Сердце луны
ПЛЕЙЛИСТ
Мельница «Волчья луна»
Сплин «Двое не спят»
9 ГРАММ feat. Alina Orlova «Ласковый зверь»
Максим «Колыбельная»
Пролог
Бабушка вдруг замолчала. В печке потрескивали догорающие дрова, аромат собранных трав и ещё не просушенного чистого белья витал в избушке; от печного тепла девочка разомлела, сонно потирая диковинные ледяные глаза. Едва четырёхлетняя малышка появилась на пороге дома девять лет назад, знахарка сказала, что такая голубизна бывает лишь у сильных людей. Дикая девочка поначалу молча кивала, а чуть прижившись, стала свободнее разговаривать, осмелела и однажды отметила:
– Но, бабушка, у тебя ведь тоже такие глаза, голубые!
– Верно, милая, – усмехнулась женщина, гордо расправляя плечи, – моя сила ещё при мне. Будь ты светловолосой, то могла б сойти за мою внучку.
– А у тебя нет внучки? И детей нет?
Хозяйка избушки тогда горько вздохнула, но не опустила плечи, не сгорбилась, подобно старухе, а лишь уставилась в промёрзшее окно. Её сердце отняли много десятилетий назад, заткнув зияющую в груди рану ледышкой, острой и хрупкой. Как жить с таким «сокровищем», как дышать? Да и зачем?..
Но тогда она не могла ответить маленькой девчушке – увела разговор в другую сторону, пообещав когда-нибудь обязательно рассказать эту грустную историю.
Годы шли, девчонка подросла, однако не забыла обещание старой знахарки, и в один из скучных осенних вечеров попросила:
– Расскажи мне свою историю, бабушка. Уж кому, как не мне излить душу? Мы с тобою очень похожи, сама же знаешь. А за грибами завтра утром вместе отправимся, хочешь? Дождь на всю ночь зарядил, я чувствую, а к утру будет ясно. Я тебе поляну грибную в два счёта найду!
Хозяйка засмеялась и ласково пожурила названную внучку:
– Ах ты подлиза моя! Ну что ж, и правда – вспомнить былое иногда полезно. Чтобы не забывать, кто ты есть на самом деле.
При этих словах бабушка по старой привычке расправила плечи, вытянула шею, которую в пору своей молодости так любил целовать муж. Муж… она до сих пор не могла поверить, что его больше нет. Всем тогда досталось тягот, особенно их княжеской чете, только твёрдый характер и воля к жизни определённо были на стороне княгини – супруг быстро сдался, едва дети немного подросли. Хозяйка усмехнулась своим мыслям: родилась княжной, вышла замуж за князя, вся округа пророчила им счастливую долгую жизнь, а теперь… Живёт отшельницей в избушке на окраине леса, её зовут знахаркой, кто-то кличет ведьмой, да из зеркала глядит морщинистая седая старуха. Чудо, что дикая девчонка с ней, а то так и сошла бы «княгиня» с ума в одиночестве, спустя годы служений одному из Великих Предков.
Пока бабушка предавалась мимолётным воспоминаниям, с грустной полуулыбкой перебирая потемневшие перстни на пальцах, темноволосая тринадцатилетняя девочка ёрзала на табуретке в нетерпении: молодая, горячая, её кровь кипела, и ледяные глаза сверкали, подобно молнии за окном. Подросла малышка, вытянулась, округлилась – уж скоро войдёт в девичью пору. И бабушку нежно любила, во всём помогала, спорила иногда, правда, и корила себя за некоторые тяжёлые дни, что выпадали на их долю: как ни крути, а виновата она, дикая девчонка, что зверь в ней поселился навеки.
Бабушка ругала за такие мысли, не позволяла хандрить и сверлила девчонку такими же ледяными глазами, приговаривая: «Запомни раз и навсегда: ты ни в чём не виновата! Увижу, что жалеешь себя или меня – выдеру хворостиной!». Угрозы, впрочем, оказывались пустыми – что бы ни происходило между нею и внучкой, хозяйка избушки лишь поджимала губы и величественно отворачивалась, не желая ни спорить, ни наказывать дитя. Внучка не выдерживала звенящего молчания и, нахмурившись, первая подходила мириться. Так и жили.
– Ну бабушка! Я жду!
Знахарка кивнула, возвращаясь в настоящее. Она посмотрела на неугомонную девчонку и отметила про себя, что та взрослеет: непослушные тёмные волосы теперь заплетены в косу, подбородок поднят, выдавая твердость и упрямство характера, в голубых глазах – озорной блеск и настойчивость. Молодая, дерзкая, красивая. Бывшая княгиня была уверена, что названную внучку ждёт великое будущее.
– Прежде чем я начну, давай-ка сготовим чай на травах. А за беседой похрустим печеньем…
– Печенье?! Бабуля!
Внучка с радостным визгом соскочила с места, обняла бабушку и принялась танцевать с ней по маленькой комнатушке. Хозяйка расхохоталась, поддалась лёгким движениям, словно и не было целого века прожитых лет за спиной.
– Ой, уморишь меня, озорница. Всё-всё, тихо.
Обе остановились, знахарка тяжело опустилась на стул. Из её аккуратной высокой причёски выпали белые пряди, которые тотчас вернулись на место, ловко прихваченные дамской шпилькой. Отшельница – что ж, это не повод забывать о себе, ведь леди надлежит выглядеть опрятно в любой ситуации и любом возрасте. Этим качеством бабушка сначала поражала маленькую внучку, которая предпочитала бегать лохматой и не обращать внимания на одежду: перед кем рядиться, если кругом лес? Постепенно и девчонка стала внимательнее к себе относиться, а когда они вдвоём выбирались в город продавать целебные сборы и приобретать скудное необходимое, то надевала безукоризненно чистое платье и собирала волосы в тугую косу, натягивала старенькие, но начищенные и всё ещё модные башмачки.
– Когда же ты успела испечь сладости? Я бы учуяла, – подмигнула внучка, а хозяйка покачала головой, улыбаясь. Вдруг старое сердце кольнули тяжёлые мысли: «Ещё бы пару-тройку лет сдюжить, чтобы внучка преемницей моей стала. Нашла б себе кого… А сейчас помру – так потеряется во мраке… Словно в воду глядел Великий, отпуская меня доживать остаток дней на воле – стало быть, для неё меня берёг».
Скрывая своё настроение, чтобы не расстраивать девочку, хозяйка избушки нарочито бодро приготовила сладковатый настой из редких трав, затем извлекла из рассохшегося шкафчика льняной мешочек, развязала его, и домик наполнился вкуснейшим ароматом выпечки с нотками корицы. К сожалению, сладости были непозволительной роскошью в их жизни, и каждое угощение малышка помнила. Радость обязательно случалась на именины, которые они придумали сами, ибо никто не сообщил знахарке, в какой день родилась девочка: отдали, словно щенка, и больше не вспоминали. Ещё один славный день – праздник урожая, по осени, затем зимой, когда наступал новый год. Стряпать бабушка не сильно любила и, даже если позволяли продукты, всё чаще уступала внучке «маету» с тестом. А та и рада, умница!
Обе устроились за узким столом с горячими кружками, а косой дождь монотонно отплясывал по стеклу, создавая ритм для истории, будто он и сам был свидетелем тех лет. Знахарка начала долгожданный рассказ.
I
ЧАСТЬ
1 глава Княгиня
Я с малых лет воспитывалась как наследница княжеского рода Ованте. Это означало, что прилежно училась, слушала родительские наставления, посещала званые ужины и прочие «официальные» встречи. Слуг в нашем замке всегда было в избытке: Тина укладывала мои волосы в причёску, Стения помогала принимать ванну, Даймирэ советовала изучать заморские языки и подбирала наряды к каждому мероприятию. Ещё три девушки составляли мне компанию за вышивкой, чтением книг и на любой прогулке. Около отца и матери также суетились их личные помощники и помощницы.
Мои руки не знали грубой работы, однако это не давало повода зазнаваться и вести себя неуважительно по отношению к поварихе или, скажем, конюху. Наша семья процветала, мы были щедры и ласковы, многие крестьяне стремились попасть к нам в услужение. Помнится, строгая Медафе – учитель из закрытого города Бумстала, неустанно делала мне замечания:
– Осанка, молодая княжна, где твоя осанка?! Помни, что внутри тебя стальной прут! Ты – великолепный меч! Кто смеет гнуть такую прелесть? Выпрямись, расправь плечи, подними подбородок. Изящество – вот чем ты должна быть. Всегда. Представь, что твой будущий муж входит в спальню, а ты скукожилась, скривилась и бубнишь ему из-под носа… Не смейся, дорогая, а послушай: всякий мужчина любит глазами! Это потом ты станешь для него верной спутницей, умной подругой, а сначала – неотразимая и величественная леди, красавица, от которой сердце замирает. Ты княжна по крови, по духу, так стань воплощением этого!..
Княжна… Я искренне верила в своё предназначение: выйти замуж за достойного мужчину и занять место возле матери в совете Благородных Дам. Кроме сплетен и хвастовства, дамы из совета обращали внимание городского управляющего или даже наместника Короля на серьёзные проблемы, требующие незамедлительных решений. К ним иногда прислушивался и парламент, куда входили уважаемые мужи, и, конечно, мой отец, князь Роберт Ованте.
Минуло десяток лет, мои подруги – такие же княгини – давно сменили девичество на семейное положение: о счастье говорить не приходилось, лишь одна Мирея тонула в океане взаимной любви, и я изо всех сил желала себе такой же участи. Матушка моя печалилась: отчего же я медлю, почему не признаю ухаживаний поклонников? Я и сейчас не отвечу – видно, сама судьба вывела меня на дорогу к моему князю….
Отца направили в город Шоуш с неотложными бумагами лично к бургомистру, Лорру Вайсту. Да только новый помощник напутал и отдал отцу в дорогу иные листы, а возвращаться не было времени. Я выслушала сетования молодого секретаря, покачала головой: отец уже выехал, не подозревая о проблеме. Тогда без промедления схватила документы и отправилась вдогонку на любимой лошади, впервые наплевав на причитания матери об осторожности и крики старой Медафе о том, что леди так себя не ведут. Нагнала карету отца у самого города Шоуш и обомлела: повсюду виднелись следы кровавой бойни и поджогов. Город будто оказался в самом пекле преисподней – крики, стоны, плач и запах гари, тлеющие постройки и едкая пелена дыма, реки крови по улицам, обезображенные тела на дороге…
– Что же это, папа?.. За что?.. – только и могла спросить.
Отец молча прижал меня к груди, тяжело выдохнув. Я гораздо позже поняла, что его поразила не внезапная война, а то, что, будь новый помощник внимательнее и сам отец пошустрее, он непременно угодил бы на этот смертельный «пир». Небо уберегло нас. Как бы ни было страшно, предстояло исполнить поручение и передать бумаги градоначальнику. Отыскали его за несколько миль от городского представительства в неприметном лесном домишке: оказалось, что бургомистр едва успел вывезти умирающего друга, какого-то князя – имя тогда я не запомнила. Пока отец разговаривал с глазу на глаз с городским представителем, я, вся бледная и потрясённая, никак не могла успокоиться. Села на диван, обняла себя руками и стала раскачиваться, словно ребёнок. Слёзы катились невольно, я даже не утруждалась вытирать их, и нос, должно быть, распух от всхлипываний.
Нам предстояла дорога домой в сумерках этого жестокого края. Мысли, одна хуже другой, душили: «А что, если и до нашего города уже добралась эта война? Никто ничего не знает! О Небеса, там моя матушка и подруги, моя Медафе, там мой дом! Неужели мы с отцом поедем по этим несчастным телам, ведь ночью ничего не видно, а лошадям всё равно, что хрустит под ногами… Дети, оборванные и грязные дети бежали за повозкой и кричали, плакали… Что будет с ними в этом сгоревшем городе? Нет, я не вынесу этого…».
Внутренние стенания нарушил чей-то слабый голос, что раздался словно из-под дивана:
– Алания…
Успела испугаться, затем удивиться: разве не я одна ожидаю отца в гостиной? У Лорра Вайста в этом лесном доме нет слуг, он сам оповестил нас, извинившись.
– Есть здесь… кто?
– Господин, в комнате только я, Валерия, – осторожно ответила голосу, всё ещё не догадываясь, что умирающий князь лежит прямо на носилках, на полу, по другую сторону дивана.
Затем мне хватило ума перегнуться через спинку и сразу заметить на себе пристальный взгляд мужчины. Свечи освещали гостиную не полностью, оставляя тёмные закутки и рисуя причудливые тени. Внезапно странный холод пробрал меня, тело начало трясти: я разглядела, что на пострадавшем едва ли остались целы штаны, обнажённые грудь и живот располосованы глубокими ранами, вокруг разрасталась бордовая лужа, пропитывая носилки и заливая ковер. Рука неестественно вывернута, но пальцы подрагивают. Я зажала рот руками, чтобы ненароком не закричать – безумно напугал вид этого бедняги, и я ничего не могла с собой поделать.
– Кто там… леди… вы… будьте так…
Бешеное сердцебиение так и не унялось, но смогла ответить, хоть и голос дрожал. К тому же, я до сих пор рассматривала его сверху:
– Я могу чем-то помочь? Простите, я не знаю, чем…
Мужчина облизал губы, которые представляли собой сплошную корку из запёкшейся крови.
– Воды, прошу, немного.
Взглядом пробежалась по комнате, увидела графин, быстро плеснула жидкость в стакан, понюхала – только бы не хмельной напиток, а то с этих мужчин станется! Стараясь не трястись, словно от лихорадки, поднесла стакан к рваным губам бедняги. Он успел сделать пару глотков, как открылась дверь кабинета и на пороге показался отец с бургомистром. Стоило отдать должное – похоже, бедолага и вправду его хороший друг, ведь градоначальник тут же бросился на пол, встал на колени у носилок, не обратив внимания на обилие крови повсюду. Не произнеся ни слова, скинул свой расшитый кафтан, немного расстегнул светлую рубаху и оторвал один рукав. Мы с отцом замерли: что же он будет делать? Растерянность – первый враг в опасных ситуациях, и наша семья выглядела нелепо, совершенно растерявшись.
Лорр Вайст схватил стоящий на полу графин и хорошенько смочил рукав, после чего стал обтирать лицо, шею и грудь своего друга. Помедлив, я кинулась помогать. Не придумав ничего лучше, дотянулась до пледа на диване и робко протянула руку к воде, спросив хозяина дома:
– Вы не возражаете, если…
– Быстрее! Промывай быстрее!!! – Рявкнул он, отчего и мой отец схватил другой конец пледа и, смочив его водой, принялся обтирать раненого.
Несмотря на наши усилия, глаза несчастного медленно стекленели.
– Не вздумай умереть, сучий ты пёс! Я тебя из геенны огненной достану, ты меня понял?! Посмотри на меня, козлиный ты хрен! Посмотри!
Взгляд раненого кое-как сосредоточился на друге. Князь был ещё в сознании.
– Я своего лекаря позвал, слышишь? Он уже вот-вот приедет. Ты слышал меня?! Ты не сдохнешь, как скотина, ты же князь! КНЯЗЬ! Потерпи, друг, я знаю, ты сможешь…
Словно какая-то невероятная магия произошла в тот миг: в дверь постучали, бургомистр крикнул: «Заходи, проклятый умник, живее!». Появившийся на пороге молодой бледный парень с густой чёлкой, падающей на глаза, слабо походил на лекаря, однако руки его не тряслись, от него исходило ощущение силы и спокойствия. Подскочив к нам, лекарь молча плеснул себе на руки из того же графина, а затем коротко бросил:
– Уходите, вы мне будете мешать.
Градоначальник кивнул моему отцу, и мы поспешно удалились. Не прошло и минуты, как послышались недовольные возгласы, и на улицу выскочил бургомистр. Он отвернулся к стене и, кажется, украдкой смахнул скупую слезу.
Я правда плохо помню тот день – слишком много переживаний выпало на мою девичью долю. Спокойная жизнь отныне закончилась: война прокатилась по королевству, оставляя разгромленные и выжженные территории. Чудом не пострадал наш родной город – Осод. Наверное, в тот вечер мы где-то всё же заночевали с отцом и слугами. Кажется, в паре миль от разорённого Шоуша нашёлся постоялый двор, не видавший никогда больше трёх посетителей сразу. Когда мы вернулись домой, матушка весь день рыдала на груди у отца, постоянно посылая за мной слуг: чтобы была на глазах, рядом, не вздумала улизнуть. Впрочем, я так не поступала и в детстве.
Чувствуя, что хочу и могу помогать, вскоре уговорила родителей устроить меня в совет Благородных Дам, поступившись одной давней традицией: я всё ещё была не замужем. Но в тяжёлый период, когда повсюду бушевала война, участницы совета благосклонно разрешили присоединиться и не выказывали укора или смущения. Тогда я осознала себя настоящей княгиней. Самодостаточной, благородной, не связанной никакими обязательствами, кроме чести и долга.
2 глава Встреча с судьбой
Год канул в Лету – я жила своей работой, горела и не сгорала. Благодаря мне совет расширился и теперь разделился на отдельный состав общества Благородных Дам – совет Сострадания. Мы основали десятки лекарских лавок в ближайших городах, куда могли приходить пострадавшие жители. Если раньше только состоятельные дамы и господа могли себе позволить лечение у личного лекаря, покрывая его содержание, то сейчас каждый обученный работник был обязан несколько часов в неделю принимать в лавке разных больных и раненых граждан. Набирали молодёжь для обучения лекарскому делу, пристраивали в места, где люди остро нуждались в помощи, а наш совет оказывал поддержку золотом, разумеется. Сколько крови мы (и я лично!) попили у градоначальников и наместников, не желавших выплачивать на благородные дела большие суммы из казны.
Но маховик был запущен и остановить его не представлялось возможным: о нашем совете Сострадания уже знало всё королевство – и в столице, и в отдалённых городах открывались подобные «советы» по нашему примеру. Не могу сказать, скольких людей действительно удалось спасти таким образом, ведь доходили до лекарской лавки, в лучшем случае, десять из ста: прочие так и умирали в своих постелях или прямо на улицах, особенно одинокие, за кем некому было ухаживать.
Встречались в мою молодость и колдуны с ведьмами. Они проворачивали свои делишки прямо у нас под носом. И благо, если имели добрые намерения – действительно многие помогали и исцеляли людей, восстанавливали города и деревни из руин, очищали воду в реках от трупного яда и крови… Болезни тянулись чередой, и иногда лишь магия спасала от эпидемий. Но не всегда получалось так. Находились и озлобленные сильные чародеи, против которых бесполезны были уговоры и откупы. Но я не сталкивалась с тем миром в то время. Лишь слушала невероятные рассказы других. Так или иначе, жизнь текла…
Однажды отец пригласил к нам на обед нового личного помощника того самого бургомистра, у которого мы застали начало войны, чтобы обсудить парламентские дела в приятном обществе, поскольку глава города Шоуш отбыл к Королю. Как только увидела в нашей гостиной высокого темноволосого мужчину, мне показалось, что раньше я его где-то встречала. В начале обеда он изредка бросал на меня сосредоточенный взгляд, сильно отличающийся от тех, к которым привыкла: мужчины до сих пор не оставляли попыток добиться моего внимания и прожигали глазами каждую мимолётную встречу. В глазах личного помощника не было мужского интереса. Он смотрел настороженно, изучающе, казался молчаливым и замкнутым. Отказавшись от десерта и сославшись на срочные дела, он уехал, оставив матушку в растерянности: что за странный гость – побрезговал отведать вкуснейшие пирожные от лучшего повара нашего города? Отец махнул рукой, мол, не приставай с глупостями к человеку, он занят делами королевства.
Бессонной ночью меня посетило озарение: личный помощник – это тот самый раненый князь, друг бургомистра! Конечно, сейчас он выглядел иначе, но я вспомнила тот взгляд. Такой же, как тогда – пристальный, неуловимо притягивающий. Значит, лекарь справился в тот вечер, и спустя год спасённый князь занимает высокий пост, посещает званые ужины, хлопочет о делах… Удивительно, как мне показалось тогда: словно увидела ожившего мертвеца.
Зарево рассвета поглотило город, начинался новый день, а я так и не сомкнула глаз, думая о судьбе, о фатуме.
Через день к нам снова пожаловал князь. Отца не оказалось дома, и слуги посоветовали мужчине проехать на заседание парламента. Я наблюдала за ним из окна и случайно поймала его серьёзный взгляд, прежде чем он вскочил на златогривого коня. Помощник бургомистра города Шоуш прибыл один, налегке, и это показалось мне немного странным.
Какого же было моё удивление, когда отец вечером позвал нас с матушкой в гостиную и рассказал следующее:
– …и хочет, дорогая, ты представляешь? Нет, даже требует назначить ваш совет Благородных Дам государственным органом! Князь с бургомистром предполагают, что такое решение удовлетворит всех, а в первую очередь – наместников земель, ведь тогда расходы городской казны «на добрые дела» станут официально признанными и будут подлежать восполнению из императорского фонда. А вас, дорогие дамы, порадует новый статус вашей добродетели: некоторые обязательные подписи и согласования парламентария упразднятся. И даже нам будет благо – впредь не отвечать за все ваши выдумки, не краснеть перед Королём и Императором. Только за крупными денежными вопросами мы всё ещё станем присматривать. Как тебе такое, милая? Интересно, удастся ли им с Лорром Вайстом уговорить Короля, даже не знаю. На неделе, надеюсь, будут добрые вести!
Отец оказался прав – не прошло и трёх дней, как князь пожаловал снова. Новости порадовали: всё удалось, впереди ждал долгий процесс становления новой реформы. Личный помощник бургомистра выглядел немного уставшим, но довольным, его строгий взгляд чуть смягчился, как мне показалось, а у глаз собрались морщинки. К своему стыду, я так и не знала имени нашего благодетеля – напрямую спросить неловко, а донимать отца такими мелочами даже и не думала.
Князь не был молодым повесой, который желает выслужиться, внешний вид намекал на зрелого и слегка разочаровавшегося в жизни мужчину: часто небритый, с тёмными усами и наскоро причёсанными волосами. Под глазами его таились тяжёлые тени. К тому же, назвать его красивым я тоже не могла, ведь встречала мужчин гораздо симпатичнее. И всё же… чувствовалось в нём что-то загадочное, влекущее. Князь излучал холодность, отстранённость, серьёзность, а его немногословность казалась неоспоримым плюсом на фоне всех значимых дел, что он уже совершил. В нашем доме он не задерживался дольше необходимого, был сдержанно вежлив со всеми. Не кичился, не хвалился – молча делал добрые дела. Таким я его видела, таким представляла, придумывала. Думаю, именно тогда моё сердце впервые почувствовало волнение. Я разглядела в нём умного и достойного мужчину, с которым будет всегда легко и спокойно. На тот момент мне уже пророчили одинокую «старость» в девичестве, ведь замуж девушки выходили довольно рано, а мой возраст неумолимо приближался к тридцатилетию.
Правда, не знаю – было ли это истинным желанием моего сердца, которое вдруг решила исполнить судьба, или неведомая магия вмешалась: князь внезапно стал смотреть на меня иным взглядом. Тёплым и словно ласковым. Приезжал каждую неделю и не пытался даже оправдать своё дальнее путешествие какими-нибудь городскими делами. Он говорил откровенно с отцом, матушкой, не стесняясь моего присутствия о том, что не может забыть наше искреннее радушие, скучает вдали в своём городе, устаёт от одиноких однообразных вечеров, ведь… у него никого нет. Друг-бургомистр чрезвычайно занят и каждую свободную минуту старается провести со своей семьёй. Меня взволновали его слова, однако я ждала дальнейшего – что он заговорит обо мне. Думаю, мои родители, как и я, поняли его намёк, однако князь упрямо молчал.
В следующий раз, когда он навестил нас, я приболела и отказалась выходить к гостю: насморк и кашель сделали из меня вредную и ворчливую старуху с отёкшим лицом и слезящимися глазами. Уверенная, что князь, как и прежде, покинул нас на закате, я вышла из своей спальни совершенно разбитая, мечтающая лишь о тёплой ванне и кружке целебного настоя с мёдом. Я уже редко дёргала слуг по пустякам, исполняя свои желания самостоятельно, словно стыдилась возраста. «Дожила почти до тридцати, и неужели не приготовишь себе ванну?» – и прочие мысли в этом духе. Я была слишком независимой, даже от слуг.
Князь застал меня врасплох у лестницы в коридоре, уводящем на кухню сквозь золочёные арки. Он внезапно налетел сверху, чуть толкнул, а я от неожиданности вскрикнула. Мужчина сделал шаг назад и поднял ладони вверх в примирительном жесте.
– О! Валерия! Простите, я вас не заметил. Спускался с верхнего этажа, спешил. Надеюсь, не сильно задел вас, не причинил боль?
Шмыгнув носом, я вытерла платком влажные глаза, пробормотав:
– Ничего, князь… кхм, князь, жить буду.
И он улыбнулся. Я застыла в удивлении – князь светился, словно счастливый ребёнок, чему-то радуясь. Первый раз увидела его таким.
– Вы ведь не знаете моего имени, верно? За эти месяцы вы ни разу не произнесли его. Но это моя ошибка, ведь я должен был представиться ещё в свой первый визит. Хотя, после того случая в лесном домике, я отчего-то наивно решил, что вы уже знаете меня.
Моя растерянность и жалкий вид вынудили пояснить:
– Я запомнил вас, Валерия. В тот день я мог умереть, и Небо мне будет свидетелем – до того, как погрузиться в забытье от боли, я пытался запомнить ваше лицо.
– Моё лицо? – потрясённо повторила, не понимая, как следует реагировать.
Князь снова улыбнулся и произнёс с лёгкой нежной издёвкой:
– Именно такое же прекрасное, как и в тот миг.
Прекрасное? Я прекрасно знала, как отвратительно выглядела тогда и сейчас. Неужели он издевается? Щёки запылали от гнева и возмущения, но не успела я и рта раскрыть, как обычно немногословный гость продолжил:
– Я действительно так считаю, Валерия. Красота не всегда видна снаружи… хотя, что я говорю, глупец! Вы, несомненно, красивая женщина, и даже болезнь… эм… простуда не может этого испортить. Ну вот, снова сморозил ерунду… Пожалуй, мне лучше уйти, пока меня не вытолкали…
Князь смутился, на миг опустил глаза в пол, затем бросился прочь. Слова застряли в горле, эмоции бушевали, но я всё же сумела крикнуть:
– Вы так и не назвали своё имя, гадкий грубиян!
Мужчина резко обернулся и, кажется, даже побледнел. Но увидев, что я улыбаюсь, выдохнул и набрался смелости вернуться. Он подошёл ко мне вновь и без стеснения взял мои руки в свои, снова удивив такой дерзостью. Я не могла сдержать улыбку, хотя желала проучить негодника. А его ладони оказались такими тёплыми…
– Ещё раз простите, Валерия. Думаю, вы поняли, что я хотел сделать комплимент. Но вышло плохо. Меня зовут Демиан Гортьен. Увы, мой княжеский род не настолько известен, как ваш. Впрочем, это не важно. Я…
Наш странный диалог прервала служанка, которая несла с кухни тяжёлый гремящий поднос с ужином для матушки. Отпустив мои руки, как мне почудилось, с сожалением, Демиан вздохнул, сделал пару шагов вперёд, пропуская девушку в узком коридоре. Послышался голос отца откуда-то с улицы – он сетовал на погоду и плохие дороги, а его помощник, должно быть, как обычно учтиво кивал.
– До встречи, Валерия, – шепнул на прощание Демиан и направился к выходу. Я несколько минут ещё прислушивалась к их с отцом разговору, но слов толком не разобрала. Сердце отстукивало ранее неизведанный ритм, я и думать забыла о противной простуде. Бросив затею с ванной, вернулась к себе в покои. В ушах шумело, я будто до сих пор ощущала прикосновение нежных рук. Его голос, чуть нервный, быстрый темп речи и эта улыбка…
3 глава Невероятные новости
Я надолго запомнила тот день: самое начало лета, когда вся природа и живность радуется теплу. И настроение у людей приподнятое, благостное. Матушка с отцом отправились на ярмарку, а мне пришлось заполнять отчёты нашего совета в личную тетрадь – к собранию следовало подготовиться, а я всегда вела свой учёт и часто записывала речь, которую придётся озвучивать. Одна из служанок сообщила, что прибыл князь Демиан Гортьен в необычайно красивой карете. Пригласив гостя в дом, я распорядилась накрыть чай в гостиной, а сама очень нервничала, поэтому побежала к себе, судорожно перебирая в голове все наряды: захотелось удивить князя, услышать его неловкий комплимент.
Когда Демиан вошёл в гостиную, я уже сидела на диване и разглаживала складки на атласном розовом платье с открытыми плечами. Подумала про себя: «Вот если бы Медафе осталась дома, то устроила бы мне выволочку, что леди не пристало являться к мужчине в таком виде, да ещё без присутствия родителей!». Отчего-то мне стало смешно, а мои щёки покрыл нежный румянец.
Князь поприветствовал меня и, коснувшись губами тыльной стороны ладони, огляделся:
– Надеюсь, ваши родители в добром здравии? Они присоединятся к нам? У меня есть важный… разговор.
– А со мной вы не готовы говорить? – игриво спросила, намереваясь смутить гостя, затем демонстративно отпила глоток из своей чашечки. Однако тот чуть усмехнулся, ожидая продолжения. – Что ж, дорогой Демиан Гортьен, разочарую вас: отец и матушка сегодня на ярмарке. Но я могу передать все ваши слова в точности. Даже запишу, если нужно. Это касается парламента?
Князь сел напротив и произнёс страшные слова, впиваясь в меня взглядом. Тяжёлым и тягучим, будто смола.
– Валерия, я не могу больше скрывать: я умираю.
В тот миг я выронила чашечку из рук и горячий чай растёкся по розовому атласу. Демиан вскочил, положил ладони мне на колени, словно пытался спасти от ожога. Но сквозь мокрую ткань я чувствовала его крепкие руки… Дыхание перехватило, я разрывалась в сомнениях: тело не слышало голоса разума, ему было плевать, почему сейчас ладони мужчины покоятся на моих ногах… А вот разум твердил совсем иное: глупая дурочка, человек говорит о своей смерти! Разве не этого ты испугалась?
– Я хотел сказать… я не то… простите, я виноват, что ваше чудесное платье пострадало. То есть, вы пострадали, обожглись из-за меня! – Демиан нервничал и казался разочарованным, он до сих пор стоял на коленях рядом со мной. А мне стало безумно жалко его – как же тяжело жить, зная, что скоро умрёшь. И что за болезнь его сразила?
– Оставьте эти глупости о платье, – нахмурилась. – Послушайте, быть может, вашу болезнь ещё можно побороть? Я знаю отличного лекаря, он…
Князь засмеялся, поднялся с колен и сел рядом со мной. Чуть развернувшись, он, едва сдерживая смущённую улыбку, проговорил:
– Нет-нет, Валерия. Моя болезнь известна только мне. И я знаю, как излечиться. Но мне понадобится ваша помощь.
– Но я не лекарь, – пробормотала, – вам лучше обратиться к кому-то…
Князь смотрел снисходительно, будто он разговаривал с маленьким ребёнком. Мне не понравился этот взгляд – я тут переживаю, а он забавляется?
– Дело в том, что я смертельно…
– Ранен?
– Хм… влюблён. Моё сердце вот-вот остановится из-за этой раны.
Когда я поняла смысл сказанной фразы, недовольно фыркнула и резко ответила ему:
– Что за шутки! Я ведь действительно поверила, что вы в опасности! Раз это такое дело, то вам лучше побеседовать с кем-то другим. Поезжайте к той, что нанесла эту рану, и разбирайтесь сами.
Демиан вновь засмеялся. Он не сводил с меня глаз, отчего я злилась ещё больше. Какой он глупый мужчина, в самом деле! Нашёл, кому плакаться! Неужели он не видит, что я…
– Так я… и приехал. Валерия, вы прекрасны. Кажется, я это уже говорил. Но хочу повторять снова и снова. Каждый день, каждый миг. Всю жизнь.
Я снова оторопела. Выходит, это я глупая, раз не поняла игру слов и намёки. Он приехал ко мне, потому что влюблён… в меня? В меня!
А дальше словно пелена застила глаза – я совсем не понимала, что делаю, его силуэт показался размытым и далёким. Пальцами дотянулась до его щеки, чтобы сообразить, на каком расстоянии от меня сидит князь. Он сначала поймал ладонь, потом притянул моё лицо ближе к себе… Сама не знаю, как так случилось, но мы уже целовались. В ушах шумела кровь и быстро стучало сердце, я растворялась во внезапном слиянии наших губ, не контролировала страсть и жадность, с которой мы (МЫ! Оба!) пробовали друг друга на вкус.
Пролетела вечность, полная счастья и истомы, когда мы закончили поцелуй. Опьянённые, смущённые, засмеялись, словно нашкодившие котята. Вот уж где была ирония: взрослые люди, а вели себя как дети.
– Вы уже начали спасать меня, Валери, – лукаво подмигнул мне Демиан, у которого в глазах плясал огонёк азарта. А я позволила себе шалость: взглянула строго и нарочито холодным тоном отчеканила:
– Смотрите, Демиан, не привыкайте, а то понравится.
Князь подхватил мою руку и прижал к сердцу раскрытую ладонь, прошептав:
– Оно уже не сможет биться без вас, чувствуете? Строгая моя госпожа… полагаю, венчание назначим на следующую новую луну. Ты согласна, Валерия?
Задохнувшись от нахальства, которому, казалось, не место в поведении князя, я легонько шлёпнула его по щеке, отнимая вторую руку от груди. Мне захотелось переиграть его:
– Да вы ещё и наглец, Демиан Гортьен! А вдруг я не соглашусь?
– Уже поздно, – спокойно ответил он, пожав плечами. – Я забыл сказать: моя болезнь крайне заразна. Так что и ты, дорогая, вот-вот начнёшь клясть своё непослушное сердце.
Я не выдержала и заулыбалась.
– Ах ты, негодник! Я не собираюсь умирать из-за тебя…
– Уверена? Ну и пусть. Я бы тоже не стал умирать из-за себя.
Мы улыбались и смотрели друг другу в глаза. Это была моя волшебная сказка.
4 глава Больше, чем счастье
Цветы в вазах, блюда с угощеньями, шёлковые ленты, прозрачные рюши, ажурные вышивки и заморские ткани, украшения с переливающимися камнями, сундуки с подарками, толпа служанок, бокалы с вином и тысячи свечей, бадья с щербетом, привезённая по приказу Медафе…
Мои покои превратились то ли в склад, то ли в проходную комнату на несколько дней: швеи, помощницы, подруги, повара и матушка сновали здесь ежеминутно. На третий день я вымоталась от пустой суеты и объявила, что ухожу в лес, подальше от сумасшедшей подготовки к свадьбе. Матушка неодобрительно покачала головой, а отец откровенно обрадовался и вызвался сопроводить меня в самую глухую чащу.
Оседлав лошадей, мы выехали с отцом в сторону нашего гостевого домика. Небольшая избушка в лесу вмещала просторную комнату с камином и отгороженный закуток с печью, столом и лавкой: достаточно, чтобы отдохнуть с дороги или провести несколько часов в лесной тиши, в уединении. Я заварила чай с мелиссой, отец растопил камин, чтобы создать уют. Мы сидели в креслах, наслаждались танцем огня, слушали треск поленьев и молчали, посвящая друг другу драгоценное время. Отец вздохнул, отставляя чашку в сторону, а я улыбнулась: сейчас наверняка начнёт наставлять меня на семейную жизнь, давать советы и говорить, что я безумно быстро выросла.
– Валерия, я желаю тебе одного: будь счастлива со своим мужем. Будь счастлива по-настоящему.
Я вскочила с кресла и подбежала к отцу, обняла его за шею и зарыдала, словно маленькая девочка. Мои чувства обострились: слишком влюблена, слишком счастлива, слишком уязвима, обезоружена, застигнута врасплох, поэтому не могла сдержать эмоции. Слёзы радости бежали без остановки, а отец лишь хлюпал носом, кряхтел, гладил меня по руке.
Я знала, что буду счастлива со своим князем, я точно знала.
Лето угасало, наступала пора сбора урожая, а мы с князем Демианом возвращались из города Шоуш, где гостили несколько недель у прекрасного бургомистра Лорра Вайста, теперь уже друга нашей семьи. Я познакомилась с его женой, леди Роуз, и милыми годовалыми двойняшками, что навсегда заняли место в моём сердце. Тогда внезапная нежность и сентиментальность настолько обуяли меня, что даже супруг удивлялся, чего это я реву дни напролёт. По возвращении домой посетила лекаря и огорошила не только Демиана, но и саму себя: я ждала ребёнка.
Новая волна счастья утопила нас с князем – он тоже стал чувствительнее, переживал о каждом моём вздохе, недовольном взгляде, не подпускал никого, охраняя покой.
Вскоре мы переехали в новый дом, что выбрал Демиан: уединённый особняк с каменными стенами вокруг, словно крепость. Князь нанял десяток стражников и новых слуг, и уже тогда мне впервые почудилось, что он чем-то слишком обеспокоен. Война за земли и власть развернулась в другой части королевства, дела города, парламента и совета шли успешно, врагов среди жителей мы не нажили (да и с чего бы?..). Мне было непонятно его желание отгородиться ото всех, запереться на засов – я ведь чувствовала, что моя беременность тут ни при чём.
А я жила этим и каждый новый день благодарила Небеса за своё счастье: засыпать и просыпаться с любимым человеком, целовать его, дразнить, гладить, прикасаться, говорить обо всём на свете, получать взамен больше в сто крат и понимать, что тебя любят и уважают. Я старалась не докучать Демиану, ведь хозяйских дел прибавилось к зиме, а из-за моей вынужденной медлительности, частой тошноты, перемен настроения я боялась ненароком обидеть его, в чём-то подвести. Глупо всё это, но тогда мне казалось, что так правильнее. Не надоедать, не мелькать перед глазами, словно назойливая муха, но заботиться в меру своих сил, не прибегая к помощи слуг. Однако любимый прямо говорил мне, что устаёт гораздо больше вдали от дома и скучает без меня. Как только князь приезжал домой, в наш особняк, то первым делом мчался в наши покои, где я всё чаще проводила время, с трудом выбираясь из постели. Я ворчала на неповоротливость и раздувшиеся ноги, огромный живот, а он наглаживал его и посмеивался, весь светился от счастья…
Когда до разрешения от бремени оставались считаные дни, Демиан принял решение, что не покинет дом, пока не услышит детский голосок: так боялся за меня и малыша, что не мог думать ни о чём другом. Как-то вечером я спросила его, прижимаясь к горячей груди:
– Скажи мне, Демиан, есть что-то, чего ты боишься? Какие страхи мучают тебя во тьме сонного лабиринта?
Муж удивился, усмехнулся в усы по привычке, поглаживая моё плечо.
– Вот уж не ожидал такого вопроса, Валери. Я переживаю о нашей семье, ты ведь и так это знаешь. Вы – самое дорогое для меня, что есть на свете. А больше мне не за что бояться.
Он чмокнул меня в щёку и улыбнулся. Морщинки собрались вокруг глаз – такой родной, такой тёплый, как я раньше жила без него, как засыпала?..
– Ну нет же, милый. Я говорю о твоих снах. Ведь ты стал тревожнее, я давно заметила, но не хотела докучать… ночью ты, бывает, бормочешь что-то, затем тяжело и часто дышишь, словно в агонии. Я глажу тебя по голове, и ты вновь успокаиваешься. Но сейчас это повторяется всё чаще, и вот я решилась спросить: ты помнишь поутру, что мучает тебя? От чего ты бежишь или от кого?
Демиан вздохнул, чуть прикрыл глаза, и я будто заранее поняла, что он сейчас схитрит и переведёт тему, но не хотела уступать.
– Что-то случилось? Или это то, о чём мне не следует знать? Твоё прошлое? Я приму всё, я пойму. Мне бы очень хотелось знать, что беспокоит моего мужа, моего любимого человека…
Князь вновь поцеловал меня, прижал сильнее к себе и едва слышно произнёс:
– Я не знаю, Валерия, почему, но я и впрямь стал часто видеть сны о своём прошлом. Как густой туман, сновидения оплетают меня, я слышу голоса старых друзей, которых уж нет в живых, погибших в той войне. Вижу своих родителей и себя мальчишкой… но всегда посредине сна появляется странное тревожное чувство, что скоро придёт беда, и надо бежать, бежать без оглядки, спасаться, прятаться. Понимаю, что ерунда всё это, но ничего не могу с собой поделать. – Он замолчал, грустно усмехнулся и провёл пальцем по моей щеке. – Не хочу, чтобы ты нервничала из-за этого, родная.
– Что за беда может прийти? – продолжала допытываться, ощущая движения крохотного тельца внутри себя – малыш толкался, требовал ласки, и я легонько поглаживала живот. В комнате пахло розовым маслом – всегда ставила флакончик у постели: растирала, питала кожу тела перед сном, и ребёнок словно привык к этому, ждал.
– Ты ведь не отстанешь, да? Что ж, это не самый лёгкий разговор, поверь мне, Валери. Только умоляю – послушай мою речь словно сказку и забудь о ней, не накручивай. Обещаешь?