Диадема из дымохода и нежданное путешествие
Предисловие. Вой в трубе
Ранним утром истопник Гаврила Харитонович Демьянов, человек хозяйственный и ответственный, обходил усадьбу князей Пухиных. Господский дом всегда его поражал великолепием. Потолки, искусно украшенные лепниной, большие бронзовые и малахитовые вазы, установленные у стен ещё по моде правления Николая Павловича. Гобелены, и не эти, новомодной бельгийской выделки, а прежней, французской прекрасной работы. Комнаты не остались и без картин. Имелось несколько работ самого Маковского, знавшего толк в старой Руси, но и писавшего прекрасные портреты. Гостиную украшало изображение его барыни, ещё в её молодые годы. Демьянов припомнил давнее, и только покачал головой. Красивее, красивее была его барышня самой графини Воронцовой, а та ведь в первых красавицах Петербурга почиталась. Красотой и ещё умом отличалась княгиня Пухина, Анна Алексеевна.
Но, муж хозяйки, добрый и отзывчивый Евгений Ильич недавно как умер, а сынки, Константин Евгеньевич, да Александр Евгеньевич в Санкт- Петербурге, служат царю-батюшке ж в Лейб-гвардии Преображенском полку. И хуже стал пригляд за господской усадьбой. Оно известно, дамы они всегда сердцем подобрее, и прислуга это чувствует и не так хорошо следит за имуществом княжеским. На нём, на Демьянове всё здесь держалось, да и конечно, на дворецком, Мокее Пафнутьевиче, на самом Петракове. Он то конечно, старой закалки, ещё добрые времена помнил. Ещё юношей, Демьянова на исправление в сельцо Конеево посылали, что бы норов-то унял в господских конюшнях, навоз поубирал.
А сейчас, распустились дворовые…Вон, Манька- то, кухарка, отпрашивается в кинематограф сходить. Смеет бесстыжие глаза на Анну Алексеевну поднять. Работать надо, а ей, бессовестной, в кинематограф, словно барыня какая… А с ней вместе, и Варька- рыжая коса, служанка, тоже сорвалась. Ишь ты какие, умные стали..
Нет, забыли все Бога, только о жалованье думают. И садовник- Николай Клементьев, уж к соседям, к купцам Тароватовым перешёл, «контракт, дескать». А приехал этот Колька из своей деревни Голодрановки, так его Мокей Пафнутьевич на службу Христа ради взял. Можно сказать, на вокзале нашёл, как собачонку приблудившуюся, отмыл, приютил – и на тебе, проявил Колька благодарность…
Думал так Гаврила, и только головой качал. Шёл дальше, особой походкой, что бы и не топать, и если господа рядом случаться, прилично дорогу уступить. Шагов его слышно не было, полюбил он носить короткие валенки, подшитые кожей. И барыня не против, паркет не царапается, не надо часто воском натирать. Телефон зазвонил, да не по чину было говорить с этим аппаратом, барыня самолично всегда отвечала. Но, сегодня вот в театр поехала, смотреть балет «Щелкунчик». Нет, слушать- то можно, да и сидеть тоже, мягко, а смотреть, нельзя, нет. Срамота одна. Где же такое видано, что бы девки с юбкой задранной, аж до пупа, танцевали? Нет, ну в деревне их, оно всяко бывало конечно… Тоже задирали. Но и не у всех на глазах. Но здесь… Перед сотнями людей срамоту показывать!
Так что доме один он остался, за хозяина. Дворецкий-то, Мокей Пафнутьевич, вместе с новым дворником- садовником, Елистратом Родькиным, в чайную пошли. Первое жалованье, так Родькин собрался угостить дворецкого. Ну а Демьянову, как всегда, вышел такой жребий -здесь оставаться. И. выходит, в доме один за главного. Ну, а что делать? Доверяют.
Гаврила проверял и форточки в окнах дворца, а то, не приведи господь, угорит кто. Только так плохо подумал, как перекрестился на икону.
– Грехи мои тяжкие, – произнёс он, и осенил себя опять святым крестом.
Ещё раза три перекрестился, так , на всякий случай. Надо было проверить и камин в гостиной. Штука красивая, хорошей работы. Но что итальянской, так это врут, конечно. Откуда здесь иностранцы эти? Видно было, что мастер расстарался, не пожалел времени, сил и таланта. Чугунная литая решётка украшала это чудо. Отделан был и мрамором, с каменными цветами. Дымоход, та часть, что была в зале, тоже украшен великолепным итальянским мрамором. Барыня называла чудным названием: «Паросский». Ну, так ей, понятно, виднее.
– Да, красота… – вздохнул работник, почесал подбородок, зажег щепку, и стал проверять дымоход. Тянуло плоховато… Гаврила Харитонович аж присел от расстройства.
– Да неужто опять трубу прочищать! – громко произнёс он расстроенным тоном.
Дело было непростое, трудное да грязное, ещё работников толковых найти- сказать легко, да сделать сложно. Мужчина, поохав так для порядка, присел.
И тут раздался глухой стон, раздавшийся из трубы … Потом опять и опять… Демьянов прислушался, не поверив сначала своим ушам.
– Нет, шалишь, – и пальцем попытался прочистить ухо, и для верности потряс головой, – в ушах звонит. Нет, звенит. Видать, не доспал вчера. И барыня говорила, дескать, атмосферное давление высокое, – медленно, со смыслом произнёс он, словно ожидая эти слова изгонят этот стон.
Нет, не таков был Демьянов, что бы завываний из трубы боятся. И не такого в жизни повидал. Но, если по- честному, на кладбище бы ночью не пошёл. И вот эти, страшные истории под Рождество, тоже не долюбливал. А всякие там скрипы, кряхтение- пыхтение, тоже не любил, а так он, как человек образованный, отвергал эти предрассудки, проистекающие от лени и излишней пытливости разума. Вот, ежели человек разумен, но не начитан и хотя бы и в школе не учился- тут сразу и попытается самому природу понять и охватить.
Ну и всё сказанное – это как подруга Анны Алексеевны, известная многим Ольга Львовна. Так эта дама к самой Блаватской в кружок попала, в Ашраме «Звезда Востока» ночами бдит. Пропала дамочка…
Но тут стон повторился. Такой, горький, жалобный, с завыванием, словно уличный ветер помогал этому нечеловеческому звуку. Показалось, что даже стены дома затряслись. Гаврила в испуге заозирался, схватился столешницу, да как закричит! Вестимо, что не от страха. а что бы самому чудище напугать!
Тут уж истопник побелел, губы затряслись… Сделал два шага, рука Гаврилы задрожала, горящая щепка упала в камин, и он с воплями убежал. Мчался, словно олень из леса напуганный серым волком- только ряд открытых дверей дрожал, будто от возмущения. Скатился по крыльцу, как колобок, бежал не разгибаясь, и перед ним возникла тяжёлая дверь. Уж не знал как, а забился в сторожку у ворот. Осмотрелся, да увидел, что на двери есть крепкий затвор и щеколда. Мигом закрылся, а руки несчастного ещё дрожали.
– А, вот ещё и окна! .– закричал истопник, и принялся закрывать тяжелые ставни изнутри комнаты.
Наконец, уставший и вспотевший, он присел на старый табурет, покрашенный коричневой краской, пытаясь отдышаться.
Девяткин и голоса
Да вот вроде бы и лето, а опять нехорошо, как думалось Андрею Сергеевичу Девяткину, полицейскому надзирателю Сыскной полиции Москвы. И костюм на нём приличный, пошит хорошо, да жарко. Хотел вот одеть сегодня бумажный, хлопковый, но ведь Екатерина Александровна сразу разохалась:
« Да как же ты, голова такая. Куда собрался! На службу ведь, а не в цирк с Минаковыми. Вот в цирк, и оденешь светлую пару».
А спорить не захотел, не в настроении, тем более в таком деле. Одел и тёмный костюм, подумаешь… Вот, Сергей Петрович ходит себе в галифе да английском пиджаке на распашку- и ничего. Анна Аркадьевна только посмеивается. Хоть кто-то слово скажи начальству поперёк? Как пожелает, так и одевается Сергей Петрович, имеет право.
И Девяткин грустно повесил голову. Нет, то что теперь он человек семейный- хорошо, и Аркадий Францевич, начальник Сыскной полиции, с пониманием к нему относится. И в воскресенье дома, но конечно, не каждую неделю, служба всё -таки, и непростая. Вот и сейчас вызвали. Городская усадьба князей Пухиных – место известнейшее, а что случилось -неясно. Но, Девяткин себя успокаивал, что на месте во всём разберётся.
– Тпру! – вдруг закричал «ванька» и резко остановил повозку, – Да что ты испугался? – начал кучер выговаривать своему уж не молодому коню, а тот лишь прижал уши и опустил морду, чуть ли не до своих коленей, признавая вину.
Велосипедист сильно просигналил своим звонком, и помчался дальше, обогнав повозку, а Девяткин чуть было не потерял свой котелок.
– Да, непросто стало по Москве- матушке ездить, ваше благородие! – причитал «ванька», – никакого понятия не имеют, велосипедисты эти, что животина не железная!
– Да всё нормально. И почти уж и на месте, – успокаивал Андрей Сергеевич возницу, – вот, уже стены дворца рядом . Не спеша, коняшка твоя и доедет…
Так, совсем тихо и доехали, Девяткин расплатился, и пошёл к воротам дома. По привычке поправил манжеты, галстук, и позвонил в колокольчик. Не спеша, чуть вразвалочку, вышел стройный мужчина молодых, кстати , лет, в рабочей одежде и картузе. Облик дополнял белый фартук.
– Полицейский надзиратель Девяткин, сыскная полиция,– представился он, показав и жетон.
– Ваше благородие, так ожидают вас. Хозяйка и места не находит…
Дворник поклонился, так что даже его хорошо вычищенные сапоги скрипнули, и пошёл провожать дорогого гостя. Внутри этой усадьбы Андрею Сергеевичу бывать не приходилось, и он с любопытством посматривал на обстановку. По пути их встретил осанистый, седой господин, с густыми бакенбардами, в бархатной ливрее с позументами.
– Елистрат, не топчи здесь сапожищами, – строго и ответственно произнёс человек, – я гостя к княгине сам провожу.
– Как скажете, Мокей Пафнутьевич, – и не думал спорить дворник, и пошёл к выходу.
– Андрей Сергеевич Девяткин, полицейский чин… надзиратель, – вовремя опомнился он.
Что делать? Давно уж мечталось о повышении, но конечно, не в Центральном округе Москвы. А в одном из трёх остальных, не во вред дорогому Сергею Петровичу…
– Столь заслуженный служитель закона, без сомнения, получит столь желанное повышение, – понимающе заулыбался пожилой дворецкий, – наша хозяйка, барыня с большим влиянием у генерал- губернатора. Господин Джунковский часто у нас бывают-с.
– Проводи, любезный, – хмуро ответил полицейский.
Все здесь больно умные, подумал Девяткин. Прямо мысли читают, и рот на замке надо держать. А насчёт словечка замолвить – так и не дождёшься, знаем таких…
Они прошли через несколько проходных комнат, и вот, дворецкий с поклоном открыл двери. Девяткин снял свой котелок, и легко поклонился представительной даме. Женщина, в тёмном, очень хорошо пошитом платье, с брошью у самого горла, сидела в итальянском кресле, с пустым ларцом в руках. Увидев полицейского, поставила эту вещь на туалетный столик.
– Андрей Сергеевич Девяткин, полицейский надзиратель сыскной полиции, – представился полицейский.
– Анна Алексеевна, княгиня Пухина. Рада, что быстро приехали.
– Ваше сиятельство, чем могу быть полезным?
– Мокей Пафнутьевич, принеси кофе, – обратилась она сначала к дворецкому.
Дворецкий только поклонился, и быстро вышел. Войлочные подметки домашней обуви позволяли ему ходить совсем неслышно.
– Итак? – напомнил полицейский о деле.
– День начинался хорошо, – и княгиня начала рассказ....
***
Анна Алексеевна сидела у бюро, открывая письма со счетами, перебирая и перекладывая для оплаты. . Рядом стоял и Мокей Пафнутьевич, помогая разбираться в бумагах, давая дельные советы.
– Да вы, матушка, оплачивайте не все сразу… Здесь срок платежа в месяц, можно и повременить. А это, по процентам, лучше сегодня и оплатить, закрыть кредит. Так и сэкономите, как раз доход по акциям на счёт зачислят.
– Молодец, Мокей, – просияла женщина, и подписала нужные счета, и отложила в сторону несрочные, – а то, как Евгений Ильич преставился, сложнёхонько мне стало. А сынки, всё в Петербурге на военной-то службе…
– Так и то доход… Императорская гвардия!
– Да ты что! – и она махнула рукой, – почти в тысячу рублей в месяц мне их служба обходится. Уж и не знаю, кто царю- батюшке служит: сыновья или я!
– Да уж скоро в большие чины выйдут…
– В адьютанты к великим князьям выйдут… Уж я похлопочу! А то на жалованье поручиков в Петербурге не проживёшь.
– Точно так-с, точно так-с, Анна Алексеевна, – закивал дворецкий.
– Ох, ладно…Мокей, сегодня я в Большой театр собралась, подъедет и Ольга Львовна. Вдвоём прокатимся.
– Точно так-с… Хотел бы сходить по важному делу, ваше сиятельство. Надо вот, Родькина, Елистрата к делу приучать. Как мусор вывозить. С возчиком, Василием, познакомить. Да и с лавочником, Кондратом Филиппычем. Что бы знал, куда за провизией лучше сходить …
– А кучер? Не может показать, что ли?
– Так Андрей же с вами … При лошадях он…
– Ну да, точно, – рассеянно согласилась женщина, – Покажи сам, если нужно… Но что б усадьба без присмотра не оставалась!
Женщина опять потянулась к чашке с чаем, и махнула ручкой, отправила вон дворецкого из кабинета. Бумаги были готовы, надо было о платье подумать, и княгиня позвонила в колокольчик, вызывая Варвару, служанку.
Та пришла быстро, через пару минут. И не одна, а с Марией, кухаркой.
– Платье, то, цвета «антрацит», приготовь…После обеда в театр еду, с Ольгой Львовной, – напомнила хозяйка усадьбы.
Но служанка не уходила, взяла в руки свою рыжую косу, и смотрела на хозяйку очень выжидательно. Княгиня знала эту манеру девушки, помнила , что хочет попросить чего-то.
– Что случилось, Варя?
– Так новая фильма идёт… Я газету видела, в прихожей.
Барыня слегка удивилась, но пропустила фразу мимо ушей. Собственно, она газет сроду не читала. Мопассан, это дело другое, да, лежало несколько томиков в шкафу. А газеты только её покойный муж выписывал.
Варя, служанкой же была хорошей, исполнительной. Но, была и небольшая слабость – просто обожала синематограф. Ну а Мария не отставала от подруги.
– После обеда, как уберёте посуду, можете идти. Но там, что бы без кавалеров, и домой, не опаздывая, к одиннадцати вечера вернулись.
– Спасибо, спасибо, Анна Алексеевна! – улыбнувшись, ответила Варя, и мигом вылетела вместе с Машей из кабинета.
Анна Алексеевна только чуть улыбнулась, понимая молодых женщин. Хотелось развеяться, понятно. Но ничего, в доме Демьянов останется, присмотрит за порядком.
***
– Потом приехала Ольга Львовна, всё завертелось, и мы поехали в оперу. А вот вернулась я – и обомлела… Двери в доме нараспашку, а Гаврила в сторожке заперся. А в парадной гостиной здания и сейчас завывания в трубе каминной слышны… Ужас просто....
Девяткин послушал, но не совсём понял, в чём дело, и постарался сидеть спокойно… Зачем их беспокоить? Привидения – всё же не по части сыскной полиции. Вот если там грабёж или воровство – оно конечно…
– Ваше сиятельство…
– И пропали драгоценности. Семейные. Золотая диадема, серьги, кольца и браслет. Вернее, два кольца, – говорила тихо женщина.
– Понятно.
– Стоимость в сто пятьдесят тысяч рублей. И именно поздно вечером я и обнаружила пропажу. Когда из театра вернулась.
– Отчего не вызвали полицию сразу?
– Сложно ответить. Думали, что всё найдётся, – уклончиво ответила дама.
У Девяткина перед глазами открылась некоторая картина событий, и возникли мысли о Демьянове.
– Где Демьянов?
– В холодной. Подумала, одумается, вернёт драгоценности, так он всё твердит, что, мол, голоса… А он и не брал ничего.
– Пойдёмте, покажете, что за голоса?
– Да вой в трубе. Уже тихий такой. Словно уже устало привидение, притомилось…
Но Анна Алексеевна поднялась, а вслед хозяйке особняка пошёл и Девяткин, стараясь не греметь каблуками на полированном паркете. К тому залу вела целая анфилада комнат за закрытыми дверями. Но, вот и вправду, стал слышаться вой, и Андрей Сергеевич даже изменился в лице, но постарался не подавать вида. Барыня, видно, уже привыкла, и подвела полицейского к шикарному камину, отделанного мрамором. Завывало так, что просто мороз по коже, как показалось Девяткину.
– Ну что, батюшка, может быть и вправду, нечистая сила? – вздохнула хозяйка и с надеждой посмотрела на гостя, – чем помочь-то можно? А то и не заснёшь в своём доме.
Он прошёлся вдаль и вперед, побарабанил по мрамору, и выдал:
– Сыскная полиция с нечистью не борется. Но есть, у меня хорошие знакомые по этой части…
– Вот, уже хорошо… – ответила с надеждой женщина, сложив руки на груди.
– Могу пригласить. Телефон у вас где?
– В соседней комнате. Будьте любезны.
Девяткин быстрыми шагами покинул место происшествие, уже порядочно действовавшее ему на нервы. Лучше уж было налётчиков на Каланчёвке ловить, чем этот вой слушать. Он поднял трубку, и сделал то, что показалось ему вполне разумным сейчас:
– Барышня, номер 25-20…День добрый. Ашрам «Краса Востока»?
Самарасвати Чандра и Виджай Сингх изгоняют бесов
Ждать пришлось недолго, и в гостиную комнату Мокей Пафнутьевич привёл двух индусов. Собственно, даже Девяткин, был поражён видом, этих мастеров перевоплощения, Константина Смурного и Дмитрия Гамалеева. Сегодня оба субъекта просто превзошли себя, не пожалев для такого случая лучшего, дорогого театрального грима. Смуглая кожа обоих выглядела очень естественно, а чалмы обоих украшали натуральные павлиньи перья. В руках у этих гостей Первопрестольной, были вполне европейские саквояжи, слегка портившие общее впечатление.
Оба проворных человека сделали намасте, увидев барыню. Что отличало этих деляг- так это несомненное чутье, и умение ориентироваться среди высших слоев общества. Эти люди не делали ошибок.
– Самарасвати Чандра, ученик магистра Блаватской.
– Виджай Сингх , последователь лорда Бульвер-Литтона.
Этим примером Гамалеев просто снёс мёрзлую стену отчуждения чопорной аристократки, и Анна Алексеевна протянула руку для поцелуя.
– Я очень уважаю творчество лорда Бульвер -Литтона, – проговорила дама.
Девяткин едва удержался от едкой фразы, так и крутившейся в его голове:
« Осторожнее, а то грим сотрётся».
– Господа, нас мучает неупокоившийся дух, в каминной трубе. Уж не знаю, что и делать? – и она развела руки в огорчении.
И тут, опять раздался совсем печальный то ли вой, то ли вздох. Виджай сделал умное лицо, и стал проворно выгружать свой багаж. Несколько курильниц, опахало, блюдо, судя по запаху, сушёного шиповника. Самарасвати достал пару подушек, небольшой ситар, и пару тимпанов.
– Мы приступаем? – спросил Виджай.
– Да, конечно, господа!
Девяткин тоже наблюдал, за йогами, нет, всё же интересно! И, можно было подумать, что же здесь произошло, по-настоящему.
Тем временем, Анна Алексеевна позвонила в колокольчик, и явилась служанка с подносом, на котором стоял графин с водкой, фужер и несколько долек лимона. По знаку барыни угощение оказалось перед Девяткиным. Всё же княгиня оставалась княгиней, и привыкла поступать по-барски. А чем же угощать чиновника, вышедшего из людской? Водкой, понятно. Анна Алексеевна умела показать кто есть кто, людям не своего круга. Полицейский надзиратель сдержался, всё же он был на службе, но к графину и не притронулся.
Самарасвати зажег несколько курильниц, и одну из них поставил даже в камин. Кстати, тянуло плоховато. Двое изгонителей бесов уселись на подушки, и принялись за свою тягучую музыку. В клубах воскурений, сознаться самому себе, оба шарлатана смотрелась внушительно. Андрей Сергеевич был тоже удивлён. Ну, правда, в таинственной музыке джунглей далекого Индостана отчего то угадывалась музыка незабвенного романса «Шумел камыш…».
Вой, прямо сказать, начал стихать, и отчётливо слышался кашель. Звук был глухой, но отчётливый. Девяткин вскочил с кресла, а Анна Алексеевна не обращала внимания, вся поглощенная этим представлением.
И тут, словно главный герой пьесы, в комнату не спеша, держа кожаную куртку в левой руке, входит сам Сергей Петрович Стабров.
Полицейский чиновник действует
Ни слова не говоря, и не собираясь прерывать чудную индийскую музыку на русский манер, Сергей Петрович отвесил поклон и поцеловал руку даме, затем присел рядом.
Девяткин легко поклонился, Стабров опомнился, и отвёл своего помошника к стене, где их не могла услышать княгиня.
– Что за цирк такой, Андрей Сергеевич? – говоря шёпотом, сделал удивлённое лицо, – мне ваша жена, Екатерина Александровна телефонировала. Нет, смешно вышло, не спорю, но пора и делом заняться. Скажете, что у господ Константина Смурного и Дмитрия Гамалеева всё получилось, духи покинули особняк.
Андрей Сергеевич, так и не нарушая правил этой пьесы, подошёл к камину, выразительно глянул на владельцев ашрама, и те прекратили индийское представление. Впрочем, и это было сделано потрясающе, с умелыми жестами, наигранной техникой. Они потушили ароматические палочки, погружая их в ароматную воду, а Смурной повесил даже венок из цветов на решётку камина. Всё было очень красиво, работали два «баба» на совесть.
Анна Алексеевна, кажется успокоилась, и вложила каждому из индусов по красненькой в их забавно сложенные лодочкой ручки. Оба «посвященных» поклонились по- индийски, опять сделав намасте, и Самарасвати Чандра, сделав как можно более благостное лицо, глубокомысленно изрёк:
– Силы космоса с вами, добрая госпожа. Но если вы захотите послушать высоко духовную музыку, мы будем рады вас видеть в ашраме «Краса Востока». Прекрасное место, куда приходит много приятных людей. Вы там раскроете свои чакры, ваша карма очистится…
– Я кажется, слышала об этом от Ольги Львовны? – как-то рассеянно проговорила княгиня.
Стабров озабоченно посмотрел на женщину, и укоризненно на Самарасвати. Ну подвиги Виджая и Самарасвати в деле раскрытия чакр он наблюдал лично, и тут не обходилось без «нефритового стержня». Всё же Константин Смурной неплохо владел гипнозом, и видно , попрактиковался на княгине Пухиной. Эта ситуация начинала его выводить из себя, и он украдкой погрозил «индусу» пальцем.
– Это здесь, недалеко, на Мясницкой, – и этот «учитель мудрости» очень медленно вложил в руку княгини визитную карточку, и опять сделал ритуальный поклон, намасте, совершенно покорив этим аристократку.
Оба «индуса» так и ушли, пятясь по направлению к дверям. У Сергея Петровича засвербило в носу, от сожженных благовоний. Дым ещё клубился у гипсовой лепнины высокого потолка, так что нарисованный Феб скрылся в этом тумане.
Сказать честно, Анна Алексеевна с удовольствием больше смотрела на только вошедшего приятного мужчину. И ведь не скажешь, что из полиции. Больше ведь на витязя воздуха, пилота, похож, с его-то галифе, шикарными сапогами и кожаной курткой. Да и так, орёл, истинно, орёл.
– Но нам нужны пара хороших каменщиков, – и Стабров почти с любовью смотрел на прекрасный камин, – надо осторожно разобрать кладку, не повредив мрамор.
– Сейчас Мокея позову, – сказала барыня, и позвонила в колокольчик, – он всё сделает. Толковый у меня дворецкий, – похвалилась она слугой, словно породной собакой.
Девяткин больше не привлекал внимания её сиятельства, в присутствии обаятельного полицейского чиновника.
– И, может быть, чаю, Сергей Петрович? – не в такт проговорила хозяйка дома.
Тут вошёл Мокей Пафнутьевич, оглядел гостей и воззрился на княгиню. Был просто сама живая исполнительность и ответственность. Прямо жаждал человек исполнять волю хозяйки.
– Чаю, во-первых…И, Мокей, убери это, – и она показала на графин с водкой.
– И лестницу, – вмешался Стабров.
– На троих?
– Да, конечно, – только сейчас женщина вспомнила о полицейском надзирателе, – и двух каменщиков, найди Мокей, с инструментом. Но, наилучших. Расстарайся, любезный, нельзя, что бы такую красоту испортили. Я говорю о камине в главной гостиной, что бы ты не перепутал.
– Так зачем работы-то эти? – спросил дворецкий у Стаброва, – в чем дело, ваше благородие?
– Трубу камина надо осторожно разобрать. И что бы не ломом, а стамесочкой. Есть сомнения у меня, Анна Алексеевна, что там произошло.
– Всё исполним, ваше сиятельство… – больше не пускался в разговоры пожилой мужчина.
Дворецкий поспешно вышел, и даже шагов не было слышно. Стабров пытался прислушаться, смотрел на человека, но войлочные подметки обуви Мокея скрадывали любой звук.
Вскоре появилась служанка, в темном платье, белом переднике и косынке, привезла тележку с фарфоровыми чашками, заварочным чайником и кувшином с кипятком. Рядом стояла вазочка с новомодным лакомством- пастилой.
– Спасибо, Варвара. Оставь нас.
Девушка кивнула, и не поднимая глаз, быстро оставила хозяйку и гостей. Анна Алексеевна, не чинясь, разлила чай, угощая обих полицейских..
– А вы, Сергей Петрович, слухи в Москве ходят, будто женились? – спросила женщина.
– Точно так, княгиня. Был влюблен давно влюблён.
– Прошу простить, но говорят, она татарка?
– Китаянка. Дочь мандарина, из Пекина родом.
Анна Алексеевна изящно отпила глоток чая, и поставила чашку на блюдечко. А тем временем, один из работников принёс лестницу и тихо приставил её к камину.
– И, вы, говорят, большой знаток чая? – поддерживала она светскую беседу.
– Да. В этом заслуга моей жены, Анны Аркадьевны и моей службы в Порт- Артуре.
– Говорят, лучший чай в Москве можно найти в «Зеленой черепахе»?
– Скорее, один из лучших. Но и ваш неплохой. Позвольте осмотреть камин? – решил перейти к делу Сергей Петрович.
– Конечно, вы очень обяжете.
Стабров привычно поднялся по ступенькам, пальцами пробежав по каменной кладке, проверяя швы кладки. Но нет, всё стояло на месте, и камни не вынимали. Тогда он достал врачебный прибор, и приложил его к гладкому камню. В уши были вставлены металлические наконечники, и полицейский весь превратился в внимание и слух. Это продолжалось довольно долго, «врач» довольно усмехнулся, и победительно посмотрел на хозяйку дома. Затем, повернулся опять и продолжил дело.
Сергей Петрович ещё раз со стетоскопом слушал камин, словно он был врачом, а мраморное чудо болело не иначе, как коклюшем. Наконец, Стабров слез со ступенек, встав рядом с княгиней.
– Почти уверен, – медленно говорил полицейский чиновник, стараясь быть значительным, – человек в трубе застрял.
– И кто же? – испугалась княгиня.
– Не имею понятия. Скоро узнаем. Андрей Сергеевич, телефонируйте в сыскную, Сергею Игнатьевичу, что бы нам двух городовых прислали. Астафьев нас поймёт, кто нужен.
Девяткин ушёл в соседнюю комнату, и был слышен разговор по телефону. Полицейский надзиратель был весьма боек так и сыпал словами в телефонную трубку. Ну а пока Анна Алексеевна ухаживала за приятным молодым человеком.
– Сергей Петрович, так вы попробуйте, очень вкусно, – и хозяйка придвинула к гостю блюдце с пастилой.
Стабров опять посмотрел на даму. Да, она и сейчас, в свои сорок с небольшим лет, была на диво хороша собой. « Сколько же её сыновьям? Уж верно не более двадцати» – подумал с неким напряжением морской офицер.
– С удовольствием, – не стал отнекиваться Сергей Петрович, и попробовал сладостей.
Но вот, Девяткин вернулся. И, раздался строгий и задористый голос Мокея Пафнутьевича:
– Так что, не натопчите, и паркет клеёнкой закройте. Он дорогой, дубовый, хорошей работы. Инструмент не забыли?
– Да как можно, – говорил, как видно работник, – всё с нами.
– Сделаем работу, как надо, дедушка! – заявил другой, – всё понравится!
Да, двое каменщиков внушали доверие своим видом. Уже в фартуках, инструмент в двух деревянных коробах.
– День добрый, – поздоровался с господами, видно, старший из них, – Меня Яковом звать, а это – Иван. Мы немало по каменному делу работали. И особняк купеческий помогали строить.
– Хорошо, – сказала барыня, – Мокей, присмотри за ними.
– Андрей Сергеевич, посидите недалеко, поглядите, что и как. А я, Анна Алексеевна, хотел бы взглянуть…– и промолчал, посмотрев на работников.
Княгиня степенно поднялась, будто знала, что на неё все станут смотреть, и пошла к выходу. Стабров шёл чуть позади светской красавицы. Девяткин только усмехнулся, сидя на табурете.
– Потом и известь понадобится, козлы нужны, высоко здесь, – напомнил каменщик.
– Всё найдётся, – ответила барыня, уходя из гостиной.
Будуар, опросы и допросы
– Где же хранились ваши драгоценности, мадам?
– Анна Алексеевна, – заметила княгиня, – лучше обращайтесь ко мне так, без титулов, Сергей Петрович.
Полицейский лишь на секунду задумался, коснулся своих коротких волос на голове, и продолжил разговор:
– Так, где находились драгоценности, Анна Алексеевна?
– Здесь, в шкафчике, – и женщина показала на искусное изделие из орехового дерева.
Да, здесь всё было очень красивым и поставленным к месту, не только богатым, а и собранным и расставленным с несомненным вкусом. Венецианское зеркало, вазы муранского стекла. Да и кресла, судя по работе, лаку и его особенной полировке- всё выдавало работу итальянских мастеров. На полу лежал персидский ковер, судя по блёклому рисунку, тоже очень старинной работы.
– Драгоценности взяли с футлярами? – вспомнил о деле полицейский чиновник, и достал блокнот.
– Да. Вот, только фотографии остались. И опись.
Княгиня сняла с полки альбом, и вынула пять фотографий. Стабров посмотрел на ажурную диадему, серьги, два кольца и браслет. Фотограф постарался, и по крайней мере, изделия можно было бы легко опознать. И точно, вещи были потрясающей работы.
Фото было в мастерской вручную раскрашено, и притом в хорошей мастерской. Ярко-красные рубин и мелкие бриллианты прекрасной огранки украшали восхитительную платиновую диадему. Мастер, как видно, взял за образец вечный образец красоты бабочки. Украшал изделие, судя по фото, рубин. По описанию, семь с половиной карат.
Браслет, из золота, двадцати четырёх каратного, весом в золотник и два лота, с семью круглыми бриллиантами, общий вес камней в каратах 9,5.
Кольцо, из платины, весом в два золотника, 18 каратное, в центре бриллиант чистой воды, огранка «Радиант», камень полтора карата, украшен мелкими бриллиантами общим весом полкарата.
Кольцо из красного золота, 18 каратное, весом два золотника, с розовым бриллиантом 0,75 карата, огранки «Кушон».
Серьги, красного золота, 18 каратного, с розовыми бриллиантами, огранки «Груша», два камня по 0,75 карата.
Описание и вес изделий было очень важным, и Стабров тщательно занёс данные в свой блокнот.
– А какой ювелирный дом исполнил подобное? Прекрасные вещи, без сомнения.
Княгиня улыбнулась, слова морского офиера женщине были очень приятны. Она поправила манжеты на своём платье и изрекла:
– «Болин и Ян». Заказывали в Петербурге. Очень хороший ювелирный дом.
– Это может понадобится в расследовании, – и указал на фото, – вы не будете против?
– Конечно, я понимаю.
Она с надеждой смотрела на действия Сергея Петровича, на его широкие плечи и сильные руки. Княгиня решительно прониклась к этому офицеру всяческим уважением. Но, полицейский думал больше о деле…
– Допросить Демьянова нужно, Анна Алексеевна. А затем горничную, кухарку, дворецкого. Ну и с кучером поговорить было – бы неплохо.
– Сейчас. Мокея Пафнутьевича вызову.
Сама она, понятно, бежать никуда не собиралась. Техника выручала, не надо было вызывать посыльных. Женщина изящно потянулась, подняла трубку телефонного аппарата и произнесла:
– Мокей, зайди ко мне в туалетную комнату. Будешь провожатым для господина Стаброва.
Сейчас морской офицер решил промолчать. Он обычно просил, что бы к нему обращались по имени – отчеству, без этих «благородий» и «господ».Но, делать замечание даме, к тому же столь внимательной, красивой и аристократичной, счёл неуместным.
Дворецкий же был исполнителен и быстр, несмотря на возраст, и вот, уже опять кланялся барыне.
– Будь добр, проводи моего гостя в холодную, к Демьянову.
– Как скажете, ключи завсегда при мне.
Стабров поднялся, поцеловал хозяйке усадьбы руку, заслужив в ответ приятную улыбку.
– Потом, после этих опросов, вернитесь ко мне, Сергей Петрович. Уже будет время обеда.
– Конечно же… Тем более, к этому времени и работы с камином окончат.
Собственно, Сергей Петрович никогда не забывал, что женат, и тем более, что они с Анной, но Аркадьевной, только недавно вернулись в Москву. Бракосочетание состоялось в родной деревне Стаброва, Стабровке. Но, смотреть полицейскому на княгиню было очень приятно.
***
Мокей шёл быстро, оглядывался на Стаброва, словно побаивался, не потеряется ли здесь полицейский чин. Тем более, как ему показалось, что это человек уже почти приятный для его хозяйки. А там? Кто его знает?
– Куда ж вы его закрыли? – спросил заинтригованный гость.
– Так в погребе. Вы не обессудьте, ваше благородие! Чего было думать? Спрятался Гаврила в сторожке, орал, что мол, голоса, да и драгоценности пропали!
– Чего же не ночью обратились в сыскную? Всё же такая пропажа?
– Барыне неудобно было. Посчитала, чего людей сна лишать? Ну а мы с Елистратом с Демьяновым-то поговорили. Только попусту всё, ваше благородие. Видать ума лишился, Гаврила- то Харитонович. А ведь знатный был истопник, – и дворецкий вздохнул, почти горестно.
И сразу зазвенел ключом в навесном замке, распахивая обитую железом тяжёлую дверь. Сразу пахнуло холодом. Но воздух не был затхлый, кстати говоря.
– Ох, заболтался я… Керосиновую лампу мигом принесу, ваше благородие!
Стабров, пожал плечами, и вытащил из карманов своих галифе электрический фонарик-лягушку. Нужнейшая всё же вещь для сыщика! И, тренировка кистей рук, по методу йога Саджива Варма. Ждать дворецкого не хотелось. А вель, кажется лишняя нагрузка, и ни к чему, но, ситуации бывают разные, а руки разминаются. И он начал спускаться по крутым ступенькам. С летнего дня, здесь было, так, сказать помягче, прохладно. Но луч фонаря освещал спуск неплохо, полицейский оттянул засов, и вот он. главный подозреваемый…
Истопник Демьянов сидел в тулупе и шапке в окружении съестного. Но, есть ничего не ел, только вздыхал горестно и шумно.
« Всё же не совсем это пытка» – с облегчением решил полицейский. Не хотелось думать плохо о Анне Алексеевне.
– Демьянов?
– Точно так.
– Полицейский чиновник Сергей Петрович Стабров. Расследую дело о похищении драгоценностей княгини Пухиной.
– Я ни в чём не виноват! Не брал ничего!– закричал истопник, вскакивая с места.
Так человек занервничал, что даже тулуп с его плеч упал, и сиделец подхватил тёплую одёжу за овчинный воротник.
– Успокойтесь, Гаврила Харитонович, – пытался успокоить человека полицейский чиновник, – Расскажите, как всё было.
Полицейский присел, и начал слушать весьма красочный рассказ. Иногда просил повторить, что бы запомнить.
– А часто ли Варвару и Марию в кино отпускают?
– Не каждую неделю, конечно. Раз в месяц, это точно. Иногда чаще бывало.
– Ещё вот что …А газеты в доме кто выписывает?
– Барыня только журнал выписывает, «Поместье и усадьба». А газет она сроду не читала, – ответил истопник.
– А Варвара или Мария, газет не выписывают?
Попытался полицейский подтолкнуть Демьянова в нужном направлении. Стабров вспомнил, что девушки прочитали о кинопремьере в газете и хотел услышать подробности.
– Нет, им- то зачем? Вы ещё скажите, что «Русским Инвалидом» увлекаются, – ухмыльнулся истопник.
– А вы, Гаврила Харитонович? Газет не читаете?
– Только, Святое Писание и ежедневник. Не имею возможности.
– Ладно. Может быть… Значит, драгоценностей не брали?
– Опять повторяю- не брал.
– А кто знал в доме, где хозяйка хранит свои вещи? Всё же княжеская усадьба?
– Да все домочадцы и знали. Все с молодых ногтей в доме служат. Из имения Пухиных взяты, из села Конеево. Там и моя супруга с детьми проживает, и жена Мокея Петракова. Елистрат Родькин, вот он не из наших, да и Николай Клементьев, который перешёл к купцам Тароватовым, не из наших, не с нашей деревни. Вот, точно! – оживился Демьянов, – они и обнесли, кому ещё? – уже уверенно утверждал задержанный.
Стабров быстро записывал в блокнот, не доверяя памяти такую информацию.
– Вас точно обыскали, Гаврила Харитонович?
– Точнее точного, до исподнего раздели, ироды…А прохладно, ночью то!
– Так… А кто первый из домачадцев домой вернулся?
– Так я, этого, задремал, – и Гаврила виновато улыбнулся, – вечер выдался нервный, я и как здесь закрылся, присел на табурет, руку на столик положил, призадумался. Ну и заснул…
– А вы, вот, к примеру, в инфернальные сущности верите? – попытался проверить Стабров увлечения истопника. Может быть, в мистику ударился?
– Вы что, барин, ругаетесь…Не пойму я…
– Приведения слышали. Голоса мёртвых?
– Ну а как не же не верить, ваше благородие… Вот, голоса сами же слышали?
– Слышал…– устало согласился офицер, – но не присмотрел, во сколько к тебе, в твою крепость, сторожку, ломиться стали?
– Никак около двенадцати, я ещё и на ходики через плечо посмотрел, что бы не сглазить. И. точно, аккурат в 12 возвернулась барыня. Кричала, прямо ужас! Варька с Манькой почти сразу за ней вошли, а уж затем Мокей Пафнутьевич с Елистратом заявились. И тут уж с Андреем- кучером принялись дверь в сторожку ломать. Потом спрашивали, где мол, золото- брильянты. Ну, я и скажи, что в комоде. Опять крик, а тут и в камине завыло…
– Да вроде, не зима, – поддержал Стабров, – а то прямо как у Пушкина. То как зверь она завоет, то заплачет как дитя…
– Ага. Читал. Ну меня и потащили сюда. Хоть воя в подвале не слышно.
И только сейчас послышались шаги Мокея, и дворецкий был не с пустыми руками, с фонарём. Видно, не больно торопился дед. Стабров решил, что вышло всё отлично, ведь Мокей Петраков не слышал, что ему сейчас говорил Демьянов. Полицейский чиновник поспешно сделал значительное лицо, и поспешно потащил наверх дворецкого. Тот поупирался для порядка, но затем сообразил, что сопротивляться это глупо выглядит.
– Чего сказал Гаврила? – всё же спросил Петраков.
– Молчал. Сидит теперь, злится.
***
– Ну что, Мокей Пафнутьевич, гаси своё солнышко, и пошли навестим горничную и служанку.
– А ключ от подвала? Вы же не вернули, ваше благородие!
Соображал дед быстро, но Стабров всё равно думал быстрее. Он лишь отрицательно покачал головой, и спрятал ключ в необъятный карман своих галифе.
– Пошли, чего замер? Мне ещё барышень опросить. Без вашего присутствия.
– Понятно, господин начальник . Не доверяете…
– Не огорчайтесь, Мокей Пафнутьевич. Я и себе бывает, не доверяю!
Они зашли во флигель, но Стабров не дал барышням и словом перемолвится с Петраковым, и увлёк девушек в комнату, усадил на диван, и закрыл дверь перед носом дворецкого.
Варвара и Мария просто не знали что и думать, когда очаровательный спортсмен, широкоплечий, с обаятельной улыбкой и прической «полубокс», будто сошедший с фотографий журнала «Моторевю», сел с ними рядом. Обе так значительно заулыбались, принялись поправлять волосы, а Маня схватилась за свою косу.
– И какими судьбами, в наш флигель припожаловали , сударь? – поинтересовалась та, что посмелее, судя по рыжей косе- Варвара.
– Так, по делам службы, красавицы! – громко и ясно выразился офицер, – не иначе, так вы Варвара?
– Да, точно, – заулыбалась кухарка, – как же узнали?
– Так интуиция. Насквозь людей вижу.
– Неприлично это… – прошептала Манька, и лицо чуть отвернула, словно оконфузилась, – насквозь людей без спросу рассматривать…
– Служба. Сугубо по обязанности. А ту у вас, в имении, непорядок, дорогие вещи пропадают. И что думаете? Верно, Гаврила Харитонович взял?
– Да где ему, – и Мария махнула рукой, так, беззаботно – презрительно, – испугался нечистой силы, да заперся…
– И кто же тогда?
– Да, может, кто с улицы зашёл. Никого в доме нет, ну и он шуровать.
– Что же ковры-гобелены не взяли? И самовар, с медалями?, – вмешалась Варвара, – а драгоценности- так надо знать, где они лежат. А с улицы человеку откуда узнать?
Стабров почти уважительно посмотрел на рыжую. Да, девица неплохо соображала. Обычный форточник набрал бы по мелочам, серебряные вилки-ножи, ковры и был бы таков. А здесь, кроме гарнитура мастеров «Болин и Ян», ничего и не взяли. Работали на заказ? Ну ясно, что главным было удалить всех из усадьбы…
– Ну а подозрительное чего в доме случалось?
– Да вот, пожалуй, – начала Мария, – однажды, у комнаты Варвары, вдруг цветы появились, красивые такие…
– Манька! – крикнула Варвара и покраснела, – да что же ты!
Мария отвернулась, прикрыла улыбку платком , а Варя сильно покраснела. Сергей Петрович постарался сразу сменить тему. Но запомнил слова про цветочки.
– Гости в последнее время не заглядывали к Анне Алексеевне?
– Принимала несколько раз иностранцев. Четверо, с женами. Кажется, барыня говорила, что шведы. Разговор напряжённый был, они княгиню убеждали, а та ни в какую. Но, говорили не по русски, я по интонации поняла. И потом Анна Алексеевна была рассержена очень.
Стабров был заинтригован, и весьма. Шведов найти в Москве несложно будет.
– А вот Мокей Пафнутьевич с Елистратом давно собирались в этот день уйти? – спросил он словно невзначай.
– Да разговор давно был о том с Анңой Алексеевной, – А вот то что именно вчера соберутся по делам и усадьбу покинут? Не слышала. Они откладывали раз пять или шесть. То одно, то другое.
– А то, что барыня в театр едет? С Ольгой Львовной?
– Тоже странно . У них там ложа оплачена. А вот, решили одним днём. Но мы вот, господин полицейский, решились в синематограф идти , уже два дня назад, как газету нашли. И отпросились у Анны Алексеевны заранее.
– То есть, эту газету никто не выписывал в доме?
– Нет. Я сказать честно, думала, что там Ольга Львовна принесла. Ну, или Андрейка – непутёвый где в городе нашёл.
– Что же непутёвый? – спросил он Марию.
– Больно часто к бутылке прикладывается, – строго объявила девушка.
– Ладно, красавицы… Не проводит меня кто из вас к Елистрату?
Сергей Петрович надеялся, что его проводит одна из девушек. и ему удасться услышать ещё нечто важное. Зачастую люди становятся разговорчивее наедине.
– Чего же вас провожать…Вот. трудится, сердешный! – отвела Варя.
Сергей Петрович встал, и через стекло окна, заметил мужчину, молодого, сосредоточенно очищавшего метлой двор усадьбы, булыжную мостовую. Выметал неплохо, не делая лишних движений, без этакой размашитости. Просто был поэтом метёлки. Вот значит, и Елистрат…
Полицейский сделал нарочито строгое лицо и покинул столь приятное место, на прощанье кивнул обеим работницам. Необходимо было допросить дворника.
***
Стабров шёл к дворнику, и по пути обдумал разговор с прислугой:
1. Варвара и Мария отпросились в синематограф заранее, за два дня.
2. Мокей и Елистрат, наоборот, переносили свой загул несколько раз.
3. Ольга Львовна…Приехала, и хозяйка тут же отправилась в театр.
Цель понятна, оставить усадьбу без присмотра. Итак, газета…
– Елистрат? – решил удостовериться Стабров.
– Точно так, ваше благородие! Елистрат Родькин, дворник и садовник, к услугам вашим!
– Так, Елистрат… Разговор к тебе долгий, давай присядем?
Стабров осваивал психологический метод криминального допроса, и учился давить на подозреваемых. Но так, что бы на них больше действовало внутреннее осознание собственной вины. Звучит, понятно, немного забавно… Особенно, в отношении душегубов или игроков, обманывающих наивных пассажиров по поездам или трактирам. Но тут, случай другой. Вот и сейчас, полицейский старался вывести Елистрата из душевного равновесия.
И точно, Родькин поспешно поправлял картуз, затем, вдруг принялся перезавязывать шнурки на ботинках. Полицейский мимоходом глянул- и удивился сам, почему ботинки, а не сапоги? Запомнил, но промолчал.
– Елистрат, такое дело… Вы с Мокеем Пафнутьевичем вчера вечером пошли в трактир, отпросившись у хозяйки. Так ли это?
– Да было дело. Меня Петраков, ну Мокей, пристроил сюда, надо было угостить человека. За заботу.
– Ясно… Только Варвара утверждает, что вы собирались уж с неделю, а пошли именно вчера.
– Варвара? – с значением произнёс молодой человек, – ну, значит, так и было.... Мокей Пафнутьевич всё не мог отлучиться. Говорил, раз хозяйка в доме, значит и он при ней.
– Похвальное рвение… Гаврила же говорит, что в окно сторожки он видел, что вы первые вернулись в усадьбу. Но, в ворота не зашли.
– Да Мокей остановил! – горячо зашептал Родькин, – мы на улице, в кустах сидели! Ну, охраняли… Ждали пока карета с Анной Львовной не приедет. А то, глядишь, и на нас бы подумали, что мы барыню обокрали… Люди, они такие, в плохое быстрее поверят…
– Ага… Закуришь? – спросил он у дворника.
– Нет… – странно отказался молодой человек.
Стабров опять посмотрел на собеседника, уже повнимательнее. Бородка, совсем небольшая, ухоженная. Руки, руки… Не сказать, что в мозолях…Ладно…
– А много ли выпили? Дошли-то из трактира без происшествий?
– Да так…: Родькин смутился, – Мокей Пафнутьевич слегка устал, извозчика поймали, он нас привёз.
– Ну ладно, если чего, придется записать ваши показания.
Стабров быстро оформил опросный лист. В голову лезли мысли всякие, и надо было их проверить.
– Пойдём в дом, там напишешь, что мне говорил.
Родькин отложил свой фартук, аккуратно поставил метлу, ополоснул руки, и пошёл за полицейским чиновником. В комнате флигеля нашлась и чернильница, с железным пером. Елистрат вполне умело действовал и этим орудием, и споро записал свои показания. Стабров лишь вздохнул, посмотрев на гимназический почерк молодого человека. Так писать, ведь и уметь надо…
Одним из достоинств Стаброва было молчать, пока ситуация не прояснится. Так же и сейчас, когда стало очевидным, что Родькин не тот человек, за которого он выдает, Сергей Петрович не стал бить в барабаны об этом. Он лишь убрал опросный лист, и не спеша пошёл к конюшне.
***
Конюшня как и всё в усадьбе, было хорошо и добротно построенным. Каменное здание, крытое железными листами. Всё сделано на совесть. Даже и свой колодец имелся. Рядом стоял сарай для повозок. Сейчас, во дворе, стояла впрочем, самая неказистая, для вывоза жизнедеятельности лошадок, и около неё хлопотал конюх, запрягая мерина.
– Андрей?
– Андрей Сергеевич Иванов, к услугам вашим. И зачем понадобился?
Конюх смотрел на незнакомца с хитрым прищуром, который был в моде в деревенской среде. Тут точно, классово точный типаж- сапоги, сейчас рабочие, шаровары, картуз, темная косоворотка, брезентовый фартук.
– Да мне отвезти навоз, господин хороший.
– Не задержу. Из сыскной полиции, Стабров Сергей Петрович. Вы ведь вчера вечером хозяйку отвозили в театр в обществе Ольги Львовны?
– Точно так. Но, – и конюх усмехнулся, – не в этом экипаже. В карете. Уехали около шести вечера, вернулись около двенадцати. Тут, конечно, всё было шурум- бурум. Сами ворота были закрыты, и никто их нам не открывал, так что я через забор лазил. А в доме, дверь была открыта, а Демьянов в сторожке прятался. Мокей и Елистрат после нас вернулись, а уж за ними из синематографа и Мария с Варварой вернулись. Ну, а потом, мы уж Демьянова из сторожки доставали. Ольга Львовна здесь заночевали, а затем я её отвёз в её дом, на Чистые пруды. Рядом с церковью Архангела Гавриила.
Стабров кивнул, понимая, что за место. Не очень далеко, и весьма живописно.
– Понятно… Ну а Гаврила Харитонович, и вправду, суеверный такой?
– Ну а чего? Всякий приведения испугается. Нет, Демьянов, конечно, судя по его разговорам, крепко в чертовщину верил. Зеркала, карты…
– Так, Андрей Сергеевич… А газетами, кто у вас интересуется? Читает, кто может быть? Не подскажете?
– Я газет не читаю, господин полицейский. Мы к эсерам и социалистам люди равнодушные Только вот почитываю про Ната Пинкертона, очень интересно.
– А так, что подозрительное? Может быть, раньше кто пытался обворовать усадьбу? Гости часто ли к княгине захаживают?
– Надо подумать… Так, ваше благородие…Были, иностранцы. Четверо.
Стабров оживился. Вот, конюх тоже видел, что гости были, и иностранцы.
– А откуда, как зовут?
– Да кто их знает? В гостиницу «Берлин» отвёз, на Лубянку.
Но тут Стабров заметил спешащего к нему Петракова. Видно, что дворецкий торопится.
– Ваше благородие, в дом припожалуйте. Каменщики дело закончили. Барыня уж требует! Пойдёмте!
Лицо Мокея Пафнутьевича, было мягко сказать испуганным, а вся его фигура стала напоминать немую просьбу о помощи,
Стабров развернулся на каблуках и быстро пошёл вслед Мокею Пафнутьевичу. Видно, дело пошло…
Человек из камина
У дверей полицейского чиновника встретили старые знакомцы, городовые Савватий Муромцев да Прохор Чудаков. Не сплоховал Сергей Игнатьевич, послал наилучших, самых представительных.
– Привет, Савва, Здравствуй Прохор, – поздоровался Стабров.
– Добрый день, Сергей Петрович! – поздоровались оба.
Привыкли уже к полицейскому чиновнику, и его спортивному виду. И то, что не любит, когда его «благородием» именуют.
– Вот, посмотрите, что люди- то творят, – Прохор снял фуражку и перекрестился.
Было от чего крестится. Стабров, сняв кепку, тоже троекратно наложил на себя крестное знамение. На брезенте, перед камином, лежал скрюченный худенький человек в рабочей одежде. Лицо было серым от глиняной пыли, да и чёрная одежда и сапоги, были серыми, словно сам несчастный стал глиняной статуей.
Тут, неожиданно морского офицера ослепила магниевая вспышка. Франц Янович Шульц хлопотал около треноги, вставляя следующую стеклянную фотопластинку. Криминалист Никулин, в своей неизменной тужурке и фуражке, ждал своей очереди, что бы приступить к делу.
Федюнин, фельдшер сидел на трехногом табурете, ожидая своей очереди. Уже и носилочки приготовил. Девяткин же, переодевшись в рабочую одежду, обшаривал дымоход. Он светил электрическим фонарем, орудовал стамеской, пытаясь найти хоть что-то. Пылища была- ужас, но Андрей Сергеевич не сдавался. И вдруг, с тихонько звякнув, что- то ударилось о каминную решётку.
Сергей Петрович поймал, и мигом обтёр находку. Бриллиант блеснул, и просто заискрился от попавших на его грани лучей солнца.
– Я так понимаю, красное золото, розовый бриллиант огранки «Кушон», – сказал полицейский чиновник княгине, и отдал ей кольцо.
– Уже нашли… А на теле? – тихо произнесла Анна Алексеевна, рассматривая находку, – точно, то кольцо. Из пропавших драгоценностей.
– Так осмотрим, не сомневайтесь. Только немного погодя…
Сергей Петрович ещё раз посмотрел на мертвеца, и увидел, что поддёвка на животе сильно топорщится.
« Да уж повезло, если сейчас всё и найдётся» – подумал полицейский.
Он нагнулся, и из под одежды мёртвого вытащил красивую бархатную подушку. Без этой штуковины, субъект выглядел совершенно тощим, тщедушным. Но, больше ценностей не нашлось. И вокруг тела была обвёрнута узлом верёвка.
– Так это же… – еле вымолвил потрясённый Петраков.
– Ну, видимо, это знакомец твой, Николай Григорьевич Клементьев, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего дворецкому, заметила княгиня, и опять отвернулась от мёртвого тела.
– Ну, что сказать, Сергей Петрович, – начал Григорий Ильич Федюнин, фельдшер, – худой, мог и в дымоход пролезть. А эта подушка его и погубила. Застрял. А развернуться не смог, – и фельдшер показал, подняв руки вверх, – а вот и верёвка, обвязанная петлей вокруг рук. Его сверху тащили. А подушкой упёрся- и застрял. Помошник преступника дёргал, дёргал, отчаялся, и верёвку бросил.
– Так, каменщики кладку разбирали, руки вверх и были… Доставали, ещё дышал, – и Девяткин значительно посмотрел на начальника.
Сергей Петрович понял на лету намеки толкового помошникп, и дал знак помалкивать.
– Я должен получше осмотреть дымоход, – изрёк Никулин, – потом и следы кладки на теле.
Дельно говорил криминалист. И что-то кололо глаза Стаброву, а чего не хватает – пока не понимал. Ерунда какая-то лезла в голову…
– Ладно, чего делать… Григорий Ильич, увози тело в судебный морг. Доложите, что и как, поподробнее. А вы уж, Франц Янович, фотокамерой своей, всё снимите, как следует. А нас, с вами, Девяткин, ждёт теперь крыша этого прекрасного здания. Петраков, проводите нас на чердак.
***
Дворецкий повёл их к лестнице, они поднялись на второй этаж, прошли через две комнаты, и оказались на чёрной лестнице. И здесь, было понятно, чисто и аккуратно прибрано. Но, что радовало Стаброва, так это пыль. Он опять достал свою жужжащую игрушку, и направил луч света на эту отличную серебристую субстанцию, где непременно должны были остаться следы злоумышленников. Однако, ни следов уборки , ни тем паче следов злодеев, найти не удалось. Так что чёрный ход, как путь преступников, решительно отпадал.
– Однако, Мокей Пафнутьевич, – слегка разочарованным голосом начал Стабров, – нечасто у в вас в чёрном ходе убираются!
– Так и штат небольшой, господин начальник, не всё успевают! Так ведь до 1861 года здесь дворовых двадцать два человека имелось, для обслуживания владения. А сейчас- вот только пять человек и есть.
– Нужно вам пылесосальную машину приобрести, уважаемый господин Петраков.
– Не слыхал, ваше благородие о подобном. А так, всё может быть, всё может быть…
И так, всё покачивая головой, Мокей Пафнутьевич погремев связкой с ключами, и повздыхав и покашляв для солидности, отпер дверь на чердак. Стабров направил луч своего фонарика на балки и тропила крыши, и обомлел от обилия находившегося здесь добра. Известный всей России по роману «Мёртвые души» господин Плюшкин, верно бы заплакал сейчас от зависти. Здесь стояли и лежали старые диваны, кресла, шкафы и шкафчики, стулья и табуреты. Имелась старая посуда в корзинах, одежда в чемоданах, помнивших ещё эпоху Николая Первого. Все эти раритеты сделали бы честь любому антикварному магазину на Покровке или Кузнецком.
– У вас здесь интересно, – похвалил полицейский чиновник, – вот это, чемодан кирасирского полка эпохи Александра Первого!
– Блюдем, блюдем хозяйское добро, – с удовольствием ответил Петраков, – а вот, и дверь на крышу. Поосторожнее только, Сергей Петрович! Железо скользкое!
***
Стабров попробовал железо ногой в сапоге, и вправду, скользко было здесь, да он ещё и в такой обуви. Здесь были бы очень к месту теннисные туфли. Ну, сейчас, к его огорчению, под рукой их не было.
– Кажется, это и есть труба камина, – заметил Девяткин.
Это было почти очевидно, кирпичная кладка была испачкана сажей, снаружи, а рядом чётко отпечатавшиеся следы. Две пары – ботинки, размер поменьше, и столь любимые полицейским начальником тенисные туфли. Стабров впал в слегка весёлое настроение, ну, просто, не мог сдержаться.
– Андрей Сергеевич, поосторожнее, это конский навоз…
– На крыше?
– Ну, если это не следы Пегаса, то два злодея вляпались в этот «привет от лошадки» на улице. И, вероятно, испачкали им штаны, – и морской офицер показал на две пары следов, вероятно, от обмаранных коленей штанов. Девяткин, вызовите потом криминалиста Никулина, и само собой про Франца Яновича с камерой не забудьте. Может быть, удастся снять и отпечатки пальцев преступников.
Помошник соображал быстро, и вернулся к двери ведущей на крышу, даже без прямого приказа. Быстро нырнул в чернеющее отверстие, и уже звук шагов не был слышен.
Ну, а пока Стабров мог подумать… Верёвка, вернее, шнур, к которому был закреплен свёрток с похищенным. Всё должно быть, грязным, в том числе руки или перчатки второго, напарника покойного теперь Николая Клементьева. Возможно, впрочем, и лицо. Видывал он трубочистов- сажа въедается в кожу на совесть, сразу не отмоешь. Так что, надо всё осмотреть и у чугунной ограды.
Ну и вид открывался с крыши замечательный. Улица, как на ладони. Спешили экипажи, по Бульварному прогремел трамвай. Даже пожалел, что нет сейчас с собой любимого морского бинокля. Говорят, что в Америке, есть уже дома в двадцать этажей. Так -то интересно то всё , но уж больно жить высоко. Место, всё же, оживлённое, и лестница у дома могла насторожить прохожих. Возможно, был и третий, с лестницей. Надо опросить дворников в соседних домах. Или… Злоумышленники полностью оделись, как трубочисты? Один момент… Следы сажи на полу. Клементьев должен был оставить сажу на паркете, и это абсолютно точно…Опять всё не сходится Что же он, летал что ли?…
Стабров был так обрадован своими выводами, что потянулся за сигарой. Но, в наличии оказалась лишь коробка папирос. «Турецкiя» гласила надпись на этикетке. Он достал, и закурил.
Турецкие папиросы были хороши, но, конечно, не манильские сигары. Вкус и аромат не тот… Но, пока дымил, немного и подумал…Ишь ты, афоризм вышел, похвалил себя морской офицер. Но вот, вернулся Девяткин, не торопясь пролез в низкую дверь. За ним показался и Шульц с Никулиным. Треногу помогал нести Андрей Сергеевич.
– Аккуратнее, в своих лаковых ботиночках, – не удержался полицейский надзиратель, что бы не поддеть франтоватого фотографа.
Всё же немец всегда был одет с иголочки, просто краса и гордость Петровки. Но и человек хороший, и чувства юмора было не отнять этому уроженцу Лифляндии.
– Что делать, Андрей Сергеевич. Ботинки- это же просто душа интеллигентного человека. Вот, к примеру, – и он глянул на своё отражение в ботинке, – лакированная кожа сразу показывает, как я уважаю чувства других людей.
– Это как же вы делаете? – не понял собеседник.
Фотограф только вздохнул, не понимая, как его товарищ не видит столь очевидного?
– Людям ведь нравятся мои ботинки?
– Ну…
– Очень нравятся. И смотреть на мои лаковые башмаки тоже. То есть, своими ботинками, я приношу им радость!
Стабров только хмыкнул от удовольствия, услышав такое, и спрятал свой окурок в спичечный коробок.
– Шульц! Снимите дымовую трубу, два окурка и следы от обуви. Всё может быть очень важным! Девяткин, затем окурки присовокупите к делу. И Никулину покажете.
– Да вижу я, – заметил криминалист, – Ну да, папиросы «Тары-бары»,второй сорт, и папиросы «Константинопольские», турецкие, первый сорт. Почти как ваши, Сергей Петрович! Размер обуви- два отпечатка.
– Только у меня «Турецкия». Но да, турецкий табак, ничего не скажешь.
Тем временем Шульц принялся за работу, а оба полицейских помогали своему товарищу. Мягко говоря. было здесь не слишком удобно. И фотограф один бы точно не справился.
– Девяткин, потом с вами осмотрим ограду усадьбы снаружи. Мало чего обнаружится. Вы с нами, Франц Янович . Без вас просто никак!
Они, закончив работу на крыше, вышли на чердак, а затем спустились по лестнице, вышли на улицу через калитку. Открыл им Елистрат.
– Кстати, господин Родькин. Не припоминаете, на неделе, или там пораньше, у дома не ходили фонарщики или, трубочисты? – спросил Сергей Петрович.
– Были, как не быть… И незнакомые, раньше их не видел. Ну, артель какая-то. Старший из них Николаем назвался, его товарища Мокей Пафнутьевич проводил в дом. Демьянов потом работу принимал. Николай на крыше работал, в усадьбу не заходил.
– Так… А вчера или позавчера, не были ли эти субъекты рядом, или трубы в соседних домах чистили?
Елистрат призадумался, почесал бородку, даже глаза к небу поднял, вспоминал.
– Два дня назад видел, двоих… Николая точно не было.
– Фамилию свою Николай не называл?
– Нет, точно нет.
Стабров вздохнул, видимо Родькин не был знаком с покойным Клементьевым, работавшим раньше в его должности. И к Петракову возникло ещё больше вопросов.
– Если что вспомните, телефонируйте на Петровку, для Стаброва Сергея Петровича.
– Конечно же…
Сергей Петрович коснулся козырька своего кепи, и оставил дворника в тяжких раздумьях. Полицейские вышли на улицу. Шульц стоял чуть в стороне, Стабров, взяв палочку, принялся проверять содержимое кустов. Чего только там не имелось- птичьи перья, сухие листья, и рядом, обрадованный искатель нашёл, что желал обнаружить- изрядную кучу конского навоза.
– Франц Янович! Вот, запечатлите!
Неизвестные оставили чёткие следы в мягкой субстанции. Судя по отпечаткам, опять это были тенисные туфли 43 размера и ботинки сорок первого размера.
– Андрей Сергеевич, затем обязательно сличите следы ботинок и обуви умершего Климентьева. И известите криминалиста Никулина.
Время уже было позднее, печальный возок забрал тело погибшего в дымоходе, а Еремей Тулупов на полицейском авто увез сотрудников Сыскной полиции.
Снова здорово
Семейная жизнь штука неплохая, как успел заметить Сергей Петрович. Всё достаточно просто и понятно, особенно если жена человек спокойный, ну, как его Юйлань. Вот, встала, и не спеша стала заниматься своей тайдзи. Тут уж и ему пришлось подняться, что бы не ударить в грязь лицом. Четырёх пудовые гири ожидали своего владельца, и морской офицер не мог заставить их ждать. Ну, а перед этим подразмялся немного, используя новомодные изометрические упражнения.
Ровно через сорок минут, раздался почти деликатный стук в дверь, и Глафира Анреевна, их экономка, заехала с тележкой, уставленной приборами . Несколко быстрых движений, и завтрак был уже на столе. Каша, яйца, сыр, хлеб и сливочное масло. Горячий и крепкий кофе в кофейнике. Всё, как обычно.
– Садись, готово всё, – Сергей Петрвич позвал жену.
Та уже вышла из-за ширмы, переодевшись в любимый халат с драконами.
– Вчера ты поздно вернулся.
– Опять новое расследование. Теперь у княгини Пухиной,– объяснил Стабров.
– Я только получила новую партию чая. Тебе с собой дать, или в обед попробуешь?
– Непременно должен прийти, Аннушка, – усмехнулся он, – пропустить новое совершенно невозможно! Вот, кстати, и Глафира хороший сыр прикупила.
– Да, точно. В лавку на Петровке привозят неплохое масло. Да и сыр хорош. Если честно, наш булочник не хуже других.
Стабров с удовольствием доел завтрак, и начал быстро одеваться. Помимо одежды не забыл и револьвер с пистолетом. Сегодня надо было выглядеть прилично, и пригодился неплохой светлый костюм.
– Ты что, на приём? – удивилась жена.
Сказать, что его Анна Аркадьевна была наблюдательна, значит, ничего не сказать. Но, ситуация кажется казалась ей забавной.
– Так усадьба их сиятельства. Ограбили княгиню Пухину. Неудобно. И надо Аркадию Францевичу всё доложить.
– Она так молода?
– Вовсе нет, – Стабров недоуменно пожал плечами.
– Пошли, скоро уже Еремей явится, – всё так же улыбалась хитрая азиатка.
– Глафира Андреевна, мы уходим! – дал знать экономке Сергей Петрович, проверив ключи в кармане.
– Хорошего дня! – был ответ женщины, сменившийся звоном кастрюль.
Они спустились вниз по лестнице парадного входа дома. Во дворе дворник Акимов ловко управлялся со своей метелкой, добавляя некую поэтичность работе, и придавая территории хотя бы видимость порядка.