Привыкания не будет

Облака тяжелыми камнями давили на грудь, скрывая за собой долгожданную луну. Кусочки неба, что были видны через многочисленные прогалины, были бесцветны и одинаково серы. Звезд не было видно вовсе.

Два распростертых тела, мужское и женское, валялись на огромной позолоченной тахте, сплетаясь ежесекундно в разные объятия.

– Ты любишь меня, милый? – мягким шепотом промяукала она ему на ушко.

Ее возраст угадать было трудно, практически невозможно. Такие дамы могут прельстить любого заевшегося гурмана, повидавшего все в своей жизни геронтофила и самого распоследнего и прожженного педофила в розницу и оптом. Совершенно белые волосы на фоне бронзовой кожи создавали полиэффект. С одной стороны, можно было сказать, судя по окрасу поверхностного слоя дермы, что существо не имеет никакого отношения к альбиносам. С другой, такой цвет волос никак нельзя было иметь молоденьким девушкам, а именно такой она казалась при тщательном рассмотрении ее тела, и уж точно нельзя было приобрести ни психотравмирующим, ни краско-химическим образом. Маленькие морщинки около век и уголков губ ярко контрастировали с веснушками, детскими ямочками на губах и огромными наивно-страстными глазами, цветом и живостью больше походившими на два костра.

– Конечно, милая, я тебя обожаю, – прошептал ей в ушко он и провел рукой по чудным волосам.

Он, как и она, был отлично сложен, и нагота только украшала его. Аполлоново тело его отливало огненным загаром, контрастируя со светлыми волосами и яркими голубыми глазами. Возраст определить было, в принципе, несложно, но никому особо не было нужно. Он был в самом соку, в том возрастном цензе, когда почтенные дамы хотят его утешить и сопроводить по жизни, а малолетние дурочки, питая благоговейное почтение, смотрят в рот и ловят каждое слово столь опытного мужчины.

Они стоили друг друга. Бог и богиня плотских утех и развлечений. В древнем Риме или в столь же древней Элладе их признали бы полубогами и лепили бы с них скульптуры, которые, дойдя до наших дней, стали бы достойными находиться в лучших музеях мира и частных коллекциях избранных толстосумов. Но в наше время и в нашей реальности в местности под гордым названием город Вертепск они были обыкновенными демонами-искусителями. Суккуб и инкуб лежали в обнимку на раззолоченной тахте и оттачивали друг на друге свое мастерство.

– От тебя опять пахнет человеком. Ты все никак не можешь успокоиться?

– Милая Набель, о чем ты толкуешь? – зашептал он, нежно касаясь ее шеи языком. – Взаимоотношения с людьми есть не что иное, как наша непосредственная работа. От которой мы испытываем удовольствие. Я недавно работал, и поэтому твой чувственный нос уловил запах моей недавней жертвы.

– Кому ты врешь, Ликоройс? Я такая же, как и ты, и могу отличить запах недавней жертвы от принятой дозы пота накануне.

– Вот в этом, мой чертик, ты беспросветно ошибаешься. Разве я похож на тех придурков, которые собирают со своих жертв пот, дабы потом в одиночестве его использовать? Разве я сейчас нахожусь в состоянии аффекта от пота? Я разве буйный и бросаюсь на каждое существо, которое хоть чем-то отличается от меня родимого? Не принял душ после жертвы – это да, сознаюсь, но чтоб заниматься тем, о чем ты подумала… Это вряд ли.

– Помыться он забыл… Так и скажи, что не стал. Не будь ты моим родным братом, я донесла на тебя бы первому встречному блюстителю чистоты.

– Набель, – его рука скользнула в укромное место девушки, – ты же знаешь, что я не потоман. Мне просто нравится легкая эйфория, царствующая в теле, если после работы не принимать серный душ. Многие так делают, в этом нет ничего опасного.

– Лико, ты говоришь глупости! Если бы это не было опасно, нас бы не заставляли всегда мыться, – она ущипнула его за ягодицу, зная, что на мужской пол это действует безотказно.

– Брось! В малых дозах это не может быть вредным, иначе я давно уже не смог бы без этого существовать.

– Эльц тоже так думал, – прошептала Набель, остановив на секунду ласки партнера, вспоминая своего прежнего. – Он тоже думал, что в малых дозах это не принесет вреда и привыкания, точно как и ты сейчас, говорил, что забыл помыться, что небольшая эйфория помогает ему лучше настроиться на тренировку и работу, что все будет хорошо.

– Он преступил черту! Он стал пользоваться чистыми выделениями, а это значит, что обратного пути нет. Я не такой! И не собираюсь губить свое существование ради пяти минут кайфа в день, – он улыбнулся и провел нежно ногтем по ее спине от лопаток до окончания копчика.

– Он тоже так думал, – простонала она и начала языком ласкать низ живота Ликоройса.

– Эльц был славным, но слабохарактерным инкубом, а я если захочу, то брошу это делать хоть завтра.

– Захоти, – мурлыкнула она и пощекотала язычком его плоть.

– Обещаю! Что с завтрашнего дня буду после каждой смены мыться по пять раз в день! И пусть меня переделают в безмозглого и худосильного человечишку, если я изменю своему обещанию!

Он нежно обнимал ее бедра и целовал спину. Работа есть работа, и ничего тут не поделаешь. Тем более если от некоторой части работы испытываешь ощущение эйфории. Создатель был, несомненно, гением. В отличие от его Отца, который всю природу сотворил, да так, что в ней полностью все рассчитано и продумано для выживания, Лучезарный продумал все с точки зрения соблазна и наслаждений. Если вампир должен пить кровь у людей, а оборотень разрывать их на части, то и тот и другой испытывают эйфорию от этого для лучшей и самоотверженной работоспособности. Ликоройс был инкубом. Чистейшим инкубом без примесей и вкраплений в родовом древе. И если вы думаете, что именно сам процесс взаимоотношений с самками женского пола человеческого вида приносил ему удовлетворение, то вы глубоко ошибаетесь. Инкубы и суккубы испытывали кайф от человеческого пота. Владыка не был бы Владыкой, если бы не придумал какую-нибудь каверзу. Вампиры не могли жить без потребления людской крови, оборотни были наказаны умопомрачением и отсутствием разума в звериной шкуре. Инкубы же испытывали к человеческим выделениям непосильную слабость, но при злоупотреблении могли легко подсесть на этот наркотик, и тогда… В предотвращение этого после каждого акта им было предписано мыться, дабы воздействие пота на их организмы было как можно меньше и не вызывало привыкание. Но многие брезговали, и потому очень мало суккубов и инкубов доживало хотя бы до двухсотлетнего возраста.