Сонечка. Часть-3

9

День был довольно пасмурным, даже дождливым. Дождь лил просто на всю катушку: кажется, всё небо в этот день скорбело, провожая в последний путь бедную Соню, а что уж говорить о тех, кто на земле. Соня лежала в обычном красном гробу, стоящим в траурном зале на специальной тумбе. Она была одета в белую блузку и чёрную пару из брюк и пиджака. Её тонкие розовые губы были в такой как бы лёгкой улыбке, словно утешала она этой улыбкой всех собравшихся, чтобы они сильно не плакали по её уходу. А пришло и вправду немало людей: это были и соседи, и одноклассники, и Волкова, и крёстная мать с мужем, и родная мать с сожителем, и родственники… И каждый из них подходил к покойной со скорбью, клал ей цветы и целовал её прощальным поцелуем. Многие, особенно женщины и девочки не могли сдержать слёзы, прощаясь с любимой подругой, ученицей, соседкой и родственницей. И, глядя на эту невероятно тяжёлую картину, очень хочется поднять руки к небу и сказать: «Господи, оживи рабу твою Софию на радость всем любящим её! Верни её на землю». Прощание подошло к концу, и пора отправляться на кладбище. Несколько мужчин взяли закрытый гроб с телом Сони и понесли его в один из автобусов. Туда же отправилась и часть людей, а другая часть – во второй автобус. Многие из собравшихся приехали на своих автомобилях, и потому по окончании прощания они вернулись туда и вся колонна двинулась на кладбище.

Вот и прибыли на место. Закрытый гроб поставили на два табурета напротив свежевыкопанной могилы и каждый, подойдя к погибшей, говорил ей прощальные слова.

– Прощай, моя любимая доченька! – в слезах сказала Елена. – Пусть господь примет твою душу!

– Ты всегда будешь в нашей памяти и в наших сердцах, Соня! – сказала Женя Славина, подойдя к гробу вместе с Лисицыной и Мельниковой. Все три подружки не могли сдержать своих слёз.

– Ты всегда будешь в нашей памяти и в наших сердцах, Соня! – сказала Женя Славина, подойдя к гробу вместе с Лисицыной и Мельниковой. Все три подруги не скрывали своих слёз.

– Прощай, Сонечка! – в слезах сказала Волкова. – Видит бог, ты была моей лучшей ученицей. Покойся с миром, моя девочка.

– Светлая тебе память, Сонечка! – плача, сказала Горелова. – Нам будет не хватать тебя.

Так к гробу подходили и говорили все присутствующие, после чего каждый из них бросил в могилу по горсти земли, а затем туда опустили уже заколоченный гроб. Могилу закопал, поставили крест с фотографией и табличками и возложили на неё цветы и венки. Окончив все похоронные мероприятия, все стали разъезжаться по домам.

– Елена Юрьевна, мы поедем, – как-то осторожно сказала Волкова. – Мне ещё моих надо по домам развести, чтобы они немного в себя пришли перед ЕГЭ. Ещё раз примите наши соболезнования.

– Спасибо, Ольга Станиславовна, что пришли, – с горечью в голосе ответила Елена. Волкова обняла её.

– Помоги вам бог пережить это горе!

– Спасибо, – ответила Елена, и Волкова, просившись с ней и собрав свой класс, уехала на одном из автобусов. Остальные, включая Елену и Валерия, тоже подались домой.

***

Квартира Цаплиных, гостиная, поминки. За столом сидят все родные, близкие и кое-кто из соседей Сони и поминают её. Вроде всё шло так, как должно идти… Но вдруг в какой-то момент Елену не пойми, с чего, как будто прорвало на такие ругательства в адрес погибшей, что просто диву даёшься:

– Сонька, гадина такая… Чтоб тебе, сучке, в земле спокойно не лежалось, чтоб тебя, дрянь такую, черти в ад забрали! Жили ведь хорошо, нет, надо было тебе, овце безмозглой, убиться самой и мне жизнь испортить.

У всех сидящих в гостиной был шок. Одна из сестёр Елены, невысокая брюнетка по имени Наталья, даже повелела пойти свой дочери Марине и дочерям другой своей сестры Кате и Ларисе уйти в комнату Сони, чтобы они не слышали всех этих пьяных гадостей своей тёти.

– Лена, опомнись! – взмолилась Людмила Горелова, сидевшая справа от кумы. – Как ты можешь такое говорить о своей только-только погребённой дочери?

– А представь себе, могу! – без стыда ответила Елена. – Это вы, особенно ты, всегда её, соплячку пустоголовую, едва ли ни в задницу целовала, это для тебя она была светом в окошке, любовью всей жизни; а я на неё всегда плевать хотела, а в последний год – так, тем более! Да, я её всегда ненавидела просто за то, что она родилась; да и сейчас ненавижу за то, что она лежит там себе спакойненько, а ко мне менты теперь шастают, выспрашивают, как она жила, и кто её любил или обижал? Какая я дура была, что не кинула Соньку в роддоме: сейчас бы горя не знала и с мужиками гуляла направо-налево!

Вроде Елена и выпила не сказать бы, чтобы сильно много, по идее, должна была соображать, что выговаривает, но с чего её так повело? Какой бес в неё вселился? И дочь облила грязью, и куму обидела.

– Ну, знаешь, моя милая, мне с тобой просто не о чем разговаривать! – вспылив, ответила Горелова и встала из-за стола.

– Да пошла ты на хрен! – также по-хамски сказала Елена, Горелова на неё обижено посмотрела, и вмести с мужем ушла. Мало-помалу разошлись по домам и соседи, чувствуя неловкость ситуации, которая сложилась. Остались только Валерий да сёстры Елены с их мужьями и детьми. Елена хотела налить себе ещё водки, но остановила другая её сестра, высокая и рыжеволосая Анастасия.

– Так, подруга моя, стоп! Ты и без того уже много выпила и сказала лишнего. Пойдём-ка лучше я тебя баюшки положу.

– Ася, иди в жопу вместе с советами! Я выпить хочу! – в том же манере ответила Елена сестре.

– А я тебе говорю – хватит! – настаивала Анастасия.

– Да кто ты такая, чтобы мне что-то говорить? – разозлившись, спросила Елена.

– Я твоя старшая сестра! – жёстко, но спокойно ответила Анастасия. – И если я говорю тебе – хватит пить, пошли спать, значит, хватит пить и пошли спать! – обращается к Наталье. – Наташа, убери водку и Ленину рюмку!

– Слышь ты, сучка, ты чего в моём доме расхозяйничалась?! – заорала Елена на Анастасию, за что та ей влепила весьма нехилую пощёчину, от которой Елена тотчас сникла и расплакалась, как дитя, опустившись на стул.

– Тише, тише, тише! – с нежностью сказала Анастасия, сев рядом, обняв и поцеловав сестру в щёку, по которой ударила. – Всё, моя любимая, прости меня, пожалуйста! Видит бог, я не хотела тебя ударить. Прости меня, и пойдём баюшки! Пойдём?

Елена покачала головой.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Валерий.

– Спасибо, мы сами справимся, – ответила Анастасия.

– Тогда я пойду, прогуляюсь, – сказал Валерий и вышел.

Анастасия с заботой и любовью умыла Елену, переодела её в ночнушку, положила в постель и, поцеловав, перекрестила перед сном. Елена спала до обеда следующего дня.

Едва выйдя из дому, Валерий набрал Анжелике, спросил адрес её сестры и сказал, что он идёт к ней.

– Ну, иди, мой котик, а то я уже заскучала, – слащаво ответила Анжелика.

Однако дойти до квартиры любовницы Валерию будет не суждено: едва он попал в её подъезд, как на него напал неизвестный, убил ударом ножа в спину, скоренько обчистил его и скрылся. Труп обнаружил мужчина, ведший собаку на прогулку. Он и вызвал неотложку и полицию. Надо ли говорить, как быстро долетела до Анжелики новость о гибели Валерия, и как она горько плакала, давая показания следователю Антиповой, дежурившей в тот вечер и прибывшей с опергруппой? И одному богу известно, как она провела свою полную горечи и одиночества ночь.

10

– Доброе утро, Снегирёв! – сказал Иванов, проходя со своими мимо дежурки. – Как пришли вечер и ночь?

– Просто замечательно! – с ехидцей ответил младший сержант Снегирёв. – Начиная с трупака на Маяковского и кончая мордобоем на Столярной.

– Ясно, – сказал Иванов. – А чей трупак?

– Да мужика в подъезде ножом пырнули, – ответил Снегирёв. – Им сейчас Антипова занимается. Она и выезжала, как дежурный следователь.

– Хорошо, узнаем у неё! – сказал Иванов и пошёл. Навстречу ему вышла из своего кабинета невысокая, полноватая улыбчивая брюнетка в синей паре, состоящей из брюк и пиджака, и белой блузке с синим галстуком. Это была следователь Марина Александровна Антипова.

– О, Марина, доброе утро! – сказал ей Иванов. – Слушай, кого там у тебя завалили на Маяковского?

– Да молодого мужчину по имени Валерий Гончаров, – ответила Марина.

– Кого?! – не веря ушам, переспросил Иванов, Антипова повторила имя и фамилию погибшего. – Вот блин горелый!

– Знакомый? – спросила осторожно Марина.

– Можно и так сказать, – ответил Иванов. – Он проходил свидетелем по моему делу о юной самоубийце Софии Цаплиной.

– Ах ты ёлки-палки! – сказала Марина.

– А чего его на Маяковского занесло? – Спросила Дурова.

– По словам его девушки Анжелики Малининой, у них должно было там быть свидание, – ответила Марина.

– Ясно, – сдержано ответил Иванов. – Марина, ты сейчас к Андрееву?

– Да, – сказала она.

– Погоди: сначала проедем на Гагарина, так как он там жил со своей сожительницей Еленой Цаплиной! – сказал Иванов. – Ребята, мы на Гагарина, затем к Горынычу, а вы пока устраивайтесь.

– Хорошо! – ответил Маков.

– Я, пожалуй, с вами, – сказал Хвостов. – Заодно позвоню Горохову, чтобы понятых организовал: вдруг чего найдём любопытное.

– Верно мыслишь! – одобрил Иванов, и все трое уехали.

По дороге в адрес Хвостов переговаривал с Гороховым, кратко объяснив, что и как, а Иванов также вкратце поведал Антиповой о том, что Гончаров жил с матерью погибшей, Еленой Цаплиной, а Малинина была их соседкой и, возможно, любовницей Валерия.

– О как даже! – удивлённо воскликнула Антипова. – Я об этом не знала! Эта Малинина мне сказала, что он был её массажистом и что у них был роман, а также, что у них вчера должно было быть свидание. Не скрою, я внутри себя по-женски даже немного посочувствовала ей. – Иванов понимающе кивнул.

– Ну, правильно: дура она тебе, чтобы сказать, что она с чужим мужиком шуры-муры крутила?

– Да уж! – многозначительно произнесла Антипова, после чего повисла небольшая пауза. Иванов хотел закурить, но вспомнил, что Марина не выносит запах курева, и решил это сделать после разговора с Цаплиной.

– При убитом что-нибудь было? – спросил Иванов.

– Только пустой бумажник, – ответила Антипова. – Даже паспорта не бело. Его опознала та же Малинина, будучи понятой. Кстати: от погибшего ещё пахло алкоголем!

– Ясно, – хмуро ответил Иванов. – Ну, на счёт алкоголя всё объяснимо: в семье, очевидно, поминки по падчерице были. А паспорт его у тебя скоро будет! На счёт же бумажника мыслю так: вероятно, нашего Дон Жуана пырнул какой-нибудь накроша, «обчистил» его, взяв всё, что можно – то денег до мобильника и часов, да и свалил. Часы с мобильником где-то сплавил, дозу купил и лёг на дно. Кстати, а на подъезде была камера наблюдения?

– Была, но она была сломана, – с огорчением ответила Антипова. – Неужели «глухарь»?

– Чёрт его знает! – ответил Иванов, подъезжая к дому Цаплиных. – Если попробовать покопаться, например, в личных вещах убитого, возможно, и найдётся маленькая зацепка.

***

Едва они въехали во двор, как увидели возле первого подъезда неотложку.

– Чёрт, это ещё к кому? – сказал Иванов.

– Сейчас выясним! – отозвался Хвостов. – Вон Горохов стоит, курит, ждёт нас, может, он что знает.

Горохов, завидя своих, послал окурок точным броском в урну и пошёл навстречу.

– Здорово, Вася! – сказал Хвостов, пожимая руку другу. – К кому «скорая»?

– Боюсь, что в нашу квартиру, – сказал Горохов. – Но кому именно – не знаю, так как у хозяйки гости, как я понял из слов одной из понятых.

– Оперативно! – отметил Иванов. – Сейчас во всём разберёмся.

– Господи, бедная женщина! – сказал участковый, поднимаясь на шестой этаж. – Только что дочь потеряла, теперь ещё и мужика завалили. За что ей это?

Иванов только пожал плечами, не находя ответа. Лифт остановился на нужном этаже, где сыщиков ждали курившие на площадке соседи Цаплиных, приглашённые в качестве понятых. Все направились к квартире Цаплиных. Иванов позвонил в звонок, дверь открылась и на пороге возникла рыжеволосая и высокая женщина. Звали её Анастасия.

– Здравствуйте! – сказала она.

– Здравствуйте! Уголовный розыск, следователь Иванов, – ответил Иванов, показав удостоверение. – Нам бы Елену Юрьевну Цаплину увидеть.

– К сожалению, Елене Юрьевне очень плохо, – ответила Анастасия. – Мы ей даже неотложку вызвали, так как её рвёт…

– Понятно, – сказал Иванов.

– Но я её сестра, и если что-то надо, скажите – а я передам.