Точка соприкосновения

АВТОР СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРИТ

Алпаткина Илью Александровича за помощь в создании романа. Без его деятельного участия эта книга не получилась бы такой, какова она есть.

Таронову Дарью Олеговну за неоценимые советы и множество редакторских предложений.

Надеина Юрия Александровича за нахождение сюжетных и исторических нестыковок, а также за помощь в создании психологических портретов.

Малюгина Дениса Андреевича за помощь в оформлении иллюстраций и обложек.

Семью и друзей за терпение и понимание.

Уважаемого читателя за проявленный интерес.

Глава первая

Италия, 1944

Рядовой первого класса Энтони Леоне никогда не видел смерти. Трясясь в грузовике и рассматривая военный лагерь, он и представить себе не мог, что сегодняшний день станет причиной долгих бессонных ночей.

Тони вытер лоб рукавом. Ну и жара! Белое ядовитое солнце висело над городом Кассино. Ни одного чертова облака. Раскаленный ветер сушил горло, лужи на прогретой земле испарялись, обнажая взрывные воронки. Горы дышали жаром, как мартеновские печи.

При взгляде на снежные пики и голубое небо слезились глаза. Солнечные зайчики умудрялись отражаться даже от сапог. Тони, щурясь, перемахнул через борт грузовика.

Он прикрыл глаза ладонью и увидел, что навстречу тяжелой поступью идет колонна военнопленных. Не старше тридцати, но на лицах глубокие морщины. Знаки отличия спороты, головы обнажены, у каждого третьего бинтовая повязка – засохшая и окровавленная. Кажется, им крепко досталось.

Тони прислушался к себе. Ничего, кроме тоски. Это и есть чувство победы?

– Смотри, куда прешь, – рявкнул один из конвоиров. – Первый день на фронте?

– Так точно! – белозубо оскалился Тони и уточнил, глядя, как пленных выстраивают в шеренгу. – Сдадите военной полиции?

В ответ раздался невеселый смех:

– Вроде того.

Поправив ремень винтовки, рядовой с нашивками 4-го батальона рейнджеров посмотрел, как гансам раздают сигареты, и побежал догонять своих. Еще займут лучшие палатки! Хватит того, что на десантном корабле досталась койка у толчка. Боже, сколько радостных дней.

Не прицепилась бы какая-нибудь сортирная кличка. К примеру, в третьем взводе есть парень – редкий зануда и прилипала. Прозвали «Сифилисом». Черт! Иногда клички выбивают на могильных плитах.

Не успел он пройти и десятка шагов, как за спиной раздалась автоматная очередь. Руки Тони сами собой дернулись к винтовке, их била мелкая дрожь.

«Пистолет-пулемет Томпсона, скорострельность – 900 выстрелов в минуту», – выудил из памяти мозг отличника стрелковой подготовки. – «Начальная скорость пули – 285 метров в секунду, прицельная дальность – 150 метров».

Выпрямившись, он оглянулся. Не требовалось острого зрения, чтобы увидеть в траве дюжину распростертых тел. Над дорогой поднимался дымок. Солдаты, подшучивая друг над другом, старались не наступать в кровавые ручейки. Люди часто высмеивают свой страх. Иначе он прилипнет, как воспоминание, кошмар, который не забудешь и на смертном одре.

Потом ребята объяснят, если офицер скажет прогуляться с пленными и посоветует не тратить на это больше пятнадцати минут, не нужно знать расположение штаб-квартиры военной полиции. В таком случае маршрут ограничивается ближайшим перелеском.

Говорят, война меняет людей. Делает равнодушными к чужой боли. Энтони Леоне, единственный сын зеленщика из Бронкса, думал, что уже прошел через это. Ведь учебка, которая, к слову сказать, вовсе не сахар, осталась позади. Мир стал другим, взгляд тоже. Он хотел увидеть родину отца, пусть и вопреки его воле. Представлял картины, одна ужаснее другой. Руины вместо древней архитектуры, земля, вспоротая танками. Ни оливковых рощ, ни виноградников – только гарь. Тут и там закопченная техника да мертвецы с серыми, искривленными лицами.

Ветераны поговаривали, будто там, где убивают, носится демон смерти. Безобразно скалит зубы. Тони лишь посмеивался. Сейчас, при виде расстрелянных, веселье испарилось. Нечисть существует! Гребаный кошмар, от которого с каждой минутой становится хуже.

Ни к чему-то он, дурак, не был готов. Реальность оказалась страшнее воображения. Страшнее и проще. Минуту назад перед ним стояли люди. Курили. О чем-то думали. Теперь они лежат в оглушительной неподвижности.

Он не желал быть героем, жизнь заставила. Началась война, и у призывных пунктов выстроились очереди. Каждый хотел помочь. Одного парня признали негодным, так бедняга прыгнул с крыши. А Тони повезло: встал на борьбу с нацизмом. Хорошее дело, правое. Мысленно он так его и называл – «Дело». С большой буквы. Хотел доказать отцу и, прежде всего, себе, что итальянские мигранты могут быть героями, достойными членами общества. А не только мафиози или торговцами на рынках. Да, папаша хотел его уберечь от грязи и боли, но Тони твердо знал, что сможет быть счастливым только после войны. Вернется победителем и станет жить в любви и почете. Отец поймет. Еще и гордиться будет.

Другой вопрос, справится ли он? Бить на заборе консервные банки – одно, а живые мишени – совершенно другое. В его намерения не входило убийство людей, но когда задумываться о гуманизме, если в руки суют винтовку с оптическим прицелом?

Острое зрение обеспечило редкую военно-учетную специальность – «марксман». Так называют снайперов, приписанных к регулярному подразделению. Тони был единственным из добровольцев, кто записался в рейнджеры. Офицер тогда спросил: «Поднимите руки, кто еще хочет в наш батальон. Желающих нет? А если скажу, что вам положен двойной паек и пару баксов сверху?»

Аргумент подействовал. Поднялся лес рук.

После месяцев изнурительных тренировок и морского путешествия они оказались на передовой. В штабе решили, что тянуть более нельзя. Нужно сосредоточить на линии фронта как можно больше сил. Необстрелянную часть бросили под Кассино. Живописное местечко, о которое союзники начиная с января дважды сломали зубы. Хотелось верить, что досталось и немцам.

Слухи о третьем наступлении поползли до того, как эскадра вышла к итальянским берегам. Новая стратегия – отказ от форсирования полноводной Рапидо в нижнем течении – вселяла надежду. Сейчас, в марте, это чистое самоубийство! Офицеры взахлеб обсуждали возможность двойного удара с севера и юга. Подтянув резервы, выйти на линию «Кассино – аббатство Святого Бенедикта». Опрокинуть врага мощным натиском. Главный вопрос: хватит ли сил? Скептики шептались, что инициатива упущена. Их безжалостно затыкали. Некоторые не досчитались зубов. Поделом! Кто, черт подери, любит нытиков?

Излишняя пытливость ума – первый шаг в могилу, напомнил себе Тони и перестал думать о стратегии, насилии и прочей чепухе. Большая игра для больших людей. Его забота – ловить врага в перекрестье и жать на крючок. Мелкие, поганые делишки.

Побледнев, Тони отвернулся от расстрелянных и побрел прочь. Разум играл с термином «расходный материал», будто кот с мышью!

Тропинка поползла вверх, его шаг замедлился. Предгорье есть предгорье. Ветер налепил на губы россыпь грязного песка. В стороне морпехи играли в мяч. Два лейтенанта, что сидели прямо на перевернутых касках, лениво покосились на отставшего. Поодаль раскрасневшийся капрал матом поливал саперов – уронили тротил на проезжую часть. Растяпы! Сзади зарокотал двигатель. Тони обернулся и увидел, что по обочине тащится офицерский «виллис».

Он взглянул на пассажиров. Пузатый штабист с большими залысинами и юная девушка в легком платье. Что за наваждение!

Девушка обернулась: хороша! Лет двадцати, с иссиня-черными кудрями и красными бусами на загорелой шее. Грудь подпрыгивала в такт движению машины. Тони улыбнулся.

С другого сиденья таращился грузный полковник. Это и есть Стоун? Приверженец лобовых атак, убежденный, что лишь открытый натиск сбросит противника с гор и погонит к чертям собачьим. То есть за Альпы, к довоенным границам рейха. Бумажный тактик, мать его! Увидев Тони, полковник нахмурился.

***

Все-таки опоздал. Палаточный городок гудел, точно пчелиный улей. Интересно, медлительным насекомым тоже достается ячейка в сотах возле сортира?

Чтобы избавиться от хандры, Тони направился к сержанту. Нужно преодолеть себя и вызваться на боевое дежурство. Иначе расстрелянные так и будут стоять перед глазами. Нельзя сдаваться!

«Просись на передовую», – приказал себе Тони. – «И как можно скорее. Пока не струсил!»

Он сжал кулаки.

А вот и сержант. Как всегда, орет.

– Кто ещё не подписал страховое свидетельство, подойдите к полковнику Стоуну в палатку штаба роты. Ребята, есть шанс оставить родным десять штук.

Сержант заметил его, Тони отдал честь и вытянулся по струнке, глядя на начальника снизу вверх. Высокий он все-таки мужик. Выше Тони на целую голову.

– Полковник Стоун на кой-то черт требует приписать тебя к кухне, – прогудел сержант. – С фермы привезли овощи…

– Овощи, сэр?

– В твоем деле указано, что ты сын зеленщика, а?

По лицу Тони пробежала тень. Вот и дурацкое прозвище! Хрен мне, а не передовая…

– При всем уважении, сэр, разве это подходящая работа? Я – снайпер.

– А ты спроси у Стоуна, но сначала зайди в штаб подписать перевод, – посоветовал сержант и добавил с кислой ухмылкой. – Видел, он начал таскать из деревни местных баб, а?

На первую часть фразы Тони нахмурился, вторую пропустил мимо ушей. Его это не касается.

Но делать нечего. Приказ есть приказ.

Штаб спрятался за брезентовым пологом. Сидевший в дальнем конце шатра писарь в очках и девушка, та, что из машины, выглядели так, словно планировали диверсию. Другой парень в белом фартуке и сдвинутой пилотке рылся в ящике, похожем на мусорный бак. В сторону летели гнилые плоды. Девушка беспокойно поглядывала то на растущую кучу, то на приходную ведомость. Очевидно, она и привезла овощи.

Домашняя, опрятная. Инородное тело на военной базе. Зато какое!

Тони застыл, улыбаясь во все тридцать два зуба.

Почувствовав на себе его взгляд, красавица поправила волосы, что вблизи казались еще пышнее и чернее. На ее лице заиграла улыбка.

– Вы смотрите на овощи или на меня? – пролепетала она на ломаном английском.

– На ваши овощи… Черт! Я хотел сказать, просто на овощи, мисс.

Он покосился на ребят и гаркнул с энтузиазмом, от которого зазвенело в ушах:

– Зеленщик прибыл в ваше распоряжение!

– В армии есть такая должность?

Уняв расшалившееся сердце и сдержав дыхание, Тони перешел на местный говор:

– Теперь есть! Разрешите стать вашим денщиком, синьорина? Будет дополнительная пара рук собирать урожай.

– И ног, – прыснула девушка, обрадованная тем, что кто-то знает итальянский. – Чтобы самой не таскаться в такую даль. Я Аполлония. Откуда вы владеете языком Данте?

– Такого не знаю. Высокие темы солдату не положены, – хохотнул Тони. – Придет офицер, даст взбучку. Лучше обсуждать овощи.

Глянув в ведомость, девушка улыбнулась.

– Да, выйдет неловко. И все-таки, кто вы?

– Сын сицилийского фермера, переехавшего в Нью-Йорк в двадцатых. Мое имя…

– Рядовой Леоне! – раздался повелительный бас.

Рядовой первого класса, подумал Тони и встал смирно. Благодушное выражение стерлось с его лица. Из дверного проема на него пялились двое: давешний мордатый полковник и капитан с почерневшим от солнца лбом.

– Какого хрена ты здесь делаешь? – рыкнул Стоун. В раскалившейся от крика глотке шипело, для полноты картины не хватало разве что клубов пара. Его молчаливый спутник, напротив, обшаривал шатер ледяным взглядом.

– Оформляю перевод на кухню, – отчеканил рядовой. – По вашему приказанию, сэр.

Стоун искоса глянул на чернолобого, чтобы понять, удивился тот или нет. Ладонь потерлась о штанину с полковничьим лампасом.

– Приказанию? Да что ты! Это капитан Адамсон. Командир снайперской группы. Поступаешь в его распоряжение.

Адамсон молча глядел на Тони. Как бы оправдываясь, полковник развел руками:

– У парня лучшая характеристика.

Тони всмотрелся в лицо нового командира и сразу понял, что каждое слово этого молчуна стоит больше, чем целая речь полковника.

Стоун повернулся к девушке, сделав вид, будто только сейчас ее заметил, и сказал уже иным тоном:

– Мисс, надеюсь лицезреть вас за ужином. Не побрезгуйте походным кровом старого воина.

Хлопнул брезент, и за спиной раздались удаляющиеся шаги.

Полковник, не отрывая от девушки взгляд, гаркнул:

– Чего встал? Живо за капитаном!

Тони почувствовал, как сердце сжалось при виде галантного и улыбчивого Стоуна – сто лет в обед, а туда же! – но дело не ждало. После некоторого колебания Тони выскочил из шатра.

Адамсон шагал вдоль периметра и не думал оборачиваться. Прямой, как палка. Ботинки грязные, форма помята, будто ее достали из задницы. Для военного это хуже, чем ходить голым. Впрочем, такому человеку наплевать, есть ли на нем одежда. В остальном, несмотря на странный вид и отрешенный взгляд, капитан как капитан: собранный и грозный.

Тони перешел на бег, чтобы догнать его.

– Ты хоть стрелять-то умеешь? – процедил капитан сквозь зубы.

– И довольно неплохо, сэр, – ответил Тони. – Я готов прямо сейчас…

– Ты еще салага, полный ноль, – капитан, остановившись, сплюнул на плац. – Будешь готов, когда я решу.

Тони молчал, не зная, что сказать.

– Зови меня Дерек, – командир потер виски и добавил бесцветным голосом: – Так проще.

Тони кивнул. Он бы многое отдал, чтобы стать такому человеку своим.

Будто подслушав его мысли, Адамсон сказал:

– При посторонних обращайся ко мне по званию.

Тони снова кивнул.

– Кухня отменяется, парень. Вернись за вещами и пулей сюда. Отныне квартируешь со мной. Куда я, туда и ты. И это не обсуждается! Завтра выходим в пять. Приведи оружие и амуницию в порядок. Собери двойной боекомплект, сухпаек и набор медикаментов.

Капитан пристально посмотрел на Тони. Его мысли были как открытая книга. Наверняка он гадал, не обделается ли Тони в первом же бою?

Речи боевых офицеров всегда одинаковы. Мол, такая зелень, как вы, красуется перед дамами, побывав в одной единственной передряге. Или отсидевшись в тылу. Но это не Канзас, и здесь нет мамкиного сада. Некоторые не доживают и до вечера!

Тони ответил капитану таким же серьезным взглядом и сказал:

– Сэр, у вас кровь. Зацепило?

– Дерек, – напомнил тот. – Это кровь погибшего напарника.

Капитан посмотрел куда-то в сторону. Его щеки заиграли желваками, а взгляд стал напряженным.

Сглотнув, Тони посмотрел в том же направлении. В угасающем свете дня виднелся большой шатер с ярко-красным крестом. Рядом, всего в двух ярдах, стояла собачья конура. Ее четвероногий обитатель жалобно скулил.

Как будто рядом хищник.

***

Мимоходом вздохнув об Аполлонии – все же на кухне могли быть свои плюсы, – Тони отправился в часть к сослуживцам. Теперь уже бывшим.

Собирать особо нечего: рюкзак, каска в сетчатом чехле и винтовка. И все, прощай, сержант, до встречи, ребята! Теперь он настоящий снайпер.

На обратном пути Тони не удержался и заглянул в госпитальный шатер. Спросил у сестры милосердия, где тело его предшественника. Чувствовал, что должен его увидеть. Непонятно зачем. Должен, и все тут!

Идея оказалась нелепой. Труп выглядел жутко. Глаз не было, как и лба. Осколок минометного заряда срезал черепную коробку парня, точно бритва. Не голова, а шкатулка с языком!

Медсестра, давно привыкшая к таким зрелищам, накрыла тело брезентом и вздохнула:

– Бедняга обещал показать Техас. После войны…

Тони не знал, видел ли когда-нибудь что-то более ужасное. Выблевав остатки ужина, вернулся в палатку и, закутавшись в армейское покрывало, до рассвета стискивал зубы. Порой их приходилось удерживать рукой, чтобы не стучали.

Где-то рядом соловей завел песню, которая становилась то громче, то тише. Ей вторили цикады, радуясь первым солнечным лучам.

Спать уже поздно. Тони рывком сел, его ладони взлетели к лицу. Совсем скоро он будет на передовой. Все-таки добился своего.

Похоже, бой с нацизмом, или «Дело», как называл его Тони, выйдет нелегким. В первый же день война показала свой звериный оскал.

А что будет дальше?

Глава вторая

Канада, Ванкувер, 1959

В последнее время, оставаясь наедине с самим собой, Чед откидывал барабан табельного револьвера – убедиться, заряжен ли. Кабинка туалета подходила для этого как нельзя лучше.

Он убрал оружие в кобуру и дернул цепочку слива.

День выдался тяжелым. Нужно умыться и выпить… хотя бы кофе.

Теплая струя воды ударилась о раковину, создавая множество маленьких пузырьков. На хромированной поверхности слива заиграл тусклый отблеск от лампы. Пар поднялся к потолку. На улице мороз, и батареи едва теплятся. Так почему бы не согреть замерзшие руки под краном?

Он тер лицо, согнувшись почти вдвое, ржавый смеситель яростно харкал. Это продолжалось так долго, что сортир стал похож на турецкую баню. Чед закрыл вентиль, и в сток упали последние капли. Нависла гулкая тишина. Собственное дыхание казалось чужим, будто за спиной хрипит мертвец.

Подняв лицо, он увидел в мутном зеркале человека с густой щетиной. К сорока годам в ней стала пробиваться редкая седина. Над мокрыми волосами мерцала люстра, с подбородка стекала вода. Серые, как лед, глаза, обрамленные набухшими мешками, смотрели устало. Обычно Чед сторонился зеркал, чтобы не видеть пропитую рожу. Но сегодня можно. Надо же понять, насколько он сдал за последнюю неделю. Другой бы уже давно сдох от такого количества алкоголя.

С лицом все понятно. Стоит побриться, выспаться, и будет в самый раз. А что с телом? Оно еще в хорошей форме. Хоть здесь война не проиграна! Чед ухмыльнулся. Должно быть, так выглядит сельский кот – поджарый, охочий до мышей и кошек, но с клочками грязной шерсти и репейником на заднице.

Подавив чувство, будто за отражением скрывается иной, возможно, лучший мир, он толкнул дверь. Коридор – пустынный и мрачный – встретил тьмой. В сортире и то веселее!

Чед прошел в кабинет.

Обойдя стол, устроился в кресле. Было начало шестого, ребята собирались внизу. В баре ждали холодное пиво и барбекю. Идти не хотелось, но выбора нет. Такова традиция полицейского департамента: перед отпуском угощать коллег. Этого ждут от каждого сотрудника! И тем более от Чеда Фрейзера, старшего детектива отдела специальных расследований.

Он покосился на груду бумаг. Из десятка дел едва ли пара готова к сдаче, прочие разметаны по столу. Но теперь это не его проблема. Зачем заставлять людей идти в отпуск, когда есть более важные задачи? Кто будет искать убийц? Сосунки-новобранцы или их мамаши?

Фрейзер достал пачку «мальборо», и кабинет наполнился едким запахом табака.

А может быть, действительно в отпуск? Съездить в Лондон к Оливии… Почему нет? Пора бы им уже поговорить.

Свет настольной лампы освещал часть рабочего стола, в воздухе мерцали пылинки. Чед бросил взгляд на пустую фоторамку. Плечи поникли, будто на них поставили гирю. Нельзя просто так явиться к ней и сделать вид, будто ничего не произошло.

Окурок ткнулся в пепельницу и зашипел. Дернув со стула пиджак, Чед спустился вниз, к коллегам.

***

Вестибюль полнился людьми. Чед пытался быть дружелюбным, но на лбу его пролегла морщина. Глубокая, как Марианская впадина.

Вечеринка еще не началась, а настроение уже на нуле. Парни хлопали по спине и желали приятного отдыха. Потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться. Под взглядами окружающих он чувствовал себя мишенью в тире.

Кто-то выкрикнул:

– Скоро польем твое деревце, старина!

Чед кивнул. Он шутил, что внутри него живет прихотливое деревце, которое остро нуждается в подкормке. И только выпивка может заставить его приносить плоды. Зато какие! Улики становятся заметными, мотивация преступников предельно ясной, а их слабости и ошибки – очевидными.

Он прошел сквозь толпу и бровью не повел. Ему, опытному детективу, нельзя проявлять слабость перед коллегами. Затылок похолодел, как от сквозняка. Они хотят забрать единственное, что у него осталось, – работу. Кто он без нее? Просто алкоголик…

Подойдя к информационной доске, Чед застыл у новой брошюры и забормотал под нос:

– Скрутка с марихуаной, также известная как дурь, шмаль, косяк, доза…

За этим занятием его и застал Коди Блант.

– Завязывай просвещаться. Там, эт самое, пиво греется. Да и в горле пересохло…

Детектив бросил на приятеля лукавый взгляд, на миг забыв о тоске, ответил с ухмылкой:

– Без проблем.

Ребята не знали, что сегодня в ближайшей забегаловке толкают алкоголь за полцены. Срок годности истек, но пить можно. А что такого? Еще поблагодарят за чистку организма. В каком-то смысле употребление просрочки – это борьба с контрафактом. Работенка как раз для копов. Уже к ночи риск отравления налогоплательщиков значительно снизится.

– Пошли что ли? – улыбнулся Блант, заразившись весельем друга.

Над верхней губой у Бланта виднелись тонкие усики, такие редкие и неровные, будто тот каждый раз брился в темноте. Он был одет в модную шляпу и пальто, но явно не по размеру. Так выглядел бы Казанова, живущий на зарплату младшего детектива.

Напарник побрел к выходу, предвкушая глоток пенного. Вдруг кто-то взял Чеда за плечо.

Начальник управления. Кто же еще? Шеф убрал руку и жестом велел Коди исчезнуть.

– Поговорим, сынок? Я только от главного констебля. Твое… эмм… недельное отсутствие, – он поморщился, – заметили. Короче, заявление на отпуск пишем задним числом. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Только не понимаю, зачем вообще нужен отпуск? На мне пахать можно.

Фрейзер взглянул на шефа. Все как всегда: потертый костюм, сигара в зубах. Вечно изжеванная и потухшая.

Если Коди с его модными нарядами напоминал провинциального ловеласа, то шеф казался старым псом, что всю жизнь ходит в одном и том же ошейнике, некогда дорогом, а ныне потрепанном и облезлом.

– Не задирай нос, – шеф поморщился от запаха перегара и махнул рукой. – Ты не один здесь умеешь работать. Но дело не в этом. Я не могу вечно прикрывать твою задницу. В похороны десятой тети не поверит никто. Не будь ты Чедом Фрейзером, я бы тебя уволил!

Чед равнодушно посмотрел на часы.

Шеф застегнул рубашку на брюхе и, вздохнув, добавил:

– Не сомневайся, уволил бы. С превеликим удовольствием!

Прислушиваясь к людскому гвалту, Фрейзер рассеянно кивнул. Ребята ждут приятный вечер. Черт! Как же тоскливо, будто кто умер.

– Сынок, так будет лучше. Отдохнешь, развлечешься. Слетай куда-нибудь. Слыхал, будто твоя укатила в Англию…

Чед покачал головой. Неужели есть хоть кто-то, кто не в курсе? Он сказал:

– Как насчет пинты-другой?

Шеф неуверенно кашлянул. Его щеки, больше похожие на брыли, задрожали. Отсюда и кличка: Бульдог.

Бровь Чеда взметнулась ко лбу:

– Сэр?

– Вот что, сынок. Главный констебль так взбесился, что лучше бы мне не ходить с вами. Кто-то должен блюсти моральный облик. Понимаешь, о чем я?

Кисло улыбнувшись, детектив повернулся к коллегам.

– Эй, народ! Пришло время как следует… – он сделал паузу и закончил, пародируя шефа: – Понимаете, о чем я, сынки?

Ответом ему было всеобщее ликование. Чед смеялся вместе со всеми, пытаясь спрятать тоску, как прячут камень за пазухой. Вдруг затрещала потолочная лампа. Холл наполнился запахом пластмассы. Очередное короткое замыкание! Сколько еще это будет продолжаться?

Все разом умолкли.

Тишину нарушил звонок телефона. Пронзительный, словно крик в ночном лесу.

***

«Студебекер» летел по ночной трассе, фары прорезали темноту. В свете звезд он казался настоящей ракетой, какую Советы запустили в январе. Коди, наклонившись к рулю, давил на педаль газа. Приборы на панели уютно помигивали.

Чед смотрел в пассажирское окно. Перед глазами мелькал однообразный пейзаж. Снежно, уныло, пустынно.

Ладонь детектива подпирала щеку. Иногда ему удавалось разглядеть заправки и небольшие отели. Парковки перед ними были заполнены грузовиками – дальнобойщики готовились ко сну.

На лице Чеда появилась улыбка. Казалось, жизнь налаживается. Он сказал:

– Будто стая мамонтов.

– Что? – не понял Коди.

– Ну, грузовики. Сбиваются в кучу и все такое.

Напарник полуобернулся, чтобы знаменитому детективу было лучше видно злобное выражение его лица, и сказал:

– Пить надо меньше!

Чед покачал головой.

– Не пыхти. Кто виноват, что нам поручили это задание?

– Не нам, а мне, приятель, – задохнулся Коди. – Мне! Сегодня я главный. А ты в отпуске. Забыл?

Он глянул в зеркало заднего вида и разгладил усики, под ними белели сжатые губы. Добавил обиженно:

– Какого черта я вообще тебя взял? Снова метишь на первую полосу? Любимец газетчиков, мать твою. Парвеню.

Из груди Чеда вырвался вздох. Последнее слово явно не входило в лексикон Коди. Должно быть, вычитал в модном журнале.

– Слово-то какое.

– Вот-вот! – подхватил Коди, не заметив иронии. – Первый раз пошла карта: не кто-нибудь расшибся, а сам Билли Кинг! И тут ты…

Поморщившись, Чед спросил:

– Что еще за Билли?

Вместо ответа Коди уставился в лобовое стекло, на мелькание разделительной полосы. Фрейзер открыл было рот, чтобы составить фразу из слов «отпуск» и «на хрен не нужен», но, подумав немного, сдвинул шляпу, устроился поудобнее и приготовился ко сну. Дурак все равно ничего не поймет.

Зато Чед отлично понимал, что если сейчас не начнет расследование, то снова уйдет в запой.

Через мгновение ему уже снился сон.

Он расчищает снег, пытаясь откопать фото Оливии. В нежных девичьих глазах читается печаль, и вдруг, словно молния, его озаряет мысль: а что, если там не фото девушки, а она сама? Его окоченевшие пальцы работают все быстрее, пытаясь раскопать глубже, но никак не могут найти. Из-под блестящего снежного покрова доносится мучительный, приглушенный крик.

***

Когда Чед открыл глаза, автомобиль остановился в полумиле от горного хребта. Десятки заснеженных пиков сияли на фоне луны. За склон уходила канатная дорога.

Коди хлопнул дверцей и пнул колесо, чтобы стряхнуть комья снега.

– Приехали. Горнолыжный курорт «Вистлер». Ты, эт самое, раньше здесь бывал?

– Да, – ответил Чед. В голосе звучала странная горечь. Он улыбнулся, почувствовав недоумение друга: – Бывал и не раз.

Их встретил дежурный полицейский и велел следовать за ним. Предстояло подняться на склон. Высокий. Не меньше полумили! Пешком, прямо по лыжне. Канатную дорогу закрыли из-за несчастного случая: турист упал вместе с вагончиком.

Они прошли только половину пути, а ноги уже отказывались двигаться. Коди стучал зубами. Чеду пришлось чуть легче. С фляжкой в руках он чувствовал себя будто в шубе.

Коди поморщился от сивушного аромата:

– Что у тебя там?

– Да вот, весьма удобная фляга, – ответил Чед, отпив еще немного. – Для походов и занятий спортом.

– Ну да, ты же у нас спортсмен…

Лыжня привела их к освещенной площадке на склоне горы. Сугробы там лежали вековым слоем, ледяной наст застилал снегопад, зарядивший еще с утра. Луч портативного прожектора – как его сюда затащили? – высвечивал бездыханное тело. Впрочем, об этом можно было судить только по унтам и фрагментам одежды. Остальное, без преувеличения, превратилось в месиво. Последний раз Чед видел такое, проезжая мимо страшной автомобильной аварии.

Над останками работали криминалисты: тонкий и толстый. В их руках мелькали измерительные приборы и бирки для улик. По площадке метались густые тени. Чед поежился: в аду и то уютнее!

Коди побледнел, рука сама потянулась к горлу. Он сипло напомнил:

– Расследование возглавляю я. Без фокусов.

Чед бросил на него пустой взгляд и, пожав широкими плечами, обратился к коллегам:

– Полицейский департамент Ванкувера. Я – детектив Фрейзер, а это младший детектив Блант. Отдел специальных расследований. Что тут у нас?

– Добрый вечер, сэр, – вперед шагнул худой эксперт. – Обрыв троса, сэр. Вагончик разлетелся вдребезги. Жертва – Уильям Кингсли Младший. Более никто не пострадал, сэр.

– Он еще какое-то время дышал, – заметил другой, потолще, и простуженно чихнул. – Это редкость с такими травмами.

У него получилось «дыал» и «тавмами».

Приглядевшись, Чед кивнул. Из множества кровавых луж лишь треть скопилась у тела, остальные разлиты по сторонам. Ясно: распоротая артерия работала, пока сердце билось.

Он снова кивнул. Опустившись на корточки, сказал понимающе:

– Ага. Вот и причина смерти…

Пальцы бестрепетно коснулись дыры на затылке мертвеца. Сверху одобрительно хмыкнули. Криминалисты подвинулись, чтобы не загораживать свет, Чед знал, что им восхищаются. Давно к этому привык.

– Так точно, сэр. Летальный исход в результате перелома основания черепа. Есть и другие травмы, сэр.

– Ага, еще сломаны ребра, – добавил простуженный, – и позвоночник в двух местах. Имеются разрывы мягких тканей. Перевернуть труп? Или предпочитаете фото?

Чед мрачно улыбнулся и ответил с сарказмом:

– Фото. Взгляну перед сном.

Он приложился к фляжке. Так-то лучше. Теперь можно браться за работу.

Детектив дюйм за дюймом осмотрел место происшествия, не оставив без внимания ни одного обломка. Металлические детали фуникулера блестели, отражая свет. Каждая из них казалась подозрительной и одновременно бесполезной. Запнувшись о кусок троса, Чед сел на корточки, чтобы рассмотреть его поближе.

Вдруг он спросил:

– У вас есть вопросы, детектив Блант?

Челюсть напарника отвисла. Будучи живым олицетворением растерянности, он не нашелся с ответом.

– А у меня есть, – Фрейзер кивнул на останки. – Личность установили по документам?

Толстый эксперт обернулся на товарища, призывая его в свидетели:

– Да, в кармане нашли паспорт. Перед нами его величество Билли Кинг.

Брови Чеда взлетели. Он спросил раздраженно, будто над ним подшучивали:

– Кто, черт возьми, этот Кинг?

– Вы, правда, не знаете? – криминалист шмыгнул носом. – Американский певец, такой популярный, что даже собственное отражение в зеркале ему аплодирует. О Синатре-то хоть слыхали?

Поднявшись, Чед посмотрел на парней из оцепления. Все были одеты в теплые куртки, в руках дробовики.

Он тронул напарника за рукав, приказал стальным тоном:

– Детектив Блант, проследите за сменой караула. Ребятам не повредит кофе, а то холод собачий. Экспертов можно отпустить.

Коди присмотрелся к выражению лица Чеда.

– Распоряжусь насчет труповозки. Я решил, что тебе лучше уехать и отдохнуть. Ты, эт самое…

– Знаю-знаю, в отпуске. Пойду в отель, это же гребаный курорт, верно? Вот и отдохну. Бывайте, парни.

Фрейзер пожал руки криминалистам и повернулся, чтобы уйти. Вслед ему неслось:

– Рады встрече, детектив!

– Не то слово, – бросил Чед, не оборачиваясь.

Свет прожектора остался далеко позади, когда Блант почти догнал его. Он спешил, будто опаздывал на поезд. Чед оглянулся через плечо, и его губы сами собой растянулись в улыбке.

Меховой воротник Коди раскис от снега и покрылся бахромой льда, по лбу стекал пот. На усах поблескивало.

– Погоди, старик, – крикнул он издалека.

Чед остановился. От вида напарника, комичного и неуклюжего, в груди потеплело. Хороший он все-таки мужик, хоть и придурок. Впрочем, одно другому не мешает.

– Я собираюсь в круглосуточное кафе, – Коди мотнул подбородком в сторону заведения. – Думаю, там найдется сандвич с тунцом. Хочешь составить мне компанию?

Фрейзер потряс флягой:

– У меня есть все, что нужно. Не отговаривай: я остаюсь.

***

Снег залеплял глаза, норовя проникнуть за воротник, белые хлопья щекотали шею. Здания курортного городка утопали в бушующем вихре, и оконный свет из последних сил боролся за цивилизацию против дикой стихии.

Но Чеду все нравилось. Его ждало настоящее дело, и это дарило чувство, будто завтра Рождество. Всего-то и нужно с утра пораньше пробраться к камину и достать сладости из развешанных носков. Неужели у него это было? В прошлой, бесконечно далекой жизни.

Полупьяный и усталый, он кое-как доковылял до гостиничных корпусов. Первые два прошел мимо, хотя ноги уже заплетались. У третьего остановился, сам не зная почему.

На ступенях крыльца остались одинокие следы. Кто еще будет шататься по улицам в такой час?

В темном вестибюле за стойкой торчал портье – сонный, как муха. На любезности не разменивался, прятал глаза. Он без лишних слов отдал бумаги и ключи.

Молчал и Чед. Что зря болтать?

На стене висел образец заполнения с корпоративными вензелями. Чед глянул на него и сразу заинтересовался расположенной по соседству табличкой. Надпись гласила: «ПРОЖИВАНИЕ С СОБАКАМИ ЗАПРЕЩЕНО!»

Интересно, почему? Он ухмыльнулся. Никогда не слышал, чтобы собака украла полотенце, приставала к горничной или не оплатила счет.

Голова кружилась. Проклятье! Кажется, на сегодня хватит. Не стоит переливать внутреннее деревце.

Внеся предоплату, Чед поднялся в номер на пятом этаже. Не раздеваясь, рухнул в кровать. Лежал, закинув руки за голову. Его безразличный взгляд изучал пространство.

Не комната, а настоящий чулан. Следы на обоях цвета увядшего мака говорили о перемещении мебели больше, чем зоологические журналы о миграции кабанов.

Чед скривился, как от зубной боли.

Не видать ему семейных вечеров, служебная квартира да прокуренный кабинет – вот и весь уют. Может, оно и к лучшему. Такая профессия для одиночек.

Оливию Мэннинг – молодую британскую актрису – он встретил именно здесь, в «Вистлере». Память сохранила каждую деталь, каждый проведенный с ней день. Они изучили здесь все. Должно быть, никто из жителей Ванкувера не знает окрестности курорта так хорошо.

Со дня знакомства утекло много воды, но все было словно вчера. Предаваясь воспоминаниям, Чед закрыл глаза.

Молодая лыжница решает съехать с трамплина. Он невольно останавливается посмотреть. Через миг выясняется, что не напрасно…

Все, что могло пойти не так, идет не так!

Приземлившись, девушка не входит в лыжню и вылетает на сверкающий снежный наст. Ее несет прямо к киоску с гордой вывеской: «ХОТ-ДОГИ, БУРГЕРЫ, ГОРЯЧИЕ НАПИТКИ».

Чед бросается наперерез. Только бы успеть!

В ушах завывает ветер, снег бьет в лицо.

Они сталкиваются всего за несколько ярдов до киоска. Прежде чем упасть в сугроб, Чед видит округлившиеся глаза торговца. В других обстоятельствах выражение его лица могло бы показаться забавным.

Чед первым выбирается из снежного завала. Он вертит головой. Из снега торчат палки, рядом валяются лыжи и запорошенная зеленая шапочка.

– Боже! Вы целы?

Он помогает девушке встать на ноги и осторожно отряхивает ее. Она невысокая и стройная, с округлыми бедрами и небольшой аккуратной грудью. О Боже, куда он смотрит? Чед торопливо поднимает взгляд. На плечах девушки копна рыжих волос, а щеки и лоб украшают веснушки, которые пробиваются даже сквозь густой румянец.

– Неужели вы так проголодались? – улыбается Чед, пытаясь вывести девушку из ступора.

– Что? – растерянно отвечает она.

– Нет, я, конечно, слышал о женском аппетите, но чтобы так лететь за хот-догами!

Девушка хлопает глазами. Не лучшая реакция на шутку, но уже что-то.

Чед берет ее за руку.

– Нужно немного согреться. Пойдемте, я угощу вас.

Они подходят к киоску, и взгляд лыжницы становится осмысленным. Она внимательно смотрит на своего спасителя, и в ее глазах блестит живой огонек.

Чед стучит в оконце.

– Пожалуйста, дайте этой милой леди самый большой и вкусный хот-дог!

Она наконец улыбается:

– И картошку…

Его разбудил стук в дверь.

– Ты здесь? Я знаю, что ты здесь, черт возьми!

Чед вскочил, и его рука сама собой выхватила револьвер. Барабан привычно откинулся, явив взгляду шесть желтых кругляшей.

Заряжен!

Годы службы научили в такие минуты не раздумывать. Сердце колотилось, будто от удара током. Он направил оружие в дверь.

Раздались торопливые шаги. Кто-то ушел к соседнему номеру, и все повторилось.

– Ты здесь, Джонни? Открывай, черт бы тебя побрал!

Чувство мнимой опасности отрезвило.

Зря он лег спать в одежде. Кровать пропиталась влагой. Чеда бил озноб, пот лился изо всех пор – состояние не из лучших.

Где фляжка? Нужно выбросить из головы лишние мысли.

Проклятье! Все-таки запил…

Утолив жажду, Чед шагнул к окну и раздвинул шторы. Он напряженно всматривался в горный пейзаж, над которым появилась светлая полоска – рассвет.

В краях, где, как принято думать, из крана льется шампанское, а на фермах кудахчут жареные куры, произошла трагедия.

Где-то там, на склоне, разбился американский певец. Там валяются обломки фуникулера и крупный стальной трос, скрученный из прочных нитей.

При естественном разрыве нити отличались бы длиной. Лопнет одна – растянутся остальные. А тут полетели все разом.

Ни дать ни взять кисточка на хвосте льва. Ровная и аккуратная. Будто чем-то рубанули. Пулей?

Чед устало потер глаза. Почему никто не обратил на это внимания, кроме него?

Неплохо для парвеню, а?

Глава третья

Италия, 1944

В последнюю минуту Тони понял, что не хочет выбираться из канализации. Задрав голову, он смотрел в ночное небо через открытый люк. На грязном и потном лице читалась мрачная решимость. Наверху буйствовал ветер. Завывая, словно дикий зверь, он гнул деревья и грохотал железными крышами домов, с других – срывал черепицу.

За долгие часы блуждания по коллектору Тони так и не привык к запаху гнили и полумраку. К переплетению труб и кабелей над головой, к редким мерцающим огонькам и писку крыс. Но сейчас это отвратительное место казалось ему уютным и безопасным по сравнению с тем, что творилось на поверхности.

Над головой хозяйничал враг.

Надо бы закурить. Тони достал сигареты.

Дерек, прислонившись спиной к склизкой стене, снял с плеча винтовку. Чуть слышно щелкнул затвор.

В прошлый раз он нашел путь в Кассино через заброшенный коллектор и сегодня воспользовался им снова. Капитан молчал с самого лагеря, не понукал и не давал распоряжений. Его взгляд остановился на нераспечатанной пачке «Лаки страйк». Адамсон проскрипел, словно ногтем по стеклу:

– Спрячь.

Тони сунул курево обратно в карман. Хорошо, что Дерек заговорил. Странно блуждать в клоаке под носом у врага и не перемолвиться словом. Да еще ночью.

Лунный свет скользнул по стенке колодца, выхватил бледное лицо капитана и его насмешливую улыбку. Выражение было таким обыденным, что Тони захотелось спросить прямо. По-дружески.

– Дерек, а чего я без оптики? Надо щелкать гансов в два ствола, как индеек на День благодарения. Ты же не думаешь…

– Думаю. И тебе советую.

Тони набычился. Попасть на передовую как можно скорее было чертовски верным решением. Так не остается времени для сомнений. Он дал себе слово, что сегодня убьет немца. Перешагнет черту.

– Я рассчитывал… – начал было Тони, глядя исподлобья.

– Хреново рассчитывал. Для предельной ясности: винтовку получишь, когда решу я. Твоя работа – кормить меня с ложечки и подтирать зад. И чтоб комар носу не подточил. Хочешь спасти человечество – сигай в дерьмо, вычисти «авгиевы конюшни».

Тони сердито молчал. Какие еще конюшни?

Капитан смачно сплюнул на пол и внимательно осмотрел лаз.

– Коллектор ведет на городскую улицу. Мы, парень, в тылу врага.

– Я не кретин, Дерек!

– Рад это слышать, – голос капитана остался бесстрастным. – Такие кормят червей. Окажемся на поверхности – бегом к разбитой колымаге, что в пяти шагах слева. Затем в воронку. Марш!

Адамсон пропустил его вперед, Тони слышал за спиной хриплое дыхание. Он ухватился за железную скобу, служившую лестницей. Сверху тянуло холодом.

Вот они и на вражеской территории. Сердце колотилось, казалось, уже не в груди, а в складках маскхалата. Над спящим городом мерцала бледная итальянская луна. У самых крыш плыли тучи: низкие, почти осязаемые. Ветер пробирал до костей. Куда подевалась вчерашняя жара?

Все это Тони отметил непроизвольно, чувства – зрение, внимание и даже слух – ушли на выполнение приказа. Шаг-другой… Спина привалилась к подбитому автомобилю, черному, как туз пик. Тони пригляделся к гербу на дверце, к растопыренным крыльям имперского орла. Тряхнул головой – некогда рассматривать картинки, пора двигаться. Кувырок, битый кирпич оцарапал щеку, мир встал на дыбы и вновь сузился до размеров колодца. Тони размяк на дне воронки, тут можно не осторожничать. Насладиться покоем.

Вскоре стало тесно – это капитан составил компанию. Он без промедления вскарабкался на край воронки. На миг застыл, словно кобра перед броском, и растворился во тьме.

Немного подумав, Тони последовал за ним. Город был окутан тьмой, лишь среди развалин маячили фонари патрулей. Желтые лучи выхватывали стены домов, слепые, закрытые матрасами окна, сучковатые ветви и шумящую листву. Где командир? Тони пригляделся и увидел, что вдоль тротуара несется призрачная фигура. Бросился догонять.

Дерек летел безмолвной тенью. Под ногами Тони, наоборот, все шуршало и звенело, словно он бежал по осколкам стекла в железных сапогах. Пот ручьем стекал по спине, а в ушах бил барабан.

На пути возникла баррикада, и мужчины замедлили шаг. Дорога перекрыта. Технике не пройти, а вот паре диверсантов – в самый раз. Адамсон прыгнул первым.

– Быстрее, парень.

Стиснув зубы, Тони полез за ним. Руки коснулись мерзкой и липкой поверхности. Из чего сделана эта штука? Нос уловил гнилостный запах. Тони прикусил бледные губы, понимая, что не хочет это видеть. Хорошо, что вокруг темнота.

Капитан перебрался на другую сторону, и снизу послышался шорох.

– Не спи, Зеленщик. Хватит обниматься с дохлятиной.

Тони торопливо спустился, его пальцы нервно хрустели, а желваки ходили ходуном. Он пристально посмотрел на капитана. Адамсон явно не испытывал к происходящему патриотических чувств. И он по-своему прав: борьба за высокие идеалы – это возня в куче дерьма. Работа, конечно, полезная, но ни черта не веселая. Зачем убивать людей и ставить на кон свою душу? Ради демократии и свободы?

Ответ пришел сам собой – ради Аполлонии. Тони почувствовал, как тепло поселилось в его груди. Прямо под армейскими жетонами. Внутренний голос тут же возразил: «Причем здесь эта девушка? От них одни неприятности! Главное – сохранить голову!»

Бешеная гонка по улицам вражеского города длилась недолго.

Они свернули за угол. Судя по поведению Адамсона, он уже здесь бывал: уверенно выбирал подворотни и закоулки, безопасные места. Знал, когда и где может вынырнуть патруль.

Когда солнечный луч коснулся пригорода на юго-востоке, бойцы забежали в пустой дом и поднялись на пятый этаж. Тони рухнул у окна. Капюшон спал с его головы, обнажив покрытый испариной лоб. Вокруг стояла гулкая тишина, и собственное дыхание казалось таким громким, словно на голову нацепили ведро.

Дерек лениво потянулся, лицо его оставалось спокойным, будто вокруг не было никакой войны. Жуткий тип!

Он слегка подался вперед и сплюнул.

– Славно прогулялись.

Тони промолчал. Если не обращать внимания на дурацкую верблюжью привычку, Адамсона можно терпеть. С диалогом сложнее: не всегда понятно, шутит человек или нет.

Тони достал сигареты и посмотрел на старшего. Тот снова покачал головой.

– На передке два способа угробить командира: закурить и отдать ему честь.

– Прострелят голову?

– Да! И в данном случае – мою. А она еще пригодится. Нам обоим.

Кисло улыбнувшись, Тони спросил:

– Какие будут приказания?

Капитан кивнул на огромную пробоину в стене, что серела в утренних сумерках. На ладонь Тони опустился бинокль, завернутый в лоскуты цвета хаки.

– Первый урок – наблюдение.

***

Тони лег на холодный пол так, чтобы смотреть через пробоину и не выпускать из внимания саму комнату. Он опасался появления патруля.

Пока не рассвело, улицу толком не рассмотреть. Чтобы скоротать время, стал изучать узоры на обоях. Сам не заметил, как задремал…

Ему снилось, будто рыбачит с отцом, а тот все молчит. Выцветшие глаза жмурятся от майского солнышка, а в уголке рта трубка. Он улыбается, чего Тони не видел с детства. С тех пор как старик увез его в Штаты, спасаясь от мафии…

Тони не спрашивал отца о делах, он знал, что старик в своей жизни повидал крови больше, чем любой из смертных. Гораздо больше! Откуда еще у Тони такая тяга к оружию?

Улыбаясь, отец вынимает трубку изо рта. Мундштук упирается Тони в лоб, и старик спускает воображаемый курок.

Вздрогнув, Тони открыл глаза и посмотрел на капитана. Дерек ответил ухмылкой.

Как он мог уснуть? Сразу видно: зелень из учебки.

Испугавшись, что покраснеет, Тони не придумал ничего лучше, чем прильнуть к биноклю.

Было уже светло. Он медленно водил окулярами по сонным улочкам, где клубился туман, виднелись черные кляксы пожарищ, обломки зданий и подбитая техника. Унылый, однообразный пейзаж. Союзная эскадрилья – неважный художник.

Тони покрутил настроечное колесико, и его дернуло, будто к носу поднесли нашатырь. Баррикада, которую они миновали пару часов назад, оказалась… стеной из мертвых лошадей.

Решив, что еще спит, Тони больно прикусил губу, но ужасная сцена не исчезла. Вот откуда этот смрад! Хорошо, что лежал, иначе не удержался бы на ногах. По спине пробежал холодок: волочить трупы накладно, скорее всего, лошадей пригнали еще живыми!

Он убрал бинокль и потер переносицу. Душу сковал мороз.

Голос Дерека пробился сквозь замутненное сознание:

– Не пыхти, дай послушать.

Тони зажал виски, пытаясь справиться с головокружением. Капитан приложил палец к губам. Тишину утра разрывал голос из динамика на ближайшем столбе.

«Манхэттен – капут! Микки Маус – капут! Немецкое командование призывает сложить оружие и прекратить бессмысленное кровопролитие».

– Во дает! – усмехнулся капитан. – Почти без акцента.

Прислушавшись, Тони спросил:

– Кто это?

– Штандартенфюрер Хайльман из 4-го парашютного. Наш добрый друг и агитатор.

Тони подавлено вздохнул: «Пусть лучше над полем боя звучит голос врага, чем выстрелы».

Едва он об этом подумал, как тут же раздался взрыв. Затем еще один. Началась стрельба. Винтовочные щелчки перемежались пулеметными трелями.

Адамсон не шелохнулся, и Тони понял, что бой в отдалении. Их это не касается. Однако взгляд то и дело впивался в оставленную позади дверь, не крадется ли кто?

За шиворот скользнула противная капля. Пальцы мелко задрожали, а вслед за ними – стеклянные осколки на полу.

– Тигр, – сказал командир одними губами, хотя, может, и вслух, не разобрать.

Тони потер заложенные уши. Действительно, из выбитых окон доносился скрип гусеничных траков и рев мотора. А говорят, у гансов плохо с горючим.

Канонада стихла так же резко, как и началась. Оказалось, все это время над полем боя продолжал звучать голос штандартенфюрера. Ему-то уж точно ничего не угрожало…

«Манхэттен – капут! Микки Маус – капут!»

Интересно, чья взяла?

Тони посмотрел в бинокль. Из окрестных домов уцелела только треть, остальные были окутаны пылью. Одну из трехэтажек перекосило, ее каркас держался на честном слове. Раздался истошный вопль: в окне кричала женщина. Вдруг ее жилище заскрипело, руины пришли в движение. Единственная стена оперлась о соседнее здание и, кренясь все сильнее, рассыпалась в прах. Дом зарылся в землю, взметнув к небу густое облако. Нависла тишина. Больше никто не кричал.

Тони вскочил и бросился к двери, уже понимая бессмысленность своих действий. Капитан ловко подсек новобранца. Тот упал, клацнув челюстью.

– Ты чего, Дерек?

Адамсон отправил на пол очередной плевок.

– Там некому помогать… Подбери сопли! Это война. Вбей уже в голову…

Тони сел, привалившись к стене. На ней лопнула и посыпалась штукатурка. Он поднял голову. Слезящиеся глаза зло смотрели в потолок.

– Они это заслужили, – заметил Дерек со злостью.

– Кто?

– Местные подстилки. Когда пришли немцы, они гроздьями свешивались из окон, несли цветы и бросались на шею.

«Ты-то откуда знаешь!» – мысленно возразил Тони и вздохнул.

Лицо капитана стало каменным. Он сказал глухо, словно из-под земли:

– Чувства – для слюнтяев. Нужно просто делать свою работу. Вот и все.

Тони хотел было задать вопрос, но, уловив настроение командира, закрыл рот. Кажется, тот поделился наболевшим.

– Ну? Что хотел спросить?

– Дерек, ты… счастлив служить дяде Сэму?

– Да.

– А что делал до войны?

Адамсон прильнул к оптическому прицелу и хмыкнул:

– Был еще счастливее. Не забывай про бинокль.

Не прошло и четверти часа, когда Дерек присвистнул. Винтовка в его руках азартно лязгнула затвором.

– На три часа, парень.

По узкой неглубокой канаве полз, волоча на спине огромную катушку, долговязый ганс. На каске сверкала какая-то клякса, на лбу – капельки пота. Глаза смотрели с прищуром. Солдат явно что-то искал.

Капитан улыбнулся и весело спросил:

– Видал пятно у него на башке?

– Да, сэр.

– До сорок первого вермахт малевал на касках щит с орлом. Теперь его старательно закрашивают. Красноармейцы отбили гансам чувство прекрасного. Мишень, стреляй – не хочу. Сияет, как задница полковника Стоуна.

Тони тихо рассмеялся. Любопытная штука. Здесь, на передовой, ты – царь и бог. Авторитет штабного начальства так низок, что даже пошутить можно. Он не успел стереть улыбку, когда раздался выстрел. От резкого звука заложило уши. В воздухе запахло порохом.

Капитан извлек гильзу и, чтобы не оставлять следов, сунул в карман. Он сплюнул. Убил человека, не испытывая видимых неудобств.

– Все. Точка! А я уж думал, зря корячимся, – выдал он и, заметив взгляд подчиненного, добавил: – Это был ремонтник. Дом рухнул и перебил кабель. Потому наш дорогой штандартенфюрер и заткнулся. Между прочим, ремонтники – хорошая цель. Лучше только пулеметчики или офицеры.

– А снайперы?

– Что снайперы?

– Ну, вражеские.

На лице капитана появилась мрачная улыбка.

– Молись, чтобы увидеть их первым.

Закинув винтовку на плечо, он проверил, чтобы ничего не забыть.

– Правило номер один: после выстрела меняй позицию.

Шмыгнув в соседний дом, снайперы поднялись на чердак, где в черепице зияли огромные дыры. Там, под крышей, нещадно палило, стоял густой запах мочи. Трудно поверить, что еще ночью они стучали зубами от холода. Какие здесь резкие перепады!

– Отличное местечко, Зеленщик. Располагайся. До ночи из города все равно не свалить. И потом, вдруг явится новая цель. Подождем здесь. Никогда не бегай за врагом, автобусом и женщиной, иначе они слишком много о себе возомнят.

***

Улица, что просматривалась с чердака, сохранилась лучше соседней. Сосны-пинии, подъезды с чугунными перильцами, резные ставни. Все это создавало почти идиллическую картину.

Но любоваться архитектурой Тони не стал. Он погрузился в собственные мысли. «Дело», то, что с большой буквы, на поверку вышло не таким уж благородным. Уверенность пошатнулась. А после встречи с Аполлонией он и вовсе размяк. В груди разгорелось иное пламя. Прав капитан, чувства – для слюнтяев. Тони скрипнул зубами. Наговорил черт-те что: класть гансов в два ствола, как индеек, а сам…

Когда потянулись длинные тени, Тони все еще лежал у окна и смотрел в бинокль. Вдруг в дальней подворотне обозначилось движение. Там носился здоровенный лохматый пес.

Судя по отсутствию лапы, зверю крепко досталось. Мины расправляются с жертвами безжалостнее палачей. Из темного угла появилась фигура. Тони так и прилип к биноклю – немецкий офицер! Не человек, а иллюстрация к уставу: гладко выбрит, мундир с иголочки. Лицо свежее, по-мальчишески румяное.

Что он делает? Ест тушенку и кормит пса…

Вот это да!

Тони заколебался. Время уходит. Надо сказать Адамсону. Еще минута – и поздно будет. Но жалко парня… Станет плохой человек делиться с собакой? А может, пусть себе живет? Перед глазами Тони словно замер циферблат, в глазах плыла секундная стрелка.

Черт, черт, черт…

– Цель на два часа, – выпалил он с ненавистью к себе, пальцы на бинокле побелели. – Дерек, стреляй!

– Опля! Славный офицерик.

Капитан вскинул винтовку. Хлоп. Пуля распорола молодому немцу горло, оттуда скользнула струйка крови, выпали куски пережеванного мяса. Пес с визгом метнулся прочь.

Тони дорого бы дал, чтобы ничего этого не видеть. Он вздохнул: в этом подлом ремесле предстоит еще многому научиться.

В голосе капитана послышалась назидательная нотка:

– Убивая ганса, мы ставим точку в его поганой истории. Превращаем ее в длинное тире. А теперь уходим, Зеленщик. Сменим позицию.

Выбравшись из города, снова через коллектор, капитан Адамсон взял курс к лагерю. Тони бросил на город прощальный взгляд и наконец закурил.

Дымок, рожденный на кончике сигареты, пошел кольцами. Но удовольствия не было, в легких будто взорвалась граната.

Ночную тишину нарушил кашель. Его с легкостью перекрыл насмешливый голос капитана:

– Я думал, ты умеешь! Ничего, курево привычки требует.

Затянувшись впервые в жизни, Тони улыбнулся. Но прежде чем он смог что-либо ответить, его вновь скрутило. Сплюнув табачную слюну, потянул из пачки вторую сигарету.

Вдалеке мерцали редкие огоньки Кассино. Теперь они уже не казались такими жуткими.

Еще увидимся, немчура!

Глава четвертая

Канада, горнолыжный курорт «Вистлер», 1959

«Описать рассвет в снежных горах – это все равно, что поймать тень ветра!»

Так однажды сказал… А впрочем, неважно, кто это сказал, главное, что подмечено чертовски верно.

Проснувшись, Чед не сразу смог открыть глаза из-за головной боли и яркого света. Солнце искрилось на снежных шапках. Сумрак уступил место рассвету, что медленно скользил по склонам, превращая горы в раскаленные докрасна угли. Сколько времени прошло с тех пор, как он снова заснул?

По комнате гулял ледяной ветер. Трепал шторы, хлопал открытой форточкой. Чед поежился. Алкоголь делает людей менее чувствительными к холоду. Интересно, понимает это пьянчуга у бара, прежде чем замерзнуть насмерть?

Перед мысленным взором промелькнули заиндевевшие, страдальчески искривленные лица. Фрейзер видел такое наяву. Видел, как кристаллики снега застывают на щеках и усах бомжей. Переливаются с такой же невозмутимой красотой, как на деревьях, карнизах, гирляндах и других неодушевленных предметах.

Впрочем, есть ли у алкашей душа?

Чед взъерошил волосы. Он и сам чувствовал себя почти неодушевленным предметом. Где гарантия, что его дни не окончатся так же?

В ушах стоял гул: кровь неслась по сосудам. На сердце было холодно и тяжело, будто его придавила мороженая туша.

«Я снова потерял контроль», – подумал Чед.

Его мучил озноб и непреодолимое желание выпить. Если как следует проблеваться, станет легче, но для этого надо встать с кровати.

Из-за стены, оклеенной бумажными обоями, послышался скрип. Официант катил по узкому коридору тележку.

Предлагал – нет! – впаривал:

– Завтрак в номер: бекон, сосиски, рыбины. Свежий бекон, сосиски, рыбины…

«Почему рыбины, а не рыба?» – вздохнул Чед и перевернулся на другой бок. Кровать под ним ворчливо скрипнула.

Вообще-то, в номерах есть мини-кухня. Детектив посмотрел в сторону стола, на котором ждал холодный кофе и сандвич, прикрытый салфеткой.

Чед скривил уголок рта. У нормальных людей о завтраке хлопочет жена, а не парниша в белом, мать его, пиджаке.

***

Коди тронул лежащего за плечо и осторожно сжал пальцы. Чед открыл глаза и непонимающе уставился в лицо напарника: неужели он снова задремал? Блант с ехидной улыбкой кивнул на часы.

Голова Чеда тут же исчезла под одеялом, оттуда раздалось:

– Я что, не запер дверь?

– Ага. Ты, эт самое, вставай. Работать пора.

Чед возмутился:

– Хрена лысого! Я в отпуске, забыл?

Глазки младшего детектива забегали. Не найдя ответа, он побрел к выходу.

Чед приподнялся на локте.

– С чего начнешь?

– Выясню, куда ходил наш покойник, с кем общался и о чем, – ответил Коди важно. – Установлю, так сказать, круг общения.

Чед кивнул, устраиваясь на подушке. Его взгляд уперся в потолок.

Обиженно засопев, Блант добавил:

– Думаешь, ничего не раскопаю? Зря. Пока ты дрых пьяным сном, я заручился поддержкой прислуги.

– Обаял их своими усиками?

Выйдя в темный коридор, Блант снова повернулся к Чеду. Он помялся, борясь с гневом, и тут же вскинул кулак.

– Дождешься у меня, эт самое! Возьму и позвоню шефу, – прошипел Коди, – доложу о твоих выходках. Тогда и хлебнешь дерьма!

Едва захлопнулась дверь, Фрейзер встал под душ. Старые трубы гудели. Из лейки хлестала холодная и ржавая вода. Он уставился в стену, упираясь ладонями в кафель. Ноги липли к поверхности ванны. В такой хорошо расчленять трупы. Располагает.

Вскоре Чед уже сидел на кухне. Он быстро пил кофе, одновременно набивая рот сандвичем, будто не рассчитывал когда-нибудь снова поесть. Немного подумав, плеснул в кружку остатки из фляги. Пить так пить!

И потом, внутреннее деревце нуждается в подкормке. Сегодня оно особенно пригодится. Следует доказать, и в первую очередь самому себе, что Кинг действительно убит. Что все это не самообман и не оправдания алкоголика.

Но как это сделать? Нужно найти место, откуда стреляли.

У «Вистлера» огромная территория. Жаль, нельзя подключить Коди. Теперь нельзя.

Из груди вырвался вздох. Не стоило его цеплять, но иногда трудно держать язык за зубами.

Сунув посуду в раковину, Фрейзер вышел из номера.

Лестница привела в фойе. Знакомый ресепшн жался в углу. За ним торчал сухопарый портье, еще угрюмее того, что дежурил ночью. Рядом стоял Коди. Он барабанил пальцами по стойке и что-то бубнил. Словом, вел допрос.

С озорством, свойственным мальчишкам, Чед юркнул за тележку, доверху набитую багажом. На пороге отеля толпилось не меньше десятка постояльцев. С каждой минутой прибывали новые. По залу сновали шустрые носильщики в красной униформе.

Через миг Фрейзер уже был на улице.

Вообще, Блант действует правильно. Согласно полицейской науке, сбор информации – дело чрезвычайно полезное. Но чутье подсказывает, что здесь не будет ни свидетелей, ни улик. Любой коп назвал бы это дерьмовым раскладом.

«Смерть певуна – работа профи!» – убеждал себя Чед. Подняв воротник, он ускорил шаг. Снег весело хрустел под ногами. Сначала нужно заглянуть на станцию управления этими штуками. Как они там называются? Фуникулеры?

Лицо горело. Какой же здесь, в горах, адский холод! Он хмурился, будто шел на убой. Говорят, Кинг – звезда. Проклятье! Значит, налетят журналисты. Чертовы падальщики. Снова обглодают его кости.

В сугроб полетел смачный плевок.

Пару лет назад о Чеде уже писали, когда он арестовал педофила. В статье критиковали методы полиции: при задержании арестант столкнулся с препятствием и стал клиентом челюстной хирургии. Никто не сомневался, что обвинение в рукоприкладстве обоснованное. Если сукин сын с чем и столкнулся, то с кулаком детектива Фрейзера. Однако все понимали, что он назначен козлом отпущения там, где каждый порядочный коп сделал бы то же самое.

***

Едва оказавшись на станции, Чед почувствовал головокружение. Пальцы ослабили узел галстука. Среди лампочек, шестеренок и рычагов чувствовал себя чайкой, по ошибке залетевшей в маяк.

По гулкому металлическому полу ковылял техник. Засаленный и чертовски неопрятный. Из-под видавшей виды бейсболки текли струйки пота, на чумазом лице ни намека на улыбку. В руке – надкушенный хот-дог.

– Сюда нельзя, сэр! Время завтрака. Кто вас, черт подери, впустил?

Вдруг его брови взмыли под козырек, он попробовал сунуть хот-дог в карман. Следующий вопрос прозвучал куда уважительнее:

– Так вы из полиции?

– Невероятная проницательность, – ответил Чед, убирая значок. – Есть пара вопросов? Если вы, конечно, не против.

– По поводу случившегося? Я – Гарри, дежурный. Сэр, вы, наверное…

Не обращая внимания на его слова, детектив направился вглубь аппаратной. Парню ничего не оставалось, как последовать за ним. Чед двигался уверенно, словно бывал здесь уже не раз.

– Нас интересует безопасность канатной дороги, – начал он, говоря от имени всей полицейской братии. – Как часто проводятся проверки?

– Проверки… – повторил техник механически. Он поглядел на часы, прикидывая, как спровадить незваного гостя. И желательно как можно скорее!

Фрейзер резко повернулся.

Парень затараторил:

– Часто. Очень часто! Считай, каждый Божий день. И внутри, и снаружи. Вагоны и тросы. Да, сэр, очень часто, сэр…

Хмыкнув, Чед толкнул дверь кабинета. Или того, что могло бы им называться.

Посреди комнаты стоял огромный стол. Чед склонился над ним: документы и папки лежали друг на друге, всюду линейки, карандаши, транспортиры. В дальнем углу дремала лампа. Работник щелкнул тумблером, и теплый, уютный свет залил бумаги. Луч осветил запыленный бейдж с именем владельца: «САЛЛИВАН РАШ».

– Вот, сэр. Думаю, это именно то, что вам нужно.

Чед принял из рук работника журнал осмотра технического состояния и наспех его пролистал. На десятках пожелтевших страниц нашлась всего пара клякс, причем застарелых. Карандашные графы были заполнены аккуратным каллиграфическим почерком.

Техник улыбался, будто говоря: «Знаю, вы держите меня за дурака, но это моя работа – вести кучу записей!»

Надкушенный хот-дог закапал горчицей. Чтобы скрыть усмешку, Чеду пришлось уткнуться в журнал. Ноздри уловили божественный аромат. Черт! Здесь, в «Вистлере», по-прежнему готовят потрясающие хот-доги!

– Ешьте, ешьте. Значит, проверки безопасности фуникулеров проводятся ежедневно? Плюс, если верить документам, каждый день пробный запуск. Хм… Кажется, все под контролем.

– От эт правда! – согласился работник, откусывая огромный кусок.

Чед наградил себя ликующей улыбкой. При таком подходе роковая случайность исключена, что и требовалось доказать. Убийство!

– Похоже, у вас все схвачено, Гарри.

– А?

– Говорю, все путем, – крикнул Чед, преодолевая шум какого-то механизма, что секунду назад пришел в работу.

Лицо механика скривилось. Он сказал кисло, словно проглотил лимон:

– Пожалуйста, говорите тише, сэр. Слышите шаги? Ребята идут с завтрака. Бригадир злой, как собака, сэр. Вы не смотрите, что у него нет одного уха, – слышит каждый звук. Здесь вправе шуметь только он. Прям бесится, когда его принимают за инвалида.

Чед бросил взгляд на прибывших работяг. Высокие и угрюмые, будто взвод морской пехоты. Бригадир, должно быть, тот самый Салливан, держался особняком, набычившись, яростно жевал бабл-гам. Коренастый, невысокий. Вместо правого уха жуткая дыра. К гадалке не ходи – последствия ампутации! Немудрено при здешних-то морозах. А так – обычный старик с мятым, испитым лицом. Могли бы дружить…

– Че надо?

– А бригадир здесь?

– Ну я – бригадир, че надо?

Чед ухмыльнулся. Стоит ли продолжать этот, несомненно, увлекательный разговор? Он узнал все, что хотел.

Где-то громко пискнула панель управления. Старик на миг скосил глаза, но тут же вернул взгляд обратно, однако Чеда уже и след простыл.

Когда он вышел на улицу, Коди топтался на пороге, занеся руку над дверной ручкой.

– Чед! Что ты здесь делаешь? Появились идеи?

Чед пожал плечами и ответил с кривой улыбкой:

– Так, кое-что. Хочешь совет? Сразу иди к главному и хватай быка за рога. Говори громче, мужик не дослышит.

Ничего не прибавив, Чед двинулся прочь. Он смотрел под ноги.

«Зачем я так с Коди? Теперь этот придурок точно настучит шефу. Как пить дать!»

Блант крикнул ему вслед:

– Спасибо! Ты, эт самое, куда теперь?

– В бар, – отозвался Чед.

Коди смотрел ему в спину, будто раздумывая, что делать дальше.

***

Через пять минут Чед уже сидел в темном углу бара, предвкушая не столько выпивку, сколько возможность поработать. Его взгляд задумчиво блуждал по стене, увешанной картинами и фотографиями. На столике лежала рекламная брошюра с миниатюрной картой местности. Справа стояла пепельница, слева – бокал, наполненный пивом до самых краев.

За ним украдкой наблюдал бармен, протирая и без того чистый стакан. Он не знал, как работает мозг детектива – внимательный, анализирующий все детали и отметающий пустые версии.

Коди прав: у Чеда имелись некоторые соображения. О способе совершения преступления. Если принять за факт, что Билли Кинг именно убит и трос не оборвался сам по себе, есть только два варианта. Возможно, имеют место махинации с фуникулером. Тогда нужно дожимать техников. Это раз. Или же кто-то выстрелил по движущейся цели. Это два. Непрофессионально идти на поводу у одной версии, однако Фрейзер чувствовал, что на правильном пути. Работу снайпера можно определить сразу.

Кто и зачем это сделал – другой вопрос.

Возможно, обычные бандиты. Жертва – известный певец, а шоу-бизнес – выгодное дело. Третье по доходности после игорных домов и проституции. Крупье, шлюхи и певцы – отличная компания, не правда ли? Кто-то из великих сказал, что эти люди могут чувствовать себя в безопасности при любой власти.

Чед отодвинул пустой бокал, наблюдая, как по нему стекает пена – густая и пузырчатая. Рука потянулась к сигарете. Он откинулся на спинку стула и закурил.

Гангстеры работают проще, без огонька. Их метод – подъехать на машине да изрешетить из трех-четырех стволов. Или, следуя милой привычке, утопить, опустив ноги жертвы в цемент. Без лишних сантиментов.

Снайпер-ас – это не про них…

К сожалению, времена меняются, и не в лучшую сторону. Чед потер лоб. Нужно найти место, откуда стреляли.

Карандаш скрипел по брошюре, соединяя объекты на схеме. Линии хищно устремлялись из точки «А» – места падения вагончика – в точку «B». Затем в «C» и «D». Чед бросил взгляд на исписанный лист. Все три позиции имеют ограниченный обзор, прочие расположены слишком далеко.

Черт! Не сходится…

Детектив недовольно покосился на бокал. Слегка качнул его, дескать: «Плесни еще». Бармен не заставил себя ждать, и пустой бокал сменился полным.

Табачный дым валил чуть не из ушей. Чед курил одну за другой, пыхтя как паровоз. Он то прихлебывал пиво, готовый отказаться от версии, то, ероша волосы, вновь хватался за карандаш.

– Могу я вам помочь?

Голос бармена лучился профессиональным и просто житейским сочувствием.

– Чего?

– Я говорю, может быть, я могу вам чем-то помочь?

Ну, конечно, помочь! И как сразу не догадался? Чертово похмелье…

Мало изучить план, прыгая по крышам и чердакам. Нужна помощь человека, знающего местность как свои пять пальцев. Увлеченный идеей, Фрейзер оглядел фотографии и картины на стене.

– Кто это там, на фото? Знаменитости? Какие-то шишки?

Бармен с широкой, на миллион долларов, улыбкой ответил:

– Что вы! Обычные постояльцы. Лестер – штатный фотограф, просто художник. Свет, ракурс и все такое. Фотографии пользуются большим спросом! Некоторые кадры идут на декорации. Это привлекает клиентов.

И тут Чеда осенило. Фотограф – тот, кто везде бывает и не привлекает внимания. Он может стать идеальным свидетелем!

Дзинь-дзинь!

Вздрогнув от внезапного звонка, бармен скрылся за стойкой. На том конце провода кто-то яростно кричал. Бармен поморщился, пытаясь разобрать слова, приправленные ругательствами, как жаркое перцем.

– Сэр, мне кажется, вы немного на взводе! Кого позвать? Детектива Фрейзера? Минуту.

Прикрыв трубку ладонью, бармен обернулся и увидел лишь стол с пустым бокалом и парой мятых купюр. Он растерянно пробормотал:

– Тут начальник полиции…

***

Телефонную трубку качало на проводе из стороны в сторону. Лестер Гримли открыл стеклянную дверь будки. В нее тут же ворвался ветер, а вместе с ним – мокрые хлопья снега. Таксофон находился на смотровой площадке, заботливо оборудованной перилами, фонарями и скамейками для отдыха. Фотограф слушал короткие гудки и не решался позвонить вновь. Четвертак выпал из дрожащих пальцев.

Полдень субботы. Условленное время для разговора с сыном. К счастью, у таксофона имелась табличка с номером. Парень записал его полгода назад, когда приезжал в гости. Сегодня он впервые не позвонил.

Лестер ужасно страдал от похмелья, поэтому начал пить еще с утра, чтобы поправить здоровье. Выдалась заполошная неделька. Обычно он старался не надираться перед воскресеньем, когда встречался с сыном, но прошлая суббота пошла не по плану.

В тот день издох пес бывшей жены – единственный трофей бракоразводного процесса. Рычал, исходил пеной и гавкал. А к обеду дрыгнул лапами и отправился грызть кости на небеса. Затем с катушек съехала аптекарша по фамилии Коул. Заплевала витрину с просроченными таблетками, злясь, что их никто не купил.

– У сраных туристов что, никогда ничего не болит? – ругалась она, как сапожник. – Голова, желудок или хотя бы жопа? Что-нибудь!

Зашедший за аспирином Лестер пытался ее успокоить и получил массу оскорблений. В общем, натерпелся: грех не выпить.

Конечно, проспал все прошлое воскресенье и пропустил междугородний автобус, а с ним и хоккейный матч сына. Тот играл в школьной лиге. Бывшая сказала, что парень до последнего не выходил на лед. Ждал.

Ну как не запить? Через несколько дней Лестер хотел уже осадить, и тут – бац! – умирает этот певец. В такой ситуации любой порядочный человек просто обязан поднять стакан-другой.

Погиб не просто турист, а Билли Кинг! Звезда, что ярко сияла на небосводе жизни.

Вчера утром музыкант позировал для фото. Не избегал общения, не задирал нос – старался быть дружелюбным. Все напевал: «Я вернусь к тебе на рассвете, солнца луч постучит в окно, я вернусь к тебе, надо верить, мы не виделись, детка, давно».

К ночи, когда пришла скорбная весть, голос Кинга сам собой возник в голове Лестера. Но смысл песни изменился. Стал зловещим.

Хорошо, что Лестер гнал собственный напиток – знал, если сухой закон вернется, не нужно будет искать алкоголь. В общем, налакался. На время мрак и отчаяние отступили.

А сегодня навалились с новой силой. Сын не позвонил.

Нужно снова его набрать. Сказать… Хрен знает что! Трудно быть хорошим отцом. Чертовски трудно.

Лестер боялся, что мальчик больше не захочет с ним говорить. Из груди вырвался стон. Лицо его напоминало мятую перестиранную футболку. Пальцы вновь покрутили наборное колесо, и сердце, готовясь к очередной порции боли, с удвоенной силой рванулось из груди. Лестер напряженно вслушивался в гудки: «Возьми трубку, сынок. Давай. Ответь уже на чертов звонок!»

Вдруг из-за спины донесся хриплый мужской голос:

– Вы – Лестер?

Фотограф подскочил от неожиданности и повесил трубку. Завороженно уставился на высокого незнакомца в шляпе.

– Вас зовут Лестер? – вновь спросил мужчина и протянул значок. – Я – детектив Фрейзер, из департамента полиции Ванкувера.

– Де… тектив? – переспросил Лестер с видом лунатика или жертвы гипноза. – Да, сэр! Лестер – это я. Лестер Гримли, если точно.

– Присядем? – предложил незнакомец. – Там, под елками, удобная скамья.

– Конечно, сэр.

Расположились. Лестер снял вязаную шапку, чтобы услышать звонок. Будку тут же занесло снегом через так и не запертую дверь.

– Спасибо, что нашли время, – улыбнулся детектив. – Надеюсь, я не обременил вас?

– Всегда рад. Люблю, когда подбираются сзади и пугают до полусмерти.

Детектив присмотрелся к дрожащим пальцам Лестера, к следам на снегу, окуркам от сигарет.

– Трудный разговор?

Лестер смущенно потупился.

– Если вас это утешит, – ухмыльнулся детектив, – я тоже не люблю звонить.

Лестер хотел было улыбнуться в ответ, но, глянув в лицо копа, сочувственно нахмурился. Тот выглядел сиротливее, чем индейка, живьем засунутая в духовку.

Из внутреннего кармана Лестера появилась бутылка без этикетки.

– Не желаете попробовать? Это мой собственный рецепт, я называю его «топливом».

Детектив уставился на Лестера со странным выражением лица, брови его сошлись на переносице. Он заговорил быстро, словно боясь, что слова согласия вырвутся сами собой.

– Мне нужна помощь. Должно быть, вы излазили здесь все вдоль и поперек? – с надеждой спросил Фрейзер.

Лестер осторожно кивнул в ответ.

– Знаете место, с которого хорошо просматривается канатная дорога?

Пока Лестер обдумывал вопрос, над их головами разгулялся ветер. В ярде от скамейки упали комья снега. Дверь телефонной будки захлопнулась, и от стекла отвалилась ледяная корка.

Лестер красной от холода рукой вернул на голову шапку.

– Думаю, я могу вам помочь, – ответил он наконец. – В голову приходят три места: забегаловка «У Бэтси», прачечная и второй корпус отеля «Риц». Но ни в одном из них нет хорошей точки для… хм… съемки. У крыши бара крутой скос, там не устоять даже летом, прачечная слишком низкая, а окна "Рица" закрыты декоративными елями. Нет, сэр, ничего такого.

Детектив вздохнул:

– Видели что-нибудь подозрительное в последнее время?

«Что, например? Плевки миссис Коул на витрине аптеки?» – подумал Лестер и покачал головой.

Полицейский потер набухшие веки, сказал кисло:

– В любом случае спасибо, сэр.

Глаза его потухли, словно кто-то дернул рубильник. Лестер невольно ощутил тяжесть на своих плечах. Да, туристам здесь хорошо, но те, кто работает в «Вистлере», давно ненавидят это место. Чертова ледяная тюрьма! Рай для пьяниц…

Он прервал молчание.

– Живешь-живешь, а смерть вот она – рядом. Все под Богом ходим. Жаль мужика. Отличный был певец. Вы же здесь из-за Кинга, да?

Обернувшись, Фрейзер резко потребовал:

– У вас есть фото мистера Кинга? Можете показать?

Почти забыв о проблемах, Лестер сходил к себе, взял фотографию, что проявил утром, и вернулся. Ноги едва не отвалились, пока шел по чертовым сугробам, которым не было конца.

Глаза детектива сузились, он наклонил голову над снимком, пристально всматриваясь в лицо Кинга, его позу, окружающий пейзаж. Лестер взволнованно наблюдал.

– Что это? – спросил полицейский, палец на карточке побелел. – На горном склоне, у него за спиной?

– Не знаю, сэр, – Лестер поскреб ногтем. – Может, дефект пленки или птица. Одно могу сказать точно, человеку там делать нечего. Гора необитаема: ни лыжных трасс, ни фуникулеров. Слишком крутая. Старожилы зовут ее «Горой мертвецов».

Фрейзер встал со скамейки и направил взгляд на склон горы. Губы его расползлись в довольной улыбке.

– Могу я попросить вас еще об одной услуге?

– Сэр?

– На вершине, наверняка чертова морозилка, – полицейский выудил из кармана пустую флягу. – Не могли бы вы одолжить мне немного вашего «топлива»?

Отчаянно задребезжал телефон. Детектив не успел опомниться, как Лестер, цапнув из его рук тару, кинулся к будке.

Из трубки раздался знакомый голос:

– Папа, папа! Хорошо, что ты на месте. Извини, нас задержали в школе. Когда приедешь? Завтра? Отлично, пап! Сначала пойдем в закусочную новую через квартал. По Робсон-стрит. Затем в кино! Там такое… Закачаешься.

Лестер прижал лоб к стеклу, улыбаясь каждой реплике сына. Его ладони крутили фляжку.

Фрейзер приблизился к будке с грустной улыбкой. Жестом показал, что вернется через десять минут, и пошел вдоль своих следов.

Лестер поморщился. Фляга в его руках начала вращаться еще быстрее. И как-то нервно. Нужно быть сумасшедшим, чтобы в одиночку лезть на «Гору мертвецов». Но это не его дело. Он смотрел на удаляющийся силуэт детектива, и вскоре тот растворился в снегопаде. А может, это от дыхания заволокло стеклянную дверцу?

В голове у Лестера заиграл знакомый мотив:

«Я вернусь к тебе на рассвете, солнца луч постучит в окно, я вернусь к тебе, надо верить, мы не виделись, детка, давно».

Глава пятая

Италия, 1944

Энтони Леоне, новоиспеченный командир снайперской двойки, капрал четвертого батальона рейнджеров, один из лучших стрелков на этом участке фронта, отчаянно зевал. Он поймал на себе восхищенный взгляд напарника. В глазах выступили слезы: не от сантиментов, а от сонливости.

В молодом человеке, лежавшем в соседних кустах, без труда угадывался деревенский парень. Несмотря на адскую жару, он повязал на шею армейский шарф, словно какой-то ковбой. Никто в полку так диковинно не облачался.

Чарли Дин. Имя идеально подходило для ранчо.

Тони вздохнул, ощущая бремя нового звания. Он обрел подчиненного три дня назад и еще не привык.

Ребята ждут у палатки.

Тони возвращается с боевого дежурства, где под руководством Дерека впервые снял живую цель, а если говорить прямо, выстрелил в человека из снайперской винтовки. В палатке их дожидается ящик молодого вина и огромная чаша с виноградом. Судя по откупоренным бутылкам, праздновать начали без них.

Капитан Адамсон снимает с плеча винтовку и улыбается:

– Я заранее позвал ребят из твоего бывшего взвода. Отметим, Зеленщик!

– Что? – растерянно спрашивает Тони.

– Глотни винца, если мамочка не против. С этого дня ты капрал. Утром дуй в роту, бери напарника. Посмышленее. Формируй снайперскую двойку. И это… Отличный выстрел, малыш.

Тони с белым, как рассветный туман, лицом отворачивается, бормочет сиплым голосом, не поднимая глаз:

– Спасибо, сэр.

При воспоминании о выстреле, совсем не отличном, у него трясутся поджилки и скрипят зубы. Пуля снесла командиру немецкого бронетранспортера нижнюю челюсть. Всю. Целиком. Больше он не будет картинно откидывать люк и хвалиться аристократическим профилем.

После трех кружек вина Дерек рассказывает, что знает гангстера по кличке Джек-стрелок. У него такое же увечье. Ходит с прикрученным на железные скобы отстойником для слюней. Что-то вроде носка на проволоке. За глаза парня теперь зовут Джек-чулок.

– В следующий раз целься в лоб, – говорит Дерек, откупоривая новую бутылку. – Не заставляй гансов страдать.

Тоже еще гуманист, злится Тони, но взгляд опускает.

Война – это модель жизни в мелком масштабе. Здесь и только здесь можно в считанные дни взлететь по карьерной лестнице. Нужно просто убивать. Речь идет о нацистской опухоли, и тут нет моральной дилеммы. Если гибель нацистов спасет мир – да на здоровье. Тони – своего рода хирург, но вместо скальпеля у него винтовка «спрингфилд M1903». Да, есть дураки, которые смотрят на все с брезгливой миной. Мол, каждая жизнь ценна и все такое. Но кто считается с дураками?

Тони взглянул на Чарли и понял, что ему нужно облегчиться. Но с позиции уходить нельзя.

Сегодня он впервые командует собственной группой. Теперь все по-взрослому. Предстоит охота на немецкого корректировщика. Поганец давно шастает по горам и наводит огонь на колонны союзников. Подбирается в упор, передает радиосигнал, а немецкие пушки издалека обрабатывают заданный квадрат. Фугасы потрошат транспорт, словно гиены. От всего этого хромает снабжение, а оно имеет первоочередное, даже решающее значение.

Тони шмыгнул носом. Эту дикую нацистскую мразь нужно мочить!

Почти все шоссе, от побережья до штаба армии, контролирует британский авиаполк. Люфтваффе1 им давно не соперники. Только и могут бомбить мирные селения. Летают там, где у союзников нет зенитных батарей. Поэтому на открытых пространствах почти безопасно. Однако здесь, в горах, по-прежнему есть участки, где верховодят гансы. Они ловко таскают туда-сюда горные пушки прямо на телегах. Кто бы мог подумать, что это доставит столько проблем? Чертовы недобитки.

Капитан говорил, что скептики шепчутся об упущенной возможности. Вермахт подтянул резерв, и теперь наступление на Кассино придется отложить. Но командование США сделало ставку на снайперов. Немцы испытывают кадровый голод. Необходимо постоянно выбивать их личный состав. И сейчас настала очередь корректировщика. Сколько крови выпил, гад!

Работу поручили им. Дереку и Тони. Сегодня из гавани движутся две колонны союзников. Два маршрута – две снайперские группы прикрытия. Одну возглавил Дерек, другую – Тони.

Главный вопрос: на какую из двух колонн нападут гансы?

Перед тем как отправиться на позиции, Дерек, сплюнув под ноги, похлопал Леоне по плечу.

– Ты решишь мне эту закавыку, сынок. Когда прибудет колонна, нацистский петушок не должен закукарекать. Чуешь, куда ветер дует?

Тони побледнел. Стараясь не смотреть капитану в глаза, он натянуто улыбнулся.

– Так точно, сэр!

Вспоминая этот разговор, Тони не отрывался от оптического прицела. В линзах плескался густой лес. Было видно, как деревья с пышными кронами обступают шоссе. Оно пролегло на дне ущелья. Снайперы залегли на одном из горных склонов так, чтобы не выпускать из виду ни противоположный склон, ни саму дорогу. Порой Тони удавалось рассмотреть на ней следы гусеничных траков, лужи масла. Здесь ежедневно проходит техника.

Кустарник служил отличной маскировкой, и волнение постепенно прошло. Звуки леса напоминали гомон нью-йоркского парка: здесь стукнет, там затрещит, где-то запоет соловей. Для полного сходства не хватало разве что лая собак и запаха барбекю. Леоне поднял взгляд. Над головами качались высокие сосны, а над ними, еще выше, белели равнодушные горные пики.

В голову пришла странная мысль. Кто будет жить здесь через сто лет? Вести войну, смеяться, любить. Горам наплевать.

Тони повернулся к напарнику. Тот лежал в двух шагах, в его прищуренных глазах играли веселые искорки. Голова покачивалась то вправо, то влево, губы беззвучно шевелились.

Неужели напевает?

Леоне снова посмотрел на шоссе, его взгляд стал злым.

«Надеюсь, этот певец не совсем кретин. Стоит ему открыть рот, и наша песенка спета!»

Проклятье! Во всем этом ужасном месте – нет, во всей этой ужасной стране – он должен доверить жизнь деревенскому увальню по имени Чарли Дин. Похоже, что Бог не очень хочет, чтобы капрал Леоне дожил до конца войны.

Верхушки деревьев закачались от шума пропеллеров. Тони понял: это «спитфайеры» патрулируют шоссе. Летают где-то рядом, прямо над головами.

Чарли смущенно кашлянул и спросил громким шепотом:

– Знаете англичашек из 13-го корпуса, сэр? Их палатки в юго-восточном углу лагеря.

Лицо Тони стало серьезным, он сделал вид, что не услышал вопроса. Напарник воспринял это как разрешение говорить. Новичкам трудно молчать.

– Я там скорешился с одним парнем. Томи Райаном. Такой рыжий ирландец. Шкет мелкий. Но речь не о том. Короче, у него браток в королевских ВВС. А там случай был – обхохочешься. Как-то раз нашли они, значит, аэродром. Кажись, в Голландии. Хотели к чертям разнести, присмотрелись – святые угодники! – на взлетке деревянные «мессеры» 2.

Тони на это лишь вздохнул, над переносицей сами собой сдвинулись брови.

– Короче, ушли, не отбомбившись. Гансы смекнули, мол, секрет раскрыт, и заменили фанерки истребителями. Настоящими, железными, понял-нет? – как ни в чем не бывало продолжил рядовой Дин. – А наши, то есть англичашки, ясен пень, вернулись и как бахнут. Швырнули листовки: «Дело иное, джентльмены!» Старая добрая Англия и все такое. Правда, умора, сэр?

Леоне посмотрел на подчиненного.

Добродушное лицо Чарли сияло улыбкой. Покажи такому палец – будет ржать, как сивый мерин. Его щеки и лоб были покрыты прыщами и веснушками. Уши оттопырены, зубы желтые. Будь он и вправду конем, вряд ли бы кто купил…

«Вернемся, скажу Дереку, чтоб сунули обратно в пехоту, – решил Тони, – парень слишком зелен!»

Он снова вздохнул. Нет, это невозможно. Люди не рождаются с винтовкой в руках, а снайперов и без того мало. Честно говоря, именно поэтому он и сам получил повышение. Фронту нужны профессионалы. Тони учился у Дерека всего неделю. Это рекорд, черт возьми! А теперь у него свой подопечный.

Научить нажимать на курок – полдела, труднее вколачивается наука выживания. Такой экзамен не пересдашь. Сколько вторых номеров потерял Дерек? Говорят, после Тони еще кого-то. Капитана ценят в штабе, но вслух песочат. Умники в наглаженных мундирах не понимают главного… Да ни хрена они не понимают. Ни хрена!

«Как справлюсь я сам? Сколько Чарли Динов останутся статистикой на казенном бланке?»

– Мой папаша говорит, кто хитрее, тот победит быстрее. Гансы хотели обмануть наших пилотов, не вышло! Болваны несчастные… А вы слыхали эту историю, капрал?

Тони пожал плечами, сказал с крайней неохотой:

– Это было не в Голландии, а под Бреслау. «Мессера» деревянные, но зенитки настоящие. Враг заманил нашу эскадрилью ложной целью, сбил пару самолетов. Ребята погибли не за хвост собачий. Кто тут еще болван?

Сзади через ветви проник яркий луч. Он скользил по листве в ореоле вихрящейся пыли. Тони кивнул: солнце бьет в спину. Все путем. Оптический прицел не даст бликов.

Чарли сказал:

– Я считаю, сэр, Иисус сможет сделать так, чтобы мы все стали одной семьей. Американцы, англичане, русские. Даже итальяшки и немцы.

Когда Тони в очередной раз вздохнул, напарник торопливо добавил:

– Ну, немцы, может, и нет, а итальяшки точно! Они хорошие люди. Вы когда-нибудь общались с ними?

– Если хочешь узнать обо мне все, ковбой, поторопись с вопросами, иначе день кончится.

На своеобразное предложение заткнуться Чарли понурился и замолчал. Надолго ли?

Во взгляде Тони читалась задумчивость. Вопрос об итальянцах напомнил об Аполлонии.

Вдруг Чарли напрягся. Прислушался к едва уловимым звукам, шуму ветра.

– Колонна на подходе, сэр.

Леоне пристально смотрел на шоссе, где ожидалось появление техники. Крошечная жилка на потной шее вздулась.

Ничего. Тихо. Даже лес умолк.

Тони хотел было упрекнуть Чарли за неуместные фантазии, но вдруг услышал лязг гусениц. Танки!

Снайпер навел прицел на шоссе. Его затошнило, будто съел что-то несвежее. Там, по дороге, ползла гигантская змея. Черный извивающийся хвост – такой длинный! – терялся в дремучей чаще. А впереди горели глаза. Тони тряхнул головой. Это была не змея, а колонна. Головной «шерман»3 светил прожекторами, рассеивая лесной полумрак. Всего лишь колонна. Дьявол! Надо больше отдыхать, иначе недосып его доконает. Тони слышал о подобных случаях. Некоторые даже сходили с ума.

– Папаша говорит, сперва нужно почувствовать зверя, – назидательно сказал Чарли. – И только потом увидеть…

Тони усмехнулся. Ну, Чарли дает! Вот уж кто настоящий зверь. Невероятное чутье. Как, черт возьми, можно предсказать появление колонны? Похоже, он действительно подходит для этой работы. Люди с охотничьими навыками на вес золота!

Он бросил на Чарли удивленный взгляд и подумал:

«Надо спросить, трудно ли этому научиться?»

Нет, трудности его не пугали, но было интересно, возможно ли такое в принципе. Однажды он загорелся желанием научиться стрелять. Взялся за дело серьезно и порой выбивал по десять мишеней в день. Спустить несколько долларов в бруклинском тире не так страшно. Это лучше, чем тратить деньги на еду. Он привык жить впроголодь. Голод – ничто, когда твой отец насолил мафии. Дон Чичи был серьезным противником, а не какой-то мелкой сошкой. Умение постоять за себя в такой ситуации как нельзя кстати.

Глядя, как колонна огибает склон, Тони пообещал себе, что переймет у Чарли навык. На войне любая наука сгодится.

– Будь осторожен, – сказал он нарочито сухо. – Засветишься, и «самоварщики» не оставят от тебя и мокрого места.

– Есть, сэр, – улыбнулся Чарли. – Папаша говорит…

Бронебойный снаряд со свистом прорезал воздух. Раздался громкий удар, затем рев споткнувшегося мотора, шипение и оглушительный взрыв. Тони не мог оторвать взгляд от горящей груды – немец сжег головной танк вместе с экипажем!

Леоне в ярости приник к винтовке и клацнул затвором. Пустая возня – стрелять все равно не в кого!

Чарли сопел и помалкивал. Он зашарил биноклем по окрестностям – уже без идиотской улыбки.

Замыкающий танк взрыхлил гусеницами землю и поднял орудие. Тони наблюдал, как между «шерманами» мечутся грузовики.

Через миг этот танк тоже исчез в пламени. Над шоссе поднялся фиолетово-черный дым. Видно, снаряд попал в боекомплект.

Хлоп – новый взрыв!

Мертвец, разорванный пополам, выскользнул из пылающего грузовика и зацепился кишками. Повис на борту страшным, неподвижным грузом. Его товарищи остались внутри, скрюченные, как спички в сгоревшем коробке.

По спине Тони пробежал холодок. Его сердце раздулось от страха, будто собиралось вот-вот взорваться.

Он пожалел, что рядом нет Дерека. Тот бы не упустил корректировщика.

Все пошло не так, как планировалось. Колонна разбита, а он, хваленый снайпер, вынужден наблюдать за этим, словно мальчик с рогаткой. Тони свирепо пыхтел, на лбу его выступил пот.

Чарли рассматривал лесистую гору, отложив бинокль. Он прищурился, приставив ладонь ко лбу, как это делают охотники. Привык обходиться без оптики.

Шоссе было усеяно подбитой техникой, и к небу поднимались клубы дыма. Обочины чернели зевами воронок. Всюду неподвижные фигуры в шинелях. С каждым вздохом Тони морщился от едкого запаха гари.

– Вот он, – быстро проговорил напарник хриплым голосом, указывая на что-то в лесу. – В орешнике, на десять часов! Святые угодники, это он, сэр! Чтобы я сдох! Это он…

Тони посмотрел в указанном направлении.

Чарли отчаянно закричал:

– Слева, у ручья, слишком много ветвей. Орех так не растет, сэр! Это лежка корректировщика, Богом клянусь!

Отбросив лишние мысли, Тони приник к окуляру прицела. Вскоре он держал перекрестье на цели. Дыхание было глубоким и ровным, словно минуту назад не рвались взрывы. Тони сам не понял, как это вышло.

Предвкушая выстрел, напарник подался вперед и уперся в куст. Вдруг раздался громкий треск, и Чарли с ужасом замер. Над его головой закачались сломанные ветви.

Леоне толкнул парня локтем: «Чего творишь?»

Солнечный зайчик, отраженный от немецкого бинокля, словно бритвой полоснул по глазам. Чертов ганс смотрел прямо на них.

Волосы у Тони встали дыбом.

– Быстро сваливаем!

Поздно.

В небе появилась тонкая дымчатая нить, а затем еще и еще. Уши уловили зловещий свист.

Первая мина упала в нескольких ярдах. Снайперов накрыло комьями сырой, тяжелой земли.

В голове Тони бил колокол, в ушах звенело. Содержимое желудка рвалось к горлу, открытому рту.

– А-а-а-! – закричал Чарли и перекатился в канаву.

Тони упал следом. Он сжал кулаки и едва не зарылся лицом в землю. Перед глазами маячил циферблат наручных часов, на зубах хрустело. Снайпер быстро спрятал оружие под себя, вспомнив уроки сержанта Ричардсона из учебки. Сержант твердил, брызжа слюной на костлявый подбородок:

– Винтовка – продолжение руки морпеха. Без нее вы – покойники. Усекли, мать вашу?

Снайперы вздрагивали от каждого взрыва, на спины им налипали комья грязи, оборванные листья и щепки. Пыль забивала горло, мешала дышать.

После того как все стихло, Тони закашлялся и снова посмотрел на часы. Было одиннадцать часов в Кассино и пять в Нью-Йорке. Там скоро откроют метро… Он с досадой зарычал: прошла всего минута, а чувствовал себя так, будто пролежал здесь целый день и чуть не сдох!

Он уже видел, на что способен минометный залп. Крики, стоны, запах горелого мяса. Сразу вставать нельзя, иначе ты легкая цель. Раненых не уносят в лазарет, полевые хирурги оперируют на месте. Это страшное зрелище, когда одной рукой доктор зажимает бедолаге глаза, а другой засовывает в рану целое полотенце. Хорошо, если есть ампула с морфием. Иным предлагают сжать зубами ремень.

– Ты нас чуть не угробил! – зашипел Тони. – Колонна выбита, ганс наверняка свалил. Или ждет, пока мы отойдем с позиции, чтоб снова заложить «самоварщикам»…

Чарли опустил голову и посмотрел на командира.

– Виноват, сэр. Если позволите… Этот парень еще там. Он не станет рисковать. Будет дожидаться темн…

– Тогда нам некуда торопиться! – перебил Леоне и развел руками.

– А что, если… – Чарли закусил губу. – Я подберусь к гансу и кину гранату? Он драпанет, тут ему и крышка.

Тони покачал головой, на мгновение прикрыв глаза. А вдруг получится?

И без того дерьмовое настроение совсем испортилось. Стоит рискнуть. Не из-за какого-то героизма, а ради «Дела». Он посмотрел на открытое лицо напарника, на дурацкий ковбойский шарф.

– Ладно, ковбой. Будь по-твоему. Но обещаю, что в лагере я набью тебе морду.

Чарли скрылся в зарослях. Проводив его суровым взглядом, Тони сменил позицию. Но она оказалась не самой удачной: на голых камнях чувствовал себя как горный козел под прицелом охотника. Ни укрытия, ни путей отступления!

Перекрестье прицела замерло на гнезде корректировщика, сплетенном из орешника. Немного другой ракурс, но это ничего. Теперь главное, чтобы парень не подкачал.

Иначе им обоим крышка!

В бою многое зависит от вчерашних желторотиков вроде Чарли Дина. Тони вздохнул. Давно ли он сам был таким же?

Сжав зубы от злости и бессилия, он ждал удобного момента для выстрела.

Наконец в прицеле мелькнула граната, и враг бросился прочь. Тони едва успел разглядеть фигуру, с головы до ног обвешанную ветками. Заметил на пилотке серебристый череп и скрещенные кости – эсэсовец!

Леоне взял упреждение. Раздался сухой щелчок.

Ганс дернулся, его зашатало, будто земля утратила прочность. С головы слетела пилотка и исчезла в траве. Тело рухнуло следом.

Победным фейерверком рванула граната. Бах! И все наконец стихло.

Чарли оказался там в два прыжка. Навел на лежащего карабин, но ствол тут же опустился.

Пять минут спустя Тони стоял рядом и разглядывал труп. Зрелище не для слабонервных. Пилотка слетела вместе с куском черепа. Ветер качал забрызганную мозгами траву.

Раздался странный шелестящий звук. Это Чарли зашелся в приступе нервного, почти безумного смеха.

***

Когда солнце коснулось горных вершин, снайперы подошли к штабной палатке. Они вернулись в лагерь час назад и доложили о случившемся.

Парни на блокпосте рассказали, что вторая колонна успешно достигла цели. Но группа капитана Адамсона еще не вернулась.

Тони ослабил шнурок на подбородке, и капюшон опустился, подставив солнцу грязный лоб и щетку черных, давно не мытых волос. На душе скребли кошки. Да, он выполнил задание, но какой ценой? Стоит ли успешная операция жизни десятков солдат?

Конечно, нет! Хотя Дерек, без сомнения, нашел бы оправдание и здесь. Он называет это военной логикой. Все хорошо, что идет на пользу делу! Корректировщик мертв, а значит, артиллерия немцев ослепла. Техника союзников может двигаться без опасений.

У штабной палатки ожидал «виллис» полковника Стоуна. Леоне сжал кулаки. Сейчас ему устроят разнос. Рука сама потянулась к пачке «Лаки страйк». Он тихо сказал:

– Свободен, ковбой.

– Вы уверены, сэр?

Щека Тони чуть дернулась.

– Я сказал, свободен!

Выкурив сигарету в три затяжки, Тони откинул брезентовый полог и вошел внутрь. Стоун вытер о штанину потную ладонь и попытался встать с раскладного стула. Пуговицы его щеголеватого кителя затрещали от напряжения.

– Ааа! Капрал Леоне…

– Разрешите доложить, сэр. Корректировщик противника ликвидирован. Однако…

– Какого черта! – рявкнул полковник, мясистые губы скривились в злобной гримасе. – Угробил всю колонну, мерзавец! Тебя бы к стенке! Но приказ подписан… С этой минуты снайперскую работу возглавишь ты.

Леоне замер. Его взгляд впился в бумажную полоску, что свешивалась меж толстых пальцев Стоуна. Шифровка?

В эту минуту полог снова откинулся, и в палатку вошла Аполлония. Ее глаза сверкали едва ли не ярче, чем ожерелье из красных бусин. Уловив атмосферу, девушка отошла в уголок. Тони даже не взглянул в ее сторону.

Стоун, наоборот, проводил красавицу немигающим взглядом и процедил:

– Свободен, капрал.

Шифровка полетела Тони в лицо, скользнула к ногам. Он поднял ее и прочел:

«Срочно!

Полковнику Стоуну.

В дополнение к шифрограмме № 22/44

Противник перебрасывает на передовую снайперский дивизион. Предполагаемая задача: контрснайперская борьба, ликвидация офицерского состава. Операцию «Вульф» возглавляет инструктор стрелковой подготовки гауптман Маттиас Грубер (перехват 00:14 АМ).

На розыск и ликвидацию лиц, причастных к реализации «Вульф», приказываю ориентировать все органы контрразведки фронта, снайперские группы, войска охраны тыла.

Начальник штаба, генерал Джон Кирби».

Тони не узнал собственный голос:

– Что с капитаном Адамсоном?

Глава шестая

Канада, Ванкувер, 1959 год

Кабинеты госструктур всегда одинаковы. Настольные флажки, портрет премьер-министра и ведомственная символика. Зайди в любое учреждение и открой первую же дверь. Все кабинеты как под копирку. Разница только в хозяевах. Одни встретят вас сухо и формально, другие – как лучшего друга. И останутся такими до конца рабочего дня.

Шеф отдела особо тяжких преступлений обычно принадлежал ко второй категории. Но только не сегодня!

Ожидая Бланта с докладом из «Вистлера», он пребывал в давно забытом состоянии повышенной мозговой активности. Какого черта! Сидишь здесь и ни хрена не знаешь, что там по делу Билли Кинга. Главный констебль звонит чаще, чем жена в ночное дежурство!

Как, спрашивается, сохранить учтивость, слушая надменный, до тошноты вежливый голос с того конца провода?

«Какие результаты, старина? Что слышно о гибели мистера Кинга? Есть какие-то выводы? Пожалуйста, держите меня в курсе! Я надеюсь, у нас все под контролем?»

Ну нет, конечно!

Сукин сын прекрасно знает, что репортеры осаждают крыльцо, как собаки мясную лавку. И что самое паршивое: для них нет даже завалящей косточки.

Вообще ничего!

В дверь постучали. Шеф натянуто улыбнулся, и в зубах у него качнулась незажженная сигара.