Река Межа. Книга первая. Менгир

Часть первая

Однажды старого монаха спросили, что он думает о современном человечестве. И тот ответил: «Все люди как слепые котята, которых хозяин понёс в корзине на реку, чтобы утопить. Они могут делать что хотят, лишь бы оставались в корзине. А удача улыбнётся котёнку, незаметно выпавшему из неё». Говорят, намерение творит жизнь. Так ли?

Я стою на балконе один, пахнет осенью. Сумерки всё вокруг погружают в прозрачную синюю бездну, только по ту сторону тротуара с тополей продолжают опадать жёлтые, жёлтые листья. Внизу двигаются прохожие. На перекрёстке мигает светофор, машины ползут в вечерней пробке. Над пограничной линией города и неба, далеко, возвышаются башни многоэтажных зданий. Поднимается луна…

Этот мир меня бесит, и я хотел бы изменить его, если б мог. Печально, что я не знаю, как устроен мир, ведь невозможно исправить то, в чём плохо разбираешься. Захочешь починить неисправную машину, не понимая её устройства, в лучшем случае ничего не добьёшься. В худшем – доломаешь машину совсем. На свете было много спасителей, но они ничего не добились. Люди не желают, чтобы их насильно спасали от того, что им, в общем-то, нравится. Да, людям нравится мир такой, каким он является, поэтому они всегда возвращаются. И вместе с людьми всё возвращается на круги свои. Моя маленькая внучка Лиза, едва научившись говорить, однажды перед сном сразила меня наповал: «Мы все друг у друга рождаемся». Как трёхлетний ребёнок может сказать такое? Даже если она просто повторяет чьи-то слова? А хоть бы даже и мои? Став старше и немного мудрее прежнего, она схитрила – сказала это по-другому: «Дедушка, а вдруг раньше, очень давно, я была твоей мамой или бабушкой?» Я не стал её обманывать. «А вдруг нет?»

Я не умею рассказывать добрые сказки, я злой журналюга. Но для неё я придумал одну, с бесконечным продолжением. Обычно я отшучиваюсь, и она хохочет. «Какой ты смешной, дедушка!» Ну да, как дед-мороз… Ладно, слушай. Пусть в этот раз моя сказка для тебя будет не такой смешной, зато по-настоящему доброй и полезной – на вызревшем приволье. Течёт река Межá из ниоткуда в никуда. В какой земле исток Межи даже старики не помнят, в какие края несёт свои воды – тоже неведомо… В общем, это начало.

А на реке Меже, на левом берегу стоят два королевства. Первое королевство и Второе королевство. Второе  хоть и моложе Первого, но веселее, задорнее. Люди говорят, что за ним будущее. И король с королевой в нём молодые, сильные. Взяли да родили дочь. Принцесса растёт, родители радуются. «Непослушная принцесса!» – вставляет своё слово Лиза. «Непослушная? Это почему же?» – «Ну так, непослушная…» Допустим. И как-то так незаметно случилось, а выросла она непослушной. Может, потому, что сильно любили-баловали дочку отец с матерью, может, почему-нибудь другому. Не будем теперь гадать, когда столько воды утекло. Делать нечего, надо жить дальше. Конечно, с любовью, конечно, с радостью.

Вот собирается король в дальнюю дорогу. По важным государственным делам есть необходимость посетить своего давнего друга, короля Первого королевства. А надо сказать, что дорога туда ведёт только одна, та, которая проходит через чащобный лес. Из-за него нормальной человеческой границы между королевствами сроду не бывало. Всё там в этом лесу с места на место передвигалось, запутывалось. Люди в нём будто в воздухе растворялись, звери чудные, когтистые то появлялись, пугая местных жителей, то исчезали обратно. С одной стороны, это хорошо, пограничную службу вести не надо. Но с другой стороны, непонятно, как мирную политику с царственным соседом строить? Как связь наладить попроще? Препятствие.

Воротами между двумя странами считалось болото, блудное место. Дорога здесь тянется задом наперёд. Нет, сама-то дорога обычная, а вот идти по ней нужно развернувшись лицом в обратную сторону, то есть не грудью, а спиной вперёд. Кто из упрямства советов не слушал и шёл по-нормальному, те могли до смерти на одном месте кружить, а то и вовсе пропадали бесследно. Король Первого королевства, когда на эту сторону с визитами ходил, то брал с собою опытного ведуна, чтобы иметь при себе сильную защиту. Но отец принцессы в своём отечестве колдовства ни сам не водил, ни в народе старинные знания не поважал, претило ему. Человек он был образованный по-новому и верил в силу науки. Противно было пятиться как рак, а всё же иногда ради государственного благополучия приходилось. Так и спячивали потихоньку и животных, и технику королевского обоза, пока болото не заканчивалось. Отсюда начиналась соседская сторона.

Уехал король-отец. Королеве-матери хлопот прибавилось в полной мере следить за текущими делами, давать указания министрам, принимать народные челобитные. Теперь она уделяла дочери меньше внимания, и та, пользуясь случаем, целые дни проводила в библиотеке за чтением книг по белой магии. Не то чтобы девочка желала стать волшебницей, просто эти книги запретил ей отец, и школьный учитель настоятельно не советовал противиться воле короля, а раз нельзя, значит, надо. Вот ведь какая непослушная! Вообще-то библиотека во дворце была не очень большая и прескучная. Всякие современные научные трактаты да философские демагогии. Ничего по-настоящему жизненного или душещипательного. Тем не менее, принцесса не унималась, надеясь найти то, что ей подойдёт. Наконец, в невзрачной потрёпанной книжке, похожей на чью-то толстую тетрадь (возможно, это был дневник) она заинтересовалась картинкой с изображением менгира – большого камня, поверхность которого покрывал поясной орнамент из бегущих оленей и летящих стрел. Среди грациозных животных девочка различила одного единорога. Под рисунком крупным шрифтом значилось: «Межевой столп, удерживающий петли мира». Принцессе такое объяснение ни о чём не говорило. Поэтому она углубилась в чтение, усевшись на ступеньке стремянки, с которой доставала книги на верхних полках, и не заметила, когда за её спиной появился учитель.

– Это старая легенда, – осторожно заметил он, – но, к сожалению, далёкая от реальности. Просто мечта или вера.

От неожиданности сердце у принцессы упало и заколотилось по-заячьи, стараясь куда-нибудь сбежать, однако она велела ему успокоиться.

– Я уже умею мечтать и верить. Мне осталось научиться быть легендой. Ведь это не опасно?

Учитель взвесил её слова и остался доволен.

– Я убеждён, принцесса, с вами не случится ничего плохого.

Поставив книгу на место, она сделала книксен и молча удалилась в свою комнату. Не стоит перечить учителю после такой высокой оценки. Пусть всё будет хорошо. И пусть эти слова сбудутся!

У окна она уселась на банкетку и облокотилась о подоконник. За стенами дворца сиял ясный солнечный день, юный, томительный и звенящий. Через открытые створки окна в комнату вливались волны свежего летнего воздуха, доносились голоса птиц из рощи. Дальше лежали поля со спеющей пшеницей. А ещё дальше, совсем далеко, у самого горизонта возвышались призрачно-сизые горы. И конечно, по левую руку катила свои большие воды Межа, и другой её берег, как всегда, скрывала лёгкая молочная дымка. Принцессе нравились картины природы, ещё такие свежие, сочные запахи, звуки и краски торжествующей жизни. Она прикрыла глаза, продолжая созерцать "реальность" сквозь ресницы. Где-то там, за полями, за горами, на широком открытом пространстве стоит загадочный менгир, который удерживает странные петли мира. А что это за петли такие? И почему они "далеки от реальности"? Все легенды берутся из жизни живых людей, пусть давно умерших, но не ставших от этого неправдой. Значит, и менгир тоже правда, просто кому-то неугодная правда. Наверно, она неугодна королю… Принцесса задумалась об отце, мысли её текли свободно и неудержимо как Межа. Можно встать и пойти, обойти весь мир, везде спрашивая людей, не знает ли кто, где находится этот самый менгир? Только надо бы не одной, а с кем-то… с кем-нибудь взрослым, надёжным, чтобы помогал. И защищал… Кто это будет? Ну, например, вон тот юноша, который стоит спиной к ней, может, он? Далеко, плохо видно… Мерцает вода Межи, отражается в ней дышащее синее небо, всё колышется… Ага, вот и обернулся.

– Кто ты?

– Я Легенда. Так меня зовут.

– Странно. Что за имя такое?

– Я не выбирал его.

– В тебя не верят.

– Пусть, не важно. Всё пройдёт.

– Что? Что пройдёт?

– Всё.

– И что будет?

– Всё повторится.

– Как непонятно ты говоришь, я не понимаю…

– Это петли мира. Теперь понимаешь?

– Покажи мне их, я хочу видеть… погоди, куда же ты? Ответь мне!

Голос не слушается, не звучит, это всё не реально… Спи, спи, не надо разговаривать. Ты увидишь. Принцесса оборачивается, осматривается, нет никого, ветер ровно дует по голой земле, камни, камни, белое небо. Это другой берег Межи? А где столб мира? Да вот же, как я сразу не заметила?! До самого неба, даже выше неба… Ух, высотища, ничего себе! Но здесь как-то трудно двигаться, будто под водой. Камень влажный, капельки воды на охре рисунка бегущих оленей, и с ними единорог.

– Ты зачем бежишь? Чтобы стрелы не попали в тебя? Не бойся, я их сотру, сейчас, сейчас… Что это?

– Беги, девочка!

– Нет…

– Беги! Они настигнут тебя!

– Я  не могу, воздух сопротивляется!

– Надо бежать!

– Нет!!!

Принцесса рванулась – и вскочила на ноги. Оказывается, она незаметно уснула, положив голову на вытянутую вдоль подоконника руку. Это был только сон, ничего страшного. Она прошлась по комнате, остановилась возле зеркала и привела себя в порядок. Вот так. Все люди, как дети, пугаются собственной тени. Чувство страха бывает от неизвестности. Во время сна мы встречаемся с собственным внутренним миром, а он не имеет границ. Страшно сделать шаг навстречу неведомому. Гораздо проще – оградить себя устоявшимися традициями, как делают все пожилые люди. Или под маской новых идей возвести ещё один храм, как делает молодёжь. Пройдут годы, юные станут дряхлыми, и их новомодные идеи неизбежно превратятся в новые традиции и каноны, которые нельзя нарушать. Петли жизни ложатся одна на другую, похожие друг на друга, оставляя за собой терпкий привкус разочарования. По-настоящему счастливы только дети, их память свежа и невинна. А потом в сердце поселяется невнятное чувство печали, во взгляде подростка появляется скука и озабоченность. Но мы-то помним, что наша принцесса была непослушной. И, возможно, это придало ей пытливости, подтолкнув к более сложным и высоким чувствам? Не знаю, внученька, не знаю, родная моя…

Принцесса переоделась и вздохнула, глядя на себя в зеркало. Прошлась по комнате ещё разок, снова подошла к зеркалу, внимательно вглядываясь в своё отражение. За последний год она сильно выросла, стала гораздо взрослее на вид, и больше никто не посмеивается над ней, словно над малым ребёнком. Она может принимать решения самостоятельно, а если учесть королевский статус, то даже имеет право решать судьбы людей. Надо уже быть смелее, хватит с неё детской наивной нерешительности!

Она спустилась на первый этаж, миновала галерею до самого выхода в рощу и пошла по аллее – мимо фонтана с беседкой на краю парковой площади и затем по узкой посыпанной песком дорожке. Дорожка превратилась в тропинку – это начиналась роща. Путь был ей известен с детства, она сотни раз безопасно бегала здесь, играя. Теперь же ей захотелось выйти за пределы дворцовой земли, туда, откуда начинались частные наделы жителей. Спустя какое-то время она устала и захотела пить. Сначала принцесса решила прикинуться простой городской девушкой, чтобы запросто, без церемоний пообщаться с людьми, но потом поняла, что одежда и манеры без труда выдадут её хитрость любому, у кого есть глаза и уши. Тогда она решила: пусть всё будет как есть. Нужно просто спросить первого же встречного человека, где тут поблизости есть колодец? Не успела она выйти на деревенскую дорогу и пообщаться с первым прохожим, как на самом краю рощи, под сенью последних деревьев увидела колодец, удобно расположенный чуть в стороне от перекрёстка двух просёлочных дорог. Какой-то добрый человек выкопал и обустроил его здесь для любого уставшего путника. Мысленно поблагодарив благодетеля, принцесса поспешила к вороту, чтобы скорее опустить ведро внутрь сруба. Она уже предвкушала, как ведро с цепным грохотом уйдёт в узкое горло колодца, где в самом низу, в прохладной влажной глубине покачивается тёмная вода. Но тут она заметила сидящего прямо на траве старика. Наверно, он уже утолил жажду и устроился отдохнуть, за срубом колодца его не было видно. Теперь же, когда принцесса заметила его, она не стала так уж торопиться, а сначала поприветствовала путника, чтобы не показаться ему невежливой. Тот пошевелился, смяв зажатую в руке широкополую фетровую шляпу с высокой тульей, и улыбнулся ей в ответ. Он был худ и лыс. Приободрившись, девушка спросила, не будет ли господин против, если она тоже достанет воды напиться? Нет, он не был против.

Старик назвал себя пилигримом, бредущим по миру, чтобы перед смертью в одиночестве и лишениях изжить ошибки своей молодости, и принцесса поинтересовалась, не слышал ли он чего про столб, на котором держатся петли мира?

– Слыхать-то слыхал, но не видал. Да поговаривают, что и нет такого столба на свете. Это как земная ось, иносказание такое, образное выражение.

Некоторое время девушка боролась с собой, решая, задать или нет ещё один, самый важный для неё вопрос.

– Ты мог бы взять меня с собой? Я не знаю лишений, но постараюсь научиться.

– Хочешь найти этот столб? Ладно, пойдём вместе.

От неожиданно простого и быстрого ответа принцесса опешила.

– И ты не спросишь, из какой я семьи и почему решилась на такой шаг?

– Ты сама хозяйка своего решения. Я не могу запретить тебе.

– Но это, наверно, принесёт тебе много неприятностей?

– Для меня это только ещё одна возможность очистить ум и сердце.

Даже совсем недавно, например, сегодня утром она не знала, да и не могла знать, когда произойдёт её окончательный выбор. Но теперь сама судьба дарит ей шанс, и если она испугается и откажется принять его, удача отвернётся от неё. С вами не случится ничего плохого, вспомнились ей слова учителя. И она решилась.

Рано или поздно все дети становятся взрослыми и покидают родительский дом. Тут нет определённых правил, все уходят по-разному, как сложится судьба. Родителям остаётся лишь смириться с тем, что это случилось и благословить детей на всех путях их дальнейшей жизни. Глупо злиться, тем более проклинать. Любовь основа всего. Ни один отец, ни одна мать, если они не выжили из ума, не отрекутся от своего сына или дочери, даже если те и наделали больших и непоправимых ошибок. Разумеется, принцесса оставила короля и королеву в очень непростом положении. Но любой "правильный" вариант решения этой проблемы был не в её пользу. Она должна была поступить, как положено, а не как ей представлялось, разве нет? Да. И, к тому же, принцесса была непослушной.

От своей дорогой, слишком бросавшейся в глаза одежды, девушке пришлось отказаться, сменив её на нищенские тряпки. Пилигрим отдал ей шейный платок, который она повязала вокруг бёдер. А своему платью принцесса нарочно оборвала подол и рукава так, что какая-то женщина пожалела её и вынесла из дома старенькую кофточку. Туфли девушка просто выбросила, оставшись босой. Каждый вечер пилигрим обмывал подорожными травами её сбитые в кровь подошвы, а наутро они упрямо продолжали свой путь. Теперь никто не смог бы узнать в ней принцессу, даже свои красивые русые локоны девушка сама грубо остригла ножницами, лишь только представился для этого подходящий случай.

Наступила осень, за ней пришла зима. Оставаться на ночь на открытом воздухе стало невозможно. Они просились на постоялые дворы, в дома встречавшихся добрых людей. За это пилигрим платил рассказами из собственной жизни о людях и обычаях других городов и земель, в которых ему пришлось побывать. Долгими зимними вечерами, возле жарко растопленного очага люди особенно склонны послушать, что творится на белом свете, там, где их сейчас нет. Если рассказ имел успех у благодарных слушателей, то они делились с путниками старой обувью, тёплой одеждой и провиантом. Некоторые из них, ободрённые доверительной атмосферой беседы, сами начинали откровенничать и рассказывали случившиеся с ними необыкновенные или даже мистические истории, о которых обычно предпочитали помалкивать. Так пилигрим и принцесса шли от селения к селению, из города в город, и везде девушка спрашивала, не знает ли кто-нибудь, где находится межевой столб, удерживающий петли мира? В конце концов, на земле, наверно, не осталось ни одного местечка, где не побывали путники. Однажды тёплым весенним утром пилигрим умер. Принцесса обложила камнями его тощее тело, чтобы шакалы и хищные птицы не растащили останки, рыть могилу в жёсткой гористой почве было ей не под силу. Его шляпу и посох она положила сверху, а кожаную котомку взяла себе вместо надоевшего тряпичного узла. Осмотревшись по сторонам, девушка отправилась наугад, куда подсказало сердце. Она решила дойти до ближайшей деревни, чтобы оттуда выйти на большую дорогу, ведущую во дворец. Ей больше ничего не оставалось, как только вернуться в родной дом.

На склоне поросшего травой холма она заметила стадо овец и пастуха, который оказался черноголовым синеглазым мальчиком лет двенадцати. Приблизившись, она спросила, из какой он деревни и как до неё добраться? Пастушок неопределённо махнул рукой в сторону от себя.

– Деревня там, как спустишься с этого холма, увидишь речку, дальше, вниз по течению, будет деревня, а ты кто такая?

– Принцесса.

– А я король.

Мальчик рассмеялся и показал на отару.

– Король этих овец. Ты забавная.

Принцесса привычно рассказала, что ищет менгир, на котором нарисованы бегущие олени и летящие стрелы.

– И единорог, – добавил мальчик.

– Да, единорог.

Она равнодушно засмотрелась на жующих животных, а сама думала о том, простят ли её отец и мать? А овцы оглядывались на неё, у них были глаза с прямоугольными зрачками и одинаковым выражением кроткого любопытства.

– Время уже полуденное, – заметил пастушок, – если хочешь, мы пообедаем вместе. Потом ты подождёшь меня, пока я закончу выпас, и тогда мы спустимся в деревню, а заодно ты поможешь мне загнать моих подданных, идёт?

Принцесса согласилась. Они развернули обед и не спеша принялись за еду. Ветерок шевелил отросшие волосы девушки, она их постоянно поправляла. Мальчик с интересом смотрел на неё и молчаливо усмехался. О чём он думает? Наверно решил, что вот какая-то дурочка ищет себе работу, а спросить нормально не умеет.

– Чего ты смеёшься?

– Умеешь хранить тайну?

– Да уж не как некоторые.

– Завтра не мой день, отец сам погонит отару. А мы с тобой ещё засветло выйдем из деревни, чтобы не было лишних глаз.  Дома я скажу, что пойду проводить тебя до тракта. А на самом деле отведу в лощину, о которой знаю только я, никто в деревне не знает. Там ты и увидишь свой менгир. Ты же его ищешь?

Принцесса смотрела на мальчишку, она не знала, как отнестись к его словам. Наконец она разлепила пересохшие губы.

– Ты врёшь, конечно?

– Врать умею, ты угадала, но сейчас я не вру, это чистая правда.

– А я думала, он на той стороне, – проговорила она, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– На какой?

– Ну, на том берегу Межи. Раз о нём все знают, а не говорят где он. Потому что его здесь нет.

– Эх, сказанула! Что на другом берегу, про то никто не знает, а кто знает, тот уже не расскажет. Зря бы только в королевский дворец ходила, понапрасну время тратила.

Вечером, с чувством тревожного волнения, принцесса помогала загонять овец. Отец мальчика безоговорочно принял девушку в свой дом,  мать молча подала ей умыться и собрала на стол. Кроме уже знакомого ей пастушка в семье было ещё двое детей помладше, мальчик и девочка. За стол принцессу усадили вместе со всеми, как равную. За ужином пастух-отец поинтересовался, какую работу ей хотелось бы найти, и та ответила, что возвращается домой, потому что свою работу она закончила, но ожидаемой платы не получила. Пастух понимающе кивнул. Наступала тихая, тёплая ночь, гостье постелили снаружи дома, под навесом, где хранились дрова, а на стенах были по-хозяйски развешаны разные предметы деревенского быта. К ней подошёл большой лохматый пёс, лизнул руку и устроился на пороге. На фоне блёкнущего и густеющего неба отчётливо виднелся контур его неподвижной морды. В загоне возились животные. Какая-то ночная птичка на одной ноте снова и снова повторяла свой короткий призыв. От переполнявшего сердце девушки чувства, неожиданно для неё самой, она заплакала. И уже потом, легко и незаметно, провалилась в безликий бархатно-чёрный сон.

Когда на светлеющем небе начали гаснуть звёзды, они вышли из дома, двинувшись вниз по течению горной речки. Сначала под ногами чувствовалась тропа, но скоро она исчезла. Пастушок с лёгкостью прыгал по мокрым от росы камням, принцесса еле поспевала за ним. Взошло солнце. Над шумящей водой поднимался туман, собираясь клочьями и образуя молодые облачка. Они плыли по ветру, наползали на скалы и деревья, размазывались по склонам.

– Ты не глазей по сторонам без толку, запоминай, как идём, – сказал мальчик.

– Зачем это?

– Затем, что обратно ты, возможно, пойдёшь без меня. Тебя как зовут-то?

– Анна.

– А меня Даур. Вот здесь нужно идти по воде, обувь не снимай, а то ноги поранишь.

Низко наклоняясь под ветвями густого кустарника, он стал пробираться по кромке реки, принцесса за ним. Ей показалось, что так они двигались очень долго, заныла спина, замёрзли мокрые ноги. Наконец, мальчик остановился и обернулся.

– Впереди водопад, он небольшой, но по нему не пройти, мы поднимемся наверх и потом опять спустимся к реке.

Они поднялись и опять спустились. Как и раньше, пошли по воде. Прошло ещё время, прежде чем Даур вывел её на сухое место.

– Не устала?

– Нет.

Дальше начали подъём, река в этом месте была зажата скалами, но мальчик уверенно выбирал нужный путь.

– А вот здесь потребуется немножко смелости. Не боишься высоты?

– Нет.

Даур широко улыбнулся.

– Молодец.

– Сам молодец.

Кромка уступа и вправду оказалась  очень узкой, местами не шире одной ступни. Кое-где наружу торчат корни растений, но хвататься за них нельзя, а нужно сохранять равновесие. Смотреть вниз тоже нельзя, дыхание ровное, без паники, прижавшись к почти вертикальной стене холодного камня. Шаг за шагом. Когда выбрались на безопасный участок, девушка опустилась на корточки и подняла лицо к небу, по которому плыли ослепительно-белые рыхлые облачка. Наверно, это утренний туман от реки, подумалось ей. Вздохнув, она не удержалась от упрёка:

– Другой дороги туда не нашёл?

Даур не ответил. Действительно, глупый вопрос. Отсюда открывался великолепный вид вниз, в лощину, дальней своей стороной выходящей к Меже. Их путеводная горная речушка с разбега вливалась в лощину, успокаивалась и разливалась на несколько сонных, еле различимых зелёных ручьёв, доверчиво впадавших в большую воду великой Межи.

– Смотри, Анна, это и есть нужная нам лощина, урочище, блудное место, называй, как хочешь, я называю краем земли.

Здесь никого нет, воздух ровно двигается над широко раскинувшейся долиной, сплошь заросшей низким кустарником, травой и мохом. Анна оборачивается, осматривается.

– Даур! – зовёт она.

Он стоит спиной к ней, но вот, обернулся, показывает рукой в сторону от себя.

– Видишь? Журавль. Это ориентир, не забудь.

– Какой журавль? Я ничего такого…

– Колодец так называется. У него вместо ворота длинный шест с противовесом, похоже на журавлиную шею с клювом. Подойдём?

И они подходят ближе к очень, наверно, старому журавлю, дотрагиваются, осторожно гладят руками поверхность. Дерево на вросшем в землю срубе и шесте сильно потрескалось, оно тёмно-серого цвета, всё вокруг в разноцветных пятнах лишайника и моха, цветущей травы. Шест тихонько покачивается на ветру, рождая тягучий печальный скрип. Анна опирается локтями о верх сруба, Даур пристраивается рядом – и оба вместе долго смотрят вниз, в гулкую сырую тишину. Внизу, в полной темноте контрастно выделяется ртутный квадрат неба с двумя свесившимися шевелюрами.

– Вода… – неопределённо произносит девушка. – Кажется, совсем рядом.

– Конечно, рядом, здесь же Межа близко, это её вода.

Время остановилось. Стало тяжело дышать и двигаться. Внезапная мысль пронзает сознание Анны.

– Даур, а где же менгир? Ты обманул меня? Ты всё-таки обманул…

Мальчик вскидывает на неё гневный взгляд. Грубо взяв за руку, увлекает за собой, разворачивает – и отпускает.

– Я не вру!

За его спиной возвышается огромный вертикально поставленный камень. Анна переводит взгляд на его вершину. Он не выше неба, даже не до неба, просто очень высокий. Даур отодвигается в сторону, и Анна медленно подходит к менгиру. Осторожно опускает руку на его холодную шершавую поверхность, проводит пальцами по такому знакомому орнаменту. Это правда. Он есть.

– Почему же я его… Как я сразу его не заметила?

Даур показывает рукой в сторону.

– Посмотри туда, что ты там видишь?

– Колодец.

– Анна, послушай меня, сделай всё так, как я тебе говорил, и ещё скажу. Сейчас ты пойдёшь вокруг менгира, в ту сторону, куда летят стрелы и бегут олени…

– И единорог…

– Да, единорог. Держи руку на камне, двигайся, но руку от камня не отнимай, всё время чувствуй его реальность…

– Реальность? Ты так сказал?

– Да, именно так и сказал. Не отвлекайся, слушай, это петли мира, и ты сейчас войдёшь в петлю. Не бойся, всё время иди туда, куда бегут олени и единорог, вокруг, вокруг, пока не увидишь… Я не знаю, что ты увидишь, это ты, твоё, мне с тобой нельзя.

– А потом? Что потом? – Принцесса почувствовала лёгкий озноб, как будто мурашки побежали по спине. – Всё повторится? Да?

– Я не знаю. Может быть. А может, и нет. Это зависит от тебя. Но поверь мне, с тобой не случится ничего плохого.

Он взял её руку, прижал ладонью к камню и легонько подтолкнул.

– Теперь иди. Иди же!

Шаг за шагом. Так, шаг за шагом, прижавшись к холодной, почти вертикальной поверхности, принцесса пошла вперёд. Её сердце рвалось вместе с пугливыми животными прочь от летящих стрел, стремящихся отнять её жизнь, которую она очень любила и боялась умереть, но догадывалась, что есть что-то больше этого. Она ни разу не оглянулась, стараясь не прозевать начало таинства. И вот от воды, снизу начал подниматься густой плотный туман. Он вспучивался слоями, полз как живое существо, распространяясь во все стороны с невозможной быстротой, поглощая и изменяя пространство. В нём исчезли все звуки, повисла мёртвая тишина, но девушка продолжала двигаться, держа руку на орнаменте. И в этом белом "ничто" стали рождаться какие-то новые формы. Проступил другой, незнакомый пейзаж с высокими деревьями и грунтовой дорогой. А когда туман рассеялся, принцесса осознала себя стоящей на краю небольшого, но крепкого села с добротно сбитыми бревенчатыми домами по обе стороны широкой и прямой, как стрела, улицы. Только теперь она позволила себе оглянуться, чтобы запомнить местность и знать, куда возвращаться. Позади неё, немного в стороне от перекрёстка двух просёлочных дорог строгим безмолвным стражем возвышался менгир, дальше начинался сосновый бор. Было пасмурно и необычно холодно. Анна подышала на вмиг озябшие пальцы – изо рта шёл пар. Она скинула со спины котомку пилигрима. Достав из неё платок, накинула на голову и плечи. Откуда взялось здесь селение? Никаких домов в лощине не было, она же видела это своими глазами! Может быть, оно здесь когда-нибудь было, когда-то очень давно, а теперь сравнялось с землёй, но осталась память о нём? Как легенда.

Анна передёрнула плечами от холода и неуверенности. Нужно было идти, она и пошла вдоль улицы. Она прошла её всю до конца, однако не встретила ни одного человека. Тогда девушка осторожно заглянула в первые же открытые ворота, поднялась на высокое крыльцо и постучала в дверь. Никто ей не ответил. Дверь тоже оказалась не запертой, она отворила её и окликнула хозяев. В доме было жарко натоплено. В странной на вид печи горел огонь. Вкусно пахло пищей – там готовилось какое-то варево. Принцесса прошла по комнатам, постояла немного, с недоумением глядя в окно, потом вышла. Но ни во дворе, ни на обратной стороне участка, огороженного по всему периметру крепким штакетником – никого. Жителей в селе не было нигде, ни одного. Она заходила в дома и опять выходила на улицу. Везде чувствовалось недавнее присутствие хозяев, но они исчезли внезапно и все разом при её появлении. Это невозможно объяснить ничем. Но это так. И тогда она отправилась дальше по улице, за пределы села. Дорога внезапно повела под уклон. То, что сначала показалось принцессе затянутым сплошными облаками небом, на самом деле было ровной поверхностью воды – такой же белой, как небо, и очертания другого берега терялись в лёгкой молочной дымке. Девушка вздохнула с облегчением. Межа.

На берегу реки сидел чудной, похожий на пана человечек. Ростом он был с ребёнка, а борода у него длиннее его самого. Долго же он тут сидит, если такую бородищу отрастил, как-то не к месту подумала принцесса и одёрнула себя: не иронизируй по поводу того, чего не знаешь, глупая. У человечка было сморщенное и сильно курносое личико. Он кутался в огромный плед, задумчиво глядя на текущую воду, на проплывающие мимо листочки и палочки. На его плечах, на пожухлой траве вокруг него лежал лёгкий иней. Стояла объёмная тишина, разбавляемая тихим хлюпаньем мерно вздымающейся и опадающей речной волны. На принцессу накатило оцепенение, она не знала, что ей теперь предпринять. Человечек заговорил первым. Не глядя на неё, низким грудным голосом, совершенно не вязавшимся с его внешностью, он сказал:

– Ты Анна. Я тебя знаю. Но ты меня не помнишь. Я перевозчик.

– Добрый день, – пробормотала Анна.

Он встал. Плед ниспал с его плеч, открывая длиннополую холщовую одежду с простым вырезом горловины. Прямо над его головой, но очень далеко, где-то на линии горизонта, в молочной белизне пространства появился расширяющийся просвет. Он набирал яркость и цвет, облака быстро расступались в стороны, и там распахнулось бездонно синее небо. А под небом раскинулась щемяще прекрасная земля – край другого берега Межи, который принцессе Анне ещё ни разу не доводилось видеть. Она судорожно вздохнула и прижала ладони к лицу, продолжая неотрывно смотреть на потрясающее превращение. Из-за облаков вышло солнце, по земле побежали весёлые тени, воздух наполнился играющим светом. На всей поверхности Межи вспыхнули солнечные блики, и вдруг в лицо Анны подул свежий тёплый ветер! Иней на берегу стал плавиться, превратился в сверкающие капли. По траве пошли воздушные волны, и весь берег у них под ногами сочно потемнел, наполняясь красками живой дышащей зелени. Перевозчик повернулся к принцессе. Она взглянула ему в лицо, поразившись его глазам, странным, белым, абсолютно прозрачным, каких у людей не бывает.

– Скажи мне, что ты хочешь? Ты знаешь это?

Его вопрос озадачил Анну. Она покачала головой. Нет, она не знала. Только чувство чего-то незавершённого теснило грудь. Но ведь это при расставании всегда так. Она вглядывалась в пока ещё отдалённые, но уже реальные картины правого берега, очень хотелось туда, и она пыталась рассмотреть подробнее всё, что было сейчас открыто.

– Я всего лишь перевозчик, – промолвил он и вошёл в воду. – Подождём, когда прибудет лодка, это от меня не зависит.

– А от кого зависит?

Анна увидела, как вода образовала неровное кольцо вокруг ног перевозчика, которое волнообразно ласкалось к нему. Ей вспомнилось время, когда она была ещё маленькой пятилетней девочкой. Она играла с Виктором, принцем Первого государства. Виктор старше её на пять лет, и всегда был для неё непререкаемым авторитетом. Ей было обидно, что он относится к ней как к маленькой, хотя это понятно и естественно в отношениях детей в таком возрасте с такой разницей. Они играли в её комнате, и это было только один раз, потому что из-за слишком больших рисков перемещения между государствами, его отец больше не брал сына с собой в своих поездках в соседнюю страну, ведь он был его единственным и, к тому же, поздним ребёнком. Впрочем, она тоже была единственной у своих родителей. Совместное посещение дворца Второго королевства королём и принцем Первого королевства, как она потом поняла, имело не просто эмоциональное, а стратегическое значение. Обе створки дверей распахнулись, и в комнату к ним, играющим вошли оба короля. Его отец взял её на руки и обратился к Виктору, сказав: «Вот та, которая станет твоей второй половиной, когда ты вырастешь и заменишь меня. Другой такой нет». Сердце маленькой Анны при этих словах наполнилось счастьем и гордостью. Но прошло время, они не виделись больше ни разу, и её чувство к нему так и не стало чем-то бóльшим. А потом и вовсе перешло в область нереального, вроде сна. Другие, более яркие впечатления выступили на первый план и затмили детское чувство. И что же теперь? Что она чувствует сейчас, когда ей вдруг почему-то вспомнился именно этот эпизод из её жизни?

Принцессе казалось, что прошло уже очень много времени, хотя времени не было. По её представлениям, давно наступил вечер. Но всё оставалось по-прежнему взвешенным в нерешённости момента, лодка не появлялась. Анна сильно устала и больше не могла вспоминать и думать.

– Нужно вернуться, – сказал перевозчик. – Тебе ещё рано.

– Что я должна сделать?

– Сама решай. Ведь это твоя жизнь. – Он посмотрел в сторону селения…

«Я поняла! – догадалась Лиза, взмахом руки остановив действие. – Лодка не приплыла потому, что принцесса Анна ушла из дома без спроса. Нужно, чтобы папа и мама разрешили ей!» – «Точно. Ты правильно поняла. А ещё это называется родительским благословением. Не обязательно, конечно, чтобы произошла какая-то церемония разрешения. Отец и мать могли дать ей это разрешение даже без неё. Для этого нужно было, чтобы они согласились с ней. Но, видимо, не принимало родительское сердце такой поступок их единственной дочери. Ведь на карту была поставлена не только судьба принцессы Анны, но и судьба королевской семьи, а значит, судьба всего государства в целом, всех населяющих его людей. К тому же была затронута и судьба королевской четы Первого государства. Знаешь, в жизни всё очень не просто, судьбы людей переплетены, словно корни степных трав – выдернешь одно растение, а вместе с этим растением выдернутся все те, что переплелись с ним своими корнями. Хотя преувеличивать проблему, я думаю, тоже не стоит. Человек сам хозяин своей судьбы. Если он честно не хочет зла и прилагает свои силы к тому, чтобы зло не случилось, то с ним и не случится ничего плохого. Для принцессы Анны всё было решено заранее, а это неправильно. Что если бы она осталась во дворце? В этом случае она не получила бы тот жизненный опыт, который приобрела. Была бы она счастлива с Виктором, когда все их передвижения заранее расписаны как выступления артистов в театре? Вряд ли. И поэтому то, что представлялось августейшим родителям добром и благом, могло обратиться личной трагедией, а через неё пострадали бы оба народа. Но теперь она вернётся, чтобы решить все эти непростые вопросы. Петля не затянулась».

Принцесса поднялась в село, живущее бытом своих поселенцев, как любая другая деревня. Время для Анны продолжило свой обычный бег по кругу, и вместе с ним вновь закипела жизнь вокруг неё. Склонялся к закату оранжевый вечер. По широкой и прямой улице бегали дети, играя в свои обычные подвижные игры, их звонкие голоса были слышны издалека. У ворот стояли беседующие женщины, а в глубине дворов мужчины завершали перед ужином все свои дела. Незнакомую девушку заметили сразу и вежливо поинтересовались, не ищет ли она кого-нибудь из местных жителей? Анна так устала, что уже давно подумывала к кому бы лучше обратиться с просьбой о ночлеге. Тут же, без промедления нашлись люди, принявшие её в свой дом. А наутро она простилась с хозяевами, сердечно поблагодарив их за искреннее гостеприимство и пожелав всем здоровья и долгих дней жизни.

Выйти из петли девушка смогла сама, безо всякой посторонней помощи, просто проделав обратный порядок движения, навстречу фигуркам бегущих оленей. Страшно бывает только перед неизведанным, а теперь, после всего, что с ней произошло она уже не боялась. Когда туман рассеялся, и она оказалась опять в лощине, то сначала отыскала взглядом ориентир – колодец-журавль. Не упуская колодец из виду, вышла к нему и оглянулась. Менгир исчез! Принцесса растерялась. Из-за того что невольно разгневала Даура, она не получила от него необходимых инструкций для этого участка пути. А вдруг понадобится вернуться сюда, не прибегая к помощи пастушка, как она найдёт менгир? Надо попытаться вернуться к камню по собственным свежим следам, пока ещё примятая трава и мох могут указать дорогу. Некоторое время она колебалась надо или не надо это делать? Вернулось ощущение опасности. Решила всё же проверить. Достала из котомки льняную тряпку, в которую были завёрнуты подорожные бутерброды, и распустила её на мелкие полоски. Эти вешки она через каждые десять шагов навязывала на всё, что могло удержать их от ветра на месте. Когда из воздуха совершенно волшебным образом соткался не видимый ранее менгир, она с удивлением обнаружила, что двигалась по спирали, в которой было полтора витка. Пройдя обратный путь к колодцу, Анна, разумеется, собрала все вешки и сунула в котомку. Теперь можно выбираться из лощины.

Спустя несколько часов она прошла весь знакомый ей путь вверх по горной речке, только в деревню заходить не стала, а сразу поднялась на холм. Отсюда, как говорил Даур, нужно свернуть на дорогу в противоположную сторону от Межи. Она приведёт её к тракту, соединяющему горный и степной районы. По тракту курсируют королевские почтовые дилижансы, и на одном из них принцесса Анна сможет вернуться домой. На холме паслось стадо овец. Интересно, чей сегодня день? Анна приложила к глазам сложенную козырьком ладонь, заслоняясь от яркого солнца. Лежащий на траве Даур встал и помахал ей рукой. Она помахала ему в ответ. Чтобы не тратить время и до наступления ночи успеть сесть в дилижанс, девушка быстро пошла по дороге к тракту.

Уже смеркалось, когда она достигла цели. Географию своей страны она знала неплохо, и если Межа была у неё за спиной, а горы слева, значит, степные города располагались по правую руку. Уверенно повернув направо по тракту, она достала свои бутерброды и принялась жевать на ходу, прислушиваясь к ночным звукам. Не хватало ещё угодить под горячую руку грабителей, которые могут сидеть в кустах, тоже поджидая дилижанс. Но лучше не останавливаться, а мозоли на ногах потом заживут. Вот, наконец, послышался звук догоняющей её кареты. Почтовые ездят быстро, Анна вышла на середину дороги и принялась размахивать руками, чтобы её было лучше видно в темноте. Возница невольно придержал лошадей, переведя их с рыси на шаг. Затем он привычно выкрутил фитиль висящего над головой фонаря, прибавив огня, и постучал в стенку.

– Стойте, пожалуйста, остановитесь! – завопила Анна, мелькая перед мордами лошадей.

Из окна дилижанса высунулся заспанный разъездной почтмейстер.

– Это что такое! – возмутился он очень строгим голосом, разглядев на дороге совсем ещё молоденькую простушку. – Что случилось?

Принцесса прибавила в голосе жалобных интонаций и быстро затараторила:

– Мне в город надо, у меня там родители, они в трудном положении, а тут ночь, и разбойники!

– Разве тебе неизвестно, что почтовому дилижансу не положено брать попутчиков?

– Знаю, известно, но что же мне делать! Разбойники же!!!

– Какие ещё разбойники, чего ты болтаешь, – проворчал офицер уже не так строго, он раздумывал. – Ладно, забирайся, но на первой же станции я тебя высажу! Поняла?

Девушка не заставила себя долго ждать, запрыгнула внутрь и прикусила язык, чтобы не выдать себя каким-нибудь неверным движением. Кроме них двоих в салоне больше никого не было. Дилижанс Королевской почты быстро катил по тракту, покачиваясь на мягких рессорах. Принцесса отодвинулась подальше от офицера, расслабленно прислонилась к обитой сукном стенке кареты – и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, то поняла, что лежит на дороге на подстеленном плаще, возница держит над ней фонарь, а почтмейстер суетится возле с флаконом нашатыря, время от времени шлёпая её по щекам.

– Чёрт! Наконец-то. Ты кто такая? Ты не походишь на простушку.

Принцесса приподнялась, осторожно села.

– Почему же? – устало спросила она офицера, и тот заорал:

– Потому что деревенские простушки не падают в обморок! А ещё потому, что они не говорят на языке Первого государства!

Мне приснился Виктор, вспомнила она. Или пригрезился? Может быть, у меня горячка? Она провела ладонью по лбу, прислушиваясь к своему самочувствию. Устала, да, но не больна, нет.

– Офицер! Пожалуйста, выслушайте меня, прошу вас. Я принцесса Анна. Доведите до сведения короля, что я вернулась.

В восемь часов утра от станции отбыл со специальным донесением верховой нарочный, а принцесса продолжила путь в почтовом дилижансе под опёкой почтмейстера. Спустя двое суток дилижанс миновал Туф и прибыл в Итиль, крупный степной город. Отсюда до столицы Аквалани оставалось не более дня пути. Королю уже успели доложить о том, что в горах, недалеко от Карина, почтовый дилижанс подобрал на тракте попутчицу, назвавшуюся принцессой Анной, в данный момент находящуюся в распоряжении разъездного почтмейстера дилижанса Королевской почты. Король Валерий сам пожелал увидеть девушку ещё до того, как она достигнет столицы, и был в Итиле за час до прибытия дилижанса. В кабинете управляющего центральной станции города он неподвижно стоял у окна и смотрел во двор. Въехала карета, возница открыл дверь, и с подножки спрыгнул почтмейстер. Повернувшись, он подал руку принцессе. Король, не отрываясь, смотрел, как девушка сошла на землю, выпрямилась и проследовала в здание станции. Она была в каких-то немыслимых обносках, с котомкой нищенки на спине, со стриженными и безобразно отросшими волосами. Но это была она. Валерий повернулся лицом к входной двери кабинета, куда её сейчас должны были привести. Она вошла немного испуганная, с остановившимися на фигуре отца огромными глазами. Валерий безмолвно приблизился к ней, бережно обнял её голову обеими руками и прижался губами к её волосам. Через окно было слышно, как во дворе станции громко шутит какой-то студент, и смеются женщины, это пассажиры дилижанса и их провожающие пережидали смену лошадей, чтобы отправиться в Аквалань. За дверью тихо кашлянул управляющий, обозначив своё присутствие. Король Валерий отстранил от себя дочь и улыбнулся счастливой улыбкой.

– Ну, поехали домой?

Девушка горячо закивала, уголки её губ поползли вниз, и Валерий схватил её за руку, чтобы она не успела разреветься, потащил в королевскую карету, на ходу отдав распоряжение насчёт своего рысака, на котором он верхом прискакал в Итиль с риском опоздать к урочному времени. Возвращаться можно было не спеша, хотя Анне предстояла ещё одна встреча, трудная и радостная одновременно – встреча с мамой. Как она там, что чувствует сейчас, теряясь в томительных догадках и предположениях? В карету король-отец сначала усадил свою непослушную принцессу, и только потом уселся сам напротив неё, но она быстро пересела к нему, как маленькая, уткнувшись ему подмышку. Валерий смеялся и повторял:

– Да постой же, дай я на тебя насмотрюсь, это же два года, почти два года!

Когда принцесса оставила родительский кров, ей было четырнадцать, теперь исполнилось шестнадцать лет, невеста. Она полулежала на мягком сиденье, глядя на проплывающие за окном такие милые, знакомые с детства пейзажи Аквалани. Тянулся прибрежный пригород, тракт в обрамлении серебристых пирамидальных тополей и тёмно-зелёных кипарисов казался нарядным и уютно домашним. А с ними в её голове проносились картины пережитых дней. Заботливый и трогательный, теперь уже навсегда ушедший в свой последний путь старик-пилигрим, черноголовый и синеглазый мальчик-проводник, оставшийся там, где под покровом скрученного пространства веками стоит установленный кем-то неведомым странный межевой столп мира, и пугающий нечеловеческим взглядом своих прозрачных глаз перевозчик. И люди, люди… народ. Вот, она узнала свой народ близко, в естественной, реальной жизни, как и полагается настоящей госпоже, чтобы ей могли доверять и доверяться. Но что ей делать со всем этим знанием теперь?

Анна вбежала в парадное, бегом миновала лестницу, этаж, распахнув двери, влетела в покои королевы-матери и бросилась в её колени. Сдерживавшаяся при отце, она, наконец, дала волю слезам. Мать гладила её по голове, заглядывала в лицо, рыдали обе. Валерий подошёл к распахнутым дверям, постоял немного так, чтобы его не видели, и ушёл в свой кабинет. На сердце у него было легко и празднично. Радостная новость вмиг облетела оба государства, недаром говорится, что «весть летит быстрее птицы». Даже почтовые голуби не могут пересечь страшную бездну пограничного леса, сбиваясь с пути, а король Александр узнал о событии одним из первых и не задержался с поздравлением. Валерий был в своём рабочем кабинете, разбирая утреннюю корреспонденцию, звякнул колокольчик, дворецкий внёс свежую депешу с королевской печатью. Валерий вскрыл конверт.

«Дорогие мои, драгоценные мои друзья Валерий и Евгения! Для меня не было новости печальнее во всю мою жизнь, когда я услышал, что принцесса Анна пропала. И всё это долгое время я не находил себе места, не зная, чем бы помочь тебе, Валерий. А сегодня я самый счастливый человек в моём королевстве. Едва узнав, что Анна жива и невредима, и уже находится во дворце, я бросился писать это письмо. Как же я рад за вас, друзья мои! Нет слов, которыми я мог бы выразить все свои чувства. Теперь наш союз станет ещё крепче и надёжнее, поскольку опыт, сын ошибок трудных, и закаляет, и направляет. Теперь я уже не буду опасаться проклятого пограничного перехода, а прибуду с дорогим, единственным сыном моим, принцем Виктором сразу, как только ты дашь мне об этом знать. И мы совершим то, что должны совершить: обряд обручения наших детей. Горячо любящий вас, Александр».

Валерий улыбнулся и поспешил к супруге, поделиться ожидаемой новостью.

– Он, как всегда, верен себе и своему слову, – сказала королева Евгения. – Но всё же, до того, как будет назначен день, тебе следует поговорить с Анной. Не стоит опираться на одни традиции. Достаточно и того, что пришлось пережить, ведь мы до сих пор не знаем, по какой причине она пыталась оставить нас. Я тоже обязательно попытаю её, может быть, всё образуется.

– Верен себе и слову, – повторил Валерий. – Разве у него есть альтернатива?

– Арис.

– Учитель?

– Не смейся, это не смешно.

– Рождение его дочери незаконно, оно вне родового Уложения.

– Для нас, да. Но не для Александра.

Валерий забрал письмо из рук жены, аккуратно сложил в конверт.

– Хорошо, я буду иметь в виду. И всё же Александр мой друг, я не думаю, чтобы он пошёл на такое, тем более теперь, когда на карту поставлена судьба обоих королевств. Вряд ли обращение к истокам разумно, когда оно так разрушительно.

Арис, обер-прокурор Второго королевства и учитель принцессы, происходил из забытого рода горских королей. Его успешная политика в Карине была надёжной опорой государственной стабильности уже много лет. Этот открытый и честный человек нравился Валерию. К тому же он обладал очень ценным качеством, каким обладали, впрочем, многие горцы. Он умел молчать, предпочитая лучше прекратить разговор, чем пользоваться обманом и лестью, так как был уверен, что любая ложь, рано или поздно, "обманет саму себя". Однако не следовало забывать и того обстоятельства, что Анна нашлась в горах Карина. Что она делала там? О происхождении Ариса она не знает, это история давно забытой войны, о которой известно лишь посвящённым. Или знает? Складывалось впечатление, что перед тем, как поговорить с дочерью, Валерию нужно основательно подготовиться, чтобы не наделать ошибок.

Когда-то Карин был крупным историческим и культурным перекрёстком мира, а теперь этот небольшой город имеет статус краевого центра Второго государства. Далёкие предки горцев говорили на одном языке с отцами-основателями Древнего королевства. Ради защиты государственной целостности от ползучего сепаратизма «возвращенцев» этот язык запрещён в молодом Втором королевстве. Однако он остаётся тайным языком посвящённых – ведунов, избранных магов короля Александра, они называют его протоязыком. И есть все основания полагать, что в начале родоначальники горцев имели собственное государство, которое было либо самым первым, либо вообще единственным на всём Побережье. В борьбе за личные и гражданские свободы против косности государственных устоев родилось и отстояло свою независимость молодое Второе государство, которое возглавили предки нынешних королей. Да, сначала они были вторыми после горцев. Прошло время – и окрепшее Второе государство окончательно разбило Горское королевство. Укрепившись на его обломках, отцы-основатели приобрели статус Первого королевства. В этих событиях третья часть горцев погибла, треть ушла с берегов Межи в Холодные земли, а остальная треть осела в горах Карина, приняв вынужденное подданство от молодых хозяев Побережья. Собственно, с этого момента начинается известная всем людям история, а всё, что было до того, людям неизвестно – книги, предметы культуры и другие артефакты древности – все существующие свидетельства той эпохи скрыты в подземельях посвящённых в окрестностях Гаута, города мудрецов, что в Старых горах на территории короля Александра. В новых учебниках по истории написано, что первые люди появились на Побережье с другого, правого берега Межи, который в те времена не был скрыт от свободного перемещения как туда, так и обратно. Но произошёл какой-то магический сдвиг, и люди Побережья оказались отрезанными от остального мира. Маги короля Александра утверждают, будто можно восстановить бывшее равновесие мира при помощи древних знаний, только люди, в большинстве своём, стали духовно немощными, не каждый человек сможет без вреда для себя принять посвящение. Возможно, так и было на самом деле, за исключением забытой всеми, в том числе и самими горцами, истории их господства.

Младший брат правящего короля Роберта Константин первым понял необходимость полного переосмысления государственной политики через прорыв в науке, подарившей людям свободу мысли, прогрессивное развитие, передовые технологии. С помощью мирных преобразований Первое, в те годы единственное, королевство разделилось на два, и Второе, молодое возглавил Константин, отец Валерия. А король Роберт, отец Александра продолжил править Первым. С тех пор границы обоих государств сильно изменились. Под влиянием ведунов главенствующую роль получил город Гаут, сначала став столицей Первого королевства. Всё государство вытянулось в область плоскогорья, на берегу Межи остался только один город Киткара, что вниз по течению от Аквалани. Александр изменил административное положение, перенеся столицу из Гаута в Киткару, и это понравилось всем магам, видевшим предназначение города мудрецов не в столичной толчее, а в тайноделании. Во всём же остальном король Александр продолжил линию отца. Границей между двумя королевствами, по естественным причинам, стал считаться Блудный лес. Язык двух разделившихся стран, стремящихся отличаться друг от друга, претерпел неизбежные изменения, сложившись сначала в два различных наречия, а потом – в два разных языка.

Александр и Валерий приходились друг другу двоюродными братьями или кузенами, потому что их отцы, Роберт и Константин были родными братьями. А назывались друзьями, потому что с детства не было случая, чтобы один подвёл другого. Александр, сын Роберта имел довольно высокий рост, светлые – на старом языке такие ещё называли «жёлтыми» – волосы и водянисто-голубые глаза. Всегда, в любое время с идеально выбритым лицом, он отличался от своего кузена холодным, сдержанным характером. Валерий, сын Константина пониже ростом, с более плотным сложением, у него были тёмно-русые волосы и серые глаза. Он носил аккуратную окладистую бороду. Характер Валерия напоминал весенний ветер, такой же порывистый и свежий, который мог легко нагнать грозовых облаков, а мог тут же стихнуть, а небосвод – проясниться, но было бы большой ошибкой принять его за человека неуравновешенного или легкомысленного.

Уже несколько часов Валерий не выходил из своего кабинета, готовясь к разговору с дочерью.  Он листал документы. Как случилось, что родовое Уложение королей стало объясняться по-разному, и в одном государстве для горцев работали одни условия, а в другом – другие, Валерий знал и раньше. Причина в ведунах, допускающих законность горских королей. Для магов, живущих в большей степени духовными, чем материальными ценностями, было не важно, чей род окажется у власти, в своих подземельях они в любом случае оставались теми, кто есть. Но проводимая Валерием политика перехода от древних знаний к передовой науке раздражала и вынуждала на ответные меры защиты. Как ни убеждали их оба короля, ведуны отказывались признать за современной наукой право на существование, потому что не доверяли системе ещё несостоявшихся, неопытных знаний. Но если Александр был всегда рядом с ними, то Валерий являлся опасной посторонней помехой. В этом случае горцы становились разменной монетой в руках ведунов, стремящихся взять реванш. Вся ситуация оставалась под контролем до тех пор, пока забытая история горцев не выплеснется наружу, и что тогда будет, сам чёрт не разберёт. Следовательно, теперь весь вопрос в том, знает ли Арис о своём настоящем происхождении? Если да, то… не хотелось бы применять крайние меры.

Валерий позвонил в колокольчик.

– Вызовите ко мне Ариса, – нейтральным тоном приказал он явившемуся дворецкому. Случилось бы что-нибудь серьёзное, король сказал бы «обер-прокурора». Но нет, не нужно нагнетать раньше времени.

– Доброе утро, друг мой, – обратился к Арису король, – как там ваша дочь, как виделись? Извините меня, давно не интересовался, сами понимаете.

– Разумеется, ваше величество, благодарю вас, всё хорошо.

– Прекрасно. Я вот зачем вызвал вас. Скажите, что у нас имеется по делу возвращенцев?

Обер-прокурор наморщил лоб, припоминая хронику последнего времени.

– Ведут себя тихо, государь. После того как принцесса Анна благополучно нашлась, интерес к ним в обществе сильно упал. Это и понятно. Для того чтобы пропагандировать обособление с целью возвращения под кров Первого королевства, провокаторам более выгодно расшатывать стабильность, а не радоваться крепнущим межгосударственным связям. Вернувшись во дворец, принцесса Анна вернула надежды людей на ещё более крепкий мир в союзе родов Роберта и Константина. Поэтому у горских сепаратистов опять наступили времена выжидания. Ведуны молчат, молчат и они.

– Но вы знаете, принцесса нашлась под Карином. Меня мучает вопрос, почему? Вы беседовали с ней, что она вам рассказала?

Валерий ненавязчиво следил за изменениями в лице Ариса, однако тот оставался невозмутим.

– Да, я осторожно спрашивал её о причинах, – проговорил он, – о причинах такого поступка, и нет ли в нём моей вины? И вот что она ответила. Она хотела понять значение магии в нашей жизни и почему упрямствуют ведуны, но опасалась вызвать крайнее неудовольствие с вашей стороны, государь. Поэтому она решила ближе пообщаться с народом, чтобы разобраться в этом вопросе, так сказать, в естественной среде. А вышло так, что вернуться обратно уже не было возможности, она вошла в роль пилигрима – до тех пор, пока не открылся характер народа, которому, рано или поздно, ей придётся стать госпожой и матерью.

– Любопытно. Но почему же всё-таки Карин?

– Там, в горах принцесса нашла менгир, межевой столб, удерживающий петли мира.

Король Валерий ожидал чего угодно, но такой поворот событий не мог представить себе даже он.

– Невероятно, – потрясённо промолвил он. – Она мне ничего не сказала об этом.

– И не удивительно, государь. Потому что она не знала, как можно преподнести такую информацию, и не показаться… ну, в общем, человеком, у которого от пережитого немного расстроено сознание.

– А как она показалась вам, Арис?

– Я ей поверил. Теперь вам нужно поговорить с ней самому. Государь, она в полном рассудке. Это что-то странное.

Король встал из-за стола и принялся ходить по кабинету.

– Хорошо, Арис, вы можете идти.

Обер-прокурор вышел. Подождав, пока стихнут его шаги, Валерий отправился в детское крыло. За дверью комнаты принцессы было тихо, он постучал.

– Анна, дочь, можно к тебе?

– Да, пап.

Он вошёл. Принцесса сидела на банкетке у открытого окна, за которым отцветала весна. Да-да, подумалось ему, время… Она повернулась к нему, почувствовала его волнение.

– Что ты?

– Анечка, доченька, там, в горах…

– Я не знаю, как это объяснить, – сказала она шёпотом.

– Как обычно, своими словами. Ты у меня одна. Это слишком большая цена, чтобы я… Чтобы ты там себе ни решила, я не перейду тебе дорогу. Я буду тебе опорой. И всё.

Принцесса молчала.

– Ты уже рассказала маме? Может быть, мне стоило бы сначала поговорить с ней?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, с ней я тоже не говорила на эту тему.

– Ты ещё ни с кем не делилась этим?

– Я рассказала учителю. – Принцесса подняла глаза на отца. – И тебе тоже сейчас расскажу. Но маме – не буду, ей это не нужно, а все мелочи мы с ней уже обсудили.

– Что же ты там нашла?

– В нашей библиотеке мне попалась одна старая книжка, в которой нарисован ритуальный камень, менгир с орнаментом из бегущих оленей… и написано, что с его помощью можно переместиться из нашего королевства в любой мир, к которому склоняется сердце. Только он не для всех, а для того, кому сам откроется. Все люди говорят о нём, но учитель сказал, будто его нет, что это легенда, вроде мечты или веры. А я нашла его в горах… Я видела другой берег Межи.

– Ты была на том берегу?!

– Нет, за мной не приплыла лодка, и перевозчик сказал, что мне ещё рано.

– Перевозчик?

– Да. Он не человек. Я не знаю, кто.

– И какой же он, другой берег?

– Я не могу это выразить нашими словами. Он прекрасен.

– Но ты видела что-то конкретное, лес, поля, деревья… дома, ты видела дома?

– Нет, домов не видала. Но там есть деревья, трава. Это очень, очень красиво!

– Ты можешь сказать, в чём заключается та красота? Почему те деревья лучше, чем у нас?

– Не знаю. Таких красок, такого солнечного света здесь нет.

– Тогда почему же никто из живущих, кроме тебя, не видел этот менгир? Где его найти?

– Наверно, не искали.

– А как же ты нашла?

Анна засомневалась. Выдать пастушка ей не хотелось, чтобы ничем не стеснить его. Ведь он предупредил, что никто в деревне не знает о лощине. Значит, он не хочет, чтобы знали.

– Сначала я его не видела, – сказала она, пожав плечами, – а потом вдруг увидела. Потом он опять исчез, будто воздух вокруг него скручен… Ты не веришь мне?

Валерий заставил себя расслабиться. Он взял руку дочери в свою и накрыл сверху другой рукой.

– Я тебе верю.

Он посмотрел в окно. Ночью прошла сильная гроза, и очертания далёких гор были размыты нежной весенней дымкой поднимающихся от земли испарений.

– У нас тоже красиво, – сказал он задумчиво. – Почему там лучше?

Анна не ответила, глядя ему в лицо.

– А ты знаешь, король Александр прислал письмо. Сказал, что прибудет с Виктором сразу, как только мы с мамой назначим день вашего обручения. Меня это беспокоит, ведь вы виделись только один-единственный раз. Может, вам сначала получше узнать друг друга? Виктор поживёт у нас, вы будете общаться. Он замечательный. Ты увидишь, он достоин того, чтобы стать настоящим мужем и отцом. Как ты думаешь?

Анна улыбнулась и послушно кивнула.

– Я согласна.

А в день равноденствия со стороны Первого королевства из леса выдвинулся обоз. Предупреждённый солдат на таможне сейчас же вытянулся во фрунт, провожая взглядом медленно двигающуюся вереницу людей. Впереди, на белом иноходце шествовал знаменосец с королевским штандартом. За ним, бок о бок следовали король Александр на вороном рысаке и принц Виктор – на огненно-рыжем. Далее тянулась свита и кареты с кладью. В столицу въехали, провожаемые толпами ликующего народа по обе стороны улицы. Историю давней помолвки принцессы Анны и принца Виктора знали все, ждали соединения рук. Слышались отдельные возгласы: «Долгого мира!», «Королевское братство!» Миновав весь город, процессия втянулась в ворота резиденции короля Валерия. Вся дворцовая челядь пребывала в суете встречи. Королевская чета и принцесса Анна в окружении придворных ожидали посреди парадного крыльца, пока Александр и Виктор, неторопливо спешившись из сёдел, поднимались по ступеням. Обнимались, целовались.

– Доброго времени, дружище! – пожелал Валерий Александру и повернулся к принцу. – Да, идёт время, вот и ты вырос!

Королева Евгения, мягко улыбаясь, обратила внимание на отсутствие оставшейся дома королевы Ирины.

– Очень хотелось бы её увидеть, очень, но что делать, у всех свои обязанности и ответственность за них, – по-детски назидательно добавила она. Валерий поддержал жену:

– Скоро и с нею увидимся.

Все двинулись внутрь.

– Я думаю, эти полгода пролетят незаметно, – говорил Александр за лёгким фуршетом, когда они после пыльной дороги успели умыться и переодеться. В соседней зале прислуга готовила стол для ужина, везде ярко горели люстры и канделябры.

– Да, – соглашался с ним Валерий, – этот срок будет достаточно хорошей проверкой чувств молодых. А зимой, в день зимнего солнцестояния мы проведём обручение. Тянуть не будем, сразу перейдём к венчанию, и Анна ваша. Для меня это приятная горечь…

– Кстати, я подумал, что свадьбу можно будет провести в старом замке. Колоритный антураж, и с символической стороны неплохо: связь поколений. Как тебе?

– Весьма, весьма. Будем надеяться и ждать!

Валерий украдкой осмотрелся и нашёл взглядом дочь. Её с Евгенией занимал разговорами принц Виктор. В нём развились живой ум и острый язык. Сейчас он что-то декламирует, встряхивая длинными волнистыми волосами, а Анна с интересом слушает его. Виктор стал сильно походить на своего деда, короля Роберта, такой же тонконогий, темноволосый и зеленоглазый. Дожить до рождения внука старику не довелось, он трагически погиб при облаве на зверя. Эта тварь повадилась ходить по ночам в Турфон, город на плоскогорье, прилегающем к Блудному лесу, где проходила условная граница. Забрав жизнь короля, зверь больше не пришёл. Александр вступил на трон, который он перенёс со Старых гор на берег Межи, в Киткару, отстроив обширную резиденцию, а бывший тронный замок с тех пор стали называть Горьким… Появился дворецкий. Остановившись в ярко освещённом проходе, он выждал несколько мгновений и в образовавшейся тишине торжественно пригласил всех к столу.

Открывая ужин, король Валерий не стал играть роль капитана Очевидность, лишь обмолвился, что принц Виктор соизволил погостить в Аквалани.

– И я этому очень рад, – сказал он, – поскольку приходится видеться не часто, а время пребывания принца подскажет жизнь, и да помогут предки. Вот и атмосферу ужина в стиле времён первых королей тоже подсказало родственное чувство. Надеюсь, камерный квартет на хорах и мягкое мерцание свечей, а не газовые или электрические рожкú создадут необходимый приятный фон.

Вообще за столом говорили о разном, в том числе об электричестве, соглашаясь с тем, что общество переживает естественный процесс развития, и опыты неизбежны, хотя ещё не вполне ясна природа этого явления, а следовательно, и принцип его действия. В числе приглашённых гостей очень кстати оказался министр просвещения и научный советник Карл-Отто. Обратились к нему с вопросом, и тот охотно откликнулся. По всей видимости, уже скоро будет сдана первая линия железной дороги, пока только экспериментальная, вдоль Набережной, в качестве прогулочного аттракциона на конной тяге. А впрочем, работа над созданием базового наземного транспорта ведётся уже несколько лет. В основе топлива или, как принято теперь говорить, энергии, лежит  физический закон статического электричества, получаемого и накапливаемого за счёт разницы потенциалов. Разумеется, точный смысл научных терминов никто из гостей не знал, зато их хорошо понял сопровождающий короля Александра ведун. Однако тема разговоров манила и увлекала, сила молодости витала в самом воздухе вечера и, как ни странно,  легко сочеталась с тёплым пламенем свечей. Ближе к концу застолья настроение у всех было приподнятое, даже немножко распоясанное. Раскраснелись, стали шутить.

– А хорошо было бы запечатлеть момент нашей встречи, чтобы потом иногда смотреть и вспоминать! – воскликнул Валерий.

– Мой друг, надо было заранее обговорить это с придворным живописцем, и мы все с удовольствием стали бы ему позировать, – смеясь, упрекнул его Александр.

– Ой! – вспомнила вдруг королева Евгения, – недавно я была в научных кругах, и услышала, будто существуют такие невидимые волны, с помощью которых можно передавать по воздуху на большие расстояния звук и даже картинки. А я думаю, как же их тогда смотреть, если волны невидимые?

– В этом нет ничего фантастического, ваше величество, – с живостью подхватил фон Отто. – Катись, катись, яблочко, по тарелочке! Всё уже придумано до нас.

Неизвестно какие эмоции вызывали у принца Виктора эти дурачества, только он тоже не выдержал и попросил слова. Все повернулись к нему.

– Я сейчас хочу сказать вообще не в тему, – начал он. – Просто я уже давно искал случая сказать это так, чтобы узнать мнение сразу многих. Сразу – и многих. Я уже давно заметил по себе, что когда кому-то сильно желаешь чего-нибудь, то прежде всего это исполняется на тебе самом. Как доброе пожелание, так и злое. Ещё я заметил, что помню такие вещи, которые вроде бы не должен помнить. Например, своё истинное имя… – Виктор выдержал паузу, но маг был не против продолжения, и он продолжил. – Я не знаю, что это за механизм? А может быть, организм? Он работает? Дышит? Или забавляется?

– Вы говорите о Боге? – задал наводящий вопрос ведун.

– Я не знаю, что это или кто это, но это ни наука, ни магия, точно. Мы все думаем об этом по-разному. И мы все ссоримся из-за того, что думаем об этом по-разному. Но истины нет. Истинное имя есть, а истины нет, она растворяется во множестве разных, непохожих мнений. И мы не можем завершить свой путь, поэтому снова и снова возвращаемся… "на свою блевотину" – пардон! – это не мною сказано, так написано в священном писании. Например. Я приближаюсь к концу своей жизни, хочу сделать последний аккорд, чтобы перейти на следующий уровень, лучший уровень, потому что был честен с собой и вами, а меня пожирает зверь  –  и всё с начала?

За столом начали переглядываться, пробежал лёгкий шепоток.

– Ну, это я образно выразился! Конечно, я сказал так про своего деда, короля Роберта. Но где же смысл? Господа, мы делаем вид, будто дорога нам известна. Но мы обманываемся сами и лжём своему народу. Итак, либо мы чего-то недопонимаем, и тогда нужно действовать как-то иначе. Ни магией, ни наукой. Должен быть какой-то третий путь. Либо мы все тут просто милые обманщики.

Из-за стола поднялся король Валерий.

– Дорогой Виктор, вы молоды, поэтому вами движет максимализм. Уверяю вас, мы не обманщики, да вы и сами знаете. Но проблема имеет не управленческий, а вселенский характер. Мы не сможем её решить здесь и сейчас. Если она вообще решаема. Тем не менее, мне нравится ход ваших мыслей, и я вам обещаю, что мы ещё вернёмся к этому вопросу. А теперь, я думаю, можно закончить ужин, он был хорош, только мы все уже устали, позволим себе отдых.

И все разом задвигали стульями, заговорили, начали расходиться. Принца Виктора на этаже остановила обеспокоенная Анна, но к ним стремительно подошёл король Александр. Не обращая внимания на присутствие принцессы, он ледяным тоном изрёк:

– Виктор, я советую тебе научиться помалкивать, для твоей же пользы и общей безопасности. Ты принц, а не комедиант, твоя жизнь стóит значительно дороже.

Король повернулся на каблуках и подчёркнуто выпрямившись, удалился. Виктор с досадой проводил его взглядом. Кажется, эффект не удался, с грустью подумал он, мельком отметив, как сильно постарел отец. Пусть седина к его льняным волосам до сих пор не льнёт, но всё в нём становится каким-то тусклым.

– Анна, в котором часу ты обычно просыпаешься по утрам? – спросил он девушку.

– Обычно по-разному.

– Устроишь мне до завтрака прогулку на берег?

– Это не сложно.

Прошла ночь, и утро доброе, бодрое, безмятежное, какие бывают только в юности, рассвело над Акваланью. Ещё лежали на земле длинные зябкие тени, и пахло росой, а розовое небо уже обещало жаркий солнечный день. Анна в костюме для конной прогулки спустилась во внутренний двор, где они с Виктором договорились встретиться. Подошёл конюх с вопросом, подавать ли лошадей. Она беспечно махнула рукой. Пока не нужно. Когда к ней присоединился принц, она потащила его в конюшню и там показала свою серую в яблоках кобылу.

– Её зовут Кали. Отец научил меня верховой езде ещё два года назад, но с тех пор я ни разу не садилась на лошадь. Боюсь, что всё забыла, да и она будет волноваться. Что если я не справлюсь, принц, и стану вам только обузой? А знаете что, у нас есть велосипеды, один мужской и один женский. Вы умеете кататься?

Виктор развёл руками.

– Не пришлось научиться.

– Я вас потом обязательно научу, это легко. Что ж, решено, едем на лошадях, но, чур, вы за мной будете присматривать.

Они болтали о пустяках, пока конюх выводил и запрягал Кали и огненно-рыжего. Распахнулось окно этажа. Королева Евгения, сверху погрозив им пальцем, предупредила, чтобы не опаздывали к завтраку. Виктор достал луковицу часов, многозначительно щёлкнул крышкой. Королева мило улыбнулась и исчезла.

Отправились сначала шагом, потом, убедившись, что Анна держится в седле уверенно, перевели лошадей на рысь. Городские улицы возле палисадов тут и там весело пестрели осыпающимися лепестками цветущих яблонь. Свернули на Набережную и поехали вдоль сетчатого ограждения строящейся железной дороги. Перед ней и за ней тянулась полоса зелёных насаждений, а посередине были уложены в три ряда матово поблёскивающие рельсы, и через них строились многочисленные пешеходные мостики. Виктор с нескрываемым интересом разглядывал новое чудо технической мысли, рабочие прерывали свой труд и провожали их взглядом, многие благодушно кланялись. Как интересно, надо будет обязательно выкроить отдельное время для посещения стройки, подумал он.

Принц и принцесса остановились возле парапета, привязали лошадей к тумбам в эркере набережной, а сами спустились к Меже. Каменные ступени лестницы в самом низу были мокрые и уходили в воду. Под током течения там ритмично шевелились бурые мягкие водоросли, которыми зарос гранит. Полоса чёрно-зелёных лишайников тянулась по плитам чуть выше уровня воды, остро пахло речной сыростью. Виктор вздохнул полной грудью и тихо засмеялся. Анна покосилась на него и тоже рассмеялась. Хорошо! В это тихое утро волны Межи были совсем не заметны, с розовыми и сиреневыми тонами на глади непрерывно текущей воды. Вода казалась необъятно большой, как море, плавно и незаметно переходящее в дымку и в небо. По её поверхности, мелькающей мириадами солнечных блёсток, медленно проплывали баржи и лодки рыбаков, все они держались в пределах видимости, опасаясь удаляться от берега слишком далеко.

Молодые успели к завтраку вовремя. Виктор, как и его отец, старался держать своё слово даже в мелочах. Погожий день все провели на пикнике в королевской роще за играми и разговорами. Между людьми бегали собаки. Слышались музыка и смех, гости сами играли на музыкальных инструментах, пели. Придворные девушки не переставали разносить холодные нарезки, напитки, фрукты, ягоды. А в конце дня Александр и Виктор сидели вдвоём в пустой гостиной у холодного камина. Настроение у обоих было немножко грустное.

– Будь благоразумен, – сказал отец, пожелав сыну спокойной ночи. – Меня что-то беспокоит, но не хочется думать, будто это связано с твоей вчерашней блистательной речью.

На следующее утро обоз короля Александра двинулся в обратный путь. Виктор остался. Анна качалась на качели, он смотрел на неё и думал о ней.Она красивая, умная, смелая. Она нравится ему всё больше и больше. Напряжение оставалось только в самом далёком уголке сердца от того, что была непонятна причина её поступка с побегом. Он никак не вязался с её, в общем-то, уравновешенным характером. Ему хотелось быстрее разгадать эту загадку, но он знал, что торопить события в таком случае не просто нельзя – невозможно. Она замкнётся, придумает отговорку, и потом ему станет гораздо сложнее завоевать её доверие. А им необходимо полюбить друг друга. Необходимость любви, как странно… Но время невозмутимо отсчитывает вехи жизни, и течёт Межа, всё та же, и тем не менее всегда немножко другая. Как сказал поэт, в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Всё течёт, всё меняется.

Вскоре Виктор посетил строительство железной дороги, решив не затягивать с намерением. Ему не давала покоя мысль, почему отец не спешит следовать примеру короля Валерия? Народ занят делом, повышается уровень благосостояния… Или нет? Он въехал на территорию стройки, спрыгнул из седла на землю и зашагал к группе рабочих, трудящихся на укладке шпал. Было жарко, мужчины работали голые по пояс, их обожжённые на солнце спины лоснились от пота. К принцу тотчас подошёл бригадир.

– Меня интересует тема строительства, – начал Виктор. – У нас ничего такого даже не намечается.

Мужчина скупо улыбнулся и расправил усы.

– Тема мне не известна, мы люди маленькие, наше дело исполнять задание. Вы бы лучше инженера расспросили.

– Да, с ним я тоже переговорю. Но мне хочется знать ваше мнение. Ведь дорога строится для всех. А вы, к тому же, мастер.

Бригадир помолчал, собираясь с мыслями.

– Дорога для всех людей, это верно, хотя и не все будут иметь возможность ею пользоваться, так? Оно, конечно, аттракцион не причина. А причина способ передвижения. Вот тут, я полагаю, народу будет очень полезно такое дело, особенно, если тягу заменить с лошадиной на железную. Железный конь хоть и не вечный, тоже ухода требует, как и всякая машина, но зато и усталости знать не будет. Не видано такого, чтобы в короткий срок покрывать большие расстояния без смены лошадей. Очень полезное изобретение.

– Что ж, и машина для передвижения готова?

– Сначала для пробы пустят обычную карету на конной тяге. А потом уже специально оснащённую машину с электрическим двигателем. Видите эти железные рельсы? Два крайние служат для сцепления с колёсами. Вот этот, что посередине, будет передавать силу движения, а пока мы его тротуаром закроем, и по тротуару будет идти лошадь.

– Понятно. Могу я поговорить с вашими ребятами?

– Говорите.

Виктор подождал, пока рабочие прервут свои занятия, и обратился ко всем сразу. Кто умеет говорить, пусть сам вызовется.

– Доброе дело делаете или так, забава на время?

Один худощавый парень нервно усмехнулся и оглядел всех.

– Сейчас как узнаешь? Смотреть надо, – громко и звонко сказал он. – Любое дело доброе, если на общую пользу работает. А можно его стяжательством загубить. Своя рубашка ближе к телу.

– Транспорт для людей делается, значит, всем будет свободнее жить. Нет?

Парень с сомнением покачал головой.

– Что проще, то и лучше. А где лукá, там пýта без толкá.

Виктор поинтересовался у бригадира, как зовут инженера, поблагодарил и попрощался со всеми.

Отвязав своего рысака, он повёл его по Набережной под уздцы. Тут и там гуляли отдыхающие горожане, и всюду шла активная уличная торговля – продавали сладости, фруктовые напитки, разные забавные безделушки. Парило, над городом собирались грозовые облака. Виктор снял портупею с саблей и приторочил к седлу, оставив при себе только нож. Ему никогда не нравились люди с чрезмерной педантичностью в соблюдении формальных правил. Сами устанавливают, сами от этого страдают. Слава богу, Аквалань это центр новой, свободной культуры и авангардного искусства. Люди здесь не настолько узколобы, чтобы осудить его за нарушение этикета. В конце концов, человек сам выбирает, что и как ему удобно, в пределах разумного, конечно. Уличный художник заметил принца и начал быстро набрасывать его портрет сангиной на листе бумаги. Ну вот, всё нормально: дадим повод жителям для моды в ношении одежды и поведении! Виктору стало весело. Видел бы меня сейчас отец, подумал он. Комедиант, к вашим услугам…

– Принц Виктор! – услышал он и обернулся на голос. – Принц Виктор, добрый день! Простите, что врываюсь в ваши планы, просто увидела вас и подумала, что, может быть, и вы отдыхаете от дел? У вас вид, знаете, такой романтический, это восхитительно! Но что же я глупости болтаю, а сама даже не представилась. Вы, наверно, меня не помните, я супруга Карла фон Оттон, Валентина. Я была с мужем на ужине в день вашего прибытия. Мой муж,  Карл-Отто отошёл на минутку, чтобы купить стакан содовой, так жарко! Он хотел записаться к вам на приём с каким-то важным вопросом. А тут как раз вы! Пожалуйста, подождите его.

Выслушав, Виктор совершил вежливый полупоклон. Он снял портупею с седла и с достоинством водрузил на место. Подошёл Карл-Отто со стаканом воды.

– Извините мою жену за словоохотливость, это, пожалуй, единственный её недостаток, – сказал он.

– Мне доложили, что вы хотели видеть меня по какому-то делу? – напомнил ему Виктор.

Министр оживился.

– О да, я искал встречи с вами, но это конфиденциально. Когда и где вы могли бы принять меня?

– Мне нужно ещё кое-что решить сегодня, а вечером я пошлю к вам с точным ответом. Такой вариант вас устроит?

– Да, разумеется, да. Это не к спеху, но для меня имеет свою важность, и, как мне представляется, для вас тоже.

– Я заинтригован и сдержу слово, не сомневайтесь.

Они распрощались, после чего Виктор вернулся во дворец, размышляя о том, что неплохо было бы провести ближайшие часы в обучении езде на велосипеде, пока жгучее солнце скрылось за облаками. Но сначала хотелось обсудить с будущим тестем возможность оборудовать какое-нибудь подходящее для работы помещение. И только принц появился в прихожей, как дворецкий сообщил с порога, что его желал видеть король. Принц бодро взбежал на второй этаж, миновал анфиладу и, остановившись у кабинета Валерия, постучал согнутым пальцем в двери.

– Войдите! – услышал он голос короля.

Виктор вошёл. Валерий движением головы предложил ему присесть, закончил подписывать какую-то бумагу и откинулся в кресле.

– Вижу, вижу, настроение у тебя боевое, это замечательно. Твою готовность творить великие дела я уже успел оценить. И, кажется, не я один.

Король встал и заговорщицким тоном произнёс:

– Сегодня утром в прихожей Карл фон Оттон оставил запись на приём к вам по какому-то важному для него делу. Чем-то вы его поразили, молодой человек! – Он расправил плечи и ободряюще улыбнулся. – Давай-ка пройдёмся по дворцу и подберём тебе кабинет для полноценной работы и приёма посетителей.

– Это было бы здорово! Я вам очень благодарен.

Виктор искренно обрадовался, с удовольствием отметив удачный ход событий: вот бы всегда так!

– Погоди благодарить, ещё не подобрали. Но у меня есть на примете одна комнатка…

На этажах к ним присоединилась Анна. А когда выбор был сделан, и король Валерий отдал распоряжение привести кабинет в надлежащий вид, принц напомнил принцессе про её обещание. Они вывели велосипеды в дворцовый парк, причём для начала обучения решили остановиться на центральной аллее, наиболее широкой и продолжительной, заканчивающейся круглой площадью с фонтаном и беседкой.

– Смотри вперёд, не смотри на свои ноги, – вопила Анна в восторге, – они у тебя и так, сами по себе, запутываются!

– А как я буду знать, когда уже надо давить другой ногой? – в недоумении спрашивал Виктор, заваливая велосипед.

– Да тебе и не надо этого знать, ты просто почувствуй.

Анна бежала сзади, подталкивая его вперёд и хохоча, когда он терял скорость и начинал отчаянно вилять рулём, чтобы сохранить равновесие. Наконец, она выдохлась, а он, поймав какую-то волну, вдруг рванул вперёд уверенно и сильно. Девушка испугалась, что он доедет до площади и там разобьётся о фонтан, потому что не умеет поворачивать. Она припустила за ним, но он удачно развернулся по кругу и поехал в обратную сторону.

– Эге! Берегись! – радостно закричал Виктор.

Анна подняла с земли свой велосипед и присоединилась к нему.

– Эге-ей! – кричали они уже в два голоса.

Так они колесили по дорожкам парка, пока сгустившиеся тучи не пролились прямым тёплым ливнем. Мощный шум дождя заполнил собой всё. Принц и принцесса бросили велосипеды и укрылись в беседке, хотя оба, конечно, были уже насквозь промокшие. Здесь было удивительно уютно, как в волшебной плывущей вверх ладье или бесконечно поднимающемся лифте посреди какого-то необъятного, вселенского водопада. Вокруг, со всех сторон обрушивались струи водной стихии, а внутри было сухо, нагретые за день деревянные реечные скамьи излучали сухое тепло. Анна отжимала воду с локонов, накручивая пряди на палец. Виктор держал руку под дождём и смотрел, как вода скатывается с пальцев длинными тягучими каплями. Прерывистые водяные нити протянулись с желобов многоугольного ската кровли вниз. Дождь падал ровно, так что всё пространство вокруг беседки казалось одновременно слепым и прозрачным.

– А у вас всё такое же, как и здесь? – спросила девушка.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, дожди, лето и зима, вся природа – такие же?

Виктор усмехнулся.

– Конечно. А каким же им ещё быть?

– В Холодных землях, говорят, очень плохо. Земля не родит, деревья не растут.

– В Холодных землях климат, действительно, суровый. Но они же очень далеко. А наши королевства находятся рядом друг с другом, бок о бок, ведь это одно и то же Побережье. Разве что в Старых горах суше и холоднее, и то лишь немного.

– А ты был в Холодных землях?

– Нет. Отец был. Но он не любит об этом говорить.

– Почему?

– Не знаю. Не весело там, наверное.

– А ты хотел бы там побывать?

Виктор подумал и отрицательно покачал головой.

– Зачем? Люди, которые там живут, к нам не лезут, и я не хочу иметь с ними никаких отношений.

Анна замолчала. Она смотрела наружу, опираясь ладонью о скамью. Виктор накрыл её руку своей и тихонько сжал, но сразу же отпустил.

– У нас никогда не будет так, как в Холодных землях, – сказал он.

Дождь кончился. В разрывах между тучами проглянуло солнце. Солнечные блики вспыхнули в лужах на дорожках парка, бриллиантовыми искорками засияли в каплях среди листвы и травы. Защебетали птицы. Принц и принцесса вернулись в замок, чтобы сменить мокрую одежду. Велосипеды они оставили там, где им пришлось пролежать брошенными всё время дождя. Их, забрызганные мокрым песком, подберёт садовник, отмоет, смажет.

Переодевшись, Виктор заглянул в свой новый кабинет и проверил, как движется дело с благоустройством. Затем он вернулся в спальню. Там он написал записку министру, в которой назначил ему день и час для визита в своём кабинете. Спустившись в прихожую, принц положил конверт  на столик для корреспонденции, подумал и приписал на конверте: «Срочно!»

В назначенный час Виктор принял у себя министра просвещения и научного советника Карла фон Оттон. Расположившись в предложенном ему кресле, Карл-Отто подвигался в нём, выбирая наиболее удобное положение, и начал говорить.

– На меня произвела впечатление ваша речь за ужином, те слова, где вы говорили о короле Роберте. И, в конце концов, сложилось твёрдое убеждение, будто нам с вами – именно с вами – необходимо разгадать одну головоломку, которая вот уже много лет будоражит мой ум. Дело в одном документе, доставшемся мне по наследству от моей покойной матери. В своей юности она служила фрейлиной у королевы Агнессы, супруги вашего деда, короля Роберта. Когда она вышла замуж за моего отца, то они переехали в его имение под Итилем. Мой дед был дворянином, епископом и очень влиятельным человеком, – ну, вы понимаете, это происходило ещё в то, прежнее время, когда церковь имела большое значение в обществе и в политике. А потом начались все известные подвижки, и данная территория отошла к новому, Второму королевству…

Карл-Отто кашлянул, глубоко вздохнул и продолжил:

– Так вот, я-то в их наследственные подробности особенно не вникал, я был молодым человеком, увлечённым просвещением и наукой, которая казалась мне – и не без основания – окном в чудесный, фантастический мир. Но после смерти матушки, разбирая переданные мне документы, я наткнулся на бумагу, в которой удостоверялось, что моя мать имеет наследный княжеский титул, пожалованный её отцу каким-то королём за какие-то выдающиеся воинские заслуги. И ниже шла приписка канцелярии короля Роберта, в целях безопасности перечисляющая потомков этого короля, о котором я, в силу своей непосвящённости, вообще никогда не слышал. Разумеется, я понимаю, что титул моей почившей матушки никак не может сказаться на моей нынешней репутации, меня волнует другое. В перечислении потомков упоминается имя Арис. Поскольку в королевстве такого имени я ни у кого больше не встречал, кроме его святейшества обер-прокурора, и дата рождения совпадает, меня беспокоит закономерный вопрос: его отец служил в канцелярии короля Роберта и был наследным принцем… какого-то королевства? Очевидно, что для политики как Второго, так и Первого королевств это имеет принципиальное значение, и довольно разное, если учитывать по-разному сложившиеся условия для толкования родового Уложения королей. Я не знаю, как соотносится с существующим законодательством личное право обер-прокурора Ариса, это вообще не моё дело. Король Валерий, безусловно, в курсе всего. Я, конечно, никому не показывал, и не покажу эту бумагу. Тем не менее, она есть. И вам, как будущему королю, следует знать, что она есть, и что я на вашей стороне. В любом случае. Свой выбор я сделал давно, и он не подлежит переосмыслению.

Принц Виктор, внимательно слушавший министра всё это время, неопределённо пошевелил в воздухе пальцами.

– Эта, бумага… этот документ сейчас при вас?

– Да. Вот, прошу вас.

Карл-Отто открыл папку в кожаном переплёте, которую всё время держал в руках и передал принцу пожелтевший лист грубой бумаги с красной печатью королевской канцелярии. Виктор изучил документ и поднял глаза на министра.

– Ну хорошо, а в чём же загадка?

– Загадка в истории. Если древняя история закрыта, почему не закрыты всевозможные документы и действующие лица? Наконец, почему ведуны имеют силу изменять родовое Уложение? Здесь противоречие. Ведь так?

После разговора с министром просвещения принц Виктор начал ещё острее чувствовать скрытую мистическую угрозу мира. Конечно, он и раньше знал, что в существующем мире нарушена гармония, об этом смутно говорится в древних книгах. Весь мир лежит во зле, князь мира сего сатана, повествует библия. Если это неправда, зачем такое писать? Это может быть выгодно только в одном случае – в случае, если это является правдой. Собственные отрывочные воспоминания принца, отсылающие его к таким моментам личной жизни деда Роберта, которые он просто не мог знать, также не объясняли ничего, а лишь порождали ещё больше открытых вопросов. В конце концов, документальное свидетельство из архива Карла фон Оттон явилось последней каплей в чаше его сомнений, и Виктор решился на серьёзный разговор с королём Валерием.

– Противоречие одновременно закрытой и открытой истории заключается в феномене одновременно закрытой и открытой памяти человека, – сказал Валерий, ничуть не удивившись вопросу зятя. – Ты же сам говорил, что помнишь своё истинное имя. Но при этом ты не помнишь, что предшествовало твоему рождению, и кто был твоим собеседником там, за гранью этой реальности. В общем, нам почему-то даны некоторые особенные таланты, но стёрта память обо всём, что послужило к получению нами этих талантов. А история, как дом из кирпичиков, складывается из судеб отдельных людей. Как в малом, так и в великом. Всё взаимосвязано.

– Но противоречие? Зачем оно? Оно мешает жить, создаёт напряжение.

Валерий улыбнулся.

– А может быть, это напряжение является катализатором? Ускорителем.

– Ускорителем чего? Взаимного уничтожения и самоуничтожения?

Улыбка медленно слиняла с лица ушедшего в себя короля.

– Не знаю, Виктор, что тебе ответить, – наконец, сказал он. – Потому что – не знаю. Я глубоко импонирую тебе в твоём душевном возмущении. Я и сам в юные годы искал выход, и был уверен, что наука, если следовать точным расчётам, неизбежно объяснит всё…

– А теперь?

Валерий принялся ходить по комнате.

– Я разделяю твои слова на ужине о существовании третьего пути после науки и магии. Но боюсь, это тоже иллюзия. Таких путей может оказаться бесконечно много – и ни один из них не приведёт к истине.

– Потому что истины нет?

– Потому что мы лишены понимания истины.

– Кем?

– Или чем?

– Но это закончится?

– Хотел бы я знать. – Валерий устало посмотрел в глаза Виктору. – Я надеюсь, что всё будет хорошо, – добавил он, впрочем, без особой уверенности.

– Сколько ни говори халва, халва, на языке слаще не станет, – с горечью припомнил Виктор старую поговорку.

И всё же после этого разговора ему стало легче. Возможно, всё дело в откровенности и взаимном доверии.

– Меня посетил Карл фон Оттон, – с досадой на свою неуверенность сказал принц. – Он показал мне фамильный документ, в котором, с целью государственной безопасности, дополнительно прописаны наследники одного из древних королей, и последним стоит имя Ариса.

Валерий побледнел.

– Что это за документ?

– Свидетельство о наследном титуловании его покойной матери. Удостоверено канцелярией короля Роберта.

– Кто ещё знает об этом документе? Он не говорил?

– Министр заверил меня, будто бумагу он не показывал и не собирается показывать никому. Он понимает её опасность.

– Зачем же тогда он показал её тебе?

– Это тот вопрос, с которым я и обратился сегодня к вам. Если древняя история закрыта, почему не закрыты документы и действующие лица? – повторил Виктор слова министра. – И почему ведуны имеют силу изменять родовое Уложение? Здесь противоречие.

В продолжение следующих нескольких дней Виктор встречался с главным инженером железной дороги, чтобы изучить механику и электротехнику нового базового наземного транспорта. Вместе с тем, имея от природы дар непрерывного мышления, он не переставал думать над изменчивостью человеческой памяти, чтобы найти причину странного разрушительного поведения людей, которое ещё называется деструктивным, и увидеть возможный выход из зацикленной ситуации самоуничтожения. Возможно, широко известный миф о Фениксе является поведенческой программой? В один из вечеров принц расположился на заднем крыльце с велосипедом, разобрав его на части, а затем снова принялся собирать, уже понимая, зачем существует и как работает каждая деталь. Это занятие помогало ему выстраивать в логическую цепочку множество накопившихся, но, к сожалению, пока разрозненных фактов. К нему подошла Анна и присела рядом на ступени.

– Что ты сделаешь, если половина деталей окажутся лишними? – пошутила она.

– Соберу из них вторую половину велосипеда, – подхватил он её шутку.

– А что потом?

– Потом половинки найдут друг друга, чтобы стать одним целым. И я им для этого буду уже не нужен.

Анна рассмеялась и шлёпнула его по губам.

– Остряк!

– Ты, наверно, хотела сказать другое слово, но даже за такую высокую оценку я тебе благодарен.

– Ну да, куда хуже, если б ты оказался скучным тупицей.

Виктор вытер руки о ветошь.

– Видишь? Я его собрал, и ничего лишнего. – Он поставил велосипед на колёса и протёр чистой тряпкой руль, раму, сиденье. – Пойдём, поставим его в галерее. Возможно, завтра я продолжу заниматься с ним, потому что ещё не разбирал подошвы колёс.

– Зачем тебе это?

– Помогает решать математические парадоксы.

– И как успехи?

– Пока не решил ни одного. Но я не отчаиваюсь.

– Оставь парадоксы в покое. Смотри, какое сегодня красивое вечернее небо. Давай поставим велосипед и погуляем по роще?

– Мы так и сделаем.

Они так и сделали. Анна показала Виктору тропинку своего детства, по которой она два года назад убежала из дома, и они неторопливо пошли по ней. Она ещё сомневалась, можно ли ему говорить об этом, нужно ли это ему?

– Почему ты не спрашиваешь, зачем я совершила такой поступок? – не выдержав, задала она ему вопрос первой. – Тебе не интересно? Конечно, принц великодушен, он не станет подвергать сомнению действия своей принцессы…

Виктор остановился. Анна тоже. Она во все глаза смотрела на него и с глубоким удовлетворением видела, как изменилось его лицо, дыхание стало частым.

– Мне интересно, – ответил он. – Но я не знал, готова ли ты рассказать? Я боялся обидеть.

Принцесса крутнулась на месте, её локоны взметнулись и закружились вокруг головы. Она рассмеялась, и в её смехе отразилось и счастье, и мука.

– Они говорили, воля превыше всего!

– Кто они?

Анна усмехнулась, забавно поджав губы и поведя носом в сторону.

– Люди, кто ещё. Народ.

– Все люди так говорят. Всегда. Ты не согласна?

– Как же они станут служить мне, когда я стану королевой ради них? Как они станут служить тебе, своему королю, если воля выше? А если это на самом деле так, то все люди врут. И мы им врём, ты сам так сказал! Я не хочу быть королевой. Я просто хочу быть с тобой. Как тогда, в детстве, ты помнишь? И как сейчас.

Виктор утвердительно кивнул, но развёл руками, не умея выразить в словах свои мысли о человеческих противоречиях, которые на самом деле имеют нечеловеческое начало, потому что ведут к гибели людей, а это бесчеловечно.

– К счастью, мы с тобой думаем одинаково. Наш народ тоже будет счастлив, когда их коснётся наша гармония. Наша внутренняя гармония, которой нет в нашем мире. Наверно, это как мечта или вера. Мы думаем о том, чего здесь нет. Откуда мы знаем об этом? Не помним, но знаем?

– Пойдём! – Анна схватила его за руку, и они почти бегом миновали остаток пути до выхода из рощи.

Оказавшись перед колодцем, Анна долго не могла успокоить дыхание.

– Отсюда начался мой побег. За два года я в платье пилигрима обошла всю страну. И я вернулась.

Они стояли лицом к лицу. Виктор взял её ладони и за кончики пальцев легонько потянул к себе.

В это время от куста акации отделилась фигура человека. Он вышел на открытое пространство, так, чтобы заходящее солнце осветило его всего. Это был молодой человек с выразительным и красивым лицом героя. Спокойный уверенный взгляд. Ожидание ответа.

– Чего тебе? – с раздражением спросил Виктор.

Незнакомец подошёл ближе.

– Скучно без пары. А ты сегодня богат. Не поделишься дамой?

Виктор положил руку на эфес сабли и негромко, но отчётливо ответил:

– Сначала поделю тебя. Пополам. В паре твоя скука быстро пройдёт.

– Так все благородные господа поступают с безоружными, верно?

– Ты не безоружен. Наглость твоё оружие, если осмелился напасть.

– Думаю, ты не осилишь разрубить человеческое туловище.

– Зато твоя голова держится на туловище не крепко.

Молодой человек прищурил один глаз.

– Ты, случайно, не принц Виктор?

– Случайностей не бывает. Я принц Виктор.

– А дама, значит, принцесса Анна? – Юноша осклабился и дёрнул плечом. – Промашка вышла. Приношу свои извинения.

– Принимаю.

– Я сам, как и вы, родом из Первого королевства. Я Вадим, может, слышали?

– Нет, не слышал.

– Так знайте!

Из рукава надетой прямо на голое тело кожаной парки незнакомца выпал короткий меч, и, на лету перехватив его за рукоять, он сделал глубокий выпад. Виктор увернулся, но замешкался с ножнами и получил скользящий удар по предплечью. Первым взмахом сабли снизу вверх он отсёк наглецу палец на левой руке, одновременно ударив ладонью в нос, из которого тут же обильно хлынула кровь. Второго удара делать не пришлось, нападающий ретировался и скрылся. Виктор вложил саблю и ощупал предплечье. Назвавшийся Вадимом молодой человек нанёс ему значительную режущую рану. Из неё толчками пошла кровь, мгновенно промочила рукав, закапала с пальцев на землю. Сняв с пояса нож, Виктор отрезал рукав, и Анна зубами и пальцами порвала его повдоль. Одной частью она, как жгутом, перетянула ему плечо выше локтя, чтобы остановить кровь, а другой туго забинтовала порез.

Солнце зашло. Багряная вечерняя заря разлилась по всему западному небосклону. Виктор и Анна спешно покинули место конфликта, потерявшись на извилистой тропинке заповедной королевской рощи. На землю быстро опустились сумерки. В тёмном парке горела линия оранжевых огней на главной аллее – это садовник зажёг фонари, хотя небо в зените ещё продолжало светиться густой синевой. Никем не замеченные принц и принцесса поднялись на третий этаж, где располагалась спальня Виктора, там Анна помогла ему стянуть сорочку, омыла рану, продезинфицировала, перевязала как надо. Виктор обессиленно повалился в кресло. Голова кружилась, начала сказываться хотя и небольшая, но резкая потеря крови. Он откинул голову на спинку и закрыл глаза. Анна подождала, пока он немного отдохнёт, потом подошла сзади и несильно стиснула  ладонями его голову.

– Ты как?

Он открыл глаза, прислушался к своим ощущениям.

– Сойдёт.

– Сообщать пока не станешь?

– Не буду. Рана не опасная, сухожилия не задеты.

Анна помолчала.

– Я наложила повязку с заживляющей мазью, подождём. Если плохо, утром будет ясно. Я останусь?

– Не надо. Я справлюсь. Просто приди пораньше.

Она расправила пальцами его спутавшиеся пряди волос, задержала ладонь на щеке. Он улыбнулся.

– Я с тобой, – сказал он.

– Я с тобой, – откликнулась она.

Чуть свет Анна вернулась в его комнату. Он спал одетым поверх нерасправленной постели и сразу проснулся, почувствовав её присутствие.

– Сделаем перевязку, – напомнила она, раскладывая всё необходимое на ночном столике.

Рана не воспалилась, кожа вокруг пореза начала стягиваться.

Неохотно рассвело ветреное, пасмурное утро. Накрапывал дождик. Принц и принцесса бродили по галерее и зимнему саду. После случившегося инцидента девушка решилась рассказать Виктору о пилигриме, о Дауре и журавле в лощине, о менгире и перевозчике. Их развивающиеся отношения привели девушку к доверчивой глубокой исповеди. Молодые во многом оказались похожи, между ними ни разу не возникало конфликта, как будто они и в самом деле представляли собой две половинки одного целого. Или это тоже была только иллюзия, самообман, да просто элементарная биохимия первого времени, "пока не надоело", плюс смиренное осознание своего социального долга? Нет, мы не станем так думать. И в нашем повествовании принц с принцессой не отравят себе жизнь наветами злополучной птицы Феникс, не зажгут собственное гнездо, чтобы всё забыть и начать сначала, как нерадивые ученики. Они оба помнят свои истинные имена и будут продолжать начатый путь.

Рассказ Анны о менгире произвёл на Виктора такое сильное впечатление, что расследование странного нападения незнакомца в его планах  временно отодвинулось. Принц задумал повторить путь Анны, чтобы обрести её опыт и увидеть своими глазами жизнь обычных людей, везде заводя разговор о менгире. Он не будет открывать тайну без особой нужды, важно зажечь в людях огонь желания обрести настоящую реальность Правого берега и вернуть утраченное равновесие. Пусть для людей он только легенда, разве воля не является делом каждого человека? Не "свобода", потому что "сам себе господин" подразумевает вторую половину этого дуализма "сам себе раб", а воля, как власть достигнуть намеченной цели. Намерение творит жизнь. Да? Разумеется, Виктору не нужно бродить два года, ведь дорога туда уже известна, только в конце пути Анна советовала ему найти Даура, поскольку, не имея личного опыта, он не сможет без проводника отыскать менгир.

Принц находился в рабочем кабинете, продумывая все мелочи плана. Виктор решил не причинять боль родителям неожиданным побегом, всё-таки он уже взрослый человек, имеющий право собственного выбора, а сначала убедить короля Валерия и королеву Евгению в необходимости такого поступка. И только потом через них подготовить своих родных. Допустим, это будет иметь характер исследования, экспедиции, только без личной охраны и помощников. Он листал старую книжку из королевской библиотеки о межевом столпе, удерживающем петли мира, и остановился на рисунке орнамента с оленями и стрелами. Ему припомнилось, как в прошлом году отец взял его на королевскую охоту с ночёвками в старом замке. Они гнали оленей по пологому и открытому, но опасно пересечённому склону. Их лошади стрелой летели поверху в аллюре самого сильного галопа, а внизу, как во сне, тягуче бежали русские борзые, отсекая животных от леса. Поразительно гнутые тела этих псов в деле завораживающе великолепны, во время охоты на них лучше не смотреть, чтобы не оказаться выбитым из седла. После того, что случилось дальше, перед внутренним взором Виктора снова и снова стала проявляться картина, на которой король Александр резко останавливает лошадь и вскидывает арбалет навстречу неожиданно повернувшей к нему своре. Стрела срывается с тетивы, летит и вонзается в грудь могучего молодого оленя, оказавшегося между гонящими его собаками и неподвижно стоящей лошадью отца. Память повторяет момент: вот отец опять отпускает стрелу. И затем происходит то, чего Виктор до сих пор не может себе объяснить. Он видит себя со стороны и немного сверху. Его охватывает ужас от осознания того, что он сорвался под копыта бегущих лошадей. В это же время он видит лес, свою лошадь и себя на ней – нет, не себя, а деда Роберта, натягивающего поводья, от чего лошадь задирает голову, бежит так несколько тактов и становится на дыбы. Пространство позади него сминается, раскрывается словно книга, из пространственной складки выходит человек. Он простирает руку в сторону деда, и тот падает с лошади. Потом сильный удар – и темнота. Очнувшись, он вскакивает с земли, едва успевая отбежать в сторону. Мимо него с шумом проносятся несколько тяжёлых конских тел. Король Александр спрыгивает на землю и долго, долго бежит к нему. Виктор опускается на траву. С ним не случилось никакого вреда. Отец рассказывал, как Виктор перекувырнулся через голову и тут же вскочил на ноги. Убедившись, что сын невредим, король Александр без объяснений свернул охоту, так что они раньше намеченного времени вернулись в Киткару. Отцу тогда исполнилось пятьдесят пять лет, теперь ему пятьдесят шесть. Что это было? Это был рок. И какое место в жизни рок оставляет намерению? Виктор встряхнул головой, прогоняя сомнения.

– Немыслимо, – повторяла королева Евгения, переводя взгляд широко открытых глаз с Валерия на Виктора и обратно. Для неё было не так важно, что где-то в горах находится непонятный менгир, это дело религии, каждый решает сам, во что ему верить и о чём мечтать. Но зачем Виктору туда ехать, да ещё одному?! А если что-нибудь случится? Что она ответит Ирине?

– Валерий, ответь мне, что скажет тебе Александр?

– Я ещё не знаю, что он скажет, надо сначала сообщить ему.

– Немыслимо.

– Ваше величество, милая королева Евгения, – проникновенно заговорил Виктор, пуская в дело всё своё юношеское обаяние, – я сам держу ответ перед родителями за свои поступки, и напишу им соответствующее письмо. Не беспокойтесь за меня, ведь случиться может всё что угодно, когда угодно, с кем угодно. Но если уж и принимать удар судьбы, то для любого мужчины лучше стоя и с оружием в руках, однозначно. Пусть это будет моё испытание на самостоятельность, моё боевое крещение перед свадьбой.

– А где же Анна? Почему её нет здесь? – осмотревшись по сторонам, в недоумении продолжала вопрошать королева.

– Да вот я, мама, – откликнулась принцесса, появляясь в дверном проёме. Она стояла за стеной, надеясь, что, может быть, всё обойдётся без лишних эмоций, и ей не придётся участвовать в разговоре. Но – нет.

– Дочь, что это за ужасный менгир, который вскружил голову всем, всем? И тебе? И Виктору? Кто будет следующим? Зачем?

– Обретение Правого берега не такая пустая мечта, – снова вступил в разговор король Валерий. – Это надежда всего человечества. Дорогая, ты же не думаешь, будто наша дочь врёт нам? Если она говорит, что своими глазами видела другой берег, значит, есть определённая необходимость расследовать такое явление. Это серьёзно.

Евгения долго молчала, глаза её увлажнились. Она достала платок и, комкая его в руках, пережидала приступ подступивших к горлу слёз.

– Конечно. Если вы все уже здесь, то только для того, чтобы уговорить меня, а вовсе не для того, чтобы знать моё мнение. И я не буду спорить с судьбой, а как и положено, как всегда приму её удар на себя… Не перебивайте меня!.. Вы мужчины, стратеги. Вам виднее.

Евгения подошла к Виктору и поцеловала его в лоб.

– Будь осторожен, мой мальчик. Бог с тобой! – Она вскинула голову и осмотрела всех. – Но ещё неизвестно, что ответят родители.

Через неделю от короля Александра пришёл разрешающий ответ. Они с королевой Ириной не видели какой-то особенной опасности в путешествии, если оно будет только путешествием, как и всякое другое. Все последующие дни Анна неотлучно находилась рядом с Виктором и только вечером покидала его, удаляясь в свою комнату в детском крыле. Рана его совершенно зажила, остался только шрам напоминанием о том, что в мире всё непросто. Никто так и не узнал о покушении на наследника. Виктор оставил дело расследования на будущее. Может быть, за текущее время что-то само собой прояснится, иногда бывает лучше выждать, чем гнать события.

Перед тем, как уйти, Виктор постриг свои длинные волосы и от этого стал выглядеть старше и строже. А потом настал день, когда он ушёл. Анна приготовилась ждать. Сначала её томила тягостная грусть, к которой примешивался страх за Виктора. Потом она свыклась с ожиданием, втянулась в него, осталась лишь надежда. Она сидела на полу у ног матери, вяжущей крючком пуховый палантин себе на зиму, и спрашивала, каким был отец молодой?

– Да разве он сейчас уже старый? – с улыбкой говорила королева Евгения. – Полных сорока лет ещё не исполнилось, средний возраст. Наш папочка в расцвете сил!

– Ну, мама, я же не о том. Вы никогда не ссорились?

– Конечно, ссорились, кто не ссорится? Но всегда мирились, это главное.

– Значит, мы с Виктором тоже будем ссориться?

– Куда ж вы денетесь? Вы же не куклы, живые люди. У тебя может быть своё мнение, у него – другое. Мужчины и женщины по-разному воспринимают одни и те же вещи, потому что потребности разные. Но надо уважать мнение друга, не выпячивать себя. Я, мне, моё… Ты не пуп земли. Он тоже может думать только о себе. Ну, пусть так. Прости ему. Он остынет и извинится. Только не замыкайся на себе, на своих драгоценных чувствах. Всегда слушай его пульс, сердце мужчины бьётся, пока оно в твоих руках. Отнимешь ладонь – он ожесточится, отчается. Станет пить горькую.

– А зачем мужчины говорят, будто у нас нет логики?

Евгения внимательно посмотрела на дочь.

– Это тебе Виктор так говорит?

– Нет, он мне так никогда не говорил. Другие мужчины говорят, вообще, обо всех.

– Это неправда. Просто они нас дразнят, чтобы мы не тупили. И не расслаблялись, ясно? Слово логика непонятное, оно ни о чём, термин такой. Как хочешь, поверни его, всё кажется, будто что-то умное… У мужчин свой путь, а у женщин свой, но оба к одной цели. И кто вбивает клин между мужчиной и женщиной, противопоставляет друг другу, у того нехорошие намерения – он ищет вздора. А я тебе так скажу. Есть мужская логика, и есть женская логика. Мужская логика основана на стратегии, женская – на тактике. Мужчина смотрит вдаль, потому что устраивает мир, обеспечивает безопасность. Женщина смотрит вокруг себя, потому что устраивает дом, растит ребёнка. Мы живём в доме, который стоит в мире, они взаимосвязаны. То и другое как две половинки одного целого находятся в равновесии. Так говорит твой отец.

Продолжалась вторая неделя пути Виктора. Дорога вела его через бескрайние поля пшеницы, овса, ячменя, перемежавшиеся лиственными лесозащитными насаждениями, и за очередной такой лесополосой показалось последнее перед Туфом село. Виктор в одежде королевского землемера, с кожаным научным кофром за плечами, осторожно шагал вперёд, держа руку на рукояти ножа. Недавно на него напала шайка каких-то отморозков из пяти человек, все были навеселе и злые, потребовали денег, вещей. Держа нож перед собой, он другой рукой снял кофр, молча отдал им дорожную еду, всю, какая была, достал измерительные инструменты, разложил на земле, показав, что больше ничего нет. Они окружили его с открытыми от любопытства ртами. Потребовали одежду и обувь. Виктор с готовностью приподнял клинок, поводя им из стороны в сторону, вокруг себя. Они забрали еду и ушли.

В селе Виктор остановил первого взрослого мужчину, чтобы расспросить, кто может пустить к себе землемера? Мужчина охотно проводил его до самых ворот дома сельского старосты и окликнул хозяев. Жена старосты провела его в дом, а сама уселась на табурете в ожидании прихода мужа. Он явился, примерно, через полчаса. За это время Виктор утолил жажду холодным и довольно вкусным простонародным напитком, названия которого не знал, и рассказал, что обходит участки земельных наделов с уточнением геодезической информации. Те же слова, но с большей подробностью он потом повторил хозяину. Из внутренней комнаты в дверную щёлку выглядывал заинтересованный мальчик. Одна половина крашеных двустворчатых дверей была крепко зафиксирована, а другую он то прикрывал, то медленно приоткрывал. Виктор подмигивал ему, мальчик скрывался, а потом снова тихонько скрипел дверью. Откуда-то со стуком спрыгнул кот с глазами цвета ягод крыжовника, подошёл к двери и, задрав голову, стал смотреть на мальчика: что это он делает? Тот захлопнул двери совсем.

Староста был грузным, но ещё молодым человеком лет тридцати на вид и довольно подвижным. Таким же подвижным оказался его ум. Он говорил сразу обо всём, но больше всего его увлекала политика. Из бурного разговора в течение целого вечера Виктор вынес для себя много неожиданных впечатлений, наводящих на мысль о смутно зарождающемся в народе недовольстве, причину которого люди, конечно, сами не могли бы себе объяснить. Да видно, были какие-то скрытые силы, которые гнули свою линию. Настанет их час – и они начнут втолковывать на каждом углу, как надо жить, а как нельзя, и если прозевать момент, то сдержать назревающие события станет уже невозможно. Мир перевернётся, потеряв добрую половину населения – самых искренних, честных, но, к сожалению, недалёких и обманутых людей. А осторожные продолжат историю, накладывая на мир следующую петлю.

– Вот вы говорите, людям тесно, и надо расширить землю до размеров человеческого миропонимания, – сказал Виктор. – Но вы же, наверно, слышали что-нибудь о межевом столпе, удерживающем петли мира? Возможность вернуть вторую половину мира мне видится более увлекательным и полезным делом, чем утопические идеи возвращенцев и очередной передел территорий, от которого будет столько же проку, как от перекроя старого зипуна. Хотя я вполне согласен с вами в том, что старый мир изжил себя, и требуется обновление. Так пусть же обновление будет связано с поиском моста через замкнутое пространство.

Староста нетерпеливо отмахнулся.

– Менгир это сказка, её хорошо слушать в детстве, а перед нами реальные задачи, нам некогда!

Наутро староста показал все находящиеся в его ведомстве земли. Виктор произвёл необходимые замеры, занеся в рабочий журнал данные о составе почв и источниках грунтовых вод, которые в любом случае станут полезны земельному министерству. Провожая Виктора, староста замешкался. Виктор понял, что этот неспокойный человек хочет сказать что-то важное, его так и подмывало, но он не решался. Виктор по-дружески взял его обеими руками за плечи.

– Не знаю, – пробормотал староста, – нужно ли это вам… Я вижу, вы человек умный и достойный… Вот что: в Туфе у меня есть один хороший знакомый. Если вам понадобится остановиться в городе… – Староста сунул свою лапищу за пазуху, где во внутреннем кармане у него лежала заранее приготовленная записка. – Здесь его адрес. И пара слов внутри, чтобы вас приняли.

Виктор ободряюще открыто улыбнулся.

– Я непременно воспользуюсь. Спасибо, дружище, за ваше участие и помощь.

Мгновенно успокоившись, староста перевёл дух. Он тоже улыбнулся.

– Я довезу вас до тракта, – спохватившись, сказал он, но Виктор остановил его.

– Не нужно, хочу пройтись пешком. Погода прекрасная. Заодно поразмышляю над вашими словами, что услышал от вас вчера.

Староста расцвёл лицом и замолчал. Через пару сотен шагов Виктор обернулся. Староста также стоял возле своей пролётки и смотрел ему вслед.

Кончилась территория села, по обеим сторонам от дороги потянулись луга с разнотравьем, запахло мёдом. Некоторые цветы были Виктору знакомы – белый и розовый тысячелистник, красный клевер, синий василёк, жёлтый ирис. Взгляд терялся в разнообразии цветов и форм. Ветер лёгкими волнами ходил по стеблям, разбегаясь и затихая. Высоко в безоблачном небе заливался непрерывной трелью жаворонок. Постепенно к этому одинокому звуку стал примешиваться отдалённый шум большого города. Уже виднелись дымящие трубы фабрик и невысокие дома окраины. Туф, промышленный мегаполис с развитой мануфактурой, заканчивал свою трудовую смену. Виктор вышел на тракт. Скоро его обогнала безбортная телега на резиновом ходу со свежескошенной травой и сидящей поверх неё молодухой. Остановив лошадь, она подождала, пока Виктор поравняется с ней, и предложила место рядом:

– Эй, наука, присаживайся, а то пешком до самой ночи будешь тракт топтать!

Он не стал спорить и уселся на край телеги, свесив ноги. Некоторое время ехали молча, лошадка тянула резвой рысью.

– Наверно, уж всю землю измерили, а что на том берегу никто не знает, – неожиданно выдала женщина.

Виктор поразмыслил и спросил:

– Зачем такое знать? Это ни измерить, ни понять нельзя.

– А ведь интересно, – живо откликнулась она. – Говорят, будто люди оттуда сюда пришли, а потом здесь и остались.

– Что ж, наверно, здесь лучше?

– Да разве у вас там, в университетах такое не объясняют?

Женщина с тревожным любопытством задержала взгляд на лице Виктора. Он покачал головой. Она отвернулась и глухо сказала:

– Война будет.

– С чего ты взяла?

– Старики так говорят. Тесно людям.

Виктор подобрал ноги на кузов и уселся удобнее, закусив выбранную травинку и чувствуя её кисловатый вкус.

– Когда сердцу тесно, наука не в помощь. В университетах изучают объективные законы природы. А тоску как объяснишь, чем измеришь? У каждого свои тараканы.

– А я всё равно хотела бы учиться, – упрямо сказала она. – В неучёном человеке проку нет. Что я делаю? Накосила травы кроликам, они её за день сожрут, я опять за травой…

Виктору стало смешно.

– Ты сама ешь кроликов, как они траву! Выходит, для себя и косишь, и возишь.

– Да что ж ты меня с кроликами сравнил? Мне большего хочется! – обиделась женщина, и Виктор поспешил исправить оплошность.

– Думаю, наука только усложняет вещи, но не даёт ответов на простые вопросы. Например, я всегда хотел большего, а тоска гнетёт, как и тебя. Тут что-то другое нужно.

– Вот. Я то же самое мужу говорю, – опять оживилась женщина и понизила голос. – Всем людям пора объединиться в одну общину, чтобы сила была общая, а не как лебедь, рак да щука.

– Это ты сама так решила?

– Нет, муж объяснил.

– Погоди, что-то я не понял, ты мужу говоришь или он тебе объяснил?

Она взглянула на Виктора с усмешкой.

– Да разве ты не слышал, об этом уже все люди толкуют?

Виктор озадаченно замолчал. Значит, проблема местная и недавняя, не успела затронуть Первое королевство, подумал он. Но последствия коснутся всех. Если это пропаганда возвращенцев, то всё ещё не так страшно, а ну как что-нибудь новенькое?

Тянулся индустриальный пригород. Женщина спросила, куда надо Виктору, он назвал улицу.

– Тогда тебе лучше сойти здесь, а мне сворачивать в частный сектор.

Она натянула вожжи, и Виктор спрыгнул на землю.

– Под Карином, на берегу Межи стоит менгир, – сказал он, –  межевой столб, на котором держатся петли мира. Через него открывается путь на ту сторону. А лебедь, рак да щука останутся здесь в любом случае. Никакая община не спасёт от разделения и вражды людей, утративших любовь.

Виктора подобрал извозчичий тарантас. Он ехал по пыльным широким улицам, где было мало зелени и много детей. Однотипные рабочие застройки сменились строгими зданиями в стиле конструктивизма, а проезжая часть была выложена настоящим природным булыжником. Во всём облике Туфа чувствовалась близость гор. Мастеровое население степного предгорья обширной горной системы Второго королевства ревниво сохраняло и развивало в нём свои традиции. С оживлённого проспекта извозчик свернул в пустынный переулок и  остановил повозку возле старого трёхэтажного дома с двумя колоннами по бокам от главного входа. Прямо напротив него раскинулся неопрятный сквер с разросшимися клёнами. Виктор позвонил в колокольчик на входе, потом ещё и ещё. Наконец, за дверью лязгнуло, на крыльцо вышел вахтёр в форменной кепке. Виктор поздоровался и, раскрыв записку, зачитал адрес и имя. Вахтёр в задумчивости потёр поясницу.

– Пройдёмте со мной, уважаемый, – предложил он, – там посмотрим.

Виктор проследовал за ним в дежурку, где тот не спеша достал из шкафа толстую учётную книгу. Разложив её перед лампой, он стал водить пальцем по истрёпанным страницам.

– Ага, нашёл, – сказал он. – Есть такой. Выбыл в позапрошлом месяце.

– И вы, конечно, не знаете, куда выбыл этот человек?

– Почему не знаю? Знаю. Все выбыли на новый адрес, и он тоже выбыл. А здесь ремонт будет. Здание перепрофилируют.

Вырвав из блокнота листок, вахтёр аккуратно записал на нём новый адрес.

– Пожалуйста! – сказал он с удовольствием, подав Виктору записку.

– Спасибо. А тут у вас что было, до ремонта? Похоже на заводское общежитие.

– Так и есть. Вы, наверно, не местный?

– Я из Аквалани.

– То и видно, что вы человек столичный, а у нас по всей округе каждый ребёнок знает, где находится завод летательных аппаратов Королевского Общества Воздухоплавания. Прямо за сквером, что напротив, наш полигон, там испытывают агрегаты и проводят ежегодные праздничные открытия нового летнего сезона воздухоплаванья, на которые собираются тысячи земляков и гостей нашего города. Надеюсь, вы тоже станете одним из постоянных посетителей. А заводские корпуса располагаются по ту сторону полигона. И новое рабочее общежитие там же. Отсюда-то было неудобно добираться. Зато как построили, всё теперь рядышком, в одном месте. Вам сейчас нужно выйти на проспект и поймать извозчика, любой знает, где это.

Виктор слушал вахтёра, смотрел на его вдохновенное лицо и думал о том, что этому пожилому человеку на земле не тесно, его личное пространство давно распахнулось в бездонное небо, и менгир ему не нужен.

Когда Виктор вышел на проспект, по всему городу начинали зажигаться вечерние огни. Один за другим разгорались газовые фонари на тротуарах. На улицах появились прогуливающиеся люди, одетые в вечерние костюмы, и Виктора приятно удивило, что город имел не только свой архитектурный стиль, но и свою моду на одежду и галантерею. Мужчины носили широкие, прямые по всей длине брюки и светлые сорочки, а женщины – перехваченные поясом расклёшенные платья до колен или до щиколоток. Как на мужчинах, так и на женщинах были не броские, элегантные шляпы. Вся эта картина неожиданно контрастировала с дневной одеждой жителей, униформой, отражающей сферу их занятости. Однако здесь есть своя логика: чем серьёзнее люди относятся к своему делу, тем охотнее различают и наделяют отличительными свойствами понятия труда и отдыха. Возможно, как раз по этой причине всё, что относилось к области комфорта и развлечений – зрелища, уличная торговля, рекламная иллюминация, малые архитектурные формы – носило здесь отпечаток какой-то детски наивной небрежности, что ли, которая могла показаться постороннему человеку нецивилизованностью или даже дикарством, а на самом деле просто занимало своё – подчинённое – положение. Сначала труд, потом отдых и никак не наоборот. Мода на одежду диктовалась из этих же соображений. Одежда для отдыха была не просто неудобной, она была именно праздной. Поэтому рубашка и брюки выглядели мятыми уже после нескольких часов носки, как бы мучительно ни старались мужчины сохранить их глаженый вид.

Новое рабочее общежитие завода летательных аппаратов выстроили гораздо вместительнее прежнего; популярность воздухоплаванья в народе росла, и прибавлялось число лиц, заинтересованных в развитии этой сферы народного хозяйства. За общежитием виднелись внушающие уважение заводские корпуса, к которым вёл широкий зелёный бульвар, освещённый газовыми фонарями на вычурных столбах. С одной стороны корпусов небо казалось рыжим от огней большого города. Другая сторона пространства бездонно чернела нежилой пустотой, там начиналось испытательное поле. С разных углов периметра вниз били мощные прожекторы световых генераторов. В центре рабочей площадки на фоне ангаров передвигались несколько человек в рабочих комбинезонах, несущих ночную смену. Прямо над ними в сумеречном тёмно-фиолетовом небе неподвижно висело огромное тело дирижабля. Виктор засмотрелся на эту картину, и от проходной к нему не спеша подошёл охранник.

– Вы кого-нибудь ищете? – привычно задал он свой профессиональный вопрос.

– Да, – ответил Виктор, протянув ему обе записки.

– Пойдёмте, я провожу вас.

Они зашли в здание и подождали у вертушки, пока вахтёр дозванивался по внутренней проводной связи. В это время сзади вошёл ещё один гость, к тому же человеку, что и Виктор.

– Ну, Костин, ты у нас сегодня нарасхват, – покладисто проворчал вахтёр спустившемуся по лестнице коренастому мужчине и предупредил: – До одиннадцати часов. И никаких мне тут!

Оба гостя поднялись за хозяином на четвёртый этаж его холостяцкого жилища. Оно состояло из одной комнаты, разделённой на две зоны – кухонную и спальную. В спальной Костин усадил Виктора в простенькое, но удобное кресло, попросив подождать, пока они с другим человеком решат не терпящие отлагательств текущие вопросы, впрочем, это недолго. Всучив Виктору один из номеров журнала Королевского Общества Воздухоплавания, он скрылся за кухонной перегородкой, откуда до Виктора сразу же донеслась приглушённая речь, в которую он не стал вникать. Полистав от нечего делать журнал, хорошо известный ему и ранее, он принялся разглядывать комнату. Стандартная кровать с морёными деревянными щитами, навешенными на железные рамы двух спинок. Постель заправлена и смята, рядом с подушкой – брошенная книга. У изголовья такая же стандартная тумбочка с переносной керосиновой лампой, украшенной зелёным тряпичным абажуром. У окна заваленный книгами небольшой письменный стол со стулом. Встроенный в стену платяной шкаф завершал интерьер, если не считать одёжной вешалки рядом с входной дверью и маленького зеркала на стене. А, да ещё и кресло, в котором сидел Виктор.

Вдруг что-то промелькнувшее в разговоре на кухне заставило Виктора напрячь внимание. Имя Вадим, прозвучавшее ещё раз, убедило Виктора в том, что ему не показалось.

– Говорят, он был ранен, – говорил вполголоса гость, – и после этого с ним прервалась всякая связь. Возможно, он вернулся в своё место, не знаю.

– Кем ранен?

– Принцем Виктором. Свидетелей нет, если не считать… в общем, там с ним была принцесса Анна.

– Плохо. Это какой-то конфликт?

– Нет, скорее звёздные амбиции. Или ещё что-то не нашего ума.

Несколько секунд висело молчание.

– Плохо, – повторил Костин. – Он загубит всё дело.

– Дело загублено уже с тех пор, как решили поставить во главу угла этого непростого мальчика. Все теряются в догадках, чьи интересы мы теперь представляем. А наши собственные интересы отошли в распоряжение каких-то новых господ, которые не спешат нам даже представиться. Похоже, нами втёмную играют…

Неожиданно гость оборвал фразу, и сразу после этого Костин сказал задумчиво:

– Руководству виднее, как лучше организовать рабочий процесс. Что мы можем сейчас предложить? Подождём.

– Согласен. Ну, ладно, побегу, а то тебя ещё человек ждёт.

Виктор снова взял в руки журнал, сделав вид, будто углублён в чтение статьи. Закрыв за гостем входную дверь, Костин обернулся к нему.

– Так вы говорите, у вас ко мне есть письмо? – спросил он.

– Скорее, просто рекомендательная записка.

Костин пробежался глазами по строчкам и улыбнулся своим мыслям.

– Это один мой очень хороший знакомый. Я многим ему обязан. Его просьба для меня закон. Поверьте, у него поразительное чутьё на людей, поэтому я без сомнения и дам вам ночлег, и с удовольствием послушаю вас…

– Меня зовут Виктор.

– Очень приятно. –  Костин протянул Виктору руку для закрепления знакомства, и от того не ускользнула лёгкая тень в его взгляде, возможно, вызванная напоминанием неприятного кухонного разговора при совпадении имён.

Конечно, Костин сходил на первый этаж, чтобы уладить с вахтёром вопрос о ночлеге гостя. Вернувшись, он сообщил:

– Так-то всё в порядке, да только кастелянши нет, поздно уже, и у меня постельного белья нет. Но есть надувной матрас и ещё одно одеяло.

– Вполне подходяще. Какой бродяга откажется от надувного матраса с одеялом под тёплым кровом? Только не я.

Костин напоил Виктора чаем с булками. Кухня была маленькой, в ней даже двоим тесно, но ведь это не удивительно, за общежитие взималась чисто символическая плата, все расходы покрывались заводом. К тому же Костин придерживался одинокого образа быта, не терпящего рядом с собой никаких сожителей. А много ли надо одному человеку? Впрочем, таких как он здесь набралось на целый этаж. На третьем этаже располагались трёхместные комнаты для мужчин, а второй занимали незамужние женщины. Нижняя же часть общежития делилась на два крыла, и в одном работали все необходимые хозяйственные службы и помещения. В другом крыле руководство предусмотрительно спроектировало десяток малометражных квартир для молодых пар, ожидающих своей очереди на получение достойного ведомственного жилья от заводских застройщиков.

Всё это Костин рассказал заинтересованному Виктору, пока тот ужинал. Кстати сказать, в Первом королевстве не было ничего подобного, отец Виктора считал, что профсоюзные заигрывания с народом неизбежно заканчиваются развалом образующего порядка. «Эти вещи в истории случались уже не раз», – убеждённо говорил король Александр, а уж он-то всегда отдавал себе отчёт в своих словах.

– Куда вы потом направитесь? – поинтересовался Костин у Виктора после ужина, снова усадив его в кресло, а сам расположился на стуле напротив него.

– В планах посетить ещё несколько сёл по дороге в Карин, чтобы собрать данные для земельного министерства. Вернусь в Аквалань, напишу доклад о проделанной работе, отчитаюсь перед руководством. Как обычно.

– Вам нравится ваша работа? Я всегда удивлялся терпению полевых разведчиков. В любую погоду, при случайных обстоятельствах. Я бы так, наверно, не смог.

– Меня греет чувство свободы, точнее, воли. Пока я иду, я живу. Чувствую, думаю… Никто мне не указ.

Костин на минуту погрузился в свои мысли, помрачнел лицом.

– Как хорошо вы сказали: греет чувство воли, – проговорил он. – Но ведь это только чувство, верно? Где же сама воля?

– Это очень субъективно. Я нахожу такое чувство в дороге, другие люди в чём-то другом, своём. А воли нет. Она лишь мечта, иллюзия.

Костин вскинул на Виктора загоревшийся взгляд.

– А слабó мечту, или, как вы говорите, иллюзию превратить в реальность?

– До сих пор это никому не удавалось.

– Так что ж? Опустить руки? Греть себя мечтой и бездействовать? Чтобы пробить стену, надо бить в одну точку! И однажды стена рухнет.

– А если она, рухнув, погребёт под собой ни в чём не повинных людей по ту сторону стены? Мы не знаем, кем и для чего выстроена стена. А если она защищает нас от чего-нибудь ещё более неприятного, и тогда в пробитую нами брешь хлынут более разрушительные силы?

– Вы хотите предложить что-то лучше обычного сопротивления?

– Надо открыть правый берег Межи. В нём всё дело. В мире, в котором мы живём, нарушено равновесие, нет гармонии. Как в покосившемся доме. Наш мир однобокий. Мы могли бы его поправить, вернув в свою жизнь другой берег Межи. А в кособоком здании искать гармонию нет смысла, мы просто подерёмся, но мира не будет, дом останется кособоким и продолжит заваливаться.

Костин, не мигая, смотрел прямо в глаза Виктора.

– Наши зонды исследовали пространство на границе мира, над водами Межи, – сказал он. – Я не в курсе всего, я располагаю своим участком работы и только-то. Но исследования в этом направлении ведутся, и будут продолжаться. Они могут продолжаться бесконечно для того, чтобы и дальше сохранять власть в существующем её режиме. Я даже не сомневаюсь, что всё именно так и есть. Был бы я королём, я тоже, прежде всего, сохранял бы свою власть, и меня напрягала бы любая работа, направленная на  открытие другого берега. Как вы сами сказали, а вдруг там, за Межой, сдерживаются силы, противные королевской власти? Поэтому оставить всё, как есть, без изменения, разыгрывать бесконечный спектакль активных исследований стены было бы безопаснее и спокойнее для короля, чем открыть проход… А что предлагаете вы?

Виктору стало ясно, что готовится переворот с установлением народовластия в качестве государственного строя вместо существующей монархии. Куда там возвращенцам с их устремленьями против такого дышла! Но возможно, за спинами активистов, как и за спинами возвращенцев, тоже стоят ведуны, чтобы перевести область борьбы в более глубокую и сильную фазу, при которой монархия временно примет конституционную форму правления, но с существующими королевскими династиями будет покончено, и из тьмы веков поднимутся на свет забытые горские короли. Документ Карла фон Оттон показал, насколько всё серьёзно. Надо трясти ведунов, потому что в мире нет другой силы, которая могла бы так грамотно, поэтапно развивать деструктивные процессы в народе. Если, конечно, не думать о том, будто весь этот мир контролируется кем-то с той стороны Межи, из-за Межи. И значит, ему, Виктору, в любом случае необходимо сначала достичь менгира, чтобы встретиться с существом, которого Анна называет перевозчиком. Пусть я буду стрелой, летящей в пугливых оленей, думал Виктор, я спровоцирую их на бег, и уничтожу страх, хотя бы попытаюсь его уничтожить, хотя бы в себе.

– Есть сказание о менгире как о межевом столпе, на котором держатся петли мира… – по обыкновению начал Виктор, но Костин перебил его:

– Я слышал о нём.

– Ещё не всё. Менгир способен переносить человека в какое-то неявленное, промежуточное  пространство, из которого открывается доступ на Правый берег. Я знаю, где находится менгир. Я видел другой берег Межи.

Это был грубый блеф. Но Виктор сознательно решился на такой шаг. Во-первых, у него не было причин не верить словам Анны. Всё, о чём говорила принцесса, живо представлялось его внутреннему взору, и его настоящий Переход уже существует в реальности, только не завершён во времени. А во-вторых, Виктор просто не видел другой возможности надавить на своего собеседника, без чего весь этот разговор уже принимал нехороший для него оборот.

Костин молчал долго. Наконец, он сказал:

– Допустим, вы говорите правду. Но чего вы хотите от меня?

– Менгир находится в лощине на самом берегу Межи. Пространство вокруг него скручено таким образом, что двигаться к нему нужно из определённой точки по спирали. Говоря другими словами, он невидим для простого взгляда. Я хотел бы проверить, как это место будет смотреться с воздуха, и что скажут ваши измерительные приборы по сравнению с теми данными, которые вы получили при измерении поля границы над водами Межи.

– Вы с ума сошли, – проговорил Костин. – Как вы себе это представляете? Каждый летательный аппарат находится на специальном королевском учёте.

– Разве нет прогулочных? Воздушный шар для туристов.

– Вы не понимаете. Весь завод, все исследовательские и прочие работы находятся под специальным охранным контролем. Вы ненормальный.

– Перестаньте, это не ужаснее того, о чём мечтаете вы. К тому же, я не настаиваю, а только интересуюсь. Изыскиваю возможности и средства. Чтобы управлять явлением, нужно изучить его. А вас разве не интересует, как выглядит Правый берег? Вы меня не спросили об этом.

Костин побарабанил пальцами по столу, взъерошил волосы и выругался.

– Не знаю, что и сказать. Всё это как-то очень неожиданно. Я должен подумать. Мы можем увидеться с вами ещё? Где вас найти?

– Всё лето я в разъездах, а что будет зимой, пока не знаю. Хотелось бы остепениться, и тогда я сменю место службы и адрес. В общем, осенью я сам посещу вас. Ведь вы не планируете отсюда съезжать?

– Нет… Так что же вы видели?

– Там так же, как и здесь. Деревья, трава. Солнце. Новый Свет. Новая Земля. Людям становится тесно в рамках нынешнего мира, и есть возможность расширить эти рамки с минимумом потерь.

В глазах Костина появилось какое-то странное выражение. Выйдя из задумчивости, он сказал:

– Слишком многое услышал я от вас. Берегите себя.

После знакомства с Костиным, Виктор заторопился и исключил из своего плана посещение горских деревень, кроме одной, в которой ему предстояло найти Даура. Но ещё оставалась необходимость увидеть Карин, чтобы послушать, что говорят люди о движении возвращенцев. Там должен был открыться последний пазл для полного завершения картины народных волнений, тревожащих обоих королей.

Тракт незаметно, но постоянно шёл на подъём. Оглянувшись назад, можно было видеть Туф весь, чуть сверху, как на ладони, раскинувшийся на просторах плоской, с далёким зыбким горизонтом, степи. А впереди возвышался первый горный хребет. Тракт приблизился к нему, извернулся и плавно вписался в ущелье, из которого вытекала маленькая, но бурная речушка. Дальше дорога перекинулась на другую сторону потока через горбатый мост, вернулась снова к реке и начала извиваться вдоль её каменистого русла, против течения, всё вверх и вверх. Наконец, подъём кончился. Виктор созерцал пейзаж с жёсткого сиденья безрессорной повозки, терпя выматывающую тряску. На счастье, возница оказался молчаливым и не докучал обычными в такой дороге расспросами и поучениями. Когда солнце закатилось за вершины гор, он съехал с тракта на известный ему пятачок у подножия причудливого бома, где была оборудована площадка для ночёвки. Не говоря ни слова, возница распряг лошадь. Виктор неловко спустился с подножки на землю. Размявшись, он заковылял к шумящему потоку, умылся, напился ледяной воды, от которой заломило зубы – и ему снова стало легко и радостно. На небе высыпали крупные игольчатые звёзды. Виктор с возницей развели костёр, чтобы подкрепить себя горячей пищей, а потом улеглись рядом с угасающим огнём.

Перед рассветом Виктор проснулся от холода и бесконечной свежести горной ночи. Он поднял с земли свой палаточный плащ землемера, забрался с ним в повозку и тут же снова провалился в сон. А очнулся оттого, что повозка дёрнулась, продолжив путь. К полудню их неторопливый экипаж выехал на протяжённое плато. Миновали несколько обветренных каменных баб, у всех были одинаковые статичные фигуры со сложенными на груди руками. На другом конце равнины возвышалась сторожевая башня с полигональной кладкой стен. Разумеется, бездействующая, но в превосходном состоянии. Виктор оглянулся: от кого щетинилась башня? От тех каменных баб? Единственный раз за всё время возница заговорил, исполняя просьбу Виктора показать ему поворот, который должен привести к Дауру.

– Будете возвращаться из Карина, вам – сюда, – сказал возница, махнув кнутовищем в сторону примыкающей деревенской дороги.

Дальше долго поднимались по горному серпантину. Выбравшись наверх перевала, проехали через заросшие вереском узкие скальные ворота. И сразу за ними открылось обширное поднебесное пространство. Выше было только небо да некоторые верхушки гор. Тракт миновал высшую точку и стал полого снижаться. Склоны перевала раздвинулись в стороны, а сбоку выросла ещё одна башня, как две капли воды похожая на первую, что и на той стороне, внизу. Впереди, за волнистыми коврами альпийских лугов и нагромождениями камней уже просматривался Карин. По обочине тракта в направлении города шла женщина. Виктор видел её со спины, но когда они проезжали мимо, женщина остановилась и повернулась лицом, словно уступала дорогу. На мгновение их взгляды пересеклись, и повозка проехала дальше. Виктор взволнованно вглядывался в представший его глазам седой и славный город. Почти все здания и жилые дома в нём имели не более двух этажей. Среди них возносились своими плоскими крышами лишь несколько древних комплексов, по-видимому, составлявших собою центр или кремль. А бóльшая часть города, особенно окраина, была сложена из обычных современных построек. Кладка их стен сильно отличалась от кладки древних зданий тем, что камни в ней были слишком разными по величине и форме и скреплены между собою обычным строительным цементом. От тракта в сторону ответвлялась дорога. Там, ожидая, стояли два юных создания – миловидная девушка в длинном летнем платье с рисунком цветочных лепестков розовых и сиреневых тонов, в белой широкополой шляпе с развевающейся на ветру сиреневой лентой, а с ней стройный молодой человек в белой костюмной паре и сиреневой сорочке.

– Куда ведёт эта дорога? – спросил Виктор возницу, завороженный неожиданным в таких местах видом молодых людей.

– В какое-то горное селение, – холодно ответил он.

– Ты не знаешь? – удивился Виктор.

– Нет.

– Останови, я сойду здесь.

Виктор расплатился с возницей, как было условлено, и отпустил его, а сам направился к молодым. За Виктором повернула идущая следом женщина, но её путь лежал в сторону перевала по едва заметной тропе. Отойдя немного, она остановилась, развернулась лицом к дороге и стала смотреть на приближающегося к молодой паре Виктора. Юноша и девушка о чём-то тихо переговаривались между собой, они видели женщину.

– Здесь не проезжают экипажи, – с ходу обратился к ним Виктор. – Разве что какая-нибудь случайная запряжённая мулами деревенская арба, но так можно простоять очень долго.

– Нет, нам не нужно в деревню, мы в город, и ждём свой экипаж, – ответил юноша.

– Вот как? Этой дорогой можно попасть и в Карин тоже?

– Конечно, на его северо-восточную окраину, – ответила девушка.

– О, значит, вы местные! Я ищу того, кто рассказал бы мне о городе. Я из Аквалани, землемер.

– Мы можем взять вас с собой, – быстро согласилась девушка. – Мой отец учёный историк, он всегда бывает рад образованным людям, которые ищут знаний.

Виктор мысленно поблагодарил судьбу за благосклонность и уже открыл рот, чтобы поблагодарить девушку, но тут стоящая поодаль женщина замахала руками и закричала:

– Мужчина, не слушайте их! Они обманут вас!

– Не обращайте внимания, – перебила её крик девушка. – Она из коренных. Вам ещё доведётся с ними встретиться, их много в городе.

– Они вас обманут! – продолжала выкрикивать женщина раз за разом.

– Простите, сударыня, – в замешательстве проговорил Виктор, – я просто не в курсе всего, но мне хотелось узнать…

Девушка удивлённо повела бровью и с улыбкой переглянулась со своим спутником.

– Сударыня? – осторожно переспросила она.

Виктор ещё больше смутился.

– Да, насколько мне известно, так обращаются здесь к новому населению. Сударь, сударыня. Разве нет?

– Так обращаемся друг к другу мы, – опять вступил в разговор молодой человек, – но это конфиденциально, коренных не касается, а если кто-то из них знает об этом, никогда так не обратится ни к одному из нас.

Виктор совсем запутался. Девушка продолжала располагающе улыбаться.

– Не теряйтесь в предположениях, мы вам всё объясним по приезду домой. Вот уже и наш экипаж подходит.

На дорогу с тракта, от сторожевой башни сворачивала карета, запряжённая двумя лошадьми. Виктор оглянулся посмотреть на женщину. Тропа была пуста.

Они въехали в город и миновали площадь в его северо-восточной части. Все улицы и площади Карина были посыпаны каменной крошкой, которая обновлялась специальным дорожным устройством. Мостовая осталась только в кремле и представляла собою плотно прилегающие друг к другу плиты, точнее, блоки. Их глубина немногим уступала размерам длины и ширины. Кем и как это построено, а главное, зачем, никто из живущих уже не мог объяснить.

– Такими блоками когда-то был устлан весь древний Карин, – рассказывал Виктору отец девушки свою версию истории города. – Я пришёл к этому выводу, обнаружив, что все самые древние постройки стоят на блоках. В других же местах блоки раздроблены, и образовавшиеся понижения грунта засыпаны оставшимися от них обломками и крошкой. Так что та земля, почва, какая она здесь есть, принесена в город ради некоторой зелени. Неудивительно, что число и объём палисадов по городу с каждым годом увеличивается – согласитесь, с зеленью всё-таки веселее! Полагаю, древний город был чем-то вроде единого огромного дома, и в этом доме был свой пол, по которому ходили без обуви или в специальной обуви. Напоминает какой-то лунный религиозный культ. Не удивлюсь, если окажется, что город изначально окружался куполом, по крайней мере, кремль.

Учёного историка звали Виталий Рéмович. У него были когда-то синие, а с годами поблёкшие тёмно-голубые глаза и уже седые, но ещё густые волнистые волосы, которые он зачёсывал назад. Его дочь Вероника походила на него глазами, вернее, цветом глаз, только свои чёрные волосы коротко стригла «под мальчика», чего Виктор сразу не заметил под широкими полями её шляпы и был немного разочарован, когда она появилась в гостиной без головного убора, в домашней свободной рубахе и широкой юбке. Впрочем, ей и такой стиль был к лицу и фигуре. А вдобавок она обладала чистой белизной кожи, будто светящейся изнутри лёгким румянцем, и это вызывало у Виктора невольное молчаливое восхищение. Её друг жил в соседнем доме. Оба дома имели схожую архитектуру, потому что строились по общему проекту, а также общий двор и высокое каменное ограждение по всему периметру. Вообще Виктор заметил, что одни жилые постройки в Карине не имели никакой ограды, у других же имелось глухое ограждение в виде каменной стены. Это наводило на мысль о проживающих в городе двух соперничающих кланах с разной культурой. Виктору не терпелось расспросить о том, как сложилась такая демографическая ситуация, он ждал лишь удобного случая. И такой случай представился вечером после ужина, когда обе семьи вышли во двор, подышать свежим воздухом перед сном да побеседовать.

Всё пространство между домами освещалось цепью керосиновых светильников, развешенных на протянутой по периметру двора стальной проволоке. Здесь росла пара уже взрослых елей, а между ними помещался прямоугольный стол с четырьмя скамьями из морёной лиственницы. В сумерках над крышами бесшумно метались летучие мыши. Обе семьи расположились за столом перед кувшином глинтвейна, выставленным ради гостя. Супруга Виталия Ремовича умерла несколько лет назад, оставив его с тремя детьми. Её в хозяйстве теперь заменяла старшая дочь, двадцатичетырёхлетняя Вероника. Вторым по возрасту шёл восемнадцатилетний сын, а младшим ребёнком в семье росла тихая задумчивая девочка девяти лет. Во втором доме жили пожилые супруги с двумя сыновьями. С одним из них, Романом, Виктор был уже знаком.

– Я состою в должности директора научно-исследовательского института по истории и этнографии, который сам же и начинал, – рассказывал Виталий Ремович. – Благо, что король Валерий способствовал росту нашего молодого учреждения, поэтому на пути становления не было никаких препон. К тому же преподаю историю в старших классах мужской гимназии, в общем, дел хватает. Вероника пошла по моим стопам, училась в Аквалани на историческом, и вот, думаю взять её к себе, куда же ещё. А сын пока студент, медик, мечтает выучиться на хирурга, это у него от деда по материнской линии. Достойная и славная профессия. Да и наука идёт вперёд! А как вы? Я имею в виду столичную геодезию, есть ли какие-нибудь открытия в этой области?

Виктор откинулся на спинку скамьи.

– Путешествуем, открываем новую реальность бытия. Расширяем горизонты.

– А в западном направлении, полагаю, ещё не продвигались? Или ваш настоящий маршрут как раз туда?

– Ну что вы! В одиночку такими маршрутами не ходят, туда нужна серьёзная экспедиция.

Вероника подтолкнула локтем отца.

– Расскажи ему… – попросила она.

– Да, пожалуй. – Виталий Ремович посмотрел на своего соседа по дому, потом на его супругу, и, получив их молчаливую поддержку, перевёл взгляд на Виктора. – Дело в том, что мы пришли в Карин с запада.

Он сделал паузу, дав Виктору время уяснить эту фразу. Виктор смотрел на девочку. Она спокойно ела домашнее пирожное.

– С запада, – наклонив голову в знак согласия, повторил Виктор.

– Да. – Виталий Ремович положил обе кисти рук на край столешницы. – Мы, старики, родились там, где сейчас лежат пески. Но когда-то это был цветущий край. И он почему-то превратился в непригодную для жизни пустыню.

– То есть, вы хотите сказать, будто пустыня образовалась сама, а не люди превратили в пустыню свой цветущий край? Просто мне известно, что если в лесной зоне быстро и бесконтрольно использовать лесные ресурсы, то химический состав почвы изменится, а с ним и грунтовые воды изменят своё направление. Мы как раз занимаемся этой проблемой, исследуем процессы опустынивания на примере нашей обширной лесостепи и по мере сил пытаемся восполнять то, что забираем у природы, чтобы восстановить необходимый баланс. А ещё меня давно волнует вопрос деструктивного поведения у вполне нормальных людей. Например, несмотря на очевидную эволюцию, человечество в целом всегда стремится к самоуничтожению.

– Мне трудно судить о земле и воде так, как вы, потому что я не имею для этого специального образования, – продолжил Виталий Ремович. – Но о самоуничтожении этносов мог бы профессионально рассказывать вам ровно столько, сколько существуют люди на земле, потому что вся история состоит именно из таких моментов. Затем на опустевшую землю приходят новички, и всё повторяется. Но я-то говорю о другом. Это было время, когда оба берега Межи были открыты для нас, но потом что-то произошло, какое-то сумасшествие. Вся земля покрылась песком, который падал с неба, приносимый ветром. Он прибывал так быстро, как не бывает в природе. А потом другой берег закрылся, и мы оказались на грани выживания.

– Постойте, что же получается, другой берег закрылся ещё при вашей жизни? Вы живые свидетели?

– Ну да, и мы стали искать другое место для поселения, чтобы выжить. Дальше на запад двигаться было невозможно, горы там достигают высоты нескольких километров, а пропасти между ними непроходимы. Может быть, там и сейчас ещё живёт кто-нибудь, кто знает все тропы и пути, но тогда нам было не до исследований. Мы двинулись на восток, вниз по течению Межи и оказались здесь, в этом городе, о существовании которого раньше даже не знали. Это странно, но это так. Ведь всегда кажется,  будто ты знаешь всё, что нужно знать. Даже в раннем детстве. И только потом становится ясно, что чем больше знаешь, тем яснее понимаешь, что ничего не знаешь. Мир большая загадка, а мы в нём слепы.

Девочка доела пирожное и взяла другое.

– Это правда странно, что мы ничего не знали друг о друге, – обратился к Виктору сосед Виталия Ремовича. – Нет, мы знали, конечно, что на востоке есть другая страна, в которой тоже люди живут, но то, что у вас другой берег Межи закрылся, и идёт большой передел… Впрочем, мы были молоды, а молодость ветрена и не вникает в проблемы. А возможно, наши правители не торопились нам поведать о том, что происходит здесь, чтобы не сеять панику, может, они надеялись, что всё вернётся на свои места? Но пришло время, когда та же беда коснулась нас, и никто не был к этому готов. Да разве можно быть готовым к такому?

Виталий Ремович прищёлкнул языком.

– Восток дело тонкое, – неловко пошутил он. – А у нас и своих проблем хватало.

– Ну да, особенно этнические разборки, кто лучше, кто хуже, – сказала соседка, покачала головой и нахмурилась. – Не гневите бога, всё равно нам всем жилось хорошо. Да и сейчас не плохо.

– Правильно, – поддержала её Вероника. – Нужно принимать жизнь такой, какая она есть, а вы всё ещё сокрушаетесь по поводу того, что произошло четверть века тому назад. Только жизнь себе портите.

– Вероничка, в данном случае никто не жалеет того, чего уже не вернуть, это и так ясно, но речь о том, что делать дальше, – пояснил Роман. – Можно двигаться вместе с королевской политикой всё дальше на восток, в сторону Холодных земель. Можно хвататься за косяки, как делают коренные, пытаясь убедить себя и всех остальных, что они самые умные и правильные, потому что всё время "возвращаются домой". А можно действительно вернуться. Разумеется, не в пустыню, а на Правый берег.

Вероника стрельнула глазами на Виктора и скорчила зверское лицо Роману, насколько у неё это могло получиться.

– Кажется, я что-то пропустил? – спохватился Виктор. – Или я просто не понял вас? Вы призываете людей вернуться на закрытый берег Межи, так?

– Совершенно верно.

– А коренные, как вы их называете, то есть местные жители Карина, убеждают вернуться… куда?

Виталий Ремович жестом призвал Романа уступить ему с ответом и объяснил:

– Они исповедуют некий материнский культ ама-га, что буквально можно перевести, как "назад к матери". А в философском контексте это надо понимать так. Кто не покидал материнского гнезда, тому и не придётся возвращаться с раскаянием блудных детей. Теперь они, по традиции, при каждой встрече и прощании вместо "здравствуйте" и "до свидания" произносят "ама-га", чтобы этим напоминанием всегда возвращать друг друга к реальности от заблуждений и соблазнов мира сего, который они считают иллюзорным. Я как специалист в этой области должен отметить глубокий смысл их религии. Но бесспорно и то, что она мешает развитию современного общества, более того, провоцирует сепаратистские настроения в народе. Поэтому от короля Валерия коренное население получило высокого куратора, а именно обер-прокурора Ариса. Его святейшество сам вышел из того же народа, понимает все их чаяния, как свои собственные. Будучи человеком глубокого ума и больших способностей, он умело разруливает ситуацию при помощи политики компромиссов.

– А коренных теперь прозвали "возвращенцами", чтобы это словечко играло роль пугала? – спросил Виктор.

– Именно.

– Но какую роль здесь играют ведуны Первого королевства?

– Никакой. С чего вы взяли?

– Ну как же, возвращенцы пропагандируют слияние королевств, а в этом случае власть вернётся к королям Первого государства, то есть, к потомкам короля Роберта.

– Она и так вернётся к ним в лице будущего короля Виктора.

– Верно, – немного смутился Виктор. – Однако родившийся сын короля Валерия будет лишён возможности наследования власти, и начатый королём Константином  расцвет науки и техники канет в небытие, а магия ведунов вновь вернёт себе силу.

Настал черёд Виталия Ремовича растерянно задуматься. А Виктор продолжил:

– По всему выходит, что ведуны даже в большей степени, нежели кабинет короля Валерия, заинтересованы в шельмовании движения возвращенчества. Ведь ваш призыв к возвращению на Правый берег теперь потерялся в шуме вокруг сепаратистов. Так?

– Разумеется, – медленно произнёс Виталий Ремович, пытаясь догадаться, к чему клонит Виктор.

– И это тоже выгодно ведунам, – продолжал Виктор. – Скажу ещё точнее: это больше никому не выгодно, кроме них. Простое совпадение? Тем не менее, в магии есть положение, разъясняющее мистическую силу двойников. Если хочешь уничтожить, но не можешь справиться с каким-нибудь народным движением обычной политикой кнута и пряника, создай двойника. Пусть в народе появится ещё одно такое же движение, с такими же призывами, и даже имеет такое же название. И пусть оно демонстративно дистанцируется от первого, словно спорит с ним, кто истинный, а кто поддельный. И тогда в народе станут говорить: да ну их всех, пусть они там сначала сами разберутся между собой, кто из них кто. Вот и выходит, что ведуны сами раскрутили коренных в политическом движении возвращенчества, и сами же потом организовали их шельмование.

Виталий Ремович прокашлялся и обвёл взглядом всех сидящих за столом.

– Вынужден согласиться, Виктор, что ваше предположение имеет место быть. Но даже если это так, нам-то от этого не легче.

– У нас с коренными сложились очень напряжённые отношения, – вздохнув, продолжил разговор сосед. – Они почему-то считают, что мы притесняем их, чуть ли не гоним. Но мы вовсе не гоним, даже не притесняем ни в чём. Судите сами: мы их не высмеиваем, не создаём им конкуренции. Строим свои дома на свободном месте. Что нам нужно – покупаем у них, что им нужно – продаём им безо всякого обмана. Хотя сами они не считают зазорным спекуляцию и вымогательство. Очень вздорный народец.

– Может быть, их оскорбляет как раз ваше дистанцирование, нежелание сблизиться с ними, и за это они подозревают вас в шовинизме? – предположил Виктор.

– Ой, Виктор, не смешите, – махнув рукой, сказала соседка. – Шовинизм скорее в их характере, уж если они столь религиозны. Вы же сами понимаете, любая религия предполагает истину за собой, и, значит, вы, по их понятиям, будете не правы в любом случае, кем бы вы ни были, если не разделяете их веру, не исполняете их религиозных предписаний и так далее.

– А эти высокие стены вокруг ваших домов? Это же обособление?

– Это вынужденная мера, – заявил сосед. – Сначала таких стен мы не строили, но коренные по ночам принялись бить камнями стёкла в окнах наших домов. А стекло в Карине не производят, за ним нужно ехать в Туф.

– Но у них дома вообще без ограждения, – не унимался Виктор.

– И не удивительно! – наперебой заговорили сразу несколько человек. – Мы-то стёкол в их домах не бьём, чего им переживать.

– А вы видели каменных истуканов, когда ехали сюда? – вдруг поинтересовался у Виктора медик-студент. – Там, внизу, на плато с той стороны перевала.

– Да, о них я тоже хотел расспросить! – воскликнул Виктор. – Чьи они?

Виталий Ремович воспрянул духом, услышав тему, касающуюся его профессиональных интересов.

– Таких истуканов ставили коренные в начале их исторического пути. Они олицетворяют материнское начало…

– А сторожевые башни? – перебил его Виктор.

– К сожалению, пока неизвестно, возможно, это дело тех, кто жил здесь до них и строил Карин, потому что характер кладки древних зданий и башен идентичен.

– Выходит, коренные вовсе не коренные, а тоже когда-то были пришельцами, – сделал вывод Виктор.

– Выходит, так.

– Глинтвейн остыл. Вероника, сходи, пожалуйста, на кухню, принеси горяченького, а этот унеси, – попросила соседка.

Тема разговора сменилась, перейдя в область виноделия. В Карине росли самые лучшие в королевстве виноградники, и производились самые элитные напитки. Виктор поинтересовался, можно ли познакомиться с производством вина поближе, и не прогонят ли его, если он появится с такой просьбой на проходной завода. Но его сейчас же успокоили, объяснив, что в Карине действует негласное правило гостеприимства для любого серьёзного человека.

– Если вы убедите их в своей заинтересованности, для вас всегда найдётся добровольный экскурсовод, который и проведёт везде, и покажет всё, что касается нашей славной отрасли виноделия, – сказал сосед с хозяйской гордостью за свой город и край. – Здесь есть, конечно, своя выгода, ведь вы потом всё это перескажете другим людям, когда вёрнётесь домой, и ваши рассказы послужат лучшей рекламой нашим виноделам и их продукции, а значит, и самому Карину.

И потом ещё долго сидели за столом и с удовольствием разговаривали обо всём, к чему прикасалось сознание близких по духу людей. Время располагало к такому общению. У Вероники, по снисходительной благосклонности отца, продолжались летние каникулы после окончания учебного заведения и получения документа о высшем историческом образовании столичного образца. У самого Виталия Ремовича тоже наступили каникулы в мужской гимназии, а в институт он мог позволить себе прийти и немного позже, пока в работе не намечалось ничего срочного или неотложного. Супруга соседа была домохозяйкой, потому что её муж работал как раз в области продажи вина и имел свой пользующийся успехом магазин в центре города, который приносил семье неплохой доход. Одному Роману нужно было прибыть на службу к определённому часу, как обычно, поэтому его бокал оставался наполовину полным на протяжении всего застолья.

На следующий день, пока домочадцы раскачивались, желая друг другу доброго утра после ночного сна, Виктор, по своему обыкновению, решил прогуляться по городу перед завтраком. На улице он обратился к встречному прохожему с вопросом, какой путь будет самым коротким до северо-восточной площади, чтобы нанять там извозчика в кремль, и тот показал дорогу. Через некоторое время, отметив про себя, что идёт слишком долго, он решил подстраховаться и обратился к прохожей женщине с тем же вопросом. С удивлением услышав от неё, что идёт в обратном направлении, он свернул в тот проулок, куда она указала, и спустя полчаса оказался в тупике. Повернув назад, вышел опять на ту же улицу. На этот раз он не стал обращаться к коренным, а подождал, пока ему попадётся кто-нибудь из новых поселенцев. Отличить одних от других было не сложно по чертам лиц и одежде. Поселенцы одевались так же, как и большинство жителей Второго королевства, следуя диктуемой Акваланью моде. А коренные ткали себе одежду светлых или тёмных серых тонов и носили её в сочетании с яркими деталями гардероба: красные, оранжевые или жёлтые платки у женщин, и такие же пояса у мужчин. Выслушав Виктора, поселенец подтвердил догадку Виктора:

– Никогда не обращайтесь к коренным на улице, даже если у вас не будет выбора. – Он доходчиво объяснил, где площадь, и где сейчас находятся они. – Город хоть и не назовёшь маленьким, он достаточно простой по своей планировке. Кремль является центром, и к нему стекаются все прямые улицы, пересекаемые радиально-кольцевыми на разном удалении от центра. Те и другие значительно шире проулков, которые имеют частное значение и почти всегда заканчиваются тупиками.

О радиально-кольцевой планировке Карина Виктор знал и раньше, но как просто обманулся на доверии! Ничего себе гостеприимство, думал он, вспоминая предупреждение Вероники о характере коренных: «Вам ещё доведётся с ними встретиться». Ну, вот и познакомился.

Возвращаясь в дом своих новых друзей, принц понимал, что к завтраку он безнадёжно опоздал.

– Нет-нет, так не везде, – поспешил успокоить Виктора сосед, убеждая, будто гостеприимство коренных не имеет ничего общего с их поведением на улице. – В следующий раз начните разговор с обязательного приветствия ама-га, и в конце разговора не забывайте попрощаться так же. Я, конечно, не могу гарантировать, что эти слова подействуют волшебным образом, но они помогут сгладить самые острые углы.

– А в кремль, дорогой Виктор, я завтра провожу вас сам и прокомментирую всё, что нужно, – пообещал Виталий Ремович.

Но назавтра, поднявшись с постели и обнаружив комнату Виталия Ремовича пустой, Виктор встретился на кухне с уже бодрствующей Вероникой, которая ему рассказала, что отца ни свет ни заря вызвали в институт по какому-то срочному делу. Она была радушно настроена и сыпала предложениями.

– Знаете что, я придумала чем занять вас сегодня. Раз экскурсия по кремлю уже расписана, мы поедем на службу Романа, ведь вам интересно посмотреть на Сторожевую башню? Да, да, вы сами говорили, я помню.

Виктор должен был признать, что это сущая правда, и они стали собираться. Мимо их дома не ходили экипажи. Чтобы нанять извозчика, пришлось отправиться пешком на площадь.

– А обратно мы вместе с Романом поедем в гарнизонном экипаже, том самом, помните?

Гарнизон располагался в некотором отдалении от тракта вдоль горного ручья на стыке склона хребта и долины. Это была войсковая часть, следующая скорее традиции, чем реальной необходимости в военизированной защите города, хотя воинский устав в жизни гарнизона по-прежнему имел решающее значение. Даже издалека можно было видеть учебные передвижения солдат на плацу и прилегающей к нему территории, казармы стояли с открытыми настежь дверями ради проветривания пустых и, конечно, идеально чистых помещений.

Однако они туда не поехали. Вероника попросила извозчика остановиться сразу, как только повозка свернула с тракта и стала объезжать Сторожевую башню. Виктор спрыгнул с подножки, подав руку Веронике. Она с обворожительной усмешкой приняла его услугу.

– Вот здесь и несёт свою службу наш поручик Роман, интендант гарнизона его королевского величества при Карине, – сказала она снисходительным, немного ироничным тоном, но в тайне это прозвучало горделиво. Целый букет эмоций слышался в её голосе, когда она через полуопущенные от яркого солнца ресницы окинула взглядом башню и укреплённый частоколом лагерь. Виктор понял, что ей нравится жизнь, в которой есть место и суровому каждодневному подвигу, и удальству. – Правда, пока он ещё не дослужился до высокого интендантского чина по возрасту лет, и несёт пограничную караульную службу в этой башне. Но у него есть все необходимые качества для продвижения.

– Если я правильно понял, Роман является интендантом подразделения пограничной службы?

– Да! В его подчинении взвод пограничной службы, четверо солдат. Все они неотлучно живут в расположении гарнизона, и раз в год им предоставляется отпуск в размере двух недель. А сам господин интендант имеет право ежевечерне оставлять место службы для отбытия домой, чтобы снова появляться, согласно расписанию, для утреннего развода.

Вероника засмеялась, и Виктор немного растерялся, потому что не понял причину её смеха. А она крепко взяла его под руку, увлекая по направлению к башне.

– Но в случае боевой или учебной тревоги посыльный даже ночью поднимет его с постели для прибытия в штаб.

– Интересно, чем же занимается остальной личный состав гарнизона, если это, конечно, не составляет военной тайны? – продолжал поддерживать начатую тему разговора Виктор, разглядывая каменные стены, в которых отдельные блоки были пригнаны друг к другу с таким поразительным совершенством, что между ними не могло бы протиснуться даже самое тонкое лезвие.

Виктор невольно положил руку на рукоять своего ножа, и это не ускользнуло от внимания Вероники.

– Офицеры и солдаты несут караульную службу, присутствуют при любой торжественной церемонии, сопровождают официальные лица там, где это необходимо, – начала перечислять она наизусть известные ей положения устава. – В общем, везде, где требуется обеспечение безопасности и красота действия… А вы тоже офицер? Или этот нож даётся в любом случае для выезда на полевые работы?

Она потянула его за локоть, призывая остановиться.

– Да, я офицер, – подтвердил Виктор, после чего Вероника резко прервала разговор, воскликнув: – Ну, вот мы и у входа! Где же часовой?

– Я отослал его в лес за ягодами для чая, – отчётливо прозвучал голос Романа откуда-то сверху. Виктор запрокинул голову и увидел его стоящим на смотровой площадке башни прямо над их головами. – Поднимайтесь наверх!

Перед узким проёмом входа в башню лежала железная решётка, чтобы оббивать обувь от налипшей грязи в дождливую погоду. Теперь же на небе светило солнце, под ногами сухо шуршали мелкие камушки, не пачкая подошв, поэтому решётка была чистой. Вероника первая, а за нею Виктор вошли внутрь и поднялись вверх на десяток ступеней, оказавшись перед тяжёлой кованой дверью хотя и довольно послужившей, но явно уже современного изготовления. Здесь Вероника посторонилась, давая Виктору возможность самому справиться с дверной пружиной. Всё это чем-то напомнило ему зáмок в Старых горах, если не считать полигональной кладки стен. Башня дышала такой древностью, какую из ныне живущих никто не мог помнить. Возможно, её строили два, три или даже пять веков тому назад.

Поднимаясь по каменной винтовой лестнице, Виктор придерживал под локоть Веронику, а она держала подол платья перед собой, чтобы не запнуться об него, потому что ступени были крутыми. Их шаги гулко отдавались под тёмными сводами, глаза Вероники восхищённо блестели, когда она пыталась выглянуть наружу через встречавшиеся на каждом витке узкие т-образные бойницы, предназначенные как для естественного освещения, так и для обороны башни и рубежа. Шесть витков насчитал Виктор, прежде чем они оказались в расположении пограничного поста. Это было квадратное или почти квадратное помещение с потолком из широченных досок лиственницы, до которого высокий ростом Виктор мог легко дотянуться рукой. Давящее ощущение низкого потолка возмещалось широким оконным проёмом высотой от пояса и до самого верха. По всей видимости, этот проём тянулся и выше, а деревянное перекрытие было сделано для того, чтобы поделить помещение на два этажа. По нижнему уровню всего проёма следовали на равном удалении вертикальные каменные выступы, скорее всего, из соображений оборонительного характера. У дальней стены на каменном полу стояли простой и крепко сбитый стол, пара табуретов и два шкафа, один из которых был железным, в нём держали оружие. Другой шкаф заполняли папки с бумагами и уставные книги.

Из-за шкафа, где незаметно располагался лестничный проход на самый верх, как фокусник, в изящном мундире появился Роман, держа в руках стул для Вероники. Для себя и для Виктора он подвинул к столу табуреты. На столе уже стоял медный чайник без крышки, до краёв наполненный дымящимся кипятком, стаканы в подстаканниках и деревянная кружка с какой-то заваркой.

– Этого оболтуса не дождёмся, – добродушно проворчал Роман. – Отпустил его, теперь всё, оторвётся по полной.

– Господин поручик, ты, наверно, перекипятил воду, ожидая нас! – Вероника рассмеялась, и было видно, как ей сейчас хорошо.

– Она была не очень горячей, когда я увидел вашу повозку и поставил опять на огонь.

– Керосинка? – поинтересовался Виктор.

– Да, там наверху.

– А здесь нет никакого обогрева? Зимой, должно быть, очень холодно… – Виктор взял двумя руками свой стакан.

– Не жарко, – согласился Роман. – А кто сказал, что должно быть легко? Служба! Впрочем, на зиму мы утепляемся ставнями. Видите, по краям есть петли для креплений? Обзор остаётся только на открытой верхней площадке, а здесь пережидаем смену. Поддерживаем огонь в переносной печке, и всё такое прочее. Солдаты дежурят попарно, через сутки. А летом я заменяю одного из них, когда они по очереди ходят в отпуск.

Отпив глоток запашистого травяного чая, Роман расстегнул тесный ворот мундира.

– Боюсь наскучить своими вопросами, но, правда же, интересно: другая башня с той стороны перевала пуста? – спросил Виктор.

– Когда-то это узкое место в скалах было важным форпостом по дороге в степные районы Побережья. Вы не напрасно интересуетесь, славная история Карина на самом деле достойна внимания и уважения, – спокойно и очень серьёзно ответил Роман. – В те времена люди искренно желали найти истину в столкновениях характеров и мнений. Даже войны назывались святыми. Это сейчас мы находимся в каком-то духовном параличе, а тогда одной сторожевой башни для охраны безопасности было мало. Да, наука вернула людям устремлённость к истине, которую утратила церковь, заново вдохновила, что ли. Но я не уверен, что "всё будет хорошо". А знаете почему? Посмотрите, чем живёт сегодня Первое королевство. Они не спешат повторить наш научный опыт, их социальная депрессия зашла слишком далеко, и там уже никого не увлекает борьба за победу, за лучшее будущее. У нас хотя бы одна сторожевая башня из двух продолжает нести караул, а там нет и этого. Людей можно унижать, мучить – они будут терпеть, без смысла, без исхода. И заметьте, церковь в этом случае уже ни при чём, там давно нет никакой церкви, даже такой, как у нас. Ведуны? Магия? Возможно.

Эти слова обожгли Виктора будто огнём. Так и есть, подумал он, но вида не подал.

– Где вы учились, Роман?

Поручик сделал длинный глоток чая и поставил стакан на стол.

– Я окончил военное училище в Туфе. Здесь тоже есть своё, но мне захотелось в Туф. Прекрасные были годы! Затем по распределению направлен сюда. Там, наверху посчитали логичным сделать, чтобы человек из Карина и служил в Карине. Сначала я был с этим внутренне не согласен, и всё такое прочее. А теперь понимаю, что это судьба. – Он закинул ногу на ногу и обхватил колено сцеплёнными пальцами напряжённых рук. – Когда начнётся война, а она непременно начнётся, я буду на родине.

– Война с кем?

– Война людей. Там будет видно.

– Но это не выход.

– А где выход?

Вероника хлопнула в ладоши. Она улыбалась.

– Мальчики, давайте о хорошем! Это всегда так, если мужчины начинают говорить что-то умное, они становятся такие зануды, ужас! – Она легко поднялась и, очутившись возле оконного проёма, обернулась к ним. – Когда я смотрю отсюда, у меня всегда захватывает дух! Этот солнечный свет на верхушках гор и весь гарнизон внизу как на ладони.

Роман и Виктор оживились и последовали её примеру.

– Да-да, и ручей, – со смешком быстро заговорил Роман, показывая рукой. – Мы все там обычно купаемся, но это же самоволка! Так вот, из расположения гарнизона местечко не просматривается, а из башни в подзорную трубу легко можно усмотреть "нарущающие лица" и потом шантажировать.

Вероника фыркнула от смеха, прикрыв рот рукой. Виктор засмотрелся на её раскрасневшееся после горячего чая лицо. Перехватив его взгляд, она распахнула ресницы и сдавленно проговорила: «Ой, что это у тебя на плече?» А когда Виктор с недоумением стал рассматривать руку, ловко выхватила его нож, наставив на него. Виктор отшатнулся и выразительно отгородился ладонями.

– Тихо, тихо, он очень острый. Я не шучу.

– Я знаю. И тоже не шучу. Ты мой пленник! – в запале своей военной операции переходя на "ты" заявила Вероника.

А Виктора стал разбирать смех, потому что он краем глаза заметил, как за её спиной Роман бесшумно стянул со стены сохнущий на крюке пустой мешок. Не подозревая о подвохе, Вероника нахмурилась.

– А, так ты не боишься…

В следующее мгновение она сама оказалась пленницей, а нож конфискован. И можно догадаться, что их дурачество продолжалось ещё долго, они же дети… и "всё такое прочее".

– Нет, вы подумайте, уже вечереет, а его до сих пор нет! – воскликнул Роман, вспомнив о своём часовом. – Если я из-за него опоздаю на вечерний экипаж, он у меня получит пять суток гауптвахты… или нет, – поправился он, подумав о том, что тогда и караул придётся нести самому, – он у меня получит пять нарядов вне очереди!

– Жёстко, – согласился Виктор.

– Роман, – вдруг очень натурально ужаснулась Вероника, – а кто сегодня в карауле, если не ты и не он?

– Не я и не он, – не сморгнув глазом, подтвердил Роман. – Поэтому я и в гневе!

– А тебе самому не попадёт за это? – засомневалась Вероника.

– Пока всё в порядке, и ещё не поздно… – начал Роман.

– …и пока враг не завладел нашими рубежами… – поддержала его Вероника.

– …мы все трое станем нести караул, – закончил общую мысль Виктор. – Тем более, мне давно хочется увидеть город и окрестности со смотровой площадки башни, но я скромно молчу уже.

И они поднялись наверх по деревянной скрипучей лестнице, что была в простенке за шкафом. Здесь, под открытым небом, прошитая всеми ветрами мира реальность казалась огромным куполом, по которому отрешённо плыли облака, а сбоку, между ними, висела потерявшаяся в солнечном свете, прозрачно-белая, но всё же самая настоящая луна. Вероника тут же подошла к краю, положив руки на перила, которые крепились между каменными зубцами.

– Поглядите, какая красота, отсюда, с такой высотищи, вся земля видна!

И особенно город. Он лежал на западе, куда сейчас стремилось оранжевое солнце убывающего летнего дня, и против его лучей смотрелся тяжеловесно затенённым. А плоские крыши его домов, наоборот, ярко выделялись, как на искусно освещённом макете. Только, в отличие от макета, город был живым. По его улицам разъезжали конные экипажи и ходили люди, над ним летали птичьи стаи – и всё это сразу, как на ладонях неведомого великана-бога. Трое молодых людей на башне невольно умолкли, чувствуя, что и они сейчас тоже открыты внимательному взгляду откуда-то сверху существа настолько огромного, что сознание не улавливало его очертаний.

– Вон он идёт!

Стоящий на другой стороне площадки Роман смотрел в сторону перевала, покрытого зелёными пятнами растительности, оттуда спускалась фигурка очень спешащего часового.

– Спал он там, в кустах, что ли? Проснулся…

Солдата встретили внизу, на первом этаже пограничного поста, и Роман тут же пресёк его попытки к самооправданию.

– Разговорчики! Ставь котелок с ягодой и живо в караул! Сигналкой там займись, я сегодня не проверял.

Слегка пригнувшись, как в бою, часовой ринулся наверх, а Роман осмотрел ягоду, перетряхнув её в котелке с боку на бок.

– Маловато что-то, наверно, сам сожрал больше этого. Кстати, вы есть хотите? Нам каждое утро завозят пищу на сутки.

– Теперь уже дома поужинаем, скоро прибудет наш экипаж, – сказала Вероника.

И действительно, вскоре возле башни остановилась знакомая Роману карета, запряжённая парой лошадей, и из неё высунулся молодой офицер.

– Эй, Роман, где ты там? Давай не задерживай!

Тот помахал рукой из оконного проёма, прокричав в ответ:

– Уже идём! Но нас тут трое.

– Да хоть тридцать, – донеслось снизу, – веселее будет ехать.

Поехали. С одной стороны салона сиденье занимали два офицера, а с другой уместились Роман, Виктор, Вероника посередине. Сидеть пришлось плотно прижавшись друг к другу. Вероника выждала, когда экипаж тронется и, под негласным предлогом того, что надо же как-то держаться, притиснула своё колено к ноге притиснутого к стенке кареты Виктора. Могла бы этого и не делать, держась за одного Романа. Виктор решил, что обратить на это внимание сейчас, значит, обратить на это внимание всех, кто был в карете. Наверное, также решила и Вероника, совершенно уверенная в порядочности Виктора. Виктор отвернулся в окно, выбрав порядочность.

Когда приехали домой, выяснилось, что Виталий Ремович ещё не вернулся из института. Соседка накрыла стол для ужина во дворе.

– Как они сообщались? – спросил Виктор у Романа. – Как башни сообщались между собой? Как-то же они передавали сигналы друг другу, а если нет, зачем было дублировать пост? Смысл только один – в усилении контроля.

Роман положил вилку и отпил глоток вина.

– Ты прав, мой друг, – без улыбки, грустно пошутил Роман, – это было что-то отличающееся от нашего фонаря. Например, средство сигнальной связи, только беспроводное, действующее на большие расстояния.

– Тогда нужно признать, что технически они превосходили нас.

– Ну, не обязательно превосходили. Просто у них были развиты другие стороны технического прогресса. Это логично: что на потребу, то и развивали. У них были другие потребности, вот и всё.

Вероника вздохнула и, перебросившись парой фраз с соседкой, удалилась в дом.

– Честно говоря, Виктор, я не силён в этом вопросе. Спроси лучше Виталия Ремовича, может, у него есть какие-нибудь предположения.

Виктор вспомнил беспокоивший его невыясненный вопрос, и поинтересовался у Романа, что он имел в виду, когда сказал вечером за столом, будто можно двигаться вместе с королевской политикой, всё дальше на восток, в сторону Холодных земель? И Роман ответил, что у Виталия Ремовича, среди прочих очень многих предположений есть интересное предположение о сползании всех вновь появившихся на этой стороне Межи народов с запада на восток.

– Новые люди появляются в истории всегда на западе, – объяснил эту мысль Роман. – Но с течением времени они географически сдвигаются вниз по течению Межи. Это как бы неизбежность эволюции, закон жизни здесь, на Левом берегу.

Он рассмеялся и добавил, чтобы сменить тему разговора на что-нибудь более лёгкое и весёлое:

– Может быть, поэтому нам кажется, будто солнце всегда стремится на запад? Просто мы сами всегда стремимся на восток, хотя и не хотим себе в этом признаться.

Виктор улыбнулся краешками рта, чтобы поддержать Романа.

– А вот и сам, наконец-то! – сказала соседка, первой заметив появившегося во дворе Виталия Ремовича. Она радостно подхватилась из-за стола. – Виталий, мой руки и присаживайся, я тебе принесу горячего гуляша!

Старик остановил её, устало изобразив пальцами в воздухе нечто отрицательное.

– Не нужно, у меня сейчас нет аппетита. Лучше принеси мне… – он подслеповато присмотрелся к уместившейся среди прочей посуды бутылке красного столового вина, – нет, принеси моего любимого, ты знаешь.

Соседка исчезла в доме на минуту, вернувшись с бутылкой белого. Из другого дома вышла Вероника, чтобы встретить отца, они обнялись и поцеловали друг друга в щёку. Виталий Ремович уселся на своём обычном месте за столом, облегчённо вздохнул, а мыть рук он не стал. Вероника расположилась рядом с ним.

– Придётся завтра отправиться в Туф, такие дела. Пробуду там день-другой, не больше… Виктор, сожалею, что не имею возможности исполнить обещанное. Но убедительно прошу вас остаться у меня в гостях до моего приезда. Я покажу вам кое-что из моей коллекции археологических находок. Некоторый, так сказать, артефакт! – Он взглянул на Веронику, и на его лице сложилось лукавое выражение. – А профессиональную экскурсию по кремлю вам устроит моя взрослая дочь. Уверяю вас, у неё это получится ничуть не хуже, а, может быть, даже лучше. Она молода, и видит вещи по-новому, на волне времени, как я уже не умею видеть.

От неожиданной глубокой похвалы отца при всех, за столом Вероника смутилась. Она по-детски неосторожно вскинула глаза на Виктора, поздно поняла свою оплошность и стремительно покраснела. На первых порах знакомства с нею Виктору казалось, что эта властная девушка сама руководит своими эмоциями, а оказалось, что она внутри такая же наивная, ранимая и беззащитная, как все люди. Вероника нахмурилась, вцепившись пальцами в край скамьи, чтобы не опозорить себя малодушным побегом. Уже через несколько мгновений она справилась с ситуацией и вернула себе привычно уверенный и немного насмешливый вид умелой провинциальной красавицы. Звякнул металл – это младший брат Романа столкнул локтем вилку и полез за ней под стол. Роман положил на пустую тарелку скомканную бумажную салфетку.

– За сим откланиваюсь, – сдержанно съёрничал он. – Вероничка, если не затруднит, приготовь мне назавтра другой мундир. А я посмотрю, что у вас случилось с водяным насосом.

– Не прошло и полгода, – в тон ему ответила та.

Усталый Виталий Ремович не заметил неловкой заминки, он откупорил бутылку, плеснул в бокал чуть-чуть и пригубил вино.

– Виталий, осторожней там, – предупредил его сосед. – В Туфе напряжённая политическая обстановка. Два дня тому назад рабочие завода летательных аппаратов начали длительную забастовку.

Виталий Ремович отмахнулся с небрежением.

– Известная история. Ты не задумывался, почему требования о повышении жизненного уровня во все времена устраивали рабочие самых богатых и благоустроенных предприятий? Потому что эти выступления были организованы не рабочими. Авиаторов больше, чем рабочих на других заводах, они дисциплинированнее других и имеют высокий авторитет в обществе. Если уж провоцировать народные волнения, то начинать с них, это же ясно. Ну и пусть себе, я в политику не лезу, у меня своих дел по горло.

Сосед покачал головой, но ничего не сказал. Виктор тоже не стал поддерживать разговор. Неожиданная просьба Виталия Ремовича привела его в некоторое замешательство. Он и так уже понял, что по каким-то смутным обстоятельствам задерживается в Карине дольше, чем нужно. И придётся выждать ещё не менее недели! В Туфе народные волнения. А он во взвешенной неопределённости, чёрт-те где, на его куличках. И отказать старику нельзя. Здесь, в странном городе без возраста, как на перекрёстке неустойчивых, двигающихся, и всё же не зарастающих дорог, зарыта собака всех причин Побережья. Придётся потерпеть, чтобы не упустить из рук тонкую нить Ариадны. Милая Анна, подожди ещё…

На другой день Виктор и Вероника шли пешком вдоль казавшейся бесконечной стены высотой в три человеческих роста, венчавшейся вертикальными выступами с узкими промежутками, как наверху Сторожевой башни, только значительно выше.

– Тебе действительно так необходимы мои лекции по истории? – немного лениво поинтересовалась Вероника.

– Я помню уроки по истории древних сооружений, – ответил Виктор, – но хочу услышать твоё личное мнение. Может, я не знаю чего-нибудь такого, что знаешь ты?

Они вошли на территорию кремля, стоящего на врытых вглубь грунта грандиозных каменных блоках. Расположенные здесь здания не были жилыми. Большинство из них теперь выполняли функции государственного управления. В некоторых помещались музеи. А часть башен оказались и вовсе пустыми, находящимися под охраной гражданских смотрителей общественного порядка. В каменных колодцах их внутренних дворов стояла гулкая тишина, между мозаичными плитами пола пробивались подрагивающие на сквозняке травинки.

Вероника запрыгнула на основание приглянувшегося ей оконного проёма и устроилась на нём поудобнее, глядя на Виктора, который молчаливо бродил в полосах света и тени.

– Давай так, – предложила она, – ты скажешь, что показалось тебе в этой архитектуре нелогичным, и тогда мне будет проще понять, о чём ты всё время думаешь, чтобы дать тебе нужную информацию.

Виктор повернулся к ней, расставив ноги, будто он стоял на палубе плывущего корабля.

– Они не собирались уходить отсюда, верно? – спросил он, имея в виду исчезнувших во тьме веков строителей Карина. – Такие здания не строят люди, которые живут одним днём.

Вероника пожала плечами.

– Конечно. Им помогли уйти те, кто оказался сильнее в тот момент, когда они потеряли бдительность, увлёкшись величественной архитектурой.

– Но куда? Кто их потомки?

– Ну, только не горцы. Горцы пришли позже и заняли эти здания, которые они не строили… Вы потомки строителей, Виктор.

– Ты тоже так считаешь? Ты думаешь, как и я!

Виктор наставил указательный палец на Веронику и прищурился. Он подошёл к ней, но его взгляд скользил куда-то мимо неё, за окно. Вероника невольно оглянулась на залитую солнечным светом пустую площадь.

– Но почему же тогда… мы всё забыли… и считаем строителями их предков? – медленно произнёс Виктор.

– Кто-то помог вам всё забыть. Или это политика такая.

– А может быть, и то, и другое.

– Да.

Вероника зябко передёрнула плечами. Она протянула руки к Виктору, чтобы он помог ей спрыгнуть на пол.

Никуда не торопясь они бесцельно ходили по территории кремля. Вероника охотно отвечала на все его вопросы, и было заметно, что ей нравится давать ему пищу для размышлений, нравится преподавать. А Виктор и вправду старался впитать её курс, ведь ближе чем она к истории Карина стоял только её отец. Других Виктор не знал.

Кроме них здесь прогуливались отдыхающие горожане, которых было совсем немного. Изредка из дверей административных зданий появлялись чиновники и деловой походкой направлялись по своим делам. Охранники отрешённо-внимательным взглядом провожали всех, они откровенно томились. Видимо, здесь редко случались инциденты, жизнь кремля текла размеренно и бесконфликтно. Не было особенной нужды обострять вопрос безопасности.

– Не могу представить себе цивилизованных людей без подвалов и подземных ходов, – сказал Виктор. – У них здесь что, не было никаких тайн? Как они вообще жили без романтики?

– А как мы живём? Ничего, привыкли обходиться. А романтику искать не надо, она сама тебя найдёт, лишь бы ты её не оттолкнул. – Вероника шла немного впереди и весело крутила головой по сторонам, то и дело разворачиваясь к Виктору всем телом. – И подземные ходы в городе тоже есть. Вернее, надо сказать подкаменные. Но нас туда не пускают.

От удивления Виктор остановился и перестал улыбаться.

– Почему?

– Потому что их охраняют коренные из посвящённых. Религию лучше не задевать.

– Это что же, значит, есть в Карине и романтика, и большие тайны?!

Вероника рассмеялась.

– Да! Как обычно.

– И вам не известно даже, как устроены их тоннели? Как они выглядят, как сделаны? Это же не просто камни, а гранитные мегалиты! – Виктор с недоумением уставился в землю.

– Нет, никто из наших там не бывал. Мы пока выжидаем. Потому что, рано или поздно, случай для этого всё равно представится, главное, чтобы они сами захотели поделиться с нами своими знаниями, и не было конфликта. Для полного успеха всё должно происходить на добровольной основе, по обоюдному согласию.

Виктора поразило это признание Вероники и то, что она могла мыслить так по-мужски. Даже если она повторяла чьи-то слова, ей нужно было понимать их глубинный политический смысл, чтобы не только запомнить, но и уметь применить там, где надо. Не удержавшись, Виктор сказал ей комплимент. Вероника приняла как должное, но ей было приятно. Он понял по-своему – ему припомнилась строчка из уличной песенки: «Я хотела жить, жить, жить, и за это получать цветы». Конечно, он не стал портить впечатление. А у Вероники сложилось превосходное настроение, она беспричинно громко смеялась даже над плоскими шутками Виктора, размахивала руками, спутывала пятернёй свои короткие чёрные волосы на макушке, жмурясь, как кошка. Кожа на её лице светилась изнутри румянцем, будто просвечивал на солнце самый лучший фарфор. Виктор был очарован её красотой, и всё же чувствовал, что она ему чужая. Наверно, он даже не мог бы себе объяснить, в чём именно заключалась эта уверенность. Дело было не только в социальном неравенстве, которым можно и пренебречь на время, ведь она всё равно не знает, кто он. От неё веяло чужой стороной, чужим запахом. Да, этот запах, который источала её поразительно белая кожа, когда она ненароком придвигалась к Виктору, нарушая границы личного пространства, напоминал ему холодный горьковатый запах высокогорных трав. А он любил тёплые цветочные тона, исходящие от кожи и волос Анны. Образ любящей и ждущей его девочки был в нём сильнее, уберегая от беды.

– А на каком языке говорят коренные из посвящённых? – поинтересовался Виктор у Вероники, когда они вернулись домой; ему пришла в голову мысль провести аналогию между ними и ведунами его королевства.

Вероника подняла подбородок и на несколько мгновений уставилась в потолок, припоминая то, что хотела произнести, а потом процитировала пару стихотворных строк на тайном языке магов Первого королевства.

– Знаешь, откуда это? – спросила она.

Виктор сделал вид, что не понял и развёл руками.

– Из поэмы древнего поэта, – объяснила Вероника. – Это протоязык, когда-то на нём говорили люди всего мира, до того, как появились страны и народы. А в наше время он запрещён, чтобы не было раздоров, и королевства могли мирно сосуществовать.

Виктор вздохнул.

– Зато маги никогда не ссорятся. Все они продолжают говорить на одном языке, протоязыке. Королевский запрет их не касается.

Вероника с сожалением поджала губы, выражая своё согласие.

– Когда-нибудь всё образуется. Я верю, что так будет, – сказала она.

Несколько следующих дней Виктор посвятил работе землемера, исполняя свой собственный план экспедиции. Принц с головой ушёл в химический анализ грунта взятых им проб на разных участках местности за городской чертой. Вероника наблюдала, как он работает в превращённой в лабораторию мансарде на втором этаже дома. Она заботилась о нём и всегда была где-нибудь рядом, но не мешала. А вечером они ужинали все вместе во дворе, ловя счастливые моменты убывающего лета. Роман охотно составлял им компанию, он вёл себя благородно и располагал к приятной беседе, безусловно доверяя Веронике во всём, что она считала необходимым.

На шестой день после отъезда Виталия Ремовича Виктор бродил по склону перевала на северо-восточной окраине города, где рос обширный виноградник виноделов Карина. Накануне он посетил завод по производству лучших на всём Побережье столовых и десертных напитков. А теперь собирал образцы породы. В какой-то момент ему открылась панорама сложенного из камней маленького бедного домика с разросшимся вокруг кустарником, и Виктор вспомнил эту еле заметную тропинку, которая начиналась от поворота с тракта на объездную дорогу, и женщину из коренных, кричавшую ему: «Не верьте им! Они вас обманут!» В нём проснулось любопытство, и снова захотелось узнать, о чём она пыталась его предупредить. Некоторое время он размышлял, насколько неразумно его желание, ведь, судя по всему, она может оказаться неадекватным или просто агрессивно настроенным человеком вроде тех, которые отправляли его по улице в обратную сторону. Наконец, он нашёл себе отговорку, решив теперь же посетить этот домик, чтобы только убедиться, и затем со спокойной совестью выкинуть из головы назойливую мысль, будто в словах женщины скрыта какая-то тайна.

Возле самого домика Виктор остановился и прислушался. Было тихо, по небу бежали облака, и по земле бесшумно скользили их тени. Виктор то оказывался на ярком солнечном свету, то погружался в лёгкую пасмурность. На ветру еле слышно шелестела высокая трава под ногами. Ветер отзывался в листьях кустарника за спиной. И что-то деревянно постукивало впереди, в направлении домика – может быть, плошка покачивалась на гвозде, может, что-нибудь другое.

– Есть кто живой? – крикнул Виктор.

Минуту спустя в окне показалось знакомое Виктору лицо женщины. Он дал разглядеть себя и снова крикнул:

– А дома ли хозяйка?

Она вышла за порог и остановилась. Виктор боялся как-нибудь или чем-нибудь ненароком настроить её против себя, он осторожно приблизился и сказал:

– Я тот человек, которого вы о чём-то хотели предупредить там, у тракта неделю назад. – Он оглянулся и показал рукой. – Вы помните меня?

– Заходите, – спокойно сказала женщина.

– Ама-га, – запоздало пробормотал он, проходя в дом. Женщина не ответила.

С минуту Виктор привыкал к потёмкам – домик был тесным и слепым. Наконец глаза различили стол у окна, грубо сбитые стулья с высокими массивными спинками, в углу сундук и навесной шкаф с глиняной посудой. Напротив – очаг с дымоходом, а за ним простенькая ситцевая занавесь, по-видимому, закрывавшая спальную часть. Он почувствовал, что там кто-то есть, наверно, дети. Женщина прошла к столу и, ни слова не говоря, уселась на одном из стульев. Виктор покашлял, давая знать, что он вошёл. Он взял свободный стул за липкую спинку и повернул так, чтобы была видна занавесь, оставляя себе возможность быть начеку. На всякий случай. С краю занавеси показалась костлявая рука с узловатыми пальцами, ухватилась за неё, немного помедлила, затем несколькими мелкими рывками отдёрнула прочь от себя. Виктор увидел лежащую на кровати старуху, которая уставилась на него блестящими тёмными глазами, но ему было не понятно, видит ли она его, или только прислушивается. Виктор сел на стул. Он испытывал неприятную стеснённость и соображал с чего лучше начать. Начал без обиняков.

– Так что же вы хотели мне сказать о тех двух молодых людях?

Женщина продолжала молча смотреть на него. Вдруг она заговорила быстро и сразу много.

– Вы можете мне не верить, это ваше дело. Они уже рассказали вам, что мы… коренные… пришли сюда, на этот берег раньше всех, раньше вас? Это ложь. Мы и вы один и тот же народ, мы пришли вместе, в одно время, только мы не хотим уходить на восток с вами. Эти старые башни строили не наши предки, а наши с вами предки. Понимаете?

Виктор ошеломлённо кивнул в знак согласия.

– Не вы пришли позже всех, а эти, чужие, – повторила она, выделив слово чужие. – Они пришли и заняли башни, которые не строили, наши башни. Башни наших с вами предков. Никто не знает, откуда взялись чужие. Они живут очень долго, тысячу лет. На самом деле. Но их дети, рождённые здесь, в Карине, живут меньше. Тоже очень долго, дольше нас, но меньше, чем их родители. Ты видишь, там, на кровати лежит моя старая мать? Она уже разменяла восьмой десяток лет и очень слаба. Но если ты спросишь её, она расскажет тебе, что помнит профессора, у которого ты сейчас живёшь. Она помнит его с тех пор, когда была ещё незамужней девушкой. И тогда он выглядел таким же, как сейчас. Но в те годы у него и его женщины родилась здесь, в Карине первая дочь. Вероника. Ты можешь посчитать сам: полвека минуло, а она выглядит на четверть. Думаю, когда она родит… если она родит… то её дети станут жить как мы, не более ста лет. А в Холодных землях люди живут ещё меньше – пять, редко шесть десятков.

Оправившийся от первого потрясения Виктор, наконец, мог вставить своё слово.

– Но никто из людей не говорит об этом, – сказал он. – Я, например, впервые слышу такие вещи. Как так?

– Люди не могут рассказать своим детям, – стала торопливо пояснять женщина. – Маленькие дети не понимают, и не запоминают, что говорят взрослые о чужих между собою. В юности другие заботы, свои молодые заботы, они всё сами да сами, не желают слушать взрослых, пропускают советы мимо ушей. А потом уже никто из молодых не принимает всерьёз своих старых родителей. Думают, всё это только выдумки или сказки. Потому что теперь принято так, если старый, значит, выжил из ума. А чужие позанимали все умные должности, на них теперь равняются люди государства. Не станут же они врать королю и людям все сразу! Так думают наши взрослые дети о чужих. Значит, можно обманывать? Потому что это работает. Чужие так и делают – своей наукой забивают людям голову. Вот и не помнят люди ничего из старой жизни. Своим детям у себя дома чужие говорят правду, а наших детей они учат кривде. Их дети слушаются своих родителей, они не слушают нас. Наши дети тоже слушаются чужих, и не слушают нас… Я хотела предупредить вас, и ещё раз говорю: не доверяйте им, они вас обманут.

– Чего же они хотят, эти чужие?

– Я не знаю. Но знаю, что они сильнее. Они поссорят нас всех и займут наше Побережье. Треть людей погибнет, треть согласятся служить им. А треть покинут родину, убегут в Холодные земли.

На кровати зашевелилась старуха. Она произнесла: «Треть людей погибнет, треть согласятся служить чужим. А треть убегут в Холодные земли».

– Ну, хорошо, – примирительно сказал Виктор. – Мне сейчас трудно поверить вам, но я приму к сведенью ваши слова. Я не забуду, обещаю. Только объясните мне ещё вот что. Кто строил истуканов в долине за перевалом? Вы можете сказать? Ну, такие женские статуи…

– Да, я поняла. Их поставили те, кто пришёл сюда до нас… до нас с вами. Теперь они живут далеко на восток, вниз по Меже.

– В Холодных землях?

– Ещё дальше.

– Кто они?

– Там очень, очень плохо.

– Хуже чем в Холодных землях?

Огромные глаза женщины наполнились слезами. Виктор торопливо переспросил:

– По вашим словам выходит, что наши с вами предки защищались от тех, кто поставил в долине каменные статуи. Правильно?

– Первые люди не хотели уходить на восток. Так же, как мы теперь. Но наши с вами предки были вторыми, они подвинули их. Всё повторяется. И повторится ещё.

– Нет. Не обязательно повторится. Не для всех, – пробормотал Виктор. – Надо выпасть из этой корзины…

– Что?

– Но как же они сообщались? Как наши предки общались, когда были далеко друг от друга? Две сторожевые башни на тракте точно несли совместную оборону… Как же часовые на башнях подавали сигналы друг другу?

Старуха произнесла:

– Урим и туммим.

– Не расслышал…

Женщина объяснила:

– Это из библии. У их священников были такие штуки. В одну они говорили сами, а через другую слушали ответ. У наших с вами предков тоже были такие. Вроде как два камня, только живые.

Виктор попрощался и покинул бедное жилище двух несчастных женщин, одна из которых по старости потеряла разум, со смутным чувством нарастающей неясности. Ситуация всё более и более запутывалась. Конечно, было проще отнестись к словам женщины как к бреду полусумасшедшего человека, живущего уединённой, почти отшельнической жизнью. У каждого человека есть в голове легенда, которую он сложил сам, но не всякий расскажет её людям. Однако в состоянии глубокого одиночества легенда обрастает подробностями, краски вымысла становятся яркими, иллюзия и реальность меняются местами. Ведь когда ты один, то уже не от кого прятаться, никто не обратит тебя в свою веру, в свою, более сильную реальность. И уже не понять, какая из сторон правильнее – та, что впиталась в тебя с молоком твоей матери, или та, которую ты потом сотворил для себя сам. Вся жизнь превращается в ленту Мёбиуса, у которой только одна сторона. Вроде, начинаешь движение по одной из двух сторон, а оказывается, что проходишь обе стороны без отрыва, возвращаясь в исходную позицию. Беги, белка, беги в колесе Сансары! И всё же что-то в словах женщины, несомненно, было правдой, как и в любой легенде, беспокоя его и подвигая на дальнейшие расследования.

Поднявшись на второй этаж, в свою импровизированную лабораторию, Виктор расположился за столом. Стол был придвинут к окну мансарды с видом на западные хребты обширной горной страны, за которой начиналась терра инкогнито, неведомая земля. Чтобы обличить Виталия Ремовича в обмане, нужно точно знать, что там есть. А пока Виктор не видал той земли, все рассказы о ней и о тех, кто пришёл оттуда – всего лишь слова.

За спиной Виктора раздался какой-то посторонний звук, и он обернулся. Вероника остановилась в дверях, распахнув светящиеся радостью глаза.

– Вот я ворона, не заметила, как ты вошёл! – с беспечным смехом воскликнула она. А потом рывком придвинулась к столу, навалилась на него руками и грудью и стала тоже смотреть в окно, очень естественно прильнув к сидящему Виктору всем боком. – С утра был ветер с облаками, я думала, погода испортится, а вот и прояснилось. Так хочется погулять!

Виктора она застала врасплох, он не был расположен к общению сейчас. У него сработал рефлекс отторжения, и он резко отстранился. Он видел, как мгновенно изменилось её лицо. Она тоже отодвинулась, но медленно и неловко.

– Я приготовила очень вкусный салат, какой тебе нравится. Может, поешь? Ужин ещё не скоро.

…В полной темноте вспыхивает спичка, раздаётся шипящий звук горящей серы. Человек поднимает трепетный огонёк над собою, чтобы осмотреться. Виктор не видит его лица в беспросветной черноте падающей на него тени, но знает наверняка: человек ищет его. Спичка угасает, и он чиркает следующую, потом ещё и ещё. Виктору надоедает упрямство незнакомца, нагоняющего на него страх неизвестности. Он хочет зажечь газовый светильник, чтобы прояснить ситуацию. У него это не получается. «Не трудись напрасно, я уже пытался сделать то же самое», – говорит незнакомец, и Виктор узнаёт голос Вадима. Точно, это Вадим. Они стоят друг против друга в живой темноте. «Зачем ты сопротивляешься?» – спрашивает Виктор, продолжая испытывать отвратительный страх. Вадим отрицает его вопрос: «Я не сопротивляюсь, я просто ищу выход». В этот момент Виктор понимает, что спит в доме Виталия Ремовича. Вспоминает, что он принц Виктор, что его отец король Александр, сын Роберта, а мать королева Ирина. У него есть невеста, принцесса Анна, она ждёт его в Аквалани. А он – здесь. Он хочет сказать Вадиму, что убьёт его, если тот посмеет, если только попытается… Однако сон неудержимо истончается, пропадает, оставляя после себя чувство незавершённости.

Виктор садится на постели с сильно бьющимся сердцем. Он видит, как в не имеющей красок и объёма темноте, за светлыми створками распахнутых дверей по коридору идёт Анна с горящим светильником. Она входит в его спальню на третьем этаже дворца, ставит светильник на ночной столик, а сама садится на заправленную кровать и долго смотрит прямо перед собой. Ночью ей приснился сон, будто тот наглец, который напал с мечом на Виктора у колодца за королевской рощей, хочет убить его сонного. Конечно, это только сон. Но ей больше не спалось. Здесь, в спальне Виктора всё напоминает о нём – вещи, запахи. Здесь она делала ему перевязки после ранения. Она выпрямила спину, расправила плечи, оглянулась на окно. Светает. Принцесса встала и отправилась к себе в комнату. Уже конец лета, он скоро вернётся, думала она, и её сердце таяло. Он скоро вернётся…

К обеду следующего дня в Карин из Туфа вернулся Виталий Ремович. Вероника радовалась так, как может радоваться ребёнок приезду горячо любимого отца. Профессор стал героем дня, его усадили за стол во дворе и заставляли без конца рассказывать всё, что можно было рассказать о поездке. Забастовка закончилась без жертв. Но король Валерий занял очень жёсткую позицию по отношению к случившемуся, предполагая, что бунт послужит прецедентом для будущих выступлений. Начато судебное дело, последуют неизбежные аресты. В городе жара. Благо, что на каждом углу продают прохладительные напитки, а не то, что у нас, цивилизованность продвигается со скрипом старой арбы. Впрочем, инертность учёных поражает даже там, это какой-то летаргический сон. Авангардный пример Аквалани не служит уроком, нет. Наоборот, как грибы после дождя множатся случаи спекуляций и кумовничества, сплошь и рядом обнаруживающие близорукий подход к реформам. Хотя все имена на слуху, ничего не меняется, ничего! Зато радует, что в городе по-прежнему рождается много детей; дети – наше будущее. Отрадно наблюдать, как с самого утра все детские площадки заполняются маленьким энергичным народом.

Ну, и так далее. Конечно, на самом деле были важны не столько сами новости, сколько живое общение друзей. Наутро Виталий Ремович уехал в институт для передачи материалов своей командировки, о которых, вольно или невольно, он не упомянул ни слова в домашних разговорах, и весь этот день допоздна пробыл на работе. А когда вернулся домой, предложил Виктору посетить его рабочий кабинет и познакомиться с делами института завтра. Разумеется, Виктор согласился.

– Вот и славно! Просто отлично! – сказал профессор, потирая руки, как обычно делают все профессоры в минуту морального удовлетворения. – Прямо с утра и отправимся.

Здание научно-исследовательского института по истории и этнографии оказалось невзрачным трёхэтажным строением цвета серого песчаника. Кабинет Виталия Ремовича немного скрашивал общее впечатление от узких скрипучих лестниц между этажами и пустых белёных известью коридоров с голыми, но идеально чистыми полами. Вощёные панели из морёного кедра и обитые зелёным сукном стены директорского кабинета успокаивали. Старик, будто впервые, осмотрелся по углам ревнивым взглядом хозяина.

– Ну да, небогато, – виновато признался он. – Зато ничто не отвлекает от главного. Мы же книжные черви! Тем и живём.

Он дал Виктору побродить по кабинету, чтобы почувствовать его рабочее настроение, а сам тем временем бегло ознакомился со свежими документами на письменном столе. Рассмотрев в кабинете всё, что было можно, Виктор подошёл к окну и задумчиво отстранил рукой штору. За окном лежал двор, пустынный и чистый, обрамлённый по периметру ровной линией однотипных подсобных строений.

– Вот вы землемер, – нарушил молчание Виталий Ремович, оторвавшись от бумаг. – А это значит, вы человек, знакомый с разного рода измерительными приборами. К тому же вы везде бываете, многое видите, особенно на поверхности земли и в её недрах. Сейчас я вам покажу одну вещь, а вы попытайтесь объяснить мне её назначение.

С этими словами он подошёл к железному шкафу и, открыв ключом, достал небольшой прямоугольный предмет. Виктор взял его, покрутил в руках, с недоумением разглядывая со всех сторон.

– Нет, – сказал он. – Я не знаю, что это.

– Это древний фотографический аппарат. Его ещё называли плёночным по принципу его устройства. Если смотреть на мир вот в это окошечко и нажать вот сюда, то всё, что вы видите через окошко, сохранится в памяти аппарата в виде картинки на особой плёнке или пластине. Потом её можно перевести на бумагу, размножить в разных размерах и так далее. Я нашёл его, когда был в рабочей командировке в Первом королевстве. Копался на плоскогорье недалеко от Турфона, надеясь найти какие-нибудь черепки, а нашёл вот его. В молодости я никогда не вникал в подробности его устройства и ни за что не смог бы повторить такое изделие. Когда мы искали новую землю для поселения, с нами были наши электронные аппараты, но ни один из них нельзя произвести в условиях, в которых мы теперь живём. Не спрашивайте почему, есть много причин, а дело-то в том, что именно такой фотоаппарат, как этот – я имею в виду его устройство – можно повторить в условиях современного производства. И я был у короля Валерия с просьбой исследовать принцип его работы и ввести в обиход. Учёные в Туфе занимались разработкой долго, я уже думал, что не доживу… – Виталий Ремович подошёл к столу, взял с него газету, открыл в нужном месте. – Это новости прошлой недели.

«Сказка становится былью, – вслух прочитал Виктор заголовок и молча пробежался глазами по строкам. – С давних пор люди мечтали запечатлевать мир вокруг себя и передавали из уст в уста сказки о наливном яблочке, которое катилось по тарелочке, открывая картины невиданных дивных стран. Эта мечта сегодня как никогда близка к своему воплощению. Наши славные учёные создали экспериментальную модель аппарата, фиксирующего на рабочую пластину любое изображение, будь то пейзаж или портрет человека. Может быть, вы скажете, ну что ж тут такого, ведь и живописцы делают то же самое, однако их труд волнует душу, потому что создаётся живым, любящим сердцем. А это бездушная машина, её картинки никого не будут трогать. Мы не станем с вами спорить. Однако картинки, созданные фотоаппаратом, станут незаменимы в летописи наших великих будней, выступят беспристрастными свидетелями истории, послужат дальнейшему продвижению науки в деле улучшения жизни людей. Создатели аппарата уверены, что если усовершенствовать его конструкцию, то можно добиться не одиночных, а продолжительной серии изображений, следующих одно за другим через короткий интервал времени, в результате чего будет запечатлено движение, действие. Мы задали вопрос министру просвещения и научному советнику Карлу фон Оттон…»

Прервав чтение статьи, Виктор поднял глаза на радостно наблюдавшего за ним профессора.

– Вы нашли аппарат под Турфоном? – спросил  Виктор.

– Именно. Вам это ни о чём не говорит?

– Я могу предположить, что кто-то из ваших раньше бывал у нас, в нашем королевстве, до того, как мир разделился.

Виталий Ремович посерьёзнел и забрал у Виктора газету.

– Послушайте меня. Все народы подвигаются с запада на восток. При этом происходит обесценивание всего, что было достигнуто в процессе эволюции. Вступают в силу какие-то новые причины бытия, а прежние забываются напрочь. Отметается всё, что было создано, так сказать, трудом и потом. И это только для того, чтобы оправдать заход на новый круг истории. Однако каждый следующий круг лежит ниже предыдущего. Расцвет науки и техники не приводит людей к лучшей жизни. В каждом круге человеческое общество начинает своё развитие заново, словно опыт ничего не значит. И вот, там, внизу техническое развитие общества превращается в подспорье для низких потребностей духа. Я не оговорился, духовность бывает низкой.

– Но, следуя вашей логике, чем выше по течению Межи, тем выше духовность населяющих берега людей? И там-то наука и техника служат высокой духовности?

Виталий Ремович взволнованно замолчал, подыскивая нужные слова.

– Если невозможно пересечь русло реки – а это невозможно пока – мы можем двинуться вверх по течению, навстречу сползанию бытия…

– В прошлое, что ли?

– Н-нет. Это не прошлое. Все круги располагаются в настоящем времени. Всегда только в настоящем. Поэтому существуют складки пространства, перезагружающие реальность. И всё сначала, без прошлого, без будущего. Мы проверим, только проверим…

Виктор решительно замотал головой и даже выставил вперёд ладонь, останавливая бурную речь профессора. А Виталий Ремович испугался и поторопился перебить Виктора, пока тот не произнёс слова отказа. Старик стал говорить о том, что рассчитывает на помощь Виктора в экспедиции в пустынные земли запада, так как  ему в одиночку с этим не справиться, а другого напарника, на которого можно было бы положиться, нет, иначе бы он уже давно совершил эту экспедицию. Профессор говорил очень убедительно, Виктор понимал его. Но он и так слишком долгое время провёл у них в гостях, ему пора возвращаться.

– Виктор! Виктор! – не отступал профессор и трогал его за локоть. – Погодите, послушайте! Я подозреваю, будто недавно Западный мир и Второе королевство стали разделены пространственной складкой. Если это так, то на западе снова открылась зона перехода, и значит, там появятся с другого берега новые люди… или просто живут, на обоих берегах, как жили мы. А теперь Правый берег закроется для них, и они будут вынуждены искать новую землю для жизни. Второе королевство переместится дальше на восток, вслед за Холодными землями. Понимаете, Виктор, вы это понимаете? Новые люди подвинут нас. Но пока этого не случилось, портал открыт, и оба берега доступны там, на западе. Моё мнение никто не разделяет. Они говорят, зачем искушать судьбу, разве мы мало перенесли лишений? Здесь они нашли для себя новый дом, и верят в лучшее будущее. А я не верю, мне необходимо проверить.

– Вы что же, не знаете? На той стороне перевала, в лощине на берегу Межи уже есть портал, и не нужно идти на запад.

– Я слышал легенду о менгире, но она никем не подтверждена.

Виктор рассказал ему, что знает мальчика по имени Даур, который является проводником к менгиру, и это не легенда, а правда.

– Какой Даур, сын пастуха Рустика? – спросил Виталий Ремович. – Рустик пришёл в Карин вместе с нами с запада, но не остался в городе, ушёл в деревню. По своему характеру он не смог терпеть коренных. Да какая теперь разница? Люди настроены к политическому перевороту, результатом которого станет сдвиг вниз по течению Межи, у них сейчас голова совсем не тем забита. Да и вообще как вы представляете себе организованный переход на Правый берег? Это же не простая переправа. Кто нам её разрешит? Или вы полагаете, будто у портала нет хозяина? Даже если менгир существует в действительности, а не придуман народным гением, это ничего не значит. Много лет история о нём остаётся сказкой, потому что людям не нужен сам Переход, раз они его не ищут, им достаточно легенды.

Слушая Виталия Ремовича, Виктор постепенно склонялся на его сторону. А может, он просто был готов услышать то, о чём говорил этот умный и отчаянный старик.

Так профессор уговорил Виктора совершить марш-бросок на запад. По его словам, это не займёт много времени, зато подтвердит, есть ли граница между пустыней и горами Второго королевства. Он заверил, что они не будут искать портал, его совсем не обязательно видеть глазами, если они убедятся в появлении новой пространственной складки. Но гипотеза профессора получит подтверждение и своё дальнейшее развитие. Виктор признал правоту суждений Виталия Ремовича. Эта теория виделась ему очень важной для осмысления реальности и выживания. Виктор согласился сопровождать старика в экспедиции с условием, что они не станут искать портал, а только убедятся в наличии или отсутствии пограничной складки и сразу же отправятся обратно, чтобы успеть вернуться до наступления зимы. Старик дал ему обещание, что они в любом случае вернутся раньше, чем наступит глубокая осень.

Неожиданно Вероника оказала сильное сопротивление планам отца. Она ругалась, кричала на него, пыталась даже рыдать. Виталий Ремович был вынужден влепить ей пощёчину, чтобы прекратить истерику. Она успокоилась, но напрашивалась идти с ними, уговаривала отца  взять её в экспедицию. Виталий Ремович жёстко настоял на своём. Вероника останется дома хозяйкой вместо него.

К выходу были спешно подготовлены две крепкие лошади и собраны предварительные узлы со всем необходимым. Виталий Ремович торопился, опасаясь, как бы Виктор не передумал. Накануне профессор проверил поклажу ещё раз, и они вместе уложили всё в седельные ременные вьюки, подготовив их для водружения на спины животных. Наконец, сосредоточенный на своих мыслях старик оставил принца. Бормоча что-то себе под нос, он ушёл в свою комнату, а Виктор поднялся в мансарду и распахнул окно. Лучи заходящего солнца вливались под стропила крыши дома расплавленным золотом, образуя светящиеся пятна на противоположной стене и на полу. Высокие скалистые горы против света казались иссиня чёрными. Виктору захотелось оказаться за оградой дома, он быстро спустился вниз по лестнице и вышел через вторую дверь на задворки, откуда через заднюю калитку попал на открытое пространство. Здесь у Виталия Ремовича располагался крохотный участок земли, на котором он любовно выращивал всякую растительную всячину. За этим трогательным огородиком, на невысоком, свободном от построек холме, Виктор остановился и на какое-то время забыл о времени. Подставил лицо вечернему солнцу и тянущемуся с гор свежему ветерку, прикрыл глаза.

– Виктор! – услышал он позади себя голос негромко позвавшей его Вероники.

– Иди сюда, – пригласил он, махнув ей рукой. – Здесь так хорошо дышится.

Она подошла, и встала рядом с ним наверху холма, глядя на запад, куда скатывалось плавящееся и снизу сплющенное от близкого горизонта светило.

– Я буду ждать… вас, – сказала она.

Это прозвучало так, что она будет ждать их обоих, ведь она и Виктор давно перешли на «ты». Но незначительной паузой перед словом «вас» сделала ему намёк на большее.

– Нет. Не надо. Меня ждут в Аквалани. Я и так сильно задержался.

– Ты любишь её?

– Да.

Вероника провела ладонью по лбу. Лицо её вдруг осунулось и даже показалось Виктору постаревшим, но он прогнал эту некрасивую мысль. Любой человек теряет лицо, когда рушатся надежды.

– А как же Роман? – спросил он, наконец, озвучив беспокоящий его вопрос.

Вероника выпрямилась, откинула голову, обратив лицо к малиновому солнцу, и черты её лица снова обрели свет и краски юности.

– А что Роман? Роман мой двоюродный брат. – Помолчав, она добавила: – Мой отец и его мать – родные брат и сестра.

Виктор пожал плечами.

– Ну и что же? – спросил он безразличным тоном, хотя понял, о чём она говорит и почувствовал коснувшийся его холодок.

– Разве ты не знаешь? Близкие родственники не могут вступать в брачные отношения, если не хотят разрушить счастье своих детей, – ответила она.

– Гемофилия. Знаю, – медленно и неохотно произнёс Виктор медицинский термин, а сам подумал: что же нам остаётся?

– Нас мало здесь, – сказал он, – на этой земле, на этом берегу. Нам нужно бы расширять горизонт обитания и умножать число живущих, а мы делаем всё наоборот… Да, я должен пойти туда, на запад, прав твой отец.

– Я всё равно буду вас ждать, вас обоих. От тебя зависит, чтобы вы вернулись быстрее. Отец стареет, и уже не так силён и ловок, как прежде. На тебе ответственность за него. Передо мной.

Виктор едва заметно кивнул, обещая исполнить её просьбу, постоял немного и ушёл в дом.

Они тронулись в путь затемно, когда Вероника ещё спала. Виталий Ремович ехал впереди по знакомой ему конной тропе, Виктор следовал за ним на некотором расстоянии. Начался и закончился первый день. Они остановились на ночлег в пустой охотничьей избушке, о ней старик предупреждал как о последнем свидетельстве цивилизации, а дальше – неизвестность. Виктор спал, держа руку с ножом под сложенным в изголовье плащом землемера, готовый в любое мгновенье применить своё оружие, которым умел пользоваться в совершенстве. Сквозь тонкий сон он слышал храп старика и просыпался всякий раз, когда храп прекращался. Утром двинулись дальше. Конечно, Виктор понимал, что если суждено случиться чему-то неприятному, то, во всяком случае, не сейчас. Слишком недалеко отъехали они от мест обитания людей, и кто-то может увидеть их, а то и вмешаться. Но чём чёрт не шутит!

Прошёл ещё один день пути, ещё одна ночь. Погода испортилась, начался мелкий нудный дождь. Он продолжался без перерыва весь день, склоны гор намокли, лошади опасно оскальзывались на подворачивающихся камнях, на корнях деревьев. За время ночёвки под растянутым пологом у шипящего костра они не успели просохнуть, и были вынуждены отправиться дальше в мокрой и тяжёлой одежде, надеясь, что дождь перестанет. Дождь перестал к следующему вечеру. По представлениям Виктора, они покрыли небольшое расстояние, потому что двигались очень медленно по бездорожью сильно пересечённой местности, выбирая наиболее приемлемый маршрут. Однако этого оказалось достаточно, чтобы остро почувствовать своё одиночество – никаких следов человеческой деятельности больше не попадалось на их пути. Всё это время они почти не разговаривали. Виктор пребывал в постоянном нервном напряжении, ожидая от профессора какого-нибудь сусанинского подвоха. А Виталий Ремович молчал, сберегая силы на будущее. Небо освободилось от сплошной облачности, однако воздух оставался сырым и холодным. Ехавший впереди Виталий Ремович придержал лошадь у начала длинного ровного спуска, странно похожего на просеку. Еловый лес на этой стороне западного склона был старым и густым, а вниз уходила полоса совершенно чистой от древесной поросли мшистой почвы. Виктор приблизился и тоже остановился, вопросительно повернув к нему голову.

– Что это? – словно обращаясь к самому себе, пробормотал профессор.

Виктор почувствовал, как в его сознании появилось нечто новое, тягуче-тоскливое. Спуск представился ему бесконечным, и от своей бездонности пространство внизу выглядело бесцветно серым. Оттуда тянуло замогильным холодом, словно это был спуск в лишённую форм пустоту. А взамен поднимающегося и сквозящего в самое сердце холода сердечное тепло принца потянулось по чуднóй просеке вниз. Захотелось увидеть – что там, внизу? – и сделать привал в уютном сонном тумане среди высоких елей. А вниз по-прежнему будет уходить эта бесконечная просека, и конца этому нет…

– Виктор! – позвал Виталий Ремович. – Тебе не кажется, что мы вышли к леднику?

– А он должен там быть? – вместо ответа спросил Виктор, с трудом отрываясь от завораживающего вида просеки. Его сознание начало борьбу с чужим тягуче-тоскливым чувством, по телу прокатилась волна озноба. – Может, это начинается пространственная граница? – вслух подумал он.

– Ну нет, не так быстро, – заверил его профессор.

Животные всхрапывали, дёргая головами, и беспокойно переступали ногами. Виталий Ремович успокаивающе похлопал свою лошадь по шее. Виктор тронул вожжи, он первым решился спуститься по склону. Лошади погрузились в туман, стихли все далёкие звуки, а принц и профессор продолжали осторожное продвижение вниз и вперёд. Появился сгущённый грибной запах. На самом деле так пахла лесная плесень в этом сыром ущелье, но Виктору стало смешно, и он рассмеялся. Не понявший причину его неожиданного смеха Виталий Ремович резко остановил лошадь. Виктор махнул ему рукой, мол, всё в порядке, просто припомнилось. Профессор осуждающе покачал головой. Впереди послышались звуки текущей по камням воды. Безымянная горная речка перегородила им путь. Возникла проблема – переправиться через поток сейчас или оставить эту затею на утро? Однако терзавшие их обоих беспокойство и неуверенность сразу пропали, уступив привычной целеустремлённости и любопытству. Раз течёт река, значит, всё в порядке, она, как ей и положено, торопится к великой Меже. Облегчение вернуло им осознание необходимости в отдыхе, так что сошлись на мнении немедленно расположиться на ночлег, пока не стемнело.

Утром они совершили переправу через горный поток и восхождение на противоположный склон ущелья. Сверху стал виден ноздреватый край ледника, сползающего по ущелью с остроконечного горного пика, он находился в северном направлении от них.

– Я знаю, что здесь есть ледник, но не помню, чтобы мы переправлялись через ущелье или горную реку, – сказал недоумевающий профессор Виктору, отвечая на его вопрос, каким путём двигались переселенцы. – Получается, мы шли севернее.

Принц добродушно усмехнулся.

– Мы не заблудились?

– Нет-нет, – торопливо поправился старик. – Гора вот она, солнце вот, а где солнце, там и Межа, значит, нам – туда.

– Однозначно, – сказал Виктор.

Втайне он продолжал сомневаться в чистых намерениях профессора, хотя его сомнения здорово побледнели за последние сутки. Всё, что можно совершить тайного в такой ситуации, удобнее было бы совершить раньше.

Яркое солнце отражалось от покрытых вечными снегами ослепительно белых верхушек гор, остававшихся по правую руку ещё два дня пути. Надо было поддержать пищевой рацион охотой, чтобы не оказаться без еды. Виталий Ремович не расставался со своим короткоствольным ружьём, на цевье которого красовалась витиеватая аббревиатура «РЗИ». Такие ружья производились на королевском ружейном заводе Итиля. Для Виктора профессор раздобыл в городе арбалет, с этим привычным оружием принцу было спокойнее. Да только под руку не попадался ни зверь, ни птица.

– Как долго ещё будем ехать? – спросил Виктор.

– Полпути есть, – ответил старик.

– Ещё одна неделя? – опешив, возмутился Виктор. – И две недели в обратную сторону!

– Меньше. Бóльшая половина уже позади. Имейте терпение, Виктор, мы не на прогулке. Вы взрослый человек, и вообще… Может случиться всякое! Но я не отказываюсь от своих слов. Я верну вас в срок. Если сам буду жив.

За перевалом высота гор постепенно начала снижаться. И снова странное, тягучее, тоскливое чувство овладело Виктором. Погода опять испортилась, в небе появились тёмные снизу кучевые облака, но в горах стояла тишина. Путники спустились в долину, на которую прямо на их глазах, в течение нескольких минут лёг туман, похожий на очень плотную тучу. Туман не поднимался от земли, он опустился сверху. Не со склонов близлежащих гор, а прямо с неба. Обычно так не бывает, и Виктор понял, что это какой-то не простой туман. Его отчётливо различимая верхняя граница установилась на одной высоте, а край был словно вертикально срезан. К тому же он не клубился, не распространялся в стороны, а лежал неподвижно, и в нём что-то происходило. Виталий Ремович и Виктор всматривались в него, не решаясь продолжить свою дорогу сквозь эту непонятную субстанцию. Старик озадаченно сморщил лицо.

– По форме напоминает ледник, особенно если глядеть сверху… не находите?

– Вы слышите? – тихо спросил Виктор. – Там что-то шуршит.

Изнутри туманного пространства, копирующего своим внешним видом ледник, доносились всё более усиливающиеся звуки – будто много-много маленьких коготков скребли по камням. Там мелькали смутные тени. Наконец, отвесный край тумана как бы лопнул, и сквозь прорыв из него посыпались мириады новорожденных бельчат. Они бросились наутёк во все стороны, горная долина вмиг покрылась ими, пришла в движение от бесчисленных скачущих тел. Через несколько минут всё кончилось. Бельчата разбежались по окрестным ельникам, чтобы плодиться и размножаться, а туман истончился и пропал, будто его и не было.

– Вы видели что-нибудь подобное раньше? – обалдело спросил Виктор.

– Нет. Даже не слышал о таком.

Они постояли ещё немного, приходя в себя, и Виктор сказал:

– А всё-таки, может быть, это уже портал?

Виталий Ремович рассердился.

– Не морочьте мне голову! Вы же видите, что там больше ничего нет. Временное явление.

Однако двигаться дальше желания не возникало ни у того, ни у другого.

– Давайте обойдём это место, – в конце концов, предложил профессор. – Не пересекая края лежавшего тумана, доберёмся до южного края долины, а там станет ясно, что делать.

Виктор стиснул зубы, сдерживая себя от грубости.

– А что, по-вашему, должно обозначить пространственную границу? Почему вы уверены, будто граница должна появиться на стыке гор и пустыни, а не здесь?

Старик не ответил, он тоже сомневался.

– Мы не станем обходить долину, просто пойдём дальше, – решительно заявил Виктор.

Однако профессор живо возразил:

– Если это пространственная складка, то двигаться наугад опасно…

– Если это складка, – перебил его Виктор, – то она протянулась до самой Межи на юг и неизвестно как далеко на север, скорее всего без конца, потому что именно такими бывают пространственные складки, и вы это знаете не хуже меня. Разницы нет, пересечём границу здесь или на километр южнее. Поэтому мы просто поедем дальше. Что, нет?

Старик сдался и только замахал руками на Виктора.

– Хорошо, хорошо, вы меня убедили, молодой человек! Но нам нужно придумать, как предостеречь себя от возможной опасности. Давайте пустим вперёд одну из лошадей, например, вашу.

– Лошадь не собака, она не побежит вперёд сама по себе, без повода, – проворчал Виктор. – Будем бросать камни, а лошадей поведём под уздцы.

Они осторожно миновали долину – и ничего с ними не случилось. А ночью пошёл тихий дождь. Утром к мелкой холодной мороси добавился туман. Виктора не покидало тревожное чувство опасности. Чтобы продолжать движение, ему приходилось всё время пересиливать себя. Ведь он дал слово профессору, от которого не мог отказаться без особых причин. А погода ещё ухудшилась. Дождь усилился, температура воздуха опустилась почти до нуля. Так прошло несколько дней пути, неделя, но в их исканиях ничего не изменилось. Они пробирались на запад, и казалось, что конца этому не будет – впереди всё также тянулись стылые горы, скользкие камни перемежались насквозь промокшими ельниками. Уже была съедена бóльшая половина провианта, но пополнить его не представлялось возможным. Нигде ни души – ни зверя, ни птицы. Все попрятались от злого ненастья в своих убежищах, а принц и профессор продвигались дальше и дальше на спотыкающихся от усталости лошадях.

– Где ваша пустыня, Виталий Ремович? – еле ворочая языком, хрипло спрашивал Виктор.

Он с ненавистью косился на старика, чувствуя, что неудержимо тупеет от лишённого живых впечатлений однообразного пути. Повторяя время от времени свой вопрос, он мог слышать свой голос и сосредоточиваться на реальности происходящего. Профессор как мешок расслабленно качался в седле и угрюмо молчал.

– А знаете, если это будет продолжаться ещё хотя бы пару дней, то мы съедим вашу лошадь, – бормотал Виктор. – А потом я свяжу вас, закину на свою лошадь вместо пустого вьюка, и мы отправимся в обратный путь. Как вам такой план?

Профессор молчал.

– Где ваша пусты…?

– Да что вы заладили одно и то же! – неожиданно вскинулся Виталий Ремович. – Будет вам пустыня… будет и свисток.

– Свисток?

– «Не спешите, детки, дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток», – процитировал профессор стихотворение из школьной программы и с вызовом повернул к Виктору одухотворённое лицо.

Виктор кивнул головой.

– Сильно сказано, – согласился он.

– Ну и всё, – закрыл тему профессор.

Дождь прекратился. Небо посветлело, а затем показался край облачного покрова, за которым виднелось чистое небо.

Воздух заметно теплел с каждым часом пути, и с ним оттаивали души двух одиноких путешественников, затеплившись новой надеждой. Все высокие вершины и перевалы остались за спиной, дальше простирались лишь покрытые смешанным лесом сопки, но вскоре закончились и они. Виталий Ремович и Виктор вышли к началу ровной земли, похожей на великую степь Второго королевства. Тёплый вечер склонялся к закату. Западное солнце по-прежнему невозмутимо ослепляло червонным золотом своих лучей следующих за ним путников. Из-за него было не видно, что там впереди – только пожухлую траву да островки низкого кустарника с желтеющей листвой различали вокруг себя два смертельно уставших, еле держащихся в седле человека.

С наступлением ночи Виталий Ремович и Виктор заночевали под открытым куполом неба с неподвижными яркими звёздами. Наутро, когда рассеялся туман, и на землю выпала роса, когда солнце поднялось над лежащими на востоке горами и осветило путь на запад, они увидели, что находятся на рубеже узкой полосы степной зоны предгорья и граничащей с ней пустыни. Поросшая чахлым дёрном почва здесь заканчивалась, а прямо за ней, безо всякого перехода, как морские волны от кромки берега, начинались барханы. Стелящийся ветерок закручивал песчаные бурунчики на их серповидных гребнях. Дальше до самого горизонта был только песок и песок…

В течение одного дня они ехали по пустыне. К вечеру стало очевидно, что дальнейшее продвижение вглубь неизведанного района не имеет смысла. Пространственной складки не было или она пролегала в другом месте. Искать её теперь равносильно медленной смерти от голода, для такой экспедиции требовалась более серьёзная подготовка. Повернули назад и, выйдя на твёрдую землю, сделали привал, чтобы отдохнуть и решить, что делать. Профессор пребывал в ужасном настроении. Виктор не задевал его, понимая серьёзность ситуации. Ещё больше его волновало, что они не успевают вернуться в намеченные сроки. Анна, моя Анна, думал Виктор, жди меня, я живой, я придумаю, как сократить обратный путь.

– Виталий Ремович, – обратился он к старику, подсаживаясь к костру, – мы не пойдём обратно по своим следам, это очень долго, непозволительно долго. Мы выйдем к Меже и сплавимся вниз по течению на плоту. Так мы сократим время возвращения вдвое, а то и больше.

Профессор продолжал смотреть на стреноженных лошадей, щиплющих пожелтелую степную траву большими мягкими губами. Над ними вилась мошкара, они обмахивались хвостами и встряхивали гривами, время от времени косясь на людей.

– Ладно, – наконец, ответил он. – Идём к Меже.

Начался отсчёт времени на возвращение. По пути к великой реке они увидели орла, который тяжело поднимался в небо с тушкой пойманного зайца, и углубились в сопки, чтобы поохотиться в лесу. Спустя несколько часов они заблудились в скалах, потеряв своих лошадей. Зарядил дождь. Прошло два голодных дня, прежде чем они забрели в какую-то долину. Погода немного прояснилась, хотя солнца по-прежнему не было видно. На небе появились тёмные снизу кучевые облака, но в горах стояла ватная тишина. И снова случилось так, что прямо на их глазах, в течение нескольких минут на землю лёг плотный туман, и  из него появились оленята, много маленьких оленят, будто только недавно рождённых. Они стали неуверенно разбредаться в разные стороны на своих тонких неокрепших ногах, чтобы жить, плодиться и размножаться среди горных долин. Виталий Ремович тихо поднял ружьё, прицеливаясь в одного из них, но Виктор одним ударом выбил ствол из его рук. Его, наконец, осенила догадка: на деревьях нет моха, который обычно нарастает с северной стороны; ветви и хвоя на елях растут равномерно, тогда как с северной стороны они должны расти хуже, чем с солнечной; на бледном, белом небе нет, и, скорее всего, не бывает солнца – точно! Это блудное место, пространственная складка.

– Виталий Ремович! – вскричал Виктор и схватил старика за грудки. – Вы, чёртов Сусанин, признавайтесь сейчас же, как вы собирались обнаружить пространственную складку? Вы врали мне всё это время, да?

Профессор слабо отбивался, пытаясь освободиться от цепких рук принца.

– Молодой человек, я знаю признаки пространственной складки… это совсем не то.

– Не то?! А что же это такое? Здесь отсутствуют все природные ориентиры по сторонам света. Новорожденные животные должны появляться на свет весной, весной, а теперь осень! Здесь нет сторон света, нет времён года, мы блудим. Первый раз нам повезло выскочить, но нас угораздило попасть сюда опять. И всё потому, что вы отрицаете очевидное!

Им повезло и второй раз: на следующий день они снова вышли к сопкам, граничащим с узкой степной зоной западного предгорья. На краю высокого камня над лесной речкой Виктор увидел старого оленя, и подстрелил его из арбалета. А вскоре они нашли обглоданные волками останки одной из двух своих лошадей и нетронутую поклажу с провизией и необходимым оборудованием. Они были безумно рады и этому. Они мылись в речке, стирали бельё, ели приготовленную на костре оленину, коптили мясо впрок, шутили, и Виталий Ремович хохотал хрипловатым баском, откидывая со лба спадающие седые пряди волос. Отдохнув как следует и собравшись с мыслями, они отправились по степи вдоль гряды сопок к Меже, которая, по их представлениям, находилась в паре десятков километров южнее настоящего положения. Набитые вещмешки были тяжелы, приходилось делать частые продолжительные привалы.

А осень неуклонно вступала в свои права. Ночи стали холодными и длинными, дни – прохладными и короткими. Миновала неделя пути, и они поняли: их представления о реальной географии вовсе не так верны, как казалось. Межа не появлялась, хотя солнце подтверждало, что они двигаются прямо на юг, всё время только на юг. Однажды утром, откинув полог палатки, они невольно зажмурились от яркого света. Вся земля вокруг была покрыта выпавшим ночью первым снегом.

…Милая, дорогая, любимая! Я живой. Я иду к тебе. То, что я увидел и услышал здесь, многого стоит, но всё это ничто по сравнению с нашей любовью. У меня не было и нет никаких шансов остаться в живых в таких условиях, в такой ситуации. Я бы и умер, наверно, если б не стремился к тебе. Я постоянно думаю о тебе, даже во сне, помню запах твоих волос. Пока ты ждёшь, я смогу вынести любые лишения. В тебе смысл моей жизни, источник моей силы…

Анна слушает, каждое слово ложится на её сердце золотыми буквами. Кажется, что она слышит даже как бьётся сердце Виктора. Бьются два юных сердца для будущей жизни – вместе. Для долгой и счастливой жизни. А иначе весь мир потерял бы свою ценность. Если любовь не побеждает смерть, для чего нужен мир? Он нужен только затем, чтобы в нём, как в саду, любовь цвела и приносила плоды. Погибнут плодовые деревья в саду – нет сада. Умрёт в мире любовь – не станет и мира.

Принцесса зябко передёрнула плечами от холода. Она проветривала свою комнату и задумалась, устремив рассеянный взгляд к горизонту, где виднелись далёкие горы. За окном стояла глубокая осень. Небо хмурилось, порывистый ветер обрывал последние листья с деревьев. Два из них случайно залетели в окно и опали на пол. Захлопнув створки, Анна присела на корточки перед листочками. Они были совсем жёлтыми – два маленьких светящихся солнца на тёмном паркете. Принцесса взяла их в ладонь, и ей показалось, что руке стало тепло, будто в них продолжалось лето. Раздался стук в дверь, королева Евгения вошла в комнату дочери.

– Ты не занята? Можешь уделить мне несколько минут? Через полчаса тебе нужно быть в кабинете отца, я тоже там буду. У него есть, что сказать нам с тобой по поводу твоего учителя, обер-прокурора Ариса. Разговор касается сложившейся ситуации о престолонаследии. Ничего страшного, как мне кажется, папа спокоен, и ты тоже не волнуйся. Но я зашла к тебе, чтобы предупредить кое о чём. Ну, ты знаешь, дело в дочери Ариса, Веронике. Она проживает в Карине, и он регулярно ездит к ней, поддерживая семейные связи. Возможно, придётся вызвать её в столицу. И тогда ты примешь участие в её судьбе. Папа всё объяснит. Я же только хочу, чтобы ты не противилась его словам. Пожалуйста, сделай так, как он тебя попросит. Хорошо?

Королева-мать поцеловала дочь в лоб.

– Анюта, пожалуйста. Будь умницей. Это важно.

Когда она вышла, принцесса раскрыла ладонь, на которой лежали два жёлтых листочка. Она подошла к туалетному столику, положила листочки в дальний угол ящика конторки и, закрыв ящик, испытующе посмотрела на отражение своего лица в зеркале. «Запомни всё, что скажет король, – сказала она, глядя себе в глаза. – Ясно? Это важно. Это нужно ему».

Ровно через полчаса, как было условлено, принцесса появилась в кабинете отца. Королева Евгения была уже там.

– Анна, – обратился к вошедшей дочери Валерий, – ты достаточно взрослая для того, чтобы выслушать… Выслушать то, что должна знать как будущая королева. Присядь-ка, разговор не короткий, сложный, и мне нужно сначала ввести тебя в курс дела.

Валерий походил по кабинету в молчании, взял со стола фамильный документ Карла фон Оттон и подал принцессе для прочтения.

– Расскажу сначала некоторые стороны биографии обер-прокурора Ариса, – продолжил он. – Скорее всего, они тебе не известны. Так вот…

Отец Ариса служил в канцелярии короля Роберта и был наследным принцем забытого, вернее, замолчанного горского королевства. Возможно, он поспособствовал тому, чтобы в фамильном документе Карла фон Оттон, мать которого имела наследный княжеский титул, некогда пожалованный её отцу правящим горским королём, было проставлено имя Ариса. Целью этой приписки, скорее всего, послужило желание увековечить в истории свою королевскую фамилию. Возможно, есть и другие подобные документы канцелярии правящего короля Роберта. Сам факт признания королём права на существование подобных документов, послужил к тому, что и сын Роберта Александр должен был признавать их истинность. Чтобы отменить их, требовалось начинать судебные тяжбы с владельцами этих документов, то есть выставить напоказ лживость всей новейшей истории. Либо тайно убрать всех этих влиятельнейших людей обоих королевств как неугодных свидетелей и заменить на других, что в принципе невозможно, по крайней мере, сейчас и до тех пор, пока не выявлено, сколько таких документов существует. А время не просто поджимает сроки, в народе зарождается буря, которая может грянуть в любой момент и унести много жизней.

После смерти короля Роберта и последующей через шесть лет после этого смерти короля Константина, пришедший к власти во Втором королевстве Валерий столкнулся с противодействием магов Первого королевства. Разбираясь в проблеме разночтения родового Уложения, он понял, что магам выгодно поддерживать законность горских королей, чтобы иметь инструмент воздействия на высшую власть. Ситуация с годами только ухудшается. Назрел конфликт между Первым и Вторым государствами, надо что-то срочно решать, и начинать нужно с магов. В то же время возникает большой вопрос, как поступить с Арисом, который может оказаться тёмной лошадкой в тайной политике магов. Если ситуация выйдет из-под контроля, в общей неразберихе этот человек попытается взять реванш и захватить власть в свои руки. В случае его успеха оба государства неизбежно подвергнутся уничтожению с целью возвращения славы горского королевства. Потрясения будут такими катастрофическими, что трудно представить себе их последствия. Сухими из воды выйдут только маги. В случае катастрофы они уйдут под землю в свои катакомбы, до лучших времён, а потом, как ни в чём не бывало, появятся на поверхности, чтобы продолжить своё тайноделание. Маги вмешались в управление, когда Константин начал процесс научно-технической революции. Король объяснял своё решение тем, что по причине разрушения бывшего мира духовный уровень народа упал ниже критической отметки, и приходится невольно выбирать либо полную деградацию человечества, либо научно-технический прорыв с полным духовным обновлением общества. Маги предъявили свой ответный довод, показывающий, что обновление необходимо не в научно-технической сфере, а в духовной, поскольку без высокой морали наука и техника послужат низким устремлениям и ничего не решат, а только загонят ситуацию в худшее положение. Король Константин остроумно ответил, что и духовность бывает низкой, за примером далеко ходить не надо, это хорошо видно по моральному состоянию Высшего собрания магов. Так начался конфликт, который молодые короли Александр и Валерий пытались сдерживать совместной политикой королевского братства. Но тайные общества расшатывают государственную структуру власти с целью её слома и возвращения к истокам.

"Чужие" переселенцы появились в Карине чуть более четверти века тому назад. Арис тогда находился при своём отце в резиденции короля Роберта. Имение его отца располагалось на окраине Карина, и они вместе ежегодно проводили в нём пару месяцев, несмотря на опасность передвижения между Первым и Вторым королевствами. Здесь Арис познакомился со своей будущей женой, она происходила из "чужих" переселенцев. Официально считается, что им было по девятнадцать лет. В те годы в обоих королевствах проводилась сложнейшая программа социальной модернизации, мировая история подлежала глобальному пересмотру. Все высокородные горские лица проходили жёсткую проверку на лояльность. Отец Ариса честно служил в королевской канцелярии Первого королевства. Арис был вне подозрений. Его дочь Вероника, родившаяся от женщины из "чужих" переселенцев не имела права престолонаследия по новому родовому Уложению королей. Однако согласно бывшему Уложению, король имеет право выбора жены и матери своего будущего наследника или наследницы из народа, «чтобы не истончилась родовая нить». Мир всегда был не так велик, чтобы надеяться на возможность выбора супругов только из высшего сословия. Де-факто король Александр признаёт справедливость этого параграфа старого Уложения. Но не ставить же под удар новую королевскую политику – свою политику! Остаётся на словах обещать одно, а в уме держать другое. На всякий случай. Например, на случай, если у августейших родителей не останется выбора для продолжения королевского рода.

Когда в семье Ариса произошло прибавление, у Виталия Ремовича и его жены тоже родился первый ребёнок, девочка. Прожив всего шесть месяцев, она сильно простудилась и умерла от воспаления. И так случилось, что в это же время при загадочных обстоятельствах исчезла в Блудном лесу близ болота возвращающаяся в Карин из резиденции короля Роберта жена Ариса. В карете была найдена её запелёнатая и совершенно невредимая дочка, которую Арис безусловно опознал на следствии. Услышав об этом печальном событии, король Константин успел договориться с королём Робертом о переводе Ариса, который недавно похоронил отца, на службу в свою резиденцию. А маленькую Веронику вернули в Карин, негласно передав на воспитание в семью Виталия Ремовича, так как супруги сами решились на этот шаг. Спустя год король Роберт погиб на королевской охоте, и в управление Первым государством вступил Александр. Девочка росла в Карине, не зная своего настоящего отца. Она очень походила на мать, у неё, как и у всех "чужих" были чёрные волосы и синие глаза. А продвинувшийся по службе Арис иногда навещал свою дочь в доме Виталия Ремовича. Такова официальная версия этой истории.

Валерий сделал паузу, чтобы перейти к главному. Принцесса была внимательна и спокойна. Кое-что из слов отца Анна уже знала, кое о чём догадывалась. Она взглянула на мать. Королева Евгения сидела с подчёркнуто прямой спиной и холодным выражением лица.

– Предварительное следствие по делу забастовки на заводе летательных аппаратов не принесло ожидаемых результатов, – гневно произнёс король Валерий. – И я намерен сделать следующий шаг, а именно: провести серию арестов в рабочей среде, чтобы выяснить мотивы этой акции, зачинщики нам известны. Они всё расскажут. Если забастовка была подготовлена Высшим собранием магов Первого королевства, я буду добиваться участия в следствии нашего брата Александра с целью взятия под стражу самого Дитриха! Я уверен, Александр не откажет мне, слишком далеко всё зашло, и бездействовать дальше гибели подобно. Я нисколько не сомневаюсь, что данная забастовка лишь первый камень в наш общий огород, последуют другие акции устрашения с целью склонить монархическую власть к хаосу республиканской демократии, чтобы за ширмой народных прав творить своё бесчинное колдовское тайноделание.

Валерий сцепил пальцы и хрустнул суставами, заставив себя выбрать более спокойный тон.

– Надеюсь, Арис ни при чём, – сказал он. – Но ситуация вынуждает меня быть осторожным. Слишком большая цена поставлена на карту мира.

– Папа… Вероника, она… ещё не знает, что учитель Арис её отец? – спросила Анна и, получив утвердительный ответ, приняла решение. – Понятно. Я могу чем-то помочь? Я возьмусь подготовить её, чтобы потом сказать ей об этом?

Король Валерий поднял руки к небу и уронил их, переведя дух, на его лице расцвела улыбка.

– Ты самая послушная принцесса на свете! Именно это непростое дело я собирался предложить тебе, но ты опередила меня. Я сейчас же отдам распоряжение доставить её в Аквалань, письмо к Виталию Ремовичу у меня готово.

Королева Евгения поднялась из кресла, Анна встала тоже, и Валерий обнял дочь.

– Я знаю, это будет не просто, но тебе она поверит скорее, чем нам, – сказал он.

– Да. Я постараюсь стать её подругой. На самом деле.

Анна, несомненно, верила, что все происходящие события как-то связаны с волей Виктора. «Ему нужно, чтобы так было», – убеждала она себя, и это придавало ей силы в делах и ожидании. Однако ситуация в королевстве накалялась всё сильнее, было непонятно, кто стоит за мировой политикой на самом деле. Принцессе становилось страшно от осознания неизвестности, отец больше не выглядел в её глазах гарантом безопасности, и единственное, что ещё сохраняло её уверенность в завтрашнем дне, так это любовь к Виктору, которому она доверяла всю себя без остатка, иначе маячащий на горизонте событий хаос грозил поглотить всё.

Тем временем король Валерий приказал арестовать подозреваемых по делу забастовки на заводе летательных аппаратов. В Туфе и окрестностях были выявлены ячейки действовавшей организации повстанцев, но оказалось, что к движению возвращенцев они не имеют никакого отношения. Лидер организации некто Костин на допросах твердил, будто повстанцы преследуют лишь одну цель: повышение уровня жизни людей, всего человечества. При этом он не мог внятно объяснить, что подразумевает под выражением «уровень жизни», тем более, каким образом они собирались достигнуть желаемого уровня. В организации не оказалось даже элементарного устава, люди просто собирались на сходки и излагали какой-то мечтательный бред. Всплыло имя Вадима, искали его самого. Валерий огласил послание к народу, в котором недвусмысленно высказался о намерении предать казни любого, кто будет провоцировать революционные настроения в обществе.

В эти дни Анна с ужасом поняла, что больше не чувствует ментальной поддержки от Виктора, её сердце лихорадочно искало его в молчании мира, но больше не слышало его присутствия, все её ощущения скользили куда-то мимо, мимо… Медленно, как дым, стелется в Аквалани ранняя тревожная зима. Так мало солнечных дней, так много сырой холодной пасмурности. В одетый в гранит берег сонной, отрешённой Межи толкаются хрусткие комочки шуги, над серой парящей речной водой вскрикивают одинокие чайки. Там, за туманной мглой, за покрытой первым снегом степью, в горах Карина стоит вечный менгир, пограничная деревня по-прежнему растит своих детей, и на берегу всё также сидит закутанный в плед перевозчик. Он никого не ждёт. Он просто исполняет то, что должен. А по другую сторону горной страны два человека пытаются вернуться назад, на восток.

Виктор неподвижен. Безо всякого удивления или страха принц смотрит в далёкое небо, где над самым горизонтом меняются очертания причудливых башен безымянного города фата-морганы. Ветра нет, в полной тишине поблёскивают замороженным оловом воды Межи, но он понимает, что это только мираж. Покачнувшись вперёд, Виктор заставляет себя двинуться дальше. За ним безмолвной тенью плетётся Виталий Ремович. Руки потеряли чувствительность, холод сковывает движения, хрустит под ногами наст, покрывающий твёрдый песок бесконечной пустынной равнины. По мере продвижения водная гладь мерещащейся Межи истончается, рвётся, исчезает, но призрачный город в небесах продолжает очаровывать своими фантастическими формами. Виктор останавливается, чтобы перевести дух и оглядывается на профессора.

– Там ничего нет… Видите? Ничего, кроме замёрзших песков.

Старик заплетая ноги приближается к нему и долго всматривается в даль. Он тяжело дышит, от его почерневшего небритого лица отлетают скупые облачка пара.

– Вижу, – мрачно произносит он и валится на землю.

Виктор поворачивается немного в сторону, окидывая взглядом линию горизонта. По правую руку он явственно различает взметнувшиеся ввысь горные пики. Эти горы кажутся слишком высокими для такого дальнего расстояния, на котором они отстоят отсюда, думает он. Тоже мираж? Глаза болезненно слезятся. Он потряс головой и поморгал, стараясь очистить зрение от застилающей пелены, однако горы не исчезли, не изменили своих очертаний, просто они очень, очень далеко.

– Горы, – бормочет Виктор.

– Что?

– Горы, о которых вы говорили – там, на западе…

Некоторое время Виталий Ремович обдумывает слова Виктора, лёжа на спине, потом переваливается набок и тоже устремляет взгляд к западу. Его лицо сморщивается – старик беззвучно смеётся.

– Это же ничего… совсем ничего не меняет, – хрипло произносит он. – Мы сдохнем раньше, чем доберёмся до них.

Виктор поворачивается всем телом, глядя в обратную сторону, откуда они пришли. Позади, где не было ничего кроме песков, теперь чётко рисуется зубчатая стена горных пиков, и в распадке между двумя скалами, в радужном ореоле на фоне тёмного северного неба Виктор видит огромную тень стоящего человека, своим ростом превосходящего самые колоссальные вершины гор. Принц обессилено опускается на землю рядом с профессором, продолжая созерцать этот ещё один очень редкий в природе фантом. Тень тоже опускается. С юга сквозь клубящуюся облачную мглу светят два солнца… Или там – не юг? Виктор не хочет умирать, он ещё так молод. Он молча размазывает по щекам невольно катящиеся слёзы. Нет, нет, упрямо твердит он про себя, ничего ты не получишь от меня, лукавая Сансара, вечно вращающееся колесо жизни, блуждание, странствование, переход, череда перерождений, круговорот рождения и смерти в мирах! Продолжай своё дело без меня, мне ещё рано. Я найду способ выпасть из твоей корзины.

Они отправились обратно, на север, чтобы попасть в исходную точку, откуда повернули на юг, к Меже. По пути услышали вой волков и, двигаясь на слух, опять оказались в полосе покрытых смешанным лесом сопок. Волки сопровождали их издалека. Несколько дней их серые тела то и дело демонстративно появлялись на белом снегу и снова пропадали между деревьями. Однажды принц и профессор наткнулись на место их недавнего кровавого пиршества, подобрав остатки костей и мяса убитого волками сохатого. На этом месте они сделали продолжительный привал, целую неделю только ели и спали. Волки ушли дальше.

Сидя на поваленном дереве у костра, раскисший Виталий Ремович неожиданно выразил Виктору глубокую признательность за его участие и мужество, благодаря которым подтвердилась гипотеза профессора о периодической зоне свободного перехода через Межу, когда бывают открытыми оба берега великой реки. Старик убедился и признал, что они с Виктором находятся в пространственной складке с необычными, подвижными физическими свойствами. И даже хорошо, что свойства складки подвижны, это косвенным образом подтверждает непостоянство возникновения и действия зоны перехода, говоря по-другому, портала, а в дальнейшем, когда-нибудь потом другие люди высчитают периодичность этого явления.

Виктора зацепила его искренняя исповедь, заставившая, наконец, сознаться, что он принц Виктор. А Виталий Ремович ответил, что сразу догадался об этом, ведь в прошлом году он уже видел принца в резиденции короля Александра, когда приезжал в Киткару решать свои рабочие проблемы. К тому же старик отличный физиономист, это качество помогло ему стать видным этнографом.

– Неужели вы думаете, что я позволил бы себе откровенничать с простым землемером, то есть неизвестно с кем, если бы сразу не узнал вас? – Виталий Ремович очень серьёзно смотрел в глаза Виктора, и по его взгляду было понятно, как он доверяет и всегда доверял Династии.

– И вы знаете, зачем я здесь? – спросил Виктор.

– Этого я не знаю, – ответил старик, – но, может, вы сейчас расскажете?

Виктор хмуро кивнул.

– Конечно, раз уж наше притворство разоблачено. На день зимнего солнцестояния была намечена церемония моего обручения с принцессой Анной. И хотя праздник теперь придётся отложить…

Виталий Ремович сильно смутился.

– Я был не в курсе дела, принц, правда… Простите меня!

Виктор отмахнулся.

– Э, не извиняйтесь, вы-то здесь причём? Я сам виноват. Не предусмотрел, не рассчитал… В общем, теперь уже не важно. Дело в том, что минувшей весной принцесса вольно или невольно обнаружила менгир, межевой столб, на котором держатся петли мира, и я хотел до нашей свадьбы закрепить это открытие, чтобы прекратить все кривотолки, да и просто для того, чтобы наметить общую цель нашей совместной жизни под венцом власти. Мне хотелось бы вернуть, наконец, Правый берег, потому что все деструктивные процессы в нашем несчастном обществе я считаю следствием этого природного перекоса… Вы меня понимаете? У реки должно быть два берега. Не логично, что перед нами закрыта вторая половина мира.

– Я понимаю.

– Мне оставалось лишь исследовать проблему возвращенчества в Карине. Потом в моих планах было вернуться на другую сторону перевала, именно там, в лощине на берегу Межи находится менгир. Я хотел увидеть своими глазами… и задать вопрос перевозчику…

– Кто это?

– Его видела Анна, говорила с ним. Но он не человек…

Виталий Ремович напряжённо размышлял, глядя в лицо Виктора. Потом он поменял позу, расправив спину, и вздохнул, словно что-то решил для себя.

– Увольте, принц, это не моё дело. – Профессор покачал головой. – Всё что угодно, только не это. Здесь я вам не помощник, не обижайтесь. Я верен королю, и люблю вас, однако есть пределы моих возможностей. Я не последую за вами к этому загадочному менгиру, хотя и мешать вам тоже не стану. Вот вы упомянули деструктивные процессы. А я уверен, что люди не только не могут найти менгир, но и не хотят его искать, потому что им нравится именно этот мир, с его достоинствами и недостатками. И люди будут продолжать сползать по Левому берегу на восток бесконечно, это принцип действия мира для тех, кто ищет такого мира. Я даже свою дочь, идущую по моим стопам, не могу убедить в правильности решения вернуться или вернуть другой берег. А что вы хотите от меня в деле общественной проповеди? Я уже почти старик, я останусь здесь, со своими детьми, потому что им интересно здесь, у них есть мечты, стремления, есть будущее. Как я могу увести их назад против их воли? Зачем? Ну, а тем, кто идёт против течения, удачи!

Виктор разочарованно улыбнулся одним уголком рта и подкинул веток в огонь.

– Я ничего не прошу, – заверил он профессора. – Я только не понимаю, зачем вы затянули меня в этот смертельный поход?

Виталий Ремович отвёл взгляд.

– Не знаю, – сказал он.

…Медленно. Неуловимо медленно, в той мере, когда все успевают привыкнуть к разрушительным изменениям, реформам, переменам и неотвратимо, как дым, этот мир стелется, сползает к чертям собачьим. Сообщение королевских посланцев о том, что в доме Виталия Ремовича они не обнаружили Вероники, и никто из домашних не знает, куда она исчезла, или сделали вид, будто не знают, не вызвало у Валерия никаких эмоций, он ожидал чего-то в этом роде.

– А где профессор? – спросил он.

– Виталий Ремович отбыл в длительную экспедицию на запад. Дочь по его настоянию оставалась домовничать.

– На запад? Любопытно. Может быть, Вероника увязалась за ним?

– Исключено. Все домашние подтвердили, что профессор был категорически против её присутствия в экспедиции ввиду опасных и непредсказуемых последствий в научных исследованиях неизученных западных территорий. В ходе экспедиции должна подтвердиться или быть опровергнутой гипотеза Виталия Ремовича о пространственной складке между землями нашего королевства и Пустынными землями. Даже если б дочь догнала его в пути, он наверняка вернул бы её домой.

Валерий слушал и с досадой думал о профессоре: самоуверенный дурак, никогда заранее не сообщит мне, чего он там опять собрался изучать, всё узнаю о нём от третьих лиц. А пока старший офицер посыльной группы отчитывался Валерию о проделанной работе, в кабинет ввалился запыхавшийся дворецкий и объявил: в Аквалани только что произошёл террористический акт – загорелся драматический театр во время просмотра трагедийного спектакля «Жизнь и смерть короля Артура». Король Валерий резко встал из-за письменного стола.

Вся центральная площадь столицы была заполнена народом. Едкий запах гари мешался со вкусом снега и стылой речной сырости. Городские пожарные в медных касках сбивали остатки пламени водою, которую при помощи двуручных насосов качали толстенными шлангами из колодцев на территории самого большого театра Второго королевства. Зрительный зал вмещал четыре сотни человек одновременно, и в этот раз он был полным.

Король Валерий размашисто шагал по задымлённому фойе, за ним почти вприпрыжку семенил главный прокурор города. Санитары продолжали выносить из зала пострадавших, укладывая их рядами на расстеленных простынях.

– Все двери оказались заперты снаружи, – сбивчиво объяснял ситуацию прокурор. – Загорелась рампа, актёры выбежали через карманы, а зрители столпились у выходов. Билетёры находились в зале вместе со зрителями. Я предварительно допросил капельдинера и дежурного охранника, оба сильно испуганы и пока не в состоянии сказать ничего вразумительного. Работницы гардероба уверяют, будто опоздавшие имели возможность проходить в зал ещё в течение пяти-семи минут после третьего звонка. Как произошло, что все двери обоих фойе, даже те, что ведут на балкон и в ложи оказались заклинены в ручках, никто не может объяснить.

– Чем заклинены?

– Да простыми палками какими-то… чёрт его знает!

– Кто из знати присутствовал на просмотре?

– Карл-Отто с супругой… оба живы… пока.

– Что?! – Не останавливаясь, Валерий бросил молниеносный взгляд на прокурора. – Что значит пока?

– Пострадали… Честно говоря, я не в курсе. – Прокурор виновато пожал плечами.

Встречая короля, из распахнутых дверей кабинета администраторов выбежал следователь. Валерий с размаху прошёл в комнату и остановился посередине. Напротив стола, на придвинутых к нему стульях сидели старик-капельдинер и дежурный охранник. Оба вскочили при виде короля. Здесь же находился директор театра, у которого был невозможно-несчастный вид неудавшегося артиста. Он тоже встал, держа ладонь с растопыренными пальцами на левой стороне груди. Валерий поморщился и махнул ему рукой:

– Сядьте!

Тот послушно плюхнулся в кресло.

– Эти палки, которыми заклинили двери, они из театрального реквизита? – спросил король, ни к кому в отдельности не обращаясь.

– Да, я уже выяснил, – объяснил следователь. – Сейчас они находятся у криминалистов. Надо снять отпечатки пальцев…

– Кто это сделал, вряд ли так глуп, чтобы лапать их голыми руками, – пробормотал Валерий. Он заложил руки за спину и прошёлся по кабинету. – По две двери в каждом фойе, две на балконе, и ещё четыре ложи. И того десять. Мог ли такое совершить один человек?

– Теоретически, мог, – ответил следователь.

– И остаться никем не замеченным… – продолжал размышлять Валерий.

– Можно я скажу? – подал голос директор, подняв руку. – Одна ложа осталась не заклиненной.

– Какая?

– Ваша… ваше величество.

– Вот как! Но меня в ней не было, и значит, она была закрыта на ключ?

– Верно, ваше величество.

– Тогда – девять.

– Обер-прокурор Арис! – встрепенувшись, вдруг воскликнул охранник. – К нему прошла какая-то девушка, лет двадцати на вид, очень красивая, и они вместе вышли.

– Когда это произошло?

– Минут через пять после начала. Они оделись, я проводил их на выход.

– Вы это видели? – обратился Валерий к капельдинеру.

– Разумеется, видел. Очень красивая, да.

Валерий развернулся и вышел. Главный прокурор города увязался за ним, но был отправлен обратно молчаливым жестом, остановился, достал надушенный платок и промокнул испарину на верхней губе, чисто выбритых щеках, лысине, шее…

Спустя сутки король Валерий с расстёгнутым воротом сорочки стоял у окна опочивальни своей супруги королевы Евгении, смотрел, как падает снег и нервно теребил портьеру. Евгения расчёсывала распущенные волосы перед трельяжем туалетного столика, с тревогой наблюдая за мужем в зеркало.

– Не убивайся понапрасну, ты не виноват в его смерти. Карл был пожилым человеком со слабым сердцем, не каждый может выдержать такое. А случиться может всякое с кем угодно.

– Мне надо было посетить его вчера же, не откладывая на потом.

– Это ничего бы не изменило. Ты сам знаешь, в каком состоянии он был всё это время, ни разу не пришёл в сознание.

– Лечащий врач находился при нём. Карл очнулся незадолго до того как скончался. Успел сказать, что ему очень жаль, только эти слова.

Королева Евгения развернулась на пуфике лицом к мужу, опустив на колени руку с редким гребнем для густых и длинных тёмных волос, который Валерий подарил ей на первую годовщину свадьбы.

– Всё, что случается, случается не зря, – сказала она. – Так было нужно, дорогой.

– Я как раз думаю о том же. Но я не понимаю, для чего нужно вот так.

– Мы не поймём. Пути Господни неисповедимы.

Валерий подошёл к жене и крепко прижал её голову к себе.

– Это отговорка, – сказал он. – На самом деле Бог хочет, чтобы мы были пытливыми. Царство Божие силою берётся.

Как бы ни была сильна наука, в трудных ситуациях все люди вспоминают о Боге. Так же вышедший в люди подросток вспоминает об отце, его лучшие слова моральной поддержки. И церковь, есть она или нет в качестве социального института, тут совсем ни при чём, потому что ни одно учреждение в мире перед лицом смерти не даст ответа на вопрос: что делать нам всем вместе и каждому в отдельности?

Валентина фон Оттон не присутствовала на похоронах мужа, потому что была очень слаба и находилась в королевской здравнице. После смерти Карла она сильно изменилась, стала неулыбчивой и несловоохотливой. Выздоровев, она никуда не захотела уезжать из здравницы, заявив, что останется здесь в качестве сиделки или медсестры, присматривать за больными. Король Валерий посетил княгиню сам, чтобы сообщить о назначении ей пожизненной пенсии, так как своего состояния у неё не оказалось, а Карл фон Оттон с самого начала его служебной карьеры при королевском дворе жил только на должностные средства и не искал ничего большего.

Королевская здравница Староречье красиво располагалась на старице Межи вниз по течению от Аквалани. По сути это была курья, которая образовалась от залива на великой реке, спрямившей береговую линию наносной песчаной косой. Архитектура Староречья отличалась от авангардного столичного строительства своей особенной христианской патриархальностью, здесь царило почти монастырское умиротворение с малиновым колокольным звоном и благоуханием знаменитого розария, а все санаторские корпуса проектировались в соответствии с единым планом. Экспериментальный проект короля Константина "Умиление", изначально задумывавшийся в качестве альтернативы существовавшей медицинской практике лечения психозов, удачно развился и пользовался доброй славой.

– Спасибо вам за всё, за вашу заботу, – проникновенно произнесла Валентина, вызвав в душе Валерия тоскливое чувство сожаления.

– Карл не хотел, чтобы ты видела его мёртвым, – солгал он. – Хотел остаться в твоей памяти, каким был.

Княгиня склонила голову набок, вдумываясь в слова короля.

– Меня приглашал в свой дом брат Карла, он тоже одинок, и я размышляла, как мне будет в Итиле, там, где прошла наша юность, но решила остаться здесь, потому что Итиль без мужа в большей степени напомнит мне моё детство и моего разорившегося отца. А здесь я никому не в обузу, здесь я чувствую себя как бы снова рождённой, так что в этой новой жизни у меня будет новое, тихое счастье.

Валерий забрал её узкую ладонь в свою руку и легонько сжал.

– Время лечит, – сказал он, – надо довериться его течению. Ты права.

Валентина подняла голову, всматриваясь в дымку, скрывавшую другой берег Межи. Вдруг она улыбнулась и встала со скамейки. Валерий тоже встал, они пошли по зимней аллее, с обеих сторон поросшей старыми ореховыми деревьями, на ветвях которых лежал выпавший накануне снег. Снег лежал на аллее, и они нарочно бороздили подошвами, оставляя после себя длинные следы с пушистыми бортиками из чистейших снежинок. Оба смеялись.

Увы, ты прав, мужицкий нидерландец.

Через окно картины зимний морок

Доносит запахов и звуков смутных танец.

Склонился день, и мне уже за сорок.

Отчёт пути. Охотники устали,

Собаки дом почуяли, всё видно

Как на ладони, в белой-белой дали

Селение… Невыносимо стыдно.

Вот мой отчёт! Стою на склоне горки.

Я не был ни охотником, ни зверем.

Внизу мой кров томительный и горький.

Нет, это не конец ещё, не верю!

Мой сын не вор, а дочь не одинока,

И сам я не старик на ложе чинном.

Не сожалей, не сетуй раньше срока,

Ещё нужны очаг, семья, община.

Когда бы знали, где упасть придётся,

То наперёд стелили бы солому.

Пусть ворон врёт, дымок жилища вьётся,

И собирают хворост в буреломе.

Пусть "Отче наш" в домах читают дети.

Всё сбудется – раскаянье, прощенье.

Отец мой выйдет на порог и встретит

Меня на новом круге возвращенья.

Я тоже выйду выше, за пределы,

И сквозь меня снежинки будут падать.

А там, внизу, в снегах немое тело

Останется у внуков. Им на память.

Я в судный день вернусь…

Княгиня Валентина появилась во дворце взволнованная и попросилась на приём к королю немедленно. Валерий отложил текущие дела, приняв её сейчас же. Она вошла, села в предложенное кресло.

– Я тебя внимательно слушаю, – подбодрил он её. – Говори.

– Фамильный документ Карла, который вы передали мне. Он пропал.

Кровь бросилась Валерию в голову. Как это было предсказуемо, подумал он. Ну, вот теперь мы и начнём главное следствие, коготок увяз – всей птичке пропасть!

– Расскажи подробнее. Что именно произошло? – попросил он спокойным голосом.

Она отвернулась в окно, стараясь припомнить всё как можно лучше.

– Я привезла бумагу в город, домой, как вы сказали. Положила в сейф, где муж обычно её хранил, а ключ спрятала в доме. И вернулась в Староречье. Дома оставались наш старый лакей и горничная. Горничной я ничего не говорила, наказала одному лакею, тет-а-тет, чтобы он проверял сейф каждое утро. Через два дня лакей приехал ко мне с извозчиком, бросился в ноги с повинной, что не уберёг документ. Я его не бранила. Объяснила, мол, план такой был, так надо, не вини себя. Вернулась в дом расспросить горничную. Она мне божилась, что не знает о документе, но при этом говорит, в доме за последние два дня не появлялся никто. Я ей поверила. Подумала, если надо соврать, то лучше сказать, будто слышала, как по дому ходит кто-то. А ночью она сбежала.

Валерий слушал, положив на стол сцеплённые в пальцах кисти рук.

– Хорошо, Валентина, мы с тобой всё правильно сделали, – успокоил он её. – Теперь иди. Дальше я сам.

Княгиня вышла. Валерий посидел в тишине, прислушиваясь к её удаляющимся шагам, и шарахнул по столу кулаком. Дворецкий приоткрыл двери, заглянув в образовавшуюся щель.

– Обер-прокурора сюда, ко мне! – выкрикнул король.

Долго искать Ариса не пришлось, он был в библиотеке, делая сравнительные выписки из обоих вариантов родового Уложения королей для предстоящего доклада в кабинете министров. Он не стал расставлять книги по полкам, а сделал закладки и оставил на столе, положив сверху перчатки. У дверей кабинета короля Арис замедлил шаги, всматриваясь в невозмутимые лица двух застывших в карауле офицеров личной охраны Валерия. Охрана у кабинета. Он остановился на мгновение, потом толкнул дверь и переступил черту. Валерий резко приблизился к обер-прокурору, глядя ему прямо в глаза.

– Я вызвал вас для откровенного разговора, – отрывисто произнёс король. – Вам было известно, что покойный Карл фон Оттон имел фамильный документ от канцелярии короля Роберта, в котором упоминалась фамилия горской королевской династии… ваша фамилия. С какого времени вам это известно?

– С того времени, когда Карл решил раскрыть эту фамильную тайну на приёме у принца Виктора.

– И от кого же вы услышали об этом событии?

– От принцессы Анны. По её словам, ей рассказал принц, и она спрашивала меня, насколько справедлив данный документ. Но я не мог ей сказать ничего конкретного, потому что сам впервые узнал о нём.

– И вы, конечно, до сих пор не видели той бумаги?

– Видел. Я первым делом пошёл выяснять ситуацию к самому Карлу, чтобы исключить в корне все сплетни.

– Как же отреагировал Карл на ваш визит к нему?

– Он охотно показал мне лист и предупредил, что королю, то есть вам, известно об этом документе. Он предостерёг меня от любых выводов, но я и не собираюсь делать какие-либо выводы на сей счёт. Моё происхождение известно мне с самого детства от моего отца. И, так же как отец, я понимаю, что время нашей династии прошло. Невозможно в одну и ту же реку войти дважды.

– Но можно войти в другую реку, с другими намерениями, разве нет?

– Это точно не про меня.

– Не про вас?

– Нет.

Валерий указал подбородком на стул.

– Присядьте!

Арис тяжело опустился на стул и выжидательно вскинул на Валерия прозрачный чайно-карий взгляд.

– Где хранил Карл свой документ? – пошёл в наступление Валерий.

– В сейфе, в домашнем кабинете. Во всяком случае, при мне он взял его оттуда и потом вернул на место, туда же.

– Его там больше нет.

– И что это значит?

– Это значит, что его оттуда похитили.

Арис промолчал, не зная как отнестись к словам короля.

– Я объясню, – продолжил Валерий. – По моему совету, княгиня Валентина фон Оттон ввела в курс дела своего лакея, старого неподкупного слугу, прослужившего в их семье всю жизнь. Показала, где спрятала ключ от сейфа и уехала в Староречье, наказав проверять бумагу каждое утро. В доме, кроме них двоих, находился только один человек, молоденькая горничная, устроившаяся на службу в дом совсем недавно. Через два дня документ из сейфа исчез. И всё это не представлялось бы мне чем-то значительным в деле пропажи, если бы девушку не видели в театре накануне пожара в вашей ложе, откуда вы вместе с ней благополучно отбыли за пять минут до трагедии. Я выяснил, что она была протежирована на место горничной в доме Карла фон Оттон именно вами.

Арис молчал. Валерий наклонился к самому лицу обер-прокурора и очень тихо, но достаточно зловеще объявил:

– Твоя горничная из дома Оттонов убежала. Опасаюсь, как бы и ты теперь не испарился из моей резиденции. Ты арестован, Арис!

Арис откашлялся и севшим голосом проговорил:

– Эта горничная моя дочь Вероника. Я не знаю где она сейчас, но точно знаю, что в пропаже документа она не виновата. У неё нервный срыв от длительной депрессии, она искала помощи у меня. Прошу вас, не трогайте её.

Король Валерий выпрямился. Несколько мгновений он сверлил Ариса взглядом.

– Мы это проверим, – сказал он и хлопнул в ладоши. В кабинет вошли офицеры охраны, надели на обер-прокурора наручники, повели по коридору.

Взбешённый последними событиями король Валерий устроил масштабную чистку. По всей стране был установлен комендантский час. Каждое утро Валерий требовал сводку работы особого отдела государственной безопасности, но сыск не приносил ожидаемых результатов: Вадим не найден. Не найден… Как сквозь землю провалившийся народный герой, скорее всего, отсиживался на территории Первого королевства или даже являлся агентом тайной политики магов Первого королевства. Не нашли и горничную из дома покойного министра просвещения и научного советника Карла фон Оттон. Все логические цепочки следствия ожидаемо вели через восточную границу – и однажды ночью, не привлекая внимания людей, Валерий негласно отбыл в Первое королевство, чтобы вести переговоры с братом.

А снег валил стеной. В этом невиданном снегопаде глохли все звуки, слышался только шорох сыпавшихся сверху огромных снежных хлопьев, мириады замёрзших "белых мух", как говорят о снежинках дети и думают кошки. Принцесса Анна надела меховую шубку и такую же шапку, чтобы побродить по опустевшим городским улицам. Сопровождающая её фрейлина поминутно оглядывалась по сторонам, и, наконец, спросила вполголоса:

– Не боитесь, ваше высочество, что сейчас откуда-нибудь появится Вадим?

Анна дико взглянула на девушку.

– И что этот безумец всем голову задурил? – возмутилась она. – Ничего он собой не представляет, так, пустое место, тень!

– Тень, говорите, а ведь бесстрашный он, нападёт и саблей голову – чик!

Анна поджала губы.

– Тебе, что ли?

– А хоть мне, хоть вам. Городовые-то все попрятались в такую непогоду, а вам вот нужно сейчас гулять.

– Пустое болтаешь, лучше помолчи.

На центральной площади сквозь снежную завесу смутно просматривалась громада закрытого на реставрацию театра в маскировочных полотнах. Несмотря на то, что был полдень, напротив его главного фасада горели фонари, но сам театр молчал, погружённый в темноту, пустые афиши наводили скуку. На тротуарах никого, только бродячая собака ищет в мусорных урнах съестной кусочек. Подняла голову, провожая девушек взглядом. А принцесса бредёт и на ходу смотрит в слепое безответное небо, серое, рябое, бездонное. Короткий зимний день скоро пропитывается ранними сумерками. Фрейлина, беспокойно оглядываясь, уже с нескрываемым раздражением поторопила: «Принцесса, пойдёмте во дворец»… Тянутся дни и ночи, тихо прошёл во дворце и день зимнего солнцестояния. Замкнутая на своих невесёлых думках Анна провела его в комнате королевы-матери, а когда наступил вечер, не выдержав душевного напряжения, с надрывом спросила:

– Где он, мама? Где мой Виктор?

Принц Виктор и Виталий Ремович продолжали идти, чтобы не умереть. Они не смогли узнать места, откуда начали двигаться на юг. Окружающее пространство, будто издеваясь над ними, постоянно искажалось, кривилось как в дурацком зеркале, только этого не мог заметить простой человеческий глаз. Они решили повернуть к востоку – и неожиданно вышли к Меже. У берега скованная льдом, великая река невозмутимо несла на восток свои воды. Текущая вода поблёскивала за кромкой льда в нескольких десятках метров от земли, и другой берег, как всегда, был скрыт в туманной мгле, через которую просвечивало низко плывущее зимнее солнце. Убедившись, что на этот раз перед ними не мираж, а настоящая Межа, принц и профессор не могли сдержать сильных эмоций. Они кричали и прыгали, размахивая руками, пели в два голоса королевский гимн, хохотали до слёз над всякой чепухой, которая приходила им в голову. А совсем обессилев, повалились на засыпанную снегом сухую береговую траву, чтобы унять одышку и успокоиться.

Затем они подобрали свои брошенные вещмешки, осмотрелись. Место для разбивки лагеря выбирали придирчиво. Надо было приниматься за постройку плота, но сначала требовалось пополнить запасы пищи. Лесистые сопки тянулись вдоль всего побережья, а в лесу водились заяц, белка, куропатка – этого достаточно для поддержания жизни, пока их судно будет сплавляться в родные земли. Удачная охота прибавила силы и уверенности в счастливом исходе экспедиции. Скоро, уже скоро закончатся их невзгоды, да не так быстро они попадут домой. Пройдёт несколько недель, и зима состарится, прежде чем получится обработать поваленные стволы деревьев, доставить к берегу, соорудить плот и подобие хижины на нём для защиты от непогоды. А сначала казалось, что это так просто. После зимнего солнцестояния наступили морозы. Пришлось бросить строительные работы, чтобы утеплиться – обложить палатку снегом. Дней пять потеряли, потому что выходили наружу лишь по нужде, заготавливали дрова и снова прятались в своей берлоге. Дни стояли тихие и ясные, однако даже дышать морозным воздухом было трудно, тем более делать что-то физически, не имея подходящей тёплой одежды и обуви. Снег хрустел под ногами. Сверкали кристаллики инея на земле, на лапах елей в лесу: преломляя свет солнца, они переливались всеми цветами спектра, как россыпи мельчайших бриллиантов. А ночью мороз давил ещё сильнее, в тишине слышались странные звуки, это стонали промерзающие насквозь стволы деревьев. Когда потеплело, кинулись на охоту. С потеплением пришли ветра и принесли с собою мокрый снег и метели. Палатку завалило снегом так, что выходили из неё по прокопанным ступеням, сначала вверх, потом вниз. Каждое утро начиналось с активной расчистки строительной площадки плетёными из берёзовой коры скребками, в этой лишней работе пролетала половина светового дня.

Тем не менее, всё на свете кончается, закончилась и зима. Лёд на Меже стал рыхлым и ломким, с каждым новым днём его подмывало снизу течением, и однажды принц и профессор взялись рубить его вокруг уже совершенно готового судна, которое теперь отделяло от воды лишь несколько метров до кромки, да одна пядь под килем. Наконец, бревенчатый плот со вздохом тяжело опустился в тёмную парящую реку, закачался, выравнивая массу. Виктор и Виталий Ремович налегли на шесты. Медленно продвигаясь среди крошащихся льдин, они вышли на фарватер. Всесильное течение Межи плавно, величаво развернуло плот, подхватило и понесло вниз, на восток. Судно получилось достаточно устойчивым, его не затягивало на опасную, скрытую вечным туманом глубину, где проходила пространственно-временная граница. Поэтому грéби на первых порах сплава оказались не нужны, они понадобятся, когда настанет необходимость плыть поперёк течения, чтобы причалить к берегу. А вот подвижный киль пригодился сразу: Виктор с удовольствием стоял у руля, пробовал его так и этак. Наблюдая за его баловством, Виталий Ремович усмехался в отросшую бороду.

За бортом проплывали картины чужой природы с низкими сопками, поросшими сосной и лиственницей, берёзой и осиной, ивой и черёмухой. На обращённых к солнцу, особенно открытых склонах уже вовсю подтаивал снежный покров, но в распадках ещё лежали синие холодные тени с нетронутыми сугробами. Иногда над прибрежной цепью безлюдных гор, высоко в небе появлялись одиноко кружащие хищные птицы, они высматривали внизу добычу.

– Виталий Ремович! – крикнул Виктор и показал рукой в направлении берега. – Смотрите, медведь!

Профессор глянул туда, куда указывал принц – и правда, тоже разглядел бурого зверя, который пришёл к реке напиться воды или поохотиться на рыбку в естественных запрудах оттаивающего берега Межи. Косолапый казался худым и озабоченным после зимней спячки, с полинявшей клочковатой шерстью. Он поднял морду, принюхиваясь к витающим в воздухе запахам. Заметив плот с людьми, медведь какое-то время удивлённо изучал неизвестное ему явление, потом резко изогнулся и шарахнулся в сторону. Было видно, как он бежит вдоль берега, энергично вскидывая лапы. Виктор засмеялся весело, заразительно, а Виталий Ремович по-особенному сложил губы и огласил прибрежный лес сложной трелью и улюлюканьем. Эхо подхватило этот дурашливый боевой клич, унося его с собой по всем уголкам Побережья. Люди плывут!

Когда радостное возбуждение от первых часов плаванья схлынуло, они установили дежурство на палубе, и Виктору выпало нести вахту, а Виталий Ремович ушёл в каюту, чтобы разобрать вещи по местам и приготовить ужин. Очаг из обломков горной породы на глине они соорудили прямо в хижине так. Ряд камней в качестве основания, на некоторой высоте от них на четырёх опорах плоский камень, который служил низом для закрытой подзольной части с поддувалом, выше неё тоже закрытая топка, завершающаяся четырьмя плоскими и узкими камнями, сложенными по краям таким образом, чтобы посредине оставалось отверстие для установки котелка и отвода дыма. Заготовленные впрок дрова уложили двухрядной поленницей до самой крыши, это была задняя и единственная стена невысокой, не выше человеческого роста хижины. Крыша с пологим скатом вперёд держалась на шести столбах из стволов молодых елей, сшитых накрест укосами для прочности конструкции. Еловым лапником выложили скат. Под крышей установили палатку для ночного отдыха и стол в виде невысокого подиума. Всё компактно, малогабаритно, но удобно и пригодно для водного путешествия, которое, как они полагали, продлится дней пять-семь, если всё будет хорошо. В это хотелось верить.

Профессор разжёг огонь в печи и принялся хлопотать по хозяйству. А Виктор, наконец-то никуда не спеша, с удовольствием подстрогал ножом карандаш, открыл путевой дневник землемера. Он смотрел в воду Межи и думал. У Виталия Ремовича тоже был такой дневник. В отличие от юного принца, профессор пунктуально заносил свои записи в начале каждой следующей ночи, выигрывая время у сна, ведь сон, как известно, бежит от всех стариков, пока они ещё не одряхлели. Таким образом, в двух рукописных документах, двумя свидетелями писалась летопись тех будней.

На Меже весной случается порывистый свежий ветер, но не бывает штормов, как в летнее время, когда туман над рекой превращается в мглу бурного ненастья, поэтому принц Виктор и Виталий Ремович были уверены, что в продолжение их путешествия по воде погода не устроит им неприятного сюрприза. Не боялись они попасть и в пространственную складку, теперь она осталась далеко позади, а следующая по течению реки располагается лишь на границе двух королевств. Конечно же, они не проспят то время, когда по левому борту потянутся бескрайние степные пейзажи, но хотелось бы не упустить момент, чтобы не проскочить мимо предгорий Туфа с сетью береговых дорог, откуда профессору быстрее и удобнее добраться домой, а принцу Виктору найти деревню, в которой живёт Даур. А это вполне может случиться ночью, особенно если небо затянут тучи.

Они уже проплывали горную страну Карина, у руля стоял Виталий Ремович, Виктор же отсыпался, перед тем как заступить на вахту. И вот Виктору снится, будто перевозчик – а принц почему-то уверен, что это именно он – машет ему с берега рукой, требуя, чтобы они причалили, но Межа неудержимо несёт плот мимо, перевозчик остаётся стоять на берегу, постепенно исчезая из виду в сумерках наступающей ночи. Виктор хватается за гребь, пытается изменить направление – без толку. Ему одному это не под силу, а Виталий Ремович куда-то запропал, и Виктор с ужасом смотрит вперёд, где не видно ни зги, одна непроглядная чернота, словно бесконечная пустота, да жуткий, могильный холод… Очнувшись от кошмара, Виктор подумал: может быть, это больше, чем просто сон, а кто-то или что-то предупреждает его об опасности?

Он выбрался из палатки. Время суток перевалило за полдень, но солнце было ещё высоко. Впереди по курсу берег распахнулся обширной долиной, давая выход к Меже сразу нескольким горным ручьям. Вода в них казалась зелёной, как бутылочное стекло, даже тогда, когда она смешивалась  с водою великой реки, образуя в Меже длинные хорошо различимые языки. Принц Виктор вспомнил, что принцесса Анна в своём рассказе о местоположении менгира говорила ему о лощине, в которой раскинулась дельта местной речки, и её рукава и протоки имеют как раз такой необычный цвет, как у этих ручьёв. Посчитав свой недавний сон и проплывающий за бортом пейзаж неслучайным совпадением, Виктор кинулся к Виталию Ремовичу с требованием немедленно пристать к берегу. Решительный вид принца не вызывал  сомнений в серьёзности его намерения, и вообще профессор имел богатый жизненный опыт, который научил его не задавать лишних вопросов, когда их лучше оставить на потом. Они погрузили в воду греби, заставляя плот двигаться в сторону берега, и вскоре их судно благополучно село на песчаную отмель лощины.

Полчаса потребовалось, чтобы собрать все необходимые вещи. Заботиться о плоте больше не стоило, он сослужил им хорошую службу, теперь судьба позаботится о нём. Путешественники отправились вверх по дельте безымянной речушки, переходя вброд мелкие ручьи, пробираясь через заросли низкого кустарника, чтобы выйти к западному краю долины, где должен находиться скрытый от ненужных взглядов легендарный менгир. Пока они продвигались к цели, Виталий Ремович упрямо молчал, зато Виктор говорил много. Он надеялся, что профессор согласится войти в портал, когда убедится в реальности его существования. Теперь-то уже не нужно просить помощи у пастушка, сына Рустика, если, конечно, только в этом дело. Виктор помнит всё, что нужно знать для перехода, со слов Анны. Или ему показалось, будто между профессором и пастухом собака пробежала? Как бы то ни было, лощина сама открылась им обоим, значит, нужно войти вместе.

Вот и журавль. Виктор приблизился к нему, чувствуя холодок в груди от охватившего его волнения. Он опустил руку на сруб колодца, наклонился над ним, осторожно заглядывая внутрь. Какая она, вода памяти? Она тёмная. И, в то же время, такая светлая, всегда отражает небо! Мы стараемся забыть неприятные моменты жизни, а радостные помним, не забываем. Не плюй в колодец, придётся воды напиться, как-то так. Анна видела тебя, смотрелась в тебя, теперь я тоже, думал Виктор, волнуясь. Вода едва заметно покачивалась внизу, словно была живой. Виктор оглянулся. Виталий Ремович стоял поодаль и с ничего не выражающим лицом изучал окрестности. Виктор глубоко вздохнул, перевёл дыхание.

– Пойдёмте, – сказал он хрипло. – Пойдёмте!

Виталий Ремович постоял, посмотрел в спину Виктору и поплёлся следом. Они сделали полтора витка внутрь свёрнутого пространства. Виктора слегка мутило, он часто останавливался и наблюдал за профессором, ожидая его словесной реакции. Но Виталий Ремович молчал. Да и правильно. Сейчас не время, а то и вообще нельзя разговаривать. Лишь бы старик опять не начал противиться. Одновременно принц прислушивался к своим ощущениям, не понимая, что происходит. Чего-то не хватает… Время! Оно остановилось? Трава перестала шелестеть на ветру, и ветра не было, облака больше не двигались в небе, превратившись в поблёкшую цветную картинку. Виталий Ремович с широко открытыми глазами смотрел куда-то поверх головы Виктора. Виктор медленно обернулся и увидел огромный вертикально стоящий камень. На уровне груди он был покрыт поясным орнаментом, изображавшим бегущих оленей… и летящие им вслед стрелы, догоняющие их стрелы… У Виктора закружилась голова, он торопливо опёрся ладонью о шершавую поверхность менгира, чтобы не упасть, чувствуя себя так, будто падает с лошади. Подождав, пока пройдёт головокружение, принц поднял взгляд на Виталия Ремовича.

– Идите за мной, профессор! – сказал он.

Получилось жёстко. Виталий Ремович улыбнулся, покачал головой.

– Что? Что опять не так?! – вспылил Виктор.

Он шагнул к старику – и снова чуть не упал, потому что перед глазами опять всё поплыло. Виктор непроизвольно завёл назад руку с растопыренными пальцами, упёршись ладонью в орнамент на камне, встряхнул головой. Отпустило. Решив больше не делать резких движений, заставив себя успокоиться, он гладил ладонью грубую, холодную поверхность камня и говорил:

– Вы не хотите идти за мной, потому что не верите в реальность перехода. Я понимаю. Вам сейчас, наверное, кажется смешным моё поведение. Древний менгир представляет собою историческую и этническую ценность, бесспорно, конечно, но это же смешно – хороводиться вокруг него, как дикарь! Послушайте, профессор…

Виталий Ремович приблизился к принцу и положил руку ему на плечо.

– Нет, не поэтому, – перебил он Виктора, – вы знаете почему. Я уже говорил вам, принц. Ну, ещё повторю. Я не хочу перехода. Я остаюсь с детьми здесь, на Левом берегу. Вот так.

– Виталий Ремович, вы же разумный человек, вы тоже творец по природе, потому что такими нас всех сотворил Бог. По образу и подобию.

Старик поморщился.

– Да что вы, как мальчик прямо, ещё и Бога сюда приплели.

– Но вы же сами говорили, весь мир сползает вниз по течению, и происходит обесценивание всего, это неизбежный деструктивный процесс здесь, на Левом берегу. Наша общая вина в том, что мы попускаем этому процессу, а может, даже сами создаём такую реальность своими мыслями, намерением, поступками.

– Верно. Почему же вы бежите? Куда? Какой должна быть правильная реальность, и куда вы попадёте с такими сумбурными мыслями и намерениями? Каким будет ваш Переход, где вы окажетесь?

– Я верю в созидание, развитие… Все эти слова какие-то плоские, поэтому кажутся противными. Но неужели сползать в пропасть лучше?

– Вера обманывает наши ожидания. А точнее сказать, мечтания. Было бы лучше сначала придумать лучшую реальность, чтобы точно знать, что делать.

– Мы не успеваем ничего придумать. То, что мы называем реальностью, всегда опережает наши намерения, и становится уже не до жиру, быть бы живу. Слишком мало времени отпущено на жизнь, слишком много боли.

– Дорогой принц, давайте перестанем, наш спор неразрешим, потому что мы оба правы. У вас правда своя, у меня она своя, а истины мы не знаем.

– Сколько вам лет на самом деле?

Виталий Ремович удивлённо поднял брови, но ответил:

– Полных – шестьдесят.

Виктор растратил все свои доводы, он выдохся, хотя и не сдался. Он смотрел, как Виталий Ремович уходит и больше не пытался его остановить. Когда профессор поравнялся с колодцем, Виктор отвернулся и сосредоточился на своих действиях. Не отнимая руки от менгира, он пошёл вместе с изображениями бегущих оленей, обгоняя их, вокруг, вокруг…

Сначала ничего не происходило. Потом принц увидел быстро сгущающийся туман, в котором всё существующее исчезло, и он ощутил себя как бы взвешенным в колыбели посреди белого ничто. Он думал о стоящей на краю соснового бора деревне, в которую попала Анна, чтобы всё повторилось так, как было у неё. Он сознательно продолжал логическую цепочку событий, стараясь не нарушить последовательность и прийти к гармоническому завершению начатой, но упущенной Анной новой петли мира. Он возьмёт свободные концы катастрофически распускающейся петли в свои руки и сам затянет её, когда настанет время. А следующую петлю они уже вместе накинут при переходе. Это будет их мир, и в нём они начнут правильную реальность.

Сквозь редеющие клочья тумана проступили очертания красноватых сосновых стволов. Принц Виктор оторвался от менгира и шагнул на дорогу. Он уже видел деревню на краю бора, по улице, играя, бегали дети. Был вечер, сырой и ветреный. Виктор прошёл всю улицу до конца, ни с кем не вступая в разговор, и дальше, под горку до самой Межи. На берегу лицом к воде неподвижно сидел маленький человечек.

– Ты перевозчик? – спросил Виктор.

Перевозчик не ответил, ведь это было и так понятно. Только плотнее запахнул плед на груди, давая принцу возможность собраться с мыслями, но как назло, тот забыл, о чём хотел спросить. Может, его вопрос наивен и поэтому не обязателен? А что нужно? Постепенно Виктор успокоился. Он присел рядом с перевозчиком, глядя равнодушно в сторону другого берега. Ничего там, за речной дымкой не было видно, да он и не желал ничего увидеть на той стороне, а хотел совсем другого. Ему была нужна ясность здесь, сейчас. Вот вопрос, который беспокоит его с тех самых пор, как только он начал понимать устройство этого мира, ещё тогда, когда его имя было не Виктор, а Роберт: возможно ли выпасть из замкнутого цикла бесконечных смертей и перерождений в мире, который он не любит? «Не любите мiра, ни того, что есть в нём, кто любит мiр, в том нет любви Бога», – предупреждает священное писание, известное всякому благоразумному человеку, в том числе и Виктору, с ранних лет. Вот что не давало ему покоя все дни его жизни – и тогда, и теперь. Но как, как выпасть из гнезда этого деструктивного мира, уничтожающего себя и снова возрождающегося из пепла ничего не помнящим о том, что с ним было? Никуда не сбежишь, пока действует закон реинкарнации, умри хоть на солнце, а родишься опять здесь, на левом берегу Межи.

Перевозчик встаёт и сбрасывает плед на траву. Виктор тоже поднимается, будто во сне, устремляет взгляд туда, куда глядит перевозчик. А он смотрит вдоль берега, на восток. И Виктор видит: закатное багряное солнце заливает своими лучами улицы с детства знакомого города, родной Киткары. Отсюда, где сейчас находится принц, явственно виден западный пригород столицы Первого государства. От удивления он не может промолвить ни слова, лишь смотрит туда жадно, всматривается в детали открывшейся ему картины, скользит взглядом по дороге от западных городских ворот и до места, где он сейчас стоит.

– Что это там? – наконец, спрашивает он.

– Врата ада, – отвечает перевозчик. – Ты родом оттуда и вышел из них.

Шок! То, что услышал принц Виктор, он был, кажется, совсем не готов услышать. Первое королевство является преддверьем ада, подтвердил перевозчик, а Второе королевство – чистилище. И ещё он сказал принцу, будто проходов на Правый берег всего два, называя их тоже вратами. Одни врата основные и постоянные здесь, в чистилище, а другие открываются на короткое время, если бывает нужно, там, на западе, в гигантском распадке между горной системой Карина и более далёкими и очень высокими горными пиками, замыкающими пространство этого мира. За ними никого и – поэтому! – ничего нет. Река Межа там делает изворот.

– Ты узнаешь, что это такое, не сейчас, потом, – сказал перевозчик. – Отпусти свою тень, если хочешь уйти. Хорошенько разберись с ним, Роберт! Или он опять убьёт тебя, и ты родишься вновь.

– О чём… о ком ты говоришь?

– Сотри Вадима в себе, и тогда он тоже оставит тебя в покое. Забудет тебя. Ты уйдёшь на другой берег, а он останется здесь, чтобы взять власть у Ариса, и будет перерождаться снова и снова, пока не возненавидит сансару.

Сердце Виктора бешено колотилось, заставляя часто дышать.

– Я понял, – сказал принц, глядя в прозрачные глаза перевозчика. – Сделаю.

В человеческой природе заложено движение, развитие. Эволюция. Нам необходимо открывать новые горизонты познания мира. Этим качеством характеризуется разум. Я пытался понять, чем разум отличается от неразумия, и кого можно назвать разумным, а кто – просто умное животное? И пришёл к выводу, что разум это инструмент творчества. Кто разумен, тот творит новое. А кто ничего нового не создаёт, тот даже при самом хитроумном устройстве быта не более чем биомеханический робот. Вот муравьи, как сложно они устроены, какие удивительные вещи делают, их общественная жизнь чем не коммунизм? Однако ничего нового к своему строительству они не прибавили – миллионы лет одно и то же. Ни новых орудий труда, ни более совершенных средств производства. Человек это разумное существо, он сам создаёт новые пути своего развития.

Отказываясь от творчества, по религиозным либо политическим причинам, люди сначала начинают бесконечно повторять открытия и ошибки своих предшественников, историю которых они в силу приобретённого равнодушия не помнят. Конечно, они убеждают себя, будто сами придумали что-то новое, поэтому присваивают себе открытия забытых предков. Затем наступает период, когда общество всё целиком сознательно отказывается творить, власть переходит в руки социальных паразитов. А паразит живёт только до тех пор, пока не сожрёт своего донора. Потом он либо погибает, либо вынужден искать другого донора, пока ещё есть те, кто служит пищей для паразитов. А если в мире доминируют паразиты, то этот мир неизбежно погибнет, потому что будет сожран. Человечество сползает в состояние медленного наркотического самоуничтожения, при котором страшные, разрушительные процессы объявляются жизненно необходимыми, а созидательные клеймятся как преступление. Это сползание превращается в систему, любое сопротивление карается законом, придуманным для того только, чтобы оправдать всеобщее безумие. Так разум играет злую шутку с людьми, выбирающими лукавый путь развития, и получившееся общество переворачивается в собственном представлении мира. Зло называется добром, а добро преследуется согласно уголовному кодексу. Чёрное и белое меняются местами, и чем дальше сползают люди в этом самообмане, тем сильнее их стремление к гибели.

Всё просто. Чистилище это состояние сознания, где добро и зло имеют одинаковую власть, и существует равносильный выбор с равными правами того и другого. Мир, в котором есть разговор о добре, но нет реализации добра назовём первым кругом ада. Во втором круге ада уже нет рассуждений о добре, есть лишь злые намерения, злые дела. Спасение из ада невозможно, потому что люди возводят зло в закон, которому верят как Богу, без рассуждений. И наоборот. В первом круге рая есть рассуждения о природе зла, но нет реализации зла, выбор людей сознательно склоняется к добру. А во втором круге рая и вовсе не бывает рассуждений о зле, его разрушительная природа настолько очевидна, что не вызывает даже интереса, все люди охвачены желанием восхождения, и река человеческих судеб увлекается не вниз, а вверх по течению времени, в небеса. Хотя, наверно, там тоже находятся такие люди, которые ищут возможности перехода на другой берег, только в их случае желанный берег – левый. Они идут вниз по течению времени, на запад, и иногда их становится так много, что Межа увлекает их в свой изворот.

Часть вторая

Небывалый снегопад, прошедший в Аквалани в дни зимнего солнцестояния сменился тёплой погодой, быстро превратившей весь снег в талую воду. А весна выдалась бурной во всех смыслах: порывистый ветер трепал деревья, над самыми крышами зданий неслись рваные облака, ронявшие то секущий лицо дождик, то град. То вдруг небо прояснивалось, и солнце яростно освещало продуваемые фёном улицы и площади городов Второго королевства. В эти дни случилось то, чему было суждено произойти рано или поздно. Мастеровое население Туфа взорвалось народным восстанием под флагами сепаратистского движения "возвращенчества". К Туфу примкнул Карин, пополнив своими людьми соединённый повстанческий полк. Временно образованное военное правительство выставило кордоны на всех дорогах. Итиль, большой торговый город, в мирное время живущий сельским хозяйством и наукой мелиорации, тут же повернулся к западу второй стороной своего государственного предназначения и ощетинился оснащёнными новейшим оружием королевскими войсками. Создалась ситуация демографического разделения, которую король Валерий приготовился решать тем же путём, каким была некогда решена задача по развязыванью гордиева узла – ударом меча. Однако противостояние затянулось в связи с подготовкой текста народного ультиматума. Валерий ждал; в Туфе рыскали сыщики короля, отчаянно пытавшиеся выяснить, кто за всем этим стоит – не народ же!

– Александр, будь благоразумен до конца, – горячо говорил Валерий брату в каминном зале пустого Старого замка близ Гаута, где, вдали от лишних глаз и ушей, короли провели негласные переговоры по сложившейся политической обстановке этой зимой, накануне народного восстания. – Прими, наконец-то, решение в защиту мира!

– В защиту мира, это, значит, против кого? – холодно парировал Александр со сдержанной иронией.

Он сидел спиной к брату, глядя на разгоравшееся за каминной решёткой пламя, и держал руки раскрытыми ладонями к огню. Валерий ходил по залу, стараясь не замечать его негативного настроения, всё-таки очень непростая ситуация, да и вообще старший брат стареет, кровь его становится прохладной, мысли улетают далеко, в детские годы. Не хочется ему сейчас делать резкие движения.

– В пользу нашего мира против Дитриха, – терпеливо пояснил Валерий. – Я уверен, все провокации последних месяцев идут от него. Неужели нет бича на этого зарвавшегося самодура?

– Ты его за руку не поймал, а не пойманный не вор. Что скажем Высшему собранию?

– Когда-нибудь нам с тобой всё равно придётся решать его судьбу, даже если не найдём следов. Только его властью можно делать такие дела незаметно.

– Я надеялся, что тебе виднее, чем мне отсюда, какой ветер дует с запада. Но теперь понимаю, зацепок нет и у тебя… Присядь, не мельтеши за спиной, давай обсудим лицом к лицу.

Валерий резко шагнул к стоящему напротив пустому креслу, сел. Александр вопросительно поднял подбородок в его сторону.

– Твои предположения?

Валерий воодушевился.

– Дитриха привыкли слушаться. Это удобно всем, если кто-то один берёт на себя всю ответственность. Но я не думаю, что среди Собрания нет тех, кто всё понимает правильно. Дитрих умрёт, а кому-то из молодых придётся срывать спину, разгребая груду наломанных им дров.

– Дитрих может использовать молодых как раз для того, чтобы обеспечить свою безопасность. Многие даже не связаны семейными узами и оттого бесстрашны. Если каждому из них посеять в сердце сомнение против другого, и солгать, будто надеешься лишь на него одного, потому что другие недостойны, то все они станут срывать спину с удовольствием, презирая друг друга и свято веря в собственную избранность.

– Ладно, скажи ты. Что ты думаешь?

– Нет человека, нет проблем. Но мы с тобой не имеем того фактора, который мог бы заменить авторитет этого старого ведуна. И, раз так, то они перегрызутся между собой. Тем временем процесс запущен. Он запущен давно, и совсем не нами. Этой ползучей войне не десятки, а сотни лет. Я не уверен, что она прекратится, даже если мы уничтожим всё их осиное гнездо. Ты понимаешь, о чём я?

– Провокация идёт… с запада?

– Хуже. С той стороны.

– Но каким образом? Не понимаю.

– Вот и я тоже, – произнёс Александр. – Не понимаю. Но, скорее всего, это так. Сначала я подозревал правителей Холодных земель. Однако новые народы появляются с запада, и после их заселения происходит всеобщий демографический сдвиг на восток. Те, кто ушли туда, не возвращаются. Зато переселенцы заявляют, будто пришли с Правого берега. Наши предки говорили то же самое.

Валерий помолчал и сказал:

– Тогда мы будем действовать по ситуации. Главное, чтобы ты не предал меня, и чтобы мы по-прежнему были вместе.

– Разумеется. Мы и так уже разделены с рождения, по факту границы. Если соединимся, наша сила станет сильнее.

Некоторое время Валерий размышлял над словами Александра, отказываясь поверить в их явный смысл.

– Что ты сказал? Мне это показалось, или ты предлагаешь то же что и возвращенцы?

– Клин клином вышибают.

– Ты шутишь? И кого же мы вышибем? Надо понимать, меня? Ведуны от такого решения ничуть не потеряют…

– Я ещё не закончил. Мы оба уйдём с трона. Ради Виктора и Анны. Ведь других вариантов всё равно нет.

– Есть.

– Евгения беременна? – быстро спросил Александр, взглянув из-под бровей.

Валерий смутился.

– Нет…

– Брат, времени на планирование не осталось.

– Но Виктора всё ещё нет. Хотя, если ты знаешь, где он…

– Он вместе с твоим профессором в экспедиции на запад.

Валерий откинулся на спинку кресла, приготовившись к неожиданным новостям.

– Это правда? Кто тебе сообщил?

– Вероника.

Вот оно, главное, подумал Валерий.

– Так она здесь, в твоём королевстве?! Может быть, и Вадим тоже?

– Про Вадима ничего не скажу, потому что мне о нём ничего неизвестно, кроме народных сплетен.

В сердце короля Валерия начала подниматься буря.

– Спроси Дитриха, кто такой Вадим! Распорядись взять колдуна под стражу.

– Ариса ты уже посадил. И что же?

– Тебе ли объяснять, успехи в следствии – дело времени? Посидят, подумают, мы поможем. Очные ставки в следственной практике применяются не зря. А говорить, что всё бесполезно…

– Я этого не говорил! – резко оборвал брата Александр.

– Ладно. Отдай мне Веронику.

– Чтобы сказать ей, что она дочь Ариса?

– Да.

– Валерий, ты мне не доверяешь?

– Сейчас не тот случай, когда всё решает вера. Ты уже не веришь, что я сумею взять ситуацию под контроль, а я не верю, что ты привезёшь Виктора на обручение. Уже не верю. Зачем тебе Вероника?

Александр напрягся. Валерий видел, как побелели его лежащие на кресельных подлокотниках кисти рук.

– Я действительно не знаю, кто такой Вадим. И мой сын, принц Виктор, на самом деле ещё не вернулся из экспедиции с Виталием Ремовичем. Прекрати меня шантажировать!

Валерий потёр пальцами лоб, прикрыв веки, с шумом выдохнул и снова поднял глаза на брата. Король Александр медленно расслабился, положил руки на колени. Он смотрел на огонь.

– Можешь забирать с собой Веронику, раз она для тебя так важна, – произнёс он. – Но только если она сама согласится поехать с тобой. Никакого принуждения, в моём королевстве она моя гостья. Равно как и ты… И знай: я тебя не предам. Если у тебя случится народное выступление, слишком серьёзное, чтобы можно было им пренебречь, я готов дать тебе в помощь полноценную военную силу.

Тучи разошлись, и выглянуло солнце на небосводе королевского сердца Валерия. А в голове всё же промелькнула мысль: предательство бывает не только в военном сражении, война это не то, кто кого пересилит, а кто кого передумает?

Ночью того же дня они вернулись в Киткару. Напоследок Валерий обсудил с Александром случай с исчезновением документа Карла фон Оттон, даже не надеясь на быстрое разрешение вопроса, и оказался прав: брат был не в курсе дела. Нужно действовать самостоятельно, нанимать секретных агентов шпионажа через связных на территории Первого королевства.

Валерий торопился, но, конечно, Александр не отпустил Валерия без угощения, только, в соответствии с напряжённостью текущего политического момента, ограничил количество персон: обедали сам король Александр с королевой Ириной, король Валерий и Вероника; им прислуживал доверенный слуга Александра со взбитыми бакенбардами и полуопущенными веками надменных глаз. Валерий его давно знал и доверял ему – слуга был немой как рыба. Он бесшумно перемещался за спинами обедающих, безошибочно определяя, кому что нужно, незаметно подавал, менял, уносил. Освещалась только середина зала с накрытым столом, на котором стояло блюдо с запечённым на углях кабанчиком, и было разлито терпкое красное вино. У Вероники пылали щёки, она прятала взгляд на столовых приборах, однако все видели, какого труда стоит ей сохранять спокойствие.

– А ты всё так же охотишься? – обратился Валерий к брату, имея в виду подстреленного кабанчика, но Александр правильно понял двойной смысл шутки.

– Да брось, какая охота… Это егерь поставил специально для тебя, я ему накануне намекнул.

Ирина улыбнулась Валерию.

– Ваши в Итиле ничуть не хуже наших, лесных.

Её длинные пшеничные волосы по северному обычаю были заплетены в косу и уложены вкруг головы, глухое льняное платье пошито на манер проживающих по северным окраинам королевства охотничьих родов и украшено драгоценным бисером. Валерий с ней согласился, но заметил, что с итильским животноводством ещё не всё так гладко как хотелось бы, наука только начала приносить свои плоды, многое остаётся под вопросом исследования генной инженерии.

– То есть, стоит ли вообще заниматься генной инженерией? – заинтересовавшись, переспросил Александр. – Так?

– Нет, с этим всё ясно, однозначно нужно. Но какие могут быть последствия?

– А, не мучай себя пустыми вопросами. Мы вынуждены выживать в мире, где сама природа настроена на мутации видов, и человек не исключение.

– Кто у тебя этим занимается? Не удивлюсь, если маги.

– У нас нет научных министерств, как у тебя, используем древние технологии. Считается, что они надёжнее, потому что многократно проверены.

– Меня смущает другое. Маги пользуются технологиями, заимствованными в Холодных землях. Древние не делали того, что происходит там.

Александр сокрушённо покачал головой.

– Согласен. И всё же это происходит. Значит, надо участвовать в деле, чтобы держать его в рамках здравого смысла. Вот и ты столкнулся с той же проблемой.

Вероника рассеянно прислушивалась к разговору, не понимая темы, она тяготилась мрачноватой обстановкой и с тревогой ждала минуты, когда ей сообщат, зачем она тут, за одним столом с монархами. И такая минута настала. Королева Ирина, обращаясь к мужу, призвала его что-нибудь сделать для "этой милой девушки".

– Чтобы она не скучала, пока мы беседуем о своём, – сказала королева. – Ведь она не посторонний человек, особенно в вопросах генетики. – При этом Ирина скептически скривила губы и добавила: – Генетика новомодное какое-то словечко, мне оно не нравится, лучше и понятнее будет сказать – наследственность.

Король Александр отодвинул от себя тарелку, положив на неё использованную салфетку, откинулся на стуле, и лицо его приняло озабоченное выражение. Вероника с молчаливым ожиданием смотрела на сложную сквозную резьбу по чёрному дереву, которая венчала спинку королевского стула. Что ей прощён побег из дома Оттонов, она уже поняла. И конечно, её не подозревают в пропаже фамильного документа научного советника, иначе разговор происходил бы на ином уровне. Единственное, чего она сильно боялась, так это то, что её отправят обратно в Карин, домой, где ей придётся как-то объясняться. А Валерия беспокоил один и тот же вопрос, знает ли она, кто её настоящий отец, или ещё нет? Какими словами можно объяснить ей причину своего намерения взять под своё покровительство, да так, чтобы не напугать, а вызвать доверие?

– Конечно же, конечно, наследственность, – сказал король Александр. – К науке генетике Вероника не имеет отношения, в ней она ещё не успела запачкаться, это наши дела, наши проблемы. А тебе, девочка, – обратился он к ней, – предстоит осознать свою наследственную линию. Осознать, чтобы принять правильное решение. Так вышло, что на тебе свет клином сошёлся. Король Валерий убеждает меня отдать тебя ему, говорит, будто бы в его резиденции, рядом с твоим единственным самым близким… покровителем такого высокого ранга, как обер-прокурор Арис, будет безопаснее. До тех пор, пока Виталий Ремович не вернётся. Тебе решать, согласиться на его предложение, или у тебя есть какие-то свои планы? Но в последнем случае ты не узнаешь тайну своего рождения. А может, эта тайна тебе давно известна? Скажи, не скрывай, Вероника, от твоего ответа будет зависеть не только твоя личная судьба, но и судьба обоих королевств. Так обстоит дело. Мир находится на пороге войны, большой разрушительной войны.

Вероника слушала с возрастающим изумлением, она не понимала, о чём они говорят, но чувствовала, что для неё наступил момент истины.

– Согласна ли я поехать в резиденцию короля Валерия? – растерянно проговорила она, переведя взгляд на Валерия. – Я буду жить в доме Ариса?

– В ближайшее время ты не сможешь увидеться с Арисом, он находится в командировке по очень важным обстоятельствам, которые нам предстоит расследовать, – ответил Валерий. –  А пока я предоставлю тебе комнату во дворце. Ты познакомишься с моей дочерью, принцессой Анной. Тебе не должно быть скучно.

– Но почему?! Я не понимаю, о какой тайне моего рождения вы говорите!

– Не пугайся, всё хорошо, – поспешил успокоить её Валерий. – Ты всё узнаешь со временем. Этого не объяснить в двух словах. Я говорю о том, что обер-прокурору Арису и Виталию Ремовичу есть о чём рассказать тебе. Просто их обоих пока нет с нами, и значит, придётся немного подождать.

Веронике вдруг пришло в голову, что такой вариант действительно мог бы многое решить лично для неё. Она коротко кивнула, сказав: «Как вам будет угодно». Король Александр взглянул в глаза брата и встал из-за стола.

Этот поздний обед закончился, когда недолгий зимний день уже сменился долгим зимним вечером. Веронике дали час на сборы, и в ночь она с королём Валерием покинула пределы Первого королевства, которое увидела впервые в своей сознательной жизни и надеялась больше не видеть никогда. Возможно, в такой неожиданной антипатии были виноваты не основанные ни на чём, кроме голубой мечты, намерения найти счастье в другой стране? Вероника металась между традициями и душевным неудовлетворением, стремилась к какому-то новому, дивному миру, который непременно должен быть в обозримом близком светлом будущем, совсем рядом, только руку протяни. А иначе и быть не может, иначе не честно, что одни люди рождаются счастливыми уже по одному своему происхождению, а другие… В королевской карете было темно, по её щекам текли слёзы обиды, и она их не утирала, ведь никто её сейчас не видит, так и пусть себе катятся, на сердце станет легче. Всё равно она верит, нет, знает, что будет счастливой, потому что хочет быть, тратит свои силы и годы, а кто ищет, тот найдёт. Дорогу осилит идущий. За окном над верхушками голых деревьев плыл в небе молодой ясный месяц. В его бледном сиянии король Валерий видел её слёзы. Не ты, Арис, высокий покровитель своей дочери, думал он, она твой ангел-хранитель.

Королевский экипаж прибыл в Аквалань до рассвета. Небо на восточной стороне только начинало светлеть, и весь зенит был усыпан звёздами. Усиливался лёгкий утренний морозец. Вероника вышла из кареты вслед за королём Валерием, несколько раз с удовольствием втянула ноздрями пахнущую мороженым бельём зимнюю свежесть. Во дворце не горели окна, всё было погружено в сон, но Веронике отчего-то стало так спокойно и хорошо на сердце, будто она приехала в родное гнездо, из которого уезжала надолго и вот теперь вернулась. Обращённый к восходу главный фасад дворца светлел от лежащего повсюду снега, и деревья на фоне ещё совсем чёрного на западе неба тоже казались светлыми и чёткими – все веточки были видны, как прорисованные на картине умелого художника. Неслышно распахнулась входная дверь, дворецкий появился на высоком парадном крыльце, удерживая открытой створку дверей. Валерий и Вероника поднялись по ступеням, вошли в неярко освещённую прихожую. «Доброе утро, ваше величество!» – тихонько проговорил дворецкий, и Валерий улыбнулся. «Да, доброе!» Он определил Веронику в одну из гостевых комнат. Через некоторое время в рабочий кабинет короля вошла вызванная им экономка, Валерий ввёл её в курс дела и передал уставшую девушку с рук на руки, распорядившись обо всём необходимом, а сам остался работать.

Гостиная понравилась Веронике сразу, всё в ней было красиво и удобно. Отдельная туалетная комната с уже разогревающимся дровяным титаном и ванной посередине. В спальной кровать широкая, открытая, безо всяких там душных балдахинов, как принято в Первом королевстве. Окно большое, из него просматривается главный двор с воротами по одну сторону, и роща по другую – будет видно, кто приезжает, и от природы не изолированно. Нравилось даже то, что высоко, третий этаж, выше только чердак… во дворцах бывают чердаки? Вероника засмеялась и, спохватившись, оглянулась: никто не услышал? Нет. Экономка вышла, предупредив, что принесёт постель и лёгкий завтрак через полчаса, чтобы подкрепиться с дороги, а больше никто её не потревожит до самого обеда, можно спокойно принять тёплый душ и выспаться…

Напольные маятниковые часы в кабинете короля мелодично пробили двенадцать раз – полдень. Валерий отодвинул пачку документов, помассировал кончиками пальцев отяжелевшие веки, да так и замер на несколько минут, расслабленно опустив голову на ладони. Потом он встрепенулся, подумал, что сейчас уснёт, а ему ещё надо поговорить с Арисом. Поэтому встал и, как был, в полевом мундире, без верхней меховой накидки, быстро спустился по лестнице, вышел наружу и зашагал по расчищенным от снега дорожкам резиденции к зданию прокуратуры, на ходу разминая плечи и набираясь бодрости для предстоящего разговора.

– Нет, это не допрос, – бросил он арестованному обер-прокурору, которого привели в комнату для допросов и усадили на стул за пустым столом. – Не стану тянуть, сообщу сразу: я нашёл Веронику у Александра. Как сказал брат, она была его гостьей всё это время, я не уточнял подробности. Для меня было главным договориться о военном союзничестве в случае восстания. Александр согласился дать помощь. И да, я забрал Веронику с собой. Она здесь, во дворце, с ней всё хорошо. Отдыхает.

Король Валерий смотрел по своему обыкновению, открыто, прямо в глаза обер-прокурора. Арис сильно осунулся в заключении, под глазами пролегли синие тени. Выслушав, он не изменил выражения лица – тоже как всегда. Что между ними могло произойти такого, что испортило нормальные человеческие отношения в благополучной, казалось бы, обстановке? Всё это закончится катастрофой, если не будет возвращено равновесие сил, разумная мера, которая удерживает чьё-то потустороннее безумие, а вернуть такое равновесие может только обоюдное, взаимное доверие. И как бы теперь не прогадать, не остаться в дураках – вот проблема, надо же! Наконец, Арис опустил взгляд, ссутулился – казалось, у него с плеч свалился тяжкий груз. Что, сдался, принц горский, или ты и вправду не виноват, просто кто-то умело подставил тебя?

– Я понял тебя, Валерий, – проговорил Арис. – Спасибо.

Король Валерий помолчал.

– А Вадима нет, – сказал он задумчиво. –  И нет документа покойного Карла. Допустим, у Дитриха есть планы на Веронику. Вадим в государственном перевороте возглавит народное правительство, которое ликвидирует монархический строй в отдельно взятом Втором королевстве. В этом демократическом перевороте исчезнет моя семья, я и мой брат Александр, взявшийся поддержать меня в военном сопротивлении. Официально будет объявлено, что братья-короли пали на поле сражения, королева и принцесса растерзаны возмущённой толпой. Следующие затем разруха, голод и мор приведут людей к ностальгическим воспоминаниям о старых добрых временах. Маги подольют масла в огонь, осуждая народ в страшном преступлении отказа от установленной природой высшей власти, и призовут покаяться для возвращения монархии в лице горского принца Ариса. Они раскроют людям страницы забытой истории, объясняя родовое Уложение королей так, как оно толкуется в Первом королевстве и будет оставаться основным законом престолонаследия до тех пор, пока не прервана связь поколений. И если оставшийся в живых принц Виктор женится на Веронике, дочери принца Горского королевства, то произойдёт законная передача власти по наследственной линии в лице их будущего сына. Королева Ирина согласится, куда она денется! Вскоре после этого Виктор неожиданно погибнет на королевской охоте. Вероника, имеющая право передачи власти, но не имеющая права самостоятельного правления, призовёт на трон своего отца, наследного принца Горского королевства Ариса, а сама занеможет от неизлечимой болезни, ты знаешь, маги умеют это делать. Вероника умрёт, не успев оставить наследника. Ты к тому времени будешь уже старым, и твоя королевская линия продлится ровно столько, сколько позволит тебе Высшее собрание магов.

Арис слушал, глядя на свои, лежащие на коленях, скованные руки.

– Я в этом не замешан, – твёрдо сказал он. – Может, всё так и есть, как ты говоришь. Не знаю.

– Ладно. А Вероника знает, чья она дочь?

– Нет.

– Я сам скажу ей, но мне нужно время, чтобы признание не стало для неё ударом, и чтобы она поверила. Пока это не произошло, я не могу тебя отпустить. Жди.

После разговора с Арисом Валерий позволил себе отдохнуть. Король не навестил жену и дочь, решив рассказать им обо всём на свежую голову за ужином, и отправился в свои покои. Когда проснулась Анна, то узнала от фрейлины, что отец вернулся от брата с хорошими новостями, о чём уже шептались во всех уголках дворца. Чем дальше она бродила по этажам, размышляя, как лучше познакомиться с Вероникой – самой или после того, как её представит отец – тем больше запутывалась в предположениях. В её жизни ещё не было случаев общения с опальными принцессами. Поэтому, совершенно случайно оказавшись перед дверью гостиной, куда поселили Веронику, Анна поняла, что ей нужно просто переступить порог, чтобы отбросить разом все сомнения. Она осторожно потянула за ручку и остановилась в дверном проёме. Волнение её сейчас же рассеялось, уступив любопытству. Анна взглядом нашла спящую на постели девушку. Лица той не было видно, принцесса могла разглядеть только край щеки, аккуратное розовое ухо и коротко стриженые чёрные волосы. Прошла минута тишины. Будто почувствовав присутствие Анны, Вероника пошевелилась, повернула голову и открыла глаза. Ещё через мгновение она улыбнулась, и Анна тоже не удержалась от улыбки, так легко и просто сложилась первая минута знакомства.

– Ты принцесса Анна? – спросила Вероника сонным голосом.

Анна быстро прошла и присела на край кровати.

– Как отдохнула? Я не рано разбудила тебя? Я ходила, ходила, время так медленно тянулось.

Вероника села на постели, обняв покрытые мягким одеялом колени.

– Хорошо выспалась. Мне приснилась зима в горах, я стою босиком, а снег подо мной тает и… испаряется.

Анна пожала плечами, заправила локоны за уши.

– Хочешь домой?

– Нет. Просто… там остался отец.

Чтобы проявить своё искреннее участие и солидарность со старшей по возрасту девушкой, Анна высказала фразу, которая нередко поддерживала её дух в самые тяжёлые моменты побега из дворца:

– Не беспокойся, Вероника, с ним не случится ничего плохого.

А та взглянула на Анну как-то отстранённо.

– Конечно. Он будет ругать меня, когда вернётся, а я здесь.

– Он поймёт тебя, если любит. Любит?

Вероника задумчиво кивнула, переведя взгляд на окно. Анна дотронулась до её плеча и встала.

– Ну, поднимайся, приводи себя в порядок. Я покажу тебе наш дворец.

Принцесса Анна вышла, оставив новую подругу наедине с мыслями. Вероника была ещё не в курсе, что гостивший у них в Карине Виктор это помолвленный с Анной принц Виктор, будущий король Первого государства, а возможно и всего Побережья. Поведав королю Александру о своей личной проблеме, она невольно раскрыла план Виталия Ремовича. И, разумеется, Александр понял, о каком Викторе идёт речь, только не стал ставить Веронику в известность. Раз сын не захотел выдавать своего настоящего положения, значит, в том есть его личный интерес. А брату сказал, пусть знает, что за птица вылетела из клетки.

Анна тоже не догадывалась о знакомстве Виктора с Вероникой, и где он сейчас. Дождавшись условленного времени, она водила свою взрослую подопечную по лабиринтам дворца, показывала, рассказывала, но не докучала. Обе в атласных, подбитых бархатом пелеринах и высоких атласных же ботинках, они исследовали даже самые дальние уголки, куда дозволялось входить, по-зимнему нетёплого дворца, и вернулись к парадным помещениям. Посреди центрального нефа Вероника вдруг остановилась. Она прошла между колонн и приблизилась к одной из ниш, в которых находились доспехи рыцарей ушедшей в прошлое эпохи завоеваний. Анна последовала за ней, готовая объяснить заинтересовавший её предмет, однако девушка неожиданно резко развернулась к ней и весело и звонко спросила:

– А есть тут чердак?

– Есть и крыша, и чердак. – Анна рассмеялась. – Ты не поверишь, всё как у людей!

– Проведи меня туда, – попросила Вероника.

Они бегом миновали все три этажа, по мягким ковровым дорожкам, по лестницам, мимо прижимающихся к стенам и смотрящих им вслед придворных. На верхней полутёмной лестничной площадке девушкам пришлось вместе надавить на застоявшуюся дверь, та неохотно подалась внутрь, и они оказались в огромном пыльном пространстве с еле виднеющимися в холодной темноте косыми балками стропил. Постепенно глаза стали различать предметы и слабый свет обрешёченных рейкой на манер жалюзи слуховых окон. Вытянув руки вперёд, чтобы не треснуться лбом о дубовый брус, Анна осторожно подошла к ближайшему окну, распахнула створки. Так стало значительно светлее на несколько метров вокруг них, хотя всё остальное пространство чердака оставалось во мраке. Вероника внимательно вглядывалась туда, будто искала что-то.

– Так здесь что же, ничего нет? – немного разочарованно протянула она. – Пусто. Совсем ничего.

– А что ты ожидала увидеть?

– Ну, мало ли. У нас дома весь чердак завален всякими интересными вещами. Старые журналы с миниатюрами, сломанная мебель, из которой я в детстве делала себе комнату.

– Правда интересно, – согласилась Анна, живо представив маленькую играющую Веронику и тут же себя вместо неё.

Вероника переключилась на вид из окна. Она выглянула наружу, покрутила головой туда-сюда. Зима. Снег. Город.

– Вон там, где видна Межа, у нас Набережная, – сказала Анна. Она плавно повела рукой поверх деревьев, показывая течение реки и протяжённость улицы. – Мне очень нравится гулять по ней. А вон там – центральная площадь и театр в лесах. После пожара он на ремонте… Немного правее – видишь, виднеется шпиль? – это университет.

– Знаю, я училась в нём на историческом факультете. Я этот город помню и люблю. А что там за здание, под красной крышей? – Вероника показала пальцем вниз, во двор резиденции.

– Прокуратура.

– А. А слева от неё?

– Дом обер-прокурора Ариса, – ответила Анна и перевела тему. – Холодно как. Пойдём отсюда?

Не дожидаясь ответа, она захлопнула окно.

Столоваться Веронике было назначено королём вместе с фрейлинами. Попрощавшись с ней до утра, Анна явилась на ужин и села на своё место за семейным столом. Последним в зал вошёл Валерий. Он поцеловал Анну в макушку.

– Я слышал, вы с Вероникой уже познакомились? – спросил он. – И как она тебе? Не больна? Не тяжело с ней?

– Вовсе нет! – весело ответила Анна. – С ней так легко, я напрасно боялась. Представляешь, я показывала ей дворец, а она вдруг спрашивает: у вас тут есть чердак?

– Чердак? Любопытно.

– Ну да. А потом и говорит: здесь ничего нет? Оказалось, у них в Карине на чердаке дома хранят старые, вышедшие из употребления вещи. Вот интересно!

Валерий слушал дочь, еле заметно улыбался и изредка кивал головой, подтверждая своё внимание, однако лицо его оставалось напряжённым. Когда Анна выдохлась и перестала щебетать, он слегка отодвинул тарелку с недоеденным ростбифом, промокнул губы салфеткой.

– Хорошие мои! С удовольствием сообщаю вам новость. Наш брат Александр заверил меня, что в любой тяжёлой ситуации, которая может произойти в нашем государстве, он тотчас готов поддержать нас военной силой своего могучего крестоносного ордена. И мне это приятно, учитывая, как я с малых лет доверяю ему, и нимало не сомневаюсь, что своё слово он не нарушит ни при каких обстоятельствах. – Валерий задержал взгляд на лице супруги, как бы желая сказать: «Видишь, есть ещё порох в пороховнице брата, не сомневайся!». Но не высказал и продолжил. – Есть ещё одна новость, сообщённая мне Александром. В отличие от первой, эта была неожиданна для меня. Её поведала брату Вероника, то есть информация из первых уст. Так вот, Вероника утверждает, будто скрывающийся в неизвестности Виктор, наш Виктор, в настоящее время совершает сложнейшую экспедицию в Пустынные земли Запада вдвоём с Виталием Ремовичем. Да, экспедиция опасная, но не будем унывать. По крайней мере, мы теперь знаем, где он, и, скорее всего, живой и невредимый, потому что нет оснований сомневаться в профессионализме видного учёного и опытного путешественника, для которого энергия Виктора ещё послужит к умножению их общих сил.

Король Валерий видел, как вытянулось лицо часто заморгавшей королевы Евгении, а принцесса побледнела и опустила голову. Он боялся неуправляемой реакции обеих, поэтому повысил тон, произнося слова быстрее и громче, чтобы успеть закончить ещё до того, как они сорвутся. И будут говорить в два голоса, осуждая, умоляя, возможно, даже заламывая руки. Тогда успокоить их и убедить, что всё не так уж плохо, станет почти невозможно.

– Впрочем, Вероника не знает, что сопровождающий Виталия Ремовича Виктор это принц Виктор. Он назвался королевским землемером. Именно так он представился профессору и его родным. Трудно сказать, узнал ли принца сам профессор, но Вероника ни о чём не догадывается, Александр предупредил меня об этом, а я доношу до вашего сведения – вы внимательно слушаете? Замечательно! Прошу вас как-нибудь случайно, ненароком не выдать тайну Виктора Веронике, пока мы не знаем всех подробностей дела, это может быть очень важно.

Заметив, что супруга и дочь уже справились с первым волнением и продолжают держать себя в руках, он заговорил спокойнее.

– Надо учесть, что Вероника человек непростой по своему характеру. Она умна и достаточно скрытна, чтобы умело пользоваться информацией. Её настоящий отец, обер-прокурор Арис заверил меня, будто здесь, в Аквалани она появилась тайно от всех домочадцев по причине затяжной депрессии. Постепенно мы выясним обстоятельства, которые привели её к нервному срыву, заставившему искать поддержки у Ариса. Что Арис приходится ей настоящим отцом Вероника до сих пор не в курсе и считает отцом Виталия Ремовича. Его она очень любит и болезненно переживает его отъезд в экспедицию без её участия. Но это ли послужило толчком к совершению столь странного поступка? Вопрос. Допустим, вторым человеком, которому Вероника может доверять себя, является Арис. Она негласно ищет его моральной поддержки, он, не привлекая внимания общественности к неожиданному появлению в столице своей дочери, протежирует её на место горничной в доме Оттонов. Всё это со слов Ариса и только, и, значит, требует тщательной проверки. А пока его слова не подтвердятся в полной мере, я не могу его отпустить из-под ареста. Для Вероники Арис находится в отъезде по важному государственному делу. Сомневаться в искренности Ариса меня заставляет ещё и тот факт, что после смерти Карла Вероника сбежала на территорию Первого королевства, усложнив этим и без того непростую ситуацию. Разумеется, благодаря блестящей работе королевской службы безопасности, она очень быстро оказалась в резиденции брата под его личным покровительством. По моей настоятельной просьбе Александр согласился передать Веронику мне. Она пошла навстречу нашим совместным пожеланиям вернуться в Аквалань. И это я считаю второй большой удачей своей поездки. – Валерий перевёл дух. – А Вадима нет и там, – добавил он и задумался.

Евгения прижала к губам платок, сдержанно прочистила горло сухим нервным кашлем.

– Нам можно было бы что-нибудь предпринять… – сказала она.

Валерий вскинул брови и недоумённо развёл руками.

– Предпринять что? Отправить туда людей?

– Да.

– Пустынные земли находятся по ту сторону западной пространственной границы. Она никем не исследована, я даже приблизительно не представляю, что там. Профессор как раз тот человек, который может принимать наиболее взвешенные и разумные решения в этом случае. Послать туда людей значит просто убить их? К тому же, мы не знаем, насколько правдива полученная нами информация. Всё, что можно было узнать об этом в Карине, нам уже рассказала посыльная группа. Разве что появятся какие-то наводящие вопросы. Но теперь Вероника у нас, нам и карты в руки.

– И ты пошлёшь в Карин ещё одну группу?

– Ну, разумеется! Конечно! – Валерий покачал над столом руками с раскрытыми вверх ладонями в знак абсолютной убедительности.

– Валерий, ты же обещал мне… ничего не случится! – начала заводиться королева.

Анна громыхнула стулом. Постояла неподвижно, опираясь пальцами о край стола, и медленно удалилась из зала. Валерий подошёл к жене. Он молча обнял её голову, как делал всегда, когда хотел утешить, защитить. Королева Евгения заплакала, тихонько подвывая и вздрагивая.

– Ничего. Ничего, – повторял Валерий. – Всё образуется. Всё будет хорошо.

Принцесса поднялась в свою комнату, подошла к тёмному окну. Прислонилась горячим лбом к холодному стеклу. За рощей, за полями, за горами, дальше менгира и опаснее его лежит гадкая пространственная граница, отнявшая у неё Виктора. Это всё, что она знает сейчас. А будущее туманно, как вечная дымка над Межой. Девушка отвернулась от окна, обессилено опустилась на пол, поджав колени к подбородку. Потом она вспомнила, что в ящике конторки у неё спрятаны с осени два жёлтых древесных листочка. Достала их, положила на подушку и села рядом. Через несколько минут она уже спала, положив голову рядом с подушкой на заправленной постели.

Ночью всё небо заволокло низкими облаками, а со следующего дня началась оттепель. Снег быстро стаивал с крыш, в ватной пасмурной тишине тут и там отчётливо слышалась капель. Вода порождала завораживающие чмокающие звуки. Чирикали повеселевшие воробьи.

Анна прогуливалась вдоль главной парковой аллеи, наслаждаясь терпкими запахами отпотевшей коры деревьев, земли и мокрого снега. Принцесса думала о Веронике. Во дворце девушке нашлось занятие по душе и специальности – она заменяла Ариса в библиотеке, подбирая нужные книги по необходимости текущих дел, а заодно наводила в ней порядок, поддерживала чистоту. Теперь Анна имела возможность заранее сосредоточиться на каждой следующей встрече с ней, чтобы распланировать предстоящий разговор, хотя в этом не было большой необходимости, ведь они общались безо всякого напряжения. Просто Анне нужно было как-то оформить для себя неотвратимо приближающийся момент откровения о её настоящем отце, но принцесса всё ещё ждала подходящего случая, чтобы тема раскрылась естественно, сама по себе, а не под принуждением долга.

Анна присела на краешек скамейки и подняла лицо к небу, где пролетала стая перекликающихся галок. Она проследила за их полётом, вздохнув, перевела взгляд на свои сапожки, пошевелила носками вверх-вниз, пятки вместе, носки врозь. Вполголоса напела мелодию любимого бального танца и опять вздохнула. Её сердце было наполнено светлой печалью. Хотелось поговорить с мамой, но та сейчас разбиралась со счетами последней недели. Перед низким столиком, в вишнёвом кресле с глубокими ячейками и пуговицами каретной стяжки полнеющая королева Евгения бесконечно шелестела бумагами, напротив неё сидела на стуле скучающая экономка, а дворецкий смотрел через плечо королевы, готовый подсказать что потребуется. Принцесса постояла минуту в молчании, глядя на мать, развернулась на каблуках и побрела в библиотеку. Учителя нет, урок отвечать не нужно. Можно вместо учебника взять подаренный ей фрейлиной на день рождения женский художественный роман, да только – нет, не хочется. Его она прочитала два раза, и если читать ещё что-нибудь такое, то уж не этого столичного писателя для домохозяек, напыщенного и глупого, как… орангутанг. «Орангутанг – мифическое человекоподобное животное, обитающее в тёплых и влажных лесах эпохи палеозоя», – сейчас же припомнилась принцессе строчка из энциклопедии «Древняя жизнь». Да, твёрдо решила она, перебирая в уме все возможные варианты развлечения, в библиотеку я не пойду, к себе в комнату тоже, там я опять усну. А пока на сердце светло и покойно, буду ходить по дворцу – пусть в голове рождаются прекрасные мысли!

И она принялась ходить по дворцу, заложив руки за спину. На какое-то время Анна и правда перестала скучать, ей стало интересно от своего решения думать на ходу. Не то чтобы голова послушалась своей хозяйки, и мысли действительно были прекрасными, но и ничего плохого не всплывало. На втором этаже она прошла мимо кабинета отца, а заглядывать и проверять, там ли он и что делает, не стала, отправилась себе дальше. Вдоль похожих друг на друга в подчёркнутом эффекте перспективы смежных залов она приблизилась к высокому зеркалу в самом конце анфилады, представив, будто видит не себя, точнее, не совсем себя… О, кто это? Агнесса?! Анна остановилась и невольно прижала руки к горлу – ей показалось, что она задохнулась. Сердце ударилось в рёбра и заколотилось быстро-быстро. По спине, по шее, по затылку побежали мурашки. Анна сильно задышала, а уже через мгновение она справилась с наваждением. Ффу-у! Вот же, сама себя напугала! В зеркале отражалась она, Анна, конечно. В Агнессу принцесса часто играла в детстве, когда была маленькой. И тут: топ, топ, топ! – чьи-то шаги. Кто-то в сапогах поднимался по лестнице сбоку от стены с зеркалом. Это мог быть отец, направляющийся с первого этажа к себе в кабинет. А она здесь стоит посередине, с выпученными глазами… Надо скорее спрятаться. Куда? В эркер, за штору!

Король Валерий, не подозревая о присутствии играющей дочери, прошагал мимо. Анна слышала, как он достал ключи из кармана и, гремя ими, открыл кабинет где-то далеко-далеко. Опять стало тихо. Анна расслабилась и почувствовала вернувшуюся к ней скуку. Она повернулась за шторой лицом к большому тройному окну, занимавшему всю стену эркера. А там продолжалась зима, таял серый снег. Анна вышла из-за шторы, скучающим взглядом окинула зал. Она заметила, что между огромным диваном с двумя креслами по бокам и стеной зала, на которой висела картина в золочёной раме, изображающая пристань с судами рыбаков и тёмные воды Межи, мог бы пройти даже самый большой и толстый человек. Девушка зашла за спинку дивана. Опустилась на пол, прислонившись спиной к стене. Стена была холодной, а пол – пыльным. Анна изогнулась и провела рукой по стене. Потом безо всяких мыслей осмотрела ладонь, пальцы, ногти. Повозившись немного, она нашла для себя более удобное положение. Так она просидела в своём укрытии довольно долго.

Спустя полчаса Анна вылезла из-за дивана. На первом этаже её издали увидела и поманила рукой направляющаяся куда-то королева Евгения. Бегом догнав мать, Анна молча взяла её за руку. На ходу Евгения сбоку пригляделась к дочери.

– Играла? – спросила королева.

Анна кивнула.

– Это хорошо, милая, – спокойным голосом сказала Евгения. – Не пускай в сердце отчаяние. И я тоже не буду. Будем верить, что всё обойдётся… Ты искала меня недавно или мне показалось?

– Искала.

– Ну, говори.

Они пошли по изгибающейся вдоль полукруглой стены актового зала галерее и свернули в заднее, западное крыло дворца, где был зимний сад. За открытыми дверями простиралось широкое крыльцо с навесным балконом, держащимся на колоннах из оселкового мрамора. А вокруг располагалась большая оранжерея с многоскатной стеклянной крышей, в которой росли вместе многие виды зелёных растений. Здесь соседствовали неприхотливые горные цветы и папоротники в расставленных вдоль дорожек вазонах и подвешенных на металлических и деревянных опорах корзинах и глиняных горшках. Многолетние зонтичные травы, карликовые хвойные растения прибрежных долин южного Карина. Кусты акации и даже отдельные ягодные и ореховые деревья по дальним краям двух симметрично расположенных искусственных водоёмов. К тому же здесь жило множество маленьких певчих птиц, дополняющих картину полного умиротворения.

– Я не знаю, что могла бы сказать Веронике, – грустно произнесла Анна, когда они спустились с крыльца и неспешно побрели по шуршащей мелким гравием дорожке сада. – Она много старше, что же я могу сказать ей такого, чтобы она послушала и поверила? Думает, я ещё ребёнок, хотя и не показывает этого. Она ни разу не была со мной раздражённой, не спорила ни о чём. Только улыбается чему-то.

– Взрослые имеют обыкновение верить ребёнку больше, чем взрослому человеку, – ответила королева. – И она поверит тебе, если не будешь репетировать разговор, как актриса, перед зеркалом, а скажешь просто, бесхитростно. Многие женщины ведут себя так, будто играют роль. Трудно поверить актрисе, она живёт не своей жизнью, произносит чужие слова. А ты говори от чистого сердца, не выдумывай ничего специально. Тогда не будет противно от слов – ни ей, ни тебе.

Принцесса склонила голову, раздумывая над советом матери.

– Актрисы имеют большой успех, – возразила она.

– Ты так думаешь, потому что видишь одну внешнюю сторону их жизни. А ведь многие из них не имеют семьи. Только случайные, ветреные встречи. Такая неустроенность души вряд ли может принести человеку счастье. Флирт. Ничего по-настоящему ценного, постоянного. Сначала это весело. Потом злит. Потом – чувство ненужности, одиночества. Я не говорю, что одиночество это плохо. Просто у нас другой путь.

– Все люди разные, как снежинки, нет и двух одинаковых, – помолчав, рассудила принцесса, припоминая уроки Ариса. – Значит, каждый одинок. Как можно понять, что чувствует другой человек, если не знаешь, а только представляешь да гадаешь? Вероника такая закрытая, не очень-то со мной откровенничает. – Анна надула губы и нахмурилась, скрестив руки на груди.

– Вот и не гадай. Говори честно о своих чувствах, если можно сказать. Вероника сложит твои слова в своём сердце, а пройдёт время, и она найдёт им нужное применение. Конечно, все поступают по-разному, по-своему. Но сначала выслушивают много примеров, чтобы сравнить и выбрать для себя то, что нравится… Артур! – позвала королева садовника, выкладывающего со своим малолетним сыном квадратиками свежего дёрна землю вокруг площадки со скамейкой. – Будь добр, прикопай новые розы, я нашла редкий устойчивый сорт. Их должны привезти до пяти вечера.

– Зачем же прикапывать? – откликнулся садовник. – Покажите место, куда садить, прикроем лапником, коробками. Так весной им будет легче прижиться, чем с пересадкой.

– Делай, как знаешь, – отмахнулась королева. – Да не забудь! – Она повернулась к дочери, взяла под руку и повела к другой, дальней скамейке. – Прости, я отвлеклась.

Они расположились на мастерски сплетённой из рогоза скамье близко друг к другу, – принцесса уселась глубоко, выставив вперёд ноги, а королева на самом краешке, стараясь держать спину прямой, вполоборота к дочери.

– О чём это я? – задумалась королева. – Ах, да! Вот ещё что. Ты же сама знаешь, в жизни сплошь и рядом случаются такие ситуации, когда лучше соврать, чем сказать правду. А ты промолчи. За молчание тебя никто не осудит, ни бог, ни люди. – Она улыбнулась. – Не думай много об этом. Ничего ты не придумаешь, кроме того, что уже и так есть.

Анна округлила глаза и сокрушённо шлёпнула руками по коленям.

– Ты что, мама?! Я же папе слово дала.

– Ты его исполнишь. Когда придёт время. Но когда оно придёт, тогда уж не зевай.

Королева Евгения тихонько рассмеялась и надавила пальцем на нос дочери. На лице матери отразилась печаль, словно ей вдруг передалось настроение Анны.

– Какая ты у меня стала взрослая. А я, наверное, старая, да?

– Ну какая ты старая-то? – оживившись, воскликнула Анна. – Скажешь тоже! Папу старым не считаешь, а на себя наговариваешь.

Королева Евгения помолчала, глядя на дочь, обняла её голову, притянула к своей груди. Она неосознанно копировала жест мужа, чтобы утешение было сильным.

– Я сейчас скажу тебе кое-что, ты не принимай близко к сердцу, просто имей в виду, – прошептала королева на ухо дочери, не отпуская её головы. – Не верь Веронике. Она сорока, сорока-воровка! Ты меня поняла, Анюта, милая? – Евгения ладонями сжала виски Анны, отодвинула её от себя и пристально вгляделась в расширенные зрачки девушки, ожидая ответа. – Понимаешь, о чём я?

Принцесса несколько раз мелко кивнула в руках матери. Евгения снова прижала её к себе.

– Выведай у неё всё, – продолжала горячо шептать Евгения. – Что делал Виктор в Карине, в их доме? Зачем нашёл их? Ведь Карин дальше менгира, верно? Зачем она теперь здесь? Но ты сильнее её!

Королева отпустила дочь и выпрямилась.

– Не доверяю Александру. Понимаю, что так нельзя, но что делать! Твой папа говорит: пока Вероника у нас, Арис никуда не денется. А после того как она узнает, кто её настоящий отец, то и она будет привязана к нему. Так Валерий хочет удержать ситуацию под контролем. А я всё думаю: почему она оказалась у Александра? Зачем она здесь? Ей надо быть в Карине. Анюта, пожалуйста, будь умницей… Ты сильнее её, слышишь!

– Я слышу, мама.

Королева Евгения ободряюще положила мягкую руку на локоть дочери.

– Побудь ещё здесь. Уйдёшь позже.

Она быстро пошла по дорожкам сада к крыльцу дворца. Садовник бросил работу и поспешил за ней. Это он про розы хочет расспросить, подумала Анна. Несколько минут его здесь не будет. Она поманила его сынишку, и тот сейчас же подбежал, с готовностью остановившись в нескольких шагах. Анна велела ему присесть рядом на скамейку.

– Ведь ты слышал, о чём мы говорили? – беззаботным тоном спросила она.

– О розах, – честно признался мальчик. Анна видела, что он вовсе не хитрит, все дети хитрят уж очень заметно.

– Правильно. А ещё о твоём отце, Артуре. Он хороший садовник.

Мальчик поднял плечи и закусил нижнюю губу, сдерживая радость и смущаясь. Ему было приятно слышать эту похвалу.

– Когда родился мой папа, – сказал он, справившись со смущением, – бабушка и дедушка назвали его Артуром в честь славного короля. Он вырос и стал королевским садовником. Он смелый!

– Хорошо. Но раз твой папа такой смелый, значит, и ты не трус? Ты очень походишь на него. Вот что: я думаю, тебе можно доверить одно небольшое дело. Это будет проверкой на смелость. Если у тебя ничего не получится, не расстраивайся, ничего страшного. Но если получится, мы с тобой будем друзьями. Своему папе не говори, это наша тайна. Ты же не болтун, умеешь хранить секреты?

Мальчик важно кивнул.

– Есть вещи, о которых не рассказывают всем, – продолжала принцесса, – о чём знаешь только ты один. Понимаешь, о чём я? Однажды ты можешь посвятить в свою тайну кого-нибудь, например своего друга, потому что друг не выдаст. Я уверена, ты не предашь меня, свою принцессу, раз мы с тобой решили стать друзьями. Ты согласен? Я тоже. Так вот. Ты, наверно, уже заешь о Веронике, она недавно появилась в нашем дворце?

– Знаю, та красивая тётя в библиотеке.

– Да. Тебе нужно…

Анна не успела договорить, вернулся садовник.

– Твой папа вернулся, – вполголоса быстро произнесла она. – Если спросит, скажи, что я похвалила тебя за помощь отцу. Смотри же, про наш уговор – ни-ни! Потом с тобой ещё поговорим. Ну, беги!

Мальчик убежал, а принцесса оправила платье и не спеша прошлась по дорожкам оранжереи. Потом незаметно свернула во дворец, ещё не зная, что ей предпринять. Пойти ли прямо сейчас в библиотеку для откровенного разговора с Вероникой или подождать сперва удобного случая, чтобы встретиться с сыном садовника без свидетелей? В библиотеке лежали детские книжки Анны. Все живущие во дворце дети имели возможность вдоволь насладиться ими, когда захотят: взрослые читали вслух, а младшие слушали и разглядывали картинки. Сын садовника не был исключением. Когда отец не давал ему поручений, он любил отираться вблизи Вероники в ожидании, что она почитает ему, и уже знал почти наизусть все книжки. А та между делом научила его читать, хотя мальчику ещё не исполнилось и семи лет. Анна прекрасно знала про их доверительные отношения. Она надеялась использовать его детскую наивность, чтобы донести до Вероники информацию о принце Викторе, так как сама боялась не справиться со своими эмоциями и испортить этим всё дело. Мальчик как бы невзначай спросит Веронику, долго ли гостил у них в доме принц Виктор? Вероника удивится. Мальчик скажет, что знает о принце Викторе со слов принцессы Анны. А дальше Анна сама всё объяснит ей. Отец запретил рассказывать Веронике об экспедиции принца Виктора и его пребывании в Карине в качестве королевского землемера, потому что… Потому что просто не понимает, что для Анны это невозможная задача. Непонятно, какие отношения у Виктора с Вероникой, возможно, социальный статус Виктора для неё никакой не секрет, и она сознательно ведёт свою игру с Виктором, с Анной, со всей августейшей семьёй, так зачем же молчать?! Права мама, нужно всё быстрее выведать у неё! Выведать самой, а не через мальчика.

Анна решительно поднялась в библиотеку, однако Вероники там не оказалось. Она постояла у окна несколько минут, собираясь с мыслями, и поднялась на третий этаж к гостиной, где жила девушка. На стук в дверь никто не ответил ей. Она толкнула дверь. В спальной никого. В туалетной комнате – тоже. И где же она? Принцесса нашла дворецкого и спросила, когда он последний раз видел Веронику? Оказалось, давно, за завтраком. Но ведь был уже обед. Анна заподозрила неладное. Она спустилась в кухню, и там ей ожидаемо подтвердили, что Вероника ещё не обедала. Принцесса начала дотошные поиски, расспрашивая всех, кто попадался ей навстречу. Веронику видели утром, однако последние несколько часов её не встречал никто. Внезапно Анне пришло в голову проверить чердак. На верхней лестничной площадке она попыталась открыть непослушную дверь, да только её силёнок оказалось недостаточно. Принцесса уже хотела позвать кого-нибудь на помощь, как дверь сама бесшумно отошла от косяка на ширину её ладони. У Анны даже мороз пробежал по коже. Мистика… Она глубоко вздохнула и осторожно вошла в холодное тёмное пространство чердака.

Веронику принцесса увидела сразу. Девушка неподвижно стояла у того же слухового окна, у которого они стояли вместе, когда Анна знакомила её с дворцом. Она была тепло одета и, не отрываясь, смотрела куда-то вниз. Анну она не замечала, всё её внимание было поглощено наблюдением того, что происходило во дворе, или ожиданием чего-то такого, что занимало её ум. Анна приблизилась к ней и зашла немного сбоку, заглядывая в её лицо. Вероника даже не моргала, тем не менее, выражение лица оставалось спокойным. Анна попыталась незаметно выглянуть наружу. Вдруг Вероника резко обернулась и, увидев Анну рядом с собой, отшатнулась и вскрикнула. Она едва не упала, Анна поспешила к ней, чтобы поддержать, но та оттолкнула её от себя.

– Я это, я, не бойся! – поспешно сказала Анна. – Что ты?

– Нет, это ты чего? – облизнув пересохшие губы, хрипловато переспросила Вероника. – Зачем пугаешь?

– Прости, я не нарочно. Я искала тебя.

– Не надо. Потом… Оставь меня в покое сейчас.

Она быстро удалилась, покинув Анну. Принцесса осторожно выглянула из окна, окинула взглядом двор. Ничего особенного она там не обнаружила. Никого. Постояв так ещё немного, Анна захлопнула узенькие створки оконной решётки. Что там было, во дворе? Возможно, Вероника следила за чем-то или кем-то, размышляла Анна. А что, если она просто смотрела на дом Ариса? Учитывая состояние Вероники, её непонятную тоску, очень даже может статься. Ждёт его? Или подозревает, что её обманывают? Никто из придворных не знает об аресте Ариса, для всех он находится в длительной командировке. Или всё же кто-то донёс?

Накинув на плечи манто, обеспокоенная Анна направилась в прокуратуру. Сам генерал-прокурор принял её в своём служебном кабинете. Выслушав принцессу, он разделил с ней её подозрение по поводу возможной утечки информации и обещал проверить все слухи.

– Ваше высочество могут не беспокоиться, – немного картинно заверил её пожилой генерал, по привычке видя перед собой маленькую девочку, а не повзрослевшую невесту наследного принца, и огладил большим пальцем пушистый ус. – Всё уладим должным образом.

– У меня ещё такой вопрос, – добавила принцесса. – Был ли случай, хотя бы даже ночью, чтобы находящийся под арестом обер-прокурор покидал здание прокуратуры? Ну, например, сопровождаемый конвоем там для чего-нибудь?

– Нет, определённо нет. Такой нужды не возникало ни разу.

Хорошо если так, подумала Анна. Ей было досадно признавать, что она не решается на главный разговор с Вероникой уже слишком долго, а нужно действовать, пока не поздно. Однако девушка под любыми предлогами избегала встречаться с принцессой. Анна терялась в догадках, её беспокойство росло. При всём своём желании она не могла знать, о чём думает Вероника, чего хочет.

А тем временем Вероника задумала сбежать из дворца. Острым природным чутьём горянки девушка определила, что её вовлекают в какую-то сложную, чуждую ей охоту. Об Арисе она так и не узнала ничего определённого, глухая стена умолчания неизменно отделяла её от всех, с кем она виделась и общалась каждый день. Как ни больно было покидать полюбившийся дворец, тяжёлая обстановка людского отчуждения стала для неё, наконец, совершенно невыносимой – и инстинкт самосохранения пересилил.

При первой же возможности, оставшись в библиотеке с сыном садовника наедине, без свидетелей, она завела с ним серьёзный разговор.

– Послушай, что я скажу. – Так начала Вероника, присев перед мальчиком на корточки, чтобы его лицо оказалось чуть выше её глаз. Они находились между книжными стеллажами, каждого вошедшего в хранилище из читального зала Вероника могла бы сразу заметить и изменить положение. Но потрясённый мальчик, глядя сверху на свою обожаемую няню, видел лишь то, что она его умоляет о чём-то, и это ему льстило. – Ты уже не маленький, сможешь меня понять. Ты же сам знаешь, как я доверяю тебе. Может быть, только тебе одному из всех, потому что ты ещё не испорчен всеми этими отношениями взрослых людей. Мне одиноко здесь, во дворце. Хорошо, но очень одиноко. Я тут чужая, в плену. Я же каринянка! Люблю простор, воздух, а тут так душно. Помоги мне убежать. Скажи, как я могла бы уйти за пределы территории резиденции незаметно, чтобы меня не остановили, не заставили вернуться назад, во дворец. Кому, как не тебе, сыну садовника, известны все лазейки?

– Хорошо, – с чувством ответил мальчик. – Но мой папа не должен знать…

– Твой папа и не узнает, если ты сам ему не расскажешь. Это в интересах нас обоих, такой секрет. Наша тайна. Да?

Да, конечно да, он же смелый! У Вероники выступили слёзы. Глаза мальчика распахнулись, и он торопливо и сбивчиво зашептал:

– Знаешь, где парк, самая большая аллея? Когда начнёт темнеть, а фонари ещё не зажгутся, будь в беседке. Я тебя проведу через рощу.

– Я поняла, поняла. Всё. Иди. – Вероника слегка подтолкнула его к выходу и вытерла нос надушенным платком.

Сын садовника пошёл к выходу, но остановился, с грустью оглянувшись на Веронику. Потом быстро отвернулся и побежал.

Всё это время Анна неподвижно сидела в пустом кабинете отца. Часы мягко зашелестели и пробили три раза. Три часа дня. Принцесса подняла взгляд на огромный дубовый стол, под крышкой которого малым ребёнком свободно умещалась вместе с ногами отца, когда он работал. Он всегда занят и занят, а последние дни особенно, никак не поговорить. Нет, она не станет жаловаться, что у неё ничего не получается, что своё обещание она не умеет выполнить как надо. Но, может быть, он посоветует что-нибудь неожиданное, особенное? И тогда ей не придётся нарушить ещё и его запрет рассказывать Веронике о принце Викторе. А вдруг правда Виктор не хочет этого?

Против своей воли она встала из кресла и направилась в библиотеку – уже в который раз за этот день, в четвёртый или пятый? Вероника продолжала её игнорировать и скрываться. Бродя по читальному залу между оббитыми зелёным сукном столами, на которых стояли в подсвечниках спящие тёмно-жёлтые свечи, прислушиваясь к звуку своих одиноких шагов, Анна почувствовала, что в книжном хранилище кто-то есть. Она вошла туда и стала ходить мимо стеллажей, осматривая узкие прямые проходы. Принцесса не ошиблась, она действительно была здесь не одна. Сын садовника стоял за торцом одного из стеллажей. Прижался к тёмному дереву полок, рассеянно ковырял пальцем выкрошившийся сучок и смотрел на неё.

– Здравствуй! – сказала ему Анна.

– Здравствуй.

– Вероники нет?

Мальчик молча пожал плечами.

– Я не понимаю, что произошло. Она безо всякой причины стала избегать меня. Почему?

Не дождавшись ответа, принцесса зашла за соседний стеллаж и прислонилась спиной к полкам.

– Что я ей сделала такого? – снова спросила она, повернувшись к мальчику лицом. – Может быть, она говорила тебе, ругала меня за что-нибудь? Ты не мог бы рассказать, почему она перестала общаться со мной?

– Ты об этом хотела меня попросить тогда, в зимнем саду? Об этом?

– Я хотела рассказать ей о принце Викторе.

– Зачем?

– Для меня это очень важно. Посоветоваться… Сначала с ней можно было делиться обо всём. А теперь у меня опять нет подруги.

– И у меня тоже, – сказал мальчик.

– У тебя нет друга? – Принцесса наморщила лоб, сбившись с мысли.

Сын садовника глядел на неё исподлобья, не решаясь сказать о чём-то, наверно, тоже очень для него важном. Анна насторожилась.

– Что такое? – подбодрила она его.

– Она была моим лучшим другом. Самым лучшим!

– Была? Почему ты сказал – была? Что с ней? Или вы поссорились?

– Не поссорились. Просто она уходит насовсем.

– Куда?

– Я не знаю.

– Но это она сама так решила, что насовсем уходит? Не понимаю.

– Она попросила вывести её из ограды дворца, чтобы ей не попасться. Чтобы её никто не заметил и не поймал.

Анну сильно озадачило признание мальчика. По-видимому, он не сочинял, не фантазировал. Казалось, он только теперь понял, что проговорился.

– Ваше высочество! Не рассказывайте моему папе. – У сына садовника плаксиво искривился рот, но он ещё держался. – Мы же с вами стали друзьями. Мы с вами друзья?

Анна обняла его за плечи.

– Я не расскажу. Не бойся. Я не предам тебя. Мы с тобой друзья, как я и обещала. – Она опустилась на колени, взяв его за руки. – Только ты объясни мне, когда и где?

– Сегодня вечером, в роще… Пожалуйста, не наказывайте её!

Мальчик горько расплакался. Анна встала с колен и прижала его к себе. Какая горькая зима вместо Горького замка…

Поздним вечером Анна с ходатайством по делу Вероники находилась в кабинете генерал-прокурора. Веронику задержали на одной из тропинок рощи. Она была одна и самостоятельно искала выход в город, проваливаясь и утопая в сильно подтаявшем за день и снова подмёрзшем в сумерках насте. Её попытка на словах убедить караульных, что она здесь просто гуляет, не увенчалась успехом – слишком неубедительный вид был у неё, грязная обувь оказалась насквозь промочена талой водой. Да и погода не располагала к прогулкам: ещё накануне усилившийся ветер превратился в шквал с мелкой снежной крупой, деревья скрипели и кланялись под его порывами. Веронику поместили в комнату предварительного заключения до выяснения причин инцидента.