Не такой, как все

Гулкий стук яростно бьющегося сердца шумит в ушах. Кровь приливает к голове, а тело покрывается липким потом. Мучительный страх и тупая боль безжалостно убивают душу. Сокрушают. Давят. Оглушают. Уничтожают надежду на будущее. Я чувствую, как моя жизнь разрушается, засыпая всё тяжёлыми осколками. Мне не собрать мир воедино. Равнодушный врач обычной детской поликлиники безучастно повторяет вердикт:

– РАС.

Расстройства аутистического спектра. Всего три слова, а столько страданий. Столько сломанных жизней и искалеченных судеб. Мой малыш. Мой драгоценный долгожданный обожаемый сынок неизлечимо болен. Он не такой, как все. И никогда не будет. А я верила. Надеялась. Ждала чуда и волшебных слов: «Всё в пределах нормы, просто такой характер».

– Вы меня слышите? – безразлично спрашивает детский психиатр.

Да… Но лучше бы я не слышала. Я как русалочка, готова отдать злой морской ведьме голос, слух, и даже зрение, лишь бы не стоять в полупустом кабинете, крепко обнимая единственного ребёнка. Увы. Теперь я знаю правду и не знаю, что с ней делать.

Как же так? Почему? Почему идеальная беременность, лёгкие роды обернулись такой трагедией? Я крепко прижимаю затихшего мальчишку. Долгая многочасовая истерика наконец-то закончилась, забрав все силы у трёхлетней крохи. Утыкаюсь носом в кудрявую макушку и делаю глубокий вдох. Ты всё ещё так сладко пахнешь, малыш. Молочной карамелью. Чистый детский аромат. Я хорошо помню, как впервые прижала кряхтящий свёрток к груди. Такой маленький, беззащитный. И любимый. Огромная волна беззаветной любви накрыла с головой и я с радостью утонула в омуте самого светлого и доброго в мире чувства. В тот день моя жизнь разделилась на «до» и счастливое «после». Но… Как же я устала.

Что-то не так… Я понимала это практически с самого рождения моего золотого мальчика. Мой сладкий зайчик почти не спал. Часами бодрствовал и кричал. Бесконечная пытка. Громкие истошные вопли длились целыми днями и ночами, разрывали душу на части. Разум, сознание и чувство ответственности иногда покидали меня. Всё, что я хотела – тишина…

И она пришла. Ужасная тишина. Будьте осторожны со своими желаниями. И никогда не произносите их вслух. Ибо они могут сбываться. Сколько раз я затыкала уши и в отчаянии кричала, что не хочу слышать Тимошу… И теперь не слышу. Любимый малышок не говорит. По возрасту давно пора. Соседская девчушка тараторит без умолку, рассказывает стихи, поёт забавные песенки и постоянно хохочет. Сын подруги бесконечно носится по площадке и собирает толпы ребятни. Да и другие детки ведут себя иначе.

А мой милый ангелочек не улыбается в ответ. Игрушки ему совсем не интересны, но зато грязный обломанный камешек или обычную обязательно чайную ложку он готов рассматривать часами. Малыш не отзывается на имя. Я надеялась, что у нас всего лишь проблема со слухом. Нет. Сурдолог вынес вердикт: здоров. Сынок не любит незнакомцев, не смотрит в глаза. Может часами сидеть, глядеть в одну точку и громко кричать, но звуки никак не формируются в слова. Тимофей как будто живёт в своём мире. Просто он не такой, как все… Теперь уже официально.

– Мамочка, вы где? – мужчина в белом халате сухо обращается ко мне.

– Что же мне делать? – едва слышно произношу теперь главный для меня вопрос. А про себя поговариваю другие. Куда идти? К кому обращаться? Как? Когда? Мрачная бездна бессильного отчаяния уже раскрыла ненасытную пасть. Тьма и безысходность жрут мою душу, безжалостно уничтожая свет, надежду и доброту. Наше будущее умерло. Только что. Никаких жили долго и счастливо.

– Вот вам рецепт на препараты и назначения. Необходимо пройти дополнительное обследование и начинать собирать документы, – в голосе доктора нет ни капли сочувствия. Какой странный. Врач протягивает целую кипу маленьких бумажонок.

– Какие ещё документы? – машинально переспрашиваю.

– Для МСЭ, – короткий ответ мужчины не приносит ясности. А только запутывает. Что это значит?! Честно говоря, мне всё равно. Ужасная боль раздирает на кусочки. И я плевать хотела на всякие сокращения.

– Вы инвалидность оформлять будете? – не унимается психиатр, ещё больше терзая израненное сердце.

– Я не знаю… – растерянно отвечаю врачу и крепче прижимаю Тимошу. Может, мои объятия защитят малыша от равнодушия. Но кто меня защитит от боли?

– А нам дадут? – я спрашиваю, но никак не могу собрать мысли в кучу.

– Обследование покажет, – коротко бросает медик и замолкает. Вам нас совсем не жалко? Гнетущая тишина опускается на крохотный приёмный кабинет.

– Эх… – тяжело вздыхает доктор, снимает очки и трёт переносицу ладонью. – Вы уже пятые за сегодня с таким диагнозом. Как вас зовут?

Я удивлённо смотрю на мужчину. Немного мятый, но чистый белоснежный халат. Редкость для районной поликлиники. Красные от недосыпа и компьютера глаза. Голубые, как у Тимоши… И взгляд добрый, понимающий. Вроде бы. Но есть что-то странное в облике врача. Такое чувство, словно проявление эмоций даётся парню с большим трудом. Лицемер!

– Олеся я, – едва слышно шепчу, но заметив приподнятую бровь врача, быстро поправляюсь. – Олеся Сергеевна.

– Послушайте, Олеся Сергеевна, я понимаю, что вы сейчас в глубоком шоке. Вам нелегко принять диагноз. Но я хочу вам сказать… – мягко говорит психиатр, голос мужчины становится совсем другим. Ласковым и сочувствующим. Надо же… И вовсе вы не бессердечный. Сеточка неглубоких морщинок лёгкой паутинкой разлетается от глаз ещё очень молодого парня. Просто уставший и очерствевший. Человек каждый день пропускает через себя слишком много горя. Издержки профессии. Наверное. И всё равно, странный какой-то! Не от мира сего. Другой!

– РАС это не приговор. Есть лечение и реабилитации. Интенсивные терапии, – врач протягивает мне небольшую визитку. – Возьмите. Это центр помощи для особенных детей. Позвоните, когда отойдёте от шока.

Я осторожно беру белый бумажный прямоугольник и выдыхаю единственный вопрос:

– Скажите… А Тимофей сможет стать нормальным?

– Я не экстрасенс, Олеся Сергеевна… Всё зависит от глубины болезни и ваших усилий, – взгляд мужчины снова становится равнодушным. – Следующий.

Я безвольно выпадаю в коридор. Ноги и руки нервно трясутся, а спящий малыш прижимается и тяжело посапывает. Бедный ребёнок настрадался сегодня… Уморился. С трудом выползаю на улицу. Яркое майское солнце встречает нас тёплыми лучами. Солнечные зайчики скачут по асфальту. Ласковый ветерок шелестит в нежно-зелёных кронах только что распустившихся берёзок. Сладкий аромат сирени и черёмухи чарующей дымкой окутывает город. Нарядные девушки бегут по улочкам, стуча каблучками. Бесшабашные мотоциклисты гарцуют по проспекту, показывая всю прыть мощных движков. И даже вечно мёрзнущие бабушки сняли шерстяные вязаные шапки и тяжёлые пальто. Весна у всех снаружи и внутри. Кроме меня. На сердце вечная мерзлота и боль. Я слышу музыку и счастливый смех. Наверное, парк уже открылся… Парк Гагарина, любимое с детства место. Американские горки, ракушки, батуты и колесо обозрения. Господи… Как же я мечтала отвести Тиму в это сказочное место. Забудь! Всё. Ничего уже не будет. Слёзы отчаяния застилают глаза. Нет, не сейчас! Поплачу дома!

Ищу взглядом нашу машину. Больничная парковка всегда полностью заставлена. Иногда родителям приходится наворачивать несколько кругов, прежде чем освободится хоть какое-то местечко. Может, Витя остановился в соседнем дворе? Прогибаясь под тяжестью ребёнка, я семеню за угол больницы и стараюсь высмотреть мужа. Уехал?! Сопя от напряжения, одной рукой вытаскиваю телефон из заднего кармана джинсов и набираю номер супруга. Несколько гудков и недовольный мужской голос звучит из динамика:

– Да!

– Вить, ты где? – я стараюсь говорить как можно тише, чтобы не разбудить сынишку и унять дрожь в голосе. Зажимаю мобильник плечом, перехватываю ребёнка поудобнее.

– Дома, – злобно шипит муж. – Заманался я круги нарезать.

– А как же мы? – удивлённо спрашиваю. Виктор никогда не принимал всерьёз мои опасения, частенько говорил, что я преувеличиваю. В общем, от очередной поездки к врачу любимый был не в восторге. Но я не думала, что муж оставит нас и уедет.

– Лесь, до дома пятьсот метров… Прогуляйтесь немного, вон погода какая хорошая. Всё, отбой, курьер приехал, – выпалил супруг и повесил трубку.

– Вить… – едва слышно шепчу в тишину телефона. Как же мы прогуляемся, если Тима заснул? Само собой, никто мне не ответил.