В ожидании рассвета

Предисловие от автора

Рассказы, что вы найдёте в этом сборнике, были написаны в период с 2018 по 2023-й год. Признаться честно, перечитывая спустя время некоторые из них, часто возникало желание многое изменить, но делать я этого не стал, потому как исходный текст всё равно имеет своё очарование.

В основном здесь представлены небольшие истории в жанре фантастики с элементами хоррора. Для удобства я структурировал их по тематике. В первой части «На границе тьмы» вы найдёте страшноватые и местами странные истории, вдохновлённые творчеством Роберта Стайна, Стивена Кинга, Дина Кунца, Говарда Лавкрафта, Сэма Лейка, а также теми бесконечными байками у костра, которые мы так любили травить в детстве во время походов.

Вторая часть «Где-то среди звёзд…» состоит из нескольких sci-fi историй, родившихся в голове под впечатлением от просмотра огромного количества фантастических фильмов про неизведанные миры, а также после прочтения работ таких крутых авторов, как Айзек Азимов, Станислав Лем, Роберт Хайнлайн и Дэн Симмонс.

Третья же часть «Бесконечные сны» стала своего рода пристанищем для рассказов, которые, по разным соображениям, не вошли ни в одну из категорий, но тоже по-своему интересны.

В общем, дорогой мой читатель, спасибо тебе большое, что читаешь эти строки! В добрый путь! Желаю удачи на этих загадочных тропах воображения.

Иван Степыгин, станица Алексеевская Волгоградской области, январь 2024 года.

Часть 1: На границе тьмы

Дым

Если бы пару месяцев назад в стенах Стародвинской школы прозвучало имя Светы Струк, то практически каждый подросток крикнул бы что-то, вроде «А, Стручок! Хе-хе, Стручок!». Именно так называли отличницу из десятого класса. Точнее, дразнили. Стручком. Светой её называли только учителя. Заинтересованный читатель может задать резонный вопрос: «А почему? Нет, искажать фамилии в школе – вполне нормальное явление, но к чему этот фанатизм? Что с ней не так?». На самом деле, всё очень просто.

Света Струк была не такой, как все. И её за это ненавидели. В свои пятнадцать лет она не носила коротких юбок, не пила на вписках палёную водку из пластиковых стаканчиков, и не пыталась залезть на первого попавшегося парня только потому, что так делают все. Света читала научную фантастику, прилежно училась, очень любила физику и неплохо умела рисовать. Проще говоря, она была ботаником в понимании современной молодёжи. И она никак не могла понять, почему такие же подростки, как и она, пытались внушить ей чувство вины за личные интересы.

Но, как известно, всё меняется. Вот и в жизни Светы однажды произошёл тот самый случай, который в равной степени окрыляет и убивает. Всё правильно – Света Струк влюбилась. Петя Чадов пришёл в их класс в сентябре, он переехал в маленький посёлок Стародвинск из большого города. Почему и зачем его семья решила поменять городскую жизнь, полную возможностей, на безнадёгу отечественной провинции, Петя не рассказывал. Он ограничивался банальными ответами, в духе: «Я тут ненадолго, скоро свалю». На самом деле, сверстников, а если точнее, сверстниц, это особо и не интересовало, потому что Петя был сказочно красив и невероятно харизматичен. Типичный подтянутый качок, элитный бунтарь с красивой печаткой на безымянном пальце левой руки. Да от одного его взгляда у стародвинских девчонок внутри начиналось какое-то подозрительное волнение. Света Струк исключением не стала, но её природная скромность не позволяла даже рта раскрыть в присутствии этого Аполлона. Дабы не ходить вокруг да около, нужно сразу упомянуть, что Петя не удостаивал Свету даже мимолетным взглядом. В его глазах она была типичной лохушкой. Однако, если бы пару месяцев назад в стенах Стародвинской школы кто-то сказал про Свету Струк, то все радостно начали бы обсуждать эту странную и очень молчаливую девочку. Абсолютно все бы принялись обсуждать Стручка!

Но сейчас о Свете Струк говорят только шёпотом, и причиной тому послужили недавние события.

Традиционный осенний бал в школе должен был пройти в конце октября и всё бы ничего, только в этот раз Света решила, что к такому событию ей нужно подготовиться основательно. Она с радостью помогала в организации многих школьных вечеров, но сама на такие вечера почти не ходила, предпочитая обществу сверстников вечер в компании персонажей любимых книг. Да вот незадача: Петя Чадов так глубоко засел у Светы в голове, что она твёрдо решила произвести впечатление на первого деревенского парня. Старшеклассников мало интересовала основная программа мероприятия, они, как обычно, ютились возле «бытовки» (так они называли небольшую хозпостройку на территории школы), где обычно силами всё тех же старшеклассников организовывался более взрослый досуг, а именно курение и распитие лёгких спиртных напитков. За этим покосившимся сарайчиком вечно был склад всевозможного хлама, из которого пришедшие развлечься подростки сооружали нечто вроде стульев и стола.

В этот раз организатором неофициальной части осеннего бала стал Петя Чадов. Он собрал за «бытовкой» большую часть старшеклассников. «Лошки», как водится, остались в самой школе и пытались танцевать в актовом зале, что показалось «элите» очень смешным, ведь нормальные пацаны и девчонки должны обязательно собираться за старым сараем и глотать дешевое пиво. Света Струк долго сидела в актовом зале, но мысль о том, что Петя сейчас где-то там, на улице, в окружении красивых, но очень глупых одноклассниц, не давала ей покоя. Набравшись смелости, она вышла во двор и направилась к «бытовке».

Появление Светы в таком месте заставило замолчать всех тех, кто величественно восседал на старых коробках и досках, пил пиво и закуривал его сигаретами. Света старалась быть очень дружелюбной и совершенно искренне попросила разрешения присоединиться к общему веселью. По толпе пробежал смешок, однако Петя Чадов, который умел так же искусно врать, как и фальшиво улыбаться, сделал вид, что все присутствующие будут очень рады общению со Стручком. Однако, не пробовавшая до этого алкоголь Света, после нескольких глотков пива поняла, что у неё непереносимость. Исход печален: Света Струк потеряла сознание. То ли потому, что никто не хотел привести в чувство Стручка, то ли собравшиеся посчитали сложившуюся ситуацию недостаточно забавной… В общем, Петя и ещё несколько крупных парней выломали доски из стены «бытовки» и спрятали внутри этого сарая Свету, после чего шумная компания отправилась гулять по посёлку. Только вот на этом история не закончилась, потому как Света в сознание так и не пришла, а брошенная кем-то недокуренная сигарета стала причиной пожара…

Объятую пламенем «бытовку» и валящий столбом чёрный дым из окон школы увидели раньше, чем услышали крик горящей Светы. Когда её нашли, лежащей в нескольких метрах от сгоревшего здания, первые несколько минут никто не отважился подойти к ней ближе, чем на метр. Да чего уж там? Даже местный хирург, который только и делал, что выписывал таблетки от геморроя и иногда вырезал очередной воспалившийся аппендицит, пришел в ужас: всё тело Светы покрывали ожоги четвёртой степени, голос она сорвала, из той области лица, где у неё должен был быть рот, раздавался лишь едва слышный хрип. Глаз не было, они просто лопнули. Хирург прямо сказал медсёстрам, что девочка превратилась в фарш и просто не может быть жива. Но чудо было в том, что Света выжила! Пока местные медики во главе со старым глуховатым главврачом совещались, как же безопасно транспортировать пациентку в таком состоянии в областной центр, Света вскочила с кушетки, выбежала в коридор хирургического отделения и издала такой истошный вопль, что весь персонал упал на колени и заткнул уши. Коридоры больницы заполнил взявшийся неизвестно откуда чёрный дым; те, кто сквозь эту жуткую завесу смогли разглядеть силуэт Светы потом утверждали, что девочка буквально растворилась в стене огня. Затем дым исчез также внезапно, как и появился. Было ли весьма эффектное и до дрожи пугающее исчезновение Светы массовой галлюцинацией? Может быть, вот только Свету Струк ни в больнице, ни в Стародвинске – да вообще нигде – больше никто и никогда не видел. А те, кто по ночам иногда слышат истошные вопли в стенах местной больницы и видят обгоревшую девочку, окутанную чёрным дымом, предпочитают молчать, потому как уверены, что такого просто не может быть.

А вот Петя Чадов после исчезновения Светы окончательно сошел с ума. Целый месяц он твердил, что «она» преследует его каждую ночь, причём имя назвать он так и не отважился, зато с каждым новым утром его безумные истории обрастали всё более жуткими подробностями. Порой он уверял, что абсолютно весь мир тонет в чёрном дыму; иной раз обезумевший Петя кричал и метался, убеждая несчастных свидетелей своего буйства в том, что он горит. Бывали моменты, когда его поутру находили полностью голым где-нибудь на окраине посёлка: он кусал и царапал собственные конечности, истерически вопя, что лучше он съест сам себя, чем позволит «ей» себя сожрать. На второй месяц после исчезновения Стручка история Пети закончилась: его обугленное тело нашла во время ночного дежурства медсестра в коридоре хирургического отделения больницы. Изувеченный Петя лежал прямо под выжженным на обшарпанной стене словом «Люблю». Опознали бедолагу только по пижонской печатке, которую Петя носил на безымянном пальце левой руки. Печатка раскалилась так, что срослась с костью.

Если бы пару месяцев назад в стенах Стародвинской школы прозвучало имя Светы Струк, то практически каждый подросток крикнул бы что-то, вроде «А, Стручок! Хе-хе, Стручок!». Но сегодня никто даже не вспоминает, что жила здесь когда-то бедная девочка-отличница, которая просто хотела быть собой и любить, как все.

Чёрная парта

А вы слышали историю про Чёрную парту? Её ещё называют Партой Шатуна. Шатуном когда-то кликали завхоза Стародвинской школы, Чепрунова Геннадия Аполлинариевича. Несмотря на то, что он практически не появлялся в школе трезвым, свою работу всегда на совесть выполнял. Однако, Шатун частенько принимал на грудь сверх меры, после чего довольно забавно вихлял по школьным коридорам, периодически останавливался и, пошатываясь, называл бегающих и смеющихся детей то «спиногрызами», то «шплинтами». Оттого и прозвали Геннадия Аполлинарьевича за глаза Шатуном. Но он и не обижался, а учителя старательно делали вид, что не слышат, как он от души бранится на учеников.

И вот как-то раз, прямо перед летними каникулами, решил тогдашний директор в кабинете химии на втором этаже мебель обновить. Со старой что-то делать надо, желающих тягать неподъёмные советские парты через всю школу было мало, посему решили поступить чисто, что называется, по-нашему: выкинуть все парты и стулья прямо в окно, а потом сжечь большую кучу деревянного хлама. Кого-то может удивить такое расточительство, но возиться со старой школьной мебелью никто особо не хотел, да и новую должны были со дня на день подвезти, так что директор дал команду кабинет привести в порядок как можно скорее. Естественно, когда школьники узнали, каким именно образом предстояло наводить уборку, то количество желающих помочь мигом возросло. Веселуха же, бери да кидай!

В общем, Шатун набрал бригаду из шести молодчиков старшеклассников и спокойно ушёл заниматься своими делами. Да вот только новоиспеченные тимуровцы в раж вошли и шестую парту кидали уже с разбега и не глядя, куда она прилетит. И надо было Шатуну (который в этот день уже с утра разогрелся беленькой) посмотреть с улицы на то, как его бригада трудится. В общем, одна парта зашибла Геннадия Аполлинарьевича. Прямо в голову и сразу насмерть. Кровищи было – жуть. Хоронили уже на следующий день. Скандала, естественно, никто не хотел, дескать, Чепрунов сам не пойми как там оказался, а старшеклассники просто делали то, что им сказали. В глубинке такое дело замять – проще некуда, тем более родственников у Шатуна и не было никаких. Жена померла давно, детей не завели… Так и жил один школьный завхоз, да выпивал в меру. Парту ту злополучную сожгли в тот же день вместе с остальным хламом. Говорят, вся в крови была.

Похоронили, помянули, через неделю уже всё забыли, мебель в кабинете химии новую поставили. Да вот только на сороковой день случилось в школе что-то страшное. Один из тех молодчиков, что парты из окна кидали, прямо во время урока заорал дурняком, стал по классу бегать и кричать, что парта его – чёрная, обугленная и вся в крови. Ясное дело, что парта была самая обычная, новенькая. А пацан тот потом холодным обливался, кричал, плакал. Так его в больницу орущего и отвезли, успокоительных надавали и, вроде как, успокоился. Но странности на этом не закончились. Ещё через неделю другого тимуровца после уроков в том кабинете дежурить оставили. Вечером нашли его в подсобке, трясся весь от страха и бубнил под нос, что с чёрной парты никак кровь отмыть не смог, а Шатун мелом по доске так противно скрёб, прямо как ножом по костям. Учителя когда в кабинет вошли, сначала подумали, что дежурный тот пошутить решил: вся доска исписана словами «спиногрызы» и «шплинты», а одна из новых задних парт вся в крови была.

Но то всё цветочки. Месяца через три, когда те двое в себя более-менее пришли, сторож из окна кабинета химии выбросился. Жив остался, второй этаж, но покалечился хорошо. Потом до самого конца только и рассказывал, что запах гари учуял, в кабинет зашёл, а там Шатун сидит на задней парте. Голова пробита, всё лицо в крови, улыбается. А парта – чёрная, обугленная, как будто только что горела. Улыбнулся Шатун, попросил тимуровцам своим привет передать. Сторож дар речи потерял, а когда к доске повернулся и увидел, что мел сам по себе «спиногрызов» и «шплинтов» криво выцарапывает, то совсем с ума сошёл и в окно прыгнул. Помер через месяц, сердце не выдержало.

Жуткие дела. Говорят, что нет-нет, да появится в Стародвинской школе Чёрная парта, а Шатун на доске свои ругательства в том кабинете иногда рисует. Тимуровцы те разъехались уже кто куда, но поговаривают, что в живых из них нет уже никого. Кто в аварию попал, кто спился, а кого-то дома в петле нашли. Врут может, люди ведь чего только не придумают.

Ночная прогулка

Витя не знал, что именно он найдёт в этом доме. Ему просто нужно было доказать, что он не трус.

Дети, наверное, никогда не придумают лучшего способа доказать свою смелость, чем залезть в какое-нибудь жуткое место. Будь то старый склад, вымершая часть леса, жуткий погреб или заброшенный дом с заколоченными окнами.

О таких домах по округе всегда ходят байки. В одном ревнивая жена зарезала своего мужа, в другом религиозные фанатики устроили какой-то жуткий обряд, а в третьем доме через тайную комнату вообще можно попасть в прямо в ад и познакомиться там с чёртом. Про старый дом в конце Комсомольской улицы посёлка Стародвинск рассказывали, что когда-то в военное время в нём обустроили временный детский сад. Одна из нянечек ждала вестей от воевавших мужа и сыновей, но в итоге дождалась только похоронки.

Три штуки в один день.

Говорят, после получения этих листочков, она целую ночь плакала так громко, что слышала вся округа. А наутро как ни в чём не бывало пошла на работу и там уже заявила, что если её дети больше не будут ходить по этой земле, то и другие этого не заслуживают.

Нет, она не хотела убить своих воспитанников. Она просто решила отрубить им ноги при помощи колуна. К тому времени, когда спятившую няньку оглушили ударом табуретки по голове, она успела покалечить троих мальчиков.

Ох уж эти жуткие истории… Злая ирония состоит в том, что жить без таких историй в самом обычном посёлке городского типа практически невозможно. Об этом и думал Витя, смотря на закрытые ставни старого дома в конце Комсомольской улицы…

Здесь уже давно никто не жил. Забор, представлявший из себя полусгнивший штакетник, постепенно закручивался в странную спираль. Во дворе лесом стояла высохшая лебеда, пышный вишнёвый сад превратился в непроходимые колючие дебри. Скат шиферной крыши, обращённой к улице, раскололся в нескольких местах, обнажив рассыхающиеся куски рубероида. Труба из красного кирпича треснула в нескольких местах, некоторые кирпичи отвалились и лежали там же. Обрамляющие окна резные наличники ощетинились сухой краской, торчавшей в разные стороны как острые шипы. Ставни хоть и прикрывали то, что скрывалось в темноте дома по другую сторону стёкол, но некоторые створки грозили вот-вот отвалиться, потому что петли проржавели и пришли в негодность.

В общем, картина была весьма пугающей.

Вита поёжился и поправил очки. Для июльской ночи сегодня было подозрительно прохладно. Завершала и без того не очень изящную картинку дома вуаль темноты, окутавшей его очертания. В этой части улицы был всего лишь один фонарь, но лампа в нём перегорела ещё прошлой осенью и до сих пор никто не собирался её менять. Так что Витя стоял в почти кромешной темноте.

Совсем один.

Он потоптался на месте в ожидании полной луны, которая как назло пряталась за ползущими по небу тучами. Чтобы хоть немного успокоиться он решил ещё раз прокрутить в голове события минувшего вечера, из-за которых он и оказался прямо возле этого злополучного дома.

В красивой сказке Витя мог стать рыцарем, совершающим подвиг ради благородной дамы. Но его жизнь была далеко не сказкой, а полупьяная блондинка, ради которой он решился на эту авантюру, вряд ли была благородных кровей. И, конечно же, Витя не мог стать никаким рыцарем. Он носил гордый титул «ботана», беззаботно влюблённого в Машку – блондинку с третьим размером груди. Парень Машки, высокий и жилистый брюнет Мишка по кличке Осей, несколько раз награждал Витьку подзатыльниками за то, что тот якобы «пялится» на его пассию.

Но сегодняшним вечером на Осея напала какая-то доброта. Сказывалось, видимо, количество выпитого пива. Витя спокойно шёл домой из магазина, пока его не подозвали лихим свистом. Сначала он не понял, что означает этот звук и несколько секунд стоял посреди дороги, озираясь по сторонам.

– Э, очкарик, сюда подошёл, слыш?

Витя сразу узнал голос Осея. Точнее это был не голос, а собачий лай. Мишка Осей буквально выплевывал слова, меняя интонацию чуть ли не каждой фразе.

Приглядевшись, Витя увидел Осея. Он стоял под тополем, облокотившись на него спиной. Рядом с ним, странно пошатываясь, стояла Машка. Витя почувствовал, что потеет. Он всегда потел в присутствии этой девушки.

Осей поманил Витьку пальцем, словно собачонку, и ноги сами понесли того к тополю. Умом он понимал, что надо срочно бежать куда глаза глядят, но страх сделал своё дело.

Витя подошёл и замер в полуметре от Осея. Ухмыляясь, тот достал из кармана мятую пачку сигарет, зубами вытащил одну и неопределенно махнул в сторону Машки. Та достала из кармана джинсовой куртки зажигалку. На миг кривое лицо Осея, похожее на картофелину, осветило оранжевым пламенем.

Она затянулся и выпустил струю дыма, не вынимая сигареты изо рта.

– Ну чё, опять на Машку пялишься? – спросил он, не отрывая взгляда от Витьки.

– Да я не… Миш, я домой иду…

Осей хохотнул. Сигарета перекатилась из одного угла рта в другой. Машка хихикнула в ответ, но Мишка жестом призвал её к молчанию. Девичий смешок резко оборвался звуком, похожим на кваканье.

Витя понял: Осей и Машка были очень сильно пьяны.

– Короче… Есть маза одна… Хочешь я тебе разрешу на её сиськи и жопу неделю пялиться? И тебе ну ваще ничё не будет, понял?

Машка хохотнула и взяла Осея под руку.

– Миш, ну хватит… Пошли!

– А ну цыц! – жёсткое гавкнул Осей. Машка виновато опустила голову. – Ну чё умолк, а?

– Миш, да я не пялился…

Осей выхватил сигарету изо рта и захохотал. Витя бы тоже засмеялся, потому что прямо сейчас услышал самый настоящий собачий лай. Даже с повизгиванием. Но смеяться в присутствии Осея запрещалось всем пацанам в деревне.

А Вите особенно. Если, конечно, он вдруг не захотел обзавестись новыми очками и походить недельку-другую с поломанным носом.

– Харош заливать, слыш? – Осей перестал смеяться и не моргая уставился на Витю, точно гипнотизёр на кролика. – Я те в натуре отвечаю. Хочешь?

Витя не мог оторвать взгляд от Осея. Он сфокусировал взгляд на ствол тополя за спиной своего оппонента. Стало намного проще смотреть, не моргая и не боясь, что в любой момент обмочишь штаны от страха.

Смотреть на формы Машки целую неделю без подзатыльников? Да он бы всё отдал за это.

Вот только ничего не бывает просто так. Наверняка ему что-то придётся…

– Хочу! – выпалил Витя. В тот же миг он мысленно ругал себя за длинный язык, но было уже поздно. Этого Осей и ждал.

Его ухмылка стала ещё шире. Только теперь Витя осознавал всю сложность своего положения. Наверняка ему уготовано какое-то ужасное испытание. Может быть даже Осей сейчас изобьёт его до полусмерти, Витя ляжет в районную больницу, а в понедельник обидчик завалится к нему в палату и, давясь от смеха, скажет: «Ну чё, ботан? Я за слова отвечаю. Вот теперь как хочешь – так и смотри!».

Вот только как смотреть на Машку, если от тумаков Осея в больнице можно проваляться целый месяц?

Осей бросил сигарету в песок. Тонкая струйка дыма сразу же поднялась чуть выше Витиного колена и поплыла куда-то в сторону, в темноту.

– Короче. Если сходишь в «заброшку» на Комсомольской и притащишь оттуда куклу, то без «б» – пялься на эту цыпу целую неделю. Уловил? – буквально на одном дыхании выпалил Осей.

Витя ощутил, как по спине пробежали мурашки, забрались на шею, крохотной волной пронеслись по его рукам, застыли на кончиках пальцев… Байку про куклу в доме, который когда-то был старым детским садом, в посёлке знали все. И даже, вроде как, были смельчаки, которые залезали в этот дом и проверяли. Одни потом говорили, что никакой куклы там нет и в помине, а другие рассказывали во всех деталях, как разные части тел этих смельчаков собирали по всему посёлку, потому что страшный призрак порубил их на кусочки тупым колуном.

Мурашки как будто стали больше. Вите хотелось почесаться, но он боялся сделать лишнее движение и спровоцировать Осея.

– Миш, но ведь это же сказка… Не там никакой куклы… – Витя старался говорить громко, но его связки сжались, и он практически пищал.

Осей прищурился.

– Либо ты принесёшь мне куклу и получишь свою неделю гляделок, либо я тебя прям щас так отмудохаю, что мамка родная не узнает.

Машка хихикнула. Витя с сожалением подумал, что любовь всей его жизни точно также издевается над ним, как и её парень.

Хотя, Осея то и парнем назвать было сложно. Он легко мог быть одним из тех жутких сказочных монстров, которые селят в такие вот дома, возле которого сейчас стоял Витя.

Сбежать он не мог. Осей вместе с Машкой поджидали его в конце улицы, под единственным фонарём. Конечно, он мог попробовать ускользнуть через соседние дворы или пойди дальше, в лес, что был за посёлком, но что потом? Вернётся он домой, ляжет спать, а в понедельник Осей подловит его в школе или ещё где-то. Расправы точно не миновать.

Витя очень сильно боялся быть побитым. Сильнее, чем влезть в дом, в котором хоть сейчас можно было снимать фильм ужасов. Выдохнув несколько раз, мальчик зашагал к покосившейся калитке.

Замка на деревянной конструкции, конечно же, давно не было, вот только сама она уже порядочно вросла в землю. Так что красиво, как храбрый искатель приключений, зайти во двор у Вити не вышло. Пришлось несколько минут возиться с проклятой калиткой.

Скрип и скрежет слились в гул, который буквально разорвал ночную тишину. Витя был уверен, что перебудит всех в округе и затея пробраться в этот жуткий дом провалится. Он уже почти обрадовался (может, Осей сам испугается переполошённых взрослых?), как друг калитка открылась. Точнее, завалилась вперёд и на бок.

Делать нечего – нужно продвигаться дальше. Вход в дом располагался с другой стороны, так что Вите предстояло пройти метров тридцать по заросшему лебедой двору. Он ступал осторожно, боясь потревожить возможных обитателей этого места. Они виделись ему призраками и жуткими монстрами с гнилыми зубами. Витя любил читать разные ужастики, но одно дело, когда все эти чудища живут на страницах книг. Совсем другое – когда они в любой момент могут выскочить из-за угла или из высокой травы и сожрать тебя прямо здесь. Витя вдруг подумал, что будет чувствовать его мама, когда найдёт утром здесь, в этом дворе, одни лишь ботинки.

Хотя, кто их знает, этих чудищ? Может и ботинки прихватят. Вите вдруг стало весело от собственных абсурдных мыслей, он даже криво улыбнулся. Правда в следующий миг его улыбка моментально стёрлась с лица, словно карандашный штрих под давлением ластика.

За углом над домом возвышалось шипастое нечто.

Витя знал, что кричать он не сможет. Он буквально онемел от страха. В тот самый миг, когда казалось, будто жизнь вот-вот покинет его тело и мир вокруг навсегда погаснет, из-за неба выглянула луна и озарила всё вокруг своим мертвенно-бледным сиянием.

На старом тополе, упёршимся кроной в крышу, показались извилистые тени, отбрасываемые множеством мелких веток, похожих на острые шипы. Этот гигант возвышался над домом, но при этом был каким-то слабым, почти жалким. Видимо, возраст на деревья действует также, как на людей. Когда-то могучее древо превратилось в дряхлого старца, опершегося на старый дом, словно на верного друга.

Два деда, дом и тополь, служили друг другу порой и не давали себе упасть на сырую землю. Витя сердился и в то же время радовался. Воображения сыграло с ним злую шутку, но он облегченно выдохнул. Не было во дворе никаких гигантских шипастых чудовищ. Просто старый тополь.

А вот и крыльцо. Витя подошёл чуть ближе. Видимо, когда-то здесь был навес, но от него остались только два покосившихся столба и гнилая труха, укрывавшая небольшой участок земли подле ступенек. Витя шагал ещё медленнее, чем прежде, он как будто шёл по дну глубокого озера, а вода не давала ему ускориться, давила, укутывала в холод.

Но он не мог идти быстрее. До входной двери осталось каких-то пять метров. Когда Витя шёл по Комсомольской улице, он и представить не мог, что сможет зайти так далеко. Через несколько мгновений он откроет дверь и окажется внутри того самого старого дома, истории про который холодят кровь не только подростков, но и некоторых взрослых.

«Капец» – подумал Витя, сжимая ладонью холодную ручку. – «Полный капец».

Он потянул дверь на себя, но та не поддалась. Неужели закрыто? Совершенно неожиданно для себя Витя отметил, что в его мыслях появились нотки лёгкого разочарования. Неужели всё зря, и он так и не сможет зайти в это странное и пугающее место?

Но стоило ему легонько оттолкнуть дверь от себя, как она тут же совершенно бесшумно распахнулась. Лунный свет вяло пронзил непроглядную тьму, он был слишком слаб для такого мрака. Мрак мгновенно победил, Витя едва смог видеть дальше двух метров начала комнаты, что была за входной дверью.

Он похлопал себя по карманам в поисках телефона. Блуждать по дому в такой темноте не просто глупо, но и опасно. Не так страшны призраки, как перспектива наступить на гнилую доску, провалиться в подпол и сломать себе ногу. Свет яркого фонаря осветил добрую половину помещения и нотки разочарования стали чуть громче.

Внутри ничего не было. Только голые стены и дощатый пол.

С приходом разочарования Витя постепенно обретал и смелость. Он довольно уверенно сделал три шага и оказался внутри этого ужасного дома. Впрочем, сейчас он ему уже не казался таким ужасным. Просто оставленное хозяевами строение. Ничего интересного.

Витя осветил левую стену и единственное, что ему показалось любопытным, были куски старых обоев: некоторые лоскутами свисали со стены и в любой момент могли оторваться. Лёгкий порыв ветра, проникший в дом через открытую дверь, всколыхнул эти куски, они зашатались, большие тени сразу смешались на стенах.

В доме было четыре комнаты, не считая большой прихожей, в которую вошёл Витя. За каких-то десять минут он обследовал все четыре. Помещения были примерно одинаковой площади и представляли собой одинаковое же жалкое зрелище: обшарпанные стены, дощатые полы, провисающие в которых местах потолки. В середине каждой комнаты обязательно с потолка свисал провод с чёрным патроном – лампочек здесь, как и электричества, разумеется, не было.

Витя переходил из комнаты в комнату, освещая белым светом своего фонарика серость дряхлых стен. Не было здесь никаких призраков. Ну, разве что, сам Витя мог быть этим призраком – тихим визитёром, решившим посетить забытое и никому не нужное место.

Огромная металлическая печь являлась единственным, что реально могло вызвать интерес в этом пустом доме. Она была центральной, все комнаты возвели вокруг неё, так что получалось, что часть печки так или иначе располагалась во всех помещениях, кроме прихожей. Её, видимо, пристроили позже. В результате четвёртый угол каждой комнаты не был углом, а представлял из себя полукруглую стенку. Необычное архитектурное решение, но подобное Вите доводилось видеть не один раз, ведь старых домов в посёлке было достаточно.

Пройдя через все комнаты и сделав своеобразный круг почёта по всему дому, Витя снова вернулся в первую комнату. Куклы нигде не было. Думая о Машкиных прелестях и о синяках, которые появятся от ударов Осея, он уже было собрался выходить наружу, как вдруг услышал странный звук. Замерев на месте, Витя принялся шарить по темноте лучом света.

«Кто здесь?» – спросил Витя, как ему сначала показалось, вслух. Но только потом он сообразил, что вопрос задал самому себе в голове. Его смелость в миг улетучилась и страх того, что он здесь не один, кляпом засел в горле.

Ответом стал всё тот же звук, теперь уже более отчётливый. Витя резко развернулся и осветил полукруглый «угол» комнаты. Теперь он совершенно точно понимал, что слышит стук. Металлический.

Кто-то стучал изнутри печки.

Луч света медленно сползал к полу, освещая проржавевшую решётку заслонки. Её, наверное, уже никто не открывал несколько десятков лет. Витя осторожно приближался к печи, сам поражаясь своей смелости. Уже второй раз этот дом пугает его до смерти, но при этом он так и не поддался желанию удрать, куда глаза глядят.

Неужели страх перед расправой Осея перевесил все другие, в том числе и суеверные страхи?

Стук повторился, Витя вздрогнул, но не перестал идти. В правой руке он держал телефон, а левую уже поднимал и тянул прямо к заслонке. В свете он увидел, как сильно дрожит его рука. Бледная, точно у покойника…

– Ну и скока раз ты уже обоссался?

Витя резко обернулся и машинально замахнулся рукой с телефоном, намереваясь ударить чудовище, которое подкралось к нему сзади и прошептало человеческим голосом эти слова. Нечто тут же схватило его за запястье и поварило. Послышался девичий визг. Свет смешался с темнотой, в жуткой карусели Витя сперва увидел потолок, а потом пол.

Он рухнул вниз, подняв столб пыли. Витя закашлялся, очки улетели куда-то в сторону, мир размылся.

– Ты на кого, сука, руку поднял?!

Чудовище почему-то говорило голосом Осея.

– Миша, ну хватит! Услышит кто-нибудь!

Судя по всему, монстров здесь было два. Второй взял голос Машки. Витя так сильно испугался и не сразу сообразил, что рядом с ним никакие не чудовища, восставшие из кошмаров, а всё те же Мишка-Осей и Машка, его (Витина) первая и единственная любовь.

– Ладно, вставай уже. А то вдруг ещё кони двинешь тут!

Осей резко дёрнул Витю и поставил на обе ноги.

– Не вижу… Очки…

– Чё?

– Очки…

Упавший телефон подсвечивал Осея снизу. Лицо его покрывали тени, но Витя видел лишь едва различимый силуэт.

– На…

Это было Маша. Она вложила Вите в руку очки, он ощутил тепло её ладони. Мир снова приобрёл прежние черты. Перед ним стоял ухмыляющийся Осей.

– Ну и чё, где кукла? – спросил он и смачно сплюнул на дощатый пол. Витя поморщился.

– Я… Это… А вы поч-чему здесь-то?

Брови Осея поползли вверх, растягивая лицо и делая его ещё более уродливым.

– Да я думал, что ты свалить вздумаешь и вдруг тебя придётся прям на улице отмудохать? А ты смотри – не зассал, зашёл, слыш!

Осей сделал несколько шагов в сторону и осмотрелся.

– И типа всё? И где бабайка? – громко гавкнул он. Эхо пробежало по пустым комнатам и растворилось где-то справа от них.

Боковым зрением Витя увидел, как Маша поёжилась. Ей явно не нравилось в доме.

– Миш, давай уже уйдём отсюда. Тут грязно.

– А ну осади. Слыш, очкарик? Кукла где? – Осей нарочито медленно начал подходить к Вите, как хищник подкрадывается к жертве. Тот инстинктивно попятился назад.

– Да я всё обошёл, Миш… Нет тут ничего.

Осей демонстративно вздохнул. Даже в тусклом свете валявшегося на полу телефона Витя смог увидеть, как в его глазах блеснул недобрый огонь.

– Походу, всё-таки придётся тебя отп…

Он не успел договорить. Звук из печки повторился. Только на сей раз это был не тихий стук.

Кто-то очень сильно барабанил по заслонке. Витя даже в полутьме видел, как она трясётся. От неё отлетали куски ржавчины вперемешку с пылью и оседали на полу.

– Чё за нах…? – голос Осея дрогнул. Витя вдруг осознал, что испытывает дикое удовольствие, слыша нотки страха. Мишка-Осей не давал ему прохода с первого класса, всё время корчил из себя героя и крутого пацана.

А теперь страх сломил даже его.

Впрочем, Витя испугался не меньше. Скорее всего даже больше. Но он не мог отвести взгляд от дрожащей заслонки. Удары почти оглушили его, но он всё равно смотрел и слушал.

– МИША, ПОЙДЁМ ОТСЮДА! МНЕ СТРАШНО!

Машка визжала. Осей отступил и в этот же момент удары резко прекратились, последний кусок ржавчины опустился на пол. В доме повисла гробовая тишина, которую иногда нарушало сбивчивое дыхания Машки. Похоже, что она дрожала.

– Слыш, ботан, ну-ка глянь, чё там… – скомандовал Осей, но слишком неуверенно. Он старался выглядеть крутым, но получалось уже не так, как раньше.

– В смысле? – тупо спросил Витя и опешил. Он не стал оправдываться, не бросился выполнять команду. Он… засомневался и переспросил. Такой наглости в отношении Осея он себе никогда не позволял.

Видимо, эта дерзость мигом привела Осея в чувство.

– Ты чё, тупой? Быстро открыл заслонку и глянул, чё там! Ну!

Витя вздрогнул и быстро присел на корточки. Решётка заслонки теперь была на уровне глаз и кажется он даже мог рассмотреть непонятные очертания с той стороны. Ему совсем не хотелось прикасаться к этой железяке, и в то же время его одолевало любопытство.

Казалось бы, что может быть общего у любопытства и страха? Разве что только их способность завладеть сознанием человека. Но вместе они способны подтолкнуть его на глупости.

Витя прикоснулся к заслонке. Шершавая поверхность покалывала кожу пальцев, холод железа обжигал.

«Ну, уже хорошо» – подумал Витя. – «Руку никто не откусил».

И действительно: заслонка не распахнулась, обнажая пасть с гнилыми зубами, готовыми вгрызться в его плоть. Не было также никаких других странностей. Стук не повторился. Ничего не напоминало о том, что буквально минуту назад кто-то колотил с другой стороны так, словно в печке проснулся заживо замурованный.

Вдохнув полной грудью пыльный воздух комнаты, Витя взялся за ручку и не без усилия медленно открыл печную заслонку.

– Ну чё там? – Витя слышал голос Осея чуть поодаль и неволей улыбнулся. Мишка боялся подойти, держался в стороне. И, скорее всего, поближе к распахнутой двери.

– Не видно… Можете посветить? – попросил Витька.

Осей шаркнул ногой, по комнате заплясали тени. К Вите подкатился его же телефон, который никто так и не поднял с пола. Он взял телефон, стряхнул с него пыль и направил луч света прямо в чёрную дыру.

Из темноты сверкнули два маленьких голубых глаза. Витька вскрикнул и плюхнулся на зад. Машка завизжала, Осей резко шикнул на неё, но она не могла успокоиться.

– Да чё там такое? – Осей, наконец, набрался смелости и, выхватив у Витьки телефон, посветил в дыру. На мгновение он замолчал, а потом захохотал.

– Ты чё, дурной, куклы испугался?

Осей ткнул пальцем в заслонку. Витя пригляделся: в топке лежала пластиковая кукла, похожая на пупса. Осей хмыкнул, засунул руку в топку, вытащил куклу и повертел её из стороны в сторону и выругался.

У куклы по колено были оторваны ножки, а места разрывов оплавились.

Осей выронил куклу, словно та могла его чем-то заразить. Игрушка гулко стукнулась о доски, подпрыгнула и приземлилась «лицом» вниз. Витька встал и отряхнулся.

– Эт чё, та самая типа? – почесал затылок Осей и швырнул Вите его телефон. Он поймал и пожал плечами. Машка захныкала. Витя посветил на неё: по щекам девушки градом катились слёзы. Она заслонила лицо рукой и возмущенно завизжала.

– Не свети на меня, дебил!!! Всё, мне надоело! Я ухожу!

Она резко развернулась и направилась к выходу. Осей мигом оказался возле открытой двери, преграждая ей путь.

– Да угомонись ты, слыш? Давай бери эту дрянь пучеглазую и пошли. А чё, как лох перед пацанами буду? Сказал, что принесу эту куклу – значит принесу.

Машка захныкала. Витя несколько раз моргнул и поправил очки.

– Так… Это… Ты, получается, с кем-то тоже поспорил на эту куклу? – спросил он, не веря тому, что с каждым сказанным словом уверенности в его голосе прибавляется.

Осей медленно повернулся к Вите и сделал шаг в его сторону. Витя не двигался.

– А ты чё думал? Думаешь, мне делать нехер, кроме как с тобой базарить и всякие задания тебя давать? Короче, ты свою работу сделал. Вали отсюда и не вздумай кому-то ляпнуть, что я тебя сюда послал, а не сам сразу пошёл, понял?

Витя не двигался. Осей сделал ещё один шаг.

– Ты глухой или чё? – прорычал он.

– Так ты специально… Ты поспорил, что сам найдёшь куклу, а послал сюда меня?

Осей ухмыльнулся. Вите вдруг захотелось схватить что-нибудь тяжёлое и ударить по этой роже так сильно, чтобы ухмылка стёрлась навсегда.

– Ну типа умный, лады. А теперь вали.

– Нет.

Витя заморгал чаще. Он не сразу понял, что произнёс это вслух.

Ещё один шаг. Теперь Осей стоял вплотную к Вите и тот мог чувствовать, как у Мишки изо рта воняет сигаретами, чесноком и чем-то горьким.

– Слыш сюда, ушлёпок, или ты щас же валишь, или…

– Миша…

Осей на миг зажмурился, как бы подавляя приступ гнева. Его позвала Маша, но он даже не стал оборачиваться.

– Замолки.

– Миша…

– Я ТЕБЕ СКАЗАЛ ЦЫЦ, МЛЯ!

– МИША, КУКЛА!!!

– Ну чё ты… – Осей повернулся в ту сторону, где на полу валялась брошенная им кукла и резко замолчал. Витя тоже посмотрел в ту сторону и ничего не увидел.

Кукла просто исчезла.

– Чё за шутки, слыш? – Осей посмотрел на Машу. Та судорожно закачала головой в разные стороны. – Ты куда её дела, я не понял?!

– Миша, это не я… Она просто… Испарилась…

Осей в тот же миг оказался возле Машки и схватил её за горло. Та захрипела.

– Ты чё, совсем уже попутала? Мало тебе было в последний раз, а? – Осей заорал, нанёс свободную руку для удара, но так и замер. Витя тоже не двигался. Он почувствовал, что его тело буквально сковал холод. Он шумно выдохнул и увидел, как поднимается вверх столбик пара.

Неподалеку к потолку поплыли два таких же столбика, затем ещё и ещё… Что Машка, что Осей – оба судорожно дышали. Судя по всему, от дикого ужаса.

– Ч-ч-чё за.. Х-херня… – зубы Осея стучали. Он вдруг посмотрел в сторону двери и опустил руку. Вместе с этим дверь резко захлопнулась, звук удара чуть не оглушил Витьку.

Витя почувствовал, как его руки холодеют. Мороз? В середине июля? Невозможно. Но всему ведь есть разумное объяснение. Его и пытался найти Витя, пока Осей дёргал за дверную ручку и орал на всю прихожую.

– Да какого хера?! Серый, слыш, это ты там снаружи?! Открой, мля, это не смешно!!!

Витя вдруг буквально затылком почувствовал, что из печи, к которой он, конечно же, стоял спиной, что-то выползало. Выползало медленно, как ползёт утренний туман меж корней и стволов деревьев, почти бесшумно. Но он всё равно слышал. Слышал шёпот. Где-то очень далеко.

Где-то… Не здесь.

Осей продолжал орать, но Витя уже не слышал его. Этот шёпот буквально завладел им, заползал в уши, а оттуда – прямо в сознание. Вите стало дурно, как если бы он целый день провёл под палящим солнцем. К горлу подкатила сильная тошнота и это немного привело его в чувство. Он упал на колени, поднял голову и увидел, что Машка сидит, прижавшись к стене возле запертой двери и зажимает ладонями уши. Судя по выражению лица, она кричала… Нет… Вопила. Но Витя ничего не слышал. Он со всей силы сжимал телефон, чтобы не потерять его и не остаться без хоть и слабого, но единственного в этом жутком доме источника света.

Его скрутило рвотным спазмом и на пол полетели остатки скромного ужина. Последним упал плохо прожёванный кусочек солёного огурца. Витя вытер рукой подбородок, рот моментально забился слюной, он сплюнул. Прямо на его глазах Осей тоже схватился за уши и медленно упал на колени.

Всё стихло. В одно мгновение, как будто кто-то выключил звук. Шёпот тоже исчез, растворился, но его не заменила звенящая тишина.

В другой комнате раздался скрежет металла, ползущего по трухлявым доскам. Витя прекрасно знал, что именно было источником звука.

Нечто волочило по полу огромный ржавый колун.

Звук становился всё сильнее, у Вити начала болеть голова, словно призрак обезумевшей нянечки скрёб колуном не по полу, а прямо по его черепной коробке. Тупая боль резко ударила в висок, Витя вскрикнул, но не услышал своего крика. Только скрежет.

Витя пошатнулся и упал, зацепив левой рукой кучу собственной рвоты. Машка и Осей исчезли из поля зрения, но в последний момент он увидел, что Мишка снова вскочил на ноги и принялся колотить запертую дверь ногами. Холод больше не ощущался, теперь на смену ему пришёл нестерпимый жар. Витя был уверен, что его голову засунули в ту самую топку, которая раскалилась добела. Так могли топить только зимой, в лютый мороз.

«А ведь это случилось зимой…» – промелькнула мысль. Витя из последних сил пытался подняться, но что-то буквально высасывало из него силы. С огромным усилием ему удалось перевернуться на спину, и он тут же заорал.

Прямо перед лицом у него стояла жуткая кукла из топки. Объятый ужасом, Витя не сразу обратил внимание, что куклу кто-то держит. Абсолютной чёрный силуэт навис над ним. Жар уже обжигал кожу, хотелось скинуть одежду, которая могла в любой момент задымиться. В комнате заплясали красно-жёлтые огни.

«Огонь. Дом горит. И мы заперты в нём. Мы сгорим. Мы все сгорим».

Вите хотелось плакать, звать маму и кричать, что он не хочет умирать. Но он не мог издать ни звука, потому что нечто тёмное, сжимавшее в руке эту жуткую куклу, нависло прямо над ним. Он мог поклясться, что видит в тёмном пятне два сверкающих красных глаза.

Таинственная фигура медленно убрала куклу в сторону и теперь Витя видел эти глаза отчётливо. В них можно было разглядеть отражение чего-то очень злого, непостижимого. Опасного.

Сомнений у Вити больше не осталось: на него смотрел не человек. Даже не призрак. Возможно, демон. Хотя откуда ему, простому деревенскому подростку знать, как выглядят демоны? Он в свои шестнадцать ещё ни разу с девочкой не целовался, куда там ему разбираться в обитателях потустороннего мира?

Но одно Витя знал наверняка: эта сущность, чем бы она ни была, ни за что не выпустит его из дома. И девочку он теперь точно никогда уже не поцелует. Не нужно было залезать в этот дом и искать эту проклятую куклу. Не нужно было тревожить мёртвых. Некоторые запретные места должны оставаться таковыми.

Витя не мог оторваться от пылающего в красных глазах огня. Он вдруг ощутил не только страх, но и кое-что новое.

Нестерпимую тоску. Боль и горечь утраты.

Словно все близкие и дорогие ему люди в один миг покинули этот жестокий мир. А, может быть, так и есть? Может это существо уже убило всех, кто ему дорог, и оставило в живых только этого ублюдка Осея и его тупую подружку, которую Витя считал своей любимой?

Осей… Этот зажравшийся и в конец оборзевший урод, издевающийся над Витей уже много лет. В четвёртом классе он швырнул его шапку в лужу, в пятом снял Вите штаны во время школьной линейки, в восьмом во время лапты швырнул ему мячик прямо в затылок. Голова у Вити потом болела две недели, а над тем, как он падал и затем катился по пыльной площадке смеялся весь класс.

И вот теперь Осей направил его в этот дом. В дом, где живут две сестры – Смерть и Скорбь. И они забрали у Вити всё. Абсолютно всё. А этот урод кричит, как трусливый щенок и пытается вырваться.

Витя почувствовал, что снова теряет зрение. На этот раз дело было не в его близорукости и не в очках. Тёмное нечто исчезло, оставив куклу, которую Витя сжимал в руке. Теперь всё вокруг застилал огонь.

Витя видел, как мир горит.

И он сам горел. Горел от прожигавшей каждую клеточку тела нестерпимой ненависти.

В этом огне он видел, как Осей пробежал через комнату и ударом ноги выбил ставни одного из окон. Он схватил Машку за руку и вместе с ней выбрался наружу. Машка вскрикнула, на подоконнике появилось красное пятно. Несколько капель упали на пол. Видимо, она порезалась.

Вите это нравилось. Ему нравилось, что им больно. Он закрыл глаза и огонь поглотил его полностью…

* * *

Осей бежал, не разбирая дороги. Машка бежала рядом, но как-то криво, словно сама стала тряпичной куклой. Осей крепко сжимал её руку, не отпускал.

– Миша… Больно… – задыхаясь выпалила Машка.

Осей ничего не ответил. Никогда в жизни ему не было так страшно. Он слышал скрежет этого топора, он видел эту тень… Осей всегда боялся чего-то. С малых лет отцовского ремня, в подростковом возрасте того, что при первой близости девочка будет смеяться над его бессилием или что «старшие» назовут его лохом и навсегда отвернутся от него.

А ещё он боялся всего непонятного и странного. Байки про старый дом были как раз такими и от них у Осея бежали мурашки по коже. Но он не мог в этом признаться, дабы не потерять свой авторитет. Но как-то его взяли на «слабо», что он не испугается призрака сумасшедшей нянечки и сможет принести куклу.

Осей был уверен, что никаких призраков в старом доме в конце Комсомольской нет и быть не может, но идти туда всё равно боялся. Непонятный забор, непонятные стены, непонятный тополь, ветви которого уже пронзали крышу… Всё слишком непонятное, чужое, пугающее… Так что этот лох Витька стал отличной кандидатурой на роль «шестёрки» в таком деле.

Но, судя по тому, что они видели, призрак в доме действительно был.

– Миша… А он… Витя… – выдохнула Машка, провела рукой по ноге и вскрикнула – ладонь покраснела от крови. – Я порезалась!

– Не ной, до свадьбы заживёт… – выпалил Осей. – А этот… Да вылезет.

– Точно? Миш, там что-то было, я же видела… А вдруг он…

– Цыц, мля, я думаю!

Осей и правда думал, хоть это и получалось у него с трудом. В школе он сидел на последней парте и на уроках вполне мог заснуть, положив голову на свой рюкзак, из которого даже не доставал учебники и тетради. Учителя давно не обращали на это внимание, лишь изредка могли вызвать Мишку к доске забавы ради.

Но смеяться над невнятными попытками Осея ответить на вопросы учителей никто не решался. Всех пацанов в классе он давно поставил на место, а большинство девчонок были влюблены в этого бунтаря, который часто курил прямо в десяти метрах от центрального входа в школу.

Они стояли под фонарём. На свету Осей чувствовал себя в безопасности. Внезапно его осенило.

– Короче, ща я тебя веду домой, скажешь, что упала или типа того… А я зависну у Лёхи, он не сдаст. Скажет, что весь вечер у него тусил.

– Миша, а как же Витя…

Осей схватил Машку за горло, та сдавленно захрипела и попыталась разжать его руку, оставляя на ладони Осея кровавые пятна. Миша понял, что пора преподать ей урок. Маша могла психовать по-девичьи, но ТАК дерзить ему не решалась.

– Ты охерела? – угрожающе прошептал Осей.

– Пусти меня… Урод…

Осей сильнее сдавил горло, глаза его сузились. Он почувствовал, как на него накатывает волна возбуждения. Это всегда происходило, когда он причинял кому-то боль.

«Любишь боль, Миша?» – раздалось у него в голове.

Осей разжал ладонь, кашляющая Машка упала на колени и заплакала.

«Любишь?».

Осей завертелся на месте.

– КТО ЭТО?! – крикнул он в темноту. Голос был знакомый, но он никак не мог понять, чей именно.

Внезапный хлопок над головой заставил его вздрогнуть. Всё вокруг погрузилось в темноту. В фонаре взорвалась лампа, несколько осколков упали на землю рядом с продолжавшей плакать Машей.

– Да заткнись ты! – пнул ногой её Осей и тут же почувствовал в колене дикую, обжигающую боль. Он заорал, схватился за колено и рухнул на спину. Второе колено обожгло сильнее, чем первое.

Мишка вдруг почувствовал ладонями что-то мокрое и вязкое. Он поднёс их к глазам и заорал ещё громче.

Кровь… Много крови… И это была уже не Машина кровь. Его.

Осей перевёл взгляд на колени и увидел, что сквозь штаны проступают тёмные пятна крови. Его тоже ранили!

Новая вспышка боли. Орать он уже не мог, голос сорвался. Ему словно били молотком по коленям. Нет, не молотком.

Колуном.

Он услышал этот звук. Снова. Как в доме. Скрежет. Асфальт заканчивался примерно в тридцати метрах от фонаря и, судя по звуку, тот, кто волочил колун, делал это уже на асфальте. Осей ощутил, как трясутся его раздробленные коленки, как сам по себе сокращается мочевой пузырь, как намокает между ног…

Ему больше не было страшно. Он ощутил настоящий ужас.

Над ним склонился этот лошок-очкарик Витька. Нет, не сам Витька. Просто его морда. Но внутри… Внутри него что-то было.

– Что, страшно тебе? – спросило что-то голосом Вити. – И ему было страшно заходить туда. А как страшно было мне, ты не подумал? Сидеть там столько лет, в этой тёмной, вонючей развалине. Жутко одиноко…

Витя поднял голову и посмотрел на монотонно хныкающую Машку. Кажется, она окончательно тронулась умом.

– Ничего-ничего… Скоро всё кончится… – тихо сказал Витя. – У тебя есть мама, Миша? Она тебя ждёт, да?

Мишка увидел, как над ним медленно заносится обух ржавого колуна.

– Не дождётся! Как и Витю… Как и она не дождалась…

Это были последние слова, услышанные Мишкой Осеем при жизни.

Двойник

Всё изменилось. Я понимаю это. Мир словно уходит из-под ног, я уже не чувствую ничего. Сутками напролёт я сижу в своей «однушке» за письменным столом, в надежде разобрать, что же написал минувшей ночью. Ещё одна ночь в беспамятстве, ещё одна тетрадь… На самом деле, назвать письмом эти безобразные каракули очень сложно, ибо каждая новая тетрадь всё больше напоминает записки умалишённого. Хотя… Можно ли меня назвать иначе? Едва ли. Я почти не выхожу на улицу, свет солнца стал для меня невыносим. Еда? Да какая на хрен еда, мне совершенно плевать.

На днях заходил друг, сказал, что я стал похож на скелет. Ушёл. Или я его выгнал? Или его смутили затхлость и запах мочи? Впрочем, неважно, он всё равно больше не приходил. Я даже впервые за много дней (месяцев?) к зеркалу подошёл ради интереса и понял, что друг был прав: кожа буквально висит на костях, нижние веки мешками свалились на впалые щёки, глаза налились кровью от постоянного недосыпа, отросшие неухоженные волосы похожи на чёрное воронье гнездо. Зеркало всё в пыли и каких-то непонятных пятнах, из-за чего отражение похоже на картинку в плохо настроенном телевизоре.

Да, когда-то я был другим. Когда? Может, вчера? А, может, несколько лет назад? Время словно остановилось, перестало что-либо значить. Я как будто никогда не рождался, никогда не жил, никогда не думал о том, что придётся умереть. Я просто был таким, какой я сейчас. Нет, нет… Нет! Я определённо был другим. Я должен постараться… Должен вспомнить!

Да. Да, я помню. Я помню день, когда встретил Его. Это был последний день моей прошлой жизни. Или его жизни? Мне как будто всё равно, но я очень хочу понять. Я должен понять.

Каким же я был наивным и слепым. Тогда всё казалось таким радужным: солнце яркое, деревья высокие, трава зелёная… Прямо как в детстве. Беспечность и свобода – вот всё, что мне было нужно. Рюкзак за плечи – и вперёд, на поиски приключений! Я любил ходить в места, про которые люди говорили с ноткой страха в голосе. Меня привлекали покинутые деревни, дремучие леса и вершины холмов. Ранним летним утром я просыпался от громкого зова, звучащего в моей голове. Это мой родной край звал меня. Новые тайны, открытия и свершения. Что может быть лучше, когда ты молод?

Теперь я старик. Разумом и душой уж точно. Я как будто прожил миллиарды жизней. Но тогда всё было иначе.

То августовское утро мало чем отличалось от других таких же. Я, как обычно, встал ни свет, ни заря и, насвистывая себе под нос что-то бодренькое, начал небрежно закидывать в рюкзак всё самое необходимое. Вспоминая, куда сегодня мне предстоит отправиться, я ощущал нарастающее возбуждение. Страшно? Немного. Рискованно? Очень! Ведь на Змеиный холм не ходил никто; уже много лет окружавшие меня люди свято верят в то, что тот край стал обиталищем полчищ самых ядовитых и кровожадных змей. Эти ползучие гады буквально набрасываются на путника и сжирают его заживо. Кровь стыла в жилах от историй о том, как во время сенокоса или в разгар охотничьего сезона находили человеческие кости. И находили их ни где-нибудь, а всегда у подножия Змеиного холма.

Я всегда с улыбкой относился к таким история, ведь где я только не бывал! И в старом хуторе, где каждую ночь слышали крики давно умершей ведьмы, и на чёртовом болоте, куда утаскивал случайных путников страшный водяной; я ночевал в полях, на которых в полнолуние должны были плясать бесы. В общем, чего я только не видел! Но ни разу мне так и не удавалось увидеть или услышать этих ведьм, чертей, водяных и прочих барабашек, которых так боятся суеверные селяне. Я был убежден в том, что байки про Змеиный холм – это не более, чем вымысел. Но всё равно маленький червь страха неизведанного вновь зашевелился у меня в груди. Как же мне нравилось это ощущение!..

Это было тогда. А сейчас я хочу вывернуть себя наизнанку и взорвать свою голову. Что угодно, лишь бы не бояться и не вспоминать опять всего этого!

Змеиный холм, подобно древней сторожевой башне стоит на равнине, на которой за три десятка лет поднялась красивая дубрава. Когда-то давно, ещё при советской власти, здесь было большое колхозное поле под сенокос. Но в современном мире, где всё больше места стало отводиться пустым либеральным речам и аналитическим рассуждениям, всё меньше места оставалось для простого деревенского труда. Хозяйство забросили, лес неумолимой поступью приближался к Змеиному холму, белая меловая шапка которого величественно возвышалась над кронами молодых дубов. Этот холм отличался от своих собратьев, которые, соединившись в большую гряду, тянулись по равнине и исчезали за горизонтом. Его и основную гряду разделял небольшой перевал, из которого, словно из демонической пасти, торчали безобразные меловые пласты. Они как клыки разрывали глинистую почву, мало кто решался забраться туда. Да и вообще простой люд Змеиного холма всегда избегал. Туда мог пойти только такой дурак, как я.

На старом «икарусе» за несколько часов добрался до Стародвинской остановки. Отсюда по просеке через сосновый лес мне предстояло пройти около семи километров, после чего я должен был выйти на ту самую равнину; а там и до Змеиного холма рукой подать. Время уже было к обеду, летнее солнце нещадно опаляло лучами мою кожу, примерно через час после начала движения спина уже была вся мокрая от пота. Скинув рюкзак, я упал на укрытую сухими иголками траву и вдохнул полной грудью воздух. От аромата хвои лёгкий дурман ударил в голову; я сидел, облокотившись на ствол старой сосны и, улыбаясь, слушал пение птиц.

Вдалеке уже был виден просвет, где меня ждал спуск с небольшого холмика на равнину. Немного перекусив сухарями с изюмом, я двинулся дальше. Ничего интересного в бору не было, обычный хвойный лес, мрачноватый, конечно, но я таких повидал с десяток. В таком месте можно расслабиться, дать волю воображению. Я даже, вроде, начал напевать какую-то матерную песенку, особо ударные строчки из которой периодически вызывали у меня приступы дебильного смеха. Вскоре последние сосны остались у меня за спиной и моему взору открылся вид на равнину. Километрах в двух из дубравы словно вырастала белая вершина Змеиного холма. Знакомое чувство снова охватило меня, лёгкая дрожь пробежала по телу. Совсем скоро я поставлю в своём личном блокноте подсознания ещё одну галочку. Как же это круто – быть бесстрашным покорителем тех мест, которые наивные суеверные люди всячески избегают!

Да, так я и думал тогда…

Потом я спустился с пригорка и зашагал очень быстро. Трава на поляне была сочного зелёного цвета, очень редкое явление для августа, когда практически всё выжжено летним солнцем. Но здесь это чудное покрывало походило на то, каким оно случалось в мае. Роса уже испарилась, но свежесть витала в воздухе. Ветер легонько трепал волосы, чем ближе я подходил к дубраве, окружавшей Змеиный холм, тем сильнее его вершина закрывала небосвод передо мной. Наконец, я спрятался от солнца в тени молодых дубов. Листва и жёлуди забавно хрустели под ногами, этот совсем ещё юный лес был очень чистым, даже чем-то походил на те, которые в кино показывают. Ну, знаете, когда герои так легко и просто проходят через старый лес? В реальности всё куда более плачевно: сорная поросль, буреломы и прочие радости. А здесь красивые молодые дубы, а между ними – почти идеально ровное одеяло из опавшей листвы, желудей и маленьких веточек.

Наконец я вышел на опушку с противоположной стороны леса и оказался прямо у подножья Змеиного холма. Вершина соблазнительно сияла, свет солнца отражался от белоснежной меловой породы; казалось, будто она увенчана несуразной тиарой, блеск которой будоражил меня. Я решил немного передохнуть и осмотреться.

Забраться напрямую, как я изначально планировал, было невозможно. В том месте сильно выпирали меловые пласты, высотой в несколько метров. Учитывая крутизну склона и вес моего рюкзака, забраться на них я не смог бы, а катиться вниз после неудачной попытки в мои планы не входило. Но если я поднимусь примерно до середины, затем немного заберу вправо и обогну вершину, постепенно поднимаясь как-бы по спирали, то смогу спокойно на неё забраться, даже снизу хорошо был виден просвет в пластах с правой стороны. В процессе этих размышлений я успел отхлебнуть воды из бутылки, подтянуть лямки рюкзака и пройти несколько шагов вперёд. Больше ждать не было сил, я должен был подняться туда!