Золото Ковалёва

© Серж Сароян, 2023

© Издательство BookBox, 2023

Я родился гражданином мира, и мои наклонности всегда приводили меня туда, где я смогу пополнить свои знания людей. У меня не было притязания держаться общества избранных, отвергать одних и давать предпочтение другим, делить людей на своих и врагов. Это научило меня выбирать жизненные ориентиры и не связывать свои удачи или промахи с непогодой, везением, капризами начальства, настроениями властей и прочими условностями.

Только вот Судьба – дама непредсказуемая, наверно, поэтому у меня с ней вечный спор. Сельский мальчик двенадцати лет чем-то приглянулся заслуженному тренеру и, едва мне исполнилось восемнадцать, я как по волшебству оказался в столичном спортивном клубе. Форма сборной оказалась мне вполне к лицу, но вдруг резкое падение зрения, угроза слепоты, запреты, комиссии, и меня отправили по месту службы – на Дальний Восток. Нельзя заниматься спортом, но можно тренировать. Я окончил институт физкультуры, и меня пригласили в Магадан на пост тренера, вот только вскоре команду расформировали за отсутствием финансирования. Но я успел получить второе высшее образование – медицинское, и работа в областном врачебно-физкультурном диспансере как бы напрашивалась сама собой. Но, как говорится: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен!» Рухнула страна, диспансер ликвидировали. Я создал кооператив по оказанию медицинских услуг методами народной медицины и лечебной физкультуры. Результаты до сих пор сравнивают с чудесами. Но я так не думаю. Большинство из моих коллег сделают не хуже, если их избавить от догм и страхов.

У каждого человека в жизни есть определённые личности, которые сыграли самую важную роль в формировании его привычек и характера. Мне повезло, и в моей жизни эта роль была определена моему отцу, хотя я и был не самым послушным сыном.

Вторым таким же человеком в моей жизни является учительница Роза Ивановна, сумевшая привить любовь к русскому языку и литературе деревенскому мальчику, окончившему к этому времени пять классов армянской школы и не знавшему ни единого русского слова.

И ещё я обязан моим спортивным наставникам. Спорт показал мне мир: сельский юноша оказался в столичном спортивном клубе, закончил два института. Считаю себя состоявшимся человеком – это тоже дал мне спорт.

Всем моя огромная благодарность!

Произведение не содержит клеветнических материалов, оскорбительной информации, разглашения недопустимых законодательством тайн, запрещённой пропаганды, нецензурных выражений и иных утверждений, нарушающих законодательство.

Имена героев и названия мест событий изменены автором.

Любые совпадения – это всего лишь случайность!

Я вернулся в Магадан

«Хорошего доктора везде прокормят». Только теперь я понимаю, что имел в виду Антон Павлович. За годы моих странствий по белу свету я посетил почти все континенты, побывал во многих странах, ел пищу разных народов, не имея ни толстого кошелька, ни крупного счёта в банке, и даже порою без обратного билета. Часто возникали языковые трудности, но нигде я не чувствовал себя чужаком: всегда был накормлен и одет. По мере надобности, меня брали на работу и неплохо платили.

В общем, вернулся я в Магадан, чтобы окончательно подвести итоги моих отношений и с этим городом, и с северами, и, по возможности, с этой страной, с которой у меня лично множество приятных воспоминаний, но и множество возникших в последнее время разногласий. Оставалось только продать единственное моё имущество – нехитрое жильё в виде двухкомнатной квартиры в панельном доме. И ценник я поставил минимальный, и в подарок оставил новую бытовую технику и мебель. Словом, упакована квартира полностью и привлекательна для покупателя.

До сих пор всё никак понять не могу, кто нами управляет? Вот уже в который раз я убеждаюсь в мудрости сказанного, что человек только предполагает. Ну шёл бы ты себе домой и спокойно смотрел свой футбол по телевизору! Нет же! В общем, подал я в местные средства всевозможных информаций свои объявления и пошёл ждать результата.

По обыкновению, я не пользуюсь городским транспортом, а хожу пешком, и тут пришлось пересечь город из одного конца в другой. Когда-то в этом городе веселье и радость жителей были на виду. Как раз, когда белые ночи, опускаясь на эту землю, соединяют зарю с зарёй, прямо с утра город наполнялся живой жизнью, и она продолжалась круглые сутки. Площади, скверы, стадион становились театральными подмостками, концертными площадками под открытым небом. Музыка, песни, живое поэтическое слово, вырываясь из тесных клубных стен на улицы города, увлекали и приносили радость всем, кто в нём живёт. Только не надо думать, что всё это делалось за деньги, и во всех этих мероприятиях участвовали одни профессионалы. Хотя по уровню участников было невозможно отличить самодеятельных артистов от служителей муз, народные ансамбли от творческих коллективов школ искусств и музыкальных школ.

А теперь вот иду по парку культуры и отдыха. Чисто убрано, скамейки окрашены, на дорожках лежит свежий асфальт. Только редкие прохожие спешат по нему. Очевидно, в парк попали по нужде, сокращая пути, чтобы успеть, сделать, получить, выжить. Клочья от провислой сетки остались на столбах волейбольной площадки, а посередине лужи чёрной грязи. Видно, давно уже она не видела волейбольного мяча. А когда-то ведь мы очередь занимали на выбывание, чтобы заменить проигравшую команду. Вот и единственный в городе стадион, даже с трибунами и беговыми дорожками.

Раньше здесь на грунтовом футбольном поле и трава не росла. Грязь, лужи, а мы заблаговременно подавали заявки от производственных коллективов, чтобы попасть в график тренировок после работы. Преобразилось футбольное поле: ровненький искусственный зелёный газон, белые футбольные ворота. Только жаль, здесь тоже лишь ветер гуляет. Умели же строить советские профсоюзы! В комплексе со стадионом – старина Дворец спорта. Сколько пота впитали полы и паркеты этого грандиозного по тем временам спортивного сооружения! А теперь от него разит запахами горелого растительного масла.

Этому городу я отдал почти четыре десятка молодых, ударных лет. Приехал – мне тридцати не было, а теперь за шестьдесят. Всё круто изменилось, к сожалению, не в лучшую сторону. Люди изменились, все озабочены куском хлеба, копейкой. А я отстал от этого времени и задержался в своей совковости. Наверно, поэтому доволен сам собой! Город пустой, мне чужой и неуютный. «Надо быстрее продать квартиру, быстрее уехать», – подумал я. Ни с кем не хотелось встречаться, ничем другим заниматься также не хотелось. Даже не хотелось, чтобы кто-то узнал о моём появлении в городе.

Вот в таком настроении, читая тяжёлые мысли на хмурых лицах редких прохожих, я прошёл почти весь город из одного конца в другой. Но проходя мимо мастерской друга, с которым много хорошего сделано, много выпито, много говорено, решил мимоходом, на пару минут – не больше. А тот встретил меня с восторгами.

– Серёга, куда ты пропал? Вот сволочь! Ни слуху, ни духу, как в воду канул! – чуть не плача, обнимал меня Николай. – Где был, куда пропал?

Засыпал друг меня вопросами, не давая и рта раскрыть, хотя и понятно, что мои ответы его не очень-то интересовали. В данный момент его эмоции главенствовали. Так, вновь и вновь рассматривая меня с ног до головы, немного успокоился и предложил присесть на знакомый, заляпанный красками, старенький диван. Рядом сидел какой-то незнакомый человек, который тоже внимательно изучал меня, но в разговоре не участвовал.

– Вот, познакомься, это Валерий Иванович, начальник прииска, – предложил Николай.

Я подал руку незнакомцу, как и подобает в такой ситуации, хотя для меня это никакого значения не имело.

– Валерий Иванович работу нам предлагает, – продолжал Николай.

– Хорошо, – пожал я плечами.

– Работа на прииске, – уточнил Николай, потом посмотрел на сидящего мужика и другие уточнения уже были адресованы ему, – это тот самый Сергей, о котором я говорил.

– Я понял, – ответил незнакомец.

– И когда вы собираетесь? – спросил я Николая для поддержания разговора, не придавая смысла своим словам, а в мыслях промелькнуло: «Ещё пару дней, и здесь я бы не застал никого».

– Не собираетесь, а собираемся, – по обыкновению, Николай пытался плоско пошутить, и от сказанного ему самому стало весело.

Я не вникал в смысл разговора, а тем более в подоплёку его шуток, но как бы машинально спросил:

– А сколько вас человек?

– Нас? – переспросил Николай, пытаясь пошутить, добавил. – Нас двое, как обычно, ты да я, – и снова ему стало весело от собственного остроумия.

Я не спешил с реакцией, хотя обтекаемые намёки Николая не оставляли сомнений. Но не потому, что у меня на этот счёт не было своего мнения, или ещё по какой причине. Я просто не то чтобы работать не хотел – я бы за мешок золота даже к инструменту притрагиваться не стал, а тем более вот уже столько лет я в руки кистей не брал. А поскольку разговор состоялся в мастерской художника, было понятно без слов, какую работу он имеет в виду. Хотя, как оказалось потом, я ошибался.

– Поехали, Серёга, хорошие деньги заработаем, – настаивал Николай.

– Нет, ребята! Здесь без меня! – ответил я категорическим отказом, а для большей убедительности в том, что на меня рассчитывать не стоит, заверил. – Мне деньги тоже не нужны, даже хорошие. Я вообще здесь на пару дней.

– Сергей, – вступил в разговор незнакомец, – не спешите с решением, давайте я вам расскажу, о чём идёт речь, изучите бумаги, а завтра встретимся, и скажете ваш ответ.

– Я уже всё решил, уважаемый Валерий Иванович, лучше не тратьте время на меня. У меня совсем другие планы.

Посчитав исчерпанным разговор, на этой ноте я попрощался с присутствующими и, высказав пару фраз вежливости типа «рад был всех вас видеть», удалился.

Николай, по-видимому, не хотел так просто меня отпускать. Когда я уже взялся за ручку двери, услышал его голос:

– Как вечером, посидим? У меня или, может, в кабак?

– Не пью! – бросил я короткую фразу, переступая порог на выход.

Грустные чувства не отпускали меня. Жизнь такая быстротечная! Раньше об этом и не думал, а тут вдруг нахлынуло. Я продолжал свой безотчётный путь в направлении к дому. По пути что-то прихватил себе на лёгкий ужин в гастрономе и собирался спокойно уединиться за телеэкраном. Но опять, уже в который раз, жизнь ставит меня перед убедительными аргументами того, что человек только предполагает. У самого дома, когда я уже ногу занёс для поворота во двор, на шею бросилась, словно материализовавшись из воздуха, женщина. Это была Люба. Для меня лично этим всё и сказано, но я должен дать объяснения.

Есть у меня слабость к азиатским женщинам. Я не могу объяснить, как это происходит, но взгляды узких глаз достают меня до каких-то необъяснимых глубин чувств. Не то чтобы я не в силах устоять перед ними, но у меня просто нет никакого желания сопротивляться этим чувствам. А Люба по происхождению своему вроде бы связана с Кореей или Японией, но ей очень хочется выглядеть блондинкой. Как говорится, на здоровье! Это её нисколько не портит и даже в определённом смысле приводит её внешность к соответствию с внутренним содержанием. В любовных чувствах ей равных нет! Стоит ли рассказывать о моих планах? Впрочем, всегда найдутся люди, у которых просто талант всё испортить. Мы не выходили из дома. Люба позвонила в ту самую кафешку, которую я когда-то покупал для своей жены, и нам доставили всяких вкусностей для еды и питья.

В этот момент где-то там Валерий Иванович торопил Николая, а тот не знал моего телефона. Но нас это не интересовало совсем. Разговор в мастерской я счёл законченным и о нём забыл. Пару раз я слышал, что в дверь кто-то стучал (звонок не работал), но мы никого не хотели видеть. На третий день, после долгих стуков и разговоров за дверью, я услышал громкий голос Николая.

– Серёга! Я знаю, что ты дома, мне в кафе тебя выдали. Открой!

Они пришли вдвоём с Ковалёвым с бутылкой хорошего коньяка. Весь вечер мы отдыхали, ели, пили, слушали хорошую музыку. Люба на правах хозяйки обслуживала нас: снова позвонила, и принесли всё, что нам нужно. Гости вели себя достойно, о делах не говорили. Как всегда, всё решает случай. В то время, когда Люба на кухне занималась приготовлением какой-то закуски, Ковалёв вызвался ей в помощники, и это заняло некоторое время. Николай завёл разговор о прииске. Я безучастно слушал его, пока он не нажал на мою больную точку. Вот же сукин сын! Знал же, на что надавить!

– Знаешь, Серёга, – начал он издалека, – ты же всегда говоришь, что не бывает случайностей. Если у Ковалёва заработаем, куплю, наконец, квартиру.

Этой фразой он как бы пытался обратить моё внимание на события из прошлого. Много лет назад мы получили большой заказ, и нам хорошо заплатили. У каждого из нас была семья, оба жили в однокомнатных хрущёвках. Я тогда расширил свои жилищные условия, поменяв свою однушку на двухкомнатную улучшенную, а Николай, вопреки моим советам, купил себе машину «Жигули». Потом времена изменились, стали появляться иномарки, «жигули» обесценились, а жильё, наоборот, поднималось в цене. Николай часто сетовал, что зря тогда не последовал моим советам. А теперь, напомнив о квартире, как бы намекал, что готов исправиться.

– Помоги мне, Серёга, – наконец прорвало его, – без тебя я и копейку не заработаю, а с тобой у нас всё получится.

– Нет, Коля, – строго отверг я его хитроумную дипломатию и, постаравшись поставить точку на этой теме, добавил, – я и пару дней не задержусь. Как только продам квартиру – в тот же день уеду навсегда и жалеть не буду. Я и квартиру со всем содержимым отдам, чтобы не обременять себя ничем.

После трудных раздумий, он запустил безотказное орудие, понимая степень неэтичности своего поведения. Но, видать, другого выхода не было.

– Ладно, – вздохнул он, – не хочешь помочь мне, помоги своему крестнику. Парень живёт с нами в одной комнате. Уже взрослый, скоро ему четырнадцать исполнится. Я уже не говорю о девчонке. Она тоже уже всё начинает понимать.

Приём сработал, как он и рассчитывал! Я серьёзно задумался. А Николай молчал, наверняка представляя себе, какая буря происходит в моей голове. И конечно понимал, что возмущение этой бури – его рук дело.

Когда у него родился сын, и пришло время крестить его, он попросил меня быть крёстным. А теперь пытался использовать такую моральную сторону, как моё ответственное отношение к своему крестнику.

– Ладно, – наконец озвучил я свои мысли, – я вот что думаю. Я не поеду с тобой на прииск, а проблему с жильём решим так. Я отдам тебе свою квартиру и уеду, а ты мне деньги вышлешь, когда заработаешь на прииске или ещё где-нибудь в другом месте. Во времени я тебя не ограничиваю.

Очевидно, моё неожиданное решение повергло его в шок. Какое-то время он не находил слов для продолжения разговора, и я обрадовался, что проблема решена. Но пушечным выстрелом прозвучали его возмущения:

– Это уже совсем ниже пояса! Как такое могло прийти тебе в голову?!

– Почему? – возражал я. – Я просто хочу быстрее продать свою квартиру, а тебе нужна квартира. Можешь переехать хоть завтра.

– А ты на улице будешь жить? – Николай продолжал кричать.

– Ну почему на улице? До сих пор жил и дальше найду себе, где жить.

– Серёга, ты за кого меня принимаешь? – Николай не мог обуздать свои эмоции. – Ты думаешь, если отдаёшь своим жёнам всё до копейки, а они хапают и спасибо не говорят, то можешь так поступать со всеми подряд? Они жадные бабы, а я мужик!

– Ладно, Коля! Никто твоего самолюбия не трогает. Что ты хочешь?

– Ну, во-первых, я знаю, что у тебя самого ни копейки за душой.

– А что там во-вторых?

– А, во-вторых, мой дорогой друг, – успокоившись, он напустил умный вид, – я никогда без тебя не заработаю тех денег, чтобы с тобой за квартиру рассчитаться. Ты хочешь меня вечным должником сделать?

Прямо скажем, его аргументы на самом деле имели вес против моего простого нежелания чем-то заниматься. Но я действительно ничего не хотел делать и имел на то полное право. С другой же стороны, осознавая степень ответственности перед собой и перед Богом за судьбу своего крестника, счёл себя обязанным помочь, даже если это противоречило моим планам. Тем более, что планов-то никаких у меня и не было.

– Ладно, Коля, – после некоторых размышлений я принял решение, – давай посмотрим, что там за работа?

– Серёга, значит, поедем, да? – по-детски радовался человек, которому вот уже за четвёртый десяток, и заключил свой ответ одним словом. – Стройка!

– Какая ещё там стройка? – удивился я.

– Ну там дома таёжные, фабрику надо построить. Ковалёв мне говорил, всякие хозблоки, конторы, столовые. Ему откуда-то стало известно, что мы архитекторы, строители, художники. Он говорит, что работяги у него есть, нужно грамотное руководство. На постоянную работу в аппарат управления брать не может, а временно, за хорошую плату, он выбрал нас.

– Не понял юмора. Мы-то какое отношение имеем к стройке? Кто тебе сказал, что мы инженеры? – моему возмущению не было предела.

– Ковалёв откуда-то узнал, что я архитектор по образованию, ты тоже учился в архитектурном, видел твою дачу. Кто-то ему выдал нас, показал, как ты сам своими руками такие торцы выкладывал. Не знаю, но он что-то прикипел к этой идее.

– Коля, а давно ты знаешь Ковалёва? – засомневался я в безупречности его предложений, а больше того, в затее Ковалёва.

– Я его не знаю, – пожал плечами Николай.

– Ты молодец! А не боишься, что увезёт он тебя в тайгу, и будешь там рабом?

– Ты Вовку Огуренкова помнишь? Он художник-косторез. Вовка говорит, что Ковалёв афганец, офицер. Я подумал, доверять можно.

– Ну хорошо, Коля! Ты-то хоть сам понимаешь, что сказал? Кроме нас, он что, строителей не нашёл? Какие мы строители?

– Нет, Серёга. Строители-то у него есть. Ему надо, чтобы мы составили проекты, привязывали к местности, осуществляли общее руководство. Он на нас вышел, потому что мы что-то умеем и можем научить его работяг, видел какие-то монументальные работы, которые мы выполняли.

– Ну хорошо! – я понял, что Николай и сам не знает ничего. – Давай сделаем так. Я поговорю с ним, потом тебе скажу, стоит ли нам связываться. А то ведь знаешь, времена какие? Здесь тебе одно поёт, а приедешь в тайгу – там может история другая, а деваться будет некуда.

– Да не похоже, – Николай загрустил, – вроде человек серьёзный, не бандит, не жулик, бывший офицер советской армии, Афган прошёл.

– Мы сделаем так. Я поговорю с Ковалёвым, посмотрю документы, потом решим. Если всё нас устроит, подпишем договор.

Летим в бомбовозе

– Удивительное дело – авиация на северах, – размышлял Николай, когда уже вторые сутки мы протирали скамейки аэропорта в ожидании рейса на «Северный», – с одной стороны, говорят, что авиация отняла у севера экзотику белых пятен – не осталось недоступных мест. С другой же стороны, справедлива пословица: «Где начинается северная авиация, там кончается порядок».

– Здесь большинство населённых пунктов не имеют своих дорог, – я тоже старался внести свою лепту в эту пустоту томительного ожидания.

– А не дешевле бы было построить дороги? Авиация не каждый день может подняться, а дороги один раз построил и езди по ним всю жизнь.

– Не знаю, Коля, сколько бы дорог потребовалось, но освоение северов без участия авиации было бы нереально. Всё начиналось в 1923 году, когда в Москве было создано общество друзей воздушного флота. В Уэлене внесли первый взнос в виде двадцати шкурок песцов, двух лис и 424 рубля денег на постройку аэропланов. Тогда же и образовали Чукотское бюро ОДВФ. Но первые аэропланы небо этого края увидело в 1926 году. А с 1934 года все хозяйственные и жизненно важные центры обслуживали авиапредприятия. Начиналось с четырёх самолётов, доставленных на пароходе в бухту Нагаева. Вскоре на карте Магадана появились авиапредприятия, и вездесущие Ан-2, вертолёты Ми-4, а потом и Ми-8, Ан-24 и Ан-26 стали неотъемлемыми помощниками геологов и оленеводов, рыбаков и золотишников. В Москву летали с множеством пересадок на Ан-24, Ан-26.

– Ничего себе! – удивился Николай, – откуда у тебя такие познания?

– Вот ты сидишь в кресле и спишь, а я всё время смотрю в потолок.

– И что ты там прочитал? – поддержал шутку Николай и тоже улыбнулся.

– На вот, прочитай, – и я протянул ему небольшую книжку, которую купил здесь же в киоске, – «История Магаданской авиации» называется. Только вот, куда всё это подевалось? Сидим мы здесь вторые сутки с билетами на руках. Но авиаторы на севере не ограничивались только пассажирскими перевозками, им обязаны оленеводы, геологи, старатели и жители северных посёлков, зверобои и рыбаки, унесённые в открытое море на льдине, но спасённые авиацией. Самолёты и вертолёты для северян и скорая помощь, и почтальон, и магазин, и клуб, и поликлиника, и охотник на основного врага оленей – волка. В этом бездорожном краю авиация не только стала единственным средством для перевозки пассажиров, но и доставляла северянам грузы, продукты, выполняла необходимые работы, которые в других областях выполняют автомобили, железнодорожные поезда.

– А ты захватил эти времена? В Москву на чём летал?

– Нет. Я приехал в Магадан, когда появились реактивные Ту-154. Посадка была только в Красноярске. Потом появился красавец Ил-62. Тут уже на одном дыхании одолев восемь часовых поясов, он доставлял нас в Москву на полчаса раньше, чем взлетал в Магадане.

– А раньше, помнишь, этот же аэропорт работал круглосуточно? А теперь в восемь открывается, а в шестнадцать закрывается на замок. Здесь же, в десяти минутах от аэропорта, работала уютная гостиница, где можно было поселиться, тоже круглосуточно. И пассажиры могли отдыхать за счёт авиации, которая задержала по своей ли вине или по погодным причинам. А теперь аэропорт закрыт, гостиницы нет, а ты раскатывай свои кровные на такси.

– Раньше и до того же Северного летали наши «Аннушки» каждый день. А теперь только раз в неделю, да и то только в том случае, если наберётся полная загрузка. За годы моих путешествий по разным странам я встречал разных людей, среди которых были и учёные, и простые люди, и коллеги, и партнёры, и те, кто хорошо разбирается в политике, и те, кто о России не слышал. Но мне было обидно, когда о своей стране слышал дурные слова. С Китаем мы, вроде бы, дружим, покупаем у них всякое барахло, помогаем поднимать их экономику. А ведь китайцы нас считают предателями. Я спросил китайского коллегу: «Кого мы предали?» Он мне отвечает: «Нас – в пятидесятые, всех остальных – в восьмидесятые. ГДР, когда их бросили на съедение западным германцам. Югославию и Чехословакию, когда позволили американцам бомбить их и разорвать на куски». Мне возразить было нечем, и я молча глотал оплеуху за оплеухой, и хаял себя за то, что не сумел отстоять завоевания наших отцов. Стыдно мне было, что не смог противостоять тем «пастухам», что погнали нас в рабство, как стадо овец, и за всех моих соотечественников, большинство из которых готовы горло перегрызть бедному соседу, но трусливы перед сильными. Разваливши Великую державу, что им стоило развалить и такую мелочь, как Колыма? А китаец нагло смеётся мне в лицо: «Вы же должны освобождать территорию для нас?»

Пока у нас было достаточно времени для полемики, по селектору прозвучало объявление: «Регистрация пассажиров, вылетающих до аэропорта «Северный», производится у стойки № 2». Мы поспешили к этой самой стойке, где уже толпились несколько человек, по внешнему виду и одежде которых не было сомнений, что это наши попутчики. Девушка за стойкой без лишней суеты сообщила: «Кто хочет улететь быстро – давайте документы». Подошла и моя очередь. Я подал документы, мои и Николая, и поинтересовался, на чём мы полетим. На что она ответила, что новый самолёт нас доставит за час. Было только непонятно, каким образом можно было долететь за час, когда обычно этот путь рассчитан на два часа.

– Как это за час, что это за самолёт? – я пытался уточнить.

– Сверхскоростной, новый, – снова повторила девушка. Но по всему было видно, что она и сама имела на этот счёт смутное представление.

– А наш задерживается только на два часа, или уже передумали совсем?

Заподозрив неясности, я попытался уточнить в некотором шутливом тоне, полагая пробудить повышенный интерес хорошенькой девушки.

– Я же вам говорю, полетите на другом самолёте, – заметила девушка, – а ваш самолёт… Может два, а может больше.

И она не ошибалась. Кто знает, с чем может быть связана сегодняшняя северная авиация? Можем проторчать неделю, ждать погоды, а она на северах может затянуться и на долгое время. Может быть и такое, что перевозчик экономит на топливе, а бывает и так, что просто нет топлива, а самолёт без топлива – набор железных деталей.

Я перевёл взгляд на Николая, который мне в ответ, также недоумевая от услышанного, пожал плечами.

– Ну что, летим? – спросил я его. Он снова пожал плечами, что по выражению его лица означало: «Решай сам».

Да оно и понятно! Лететь неведомо куда, непонятно на чём – полная неизвестность и для меня. Однако, надо принимать решение.

– Ну что, оформлять вас? – торопила девушка. – Люди вас ждут.

– А багаж, – в ответ поинтересовался я, – нам сдавать?

Багажа у нас и не было, но в рюкзаке у меня был охотничий нож, пена для бритья и прочие запрещённые для перевозки предметы.

– Багаж придётся взять с собой, – пожала плечами девушка, что ещё сильнее утверждало мои сомнения.

– А как узнать точно? – спросил я, желая затянуть общение.

– Обычно на такие рейсы багаж берут с собой, – подтвердила девушка и повторила свой вопрос, – так что, оформлять вас?

– Ну оформляйте, – согласился я, понимая степень риска.

Сразу после оформления документов нас позвали на посадку. Это оказался военный самолёт: то ли транспортный, то ли бомбардировщик. Наши вещи ограничивались одними рюкзаками, их мы взяли с собой. Никто ничего не проверял, и мы беспорядочной толпой гуськом направились к стоящему у самого забора низенькому, пузатому бомбовозу. Хотя я сам в военной авиации ничего не смыслю, но бывалые люди среди пассажиров узнали в нём военно-транспортного перевозчика парашютистов или грузов. Мы поднялись по металлической стремянке, отстегнули прикреплённые к бортам откидные кресла из какого-то лёгкого сплава алюминия, покрытые брезентом, и расположились, кто как мог. По ощущениям сильной вибрации догадались, что лётчики запускают двигатели. Очень быстро колёса перестали колотиться по асфальту. По личным перегрузкам поняли, что набираем высоту. Не успели мы адаптироваться к высоте, как также незаметно для нас пошли на снижение. Очень скоро наш самолёт нащупал колёсами грунтовую посадочную полосу и, с грохотом прокатившись, остановился. Вопреки нашим ожиданиям, перегрузки мы не испытывали, но было очень холодно. Всё происходило быстро. Самолёт приземлился так же быстро, как и взлетел. Без всяких рывков и толчков плавно остановился. Открылся люк и в лицо сразу ударил сырой моросящий воздух.

Мы уже, кажется, на другой планете. Спустились по той же откидной металлической лестнице. Вот и первое подтверждение моих подозрений. Кормить комаров на охоте и рыбалке в этих болотистых краях мне приходилось много, но такое я вижу впервые. Тучи огромных, агрессивных комаров бросились на нас, как голодные звери при виде соблазнительной пищи.

– Рад, рад! – не скрывая своих восторгов, встречал нас какой-то седобородый человек, приближаясь ко мне – Надолго к нам или попутно? Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз к нам приезжал?

Только по голосу я едва признал в сутуловатом старце в изрядно истоптанных, скособоченных берцах и в камуфляжной куртке моего давнего знакомого: всегда подтянутого, одетого с иголочки, в такой же форменной фуражке, начальника аэропорта Юрия Степановича.

– Да, наверно, лет десять или больше, – отвечал я в русле начатого им разговора, – рад тебя видеть, Юрий Степанович!

Мы обменялись крепким рукопожатием. Юрий Степанович любезно предложил пройти в здание аэропорта и дождаться вездехода.

– Работаешь там же или в частной клинике? Сейчас так модно.

– Нет, Юрий Степанович, – отвечал я ради праздного разговора, – я давно ушёл оттуда, имел свою клинику, а последние годы путешествовал. А ты, я смотрю, всё владеешь своим хозяйством. Может уже на пенсию пора?

– На пенсии-то я давно, но бросать такое, – он как-то эмоционально пожал плечами и втянул голову, – уже шестой десяток прошёл, как я здесь работаю. Теперь я и начальник аэропорта, и сторож, и кассир, и бухгалтер, и ещё дворник с уборщицей. А зарплата одна. Аэропорт никому не нужен. Иногда месяцами к нам никто не летает.

Мы подошли к какому-то бревенчатому зданию. Было нетрудно догадаться, что это здание аэропорта. Впрочем, прямое его назначение теперь уже мало нас интересовало, так как для нас он стал надёжным укрытием от агрессивных атак кровожадных насекомых.

– Немного придётся подождать, пока за вами приедут, – заявил Юрий Степанович. – Обычно я здесь закрываю, но вам ждать придётся, может быть, долго. У меня в кабинете есть диван и прямой телефон, чайник и вода. Будете уезжать – позвони мне, я приду. А сейчас закрывайся за мной изнутри.

С этими словами он протянул мне руку, пожал руку Николая и ушёл.

– Я смотрю, – с тенью издёвки заметил Николай, когда Юрий Степанович удалился, – у тебя даже в этой глухомани есть друзья?

– Это были творческие поиски нашей медицины. Я приезжал в этот посёлок. Была такая программа оказания помощи населению.

– У них же есть своя районная больница? – заметил Николай.

– Больница-то есть и очень неплохая, но персонала даже в области не хватает, а здесь нормальные специалисты на нищенской зарплате долго не держатся, уезжают. Для облздрава экономически выгодней командировать бригады специалистов из областной больницы.

– Так ты, я смотрю, везде побывал?

– Ну не везде, но во многих местах. Мы здесь пробыли около месяца. Узнав о моих увлечениях охотой и рыбалкой, круг моих знакомых заметно расширился важными персонами местного значения, среди которых начальник аэропорта, местный егерь, охотовед, рыбнадзор, какие-то важные охотники и рыбаки, ну и, конечно, начальник местного райотдела УВД. Как же без таковых? Ездили на охоту, на рыбалку, в баньке парились и всё такое.

– Как ты думаешь, до прииска далеко, как будем добираться?

– Дальше пешком! – пошутил я с подчёркнутой ленцой. – Разминай ноги, в этих местах ни дорог, ни транспорта нет.

Ждать пришлось неопределённо долго, укрывшись от комаров и промозглой сырости в старом бревенчатом здании местного аэропорта. Видевший ещё царя гороха диван, деревянные, скрипучие и изрядно засмоленные кресла в данный момент вполне обеспечивали нам уют. Хоть мы и старались заполнить это время чем придётся, но всё же в этом поединке победа досталась утомлению от долгого ожидания.

В кабинете был телевизор, но после десяти часов вечера он прекратил своё существование. Оказалось, в рамках каких-то постановлений местных властей, телепередачи отключаются после десяти часов. Наверно, с тем умыслом, чтобы люди высыпались и на работу приходили вовремя. В общем, когда меня разбудили, время было ближе к рассвету. Учитывая то, что летом на северах практически белые ночи, и тёмное время суток почти не наступает, то получается, в ожидании вездехода мы пробыли здесь примерно шесть-семь часов.

Мужик в болотных сапогах и в камуфляжной куртке долго стучался в двери, пока громкий звонок телефона прямой линии с начальником порта нас не разбудил. Представившись Михаилом, сказал нам, что он помощник начальника прииска, приехал за нами и пригласил нас следовать за ним. До вездехода мы шли пешком по улицам посёлка. Уличного освещения не было: в памяти остались только силуэты одно- и двухэтажных домов. В окнах свет не горел, наверно, люди ещё спали. В колымских посёлках бездельники обычно надолго не задерживаются. Здесь живёт трудовой народ, который не тратит время попусту: рано ложится спать, рано встаёт и следует на работу, тратя на такое иногда полжизни, а то и всю жизнь.

У деревянного крыльца какой-то конторы в сумерках показался вездеход. Михаил открыл люк и предложил лезть, как в танк, а сам сел за управление. Внутри этого железного мешка было холодно и неуютно, пахло неприятно – то ли мазутом, то ли болотной гнилью, а скорее смесью этих компонентов. Но все неприятные ощущения смазались, когда в темноте я присел в каком-то уголке на что-то очень холодное. По ощущениям, мне показалось, что это был холодный железный ящик, обтянутый брезентом. Вскоре, пригревшись на месте теплом собственного тела, я расслабился и уснул. Когда и как мы стартовали, я не видел. По дороге просыпался много раз от тряски, но каждый раз будто кто-то с усилием опускал мои веки и закрывал глаза.

Когда окончательно открыл глаза, умывшись водой из бутылки, которую я брал в дорогу, уже светило яркое солнце. Жёсткой тряски мы не испытывали, но технику бросало из стороны в сторону, как на морской качке. На удачу, надоедливая качка утихла. Вездеход сбавил обороты двигателя и остановился.

Михаил объявил привал и вышел из водительского места. Мы тоже вылезли из своего железного мешка. Михаил рассказал, что сначала заедем на какой-то прииск, чтобы отдать важную передачу, которую им прислали из города, после переночуем в базовом посёлке, заправимся топливом, а утром отправимся на наш прииск. Потом оказалось, что мы описали большой круг, продлив вдвое наше не очень приятное путешествие.

Наш проводник предложил немного размять ноги и перекусить. Он проворно развёл костёр, приготовил чай. Достав из своего рюкзака два накомарника, предложил нам, но комары так агрессивно нас атаковали, что мне казалось, они достают и через плотную одежду. Через полчаса мы, гонимые комарами, вернулись в свои убежища и продолжили путь. Весь день тряслись по болотам. Остановки делали ещё пару раз, но комары не давали нам долго засиживаться.

– Городских комары любят, – смеялся Михаил над нами, – у городских кровь сладкая, вот они и пьют с удовольствием.

– На самом деле Михаил прав, и наука согласна, – я высказал свою точку зрения. – Люди, живущие в тайге, о накомарниках не думают, а всё потому, что чай они пьют без сахара, а про конфеты и торты и мысли их головы не утомляют. А комары, действительно, больше любят сладкоежек и диабетиков. Вот и ты, Михаил, ходишь без накомарника, даже не отмахиваешься.

– Ко мне они привычны. Ладно, поехали дальше! – улыбнулся Михаил.

К концу дня показались признаки базового посёлка. Грохотание мотора стало тише, вездеход замедлил ход и остановился.

– Вылезайте и пошли за мной! – скомандовал Михаил.

– Если честно, то я бы ночь остался спать на своём месте – так пригрелся, – возражал я, неохотно покидая транспорт. Откинув люк, мы оба поплелись по кривой линии, с трудом перебирая онемевшими ногами.

Рефлекторно мы разглядывали окружающую местность, но в сумерках ничего такого, что могло бы остаться в памяти, не увидели. Пара небольших таёжных домиков и два или три вагончика, да ещё равномерное клокотание дизельной электростанции.

Михаил завёл нас в небольшое помещение, где стояли пара столов со стульями, и предложил сесть за стол, а сам скрылся за перегородкой. Вскоре вернулся, держа в одной руке кастрюлю, а в другой ложки и металлическую посуду. Борщ был съеден, хотя время было далеко не обеденное. После трапезы нам было предложено комфортное жильё в виде вагончика, где даже были кровати и чистая постель. Надо ли уточнять, что под мелодию равномерного потрескивания дров в железной печке спали мы без задних ног.

Утром мы с Николаем умылись холодной водой, и глаза, наконец-то, раскрылись. Не скажу, что тревоги имели место в наших чувствах, но какой-то непонятный негатив от дорожных мытарств присутствовал в настроении. Однако же ждал нас и приятный сюрприз: по непонятным причинам комары нас как-то оставили в покое, точнее, их просто не было.

На завтрак были поданы рожки по-флотски, чай горячий. В другой раз я бы не запомнил и то, что ел пару дней назад, но рожки мне запомнились, наверно, потому что я их не видел добрых лет тридцать. Сразу после завтрака заправились, загрузили пару бочек с топливом в кузов и отправились в путь. Медленно, но верно в этот же день кончилась наша тряска, и мы добрались до места.

Ковалёв нас встретил сразу у вездехода, проводил к небольшому, стоящему чуть поодаль, вагончику и сказал, что здесь мы будем жить. В вагончике было тесновато, но уютно. У стен, по обе стороны, стояли две узенькие кровати, заправленные постелью и чистым бельём. Между ними, у окна, небольшой откидной столик, прикреплённый прямо к подоконнику. Сразу за дверью вешалка, а с другой стороны – печка-буржуйка. В тамбуре, в углу, уютно пристроился умывальник, рядом стопка дров.

– Добро пожаловать в наш гранд отель! – пошутил Ковалёв и добавил. – Давайте, устраивайтесь, отдохните, а завтра сутра я вас жду в конторе.

Зачем люди едут в Таиланд

– Сколько мы с тобой не виделись? – спросил Николай, когда начальник удалился, и мы остались вдвоём. – Где ты всё это время пропадал?

– Сначала поехал в Таиланд, потом бродил по другим странам.

– Я много слышал о Таиланде, а зачем люди туда едут? Я смотрю, ты не очень доволен, только не пойму – от своей поездки или оттого, что вернулся?

– Представь себе, с каким настроением может вернуться человек, проживший долгое время среди людей, любящих свою страну и самих себя, без зависти, без суеты, без проблем и проблемных людей.

– В раю побывал что ли? – ухмыльнулся Николай.

– Не знаю, Коля, где ад, а где рай. Но то, что я был на другой планете – это точно. Цивилизация, семимильными шагами устремляясь по миру, видать, в своём капризном упрямстве выбирает любимчиков и, соответственно, отвергает других.

– Говорят, там бедно живут, зарплаты маленькие… А как туда ехать?

– Тебе сразу на все вопросы ответить или по очереди? – засмеялся я. – Зарплаты не очень, но и траты такие же. Из Магадана куда угодно только самолётом можно долететь: хоть туда, хоть обратно. Наверно, назло интенсивному развитию современных технологий по строительству автомобильных, железнодорожных и всевозможных других дорог, Колымский край со своей столицей Магаданом так и остаётся чем-то вроде труднодоступного анклава.

– Билеты дорогие? – вероятно, Николай угождал личным интересам.

– Смотря откуда. Из Магадана – дорого, из Москвы – дешевле.

– Да, из Магадана куда угодно дорого! – возмущался Николай. – Наши «предприимчивые» авиаперевозчики, при попустительстве властей, накручивают цены до таких потолков, что большинству из нас выезд становится не по карману. Страшно представить, на чём приходится экономить, чтобы хотя бы иногда погреть застывшие кости под материковым солнцем, – он выдержал паузу, кивнул в мою сторону, – хотя кому-то удаётся позволить себе даже выезд заграницу. А из Магадана есть прямой рейс?

– Прямого нет. Но чуть больше двух часов до Хабаровска, пересадка, ожидания, и «Боинг», наверно, отслуживший свой век где-то там, а ныне работающий на наших авиалиниях, ещё через пару часов доставит тебя до Владивостока.

– А дальше пешком? – засмеялся Николай, радуясь своему остроумию.

– Но вот здесь, – отвечал я в выбранном им ключе, – в порядке приятного сюрприза, ожидающий «Боинг» Южнокорейских авиалиний. Кажется, настоящий. Хотя и того же класса, но это совершенно другой самолёт. Чистота и комфорт салона никак не сравнимы с изрядно потёртыми креслами и дребезжащей обшивкой только что нами покинутого самолёта. И промежутки между креслами свободнее, и обслуживают нас корейские красавицы в форменных костюмах от-кутюр, дополняемых национальными атрибутами, и в количественном составе они превосходят наших. Невольно возникают мысли: «Странно! Ведь и цены на билеты у корейцев ниже, и топливо у них дороже, а обслуживание у них – нам только позавидовать можно.

О чём думают наши «заботливые авиаперевозчики», перегружая по максимуму самолёт дополнительными креслами?»

– О чём угодно, да только не о безопасности пассажиров.

– Посадка в Сеуле, а потом ты в Бангкоке.

– А как ты там жил – в Бангкоке? Ты же не знал ни страны, ни языка?

– Нет, Коля, Бангкок – очень большой город и очень дорогой. Я жил в Паттайе. Это курортный город, типа нашего Сочи. Мне очень повезло. Я встретил девушку, которая знала много чего о местных традициях и культуре, и постараюсь самое главное, что я ухватил, рассказать тебе. Надеюсь, пригодится, если ты собираешься туда. Заодно и дам пояснения тому, почему Таиланд многим кажется раем на земле, почему тайцы мало болеют и долго живут, почему там живут красивые и счастливые люди.

– Тебе с девушкой повезло, или её знания понравились? – Николай пытался пошутить и попросил подробней рассказать о той стране.

– Мы тогда выехали из Бангкока под аккомпанемент барабанной дроби ливня по крыше автобуса и под шелест колёс по обильно залитому асфальту. Наш автобус взял курс на юго-восток, в сторону курортного города Паттайя. Моя попутчица – очаровательная брюнетка. Мы познакомились, и я узнал, что её зовут Жанна, приехала из Казахстана, она студентка, учится в Бангкоке и подрабатывает экскурсоводом, свободно владеет русским, английским, тайским, японским. Узнав, что в этой стране я впервые, великодушно предложила экскурсию в Бангкок. В программу экскурсии включено посещение Королевского дворца, храмового комплекса «WhatPhoKeo», прогулка на лодках по каналам Бангкока, обзор панорамы города с высоты 84 этажа отеля «BaiyokeSky», обед в ресторане на 72 этаже этого же отеля.

– Так интересно! Уже хочу в Бангкок! А ты был в Королевском дворце?

– Я с удовольствием принял её предложение и как-нибудь тебе расскажу о своих впечатлениях. А ещё мне вдвойне повезло, что из рассказа Жанны я узнал о жизни тайцев, о культуре, о тайской философии, об отношении к самим себе, к людям, к своей стране. К сожалению, о таком не пишут в путеводителях. Но это мне очень помогло в плане адаптации к нравам и культуре такого незнакомого, но необыкновенно гостеприимного народа. Хотя у меня хватало оснований для насторожённости. В моей памяти были свежи образы моих друзей в другой зарубежной стране.

– Ты имеешь в виду новогодние приключения в Турции?

– Да, в курортном городке Анталия, с очень привлекательной программой проживания в пятизвёздочном отеле «Porto Bello». Мы ещё тогда решили там встречу нового года организовать: для нас была предложена высокая культура обслуживания и новогодний бал.

Я понимаю турецкий язык и немного могу говорить, наверно, поэтому турки меня встречали приветливо. Но невольно, а скорее инстинктивно, они менялись в лице, узнав о том, что я из России. Затаённую неприязнь ко всему русскому на генетическом уровне турецкие женщины и мужчины невольно выдавали своими эмоциями, поступками и общим отношением.

– Ещё бы! Турки всех завоёвывали, и только русские войска их били каждый раз, – Николай по привычке остроумничал.

– К сожалению, пренебрежение к русским я наблюдал и в других странах, поэтому, собираясь в очередное путешествие, я испытывал напряжение. И в такой ситуации встреча с Жанной, хорошо знакомой с национальными особенностями и культурой тайцев, была для меня большой удачей, которой я и воспользовался незамедлительно. Первое, что мне пришло в голову спросить – о жизни этой, для меня пока ещё незнакомой, экзотической страны. Сначала я просто хотел наладить контакт с очаровательной девушкой, но узнав о том, что я впервые в Таиланде, Жанна сама выбрала тему для разговора, и, скажу тебе честно, я узнал много интересного, что мне очень пригодилось.

– А у тебя, случайно, не остался её телефон?

– А зачем тебе её телефон, у тебя жена есть.

– Я не об этом. Это на тот случай, если придётся ехать туда.

– Если тебе придётся ехать, я тебя дам адреса, телефоны, и расскажу, как тогда Жанна поступила со мной. Я смотрю, ты всерьёз собрался в Таиланд.

– У меня интерес один, – улыбнулся Николай, – надо жену куда-то свозить, там подруги ей нарассказывали про Таиланд.

– Чтобы не быть привязанными к туристической путёвке, поезжайте сами. Так будет и экономней, и во времени будете не ограничены.

– Да это ещё нескоро, надо заработать. Ты расскажи, что было дальше.

– Главное – всегда помнить, что тайцы не такие, они другие, – пытался я передать свой опыт. – Мужчина в понимании тайцев – это воплощение ума, спокойствия и деловитости. Не сердиться, не удивляться, не показывать свои эмоции. Тот образ мачо у тайцев символизирует как раз неприятие в характере. Они стараются оказать любую услугу и радуются, как дети, если им дают на чай. Сами говорят самую суть и не любят болтливых. На любую просьбу или претензию у них один ответ: «Окей-окей!». Хотя это вовсе не означает, что они с вами согласны. Главное при общении – не испортить настроение собеседнику. И внешне мужчина должен выглядеть солидно: неторопливая походка, прямая спина, сложенные в мудру ладони, поклоны, улыбки. Это неполный перечень непривычных для нас особенностей и добрых характеристик мужчин и женщин, которые бросаются в глаза сразу.

– Между прочим, я заметил и в твоём поведении такую манеру общения. Ты так старался вписываться в эту гармонию?

– Такое происходит автоматически, – улыбнулся я.

– А сколько обычно дают на чай? – спросил Николай, наверно, о самом важном на его взгляд.

– В Таиланде на чай медиками давать не принято, а бумажные деньги начинаются с двадцати бат, а где-то и сотни не жалко.

– Язык у них трудный, ты что-нибудь запомнил?

– Нынг, со: нг, са: м, си, ха, хок, джье: д, пэ: д, гау, сид. Это я просчитал до десяти. Если хочешь поздороваться, скажи: «Са-ват-ди» – это «Здравствуйте» или «Добрый день». Тайцы любят, когда иностранцы к их культуре, языку проявляют интерес.

– Ещё что-нибудь о важном.

– У тайцев не принято рукопожатием здороваться, так же как у нас не приняты поклоны. В знак вежливости лучше говорить: «Кхооп кун» – это значит «Спасибо». «Тхау рай?» – «Сколько стоит?», если что-то покупаешь. Вообще, одна из важнейших черт характера тайца suphaap – вежливость. Наверно, поэтому Таиланд ещё называют страной улыбок. Это у них такой стиль жизни и культура, не похожая на других. Супхаап для тайцев – не только плоды родительского или школьного воспитания, а свойство характера и уровень цивилизованности народа. С человеком, ведущим себя невежливо, тайцы и разговаривать не станут, и даже не заметят его присутствие. Даже язык у них содержит многообразие форм и средств выражения различных уровней вежливости и оттенков почтительности. В разговорной речи у них присутствуют множество ритуалов, жестов.

– У них такая дисциплина? – удивился Николай.

– Нет, дисциплина тут ни при чём! Просто жизнь должна быть комфортной, и человек во всём должен испытывать sabaai, независимо от денег, от погоды.

– Я где-то слышал это слово.

– Наши сейчас привозят много иностранных слов. В русском языке сразу несколько понятий объединяются в одном этом sabaae.

– Расшифруй! – пошутил Николай.

– Тайский, индийский, китайский и большинство восточных языков содержат слова, которые трудно перевести, потому что они имеют десятки смысловых значений. В русском языке существуют целая куча равнозначных соответствий: быть здоровым, быть удобным, быть лёгким, быть уютным, испытывать удовольствие, чувствовать себя замечательно, без проблем. Вот, сумма всех этих значений и даёт sabaai. Тайцы считают, что в жизни всё должно быть sabaai. Только они не сидят и не ждут, пока будет sabaai, а делают своим поведением, стремятся к комфорту, простоте, удобству. Не спрашивают: «Как дела?». Они говорят: «EkhunSabaai?» – «Как твой сабаай?»

– Я думал, нормальных людей не осталось, – удивлялся Николай. – Они на самом деле так живут или ты красиво рассказываешь?

– Наверное, не в этом дело. Мне тоже не верилось, когда Жанна рассказывала, а потом у меня хватило времени для своих впечатлений.

– А Жанна красивая девушка? – хитровато улыбнулся мой собеседник. – Наверно, вышла замуж за богатого тайца.

– Жанна не только красивая, она – золотой человек! – отвечал я ему в выбранном им ключе. – Но богатство в нашем понимании к тайцам не подходит. Sabaai не зависит от наличия денег или даже их отсутствия.

– А я слышал, что тайцы очень любят деньги.

– Я даже не знаю, что тайцы не любят. Но они считают, что деньги не стоят того, чтобы жизнь потратить на них. Они умеют радоваться тому, что у них есть. В жизни тайца всё должно быть sabaai и sanuuk. Эти термины часто встречаются в разговорной речи. Можно сказать, вся жизненная философия тайца схематично выстраивается из четырёх «S».

– Нормально! Это что, получается какая-то Хартия?

– Никакая не хартия, а уклад жизни! Sanuuk – тоже состояние кайфа, когда всё идёт гладко, спокойно спишь, работа не в тягость, проводишь время с друзьями, жена красавица, дети послушные. С бутылкой пива на берегу вечером с друзьями – это тоже очень sanuuk.

– Конечно, у них тепло, можно круглый год на берегу. А пьют много?

– Я там не видел пьяного тайца. Если честно, то по такой жаре много не попьянствуешь. Но тайцы ещё и очень серьёзно относятся к своему здоровью. Много внимания уделяют физическому здоровью своих детей, поддержанию личной гигиены, использованию средств и методов традиционной народной медицины в повседневной жизни: всемирно известный тайский массаж; чаи и препараты из дикорастущих трав, растений и природных материалов; диетологические советы и рекомендации врачей; основы здорового образа жизни. Кстати, «здоровье» – sukhapkhaap, тоже начинается на букву «S». В Таиланде случайной беременности не бывает – зачатие и рождение детей планируется и контролируется специалистами, поэтому дети здоровыми и красивыми рождаются. Ты где-нибудь видел такое?

– У нас беременеют в основном по залёту или чтобы шантажировать мужика, – расхохотался он от своего юмора.

– Они детей своих купают несколько раз в день, – продолжал я свой рассказ, – это тоже часть здорового образа жизни. Спортивные игры в школе, на улице. Родительское воспитание в семье всегда предполагает значение здорового образа жизни.

Воспоминания о той далёкой стране, о хороших людях, о красивой девушке Жанне пробуждали во мне какие-то внутренние ощущения. Странно, но я теперь как-то смирился с отсутствием в моей жизни многих приятностей. А вот рассказывая другу о своих впечатлениях от путешествий здесь, в глухой тайге, я как будто заново испытывал те же эмоции от того, что тогда между мной и красивой девушкой сложились тёплые отношения. Как я тогда боялся, что скоро эта дорога закончится, и я больше не увижу её. Как мне тогда хотелось, чтобы она продолжала свой рассказ, и я подбирал формулировку вопроса, чтобы дать ей пищу для продолжения темы…

– Что-то я не слышал о выдающихся тайских спортсменах! – голос Николая прервал мой полусон. – Если такая заботящаяся о своём здоровье нация, почему миру не подарила чемпионов и рекордсменов? Или даже известных спортсменов.

– Конечно, всё ты заметил справедливо, но это никак не входит в параметры тайской философии. Здоровье, физическое развитие и даже спортивные достижения – важное и нужное дело. Но поддерживать их и достигать нужно только теми средствами, которые не напрягают, не обременяют, не причиняют дискомфорта, легки и удобны. То есть, всё должно быть sabaai и sanuuk. Например, как тайский бокс.

– Это ещё одно слово на букву «S»?

– Sanuuk может означать много: испытывать удовольствие, быть забавным, весёлым, удобным, хорошо проводить время с друзьями, в семье.

– Кажется, об этом говорилось в предыдущем понятии, – спохватился мой собеседник, – sabaai называется.

Мне стало немного забавно от того, что он слушает так внимательно.

– А ты так внимательно слушаешь, потому что, я так подозреваю, имеешь личный интерес? Сходство sabaai с sanuuk ты уловил, но это не одно и то же понятие, хотя очень похожи и даже неотделимы друг от друга. Это, образно говоря, практически правая и левая рука культуры каждого тайца. Тайцы умеют улыбаться и любят улыбаться, смеяться, находить в жизни весёлые, забавные стороны. Они смеются беззлобно, с удовольствием, над собой и над другими, просто потому что такова их природа, потому что им свойственно испытывать Sanuuk. Пожил я там и сам привык к таким взаимоотношениям с тонким сарказмом и иронией к себе, к друзьям. Так легче, когда между людьми нет злобы, нет напряжения, можно шутить, смеяться, прикалываться. Туда же можно отнести и отдых с бутылкой пива на берегу прямо на песке, караоке, застолье с друзьями, спортивные игры для удовольствия, комедийные фильмы, азарт от выигрыша, танцы, парк аттракционов, плотские утехи, тайских красавиц. Всё это встречаешь на каждом шагу. И всё придумано не только для туристов. Они и сами с удовольствием всем пользуются.

– Ты расскажи, что было дальше, – любопытствовал Николай.

– Мы доехали. Даже и не заметил, как тем временем постройки вдоль дороги становились всё гуще и выше, а сама дорога плавно переходила в городские улицы. Заехали на площадку автостанции и остановились. Мы приехали в тайский город Паттайа. Жанна мне сказала: «Спасибо», за то, что я так её слушал, а я ей ответил своим «Спасибо». За интересный рассказ, за очень приятное общение и за то, что она очень красивая девушка!

– И вы расстались? И ты ничего не мог придумать?

– Конечно, я терзал себя, чтобы что-то придумать. Например, просил рассказать о четвёртой «S», поскольку успела только о трёх. Она ответила, что времени не хватило, мило улыбнулась и сказала, чтобы не переживал, об этом потом и так узнаю.

Время шло, а я ничего не мог придумать, чтобы такое знакомство так банально не закончилось. Я рылся в собственном мозгу, чтобы найти повод и не отпустить очаровательную девушку. Очевидно, её рассказы повергли меня в знаменитую восточную сказку, и я спешно проговорил напрямую. «А давайте я вас провожу, и вы мне дорасскажете?». Я ни на что не надеялся и думал, что сейчас она скажет что-то типа: «спать хочу», «устала» или ещё что-то. Но она спросила:

– Кстати, где вы остановились?

– Я пока не представляю, где это, но написано «Пратамнак, сои 5», – отвечал я в духе школьника и протянул ей листок бумажки с адресом.

– Нам, кажется, по пути. У вас багаж большой? – спросила Жанна.

Я понял, что девушка искренне решила помочь человеку, впервые вступившему на землю неведомой страны, и пусть меня осудят, но я не преминул воспользоваться.

– Вот, – я указал на небольшую спортивную сумку и пакет с тёплой курткой, без которой в российскую зиму не выжить, а в Таиланде – лишнее.

– Тогда мы пешком пройдёмся, – любезно предложила девушка.

– Буду очень благодарен, если такая очаровательная проводница познакомит меня с городом, – радовался я.

– Кстати, если вы приехали надолго, вам надо приобрести номер телефона, – продолжала она, наверно, в рамках шефских мероприятий.

– Да, конечно, – ответил я, обратив внимание на отсутствие реклам и офисов сотовой связи, спросил, – а где можно купить симку?

– Здесь в любом магазине у продавца можно купить SIM-карту и там же можно пополнить счёт в любое время. Они работают круглосуточно, – девушка, как бы прочитав мои мысли, разом развеяла все мои беспокойства.

Мы вышли из автобуса и направились по городским улицам в пока ещё непонятном мне направлении. Запомнил только высокую башню, мимо которой мы проходили. Жанна рассказывала о местных особенностях, называла какие-то имена и названия, которые мне ни о чём не говорили. Попутно купили симку. Наконец подошли к парадной какого-то высотного отеля.

– Мы пришли, – девушка остановилась, – здесь я живу и работаю. А вам надо пройти до угла, повернуть направо и ещё сто метров.

– Кстати, Жанна, я могу попросить вас продлить удовольствие или, как там, «Сануук»? Послушать продолжение рассказа? – я инстинктивно хитровато улыбнулся, ощутив на себе добрый взгляд девушки.

– Как-нибудь позвоните.

– А выпить чашку кофе или бокал хорошего вина на фоне прекрасной природы – это будет сануук или сабаай?

Девушка засмеялась – то ли шутка понравилась, то ли довольная плодами своих уроков. Возможно, только мне моя придумка казалась оригинальной. На самом деле, живая жизнь в этом городе, оказывается, бурлит круглосуточно. Я не знал об этом. Но Жанна-то, наверняка, знала?

– Наверно, и то и другое, – улыбнулась девушка.

– Вы не будете против, если я возьму на себя смелость пригласить вас, а вы выбирайте место, поскольку в этой стране я ничего не знаю?

– Хорошо, – согласилась девушка, – но не с сумками же пойдём?

– Скажем, через час я за вами зайду. Вы спуститесь, и прямо на этом же месте мы встретимся, – я даже немного стал заикаться от радости.

Приятный морской ветерок ласкал раскалённый тропическим солнцем берег, проникая сквозь высотные здания и пальмы, пробуждая в нас необъяснимые желания, постижимые сабааем и санууком. Мы договорились встретиться через час, обменялись номерами телефонов, и я продолжил свой путь в неведомом направлении, полон надежд и всяческого рода «сануука», «сабаая» и прочих ощущений.

«Suaai» – красота. Стремиться к красоте, любить красоту, видеть во всём красоту. Это и есть ещё одно слово на букву «S». В Таиланде любят красоту. Они и сами очень красивые, и природа красивая, и создают красоту.

– Я смог ответить на твои вопросы? – спросил я Николая. – Теперь ты можешь сам решить – где ад, а где рай?

Ковалёв

– В общих чертах, давайте, я поделюсь с вами, что я собираюсь здесь построить, – начал Валерий Иванович излагать свои мысли. – Расскажу вам, как вижу будущие постройки: внешний вид, внутреннее содержание домов, функциональные предназначения, ну и дизайн, культуру. Вы же должны создать проекты, перенести всё это на бумагу и представить мне материалы «будущих произведений».

– А термин «будущих произведений» – это в угоду понятного языка людей творческого труда, или нам рисовать что-то надо? – пошутил я, чтобы одновременно снять некоторое напряжение и дать понять собеседнику, что в деловых кругах принято ставить конкретные задачи.

– Надеюсь, вы поняли правильно, – тоже то ли в шутку, то ли всерьёз уточнил Ковалёв и продолжил свою мысль. – Я неслучайно выбрал именно вас. Редко встретишь в одном лице художника, архитектора и доктора, а мне тут очень не хватает всех троих.

Дверь открыл молодой парень. На лицо худощавый, на вид лет двадцати-двадцати двух, роста чуть выше среднего, спросил разрешения.

– Заходи, Василий! – пригласил его Ковалёв.

– Чай принести? – спросил юноша.

– Принеси, – ответил Ковалёв.

Юноша удалился. Минут через пять снова появился, держа в руках старинный, закопчённый металлический чайник и кружки из нержавеющей стали. Всё это он поставил на стол и вышел. Но снова появился, поставил на стол небольшую плетёную корзину с пирожками и сам сел.

– Это Василий, познакомьтесь, – предложил Ковалёв и продолжил, – он будет вам помогать. Парень он смышлёный, и сам научится чему-нибудь.

Мы поочерёдно молча пожали руку молодому человеку. Чай был выпит, разговор – закончен, задание мы получили. Надо сказать, мне понравилось умение вести деловой разговор, который заканчивается своеобразным банкетом, даже пусть это будут пирожки и необыкновенно ароматный чай. Кстати, пирожки тоже оказались удивительно вкусными. Потом стало известно о секретах. Просто на прииске работал очень изобретательный повар – мужчина, который использовал в своём искусстве разные сочетания ингредиентов, добавлял ягоды, травы, приправы.

Вместе с Василием мы отправились работать к себе, прихватив и корзину с пирожками. Василий обеспечивал нас всем необходимым, и в условленные сроки на бумаге родился проект будущего посёлка в двух вариантах. Придерживаясь требований заказчика, с привязкой к условиям местности, мы создали обзорный проект. Время позволяло нам дать волю фантазии, а фантазия уводила нас в необозримое будущее, и родился второй проект. Шутя, первый назвали «Программа минимум», второй – «Программа максимум». Этим, по обыкновению, мы всего лишь попытались добавить к работе наше природное чувство юмора, но эффект получили совершенно положительный.

На стандартном листе ватмана родился рисунок одного бревенчатого таёжного дома, нескольких подсобных балков и вагончиков, как и было начальством обусловлено. К рисунку прилагались чертежи, проекты и расчёты необходимых финансовых и материальных затрат. К назначенному сроку мы встретились в канторе. Ковалёв внимательно изучил наше творчество, просчитал что-то на калькуляторе сам и в знак одобрения похвалил:

– Хорошая работа! Оставьте всё это у меня, я ещё раз внимательно посмотрю, а вы приступайте. Там кое-что уже делается, люди работают, я вас с ними познакомлю, – встал он из своего начальственного кресла, и мы все направились к выходу.

– Что это у тебя? – спросил он Василия, увидев в его руках рулон ватмана.

– Это программа максимум! – улыбнулся Василий и протянул ему рулон.

Признаться, мы просто шутили, как это обычно бывает. Попадается лист бумаги, в руках карандаш, настроение хорошее, есть тема. И на этом листе ватмана родились двухэтажные дома, магазины, школа, детский сад, административный корпус, а на самой возвышенной горке купола церкви. Улицы, машины, дети на велосипедах, мамаши с детскими колясками. Но Ковалёв – человек, которого в сентиментальности обвинить трудно, во всём этом увидел что-то такое, что тронуло его чувства до глубины души. Он ещё и ещё рассматривал каждый штрих рисунка, потом свернул ватман, прихватив его подмышкой, позвал нас за собой, направившись в сторону стройки.

Мы ведь как думали? Здесь, в колымских дебрях, где нет ни дорог, ни электричества, люди добывают золото, сдают государству, государство им деньги, и до свидания. А коль скоро это так, то сильно и не разгонишься, ведь на Колыме девять месяцев зима, а остальное лето, и зимой здесь может быть 50–60 градусов мороза. Да и на вечной мерзлоте много золота не накопаешь, поскольку золото находится либо глубоко под землёй, либо в воде, которая тоже насквозь замерзает ещё по осени. Есть способы поиска металла и на поверхности земли, но это только расчёт на редкую удачу.

Удивительно изобретателен русский народ! Ковалёв задумал нарушить эти догмы и использовать все достижения современных технологий для добычи металла круглый год. И это в условиях вечной мерзлоты и продолжительной, морозной зимы, когда небо в полярную ночь ложится на угрюмые заснеженные сопки, когда от морозов разрывается камень, земля, дерево, когда пушечным грохотом взрывается на реках лёд, становится хрупким металл. Вот так – одних всё это пугает, других вдохновляет.

– Идите, обувайтесь в болотники, и через полчаса я жду вас здесь, – скомандовал Ковалёв, когда вышли во двор, и сам вернулся в контору.

Через полчаса мы все собрались, как было условлено. Только, помимо личных предметов, Василий появился ещё и с рюкзаком, что повергло меня в некоторые размышления. Вышел и Ковалёв.

– Я сегодня буду вашим гидом, – пошутил он и предложил идти за ним.

Мы прошли по проторённой гусеницами вездехода дороге, свернули на тропинку по северо-восточному склону небольшой сопки и вышли на отлогость. Остановились у лежащей сухой лиственницы, которую когда-то свернуло с корнями сильным ветром.

– Посмотрите на эту долину, – очевидно, Ковалёв приступил к обещанным обязанностям гида.

Перед нами открылась широкая долина, перерезанная чередой кустарника, лесами и болотистой тундрой. Слева от нас, отражая оранжевый блеск солнечных лучей, уходила извилистой змеёй небольшая речка со свойственными северным рекам глубокими многометровыми ямами, которые не перемерзают даже в период суровых морозов, и перекатами, которые легко можно преодолеть в болотных сапогах. На том берегу речки стояла заброшенная, некогда советская, старая драга. Как бесплатное приложение к старой драге, там и сям, словно кистью художника рисованные, виднелись замысловатые контуры песчаных гор. Справа от нас, на небольшой возвышенности, усматривались признаки присутствия человека в виде нескольких передвижных вагончиков и балков. Это и есть наш таёжный посёлок, на будущее которого мы призваны повлиять. У самого подножия сопки, прямо под нами, стройными штабелями были сложены строительные материалы. А чуть левее от склада стройматериалов рельсы узкоколейной железной дороги, выходя из чрева нашей сопки, упирались в тупик.

– Смотрите, – обратил наше внимание Ковалёв, – вот здесь со временем должен вырасти посёлок. Примерно такой, какой вы мне нарисовали, только туда мы ещё добавим обогатительную фабрику, аффинажный цех, линию электропередач и, соответственно, телевизор, мобильную связь и прочее.

– Здесь так много золота? – по обыкновению, пытался пошутить Николай.

Ковалёв не сразу ответил на вопрос. Он поднялся, открыл клапан рюкзака Василия, достал оттуда термос, четыре кружки, раздал по кружке каждому и стал разливать чай. Ароматы разнотравья разнеслись в воздухе. Пока мы вдыхали пар, давая чаю усмирять свой горячий нрав, Ковалёв продолжил рассказ о своих планах и задумках, о необузданных перспективах.

– В советское время здесь был прииск имени Патриса Лумумбы, – заметил Ковалёв. – Золота здесь давали немного, но по прогнозам разведки, один только карьер может давать чистого металла больше тонны в год. Столько же можно получить от подземных разработок – старатели могут принести много. В общем, в этих местах металла хватает.

– Надо же!? – удивился Николай. – Прииск Патриса Лумумбы! Только при чём тут Лумумба и колымский прииск?

– Патриот своей страны! – поддержал шутку Василий. – Прииск Матросова есть, даже прииск Космодемьянской есть. Они тоже о Колыме ничего не знали.

– Вон, видите карьер? – продолжал Ковалёв, протянув указательный палец в сторону сопки на том берегу. – Оттуда породу будем возить на фабрику.

– Вот на эту фабрику? – удивился Николай, указав на старую драгу.

– Нет, Николай, – возразил Ковалёв, – это старая драга, которую тоже будем менять на более современную и более мощную. А фабрику будем строить вот на том высоком берегу. Фабрику тоже надо строить мощную, чтобы могла обрабатывать и шахту, и карьер, и ещё есть другие возможности.

– Я так понимаю, Валерий Иванович, – вступил я в разговор, – ты нас на эту гору притащил с умыслом?

– Да, Сергей! – хитровато улыбнулся он. – Отсюда очень хороший обзор и для меня, и для тех, кто будет работать над проектом будущих построек.

– Ладно, – согласился я, – раз мы здесь, давай поговорим о деталях. Сразу хочу предупредить, что подробное содержание обогатительной фабрики мне неизвестно. Второе – то, что и фабрики, и драги бывают разных мощностей. У тебя, Валерий Иванович, какие-нибудь нормативные пособия есть?

– Не прибедняйся, Сергей! – снова уверенно заметил Ковалёв. – Во-первых, в твоей трудовой биографии есть работа машинистом дробильных агрегатов, и ты два года работал на обогатительной фабрике, а Николай курсовую писал на эту тему, – выдержав небольшую паузу, заметил, – нормативные пособия я дам.

– Выходит, ты, Валерий Иванович, о нас знаешь то, чего мы и сами не знаем о себе, – попытался я тоже немного пошутить. – Ты, случайно, не из КГБ?

– Оттуда, оттуда, а откуда же? – хитровато улыбаясь, включил свой юмор с доброй порцией сарказма Николай.

– В каком смысле? – удивлялся я оттого, что ничего не понимал.

– В прямом смысле! – утверждал Николай. – Он же в Афгане служил?

– А причём тут КГБ? – недоумевал я.

– Вообще-то, в Афгане воевал ограниченный контингент войск КГБ СССР, – объяснил Николай.

– Всё так, – уточнил Ковалёв, – но мы там не воевали.

Признаться, я не очень понимал значения наших войск в Афганистане, да и словам Ковалёва значения не придал. Но только, чем могут заниматься войска в чужой стране, кроме как воевать? Что они там десять лет делали? Я – человек, в детстве которого была только одна игра, и называлась она «Войнушка». И война всегда была между нашими и немцами. И обязательно должны были победить наши. Так вот, кого там победили «наши»? Об Афгане мало писали, а говорили ещё меньше. Только было известно, что у нас там есть международный долг. Какой долг? Перед кем этот наш долг? Грех бы был с моей стороны не воспользоваться удобным случаем и не спросить у человека, который не понаслышке знает об этом. Конечно, я воспользовался.

– Валерий Иванович, вот нам говорили, что вы международный долг там выполняли. А в чём заключался этот долг? Честно, я без всякого подвоха.

– Мы и сами не знали, – уклончиво отвечал Ковалёв. – Нас послали туда, а конкретной задачи не ставили. То есть, не воевать мы туда поехали, а защищать население от бандитов. Наша задача была больше идеологическая, чем военная.

– Валерий Иванович, – продолжал я досаждать, хотя и понимал, что человеку, возможно, и нет никакого удовольствия в тех воспоминаниях. Но интересы моих увлечений писательским ремеслом подвигали меня к настойчивости, и я задал в некотором смысле провокационный вопрос, – а как туда люди попадали?

Приём сработал! Я задел личные чувства. Возможно, то пережитое, которое давно вынашивалось где-то внутри и искало выхода. И Ковалёв решил дать волю своим чувствам. Так бывает. Иногда человек вынашивает переживания вовсе не потому, что делиться ни с кем не хочет, а просто делиться не с кем.

– Я только окончил училище, – начал свой рассказ Валерий Иванович, – меня, молодого лейтенанта, послали на службу в Дальневосточный пограничный военный округ. Приехал с молодой женой в Хабаровск, в штаб Округа, а там предложили штабную работу, дали однокомнатную квартиру, уже планировал карьеру. Работа были интересная, хоть и много бумаги было. И как-то вызывает начальник и говорит, что нам тридцать человек надо послать в Афганистан для выполнения почётной обязанности. Мне дали старшего лейтенанта и взвод пограничников. Самолётом прилетели в Кабул, а оттуда на БМП к месту службы. Не прошло и часа, когда выехали из Кабула, и почти сразу попали в засаду. А ребята в боевой обстановке не были, прижались, глаза навыкат, молчат. Хорошо, водитель был не новичок. Лавировал в горах, вывез без потерь. Так началась моя служба. Мы научились воевать с призраками, выживать, когда выжить невозможно, жрать то, что несъедобно. Вот так я при медалях и орденах пожилым подполковником вернулся.

Я понимал, что это, конечно, интересно, но Ковалёв рассказал лишь в общих чертах, а меня азарт подбивал узнать больше. Я знал, что он может много интересного рассказать, поэтому, пока он рассказывал, у меня накопилась куча вопросов, один из которых я задал сразу, как только он закончил свою фразу.

– Валерий Иванович! А ведь там люди гибли?

– Да, – задумался он, – там много ребят полегло, – сделал паузу, поднялся. – Давайте пойдём дальше, потом расскажу.

Мы продолжили наш путь вниз по другому склону и спустились к речке, как раз, в том месте, где сверху виднелись рельсы узкоколейки, которые выходили из небольшой заваленной штольни.

– Это верхний горизонт, – объяснял Ковалёв. – В советское время из глубины тридцати метров доставали золотоносную пароду, а теперь она завалена. Правда, хищников и это не останавливает.

– Каких хищников? – спросил я, подумав о пещерных медведях.

– Хищники – это люди, которые незаконно промышляют, – улыбнулся Ковалёв. – Они везде капают: в лесах, на речках, в заброшенных отвалах. А ты что подумал?

– Честно, я подумал, что пещерные медведи здесь водятся, – признался я, улыбнулся в ответ и спросил, – а в отвалах откуда золото?

– Крупные самородки в отвалах можно раскопать, иногда довольно крупные, – объяснял Ковалёв. – Драга крупных самородков не видит, её дело – песок и мелкие самородки до сантиметра и меньше. В прошлом году в Сусуман приезжали японцы. Они нам предлагали построить шоссейную дорогу от Чукотки до Хабаровска взамен на наши переработанные отвалы.

Так, за разговором, мы подошли к речному перекату, и перешли на левый берег, поднялись против течения ещё шагов двести, остановились как раз напротив той самой штольни. Василий подошёл к лежащей сухой лесине, сняв с плеч рюкзак, присел. Ковалёв подозвал нас к берегу, протягивая указательный палец в сторону глубокой ямы, где серебристыми боками сверкали на солнце рыбины. Некоторое время мы любовались зрелищем, потом он скомандовал Василию: «Давай!» Василий расшнуровал рюкзак и из небольшого джутового мешочка достал сеть, расстелил и длинным шестом протолкнул в воду. Вода тут же забурлила, и мы помогли ему вытащить пять или шесть экземпляров жирного гольца.

– Как насчёт ухи с дымком? – спросил Ковалёв и скомандовал. – Давай!

Василий пошёл собирать дрова, а мы с Николаем стали извлекать из сетей рыбу, почистили и приготовили её для ухи. Пока мы были заняты рыбой, костёр уже запылал. Василий черпанул воды в котелок и ловко устроил его над костром, бросив туда крупные куски рыбы. Вскоре из-под крышки повалил пар. Василий, не позволяя никому притрагиваться к готовке, довёл до совершенства трапезу и подал нам. Мы сидели на пригретой июньским жарким солнцем лесине.

– Давайте по сто грамм, – предложил Ковалёв и достал бутылку водки.

– Я слышал, на приисках сухой закон весь сезон, – заметил Николай.

– У нас тоже сухой закон, – подтвердил Ковалёв, – но по такому случаю, я думаю, можно, – достал три кружки и разлил.

Невероятно благодатная атмосфера царила над нами. Мы наслаждались бесподобно вкусной ухой и невероятно красивой природой. Даже комары на это время взяли таймаут. И как мне было не воспользоваться доверительным отношениям и не озвучить интересующие меня вопросы?

– Валерий Иванович! – попытался я развеять закравшиеся в мою голову сомнения. – Вот ты сейчас нам задал такую грандиозную задачу! Мы справимся, не сомневайся! Но я хочу спросить тебя вот о чём: ты всю жизнь служил, и я так думаю, что много на этом не заработал. А планы, которые ты нам нарисовал, стоят огромных денег, даже трудно представить, каких огромных! Я могу спросить о деньгах?

– Можешь, конечно, Сергей, – задумался Валерий Иванович и уточнил, – даже обязан знать человека, с которым в глухих дебрях согласился построить что-то общее, – затем немного подумав, продолжил. – Вот ты спрашивал, чем мы там занимались. Я расскажу кое-что, чтобы ты мог ориентироваться в отношениях со мной. Там были разные люди: кто-то стрелял и убивал, и его убивали, кто-то водку пил, курил травку, наиболее предусмотрительные занимались бизнесом.

– Ты, я так думаю, водку пил? – попытался я направить разговор.

– Да, – согласился он, – я водку пил и травку курил, и ребята на моих руках умирали, и сам погибал не раз.

– А каким бизнесом можно было там заниматься? – удивился я.

– Ну с наркотой редко кому из наших удавалось вклиниться – там всё было занято американцами. Нашим оставалась торговля продовольствием, оружием.

– То есть, продавали оружие, которое стреляло в нас самих?

– Те, кто оружие продавал, под пули не лезли.

– И много там таких мерзавцев было?

– Не знаю, как можно определить много или мало? Те самые мерзавцы после войны зажили, а мы перебиваемся, кто как может. А вот теперь я и отвечу на твой вопрос. Один из этих, как ты называешь, мерзавцев стал крупным бизнесменом. Теперь мы с ним партнёры. У него эти деньги тоннами гниют, пустить в дело несколько миллиардов для него только удовольствие и азарт заработать ещё больше. А золота здесь много, и на многие годы можно черпать и черпать.

Тяжёлое молчание нависло над нами. В самом деле, мы оказались втянутыми в предприятие, которое строится на преступно добытые деньги. Не позавидовал бы никто нашему положению. В эти минуты я передумал тысячи вариантов, но ни один из них не давал хоть какой-то надежды выпутаться из этой дурной истории. На помощь поспешил сам Валерий Иванович.

– Вы, ребята, наверно, думаете, что связались с преступным миром?

– Мы ничего такого и не думали, – я даже не знал, в каком ключе с ним теперь вести разговор, – но, судя по твоим рассказам, так и получается. Раз стройка финансируется преступными деньгами, то и выводы соответствующие.

В диалоге Николай не участвовал, очевидно, полагаясь на то, что интересы его и мои совпадают, а ещё последние новости, вероятно, повергли его в шок, из которого он пока что не вышел. Осознавал ли он, какого сомнительного предприятия стал инициатором?

– Ладно, ребята! – грустно заметил Ковалёв. – Если вы думаете, что я вас обманул, завтра вездеход отвезёт вас в аэропорт. Я заплачу вам неустойку. На какое-то время вам хватит. Но могу попросить выслушать до конца, раз уж начат разговор?

Я не отвечал, дав ему понять, что готов выслушать до конца. Он снова достал недопитую бутылку водки, налил три кружки и предложил выпить за тех, кто не вернулся. Мы выпили молча, и он продолжил свой рассказ:

– Вернулся я из Афгана и почти сразу уволился из армии. Ни кола, ни двора! Стал искать работу, ночевал у друзей, они же мне и подсказали, что в трамвайном депо требуются слесаря. Зарплата невысокая, но дают общежитие. Вот там на первое время и устроился. Дали койко-место в комнате на троих. Жил и думал о планах на будущее.

– Так у тебя же жена была, однокомнатная квартира? – прервал я.

– Ты шутишь, Сергей? – замялся он. – Разве есть такие жёны, которые дождались афганца? Я и не осуждаю, даже искать её не стал. Мне сказали, что вышла за другого, дети есть. Я подумал, зачем лезть в её жизнь? Хватит с тебя и того, что свою загубил.

Его рассказ был мне близок и интересен для моих литературных замыслов, поэтому я старался больше слушать, уверенный в том, что он сам захочет высказать всё, раз уж открылся. Я молчал.

– Зарплата была действительно небольшая, – продолжал Ковалёв, – но на простую жизнь хватало, даже помогал нашим инвалидам. А когда организовали общество афганцев, я туда перечислял с каждой зарплаты. На первое время купил себе гражданскую одежду, на китайском рынке купил кроссовки, трико, и стал по утрам бегать в парке, недалеко от общежития. А работа была сменная. Неделю работали днём, неделю – ночью. В один из таких дней, когда я вышел на свою пробежку, меня остановили двое. Назвали меня по имени и отчеству и предложили ехать с ними к моему бывшему однополчанину. Я спросил их, могу ли отказаться, на что они ответили: «Что вы, Валерий Иванович? Нам приказано!» Так я встретился с человеком, с которым за один стол никогда бы не сел. Тебе имя его назвать или без надобности?

– Не надо, Валерий Иванович, у меня плохая память на имена. Надеюсь, не понадобится, – возражал я, давая понять, что мне это неприятно.

– Как ты понимаешь, – продолжал Ковалёв, – это один из тех, кого ты называешь мерзавцами. Мы, действительно, служили в одной дивизии, только он был большим начальником, а я с ребятами пули глотал и в землю вгрызался. Это один из тех, кто даже в аду найдёт себе место начальника. О чём мне было говорить? И когда он мне предложил этот прииск, я ответил категорическим отказом. Он меня спрашивает, знаю ли я, сколько инвалидов осталось после афганской войны. Это он, который продавал оружие врагу, да и другие его преступления мне известны.

– Я слышал, там и людей продавали? – спросил я, воспользовавшись паузой. – Ты это имеешь в виду?

Но Ковалёв прямо отвечать не стал, а продолжил рассказ.

– Он подходит ко мне, становится лицом к лицу, смотрит прямо в глаза и говорит: «Валерий Иванович, вместе будем помогать нашим ребятам». Я спрашиваю:

«Давно ли ребята стали твоими?». «Ребята всегда были нашими и будут, только у каждого своё понимание», – отвечает он. В общем, он предложил мне этот прииск и обязался десять процентов от прибыли перечислять в фонд помощи нашим инвалидам.

– И ты согласился? – спросил я в некотором смысловом тоне.

Тут я вспомнил параллельную ситуацию со мной. Ведь Николай тоже смог уговорить меня ехать на этот прииск, хотя, казалось, нет на свете такой силы, которая могла бы заставить меня поменять планы.

– Не сразу, – ответил он. – Я отказал, сказав ему, что дело это, хоть благое, я может быть хотел бы, но это не по мне.

– А что дальше? – мне уже не терпелось узнать все подробности, раз уж сумел я вызвать его на откровенный рассказ.

– Дальше я собрался уходить, даже руки не подав. Спросил его, выпустят ли меня его опричники. Он снова подошёл ко мне, протянул свою руку на прощание и говорит: «Возьми визитку, подумай и завтра позвони». Я, конечно, руку ему пожал, но визитку тут же положил на стол, дав понять, что его предложение я не принимаю.

– И ты ушёл?

– Я ушёл. Но на следующий день те двое снова встретили меня в парке. На этот раз они мне вручили пакет документов, на каждой странице договора подпись и печать, осталось только мне поставит свою подпись. В договоре есть все пункты: когда, сколько и как будут перечислены средства в фонд помощи нашим инвалидам. К договору приложены прогнозы и расчёты на десять лет. Около двух тонн золота в год. Десять процентов из этой суммы – это такая помощь ребятам! А пока строим, банк обязуется оказывать адресную помощь уже сейчас. Я и подумал, чем так болтаться, без цели жизнь прожигать, так хоть какая-то польза от меня людям будет.

– Я слышал, – заметил я ради продолжения разговора, – государство пенсии платит инвалидам Афгана.

– Пенсии-то есть, но на эти пенсии и одному прожить невозможно, а ведь у многих семьи, – согласился Ковалёв и пояснил, – многих я хорошо знаю. Вот мой однополчанин вернулся без руки и без ноги, с контузией. Живут в однокомнатной хрущёвке с двумя детьми. Ходил я за него хлопотал. А мне и говорят: «Мы вас туда не посылали». А таких, знаешь, сколько?

– А сколько?

– По данным Пенсионного фонда одиннадцать тысяч афганцев получают пенсии по инвалидности.

Что ни говори, а положение удручающее. С одной стороны, вроде, и говорить не о чем. Человек обманным путём заманил нас сюда. Но с решением я не спешил, да и Ковалёв об этом меня не спрашивал.

Мы поднялись и пошли вниз, в сторону драги, проходя мимо старых отвалов, заметили, как там на мини драгах люди промывают пески.

– Это старатели, – пояснил Ковалёв. – У меня с ними договор, и они добывают золото на полном законном основании.

– И как у них, получается? – поинтересовался Николай.

– У кого как, – отвечал Ковалёв. – У этих редко попадаются самородки, но бывает. А вон там, вверху по реке, промышляют двое, так те часто приносят.

– Так что, здесь так много золота, что каждый может накопать сколько хочет? – продолжал любопытствовать Николай.

– Не каждый, – пояснил Ковалёв. – Так многие думают и идут копать, но везёт только тем, кто знает и умеет. Те двое – опытные хищники, они умеют по щёткам самородки ковырять и пески моют.

– А что такое щётка? – поинтересовался Николай. – Я что-то слышал.

– Это щели и трещины в камнях, – пояснял Ковалёв. – Реки у нас с норовом, во время дождей разбухают и несут всё, что попадается. Попадаются и самородки, которые забиваются в щели и трещины в камнях и корнях. Вот эти щели и трещины геологи называют щётками. Потом вода отступает, реки мелеют, а золото в щелях остаётся.

Так мы дошли до нашего вагончика, пожали друг другу руки, и Ковалёв с Василием ушли к себе в контору, а мы к себе. Молча сменили одежду, умылись, я машинально сел за столик, где лежали наши чертежи и эскизы, так же машинально взял карандаш и стал что-то рисовать, а на самом деле мысли были заняты совсем другим. Николай куда-то удалился, потом вернулся с чайником.

– Давай! – скомандовал он. – С кружкой чая лучше думается.

– А ты точно знаешь, что думать надо? – спросил я с некоторой иронией.

– Да я это понял, когда там, на берегу, ты ничего конкретного не сказал.

– Ладно! – согласился я. – Давай решать, что будем делать.

– Давай поедем домой, – замялся Николай. – Он же тебе сказал, вездеход до аэропорта выделит, а там по четвергам самолёт приходит.

– Как у тебя получается всё просто!? – рассердился я. – Не подумав, приехали, а теперь уедем. Что нам стоит?

– А ты что решил? Я же знаю, что решение у тебя есть.

– Вот смотри, Коля! Получается, что он обманул нас.

– Ну да, – согласился Николай, – он действительно обманул нас.

– С другой же стороны, – задал я ему неожиданный для него вопрос, – в чём заключается его обман? В том, что он не раскрыл всей правды о связях золота с преступным миром? Но ведь золото всегда связано с преступным миром в любом его виде, а тем более, добыча золота.

– Но ведь он от нас скрыл.

– Нет, Коля! – возразил я строго. – Кто тебе сказал, что он был обязан рассказывать нам всю правду, как на духу? Если бы у него не распирало поделиться с кем-то своими бедами, мы бы вообще ничего не узнали. Согласен?

– Серёга, а ведь ты прав! – заволновался Николай от такого неожиданного поворота. – Выходит, он на самом деле несчастный человек?

– Понимаешь, Коля, – я решил поделиться своими впечатлениями, – у него ни родных, ни друзей, и я не удивлюсь, если он окажется детдомовским. А мы кто для него? Всего-то ничего знакомы, а он с нами так откровенно. Несчастен он или счастлив, нас не касается. У нас с ним есть договор.

– И что ты решил?

– Я ничего не решил, но я думаю, что мы тоже не школьники – должны понимать, что вокруг золота всегда крутятся преступные элементы. Должны были чувствовать степень риска, когда подписывались на это.

Решать будем вместе. Что же получается, мы тут струсили и боимся отвечать за свои поступки?

– Ну хорошо. Что ты предлагаешь?

– В договоре указан перечень работ, которые мы обязуемся выполнить. Указаны сроки исполнения договорных обязательств. Вот и будем выполнять условия договора.

– Серёга, а ты помнишь, что там конкретно мы должны делать?

– Ну да, ты же не читал, что там написано, – я саркастически усмехнулся.

– Первый раз что ли? – заговорщически улыбнулся Николай. – Ты же всегда подписывал все договоры, и я тебе доверял, потому что всегда всё хорошо заканчивалось.

– Или ты просто от ответственности уходил? – в ответ я опять нанёс укол.

Николай с удивлением посмотрел, приняв серьёзный вид, заметил:

– А ведь и вправду так получается, но я даже и не думал об этом.

– Ладно, – поспешил я успокоить друга, – ничего такого не получается. В общих чертах, мы должны составить проектно-сметную документацию всего того, что показал он сегодня с горы. Ещё мы должны изучить изыскания маркшейдеров, геологов, электриков, гидрогеологов, чтобы обосновать привязку к местности. И должны мы всё это закончить не позднее первого сентября. А он обязуется обеспечить нас всем необходимым материалом, транспортом, инструментами, питанием, одеждой, финансами. Окончательный расчёт после утверждения нашей работы.

– А кто должен утвердить?

– В договоре другие лица не упоминаются.

– А о каком транспорте речь и для чего?

– Здесь, кроме вездехода, другого транспорта нет. Представитель ЛЭПа должен приехать на днях. Вот с ним и поедем намечать, какие столбы куда вкапывать, чтобы тянуть электричество. Ну и ещё всё по мере необходимости.

– Надеюсь, самим не придётся столбы вкапывать?

– Нет, у них на это есть своя техника. От нас требуется только привязка. Но для тебя есть не менее ответственная работа. Твоя задача за пару недель закончить документацию обогатительной фабрики, оговорить с Ковалёвым класс, мощность самой фабрики, расположение и мощность агрегатов. Потом уточним остальные сооружения и строения. Это огромный объём работы, если будешь работать даже ночами, то я возражать не буду.

На следующее утро в столовой, поздоровавшись с Ковалёвым, я напомнил ему об обещанных нормативных источниках по горным разработкам, и мы договорились встретиться после завтрака у него в конторе. Всё было понятно без слов, поэтому в разговоре о разных вещах той темы не касались.

Стройка

Николая сам Бог поцеловал в лоб, очевидно, когда он родился. Кроме того, что из-под его кисти выходили великолепные произведения, он ещё был отличным шрифтовиком. Вот дай ему задание вывести каллиграфические китайские иероглифы – он легко справится. А самое главное – любую работу он выполнял терпеливо, чисто и аккуратно, что мне приходилось встречать крайне редко, да и меня самого Бог не одарил таким талантом. Его усидчивость и опрятность всегда пробуждали у меня чувство восхищения.

Теперь, окончательно определившись с планами, мы строили свою работу с учётом личностных наклонностей. Николай, обставив себя журналами, чертежами и прочей бумажной атрибутикой, чертил и рисовал всё необходимое, а я совместно с гидрогеологами, маркшейдерами и электриками занимался практическим внедрением наших замыслов.

Василий по мере необходимости одинаково помогал и мне, и Николаю. Парень оказался смышлёным и полезным. Николай его научил чертить и рисовать, а поскольку жил он здесь достаточно давно и знал местность лучше нас, его информированность сослужила нам неоценимую службу. В нашей электронной записной книжке под названием Notebook тоже была кое-какая информация, но из-за отсутствия интернета польза от этого ограничивалась содержимым в дисках.

Как и предполагалось, свои договорные обязательства мы выполнили в срок, а пока ждали результатов, Ковалёв попросил помочь строителям. По мере готовности отдельных проектов их согласовывали с Ковалёвым и сразу же приступали к внедрению. Тем временем ЛЭПовцы прошли половину пути и к зиме обещали дать электричество. Строители закончили стены из бруса, подвели перекрытие и рассчитывали справить новоселье к первому сентября. А Ковалёв не стал дожидаться завершения строительства крыши дома и уже разместил там столовую и свою кантору, освободив тем самым два вагончика для рабочих.

В общем, стройка первого дома подходила к своему завершению. Бумажная работа была закончена. А теперь, по просьбе Ковалёва, Николай и Василий устанавливали рамы слуховых окон на крыше. Я же, приставив лестницу к фасаду конторы, занимался завершением каких-то штрихов, когда боковым зрением почувствовал на себе пристальный взгляд человека. Я оглянулся. Внизу стоял Ковалёв и что-то внимательно изучал на фасадной стене здания конторы. Появление начальника на объекте натолкнуло меня на определённые мысли, наверное, поэтому я прервал работу и спустился с лесов. Мы поздоровались рукопожатием, как обычно, но что-то неестественное было в выражении его лица.

– Ну что? – принял он умную начальственную мину. – Я смотрю, дело идёт к завершению. Посмотрел я и документацию. Хорошая работа!

Меня же занимала только одна единственная задача – получить расчёт за выполненные работы и как-нибудь выбраться из этих мест. Наверно, поэтому счёл для себя неуместным участие в разговорах на отвлечённые темы. Повода для сомнений не было. Ковалёв производил впечатление порядочного человека, прошедшего пекло Афгана, где выживали сильные и последовательные мужики. И эти мысли давали дополнительные основания для оптимизма. Однако в жизни всякое бывает. Не всегда и не всё зависит от одного только начальника, бывают и над ними начальники, бывают всякие другие обстоятельства. Да и деньги – они лишь тогда чего-то стоят, когда они у тебя в кармане. А пока их надо ещё получить. Но, так или иначе, мы были настроены ни за какие другие работы не браться. Главное – получить деньги и вернуться домой. Тем более, что по планам начальства скоро должен прилететь вертолёт с важным грузом, а значит, можно воспользоваться обратным рейсом.

– Завтра с утра я жду тебя в конторе, – коротко высказался Ковалёв, ещё раз пожал мне руку и без лишних слов повернулся и ушёл.

В принципе, в рамках наших договорных обязательств мы всё выполнили, сдали заказчику и получили его одобрение. Настроение, как говорится, уже чемоданное. В мыслях воображали тонкости дороги домой. Что касается меня, то с семьёй у меня не получилось, квартира пуста. Но у Николая жена, сынишка и дочь, и им очень бы понадобились деньги, которые мы здесь заработали.

Ребята на крыше выполняли завершающие штрихи. Я с утра направился в контору, намереваясь решить вопросы оплаты. Теперь уже надо думать, как добраться до базового посёлка, как и на каких условиях можно использовать вездеход, будет ли вертолёт или снова предстоит непростое путешествие до аэропорта. В общем, хлопот предстояло много, но это были приятные хлопоты.

Василий за это время так привык, что ему не хотелось расставаться. Он раньше работал в бригаде: три мужика и он – ещё практически юноша. Там мужики его за человека не считали, несмотря на то, что он доводился племянником начальнику. Курили, ругались и доверяли ему самые неприятные участки работы. С нами юноша почувствовал себя человеком. Никто его не материл, не ругал, даже если он что-то делал не так, зарплату начисляли наравне, не курили. Не хотелось парню расставаться.

– Коля, а ты дядь Сергея давно знаешь? – спросил Василий.

– Сразу, как только приехал в Магадан, – машинально отвечал Николай.

– А как ты с ним познакомился, наверно, вместе работали?

Василий удивлялся дружбе двух мужиков с разницей в возрасте.

– Да, не сразу, – отвечал он на вопрос без тени пренебрежительного отношения к юноше, который тоже младше него на одиннадцать лет, – когда я служил в армии, познакомился с девушкой, она гостила у бабушки, но жила в Магадане. Приехал за ней после дембеля, нашёл работу. Пока искали мне жильё, дали койко-место в общежитие. Комендантша открыла мне дверь в комнату и показала кровать, но там была и вторая. Я спросил: «Кто там спит?», комендантша ответила: «Сергей, он уважаемый в городе человек, сейчас на курорт уехал». Я спросил, почему уважаемый человек занимает койко-место в общежитии, а она посмотрела на меня, как Ленин на буржуазию, и сказала что-то типа «не твоё собачье дело» и ушла.

– Понятно, – заключил Василий, – и с тех пор дружите?

– Не сразу. Я хотел в шкафу повесить свою одежду, а там клад нашёл.

– Какой клад? Там было золото? – удивлялся юноша.

– Нет, Васька, дороже золота!

– А что может быть дороже золота? – пожал плечами парень.

– Васька, а ты знаешь, что такое китайские колонковые кисти?

– Ну да, они ими свои иероглифы рисуют.

– Вот-вот. Я за одну такую кисточку ползарплаты отдавал. А когда открыл шкаф, там в углу стоял большой мешок, а из мешка торчит аппаратура. Ну я, естественно, вытащил из мешка, а это оказался чистый японский двухкассетник редкой марки SONY. Такую аппаратуру тогда мог позволить себе или богатый человек, или моряк торгового флота, который ходит в загранку, а в нашем случае в Японию. Ну я и вытряхнул всё содержимое мешка. А там этих кистей любых размеров, любых конфигураций!

– Он тебе презентовал парочку?

– А я его спрашивал?

– А что, я думаю, он не жадный.

– Вот и я так подумал, и забрал себе все.

– Как? Без проса?

– Когда на тебя такой клад сваливается, Васенька, обычно некогда кого-то спрашивать. Я подумал, что это мне бог послал. Да и подумал, зачем доктору кисти, да ещё такому уважаемому на весь город человеку? Потом, когда познакомились, я узнал, что он ещё и художник, выставляется на всесоюзных выставках, берёт заказы и т. д.

Юноша мало понимал философию Николая. В самом деле, взял чужую вещь без спроса и без угрызения совести, ещё об этом весело рассказывает.

– А кисти-то хоть ты ему вернул? – спросил он, чтобы хоть что-то понять.

– Нет, Васенька, мы ими до сих пор вместе работаем, – улыбнулся Николай с тенью издёвки, – представляешь? Износа им нет! Потом мне дали небольшую мастерскую, где я писал плакаты, лозунги и прочие заказы. Заходит какой-то мужик в спортивной куртке и шапочке, долго смотрит, как я пишу буквы его кистями, и ничего не говорит. Я подозревал, что это и есть тот самый «уважаемый в городе человек», но тоже виду не подаю. Потом спрашивает: «Со мной работать хочешь?», а про кисти даже не намекнул. Потом я спросил его, почему за кисти ничего не сказал, и знаешь, что он мне ответил? Он говорит: «Кисти – это всего лишь кисти, а люди – это люди».

– Коля, а сколько лет Сергею? – очевидно, в последний день Василий пытался узнать о человеке как можно больше.

– Не знаю, то ли до войны он родился, то ли во время войны, – полушутя-полусерьёзно умничал Николай, – в общем, древний человек.

– Получается, ему сейчас лет шестьдесят, а с виду – не больше сорока.

– Получается так, – согласился Николай.

– Так он, наверно, смерть Сталина помнит, – размышляя, заметил Василий.

– А ты спроси его, – подкинул идею Николай.

– Да неудобно, – замялся юноша.

– А что тут неудобного?

– Представляешь, – изумлялся юноша, – он старше дяди Валеры.

– Старше-то он старше, – заметил Николай, – но ты не бойся, он простой молодой человек. «Простой» – ключевое слова. Я имею в виду, не зазнайка.

– Старше всех, два института закончил, а не скажешь.

– Что не скажешь?

– Я хочу сказать, что со всеми ведёт себя на равных.

– Да, это он умеет, – заметил Николай, – и с начальством на равных, и пашет, как все работяги: сачковать не станет, лопату из рук не бросит.

– По лесам, как обезьяна, лазает, – усмехнулся Василий, а потом, чтобы сказанное не было истолковано в обиду, исправился, – то есть шустро, высоты не боится.

– Занимайся спортом и ты так сможешь! А что ты хотел?

– Нет, Коля, – продолжал удивляться юноша, – вот смотри, дядя Валера младше его лет на десять, а может быть и больше, а его не заставишь подняться на эти леса, а дядя Сергей раньше нас там оказывается. А как его отчество?

– А зачем тебе его отчество?

– Да неудобно по имени только.

– Не вздумай, – ухмыльнулся Николай, – он это не любит.

– Почему? – удивлялся юноша. – Он ровесник моего деда, бригадир. Есть все основания, чтобы обращаться по имени и отчеству.

– Так-то оно так, Васька, – наставлял Николай юношу. – Хоть раз было, чтобы он меньше нас работу делал или выбирал лучший кусок в столовой? Слово «бригадир» он тоже не любит.

– Я не это имею в виду, – виновато замялся Василий, – он же старше нас?

– В нашем деле, Васька, все равны. Понимаешь? Не должно быть старших и младших, как и не должно быть бедных и богатых, – заметил Николай. – Серёга так говорит. И знаешь, я с ним согласен, так легче работать вместе, когда между друзьями всё поровну, всё честно. Ты же видишь, он зарплату тоже делит всем поровну.

– А почему? – продолжал удивляться юноша. – Я согласен получать меньше тебя, ведь квалификация у нас разная.

Николай хорошо понимал, о чём говорит юноша. Он и сам так думал раньше. Так привык работать. Так работают все. Так работают все, поэтому все и работают спустя рукава. Но однажды судьба свела его с человеком, который думает иначе и принял его философию. А теперь, встретив молодого Василия, сравнивал его с собой, но только много лет назад. Наверное, поэтому так и старался растолковать ему преимущества настоящего равноправия.

– Понимаешь, Васька, мы выполняем одну и ту же работу все вместе?

– Верно, – согласился юноша, – все вместе.

– А вот сейчас мы с тобой крышу кроем – вместе?

– Ну, – недоумевал парень.

– У тебя в руках молоток – и у меня молоток, у тебя гвозди – и у меня гвозди, я забью десяток гвоздей – и ты забьёшь десяток. Всё поровну? А почему зарплата должна быть разная? В этом, Вася, есть большой секрет. Понимаешь?

– Какой секрет?

– А секрет простой, – хитровато улыбнулся Николай. – Вот если бы я получал больше, чем ты, то ты бы и работал меньше, чем я. Согласен? А поскольку мы деньги делим поровну, так и спрос с нас тоже поровну. Логично? Поэтому никто из нас не сачкует, никто не уходит на больничный, никто с обеда не опаздывает. Поэтому я тебе доверяю, а ты мне доверяешь, и друг друга не подведём. Вот тебе и секрет!

– Коля, а почему он в общежитии жил, у него же была семья? – удивление юноши было вовсе неслучайным. Ведь и возраст, и социальное положение не давали повода.

– Вот, Васенька, никогда не женись на блондинках, – полушутя заметил Николай. – Они предают, а мы – мужики – этого не любим.

– Понятно! – с грустинкой заметил юноша. – Он в очередной раз всё оставил жене, а сам с койко-местом в общежитие.

– Почему «в очередной раз»? – удивился Николай.

– Ну он же и бизнес, и деньги, и машины, и всё остальное оставил Светлане, а до этого у него была другая жена?

– А ты откуда знаешь про Светлану?

– Моя мама училась со Светланой, а потом с подругами рассуждали.

Всё это время работа ни на минуту не прекращалась, оба они выполняли всё по необходимости, помогали друг другу, никто не командовал, разговор работе не мешал, перекуров тоже не было. Многому парень за это время научился. Ему доверяли самые ответственные участки, и он старался. А если случалось, что-то он сделал не так или даже испортил, сломал, на удивление, никто его не ругал, а шутили и учили. А теперь подошло время, и парень сожалел, что в его жизни предстоят перемены.

Размышления Василия прервал голос снизу.

– Эй, художники, спускайтесь!

Николай выглянул. Внизу стоял повар и требовал следовать за ним.

– Что надо? Сейчас заканчиваем!

– Начальник сказал. Срочно! – настаивал повар.

– Пошли, – скомандовал Николай Василию и положил молоток.

– Что там случилось? – побеспокоился Василий. Он знал, что дядя встревожен чем-то серьёзным, поэтому подспудно ожидал какой-то развязки.

– Не знаю. Говорит, начальник приказал срочно!

Они спустились, повар их дождался.

– Идите, соберите вещи и на обед в столовую, – почти приказным тоном скомандовал повар, – вы сегодня уезжаете!

– Я тоже? – обрадовался Василий.

– Начальник сказал, что все, – строго заметил повар.

Бег

Ковалёв меня дожидался на улице. По обыкновению, встретил рукопожатием, повернулся в полповорота, попытался сказать что-то умное и позвал меня за собой.

– Ладно, как говорится, по труду и честь, – сделав на ходу очередное умозаключение в стиле известного советского лозунга, пока я в своих размышлениях представлял формат нашего разговора, он скомандовал и направился в контору.

Свежеструганные доски на крыльце были так профессионально подогнаны, что швы между ними едва ли можно было заметить, и то при очень пристальном рассмотрении. Приятно всё-таки почувствовать удовлетворение результатами своего труда. Валерий Иванович открыл своим ключом замок входной двери, пригласил меня войти, а затем вошёл сам. Ещё несколько шагов. Открыл замок двери своего кабинета, вошёл сам и впустил меня, пригласил присесть и сел в своё начальственное кресло.

– Денег я дам сейчас немного, – начал он доверительным тоном, направив в мою сторону свой сверлящий взгляд, затем продолжал в полголоса, – как раз хватит на дорогу и на первое время. Да и незачем вам с большими суммами пробираться по тайге. Но вы выполнили работы добросовестно, мне понравилось, – пауза, – будь на то моя воля, я бы вас не отпустил.

Заметив в моём взгляде некоторое недоумение, поспешил закрепит свои слова действиями. Сделал полповорота в своём начальственном кресле, со скрежетом открыл железную дверцу сейфа и достал какие-то бумаги. Открыл амбарную книгу, сделал записи, взял чековую книжку, заполнив чек, поставил печать и подвинул ко мне.

– Вот, здесь приличная сумма. Получите, когда доберётесь до банка, – заключил он, не давая мне времени для переваривания услышанного. Затем раскрыл передо мной амбарную книгу, указав пальцем строчку, предложил расписаться. Аккуратно сложил все бумаги назад в сейф, достал оттуда пачки новеньких купюр, отсчитав некоторую часть, положил мне на стол. Затем встал и позвал меня за собой.

На ходу в уме посчитав сумму наличных и приплюсовав сумму на чеке, даже с учётом того, что неплохо мы потрудились, и вообще – мы хорошие парни, как ни старался подобрать аргументы в нашу пользу, всё никак не получалось найти оснований для столь повышенной зарплаты. И это не могло не настораживать. Но Ковалёв был готов к такой моей реакции и не позволял перехватить инициативу для разговора. Мы вышли из конторы, обогнув здание с левой стороны, направились к забору на заднем дворе. Там стояли два новеньких японских внедорожника. По ходу он объяснял мне, где и как надлежит запасаться едой, где и на каких условиях заправить машины топливом и запастись им, где и какие реки должны форсировать. Я пока ничего не понимал. Зачем запасаться едой, зачем топливо, но Валерий Иванович, не давая мне времени для размышлений, дружески положил руку мне на плечо и проводил в сторону машин.

– Вот этих двух красавцев хочу предложить вам за труды.

Я недоуменно любовался зрелищем. Два великолепных творения автомобильного искусства гордо стояли, как два чистокровных жеребца в одной упряжке. Они изрядно были обрызганы дорожной грязью, но это нисколько не портило их великолепие, а скорее подчёркивало проходимые возможности по нашим бездорожным направлениям. Пока я размышлял, Ковалёв продолжал свои мысли:

– Нравится? Не сомневайся, как я сказал, так и поступим. Эти красавцы стоят хороших денег. Я их презентую: один – тебе, другой – Николаю, – потом, прочитав в моём взгляде кучу вопросов, попытался ответить на них. – Не сомневайся, они чистые, и документы на них тоже чистые, можешь продать.

Мы осмотрели обе машины. Валерий Иванович, проводя короткий инструктаж, ознакомил меня со всеми техническими особенностями внедорожников. Я пока не понимал ничего из происходящего и не спешил выражать своё мнение.

– Вот этот, черный, я тебе советую взять себе. Я и документы оформил на тебя. А вот этот, сероватый, отдай Николаю, – продолжил он наставления, прочитав на моём лице признаки недоумения, попытался ответить. – Конечно, тебе не верится, что я без подвоха отдаю вам эти машины. Так? Я бы тоже сомневался, будь я на твоём месте.

Наконец и для меня нашлась пауза, чтобы озвучить мнение о происходящем, и я незамедлительно воспользовался ею. Я хорошо понимал толк в настоящей технике и имел представление о её цене, потому мои сомнения в безупречности задумок Ковалёва имели основания. На самом деле эти машины стоят дорого. Их цена больше, чем мы могли заработать за это время, как бы ударно мы не трудились. А тут ещё чек на кругленькую сумму, наличные деньги. Заподозрив что-то мне непонятное, я решил выяснить все запрятанные подводные камни, прежде чем принять решение.

Когда ситуация не поддаётся твоему пониманию, всегда есть повод для опасений, и спешить с решением я не стал. Кто знает хотя бы, к примеру, то, что под обшивкой машин не запрятано золото? А там, в конце пути, нас не ожидают соответствующие сюрпризы с вооружёнными бандитами? Мы наивно, на радостях от дорогих презентов, доставим самородки, а там нас и прикончат. И я высказал то, что представлялось в моих мыслях самым главным. Хотя я и представить не мог трудности дороги. До этого «конца» ещё доехать надо.

– Валерий Иванович! Как бы тебе ни понравилась наша работа, но эти машины на самом деле стоят больше денег, чем мы заработали.

Хотя естественным образом, он наверняка ждал такой моей реакции, но мне показалось, что прямого ответа у него не было, наверное, от того, что не может открыть настоящих своих планов, которыми, судя по всему, пока не может поделиться ни с кем. Он и сам прекрасно понимал, что эти машины представляли собой большую ценность, чем мы могли заработать за столь короткое время. Чем же мы заслужили такую милость со стороны начальника? С другой же стороны, какое-то неестественное состояние человека, его тревожность и обеспокоенность, пробуждали во мне чувство сострадания. Но всех его переживаний не разгадать, а сам он знает больше, чем говорит.

– Не сомневайся, Сергей, – наконец прервал он паузу и уточнил, – нет подвоха в моих поступках, и самородков в обшивках не запрятано, а вас там бандиты не встретят. Хотя бандиты промышляют где угодно. Пойми ты, Сергей, я не просто так отдаю тебе эти машины, я их на самом деле спасаю.

Опять он задумался и попытался убедить меня в целесообразности непонятных мне обстоятельств, где инициатива принадлежит не мне.

– Пойми ты, Сергей, неизвестно, что будет завтра. Может так статься, что не будет и этой конторы, и этого прииска, и меня здесь тоже не будет. А вы – ребята боевые, да и услугу мне немалую оказываете.

– Какую услугу? – удивился я, на самом деле не понимая, что он имеет ввиду. – Как водится, работа и услуга – это два разных понятия.

– Ах да, – как бы спохватился он, – я разве тебе не сказал? Я хочу попросить вас взять с собой Василия. Я же тебе говорил, что он мне племянником доводится, сын моей сестры. Его отец погиб, в Афгане на моих руках умирал. Я слово дал, что буду заботиться о нем, как о собственном сыне. Он мне и так родным стал. Так что я вам доверяю, как себе. Видишь, вы мне даже услугу важную оказываете, не меньше, чем стоят эти тачки. Собирайтесь, Сергей, и немедленно уезжайте отсюда подальше! Не задерживайтесь! В полутораста километрах отсюда будет базовый посёлок. Там заправитесь и заполните все ёмкости под завязку. Дальше будет тайга и болота километров шестьсот. Мы мерили по спидометрам этих же машин, когда их гнали сюда. По дороге вы ничего и никого там не встретите: ни людей, ни топлива не будет.

– Тогда откройся, Валерий Иванович. Что есть такое опасное, что тебя тревожит, а сказать не решаешься?

К тому моменту рассеялись и мои сомнения в искренности собеседника. Подспудно я понимал его тревоги за своё будущее, а может быть, и за саму жизнь. Но, тем не менее, его мысли теперь занимала наша безопасность, и он старался максимально нас осведомить в тонкостях предстоящего путешествия.

– Вы же прилетели до Северного самолётом? – наконец убедившись в том, что я доверяю ему, перешёл к конкретным наставлениям. – Теперь в аэропорту вам лучше не светиться. До базового посёлка вы поедете по тундре. Там, кроме оленеводов, никого не встретите. С ними можно подружиться, можно купить у них мяса, но задерживаться не советую. А дальше начинается таёжная дорога. По ней ориентируются вертушки, да и браконьеров всяких можно встретить. Будьте начеку и не теряйте бдительности. Василий обучен водительскому делу, в случае чего, может подменить вас за рулём. Старайтесь не задерживаться по дороге. А если задумаете заночевать, сойдите с дороги и оставляйте дежурного. Один из вас должен быть начеку. И если услышите звуки вертушки, тоже сойдите с дороги и укрывайтесь в тени деревьев, постойте, посмотрите, ориентируйтесь, чтобы они вас не заметили, так, на всякий случай, лучше не маячить. Мало ли кто может шастать на вертушках? Сейчас каждый бандит имеет свою технику. И ещё. Распутица, дороги развезло, но тачки проходимые, оборудованы лебёдками. Держите плотную дистанцию, не теряйте друг друга из виду.

В принципе, для меня было достаточно сказанного, чтобы сделать выводы. Было ясно и то, что он опасается чего-то очень серьёзного, опасается и за свою жизнь, и, конечно, переживает за нас. Но его тревоги в его голове занимали гораздо больше места, чем выходили на язык. Как человек, видевший на своём пути немало трудных дорог, он умел скрывать свои чувства и вести разговор на серьёзную тему без эмоциональной окраски. Но в данный момент его тревоги касались не только самого себя. Наверное, они переполняли его чувства и искали выхода. Так как информации было достаточно, я больше ничего не стал выпытывать у него.

Так, ведя непростой разговор, мы прошли по коридору и зашли в столовую, где за столом, одетые по-походному, сидели Николай и Василий. Рядом стояли три собранных рюкзака. Собираясь в дорогу, ребята собрали и мои вещи, очевидно, по наставлениям Ковалёва. Мы присели на свободные стулья и попытались подкрепиться.

Странные чувства приближающихся тревог охватывали меня. Очевидно, на ментальном уровне переживания Ковалёва передавались и мне. Я не понимал до конца истинных причин происходящего, но мысли занимали не вкусы еды. Недолгим был обед, без лишней суеты подняли свои нехитрые поклажи и направились к выходу.

– Ну вот, – заключил Ковалёв, – баки заправлены под завязку, продукты в машине приготовлены. Осталось только попрощаться.

Обратился ко мне и, махнув рукой, позвал к багажному отсеку чёрного джипа. Откинув полог, указал на содержимое, и почти шёпотом сказал:

– Смотри, здесь калаш и три ствола. Три рожка на всякий случай и там, в коробке, ещё патроны. Это так, на всякий случай. Дорога небезопасная, вы должны иметь возможность защищать себя. Но без крайней надобности лучше не выставляться. И ещё, Сергей, при подъезде к городу, в конце пути дорога пойдёт вдоль морского побережья, как раз за пару десятков километров до посёлка Орочей. Там высокий обрывистый берег. Будет крутой утёс, а под ним глубокое место. Остановитесь там и сбросьте всё оружие и патроны со скалы. Вот, возьми документы.

Как горько заблуждался в своих суждениях Валерий Иванович! Тому убедительные аргументы предстали перед нами буквально сразу после старта из прииска и преграждали нам пути следования, усиливаясь и укрепляясь каждый день, и практически преследуя до самого конца. Ведь Ковалёв этот путь преодолел ранней весной, когда реки и болота окованы многометровым льдом. Конечно, он не мог представить, что первое же препятствие в виде небольшой реки в болотистой тундре отнимет у нас почти весь остаток дня. А пока, закончив свои заботливые наставления, подошёл, обнял каждого по очереди. Мне он долго пожимал руку, прижал в крепких мужских объятиях и очень тихо, почти про себя, промолвил какие-то слова. Я их не разобрал, но мне почудилось: «Свидимся ли ещё?»

Намерения быстро сняться с места и мчаться на всех парах подогревали эмоции за рулём шикарных машин с мощными моторами и проходимым протектором колёс. Без ложной скромности, прямо, как в сказке. По следу вездехода в юго-восточном направлении нас ожидала неизведанная тундра. Василий, на лице которого явно читались признаки безотчётной радости, ехал со мной и старался быть полезным. Хотя нас теперь занимали размышления о крутых переменах в жизни и тревоги перед неизвестностью. Но Василий, в отличие от нас, чувствовал себя счастливым, наверно, от того, что желание не расставаться с друзьями осуществлялось, да и предчувствие приключений для молодой души тоже далеко не последнее удовольствие.

Время уже было обеденное, поэтому до конца этого дня мы старались преодолеть как можно больше пути. Первое, что выяснилось с самого начала – это то, что наши планы добраться в этот же день до базового посёлка оказались сильно преувеличенными. Ехать приходилось с крайне медленной скоростью, а ещё часто в поисках удобной переправы через речки приходилось мотать километры вдоль и поперёк этих самых речек. Вязли в болотной жиже. Спасали японские лебёдки. По словам Ковалёва, эти полтораста вёрст должны были проехать в этот же день. Но, наверное, он имел в виду возможности болотного вездехода.

Ковалёв не советовал задерживаться в пути и ночевать даже в базовом посёлке. Причины опасений Ковалёва мы не знали, он не всё мог открыть. Может быть, не хотел сильно напугать нас, а может быть, опасался заранее настроить на худшее. Возможно, он и сам не знал ничего конкретного. Вдруг повезёт, и мы благополучно доберёмся. Хотя, как я понял в конце пути, у него не было ни сотой доли уверенности в том, что по непроходимым болотам можно куда-то добраться на машинах. Возможно, это не так, потому что нам он доверил самое дорогое, что у него осталось в жизни – племянника. Пожертвовал двумя шикарными автомобилями, которые приберёг когда-то, и, наверняка, имел планы. Да и на все случаи в пути он, как прошедший насыщенную жизнь военного офицера-афганца, снабдил нас и инструктировал. В некоторой степени это давало ему надежду на то, что мы благополучно завершим своё путешествие. Но расчёты Ковалёва имели один очень серьёзный недостаток, который сводил на нет все его гениально продуманные стратегии. Эти машины пришли сюда по многометровому льду, как по асфальту. А теперь та же дорога изобилует болотами и топями.

Едва заметная колея повернула и повела нас в юго-западном направлении. Последнее, что можно было считать ориентиром, это след от гусениц вездехода, который проходил здесь нечасто. А теперь это глинистое месиво, укрытое сухой травой, сулило только провалы и ловушки. С другой же стороны, если бы не примятая трава, легко можно было бы потерять колею, поскольку других признаков дороги просто не было. Постепенно мы стали привыкать к сложностям дороги без ориентиров. Часов через пять, когда солнце, долго прогуливаясь над контурами горизонта, предпринимало попытки спрятаться за них, попутно ослепляя нас, двигаться дальше стало невозможным. В конце лета в этих местах дни не такие продолжительные, как полярные, но солнце высоко не поднимается, хотя долгота светового дня могла бы благоприятствовать. Однако, при таком низком положении солнца, мы рисковали заблудиться и потерять колею, которая и так была едва заметна под ослепляющим снопом его лучей. Попробуй найди её потом в тундре!

После того как я, потеряв колею, несколько раз останавливался и выходил из машины, чтобы уточнить направление, поперёк дороги встала небольшая река. Воды в ней было не так много, течение – спокойное, глубина – вполне проходимая даже в болотных сапогах. Но скользкие и обрывистые берега не хотели подпускать даже пешком, а вырубить где-нибудь жердь – возможности не представлялось. Тундра же всё-таки! В поисках мели или удобного места для переправы пришлось обследовать весь берег, но ничего так и не нашли. Река петляла, как змея, срезая берега. Ни заехать, ни выехать. Оставалось только вооружиться лопатами. Мокрые и грязные, с трудом переправились.

Но были и положительные моменты. Вода в северных реках потому и ледяная, что берёт истоки от вечной мерзлоты, поэтому для питья и приятная, и полезная. А умывание ледяной водой восстанавливает утраченные силы. Умывшись по пояс и пополнив запасы воды, решили сделать привал, подкрепиться, а заодно и подождать, пока солнце зайдёт за горизонт.

Показания спидометра ничего обнадёживающего не сулили. День был на исходе, а проехали всего пятьдесят девять километров. До заветного базового посёлка трястись по болоту ещё не менее суток, но своими открытиями делиться с попутчиками я не стал. Мы говорили мало. Дорога была незнакома, много неясного было в нашем неожиданно рискованном вынужденном путешествии. Эти обстоятельства требовали от нас особой сосредоточенности, и для траты времени на разговоры не было нужды. Самое неприятное – это неизвестность, а тут она во всём! Куда направляемся? Сколько пробудем в пути? Кого и что можем встретить? Куда приедем? Были сомнения и в безупречности выбора нашего решения, и в том, доедем ли до цели вообще.

К числу активов можно было приплюсовать надёжный транспорт, три здоровых и физически развитых мужика, вооружённость полезной информацией. Другая вооружённость пока не фигурировала. Минусов, конечно, было гораздо больше, но мы, не сговариваясь, старались их не замечать, а решать проблемы по мере их поступления. Так как контейнер с продуктами был доверен Николаю, открыв дверцу его багажника, мы собрались подкрепиться. Повар ещё в столовой прииска заготовил нам достаточное количество еды, заправил три термоса с чаем, но мысли об экономии возникли сразу. Открывать термосы решили по очереди по мере необходимости, чтобы не тратить время на разведение костров, приготовление чая, и чтобы не светиться дымом и огнём. Ковалёв предупреждал о том, что нам нигде светиться нельзя, а тем более в аэропорту Северного. Он опасался за нашу жизнь, намекал на каких-то бандитов, но ничего определённого и сам не знал. Из всего этого нам самим следовало искать слагаемые, поэтому каждый задумывался над разгадками в своих размышлениях, но делиться нам пока было нечем.