси шепотом мое имя, дорога тебе и откроется. Запомни, зовут меня Лютовид.

Ведун хотел было уже покинуть избушку и уйти с сыном, как Кукша нагнала его, заколотила руками по груди и закричала, что уйдет она только вместе с сыном, что никакой уговор ее теперь не остановит.

– Знай, ведун, будешь мне препятствовать, расскажу, как тебя зовут всем встречным. Выменяю твою душу взамен на сына у твоей любимицы Мары, – Выпалила Кукша.

Глаза волхва загорелись не здоровым блеском, брови его сошлись на переносице, губы скривились. Одним махом он пересек комнату, схватил несговорчивую женщину, крепко прижал к своей груди. Горячее дыхание мужчины обожгло висок Кукше. Женщина почувствовала запах мяты. Затем холодный металл острием вошел в ее чрево и распорол его до самого подбородка. Женщина обмякла и уже не издала не единого звука. Волхв, закрыв веки Кукше, прошептал: «Теперь ты свободна».

Женщину похоронили рядом с избушкой. Здебор, держа в кулачке ярко- красные бусы, не проронил ни одной слезинки. Лютовид еще некоторое время молча стоял у могилы. Затем волхв взял руку сына в свою и направился прочь от топких болот.

Глава 3. Кикимора

Среди топких болот и дремучего леса, в старой покосившейся избушке, где нет хода простому человеку, на колченогой лавке спали, обнявшись от холода, юноша и девочка. Малышка забавно сопела и улыбалась во сне. Глядя на ее счастливое личико, трудно представить, что совсем недавно она пережила личную трагедию. Лишившись отца и матери в один день, она чудом избежала собственной смерти. Только благодаря отважному юноше Здебору ей удалось выжить.

Как только на небосклоне Хорос открыл ставни своего терема и выпустил на волю дневное светило, Варвара открыла свои изумрудно зеленые глаза и потянулась, словно кошечка. Аромат жареной зайчатины кружил голову, в желудке заурчало. Девочка окинула взглядом комнату. На земляном полу был разведен костер, дымок вился вверх через отверстие в крыше. У огня стоял Здебор и жарил русака.

– Проснулась? – юноша оглянулся через плечо на девочку, – давай, мой лицо и садись завтракать.

В темном углу стояла кадка, наполненная до краёв водой. Варька соскочила с лавки, оправила сарафан, доставшийся ей от матери Здебора, чудом сохранившийся в сундуке, и быстро начала умываться. Жуть, как хотелось есть.

– Фу-у-у, – протянула девочка, разбрызгивая руками воду и забавно морща нос, – тиной пахнет.

– Ничего, привыкнешь, – усмехнулся Здебор, продолжая готовить завтрак.

Варвара уселась рядом с костром. Здебор оторвал от зайчатины крупный кусок и протянул его девочке. Варвара жадно вцепилась зубами в зайчатину. Отрывая крупные куски, и тщательно пережевывая мясо, девочка довольно жмурилась.

–Ей дай, – кивнула головой в сторону темного угла Варька, – сидит, бедная, почти прозрачная.

– Ты тоже ее видишь?– удивился юноша.

– А, то! – воскликнула девочка, доедая зайчатину.

– Угощайся, хозяюшка. Извини, что потревожили тебя, – Здебор бережно положил кусочек мяса на щербатую тарелку.

Из угла на свет, цокая козьими копытами, вышла кикимора. Она была тощая, как жердь, сгорбленная с крючковатым носом, прозрачная с кривыми, изломанными длинными руками, которые свисали до самого пола. Платье на ней болталось рваными лохмотьями, а косынка на соломенных нечёсаных волосах давно истлела, поэтому вид у кикиморы был не ухоженный и плачевный.

Многими годами ранее, этот домашний дух был ярким и бодрым жителем – хранителем очага. Кикимора следила за порядком, оберегала маленького Здеборку от злых лихоманок, играла с ним. Временами шалила и путала пряжу у матери мальчика, но угостившись теплым молоком, проявляла добрый нрав. Муж ее домовой – дух нарочитый и серьезный, очень любил людей и супругу. Когда Кукша и Здебор покинули жилище, домовой от горя сгорел в одночасье, а Кикимора еще некоторое время жила надеждой, что кто-то заселиться в маленькую избушку и она как прежде станет необходима в домашнем быту. Проходило лето, затем зима, а избушка все пустовала, приходила в упадок без хозяина домового и без людского присутствия. Кикимора уселась в угол, покрылась тенетами и началась исчезать. Именно сейчас, исхудавшую и почти растворившуюся в воздухе хозяюшку обнаружили ребята.

– Ну, что кикимора, пойдешь с нами в новый дом? – Здебор вопросительно взглянул на домашнего духа и встряхнул пустым мешком.

Грустные огромные глаза хозяюшки округлились. Она вся собралась, выпрямила спину, сложила руки – ветки у груди и радостно закивала вытянутой головой. С носа Кикиморы посыпалась деревянная кора.

– Разве мы уходим? – испугалась Варвара, – а, как же я? Или ты забыл, Здеборка, что остерегаться… Девочка не договорила, прикусив язык, неуверенно покосилась на кикимору.

Здебор подошел к девочке, присел у ее ног и спокойно заговорил:

– Варька, мне бы тоже не хотелось возвращаться к людям, но так будет благоразумнее. Рано или поздно нас найдет Мара, и я не уверен, что в следующий раз смогу уберечь тебя. Сейчас ей нет хода на болото, но скоро наступит сечень и богиня будет сильнее прежнего. Весь мир покорится ее власти, и ей откроются все пути-дорожки. Поэтому мы зиму поживем среди людей. Живой человеческий дух, авось, сдержит Морану.

– Но, как же я? – не унималась девчушка.

– Так же как и раньше. Кроме меня никто не приметил твою особенность. Вдруг и в этот раз получится.

– Так ты знал? – Варька нахмурила рыжие бровки и недовольно засопела носом.

– А то! – весело ответил Здебор и легонько ударил Варьку по курносому носику.

Как только Креслав отец Варвары привез молодую женщину с ребенком, Лютовид приказал сыну следить за чужеземками, и примечать все необычное. Вот тогда-то в один из вечеров Здебор заметил, что как только солнце клониться к закату, мать выходит с пятилетней дочкой на завалинку поиграть. И вроде нет в забавах матери и дочки чего-то необычного, но если внимательно присмотреться, то становиться понятно, что женщина обучает девочку охотиться, как кошка за мышкой. Затаиться в траве, спину прогнет и как выпрыгнет, а Варька повторяет за ней, старается.

В один из таких вечеров, когда Здебор припозднился занять место слежки, с женщиной уже играл рыжий котенок. Последующие же вечера юноша лично становился свидетелем, как девочка, перевернувшись через голову, вскочит на четыре лапы, замашет рыжим хвостом, и давай мышей ловить, а потом ластиться к матери, забавно мяукая. Отцу Лютовиду Здебор не сообщил эту тайну, хотя волхв выпытывал ежедневно: « Пятый год девке пошел… Ты точно ничего странного не видел?»

Через топкие болота, выискивая надежные места сучковатой палкой, Здебор вел черногривого коня. Варвара шла не спеша позади. На спине у коня был привязан мешок, который с виду казался пустым, а на деле в нем, свернувшись клубком, лежала довольная Кикимора. Все еще прозрачная и скрюченная, но уже очень радостная, потому что её не забыли, с собой взяли. Не сиротка теперь, а дух нужный.

– Будут люди спрашивать: «Кто, и откуда мы», – наставлял девочку Здебор, – скажем, что сироты от дреговичей идем, работу ищем. Село наше бедное, лишние рты никому не нужны.

Варвара кивала в ответ головой. Медно-золотые кудряшки, рассыпались по ее плечам. Локоны блестели на солнце, словно золото. Подол длинного для девочки сарафана заметно намок и затруднял передвижение через бескрайнюю топь. Что-то коснулось ноги девочки, и она взвизгнула от неожиданности. Здебор развернулся, принюхался. По трясине плыл знакомый запах рыбьей чешуи.

– Не бойся, Варька, это болотник заигрывает. Поди одичал в глуши. Когда я был маленький, как ты сейчас, мы часто здесь с ним играли.

– И никакая я не маленькая! – топнула ножкой девочка, и вновь взвизгнув, пронеслась мимо Здебора.

– Стой! Провалишься, глупая! – закричал в след ей юноша.

Но куда там! Варька неслась, перепрыгивая кочки, как угорелая. Нога соскользнула с молоха и девочка с разбега плюхнулась в трясину. Болото неспешно затягивало тело девочки. Здебор, подбежав на безопасное расстояние, протянул посох названной сестре. Варвара крепко вцепилась в деревянную опору, и юноша начал тянуть ее на себя. Вроде маленькая девчушка, но не по силам Здебору ее вытащить. Вот-вот болотная жижа поглотит ребенка. Варвара не шевелилась, строго слушала указания юноши. Вдруг, лицо ее исказилось, и девочка издала протяжный крик:

– Здебор, меня кто-то ухватил за ноги.

– Спокойно, Варька, сейчас я тебя уже вытащу. Только не шевелись.

Юноша, держась одной рукой за палку, другой стал бить по трясине и кричать: «Болотник, отпусти немедленно Варвару!» По поверхности ряски пошли пузыри, разных размеров. Они вздувались и звонко лопались. Еще сильнее запахло рыбой. Вдруг болото заклокотало, заохало, и из-за кочки показалась одутловатая лысая голова. Хлопая большими выпученными глазами, раскрывая рыбий рот, болотник удивился:

– Чего раскричались? Я никого не держу.

– Как же! Я же чувствую холодные пальцы на своих лодыжках, – возмущалась Варвара, —Здебор, вытащи меня скорее.

Девочка попыталась пошевелить ногами, но руки неизвестного держали ее еще крепче и с новой силой тащили на дно.

– Болотник, если не твоих лап дело, помоги нам, – взмолился Здебор.

– С тебя невеста. – Булькнул водяной дух и скрылся в трясине.

Через несколько минут холодные пальцы, сжимавшие ноги девочки, разжались и Здебор с легкостью вытянул Варвару на гать. На поверхности болота опять показалась зеленая лысая голова.

– Так как на счет невесты?

Юноша, отдышавшись и утерев пот со лба, усмехнулся болотнику:

– Куда старых дел?

– Ой, надоели они мне хуже пареной репы. Твой отец только несчастных, да увеченных мне подсовывал. А как заикнулся я, что давно приглядываю за твоей матерью, совсем осерчал, и перестал меня баловать. Раз в год подкинет уродину и все, будь здоров водяная твоя душа. А мне уж так охота веселую, пригожую, да чтоб частушки все знала, работящая была. Дел, видишь ли, невпроворот. – Водяной, раздвинув широко перепончатые руки, указал на свои обширные угодья.

Болотник вылез на крупную кочку, уселся, свесив жирный рыбий хвост, и с надеждой взглянул на Здебора.

– Ишь, ты, хитрый какой! – воскликнул Здебор, – специально мою Варьку не выпускал, чтобы невесту себе выторговать.

– Да не я это. Сколько раз тебе повторять? – обиделся водяной дух.

– Кто же тогда меня тянул на дно? – удивилась девочка.

Водяной вздернул вверх одутловатый палец, затем медленно вытянул руку, прищурил один выпученный глаз и указал на девочку.

– Мамка твоя виной тому. Разгневала жен моих, вот обиду и затаили. Месть, знаешь ли, подают холодной, – заклокотал, раздувая щеки болотник, – а, уж, холоднее моих девочек никого не найдешь.

Болотник продолжал смеяться, да так громко, что разбудил кикимору. Мешок съехал со спину коня, и оттуда вылезла полупрозрачная нежить. Болотник выпучил и без того большие навыкате глаза.

– И вы такую красотку от меня прятали! – воскликнул водяной.

Кикимора замерцала, пошла рябью и стала приобретать уже более видимый облик. Водяной нырнул в ряску и вынырнул у самого берега с бусами из разноцветных ракушек.

– Держи, милая, – протянул болотник связку бус кикиморе, – красивой женщине дорогие украшения.

– Благодарю тебя, батюшка водяной, – поклонилась до земли Кикимора.

– Ну, что ж ты сразу батюшка? Я еще жених хоть куда!

Болотник уперся руками в округлые бока, выпятив бледный живот. Кикимора заулыбалась, на носу расцвел зеленый листик, платье на ней обновилось чудесным образом, стало ярко красным с расписными петухами вышитыми золотыми нитями. Звонко цокая копытцами, подбежала она к водяному и чмокнула в раздутую щеку. Болотник расцвел, обнял новую невесту.

– Ну, что кикимора по нраву тебе водяной? – спросила Варвара.

– Еще как! Лучшего мужчины я еще не видывала, – проскрипела кикимора и быстро закивала головой. Лицо ее сияло, на руках – ветках вздулись новые почки.

– Пора нам прощаться, друзья мои, – сказал Сдебор, сажая Варьку на коня, – Коли любы вы друг дружке, оставайтесь с миром. А, ты болотник, отпусти души утопленниц в Ирий, пришел их срок, намаялись. Да, скажи, что Варька так повелела. Долг платежом красен.

– Все выполню, Здеборушка! За такую красоту, что ты мне пожаловал, хоть все болото забирай.

– Ну, уж нет. Пусть болото у вас останется, – засмеялся юноша, встряхнул головой, поправляя белобрысую челку.

Когда трясина осталась позади, юноша произнес: «Надо же, как бывает! Жили духи совсем рядом и ничего друг о друге не знали. Была кикимора домовая, а стала теперь болотная. Да-а, вот ведь, как бывает.»

Конь вез путников по лесным тропам, шагал аккуратно, не спеша. Вот, появилась извилистая тропинка, по краям которой росли исполинские ели и можжевельники, изредка попадались стройные березки и стонущие осины. Сорока с пестрым хвостом прыгала с ветки на ветку, стрекотала, затем вспорхнула и исчезла из виду. В дали тоскливо кричала кукушка, в траве разносилась трель кузнечика, мошка, собравшись в серый шар, кружила над мордой у коня. Трава уже не была такой сочной, как по летней поре, начинала желтеть и сохнуть. Скоро утки полетят в теплые края и по земле застучат, запрыгают первые капли осеннего дождя. Девушки засядут с прялками у теплых печек, а юноши отправятся на охоту в леса до самого праздника Карачуна.

Тропинка становилась все шире и вскоре это была уже не узенькая тропка, а надежная дорога с развилками и поворотами, с горками и косогорами. Здебор хорошо знал здешние места, ведь он некоторое время жил тут с отцом Лютовидом бывшим главой местного капища поклонников Мары. Затем волхв покинул это село и отправился на новое капище, которое вскоре возглавил, а затем там же погиб от рук богини, которой сам же и возносил поклоны все свои годы. Какая была причина смены места жительства – Здебор не знал. Сам мальчик остерегался спрашивать сурового родителя и беспрекословно следовал за ним, доверял до тех пор, пока не стал свидетелем беседы, в которой Лютовид пообещал матери Варвары заботиться о девочке. Однако волхв не сдержал свое слово и решил избавиться от ребенка. Именно в этот момент Здебор увидел в своем родителе предателя и лгуна. Юноша спас Варвару, а отец погиб.

Село с тех пор, как маленький Здеборка был здесь в последний раз, разрослось, появились новые дома, кузнецы, гончарни, лавки кожевников и большой рынок с различными привозными товарами. У речки раскинулась пристань с десятками лодок долбленок и купеческими ладьями, были здесь и заморские дракары. Вдоль берега сновал различный люд, слышалась иностранная речь, в воздухе витал жгучий аромат специй. Работники дока перетаскивали товары с судна на берег: короба, тюки и бочонки со сладким заморским вином. В дали разбит лагерь, дымят костры, полонянки выстроились неровным строем, стоят, повинуясь своей нелегкой доле. После тяжелой работы, да долго пути, как есть, мужчины на капище Мары отправятся, утолять свой удов голод. Значит, богатеет село, жиреют волхвы, плачут несчастные девы, как прежде.

Здебор вел черногривого коня, на котором сидела Варвара вдоль рыночной площади, люди оглядывались на дивное животное. Еще бы! Черная грива искусно заплетена в дивные косы, хвост густой, длинный до самой земли, черная шкурка лосниться на солнце, мощный, мускулы так и грают при ходьбе.

– Парень, твой ли это конь? Почем продаёшь такого красавца? – выкрикивали из толпы.

– Да, на такого коня шапку серебра не жалко, – вторили вторые.

Здебор шел не спеша, разглядывал товары, дивился и усмехался. Варвара, крутила головой по сторонам. Она впервые видела столько народу, ведь село, где они жили с матерью, было вдвое, а то и втрое меньше. Сколько здесь было ярких расписных платков, кованых прях, различной домашней утвари. Стоит коробейник, весело частушками зазывает покупателя, в свистульки глиняные дует. А, вот добротная женщина в ярком желтом платье продает на длинных деревянных палках сахарных петушков. Тут и детвора вьется, у родичей сладости клянчит.

Вдруг по площади на всем скаку пронесся на белогривой лошади мужчина, чуть не сбив с ног старушку. Пожилая женщина покачнулась, но Здебор вмиг подоспел к ней, ухватив за локоть, предотвратил падения. Старушка посмотрела на юношу блеклыми глазами и поклонилась в пояс.

– Спасибо, тебе добрый молодец. Ка бы не ты, не собрать моих старых косточек. Ух, оголтелый! – последнюю фразу старушка произнесла, потрясая мозолистой рукой вслед умчавшему наезднику на белой лошади.

– Бабушка, а кто это был? – Здебор участливо всмотрелся в лицо женщины.

– Знамо кто, милый. Гордей, будь он не ладен, – бабка сплюнула на дорогу вслед Гордею, – уж, седина в бороду, а он все носится. Как пиво хмельное напьется и давай куролесить.

– Кто же он этот Гордей? Не жил он в этом поселении раньше, – не унимался Здебор.

– Конечно, не жил. Заезжим купцом, бывало, заедет, мед, да пушнину зверья купит и дальше путь держит. Девок наших баламутил. У-у-у, – протянула старушка, – бусы им навешает на шею, а сам целоваться лез. То к одной, то к другой. Докрутил бусами своими, да попался на дочку старосты. Поговаривают, должник он старосте нашему был, спас как то Богша его от позора. Жила здесь девушка ни рожи, ни кожи, так на Гордея глаз положила, и женить обманом на себе удумала. Но староста быстро ее на капище волочайкой сослал, а взамен дочь свою предложил. Гордей смекнул, что сделка вполне себе выгодная и согласился. – Разоткровенничалась бабуля.

– Не повинна была та девушка, оговорили ее, – вздохнул Здебор и пошел прочь, не оглядываясь.

– Милок, а ты откуда знаешь? – крикнула вслед старушка.

Юноша ничего ей не ответил. Обидно было Здебору, что наговоры людские о матери его до сих пор живы в этих краях. Как бы сложилась судьба Кукши, если бы не гуляка Гордей?

Дом купца Здебор нашел сразу. По сравнению с другими жилищами, изба Гордея была высокой, ладно срубленной в три этажа с расписными ставнями, широким крыльцом и большим хозяйственным двором с амбарами и с собственной конюшней. У такого зажиточного мужа челядинцев должно быть немерено, но попробовать выпросить местечко все же стоит.

– Ну, что Варька, держимся сговора, – Здебор подмигнул девочки.

– Конечно, братко, куда ты туда и я.

Юноша громко постучал по воротам три раза. На зов вышел челядинец плешивый да косоглазый.

– Чего надобно бродяги? – высокомерно спросил плешивый.

Варвара оправила свой сарафан, который действительно имел совсем неподобающий вид после того как девочка упала в болото. Здебор шагнул вперед на плешивого.

– Разве у бродяг бывает такой конь?

– Мне почем знать? Может вы его украли? – косился челядинец.

– Зови хозяина. Коня продать ему желаю, – юноша потянул удила коня на себя.

Калитка захлопнулась перед носом парня, а косоглазый челядинец исчез за частоколом. Ждать пришлось долго. Солнце уже садилось за косогор, когда дверь снова распахнулась, и на пороге двора возник Гордей. Это был рослый мужчина в красной косоворотке и синих шароварах из самой тончайшей шерсти, сапоги начищены, блестят, бляшка на ремне кованная витиеватыми узорами, волосы темно русые с проседью, но вьются кольцами, густые, глаза зеленые, как у Варьки, только злые хищные, с прищуром.

– Ты коня, что ли продаешь? – тыча пальцем в грудь Здебора, спросил Гордей.

– Может, продаю, а может, меняю, – юноша отвел руку купца от своей груди, – не найдется ли у тебя, достопочтенный торговец, работы, какой, для меня и моей сестренки? Коли возьмешь на двор свой, коня так отдам.

Купец ухмыльнулся, покрутил русый ус.

– По рукам! Есть у меня местечко для вас. Люди вы молодые, значит, расторопнее старых челядинцев будите, да и конь ваш, больно по нраву мне пришелся. Вон, какой красавец, под стать моей белогривой кобылке будет.

На том и порешали: Здебор на конюшню работником отправился, а Варьку в женскую часть определили. Пусть там бабы решают, какой работой девчонку обременить. Хитрый купец был доволен сделкой. Надо думать, ведь от каких трат уберег его юноша. Прислугу новую покупать не надобно, да коня такого, которого только царь себе позволить может, с пользой для себя приобрел.

Глава 4. Карачун

Месяц студень. Снега хоть отбавляй, только успевай лопатой размахивать направо и налево. Сугробы стоят пышные, как взбитая жирная сметана, а снег все метет и метет. Скоро юноши вернуться в село с охоты настоящими мужчинами. Интересно кому удалось завалить медведя, а кто сам стал лакомством для хозяина леса?

По осени мужчины и юноши собирались группами. Женатые отдельно от холостых. Уходили в лес на долгие месяцы и устраивали негласные соревнования, кто больше добычи принесет, кто ценнее меха заготовит. Для молодых это было своего рода посвящение, для взрослых мужей обязанность. Да и кто подстрахует юных и не опытных мальчишек, если не отцы с дедами? Ведь в лесу может случиться все, что угодно, опасность так и поджидает глупых да задиристых ребят.

Пока мужчины добычу ловят, женщины пряжу прядут, да пояса женихам своим вышивают, секретничают. Сядут в общей горнице, лучины зажгут и ведут долгие задушевные разговоры. Старшие сказания разные сказывают, приметам учат. Так и коротают дни до праздника Карачуна.