Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем

1. Единственный и неповторимый

Ты стоишь в очереди в хипстерской закусочной в унылом квартале посреди холмов. Выбор большой, но от любого сэндвича гарантированно поправишься. Пастрами – полная противоположность Лос-Анджелеса.

Ты собиралась сделать что-то сама – например, тост с авокадо в своей сверкающей кухне с видом на Тихий океан. Но авокадо на кухне не оказалось, а в холодильнике остался лишь маленький кусочек масла, а с ним ничего вкусного не приготовишь. Можно было бы заказать доставку, но тогда почувствуешь себя избалованной и вялой. И хотя ты хотела масло Kerrygold, доставщику, наверняка, сказала бы: «Organic Valley или что-нибудь еще, только не Land O’Lakes». И ему, бедолаге, пришлось бы прислать не меньше двух сообщений: «Здесь есть только Breakstone’s или Horizon? Что брать?»

И ты сидела бы, в жалком отчаянии глядя, как волны набегают на каменистый пляж перед окнами, и прождала бы не меньше трех минут, прежде чем дать ответ: «Соленые». А светловолосой девушке, которая моложе, стройнее и беднее тебя, пришлось бы все это время торчать в холодном отделе супермаркета в блузке без рукавов. Иногда единственное, что может сделать тебя счастливой, это полный контроль над другим существом. Впрочем, тебе, конечно же, это никогда не помогало. Ты всегда была полнее, чем тебе мечталось, а контроль над другими людьми добавляет около пятисот калорий. Восхитительный тропический коктейль в баре рядом с Нобу – это еще сто калорий, когда пытаешься заставить свою помощницу расплатиться за твое плохое свидание, отвлекая ее от отличного свидания своим сообщением.

Стоя в очереди, ты вскрываешь пакетик сухариков. Если съесть половину пакета, это будет 170 калорий. Перед лицом медленно пролетает здоровенная муха, вялая к концу лета. Перед тобой стоит игривая пара. Молодой человек наклоняется и вдыхает аромат волос девушки. Она поворачивается, чтобы поймать его взгляд, и улыбается. Они не слышат, как на уровне уха низко гудит муха. Когда любовная игра заканчивается, молодой человек поворачивается и видит тебя. Поначалу он тебя почти не замечает, потому что подружка у него классная, а ты нет. Но потом он узнает и толкает подружку в бок.

– Эй! – говорит он. – Эй! Вы – Ари, Любовница-призрак! Верно?!

У тебя кружится голова, сухарик во рту разбухает до размеров кошмара. Стараешься прожевать его тихо, но эта задача невыполнима. Сухарик должен распадаться медленно.

У подружки молодого человека расширяются глаза – она тоже тебя узнает. Муха улетает прочь. Сзади распахивается и захлопывается дверь, и ты, пользуясь этой возможностью, поворачиваешься к выходу и быстро глотаешь сухарик.

– О боже, – восклицает девушка, – это же вы!

Ты снова поворачиваешься к ним. К губам прилипли кусочки сушеной петрушки. На девушке блузка без рукавов. Бюстгальтера она не носит, и соски игриво пляшут под тонкой тканью. Плечи у девушки гладкие и округлые. Ей двадцать пять. Тебе уже никогда не будет двадцать пять.

– Благодаря вам моя лучшая подружка вышла замуж за парня своей мечты! – говорит девушка.

Парень хмыкает.

– Это Люк-то парень ее мечты?

Девушка закатывает глаза и толкает его в бок. Теперь они оба смотрят на тебя.

– А что, нет?! Мы же через два месяца приглашены на их свадьбу! И это все благодаря вам!

Ты улыбаешься, хоть и не хочется. Лучшая подружка этой девушки кажется просто идеальной. Но, наверное, лишь потому, что она смотрит твое шоу. Это единственное психологическое шоу, которое пользуется на Netflix безумной популярностью. Дженнифер, твоя помощница по связям с общественностью, твердит об этом чаще, чем произносит собственное имя.

– О боже! Пандора с ума сойдет от зависти, когда мы расскажем, что встретились с вами!

К этому моменту парень уже утратил интерес к разговору. Он скребет по талии девушки – у нее черные джинсы с низкой посадкой, и ремень туго обхватывает бедра. Ему хочется лишь одного – трахнуть ее и побыстрее. Уж тебе это понятно лучше, чем кому бы то ни было в целом мире.

– Вы потрясающая! Вы – моя героиня!

Ты просто киваешь – неделю назад решила прекратить благодарить людей. И стать более холодной. Решение созрело в тот день, когда с улицы, через открытую балконную дверь донесся странный птичий крик. От этого шума захотелось зажмуриться и остаться в одиночестве. В тот день ты была дальше всего от Бога. Ты никогда в Него не верила, но тогда почувствовала, что целый океан замерз. Ощущала, как кровь отливает от ног. В тот день появилась карточка, легко покачивавшаяся над нежными побегами.

– Можно мне… Можно нам ваш автограф? Или что-нибудь?

Парню уже все наскучило. А ты уже ненавидишь эту девицу, которую встреча с тобой интересует явно больше, чем общение со своим спутником. Ненавидишь ее за такую власть. Счастливая. Слепое провидение одарило ее при рождении – крупные глаза, высокие скулы… Дома не закрывается балконная дверь. И некого попросить починить. Нет, кто-то есть, но ты пока не можешь его этим озадачить. Слишком рано. И так будет всегда.

– Следующий! Чем могу вам помочь? – кричит парень от кассы.

Сегодня воскресенье, и для тебя этот день, словно глотка кита. Иссиня-черный – навсегда. Люди всегда пишут и звонят тебе утром в понедельник, в 10.27, когда ты занята сильнее всего. А в воскресенье все молчат. Даже школьные подружки, у мужей которых выявили редкую форму рака, не проявляются. Даже они слишком заняты своей жизнью, чтобы звонить тебе в воскресенье.

Девушка и парень поворачиваются к парню у кассы.

– Один сэндвич с жареной свининой и «Единственный и неповторимый» с жареным сыром, – заказывает парень.

Ты вспоминаешь, что впервые пришла сюда с ним. Он показывал тебе Лос-Анджелес, словно открывая дверь своего сердца в залитый солнцем мир. Это его закусочная. Неприглядная, но благоухающая ароматом недожаренного хлеба, на холме над трассой в окружении высоких деревьев. Внутри можно купить бутылку вина. Можно прийти домой с выпивкой и сэндвичами.

– Помидоров к сыру не нужно, – шепчет девушка и тянет парня за серую рубашку.

– Помидоров к «Единственному и неповторимому» с сыром не нужно, – повторяет парень продавцу, и тот кивает.

– Двадцать долларов ровно.

Парень вытаскивает из кармана двадцатку. Та выглядит так, словно это последняя двадцатка на земле, и сердце у тебя замирает, когда девушка, уткнувшись в спину парня, шепчет:

– Спасибо.

2. Будущее принадлежит женщинам

По пути в Country Mart ты убавляешь температуру в машине до минимума и на максимум включаешь вентилятор. Через несколько секунд лицо у тебя буквально леденеет. Раньше переживала, что на кондиционер уходит прорва бензина. Теперь тебя это не волнует. Когда щеки мерзнут, они теряют пухлость.

Это было почти два года назад. За два года ты стала совершенно другим человеком – по крайней мере, в глазах всего мира. Раньше они понятия не имели, кто ты, но не теперь – ты известна. Безумное ощущение. Мужчины в дурацких бейсболках и растянутых рубашках поло знают, кто ты от своих дочерей. Потому что твое лицо повсюду. Ты богата. Опять это слово! Купила дом в Малибу. На сваях, с подъездной дорожкой, в самом престижном районе. Раньше говорила: «Здесь не так уж и хорошо. И это Малибу?» А Ник отвечал: «Ты не представляешь – это другая сторона». И однажды он отвел тебя на другую сторону. Вы шли вдоль скал прямо по линии прибоя, и ты видела реальные фасады этих домов. Фасады, выходящие на океан! Другая сторона, с видом на трассу, осталась позади. Оказавшись на стороне океана, сразу поняла, насколько больше эти люди знают и имеют. Ник держал за руку, помогая перебираться через острые камни. Ты никогда ничего так сильно не хотела – но такой дом был просто необходим.

У твоего дома острая крыша. Наврала лучшей подруге про его цену, потому что стыдно: ты заплатила наличными, а она корячится на двух работах, чтобы оплачивать учебный кредит. На верхнем этаже роскошная белая ванная. Ванна на красивых лапах с золочеными кранами. И вид на океан. Белоснежные полотенца на тиковых планках, брусок мыла на тиковом столике. Ветивер с французской зеленой глиной. Мыло все еще завернуто в бархатистую бумагу.

Ты едешь в Country Mart, чтобы выпить матча латте со льдом и купить одежду по таким ценам, которые все еще тебя ужасают. Можешь потратить больше двух тысяч долларов на прозрачную блузку, под которую все равно придется что-то надевать. Чем несовершеннее тело, тем сильнее нужна дорогая одежда. Тяжелые складки маскируют проблемные зоны, словно устремляясь на передовую.

И все же старые привычки сохраняются. Мыло в твоей ванной стоит восемнадцать долларов. Запрещаешь себе пользоваться им, пока не сбросишь два с половиной килограмма.

Идею «Любовницы-Призрака» подал Ник. Вернее, ваша ссора. Несостоятельность. Противоположность проколу. На страницах своего дневника ты в самых неприглядных выражениях описала то время. Несколько месяцев страдала, а потом сидела в кофейнях и разрабатывала стратегию. Сначала собиралась его вернуть. Была одна такая кофейня, La Chinesca, куда он никогда не заглядывал. Для него здесь было недостаточно дорого и чисто. Здесь не продавали арабику в зернах. На кухне работала тетка лет пятидесяти, и она же выходила, раскладывала пакетики с заменителем сахара и протирала молочную стойку. Поначалу ее ворчание бесило. Ты видеть не могла ее бесформенные ягодицы и раздражалась, слыша, как она шаркает ногами. Ты злилась, когда она проходила за спиной, буквально вплотную. Тебе казалось, что она читает с твоего экрана, хотя она явно вообще не говорила по-английски. А потом однажды, когда она мыла пол вокруг твоего стула, вдруг положила руку тебе на плечо. Как мать или священник. И это все изменило. Ты обернулась, и ее древние глаза впитали твою глубину. И в тот момент все успокоилось. Ты подумала: «Со мной все в порядке. Я отправлю ему записку». В тот день был день его рождения. Написала: «С днем рождения!». Отправляя слова по цифровым линиям, чувствовала себя королевой любви. Через семь минут он ответил: «Спс!».

Через неделю Ник зашел в твою кофейню. С девушкой. С настоящей девушкой, лет на десять его младше. Увидев его, ты пукнула. Девушка обернулась на звук и увидела тебя. Щеки ее порозовели от сочувствия. А Ник даже не услышал. А она не знала, кто ты. Не знала, как вы с Ником занимались любовью в доме твоей матери, а твой отчим Карл, который когда-то насиловал тебя, подслушивал снизу.

Ник не заметил тебя, и ты сбежала, оставив на столе компьютер и стопку книг. Ты стояла за углом, обливаясь потом, пока они не уехали, на ее машине – конечно же, спортивной и черной. Тебя замутило при одной мысли о нем в ее машине. О том, как он слушает ее молодежную музыку. Когда ты вернулась, китаянка стояла у столика, охраняя твои вещи. Она кивнула тебе. Захотелось плакать. Ты знала, что больше не вернешься и никогда ее снова не увидишь. Такие мелкие расставания настигали повсюду.

Любовница-призрак из этого и родилась – из боли мотыльков, летящих на свет. Ты уволилась с должности второй помощницы знаменитости средней руки. Эта работа оставалась единственной причиной и дальше жить в Лос-Анджелесе, рядом с ним. Ты стала спать днем, пить коктейли со льдом на пляже рядом с блондинками в купальниках, играющими в волейбол.

Ты выходила только по вечерам. Сидела в Chez Jay’s – это было его место, но ты украла его. Ощущала жирную роскошь – ведь ты была там, где не должна была. Лежала в засаде. Подслушивала. Девушки переписывались. Обсуждали, как отвечать на сообщения. Они ничего не знали. Они были молоды и бестолковы. Но ты ощущала их – скорее, их боль. Нет, не так… Твоя боль была родственна их боли, а тебя тянуло туда, где была боль. Только боль реальна. По крайней мере, тогда.

Как-то вечером ты встретила там старого приятеля из твоего города. Он учился на Лонг-Бич и почти каждые выходные изменял своей подружке. Вы продолжили выпивать в Father’s Office. Розовая сладость бургера на языке казалась неправильной. Ты будто знала, что ему всего лишь нужно место, чтобы переночевать в Лос-Анджелесе. Но он оказался полезен, как многие второстепенные персонажи; поняла это лишь намного позже. Он сказал, что единственное, чему можно научиться в бизнес-школе, так это умению выявить проблему на рынке и предложить решение.

В тот вечер ты поглотила более двух с половиной тысяч калорий в баре и потом еще добавила дома. Включила компьютер и принялась составлять бизнес-план, пока слова не начали расплываться на экране. В следующие выходные ты уже спала с другом в бизнес-школе. Его член внутри тебя был словно мягкое железо, прямое и незатейливое. Тупая боль простого случайного секса. Ты осталась без оргазма. Он кончил тебе в пупок. Белая, жирная лужица.

Через несколько недель ты с его помощью разработала приложение. Система пересылки текстовых сообщений, позволяющая эксперту отвечать (или не отвечать) клиенту. Собеседника можно информировать по мере необходимости, в противном случае он оставался бы в блаженном неведении. Отличный способ для девушек проявить себя в самом крутом свете, одновременно получив прививку от собственной воли.

Поначалу экспертом была только ты. Ты, думавшая о том, что Ник написал бы на твое сообщение. Как молодые и красивые девушки, с которыми он только что познакомился, отвечали бы на послания ворчливых мужчин. Команда быстро росла. Ты нанимала маленьких, поразительных девушек. Ты всегда подбирала женщин, которых он обязательно желал бы. Одним доводом в их пользу была раздраженная пульсирующая боль в твоем тазу. Другим – то, что ты никогда снова не впустила бы его в свою жизнь. Невозможно так поступить, когда вокруг слишком много ног, к которым пришлось бы ревновать. И роскошных волос. И бедер, накачанных серфингом.

3. Красиво и абсолютно непринужденно

Есть девушки, которым важны девушки, и девушки, которым важны парни.

Девушки, которым важны девушки, даже в тринадцать, делают минет парням не для того, чтобы им понравиться, а чтобы вернуться и рассказать обо всем подружкам. Галочка поставлена, вкус и запах знакомы. Ты относилась ко второй категории. Ты всегда по-настоящему влюблялась в парней – каждый был новой сказкой. Один психотерапевт сообщил, что это от матери. Другой решил, что это из-за смерти отца.

Сейчас у тебя новый бойфренд, Джефф. Он фотограф. Ты берешь его с собой на вечеринки. На торжественные ужины при полном параде. Он всегда надушен и готов вовремя. Сама-знаешь-кто никогда не был готов вовремя. Ты приехала в Country Mart, чтобы купить платье для такого случая – вечеринки на вилле Гетти сегодня вечером. Приехала, потому что терпеть не можешь центр Лос-Анджелеса. Родео-драйв, залитую ослепительным солнечным светом. О торговых центрах и речи быть не может. Ты давно их переросла. Твои вкусы стали ультрарафинированными. Сегодня рассчитываешь на Morgane Le Fay. Уже представляешь что-то воздушное и обманчиво прозрачное. С новым парнем волнуешься больше обычного. Благодаря тебе Джефф уже приобрел определенную известность. Ты предложила его в качестве фотографа для своей съемки в журнале Elle. Он не хотел ставить освещение так, как требовали они, но потом согласился. После его приглашали в Vogue и Esquire. Ты слышала, как он разговаривал по телефону с девушкой из W, откровенно соблазняя и выторговывая выгодные условия. Твоя рекламщица Дженнифер прямо в лицо вам обоим называет его «горячим парнем». Конечно, это непростительно, но ты прощаешь. Когда вы были наедине, она тонко, чтобы можно было притвориться, что ничего не было сказано, усомнилась в его мотивах. Ты познакомилась с ним на сайте для тех, у кого более десяти тысяч подписчиков в Twitter. Либо ты безумно привлекателен, либо ты популярен в Twitter. Ты была из второй группы. Он – из первой.

Продавщица в магазине тебя узнает. Даже в темных очках и шляпе. У тебя нос мопса. Ошибиться невозможно. Мучительно, когда тебя постоянно вычисляют по самой непривлекательной черте. Хочется прибить каждую русоволосую красотку на твоем пути. А еще на тебя постоянно обращают внимание из-за Дженнифер. Она справляется со своей работой лучше, чем кто бы то ни был в твоей жизни. Конечно, это чистая случайность. Конечно, как у любого успешного человека, у нее было несколько неудач, но теперь она пожинает плоды завоеванной репутации.

– Вы… Вау, это же вы!

Ей ты даже не киваешь. Порой, когда переедаешь за обедом, приходится быть жестокой с продавщицей. Ты указываешь на летящее кремовое платье. Продавщица предлагает открыть примерочную для вещей, что ты держишь в руках. Она говорит что-то еще, пустые банальности, нужные, как горячая лимонная вода, что ты пьешь каждое утро. Но когда она спрашивает, ищешь ли ты что-то особенное, срываешься.

– Вовсе нет! Я ищу что-то совершенно неособенное. Скажите, что самое неособенное есть в вашем магазине?

Выбравшись на улицу, ты щуришься от солнца и трешь пальцами виски. О, это мерзкое воскресенье!

Открываешь глаза и отправляешь Дженнифер короткое сообщение: «Я была почти стервой у Morgane Le Fay. Монтана или Малибу? Покупатель или продавщица? Последнее».

Ты – настоящий мастер. Клиницист текста. Мягким словом в сочетании с хитроумной пунктуацией ты можешь вскрыть, прощупать, отменить. Хочешь, чтобы Дженнифер пришлось у кого-нибудь спрашивать, что ты имела в виду. Мечтаешь, чтобы она почувствовала себя глупой и недостойной. Простой рекламщицей, как есть. Пусть не считает свою худобу достоинством.

Ничего не купив, ты возвращаешься к машине. Когда-то песчаные горы вдали ставили тебя в тупик. С одной стороны, они казались естественными и дикими, но в более подходящие скалы, как корабли, врезались виллы. Снизу дома казались белыми и грязными, но все были закрыты. Никто не пользовался своей землей. Там были лошади, и повсюду было сухо и жарко. Холмы Лос-Анджелеса когда-то озадачивали, но за это время ты успела побывать на множестве вечеринок в этих заброшенных дворцах. Видела, как в бассейнах устраивали пруды для лебедей и обнаженных мужчин. Видела бассейны, в которых никогда не было воды. Оказавшись в горах, ты поняла, что это не горы, а хранители домов.

Ты заводишь машину и включаешь кондиционер, еще не сев за руль. Ты наденешь красное платье – его в комиссионном магазине в Кембридже купил Ник. После долгих лет и множества диет ты все еще носишь тот же размер. Если бы люди только знали, сколько усилий приходится прилагать. Колебания веса в твоем представлении взмывают и падают, словно на головокружительной водяной горке. Но на теле эти скачки почти не отражаются. Твои отношения с холодильником вызвали у кота тревожное расстройство.

Как бы то ни было, платье все еще сидит как влитое. Это единственное платье, в котором ты всегда красивая без усилий.

Сегодня тебе предстоит принимать награду имени Голды Меир – ты станешь третьим в истории послом по правам женщин. Придется произносить речь перед залом, где соберется множество очень важных людей. Сначала хотела поделиться тем, как добиться многого, начав с нуля. Ничего такого, чего люди не слышали бы раньше. Банальность темы смутила, но ты твердо решила, что это ничего не значит, особенно для тебя. А потом доставили карточку. И твой кишечник мгновенно освободился – словно ложку меда растворили в горячем чае.

Ты долго лежала в ванне с эвкалиптом. И полностью переписала свою речь.

4. В старом месте с новым парнем

Ты встречаешься с Джеффом выпить перед церемонией. В прошлом месяце ему исполнилось 33 года, и ты купила ему винтажный зеленый «триумф» – он обожает носиться на нем по каньонам. Он предложил встретиться на месте, не заезжая за тобой. Ты говорила, что не против мотоцикла, что не боишься. Но он ответил, что пока не освоился и боится за тебя. Впрочем, сегодня ты все равно не смогла бы поехать вместе с ним – ветер растреплет волосы, да и в платье на мотоцикле неудобно.

В Old Place тебя когда-то водил Ник. Это произошло почти сразу же после приезда в Лос-Анджелес, и тогда ты сказала о своем разочаровании. Не ожидала увидеть море щебня и приземистые дома. Казалось, что весь Лос-Анджелес похож на пару улиц в Беверли-Хиллз: стройные пальмы и зеленые газоны. Ник ответил, что Лос-Анджелес совершенно не похож на то, каким его представляют люди. А все потому, что его не существует. Каждый должен создать свой Лос-Анджелес.

А потом на своем «Subaru» он привез тебя в Old Place. Там было потрясающе. Уединенный райский уголок, заросший бурьяном сарай с оленьими рогами на фасаде и подковами внутри, с резными деревянными столами и масляными лампами. Словно в Вайоминге. Но прямо за углом красовалась вилла в испанском стиле, перед которой теснились «Tesla». Вы взяли мясную доску на двоих и принялись подсчитывать свои четвертаки. Красивая официантка тебя не напугала. Тогда вы с Ником были всего лишь друзьями. Ты приехала сюда через год после окончания колледжа. Ник называл это «бостонскими годами» – год через год после Бостона.

Но даже тогда это событие было очень важным. В дневнике ты отметила вечер вашего знакомства стикером с красной звездочкой. Это произошло на первом курсе, весной. Полиция только что разогнала вечеринку в Towers. Ты держала в руке кружку пива и не знала, что делать. С Ником вы познакомились возле пивного крана. Он налил, спросив, любишь ли ты пену. Твои глаза расширились от изумления. «На пиве», – пояснил Ник.

Когда полицейские уже подбирались к тебе, он оценил ситуацию, рванул рубашку на груди и предстал перед ними, как Тарзан. Красивым людям легко раздеваться и устраивать нечто подобное. Как бы то ни было, классный парень проявил недюжинное человеколюбие по отношению к тебе.

Джефф, которого в журналах называли Джеффри, прислал сообщение, что он выезжает – за десять минут до назначенного времени встречи. От его студии в центре города ехать до места не меньше сорока минут. В твоем доме у него есть свой шкаф, и Джефф будет у тебя ночевать. Утром он отправится на пробежку по пляжу и вернется без рубашки. Вечно забывает свои рубашки нейтрального цвета на скале. В чем-то он постоянно актерствует. Ты уже примешь душ, нанесешь незаметный макияж и приготовишь молоко из орехов кешью. Он войдет в дом, прижмется к тебе животом, поцелует в щеку, и ты снова его захочешь. Но ему всегда нужно бежать. Он вечно работает, если только нет какой-то вечеринки.

Ты добираешься до места в четыре. Уже лет десять выбираешь один и тот же столик. Появляется официантка. Ей уже за пятьдесят, на коже пигментные пятна. Ты заказываешь водку с содовой и начинаешь изучать меню в поисках блюд, где меньше ста калорий. Устриц нет. И севиче тоже. Чем лучше атмосфера бара, особенно лесного, тем больше в нем жирного и жареного.

Ты изучаешь страничку Джеффа – иногда он размещает фотографии из самых неожиданных мест. Ты и не знала, что он там был. На его странице множество живописных, размытых фотографий – стеклянная, искрящаяся вода и высокие деревья в солнечном свете. А еще много селфи с тобой – на церемониях, в личных самолетах, в Каннах и на Лазурном побережье. Одна фотография приводит тебя в ужас. Вы с ним на показе Александра Маккуина на Нью-Йоркской неделе моды. На тебе фиолетовое платье – Дженнифер восхитилась, ты в нем настоящая богиня. Загорелое лицо Джеффа мягковато, но, бесспорно, красиво. А под фотографией кто-то, кого никто из вас не знает, оставил комментарий: «Натюрморт «Фотограф и сарделька в Balmain».

В тот вечер ты попросила его сделать страничку доступной только для друзей.

– Конечно, – согласился он.

Утром повторила просьбу.

Девять лет назад за этим самым столом ты рассказала Нику про Карла. Карл носил очки, у него были густые вьющиеся волосы, мать его любила. Открыла Нику все. Как он расплачивался с тобой за любое извращение. Он трахал тебя в коридоре, когда ты выходила из душа в одном халатике? Ты купила себе очки от Prada с его кредитки. Он положил под столом твою руку на свой член, когда мама сидела напротив? Ты купила своему другу Бобби смокинг.

Ты выдала про Карла не для того, чтобы снять груз с души. Сделала это, чтобы он смог полюбить тебя.

Со шлемом в руках входит Джефф. Улыбается бармену, осматривается, видит тебя и подходит.

– Детка, – он целует тебя через стол.

– Привет, – отвечаешь сухо.

Ты давно овладела искусством казаться суровой в самые неожиданные моменты. Так людям начинает казаться, что они тебя обидели, поэтому изо всех сил пытаются загладить вину.

– Выглядишь потрясающе!

– Спасибо.

– Готова? Нужна моя поддержка? Там будет телесуфлер или придется импровизировать?

– Импровизировать.

– У тебя все получится!

– Я хочу поделиться с тобой… о чем будет моя речь.

– Давай, – кивает Джефф, жестом подзывая официантку. Обычно он вежлив с обслугой до подобострастия, но при этом довольно настойчив.

– Буду говорить о своем бывшем.

– Да ну?!

– О том, как он меня изнасиловал.

Джефф относится к новой, церемонной породе мужчин. Он, как настоящий ковбой, укрощает лошадей в Техасе, но слово «изнасилование» вызывает у него судороги. Он не знает самого политкорректного способа справиться с этим. А главное – ведет себя неискренне.

Джефф ахает. Подходит официантка, но он слишком потрясен, чтобы попросить напиток. Качает головой, и ты делаешь заказ для него.

– Он будет водку с грейпфрутом.

– Absolut подойдет?

– Лучше Grey Goose, – шепчет Джефф, потом поворачивается: – Что ты хочешь сказать?

Ты делаешь глубокий вдох.

– Это очень сложно. Впрочем, неудивительно. Мы были вместе уже долго и были влюблены друг в друга. Порой он вел себя довольно жестко. Мы ссорились. Но никаких тревожных признаков. Я считала его хорошим парнем.

Джефф кивает и качает головой одновременно. Он явно ошеломлен.

Ты рассказываешь ему про ту самую ночь. Кредиткой Карла ты заплатила за бунгало в отеле Beverly-Hills. Ник приехал, привез напитки и друзей с собой прихватил, потому что у тебя пока не появилось своих. Когда девять лет назад за этим самым столом ты просветила Ника по поводу Карла, он заявил, что убьет этого урода.

– Пожалуйста, – со слезами на глазах принялась умолять ты. – Пожалуйста! Все закончилось. Мне просто нужно было…

– Что?! – Ник был в ярости.

Ты собиралась сказать: «Мне просто нужен ты». Но позволила себе поддаться боли, и лицо твое скривилось.

Джефф протягивает свою гладкую руку через стол, накрывает твою ладонь своей. Ты – сильная, настоящая альфа, и все же страшно, что ты уродлива.

– А посреди ночи он забрался на меня. Он был здоровенным парнем. Нет, не толстым. Просто накачанным и мускулистым. Он забрался на меня и сорвал с меня белье – разорвал в клочья. Прости. А потом он начал просто накачивать… Словно пытался насадить меня на свой член…

– О господи…

– Я говорю, что это меня разбудило. И я знала. Я знала, что он не в себе. Казалось, он вообще не соображал, что делает. Наверное, так. Все кончилось, прежде чем я успела его остановить. Не знаю, как это описать. Нет, знаю…

– Конечно, знаешь…

– А тогда Ник потребовал: «Опиши, как выглядит этот ублюдок». Это было до того, как у стариков появились соцсети. «Не знаю, – ответила я. – Обычно. Он выглядит, как человек, который просто не способен. Не способен сделать такое».

Когда Джефф, натянув презерватив, входит в тебя, ты ощущаешь, как его среднего размера пенис начинает сжиматься задолго до оргазма. Что-то подсказывает – со случайной девицей с ним этого не случилось бы. Официантка приносит водку и ставит так, чтобы ему пришлось тянуться за напитком. А ты продолжаешь.

– Я считаю важным рассказать об этом женщинам сегодня вечером. Они этого заслуживают. Думаю, это поможет им справляться с собственной жизнью. С каждой женщиной случается такое. Хотя бы раз.

Джефф энергично кивает.

– Хотела тебя подготовить. Это может вызвать дискомфорт.

– Нет, Ари, я здесь ради тебя. Всегда буду рядом, когда понадобится. Поверить не могу, что с тобой такое случилось. Что ты жила с этой… тайной…

«…жила с тайной» – и все. Ник отреагировал на историю о Карле дико и жестоко. Ты увидела себя танцовщицей фламенко, женщиной, ради которой можно убить. Цедишь свой напиток до конца. Джефф заказывает еще один – для него это чересчур: эта информация, этот вечер. Официантка, похоже, все понимает, поэтому счет приносит тебе. В последнее время такое случается постоянно.

5. Потому что ночь

Открытый театр на вилле Гетти – это полушекспировский, полумусорный Малибу. И там чувствуешь себя загорелой и уместной. Водка с содовой на пустой желудок на крохотную долю сильнее идеальной степени опьянения. Ты всегда умела алхимическим образом превращать негатив в позитив. Именно так ты сюда и попала.

И даже открытку, полученную на прошлой неделе. Особенно открытку. Ты сумела поставить ее с ног на голову.

Планка установлена, и допущены сюда только важные, значимые люди. Ты, первая леди, другие ораторы, редакторы крупных женских журналов, президент Международного совета женщин. Джефф отлично умеет держаться в тени. Он не из тех бойфрендов, что стремятся выйти на первый план. Всегда в стороне, но умело поворачивается так, чтобы свет падал на него наилучшим образом. Фотографы неизменно интересуются, кто он такой. Они снимают, а он улыбается.

– Ари, ты выглядишь потрясающе! – отмечает главный редактор журнала W.

На ней безумное платье в обтяжку. Открытые плечи, глубокое декольте. Стразы в форме матадоров.

Ты терпеть не можешь, когда говорят, что ты прекрасно выглядишь. Это жестоко. Сегодня, в этом наряде, с профессиональным макияжем и прической ты почти одна из нас. Мы гордимся тобой. Добро пожаловать – месклан (салатная смесь) вон там.

Но сегодня ты вторая по значимости гостья. Ты буквально излучаешь соблазнительную ауру известности и служения обществу – абсолютно необходимое для американской мечты сочетание. Ты на пике симпатии. Конечно, все это лишь на время, но пока что никто не желает порвать тебя на кусочки. Развязка неизбежна, и тогда, наконец, сможешь сбежать в Грецию или Литву. Или даже убить себя.

Но сейчас ты прибыла. Только посмотрите на этот театр! Очень скоро он заполнится несчастными женщинами в платьях по четыреста долларов и спортивных костюмах за десять тысяч. Социоэкономический хаос западного американского стиля. Вот женщина, компенсирующая следы от прыщей на лице бежевым мини. У нее красивые ноги, но это никак не улучшает ее кожу. Она – сестра тебе, но ты поднялась на новый уровень. Таишься в ожидании, крадешься в траве, все заранее планируя. Ты грандиозна. И это вовсе не для него. Ты выше этого, ты никому не сообщила. Но на самом деле все не так. Если и были какие-то сомнения в том, что ты все еще на дне, то в понедельник утром они исчезли.

Конечно, это было классно, потому что он был элегантно прост и, наверное, девушка тоже. Открытка коричневая, как медведь. Плотная. Крупные белые буквы. Не занимайте вечер.

Ничего особенного, никаких церквей, шаферов и лимузинов. Только живая музыка, напитки и люди, которых они любят.

Люди, которых мы любим.

Словно вы остались друзьями. Да, ты же и сама поддерживаешь контакты с друзьями спустя годы. Он вернулся в Бостон, и тебе это понравилось. Там он свободен от блондинок в бикини. От продавщиц в белых джинсах и барист в топиках на тонких бретельках. Он поздравлял с важными датами, написал, когда ты впервые появилась у Фридкина и на обложке Wired. Конечно, он бы предпочел увидеть тебя на обложке журнала Boston. Он прислал тебе ту фотографию, что держал магнит на его холодильнике. В тот день ощутила тепло внутри, хотя не ела ничего, кроме салатных листьев и яблок.

Ты видела его полтора года назад, когда ездила домой на похороны отчима. Карла сбила машина – возле бара, где он каждый четверг сидел с приятелями. Ты была возбуждена, но совсем не по тем причинам, как можно было подумать.

Утром мама собрала волосы в тугой пучок и надела самое черное платье, какое только можно вообразить. Ты никогда не говорила ей про Карла. Она либо знала, либо нет. Как бы то ни было, было секретом, что произойдет, если ты сама поделишься информацией. С болезненной четкостью помнила поездку в Дестин – вы поехали вдвоем через несколько месяцев после смерти отца и перед появлением Карла. Тебе было двенадцать, ты ненавидела свои волосы и была безумно влюблена в Дугласа Гринуэя. Мама в изумрудном купальнике и огромных солнечных очках лежала в шезлонге возле бассейна потрепанного мотеля, где вы остановились. Ее тело было упругим и подтянутым – никогда ее такой не видела. Ты присела на уголок ее шезлонга, чтобы не заслонять ей солнца.

– Что? – спросила мама.

Ты тосковала по отцу, но выдавать этого не следовало. И по мальчику ты скучала. Пока еще он тебя не любил. Но верила, что заслужила. Ты отлично понимала людей.

– Просто… Скучаю по Дугласу…

– Ты ему хоть нравишься? – спросила мама, и тебе сразу стало ясно, что она не смотрит на тебя, но глаза ее были скрыты за темными очками.

– Не знаю. На прошлой неделе он ходил в кино с Амбер и ее мамой.

От воды в бассейне ты оглохла. Все утро ты работала ногами в мелкой части. В двенадцать начала делать стойку на руках, надеясь, что ноги смотрятся идеально. А уже в три ты мечтала лечь спать, но одновременно страшилась темноты. Флорида вся состояла из розовых ракушек и депрессии, залитых светом торговых центров и огромных пышных пальм. Старики – белые и безработные. Кроме того, вы оказались в худшей части Флориды. В этом отеле, в этом городке – а вовсе не в Майами. Цветок на дерьме. Синева бассейна была дешевой. Вода пахла мочой. Солнце тоже было дешевым.

Мама шумно втянула воздух носом. С полудня она пила «Кровавую Мэри». Лед растаял – красная перечная вода. Даже сельдерей казался теплым.

– Надеюсь, у тебя никогда не будет мальчика, – в конце концов, сказала она. – Ты будешь ревновать к его няням.

Ник позвонил в тот день, когда ты прилетела. На похороны он не придет, но приглашает в Fisharman Feast. Это произошло как раз накануне твоего головокружительного межгалактического взлета – тогда еще не было десяти тысяч подписчиков. Ты приехала красиво загорелая, в элегантной шляпе, вспоминая те времена, когда достаточно было просто гулять с бойфрендом среди прилавков с пирожками, а на твоей голове развевались буйные локоны. Ник выглядел сонным, мягким и уютным, как пиццерия в октябре. Мелькнула мысль: «Это могло быть навсегда. У нас мог быть ребенок и сентябри».

– Требуха! – крикнул уличный торговец.

– Отлично! – воскликнул Ник. – Можно нам два фунта, с кровью?

Ты недовольно поморщилась, и он сбежал. Торговец смотрел на тебя, протягивая длинную, мягкую булку.

Ты взяла и ударила его по руке. Рука была твердой и настоящей. Вспомнила, как впервые влюбилась в него. Когда он заставлял смеяться над ним, чтобы почувствовать, что может заставить тебя смеяться. Может быть, помог Карл? Да, Карл помог.

Когда вечером в сумерках цвета бурбона вы возвращались домой, спросила:

– А у Edible Arrangements все еще есть ресторанчик?

Весь день ты хотела выяснить, не хочет ли он поужинать вместе. Нервничала, но не теряла оптимизма. Поела идеально. Один банан. Три полупрозрачных ломтика индейки. Но во всем остальном была совершенно не готова.

– Твоя надежда прекрасна, – ответил Ник.

Он остановился, взглянул на тебя и задал вопрос, все ли нормально. Он имел в виду Карла. Его одержимость ситуацией с Карлом влияла на тебя, как песня Брюса Спрингстина.

– Эй! – возмутилась ты. – А как насчет нас в Лос-Анджелесе? Ты никогда не вспоминаешь те дни?

– Конечно же, вспоминаю. Мы были чертовски токсичные!

– Но и чертовски классные, полагаю!

Он засмеялся, солнечные блики сверкали на его крупной шее.

– Это чистое безумие, – сказал он. – Не могу даже представить, что мы будем близки. Думаю, мы созданы, чтобы быть лучшими друзьями.

Он потрепал твою шляпу. Стемнело. Ты была вне себя от смущения. Лицо пылало. Казалось, сейчас упадешь в обморок. Невозможно вернуться в прошлое, невозможно заставить его не произносить то, чего ты никогда не сможешь забыть. Болезненно свело живот. Ты убежала прочь, чтобы не опозориться еще больше, и неслась всю дорогу до дома. В тот вечер ужинала с мамой – замороженные пастушьи пироги, поминальные кексы, принесенные женщинами, которые никогда никого не теряли. Пустой старинный стул Карла во главе стола. Все было холодным и законченным.

В Лос-Анджелес ты прилетела утром, на три дня раньше, чем планировала. И, как всегда, перегруппировалась. Составила план. Цель бурлила в твоей крови, словно черные рыбы.

На доске визуализации ты написала: «Стать красивее». Сделать – это вам не написать. Поэтому решила действовать иначе. Карл оставил 250 тысяч долларов. Честно говоря, не просто так. Это хорошая цена. Ты создала собственную компанию. Наняла Дженнифер. Шоу на Netflix подвернулось неожиданно. Мужчина с красивым голосом позвонил и сделал предложение, и ты мгновенно превратилась в сенсацию.

Все шло как по маслу. Разработанный план – одновременно земной и магический. Ты собиралась сбросить пятнадцать фунтов и снова увидеться с Ником в Рождество. Ты добилась такого успеха, что он просто не сможет отказать. Нужно лишь достичь такого веса, при котором он будет считать тебя красивой.

Но на прошлой неделе ты получила открытку.

Ты пошла поискать ее в соцсеть. Она оказалась младшей сестрой друга Ника, Гордона. Юная, миниатюрная, с волосами медового цвета. Раньше такое описание волос казалось тебе избитым и банальным. Но у этой девушки действительно была медовая шевелюра. Она окончила Гарвард (куда ты не поступила) всего два года назад. Ты просмотрела все открытые фотографии. На одной она красовалась в спортивном бюстгальтере и штанах для йоги цвета баклажана. Она бегает. Ей нравятся кроссовки Adidas и Atlantic Monthly. Она любит Жан-Люка Годара, Джордж Элиот и Принца.

Медовые волосы. Оленьи волосы. В подписи к фотографии она использовала выражение «дамасская роза». Она не смешная, но и не идиотка. Один из ее братьев летчик. Ее родители живы.

Ее профиль – только для друзей, а у Ника нет аккаунта в соцсети, и тебе никак не удавалось найти фотографию, где они вместе. Ты прочесала аккаунт подружки Гордона. И вуаля! Двойное свидание – уик-энд в крохотном домике в лесу, идеальный хипстерский отдых. Она в мешковатых мягких черных штанах и его футболке. В джинсах и клетчатой рубашке. Она жарит зефир в черной трикотажной тунике и клетчатых шароварах. Он смотрит на нее на каждой фотографии. Ты мастурбировала на эти снимки, на образ его новообретенного счастья – и рухнувшего своего. Этого тебе оказалось мало, и ты отправилась на YouPorn, выбрала категорию «романтика» и подкатегорию «красивый секс». А там ты нашла ослепительную француженку с волосами цвета меда, которая на солнечной ферме резала яблоки в клетчатой рубашке. Мужчина подошел к ней сзади.

Кончив, ты задумалась о самоубийстве, скучно, одиноко, как думают нереализовавшиеся эгоистки. Но это было на прошлой неделе. Ты перегруппировалась (снова!). Посмотрите-ка на этот театр!

Карл вечно потел на тебя. Он так старался, что обливался потом. Наверное, он сильно нервничал. Он никогда не снимал ботинки – на случай, если мама вернется, и придется бежать. Поэтому ты сосредоточивалась на ботинках, ерзавших над твоими босыми ногами. Светло-коричневые ботинки. Как у школьника. Очень чистые, никогда не бывавшие под дождем.

А сейчас ты будешь благодарить избиваемых и насилуемых женщин мира, всех женщин мира, за эту премию, за свой успех, которого не было бы без них, за твою веру в коллективное женское будущее. И ты скажешь им, что сделал Ник. Церемонию не покажут по телевидению, но к утру это окажется во всех выпусках новостей. Ты не назовешь его имя, но дашь достаточно деталей, чтобы знакомые его узнали. И уж точно его узнает девушка с медовыми волосами. Ты не думаешь о его матери. Не думаешь о том, что он посадил для тебя. Ты не станешь рассказывать о психоделической ночи в отеле «Беверли-Хиллз»:

Ты не станешь говорить о поцелуях.

Как твои бедра поднялись навстречу его бедрам на кровати с водяным матрасом.

Как ты вцепилась в его ягодицы сильнее, чем когда бы то ни было.

И как ты мечтала заснуть, чтобы проспать все, что ты делала с ним.

Не скажешь, что это была лучшая ночь твоей жизни. Лучший секс – у тебя никогда ни с кем не было такого секса, даже с ним. Потому что в темноте ты чувствовала себя любимой и желанной, тебя хотели сильнее, чем ты его.

Да он никогда не был жестким. Единственное, что было иным – то, как он желал тебя. Словно впервые в жизни он чертовски желал тебя – сильнее, чем заботился о тебе, жалел тебя, дружил с тобой.

А утром ты в шутку сказала: «Ночью ты меня изнасиловал».

А он ответил: «Это не смешно».

– Потому что тебя могут арестовать.

– Нет, Ари.

Он произнес твое имя, как человек, который любит, но не одержим тобой. Как тот, кто мог бы вечно заботиться о тебе, если бы ты согласилась на отрицание.

– Пожалуйста! Я хочу притвориться, что его никогда не было!

– Когда-нибудь он исчезнет…

Утром вы ели красные и черные ягоды в залитом солнцем патио и вместе читали газеты, но страх прокрался в бунгало и сидел на кованой скамье за твоей спиной, твой собственный любовник-призрак, которого видела только ты. Ты всегда предчувствовала день, когда Ник уйдет. В желудке всегда зияла пустота, не дававшая наесться досыта. Ты знала, что он тебя бросит. Поэтому ушла первой. Поверит ли кто-нибудь из этих женщин, что из всех событий твоей жизни, где была и смерть отца, и шестьдесят семь раз, когда тебя тискал, щупал и трахал против твоей воли мужчина со щупальцами вместо волос, уход от Ника стал самым тяжелым?

Президент совета представляет тебя, и ты выходишь на сцену под звуки No Scrubs группы TLC. В третьем ряду сразу видишь Дженнифер в изумрудном спортивном костюме. Руки ее многозначительно сложены, все вокруг громко хлопают. Она сидит за аргентинской моделью, которая встречается с самым сексуальным из всех живущих мужчин Америки. Как и все, Дженнифер обожает знаменитостей. Люди на экране всегда кажутся ей более значимыми и ценными, чем она сама. Может быть, ты и умнее, но уж явно не лучше. Ты усвоила, что важнее семьи могут быть только люди, вкладывающие деньги в твой успех. Благодаря этому ты взлетаешь к звездам. Нам всем нужен кто-то, кого можно радовать.

Рядом с Дженнифер изо всех сил аплодирует Джефф. Выглядит очень щеголевато, и с такого расстояния борода его кажется крашеной. И вдруг понимаешь, что он тебя совершенно не волнует. Желание на нуле. А вот Ника хотела всегда. Даже сразу после бурного оргазма. Тебе всегда трудно быть с мужчиной, но с Ником никогда. Тогда, с Карлом, казалось, что твой клитор лежит на цементе, и велосипедные колеса безжалостно его раскатывают. Он возрождался и снова казался живым, но его душа была раздавлена, и крохотные рубиновые слезы морского конька падали на тротуар возле дома твоего отца.

А потом Ник вернул тебе сердце. И больше ничего не было нужно.

Все эти женщины будут слушать, потому что их уши настроены на тебя. Ты показала им, как завоевывать мужчин, а сейчас они увидят, как завоевать самих себя.

Настало время переключиться. Путь знаменитости каждые полгода следует менять – только так останешься в тренде.

Будет замечательно! Женщины пойдут вперед, забудут о своих безымянных пальцах и отговорках «лишь чуточку, лишь минуточку». Победят собственных хищников, уродов и мужей, которые не могут перестать быть маменькиными сынками. А ты позволишь себе надеяться. Даже после этой программы, когда последний гвоздь вобьют в крышку гроба. Как нераспечатанное мыло в ванной, ты ждешь солнечный день. Возможно, в какой-то день, когда зомби опустошат весь мир, когда все станет неважно, ты скажешь им: «Мне так жаль. Мне так жаль».

Ты заплачешь у него на груди. Забудешь про славу, деньги, дом на сваях, стильную серебристую машину.

Какому дьяволу ты пообещала свою душу? Это не обещание. Он уже ее получил. Закружил в розовом жару, как сахарную вату. Слишком поздно. Посмотри на собравшихся. Взгляни на свои туфли за девятьсот долларов со стеклянными каблуками. Коснись своей идеальной прически, благоухающей дорогими отелями.

Вообрази свое будущее. У тебя достаточно денег, чтобы представить что угодно и исполнить свою мечту. В будущем он заправит твою выбившуюся прядку за ухо, как делал когда-то. У него большие, нежные пальцы. Он скажет: «Все хорошо».

Он поймет. Он увидит, что эти люди не пожалели бы тебя за то, что сделал твой отчим. А может быть, посочувствовали один вечер, а потом решили бы, что ты вульгарна. Они подумали бы о тебе так же, как ты сама о себе. В душе, когда яростно скребешь бедра. Отчим привил тебе настоящую страсть к мылу, заставил мечтать о том, как ты смоешь грязную резину с матки. Но Ник был мужчиной, мужчиной, а настоящие мужчины прощают. Посмотри на своего бойфренда в Armani – насколько он бесполезен. Ты понимаешь, что Ник, возможно, был единственным хорошим мужчиной на всю Америку. Но это никогда не случилось бы, если бы ты не совершила миллион ужасных поступков. Ты смотришь на искусственную радугу и мысленно повторяешь это, как мантру. Словно множество деталек со щелканьем становятся на места. Словно ты дважды входишь в этот квадрат и обходишь три трещины. Слава богу, никто не может прочесть твои мысли! Ты откашливаешься, избавляясь от боли и бессмысленного трепета, и обращаешься к женщинам в зале:

– Леди, – начинаешь ты. – И джентльмены.

Лос-Анджелес будет с тобой. И Бостон. И твоя мать, наконец-то, услышит.

– Все хорошо, – шепнет Ник на другом конце этой безлунной ночи. – Я выдержу этот удар. Это будет нашим маленьким секретом.

– Потому что, – скажет он, впервые посмотрев на тебя так, словно ты балерина, а не боец, – потому что я так сильно тебя люблю.