Для теплых вечеров

Предисловие

Так часто бывает, что вокруг все только и говорят, что о каком-то особом настроении зимы и праздника, а у тебя его нет. Или хуже того, твое настроение безнадежно испорчено. Мне в таких случаях помогает погрузиться в атмосферу хорошей истории, и пусть в ней не будет головокружительных погонь и сражений, но, отложив ее, я почувствую в своем сердце надежду и ощущение, что все будет хорошо. Я очень надеюсь, что мои истории тоже подарят кому-то эти чувства.

Сборник разделен на две части, в первой несколько рассказов, пропитанных зимней атмосферой. Они покажут хорошо известный праздник под неожиданным углом, приглашая читателя познакомиться с духом старых крыш, узнать, что думает уличный фонарь и как рождается новое солнце.

Я живу в Санкт-Петербурге, и город нередко становится еще одним героем моих историй. Именно зимой он обретает свое истинное великолепие и шик. Таким он предстанет в рассказе «Горячее сердце Петербурга», рассказывающем об альтернативном городе начала ХХ века, в котором господствуют силы пара и магии. Это большой рассказ, давший начало целому миру.

В моих историях вообще много магии, но она всегда идет рука об руку с тем волшебством, что доступно каждому из нас – дружбой, любовью, добротой.

Вторая часть сборника немного необычная, и состоит из рецептов, созданных для того, чтобы наполнить холодные вечера теплом и уютом. Конечно, все они, так или иначе, связаны с нашим миром, но также они часть историй, созданных мной. Поэтому каждый рецепт дополнен небольшой цитатой, позволяющей проникнуться атмосферой, и познакомиться с моим творчеством.

Самое время устроиться поудобнее с пледом и кофе и желательно, чтобы за окном шел снег, а в камине трещал огонь. Но мы ведь для того и создаем свои зимние истории, чтобы, даже сидя в вагоне метро или автобуса, по дороге домой или за коротким перерывом на кофе, можно было почувствовать, что рядом тепло горит огонь в камине, а за окном идет мягкий, пушистый снег.

Золотое сердце

– Серая-убогая, цапля кривоногая! Цапля! Цапля! – кричали мальчишки. Смеялись и корчили рожи проходившей мимо девочке. Она шла, ссутулившись под тяжестью то ли огромного рюкзака, то ли тяжелых, как камни, слов. Один, особенно шустрый, кинул ей вслед снежок и счастливо расхохотался, попав в плечо.

А девочка молча пошла дальше. Квартал в сторону площади, потом свернуть направо возле магазинчика миссис Томпсон, и дальше все прямо и прямо вдоль заснеженного парка, пока не дойдешь до старого здания с колокольчиком на дверях – почты.

– Привет, Крис, как твои дела? – дедушка Мосс, работавший почтальоном, всегда был рад внучке. Но разве можно радоваться, глядя на это печальное, осунувшееся личико? – Опять мальчишки донимали? – спросил он, глядя, как Крис кидает в угол рюкзак, сует на вешалку шапку с курткой и залезает на высокий стул у секретера с бумагами.

– Да ну их, – Крис дернула плечом, – я тебе принесла кекс с ромом. Миссис Томпсон передала, – и посмотрела на деда взглядом «я-то знаю, что ты ей нравишься», но ничего не сказала. С тех пор как бабуля отправилась на небеса прошло уже больше десяти лет, но дедушка даже не думал о том, что ее кто-то может заменить.

Потом они пили чай и сортировали почту. Это может казаться скучным делом, но если ты живешь в маленьком городке и знаешь почти всех в нем, то почта для тебя не безлика. Вот каталог орхидей для мисс Оливии Пунд, что живет на Маковой улице. У нее самые красивые орхидеи в городе, но самые лучшие из всех – ванильные. Они немного невзрачные на вид, но зато с длинными черновато-коричневыми стручками, которые так волшебно пахнут.

Большая пачка поздравительных писем и открыток для Моунсов, им каждый год столько приходит, и сами они много отправляют. То ли у них родня по всему миру, то ли просто приятели. Маленькая коробочка для Стейси Браун, там наверняка очередной гаджет. А вот в этом плоском конверте книга для мистера Турси. У него лучшая библиотека из всех, что Крис доводилось видеть, даже лучше городской.

Коробка за коробкой, письмо за письмом и так пока не зажгутся на улицах фонари, а ногам станет зябко из-за погаснувшего камина. Каждый год перед Рождеством Крис приходит помогать дедушке Моссу разбирать почту. Она и в другие дни приходит, но перед Рождеством обязательно. Поэтому она точно знает, кто из года в год остается без подарков.

Их много, гораздо больше, чем может показаться. Это не только одинокие старики и дети бедняков. Вот, например, семья О’Доннелов, с виду совершенно обычная, а что нет отца – так это не редкость. Но к ним ни разу не пришло ни одного поздравительного письма, ни одной праздничной доставки, ни даже кусочка упаковочной бумаги. Можно было бы сказать, что они мастерят подарки сами или покупают в универмаге на Пальзенс-стрит, но в маленьком городе все всё друг про друга знают. Они просто не дарили друг другу подарков, не ставили елку, и вообще, такое впечатление, что забыли про Рождество. И таких семей, в которые праздник не приходит, много. И пусть даже Джей О’Доннел дразнит ее цаплей, он тоже должен получать свой подарок, как и все остальные.

Крис мечтала о том, как однажды, когда она разбогатеет или, возможно, выиграет в лотерею, она накупит подарков всем-всем. Представляла, как все будут удивляться и радоваться. Конечно, она делилась своими мечтами с дедушкой Моссом, но он сразу сказал, что, как бы ни была прекрасна эта мечта, продавать дом или брать кредит ради нее, он не станет. Это только в сказках так бывает, что на героев внезапно падает мешочек денег, а в жизни все намного сложнее. Но Крис мечтать не переставала.

Сегодня они засиделись особенно поздно. Почти пустой трамвай так уютно потряхивало, а ехать было далековато и Крис потихоньку задремала. Из кабины водителя тихо слышалась песня про рождественские бубенцы, она проникала в сон, и Крис снилось, будто она гуляет по огромному снежному полю, а в небе пролетает Санта на своих чудесных санях.

– Санта! – крикнула ему во сне Крис. – Принеси, пожалуйста, подарки всем-всем в нашем городе! Верни чудо рождества!

– Хо-хо-хо! – донеслось с небес. – Разве в подарках дело? Зажги на самой большой елке своего города золотое сердце! Но помни, что оно засияет, только если каждый житель города вложит в него частичку своего собственного сердца.

– Хо-хо-хо, – протянула растерянно Крис, – да как же я это сделаю?

Но Санта уже унесся далеко-далеко, оставляя в небе снежный след да тихое позвякивание бубенцов.

Когда Крис проснулась, они уже подъезжали к дому. Она думала о своем сне, пока шла по заснеженной дорожке, пока пила вечернее молоко с печеньем, пока умывалась и даже во сне тоже чуть-чуть думала. И придумала. Но для начала придется хорошенько потрудиться!

Весь следующий день Крис рисовала. В автобусе по дороге в школу, на переменах и даже украдкой на уроках, пока мисс Ирвинг не сказала, что, если она немедленно не уберет все лишнее и не займется сочинением, ей придется провести каникулы за докладом по английскому.

На большой перемене, когда Крис сидела и жевала свой бутерброд с арахисовым маслом и абрикосовым джемом, к ней подсел Джей О’Доннел.

– Что ты рисуешь весь день? – спросил он, кивнув в сторону лежащего на столе альбома. – У тебя же по рисованию больше «В» никогда не было.

Крис недоверчиво посмотрела на парня. Что ему надо? Опять будет дразнить? Хотя, вроде непохоже. Самое обидное, что Джей был прав – рисовала она как курица лапой. Ладно, если уж ей нужно сплотить целый город, не стоит ли начать с Джея? Если она сможет переступить через обиды, а он через свои дразнилки, то, может, дело и выгорит?

– Хорошо, смотри, – сказала Крис, открывая альбом, и тихо-тихо, чтобы никто не подслушал, рассказала свой план. Джей только и мог, что таращится во все глаза, а потом схватил карандаш и принялся рисовать. А рисовал он неплохо, уж точно лучше Крис.

К вечеру первый этап был готов. Теперь их ждали краски, карандаши, ножницы и много-много золоченой фольги. Уже и мама вернулась с работы, и папа закончил расчищать дорожку к дому, и даже молоко с печеньем появилось перед ними будто само по себе, а они все красили, резали, клеили, пока совсем не стали валиться с ног от усталости.

Но главное дело было еще впереди. На следующий день сразу после школы Крис и Джей поспешили на почту. Дедушка Мосс только руками развел от удивления, когда они затащили целый мешок писем. По одному каждому жителю города, даже самому маленькому. И весь вечер они вместе с дедушкой Моссом ездили на красном почтовом фургоне, развозя письма.

На следующий день наступил сочельник. Рано-рано утром Крис прибежала на главную площадь города. Здесь стояла огромная пушистая ель – живая и настоящая. Она росла на площади уже многие годы, радуя жителей каждое Рождество. Именно на нее Крис и повесила свое золотое сердце. Оно было вырезано из плотного картона размером со школьную доску. Пришлось постараться, но все получилось. Внутри фигуры были тонкие контуры, много-много самых разных рисунков, которые складывались вместе, как пазл. Сейчас они были пусты.

Крис нашла в уголке небольшое изображение цапли. Она вытащила из кармана маленькую, точь-в-точь по размеру изображения на сердце, фигурку, сняла защитную пленку и вклеила ее. Теперь на большом коричневом сердце из картона блестела золотинка.

– Красивая, – сказал Джей, подходя сзади и касаясь пальцем фигурки, – как ты.

– Такая же убогая и кривоногая? – спросила Крис, впрочем, не очень сердито.

– Прости.

Джей хотел бы многое сказать. Что ему нравился Крис, но он не хотел, чтобы кто-то узнал и в первую очередь сама Крис. Что он не знал, как ей это сказать. Что у нее красивые ноги. Но сказал только:

– Я дурак.

Он достал и свою фигурку в виде кисти для красок и приклеил ее на место. А потом они сели на скамеечку и стали ждать.

Первым пришел дедушка Мосс. Уж он-то не мог утерпеть и дожидаться обеда. Свое письмо он получил вчера, как и все жители города. В нем было сказано: «Поздравляю с Рождеством! Приходи завтра на городскую площадь, будем ждать чудо от Санты. Да, не забудь то, что в конверте!».

У дедушки Мосса в конверте была позолоченная фигурка в виде марки, и она тоже нашла свое место в сердце. А потом пошли люди. Они приходили из любопытства, а еще потому что хотели поддержать Крис, и потому что им позвонил кто-то из соседей, и просто потому, что не хотели остаться теми единственными в городе, кто не придет.

Каждый приходил и приносил найденную в конверте золоченую фигурку. Крис и Джей очень постарались каждому найти что-то подходящее. Для Оливии Пунд цветок орхидеи, а для мистера Турси книгу. Для миссис Томпсон кекс, а для малышки Джей-Джей, которой только вчера исполнился один месяц, погремушку.

Большое коричневое сердце перестало быть коричневым. С каждой минутой, с каждым новым человеком оно все больше превращалось в золотое. И наконец там остался только один незаклеенный кусочек.

– Чей это? – спросила Крис. – Надо пойти посмотреть.

– Я знаю чей, – не глядя ответил Джей, – мама не пришла.

Весь день он ждал ее. Вглядывался в лица подходивших женщин, вставал и бегал к трамвайной остановке, звонил, но все напрасно. Мамино Рождество потерялось где-то очень далеко.

– Джей, а ты сам когда-нибудь дарил маме подарок на Рождество? – спросила Крис.

– А я должен? – привычно огрызнулся он.

– Нет. Но ты можешь, – Крис посмотрела на него и слегка кивнула ободряя.

– Знаешь, ты посиди тут, ладно? Ты только не уходи, слышишь? Только не уходи! – крикнул Джей, вскакивая и скрываясь за поворотом.

Он так долго злился на маму. На то, что она занята или, что чаще, просто сидит, уставившись в стену. И это даже не худший вариант, потому что он пару раз, когда относил мусор в контейнер, слышал, как там позвякивали бутылки. И все это время он только и делал, что думал о том, что он не получил. Но ни разу, черт возьми, ни разу ему не пришло в голову подумать о том, что он сам может сделать для матери.

Когда Джей прибежал домой, мать сидела в темноте на кухне и смотрела в окно. На столе перед ней лежало распакованное письмо с приглашением и фигурка в виде рождественской карамельки-трости. Подумать только, он настолько плохо знает свою мать, что даже не смог подобрать ей подходящий рисунок.

– Мам? – Джей подсел рядом и неловко погладил мать по ладони. Он не знал, что сказать. – Мам, а ты давно была счастлива на Рождество?

Мама обернулась и посмотрела на него так, как не смотрела уже много лет. Она вглядывалась в лицо сына, отмечая, как тот повзрослел. И спрашивая себя, что должно было случиться, чтобы он, наверное, впервые в жизни спросил у нее что-то такое.

А Джей думал о том, что еще спросит у мамы. Кем она мечтала стать в детстве? Чего боялась? Как называлась команда бойскаутов, в которую она ходила. Был ли у нее в детстве тайник. Как она жила все эти годы..

К городской площади они пришли вдвоем, держась за руку. И пусть Джей считал, что за руку ходят только с малышами, сегодня можно. Мама вклеила свою фигурку, последнюю. А потом случилось то, о чем жители города судачили еще много лет.

Одни утверждали, что золотое сердце засветилось и вдруг стало объемным и выпуклым, и все росло, росло, пока не накрыло весь город. Другие говорили, что эти шутники – Крис и Джей что-то нафокусничали и картонное сердце подменилось огромным золотым воздушным шаром, который разбух и улетел в небо. Третьи, в числе которых был и дедушка Мосс, считали, что сердце превратилось в миллионы сияющих звездочек, полных благости и счастья. Звездочки кружили будто снежинки, наполняя сердца жителей радостью, а потом улетели на небо, где и положено быть звездам.

И только Крис и Джей видели, как засветилось, засияло золотое сердце и отделялись от него созданные из света образы орхидеи, книги, бубенцов, сердца, погремушки, марки и многие другие, и каждый устремлялся к своему владельцу. А когда достигал его, то наполнял светом. И люди менялись. Распрямлялись плечи, наполнялись надеждой глаза, искали ладонь друга руки.

И Крис тоже вдруг поняла, что держит Джея за руку. С неба падали золотистые искры, а может быть просто снежинки, искрящиеся в свете фонарей. И где-то наверху кто-то крикнул:

– Счастливого Рождества! И веселого Нового года!

Фонарь

Фонарь жил долго. Он был совсем юным, с блестящими защелками и сияющим чистотой стеклом, когда появился на улице. А это была очень красивая улица, с растущими вдоль нее кленами и кустами шиповника. Но фонарь стоял к ним спиной, и лишь краешком глаза наблюдал за пышным цветением кустов летом и красно-золотыми ладонями кленов осенью. Круглый год он смотрел на старый канал.

Большую часть времени это было даже интересно. По каналу степенно перемещались баржи, суетливо сновали лодочки, а если повезло, то удавалось увидеть самодельный плот с ребятишками. Но наступали холода, и серебристую водную гладь затягивало льдом. Поначалу фонарь скучал, но потом приноровился смотреть в окна домов. Ему повезло, ведь напротив, с другой стороны канала, стоял дом, а в нем жили люди.

У них было трое замечательных ребятишек. И пусть даже один как-то раз подбил ему стекло осколком старого кирпича, и фонарю пришлось целую неделю косить и смотреть вбок, пока стекольщик не починил его, фонарь не был в обиде. В конце концов, это были просто дети.

Особенно фонарю нравилось, когда наступало Рождество. Окна домов сияли разноцветными огнями, и ему казалось, что весь мир превращается в какое-то волшебное и счастливое место. Возможно, даже созданное специально для старых фонарей.

Он заглядывал в окна на первом этаже и видел, как наряжали елку, как вся семья садилась за стол, а потом пела гимны. А наутро все трое детей наперегонки бежали к елке за подарками. Но шли годы. Дети взрослели и покидали родительский дом. И вот наступило Рождество, когда на первом этаже вовсе не было елки. Лишь сиротливо зеленели на подоконнике ветки остролиста.

Но фонарь все так же смотрел в окна. Жившие там люди были уже немолоды, дети приезжали к ним изредка и обычно по вечерам они выходили прогуляться, а потом пили чай и ложились спать. Не самая увлекательная жизнь, но фонарю нравилось.

И наступил год, когда все дети собрались дома. Они стояли, сняв шапки, на пороге и обнимали за плечи свою старую мать. А потом уехали, и она осталась одна.

Фонарь каждый день смотрел в окна. Каждый день почти все они оставались темными. Лишь тепло светилось окно на кухне, где уютно горела плита, и пел чайник. Ненадолго утром и вечером загорался свет в спальне, да изредка в гостиной.

Каждое утро фонарь ждал, когда же загорится свет, и боялся не дождаться. Он был неглупым фонарем и понимал, что рано или поздно дети опять соберутся на пороге, сняв шапки, но на этот раз старушки-матери с ними уже не будет.

Он и сам уже стал сдавать. Стекло покрылось трещинами и царапинами, и он стал хуже видеть. Да и лампочки, сколько ни меняй, светили уже не так ярко, как те, что в новых фонарях на бульваре. И уже не первый раз рабочие, приходя чинить его, говорили между собой, что пора бы ему на покой. И наверняка уже следующей весной его заменят на новый.

Фонарь грустил, но ничего не мог с этим поделать. Он понимал, что всему на свете отведен свой век. Единственное, чего он хотел, это еще раз увидеть Рождество, но старушка из дома напротив не ставила елку и не зажигала рождественские огни.

В одну особенно холодную ночь, что бывает в конце года, сильный ветер повалил фонарь на землю. Он лежал и смотрел в ночное небо. Впервые в жизни фонарь видел небо вот так. Не краешком глаза кусочек над крышами домов, а огромный сияющий купол, полный звезд. Звезды сияли, как рождественские огни, и фонарь подумал, что, наверное, это и есть специальное волшебное место для старых фонарей. То место, в которое можно чуть-чуть заглянуть на Рождество.

А на следующий день в доме напротив впервые за много лет достали рождественские украшения. Снова вся семья села за стол, а утром дети бежали наперегонки к елке, чтобы открыть подарки. Один из них нашел на улице старый фонарь. Рабочие оставили его на краю дороги, чтобы проезжающие уборщики забрали фонарь на свалку.

И тогда отец мальчишки, а именно он когда-то давно разбил фонарю стекло, вспомнил старика. Он почистил фонарь, кое-где подлатал и поставил внутрь свечи. И в этом году, и в следующем, и много лет потом, в доме на берегу канала каждое Рождество у елки стоял старый фонарь, в котором горели свечи. Огоньки на елке сияли так ярко, отражаясь на стеклянных боках фонаря. А внутри горел живой огонь, будто маленькая, но самая настоящая звезда.

Быть хорошим человеком

Над городом медленно кружился снег. Белые хлопья запорошили Невский и Ваську, укутали Купчино и Девяткино. Словно огромные коробки, засыпали дворы-колодцы. Крошечные белые искорки валили и валили из ставшего бездонным черно-синего неба.

До нового года оставалось несколько часов.

Как это бывает каждый год, на улицах, в магазинах и на дорогах суетились и спешили тысячи людей. Они докупали подарки и шампанское, торопились в парикмахерскую и в гости. Суета была такой же частью праздника, как мандарины и ёлка.

Игорь Снегирев тоже спешил. Зажав в одной руке пузатый пакет с продуктами, в другой он нес пышный, колкий и остро пахнущий смолой букет из еловых лап. Вот уже десять лет, как они ставили дома искусственную елку, но без запаха настоящей хвои Снегирев себе Нового года не представлял. Он радостно торопился домой, мечтая, как нажмет звонок и басом представится Дедом Морозом, просунув в приоткрытую дверь еловые лапы.

Сокращая путь, Снегирев перебежал дорогу. Под ногами предательски заскользило, яркий свет фар ударил в глаза и как-то тявкающе взвизгнули по обледеневшему асфальту тормоза.

Темнота взорвалась миллионом кружащихся снежинок.

***

Зима в этом году выдалась ранняя, снежная и по краям тротуаров, словно вражеские редуты поднялись снежные отвалы. Изредка за ними высились горы сваленного снега, раскатанные малышней. Кирюша деловито отряхнул штаны от налипшего катышками снега и кинул взгляд на окружавшие двор фонари.

Хоть небо уже подернулось темноватой дымкой – предвестницей скорых сумерек, фонари еще не зажглись, и было время накататься вволю, а может даже успеть построить крепостную стену или снеговика. Тут Кирюша бросил еще один взгляд вверх, но на этот раз не на фонари или небо, а на окна соседнего дома. Девочка опять была там.

Дом окружали строгие серо-синие елки и высокая кованая ограда, через которую, впрочем, никому бы и в голову не пришло лезть. Это была больница. Девочка часто стояла у окна, и Кирюша привык смотреть туда каждый раз, проходя мимо. Иногда он кивал или махал рукой, но девочка не отвечала, только смотрела огромными, как у кошки, глазищами. А может, они только казались такими из-за ее худобы и короткого ежика волос.

Кирюша оставил упрямые снежные катышки на штанах и подошел к газону под окошком больницы. Здесь снег был нетронутый, высокий и чистый. Снеговик из него получился отменный, сияющий и большой. «С Новым Годом!» старательно вывел Кирюша палочкой на нетронутом участке снега и бросил взгляд на окно. Кажется, в этот раз она все-таки улыбалась.

***

Мелкие снежные искорки отражались в грустных глазах девочки, множились и дробились калейдоскопом. Они уплывали во тьму и словно растворялись где-то в темнеющем небе. Кружась, они падали над улицами города, над раззолоченными центральными кварталами и уходящими в небо крышами многоэтажек.

Медленно опускаясь, снежинки становились частью чьей-то жизни. Там внизу, на улицах города, люди смеялись и плакали, были равнодушными и воодушевленными, отчаявшимися и полными надежд. Были просто людьми.

А снег шел все гуще и гуще, пока не заполонил весь мир ослепительно-искристым светом.

***

Снегирев испуганно смотрел на замерший мир. Словно кто-то на мгновение нажал на паузу и все, кроме него, послушно застыло. Замерли в небе снежинки, повисли в воздухе еловые лапы, заледенела на ходу летящая в него машина, и даже свет ее фар, словно картонный кружок, остановился на полпути.

Прерывисто выдохнув, Игорь огляделся. На металлическом ограждении, разделявшем полосы дороги, сидел старичок в старомодном пальто и шляпе-котелке. Он внимательно смотрел на Игоря, но молчал.

– Я умер? – глупо спросил Снегирев.

– Нет, – коротко ответил человечек, – пока, – уточнил он, легко взлетая над ограждением. За спиной раскрылись небольшие и какие-то несерьезные сероватые крылья.

– Вы – ангел? – еще глупее спросил Снегирев, как будто разбирался в ангелах.

– Нет, – так же коротко ответил человечек, – но какая, в сущности, разница.

Он взмахнул крыльями, заставляя замершие снежинки ожить и взметнуться вокруг искристым ураганом. Окутанные мерцающим облаком, Снегирев и старичок медленно плыли над городом.

– Игорь Алексеевич, как вы думаете, вы хороший человек? – спросил вдруг человечек. – Так, по общемировым меркам?

Снегирев задумался. Легко ли сказать вот так сразу, что делает человека хорошим? Некстати вспомнились глупые и грубые слова, брошенные Галке по телефону. Обиженные глаза сына, когда в очередной раз вместо похода в кино или парк, он бубнил что-то про усталость и дела. И даже как в далеком детстве написал на стене в лифте «Коля – дурак!».

– Не знаю, – вздохнув, ответил он, – средний. То времени не было, то сил, то терпения. Все, кажется, вот были бы у меня деньги или больше времени, я бы меньше работал, делал бы какие-то хорошие вещи, был бы добрее. Понимаете?

– Понимаю, к сожалению, отлично понимаю, – человечек просунул руку во внутренний карман пальто и вытащил немного мятый бумажный кулек, свернутый из старой газеты. Раньше в таких продавали семечки. – Держите, Игорь Алексеевич, – протянул он сверток Снегиреву, – достаточно щепотки.

– Для чего достаточно? – спросил тот, заглядывая в сверток, в котором что-то сияло и серебрилось.

– Для чуда, конечно.

Старичок улыбнулся, махнул крыльями и направился к земле, увлекая за собой окутанного снежным облаком Игоря. Шумные улицы сменились тихими проулками, застроенными типовыми пятиэтажками. Такие районы есть в любом городе страны, будь то Москва, Владивосток, Тула, Каменка или Дивногорск. В снежной тишине изредка раздавались далекие взрывы ранних фейерверков, да изредка лаяли собаки. На пустой автобусной остановке горько плакала молодая женщина.

– Смелее, – ободряюще шепнул старичок Игорю, убедившись, что тот приземлился на заснеженный асфальт.

– Но я же не знаю, что делать! – возмутился Снегирев, растерянно зажимая в руках сверток с чудом.

– Просто будь хорошим человеком! – крикнул тот, взмахивая сероватыми крыльями и скрываясь за пеленой снежинок.

***

Неловко переминаясь с ноги на ногу, Снегирев подошел к остановке. Что-то жуткое есть в том, когда взрослый человек так плачет – безутешно и безусловно, не надеясь на помощь, не веря в саму ее возможность. Женщина пока не видела его, а может, и видела, но ей было все равно.

– Из… извините, – кашлянув начал Игорь, – у вас что-то случилось? Вам помочь?

Он присел на деревянную скамейку, тут же пожалев об этом, настолько та была холодной. Но женщина словно и не замечала мороза.

– Все у меня хорошо. Прекрасно, не видите, что ли, – раздраженно бросила она, вытирая нос рукавом свитера.

– Вижу, – улыбнулся Игорь, – потому и подошел. Думаю, вон как хорошо человеку, аж завидно стало.

Женщина тоже улыбнулась сквозь слезы и полезла в сумочку за бумажными платочками.

– Вы извините, что я так, – сказала она, – просто все как-то навалилось. Казалось, вот приеду в большой город за хорошей жизнью, а все верчусь-верчусь от дома на работу и обратно, и даже города самого не вижу. Институтские друзья остались где-то в прошлом, родственники на другом краю страны, с личной жизнью не сложилось. В праздники одиночество чувствуется острее, – вздохнула женщина. – Меня Светланой зовут.

– А меня Игорь. И мне очень жаль, что я не Дед Мороз, потому что мне хочется сделать для вас что-то хорошее.

– Тогда, может, что попроще? – улыбнулась Светлана, поддерживая его игру. – Как для начинающего волшебника. Например, чтобы автобус пришел. Представляете, уже к дому подходила, когда позвонили с работы и сказали, что я забыла подписать выписку. Подхожу к остановке, а автобус из-под носа уехал. И так мне себя жалко стало, так обидно – у людей праздник, а мне на другой конец города опять тащиться. Сижу, реву, решила уже и не ехать никуда, а тут вы.

– Ну что ж, – торжественно объявил Игорь, доставая из кармана сверток с чудом, – я не волшебник, я только учусь! Ёлки-иголки, автобус приди! – сказал он и подкинул в воздух щепотку искристой пыли.

– Ой, и правда автобус! – рассмеялась Светлана вставая.

В полупустом салоне весело мигали огоньки гирлянды, видимо, кондуктор или водитель решили добавить себе и людям немного праздничного настроения. Вроде и мелочь, но именно из таких мелочей и складывается жизнь.

Всю дорогу Игорь и Светлана болтали, вспоминая самые яркие и волшебные новогодние моменты из своей жизни. Снегирев рассказал, как, когда он был еще совсем пацаном, родители под Новый год получили ключи от новенькой квартиры. И как в пустой комнате с голыми кирпичными стенами и бетонным полом стояла пышная, щедро украшенная конфетами и баранками елка.

– Я, когда училась в институте, каждый Новый год встречала с друзьями на Дворцовой. Мы жгли бенгальские огни, пили чай из термоса, играли в снежки. Ходили в Петропавловку кататься на огромной деревянной горке.

– А вы пробовали собрать всех снова? – спросил Игорь.

– Куда там, – махнула она, – у всех дела, дети, семьи.

– Это они вам сами сказали или вы так решили?

– Звонила поначалу, звала к себе. Но, знаете, как это бывает, – Света покачала головой, – то у них любовь, то дети маленькие. Я так чувствовала себе еще более одинокой, чем, если вовсе не звонила.

– Волшебник я или нет? – хитро улыбнулся Снегирев, уже поверивший в силу чудесного свертка. – Снежинки-мандаринки, дружный Новый год получись, друзья соберись!  – и рассыпал над головой женщины еще одну сверкающую щепотку.

– Звоните, – требовательно прошептал он, – звоните скорее, пока волшебство не рассеялось!

И она позвонила. Может, поверила на миг, а может, просто решила, что проще согласиться. Когда кто-то рядом поддерживает тебя своей верой, чуточку проще. Один звонок, другой, третий. Игорь тактично отвернулся к окну, и до него долетали только обрывки разговоров, но даже по ним он понял, что все будет хорошо.

– Выходим!

Снегирев отвлекся от своих размышлений, поспешно выбрался из автобуса и только потом заметил, что это его остановка. Вон и дом рядом. В сторону дороги, на которой началась вся эта история, он кинул опасливый взгляд, но ничего необычного не увидел. Словно и не было замершей в безмолвной снежной пустоте машины и странного серокрылого человека в старой шляпе-котелке.

– Ну, я пойду, – как-то немного извиняющимся голосом сказала Светлана, – а то, может, пойдемте на Дворцовую с нами? Сейчас только на работу забегу, а потом заедет старый приятель, и махнем.

И в том, как она это сказала, как тепло блеснули ее глаза, Игорь прочитал гораздо больше, чем было сказано.

– Не, я к своим, – рассмеялся он, махнув рукой. – С наступающим вас, Света! Будьте счастливы!

– Спасибо вам, – прошептала женщина в ответ, – вы даже не представляете, как много вы для меня сегодня сделали.

И они разошлись в разные стороны, каждый унося немного тепла в своем сердце. Тихо кружились снежинки. Если запрокинуть голову, глядя в уже почерневшее ночное небо, казалось, что планета несется вперед сквозь звездный вихрь. И Снегирев несся куда-то вместе с ней.

– Дяденька! – послышался жалобный голос откуда-то из-за снежной горы на газоне. – Дяденька, помогите!

– Кто здесь? – позвал Игорь, с трудом перебираясь через ледяной редут.

За скатом стоял мальчишка лет четырех-пяти и трагично смотрел куда-то вглубь завала.

– Дяденька, там котик плачет, – протянул он.

– А ты не плачешь? – спросил Игорь, глядя, как по лицу мальчика катятся крупные, как горошинки, слезы. – Котика жалко?

– Папу жалко.

– Та-ак. А, кстати, где папа?

– Потерялся.

– А, может, ты потерялся?

– Я же вот он! – мальчишка стукнул себя в грудь и снова заплакал.

– Хорошие дела, – озадаченно выдохнул Игорь. – Ну, пойдем искать твоего папу.

– Там котик плачет, – упрямо повторил мальчик, показывая в тонкую снеговую расщелину, из которой, действительно, доносилось приглушенное мявканье.

– Ничего, сейчас и с котиком разберемся, ну-ка смотри, – и больше, чтобы приободрить и удивить пацана, чем из каких-то других соображений, Снегирев достал из кармана сверток с искрящимся чудом и развеял сияющие звездочки. – Чудеса-паруса-новогодняя роса, – торжественно прошептал он, – пусть папа найдется, и котик спасется!

И пока удивленный мальчишка следил за парящими в воздухе искорками, поднял его и перенес через снежный завал. И как только пробрался за него, не удивительно, что папа его потерял.

Натянув рукав куртки на ладонь, Игорь полез в снежную расщелину. Едва только проход расширился, кот с истеричным мявом вырвался наружу и рванул куда-то.

– И даже спасибо не сказал, – рассмеялся Снегирев. – Ну, боец, теперь идем искать папу?

– Алёша! – к ним уже спешил мужчина. – Ни на секунду от тебя отвернуться нельзя! Я же три раза тут проходил, где ты был?

– Да он за горкой стоял, там кот застрял, – пояснил Игорь, поправляя куртку. – Странно, что он вас не услышал.