Дети железного занавеса

Дорогой читатель!

Прежде, чем ты приступишь к чтению, позволь представиться и провести краткий экскурс по содержанию книги, а также поведать историю ее создания.

Меня зовут Инна Пермякова. Мне тридцать два года и я автор книг в жанре психологического реализма. А по совместительству я мама двоих замечательных детей и менеджер в страховой компании. Да, я обычный человек, и весьма далека от надуманного образа писателя, мудро смотрящего на жизнь сквозь призму прожитых лет, пишущего свои истории в уютном домике у камина. Долгое время мне казалось, что написание книги и тем более ее издание – призрачная недостижимая мечта. Возвращаясь домой после рабочего дня к детям, кастрюлям и сковородкам, невыученным урокам и куче неглаженных вещей, много ли времени остается на творчество… Но однажды я решила, что это вовсе не повод отказываться от мечты. Зачем я все это рассказываю? Да затем, чтобы и ты, дорогой читатель, об этом знал. Даже если сейчас ты устал и нет сил двигаться дальше, остановись, вспомни о своей мечте и иди вперед, перешагивая через кастрюли, ведра и кучи невесть чего в твоей жизни. Не позволяй никому лишать тебя надежды, обесценивать достижения, пусть пока еще не великие, говорить, что ты не справишься. Я справилась и ты сможешь. В 2019 году вышла в свет моя первая публикация «В погоне за химерой». Можно сказать, что этот роман стал пробой пера и вполне удачной. Окрыленная успехом в 2023 году я издала новый роман «Грань реальности». И тогда же получила интересное предложение от Юрия Спиридонова, режиссера, актера, сценариста и продюссера в одном лице, о литературном тандеме. Суть его заключалась в том, чтобы я выступила в роли летописца его истории. Краткая аннотация к жизни Спиридонова меня очень впечатлила и за работу я принялась с большим воодушевлением. Сам факт нашего случайного знакомства стал знаком судьбы. Я живу в Казахстане, Юрий в Чувашии. Казалось бы, шансов на наше знакомство не так много. Скажу больше, мы до сих пор ни разу не встретились лично. Всегда на расстоянии звонка. Но пути Господни неисповедимы, и как позже скажет сам Спиридонов: «Эта встреча была предрешена задолго до нашего рождения». На практике творческий процесс был лишен и малой толики романтики. Каждый день мы с Юрой были на связи по WhatsApp, он рассказывал мне о своей жизни, я выступала в роли священника, принимающего исповедь, одной рукой разливая горячий борщ изнывающим от голода детям, второй рукой пихая противень с пирожками в духовку. До сих пор задаюсь вопросом, почему Спиридонов выбрал именно меня? Многие поднимаемые темы весьма деликатны и, по словам Юры, прежде он ни с кем не делился подобными вещами.

Конечно, без переживаний не обошлось. Во-первых, это первый опыт совместной работы. Я не представляла, как я, с трудом воспринимающая даже объективную критику, смогу наладить творческий контакт с человеком, которого практически не знаю. И второй мой страх – это ответственность. Работать с реальными персонажами намного сложнее, чем с вымышленными. Прежде я сама творила судьбы героев: «Казнить нельзя помиловать», а в работе над этой книгой мне приходилось придерживаться определенного сценария. Роман «Дети железного занавеса» можно назвать биографическим, но не будем забывать, что в первую очередь это художественное произведение, где я позволила себе внести авторское видение, эмоциональную оценку ситуаций, приукрасить те или иные события, ввести персонажей, созданных исключительно моей фантазией и, конечно, заполнить пробелы, связанные с отсутствием реальных воспоминаний. В работе над книгой для меня, в первую очередь, был важен отклик от Юрия. История его жизни, описанная мной, должна была отозваться в его душе поднятыми на поверхность переживаниями, ностальгией. Я хотела, чтобы прочитав роман, Юрий сказал: «Да! Так все и было! Я, действительно так думал, так чувствовал!».

Произведение охватывает советский период с 1969 года по 1991 год. Я родилась в 1990-м, поэтому реалии советского быта знала только по рассказам родителей, бабушек и дедушек. Пришлось проделать колоссальную работу, чтобы заполнить пустоты. Каждый аспект жизни, описанный в книге, был детально изучен, проверен и перепроверен для того, чтобы дорогой читатель не уличил меня во лжи. Музыкальные произведения, книга и фильмы, упомянутые в романе, строго соответствуют хронологии.

Уникальность данной книги в том, что оно вобрала в себя истории многих людей, чье формирование происходило в духе социалистической идеалогии. Герои романа родились в период расцвета СССР и наблюдали крах великой советской империи. О жизни в Союзе много говорят и пишут. Люди разделились на два лагеря. Одни утверждают, что СССР являл собой утопический мир, где и люди были добрее, и трава зеленее. Другие с ужасом вспоминают «совковую» жизнь: дефицитные товары, пустые полки в магазинах, пресловутый «блат», отсутствие индивидуальности. Но в одном большинство едины: детство было счастливым.

История Юры – это история целого поколения людей. В романе я не старалась обелить его образ, сделать лучше или возвести в ранг героя. Спиридонов обычный живой человек со своими достоинствами и недостатками, пороками и страстями, чувствами и душевными порывами. Первая книга – это становление нашего персонажа. Я пыталась разобраться, что и кто влиял на его душевную трансформацию, какие веяния эпохи положительно или отрицательно сказались на нем и его судьбе. Я нарисовала образ Юры таким, каким он был в описываемый период. Сейчас, когда он говорит о своем прошлом, я слышу в его голосе где-то сожаление о совершенных ошибках, где-то ностальгию по былому. И это цепляет меня за живое! Человек не махнул рукой на свое прошлое, он продолжает в нем жить, но это не мешает ему двигаться дальше. История Юры вдохновила меня написать отличную книгу, говорю вам без лишней скромности, и я очень благодарна за предоставленную возможность не просто описать чужую жизнь, но и прожить ее. Ведь на самом деле в процессе работы я очень прикипела к своим героям и мечтаю встретиться с каждым из них вживую.

Главные вопросы, которые лейтмотивом звучат на протяжении всего романа: «Как менялась идеалогия советских граждан?», «Почему распался Союз? Действительно ли его система была нежизнеспособной?», «В какой момент система дала сбой?» и «Как счастливые дети, воспитанные в духе социализма, равенства, товарищества и морали стали участниками уличных банд, бьющихся «район на район?». Много о чем книга вынуждает задуматься. Выходцам из СССР ностальгия обеспечена! А молодому поколению будет полезно узнать, как это было из уст очевидцев канувшей в Лету эпохи.

И, конечно же, на первых страницах, хочу выразить благодарность тем людям, кто принял непосредственное участие в создании книги, поделился своими историями, судьбами, видением страны и эпохи в целом. Огромное человеческое спасибо Галине Ивановне Спиридоновой, Валерию Тарасову, Александру Васильеву, Людмиле Французовой, Александру Зайцеву, Владиславу Викторову, Елена Самокаевой, Дмитрию Камишенцеву. Отдельная благодарность Александру Мочалову за увлекательнейшую историю его дедушки Петра Ивановича Зайцева! Она впечатлила меня до глубины души! Я не могла не поделиться ею со своми читателями. Без всех вас книга была бы неполной и менее живой. Благодарю и тех, кто пожелал остаться в тени, но принял активное участие!

Будет ли у этой истории продолжение? Надеюсь, что да.

ГЛАВА 1

Тура, Шуйтан и веранда отчаяния.

Юрий Анатольевич Васильев появился на свет серым дождливым утром 12 октября 1969 года в роддоме города Чебоксары. Тихий, робкий писк, изданный ослабленным двенадцатичасовой дорогой к жизни младенцем, потонул в грозном раскате грома. Природа неистовствовала, шумела, гудела, громыхала, словно сотрясая основы мироздания.

– Ну и погодка, – проворчала акушерка, небрежно и торопливо заворачивая синюшное кричащее тельце в пеленку.

– Помню, моя бабушка говаривала, что это Тура мечет молнии в Шуйтана, – вставила пожилая санитарка, тревожно поглядывая в окно. Раскосые глаза выдавали ее чувашское происхождение.

– Ну что за темные верования, – закатив глазки, хихикнула акушерка.

– Ничем не хуже других, – обиженно буркнула ее собеседница и тяжелым шагом засеменила в коридор с ведром грязной воды.

– В просвещенном веке живем, а все туда же… Шуйтан… – вздохнула советская атеистка.

Согласно традиционным верованиям чувашей ребенок вошел в мир в разгаре битвы между Великим Богом Турой и Шуйтаном. Тура метал молнии в своего извечного врага, оберегая созданный им мир от происков олицетворяющего зло Шуйтана. У Туры было много имен. Одно из них – Бог, создающий души. Его же принято считать и ответственным за распределение неизбежных судеб. Тура записывает предначертанное на лобной кости человека одному лишь ему ведомыми затейливыми узорами. Должно быть, в день рождения Юрия Анатольевича Васильева Всевышний был в дурном расположении духа. Как бы то ни было, но испытания, выпавшие на долю новорожденного, приятным подарком судьбы не назовешь. После выписки из родильного дома мама Раиса, завернув сына в застиранное потрепанное одеяльце, отвезла его в маленькое село Ходары, в деревянную кособокую избушку, где вот уже два года одна растила дочку Жанну. Судьба Раисы до рождения сына доподлинно неизвестна. Как и по какой причине, она оказалась одна в Богом забытой деревушке в самом сердце Чувашской Автономной Советской Социалистической Республики, остается темным пятном ее биографии. Сказать точно можно только одно, Юрий Анатольевич выбрал не лучший момент для своего рождения. Раисе и прежде жилось нелегко: одна с двухлетней дочкой на руках она еле-еле сводила концы с концами. Второй ребенок, откровенно говоря, ей не по карману и не по плечу. Раиса была слабой, измотанной женщиной. Бледная, иссохшая до костей она напоминала бестелесный дух, апатично перемещающийся за ветхими стенами дома. Причина болезненного вида крылась глубоко в недрах ее тщедушного тела. Раковая инфекция вот уже несколько месяцев питалась соками жизненных сил Раисы, разъедая ее организм, как ржа. Раиса не могла стать хорошей матерью для Жанны и Юры, у нее просто не было шансов. Силы покидали ее с каждым днем. Сначала стало сложно дойти до магазина с двумя крохами на руках, затем элементарные домашние дела изматывали до ломоты в костях, а вскоре ей недоставало энергии встать с постели. Добродушные соседи помогали Раисе, но это не могло продолжаться вечно. И спустя два месяца после рождения сына, в результате составления акта жилищно-бытовых условий гражданки Васильевой Раисы, был вынесен вердикт: «Воспитывать детей не в состоянии». Так начался длительный период скитаний Жанны и Юрия Васильевых по казенным домам Чувашской Автономной Республики. Дети были столь малы, что у них не имелось ни малейшей возможности сохранить в памяти образ матери. Но думаю, им стало бы легче, узнай они, что в ее источенном болезнью теле билось большое сердце, в котором жила любовь к детям. Правда ли это? Кто знает. Но детям было бы легче.

К сожалению, судьба Жанны на долгие годы остается для нас под завесой тайны, а вот на истории Юры мы остановимся более подробно. Новоиспеченный человечек в нежном двухмесячном возрасте был определен в Дом малютки в городе Алатырь, где и провел первые три года своей жизни, довольствуясь бюджетными харчами и редкими минутами внимания и, возможно, если повезет, заботами, ласками и добрыми порывами души совершенно посторонних женщин, несущих службу за установленный государством оклад. Казалось бы, что нужно несмышленышу? Накормлен, напоен, сух да и ладно. Но крошечное человеческое существо намного сложнее в своем устройстве. Для здорового функционирования недостаточно исполнения биологических потребностей. Даже не осознающим себя крохам требуется любовь, нежность, ощущение нужности. Разве могли они получить все это в казённых стенах приюта? С самых первых дней детей окутывала пустота и тишина, нарушаемая редким плачем из соседних колыбелей. Так малыши узнавали, что они не одни. Но соседство таких же одиноких существ не изменяло пустоты. Время от времени перед колыбелью мелькали чужие лица, молча совершающие установленные процедуры, и снова вакуум: пустота и тишина. Дети в Доме малютки были на удивление тихие, спокойные, апатичные. Много спали, редко плакали. Осознание бессмысленности надрыва голосовых связок приходило быстро. Кричи – не кричи, никто не придет. Юра тоже скоро освоился с новыми правилами. Словно понял, что таких, как он – много, и времени и сил у нянечек на каждого не хватит. Утолив базовые потребности, он крепко засыпал, окутанный вязкой пустотой, чувствуя свою ненужность.

Годы шли, мальчик подрос, но так и остался тихим, замкнутым, погруженным глубоко в свой внутренний мир. Он не шалил, не доставлял лишних хлопот, словно боясь привлечь к себе излишнее внимание. А может, сработали инстинкты. Чтобы выжить в данной среде, нужно притаиться, подстроиться, стать удобным. В мае 1973 года Юрию Анатольевичу Васильеву выписали путевку в детский дом города Шумерля. Юра совсем не помнил годы, проведенные в Доме малютки, мозг не сохранил воспоминаний в силу возраста или по иным причинам. Совсем никаких, даже отрывочных. Полностью осознавать себя и свое место в этом мире Юра начал годам к пяти. И место это было, прямо скажем, не под солнцем. Мальчик страдал энурезом, за что в любимчиках у нянечек не ходил. Обмоченная постель доставляла много хлопот, что не могло не раздражать работниц детского дома. Юру регулярно наказывали. Наказание было изощренно жестоким и законом не наказуемым. После пробуждения в мокрой постели маленького Юру голого ниже пояса и босиком ставили на холодный кафельный пол санузла и оставляли так минут на двадцать с открытой дверью. Эти минуты казались ребенку вечностью. Как преступник, выставленный у позорного столба на поругание толпы с обличающей табличкой на шее в центре площади, Юра сгорал от стыда, переминаясь с ноги на ногу на холодных плитках пола.

– Посмотрите! Только посмотрите на него, дети! – заводила ребят воспитательница. – Опять наш Юра напрудил в штаны! Смех да и только! И это в пять лет! Ну что, Юра, стыдно? Стыдно тебе? Не слышу! Стыдно или нет?

– Стыдно, – заикаясь от слез, шептал Юра.

А бушующая вокруг орава ребятишек смеялись над ним, тыкая пальцем в обнаженного, униженного. Это называлось воспитанием. Юра тихо плакал, горько, по-мужски. Он не испытывал ненависти и злости, только безутешную обиду и обжигающий стыд, направленные внутрь себя. Должно быть, он воспринимал данную муку как вполне оправданное наказание за совершенный проступок. Ведь что он мог знать о педагогической этике и воспитании, если даже взрослые не ведали таких понятий. Стоит ли говорить, что подобный стресс не способствовал исцелению, а только усугублял проблему. И место у позорного столба надолго было закреплено за Юрой Васильевым. Это воспоминания стало одним из важнейших, вынесенных из детского дома. Были и другие. Более приятные.

Один год в их группе работала дневная воспитательница: милая улыбчивая женщина. Очень уж она полюбилась Юре. Особенно мальчик ценил, что в ее смену отменялась его прилюдная казнь. За мокрые делишки, конечно, ругали, но не наказывали. А еще она вносила в однотонные детдомовские будни крошечный лучик надежды. Каждый день, укладывая детей на послеобеденный сон, улыбчивая воспитательница обещала:

– Ребятки, тому, кто заснет сегодня раньше всех, положу под подушку сладкую конфету.

Юра очень старался поскорее уснуть. Со всей силы он сжимал веки, закутавшись в худенькое одеяло. И каждый раз был уверен, что уж сегодня-то точно погрузится в мир снов первым. Но, увы, когда он просыпался и заглядывал под подушку, его ждало жуткое разочарование. «Опять кто-то опередил меня», – досадливо думал Юра, с завистью поглядывая на соседей в тщетной попытке определить счастливчика. Он страстно желал заполучить конфету, хотя даже не представлял, как она выглядит. Наверняка это что-то необыкновенно вкусное, но образ шелестящей обертки, таящей лакомство, не возникал перед мысленным взором. Сироты на гос. обеспечении питались весьма скудно. Нет, они не голодали физически, но рацион был однообразным и довольно унылым. Бесцветная размазня в тарелке, именуемая кашей, кусочек черного хлеба – на завтрак. Котлета, нашпигованная хлебом, с гарниром – на обед. Жидкий суп с тем же хлебом – на ужин. Дети не чувствовали себя обделенными, не мечтали о вкусностях, были сыты и удовлетворены в силу того, что не видели ничего иного в своей жизни. Но эта обещанная конфета прямо сводила Юру с ума!

Больше всего в детском доме Юру угнетали однообразие и серость. Жизнь по команде, строем и в строгом графике напоминала места лишения свободы. Что было не далеко от истины. Индивидуальность, личное пространство, свобода перемещения, собственные вещи, познание нового, впечатления – все это было за пределами понимания обитателей приюта. Одетые, как под копирку, делящие общую спальню площадью не больше пятидесяти квадратных метров на двадцать человек, дети всегда находились на виду друг у друга. Были лишены личного, собственного, своего. Всё, как у всех. Всё со всеми. Единственное, чего их не могли лишить, это мысли, чувства, желания, таящиеся внутри. Но даже они контролировались, корректировались, направлялись из вне.

Самые трогательные, щемящие душу воспоминания были связаны у Юры с днями, когда в детский дом приезжали дяди и тети, чтобы выбрать себе ребенка. Тогда детей выводили на веранду для прогулки. Перед предстоящей встречей детей готовили:

– Послушайте внимательно! Сегодня придут дядя и тетя, возможно, они выберут кого-то одного из вас и станут его мамой и папой. Как вы думаете, маме и папе нужны плохие дети?

– Нет! – нестройным хором отвечали ребятишки.

– Конечно, нет. Выберут самого послушного, самого вежливого ребенка, который не хулиганит и хорошо себя ведет. Поэтому постарайтесь показать себя с лучшей стороны. Все поняли?

– Да!

Воспитательница выносила во двор старенький граммофон и заводила пластинку с песнями. Дети погружались в обволакивающую атмосферу напряжения и надежды. А вдруг сегодня повезет, вдруг удача улыбнется. Дядя и тетя вышагивали вдоль веранды, нерешительно и робко вглядываясь в лица детишек. Воспитательница улыбалась и делала детям знаки, чтобы они вели себя как следует. А Анна Герман выводила сопрано:

«Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома».

И дети, затаив дыхание, с мольбой в глазах, старались быть лучшей версией себя. Повезет лишь одному, и счастливца уведут в кабинет директора знакомиться с мамой и папой. А остальные… Остальные так и останутся стоять на веранде, прощаясь с горькой надеждой. Кто-то стойко, а кто-то со слезами на глазах.

«Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось».

И Юра слушал и замирал. Да, горько. Да, обидно. Но он не терял надежды. В конечном счете, что еще ему оставалось? Родители найдут, непременно найдут его и заберут с собой. Неважно куда, лишь бы подальше от этих холодных кирпичных стен, от окон, пустыми глазницами взирающих на него, от полной немого отчаяния веранды. Конечно, он понимал, что это будут не его родные мама и папа. Для этого Юра был достаточно взрослым. Ну и пусть не родные, но пусть они у него будут! Просто будут!

«Ты поверь, что здесь издалека,

Многое теряется из виду, -

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы…» 1

Юра слушал чарующую голос, уносящий его далеко-далеко, и верил, и ждал. Только могучие вековые деревья подбадривали его шелестом золоченой листвы, и словно в ответ его мыслям согласно кивали тяжелыми ветвями: «Жди, Юра. Жди!»

ГЛАВА 2

«Раз-два-три-четыре», арбуз и «Судьба человека»

Ранее утро. В открытые настежь окна струится прохладный влажный воздух, напоенный ароматами земли, дождя и мокрой хвои. Начавшее свой тысячелетний путь с востока на запад солнце ненадолго заглянуло в детский дом «Елочки» и нежно дотронулось розовых щечек едва проснувшихся ребятишек. Его прикосновение было особенно приятно детям жадным до тактильных ощущений. Все как один в черных трусиках и белых маечках воспитанники детдома выстроились неровным строем в шеренгу. Растущие в замкнутом пространстве и изолированные дети внешне были похожи друг на друга. Но именно сейчас, в ранний час пробуждения, как никогда бросались в глаза их уникальные различия. Бодрые и энергичные жаворонки и минуты не могли устоять на месте. Потирающие глаза и зевающие во весь рот совушки мечтали снова оказаться в своих теплых постелях и досмотреть прерванный сон. И те, и другие внутри своих групп делились еще на подгруппы. Энергия одних восходила к тихой радости от зарождения нового дня. Другие же, вертлявые, как на шарнирах, с упоением строили друг другу озорные рожицы и щипали зазевавшегося соседа. Совушки тоже по-разному воспринимали свою участь. Были смиренно и философски относящиеся к делу, и те, кто мрачным и насупленным видом выражали свое недовольство.

– Итак, встали все ровненько. Тихо! Не болтаем! Ноги на ширине плеч, руки вперед. Приседаем. Ииии… Начали! Раз – два – три – четыре…

Юра определенно относился к смирившимся. Без всяких сомнений он бы предпочел досмотреть свой увлекательный сон. Сны у Юры всегда были яркие, красочные и основывались чаще всего на сказках, которые им читали на ночь воспитатели. Грамоте мальчик был еще не обучен, но с удовольствием рассматривал книжные иллюстрации из скудной местной библиотеки. Особенно полюбились Васильеву персонажи Носова из книги «Приключения Незнайки и его друзей». Ему представлялось, что детдомовцы очень похожи с героями сказки, такие же малыши и малышки, живущие совсем одни, без мам и пап. Юру удивляло, как дети могут быть такими счастливыми, довольными жизнью и совершенно не чувствовать себя брошенными. И еще он немного завидовал их свободе: вольные жить, как вздумается, им совсем не приходилось подчиняться глупым правилам. В своих фантазиях мальчик участвовал в шалостях и приключениях Незнайки, особенно во сне, когда воображение обретало полную свободу. Этой ночью, например, в задорной компании Незнайки и его товарищей был совершен полет на воздушном шаре. «Интересно, – думал Юра, – а какие облака на ощупь на самом деле? И можно ли подняться так высоко, что облака окажутся не вверху, а внизу?».

– Юра! Юра, очнись! – услышал он сквозь пелену своих грез.

Дети вокруг захихикали.

– Юра, хватит спать на ходу! Мы уже давно делаем другое упражнение. Поднимаем руки. Делаем наклон вправо – влево. Начали! Раз – два – три – четыре. Хорошо. Закончили. Переодеваемся, ребята, моем руки и за стол.

Да, мир грез и фантазий определенно был интересней реальности, поэтому Юра так и норовил в него ускользнуть. Каждый новый день не предвещал ничего необычного. Только повторяющиеся «Раз – два – три – четыре… Сели, встали, поели, пошли…». Менялись только времена и года и вместе с ними картинка за окном.

После завтрака детям сообщили, что сегодня ожидают очередного приезда дяди и тети. Новость внесла некоторое оживление в ряды сироток. Их особенно тщательно умыли, причесали. Как положено по такому случаю из недр кладовой извлекли граммофон. Строем, по двое взявшись за руки, дети вышли на прогулку, а точнее сказать на смотр.

Веранда для прогулок располагалась на заднем дворе детского дома, поэтому главные ворота с этого места не просматривались. От калитки к центральному входу вела широкая асфальтированная дорога, а к веранде, огибая здание приюта, – дорожка поуже. Именно оттуда ожидали прихода гостей.

Орава ребятишек, притихшие, вышколенные, как солдатики, играли на веранде и выжидающе поглядывали на угол дома, не появятся ли обещанные тётя и дядя. А из граммофона, потрескивая, раздавалась политпропаганда красных для самых юных граждан Союза в исполнении детского хора.

«Есть слово «пионер», и память, как награда.

Есть песни и мечты, рожденного зарей.

И с нами навсегда те первые отряды,

И Павлик Морозов живой". 2

Кто такой Павлик Морозов дети ещё не знали, но понимали, что кто-то очень достойный, раз про него песни слагают. Герой нашего времени.

«Павлик Морозов живой», – с гордостью возвещали детские голоса.

И тут все увидели, как в сопровождении Тамары Игоревны, директора детского дома «Елочки», по прогретой солнцем дорожке шагают тётя и дядя. Точнее дядя шагал, большими размашистыми шагами, а тётя и директриса, еле поспевая за ним, торопливо семенили рядом. Юра как зачарованный уставился на них, вцепившись ручонками в деревянное ограждение веранды. Они были такими красивыми, особенно дядя.

В 1959 году на экраны вышел фильм советского кинематографа «Судьба человека» по одноимённой повести Василия Шукшина, главную роль в котором сыграл Сергей Бондарчук. По сюжету Андрей Сокололов – счастливый муж и отец троих детей, человек с непростой судьбой уходит на фронт. За плечами Гражданская война, голодные годы, а тут ещё пришла беда, откуда не ждали. Вторая Мировая. Вернувшись с фронта узнает, что ни дома, ни семьи больше нет. И он, человек с исковерканной судьбой, израненной душой, встречает на своём пути мальчонку-сироту Ваньку и сообщает ему, что он его отец.

Фильм заставил рыдать миллионы человек, а беспризорникам и сиротам подарил надежду. Да и всем нам. Надежду и веру в человечество. Юра видел этот фильм. В комнате отдыха стоял старенький телевизор, и в свободное время детям разрешали его смотреть. Кинокартина потрясла мальчика до глубины души. В ней было все: трагическая история, любовь, преданность, благородство, человечность. Если хотите, душа была. Андрей Соколов сразу же стал прообразом отца, о котором мечтал Юра. Фигура героя поглотила его. И тут перед ним возникает мужчина, словно сошедший с экрана Соколов. То же лицо, те же глубокие глаза, с нависшими над ними густыми бровями, высокий лоб, залегшая между бровей глубокая морщина задумчивости, словно взъерошенные чье-то рукой волосы. Он неловко улыбался, растерявшись под выжидающими и просящими глазами детей. Его сконфузила ситуация, в которой дети, как обезьянки в клетке, вынуждены позировать перед зрителями, дабы заслужить внимание и угощение.

– Дети, познакомьтесь. Это тетя Галя и дядя Коля, – представила пришедших директриса.

Из-за крепкой широкой спины дяди Коли выглядывала еще более смущенная тетя Галя. Она терзалась из-за того, что из всех детей осчастливить они могут только одного. Она это знала, и дети знали. Отчего было только больней. Добрая женщина, словно кожей чувствовала их надежду и даже представить не могла глубину ожидающего разочарования. Одна только мысль, сколько подобных смотрин перенесли малыши, приводила в ужас.

Внимание дяди Коли сразу привлек крепенький ушастый мальчуган, с затаенной любовью и восторгом зацепившийся за него взглядом. Невозможно было не отметить имеющееся между ними внешнее сходство.

– Привет вам, хлопцы, – с улыбкой обратился дядя Коля к ребятишкам. – Как поживаете?

– Хорошо, – слаженно, как по команде, ответили дети.

– Хороша сегодня погодка? Как думаете?

– Хороша.

– А утром была радуга, – выступил вперед рыжеволосый малыш.

– Да неужели? – искренне удивился дядя Коля.

– Да, да. Была, – подтвердила ребятня.

– Откуда ж ей тут взяться-то?

– Так ночью ведь дождь шел, – зашепелявил рыжий, демонстрируя отсутствие передних молочных зубов.

– Как? Неужто шел дождь? – еще больше удивился дядя Коля.

– Шел! Шел! – наперебой закричали дети.

Малышам было очень приятно участвовать в беседе с дядькой, который совсем не относился к ним свысока, подобно всем взрослым, а говорил как с равными.

– Неужто я спал так крепко, что ничего не слышал? Галюнь, а ты слышала дождь? – обратился он к жене, рукой при этом слегка выдвигая ее вперед из-за своей спины и подключая тем самым к беседе.

– Слышала, – мягко улыбнулась румяная, как наливное яблочко, тетя Галя. От улыбки на ее щеках образовались ямочки. Теперь Юра заметил, что она тоже очень красивая.

Детям все больше нравились эти дядя и тетя, они вступали в разговор, перебивая друг друга и стараясь завладеть вниманием взрослых. Только Юра молчал. Он хотел, очень хотел сказать что-нибудь умное, интересное, веселое, но не знал, что именно и отчаянно стеснялся. Это расстроило и ужасно разозлило его. Вспыхнув, как маков цвет, он отошел подальше ото всех и сел на скамеечку. Он так жаждал, чтобы именно эти люди стали его родителями, и все испортил. Рыжий все больше старался перетянуть одеяло на себя, поэтому решил показать, какой он сильный. Попытавшись приподнять одну из девочек, он не удержался и плюхнулся на пол веранды вместе с ней. Дети засмеялись, а воспитательница, грозно сверкая глазами, но вежливо и с улыбкой успокаивала ребятню.

Когда Юра поднял глаза от земли, на которой носком ботинка чертил узоры, то заметил, что тетя Галя, придерживая мужа под локоть, внимательно изучает его. Их взгляды встретились, она улыбнулась. Удивительно, как улыбка преображала ее черты, делая их мягче, миловиднее. Юра отвернулся и снова уставился на носки своих ботинок. Он запретил себя смотреть в сторону родителей мечты, все равно он все испортил. Поздороваться и то не смог. Так что нечего тешить себя надеждами. Все впустую. И горькая одинокая слезинка скатилась по щеке.

Гости вскоре ушли вместе с Тамарой Игоревной, а дети возбужденные, впечатленные никак не могли успокоиться и тут же получили выговор от воспитательницы за неприличное поведение. Особенно влетело рыжему за его фокусы. Только Юра был, как никогда, тих и хмур.

После прогулки детей усадили за стол. Едва Юра доел свою порцию супа, как его повели в кабинет директора.

– А вот и наш Юрочка Васильев, – захлопотала вокруг худосочная директриса, как только он перешагнул порог кабинета.

На стульях напротив директорского кресла сидели Николай Спиридонович и Галина Ивановна, именно так к ним обращалась руководительница детского дома. При появлении Юры они поднялись со своих мест и, шагнув ему навстречу, замерли, взволнованно поглядывая то друг на друга, то на директрису.

– Юрочка, – пришла им на помощь Тамара Игоревна, – теперь это твои мама и папа.

Юра поверить не мог в то, что он сейчас услышал. Он ошалел от охватившей его радости. Галина Ивановна и Николай Спиридонович еще больше занервничали, неверно истолковав реакцию мальчика. Но как только Юра осознал, что все это происходит на самом деле, отреагировал именно так, как Ванечка в полюбившемся фильме.

– Мама, папа! Я знал, что вы меня найдете! Знал!

То ли оттого, что много дней прокручивал в голове сцену из фильма, то ли оттого, что не знал, как правильно реагировать и выбрал знакомый сценарий. Обхватив растерянных родителей ручонками и прижавшись к их ногам, Юра неожиданно для всех громко в голос разревелся, выплескивая все переживания накопленные за день. Да что там за день… За всю жизнь.

Успокоив ребенка, новоприобретенные родители объяснили, что смогут забрать его, когда оформят все документы. Придется подождать.

– Долго? – спросил Юра, доверчиво заглядывая папе в глаза.

– Я не знаю, малыш. Но мы сделаем все возможное, чтобы поскорее забрать тебя домой.

Юра кивнул. Он верил папе.

– А теперь беги в столовую. Тебе дадут арбуз, гостинец от родителей, – сказала Тамара Игоревна, подталкивая его к двери. Уходя, Юра еще раз обернулся и расплылся в счастливой улыбке. Слез как ни бывало. Это главное преимущество детства. Молниеносная смена настроений и забывчивость. Юра быстро бежал по коридору от директорской к столовой. Никогда еще этот путь не казался ему таким длинным. Что такое арбуз Юра тоже не знал, и почему-то решил, что арбуз – это и есть конфета. Но увидев, как в столовой разрезают что-то большое, круглое, зеленое снаружи и красное внутри, он был крайне разочарован. Во-первых, арбуз – это определенно не конфета. Во-вторых, и это самое главное, арбуз, привезенный для него родителям, нагло причмокивая, ели все дети. Его арбуз! Собственный!

– Юра, садись. Я тебе кусочек отрезала, – сказала дородная повариха в белом халате и колпаке, поставив перед ним тарелку с красной сочащейся соком мякотью.

Юра был возмущен до глубины души, но в меру своей воспитанности не сказал ни слова, молча проглотив нанесенную обиду вместе с куском арбуза, отчего последний показался ему совершенно невкусным.

Ждать – это все равно что пересесть из гоночного автомобиля, выдающего 400 километров в час в телегу, запряженную старой издыхающей клячей. Ты вроде не стоишь на месте, но картинки вокруг сменяются слишком медленно. Ощущение времени меняется, и вот оно уже не бурный стремительный поток, а густая вязкая субстанция. Юре казалось, что прошли долгие месяцы с тех пор, как папа обещал скоро вернуться. Но нет, на дворе все еще было лето. Первые дни он ждал активно, суетливо, прислушиваясь к каждому новому звуку. Потом уже начал сомневаться, что все это ему не приснилось.

Когда одногруппники узнали, что у Юры появились родители, их отношение к товарищу изменилось. Так всегда бывало и с другими счастливчиками до него. Дети словно негласно исключили его из своего сиротского круга. Они были достаточно взрослые, чтобы все понимать. Завидовали и по-своему страдали. Особенно близко к сердцу принял новость рыжик. Должно быть, обаятельный дядя Коля и ему запал в душу. Рыжика звали Женей. Не по возрасту высокий, худой, как палка, с длинными руками, с многочисленными конопушками на курносом лице. Он по-детски вымещал обиду на Юре: то ущипнет его больно, то подножку поставит. Занимался мелким пакостничеством, так сказать. Юра терпеливо сносил его нападки.

Спустя недели две после знакомства с родителями большеглазая девочка Вера спросила у Юры:

– А когда приедут твои мама и папа, они привезут нам арбуз?

– Да уж наверняка, – гордо заявил Юра.

– Ха-ха-ха! Да никто за ним не приедет! – задиристо заявил Женя – Хотели бы, давно уже приехали. Они, наверное, передумали.

В Юре закипела ярость.

– Нет, они приедут за мной! – закричал он. – Папа обещал!

– Папа! Никакой он тебе не папа! Дядька чужой! Наврал тебе все «папа», – при слове «папа» Женя отчаянно кривлялся.

Этого Юра стерпеть не мог, и он с кулаками бросился на обидчика, завалив его на пол и колошматя в грудь.

– Он мой папа! Мой! – сквозь слезы кричал Юра. – Мой! Понял!

Женя тоже расплакался от злости и бессилия. Он не мог сбросить Юру и стыдился, что на глазах у всех ему навешали тумаков.

– А ну-ка, что здесь происходит? – закричала воспитательница, разнимая дерущихся. В педагогических целях нарушителей поставили на час каждого в свой угол.

Юру очень расстроили слова Жени, он и сам начал сомневаться, что его заберут. Тем более, так уже бывало прежде с другими детьми. И с Женей тоже. Юра этого не знал, а вот Женя запомнил на всю жизнь, как ему подарили, а потом отобрали надежду. Бывает, что в процессе бумажной волокиты решение взрослых может измениться. Чьи-то запросы на усыновление по тем или иным причинам будут отклонены. И дети ждут напрасно.

Живущий в темноте не чувствует себя обделенным, пока хоть однажды не увидит свет. Юра потерял аппетит, да и сам вкус к жизни. Он сник, похудел и побледнел, поэтому когда мама и папа приехали за ним, они его не узнали, только большие уши выдавали в нем все того же мальчишку.

19 августа 1976 года Юра покинул стены приюта. Наконец-то он ехал домой! Да еще как! На настоящем милицейском УАЗике. Так Юра узнал, что теперь у него есть еще и дядя Костя, советский милиционер. Упоенный свалившимся на него счастьем, убаюканный мерным покачиванием автомобиля, ребенок уснул. Впервые уснул не один, а на коленях мамы. Его мамы! Галина Ивановна улыбалась, и от этого глаза у нее блестели. Положив руку на голову сына, она нежно поглаживала его коротко стриженные волосы и привыкала к новой роли и новой ответственности. Быть мамой ведь не учат в школе, да и вообще нигде не учат. Это умение приходит из глубин души, из опыта предыдущих поколений. Но страх живет в сердце каждой женщины: «Вдруг я не справлюсь?». Тревоги, волнения, радость, страх, надежды – сумятица чувств. Юра крепко спал, прижавшись щекой к ситцевому платью. Семья везла его в Чебоксары. В город, где он появился на свет, в новый дом, в новую жизнь.

ГЛАВА 3

Щекотлвый вопрос, Челкумаги и подпол бабы Паши.

В современном мире все чаще говорят и пишут о психологических трудностях и задачах приемных родителей, о проблемах адаптации ребенка в новой семье. Оглядываясь назад, в эпоху советского народа, понимаешь, что, не будучи грамотными и образованными в вопросах психологии, они жили проще и лучше. Зачастую они не подозревали о сложности той или иной ситуации. Жили без депрессий и делали то, что необходимо в данный момент времени.

Юру усыновили, окунули в новую среду, и он был просто счастлив. Родители обрели ребенка, восполнили свою ячейку общества до стандартной комплектации и тоже были счастливы. Каждый выполнял отведенную ему роль без семейной психотерапии. Вопрос о том, как называть друг друга никогда не стоял. С первых минут за Николаем Спиридоновичем и Галиной Ивановной закрепилось гордое звание папы и мамы, а Юра именовался не иначе как сын, без лишней неловкости.

Семья Спиридоновых жила в классической хрущёвской пятиэтажке, в однокомнатной квартире. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Как миллионы других граждан в СССР. Отец семейства работал прорабом, его часто командировали на Украину, в Киев. Мама трудилась на хлопчатобумажном комбинате чистильщицей. Обычная рабочая семья с доходом 200 рублей в месяц. Первое время Юра спал на диване в одной комнате с родителями, потом появилась раскладушка. Мама и папа каждое утро уходили на работу, а Юра оставался дома один. На улицу ходить без сопровождения взрослых ему еще не разрешали, поэтому дни напролет он сидел у окна в ожидании вечера. После работы мама готовила ужин, а отец с сыном ходили в гараж ремонтировать старенький ушастый запорожец. После ужина в 20.45 по телевизору транслировали "Спокойной ночи, малыши», затем вечерние новости, и после все укладывались спать, чтобы утром в 6.00 проснуться под громкое пиканье из радиоприемника: «Пик-пик-пик-пик-пик-пииииииик». Родившиеся в Союзе при прочтении моментально вспомнили этот звук. И дальше звучал гимн СССР без слов. Вся семья просыпалась, принимала водные процедуры. А из приемника уже лился бодрый голос Николая Лаврентьевича Гордеева3, призывающий граждан к утренней зарядке. "Откройте форточки. Откройте форточки! Не бойтесь свежего воздуха. Прошу Вас расстегнуть воротничок и расслабить пояс. Вначале ходьба на месте. Встаньте прямо, голову не опускать, плечи слегка назад. Вдохните. Шагом марш! (Начинает звучать оживленная музыка). Иии… Раз – два – три – четыре… Прямее держитесь, прямее».

И Юра шагал рядом с папой, пока мама готовила завтрак. И как отличалась эта зарядка от той, что он делал в детдоме! Конечно, ведь рядом папа и спать ничуточки не хочется.

Примерно через полгода, как Юра обрел семью, произошло странное событие. Долгое время Юра не находил ему объяснения, а потом оно и вовсе затерялось в закоулках его сознания. В воскресенье, когда вся семья была в сборе, в дверь позвонили. Мама открыла и увидела на пороге незнакомого мужчину. Посетитель выделялся своими необыкновенно внушительными габаритами: очень высокий и чрезвычайно крупный. Одежду товарищ явно шил под заказ, так как сложно представить, чтобы в магазинах продавались костюмы таких нестандартных размеров. Его фигура заслоняла дверной проем почти полностью.

– Добрый день! Квартира Спиридоновых?

– Да, все верно.

– Меня зовут Анатолий Степанович. Ваш адрес мне дали в детском доме «Елочки». Я хочу переговорить с Вами по поводу Юрия Васильева.

Мама занервничала и позвала мужа, все еще не пуская посетителя в дом. Юра настороженно разглядывал пришедшего, он уловил слова «детский дом» в контексте со своим именем. И это ему очень не понравилось. Со своего места у телевизора Юра имел прекрасный обзор на входную дверь. Подойти ближе он не решился, но напряг слух, чтобы не упустить ни слова.

– Можно мне войти? – спросил Анатолий Степанович.

Родители с сомнением посмотрели друг на друга.

– Это очень важно, – добавил посетитель.

– Хорошо, – наконец решился отец, пропуская крупногабаритного человека в квартиру. – Проходите.

И пока незнакомец снимал обувь, отец сделал телевизор громче и попросил сына оставаться в комнате. И когда все трое прошли на кухню, папа плотно закрыл за собой дверь. Юра от любопытства умирал, кто же этот дядька и о чем говорят взрослые, но подслушивать не решился. Разговор за закрытыми дверями состоялся следующий:

– Вы сказали, что дело касается Юры. Что случилось? – спросила Галина Ивановна. Она боялась, что этот внушительный мужчина сейчас сообщит им, что приходится родным отцом мальчику и хочет забрать его.

– Галина Ивановна, Николай Спиридонович, вопрос весьма щекотливый. Мы с супругой занимаемся оформлением документов на удочерение Марины Васильевой, младшей сестры Юры. Вы ведь знали, что у мальчика есть сестренка, которая воспитывается в том же детском доме?

– Да, нас предупредили, – подтвердил Николай Спиридонович.

– Так вот, я считаю неправильным, что детей разлучили. Они не должны были так поступать. Брат и сестра должны воспитываться в одной семье.

– Это, конечно, так, но руководитель приюта также сказала нам, что большая редкость, когда двух детей забирают вместе. И лучше, если хотя бы один из детей обретет свой дом, – возразил отец.

– Да, мне тоже так сказали. Поэтому я пришел поговорить с вами, надеясь на вашу человечность, – сказал Анатолий Степанович, многозначительно посмотрев на чету Спиридоновых.

– Я не понимаю, чего вы от нас хотите? – спросила Галина Ивановна.

– Отдайте нам мальчика, – коротко ответил гость.

– Как это «отдайте»? – заикаясь, переспросила мама, растерянно обернувшись к мужу, ища в нем поддержки.

– Мы готовы воспитывать обоих детей. Это самый лучший вариант. Брат и сестра смогут быть вместе. Они ведь самые близкие люди! Разве можно их разделить? Это несправедливо, в конце концов! – начинал горячиться Степанович.

– Нет, это невозможно! – категорично заявил Спиридонов-старший. – Ребенок не игрушка: взял – отдал! Он привык к нам!

– Да и как же мы? Ведь и мы к нему прикипели, полюбили, – добавила мама со слезами на глазах.

– Да не будьте же вы эгоистами! – воскликнул посетитель. – Подумайте об интересах детей!

Галина Ивановна отвернулась к окну, обхватив себя руками за плечи.

– Нет, я не могу! Не могу от него отказаться! – решительно ответила она.

– Хорошо, – вздохнул Анатолий. – Мы еще можем выбрать другого ребенка. Возьмите Мариночку.

Николай Спиридонович тоскливо посмотрел в умоляющие глаза жены. Этот разговор состоялся между ними, когда они только собирались усыновить Юру. Галина Ивановна хотела забрать двоих детей, но практичный супруг убедил ее, что это невозможно.

– Мы не можем взять девочку. У нас нет подходящих жилищно-бытовых условий. Одна комната. Да и не потянем мы двоих.

– Вот незадача, – нахмурился Анатолий. – Как же быть?

– Давайте оставим все как есть, – предложила мама. – В любом случае, дети не знают ничего друг о друге.

– Это не честно! Они имеют право знать! – возмутился гость.

– Говорите тише, – попросил Николай Спиридонович. – Вы напугаете ребенка.

– Может, – сбавив тон, продолжил товарищ нестандартного размера, – Вы подумаете еще, обсудите. Вот вам мой номер телефона, сообщите, что решили.

– Решение однозначно! – твердо заявил отец. – Все останется, как есть.

До Юры долетали обрывки фраз, на эмоциях произнесенных слишком громко. Он до конца не понял, о чем речь, но уловил, что дядька хочет его забрать. Испугавшись, Юра забился за диван и тихо плакал. Проводив гостя, родители, найдя сына в таком состоянии, стали его успокаивать.

– Ты чего ревешь? – спросил отец, усадив ребенка на колени.

– Я не хочу, чтобы меня забрали!

Мама с папой переглянулись.

– С чего ты решил, что тебя хотят забрать?

– Слышал.

– Сынок, ты все неправильно понял. Никто тебя не заберет. Мы ведь твоя семья, – утешала мама.

– Конечно, – улыбнулся папа. – Пусть только попробуют. Я им покажу! – и погрозил кулаком невидимому врагу.

Юра успокоился, но еще какое-то время вздрагивал от звонка в дверь. Да и не он один.

В связи с новыми вскрывшимися фактами, поясню читателю, что помимо уже упомянутой старшей сестры Жанны, которая попала в другой детский дом, у Юры оказалась еще и младшая сестренка Марина. Она родилась через два года после того, как Юру забрали в «Дом малютки». И также как и остальные, была изъята у матери. О существовании сестер Юра не имел ни малейшего представления.

***

Последнее лето перед школой Юра провел у матери Николая Спиридоновича, бабушки Прасковьи, в деревне Челкумаги. Баба Паша запомнилась Юре очень старенькой, маленькой, хрупкой женщиной в ярком цветастом платке. Скорее всего, глазами ребенка ее возраст был несколько преувеличен, что вовсе неудивительно. Малым детям люди старше пятидесяти кажутся древними старцами с мудрыми глазами и глубокими морщинами. Бабушка жила одна в просторном кирпичном домике с аккуратно выкрашенными синей краской деревянными ставнями. Каждый день ее жизни был наполнен трудом, а оттого и смыслом. Все домашнее хозяйство держалось на ее плечах. Юре нравилась размеренная суета деревенской жизни, непрерывная какофония звуков: лай собак, мычание, блеяние, хрюканье, кудахтанье, далекое гудение тракторов в поле. Особенно бодрое «кукареку» на рассвете, когда еще нежился в теплой постели, утопая в больших перьевых подушках, а алеющий свет зари расползался от горизонта. Юра просыпался и прислушивался к негромкому бормотанию бабушки за стеной. Она всегда разговаривала со своими кошками, а те отвечали громким мяуканьем или довольным урчанием. Вот хлопнула входная дверь, во дворе загрохотали железные ведра. Бабушка пошла доить корову. Мальчик задремал. Снова хлопнула дверь, зазвенели банки на кухне. Баба Паша переливала молоко из ведра. Юра почувствовал парной запах, а может, ему только показалось. В животе заурчало, но под одеялом было так хорошо и не хотелось вставать. Он лежал и слушал. Баба Паша опять вышла. Заскрипела железная воротина. Это корову вели на выпас, чтобы вечером она вернулась с раздутым от свежего молока выменем. Юра окончательно проснулся от того, что мочевой пузырь подавал в мозг отчаянные сигналы о необходимости облегчиться. Выбежав на улицу, он поежился от утренней прохлады. Ноги намокли от росы, стекающей с растущей вдоль тропинки травы. В углу двора стоял деревянный туалет, сколоченный из штакетника. Поначалу Юра боялся заходить в него. Казалось, что он обязательно провалится в дыру в полу. Но потом попривык. Таковы уж деревенские условия. На обратном пути он освежил лицо ледяной водой из железного умывальника, приделанного к кирпичной стене, и отчаянно отфыркиваясь, вернулся в дом. На кухне уже хлопотала бабушка, на столе стояла корзинка с куриными и утиными яйцами. «Только из под птички. Свеженькие», – всегда говорила бабуля.

– Манук, будешь завтракать? – ласково спросила баба Паша.

Она всегда называла его «манук». Сначала Юра не понимал почему, его ведь не так зовут, но отец объяснил, что «манук» по-чувашски «внук». Баба Паша была настоящей чувашкой, но с внуком говорила только по-русски, не считая самого обращения.

– Буду! Я такой голодный!

– Яички пожарить?

Юра согласно закивал, запихивая в рот кусок пирога из большой эмалированной чашки, стоявшей на столе. Кухня наполнилась ароматом жареного сала и шкворчанием яиц на сковороде. Аппетит у ребенка от жизни на свежем воздухе стал отменным. За неделю на бабушкиных харчах его лицо округлилось и зарозовело.

– Ну вот, курочки тебя накормили. Не хочешь ли теперь ты их накормить? – спросила бабушка, убирая со стола. В ее энергичных умелых руках любое дело спорилось.

– Хочу!

Это было любимым занятием мальчика. Рассыпая набухшее зерно по птичьим кормушкам, Юра чувствовал себя настоящим фермером. Накормив и напоив птицу и скотину, бабушка отправлялась в огород. В ровных аккуратных грядочках чувствовалась рука хорошей хозяйки. До урожая еще было не скоро, пока только из земли поднимались зеленые кустики с соцветиями, из которых позже вызреют помидоры, огурцы, перцы, баклажаны. Насаждений было много, работы тоже, но зато результатами труда весь год будет кормиться не одна семья. У бабы Паши было шестеро детей, и каждому будет собран гостинец в стеклянных банках: закатка из огурцов, помидор, соленья-варенья. Уроки деревенской жизни примитивны, но доходчивы: хорошо потрудился – хорошо поел, а без труда ничего не будет.

До обеда бабушка работала не покладая рук, а после обеда они с Юрой разрешали себе часок прикорнуть. После отдыха снова хозяйственные хлопоты. А в пятницу вечером приезжали родители, семьи братьев и сестер отца и оставались до воскресенья. Тут-то жизнь в доме закипала. Мужики кололи дрова на зиму, чистили сараи, складывали сено в стога. Работы ведь в деревне всегда хватает, без мужских рук никуда: то крышу залатать, то забор подправить. Женщины тоже не отдыхали: взбивали сметану, масло, пололи огород, готовили еду. А вечерами на улице под большим навесом устраивали пир на весь мир. Старших детей отправляли в погреб с большими чашками, откуда на свет божий извлекали домашние вкусности. С пола поднимали плетеный половик, под которым был люк с железной ручкой. Открывали люк, убирали деревянные половицы, и под ними обнаруживалась лестница. Вход в пещеру Али-бабы, точнее в подпол бабы Паши. Там хранились съестные запасы. В больших деревянных бочках квасили капусту, огурцы, помидоры, грибы, моченые яблоки, арбузы. Даже тушёнку хранили в больших кастрюлях. Хорошо просоленное мясо сверху покрывалось слоем застывшего жира, что предохраняло его от порчи. Чтобы достать тушёнку, пласт жира отодвигался в сторону, затем возвращался на место. На полках вдоль стен стройными рядами стояли заготовки в стеклянных банках: компоты, салаты, огурцы, помидоры, варенья. Тут же были и большие бутыли с домашним самогоном молочного цвета и различные настойки. Все это извлекалось из закромов и ставилось на стол. А если забивали свинью, тут уж случался особенный праздник. Женщины под руководством бабушки Прасковьи готовили блюдо традиционной чувашской кухни – какай-шурпи. Бульон варится из свиных ног, печени, сердца, легких с добавлением лука, картофеля и специй. Ммм… Пальчики оближешь! Готовили это блюдо на костре в большом чугунном казане, чтобы хватило на всю семью.

По особым случаям бабушка делала шартан. Это национальное блюдо в виде запеченных мясных шариков. Вариантов его приготовления великое множество. Используют мясо свинины, баранины, говядины или даже субпродукты, начиняя ими бараний желудок или очищенную свиную кишку. Шартан долго запекают в печи. Храниться готовый продукт может без холодильника довольно длительное время. Настоящий деликатес!

Но самое главное в семейных застольях – это, конечно, не еда, а особая атмосфера. Только представьте: свежий воздух, запах скошенной травы, навоза, с примесью дымка от костра, радостное воодушевление от того, что вся семья в сборе, легкая усталость от трудового дня, рюмочка холодной самогонки, вечерняя свежесть, замирание дня… И тут дядя Володя достает гармошку и начинает играть. В зубах у него цигарка, брови сдвинуть к переносице, вид глубокой задумчивости и вселенской печали. Бабушка тихонько запевает. И вот уже женщины одна за другой присоединяются:

«Вот кто-то с горочки спустился,

Наверно, милый мой идет.

На нем защитна гимнастерка,

Она с ума меня сведет…»

И голоса-то у всех красивые, звонкие, мелодичные. Поют душевно, проникновенно, с чувством, словно боль всю через себя пропустили, пережили.

«На нем погоны золотые

И яркий орден на груди.

Зачем, зачем я повстречала

Его на жизненном пути…»

Скрипнет калитка. На звук музыки зашел сосед дед Федор, старый седой выпивака, но добрый и тихий. Молча кивнет, не перебивая песни, поздоровается за руку с мужиками, примет протянутую рюмку, выпьет, посыплет горбушку хлеба солью, закусит и протяжно запоет, подперев щеку рукой.

«Зачем он в наш колхоз приехал,

Зачем нарушил мой покой». 4

Репертуар меняется и вот уже звучит заводная чувашская песня:

«Щумар щавать, щумар щавать,

Щумар щавать ман щине.

Эп йепентем, эп йепентем,

Эп йепентем щумарпа». 5

(«Дождик капает, дождик капает,

Дождик капает на меня.

Я промокла, я промокла,

Я промокла от дождя».)

И дед Федор встает, услыхав знакомую с детства мелодию, и начинает приплясывать вприсядку, демонстрируя завидное для его возраста здоровье суставов. Детишки с криками и визгами подключаются к его сольному выступлению, образуя народный ансамбль. Эх, дивное было времечко! Славно жили! Ох, как славно!

В воскресенье к обеду все разъезжались по домам, чтобы через неделю свидеться вновь.

Было в деревне и еще одно развлечение. По пятницам из города Канаш, что в десяти километрах, на велосипеде приезжал киномеханик и привозил фильм. Односельчане собирались в Сельском клубе для просмотра кинокартины. И было абсолютно не важно, что сегодня показывают, в любом случае это значимое событие. Крутили фильмы только советского кинематографа, само собой. Вся деревня с упоением смотрела, а всю следующую неделю с нетерпением ждали нового сеанса. Если же вдруг, по какой-то причине киномеханик не приезжал, очень расстраивались. После кино устраивалась дискотека. Прямо на улице под фонарным столбом протягивали удлинители из соседних домов, вешали гирлянду из лампочек Ильича, кто-то приносил из дома кассетный магнитофон «Весна» (большая редкость для деревни) и были танцы. Музыкальный репертуар того времени заслуживает особого внимания. Песни в исполнении вокально-инструментального ансамбля: добрые, чистые, светлые, о любви, о верности, о стойкости духа, о человечности – как и все в Советском Союзе.

«Идет солдат по городу,

По незнакомой улице,

И от улыбок девичьих

Вся улица светла.

Не обижайтесь, девушки,

Но для солдата главное,

Чтобы его далекая

Любимая ждала». 6

И красивые, нарядные юноши и девушки танцевали под открытым небом, под звездами. Улыбались, смеялись, влюблялись. Старшее поколение приходило полюбоваться, послушать музыку, а кто и пускался в пляс. Гуляли до полуночи. Даже детям делали поблажку. Нет-нет, то с одного двора, то с другого слышно было:

– Ванька, домой!

– Настя! Настя! Быстро домой!

Но дети делали вид, что не слышат и носились между танцующими парами, пока мать не явится и не утащит за ухо. Вот такая романтика деревенского быта. Простая, незамысловатая.

Поначалу жизнь Юры в деревне ограничивалась обществом бабы Паши, но постепенно он открыл для себя новые горизонты. Познакомился и подружился с местными ребятишками. И тут началось настоящее веселье! Дети никогда не сидели без дела, умели развлечь себя. Компания была разновозрастная, но это не мешало им общаться. По умолчанию старшие приглядывали за младшими, учили их всяким премудростям, организовывали и направляли их деятельность.

В деревне был пруд, небольшой и неглубокий, с перекинутым через него мостом. Местные ребятишки любили рыбачить на этом мостике, свесив ноги вниз. Как-то утром, увидев толпу мальчишек, вышагивающих в сторону пруда с удочками на плече и ведрами в руках, Юра окликнул их.

– Эй, вы куда?

– Ясное дело, рыбачить! – ответил ему долговязый парнишка лет двенадцати.

– Можно с вами?

Ребята остановились, переглядываясь между собой.

– Нет, мы мелких не берем, – ответил за всех десятилетний Гришка, внук деда Федора.

– Да погоди ты, – одернул его долговязый Шурик. – А удочка у тебя есть?

– Нет, – расстроился Юра.

– Ладно, не дрейфь. Возьми из дома ниток и ведро для рыбы. На берегу соорудим тебе удочку. Да поживей там.

Довольный Юра побежал к бабушке.

– Баба! Дай мне нитку и ведро!

– Зачем тебе, манук? Чего выдумал опять?

– Я на рыбалку иду!

– С кем это?

– С ребятами!

– Ой, не знаю. Мать с отцом заругают, как узнают, что я одного тебя на пруд пустила, – засомневалась бабушка.

– Ну, пожалуйста! Не заругают. Я ведь не один.

– Ну ладно уж, – вздохнула баба Паша. – Сходи. Побольше рыбы налови к обеду, – улыбнулась она, на ходу заворачивая пирожки с картошкой в дорогу. – На вот, угости ребят.

Счастливый и довольный Юра ускакал, позвякивая ведром с катушкой ниток.

Пруд вокруг был заросший камышом и осокой. Шура подобрал с земли длинную тонкую ветку, привязал к ней нитку, прицепил ржавый крючок.

– На, держи, – протянул он удочку Юре. – Умеешь червя на крючок насаживать?

– Нет, – замахал головой Юра, с отвращением глядя на длинных жирных земляных червей в старой консервной банке.

– Эх, – вздохнул Шура, – ты что, не рыбачил ни разу?

– Ни разу.

– Ну ты даешь! И откуда ты такой взялся?

– С Чебоксар приехал.

– Оно и видно, – хихикнул Шурик, – городской. Вот смотри и учись, – и он показал, как нанизать червя. – Руку только себе не проткни.

Юра брезгливо достал червяка и принялся насаживать его на крючок, изрядно измучив беднягу. Другие ребята уже сидели поодаль друг от друга, закинув удочки в воду.

– Ну вот, а теперь кидай, – сказал Шура.

Юра подошел поближе к одному из ребят и хотел устроиться рядом.

– Эй-эй, ты чего? – закричал Гриша. – Ты сейчас мне всю нитку запутаешь! Сядь подальше.

– Тише ты! Рыбу распугаешь! – зашикали на него ребята.

– Нет, ну а чего он…, – оправдывался Гриша.

Юра закинул удочку и стал ждать. Ребята вокруг затихарились, поглядывая каждый на свой поплавок. У Юры поплавка не было. Шура сказал, пока и так сойдет. Потихоньку у одного за другим стало клевать, и они вытягивали небольших карасиков, довольно присвистывая. Юра дергал удочку туда-сюда поминутно, но заветной рыбы все не было.

– Эй, городской, да у тебя всего червяка объели, – окликнул его Шура. – Надо нового насадить.

В этот раз Юра ничего не поймал.

– Хм… – сказал Шура, заглянув в пустое ведро новичка. – Так дело не пойдет. Негоже ни с чем возвращаться.

И он запустил в ведро с водой пару-тройку карасиков из своего улова. Последовав его примеру, другие поступили также. И вот уже в ведре Юры плещутся, сверкая чешуей на солнце, штук пятнадцать рыбешек.

– Ну вот, хоть на ушенцию будет.

Юра воспылал благодарностью к ребятам и уважением к Шуре. В скором времени он убедился, что Шурик был душой деревенских ребятишек. Шубутной, озорной, но справедливый. Мог похвалить, поддержать, защитить или сделать выговор, наказать, исключив из круга товарищей на время, чтобы дать осознать провинившемуся свою ошибку. Его уважали даже ребята постарше и никогда не задирали, ведь в случае чего Шура мог и накостылять как следует. А еще Шура был главным организатором всяческих забав и развлечений. Так, например, он придумал Клуб детской самодеятельности. Всю неделю дети репетировали, а по четвергам устраивали вечерний концерт. Подход к делу был очень серьезный. Шура даже самостоятельно рисовал афишу и вывешивал ее на дверях магазина, который на чувашский манер называли «лавкка». По такому случаю привлекли деда Федора, который играл на баяне. Девочки танцевали под народные мотивы, организовался хор мальчиков, желающие рассказывали стихи и даже разыгрывали спектакли-сказки, используя как реквизит всевозможную домашнюю утварь. Перед импровизированной сценой расставляли стулья, табуреты, принесенные из дома и от соседей, рассаживали гостей и развлекали.

Художественный руководитель организации Шурка сразу же определил «городского» в хор мальчиков, заявив, что «грех такому голосу пропадать». Первое время Юра стеснялся и не столько пел, сколько шептал себе под нос. Но постепенно осмелел и концерте на четвертом пел громко, с душой отдаваясь делу. Шура как-то предложил ему выучить стих и рассказать всем. Юра согласился.

– Вот тебе книжка. Выбери, какой понравится. До следующей репетиции выучи назубок, – сказал Шура, протягивая сборник стихов Евгения Евтушенко.

– Но я не умею читать, – смущенно сказал Юра.

– Как это не умеешь?

Юра развел руками, мол «вот так вот».

– А сколько же тебе лет?

– Семь с половиной.

– Ну, брат, это не дело, – осуждающе высказался Шура и забрал обратно книгу.

Вечером Юра прибежал к бабушке с просьбой научить его читать.

– Читать? – улыбнулась бабушка. – Это можно. А ты буквы знаешь?

– Немного.

– Ну, беги тогда к тете Клаве, попроси у нее букварь.

Вечерами бабушка садилась за стол, включала лампу и учила Юру сначала алфавиту, а потом складывать буквы в слова. Мальчик оказался способным учеником и уже через две недели удивил родителей умением читать по слогам. Правда, стихи Евтушенко все еще были сложны для него, но ничего, все еще впереди.

ГЛАВА 4

Ртутный термометр, зеленый патруль и казнокрад

Утро в семье Спиридоновых начиналось в шесть часов. Родители уходили из дома раньше Юры, и этот промежуток времени превращался для первоклассника в борьбу со сном. Особенно зимой, когда за окном серость, жалобно завывает вьюга, завихряя снежный настил, а на стекле красуются сверкающие морозные узоры. Ох, как хочется остаться дома, в тепле! Но Юра был очень ответственным учеником и не позволял себе явиться в школу не вовремя и уж тем более прогулять. Опоздание считалось серьезным проступком, и провинившегося отчитывали перед всем классом. Из-за этого могли даже не принять в октябрята, ведь подобной чести удостаивались только самые прилежные и исполнительные ученики. По крайней мере, так считал Юра. Он не мог знать, что в последние десятилетия советской власти красную звезду с детским портретом В.И. Ленина рано или поздно получал каждый школьник. Детей внутри одного класса посвящали в октябрят партиями по пять человек. В первую очередь тех, кто выделялся примерным поведением, достижениями в учебе и аккуратным внешним видом. С момента посвящения пятерка считалась командой и называлась звездочкой. Внутри звездочки назначались должности: командир, цветовод, санитар, библиотекарь и физкультурник. Руководил и организовывал работу звездочки вожатый – пионер или комсомолец. Каждый выполнял отведенную ему роль. Цветовод ухаживал за растениями в классе, санитар проверял чистоту рук, длину ногтей, наличие носового платка, проветривал классную комнату. Физкультурник проводил зарядку, организовывал подвижные игры на перемене. Библиотекарь отвечал за сохранность учебников. Таким образом детей приучали к труду. «Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!»

Когда Юра не вошел в первую пятерку, он очень расстроился. В учебе он не блистал, активистом не был. Надежда лишь на безукоризненное поведение. И Спиридонов-младший очень старался: следил за своим внешним видом, вовремя приходил на уроки, был вежливым и приветливым. Порой, даже слишком усердствовал. Услышав в школе, что октябрята должны здороваться со всеми взрослыми, он воспринял это буквально. И дня два ходил по улицам и здоровался с каждым встречным, натыкаясь на недоуменные взгляды. У Юры были все шансы попасть во вторую пятерку, пока в один из дней он не заснул на диване после ухода родителей. Проснувшись, мальчик обнаружил, что опоздал в школу на целый час. Спешить уже не имеет смысла – решил Юра. И лучшее, что пришло ему в голову – сказаться больным. И чтобы все выглядело правдоподобно, когда вернутся родители, выдумщик вознамерился нагреть ртутный термометр. И не просто нагреть, а закинуть его в кипящий чайник. Ничего хорошего, естественно, не вышло из бредовой затеи. Градусник лопнул, и ртутные шарики расползлись внутри чайника. Юра не представлял, какую опасность в себе таят серебристые капельки ртути. Но понимал, что за попытку обмана по головке не погладят. Следовало быстро избавиться от улик содеянного преступления. Он слил воду из чайника в канализацию и как можно тщательнее очистил стенки посудины. Уничтожив все видимые следы, ребенок вернулся в постель. Кажется, от перенесенного стресса он и в правду занемог. Его трясло как в лихорадке, бросало то в жар, то в холод. В общем, когда вернулась мама, то так и застала его лежащим в постели. Юра слышал, как мама открыла дверь своим ключом, но не пошевелился.

– Юра, – шепотом позвала мама. – Ты спишь?

В ответ тишина, Юра продолжал притворяться спящим. Он даже дышать перестал. Малыш боялся, что если только посмотрит на мать, то его тут же раскроют. Галина Ивановна подошла к сыну и, присев на краешек дивана, тронула его за плечо.

– Сынок, что-то случилось? Ты плохо себя чувствуешь? – ласково спросила она.

– Да, я заболел, – чуть не плача соврал Юра.

– Что у тебя болит?

– Голова и горло, – полушепотом ответил он. Врать Юра не любил, но не сознаваться ведь.

Галина Ивановна обеспокоенно коснулась лба сына прохладными влажными губами, но жара не почувствовала.

– Странно… Сейчас я принесу градусник.

Юра весь внутренне сжался. Вот сейчас правда выплывет наружу, и мама узнает, какой он врунишка. Галина Ивановна шарила по ящикам стола, заглянула в буфет, но термометр так и не обнаружила.

– Как сквозь землю провалился, – констатировала мама. – Может, дала кому, да не помню. Ладно, у соседки попрошу.

В тот день ложь осталась безнаказанной. Если не считать, что Юра на самом деле заболел. От переживаний ли или от контакта с ртутью, но у него действительно поднялась температура, и он несколько дней провел в постели.

В октябрята его все-таки приняли, правда, в третьей пятерке и назначили физруком. Юра и его товарищ Федор Калинов оказались в одной звездочке. Федю назначили санитаром, что было весьма иронично. Санитар звездочки особой аккуратностью не отличался, даже напротив, слыл полным неряхой. Он являл собой карикатуру на самого неопрятного ученика. Чумазый, лохматый, в засаленных брюках, мятой сорочке, с пятнами клея и борща на пиджаке. Но каким он был умным и начитанным! Все-то ему интересно! Да и учеба давалась ему легче остальных. Стоило ему что-то узнать, как эта информация навеки оседала в его голове. Федя считался кладезем знаний и фактов. За это и за вечно заляпанные жирными пальцами, обмотанные изолентой очки его прозвали «профессором». Несмотря на свои странности, Федор Калинов был негласным лидером класса. Во-первых, с ним всегда было весело и интересно. Его мозг ежеминутно генерировал фантастические идеи. А в купе с его гостеприимством данное качество очень ценилось. Федя жил рядом со школой, и после уроков мальчишки дружною гурьбой человек пять-шесть ходили к нему в гости. Федор щедро угощал друзей домашними булочками, пирожками и организовывал досуг.

– А вы знаете, что китайцы едят тараканов и всяких червяков? – спросил он однажды. Обычно с таких вот удивительных фактов начинались увлекательные забавы.

– Да ну! Брешешь! – не поверили друзья.

– Вот вам зуб! – выпучив глаза под толстенными стеклами очков, заявил Федька.

– Фууууу! Гадость какая! – скривился Юра.

– Вот тебе и «фуууууу»! – передразнил Калинов. – Жрать захочешь, еще не то будешь уплетать за обе щеки! Вон во время блокады ленинградцы всех кошек съели. И ничего! – и Федя привычным движением среднего пальца поправил очки на переносице.

– Интересно, а какие тараканы на вкус? – хихикнул кто-то.

– Как семечки жаренные, – на полном серьезе ответил «профессор».

– Ты-то откуда знаешь?

– Так пробовал! – хитро заявил Федька. – Хотите и вам пожарю?

Мальчишки неуверенно переглянулись.

– Или слабо? – подлил масла в огонь Федя.

Конечно, никто не хотел признаваться, что ему слабо.

– А где ж ты возьмешь тараканов?

– Так вон они по кухне шныряют!

И ребята начали охоту. В квартире Феди, и правда, водились отборнейшие тараканы: рыжие, жирные, с длинными усищами. Китайцы бы оценили такой первоклассный товар. Мальчики наловили в банку с дюжину лучших представителей. Федя разогрел сковороду на газовой плите и высыпал в нее свой улов. Сначала усачи пытались разбежаться, парочке это удалось. Остальных ждала незавидная доля.

– Ого-го! Смотрите – смотрите! Как лопаются!

– Ага! Как воздушные шары! – визжали от восторга дети.

– Ну вот! Жаренные тараканы поданы! Налетай! – гоготал Федька, пересыпая дохлые тушки на тарелку.

Ребята долго смеялись, подначивая друг друга, но в итоге сошлись на том, что китайцы едят не таких, а специальных тараканов. И убежали в комнату скакать на пружинных железных кроватях с разрешения радушного хозяина. То-то, должно быть, мама Феди дивилась, обнаружив вечером в тарелке необычный кулинарный шедевр.

Было еще «во-вторых» за что любили Федю. В его школьном портфеле всегда имелось что-нибудь вкусненькое, чем он с радостью делился. Бутылка лимонада, которую, сделав по глотку, ребята передавали друг другу. Или космические тюбики с джемом. Неизвестно, где их брал Федя, но товарищам говорил, что его дядя-космонавт лично их ему привозит. Этот факт придавал Калинову еще больший вес в кругу одноклассников. Дядя-космонавт! Ничего себе! А уж когда Федя доставал резиновую жвачку, тут у него не было отбоя от друзей.

– Федя, дай мне пожевать! Мне дай!

И Федя деловито доставал жвачку двумя пальцами изо рта и передавал дальше.

– Эй, хватит уже жевать! Передавай следующему! – поднимался гвалт вокруг держателя жвачки. И уже безвкусная резинка переходила дальше изо рта в рот, пока не обойдет всех и круг не замкнется на хозяине. Тогда Федя заворачивал ее обратно в упаковку и засовывал в карман «на потом».

С Федей скучать не приходилось. После того, как он прочел книгу Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», только о ней и говорил. И так заинтересовал ребят, что в библиотеке выстроилась очередь. Книга переходила из рук в руки, захватывая воображение читателей. Почти в каждом дворе дети организовали отряды тимуровцев. Юра был так охвачен этой идеей, что бешеным энтузиазмом сумел заинтересовать даже старших ребят своего двора. Они называли себя «Зеленым патрулем» и носили зеленые повязки на руках. В рамках программы по свершению добрых дел дети переводили стариков через дорогу, помогали им донести сумки из магазина, кормили бродячих кошек и собак, поддерживали чистоту во дворе. И вот одним теплым майским днем кому-то из ребят пришла в голову светлая мысль: собраться всем и помыть подъезды своего дома. Детей от мала до велика на каждой площадке было не меньше трех. Так и распределили площадь работы: каждый моет свою площадку. И работа закипела: из квартир выносили ведра с водой, разводили порошок до густой пены и мыли стены, окна, перила. Все бы хорошо, но в какой-то момент уборка превратилась во всемирный потоп. Вода лилась со стен, стекала по лестничным проемам вниз, и собрать ее тряпками казалось просто нереальным. Когда с работы стали возвращаться родители, они застали подъезд в рыдающем состоянии.

– Кому в голову пришла эта идея?

– Кто инициатор? – спрашивали родители своих чад, но найти крайнего не удалось. Вина в равных долях легла на всех. И родителям не оставалось ничего иного, как включиться в несанкционированный субботник.

Помимо важных зеленопатрульных дел Юра был по уши занят в школе. В рамках святого долга юных ленинцев дети собирали макулатуру для школы. Как оказалось, привлечь детей намного легче, чем взрослых. В отличие от своих родителей дети не отлынивали, а с удовольствием выполняли и даже перевыполняли поставленные годовые планы. «К черту всякую халтуру, собирай макулатуру!» Это было очень важной и ответственной миссией. Ребята обходили соседей с просьбой сдать ненужные газеты, журналы, книги. Сновали вокруг мусорных баков в поисках бумажного неликвида. Проникали даже на закрытые территории фабрик с целью поживиться картонными коробками. Кроме гуманной цели сохранения зеленого фонда планеты, детей захватывал дух соревнования. Побеждала звездочка, собравшая больше макулатуры. Победителей награждали почетной грамотой и словами благодарности за следование заветам Ильича.

Советские дети вообще были невероятно плодородной почвой для взращивания положительных качеств и прививания высоких ценностей. Они даже дружили иначе, по-настоящему. Родители весь день на работе, а дети предоставлены самим себе и улице. На шее болтается ключ от дома и никакая непогода не помеха. Если из-за сильных морозов отменяли школу, все соседские ребятишки выбегали во двор. Строили ледяные горки, заливали каток, таская воду в ведрах из дома. Работали дружно, слаженно, как будто строили свой детский социализм. Родившиеся в Союзе вспоминают свое детство, как самое лучшее время. Современным детям сложно объяснить, как дружили без интернета, видеосвязи, чатов, телефонов. И в чем прелесть игр на улице в минус тридцать с утра и до вечера, тоже не поймут. Но мы-то с вами знаем! Мы ведь еще помним, как… Эх!

По воскресеньям Юра с родителями ходил в кинотеатр. Конечно, такое удовольствие нужно было еще заслужить примерным поведением, хорошей учебой. В кино Юру привлекал не только просмотр фильма, но и игровые автоматы, каких нигде больше не было, и кафетерий, где можно насладиться наивкуснейшими заварными пирожными, корзиночками с кремом, коржиками с орехами и молочным коктейлем. Большие радости советских детей! Юра совсем освоился в новой семье, но как бы хорошо к нему ни относились, как бы ни любили, подсознательно мысль о том, что он приемыш сковывала его. Юра редко о чем-либо просил и все хорошее, что имел, принимал с особой благодарностью и робостью, словно не считал себя достойным по праву рождения. Он часто ходил в гости к друзьям, но к себе никогда не приглашал. Боялся, то родители будут недовольны. Он чувствовал себя неловко из-за этого, но вынужден был придумывать различные причины для отказа. Как-то он все-таки привел домой Федьку, решив, что, если они уйдут до маминого возвращения, то никто и не узнает. Но мальчишки так заигрались, что забыли про время. И когда ключ в замке повернулся, Юра весь покрылся липким холодным потом. Ему было стыдно и страшно, хоть сквозь землю провались. В квартиру вошла мама, она всегда возвращалась раньше отца, тяжело притопывая и стряхивая мокрый снег с одежды.

– Сынок, у нас гости? – с порога спросила мама, увидев чужой полушубок на вешалке.

Юра вышел в коридор, повесив голову на грудь и не глядя в глаза.

– Да, мама. Это мой одноклассник, Федя, – из-за его плеча выглянул взъерошенный Калинов. – Но он уже уходит, – виновато поспешил добавить Юра.

– Здравствуй, Федор! – поздоровалась Галина Ивановна, улыбнувшись приветливо. – Вы можете поиграть еще, если хотите. Если, конечно, Федя никуда не спешит.

– Не спешу, – заверил ее Федька.

– Правда? Можно? – изумился Юра.

– Конечно! Почему бы и нет?

Юра был так рад, что мама не злится на него. И потом, когда с работы вернулся папа, такой высокий, статный, солидный, в сером пальто и шляпе, которые так ему шли, Юру переполняла гордость. Папа по-мужски протянул Феде руку.

– Николай Спиридонович.

– Федор.

– Очень приятно, Федор! Поужинаешь с нами? Познакомимся поближе.

– Это можно, – согласился Федя, поправляя треснувшие очки на носу.

– Ну, как дела в школе? – спросил отец, хлопнув сына по плечу.

– Хорошо!

– Уроки сделал?

– Сделал.

– Молодец, сынок!

У отца сегодня был день получки, и он находился в отличном расположении духа.

– Я тут гостинцев принес, – довольный собой сказал Николай Спиридонович, доставая из авоськи кольцо краковской колбасы, завернутое в газету, кулек шоколадных конфет и две банки кильки в томате. Такие деликатесы бывали в доме не часто, оттого Юра особенно радовался, что именно сегодня у него гость. Он был на пике блаженства, когда все вместе сели за стол. Папа рассказывал про новый проект на Украине, куда его направляют руководить строительством. А Юра смотрел на него и думал, как хорошо, что его папа такой умный, образованный, уважаемый в обществе человек.

Вечером, когда Юра уже лежал в постели, а отец ушел в ванную, мама присела на раскладушку у его ног и спросила:

– Юра, у тебя все хорошо?

– Да, мама, все хорошо.

– У тебя был такой испуганный и расстроенный вид, когда я вернулась с работы.

Юра потупился.

– Прости, я боялся, что ты разозлишься.

– Из-за чего? – удивилась мама.

– Из-за Феди. Я знал, что нельзя водить друзей домой и все равно привел.

– Почему же нельзя?

– Не знаю. Вы никогда не разрешали.

– Так ведь ты никогда нас об этом не спрашивал, – мама казалась расстроенной. – Это ведь и твой дом тоже. И ты можешь приглашать своих друзей. Но так как это твой дом, ты должен беречь его. И люди, которых ты приводишь, тоже должны уважительно относиться к твоему дому. Понял?

– Да, – кивнул Юра.

– Федя хороший мальчик. Он мне понравился, – добавила мама, вставая с постели сына.

Мама всегда была доброй, заботливой, а отец в жизни Юры исполнял роль учителя, наставника. Строгий, требовательный, но справедливый Николай Спиридонович во всем любил порядок. Он часто повторял Юре: «Достичь цели можно только через дисциплину». Организованность нужна во всем, именно она формирует физическое и психическое здоровье человека. Создает стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Порой, Юре казалось, что отец чрезмерно строг, и только став взрослым, сумел по-настоящему оценить его вклад в формирование своей личности. Николай Спиридонович проверял вечерами уроки у сына.

– Так, а почему здесь ты вышел за поля? – отчитывал Юру отец. – Не пойдет. Делать все нужно, как положено. Буквы скачут, сразу видно, что спешил. Теперь садись и все переписывай заново. Будешь писать до тех пор, пока не выполнишь задание, как следует.

Юра вздыхал и переписывал страницу иногда по два, по три или даже по четыре раза. Характер у отца был взрывной, и уж сколько тетрадей было разорвано в клочья!

– Вот это другое дело! Сразу видно, старался! – хвалил отец, когда оставался доволен выполненным уроком.

Николай Спиридонович являл собой идеальный образчик советского гражданина. Грамотный, образованный, отличный специалист, семьянин. Он пользовался уважением среди коллег, соседей и внутри семьи. Единственный из шести братьев и сестер окончил университет и получил хорошую должность. Все им гордились, спрашивали совета, считались с его мнением. Отец держался от соседей на некоторой дистанции. Он был им не чета. Пока мужики сидели во дворе с трехлитровой банкой пива и сушеной воблой в растянутых трико и майках за партией в домино, Николай Спиридонович проводил вечера дома за чтением книг или научных журналов. Юра часто видел чужих пап, возвращающихся в пятницу с работы пьяными. Они брели домой, нетвердо держась на ногах. Иногда падали и валялись на земле, грязные, мерзкие. Видел, как сгорают от стыда их жены и дети, волоча домой нерадивого папашу. Юра решил для себя, что подобное унижение даже хуже, чем стоять с голой задницей перед всей группой. Но однажды то же самое случилось и с ним. В СССР день строителя отмечали второго воскресенья августа. Отец задержался по этому поводу после работы. И изрядно поднабрался, чего прежде с ним не случалось.

– Юрка, там твой батя спит на лавочке! – сообщил соседский мальчуган.

– Мой? – растерялся Юра. – На какой лавочке?

– Так в парке Николаева.

– Почему он там спит? – не понимал Юра.

– Ясное ж дело! Пьяный!

– Не может быть! – закричал Юра. – Ты ошибся!

– Точно тебе говорю. Не веришь – беги сам посмотри.

И Юра побежал, что было сил. День выдался жарким, душным, ни ветерка. Даже вечер не принес прохлады. Юра бежал, задыхаясь от раскаленного воздуха и страха. Вот та самая скамейка, и на ней действительно спит отец. Сладко, как младенец, подложив ладони за щеку. Слава Богу, Юра успел раньше милиции. Иначе отца забрали бы за нарушение общественного порядка и на работу бы сообщили.

– Папа! Папа, вставай! – чуть не плача, Юра пытался разбудить отца.

Николай Спиридонович приоткрыл затуманенные глаза и попытался отмахнуться от сына, что-то невнятно бормоча.

– Папа, сейчас милиционер придет! Вставай скорее! Пойдем домой, пожалуйста…

– Я сплю… Отстань…

– Папа…– Юра приподнимал отца за голову, стараясь усадить его на скамейке. Наконец ему удалось, и Николай Спиридонович непонимающе огляделся вокруг.

– Где это я?

– В парке. Пойдем домой, – умолял Юра.

Отец, пошатываясь, встал и тут же чуть не свалился.

– Держись за меня, – сказал Юра, закидывая отцовскую руку себе через плечо.

Нетвердым шагом, не спеша, раскачиваясь из стороны в сторону, они побрели домой. Никогда еще дорога из парка не казалась Юре такой длинной. Позорное шествие по оживленной улице города. Юра сгорал от стыда, опустив голову вниз, чтобы не встречать осуждающих взглядов. Если бы еще не слышать возмущенных перешептываний. Юра так боялся, что по дороге они встретят знакомых, и все будут думать, что его отец – алкаш. Стыд-то какой! А как соседи во дворе увидят! Что будет… Что будет…

Юра довел отца до дома, где ничего не ожидающая мать только всплеснула руками.

– Коленька! Ну как же так?

Мама никогда не ругалась на мужа, не повышала голос, не критиковала его. И в этот раз не сказала ни слова, словно ничего и не было. Она уложила его в кровать и с Юрой обсуждать случившееся не стала, предоставив Николаю Спиридоновичу возможность самому объясниться с сыном. Утром глава семейства был тих и хмур, а вечером состоялся разговор отца с сыном.

– Юра, ты прости меня, – твердым голосом сказал папа. – Подобному не место в нашей жизни. Я очень хотел бы, чтобы ты никогда не увидел меня таким. Алкоголь разрушает человека, его личность, делая похожим на скота. Да ты и сам видел. Мне так стыдно перед тобой! Обещаю, этого никогда больше не повторится. Не хочу, чтобы ты стеснялся своего отца.

Николай Спиридонович говорил с сыном на равных, как всегда, не пытаясь искать оправданий. Оступившись, он честно это признал. И нужно отдать ему должное, отец сдержал данное слово. Никогда больше Юра не видел его в таком обезличенном состоянии.

Опишу, пожалуй, еще одну историю, приключившуюся с Юрой в четвертом классе. Именно она, на мой взгляд, очень живо прорисовывает Николая и Галину Спиридоновых и их родительский образ. Самого Юрия произошедшее характеризует не с лучшей стороны, но давайте будем честны друг с другом, все мы были детьми и, бывало, совершали неблаговидные поступки.

Семейным бюджетом в семье Спиридоновых заведовала Галина Ивановна. Муж приносил домой пресловутого мамонта, а жена разделывала его тушку и распределяла, чтобы хватало на все статьи расходов. Золотая казна, бережно завернутая в носовой платок, хранилась в шкафчике под постельным бельем. Мать вела деньгам строгий учет, но Юра того не знал. Он видел только пачку бумажек, из которой мама периодически брала на нужды семьи. «Одной больше, одной меньше, – думал Юра. – Никто и не заметит». И подбадриваемый подобными рассуждениями он изъял одну десятирублевую купюру. Чтобы Вы понимали ценность десяти советских рублей, напомню, что зарплата Галины Ивановны на хлопчатобумажном комбинате за месяц составляла восемьдесят рублей. Конечно же, для Юры сумма была огромная. Он тут же побежал в спортивный магазин, расположенный недалеко от дома. Сегодня как раз завезли кожаные футбольные мячи на шнуровке, дефицитный товар, между прочим. Возможно, данный факт сыграл немалую роль в преступном деянии юного футболиста. В общем, три рубля были истрачены на приобретение мяча. Оставалось целых семь рублей. Задача истратить их за день была не из легких. В ход шли тульские пряники по 8 копеек за штуку, пломбир в стаканчике по 19 копеек, десятикопеечный лимонад «Буратино». Юный казнокрад насытился сам и угостил товарищей, и все равно оставалось еще около трех железных рублей. Юра принес деньги домой, и только тут подумал: «А вот как найдут родители, что делать? Спросят ведь, где взял». И тогда возник план легализации денежных средств. Выбросив монеты с балкона, он побежал на улицу собирать их. Сбежалась еще парочка мальчишек, и вместе они разделили клад. Теперь это были «чистые», честно найденные, правда, уже не три рубля, а всего один. И даже свидетели имелись. Мяч, к сожалению, домой нести тоже было нельзя, поэтому пришлось передать его на хранение ребятам. Каждый день назначался новый ответственный.

Конечно, Юра не рассчитывал, что пропажу денег обнаружат. Но в следующий раз, когда мама доставала заначку, она, естественно, не досчиталась десяти рублей.

– Странно, как будто денег не хватает, – удивилась Галина Ивановна. – Юра, ты не брал? – спросила она, пристально глядя на сына.

Глазки у Юры забегали, он испугался, что его накажут.

– Нет, я не брал, – соврал мальчик.

– Тогда куда же они подевались?

– Не знаю.

– Юра, если ты взял, лучше скажи! – строго сказала мать.

– Я не брал! Честно тебе говорю! Почему ты мне не веришь? – заскулил Юра.

Сердце Галины Ивановны дрогнуло. Вдруг, и правда, не брал? А она набросилась на ребенка с обвинениями. Может, сама потратила и забыла?

– Хорошо, сынок, я тебе верю.

В тот день Галина Ивановна решила ничего не говорить мужу, но за деньгами стала следить внимательнее.

После эмоциональной встряски Юра какое-то время держался, но руки так и тянулись к шкафчику с заветными бумажками. Словно на одном плече сидел ангел и отговаривал от дурного поступка, а на другом – демон, подначивающий, рисуя в воображении соблазнительные лакомства. Роль сыграл и факт безнаказанности свершенного преступления. И Юра поддался искушению. В этот раз он взял только пять рублей. Купил билет в кино за пятьдесят копеек, истратил рубль в кафетерии, а оставшиеся деньги израсходовал на сладости и лимонад, которыми щедро поделился с товарищами. Пропажу из семейной казны мама обнаружила в тот же день. Теперь она была абсолютно уверенна, что не хватает пятирублевой купюры. На сей раз она все рассказала мужу. Николай Спиридонович сделался очень мрачен, как грозовая туча.

– Брал деньги? – строго спросил он у сына.

– Не брал, – бессовестно врал Юра.

– Лучше сознайся!

– Честное слово, не брал!

– Грош цена твоему честному слову! Как можно красть у родителей? Да и зачем? Неужели мы тебя чем-то обделяем? – в голосе отца звучали горькая обида и разочарование. – Ну, украл, оступился – сознайся. Мы все обсудим.

– Не крал я ничего! – упрямо стоял на своем Юра.

– В общем так, вставай-ка ты в угол и будешь стоять там, пока не сознаешься, – заявил отец. Для него было делом принципа получить признание.

Юра стоял уже час, а папа читал книгу, сидя в кресле. Хотя он не столько читал, сколько думал о сложившейся ситуации. Конечно, ему было неприятно, что Юра так поступил, но необходимо решить, какую позицию занять, чтобы преподать сыну урок. С подобным Николай Спиридонович сталкивался впервые и действовал, так сказать, по наитию. Мама хозяйничала на кухне и избегала заходить в комнату, ей было больно смотреть на наказание сына, но она понимала, что так нужно.

– Долго мне еще стоять? – капризно спросил Юра.

– Пока не сознаешься, – категорично заявил отец. – Брал деньги?

– Не брал я! – огрызнулся Юра.

– Тогда стой дальше и думай о своем поведении.

«Вот ведь упрямец!» – с досадой подумал Николай Спиридонович.

Юра простоял еще час. Ноги затекли, и очень захотелось по-маленькому.

– Можно мне в туалет? – спросил Юра.

– Сходи и обратно в угол, – ответил отец, взглянув на него поверх книги, страницы которой вот уже пятнадцать минут забывал перелистывать.

Юра не спеша поплелся в уборную. А куда спешить? Наказание никуда не денется. Он уже сто раз пожалел, что взял эти чертовы деньги. Ругал сам себя, но признаться не мог, стыдно. Выходить из туалета мальчик тоже не спешил. Он преклонил колени, сложил в молитвенной позе ладони и зашептал:

– Боженька, пожалуйста, прости меня, что я украл деньги. Я больше никогда не буду! Правда-правда! Сделай, пожалуйста, так, чтобы папа меня простил. Пожалуйста, я очень прошу!

Юра никогда не был в церкви и ни разу не видел, как люди молятся. Как любого советского ребенка его не воспитывали в духе религиозности. Но в сложной ситуации он решил искать помощи на небесах.

– Ну что, будешь сознаваться? – спросил отец, когда Юра вернулся в свой угол.

– Нет, – упрямо повторил мальчик.

– Ладно, выходи. Не вечно же тебе тут стоять. И хоть ты и не признался, мы с тобой оба знаем, что ты это сделал. Надеюсь, ты вынес из этой ситуации правильные выводы и больше так не поступишь.

Отец злился, что не сумел добиться правды, но в то же время его впечатлила стойкость сына и сила его упрямства. «Вот если бы обратить эти качества во благо!» – подумал Николай Спиридонович.

А на следующей неделе родители ожидали гостей. Мама хлопотала на кухне, нос в муке, руки в тесте, наспех криво повязанная косынка на голове. Спешит, беспокоится, как бы не забыть чего. Отец собирает складной стол-книжку, расставляет табуреты. Юре доверили достать праздничный сервиз из буфета и расстелить новую накрахмаленную скатерть на стол.

– А Гайдаровы придут или нет? – спрашивает мать из кухни.

– Нет, не придут. Сказали в деревню срочно ехать надо. Дела у них там какие-то, – пропыхтел отец, сдвигая стол на середину комнаты.

– Так кто придет в итоге?

– Сазонов и Тихов с женами, Меркель один придет. Вот и все гости, – перечислил Николай Спиридонович.

– А дети?

– Да Бог их знает, я не спрашивал. Уж, наверное, с детьми.

– А лимонад? Лимонад-то ты купил? – ахнула Галина Ивановна.

– Забыл, Галюнь. Но ничего, пусть Юрка сбегает быстренько.

Мальчик получил от отца рубль на пять бутылок лимонаду, прихватил авоську и убежал, по дороге встретив гостей.

– Юрец, куда бежишь? – спросил дядя Борисыч, потрепав юнца по взъерошенным волосам. Как его звали на самом деле, Юра не знал, так как все величали Сазонова Борисычем.

– За лимонадом! – ответил Юра, потрясая авоськой.

Рубля хватило ровно на пять бутылок. Юра выбрал «Буратино». Запихнул стеклянные бутыли в сетку и довольный поспешил домой. Малец так торопился, что споткнулся и упал. Сумка с силой ударилась об асфальт, послышался звук бьющегося стекла, и лимонад желтыми шипящими струйками потек по дороге. Юра приподнял сетку и растерянно смотрел на осколки, острыми краями торчащие из нее. Как теперь показаться на глаза родителям? Такого простого поручения исполнить не смог. Он высыпал битое стекло в урну и поплелся домой. Веселый, смеющийся папа открыл дверь. Низко опустив голову, красный как рак, стоял Юра.

– Где лимонад? – спросил Николай Спиридонович, почуяв неладное.

– Разбил, – прошептал мальчик.

– Как разбил? Весь? – удивился отец.

– Весь. Я упал.

Николай Спиридонович недовольно поджал губы.

– Может и не разбил вовсе? Деньги потратил, а меня обманываешь? – строго спросил он.

– Нет! – Юра с отчаянием посмотрел на папу. – Я правда разбил!

– Ну ладно, – вздохнул отец. – Разбил так разбил.

Но Юра чувствовал, что папа не поверил ему или, по крайней мере, сомневается. Ему было так стыдно. В тот момент он наглядно понял, что такое репутация и как она может работать против тебя. Все мы помним детскую сказку про пастушка, который кричал «Волк! Волк!», и однажды ему не поверили.

ГЛАВА 5

Олимпийское лето, груз 200 и пионерский галстук

Если немного отойти от частной жизни советских людей и взглянуть шире на внутреннюю и внешнюю политику страны, то картина получится следующая. Холодная война, в центре которой представитель от социалистического сообщества – СССР и капиталистический гигант – США. Невидимая битва за мировое влияние велась по всем фронтам. «Железный занавес» – информационный, политический, пограничный барьер, воздвигнутый с целью изоляции социалистической ячейки от пагубного влияния свободного мира. Антизападная пропаганда. Введение в 1979 году советских войск на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания помощи дружественному афганскому народу. И на фоне всех этих событий подготовка к Играм ХХII Олимпиады. Огромная ответственность. Впервые Игры проводились в Восточной Европе, да еще и в социалистической стране. В советских СМИ сообщалось: «На Олимпиаде будут команды сразу из 80 стран, а пропустят Игры только 65». Причиной, из-за которой многие отказались от участия, стал бойкот, объявленный президентом США Джимом Картером в ответ на введение войск СССР в Афганистан. Правительство США оказывало мощное политическое давление на другие страны. Некоторые из них вынуждены были поддержать бойкот, другие разрешили своим спортсменам самим принять решение об участии в Олимпиаде. В Союз также стекались спортсмены готовые выступить под Олимпийским флагом в связи с политическими разногласиями государств. Американцам запретили ехать в Москву под угрозой лишения гражданства. Джон Картер даже отменил трансляцию Игр на национальном телевидении. Ситуация складывалась весьма напряженная.

Подготовка к такому масштабному мероприятию требовала огромного количества трудовых и экономических ресурсов. Следует учесть, что это первый подобный опыт для руководства СССР. Нужно было не только представить эпицентр социализма в выгодном свете, но и ограничить влияние западных элементов на восприимчивых советских граждан. Строились целые микрорайоны для заселения приезжих спортсменов, гостиницы для интуристов. В Москве всерьез рассматривали возможность организации трех ресторанов быстрого питания McDonalds для того, чтобы накормить наплыв иностранцев. Но руководство партии приостановило переговоры, увидев в этом опасность «протаскивания в страну пагубного влияния западного образа жизни».

За 101-й километр были вывезены нежелательные лица: алкоголики, наркоманы, дебоширы, бывшие заключенные, бездомные, проститутки. Детей из Москвы настоятельно рекомендовали направить в лагеря. Старшеклассников выслали в трудовые лагеря в Молдавии: собирать яблоки и груши. В столицу стянули сотрудников милиции и агентов КГБ из других городов. В Москве навели стерильную чистоту, в прямом и переносном смысле. На улицах непривычно тихо и пустынно.

Партийные лидеры рассматривали Олимпиаду как возможность для пропаганды социалистического образа жизни и идеологии в капиталистических странах. Демонстрировались достижения, благополучие, равенство, братство. Реклама утопического мира.

Единственным непредвиденным обстоятельством во время Игр стала смерть Владимира Высоцкого 25 июля 1980 года. 28 июля в день похорон на прощание с поэтом к Театру на Таганке выстроилась девятикилометровая очередь. Несмотря на то, что печальное событие не освещалось в СМИ, сарафанное радио сделало свое дело. Больше ста тысяч человек пришли почтить память кумира.

Продовольственное изобилие в Москве стало одним из самых ярких воспоминаний горожан. В магазинах можно было купить импортные колбасы, жвачки, сигареты, пиво в алюминиевых банках, соки с трубочкой. На каждом углу продавалась сувенирная продукция с символикой Олимпиады-80: фарфоровые статуэтки, посуда, серебряные монеты. Непомерные затраты на проведение Игр следовало окупить. Прибыль в казну шла от продажи билетов иностранцам, прав на трансляцию Олимпиады и сувениров, от спонсоров и поставщиков спортивного оборудования и инвентаря. Бойкот в данном случае был не на руку СССР, многие страны отказывались от трансляции Игр, компании расторгали договоры. Полученные доходы не покрыли и половины расходов.

Конечно, такое грандиозное международное событие не могло оставить советских граждан равнодушными. В СССР прибыло около 226 тысяч туристов. По улицам разгуливали толпы колоритных иностранцев, слышался незнакомый говор. Люди заглянули в приоткрывшуюся щель «железного занавеса». Повысился интерес ко всему заграничному. В ответ СМИ стали чаще говорить о провокациях Запада.

Нужно также отметить, в Олимпийских Играх спортсмены СССР показали лучшие результаты, что очень подняло патриотический дух. Незнакомцы поздравляли друг друга с победами своих сограждан, обнимались и целовались на улицах, в метро, у экранов телевизоров. Подготовка советских спортсменов была на высшем уровне. К 1974 году, когда стало известно, что СССР удостоился чести проведения ХХII Олимпийских Игр, обойдя Америку, значение спорта изменилось. Теперь его рассматривали как орудие борьбы в «холодной войне».

Церемония закрытия игр 3 августа 1980 года запомнилась, как самый трогательный момент. Под бурные овации зрителей символ Игр, огромный Олимпийский Мишка взмыл в небо на воздушных шарах. Люди на трибунах и наблюдающие за событием с телеэкранов плакали, пока Лев Лещенко пел:

«На трибунах становится тише,

Тает быстрое время чудес.

До свиданья, наш ласковый Миша,

Возвращайся в свой сказочный лес.

Не грусти, улыбнись на прощанье,

Вспоминай эти дни, вспоминай.

Пожелай исполненья желаний,

Новой встречи нам всем пожелай.

Расстаются друзья,

Остаётся в сердце нежность.

Будем песню беречь.

До свиданья! До новых встреч!» 7

После краткого экскурса во внешнеполитическую ситуацию, думаю, будет легче представить, в какой среде росли и формировались дети за железным занавесом.

***

Юра олимпийское лето провел у бабушки, придаваясь прелестям деревенской жизни. Вечерами, после подоя, мальчишки выводили коров в поле, на выпас. И лежа в шелковистой зеленой траве наблюдали за размеренным ходом жизни. Тяжелое солнце плавно скользило за край земли, меняя все вокруг своим багровым светом. Жучки и паучки, цепко ухватившись лапками за колоски и травинки, раскачивались под едва ощутимое дуновение ветра. Бывало, что мальчики лежали так в молчании, заложив руки за голову, прикрыв глаза и радуясь простоте и незамысловатости жизни. Иногда Шура примерял на себя роль учителя и знакомил городского с азами чувашского языка. В городе все говорили только на русском, а в деревнях еще помнили свои корни.

– Сакна чавашла мен тессе? 8– спросил Юра, лениво показывая пальцем на уползающий за горизонт кроваво-красный диск.

– Хевел, – ответил Шура, перекатявая зеленый стебелек между зубами.

– Хевел, – повторил Юра. – Солнце.

– Терес9, – хвалил Шура.

И снова дети погрузились в молчание. Так хорошо, что и говорить незачем.

– Шура, – нарушил тишину Юра, – а где твой … – Мальчик задумался. – Пичче? Старший брат? Я не видел его этим летом.

– В армию забрали, – ответил за товарища Толик Скрипин. Он считал себя лучшим другом Шуры и везде таскался за ним.

– Да ты что! – восхитился городской.

– Ага! В Афганистане служит! – с гордостью заявил Толик, как будто речь шла о его брате.

– Вот это да! Шура, ну расскажи! – взмолился Юра. – Он письма шлет?

– Шлет, но редко. Вот месяц назад последнее пришло, – неохотно ответил Шура.

– И что он пишет?

– Пишет, что горы в Афганистане очень красивые. Пустыню, пишет, видел. Только вот жалуется, жарко очень. Еще написал, что «за умелые действия в боевых операциях ему присвоили воинское звание младшего сержанта и назначили на должность командира саперного отделения», – последнюю фразу Шура поизнес четко, будто заучил ее наизусть специально.

– Вот это здорово! Ай да молодец! – с завистью в голосе сказал Юра. – Я бы тоже хотел!

– Чего хотел? – спросил Шура.

– Ну, в Афгане служить.

Шура как-то странно посмотрел на друга и вдруг сказал:

– Витька добровольцем в Афган ушел. Подал заявление, чтобы его именно туда направили. А матери письмо написал: так, мол, и так, еду в Афганистан. Мама как прочитала, так и упала в обморок. В себя пришла потом и проплакала весь день. Все причитала: «Ну как же так, сынок?». Вот теперь каждый день на почту бегает. Все письма ждет. Как получит, радуется. Читает и плачет. Не получит – ходит чернее тучи. Ночами не спит. Все вздыхает, – Шура и сам тяжело вздохнул.

Юра все никак не мог понять, чего же она плачет-то. Ее сын – командир саперов! Гордость семьи! А она ревет, глупая. Странные эти женщины, конечно.

После разговора с мальчишками прошло почти полгода. Юра проснулся среди ночи от истошного душераздирающего крика. Он испугался, не мог понять, что происходит. Родители тоже проснулись.

– Мама, что случилось? – спросил Юра.

– Ничего, спи, сынок, – ответила мама, но в голосе Юра различил беспокойство.

Отец вышел в коридор, приоткрыл дверь и тут же закрыл.

– Что там, Коля?

Отец тяжело вздохнул и тихо ответил:

– Груз 200.10

Мама приглушенно ахнула:

– Как же так? Бедная Антонина!

Юра ничего не понял из перешептываний родителей, только уловил знакомое имя. Антонина. Это была их соседка по площадке, красивая, статная женщина. Она очень нравилась Юре: такая приветливая, яркая, эффектная, веселая. «Неужели это она так кричала? Что же случилось? И почему родители не вышли ей помочь?», – думал Юра.

На следующий день был выходной, Юра вышел из дома, чтобы погулять на улице. На площадке – непривычная суета. Дверь в квартиру соседки нараспашку. Туда-сюда снуют люди в серой армейской форме, с солдатской выправкой. Юра засмотрелся на них, его привлекал вид формы, неразрывно связанный в его голове с долгом, честью и отвагой. Мальчик с любопытством заглянул в квартиру Антонины. В центре комнаты на деревянных табуретках водрузили цинковый ящик, возле которого на стульчике сидела тетя Тоня. Буквально за ночь она переменилась. Годы, с которыми она так успешно боролась, вдруг взяли верх. Кожа стала желтой, как пергамент, глубокие морщины прорезали ее красивые черты. А глаза… Глаза поблекли, из ярко синих став пепельно серыми и пустыми. Она не замечала ничего и никого вокруг себя, впав в кататоническое состояние.

Юра воспользовался суетой вокруг и незамеченным проскользнул в квартиру. Подойдя поближе к цинковому ящику он заметил на крышке маленькое окошко. Он с интересом заглянул в него и отпрянул. Сквозь стекло виднелось лицо юного солдата. Точнее, оно больше походило на посмертную маску, только без ушных раковин. Юра узнал Сергея, сына Антонины. Ему едва ли больше девятнадцати. В памяти вставал его образ: красивый, молодой, веселый, живой. Живой… А теперь вот лежит в цинковом гробу. Краски юности сошли с его лица, словно отлитого из воска.

Юра был потрясен до глубины души. Теперь он видел оборотную сторону долга, чести и отваги. На нетвердых ногах мальчик вышел из квартиры и спустился вниз. На скамейке у подъезда курил молодой солдатик. Юра сел рядом. Какое-то время оба молчали. Потом солдатик спросил:

– Ты сосед Сереги?

Мальчик молча кивнул.

– Да, брат, хороший он был человек.

Снова кивок.

– Жаль его. И мать жаль. Думал, умрет от горя. Не знал, что это так тяжело, сопровождать товарищей домой, – цыгарка в его руке дрожала.

– Как он умер? – спросил Юра.

– Как умер? – повторил вопрос солдатик, оценивающе гляда на пацана, раздумывая, стоил ли ему знать. Но все же решил ответить. – Серега попал в плен к душманам. Они привязали его к дереву. Отрезали уши. Истыкали всего ножом и оставили истекать кровью, – говорил он ровным голосом, как о чем-то совершенно будничном.

– За что? – ужаснулся Юра.

– Потому что он «шурави».

– Шурави?

– Так называют советских солдат в Афгане. Моджахеды11 ненавидят нас за то, что мы пришли в их земли.

Юра кивнул, будто все понял.

– Ладно, брат, бывай, – сказал солдат, затушив свою цигарку и бережно убрав в карман.

***

Время никогда не останавливает свой бег, не замедляется, перемалывая трагедии людей своими неумолимыми жерновами. Время не лечит, оно заполняет пространство новыми событиями, людьми, эмоциями. Юра был потрясен смертью соседа. Гораздо сильнее, чем сам мог предположить. В силу возраста он не мог дать оценку случившемуся, но помнил многие годы.

Одиннадцатилетний Юра учился в четвертом классе. Начальная школа отходила прошлому, в недалеком будущем маячили красный галстук и значек пионера. Ну и, конечно, первая любовь. Девочку, в присутствии которой сердце начинало трепыхаться в груди, как раненная пташка, звали Ольгой Ивановой. Умница, отличница и красавица Оленька нравилась почти всем мальчишкам в классе, отчего ее длинные золотистые косы часто страдали. Как иначе выразить свои чувства, если не дерганьем за косу? Вот и ребята не знали, как, поэтому выбирали единственно доступный способ. Юра, конечно, не мог так поступить с объектом воздыхания, поэтому только завистливо наблюдал, как якобы разгневанная Оля гоняется со шваброй за Лешкой Песчинским, задирой и шалопаем, по совместительству близким другом Юры. Длинные белые ленты развивались следом за Олей, решительно настроенной свершить благородную месть за испорченный бант, аккуратно вплетенный мамой в косу. Юра все бы отдал, чтобы оказаться на месте Алеши и вкусить толику внимания от девочки-мечты.

– Держите его! – требовала Оля помощи от подруг, проскакивая между партами под громкий хохот и улюлюканье мальчишек, грозно при этом потрясая шваброй в воздухе, как боевым томагавком. Но куда там девчонкам удержать его! Шустрый Лешка уворачивлся от цепких пальцев, перелетая через стулья и парты.

– Не поймаешь! Не поймаешь! – поддразнивал хулиган Олю и тут же молниеносно подскакивал к преследовательнице и дергал за косу. Но его наглость не прошла безнаказанно, и девочка хорошенько приложила ему древком швабры по спине.

– Ой-ей-ей! – застонал Леша и получил в ответ дружный хохот всего класса.

И именно в этот момент в кабинет вошла классная руководительница. Еще в коридоре она услышала шум и гам.

– Иванова! Ольга! – удивленно и возмущенно воскликнула Елена Сергеевна. – Что здесь происходит?

Оля стояла посреди класса, раскрасневшаяся, растрепанная, все еще крепко вцепившись в орудие мести. Дети резко притихли, разбежавшись по своим местам.

– Иванова, от кого – от кого, но от тебя никак не ожидала! – отчитывала девочку Елена Сергеевна. – Ты ведь командир звездочки! Какой пример ты подаешь товарищам? Да на тебя равняться должны! А ты в драку!

Оля виновато повесила голову на грудь.

– Я расчитывала выдвинуть на классный совет твою кандидатуру для зачисления в пионерию. Но, видимо, нужно на разбор поведения в совет дружины. Надо же! Кто бы мог подумать! И это наша отличница! – вздыхала учительница разочарованно.

Красные пятна покрыли лицо девочки. От стыда хоть сквозь землю провались. Было очень обидно, что выговор получила за Лешку, но сдавать товарища не стала. Такой поступок не достоин будущего пионера, считала Оля.

Юра так сильно переживал за одноклассницу и злился на Песчинского, словно лично от него пострадал. И после школы поколотил друга как следует, правда истинной причины своей агрессии не выдал. Не хватало еще, чтобы ребята в классе дразниться стали, что он влюбился. На душе полегчало. Чувствовал себя героем, отстоявшим честь дамы сердца.

Несмотря на такие вот происшествия дети в классе были очень дружные, сплоченные. Жили все одинаково: одевались в одинаковую полушерстяну колучую форму, протертую в коленях и локтях, питались одинаково, отдыхали одинаково, но были абсолютно счастливы и довольны тем, что имели, так как не знали, что бывает по-другому.

Зимой Юра захворал. Когда во дворе горку ледяную мастерили, он воду в ведре из дома таскал. Да только так спешил, что из тяжелого ведра вода через край переливалась да прямо в сапожки. Ноги намокли, но ведь не домой же идти. Других сапог все равно нет, а ждать, пока просохнут, долго. Так целый день и пробегал на улице с мокрыми ногами, а на следующий день слег с температурой. Плохо болеть. Скучно. Ребятня после школы на горке катается, которую он так старательно строил вместе с ними, а Юра в окно за ними наблюдает. День сидит дома, два сидит. Совсем сник. И тут вдруг звонок в дверь. Юра удивился, кто бы это мог быть. Открывает дверь, а там целая орава ребятни. И Оля Иванова с подружкой Лариской, и Леша Песчинский, и Федька Калинов, и Олег Степанов, и Толик Воротников. Вот так сюрприз!

– Тебя два дня в школе не было, – сказала Оля. – Мы пришли проведать тебя.

Юра зарделся. Приятно очень, когда о тебе беспокоятся, особенно если Оля Иванова.

Федька с Лешкой, не дожидаясь приглашения, наглым образом проскочили в квартиру и разулись.

– Проходите, – вежливо предложил Юра, пропуская ребят, все еще не веря, что впервые будет принимать в гостях Олю.

– Почему уроки пропускаешь? – строго спросила Лариса.

– Заболел, – ответил Юра.

– Ах, заболел. Это, конечно, уважительная причина, – растягивая слова и как-то по-взрослому ответила Лариса.

Дети побросали ранцы на пол, а сверху горой свалили шубейки и пальтишки.

– Чай с вареньем будете?– спросил Юра, стараясь проявить гостеприимство.

– Будем, – единогласно решили дети.

Юра поставил на газовую плитку большой алюминиевый чайник и хотел достать чайные чашки, но в последний момент застеснялся ставить на стол разрозненные, с надколотыми краями кружки. Не каждый день ведь Оля Иванова к нему в гости ходит. И достал из серванта мамин любимый чайный сервиз на шесть персон. Нарядно и празднично заиграл стол, в центре которого возвышалась банка малиного варенья. Кухня была маленькая, стульев на всех не хватало, поэтому ребята заполнили собой все свободное пространство: они расселись на подоконнике, на кухонных тумбочках.

– Завтра контрольная по математике, – сообщила Оля. – Ты готов?

Юра неопределенно пожал плечами, мол, кто знает, готов или нет.

– А ты вообще придешь завтра? – спросил Леша Песчинский.

– Наверное, нет. Я еще не выздоровел.

– Да ты, наверное, специально перед контрольной заболел, – фыркнула Лариса.

– Ничего я не специально! – возмутился Юра.

– Заболел – не заболел – все равно Елена Сергеевна заставит контрольную писать, – вступился за друга Федя.

– А давай мы контрольную напишем и тебе ответы дадим! – предложил двоешник Толик Воротников.

– Кто даст? Ты что ли? – прыснул со смеху Лешка. И оценив свою шутку захохотал еще громче, специально выдавливая из себя звуки, похожие на хрюканье.

– Почему я? Может Оля или Лариса. У них всегда пятерки по математике.

– Да, размечтался! – возмутилась Лариса. – Пусть сам готовится! Правда Оля?

Оля растерялась, ей было не жалко дать списать, но спорить с подругой не хотела.

– Мы можем помочь тебе подготовиться, – робко предложила она. – Хочешь?

– Хочу! – заулыбался Юра, предвкушая, как они с Олей сидят за столом, низко склонившись головами друг другу и решают вместе задачки.

– А хлеб есть? – прервал счастливые мечты вечно голодный Олег.

– Есть.

– А сахар?

– Есть, – ответил Юра.

– Тащи!

Юра извлек булку белого хлеба и сахарницу. Нарезав хлеб толстыми ломтями, Олег присыпал каждый кусок сахаром и смочил сверху водой.

– Вот! – довольно заявил он, ставя тарелку с лакомством перед гостями. Угощение исчезло в мгновение ока.

– Кто поможет Юре сегодня с математикой? – спросила Оля.

– Леша, Олег и Толик не справятся. Им самим помогать надо, – безапеляционно заявила Лариса.

– Ну и ладно! Больно хотелось, – надулся Леша. Остальные смиренно решили, что на правду не обижаются и ушли домой, прихватив с собой и Лешу.

– Я бы помог, но мама просила в магазин сходить и убраться дома, – виновато сказал Федя и тоже ушел.

Остались Оля и Лариса, вознамерившиеся честно выполнить товарищеский долг. Юра был бы только рад, чтобы Лариса вдруг вспомнила о важных делах и препоручила его подруге, но ничего важного у Ларисы не оказалось. Юра достал учебник по математике и черновик.

– Открывай учебник на странице 35, – учительским тоном скомандовала Лариса. – Мы в школе решали задачку под номером 4. Открыл?

– Открыл, – недовольно буркнул Юра.

– Задача на проценты. Читай.

Юра читал задачу, но никак не мог на ней сконцентрироваться. Даже не понимал о чем речь. Не потому что он глупый. А потому что рядом, на диване сидела Оля и смотрела на него.

– Записывай условие, – Лариса цепко схватила бразды правления в свои руки и отпускать не собиралась. – Ну что ты пишешь? Будь внимательнее! В первый день выполнили 30% от плана по сбору пшеницы! А ты пишешь 40!

– Я задумался, – буркнул Юра.

– Хватит в облаках летать. Товарищи время на него тратят, а он ушами хлопает.

Справиться с задачей никак не получалось. Если честно, Юра уже давно понял, как нужно ее решить, но надеялся, что Ларисе надоест и в дело вступит ее подруга. Но Лариса не готова была сдаться так легко, а Оля только наблюдала и обреченно вздыхала. Когда девочки ушли, Юра очень злился на Ларису.

Нужно отдать Оле должное, бросить товарища в беде она не могла. И когда Юра пришел в школу, втайне от Ларисы подсунула ему листок с решением контрольной.

На 22 апреля 1980 года в школе было назначено праздничное мероприятие, посвященная вступлению новобранцев в пионерию. Событие по традиции приурочили ко Дню рождения вождя мирового пролетариата В.И.Ленина. Прежде, чем удостоиться чести носить гордое звание пионера, нужно было пройти два этапа. Сначала кандидатуры выдвигались внутри класса. Коллектив выбирал достойных. Критиковал, одобрял, пока в списке не окажется десять лучших учеников. Не переживайте, рано или поздно пионером становился каждый, но только первую волну посвящения проводили на торжественной линейке. На следующем этапе эта десятка проходила собеседование с советом школьной дружины. В совет дружины входили 2-3 представителя от каждого класса. Именно они должны были принять решение, кто достоин пополнить пионерские ряды. Собеседуемый назубок рассказывал Законы юных пионеров.

Пионер предан Родине, партии, коммунизму.

Пионер готовится стать комсомольцем.

Пионер равняется на героев борьбы и труда.

Пионер чтит память погибших борцов и готовится стать защитником Отечества.

Пионер лучший в учебе, труде и спорте.

Пионер дисциплинирован.

Пионер – честный и верный товарищ, всегда смело стоящий за правду.

Пионер – товарищ и вожатый октябрят.

Пионер – друг пионерам и детям трудящихся всех стран.

Пионер честен и правдив. Его слово – как гранит.

Если у членов совета возникали сомнения в возможности принятия того или иного ученика, могли спросить еще и обычаи пионеров, которые каждый пионер знать обязан.

Пионер не валяется в постели утром, а поднимается сразу, как ванька-встанька.

Пионеры стелют постели своими, а не чужими руками.

Пионеры моются тщательно, не забывая мыть шею и уши, чистят зубы и помнят, что зубы – друзья желудка.

Пионеры точны и аккуратны.

Пионеры стоят и сидят прямо, не горбясь.

Пионеры не боятся предлагать свои услуги людям. Пионеры не курят; курящий пионер уже не пионер.

Пионеры не держат руки в карманах; держащий руки в карманах не всегда готов.

Пионеры охраняют полезных животных.

Пионеры помнят всегда свои обычаи и законы.

Идеология. Воспитание. Дисциплина. Порядочность. Ответственность. Пионерия осталась для нас в далеком прошлом, истории о ней быльем поросли. Заставшие тот период разделились на два лагеря. Первые до сих пор ностальгируют вспоминая Советский Союз и причитают: «Такую страну развалили!». Для них этот период жизни связан с чувством стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Грустно вздыхают: «И люди были другие!». Канула в Лету целая эпоха и вместе с ней добрый, щедрый, честный, порядочный, самоотверженный, жертвенный советский народ. Из второго лагеря кричат: «Куда же подевались эти самые мифические персонажи?». А в самом деле, куда? Как же вдруг с развалом Союза они превратились в общество потребления, что мы имеем теперь?

Противники социалистического режима с ужасом вспоминают дефицитные товары, пустые полки, талоны, бесконечные очереди, плотно вошедшее в обиход слово «блат», колючую школьную форму. А хочется джинсов, жвачку, заграничную пластинку и колбасу в ассортименте.

Мнение каждого имеет место быть. Нет правых и заблуждающихся. Но стоит признать одно, если рассматривать СССР как площадку для глобального эксперимента над людьми, то результаты были ошеломляющими. В обществе формировалась единая коллективная идеология. С пеленок в человеке развивали лучшие его качества и порицали темные стороны натуры. Нутро, конечно, невозможно вынуть и заменить, но можно загнать худшую часть себя подальше от окружающих. На благодатной почве при таком подходе всходили здоровые плодородные побеги, неблагодатная – в меньшей степени заростала сорняками.

Юра до последнего не верил, что попал в список кандидатов. Не верил, когда учительница назвала его имя. Не верил, что товарищи проголосовали за него почти единодушно. Не верил даже, когда тихим голосом рассказывал Законы пионеров перед Советом дружины. И очень удивился, когда было решено принять его в пионеры.

Праздничная линейка. Юра Спиридонов рядом с Олей Ивановой громко и с гордостью произносит клятву пионера:

– Я, Юрий Спиридонов, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, перед лицом своих товарищей, торжественно клянусь: горячо любить свою Родину; жить, учиться и бороться как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия; всегда выполнять законы пионеров Советского Союза.

Над площадью перед школой реет красный флаг. Долговязый комсомолец повязывает на шею пионерский галстук, словно скроенный из той же материи, что и знамя революции, и надевает на пиджак значок «Всегда готов!».

Громкоговорители трещат, исторгая из себя гимн пионеров.

«Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы, пионеры, дети рабочих.

Близится эра

Светлых годов,

Клич пионера —

«Всегда будь готов!»

Радостным шагом, с песней веселой,

Мы выступаем за комсомолом.

Мы поднимаем алое знамя,

Дети рабочих, смело за нами!

Грянем мы дружно песнь удалую

За пионеров семью мировую». 12

И дети счастливы, безмятежны и спокойны. Им обещают, что «близится эра светлых годов». Они уверенны, что каждому из них есть и всегда будет место под солнцем в родной стране. План, порядок, дисциплина, стабильность – вот, что ждет их впереди. Ведь партия всегда позаботится о своем стаде.

ГЛАВА 6

«Аэлита-101», телескоп Максутова и легендарные «варенки»

Понятие города-спутника появилось в СССР во второй половине ХХ века. Находились такие поселения на расстоянии не более тридцати километров от крупного города и часто имели общую систему коммуникаций. Создавались они с целью решения ряда проблем, таких как: перенаселенность, переуплотненность городской среды, плохая экология, проблемы транспорта. Города-спутники разгружали чрезмерно разросшиеся мегаполисы. Появление их также связано с тем, что в 1955 году правительством СССР было выдвинуто требование прекратить строительство промышленных объектов в крупных городах. Промышленное строительство перенесли за пределы городской черты. Для работников предприятий строили дома, развивали инфраструктуру. В общем, создавали комфортные условия для жизни. Нужно ведь было привлекать население из привычной среды в строящиеся спутники. Соответственно, и продовольственное обеспечение в молодых городках было лучше. И дефицитные продукты в общем доступе. У города Чебоксары, он же Шупашкар по-чувашски, с 1965 года тоже появился собственный спутник – Новочебоксарск. Возводить его начали в 1960 году в связи со строительством химического комбината. Располагался Новочебоксарск не далее восемнадцати километров от своего большого брата. О довольстве города и полных полках в магазине ходили легенды. Доходили они и до детских ушей.

Вспоминая советское детство, хочется обратить особое внимание на патриотическое воспитание. Начиная с детского сада и заканчивая студенческим годами молодое поколение созревало в пропаганде социалистического патриотизма. Дети знали героев Великой Отечественной Войны, их подвиги и вклад в победу. Писали сочинения о долге перед Родиной. Пели песни и учили стихи, одобренные советской цензурой. Боготворили партийных деятелей и руководство страны. Фразы из «Морального кодекса строителей коммунизма» воспринимались как свод Законов: «кто не работает, тот не ест», «любовь к социалистической Родине», «каждый за всех, все за одного», «человек человеку друг, товарищ и брат».

***

11 ноября 1982 года на уроке музыки объявили траурную минуту молчания. Детям сообщили, что 10 ноября скоропостижно скончался генеральный секретарь ЦК КПСС13 Леонид Брежнев. Страна узнала о том, что оказалась обезглавленна только на следующий день. Многие лишь догадывались, что 10 ноября умер кто-то из партийных лидеров, так как по телевидению отменили праздничный концерт ко Дню милиции, по радио весь день звучала минорная классическая музыка, а на вечернем выпуске новостей ведущие выступили в траурных черных костюмах. Люди гадали, кто же ушел из жизни, перешептывались. Народ не ожидал, что потерял генсека. В день прощания смотрели трансляцию похоронной процессии Брежнева и плакали у экранов телевизоров, провожая вождя. Восемнадцать лет он находился у руля, и его смерть стала для всех потрясением. Вспоминая тот день, когда дети стояли минуту в испуганном молчании, отдавая дань уважения генеральному секретарю, Оля Иванова удивляется своим недетским чувствам. Это был не просто страх перед смертью как таковой. Это была тревога, отчаянное беспокойство за будущность страны. Кто же теперь займет пост руководителя? Как сложится судьба Отчизны?

***

Если бы мы спросили Юру или его одноклассников, какой год стал самым запоминающимся в период учебы, они не задумываясь ответили бы: «Шестой класс». Так уж вышло, что ребята остались без классного руководителя и были предоставлены сами себе, что, между прочим, позволило раскрыться их организаторским способностям. Взять, к примеру, празднование Нового 1983 года.

– Товарищи! Нужно решить, как поступим с подарками к празнику, – поставила Лариса вопрос на повестку дня.

– Правильно! – поддержла Оля. – Сегодня 24 декабря. Пора бы уже что-то решить.

– А что тут решать? Деньги надо собрать, – вставил Федька Калинов.

– Надо! По сколько скидываемся? – спросила Оля.

– Рубля по два. Не меньше, – с серьезным видом заявил Олег Степанов.

– А не много? – засомневалась Оля.

– Нет, в самый раз! – уверенно сказал Олег.

– Для начала нужно определиться, что покупать будем, – внес предложение Лешка Песчинский.

– Как обычно: мандарины, яблоки, конфеты, – ответил кто-то из ребят.

– Это, конечно, хорошо. Только мама вчера все магазины обошла: нет мандаринов.

– Да и конфеты в дефиците. Особенно перед Новым годом. По талонам.

– А мы в Новочебоксарск поедем! – придумал Спиридонов.

– Зачем? – удивились ребята.

– Так за подарками! Там все есть! Папа рассказывал, – пояснил Юра.

– С кем же мы поедем? – засомневалась Лариса.

– Сами поедем! Иначе так и останемся без подарков! – решили ребята.

И ведь поехали! На автобусе. Дружно, всем классом. Только Толя Воротников не поехал. Заболел. Но два рубля сдал, чтобы и для него подарок купили. Родителям, конечно, ничего не сказали. Иначе, ясное дело, не пустили бы их одних. Убедились ребята, не врут слухи про роскошное снабжение города. И мандарины, и яблоки, и конфеты, и даже орехи купили! Не современный гипермаркет, конечно, но по тем временам и это – роскошь.

Школьной елки у детей в том году тоже не было. Без руководителя их класс необъяснимым образом выпал из поля зрения администрации школы. Но и тут дети проявили смекалку. Договорились провести беседу каждый со своими родителями. Вдруг кто согласится организовать мероприятие у себя дома. Думаю, от такой просьбы у родителей волосы на голове зашевелились. Еще бы! Тридцать детей в весьма ограниченном пространстве. Бедлам гарантирован! Но мама Феди Калинова – святая женщина – трудностей не боялась. И гостеприимно приняла в свои сорок шесть квадратных метров целый класс. Столы, стулья, табуреты собирали по всему подъезду. Из трех табуреток и доски импровизировали скамейки. Продукты несли из дома, кто чем богат, как говорится: горошек, колбаса, соленья, картошка, яйца, шпроты, пельмени, майонез. И там же на калиновской кухне девчонки готовили праздничный стол, пока мальчишки таскали мебель от соседей. А Юра стал просто героем дня! Принес из дому магнитолу. И не какую-нибудь там! А «Аэлиту-101»! Чудо советского производства! Да еще и касету Демиса Руссоса! Этого парня очень любили в Союзе независимо от возрастной категории. Его чарующий голос и новое направление так называемой бит-музыки покорило сердца советских граждан. С гордым видом Юра установил солидный аппарат на подоконнике среди зеленой растительности в горшках. Аккуратно при помощи карандаша отмотал кассету на начало, вставил в магнитолу, включил и…

«From souvenirs to more souvenirs, I live

With days gone by when our hearts had more to give

From souvenirs to more souvenirs, I live

With dreams you left behind

That keep on turning in my mind»14, – лирический тенор Руссоса заполнил комнату.

– Ух ты! «Аэлита-101»! Где достал? – восторженно спросил Федя, пока мальчишки, завистливо вздыхая, изучали кассетник.

– Да, дядька дал, – с деланно равнодушным видом ответил Юра, хотя при этом все внутри него ликовало.

– Дядька? Это который к вам жить приехал? – уточнил Калинов.

– Ага, он самый.

– Крутой мужик! Надолго он к вам?

– Не знаю. Сказал, как получится.

В семье Спиридоновых, действительно, было пополнение. Дядя Вова приходился им дальним родственником со стороны отца. Настолько дальним, что Юра до конца не понимал, в каком именно родстве они находятся. Но это не помешало Николаю Спиридоновичу и Галине Ивановне радушно принять его в своем доме на неопределенный срок. Называл его «дядей» Юра достаточно условно, так как Володя находился в весьма молодых летах, лет двадцати, может, чуть больше. Он только вернулся из армии, где служил в пограничных войсках, и устроился на работу в городе, а так как сам был из деревенских и жилплощади в Чебоксарах не имел, вот и подался к единственной городской родне. Появлению свежей крови в доме Юра был несказанно рад. Уважение к дядьке возникло сразу же, как только он возник на пороге в своей серой армейской шинели. Форма пограничника стала для мальчика лучшей визитной карточкой.

– А еще кассеты есть, Юрец? – спросил кто-то из мальчишек.

– Ага! «Secret Service». Альбом «Flash In The Night».

Ох, как Юру распирало от гордости!

– Круто! Включай!

И Юра переставил кассету. Пронзительный голос шведского вокалиста Улы Хоккансона пел о том, что с приближением рассвета ни надежды, ни огня.

«As a break of dawn came closer

AII my hopes seemed so forlorn.

The misty signs of laughter

And the light eluded all.

My despair was caught in motion

A face just barely true -

Shadows in blue.

A flash in the night…». 15

Дети не понимали слов песни, но после набивших оскомину родных советских хитов, новые звучания зарубежной эстрады казались свежим дуновением ветерка в лицо, глотком воздуха свободы.

Мальчики робко приглашали девочек на медляки. Скорее всего для каждого из них это был первый парный танец.

Юра мечтал танцевать с Олей, в конце концов, ведь это именно он принес магнитолу. Но решиться никак не мог. И тогда он усвоил один очень важный урок: если долго хлопать ушами, то рискуешь увидеть, как твоей мечтой завладевает другой, более решительный и нахальный. Как Лешка Песчинский, который уже кружил в танце, крепко вцепившись в Олю своими когтистыми пальцами. Того и гляди поцелует ее на виду у всех! По крайней мере, в глазах Юры все происходящее приобрело именно такой возмутительный оттенок. На самом же деле Леша и Оля танцевали вполне невинно, на вытянутых руках, неловко перебирая ногами и отдавив друг другу пальцы. Краснели, как раки, и старались не встречаться взглядами. И если Ольга обладала определенной грацией в силу того, что она все-таки маленькая женщина да в добавок уже несколько лет занималась в танцевальном кружке Дома культуры, то Песчинский напоминал неуклюжего медведя, вывалившегося из берлоги после зимней спячки. Данное наблюдение хоть немного, да утешило Юру.

Так и не набравшись смелости пригласить Иванову на танец, Юра решил уличить удобную минутку и просто поболтать. Такая возможность предоставилась, когда Оля подошла к «Аэлите», чтобы рассмотреть коробочки из под кассет.

– Нравится музыка? – спросил Юра.

– Да, – улыбнулась Оля. – Молодец, что принес магнитолу.

Юра не знал, что бы такого спросить для продолжения беседы.

– Как дела у твоего брата? – наконец нашелся Юра.

– Да вроде неплохо.

Брат Оли Ивановой служил в Афганистане уже второй год, и девочка очень скучала по нему.

– Пишет?

– Пишет, но как-то не по-настоящему.

– Как это, не по-настоящему? – удивился Юра.

– Слишком у него все хорошо. Как будто он не хочет нас расстраивать. Это мама так говорит. И это пугает ее еще больше, чем если бы правду писал. Она уже не верит его письмам. Вскрывает конверт и первым делом нюхает. И нам с папой понюхать дает.

– Зачем? – еще больше удивился Юра.

– Не пахнет ли лекарствами, больницей. Он ведь не признается, если вдруг что плохое произойдет. Отец ругает маму. Говорит, раз пишет – значит живой. И то ладно. Но сам тоже переживает, хоть и старается не показать.

– Да, война – не шутка, – серьезно заметил Юра. И со скорбным лицом продолжил:

– Вон у меня сосед в Афгане служил, а как-то ночью…

– Не рассказывай, – перебила Оля. – Пожалуйста. Я не хочу знать. Мне тогда еще тяжелее будет.

Юра все понял и решил исправить ситуацию.

– Почему же тяжелее? Я хотел сказать, что он вернулся домой. Цел и невредим.

– Правда? Ну это хорошо, – и Оля с благодарностью улыбнулась товарищу.

Вот и еще один урок: женщинам не всегда нужно говорить правду. Слишком уж они ранимые.

Руководство школы, прослышав о новогодних посиделках шестиклассников дома у Калиновых, остались очень недовольны. Даже вызвали маму Феди к директору и отчитали как следует. Не положено. Но ситуацию взяли-таки под контроль и выделили для класса временного руководителя – студента-практиканта. Александр Григорьевич Прибрежный в скором времени готовился стать дипломированным учителем географии и астрономии. Молодой, неопытный, но инициативный, активный, полный педагогического задора и еще не выгоревший на рабочем месте. Он стал настоящим подарком судьбы для детей. За все шесть лет в школе ни один, даже самый заслуженный педагог, не уделил им столько времени и внимания, как Александр Григорьевич.

Каждый понедельник дети приходили на тридцать минут раньше обычного на урок политинформации. Оценки по предмету не ставили, но явка – строго обязательна. Дежурство распределяли по звездочкам. Политинформатор звездочки готовил доклад о произошедших за неделю значимых событиях в Союзе. Новости черпал в основном из СМИ. Делал вырезки из газет и делил темы между членами звездочки. И затем в течении получаса нудно и монотонно пересказывали очередной доклад. Одноклассники зевали, делая вид, что внимательно слушают, но на самом деле всем было неинтересно.

– 13 января в Кремле под председательством кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, первого заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузнецова состоялось очередное заседание Президиума Верховного Совета СССР, – одна только Оля Иванова обладала удивительным талантом сохранять бодрость и интузиазм при чтении наискучнейшей информации. Прирожденный докладчик!

После урока политинформации, ведение которого доверили Александру Григорьевичу, он попросил задержаться.

– Ребята, я предлагаю вам собраться сегодня в 9 часов вечера на школьном стадионе.

– Зачем? – спросили дети.

– Я хочу показать вам нечто удивительное! – хитро улыбнувшись, ответил практикант. – Только предупредите родителей, чтоб они не волновались. Вернетесь домой не позже десяти.

С нетерпением дети дождались вечера и в 9 часов все, как один, ждали учителя в условленном месте. Прямо на беговой дорожке стояли парта и два стула. Детям оставалось только гадать, как они здесь очутились. Александр Григорьевич появился, сияя, как начищенный самовар, и бережно неся в руках нечто, завернутое в покрывало.

– Что там у Вас? – любопытствовали дети.

– А у меня тут результат гения Дмитрия Дмитриевича Максутова, – ответил Прибрежный и засмеялся, увидев, как лица детей растерянно вытянулись. – Товарищ Максутов – ученый, оптик. Изобретатель менисковой оптической системы и создатель телескопа, который я сейчас держу в руках.

– Телескоп! Ух ты! Здорово!

– Мы будем смотреть на звезды! – восторженно затараторили дети.

– Да, мы будем смотреть на звезды, – подтвердил Александр Григорьевич, радуясь реакции школьников. Он установил штатив телескопа на парте, заглянул в окуляр, настраивая прибор, и продолжил свой краткий экскурс в историю. – Знаете, больше всего меня впечатляет тот факт, что так называемые школьные телескопы Максутова стали выпускать в 1945 году, то есть после окончания войны. Представьте себе страну, истощенную годами противостояния фашистким захватчикам, требующую восстановления. И во всем этом хаосе нашлись люди, средства, возможности наладить производство телескопов. Телескопов! Представляете? Казалось бы, других проблем разве нет? Но это сочли необходимым. И знаете, я считаю, решение было абсолютно верным. Что бы ни творилось вокруг, дети должны иметь возможность видеть удивительный мир, расстилающийся над нашими головами. Иногда я сам впадаю в уныние, и тогда мне достаточно поднять голову к небу, к мириадам светящихся точек, чтобы понять: я лишь песчинка в огромной системе мироздания. Надо мной же нечто вечное, нерушимое. То, что было задолго до меня, и будет задолго после. И знаете, все печали улетучиваются. Ведь оказывается, что они такие мелкие и незначительные, что не стоят того, чтобы о них думать, – Александр Григорьевич глубокомысленно улыбнулся. Не детям. Мыслям в своей голове.

– Так, сейчас по одному подходите и садитесь рядом со мной, – скомандовал учитель.

Юра стоял ближе всех, поэтому успел первым занять место у телескопа.

– Для начала поднимите головы и посмотрите все на небо. Условия сегодня идеальные для изучения созвездий. Небо ясное, видимость отличная. Смотрите, – и он указал пальцев в сторону спутника Земли, – ориентироваться будем от Луны. Немного выше находится яркая звезда. Она называется Капелла. А теперь следите за моим пальцем. Видите, я как будто прорисовываю шестиугольник с яркими звездочками в его уголках. Видите?

– Да, видим! – закивали дети.

– Так вот это созвездие называется Возничий. Я настроил телескоп так, что сейчас вы сможете увидеть самую яркую звезду в этом созвездии – Капеллу. Пододвинься поближе к телескопу, Юра. Видишь ее? По величине это шестая звезда в небе и третья в Северном полушарии.

– Да! – восторженно отозвался Юра, завороженный сиянием звезды. – Вокруг нее столько маленьких звездочек, которых не видно без телескопа! Все небо усеяно!

– А вы знаете, что звездное небо всегда манило людей. С самых древних времен они стремились постичь его тайны. У каждого народа есть мифы и легенды о созвездиях. Так, например, согласно греческим преданиям, Капелла – это коза, которая вскормила свои молоком Зевса, когда он скрывался на острове Крит от своего отца Кроноса. В благодарность Зевс отправил козочку на небо и превратил в звезду. Юра, уступи место следующему. Ребята, не засиживаемся. Посмотрели сами – дайте остальным. Так вот, на самом деле Капелла состоит из двух близко расположенных друг к другу звезд гигантов, каждая из которых по размеру превышает наше Солнце. Одна из них в диаметре в 12 раз больше Солнца, а другая – в 7 раз.

– Не может быть! – восклицали дети.

– Почему тогда они светят не так ярко, как наше Солнце? – спросил Федя Калинов.

– На самом деле светимость Капеллы в 77 раз больше, чем Солнца, – улыбнулся Александр Григорьевич. – Солнце светит ярче только потому, что находится ближе всех остальных звезд.

Товарищ Прибрежный был натурой увлекающейся и склонной к романтике. То, с какой нежностью и любовью он говорил о далеких небесных телах, не могло не восхищать. В детях он нашел благодарных слушателей, готовых вместе с ним отправляться в космические путешествия снова и снова. Вечерние уроки астрономии стали частым явлением. И спустя десятки лет, взглянув в ночное небо, взрослые дети с улыбкой и благодарностью будут вспоминать этого странного человека.

***

В 1983 году весна оказалась особенно скорой. Знаете, так бывает, вроде еще вчера лежал снег, а уже сегодня по улицам растекаются ручейки. Деревья оживают, наполняются живительным соком, и, проснувшись утром, вдруг обнаруживаешь легкую зеленую вуаль, окутавшую их раскидистые кроны. Ощущаешь, как энергия циркулирует вокруг. Чувствуешь себя по-настоящему живым. В такие дни совсем не хочется сидеть за партой в колючей, плотной форме, в душном помещении, пропитавшимся насквозь потом твоих товарищей. Александр Григориевич безрезультатно пытался привлечь внимание учеников к карте мира, обрисовывая указкой похожий на сапожок контур Италии. Взгляды детей были в большинстве своем обращены к окнам, которые герметично утеплили к зиме ватой и полосками ткани, да так и не распаковали до сих пор. Наспех освободили только одну фрамугу, чтобы свежий воздух хоть немного проникал в помещение. Вместе с воздухом в окно лились и ароматы весны, и трель соловья. И мысли школьников утекали сквозь нее далеко-далеко.

– Ребята, может в воскресенье пойдем в поход? – спросил вдруг Александр Григорьевич.

Дети заметно оживились.

– Да, давайте!

– Отлично. Тогда поступим так: в 10 утра все собираетесь на территории школы в удобной одежде и обуви для пешего похода. Из города выедем на автобусе и дальше в лес пешком.

– Нужно распределить, что каждый из нас возьмет с собой, – предложил кто-то из ребят.

– Правильно, – согласился учитель.

И дети принялись активно обсуждать предстоящее мероприятие.

Воскресным утром ребята дружно высыпали из старенького ЛАЗа, остановившегося на конечной. Закинув рюкзаки с разным скарбом на плечи, выстроившись в колонну по двое во главе с учителем, двинулись в сторону леса. На ходу весело позвякивали жестяные кружки и чашки. По такому поводу Николай Спиридонович принес из гаража старую складную палатку, которую Юра, закинув за спину, нес с собой. Александр Григорьевич тоже подготовился, и на плече у него висела гитара.

Лагерь путники разбили на поляне под раскидистым кедром. Поставили палатку, развели костер, вскипятили чайник, приготовили суп из тушёнки, запекли картошку на углях. Плотно поели и сели тесным кругом поближе к учителю. Тревожно звякнула гитарная струна, Александр Григорьевич откашлялся и запел низким голосом.

– Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так.

Если сразу не разберешь плох он или хорош.

Парня в горы тяни, рискни, не бросай одного его

Пусть он в связке одной с тобой, – там поймешь кто такой. 16

Вот так у детей зародилась любовь к Высоцкому. В дыму костра, под легкий шелест листвы. Забавно, насколько один человек может повлиять на формирование податливого детского сознания. И я сейчас не о Высоцком.

Обратно добирались на попутке. Всем классом забились в открытый кузов ЗИЛа, расселись прям на полу и поехали. Дети утомились за день, перенасытившись кислородом и впечатлениями, поэтому ехали молча. Вдруг грузовик затормозил. Дети выглянули из кузова, определяя причину остановки.

– Госавтоинспектор Прокопов, – вот и причина. – Почему нарушаем правила перевозки людей? – строго спросил представитель ГАИ.

– Товарищ, так детей на дороге подобрал. Устали, попросили подвезти. Как тут отказать? – оправдывался сердобольный водитель.

– Тем более что дети! Разве можно в кузове грузовика людей возить? А вдруг ДТП? О безопасности детей в первую очередь нужно думать!

– Простите нас, пожалуйста, – вступился Александр Григорьевич. – Водитель не виноват. Это я несу ответственность за детей. Я их учитель.

– Плохо же вы несете свою ответственность, – укорил инспектор. – Штраф водителю все-таки выписать придется.

У водителя изъяли права и выписали квитанцию на оплату штрафа.

– Оплатите в сберкассе и потом в районном отделении заберете свои права, – объяснил инспектор.

Дети посовещались между собой и опустошили карманы с мелочью. Набрали 11 рублей 60 копеек. Все деньги, что у них были.

Александр Григорьевич инициатив не вносил, но одобряюще кивнул ребятам и добавил рубль от себя.

– А как же мы домой поедем? Денег-то больше нет, – спросила одноклассница.

– Пешком дойдем, – ответил Юра. – До школы остановок пять всего осталось.

– Конечно, дойдем, – поддержала Оля. – Водитель ведь из-за нас пострадал.

– Возьмите, пожалуйста, – протянул учитель деньги водителю грузовичка.

– Да что ты, милок! – засмущался седовласый мужчина. – Как же я могу?

– Берите-берите! Дети сами так решили. Не хотят, чтобы из-за нас у вас неудобства возникли.

– Спасибо, ребятки! – душевно поблагодарил водитель и тронулся в путь, а дети, нагруженные рюкзаками, усталые, но с чистой совестью побрели домой.

Очень сплотился класс во время руководства Александра Григорьевича. Экскурсии по родному городу, поездки на пароме через Волгу. Даже домой к учителю бегали вечерами. Сводили с ума бедную консьержку, с шумом и гамом врываясь в общежитие. Читали приключенческие книги Жюль Верна по очереди вслух. Многое успел сделать Прибрежный за неполный учебный год, а потом его перевели в сельскую школу. Дети плакали искренне и горько, провожая полюбившегося друга и наставника.

И снова наступило лето. Первое лето, когда Юра отказался ехать в деревню к бабушке. И на то была своя причина – дядя Вова. Мальчику было безумно интересно с ним, да и Володя с радостью проводил время с мальцом. Работал дядя Вова водителем хлебовозки, развозил хлеб по ближайшим деревенькам. И Юра с началом каникул вступил в должность помощника. Ни свет, ни заря вставал вместе с Володей, помогал загружать в машину палеты с еще горячими ароматными батонами, булками, хлебом и разгружать в магазинах.

– Эй-эй! – смеялся дядя Вова, наблюдая, как Юра с аппетитом жует свежий хлеб, отгрызая в первую очередь хрустящую корку. – Ты не кроши в кабине!

– Не могу удержаться! Вкусно очень!

– Так прям и очень?

– Ага!

– А ну отломи и мне кусочек.

Юра обожал эти ежедневные поездки за город. За окном мелькали поля, леса, Волга, тихие деревеньки. На посевных работали трактора, поливалки, золотилась пшеница, чтобы вскоре стать вот таким же хлебом и кормить страну.

– Дядь Вова, а дай порулить! – просит Юра.

– Сейчас с деревни выедем и сядешь, – обещает дядька.

Он уже научил мальчонку управлять УАЗиком. Буханка, так его называли. Не то за схожую с булкой хлеба форму, не то потому, что перевозит продукты. Аналогичную модель УАЗ-450 «Скорой помощи» называли таблеткой. Богата фантазия народа.

– Сильно не газуй. Аккуратно. Плавно отпускай сцепление, чтобы рывков не было, – учил Володя. – Хорошо, молодец.

И Юра ехал, подпрыгивая на кочках и ямках. Счастье! Какое уж тут лето у бабушки!

Бывало после рабочего дня или в выходные заезжали в деревню к Володькиным родителям. Отец у него имел инвалидность, ходил плохо, волоча за собой правую ногу, поэтому и работал дома. Вязал авоськи по заказу сельпо на продажу. Мама трудилась в колхозе дояркой. Была еще сестра – тетя Аля. Очень добрая девушка. Про таких говорят «человек со светлой энергетикой». Учительница начальных классов в школе. Юре нравилось бывать у них в гостях. Принимали его всегда радушно, почти с почестями, на стол ставили самое вкусное и ласково теребили за щеку. То ли из благодарности, что Спиридоновы сына их приютили, то ли просто детей очень любили. На выходных частенько оставались в деревне с ночевкой.

Володя был видный и очень модный парень. Чтобы поддерживать свой имидж стиляги на какие ухищрения он только ни шел. Так, например, джинсы в СССР долгие годы являлись заветной мечтой советской молодежи. Заграничные джинсы несмотря на запрет проникали в страну посредством иностранных студентов, моряков, которые ввозили их контрабандой, но стоило это дорого: от 100 до 200 рублей. Целая зарплата, а то и больше! В 80-х годах появились джинсы местного производства. Выпускали их в городе Калинин, нынешняя Тверь. Стоили они 40 рублей, что, конечно, дешевле, чем у спекулянтов, но все же, половина зарплаты. Качество местных джинсов было далеко от оригигала. При пошиве использовали вместо денима индийскую ткань. В итоге аналоговые штаны не протирались со вренем, как положено настоящим джинсам. И это – существенный недостаток. Но наши сограждане отличались изобретательностью. Поэтому Юра имел возможность наблюдать сложный процесс превращения аналога в нечто близкое к оригиналу. Сначала дядя Вова связывал и перекручивал штанины, затем погружал их в воду с белизной, доводил до кипения и варил минут двадцать. В итоге получались так называемые варенки. Для завершения процесса высохшую ткань натирал куском пензы до появления характерных потертостей. И в итоге, становился счастливым обладателем почти забугорных джинсов. Писк моды! Жертвы не были напрасны, Володя слыл любимцем девчонок. Да и он весьма падок на юных прелестниц. И если в городе его похождения не привлекали излишнего внимания, в деревне, где все друг друга знали, нужно быть весьма изворотливым, чтобы дамы не догадывались о наличии соперниц. Бывали и конфузы.

– Володька! Володька! – Гришка Осипов, деревенский кузнец, только вернулся с армии. Не успел даже форму сменить на гражданку, как товарищи встретили его хлебом-солью и стаканом самогона. Дембель все-таки! Посидели, выпили, новости колхозные рассказали, сплетни. И кое-что из услышанного очень Гришке не по духу пришлось. Взбесился, как будто вожжа под хвост попала, и понесся по селу Володьку искать. Дружки, шатаясь, за ним поплелись.

– Ăҫта çакӑ ӳпре вупкӑн?17– ревел Гришка. К дому родителей Володькиных прискакал да давай в ворота колотиться. – Володька, хапха уҫ! Çапап сана пуçāнтан!18

Открыла Ася, сестра его старшая.

–Уçā-çке! Ме́н çēме́рете́н!19

– Володька́на че́н! 20

– Ва́л  çук. Ме́н тумаллачче́? 21

– Сан хе́рара́м а́се́н е́çē мар. А́çта ва́л, тете́п.22

– Шуйттан пе́лет-и а́на?23

– Суян! Хам  шырап.24– и отодвинув Асю в стророну, пошел в сторону дома.

–Ме́н шавлата́р?25– вышел во двор, прихрамыя, отец Вовкин.

– Сывла́х суната́п, Толя тете! 26

– Ну, сывла́х суната́п, Гриша! Çартан тавра́нта́н-и? Курата́п, палла́ туна́ та е́нте́. Ме́н ка́шка́рата́н?27

– Володька́на шырата́п28, – при виде старшего Григорий немного поубавил пыл.

– Çук ва́л.29

– Ча́нах –и?30

–Сана суята́п -и эпе́?31– нахмурился дядя Толя.

– Юрать . Кайран килете́п.32

Пока весь этот шум-гам стоял, Юра хоть и почти ничего не понимал по-чувашски, смекитил, что дело нечисто, прыгнул на велосипед и умчался дядьку искать. Знал он его тайные местечки. Большой и тяжелый велосипед «Урал» был велик для ребенка, с сидушки ноги не дотягивались до педалей, поэтому кататься приходилось «под рамкой». Неудобно, но детей это никогда не останавливало. Выскочив из деревни, Юра нашел дядю Вову в поле, на стогу сена. Дон-Жуан рассказывал очередную байку грудастой Машеньке, а она уши развесила и заливисто хохотала.

– Дядя Вов, там тебя бугай какой-то по деревне ищет! – запыхавшись от бега, сообщил Юра.

– Кто таков? – шутливо спросил дядька, еще не догадываясь, что дело-то нешуточное.

– Да Гришка какой-то. Чего хочет, я не понял. Но злой он больно.

– Гришка! – охнула Машенька и испуганно зажала рот ладошкой.

– Мдаааа… Нехорошо, – нахмурился дядька. – Ты не сказал, где я?

– Нет, конечно! Дурак я что ли? – обиделся Юра.

– Это ты молодец, что предупредил.

– Чуптар килелле, Машка! Пулас упāшкуна кēтсе ил. Енчен те мēн пулас пулсан, нимēн те ан йышāн. Āнлантāн-и?33

Маша с большими от страха глазами молча кивнула и торопливо скатилась со стога, от чего платье задралось, обнажив пухлые белоснежные ляжки. Вовка грустно вздохнул, провожая всю эту красоту взглядом.

– Притащил же черт этого Гришку именно сегодня, – выругался он.

Юра залез к нему на стог сена и улегля рядом.

– И что делать будем? – озадачено спросил малец.

– Переждем немного и домой пойдем, – спокойно ответил дядька.

– Ну не знаю, – задумчиво протянул Юра. – Кажется, этот Гришка очень зол на тебя.

– Пьяный? – спросил Володя.

– Чудом на ногах держится.

– Значит скоро свалится где-нибудь и захрапит. Или Машка его успокоит.

Но все пошло не по плану. Когда Юра с Володей вошли в деревню, их тут же запреметили Гришкины товарищи и донесли. Гришка несмотря на Вовкины прогнозы даже не думал засыпать. Казался он еще более свирепым. Следом за ним плелась Машка с видом побитой собаки и причитала:

– Гришенька, тархасшāн, кирлē мар.34

– Пāрāн, ухмах! Хамах пēтēмпех майлаштаратāп.35

– Это нехорошо, – протянул Вова, прикидывая свои шансы против Гришки. Все показатели были не в его пользу. Противник как минимум на голову выше его, да и в плечах шире раза в два. Оставалось надеяться, что он слишком пьян для драки.

– Володька! – страшно взревел Григорий.

– Гриша! Таврāннā! Хавас курма!36 – дядька решил разыграть святую невинность.

И тут ему в нос прилетел удар Гришкиного кулака, хорошо, что только вскользь. Спьяну у того прицел, видимо, сбился. Но и того хватило, у Вовки даже дыхание сперло.

– Эсē мēн?37– промямлил он, держась за нос из которого уже хлынула кровь.

– Эпē мēн? Эпē Та́ван Çēpшыв уме́нчи тиве́çe пурна́çлана́ ва́ха́тра эсе́, йе́ксе́к, Машка́па шур-мурсем çaва́рттарна́!38

– Эсе́ ме́н? Эпе́ ниха́çан та!39– гнул свое Володька.

Маша повисла на руке жениха.

– Кирле́ мар, Гриша! Кирле́ мар…40

– Машка́ран ыйт-ха41, – вставил Вовка, пятясь на всякий случай подальше от обидчика.

– Па́ра́н, теп! – и Гришка стряхнул неверную с руки. – Ыйтна́. Ва́л  ха́йех пе́те́мпех йыша́нче́. Шуйттан аташтарче́, тет. Юратса па́рахна́! Тата кама-ха! Эс па́х-ха ун çине, Машка! Па́х!42

– Вот дура! – в сердцах ляпнул дядька.

– Эс çырт че́лху́не!43 – вступился за возлюбленную дембель и с новым рвением кинулся на виновника.

В общем из этой потасовки дядя Володя выбра лся с изрядно потрепанным не только телом, но и достоинством. Пострадали и почти оригинальные джинсы и рубашка, оторванный рукав которой свисал с плеча. Юра понуро плелся рядом с дядей. Только вмешательство пацана и спасло покорителя женских сердец. Возле калитки дома стояла соседка Настенька, миниатюрная хрупкая девушка с большими голубыми глазами и чувственным ртом.

– Настена, чуна́мçāм, сывла́х суната́п!44 – расцвел как маков цвет Володя, не замечая запланных глаз соседки.

– Качака таки эс,  Вовка!45 – выплюнула ему прямо в лицо душенька и влепила увесистую оплеуху, вложив в нее всю силу своей обиды. И гордо вскинув голову, зашагала прочь.

– Ну и дура! – в сердцах выпалил дядька. – Все бабы дуры, – сообщил он Юре.

– Сам ты дурак! – ответила ему сестрица, выйдя из калитки. – Ой, красавец! – протянула она, разглядывая брата. – Ну точно дурак! – потом вздохнула и добавила. – Пошли обработаю лицо да рукав попробую пришить.

Вот до чего могут человека довести американские джинсы, даже ненастоящие.

ГЛАВА 7

Кактус, 50 копеек и «андроповка»

История Чапаевского поселка, района на окраине города Чебоксары, началась в 1938 году со строительства объекта № 532, позже переименованного в завод № 320. Предприятие военного назначения специализировалось на производстве пиротехнических изделий. Паралельно велось строительство жилого массива и объектов инфраструктуры, образовавших Чапаевский поселок. Прежде на месте так называемого поселка был лес, и бытует легенда, что сам Василий Иванович в том лесу грибы собирал, но все это, конечно, байки, выдуманные исключительно для красного словца. В послевоенные годы завод помимо производства боеприпасов стал выпускать и предметы народного потребления: резиновые мячи, сапоги и небезызвестные галоши, обувной крем, стеариновые свечи, пластмассовые тарелки, гребешки, пудренницы, и даже стиральная машинка «Волга-7» вышла из его стен. Разрастался и поселок. К 1959 году его включили в черту города, но название так и сохранилось.

В 1983 году Николай Спиридонович Спиридонов, как ударник социалистического труда, на пятом десятке своей жизни получил-таки право на увеличение жилплощади и ключи от казеной двушки в новеньком кирпичном доме Чапаевского поселка. Для тех, кто не застал золотое время СССР, поясню: жилье выдавалось государством на правах бесплатной пожизненной аренды. Насколько легко было получить жилые квадратные метры, мнения людей разделяются. Одни утверждают, что ждать приходилось очень долго, другие получали квартиры достаточно быстро. И первые, и вторые будут правы. Дело в том, что жилье было ведомственным и исполкомским. Ведомственные квартиры получали работники заводов, имеющих свои жилищные фонды, довольно скоро, так как градообразующие предприятия вели постоянную застройку. Все же остальные ожидали свои площади по очереди в райгорисполкомах. Под остальными подразумеваются сотрудники небольших организаций, не имеющих жилищных фондов, и льготные категории граждан. Исполкомовские очереди двигались медленно. Были еще жилищно-строительные кооперативы, но их строительства незначительны в общей массе союзных застроек, и позволить себе такую роскошь, как кооперативная квартира мог далеко не каждый.

Получить квартиру – это еще пол беды, вот расширить жилплощадь намного сложнее. По норме 80-х годов на одного человека полагалось 9 жилых квадратных метров, без учета подсобных помещений. Вот и ютились семьи долгие годы в однушках. Так что, судите сами, чего больше в отсутствии частной собственности плюсов или минусов.

Переезд состоялся под Новый год, и наступление 1984 семья Спиридоновых встречала в долгожданной квартире. Для четырнадцатилетнего Юры многое с того момента изменилось. Новая школа, окружение, отрыв от друзей – переходный возраст осложнялся непредвиденными факторами.

– Ооо! Да у нас тут новенький! – Андрей Паркин залихватски запрыгнул на парту, вальяжно рассевшись на столешнице и поставив ноги на свободный стул возле Юры. Толпа мальчишек собралась вокруг, ощерившись, как шакалы.

Андрей Паркин, он же Паркуша, был высоким широкоплечим юношей с мягким пушком над верхней губой.

– Ой, кажется, у тебя книга упала, – вежливо сказал Андрей.

– Где? – Юра наклонился, осматривая пол, и сейчас же ему на голову посыпались учебники, тетради, ручки из перевернутого портфеля.

– Да вот же! – захохотал Паркин, отбрасывая портфель Юры в конец класса. Стая загоготала вслед за вожаком, распинывая школьные принадлежности по кабинету.

– Собирай! Чего расселся? – рявкнул Паркуша, спихивая новичка ногой со стула.

Юра не ожидал столь теплого приема да и вообще впервые сталкивался с откровенной травлей и не знал, как себя вести. Молча собрав вещи, он вернулся на свое место, где уже полусидел, полулежал Паркин.

– Найди себе другое место. Тут буду сидеть я, – заявил Андрей, и Юра с портфелем подмышкой поплелся в конец кабинета.

Далеко не всем ребятам нравилось происходящее, да и Паркин с бандой сидел у многих поперек горла, но это вовсе не означало, что хоть кто-то вступится за новенького. В конце концов, он сам должен определить свою роль в коллективе.

– Садись со мной, – негромко окликнул Юру мальчик с последней парты. – Как тебя зовут?

– Юра Спиридонов, – сухо ответил новенький.

– А меня Вова Екимов, – представился сосед по парте.

– Смотри-ка, – крикнул Игорь Тихомиров, один из дебоширов. – новенький себе друга нашел! Лох лоха видит издалека! – и шайка снова разразилась раскатистым смехом.

Вова Екимов покраснел и вжал голову в плечи так сильно, что и без того короткая шея исчезла совсем. Юра сразу понял, что в этом диком животном мире под названием класс его сосед занимал место в самом низу пищевой цепочки. Как и он сам на данный момент. В связи с чем сразу проникся симпатией к пухлому нескладному парнишке. Наконец прозвенел спасительный звонок к уроку и в кабинет вошел учитель. Юра услышал, как Вова облегченно выдохнул, предвкушая сорок пять минут безопасности. Приветствуя педагога, дети встали со своих мест.

– День добрый! – поздоровался Иван Тимофеевич Калашников, учитель географии, человек строгий, но справедливый, по мнению не только коллег, но и школьников. – Садитесь, ребята!

– Ой! – взвизгнула сидящая на первой парте хрупкая и румяная, как фарфоровая кукла, девочка и подскочила со своего стула. И тут же по всему классу разлетелись негромкие смешки.

– Аня Захарова, что кричишь? – строго посмотрел на нее поверх очков Иван Тимофеевич.

– Мне кактус на стул поставили, – робко ответила Аня и в качестве доказательства предъявила покалеченное растение.

– Кто это сделал? – спросил Калашников, обращаясь уже не к Ане, а ко всему классу, грозным взглядом окинул собравшихся и остановился на Паркуше, сидевшем сразу за Захаровой. – Андрей, снова ты пакостишь?

– Иван Тимофеевич, почему как что, так сразу я? – возмутился Паркин, вложив в слова всю свою искренность.

– Тогда кто?

– Не знаю, я не видел.

– Садись уже, Аня! – раздраженно сказал учитель. – Как вы мне надоели со своими фокусами!

Девочка села на место, бросив обиженный взгляд на Паркушу. У нее не было и тени сомнения в причастности Андрея к кактусовой засаде.

– Сегодня рассмотрим географическое положение и границы нашей необъятной Родины, – Иван Тимофеевич говорил громко и эмоционально даже о тех вещах, которые вовсе не требовали эмоций.

– Как тебе подушка из иголочек на стуле? Понравилась? – шепотом спросил Паркуша у Ани, перегнувшись через стол к ее уху.

– Отстань! – фыркнула девочка-кукла, отмахнувшись от Андрея книгой.

– Тишина в классе! – взревел Иван Тимофеевич. – Паркин, угомонись! Еще одно замечание и вылетишь пулей из кабинета!

Паркуша притих, но тут же придумал себе новое занятие: писал записки, скручивал их в шарики, вставлял в ручку и выдувал, как из трубочки. В бурную деятельность по обмену записками он вовлек добрую половину одноклассников. Под ноги Юре плюхнулась бумажка, но он не обратил на нее внимания.

– Эй! Эй, новенький! – шипел Андрей. – Записку подними!

– Паркин! Сволочь такая! – озверел от такой наглости Калашников. Одной рукой он захватил мальчишку за воротник и приподнял со стула, возмущенно выплевывая каждое слово. – Я тебя предупреждал! – и поволок того к выходу, практически открыв его головой дверь и вышвырнул нарушителя в коридор. – Иди в туалет, досчитай до ста, пойми, где находишься, и возвращайся!

«Суровый мужик,» – не без удовольствия подумал Юра и развернул записку. «На следующей перемене в туалете. Поговорить надо», – прочитал Юра.

– Не ходи, – посоветовал Вова.

– Почему?

– Побьют ведь.

– А не пойду – скажут, что трус.

– Ну, как знаешь, – сочувственно ответил Екимов.

– Пойдешь со мной?

– Нет, я пас. Извини, – решительно отказался Вова. – Да и защитник из меня не очень, – признался он.

В мужском туалете под предводительством Андрея Паркина Юру уже ждали шесть человек из класса.

– В общем так, новенький, ты к нам в класс пришел, надо проявить себя, – начал Паркуша.

– Прописать тебя надо, – вставил Игорь Тихомиров, чья фамилия резко контрастировала с его владельцем. Высокий, жилистый, коротко стриженный, он постоянно сутулился и гонял во рту огрызок спички, злобно позыркивая на всех из под густых черных бровей.

– Как это «прописать»? – не понял Юра.

– Если проблем не хочешь, то по-мирному, – предложил Паркуша, похлопав Юру по щеке. –Принесешь завтра 50 копеек и бутылку водки. И все, считай, мы тебя прописали. А если нет, ну тогда сам виноват, – развел он руками.

– Все понял? – угрожающе спросил Тихомиров.

Юра кивнул, нервно сглотнув слюну. Напоследок один из ребят извернулся и пнул Юру под зад. Небольно, но оскорбительно. Все ушли, а Юра так и остался стоять в туалете. На душе было так мерзко, что и не описать словами.

– Юра, ты тут? – нерешительно окликнул его Вова Екимов, заглядывая в приоткрытую дверь.

– Тут, – хмуро ответил Юра.

– Один?

– Один.

Убедившись, что никого больше нет, Вова вошел.

– Ты как?

– Да нормально.

– Били? – робко спросил Вова.

– Нет, не били.

– Чего хотят?

– 50 копеек и водку.

– Принесешь?

– Да где же я возьму-то? У меня денег нет! Да и водку так просто не купишь, даже если б были. Только по талонам.

– Лучше бы принес, – посоветовал новый товарищ, – иначе они от тебя не отстанут.

– Почему я должен им что-то отдавать? – вспылил Юра.

– Правила такие, – обреченно вздохнул Вова. – Мне повезло, я тут с первого класса учусь, меня не трогают.

– Сомнительное везение, – пробурчал Спиридонов.

– Что?

– Да ничего. Кто вообще придумал эти правила?

– Так Паркуша и придумал.

– А кто дал ему такое право? – все больше заводился Юра.

– Ну это ты у него спроси, если хочешь. Только их много, и они сильнее. Что ты можешь против них?

Да, наверное, Вова был прав. Что мог маленький, худенький, слабый Юра сделать? Он сам ничем не лучше Вовы. Волна негодования от подобной несправедливости захлестнула мальчика. Чем-то он все-таки отличался от своего соседа по парте. Пусть его тело слабо, но дух не готов сдаться.

Юра много думал над случившимся, мозг лихорадочно искал выход. Проще всего было принести то, о чем его просили, но денег на самом деле не было, а просить у родителей мальчик никогда бы не стал. Он считал, что отдавать честным трудом заработанные родителями деньги хулиганам не правильно. Да и уверенности в том, что дань решит проблему, не было. Вероятнее всего, как слабое звено его начнут постоянно трясти. И Юра решил посмотреть, какая судьба его ждет, если он не выполнит требований мелких террористов.

На следующий день на перемене его снова отвели в туалет.

– Принес? – спросил Паркин.

– Нет, – твердо ответил Юра.

– Как это нет? – удивился Андрей.

– У меня нет денег.

– Ты чё, не понял, чё мы тебе вчера втирали? – Тихомиров угрожающе наступал на Юру.

– Понял. Но у меня правда нет, – оправдывался мальчик.

– Да мне плевать, фуфлыжник, где ты деньги достанешь! Сказали «принеси» – значит принеси!

– Погодь, Тихомир, может, мы вчера не ясно разъяснили, – отодвинул Паркуша товарища. – Человек– новенький все-таки, – и неожиданно со всей силы ударил Юру в живот.

Спиридонова пронзила острая боль. Никогда прежде его не били по-настоящему.