Пока не найду

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ЮНОСТЬ

Глава первая

США. Штат Флорида. Майами. Июль.

– Лис, ты только посмотри, какая вокруг красота! Это место явно не сравнится с Измиром, – громко говорит мама с восторгом.

Я лениво вытаскиваю один наушник и поднимаю голову, отнимая свое внимание от экрана мобильника. Я специально громко не включала музыку, поскольку мама постоянно что-то говорила мне с переднего сидения автомобиля, а если я буду ее игнорировать, то она обидится.

Такие случаи уже наблюдались, и мне не хочется их повторения.

Однажды мы сидели на диване перед включенным телевизором и смотрели сопливый сериал про любовь. Точнее, мама одна смотрела. Я же как обычно занималась виртуальным общением в своем мобильнике и полностью игнорировала происходящее вокруг. Так получилось, что я сильно погрузилась в общение со своей новой очередной подругой и договаривалась с ней о встрече на завтра. Меня поглотила радость, которая оторвала меня от того, что окружало в реальности, поскольку живого общения со сверстниками у меня крайне мало. Что таить – запущенный дефицит, подталкивающий меня к деградации личности. Мама что-то говорила мне, а я в ответ всего лишь мычала на любую ее реплику. Тогда она демонстративно выключила телевизор и покинула гостиную, кидая на мои бедра пульт, чтобы я уж наверняка заметила ее уход.

Мама не разговаривала со мной три дня после этого случая и продержалась бы дольше, если бы у нее не возникло желание сходить в модные бутики. В этом плане я становлюсь для нее подружкой, с которой можно сплетничать обо всем на свете.

Катрина Коллинз является самой вредной стервой, каких мне довелось видеть. И как мне «повезло», что этой несносной дамой, от которых стоит держаться как можно дальше, дабы сохранить свои нервные клетки, является моя мама, с кем мне еще приходится жить под одной крышей. Мне стоит выписать награду за величайшее в истории человечества терпение, которое я проявляю, стоит моей маме включить капризного ребенка.

Я рискнула предположить, что у нее синдром дефицита внимания, идущее с самого детства и сохраняющееся до периода зрелости. Ей бы стоило посетить психолога или вовсе психотерапевта, чтобы наладить свою нервную систему и в пожилом возрасте не стать вовсе невыносимой.

Я смотрю в окно и сначала вижу размывающую картину из-за едущей машины, а затем мы останавливаемся в небольшой пробке прямо напротив знака с названием района и улиц.

Исторический район Ар-деко встречает нас высокими пальмами, огромным количеством пальм, рассаженных вдоль всей главной дороги. Высокие здания с изысканными цветовыми переходами, не бросающиеся в глаза, обтекаемые геометрическими формами и глянцевой отделкой. Архитектура впечатляет, но эмоции в данный период времени во мне сильно подавлены, поэтому я сухо пробегаю глазами по доступной части района и снова утыкаюсь в мобильник.

– Да, здорово, – отвечаю я маме, чтобы в очередной раз не обидеть ее своим игнорированием. Я научилась поддакивать на ее любую реплику, но научиться – не значит принять. Я буквально проглатываю отвращение к себе.

– Место, где мы поселимся, точно обрадует тебя, солнышко, – вставляет свою фразу отец, которая была ожидаема. Он всегда так говорит при каждом нашем переезде.

За свои семнадцать лет я видела столько мест – одно роскошнее другого – что меня уже не впечатлить. Но я все равно улыбаюсь отцу в зеркало заднего вида, когда он на меня смотрит через него. Привычки, которые не по душе и сформировались вынужденно, буквально высасывают из меня все положительное, что во мне есть, когда мне приходится их демонстрировать. И в этом заключается главная цель моей жизни – быть не настоящей.

Мои родители видят лишь ту декоративную, выточенную до блестящего навыка личность, которую я им показываю, чтобы сохранить их покой и хотя бы какую-то стабильность в кругу нашей семьи. Если мы не способны жить в одном месте, где дом станет родным, то пусть будет равновесие между нами. И им удобно воспитывать такую послушную дочь, поэтому даже не стараются углубиться в недра моей разваливающей души. Она держится только благодаря тому моменту, когда я смогу избавиться от общества родителей и быть той, которую люблю – настоящей.

Я откидываюсь на спинку заднего сидения, когда мы снова трогаемся с места и продолжаем ехать до нашего нового дома. Окна в машине приоткрыты, но папа все равно включил кондиционер, поскольку ни капли холодного дуновения ветра снаружи не обогащает салон.

Майами – вечный курорт, где туристам можно отдыхать в любое время года из-за мягкого климата и жаркого нескончаемого солнца. Мне снова придется адаптироваться к новому месту и изучить местность, в котором буду проживать не больше года.

Главный девиз моего образа жизни – не привязываться ни к людям, ни месту, поскольку мы часто переезжаем из-за бизнеса отца. Он своего рода создал свою отельную империю и катается по всему миру, а мама ни за что не отстанет от него и не станет жить в одном месте в ожидании своего супруга. Постоянно приходится подавлять в себе предположения, что мама просто не доверяет отцу и боится его измен. Она, конечно, не уйдет от него, ведь Даниэль Коллинз такая выгодная партия для нее, но ее душа будет мучиться от предательства, поскольку мама изменит своим принципам.

А я просто вынуждена. Я даже не знаю, какую страну, какой город, считать своим родным. Мама из России и ее настоящее имя Екатерина Авдеева. Поменяла она его вместе с фамилией, когда стала женой отца и уехала с ним, когда он закончил строительство своего первого отеля в Калининграде. Отец сам выходец из Лос-Анджелеса и штат Флорида для него, можно сказать, не чужбина, ведь он находится в его родной стране. Я же родилась в Берлине. Тогда отец занимался строительством своего только второго отеля.

Я родилась, чтобы кататься по миру, быть одинокой без собственного пристанища. В Германии родители тогда задержались на семь лет, позволив мне вырасти и окрепнуть, чтобы я смогла спокойно преодолевать поездки и многочисленные перелеты. Но для меня покидать эту страну было сравнимо со стрессом. Я много плакала, а мама не из тех, кто умеет подбадривать и поддерживать. Именно это первая причина, почему я так закрылась в себе и не показываю родителям себя настоящую. Я сделала себя удобной для них и веду себя так, как им хочется. Так проще, так никаких проблем и ссор между нами не будет. Я считаю, что это здоровая позиция.

Наедине с собой и со своими знакомыми, которых я сразу забываю после очередной смены места жительства, веду себя совершенно иначе. Проще говоря, вырывается моя истинная суть бунтарки, что не захотят видеть мои родители и попытаются вывести из меня эту дурь. Проще не показывать им такую Алису Коллинз, чем внести хаос в стабильность, которой мне так не хватает.

Все десять лет я пытаюсь смириться со своей участью, но имеется одна большая проблема, с которой мне приходится часто бороться – не с кем поговорить по душам. Иногда во мне всплывает ранимость, и одиночество становится для меня не свободой, а тяжкой ношей.

В итоге за десять лет я сменила семь мест, и это сделало меня равнодушной, которую ничем невозможно впечатлить.

Как я обучаюсь? В каждом месте новые преподаватели, которых отец щедро награждает за проявленную работу. В этом есть даже плюс – я разносторонне развиваюсь и получаю образование с разных уголков планеты, где каждое место отличается от предыдущего от территориального строя, до политического. Можно сказать, что по сравнению с моими сверстниками, которые обучаются в стабильном месте, я имею знания богаче. Но есть и минус – мой диплом об окончании образования, это многочисленные сертификаты о прохождении курса от различных педагогов. С такими на работу не берут, но отец за это не переживает, ведь он способен обеспечить меня, а если когда-то не будет в состоянии в силу своего пожилого возраста, то естественно его отельная империя перейдет ко мне. Ему некогда думать о том, что я хочу своего маленького мира, где перестанут подавлять мои потребности. Меня не слышат. Я кричу, но для родителей это шепот на расстоянии нескольких десятков миль.

Последним моим местом проживания был Измир – прекрасный город в Турции на побережье Эгейского моря, который мне понравился своей неописуемой редкой природой. Это яркий город оливок, инжира и винограда, с невысокими горами и холмами. Это молодёжный город с большим количеством университетов, который переполнен энергией и находится в постоянном движении. Клубы, бары – все это распространено там, но несовершеннолетним тяжело пробраться во внутрь.

Про новых людей в моей жизни, с которыми я бы могла коротать свои дни, и заикаться не стоит. Я не владею турецким, а английский и русский языки не особо распространены среди местных жителей. Восемь месяцев я практически безвылазно сидела дома, если не считать походы по бутикам с мамой.

Майами станет для меня местом, куда я смогу направить свою скопившуюся энергию. Это место живет в своем собственном ритме, отличном от всех тех, где я смогла побывать. Пастельные тона, субтропическая красота и латиноамериканская сексуальность бросаются в глаза повсюду: от задымленных танцполов, где гаванские экспаты танцуют Сан Балеро, до эксклюзивных ночных клубов, где красивые доступные девушки на высоких каблуках танцуют латиноамериканский хип-хоп. В этом месте развлечений полно, где так и дышится свободой, словно Майами идет против всевозможных законов. Осталось найти такую же похожую на меня духом подругу, и мы захватим любой ночной клуб.

Майами кишит роскошными отелями, поэтому отец давно прицелился на этот город. Туристов здесь пруд пруди, благодаря которым отец изрядно наполнит свой карман, чтобы обеспечить меня и маму. Порой думаю, что он уже не насытится никогда этими деньгами, от которых его карманы уже рвутся от изобилия. Мама тоже этим больна. Это настоящий диагноз, когда деньги становятся обычными обесцененными бумажками, которыми можно потирать задницу.

Я существую в роскоши. Утопаю. Прожигая эту жизнь, понимаю, что она не моя. Будто меня перепутали с другой. Я гасну. Я отчаянно нуждаюсь в мире, где не нужно следовать дурацким правилам этикета или еще за какой-нибудь ерундой, на что меня заставят родители. Жить без этих светских приемов, на которых отец «лижет задницы» самым различным высокопоставленным людям – от жирных, до худощавых, чтобы получить разрешение на строительство отеля. Хлопать невинно глазами перед богатенькими сыновьями отвратительных личностей и слушать шепот мамы около уха: «Они подходят по статусу и смогут тебя обеспечить». И тогда остается сдерживать улыбку на лице, но через минуту попросить прощения и отойти, чтобы выплеснуть негатив в женском туалете.

Я обязана быть примерной дочерью без собственного мнения и подчиняться. А мне хочется наконец быть самостоятельной и вершить свою жизнь так, как мне самой захочется. Реализовывать себя и собственные идеи. Оставить что-то после себя. Ибо благодаря деньгам отца я чувствую себя бесполезной, не умеющей ничего в этой жизни. Даже самостоятельно приготовить яичницу. Жить как мама, ущемляя свою собственную личность и зависеть от денег мужа, я не горю желанием.

Именно эта тяжесть переполняет мою душу и мне хочется выплеснуть ее. Но куда? Пустота вокруг уже не помогает. Когда-то мне удавалось ни от кого не зависеть, но чем дольше я живу в своей реальности, которая для меня как аркан на шее, тем острее нуждаюсь в элементарном – родственной душе.

Напряженно скрещиваю пальцы и питаю надежду, что за меня говорит семнадцатилетний возраст, когда подросток справляется с огромной волной противоречий и принимает кучу решений перед взрослой жизнью. Мне еще повезло, что я не склонилась к неформалам и адекватно смотрю на мир без каких-то усложнений в сознании по типу: «Мир – дно. Ничего не получится. Я – дерьмо. Все плохо».

В наушниках играет песня «Swim – Chase Atlantic», и я закрываю глаза, чтобы погрузиться в нее и дослушать до конца. Но этого не происходит, поскольку уже на середине песни ощущаю, что отец остановил машину, а когда открываю глаза вижу, что родители выходят из салона.

Я вздыхаю с пониманием, что мы приехали к нашему новому дому и вытаскиваю из ушей наушники. Засовываю их в задний карман коротких джинсовых шорт и открываю дверь, выползая из салона автомобиля.

Осматриваюсь вокруг, массируя бедра после долгого сидячего положения и выгибаю спину, поглаживая ее ладонями. Отец в это время достает из багажника легкий груз, а мама осматривает лазурный океан, нацепив солнечные очки.

Из-за частых переездов мне еще пришлось научиться с легкостью прощаться с любыми вещами. Если в холодном регионе необходимо купить пальто или куртку, то при переезде в более теплую местность верхнюю одежду мы оставляем вместе с горой тех тряпок, как их называет отец, которые мы с мамой накупили для одного раза. Именно это доказывает, что деньги отца улетают в ветер, в бездонную яму. Мама всегда перед отъездом с равнодушием отмахивается и говорит, что лишняя одежда идет в мусорный бак. Не тут то было. Я специально говорю ей, что сама все выброшу, чтобы оставить пакеты в целости рядом с мусорными баками, чтобы нуждающиеся люди, которые не брезгуют ковыряться в мусоре, спокойно их подобрали.

Я смотрю на свой новый дом, который выбрала мама. По ее прихоти мы поселились в Майами-Бич – курорт, соединенный с материковым Майами дамбами через залив Бискейн. Здесь на одиннадцать километров протянулись песчаные пляжи, вдоль которых выстроились многоэтажные гостиницы и частные жилые дома. И в этом ряде наш дом изрядно отличается своей изысканной роскошью. Отец навалил в очередной раз кучу денег на аренду дома сроком на год, только потому, что его любимая жена обожает большие пространства.

– Лис, тебе нравится? – спрашивает мама, подходя ко мне и обнимая за плечи.

– Мама, меня зовут Алиса, – закатываю я глаза.

– Не вредничай. Тебе очень подходит это прозвище.

Она щелкает меня по носу и отходит к папе, чтобы обнять его и поцеловать в губы. Когда мама в хорошем настроении, то из нее исходит неоправданная волна нежности к отцу. Когда она горит от раздражения, то готова растерзать его.

Я отворачиваюсь от странной картины и смотрю на пляж с белым песком и теплой аквамариновой водой. У меня не получается смотреть на своих родителей вместе и умиляться их счастью, потому что она фальшивая. В любви люди должны делать друг друга счастливыми, а в случае моих родителей их счастьем является только наличие денег. Уверена, они не представляют, как это остаться без них, поэтому папа продолжает выкапывать их из денежной ямы без отдыха. Для родителей роскошный образ жизни – это деньги, а для меня роскошь – это состояние души и мои мечты. Мы настолько разные, что порой мне хочется думать, что я приемная.

В моей жизни нет должного примера от родителей, благодаря которому я могу выстроить что-то для себя и пользоваться. Лишь благодаря постоянным путешествиям и окружению простых людей, я вижу иной пример жизни. Люблю порой пройтись одна по улицам с навигатором и наблюдать за жизнью людей, выдвигая итог – именно в простоте закрадывается истина, а в богатстве – сплошное лицемерие.

Я вдыхаю полной грудью горячий воздух и закрываю глаза, улавливая на слух звук разбивающихся волн о берег. Уверена, вода здесь мягкая и нежная, вечно теплая, из которой не хочется вылезать. Меня всегда тянуло к океану и мне всегда хотелось увидеть подводный мир. Есть одно большое НО: я не умею плавать и мой страх утонуть настолько велик, что я могу войти в воду лишь по колено, а в этом смысла нет. Только душу травить несбыточной мечтой.

– Алиса, пойдем смотреть дом, – громко зовет меня папа.

Я отворачиваюсь от притягательного пейзажа и иду за родителями.

Глава вторая

Большой дом из белого камня, но существенная часть – это стекло. Огромные окна от потолка до пола служат той же стеной этого дома, через которые можно прямо со двора увидеть внутреннее убранство. Я скорчиваю лицо, когда родители осматривают сад с зеленым газоном, редкими цветами и бассейном, рядом с которым есть роскошная беседка с лежаками и столом.

– Тебе не нравится, Алиса? – мягко спрашивает папа, и мама моментально поворачивает ко мне голову с любопытством ожидая моего ответа.

Она меня испепелит, если я дам отрицательный ответ, ведь он буквально не оценит ее выбора, на что мама, конечно же, затаит обиду.

Я натягиваю улыбку и скрещиваю руки на груди, напрягаясь всем телом, принимая защищающую от жесткого взгляда мамы позу. И снова подавляю свое мнение, которое здесь никому не нужно и, которое лишь внесет разлад.

– Мне все нравится. Просто устала с дороги и нет сил на яркие впечатления, – придумываю на ходу отмазку, почему я не так воодушевлена от дома, как мама.

Она улыбается и уверена в том, что снова выходит самой лучшей женой и матерью.

– Я искала его два месяца. Дом, который будет для нас уютным местом.

Как может быть уютным местом тот дом, через окна которого мимо проходящие увидят твою жизнь? Как ты сидишь на диване и смотришь телевизор, небрежно уплетая мороженое из ведра. Как танцуешь в своей комнате в пижаме с сырыми волосами и напеваешь своему любимому певцу в расческу, представляя себя рядом с ним на сцене перед многотысячными зрителями. В этом доме не получится так себя вести, потому что это как немедленно раскрыть душу незнакомому человеку, потому что тебя вынудили. Конечно, дом в окружении пальм, но люди такие любопытные создания, особенно туристы, и они не упустят возможности разглядеть этот роскошный дом. Кажется, в моей комнате шторы будут задернуты всегда.

Дом включает в себя четыре спальни, гостиную, кухню, шесть ванных комнат и спа-салон. Дикость. Нас встречает хозяин этого «великолепия» и демонстрирует с гордостью на лице свой вкус.

Убранство в стиле минимализма, наполненное самым необходимым. В гостиной имеются диван и кресла напротив огромного плазменного телевизора и три горшка с цветами на лакированном белом полу. Когда я их потрогала, они оказались пластиковыми. В столовой большой стол и белые мягкие стулья. На кухне барная стойка с мойкой, встроенной плитой и вытяжкой над ней. Кухонный белый гарнитур. Здесь все настолько минимизировано, что даже на дверцах гарнитура нет ручек. Хозяин продемонстрировал, как они открываются, словно бы мы этого не знали.

На втором этаже располагались спальни. Я сослалась на головную боль и выбрала первую попавшую дверь, принимая эту комнату за свою.

– Через два часа ужин, не забудь, – проговорила мне мама за дверью.

Надеюсь, она закажет не морепродукты и вспомнит, что я их терпеть не могу.

Первое, что я сделала, это закрыла свои окна шторами и плюхнулась на мягкую кровать. Уставилась на белый потолок, уже сейчас понимая, как меня раздражают светлые тона в этом доме.

Я повернула голову на подушке и начала осматривать убранство. Хотя рассматривать нечего – две двери, одна ведущая в ванную, а другая в гардеробную, туалетный стол с зеркалом, пушистый ковер перед кроватью и тот же горшок с пластмассовым цветком в углу комнаты. Я планирую немного обустроить свою спальню, как все предыдущие, чтобы заходить сюда как в свой лучший мир из гнетущего большого.

Мне каждый раз после переезда приходится закупать все необходимое, которое позволит мне чувствовать себя живой и занятой, только бы не сойти с ума от скуки и скудного образа жизни. Я как могу создаю свою мир среди подавляющего меня мира отца благодаря своим интересам и хобби.

Я люблю рисовать и играть на гитаре. Люблю читать и слушать музыку. Люблю спать, самостоятельно саморазвиваться в определенных сферах – психологии, экологии, менеджмента и литературы.

В углу будет стоять мольберт с комодом, где буду хранить краски и кисти. Рядом с прикроватной тумбой поставлю гитару. Приобрету книжную полку, так уж и быть из белого дерева, чтобы интерьер комнаты сохранял свой неизменный стиль. Из-за своей любви к литературе я заставляю отца перевозить все мои книги и каждый новый переезд их больше, поскольку я не перестаю их закупать. Мама часто ворчит и требует, чтобы я перешла на электронные. В этом я ей не сдаюсь и отстаиваю свои интересы.

Книги прекрасны и лишь благодаря печатным я могу углубиться в их мир и отказаться от своих жестоких реалий. Хотя бы в них я могу найти похожую на меня героиню и почувствовать себя не оторванной от нормального мира.

Я поняла, какая я настоящая благодаря постоянному анализу себя по ночам.

Спутанные блондинистые волосы по утрам, две кружки из-под кофе на столе, которые выпила ночью во время чтения, недописанный пейзаж на мольберте, несколько капель от слез, размывшие краску на бумаге или буквы на странице книги.

Я люблю океан, но не умею плавать. Я люблю свободу, но у меня ее недостаточно. Я люблю чувствовать, но чаще всего подавляю в себе все эмоции. Я не уважаю деньги, но трачу их, бросая в ветер, удовлетворенная этим, ведь эти бумажки только этого и стоят. Я люблю родителей, но они не понимают меня и создают так, будто я пластилин – как хотят, тем самым отталкивая от себя из-за отвращения и обиды. Я люблю быть доброй, но чаще всего я эгоистка, которую обидела жизнь.

Сверстники с разных уголков планеты мне говорят, что я обязана радоваться своей жизни, но они даже не представляют, что такое богатая жизнь. Видимо, мне и правда стоит общаться лишь с теми, кто мне по статусу и выслушивать истории о грязном сексе, темных играх, вечеринках. А когда они напьются, видеть их слезы и выслушивать жалобы, что их не понимают. Редко можно встретить нормальную богатую семью. Обычно в каждой одна и та же проблема – недопонимание, лицемерие и ненависть друг к другу.

Я – куча нереализованных амбиций, бесконечные мечты, которые никогда не станут реальностью, постоянная бессонница и стопка книг у кровати.

Я как неудачный проект, сломанная система, неспособная найти своего пристанища, словно лишняя во всей Вселенной, идея, которая слишком нереальная для воплощения.

Я одинокий странник в поисках ответов на собственные вопросы, которые способны мне дать лишь далекие звезды, когда смотрю на них по ночам и ковыряюсь в своей душе.

Я невольно начинаю жалеть себя и ощущаю, как по виску катится одинокая слеза. После стука в дверь, я быстро ее вытираю, как обычно скрывая то, что недовольна своей жизнью, и разрешаю войти.

Через дверной проем голову сует папа. Я знала, что это он, поскольку только отец не нарушает моего личного пространства, хотя бы когда я в своей спальне и деликатно стучит, выжидая разрешения войти. Мама же влетает как оса через открытое окно, не видя препятствий. Мне приходится иногда закрывать дверь, когда собираюсь удовлетворить себя хотя бы мастурбацией и в это время отстоять свои личные границы.

– Дочка, ужин на столе.

– Уже иду.

Я встаю с кровати и шаркающими шагами направляюсь за отцом.

Я занимаю свое место и вижу морепродукты. Мама точно умеет читать мои мысли и намеренно делает все, что не нравится мне, чтобы досадить и отомстить за все те моменты, когда я ее игнорировала.

– Ну что? За нашу очередную новую жизнь в новом месте, – с улыбкой говорит мама, поднимая бокал вина.

Отец берет свой стакан коньяка, а я поднимаю апельсиновый сок и чокаюсь, чтобы потом поставить стакан обратно на стол, так и не отпив из него.

– Алиса, – только и произносит мама недовольным тоном, когда видит, что я не пью после ее «грандиозного» тоста. Она всегда произносит мое имя полностью, когда недовольна мною.

– Мама, у меня аллергия на цитрусовые, – сдерживая раздражение, отвечаю я, складывая руки на столе в упор глядя на нее.

– Правда? Ой, – она издает смешок, закрывая губы ладонью в своей изящной манере, демонстрируя шикарный маникюр. – Забываю.

– Как и то, что я не люблю морепродукты, – продолжаю наседать я, поскольку уже не могу остановиться.

Чем старше я становлюсь, тем сложнее мне сдержать агрессию и раздражение на маму. Или это дело не в возрасте, а в том, что она не дает мне покоя и постоянно бесит своим нытьем и сплетнями. В особенности непониманием своей родной дочери.

– Ты даже не пробовала, – вставляет она свою коронную фразу, после которой по сценарию я должна замолкнуть и сделать так, как она хочет.

– Тогда и ты хотя бы раз попробуй понять меня! – повышаю я голос, когда во мне взрывается гнев.

Папа поднимает на меня удивленные глаза, оставляя без внимания свою красную рыбу, выпеченную в фольге с овощами. Мама поднимает одну бровь и непринужденное выражение ее лица меняется на тот самый, когда она готова обидеться. Меня это сегодня уже не пугает, и я сама в глубине души удивляюсь своему состоянию. Кажется, я действительно устала и мои внутренние убеждения послали меня, когда я долгое время их подавляла.

– Это тот момент, когда ты извиняешься, Алиса, – спокойно говорит мама, но в ее голосе можно уловить стальные нотки.

Я хмыкаю.

– Это тот момент, когда я ухожу, чтобы остудить пыл, – парирую я, снова отказываясь быть послушной и встаю со стула.

Мама молча смотрит мне в след, когда я покидаю столовую, прохожу мимо гостиной и достигаю выхода. Слышу лишь за своей спиной голос отца, успокаивающий маму:

– Она просто устала после дороги. Не принимай близко к сердцу и дай ей время.

Даже папа – крупный и строгий бизнесмен, танцует перед ней на двух лапках. Видимо, тоже понимает, что у нее не все в порядке с психикой и из-за крупной обиды точно сиганет с крыши или порежет себе вены. Он сам выбрал себе жену, и она олицетворяет его испытание жизни, которое есть у каждого человека. У меня – это они оба.

Терпеть не могу несправедливость. Почему я обязана постоянно ее понимать и давать ей свое внимание, когда она забывает даже о том, что у меня аллергия на цитрусовые и, что как только мои вкусовые рецепторы столкнутся с ними, я начну задыхаться и покрываться пятнами?

Я достигла пляжа, где теплый песок мешал свободному передвижению, когда мои ноги утопали в нем. Мои кроссовки остались где-то позади среди песка, когда я вслепую снимала их, смотря на море. Небо приобрело вечерние краски и отражалось на аквамариновой воде, создавая неописуемой красоты вид. Оно похоже на те, которые я часто рисую на мольберте или обычной бумаге. Рисуя небо, моя нервная деятельность становится более уравновешенной и у меня находятся силы терпеть негативные обстоятельства, окружающие меня каждый день.

На этот раз я вышла из себя, не найдя больше никаких сил сдержать своей злобы на маму, которая ведет себя как ребенок. Я могу сравнить себя с ней и с уверенностью сказать, что духовно и умственно определённо взрослее нее.

На этот раз у меня не получится успокоить себя перед мольбертом и красками. Я скорее буду размазывать краску бесцельно, а после устрою погром в спальне, поскольку злобы в мое сердце добавит еще то, что у меня не получается изобразить очередной потрясающий пейзаж, который часто очень походит на реалистичный вид, словно смотрю в окно, когда очень хорошо постараюсь.

Сегодня поведение мамы подтолкнуло меня к крайней, критической точке и остудить свой пыл у меня получится только в реальном мире, а не в мире моего воображения. Мне необходимо направить вспыхнувший адреналин в другое русло. Чтобы избавиться от одной грызущей душу эмоции, лучше всего будет разбудить иную.

Я даже не стала раздеваться до нижнего белья, когда без колебания зашла в воду. Сначала в теплое чистейшее море я погрузилась до щиколоток, а уже через секунду вода добралась до уровня моих колен. Еще через несколько секунд вода мешала моему свободному передвижению. Я зашла глубже до самой груди и ощутила, как мне стало трудно дышать. Я оцепенела на месте, когда страх охватил меня полностью и резко, как огонь вспыхивает и мгновенно разжигает сухой хворост.

От злобы не осталось и следа. Я даже забыла, что произошло несколько минут назад за столом, когда страх достиг мозга и будто вызвал амнезию. Я осознавала лишь то, что в данный момент погрузилась в воду до уровня груди, чего никогда не делала, тем более, когда находилась одна. Сейчас вечер, вокруг ни души. Молодежь свой ночной досуг проводит в городе, находя приключения на свою задницу, а более взрослые личности захотят провести свой вечер дома, занимаясь своими делами, но никак не на скучном пляже. Я совершенно одна и мне лучше не быть безрассудной.

Так бывает, когда человека охватывает страх, и он начинает зависеть даже от чужих людей. Когда мы чувствуем, что нашей жизни что-то угрожает, мы понимаем, насколько она ценна и как ее не хочется терять, поэтому ждем спасения от кого-угодно. Когда человек совершенно один и предоставлен самому себе, страха в сердце копится еще больше, и он парализует.

Часто дыша, я медленно развернулась, ощущая пятками мокрый песок. Обычно он является терапией для успокоения даже под водой, но я думаю только о том, насколько в опасной ситуации сейчас нахожусь. Вода будто давила на мою грудную клетку и собиралась убить удушением.

Я люблю океан, когда он является моим врагом. Я долбанная мазохистка.

Уже никакой завораживающий вид закатного неба и отражающего его океан меня не привлекают. Я слышу лишь звук волн неподалеку, который только усугубляет мое спокойное состояние в критические ситуации. В груди нарастает паника, что далеко неблагоприятно, ведь она только разрушает весь порядок в мыслях и логичность действий.

Я уже начинаю жалеть, что решилась на такой экстремальный способ по успокоению своих нервов.

Сделав несколько шагов вперед, я помогала себе руками. Сейчас они мне могут помочь, но если бы меня тренер снова попросил не касаться ногами дна, то они бы были бесполезны. Я не способна научиться плаванию. Этот навык словно удален из участков моего мозга.

Мне уже удалось натянуть улыбку на лицо, когда вода находилась на уровне моего живота. Я расслабилась и это стало моей ошибкой. До этого я находилась в напряжении и даже бы огромная волна не унесла меня дальше вглубь, но сейчас хватило небольшой, которая подняла мои ноги, и я перестала ощущать опору. Вскрикнув, я ушла на дно с головой и волновое течение унесло меня дальше. Намного дальше того расстояния, которое я прошла. Теперь, если я выплыву, то ноги не коснутся песка. Один выход – работа руками. Но они бесполезны!

Даже находясь под водой, я слышала свое дико клокочущее сердце, которое разрывалось от страха и паники. Эти эмоции мне очень мешали. Они всегда блокируют мой мозг и о благоразумии не может быть и речи. Как и в случае с раздражением и злобой, которые привели меня к гибели.

Я пыталась выплыть и хотя бы вобрать в легкие новую порцию воздуха, помогала ногами, отталкиваясь от дна, но у меня ничего не получалось. Вода однозначно идет против меня и это очень обидно.

Моим главным желанием является – не умереть от воды. Вот так вот странно, но я давно перестала быть нормальной.

Внезапно я почувствовала, как что-то сильнее обхватило мою талию и подняло вверх. Теплый воздух коснулся моего лица, и я жадно втянула его в себя, почувствовав, как мои легкие обрадовались этому дару.

Истошно кашляя, я все еще ощущала крепкую хватку на талии и вскоре уже оказалась на пляже. Падая на четвереньки, я продолжала кашлять и избавляться от воды, которой наглоталась. Мою талию уже не сжимали, но теперь осторожно хлопали по спине.

Когда я смогла справиться с приступом кашля, услышала мужской голос:

– Ты в порядке?

Я подняла и повернула голову на источник звука. Рядом со мной сидел парень лет двадцати на вид с черными волосами и чарующими голубыми глазами. Черт, да они такого же яркого цвета как эта вода в море, которая несколько минут назад пыталась меня убить. Может у меня развилась паранойя, когда я ощутила стремительное приближение смерти, но вдруг показалось, что эти глаза тоже несут убийственный характер.

Я поменяла положение и села на задницу, встряхивая руки и колени от песка. Вода продолжала дотягиваться до меня своими щупальцами, когда омывала пляж, а вместе с ним и мои ноги, согнутые в коленях.

– Да, – прохрипела я и тут же прочистила горло, шмыгнув носом.

Парень сел рядом со мной и тоже встряхнул руки. Он тяжело вздохнул, прежде чем снова заговорить:

– Ты же не пыталась убить себя?

Я снова прокашлялась.

– Нет. Просто я плавать не умею.

Он повернул ко мне голову, что сделала и я по неизвестной причине. Возможно, хотелось увидеть выражение его лица, о котором догадывалась. Ну конечно, он смотрит на меня как на ненормальную.

– Сумасшедшая. Зачем же ты тогда полезла в воду?

У него приятный низкий голос. Когда он говорит, меня будто обогревают теплые солнечные лучи. Этот голос вселяет успокоение в сердце, и я забываю о том, что несколько минут назад чуть было не задохнулась под водой. Сколько различных эмоций я сегодня испытала.

Я пожала плечами и снова посмотрела на небо, которое быстро потемнело.

– Считай, что захотела потренироваться и попробовать свои силы.

Парень усмехнулся.

– Этот риск мог стоить тебе жизни. – В голосе упрек, и я с недовольством покосилась на него.

– Тебе то что? Ты даже не знаешь меня.

Он снова посмотрел на меня, но уже веселыми глазами. В этой голубизне можно утонуть. Я мельком взглянула на море, а затем снова заострила внимание на лице парня, чтобы убедиться, что мне действительно не показалось и его глаза присвоили такой же яркий голубой цвет. Такая редкость, что мне не хочется отнимать от них взгляда.

– Для своего спасителя ты бы могла выбрать тон повежливее.

Я поджала губы и резко оторвала от него взгляд. И почему я такая эмоциональная. Из-за того, что я не могу контролировать себя, могу невзначай обидеть невинное окружение. Но кажется, в случае с этим парнем, ничего подобного не происходит.

Он непринужденно встает на ноги и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться с мокрого песка. В качестве извинения за свою резкость, я приняла его руку и встала на ноги, встряхивая шорты от песка другой рукой.

Внезапно я почувствовала, как мой спаситель сжал мою руку сильнее, и я с непониманием посмотрела на него, задирая голову назад. Только сейчас до меня дошло, что он без футболки, демонстрирует свой идеально натренированный торс. Парень лишь в непромокаемых черных шортах. Видимо, он бегал вдоль пляжа и увидел меня – несчастную утопленницу, по его первоначальному мнению.

– Ты вся дрожишь, – прохрипел он.

Я прочистила горло.

– Я чуть было не умерла, – напомнила я ему и таким образом объяснила свою дрожь.

– Ты сильно испугалась.

Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза и не усмехнуться, дабы снова не показаться грубой. Мистер очевидность в действии.

– У меня есть способ, как быстро забыть о «встрече со смертью».

Я нахмурилась и теперь не сдержала короткого смешка.

– «Встреча со смертью?»

– Не смейся. Это бабушкин способ и именно так она говорила.

Я не могла перестать улыбаться. Этот парень просто находка. Он забавный и, очевидно, с ним есть о чем поболтать, и разговор точно не приобретет скучный характер.

– Подумай о том, чего ты больше всего любишь в своей жизни. Продолжай думать об этом до тех пор, пока ты не почувствуешь облегчение в груди.

Может в этом есть смысл? Я начала думать о том, как обрету свои собственные крылья и перестану зависеть от родителей. Превращусь в свободную птицу и полечу куда захочу. Тогда я даже сильнее полюблю жизнь.

– А чего ты больше всего любишь? – вырвался из меня внезапный вопрос, которому сама удивилась, но не показала вида.

Парень опустил мою руку и смахнул мокрые черные волосы с лица, с кончиков которых постоянно капала вода и эти капли стекали по его щеке с выбритой щетиной. У него привлекательные черты лица с выделенными скулами и волевым подбородком. Черные густые брови и полные губы. И эти глаза…в них спрятался океан.

– Малиновый пирог.

– Пирог? – уточнила я, нахмурив брови.

– Малиновый.

– Неужели ты станешь думать о малиновом пироге, если «встретишься со смертью?»

– Ну да. Это то, чего я больше всего люблю в жизни, потому что его готовила бабушка и теперь этот пирог у меня больше никогда не получится попробовать.

Я уставилась на него как на инопланетянина, а парень всего лишь усмехнулся.

– Ты живешь где-то поблизости? Давай я тебя провожу.

Он быстро сменил тему, поэтому и я начала приходить в себя после странной беседы.

– Не стоит. Я живу вон в том прозрачном доме. – Я указала рукой на свой новый дом, который демонстрировал свое роскошное величие сквозь пальмы.

– Прозрачном? – Я снова заставила его усмехнуться. Неужели выгляжу такой нелепой на его глазах? – Ладно, пойдем, соседка. Мне в том же направлении.

Парень зашагал вперед, а я с раскрытым ртом отправилась за ним, стараясь нагнать его и не спотыкаться из-за песка.

– Надо же, мой спаситель оказался моим соседом.

Мы поднялись на небольшой холмик, который в отличии от песчаного пляжа зеленеет от травы и является границей между жилым комплексом и океаном. А уже через несколько секунд достигли территории моего дома.

– Теперь буду знать, что моей соседкой является чокнутая девчонка, которая на свой страх и риск лезет в воду будучи не умеющая плавать, – заговорил парень, поворачиваясь ко мне лицом.

Я посмотрела на двухэтажный дом, расположенный в нескольких метрах от моего. Он не такой роскошный, но хотя бы не стеклянный, а из белого камня и с нормальными окнами. Уверена, внутри очень уютно.

Я хмыкнула, когда снова заострила внимание на парне и вернулась к нашему диалогу.

– Ну а я буду знать, что моим соседом является клоун, который в любое время может развеселить меня.

Парень посмеялся. Его смех нежный, но вместе с тем и глубокий, ласкающий слух.

– Я подумал, что ты скажешь, что рядом с тобой живет твой спаситель, которому ты обязана по гроб жизни.

Я скрестила руки на груди и показала гордый вид.

– Самомнение, граничащее с манией величия.

– Меня еще никто никогда не называл клоуном. Особенно девушки. Не удивительно, что моя самооценка достаточно высока. Ты все в жизни ставишь наоборот? Даже такого идеального парня опускаешь до клоуна.

Я цокнула языком и закатила глаза. Возможно ли осадить этого парня?

– Невероятно.

– Добрых снов, чокнутая, – проговорил он каким-то издевательским тоном и развернулся, покидая меня.

– Сам ты чокнутый, – пробубнила я себе под нос и вздохнув, отправилась в дом, в который возвращаться совсем не хочется.

Закрыв за собой стеклянную дверь, я сразу направилась к лестнице в нетерпении принять душ. С меня сыпался песок и это в буквальном смысле, поскольку я вся покрыта им, что уж говорить о пятках. Моя обувь осталась где-то на пляже и как обычно у меня нет привычки переживать за вещи, которые мне удается с легкостью купить и забыть о них через несколько дней.

По мере приближения к своей спальне, я начала слышать странные звуки, исходящие из комнаты родителей, которая находилась напротив моей. Мне понадобилось еще несколько секунд для того, чтобы сообразить, что это гребаные стоны моей мамы. Закатив глаза, я толкнула дверь своей спальни и быстро скрылась за ней. Видимо, папа решил таким способом избавить ее от стресса, который я, как плохая дочь, предоставила ей за столом.

Я решила немедленно принять душ, скрываясь в ванной комнате. Раздевшись и небрежно бросив грязную одежду на гранитный пол, я залезла в душевую кабинку и включила воду. Вода полилась на меня и начала барабанить по плечам и макушке, оглушая все вокруг. Остались лишь мои мысли, громко кричащие в голове и заполняющие своим голосом мою душу.

Все же странный совет того парня мне помог. Мое тело больше не тряслось от страха, и я забыла о том, насколько жестоко вода хотела забрать мою жизнь, не преставая думать о том, что больше всего люблю.

Я даже не спросила его имени. Он отвлекал меня своим поведением. Интересно, он со всеми незнакомыми людьми ведет себя так непринужденно? Порой парень показывал свое высокомерие, но меня оно никак не раздражало, а даже забавляло. Будто таким поведением он придерживается непотухающего энтузиазма и скрывает от чужих глаз важные закоулки своей души.

Может, я сразу прониклась к нему доверием и мне было легко с ним потому, что мы немного схожи с этим парнем? Уверена, у него тоже большая душа с самыми различными переживаниями и тайнами, которые он не может раскрыть каждому, а лишь избранному человеку. Очень странно, но уже складывается впечатление, словно я готова выложить ему все, что таится в моей душе и даже в мыслях.

Я тряхнула головой, будто таким образом могла отогнать этого парня из своих мыслей, но его образ так и продолжал мелькать перед моими закрытыми глазами. Его тело покрыто многочисленными родинками.

Я открыла глаза и невольно посмотрела на свои вытянутые руки, затем взглядом прошлась по животу, ногам. Я всегда считала, что родинки на моем теле – это недостаток и ненавидела их. Не находила причин любить их и принять. Смотря на них со стороны, например, разглядывая на теле того парня, родинки выглядят даже привлекательно. Может это только на мужском теле, а на моем они смотрятся отвратительно?

Я снова закрыла глаза и принялась мыть волосы. Жаль, что мысли о том парне, который еще и является моим соседом, не сотрутся. Он мгновенно заполнил собой мою голову, я потянулась к нему и готова доверять. Такое чувство, будто знаю его всю жизнь и это очень опасный сигнал, который говорит о привязанности к человеку. Это то, что я должна избегать, но увы, мне только сейчас удалось осознать, что невозможно контролировать свои чувства, особенно если они очень сильны и вспыхнули словно пламя в груди.

Я обмотала свои волосы и тело полотенцами и без сил упала на постель. Очень хотелось надеяться на то, что такие ощущения и чувства обострила во мне ночь и завтра днем я уже забуду о тяге к соседскому парню. К тому же я находилась на грани смерти и совсем по-иному начала ощущать даже жизнь, а этот парень буквально вырвал меня из ее лап, и моя душа потянулась к своему спасителю. Эти рассуждения можно взвалить на психологию и человеческую психику, чтобы было проще воспринимать.

Я закрыла глаза и натянула на себя одеяло. Завтра я снова буду той прежней Алисой, которая умело способна избегать привязанности и близких отношений с людьми, которая умеет скрывать свои чувства и менять личности, принимая для любой ситуации подходящую.

С приятной усталостью в теле я смогла быстро заснуть на новом месте с предвкушением прожить несколько долгих месяцев в Майами с отрывом. Только так мне удастся избежать мучительного голоса своей души, которая тихо молит о помощи. Не знаю, как долго я еще могу игнорировать этот голос.

Глава третья

«Прости меня! Я просто дура!»

С равнодушным лицом читаю полученное сообщение и цокаю языком, закатывая глаза. Нажимаю на набор ответного сообщения и своим большим пальцем набираю буквы, высвеченные на экране, складывая колкие слова, которые обязательно заденут ее.

«Ты не дура. Ты шлюха, Эбби».

Блокирую мобильник и бросаю его на другую сторону дивана. Засовываю руку в пластиковое ведро с попкорном и кидаю несколько штук в рот, заостряя внимание на телевизоре. Там показывают боевик и лишь этот жанр мне по душе. Мобильник в стороне продолжает вибрировать, получая ответные сообщения от девушки, которая стала бывшей несколько часов назад, когда я узнал, что она трахается с моим другом. Этот звук начала меня раздражать, напоминая о случившемся. Я думал, что боевик отвлечет меня от моей «трагедии» и мои мысли будут направлены только в русло фильма, прокручивая различные варианты исхода событий и судьбы героев. Но предательница настойчиво дает о себе знать и не дает мне желанного покоя.

Я резко поднимаюсь с мягкого дивана и стягиваю с себя футболку, обнажая торс. Кидаю ее на диван, на то место, на котором сидел несколько минут назад, и стремительно направляюсь к выходу из дома, оставляя позади настойчивые звуки мобильника и не помогающий ни коим образом фильм с крутыми сюжетными поворотами. Телевизор остается включенным, исходящий свет от которого освещает гостиную, которая накрылась вечерним мраком улицы.

Я дохожу до входной двери, включаю свет в прихожей и сажусь на небольшой пуфик, чтобы обуть кроссовки. Тем временем слышу торопливые и вместе с тем мягкие шаги со стороны кухни, которые стремительно приближаются ко мне.

– Сынок, ты на пробежку? – слышу я интересующий голос мамы и встаю с пуфика, выпрямляясь.

– Да, мам. Пропускать тренировки нежелательно, – улыбаюсь я ей.

– Сегодня ты как-то рано. Обычно выходишь за час до ужина.

Мне просто необходимо как можно скорее остудить свой пыл и заглушить взрывные негативные эмоции. Еще целый час до назначенного истинного времени для пробежки я не смогу вытерпеть.

– Сегодня решил раньше.

Я уже хотел выйти, но голос мамы снова остановил меня.

– Надеюсь, ты не гонять собрался в вечернее время?

Я напрягся. Страшные воспоминания ударили по голове, вызывая печальные эмоции, но я постарался сохранить непринужденный вид.

– Ну я же обещал тебе, что больше не стану гонять на мотоцикле по вечерам, – продолжал я ободряюще улыбаться, дабы кое-как успокоить и убедить маму.

Она с подозрением смотрела на меня, но вместе с тем в голубых глазах мамы купается еще маленькая доля страха, который раздувается в ее душе.

– Я больше не хочу видеть, как спасают твою жизнь в стенах больницы, – сдавленно проговорила мама и быстро скрылась, снова уходя на кухню.

Она всегда избегает меня, когда ее эмоции оголены, а слезы так и вырываются из глаз. Мама никогда не любила показывать свою печаль или тревогу. Я знаю, что она не желает огорчать меня, словно считает, что обременяет меня своим печальным состоянием.

С самого детства, с одиннадцати лет, я стараюсь сохранять душевное равновесие моей матери и подавляю свое импульсивное поведение, дабы не разрушить ту хрупкую стабильность, которую мама самостоятельно выстраивала несколько месяцев после гибели моего отца. Уже после тех страшных событий, произошедшие десять лет назад, моей главной миссией в этой жизни является – не огорчать маму. Я не делаю из нее слабую, наоборот, эта женщина очень сильна духом, что даже способна все свои переживания, тревоги и любые эмоции спрятать в себе. Просто очевидно, что с отцом она была сильнее, а его гибель растормошила внутренний мир мамы и ее стальной стержень покрылся трещинами. Моим детским капризам было не место в жизни матери, как и моему подростковому становлению. Я старался и стараюсь быть примерным сыном, заставляя Андрею Хилл только улыбаться.

Но нашим желаниям не всегда свойственно сбываться. Даже таким, на первый взгляд, элементарным.

Я коснулся своего шрама на голове, который уже давно покрылся моими волосами. Лучше бы вместо этого были детские капризы.

Тяжело вздохнув, я открыл входную дверь и покинул дом.

В лицо ударила ночная прохлада. Где-то вдали послышался звук воды, ударяющийся о берег плавными движениями. Я глубоко вдохнул в себя свежий кислород, ощущая самые различные запахи, которые острее всего можно прочувствовать именно в вечернее время. Днем эти запахи словно поглощает в себя палящее вечное солнце, которое в Майами редко закрывают тучи.

Я размял плечи и зашагал в сторону моря. Обойдя зеленый холм, я спустился вниз и достиг песка, в котором мои ноги мгновенно начали утопать. Пробежкой я обычно занимаюсь вдоль берега, куда добралась вода и превратила песок в твердую поверхность. Мне нравится бегать именно здесь, поскольку после утомительной пробежки все мое тело, покрытое потом, начинает ныть, а напряжение способна снять вода. Я окунаюсь в океан и возвращаюсь домой, где уже принимаю полноценный душ.

Постепенно я уходил в свои мысли, слыша лишь свое собственное тяжелое дыхание. Мне нужно пробежать большое расстояние, чтобы начать ощущать только физическую усталость и думать о том, как бы скорее завалиться в постель и заснуть. Когда моя голова переполнена, я, соответственно, бегаю до изнурения, только бы избавить мозг от бесполезной информации. Как, например, сегодня.

Месяц назад в клубе я познакомился с одной девушкой, с которой у нас очень быстро завязались отношения. Я толком ее не знал, да и не хотел узнавать, ведь понимал, что эти отношения лишь на лето, пока я нахожусь в Майами. У Эбби красивое лицо, стройное, идеально загорелое тело, с ней хорошо было в постели, а умом она не блистала. С ней мало о чем можно было поговорить, но мне и так было комфортно существовать в этих отношениях. Как в принципе и ей. У нас с ней не было душевной привязанности, но и в свободных отношениях мы не состояли, чтобы спать с кем попало. Но кажется, только я так думал. Эта девица решила сделать из меня дурака и усидеть на двух стульях сразу. Точнее, в ее случае, на двух членах. Сегодня мне довелось узнать от друга эту пошлость. Он решил быть со мной честным и не разваливать дружбу из-за недостойной девицы.

Так или иначе, как бы я сильно не переживал из-за этой дерьмовой ситуации, мне все равно неприятно это осознавать – меня умело обводили вокруг пальца целый месяц. Возможно, если бы я интересовался жизнью Эбби, если бы хотя бы немного контролировал ее, то узнал обо всем быстрее. А так складывается ощущение, будто Эбби было удобно, что я не такой навязчивый и внимательный к ее жизни.

Черт со всем этим. Не хочу больше в этом копаться и этому дерьму не место в моей голове. Понимая это, я прибавляю скорость.

Мой взгляд падает на воду, когда я вижу там какое-то движение. Обычно в вечернее время людей на пляже практически не бывает и поэтому любого человека можно легко увидеть в огромном пространстве. Я вижу, как легкая волна проглатывает в себя девушку и начинаю останавливаться, продолжая с подозрением наблюдать за происходящим. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал, что ей необходима помощь, без которой она не сможет выплыть на берег самостоятельно. Я простоял на месте несколько секунд, наблюдая за горизонтом, и до последнего надеялся, что моя интуиция меня подводит, и девушка сейчас покажется из-под воды. Но этого не случилось. Волны продолжали биться о воду, по тому месту, где пропала девушка и я окончательно осознал – она не выплывет.

Мои ноги сами по себе понесли меня к воде. Я нырнул, чтобы быстрее добраться до нужного места и в следующую минуту увидел утопающую. Она неумело махала руками и ногами, пытаясь выплыть наружу. С такими паническими движениями она точно этого не сделает.

Я обхватил ее за талию и потащил наверх. Как только мы достигли воздуха, девушка жадно вобрала в себя кислород и начала истошно кашлять. Я решил как можно скорее добраться до берега, гребя одной рукой, а другой продолжал удерживать девушку, прижимая ее к своему телу.

Когда она упала на четвереньки на пляже, тоже самое сделал и я, похлопывая ее слабо по спине. А когда ее приступ кашля прекратился, заговорил:

– Ты в порядке?

Она подняла и повернула голову. Тяжело дыша девушка внимательно смотрела на мое лицо своими желтовато-карими глазами, будто изучала. Она выглядела напуганной, но уж этому я не должен удивляться. Девушка чуть было не утонула и не лишилась своей жизни таким жалким способом.

Через несколько секунд она оторвала от меня свои необычные глаза и поменяла положение: села на задницу, встряхивая руки и колени от песка. Я назвал ее глаза необычными, поскольку мне показалось, будто сами солнечные лучи в них скрылись. Они передавали какой-то необычный цвет, гипнотизировали и этим завлекали в свои сети.

– Да, – прохрипела она и тут же прочистила горло, шмыгнув носом.

Я вздохнул и тоже решил сесть рядом с ней, встряхнув руки. Я не мог не задать ей волнующий меня вопрос и плевать, если он окажется бестактным. Я всегда являлся прямолинейным человеком и на незнакомых людей мое качество тоже распространяется.

– Ты же не пыталась убить себя?

Девушка снова прокашлялась. За такое короткое время, находясь под водой, она изрядно наглоталась ее.

– Нет. Просто я плавать не умею.

Я посмотрел на нее так, словно рядом со мной сидит психически неуравновешенная, которая способна выкинуть все что угодно, даже то, что может навредить ее жизни. Девушка направила на меня свой взгляд и уже выглядела совершенно спокойной. Или ей плевать на свою жизнь, или она просто быстро адаптируется к обстоятельствам. Она спасена и волноваться больше повода нет. Нет смысла попусту трястись от страха. То есть ее эмоции быстро приходят в нужный лад.

– Сумасшедшая. Зачем же ты тогда полезла в воду?

Эта девушка кажется мне необычной. Я уверен, сейчас она снова даст мне странный ответ на вопрос, который меня удивит.

Она пожала плечами и посмотрела на небо.

– Считай, что захотела потренироваться и попробовать свои силы.

Я всего лишь усмехнулся. Мне знаком этот образ жизни. Вечный риск, чтобы узнать себя и свои способности лучше. Когда я сам такой, это мне кажется абсолютно нормальным, но стоило увидеть подобное со стороны, мне становится не по себе.

– Этот риск мог стоить тебе жизни.

В моем голосе упрек, и я сам не знаю, как у меня это получилось. Какое право я имею осуждать ее за безрассудство, когда у самого кровь кипит только лишь от одной мысли о риске.

– Тебе то что? – внезапно рявкнула она.

Ее острые зубки заставили меня быстро откинуть недовольство. Я снова посмотрел на нее, но уже веселыми глазами. Я заметил, как она разглядывает мои глаза и, кажется, сравнивает с аквамариновой водой. А мне хочется сравнить ее глаза с солнцем.

– Для своего спасителя ты бы могла выбрать тон повежливее, – нежно проговорил я.

Пораженная девушка поджала губы и резко оторвала от меня взгляд. Наглая и очень эмоциональная. Эти качества в девушке обычно отталкивают парней, но мне наоборот нравится ее непокорность.

Я встаю на ноги и вытягиваю ей руку, чтобы помочь подняться с мокрого песка. На мое легкое удивление, девушка принимает мою помощь и берет за руку, поднимаясь за мной. Она подавляет в себе дикую натуру и это заметно.

Я не стал сразу отпускать ее руку, а наоборот сжал ее в своей, когда ощутил то, насколько ее кожа похолодела и как сильно она дрожит. Я неосознанно посчитал, что просто обязан успокоить незнакомку, поскольку имею отношение к ее спасению. Девушка выглядит спокойной, но все равно все еще уязвима и это выдает ее симптоматика.

– Ты вся дрожишь, – прохрипел я.

– Я чуть было не умерла, – ответила девушка глядя в мои глаза.

– Ты сильно испугалась.

Возможно, я просто озвучиваю очевидные вещи и выгляжу глупо, но мне не всегда доводится спасать утопающих и успокаивать их шаткое состояние.

– У меня есть способ, как быстро забыть о «встрече со смертью».

Она нахмурилась и не сдержала короткого смешка.

– «Встреча со смертью?»

Главное в такой момент говорить, но только не молчать, дабы отвлечь от потрясения. Говорить о всякой ерунде, даже выдуманной. Но я решил говорить с этой девушкой о той же ерунде, но из жизненного опыта.

– Не смейся. Это бабушкин способ и именно так она говорила.

Девушка продолжала улыбаться и, признаться, ей очень идет эта искренняя улыбка. Каким бы идиотом я не казался сейчас, но она внимательно ждала продолжения.

– Подумай о том, чего ты больше всего любишь в своей жизни. Продолжай думать об этом до тех пор, пока ты не почувствуешь облегчение в груди.

Девушка опустила глаза и задумалась. Этот метод действительно работает и мне его правда озвучила бабушка, когда я был у нее в гостях в Лос-Анджелесе в девять лет. Я тогда кое-как смог убежать от злой собаки и так же находился на грани смерти. Бабушка успокаивала меня, стараясь держать спокойный вид, но я слышал, как сильно билось ее сердце, когда она прижимала мою голову к своей груди. Тогда она попросила меня подумать о том, что я больше всего люблю и эти мысли унесли меня в облако мечтаний. Это психологический прием, когда мозг абстрагируется от стрессовой ситуации и воспроизводит наши мечты.

Девушка снова подняла глаза. Ее рука в моей руке трясется уже не так сильно.

– А чего ты больше всего любишь?

Я опустил ее руку и смахнул мокрые черные волосы с лица. Когда у меня была подобная ситуация, а бабушка меня успокаивала и попросила думать о том, что люблю, я попросил ее сделать малиновый пирог. Возможно, я так сказал, потому что не мог найти в затворках своего девятилетнего сознания то, что люблю больше всего. Я просто любил бабушкин малиновый пирог. Но даже сейчас, в двадцать лет, я решил ответить этой девушке то же самое, что бы сказал в девять.

– Малиновый пирог.

– Пирог? – уточнила она, нахмурив брови. Когда она их хмурит, солнце словно заслоняют серые тучи. И почему я продолжаю смотреть в ее глаза? Обычно я оцениваю данные девушки.

– Малиновый, – подтвердил я.

– Неужели ты станешь думать о малиновом пироге, если «встретишься со смертью?» – с улыбкой спросила она.

– Ну да. Это то, чего я больше всего люблю в жизни, потому что его готовила бабушка и теперь этот пирог у меня больше никогда не получится попробовать.

Бабушка умерла, когда мне было десять. Папа, ее сын, тогда еще был жив и смог с достоинством похоронить свою мать. Мы даже не подозревали, что через несколько месяцев смерть придет и за ним.

– Ты живешь где-то поблизости? Давай я тебя провожу.

– Не стоит. Я живу вон в том прозрачном доме. – Она указала рукой на свой дом, который я смог разглядеть сквозь пальмы.

– Прозрачном? – я усмехнулся. Она забавная и не скрывает своей странности. – Ладно, пойдем, соседка. Мне в том же направлении.

Я направился в сторону ее дома. Девушка мне показалась интересной, и я бы не упустил возможности продолжить с ней общение, но считал, что больше никогда ее не увижу. Никогда не верил в судьбу, но сегодня она словно ударила меня по голове, заставив наконец заметить ее. Незнакомка живет прямо рядом со мной.

– Надо же, мой спаситель оказался моим соседом.

Я ничего не ответил, а лишь улыбнулся. Девушка шагала позади меня, все еще тяжело дыша. Думаю, завтра она придет в себя окончательно.

Вскоре мы наконец достигли ее дома и остановились на тротуаре. Я повернулся к ней лицом и заговорил:

– Теперь буду знать, что моей соседкой является чокнутая девчонка, которая на свой страх и риск лезет в воду, будучи не умеющая плавать.

Она сначала осмотрела мой дом, а затем хмыкнула, когда снова заострила внимание на мне и вернулась к нашему диалогу.

– Ну а я буду знать, что моим соседом является клоун, который в любое время может развеселить меня.

Я не сдержал смеха. Я был уверен, что она ответит мне, поэтому выдал колкую фразу в ее адрес. Захотелось продолжить этот странный диалог, который мне непривычно вести с девушкой. Обычно они показывали себя нежными и ранимыми натурами, женственными, дабы произвести впечатление. А здесь совершенно иной экспонат. Что бы я не сказал, она не уйдет обиженной, а постарается найти ответный словесный удар. С ней не соскучишься.

– Я подумал, что ты скажешь, что рядом с тобой живет твой спаситель, которому ты обязана по гроб жизни.

Она скрестила руки на груди и показала гордый вид.

– Самомнение, граничащее с манией величия, – буркнула девушка.

– Меня еще никто никогда не называл клоуном. Особенно девушки. Не удивительно, что моя самооценка достаточно высока. Ты все в жизни ставишь наоборот? Даже такого идеального парня опускаешь до клоуна.

Она цокнула языком и закатила глаза.

– Невероятно.

– Добрых снов, чокнутая, – проговорил я издевательским тоном и покинул ее.

Зайдя в дом я понял, что с моего лица не сходила улыбка. Странно, что девушка так быстро смогла меня зацепить. Черт, а я даже ее имени не знаю. Но за это я могу не переживать, ведь она прямо под моим носом. И мне было достаточно одних ее глаз, чтобы понять, что образовалась некая неизвестная мне связь.

Но нужна ли мне эта связь? Через два месяца я возвращаюсь в Нью-Йорк, а эта девушка останется в прошлом. Если усилить эту связь, то это приведет к одному исходу – мне будет тяжело, и я буду постоянно думать о ней. С Эбби бы было все просто, но с этой ненормальной…С ней я не думал о своих проблемах, но задумался о будущем. Мою голову теперь переполняют вопросы.

– Боже, ты что, в песке извалялся? – восклицает мама, выходя в прихожую.

Я поднимаю на нее глаза и улыбаюсь.

– Ты очень осмотрительна, мама.

Я наклоняюсь и снимаю грязные кроссовки. Обуваю тапочки, чтобы не испачкать прилипшим к ногам сырым песком вычищенные до блеска полы.

– В душ и ужинать, – бросает свой приказ мама.

– Слушаюсь и повинуюсь, – усмехаюсь я и поднимаюсь в свою спальню.

Весь оставшийся вечер мою голову занимает образ девушки, которую я вырвал из лап смерти. Даже от обычных воспоминаний, которые ярко опечатались в моих мозгах и, которые не превратятся в серые сгустки спустя время, я ощущаю, как сильно меня тянет к девушке. Я никогда не ощущал такой острой необходимости видеть рядом определённого человека. Мне хотелось, чтобы эта девушка постоянно находилась в поле моего зрения, поскольку мысли о ней буквально приводят меня к состоянию отчаяния.

Я снова думаю о своей учебе в Академии полиции в Нью-Йорке и очень надеюсь, что она вытеснит мое влечение к незнакомке. В Майами мне нужны были лишь недолгие отношения, от которых я смогу быстро избавиться, но с этой девушкой все будет по-другому. Дабы поберечь себя и свою стабильность, мне придется держаться от девушки как можно дальше.

Дерьмо. Никогда еще я не был таким непостоянным в решениях. Я в замешательстве.

– У нас появились соседи, – заговорила мама, голос которой медленно вырвал меня из своих мыслей.

Она начала мыть посуду, пока я продолжал добивать свою порцию ужина, но заметил, что даже половины еще не съел.

– Видел, – сухо ответил я и засунул в рот кусок стейка.

– Мне владелица дома рассказала, когда заглянула ко мне. Говорит, что очень важные люди, все из себя. А девушка, их дочь, очень непочтительна. Алиса кажется ее зовут.

Алиса.

Мама продолжала о чем-то оживленно говорить, а я уже провалился в звук пяти букв. Алиса. Ее имя звучало в моей голове и манило к себе.

Бред какой-то.

Я потер лицо ладонью и встал из-за стола, поблагодарив маму за ужин. Выхватил мобильник с дивана и поднялся в свою спальню.

На экране пятнадцать уведомлений и три пропущенных вызова. Какой смысл унижаться этой девице, если она ничего по сути не потеряла. Я прочитал лишь последнее сообщение от нее, перед тем, как взмахнуть в сторону все уведомления.

«Ранимый маленький мальчик»

Я усмехнулся.

– Стерва.

Мне жаль потраченный на нее месяц.

Но Эбби быстро покинула мою голову, когда мне снова стоило подумать о сегодняшней встрече с необычной девушкой, которая уже не считается незнакомкой.

– Алиса, – проговорил я для себя, словно пробовал ее имя на вкус.

Я без сил свалился на постель и закрыл глаза.

Глава четвертая

Сегодня я проснулась с головной болью.

Утро выдалось тяжелым настолько, что проснувшись в шесть утра, мне хотелось вновь провалиться в сон и проспать до тех пор, пока мое вялое состояние не нормализуется и мой организм не почувствует себя бодрым. Но увы, заново заснуть у меня не получилось. Я провалялась закрытыми глазами до семи утра и этого времени мне хватило, чтобы понять, что зря стараюсь отключиться.

Чтобы мое поганое утро не казалось столь отвратительным, я решила наполнить его продуктивностью. Но когда осмотрела свою новую и пустую спальню, поняла, что прежде чем занять себя любимыми, отвлекающими от тяготеющей реальности делами, мне придется закупаться всем необходимым для нормального существования.

Я решила не затягивать с этим, дабы не умереть от скуки и не сойти с ума от наваливающихся на меня волной ненужных мыслей, и поехать в город сразу после завтрака.

Я привела себя в порядок и покинула свою комнату.

Во всем доме стояла приятная тишина, которая так необходима утром любому человеку. Я, например, наполняюсь раздражением, если с самого моего пробуждения мне начинают надоедать разговорами и присутствием. Я катастрофически нуждаюсь в полной тишине, как только открою глаза, чтобы в дальнейшем могла спокойно, без негативных эмоций провести очередной день жизни. Для меня есть большой плюс в том, чтобы проснуться рано. Моя дорогая мама обычно просыпается только в одиннадцать утра, а это значит, что мое раннее утро пройдет без нервных потрясений.

В этом доме слишком ярко. Сквозь стеклянные стены проходят горячие лучи солнца, который в Майами не успевает зайти за горизонт вечером, как через несколько часов уже выходит обратно и обжигает своей силой все живое и неживое. Мало того, что этот дом из-за своих стеклянных стен пропускает не только солнечный свет, но и его горячую силу, так еще все это дело усиливают преобладающие белые тона интерьера. Моя любовь к темным оттенкам сейчас страдает от переизбытка яркости.

Спустившись вниз со стороны кухни я услышала звуки, а после почувствовала исходящий оттуда запах жаренного бекона и яичницы. Острый голод тут же дал о себе знать, стоило мне представить все эти вкусности на столе. Слюновыделение во рту такое, будто я волк, который долгое время не мог полакомиться вкусной едой. Не удивительно, что я ощутила себя настолько голодной, ведь вчера съела один сэндвич по дороге, а к ужину так и не прикоснулась. Вспомнив разговор за столом и деспотичный взгляд мамы, вынуждающий меня подчиняться, я тряхнула головой, не желая снова повторять эти моменты в мыслях.

Достигнув кухни, я увидела женщину, колдующую у плиты. Видимо, мама еще вчера позаботилась о том, чтобы к нам приезжал повар-горничная, два в одном, и прислуживала ей, пока сама все утро нежится в королевстве простыней, а весь оставшийся день ленится или посещает бутики с ресторанами. Хотя в детстве мне всегда хотелось, чтобы именно мама готовила для семьи, а не чужая тетя или не курьер из ресторана привозил нам еду. Мои детские мечты не осуществлялись и, поэтому они продолжают тянуть меня в прошлое, пробуждая мою сентиментальность и тоску до такой степени, что на глаза наворачиваются слезы.

Все, что мне остается, это который раз избавиться от воспоминаний и вновь потушить вспыхнувшие чувства и детскую ранимость.

– Доброе утро, мисс Коллинз.

Незнакомый нежный голос вывел меня из транса, и я подняла глаза. Женщина, которая будет кормить меня и сохранять дом в чистоте, добродушно улыбалась мне и смотрела добрыми серыми глазами. От нее так и исходят лучи благодушия, которые притягивают к себе.

Я улыбнулась в ответ и наконец заговорила, чтобы не казаться неучтивой:

– Доброе утро…эм…

– Эмма, – подсказала она свое имя.

– Эмма, – повторила я и начала неосознанно заламывать пальцы. – Тогда и Вы называйте меня просто Алиса.

Эмма кивнула, продолжая улыбаться. Ее улыбка яркая, но при этом из-за нее заметнее становятся морщинки вокруг глаз и рта. Они ничуть не портят ее симпатичного лица, а наоборот придают мудрый вид и словно напоминают о всех тех трудностях, которые ей пришлось пережить за всю свою нелегкую жизнь. На вид ей лет пятьдесят пять, но черные волосы, которые выглядывают из-под голубой косынки, сохранили свой естественный оттенок и не покрылись сединой.

Мама никогда не приглашала на работу женщин младше пятидесяти. Она будто побаивалась молодых или своих ровесниц, словно те уведут у нее мужа. В очередной раз убеждаюсь, что ей необходимо лечение, но пока она сама этого не признает, никто ее не заставит. Мама даже, наоборот, обидится за такой отзыв о ней. Правда, вспоминая прошлых работниц, и, сравнивая их с Эммой, я не могу сказать, что они выглядели так же доброжелательно. От них веяло холодом и строгостью и, что самое дикое, они всегда молчали. Раньше я думала, что таким образом их дрессировала мама за несколько минут при инструктаже, а оказалось, что это люди такие сами по себе, обиженные жизнью и на всех окружающих.

– Будешь завтракать? – вновь заговорила она, показывая мне накрытый стол на одну порцию. Это для папы, который с восьми утра на ногах и готовится к работе.

Завтрак накрыт на кухне, на островке, поскольку двум членам семьи не имеет смысла принимать пищу за большим обеденным утром.

Я кивнула, снова ощущая, как внутри мой желудок скручивается и воет от голода.

Я села на высокий стул после того, как выпила стакан воды. Эмма поставила передо мной тарелку с аккуратной яичницей из двух яиц, словно два глаза, а бекон будто служил улыбкой. Этот вид порадовал меня, но больше радости бы вызвало, если бы так каждое утро старалась мама для семьи.

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

Я вздохнула и начала употреблять пищу с большим аппетитом.

– Миссис Коллинз предупредила меня, что у тебя аллергия на цитрусовые, поэтому свежевыжатый яблочный сок, – проговорила Эмма, оставляя стакан с соком передо мной.

Я уставилась на этот стакан, пока Эмма мыла посуду. Надо же, мама позаботилась обо мне и моем здоровье. Это я запомню на всю жизнь, как что-то редкое и невозможное. Что-то в моем сердце предательски екнуло, и я напряглась, стараясь подавить внезапно возникшее непривычное ощущение.

– Зачем Вы мойте посуду руками? Есть же посудомойка, – сдавленно проговорила я свои слова, адресованные Эмме. Готова говорить о любой ерунде, только бы отвлечься от странного приступа в сердце. Настолько я отвыкла от заботы родной матери, что ее любое малейшее проявление любви в мою сторону меня так тревожит.

– Ну что ты, девочка, мне удобнее так, – ответила Эмма, стоя ко мне спиной, но я все равно поняла, что она улыбается.

– Доброе утро, дочка. Ты так рано встала? – послышался за спиной голос папы и его приближающиеся шаги. Он поцеловал меня в макушку, обхватив голову ладонями, а после сел на свое место.

– Доброе утро, – ответила я, сохраняя свою вежливость и уважение к отцу.

Я взяла стакан в руки и отпила сока, смачивая пересохшее горло.

– Чем сегодня собираешься заняться? – спрашивает у меня папа, голос которого вырывается из-под звуков воды, бьющийся из крана, и посуды.

В отличие от мамы, папа всегда интересуется моими делами. Но это не приносит мне облегчения, поскольку мне необходимо предугадать ответ, который удовлетворит отца. К счастью или несчастью, за несколько лет я уже отточила этот навык до совершенства.

– Поеду в город и изучу его, – коротко ответила я не поднимая головы.

Все мое внимание устремлено на последней глазунье, которую я не съела и теперь просто ковыряю вилкой. Жидкий желток окрасил белую тарелку. Я любила собирать его хлебом, но мама хотела отучить меня от этого безобразия, говоря, что это моветон. Но ведь это так вкусно. Следуя правилам общества, мы не можем насладиться самым приятным.

Я пытаюсь заострить свои мысли на хорошем, но как бы не старалась, все хорошее плавно переходит к ужасному. Все прекрасное, что я люблю, омрачают мои родители своими советами и комментариями.

– Это разумно в сложившейся ситуации, – заговорил отец, когда дожевал порцию. – Некоторое время сегодня лучше не попадать в поле зрения матери. Пусть она окончательно остынет.

Я сжала вилку в руке и сжала челюсти.

– Ты сама должна понимать, Алиса, что вчера за ужином повела себя не красиво. Будет лучше, если ты попросишь прощение у мамы.

Теперь возникло чувство тошноты, когда по мне ударила злость и вытрясла весь мой организм. Я бы сейчас вспыхнула, вскочила со стула и наорала, но каким-то образом нашла в себе силы сдержать себя и свою вспыльчивость. От напряжения у меня закружилась голова. Несмотря на пелену гнева, которая накрыла мои мозги, я смогла вспомнить важное правило – молчи, когда тебя учат, как быть правильной и примерной дочерью, не вставляй свои аргументы и претензии, они никому не нужны.

Я с усилием сглотнула и прочистила горло. Я пыталась заставить себя согласиться с отцом, в очередной раз подавляя свою гордость и чувство собственной важности, но вместо этого каким-то образом задала вопрос, который заставил отца замереть и медленно поднять на меня глаза.

– Почему ты женился на маме?

Это не протест, не оскорбление, не каприз на слова отца. Просто вопрос от ребенка, который желает немного узнать о жизни своих родителей.

Папа немного помолчал, словно обдумывал свой ответ. Или придумывал его, чтобы скрыть истину и не расстроить своего ребенка. Или чтобы не показаться омерзительным и спасти свою репутацию не только на моих глазах, но и на глазах Эммы, которая смотрела на нас и вытирала мокрые руки о кухонное полотенце.

Папа оторвал от меня задумчивый взгляд и перевел его на Эмму. Этим он давал ей молчаливый приказ отставить нас наедине. Она повесила полотенце, которое мама уже через несколько часов выбросить в урну и снова укажет на бумажные салфетки, и покинула кухню.

Папа заерзал на стуле, оставил приборы, сцепил пальцы в замок и снова посмотрел на меня. Видимо, мой вопрос оказался непростым для него, если отец подготавливается так усердно. Так бы он дал быстрый ответ даже в присутствии Эммы, сказав о любви к маме. Ожидания нервировали меня. От предчувствия, что ответ отца не обрадует меня, сжалось сердце.

– Ты растешь не зная бед и проблем. – Это верно. Но лучше бы мои родители позволили мне «подбить колени», чтобы я могла знать о всех сторонах непростой жизни, а не подавляли мои желания и мою личность. – Но жизнь не так проста на самом деле. В ней есть множество препятствий и все они разные. Одни могут быстро исчезнуть, стоит приложить минимум усилий, а другие способны раздавить, тем самым указывая на конец жизни. Твоей маме было восемнадцать, когда она согласилась уехать со мной. Я честно признаюсь тебе, что полюбил ее как сумасшедший, стоило увидеть ее гуляющей в парке с подругой. Я мгновенно возжелал ее. Только Катрина при знакомстве не захотела меня, поняв, что мне уже больше тридцати. Я не стал докучать и заставлять ее.

Я вскинула брови от удивления, ведь была уверена, что мама вцепилась за папу из-за его красоты и богатства. Сегодня мне открылась другая истина, которая потрясла меня. Отец отпивал из своей чашки кофе, сделав небольшую паузу в своем рассказе. Таким образом я могла переварить первую часть и подготовиться ко второй.

Оказывается, я ничего не знаю о своей семье и делала выводы только опираясь на то, что видят мои глаза. А мои глаза видят алчную женщину, которая схватилась щупальцами за отличную выгодную партию. Мама сама мне сказала, что просто в молодости уехала за отцом. Никаких пояснений.

– Родители Катрины мало уделяли ей времени, она часто оставалась одна. У нее не было настоящих подруг, поскольку ее считали не интересной. Для них Катрина была удобной только на один раз. С каждым днем она все сильнее отчаивалась и в один ужасный момент прибегла к психотропным веществам. Она принимала их целый год, что повлияло серьезно на ее психику. Катрина начала видеть галлюцинации. Она часто общалась с выдуманным человеком и вскоре это заметили ее родители. Их решением было сдать ее в психиатрическую клинику. Когда Катрина узнала об этом, прибежала ко мне в день моего отъезда. Все, что я мог ей предложить тогда, это уехать со мной. Я понимал, что она согласилась на это лишь во благо своего спасения, но не почувствовал обиды. Главное, что она со мной и в данный момент в моих объятиях, плачет на моей груди и радуется, что я ее спас от трагичной участи.

Отец снова остановился и с усилием сглотнул. В его глазах вселенская печаль, плечи напряжены от груза прошлого. Он нашел в себе силы продолжить, пока я сидела на своем месте, смотрела на него и не шевелилась, старательно впитывая в себя непростую историю, что поменяет мои взгляды на семью.

– Я помогал ей вылечиться на дому. Искал профессиональных психиатров, которые помогали ей и сохраняли нашу тайну. Спустя три года у нас получилось. Я не оставлял надежды, что Катрина сможет меня хотя бы принять. Я хотел, чтобы она стала моей женой. Я знаю, что она согласилась нехотя, словно этим благодарила меня за спасание. Но я не хотел заострять на этом свое внимание. Я хотел быть счастливым с ней. Даже когда она отдавалась мне, я ощущал ее презрение ко мне. В итоге родилась ты, а протекающие года все же заставили Катрину принять свою участь, и она ко мне потеплела.

Я поставила на стол локоть и стала потирать ладонью лоб. Моя голова будто наполнилась камнями, а сердце напичкано множеством иголок. Насколько нужно любить человека, чтобы пойти на такое – принять психические расстройства, смириться с неприязнью партнера, но продолжать держать. Мама настолько отчаялась, что прибежала за помощью к тому, кого по сути не переносит. Это буквально прыгнуть в пропасть. До чего человека доводит чувство беспомощности…

И все же мама лишь приняла, но не полюбила.

Говорят, что в жизни всегда есть благоприятный выход. У мамы случилось иначе. У нее было два пути: конец одного привел бы ее в психушку, а после ее ждала неизвестная судьба, а конец другого – жизнь с нелюбимым. Деньги отца сделали ее счастливой, и мама ни в чем не нуждается. Даже в том, чтобы познать чувство любви. Она всего лишь считает мужа своей собственностью и не хочет лишаться его денег, поэтому катается за ним по всему миру и сохраняет красоту, чтобы он больше ни на кого не смотрел. Иначе без него ее жизнь будет казаться пустой, мама боится одиночества, поэтому так требует к себе внимания от нас. Она жертва страха быть одинокой, что привело ее к гибели, а отец подал ей свою руку помощи, не понимая, что этим разрушит свою жизнь. Его любовь ничего другое, как груз.

Когда папа снова заговорил, я подняла на него глаза.

– Я не отрицаю, что Катрина эгоистична, тщеславна…она собрала в себе все смертные грехи. Но я люблю ее такой, какая она есть и спустя столько лет, которые изменили ее, продолжаю любить. Мне всегда было важно то, чтобы ей было комфортно и хорошо.

Я не стала отвечать. На моем языке крутится фраза: «Странная любовь, которая приводит к гибели души», но ее я не могу озвучить отцу, которому и так тяжело, но он это умело скрывает.

Он посмотрел на свои наручные часы и изменился в лице. Он больше не выражает печаль и потрясение. Папа снова расслаблен, он быстро смог вернуться в настоящее, где, по его мнению, намного лучше, чем было в прошлом.

– Мне уже пора. До вечера, дочка.

Его шаги отдалялись все дальше и дальше, пока наконец не оказались за дверью, и я осталась совершенно одна в глубокой тишине, которая словно вихрь засасывала в мои мысли. Они навязчиво поглощали мою голову, поэтому мне придется сильно постараться, чтобы утихомирить их.

Мне несомненно жаль и папу, и маму абсолютно в равной степени. У меня не получается выделить кого-то из них, сравнить их душевную боль и говорить, что папа страдал больше всего. В глубине души я это крепко осознаю, но стараюсь подавить этот внутренний отдаленный голос. Во мне он всегда прав, но я часто его игнорирую, чтобы облегчить себе жизнь. Ненавижу копить в себе проблемы, переживания и уж тем более не люблю то состояние, когда душа утопает в чувствах. Я люблю опустошение, черствость и эгоизм. Так проще жить и мне плевать, если за это осудят. Никто не имеет права раздавать советы о том, как лучше жить, потому что каждый из нас индивидуален и в этом особенность человечества.

Но у кого-то критически высоко чувство совести и, если этого человека осуждают за его образ жизни, он, к сожалению, прислушивается к толпе и идет за ней, тем самым расширяя эту кучу «всезнающих». До людей уже должно наконец дойти осознание, что если быть как все, то мы теряем себя, тем самым приговаривая собственную душу к мрачному и сухому существованию. Кандалы, которые мы нацепляем на себя, сдерживая истинную суть, которую чаще осуждают окружающие, вытягивают энергию. У нас возникает ощущение, будто все запретно в этом мире и даже не пытаемся бороться за свою свободу.

Частично я тоже отношусь к этой категории людей, потому что делаю то, что мне диктуют родители. Стараюсь быть для них хорошей дочерью, выполняю их желания. Но не подвластна их внушению. Я заставляю себя делать то, что они хотят, но не убеждаю себя в том, что делаю все правильно. Таким образом я спасаю свою душу от тюрьмы, где диктуют так называемые правила жизни, вдалбливая их во все естество, как татуировку, которую тяжело и больно вывести.

Я стараюсь жить своей жизнью, но скрываю свой маленький мир от лишних глаз. Именно это отнимает мою энергию и силы. Практически тоже самое, что навсегда подавлять свою индивидуальность и никак ее не проявлять. Но все же есть небольшие различия.

Поэтому я принимаю решение подавить в себе рассказ отца о его жизни с мамой и не топить себя в чувстве сострадания к ним. Они сами выбрали такую жизнь и ее уже невозможно изменить. Хотя, если бы мама не привыкла к деньгам отца, не чувствовала себя в долгу перед ним, то, возможно, она бы смогла выстроить свою настоящую жизнь. Ее бы даже не остановила я своим существованием. Уверена, если бы родители развелись, то я бы осталась жить с отцом, потому что маме всегда не до меня. Жестокая правда определённой области моей жизни, которая периодически причиняет мне боль.

Каждый человек живет в своих кандалах, от которых тяжело достать ключ и освободить себя. Каждый топит себя так, как может.

Я вздрогнула, когда кто-то коснулся моего плеча и резко повернула голову. Эмма не ожидала моей бурной реакции, и сама вздрогнула всем телом, сделав шаг назад. На ее лице застыла маска легкого испуга. Я провела ладонями по голове, словно убирала выбившие пряди, но моя прическа в виде конского хвоста еще не успела растрепаться. Я просто таким образом выхожу из оцепенения своих мыслей и словно сбрасываю их из головы.

– Простите, если напугала, – пробубнила я и резко выдохнула, вставая из-за кухонного островка.

– Ничего. Я должна была сама понять, что напугаю тебя своим касанием.

– Спасибо за завтрак, – улыбнулась я и, погладив женщину по плечу, направилась в сторону выхода из дома.

Солнце слепит своим ярким светом. Оно освещает голубое пространство неба без единого облачка, делая его еще более ядовитым, из-за чего на него невозможно поднять глаза и полюбоваться величественной безграничностью. Горячие лучи обогревают землю, делая его сухим на вид. Стоило мне постоять под ними пару секунд, как я начала ощущать, как кожа начинает согреваться. Посмотрев на бассейн, заполненный водой, сразу представилось, как к обеду она начнет испаряться благодаря особенному солнцу Майами.

Я сняла солнцезащитные очки с груди и нацепила их на нос. Глазам тут же стало комфортно, и я перестала щуриться. Достала мобильник из кармана тканевых бежевых шорт и принялась вызывать такси. Приложение показало, что он приедет через несколько минут по назначенному адресу.

Я решила выйти к дороге и ждать машину там. С данного ракурса я тут же увидела людей, загорающих на белом пляже. Позавидовала тем, кто резвился и купался в воде. До меня доносились голоса, наполненные радостью. Это я называю беззаботной жизнью, но, увы, она ни у кого не вечна. Просто редко настает такой период, когда мы можем позволить себе выдохнуть и забыть о проблемах.

Из-за своих семейных проблем, которые для меня с каждым днем ощущаются тяжелее стоило вступить на тернистый путь подростковой жизни, мне кажется, что ни одному человеку на планете не живется легко. Я уверена в том, что жизнь специально устроена так, чтобы существовали препятствия в виде различных явлений – что психологических, что физических, материальных или нематериальных, призрачных или существенных.

Я повернула голову в сторону и увидела соседский дом из белого камня. На небольшой террасе стояла женщина средних лет и с кем-то разговаривала по телефону. Наверняка это его мама.

Моих губ невольно коснулась улыбка, стоило мне вспомнить вчерашний вечер. Этот момент из жизни один из тех немногих, который приносит мне удовольствие при воспоминаниях. Подумать только, незнакомый парень, с которым я пообщалась от силы двадцать минут, занял в мой жизни такое особое место. И дело даже не в том, что он спас мне жизнь, вытащив из водной беспощадной стихии. Все дело в его энергетике, в его движениях, в его голосе, взгляде голубых глаз, запахе, который я еле как смогла уловить, но так и не запомнить. Этот парень, имени которого я даже не знаю, каким-то образом быстро запал в мою душу, а это самый опасный момент, когда ты словно приближаешься к огню. Обычно это происходит постепенно, необходимо привыкнуть к человеку, присмотреться к нему, но с этим парнем у меня все произошло внезапно. Я о нем даже ничего не знаю, но и этого недостаточно, чтобы перестать думать о незнакомце-соседе.

Я прикрыла глаза и медленно выдохнула. Открыв глаза, снова направила взор на бескрайний океан и прислушалась к голосам, которые могли бы как навязчивый звук отогнать мысли о волнующем меня парне и его образ. Но я слышала лишь биение своего сердца, который кричал, что хочет узнать имя случайно появившегося парня на горизонте моей жизни.

Я умела забывать о каждом человеке, который появлялся в моей жизни. Считала их никем более, чем просто возможность хорошо провести время в незнакомых местах. Как что-то временное, ведь я больше никогда их не увижу. Я смогла сделать такую установку и люди в моей жизни стали незначительными, с которыми оказывается довольно легко обрывать связи. Порой даже задавалась вопросом: «А каково это привязываться к людям?»

Снова вырисовывая призрачный образ незнакомца перед собой, я начинаю понимать. Душа рвется на части от желания скорее увидеть этого человека вновь и болтать с ним обо всем на свете.

Подъехала желтая машина и я побрела к ней, занимая заднее сидение. Осознание, что Майами станет для меня самым болезненным городом, не покидало меня всю дорогу, пока таксист вез меня до назначенного места. Он станет для меня местом, из которого будет тяжело уезжать. А все из-за одного человека. Как это нелепо.

Что мне и нравится в Майами, так это то, что каждый район занят своей деятельностью и нет хаоса. Чтобы как-то ориентироваться, я изучала город за три дня до переезда в интернет источниках. Рассматривала карты и изучала улицы вместе с переулками. Чтобы приобрести то, что мне необходимо: краски, мольберт, кисти, лучше всего выбрать Коллинз-авеню. Здесь полно маленьких магазинчиков с одеждой и уникальными вещами. Вдоль дороги выстроились различные магазины: для музыкантов, художников, шоппоголиков, коллекционеров. Именно здесь можно найти все самое необходимое для любимого дела. Еще по душе то, что здесь немного людей, которые ходят в разные стороны просто прогуливаясь или выполняя какие-то свои дела. Туристы в основном занимают пляжные районы, посещают музеи или проводят свои дни на экскурсиях. Эта свобода поможет мне спокойно провести время в магазине и насладиться прохладой, исходящей из кондиционера.

В Майами процветает такое уличное творчество как граффити. Для такого вида творчества в этом городе выделены магазины и даже музеи, поэтому стены в магазине, куда я вошла, чтобы набрать вещей для приятного времяпрепровождения, занимают именно граффити, как главная разновидность творческой деятельности художников.

Я выбрала мольберт, стойку для него, различные кисти от толстого ворса до самого маленького, краски – самые качественные и дорогие. В этом я могу себе не отказывать. Во всем мне любезно помогли консультанты, которые имеют хорошие знания в области художественного творчества.

Мне не хотелось тащить все покупки самостоятельно и загружать в такси. Поэтому согласилась доплатить и оформить курьерскую доставку. Сама решила еще погулять, поскольку желания возвращаться домой совсем не было.

Выходя из магазина с широкой улыбкой, которую вызвало предвкушение скорее взяться за кисти и краски и нарисовать что-то необычное, полностью игнорируя окружающее, периферическим зрением я уловила движение знакомой фигуры.

Моя улыбка спала.

Из соседнего магазина со спортивным инвентарем выходил незнакомый парень, который является моим соседом, и рассматривал свою покупку в картонном пакете. Когда он поднял глаза, его взгляд тут же устремился в меня, и парень резко остановился, словно врезался в невидимое препятствие. Я вырвалась из оцепенения и снова вернула улыбку. Именно с этим парнем мне хочется быть дружелюбной и искренней, что и делаю сейчас.

– Привет, – поздоровалась я, лениво махая ему рукой, и решила приблизиться.

– Привет, чокнутая соседка, – проговорил он, слабо улыбаясь.

Я закатила глаза.

– Ты не изменяешь своей предсказуемости. Именно эти слова я и ожидала услышать из твоих уст.

Парень усмехнулся.

– Я непредсказуем лишь в особых случаях и в определенных областях.

Я сняла солнцезащитные очки и нацепила их на голову. Пусть я буду щуриться из-за солнца, но так могу видеть настоящий цвет его глаз, который так завораживает и напоминает о моей слабости перед океаном, но который в свою очередь так немилосерден ко мне.

– В каких, например?

Парень окинул меня заинтересованным взглядом и это отразилось во мне незнакомым трепетом.

– Тебе еще рано знать об этом, – ответил он, снова смотря в мои глаза.

– Нарцисс, – ровным тоном сказала я, продолжая улыбаться.

Незнакомец улыбался мне в ответ и ему явно нравится, когда я выделяю его высокомерие, которое никак не отталкивает меня. Возможно потому, что оно имеет место быть в адекватных рамках. К тому же, парень вовсе не дурен собой. Он красивый, высокий и внешность у него именно та стандартная, по которой любая девушка сходит с ума.

– Чтобы мы перестали называть друг друга самыми различными прозвищами, предлагаю познакомиться, – заговорила я и протянула руку. – Я Алиса.

Парень недоверчиво посмотрел на мою руку серьезным видом и после недолгих обдумываний переместил пакет с правой руки в левую и сжал мою руку в ответ. Она у него очень сильная и это ощущается даже при слабом рукопожатии.

– Уильям.

– Очень приятно, Уильям. Рада узнать имя своего спасителя.

Он опустил мою руку слишком быстро, хотя вчера вечером желал ее держать.

– Надеюсь, мне не придется тебя вечно спасать? – усмехнулся он.

– Надеюсь нет, но сегодня по счастливой случайности вновь спас.

Уильям выгнул одну бровь.

– Ты собиралась прыгнуть под машину, проблемная девчонка?

Я посмеялась. Нет, у нас определённо талант выискивать самые различные слова, которые охарактеризуют нашу личность.

– Нет. Просто я мало знаю об этом городе, у меня нет знакомых, а ты местный. Вот и я подумала, что ты подскажешь мне хорошее место, где можно вкусно пообедать и заодно составить мне компанию, чтобы я не умирала от скуки. Что скажешь?

Уильям задумался, не опуская глаз. Он продолжал смотреть на меня и не просто смотреть, а сверлить задумчивым взглядом. Что-то в нем сегодня явно не так. Вчера вечером он вел себя совсем по-другому. Возможно, у него нет настроения, но я бы хотела поднять его ему.

– Хорошее кафе ты можешь найти на 9-й улице, а вот компанию тебе я составить не могу. У меня есть еще кое-какие дела. Извини.

Я пожала плечами, обреченно улыбнувшись.

– Ничего страшного.

Не говоря больше ничего, он развернулся и приблизился к черному мотоциклу. Закинул под сидение пакет и оседлал своего механического коня. Уильям надел шлем и повернул ко мне голову. Теперь я видела лишь небольшую часть его лица и самую главную – его глаза.

Я подумала, что мне стоит еще что-то сказать, чтобы не выглядеть нелепо.

– Рада была увидеться.

Он еще пару секунд смотрел на меня, затем кивнул и опустил черное стекло на глаза. Завел мотоцикл и быстро умчался по дороге.

Да, сегодня этот клоун явно не в духе, если не особо дружелюбен. Мне не хочется думать о том, что мое общество ему никак не интересно, поскольку вчера показалось совсем обратное.

Почему я вообще думаю об этом? Почему мне не все равно, что обо мне думает этот парень и почему я переживаю о том, что могу быть для него неинтересной? Мне вообще стоит держаться от него подальше, если я не хочу заполнять свою душу чувствами и привязанностью.

Но не хотеть, не значит не желать. Меня тянет к Уильяму необъяснимой силой и у меня не получается игнорировать этот редкий случай в моей жизни. Стоит постараться и приложить все усилия, чтобы подавить в себе эту тягу и разорвать нити, ведущие к Уильяму. Так правильнее всего и в моей жизни будет стабильность, от которой мне комфортно.

Правда, узнав его имя, моя тяга возросла к нему с двойной силой. Словно оно заполнило каждую клеточку моего тела.

Желание прогуляться отбилось. Оно заменилось противоположным – просто валяться на кровати в своей комнате и прочитать что-то из классики.

Дома я оказалась ближе к двум часам. Из холла я лениво побрела к лестнице, но голос, доносящийся из-за обеденного стола меня остановил.

– Лиса! Посмотри кто к нам приехал! – с энтузиазмом проговорила мама.

Я в удивлении вскинула брови, понимая, что мама разговаривает со мной, а не обижается после случая за ужином. Должно быть, у нее довольно хорошее настроение, которое она не желает ничем портить и готова забыть об обидах.

Я повернулась всем корпусом с равнодушным лицом, но оно быстро накрылось маской ужаса, когда я увидела того, кому так обрадовалась мама. Я не видела его целый год, поэтому успела забыть, насколько семья его обожает. Он смотрел на меня своими хищными глазами и ухмылялся той наглой улыбкой, которую я ненавижу. Дыхание резко перехватило, когда я вспомнила его тяжелый запах, который душит меня. Бросив мимолетный взгляд на его руки, меня охватила дрожь. Страх обуял меня с ног до головы, и я уже не ощущала жары в теле из-за силы солнца. Теперь меня окутывает только беспощадный холод.

Стоило ему заговорить, как мое сердце замерло и пропустило удар.

– Здравствуй, сестренка.

Глава пятая

Один – вдох.

Два – выдох.

Три – подавить страх и заставить себя улыбнуться.

Четыре – терпи, Алиса, он скоро уедет.

У каждого человека существуют свои страхи. Но как ужасно, когда их основой является человек. Боязни высоты можно избежать, клаустрофобии тоже. Но человек, который воплощает собой высшую ступень эволюции, считается даже опасным, если в нем преобладает бесконтрольное безумие.

Человек, который имеет большую силу, высший разум, благодаря которым способен причинить вред и сделать марионеткой, надавливая на слабые места.

Человек, который даже нематериальные страхи способен превратить в явь и окутать жизнь мраком, свести с ума и заставлять существовать лишь среди боязни всего: каждого шороха, каждой тени.

Человек, который способен внушать ужас, приводить в ужас и тем самым превратить в параноика с вечным беспокойством в душе.

Когда этот человек, воплощение всевозможных кошмаров, рядом ты безнадежна. Парализована страхом из-за одного лишь его дыхания, взгляда, которым он приковывает на месте, словно набрасывает петлю на шею и появляется ощущение парения в воздухе. Ты висишь и задыхаешься.

Мне снова страшно. Я хочу убежать в другой конец мира, только бы быть дальше от него. Я боролась с чувством страха перед ним несколько долгих месяцев, боялась оставаться одна в спальне. И ради чего? Чтобы снова начать чувствовать себя добычей для хищника, стоит его увидеть и сделать последний спокойный вздох, а затем за доли секунды потерять свой покой, за который так долго боролось в одиночестве.

Откуда достать силы для новой борьбы? Пока он рядом, страх усиливается, растет и пытается раздавить, а мне приходится вытаскивать нереальные силы для того, чтобы сдерживать его наплыв и не биться в истерике. Хотя порой у меня возникали мысли, что психиатрическая клиника станет моим спасением от этого человека. Но это был пик страха перед ним, когда я увидела его истинную суть и поняла, что живу с чудовищем, который в любую минуту готов напасть на меня, стоит нам остаться вдвоем в одном помещении.

О своей фобии, которая объединяет в себе комплекс страхов, я не могу рассказать никому. Почему? Потому что уже пыталась один раз, и эта попытка меня разочаровала. Единственная возможность спастись не увенчалась успехом и тем самым отняла все последующие попытки, напрочь отбив желание снова открыть рот и пожаловаться.

– Что ты стоишь истуканом? – заговорила мама. – Садись за стол и поприветствуй брата.

Я сжала ладони в кулаки и, сделав глубокий вдох, направилась к столу. Мне хотелось убежать в свою комнату и запереться там. Не выходить до тех пор, пока он снова не уедет. Я бы так и сделала, не будь мамы в столовой. Пока она здесь есть, я чувствую себя в относительной безопасности и страх окутывает меня своей средней силой, то есть я хотя бы могу дышать и не биться в панической атаке. Но пока он здесь, весь мир превратился для меня в одну большую клетку, из которой я не способна выбраться, и в которой это чудовище может без особого труда меня достать. Настолько он расшатал мою психику, что я брожу на грани сумасшествия и нервного срыва.

Он встал из-за стола и пошел ко мне навстречу. Улыбается так, словно рад меня видеть. Да, для него эта реальность приносит удовольствие, когда для меня полнейший ужас. Он обнимает меня, утыкается носом в мою шею, и я напрягаюсь, сильнее сжимая руки в кулаки. Когда я лицом прижимаюсь в его плечо, тяжелый аромат с нотками древесной смолы и табака тут же блокирует мои дыхательные пути.

Я усиленно сглатываю, когда он выпускает меня из своих коротких объятий, которые для меня длились вечность, и стараюсь чаще дышать, иначе рискую потерять сознание.

Он отодвигает для меня стул и помогает сесть за стол, словно понимает, что рядом с ним я парализована. Для него это большой плюс, ведь мною можно вертеть как марионеткой. Но если перейти критическую черту, когда мне приходится защищаться, я готова на все что угодно. Даже на убийство.

Мама сидит напротив меня и улыбается от счастья видеть своих детей вместе. Ей нравится ничего не замечать. Джексон занимает свое место во главе стола и отпивает из стакана воды, которая для меня сейчас тоже бы не помешала. В горле пересохло и от этого мне дискомфортно. Я прочищаю горло и медленно расслабляюсь, после чего сразу ощущаю боль в грудной клетке. Он смотрит на меня и это мешает расслабиться в полной мере. Тем не менее я медленно раскрываю ладони под столом и вижу окровавленные полумесяцы на них.

– Сестренка, ты не в духе? Тебя кто-то обидел?

Дыхание прерывается, и я медленно поднимаю на Джексона глаза. Флешбеки моментально атакуют мое сознание и еще немного меня бросит в дрожь от тех картинок, связанные с прошлым, которые я предпочитаю стереть из памяти. Хотя не стоит. Благодаря им я могу сохранять бдительность и знать, какой подонок сидит передо мной, строящий из себя ангела-хранителя на глазах других.

«Джексон обнимает меня за плечи, когда садится рядом на мою постель, а другой рукой заботливо стирает слезу с моей щеки.

– Сестренка, тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто он, и я разорву его в клочья»

Я блокирую воспоминания, переключаясь на реальность происходящего, чтобы не перейти на самые худшие моменты того вечера. Но благодаря этим страшным минутам моей жизни я хотя бы усвоила урок и теперь знаю, что ответить вместо правды. Та же заученная фраза, чтобы сохранить свою безопасность.

– Нет, со мной все хорошо, – хрипло отвечаю. – Просто устала.

– Джексон, ты что, не знаешь ее? Всегда в поникшем настроении после очередного переезда. Привлекает к себе внимание.

Джексон усмехается. Я резко поднимаю глаза на маму и давлюсь в отвращении к ней. Глаза застилает пелена злости вперемешку со слезами, которые я старательно сдерживаю. Ни одна тяжелая история из ее прошлого не поменяет мое негативное отношение к родной матери. Я все еще с трудом терплю ее. Не смогу…

В это мгновение приходит Эмма с подносом, принося обед. Я вскакиваю с места и ухожу быстрым шагом к лестнице, бросая короткое: «Приятного аппетита».

У входа в столовую я сталкиваюсь с отцом, который хватает меня за плечи, но я толкаю его и продолжаю свой путь. Комната станет моим спасением, где я не буду чувствовать себя заложницей страха как год назад. Теперь я знаю, что туда нельзя впускать никого, чтобы не потерять единственное маленькое, но безопасное место. Этот дом слишком большой, чтобы каждый угол стал для меня надежным и защитил.

Я совершенно одна, и демон пользуется этим, выискивая идеальную возможность для нападения.

Я захлопываю за собой дверь и поворачиваю ключ. Дергаю за ручку, чтобы убедиться, что она действительно закрылась. Отхожу от нее на шаг вперед спиной, но уже через секунду набрасываюсь на позолоченную ручку вновь и дергаю. Заперта. Я расслабляюсь, прижимаюсь спиной к двери и медленно оседаю на пол, схватившись за голову.

– Господи, если ты существуешь, не дай мне сойти с ума… – прошептала я в пустую комнату, в которой разбросаны мои вещи. Видимо, мама утром приняла грузовые перевозки и сразу же приказала грузчикам отнести каждую коробку по комнатам их владельцев. Это было не сложно сделать и отнимает мало времени, поскольку на каждой коробке подписано имя.

Я еще некоторое время посидела на полу, охваченная своими мыслями и мечтами. Часто разделяю свою жизнь на ожидания и реальность. К сожалению, ожидания наполнены более яркими мгновениями, чем моя потрёпанная до дыр реальность, из которых вытекают мои беззаботные и счастливые годы. О них можно только мечтать и с болью в сердце смахнуть в «ожидания».

Я смотрю на свои вещи, многочисленные коробки и понимаю, что со стороны моя жизнь выглядит так, что я не имею право жаловаться на нее даже самой себе. У меня же все есть, я могу позволить себе что душе угодно, когда многие девушки в моем возрасте даже не могут позволить себе элементарное – десять платьев от известных дизайнеров, которые они преподнесли мне лично в руки после показа. Для кого-то это является трагедией и грустным фактом жизни, и данную проблему я ни в коем случае не обесцениваю. Если бы у обделенных девушек были такие платья, то они стали бы в десять раз счастливее.

У меня же своя трагедия. Печальные факты жизни у каждого человека свои, но более неисправные, как старый механизм часов, для которого больше нет деталей, это отсутствие понимания родителями личности собственного ребенка. Тогда проще всего подстроить его под себя и не будет головной боли. Зачем разбираться в том, что происходит в душе твоего ребенка и уж тем более, для чего ребенку верить на слово без доказательств, ведь он способен придумать разные небылицы. А еще лучше сделать виноватым ребенка в существовании проблем в его жизни.

«Папа быстро прикрыл дверь за собой, когда затащил меня в гостевую спальню на первом этаже. Стоило ему увидеть меня, спускающуюся со второго этажа заплаканной и потрепанной, он с молниеносной скоростью решил спрятать позорный вид дочери от лишних светских глаз. То непозволительное, что увидят эти глаза, сразу же за стенами нашего дома перейдет в их уста и разнесут сплетни.

Я тряслась всем телом. Успокоится невмоготу. Отец прижал меня к стене и молчаливо ждал объяснений. Дрожащими руками я схватилась за его пиджак как за спасательный круг.

– Па…папа, по…пожалуйста, вы…слушай меня. Он…он…Джексон. Он хотел сделать мне боль…но.

Я заикалась от потрясения и вряд ли в моих обрывчатых фразах возможно уловить смысл. Папа нахмурился, смотрел на меня несколько секунд немигающим взглядом, пока я захлебывалась в слезах и смотрела на него в ответ, желая найти поддержку в надежных руках отца и теплое спасение в его взгляде. Но вот он оживился и встряхнул меня за плечи. От неожиданности я испугалась. Реакция отца шокировала.

– Ты что несешь? – прошипел он расширив глаза. Папа не хотел, чтобы нас слышали гости, оставшиеся с мамой в гостиной. – Как ты можешь так нагло врать, избалованная девчонка!? Да Джексон с тебя пылинки сдувает и принимает так, словно ты для него родная сестра! Чего ты добиваешься?

Я в миг замерла. Слезы застыли на глазах и высохли на щеках, оставляя за собой неприятные ощущения натянутой кожи. Отец смотрел на меня с осуждением, а в моих глазах больше нет мольбы о помощи. Ее вытеснило глубокое разочарование»

В ту злосчастную минуту мне хотелось вернуть время назад и ничего не говорить отцу, чтобы не чувствовать эту острую боль в сердце, когда родной человек выставляет тебя как дешевку, ни на что негодную девчонку, нажившаяся на его деньгах, которая еще помимо всей этой унизительной характеристики ни на что не имеет прав и нагло врет, чтобы привлечь внимание. Я чувствовала себя обесцененной и мне хотелось провалиться под землю, когда отец сменил выражение взгляда и смотрел на меня уже с отвращением. Когда он ушел, я упала на колени окончательно разбитая и задавалась вопросом: «Что мне надо было сделать, чтобы отец поверил?» Я искренне верила, что мне хватит только слов.

Тогда я поняла, что Джексон для отца и мамы примерный сын и он у них в приоритете. Обычно дети находятся на одной линии, и они получают одинаковую любовь от родителей, пусть даже один из детей приемный, но я столкнулась с другой правдой, очень жестокой. Я, ничего не умеющая, наглая лгунья, а Джексон всеми любимый ответственный парень, деятельный и наследует дело отца со всем желанием, обаятельный и милый, заботится о неблагодарной сестре.

Джексона усыновили, когда мне было пять лет. Мама поняла, что больше не может иметь детей. После рассказа отца понимаю, почему. Так же теперь понимаю, почему слышала такую фразу от врачей после каждой своей болезни: «Вам повезло, что она у вас вообще родилась живой». Все потому, что мама принимала большое количество психотропных препаратов и загнала свое женское здоровье в дурное существование. Отец же хотел еще наследника, чтобы его дети могли вместе управлять его отельной империей. Так и появился в семье Джексон.

Мы подружились. Дружба вызвана тем, что он старше меня на четыре года и разница в возрасте подтолкнула его на заботу о младшей сестре. Благодаря ему у меня было хотя бы какое-то счастливое детство.

Именно Джексон научил меня кататься на двухколесном велосипеде, именно он обрабатывал мои подбитые колени, ему удавалось развеселить меня за считанные секунды, когда наваливалась грусть, только благодаря ему я не чувствовала себя одинокой и всегда играла в правильные игры. Джексон часто предпочитал меня своим друзьям, потому что хотел, чтобы у меня было хорошее развитие и адекватные взгляды на мир. Возможно, еще благодаря Джексону я понимаю, что богатство, вызванное деньгами, это не главное в жизни. Главное – это широта души.

Раньше я вспоминала об этом с улыбкой на лице и во многом была благодарна появившемуся брату, которого всегда считала родным. Не тая я признавала, что он делал меня счастливой.

А потом он вырос, и я проклинала день, когда Джексон появился в моей жизни…

Все разрушилось как карточный домик, а хорошие воспоминания, связанные с ним, захотелось вынуть из головы и закопать глубоко под землю. То, что вырвалось из Джексона, что-то темное и необъяснимое, никак не стыковалось со светлыми чувствами и намерениями того мальчика из моего детства.

В четырнадцать у девушки уже формируются женственные формы. Грудью я не могла похвастаться, а вот ягодицами могла гордиться. Любые джинсы или шорты сидели идеально и подчеркивали формы.

Я доверяла Джексону во всем и как-то решила показать ему свою новую покупку – платье чуть выше колен, свободное на бедрах, подчеркивающее талию и грудь с V-вырезом. Я выбрала белый цвет и решила, что встречу в нем свое пятнадцатилетие. Джексон, сидя на кресле и распивая апельсиновый сок, внимательно разглядывал меня, пока я крутилась перед ним с лучезарной улыбкой и ждала его комплимента, какие брат обычно делает сестре: «Ты прекрасно выглядишь».

На этот раз меня сначала удивили его слова: «Просто куколка. Ангел, которого хочется развратить». А когда я посмотрела в его глаза – хищные, с безумным блеском, какой теперь вижу отныне всегда – меня начало тяготить и беспокоить нахождение рядом с ним. Он смотрел на меня так, будто желал растерзать.

Именно в ту минуту я начала относиться к нему с настороженностью и реже попадаться на глаза. Мой брат начал меня пугать. Его внимание ко мне стало нездоровым.

Все зашло слишком далеко. Теперь Джексон воплощение моего дичайшего страха. Я боюсь его. Радуюсь, когда он уезжает надолго и восстанавливаю свою психику, живу своей жизнью без боязни, ощущая относительную свободу. Но стоит ему вернуться, и я снова поглощена ужасом и пытаюсь выглядеть адекватной, ведь мне никто не верит.

Я пыталась после первого случая снова рассказать отцу о своем кошмаре уже в более спокойном состоянии, но сильно поплатилась за свою вторую попытку. Он ударил меня по щеке и приказал не клеветать на брата, который ради меня готов пойти на все. Отец верит своим глазам, а не интуиции и тем более моим словам.

Естественно, после такого отношения я больше не искала возможностей рассказать кому-то о своей проблеме. Да, Джексон стал моей проблемой, потому что он отравляет мою жизнь. Он сгусток мрака в моей жизни, от которого я намереваюсь избавиться, но он как липкий деготь. Джексон мерзкий тип, которому я когда-то доверилась. Доверие разбилось и это причинило мне боль. Джексон был светом в моей жизни, делал ее лучше, но стоило перейти на последующий уровень зрелости, как он наполнил мою жизнь темнотой и страхами.

Кто-то постучался в мою дверь, и я быстро смахнула слезу со щеки.

– Дочка, открой мне, хочу с тобой поговорить.

Я поднялась на ноги и тяжело вздохнула. Провела ладонями по щекам, затем по голове и повернула ключ.

Я уже давно поняла, что разговоры с родителями ни к чему не приводят. Они будто этими разговорами успокаивают свой внезапно пробудившийся, как вулкан, родительский долг. Мои возмущения лишь сильнее привлекут их внимание ко мне и неровен час как пригласят психологов, чтобы «вылечить» меня от недуга, который сами и придумали, только потому, что я не подчиняюсь им. Такое внимание к моей персоне только усугубит мою стабильность.

Отец открыл дверь и вошел в мою спальню. Я приблизилась к кровати и плюхнулась на нее без сил. Наверняка моя так называемая семья обсуждала меня за обедом. Раньше я не давала таких поводов, но конец семнадцатилетнего периода подкосил мои эмоции, мое состояние, мое терпение. Я уже не умею сдерживаться и медленно начинаю демонстрировать родным свою истинную суть бунтарки, которая уже на первых парах им не по душе. А что будет, когда она вырвется вся окончательно? Страшно подумать, но тем не менее это уже неизбежно.

Папа сел рядом со мной и вздохнул, соединяя пальцы в замок.

– Алиса, что с тобой происходит?

Он никогда не любил ходить вокруг да около при разговоре и при необходимости задавал любой вопрос в лоб.

Заученную фразу в студию.

– Ничего, все в порядке, – сухо ответила я, пожимая плечами.

Внутри же все горит, а горло сжимают вырывающиеся рыдания. Смотрю в одну точку, чтобы не нарушить хрупкое равновесие и не разрыдаться.

– В последнее время ты просто неуправляема.

Я еле сдержалась, чтобы не посмеяться. Ироничная фраза. Отец уже сам признает, что ему удобно управлять мной, когда я послушная. Управлять, а не понимать, воспитывать и дарить родительское внимание с теплом.

Увы, но они не станут искать причину там, где необходимо – в себе. Они будут продолжать искать ее во мне и выворачивать наизнанку, пока я не докажу им, что все в норме, и я прежняя марионетка.

Скажу правду и снова получу пощечину. Вот какие устои сформировал во мне отец. Благоразумнее будет молчать и продолжать невозмутимо повторять фразу: «Все хорошо». Этим словам отец поверит. Сердце сжимается от боли и обиды и мне хочется, чтобы он поскорее уже закончил эту бессмысленную беседу.

– Переходный возраст, – ответила я, снова пожимая плечами.

– Он у тебя затянулся. Алиса, я не намерен терпеть твое бунтарство, которое возникло на ровном месте. Из-за каждой мелочи ты демонстрируешь свои истерики. Если так будет продолжаться, я приглашу психолога.

– Конечно, ведь удобнее возложить ответственность по моему воспитанию на чужого, на того, кто «лечит душу», а самим постараться понять свою дочь у вас нет желания. Это вам нужен психолог, чтобы хотя бы он наконец донес до вас, что проблема таится в родителях, а не в ребенке. Скорее всего, психолог станет мне роднее родителей, когда узнает меня ближе и поймет.

Вместо этого я отвечаю просто:

– Хорошо.

Папа встает и покидает мою комнату. Через секунду я вскакиваю с кровати и лечу к открытой двери, захлопываю ее и снова запираю на ключ. И только после этого издаю облегченный выдох.

– Я в безопасности.

Глава шестая

Ночью я долго не могла заснуть. Меня мучили кошмары, которые когда-то были моей реальностью. Сон вернул меня в прошлое, в котором я чудесным образом смогла выбраться из лап беспощадного чудовища. Но когда меня охватил глубокий сон, тогда прошлое обрело иной исход. У меня не получилось защитить себя и чудовище затащил меня в свою пещеру, где продолжились мои страдания.

Утром я проснулась в холодном поту и тяжело дыша пыталась отогнать из головы остатки кошмаров. Первое желание, которое возникло после пробуждения – это принятие душа. Вода всегда помогала мне прийти в себя, стоило постоять под ее струями около пяти минут. Она освежала и буквально возрождала к жизни.

После я сидела на своей кровати около часа и раскидывала в голове возможности того, как мне жить в этом доме, пока в нем находится Джексон.

У меня нет даже малейшего желания видеть его. Стоит моим глазам встретиться с его глазами, как мое сердце уходит в пятки, дыхание замирает, внутри живота возникают спазмы, а воспоминания моего кошмара с его участием вызывают тошноту. Слишком тяжело притворяться и игнорировать его, когда это произошло всего год назад.

Джексон уже на следующий день сразу уехал в Бразилию вместо отца и решал там дела от его имени. Несколько месяцев я приходила в себя и старалась забыть тот ужас, которому меня подверг так называемый брат. Я смогла справиться без чьей-либо помощи, теряясь среди своих любимых занятий, мимолетных знакомств и совместных тусовок в квартирах или домах. Джексон покинул мои мысли, и я буквально забыла о его существовании. Сейчас он вернулся словно покойник с того света, который продолжит терроризировать мою жизнь.

Я решила, что не стану выходить из своей спальни, даже если мне придется умереть с голоду. Я как беззащитный зверек, который не желает выходить из своей естественной среды обитания, в которой чувствует себя в безопасности. Если зверек покинет нору, то он тут же встретится с хищником, который своими клыками вцепиться в шею и уже не будет никакого шанса на спасение. Он затащит его в свое логово.

Чтобы занять себя, я разбирала коробки со своими личными вещами и приводила комнату в порядок. Зашла в мебельный интернет-магазин и заказала полки для книг.

От голода я, к счастью, не мучилась. В мою дверь постучали и раздался голос Эммы. Она заботливо принесла мне завтрак в комнату к десяти утра, когда уже все домочадцы вели активный образ жизни. Я попросила ее занести мне еды еще в обед и ужин.

Возможно, когда-нибудь я смогу выйти из своей спальни, поскольку осознаю, что не могу вечно сидеть здесь, но для этого торжественного момента мне нужно свыкнуться с мыслью, что Джексон снова поблизости. Я должна найти в себе силы защищаться в случае необходимости и всегда что-то носить в кармане. Перцовый баллончик будет как никогда кстати. Кто-то использует его в ночное время на случай, если нападет грабитель в темном переулке, а я – дома, поскольку прямо здесь находится тот, кто причиняет мне вред.

До самого вечера я читала книгу, когда закончила разбирать вещи. К этому времени мне позвонил курьер со словами, что привез мои покупки из художественного магазина. Я была так осчастливлена мыслью, что скоро возьмусь за краски и уйду в мир фантазий, что забыла о хищнике, поджидающего за дверью.

Выбежала из комнаты, затем спустилась по лестнице и оказалась на улице. Я не выходила из комнаты целый день, отчего на улице у меня даже закружилась голова при получении кислорода в мозг.

С широкой улыбкой я заносила все принадлежности для рисования в свою спальню и за эти минуты меня никто не потревожил, и никто не попадал в поле моего зрения. Но когда я заносила последнюю коробку с красками, уже готовая войти в комнату, как из соседней вышел Джексон. Он резко остановился, когда увидел меня, как и меня по традиции парализовало, стоило увидеть его и понять, что передо мной демон воплоти.

Инстинкт самосохранения вывел меня из оцепенения, и я рванула в свое укрытие, тут же поворачивая ключ. Прислонившись спиной к двери я облегченно выдохнула, но стоило мне услышать короткий тихий стук пальцами о дерево, как снова напряглась. Я сжала в руках небольшую коробку с красками и мысленно уверяла себя, что сейчас могу его не бояться, ведь нахожусь в безопасности. Я не вижу его, но ощущаю присутствие поблизости, практически слышу его дыхание и…

– Алиса, ты боишься меня?

…слышу голос, который снова отправляет меня в страшные воспоминания. Я зажмурилась, пытаясь отогнать их, но у меня ничего не получилось.

Год назад.

Дверь за мной захлопнулась, и я села на свою постель, вытирая слезы со щек.

Ненавижу этих смазливых мальчиков богатеньких родителей, деньги которых превращают их внешность в безупречную, как у полубогов, а душу – в гнилую. Они думают, что им все можно в этом мире, а если отказали, то настает время мастер-класса по унижениям и оскорблениям, чтобы отчистить свою репутацию и показаться выше. Он пытался убедить меня в том, что мне просто повезло – он обратил на меня внимание, а я такая глупая делаю из себя неприступную. Мне противно находиться в таком обществе зазнавшихся типов без моральных устоев и уважения к другим, в особенности к женскому полу.

Я плачу не потому, что этот идиот задел меня своими грязными словами, я плачу потому, что мне надоела такая жизнь. Еще одно подобное светское мероприятие, на котором мне приходится общаться с детьми друзей моих родителей, и я выйду из себя.

Сегодня я смогла сдержать эмоции в толпе и выплеснуть в своей комнате наедине с собой. Но чувствую, что я уже теряю свою способность подавлять вспыльчивость и агрессию. Это уже невыносимо скрывать, когда все вокруг только и делают, что взрывают внутри меня эти петарды.

Дверь моей комнаты снова отварилась и тут же закрылась. Я посмотрела на вошедшего и быстро вытерла мокрые щеки. Конечно, у меня не получилось скрыть свое состояние и уж тем более то, что я плакала. Макияж, который еще утром старательно делала мне визажист, благополучно стек по моим щекам вместе со слезами. Даже мои ладони в черных разводах, страшно подумать, что сейчас красуется на моем лице.

Джексон сел рядом со мной и обнял меня за плечи, а другой рукой заботливо вытирал щеку.

– Сестренка, тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто он, и я разорву его в клочья.

Я энергично помотала головой. Не хватало еще разбирательств на этом сборище. Я старалась быть дружелюбной, улыбалась этим отвратительным созданиям, подавляя в себе отвращение, но они перешли черту и теперь я здесь со слезами на глазах, которые видит мой брат. Он никогда не любил, если я плакала и всячески пытался понять причину моих переживаний.

– Все в порядке, я просто устала, – пробормотала я, опустив голову.

Его хватка на моем плече усилилась.

– Я тебе не верю.

Эта фраза срабатывала на ком угодно, даже на моих родителях, но только не на Джексоне.

– Кто-то из них тебя домогался?

– Нет.

– Скажи мне кто и я поговорю с ним. Это тот, с кем ты общалась весь вечер и улыбалась ему своей ослепительной доброй улыбкой?

Я зажмурилась. Мне самой противно от своей чрезмерной вежливости, так на это еще давит Джексон и подчеркивает мое поведение таким тоном, словно я совершила преступление.

– Ничего не надо делать, – грубо заявила я, сжав белое шелковое платье в кулаках.

Джексон так неожиданно вскочил с места, что я вздрогнула и судорожно выдохнула. Периферическим зрением видела, как он ходил по комнате и периодически раздраженно почёсывал затылок. Джексон всегда был тем, кого особо волнует любое мое озабоченное или подавленное состояние. Я это ценю, но порой он отдает слишком много внимания моей персоне. Коротко говоря, Джексон настолько переживает за меня, что будь его воля, он бы посадил меня в запертую комнату и оберегал от каждого психологического и физического воздействия со стороны. Это одновременно пугает и ценится моим сердцем. Второе перевешивает, поскольку я уверена, что мой брат не одержимый маньяк-садист и точно никогда не сделает того, что не понравится мне. Джексон позволяет мне «подбить колени», но после трепетно ухаживает за мной и наказывает обидчиков, если источником моей грусти и боли является человек.

Я начала приходить в себя и перестала плакать. Встала и подошла к зеркалу, чтобы оценить результаты бедствия и подправить макияж. Джексон все еще находился со мной в комнате и пристально наблюдал за мной.

– Возвращайся к гостям, я скоро спущусь, – предупредила я. Мне не хотелось, чтобы Джексон сейчас стоял у меня над душой. Тем более я все еще немного побаиваюсь оставаться с ним наедине.

Джексон еще постоял на месте несколько секунд, но все же выполнил мою просьбу и направился к двери. Через зеркало я видела, как он взялся за ручку двери, но так и не надавил на нее. Джексон приложился лбом к двери и повернул ключ. Я резко повернулась к нему лицом.

– Джексон, что это значит? Что ты делаешь?

– Мы не вернемся туда. Тебе не за чем быть там в таком состоянии. Эти уроды не заслуживают даже разговаривать с тобой и уж тем более видеть твою улыбку, – проговорил он так и не повернувшись ко мне лицом.

Я вздохнула и закатила глаза. Все-таки есть в нем склонности маньяка, в котором чрезмерно много заботы, но за это я не могу его судить.

– Джексон, не неси ерунды. – Я приблизилась к нему. – Открой дверь.

Он медленно повернулся ко мне лицом. Я смотрела на него без какого-либо беспокойства несколько секунд, но вскоре мне не понравилось наблюдать за изменениями в его взгляде. У Джексона глаза редкого черного цвета. Это меня никогда не пугало, пока я не увидела истинную темную сторону его взора. Взгляд Джексона стал деспотичным и жестким. Он словно заставлял меня подчиняться, подавлял волю и желание возразить. Джексон еще никогда так не смотрел на меня и этот первый опыт заставляет меня нервничать.

Я чувствую, как наполняюсь страхом и неосознанно отступаю назад на два шага. Обстановка вокруг превратилась для меня в напряженную. Я вдруг на мгновение поменяла свое мнение о заботе: все-таки она бывает нездоровой и пугающей. Увы, но это осознание внедрил в меня за несколько секунд брат одним своим взглядом, который в разы сильнее меня. Я уже готова сопротивляться, что бы Джексон не выкинул в бесконтрольном состоянии.

Он делает шаг ко мне и уголки его губ слегка приподнимаются. Это улыбка далеко не подбадривающая и успокаивающая, она игривая, предупреждающая, что сейчас произойдет что-то жутковатое. Сейчас я чувствую рядом с Джексоном то, чего никогда не ожидала – от него веет опасностью, хотя обычно всегда находилась с ним в безопасности.

– Алиса, ты боишься меня? – вкрадчиво спрашивает он.

Я хмурюсь, стараюсь подавить страх, словно он его учует.

– Что за бес в тебя вселился?

– Я не хочу, чтобы ты возвращалась туда, – твердо заявляет он. В голосе присутствует приказной тон.

Во мне вспыхивают негодование и возмущение.

– А я не хочу оставаться здесь.

Я делаю уверенные шаги к двери, но Джексон хватает меня за плечи и грубо швыряет назад. Я спотыкаюсь и падаю на кровать. Из прически выбиваются пряди и падают мне на лицо, которые я быстро смахиваю и со злостью смотрю на брата.

– Джексон, ты спятил!? – повышаю я голос. Сейчас во мне уже не такое количество страха, поскольку его вытесняет возмущение.

Какого черта происходит? Почему Джексон разговаривает со мной в таком тоне, смеет приказывать и мешает делать то, что я хочу. Он ведет себя так, будто я его личная вещь, с которой можно обращаться так, как заблагорассудится. Немыслимо.

Я пыталась встать и держаться на своем, то есть выбежать из комнаты и затаить на Джексона обиду, но он не позволил. Снова толкнул на кровать и изменил мое положение в худшую сторону. Джексон навалился на меня.

– Джексон!

Из моего голоса просачивается ужас, который никто не услышит.

Наши дни.

Я слегка бью себя по голове кулаками, чтобы отогнать страшные, тяготеющие мое сердце и разум воспоминания. Я не хочу продолжения, не хочу, чтобы эта часть снова навалилась на меня, и я почувствовала все, что произошло в прошлом. Каждый раз, стоит в очередной раз провалиться в этот момент, он будто происходит со мной заново наяву. Я чувствую все так же, как это было год назад. Моя психика играет со мной в злую шутку.

Мои глаза наполнились слезами, и я сползла вниз по двери, уронив небольшую коробку.

Два глухих стука в дверь костяшками пальцев.

– Алиса, открой. Давай поговорим.

Я напряглась, чтобы не позволить себе заплакать и вылезти истерике прямо из измученной души. Закрыла уши руками и как следует надавила на них. Не хочу слышать его! Не хочу видеть! Мне хочется кричать об этом, но для всех вокруг мой крик будет звучать шепотом, а мои слезы ничто иначе, как хорошая возможность привлечь внимание.

– Алиса, прошу открой мне. Я не причиню тебе вреда. Мы просто поговорим о случившемся. Алиса…я не хочу, чтобы между нами была эта пропасть.

Я не могу заглушить его навязчивый голос, который посылает мурашки по моему телу от страха. Он больше ничего не может вызывать во мне, никаких других эмоций. Нервы оголены.

– Алиса, я не хотел так поступать с тобой.

– Но поступил! – выкрикнула я не своим голосом не сдержавшись. – Пошел вон! Я хочу только одного, чтобы ты исчез навсегда!

Меня бросило в дрожь от нервного срыва, а когда я услышала отдаляющиеся шаги за дверью, поняла, что он послушался и оставил меня. Тогда я начала медленно успокаиваться.

Продолжала сидеть на полу еще около получаса и смотрела в одну точку. Мне хотелось оплакивать свою участь, но я убедила себя в том, что это слабость и входит в привычку.

Каждый человек пишет свою судьбу сам? Не тут то было. Если бы я писала ее сама, то не жила бы в настолько отвратительном обществе и не столкнулась с несправедливостью, непониманием родителей и неожиданным проявлением жестокости со стороны человека, которого я называла своим братом и доверяла ему все самое сокровенное. Доверяла ему себя, а он злоупотребил и воспользовался моей открытостью перед ним. Он надругался надо мной.

– Господи…я так хочу в тебя верить, но в моей жизни так много черного и зловещего.

Возникло отвратительное чувство, будто от меня отвернулись все. Чувство опустошенности и безысходности добили меня. Я больше не нашла сил сдерживать слезы и позволила им стекать по щекам. Получив свободу, соленые капли вытекали из глаз крупными каплями. От их обилия я начала задыхаться.

Мне так плохо. Это уже невыносимо.

Я больше не могла удерживать себя и побежала к океану среди ночи, чтобы исповедаться воде, ведь больше никому не могла излить свою душу и облегчить ее страдания хотя бы на мгновение.

Вокруг тишина и лишь нежный, ласкающий звук волн, бьющиеся о берег нарушают ее. Мне нравится это пение океана, оно меня отвлекает от самых худших, убивающих меня мыслей. Сама я молчала. Мой внутренний голос разговаривал с океаном. Все подведено к одной фразе: «Мне плохо». Хочется лезть в виселицу, но точно не утопиться. Правда я скорее захочу утонуть в океане, будучи не умеющая плавать, чем в затягиваемых меня в воронку мыслях и страданиях души. Океан заберет жизнь сразу, без боли, в отличие от того явления, в котором я тону сейчас.

А вдруг я зря живу и мучаюсь? Я смогла позволить внутреннему голосу вымолвить этот вопрос, говорящий о моей дикой слабости. Заглядывая в будущее я понимаю, что даже не знаю, как прожить завтрашний день без проблем и внутренних страданий. Каждое слово моих родителей толкает меня к пропасти. Взгляд Джексона заставляет меня скорчиться от беспомощности и страха. Разве среди этого есть проблеск счастливого будущего? Я определённо живу зря и вряд ли что-то можно изменить, даже если сильно захотеть.

Я хотела встать с песка и шагнуть в океан, но знакомый голос остановил меня. Это тот голос, который вызывает мурашки на теле, но уже из-за другого явления человеческих эмоций.

– Почему ты одна?

Он сел рядом со мной, совсем близко, что я могла слышать его тяжелое дыхание после бега.

– Комфортно.

– Я нарушил твой комфорт? – Он улыбается, я слышу по его голосу.

– Ты – нет, – ответила я честно.

– Ты чем-то расстроена?

Я продолжала смотреть на океан, позволяла ветру ласкать мое лицо, но желание посмотреть на Уильяма было выше прекрасного пейзажа перед собой. К тому же то же самое я могу увидеть в его глазах.

Я забыла, что из-за пролитых слез мой макияж потек по щекам и черные дорожки высохли прямо на них. Стоило Уильяму увидеть мой вид, как его лицо приняло выражение растерянности. Еще никто из всех моих знакомых не видел меня такой. Я никому не открывалась и даже внешне не показывала своих переживаний, но Уильям оказался за считанные секунды не просто знакомым. Он затронул мою душу и внес в нее капли ярких красок.

– Нет, что ты, просто немного не поладила с родителями, – с улыбкой проговорила я.

Может я и готова быть для этого парня открытой, но не имею права взваливать на него свои проблемы.

Уильям еще некоторое время смотрел на меня задумчивым видом, затем перевел взгляд на бескрайний океан. Что сделала и я. Он молчал несколько секунд, затем заговорил, одновременно вставая:

– В таком случае пойдем со мной. Я помогу тебе наладить сбои в хорошем настроении.

Уильям подавал мне руку, стоя передо мной. Я сначала посмотрела на поданную мне руку, затем подняла глаза на его лицо. Он обаятельно улыбался и клянусь, одна его улыбка меня успокаивает. Это ненормально, ведь получается, мое состояние зависит от определённого человека.

Я сжала его руку в ответ, и Уильям помог мне встать. Если этот вечер я проведу с ним, то скорее сильнее привяжусь к нему, но чувствую, что Уильям поможет мне справиться с мыслями о самоубийстве даже не зная об этом.

Он снова меня спас. Рядом с ним мое будущее не кажется какой-то черной бездонной ямой.

– Только для начала умойся.

Я улыбнулась и опустилась на корточки. Набирала теплой воды в ладони и брызгала на лицо.

Когда я поднялась и посмотрела на Уильяма, то он с серьезным лицом спросил:

– Тебе настолько плохо, что ты готова пойти со мной даже не спрашивая куда? Ты доверяешь мне?

– Да, – с уверенностью ответила я. – К тому же наше знакомство случилось таким образом, что моя жизнь оказалась в твоих руках. Разве возможно сомневаться. Да и на маньяка ты не тянешь.

Уильям усмехнулся.

– Из твоих уст это звучит как оскорбление. Пойдем…Алиса.

Он впервые назвал меня по имени и будто пробовал его на вкус. Наши взгляды задержались друг на друге, что вызвало неловкость, поэтому Уильям отвернулся и попросил следовать за ним.

Я без колебаний пошла.

Глава седьмая

Самое паршивое, это когда семья просто кучка чужих людей вокруг, которые тебя не понимают и лишь надоедают своими советами. Они даже не подозревают, точнее, не хотят понимать, что эти советы никчёмны.

Я искренне посочувствовал этой девушке и не мог оставить её одну, как бы мне не хотелось держаться от неё как можно дальше. Черта с два получится придержаться своей цели, если меня без конца тянет к ней сумасшедшей силой.

Связь многократно усиливается, стоит мне оказаться рядом с девушкой и посмотреть в ее глаза. Рядом с ней мое сердце начинает биться сильнее, дыхание учащается, и я начинаю смотреть на нее как на лакомый кусок, который под запретом. От этого желание забрать этот кусок себе возрастает с геометрической прогрессией. Рядом с ней меня бросает в жар, во рту становится сухо и все, что мне хочется – это поцеловать ее, словно вкус ее губ избавит меня от неизвестного недуга. Хотя, поведение моего тела и организма легко объясняется. Мои симптомы похожи на простуду. По всей видимости, влюбленность – это болезнь, которая по выраженным симптомам близка к гриппу. И вылечит меня только Алиса Коллинз – моя чокнутая соседка.

Я даже не стал сопротивляться осознанию, посетившей меня посреди ночи между раздумьями о жизни, что я безнадежно влюблен в девушку, которую вытащил из воды и вырвал из лап смерти. Никогда даже не подозревал, что существует настолько быстрая привязанность и импульс для чувств. Из-за сомнений, что существует подобное явление, столкнувшись с ним, у меня плохо получается свыкнуться с неизвестными изменениями, и я продолжаю сопротивляться, убеждая себя в том, что это абсурд.

Меня пугает тот факт, насколько быстро ей удалось занять собой мою голову и даже душу. Я ощущаю дикую привязанность, и она буквально разрывает меня на части, когда мне не удается видеть девушку, забравшая мой покой.

Черт, куда я вляпался!

Я словно заразился смертельным вирусом, а не гриппом, и теперь впадаю в панику, пытаясь найти лечение. Оно есть, и оно идет рядом, но я как сумасшедший ученый жажду найти еще один способ лечения, новый штамп вакцинации. Если я буду теряться среди других девушек, то это наверняка будет каким-то коротким спасением от смерти, что-то вроде антидота, который имеет свойство на время блокировать вирусное размножение. Я не избавлюсь от болезни, пока добровольно не приму лечение.

Любовь – это прекрасно, я видел своими глазами, я читал в книгах. Но она ужасна, когда отвергаешь ее. Она способна убивать. Мне не хотелось сталкиваться с ее полной силой, я лишь знал, что когда-то у меня будет семья.

Но встретив Алису понял, что бешеной любви уже не избежать. С ней она будет иметь взрывоопасный характер, и я пока не могу точно признаться самому себе, готов ли я к такой жизни: постоянно думать о ней, ревновать к каждому прохожему, считаться самым опасным собственником и буквально сжирать ее во время неадекватной страсти, которая, уверен, будет неудержимой и нескончаемой.

Моя влюбленность будет гибельной и тяжелой, если еще учитывать вечные отъезды в другой штат, на другой конец материка. Я не хочу такого для Алисы, для нас. Мы навсегда потеряем стабильность в жизни и забудем, что такое покой. Я не могу потерять голову и, возможно, навсегда испортить ее жизнь.

Заглядывать в будущее можно постоянно и вечно гадать, набрасывать самые различные варианты исхода – какими будут наши жизни из-за нашего союза. Все, что я могу, это держаться на краю пропасти из последних сил.

Я решил привести Алису в прибрежный бар, в котором мы с друзьями сегодня решили собраться и немного расслабиться. Он находился неподалеку от наших с ней домов, буквально через один квартал, поэтому я не видел смысла брать мотоцикл.

Всю дорогу мы шли молча, каждый пребывая в своих мыслях. Но в такие моменты мне хочется залезть в ее голову и узнать, о чем она думает. А еще сильнее мне хочется понять, почему Алиса в таком подавленном состоянии. Словно она больше не видит смысла в своей жизни. Я бы был последним отвратительным созданием на земном шаре, если оставил ее одну на берегу. По стечению обстоятельств, по воле судьбы, я с первой встречи стал ее личным спасителем, коим Алиса признала меня сама.

Когда мы зашли во внутрь бара, нас тут же заглушила басистая музыка. Каждого посетителя пространство зала позволяло чувствовать себя в комфорте, несмотря на то, что уже значительная часть танцпола занята людьми. Кондиционеры работают в полную мощность, и они дают возможность дышать свободно. Место довольно стерильное, здесь особо тщательно следят за порядком и своевременно выпроваживают на улицу посетителей, которые перебрали с выпивкой. Цветовая гамма комфортна для глаз – преобладают красный и черные тона, а белые вспышки прожекторов над танцполом кажется, что изгоняют излишнюю навязчивость яркости красного. Вдоль всей стены расположен бар из черного гранита, за которым в быстром темпе работают и обслуживают посетителей сразу шесть барменов. В зале, на противоположной стороне от бара, ближе к стене и подальше от танцпола находятся столики с удобными креслами и диванами, вокруг которых маячат официанты и делают все ради комфорта сидящих людей.

В целом атмосфера благоприятная и я не побоялся привести сюда Алису, учитывая ее возраст и особое социальное положение в обществе. Я уже понял, что она из богатой семьи и вряд ли в ее вкусе захолустья, в которых лично не раз бывал.

Я посмотрел на Алису, оценивая ее отношение к этому месту по выражению лица. Она улыбалась и с интересом рассматривала каждый угол бара. Отлично, если она улыбается, значит у меня получилось отвлечь ее от грусти.

Алиса поняла, что я смотрю на нее и перевела на меня взгляд.

– Тебе здесь нравится? – громко спросил я, чуть наклоняясь к ее уху.

В ответ она энергично закивала, тем самым заставив меня улыбнуться. Я был рад от того, что смог снова спасти ее.

– Тогда пойдем! – снова громко сказал я и подтолкнул Алису вперед, касаясь ладонью ее лопаток.

Я убрал руку как ошпаренный, когда ощутил ее горячую оголенную кожу и тут же пожалел, что не сдержался. Моя рука буквально горела после соприкосновения с ее кожей и, что еще хуже, мне захотелось повторения. Моментально возникло желание коснуться каждого сантиметра ее тела. Это невыносимо терпеть.

Мы добрались до барной стойки, за которой сидели мои друзья и оживленно что-то обсуждали. Как только они увидели меня, тут же обратили ко мне все свое внимание.

– Познакомьтесь, это Алиса, – представил я для начала девушку, чтобы она не ощущала дискомфорта.

Все тут же поприветствовали ее.

– Привет! Я Вивьен!

Виви – самая дружелюбная и светлая девушка, которых я знаю. От нее прет нереальная позитивная энергетика, которая будто никогда не заканчивается. Она похожа на солнце – у нее рыжие волосы, веснушки на лице и смуглая кожа. Любого человека она приветствует объятиями и с улыбкой. Точно так же она приняла Алису, которая даже растерялась от такого теплого приема, но продолжала улыбаться.

– Я Лара, приятно познакомиться.

Лара – скромная и тихая девушка, которая просто подала Алисе руку, а та ее пожала в ответ.

Далее представился ее парень, который обнимал свою девушку за талию, что делал всегда в людных местах. Держал ее рядом и не упускал из поля своего зрения. Я его понимаю – у Лары ангельская внешность, она до невозможности красива. С черными волнистыми волосами, бледной кожей и яркими голубыми глазами. У нее миниатюрная фигура и тонкий приятный голос.

Первым делом Каспер выбрал ее именно из-за внешности, а после его очаровала ее скромность и преданность. У него отпало желание воспользоваться ею и делать игрушкой на лето. Теперь он учитывает ее желания, практически ползает у нее в ногах и уже как год больше ни на кого не смотрит. Порой он говорит, что эта девушка околдовала его и что она скрывает свои способности ведьмы. В итоге смирился и стал ее пленником без сопротивлений.

– Я Майкл, добро пожаловать в нашу уютную и дружную компанию.

Мой друг подмигнул мне и хитро улыбнулся, скрывая эту ехидную улыбку за стаканом с коньяком. Я закатил глаза, уже понимая, на что этот извращенец намекает. По духу он похож на Вивьен – такой же взбалмошный и ветреный. Видимо, схожесть их характеров мешает им наконец сойтись в серьезном смысле, а не заниматься сексом тогда, когда обоим скучно. Оба манипулируют друг другом, оба эмоциональны, упрямы и никто не желает уступать.

– С ребятами и Вивьен мы учились в одной школе, после уехали в Нью-Йорк и поступили в свои желанные места, – принялся я объяснять Алисе в обобщенном виде, кто есть кто. – Лара присоединились к нашей компании позже, когда начала встречаться с Каспером. Ей восемнадцать, почти твоя ровесница.

– Так ты еще малышка, Алиса? – весело заговорил Майкл и я направил на него предостерегающий взгляд. Он снова заткнулся и улыбаясь начал отпивать коньяк.

– Может и так, но точно не глупа, – ответила ему Алиса и Майкл впечатляюще поднял брови. – Мне приятно со всеми познакомиться.

– А вы…? – Виви не стала договаривать, поочередно рассматривая нас любопытными зелеными глазами.

Мы с Алисой посмотрели друг на друга, сразу улавливая мысли рыжей бестии и одновременно стали отрицать ее не озвученные доводы, но и без этого все поняли, к чему девушка клонит.

– Нет, я переехала сюда два дня назад, и мы просто соседи, – быстро объяснила Алиса, ощущая себя неловко. Как в прочем чувствовал себя и я.

– Просто соседи, – снова вставил свою загадочную фразу Майкл, смысл которых мне удается немедленно расшифровать.

С Майклом мы считаемся лучшими друзьями. Если бы не он, то пять лет назад оказался не в больнице, а на кладбище. Каспер был похож на Майкла – так же часто менял девушек, но Лара его изменила и теперь его буйный нрав стих. Он стал серьезнее и смотрит далеко в будущее, в котором есть эта девушка.

Мы решили перебраться к столику и удобно расположились на диване. Алиса с Вивьен сели напротив на кресла и постоянно о чем-то болтали. Виви большая фанатка моды, а Алиса выглядит очень стильно даже в одних шортах и топе. Моя подруга рассматривала как раз ее топ и трогала ткань руками. Они быстро нашли общий язык.

– Что вам принести? – К нашему столику подошел официант и держал в руках блокнот.

Каждый заказал себе по коктейлю, а Майкл добавил в свою печень еще одну порцию коньяка.

Я посмотрел на Алису, которая изучала меню, поскольку как новый посетитель не знала содержимого.

– Девушке принесите клубничный мохито безалкогольный, – опередил я ее и назвал официанту заказ, который записал его и кивнув, покинул нас.

Алиса подняла на меня непонимающий взгляд.

– Зачем ты это сделал? Я хотела не это.

– Тебе понравится. Очень вкусно, поверь, – непринужденно ответил я и девушка с осуждением сузила глаза.

– Ты не в праве делать за меня заказ.

– Я отвечаю за тебя сегодня.

– Я не просила нести за себя ответственность, – нахмурилась она.

– Не спорь, проблемная девчонка.

– Почему ты делаешь из меня ребенка?

– Потому что ты ребенок.

Алиса открыла рот, собираясь со всей эмоциональностью ответить и опровергнуть мои слова, но ее опередил Майкл со своим неудержимым языком, который становится еще длиннее, когда накачает себя алкоголем.

– Вы за два дня так сблизились?

Алиса сначала посмотрела на моего друга, сидящего рядом, затем снова перевела свой озлобленный взгляд на меня. Я же смотрел на нее не отрываясь.

Майкл прав, мы за два очень сильно сблизились, что это уже видно окружающим. Нас тянет друг другу и теперь я ощущаю это и со стороны Алисы.

Словно прочитав мои мысли и поняв, что я догадался об ее отношении ко мне, она опустила глаза и перестала спорить. Не будь неловкого момента, вызванный Майклом, эта упертая девица не остановила бы перепалку между нами. Что касается меня, мне нравится пробуждать в ней упрямую сторону. Я буквально кайфую от нее такой и неосознанно начинаю дико желать эту девушку.

Но если смотреть со светлой стороны моих искренних намерений к ней, то мне нравится нести за нее ответственность и не позволять пить алкогольные коктейли. Ей семнадцать, я услышал это от мамы, она знает обо всех сплетнях нашего района, поэтому для меня Алиса ребенок, которую я хочу держать под контролем. Эгоистично и неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. С каждой секундой я все сильнее чувствую себя собственником и присваиваю девушку себе. Во мне просыпается маньяк, глядя на Алису.

– А откуда ты к нам переехала? – спросила Виви после того, как нам принесли напитки.

Алиса отпила из своего стакана клубничного мохито и сосредоточилась на его вкусе. После недолгих секунд молчания она оставила его на столике и вздохнула, откидываясь на спинку кресла.

– Из Измира. Это город в Турции.

– Ты из Турции? – подключилась Лара, сидя на коленях Каспера. – На турчанку ты не похожа.

Алиса слабо улыбнулась. Она выглядела отстранённой, будто любопытные вопросы девушек не вовлекали ее в беседу. Словно Алиса многократно рассказывала многим о себе: откуда она, кто ее родители, то есть поверхностная информация при знакомстве, что ее ответы уже заучены, и она кидает их на автомате.

– Нет, я не турчанка. Я родилась в Берлине. Моя мама русская, а отец американец. С семи лет я скитаюсь по миру, потому что так надо моему отцу. Такая у него работа.

– Это же круто! – воскликнула Виви. – Ты путешествуешь и видишь весь мир.

Алиса продолжала слабо улыбаться и смотрела куда-то в пустоту. Видимо, она думает иначе и не разделяет мнения Вивьен.

Я сделал глоток коктейля из своего стакана и, прочистив горло, спросил:

– И надолго ты в Майами?

Алиса подняла на меня глаза. Теперь она выглядит растерянной. У меня есть одно объяснение ее реакции – этого вопроса ей еще никто и никогда не задавал.

От ожидания у меня сдавило грудь, словно стало трудно дышать. Я признавался себе в том, что боялся услышать ответ. Совсем недавно размышлял о том, что не могу даже попробовать поднять наши отношения с Алисой на уровень выше, поскольку мои отъезды этому помешают, а сегодня все резко меняется только после ее короткого рассказа об образе жизни. Алиса тоже здесь ненадолго, пока ее отец не закончит с делами, а это значит, что моей соседкой она будет являться всего на мгновенье. И когда я вернусь на следующий год обратно домой, Алиса больше не будет жить рядом с моим домом. От этого осознания мне стало не по себе. Возникло чувство опустошения. Представления будущего, в котором не будет этой девушки, имеют силу больше, чем реальность, когда она рядом – сидит напротив меня.

В ответ Алиса всего на всего пожала плечами, пристально глядя в мои глаза. Но спустя несколько секунд добавила:

– Хотелось бы, чтобы надолго. Или вовсе навсегда.

– Все зависит от нас самих, – заговорил Майкл. – Желания тоже.

Алиса опустила глаза.

– Не все, – только и ответила она.

Я продолжал сверлить ее взглядом, словно пытался отсканировать и понять, какова жизнь этой девушки, что она относится к ней не как к дару, а как к тяжкой ноше. Для меня она слишком интересна, чтобы выкинуть ее из своих мыслей.

Вивьен хлопнула в ладони, тем самым резко сменяя глубокую чувственную обстановку на прежнюю заряженную весельем.

– Хватит пытать ее. Лучше пойдем танцевать. Ты же умеешь, Алиса?

Она посмотрела на Виви и, улыбнувшись, кивнула. Та немедленно схватила ее за руку и потянула к танцполу. Каспер ушел с Ларой. Он даже танцует вместе с ней. Пора уже привыкнуть к тому факту, что эта пара все делает вместе.

Мои глаза все еще прикованы к Алисе. Я заставлял себя не смотреть, погрузиться в разговор с Майклом, но не существует ничего сильнее, чем энергетика девушки, отобравшая мой покой. Внутренний демон шепчет, что я должен контролировать Алису каждую секунду.

Ее движения гипнотизируют. Эта чертова пластика ее тела, вид которого сводит меня с ума. Меня бросает в жар от одного вида, а что бы было, если я во время ее танца находился рядом и касался, скользил руками по красивому телу. Я бы наверняка так возбудился, что потащил ее в кабинку туалета, чтобы остудить пыл и не свихнуться от накопившегося желания.

– Ты ее сейчас глазами сожрешь, – усмехнулся Майкл. – В чем проблема? Она ведь тоже смотрит на тебя не как на обычного…как там сказала? Соседа?

Я молчал, продолжая смотреть на Алису и ловить взглядом каждое движение ее танца. Сидящие за барной стойкой парни порой бросали на нее жадные взоры и что-то с улыбкой обсуждали между собой. Наверняка говорили друг другу, чтобы сделали с ней. От представления их разговоров во мне вспыхивает гнев, который доводит до дрожи всего тела и мне всеми силами приходится держать его на коротком поводке. Что, черт возьми, со мной происходит!

– Что? Все так дерьмово? – снова заговорил мой друг.

– Ты даже не представляешь насколько, – ответил я и схватил его стакан, опустошая содержимое. Коньяк сейчас как никогда кстати. Мне хочется затуманить свой разум алкоголем, а не видом девушки с блондинистыми волосами.

Я откинулся на спинку дивана. Майкл все еще смотрел на меня, выжидая продолжения.

– Я не хочу, чтобы она была мимолетным влечением. Она мне нужна вся и навсегда.

Майкл тяжело вздохнул.

– Навсегда – понятие относительное. Пока не надоест – вставка куда реалистичнее.

– Она не надоест.

– И не забудется.

Я перевел взгляд на друга, слова которого буквально ударили по сердцу.

– Если у тебя на нее такая реакция, то не получится забыть. Думаю, ты запланировал держаться до последнего пока не уедешь и считаешь, что избавишься от мыслей о ней? Я больше скажу, тебе будет намного хуже, чем сейчас. Ты станешь маньяком, которому нужна жертва, чтобы жизнь обрела смысл.

– Что ты предлагаешь? Я уеду, она уедет. Мы будем в разных концах планеты.

Меня раздражал этот факт, въевшийся в мозг сразу после его понимания.

Майкл пожал плечами и осмотрел свой пустой стакан.

– Не хочу быть сказочником, но возможно, что в редких случаях, расстояние не проблема.

Я откровенно рассмеялся.

– Не изменяй себе лишь ради того, чтобы утешить меня, – смеясь ответил я другу.

Он вздохнул и мучительно простонал, когда прогнулся в спине.

– Пойду покурю. – Он встал и хлопнул меня по плечу. – А ты, как понимаю, не оставишь свою Дездемону без присмотра.

Я снова переместил взгляд на Алису, затем осмотрел всех присутствующих в баре. В особенности мое внимание было прикованы к мужскому полу, которые так заинтересованно разглядывали всех танцующих девушек и словно выбирали себе подходящую добычу. Мне не хотелось, чтобы под пристальный прицел попала Алиса. Если с ней попытаются хотя бы познакомиться, то я не отвечаю за свою агрессивную реакцию. Эта девушка пробуждает во мне непонятные инстинкты зверя, который всеми способами оберегает свою территорию.

Я сжал челюсти. В ответ другу я всего лишь отрицательно помотал головой, и он хмыкнув, прижал между губами сигарету, покидая заведение.

Через двадцать минут девушки выдохлись и вернулись за столик. Начала играть спокойная музыка и пары соединились в медленном танце, в том числе и Лара с Каспером.

Алиса жадно отпила из своего стакана освежающего напитка и стала дергать за ткань топа, прилипший к ее потному телу. До этого ее бледное лицо обрел румянец, а глаза засияли радостью. Она окончательно отвлекалась от дурных мыслей и забыла об обстоятельствах, которые настигли ее внутри семьи. Пока я смотрел на нее осчастливленную, во мне с каждой секундой зарождался покой за состояние Алисы.

Она подняла на меня глаза и искренне улыбнулась.

– Спасибо, что привел меня сюда и познакомил со своими замечательными друзьями.

Когда она не язвит, не спорит и не упрямится, кажется, что передо мной совершенно иная девушка, незнакомая моему взору. Смена ее личности сильно влияет на мои эмоции, и с такой Алисой я чувствую некую безмятежность, когда на ее упрямство мои эмоции отвечают возбужденностью и со всем жаром. Никакого раздражения не существует среди этих полюсов и между ними. Золотая середина моих чувств к Алисе – это бесконечное влечение.

В ответ я всего лишь улыбнулся. Не ощущаю, что совершил какой-то подвиг и уж не хочу, чтобы Алиса считала, что чем-то должна мне за мое внимание и помощь.

Разошлись мы все ближе в полуночи. Мои друзья тепло попрощались с Алисой и взяли с меня обещание, что я всегда буду приводить ее на наши встречи. После разрешения Алисы в виде соглашающей улыбки, я дал им это обещание.

На обратной дороге мы с Алисой тоже молчали, лишь периодически бросали друг на друга взгляды, а когда мы встречались ими, тут же неловко отнимали и глупо улыбались в вечернюю пустоту.

Слов, крутящихся в голове, было много, но они застревали в горле. Мне хотелось задавать ей кучу вопросов, интересоваться ее жизнью, узнать ее поближе, знать о ее любимых занятиях, что ее вдохновляет и как, каким образом она проводит свое утро и что первое приходит ей в голову после пробуждения. Хочется выудить у нее каждую мелочь! Настолько я погружен ею.

Но снова всплывает моя установка – я не должен идти на поводу у чувств и желания, а должен держаться от Алисы как можно дальше во благо стабильного будущего. Расстояние – это коварная штука, для отношений оно огромное препятствие и сразу не предугадаешь, какие явления это самое препятствие, будет предоставлять нам. Потеря доверия, вечные споры и дикая ревность – это лишь безобидная верхушка тех проблем, которые ожидаемы в первую очередь. Неизвестность, по мне, самое страшное.

Мы остановились на тропинке, стоя напротив дома Алисы. Когда я посмотрел на нее, заметил, с каким отрешенным взглядом она на него уставилась. С усилием сглотнув, Алиса судорожно выдохнула и обняла себя за плечи, напрягаясь всем телом.

Не знаю, чем переполнена сейчас ее голова, но возникают предположения, будто Алиса думает о монстре, подстерегающий ее у входа в дом. Она боялась возвращаться и это очевидно.

Что же происходит в ее семье, что Алиса готова буквально избегать домочадцев и даже самого строения собственного дома? В ее душу лезть я не стану, никогда не имел привычки выпытывать из людей их страхи и переживания, как бы сильно не хотелось разобраться в причине таких проявлений. Мне хватает видеть, как люди внешне не способны скрыть негативных эмоций, как я уже понимаю, что им нужна помощь, которую они обязательно примут. И совсем не обязательно копать глубже. Обычно это только раздражает.

– Видимо, твоя злость на родителей еще не прошла, – непринужденно заговорил я, будто ни о чем глобальном не подозреваю. – Поэтому предлагаю переночевать у меня.

Алиса посмотрела на меня удивленными глазами. После нескольких минут молчания, она облизала пересохшие губы и хрипло спросила:

– Тебе не надоело возиться со мной?

Вопрос звучал серьезно, но на ее чувственных потрескавшихся губах едва заметна улыбка, которой Алиса словно старалась отогнать напряжение и сделать из своей серьезной проблемы несущественную и смешную. Я видел, как ей тяжело давалось держать даже слабый позитив, поэтому продолжил держаться своей поставленной роли «ничего не замечающего». Мне хочется погладить ее по плечу и сказать кучу фраз, которые подчеркнут ее боевой дух и похвалить Алису за сдержанность, но это неуместно.

– Для меня ты не бремя, расслабься. Просто понял еще с первого дня знакомства с тобой, что ты проблемная. Считай это за соседскую помощь.

Она усмехнулась.

– То есть ты подготовился.

Алиса вздохнула, опустила голову и, продолжая обнимать себя, задумчиво поковыряла носком кроссовка землю тропинки. Я не торопил ее с решением, но был уверен, что она не откажет и точно пойдет со мной. Так и случилось. Алиса кивнула.

Мы максимально тихо вошли в дом и в темноте сняли обувь.

– А у меня дома не разуваются, – прошептала она, когда снимала обувь, а я держал ее за локоть, чтобы помочь сохранить равновесие.

– Это все потому, что у богатых свои причуды, – прошептал я в ответ.

Алиса фыркнула.

Мы шептались и на носочках перебилась по лестнице вверх.

– У тебя достаточно большой дом. Почему мы шепчемся?

– У мамы очень чувствительный сон. – Почему он таким стал, объяснять не имеет смысла. – Но если ты хочешь столкнуться с ней и познакомиться, мы можем вести себя громче.

– Нет! – зашипела она. – Я и так чувствую себя неловко. Перед твоей мамой вообще покраснею и лопну от стыда!

Я сдержал смех.

– Тогда молчи и не задавай глупых вопросов.

Мы поднялись на второй этаж и остановились перед белой деревянной дверью. Я надавил на позолоченную ручку и тихо распахнул ее. Алиса чуть нагнулась и взглянула во внутрь.

– Я буду спать здесь? – шепотом спросила она.

Я осмотрел комнату. Двуспальная кровать, прикроватные тумбочки, живой цветок в углу рядом с окном, кресло рядом с ним, шкаф с противоположной стороны от окна, светлые стены и деревянный пол покрытый лаком. В целом комната выполнена в стиле лофт и выглядит довольно симпатично.

– Это гостевая комната. Вполне уютная и симпатичная. Или Вашему Высочеству не по вкусу? – шутливо отозвался я.

Алиса нахмурилась, будто я ее оскорбил.

– Не неси ерунды! – шикнула она.

– А-а, – протянул я. – Или ты надеялась на мою спальню и кровать?

Ее глаза накрылись яростью, и она слегка треснула меня по плечу.

– Ничего я не надеялась!

После этих слов она вошла в комнату, а я провожал ее насмешливым взглядом.

– Постель уже заправлена. Моя комната соседняя справа.

С этими словами я уже собирался прикрыть за собой дверь и оставить ее как можно скорее, но голос Алисы меня остановил. Я снова устремил на нее заинтересованный взгляд, каким смотрю на нее постоянно.

– Уильям, спасибо тебе. Да, ссора с родителями не особо серьезная проблема для переживаний, но твой очередной жест спасения очень важен для меня. Мне необходима была рука помощи.

Я улыбнулся ее речи. В груди как-то потеплело. Всего немного, но ее холодные стены, возведенные вокруг, оттаяли.

– Я рад, что ты признала это. Вижу, что ты та еще гордячка и скрытная натура, которая не станет обсуждать свои переживания и страдания с кем-то. Поэтому я тебе не поверил. Существует проблема куда хуже, чем ссора с родителями, о которой ты не желаешь говорить.

Алиса поджала губы и опустила глаза в пол, словно из-за своей скрытности чувствовала вину.

– Но я не стану лезть тебе в душу. Моя помощь бескорыстна и не считай ее каким-то подвигом. Ты не обязана мне открываться.

Алиса снова подняла на меня глаза, в которых читалась благодарность.

– Спасибо, – прошептала она с легкой улыбкой.

– Приятной ночи.

Я закрыл дверь и приложился к ней лбом, судорожно выдыхая. Теперь она уже не в другом доме по соседству, а в моем и нас разделяет всего лишь стена, а не несколько метров, которые помогают осмыслить, что это достаточное расстояние, чтобы не сорваться к ней.

Я оттолкнулся от двери и скрылся в своей комнате за считанные секунды. Мне тяжело переварить факт, что Алиса совсем рядом, и я остро чувствую, что она собирается делать. Сейчас она готовится ко сну, расстилая постель. Мне хочется узнать, в какой позе Алиса засыпает. Сейчас она лежит и размеренно дышит, смотрит в окно или на потолок и размышляет о своей жизни перед сном.

Уверен, она не сможет уснуть моментально из-за сложившейся ситуации в семье. Алиса переживает, она озабочена. Я помог ей забыть о грусти, дал ей возможность не возвращаться домой до утра, чтобы прийти в себя окончательно за ночь.

Теперь мне хочется довести дело до конца и помочь ей заснуть, но сосед не может лечь рядом с ней, обнять, прижать к себе и поглаживать по волосам. Именно эта маленькая пропасть между нами меня и останавливает. Но я все равно каким-то необъяснимым образом считаю, что имею права на Алису Коллинз и могу позволить себе все, что пожелаю. От этих грешных мыслей мне не избавиться. Чтоб мне провалиться под землю!

Не знаю откуда я нашел внутренние силы, но все же смог отойти от своей двери и увеличить расстояние между нами. Я принял душ и лег на свою постель, поворачиваясь на бок. Уставился на боксерскую грушу, непринужденно висевшая рядом с окном, и думал о том, что она бы могла помочь мне избавиться от мыслей о Алисе. Единственное, что меня остановило от затеи биться с ней, так это поднятый шум моими действиями в час ночи.

Через несколько минут я закрыл глаза, ощущая потребность во сне, а навязчивый образ Алисы так и не исчез. Он въелся в корку моего сознания не выводимым пятном.

Этой ночью она мне снова снилась. Теперь сны с ее участием стали более яркими, а все потому, что в реальности я сильнее к ней привязался, стоило провести одну совместную ночь. Увы, но речь идет даже не о близости телами. Эта близость хуже, мучительнее. Она духовная.

Майкл прав. Мне не вывести Алису ни из своей жизни, ни из сердца. Ни время, ни расстояние не помогут. Эти жестокие явления не станут ни моими союзниками, ни врагами.

Глава восьмая

В доме Уильяма, на удивление, я уснула быстро. Некоторое время смотрела в окно и любовалась ночным небом сквозь прозрачную шторку, аккуратно задернутую в сторону. Здесь уютно и пахнет розами. Даже одеяло, казалось мне, намеренно придает приятные ощущения, нежно укутывая. Дома я спала практически без него от того, что было слишком жарко. Голова пустовала, ни единой мысли перед сном. Лишь образ Уильяма стоял перед моими глазами и медленно растворялся, когда я начала засыпать. После он уже пребывал в моих ярких снах, в которых я всегда держала Уильяма за руку и чувствовала себя в полной безопасности. Никаких кошмаров, вызванные прошлым и страхом перед определенным человеком.

Я немного сломалась, когда вернулся Джексон. Куда-то делись упрямство, эгоизм, взбалмошность, желание проводить каждый свой вечер в барах, когда это возможно без ограничений в Майами. Эти качества заменили плаксивость, ранимость и боязнь всего. Думаю, я верну себя, когда в полной мере потеряю ощущение беззащитности, коим меня наградил Джексон и ликует благодаря своему достижению.

Я выспалась даже после шестичасового сна, когда обычно мне этого мало. Проснулась бодрой, готовой принимать жизнь такой, какая она есть. Зарядилась желанием бороться и не позволять никому обижать себя и подавлять чувство собственного достоинства. Пусть остался страх, который никогда не растворится внутри, существующий как вечный механизм, но при желании защищать себя он не помешает мне. Страх – неотъемлемая часть человека. Можно не иметь эмоции сострадания, но страх присущ всем, даже крепкому бойцу на ринге.

Заправив постель, я умылась в гостевой ванной комнате и тихо покинула комнату. Сначала было желание написать Уильяму записку и оставить ее на кровати, когда на небольшом столике я увидела листы и набор с письменными принадлежностями, но сразу отбросила эту жалкую идею. Он приютил меня в тот момент, когда я отчаянно нуждалась в любом пристанище, но только не в собственном доме. Мне необходимо было это отсутствие дома, но присутствие в ином, более комфортном и безопасном месте, чтобы набраться энергии и сил для борьбы с чудовищем. Пусть он сильнее меня физически, но я обязана быть хотя бы сильнее морально.

Я решила зайти к Уильяму и лично предупредить о своем уходе. Стоя напротив его двери в спальню, я держала перед ней слабо сжатый кулак и не решалась постучать. Вдруг он все еще спит? Хотя, это не та проблема, которая меня беспокоит и заставляет сильнее биться сердце. Разбужу, дам знать, что ухожу, и он снова уснет. Просто я должна признать, что каждая встреча с Уилом волнует меня, поскольку при каждом брошенном взгляде на него у меня возникает желание поцеловать его в губы. И после каждой встречи это желание усиливается, что я уже боюсь не сдержаться. Какая реакция его ожидает, если Уильям считает меня ребенком.

Вчерашняя ночь дала мне ясно понять, что этот парень, который занял определенное особенное место в моем сердце, всегда будет относится ко мне как к маленькой девочке, которая порой нуждается в его помощи. Это осознание больно бьет по сердцу, но может оно и к лучшему. У нас нет будущего.

Тяжело вздохнув, я постучала и замерла, прикусив нижнюю губу. Даже неосознанно задержала дыхание в ожидании его голоса, посылающий мурашки по моему телу и вызывающий трепет в животе, но ответа так и не услышала.

Я прислонилась ухом к двери и еще раз постучала костяшками пальцев. Подождав несколько секунд, решила надавить на ручку и тихо отворить дверь. Просунув голову в узкий проем, я надеялась увидеть Уильяма спящим на кровати, но его на ней не было. Постель не заправлена, находится в хаотичном беспорядке. Я юркнула в комнату и закрыла за собой дверь. Меньше всего мне хочется сегодня сталкиваться с его мамой и стоять перед ней с пунцовыми щеками и чувством парализующей неловкости, когда даже язык немеет и теряется словарный запас.

– Уильям?

Я позвала его, зная, что парня нет в комнате и от своей глупости захотелось шлёпнуть себя по лбу, чтобы как-то вернуть ясность разума.

Прислушавшись, я уловила еле слышимый звук льющейся воды, исходящий за дверью ванной комнаты. Интересно, он всегда просыпается так рано или сегодня исключительный случай, когда меня стоит выпроводить пораньше утром?

Я решила подождать его и все-таки предупредить о своем уходе, чтобы не казаться невежей. Я, конечно, из этого сорта, но давно уж поняла, что с Уильямом я меняюсь в корне. И правда начинаю чувствовать себя ребенком. К тому же, что еще хуже, недоразвитым.

Когда я рассматривала пространство комнаты Уильяма, задержала взгляд на полках с книгами, фотографиями, наградами и другими артефактами. Мне кажется, у каждого в комнате есть подобными полки, хранящие воспоминания. Только у меня никогда таких не было из-за переездов.

Я подошла к полкам и взяла в руки фотографию в рамке. На ней запечатлена милая женщина с длинными каштановыми волосами, которую нежно обнимал за талию мужчина в форме офицера полиции. Оба искренне улыбались, а их глаза излучали счастье, которое окутывало их жизнь. Перед ними стоял мальчик с черными волосами и яркими голубыми глазами лет семи на вид. Родители положили свои руки на его плечи, словно показывали этим жестом свою поддержку и опору. Этот жест сам по себе говорил ему: «Мы рядом». На его голове фуражка отца, которая мальчику явно не по размеру, но он все равно гордо держал ее одной рукой, чтобы она не закрывала редкостной красоты глаз. Мальчик похож на отца. Такой же до невозможности привлекательный, что одним обаянием способен заставить женщину потерять сознание и рассудок.

От одной фотографии веет таким счастьем и такой гармонией, что мне хочется расплакаться от зависти. А что бы было со мной, увидев я этих людей наяву и ощущала их семейное счастье всем сердцем? Страшно подумать. Мне всегда было больно видеть счастливых детей, которые растут в любви родителей, в понимании, защите и уважении. Уильям один из них, но у меня получается искренне за него радоваться, поскольку он стал для меня важным человеком в жизни.

Мои глаза накрыла пелена слез, в горле образовался ком, доказывающий, что я вот-вот расплачусь. Знакомый голос позади заставил меня сдержаться. Я прикрыла глаза и подавила рыдания, тяжело сглатывая.

– Ты ранняя пташка.

Я улыбнулась. Уильям медленно приблизился ко мне и посмотрел на фотографию через мое плечо.

– Извини, что взяла без разрешения. Просто она меня привлекла.

Я повернулась к нему лицом и протянула рамку с фотографией. Уильям осторожно взял ее из моих рук и сжал челюсть. На его лице промелькнула печаль, но всего лишь на секунду. Уильям вытянул руку с фотографией к полке и поставил ее на прежнее место.

– Ничего страшного ты не сделала, чтобы извиняться, – сказал он, продолжая смотреть на фотографию.

Я снова бросила на нее взгляд и с улыбкой спросила:

– Это твой отец? Я видела твою маму, но его не встречала. Из-за службы много работает?

Уильям прикрыл глаза, вздохнул и пробубнил в недружественной форме:

– Ты очень любопытная.

Затем отошел от меня, и повернувшись спиной начал вытирать волосы полотенцем.

Кажется, я пересекла черту, которой не должна была даже касаться. Я прочистила горло и перешла к той теме, ради которой, собственно, и появилась на его территории.

– Я хотела еще раз поблагодарить тебя и предупредить, что ухожу. Уходить молча, считаю, неуместно.

– Не за что благодарить, – только и ответил он сухо, кидая полотенце на постель.

Уильям так и не взглянул на меня и больше ничего не сказал. Я сжала ладони в кулак и решила уйти. Или Уильям проснулся не в духе, или это я испортила ему настроение своим вопросом. Но откуда мне было знать, что тема его отца больная для него.

Ну вот, мой проснувшийся эгоизм снова пытается оправдать мою неисправную личность.

Чтобы не докучать ему, я ушла молча, больше ничего не сказав.

Выдохнула из себя напряжение уже на улице, когда не столкнулась с его мамой в доме. Когда зашла в свой дом, вернулись те самые удручающие меня эмоции: страх, ненависть, отвращение, злость.

Зашла на кухню, чтобы выпить воды и промочить просохшее горло, перед тем как вернуться в свою спальню, являющаяся единственным местом в этом большом «прозрачном» доме, каждый угол которого несет для меня опасность.

Я жадно опустошила стакан, стоя перед раковиной, а когда развернулась, чтобы уйти, столкнулась с невидимым препятствием. Передо мной стоял Джексон со взъерошенными волосами в одних хлопковых штанах.

Я напряглась всем телом и тут же принялась анализировать его настроение. Джексон стоял расслабленным. Не похоже, что чудовище готовится напасть на меня. Но я должна сохранять бдительность и держаться на расстоянии.

Я снова вернулась на прежнее место, сделав один шаг назад, упираясь поясницей в раковину. Мне даже моргать не хотелось, только бы держать Джексона на мушке и не потерять контроль над его состоянием. Если он превратится в хищника, то мне придется включить на максимум инстинкт самосохранения.

– Ты где была? – хрипло спросил он, засунув руки в передние карманы штанов. Я не упускаю ни одного его движения и внимательно смотрю за черными глазами, которые пока пребывают в равнодушии, не выражая никаких пугающих меня порывов.

– Тебя это не касается, – грубо заявила я, сжимая руками края раковины.

– Ещё как касается, я твой брат. – Все тот же спокойный вид и тон.

– Сводный брат, – процедила я.

Джексон усмехнулся, но не зловеще, а обыденно, непринужденно, словно я сказала какую-то глупость.

– Этот статус не позволяет мне беспокоится о тебе? Ты заявляешься утром. Непонятно где проводишь ночь. – Он немного помолчал, затем тихо добавил: – Тебе всего семнадцать.

Я нахмурилась, пребывая в негодовании, и смотря на него со всем отвращением.

– Год назад тебя не смущал мой возраст, и ты не говорил: «Тебе всего шестнадцать». – Я подавила жалость к самой себе.

Джексон тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу и снова поднял на меня глаза. Мне кажется, или он смотрит на меня с чувством вины?

– Алиса, прости меня.

Он сделал два быстрых шага по направлению ко мне, но моя быстрая реакция дала о себе знать. Я тут же выхватила нож из набора столовых приборов, который к моему везенью находился на раковине со стороны сушилки для посуды, и выставила его перед собой, крепко сжимая в руке. Джексон резко затормозил. Выражение вины на его лице стало более явным.

– Не подходи ко мне! – процедила я. – Клянусь, я воткну этот нож в твое сердце, если ты сделаешь ещё один шаг!

Мне и не надо стараться, чтобы показать угрожающий вид. За меня его выводит ненависть к этому монстру, который умеет манипулировать всеми. Уверена, он и мою бдительность желает усмирить, показывая, что меняется, но Джексон будет пушистым и покорным до определенного момента – пока снова не сойдет с ума и не покажет истинную суть в ином, более сильном обличии.

Такое впечатление, будто он питается наивностью тех, кто верит в его добродушие, хорошее отношение и доброжелательность. Но он уже исчерпал мое доверие. Я больше никогда не поверю в то, что Джексон милый парень, который просто хочет обезопасить свою сестру любыми способами. Я уже убедилась в том, что они у него извращенные и не поддаются коррекции.

– Прости меня, не знаю, что на меня нашло тогда. Возможно, я приревновал и лишился рассудка. Этот упырь крутился вокруг тебя, ты улыбалась ему и меня это приводило в ярость.

Его слова заставили меня издать нервный смешок. Я сильнее сжала нож в руке, что она побелела от напора. Просто боялась, что реакция Джексона окажется быстрее моей, и я упущу момент, когда он нападет на меня и отберет единственную защиту.

– Ты просто больной. Ты не имеешь права ревновать меня.

Джексон сглотнул. Он держал руки перед собой, показывая мне, что совершенно не опасен. Но нет. Его руки опаснее любого оружия. Они способны заблокировать мои, заломить за спину или сфокусировать над головой и крепко удерживать. Воспоминания прошлого делают меня слабее, поэтому я пытаюсь подавить их и снова спрятать глубоко в подсознание.

– Я привык, что ты всегда маленькая и моя. Но потом ты выросла и вокруг тебя начали крутиться другие парни. Я осознал, что не вынесу, если ты будешь принадлежать другому. Привык, что ты всегда рядом. Я никому не желал тебя отдавать. Стоило понять, что в любую секунду ты ускользнешь, я осознал, что влюблён и не хочу терять.

Дыхание перехватило, но я старалась не показать вида, что ошеломлена его словами.

Что он несет!?

Какая к черту влюбленность!?

Джексон смотрел на меня в упор, полностью раскрываясь. Я решила не закатывать истерик, а сохранять благоразумие и объяснить для незнающего человека, что такое влюбленность. Джексон не видит грани между одержимостью и влюбленностью. Я поняла это год назад.

– Быть влюблённым – не значит присвоить себе. Ты просто хочешь обладать мною. Ты одержим этой идеей. В тебе нет любви.

Нож я продолжала держать перед собой.

– Твоё право так считать.

Меня бесило его спокойствие, и я взорвалась. Стоит напомнить ему, что он собирался сделать и этот поступок не говорит о его влюблённости.

– Ты хотел меня изнасиловать! – почти выкрикнула я, тряся нож. – Это твоя влюблённость? Если бы не статуэтка, которой я огрела твою голову, ты бы не остановился.

Год назад.

– Джексон! Что ты творишь!?

Я кричала не своим голосом, пытаясь освободиться из его сильной хватки. Меня охватили ужас и неверие, что мой брат на такое способен. Его глаза горели безумным блеском, и я уже сомневалась, что Джексон меня вообще слышит. Он потерял контроль над собой и желает довести начатое до конца.

Джексон перехватил мои руки, которыми я отталкивала его, крепко сжал запястья и сфокусировал их над моей головой. Другой своей рукой он порвал платье на моей груди и стал осыпать доступный участок моей оголенной кожи одержимыми поцелуями. Точнее укусами. Его рука в это время двигалась по моему телу, сдирая подолы и оголяя мои бедра.

Я кричала не своим голосом, слезно просила остановиться, но Джексон меня не слышал. Он не жалел своих сил. Так сильно сжимал мои бедра, ягодицы и запястья, что везде наверняка останутся синяки. Между укусами на моих плечах, груди и шее он хрипел что-то не связное. Я не слышала его из-за своих криков и сопротивлений, пока мой голос не охрип, и я просто плакала, продолжая тихо умолять остановиться.

Тогда я услышала его одержимую фразу.

– Никому не достанешься, кроме меня.

Джексон увлекся и вскоре освободил мои руки, считая, что я окончательно ослабла из-за ярых сопротивлений. Это действительно так, я уже не чувствовала ни рук, ни тела. Мышцы буквально атрофировались. Лишь слезы без остановки лились из глаз. Слезы разочарования, боли и отчаяния.

Когда Джексон коснулся краев моего нижнего белья и начал снимать, я повернула голову и увидела небольшой бюст Шекспира. В сердце воцарилась надежда, буквально вспыхнула внутри меня и зарядила силой. Я слышала лязг ремня и тяжелое дыхание Джексона, когда потянулась за бюстом и ударила им по его голове.

Джексон свалился с моего тела на пол и мне тут же стало легче дышать. Зажмурившись от боли во всем теле, вызванной одержимыми и сильными хватками рук Джексона, я приняла сидячее положение и посмотрела на него. Первые секунды он лежал на полу без признаков жизни, но вскоре зашевелился и простонал, схватившись за голову. Я посмотрела на белый бюст, который окрасился кровью Джексона и дрожащей рукой бросила его на пол.

Понимая, что он скоро придет в себя, я выбралась из постели, надевая назад нижнее белье, которое Джексон спустил до моих колен. Открывая дверь я бросила на него презренный взгляд и пожалела, что не убила это чудовище, который так надругался надо мной.

Наши дни.

Все же в тот день я смогла себя спасти, значит всегда смогу обезопасить себя от него, пока в моих руках будет иметься хотя бы какое-то оружие. Пусть даже бюст Шекспира. После этого случая я стала чаще читать его и вспоминать о его помощи.

– Я бы пожалел о содеянном. – Даже в голосе просачивается чувство вины. Ненавижу его!

– Почему-то я тебе не верю. Ты хотел этого, хотел показать свою власть. Я считала тебя братом и защитником, но ты все опорочил, опошлил и теперь я считаю тебя лишь монстром, которому не доверю себя никогда.

Я еще раз оценила состояние, в котором пребывает Джексон. Нет признаков хищника. Он продолжает держаться своей роли провинившегося и сохраняет покаянный вид.

Зря старается. На меня это не подействует. Для меня Джексон Коллинз остается тираном и чудовищем без моральных устоев.

– Сейчас я поднимусь в свою спальню, а ты останешься на месте до тех пор, пока я не скроюсь за дверью. Понял меня?

– Понял, – тихо и обреченно ответил он.

Я осторожно стала уходить, пристально смотря на Джексона. Держала нож крепкой хваткой. Обошла кухонный островок и побежала в сторону лестницы, прихватив с собой и нож.

Захлопнув дверь, я повернула ключ и судорожно выдохнула.

Глава девятая

Два года назад.

Мама сидела в своей спальне на постели, бережно поглаживая парадную форму отца. На ее коленях лежала его фуражка, которую я лично неоднократно надевал с самого детства.

Я собирался прикрыть дверь и не тревожить ее, не вырывать из приятных воспоминаний прошлого и возвращать в мрачную реальность, в которой ее мужа нет рядом. Но стоило мне увидеть ее поникшее лицо и прослезившиеся глаза, как мое сердце сжалось от скорби и напомнило в этот момент, что это наше с мамой общее горе, и когда оно с новой силой захлестывает одного из нас, мы обязаны быть вместе. Так проще его пережить. В одиночестве оно только сильнее подпитывает душу страданиями.

Я прикрыл за собой дверь. Тихий скрип привлек внимание мамы. Она подняла глаза полные печали, но увидев меня, заставила себя слабо улыбнуться. Я приблизился к ней и сел на корточки. Взял руки мамы в свои и поцеловал их, поглаживая тыльные стороны большими пальцами. Глаза сами по себе устремились на форменную фуражку отца, от вида которого в горле встал ком.

– Завтра ты уедешь, – заговорила мама. – Родитель должен поддерживать своего ребенка во всем, но, честно признаюсь, сынок. Твое поступление в Академию полиции меня не порадовало. Посмотри, что эта профессия сделала с твоим отцом. Мало того, что он практически не появлялся дома, так еще и погиб от рук преступника.

– Мама, прошу тебя, – сдавленно сказал я. – Я твердил о поступлении в академию сколько себя помню. Раньше вы с отцом гордились за мой выбор.

– Пока он не погиб, – прервала меня мама.

Я тяжело вздохнул. Глаза на маму поднимать не было смелости. Знаю, как она смотрит на меня – тревожно, и этот взгляд разорвет мое сердце в клочья. Он заставляет меня сомневаться в своем выборе, заставляет передумать. Но я не могу так поступить с памятью об отце. Пройдет время, и мама привыкнет.

Мама погладила меня по голове.

– Я боюсь потерять и тебя.

Я положил голову на ее бедра, убрав в сторону отцовскую фуражку.

– Не держись за неудачный пример отца, мам. У меня все будет по-другому. Я никогда не оставлю тебя, – пробубнил я, надеясь, что эти слова хотя бы как-то ее утешат.

Я услышал, как мама судорожно выдохнула, затем вовсе задержала дыхание, пытаясь не разрыдаться. В своих кулаках я сжал ее зеленое платье и зажмурился. О чем я говорю? Я уже пытался ее оставить три года назад и уверен, мама тоже вспомнила этот чертов день, когда я боролся за жизнь, а она рыдала за дверью реанимационной палаты и просила всех святых не забирать меня у нее – единственного родного человека.

– Ты как твой отец – говоришь одно, а на деле происходит совершенно другое. Ваши слова придают облегчение сердцу, а действия причиняют ему боль и страдания.

Ее голос дрожал и этот звук, когда мама вот-вот разрыдается, меня напрягал. Она права, я осознаю это всем своим естеством и даже не могу найти слов, чтобы опровергнуть ее слова. Маме стоило пережить смерть отца, чтобы запомнить каждое его слово, а в особенности фразу, которую я повторяю ей постоянно: «Я рядом», чтобы больше не верить в нее и быть готовой к худшему.

Наши дни.

Я уставился на фотографию, которую недавно держала в руках Алиса и рассматривала с особой внимательностью. Она вызвала болезненные воспоминания, которые уже бессмысленно подавлять и прятать в самых темных уголках сознания. Они не сотрутся, не забудутся, потому что для памяти являются самыми яркими и запоминающимися. Конечно, есть у памяти свойство удалять те воспоминания, которые вызывают боль, чтобы сохранить здоровую психику, но в моем случае этого не происходит. Я впитываю все, что происходит вокруг меня, а разгружаюсь лишь во время бега или битья боксерской груши.

Я надавил на глаза и стер пальцами выступившие слезы. Боль от утраты не стихает даже спустя десять лет и это паршиво. Вот что делает привязанность с человеком – заставляет страдать до конца жизни. Привязанность имеет голос, который навязчиво шепчет внутри о том, как сильно скучает по определенному человеку и хочет вернуть его в свою жизнь. И до нее никак не донести, что это невозможно. Если только иметь сильнейшую волю, которая поможет подавить привязанность. Но лишь до того момента, пока воспоминания снова не заиграют в голове свою дотошную мелодию, которая насмехается над ранимыми чувствами. Это вечная борьба. Человек в плену своих эмоций, и он может только смириться со своей участью – пожизненное заключение.

Я оставил фотографию на полке и покинул свою спальню. По расписанию у меня утренняя пробежка, которая немного спасет меня. Но стоило подавить мысли об отце, как в голове всплыл образ Алисы, с которой я грубо обошелся утром.

– …Алиса вроде.

Я резко остановился рядом со входом, ведущий на кухню, когда услышал знакомое имя из уст мамы, бродящее в моей голове с момента, как его обладательница засела в каждом органе моего организма.

– Да, их дочь зовут Алиса, – подтвердила Эмма.

– Она показалась мне довольно самовольной и дерзкой на внешний вид.

– Показывает она себя такой, да, но в глубине очень ранимая. Я работаю у них несколько дней, но уже сейчас понимаю, как девочке плохо среди родных.

Я нахмурился и сосредоточился на разговоре матери с Эммой. Хотя бы через сплетни женщин смогу немного понять, что за существование проживает Алиса.

– Что ты имеешь в виду? – испуганно спросила мама. – Ее бьют?

– Не наблюдала такого и надеюсь, никогда не увидеть, но вот морально как домочадцы ее подавляют, это можно увидеть издали. Мать никак не интересуется жизнью дочери, отец может с ней поговорить о жизни, спросить о делах, но не учитывает интересы девочки. Но это не самое главное. Я думала, хуже уже не будет.

Я напрягся всем телом, когда голос Эммы изменился на настораживающий.

– Тут приехал их сын и как только он появился в доме, Алиса даже не желает выходить из своей спальни. Я как-то приносила ей еду в комнату целый день. Девочка боится его и даже я, чужая женщина, это поняла. А родители…ничего не видят.

– Надо же, насколько гнилым может быть внутренний мир богатых людей.

– Так что не спеши цеплять на девочку ярлык малолетней стервы. Она страдает в этой семье.

Я шагнул вперед и с улыбкой вошел на кухню.

– Доброе утро. Здравствуй, Эмма.

– Здравствуй, Уильям! – с энтузиазмом воскликнула она, протягивая ко мне руки.

Я обнял гостью, затем поцеловал маму в щеку. Женщины сидели за столом и пили чай. Я не подал никакого вида, что слышал их разговор, но его содержание сильно задело мои чувства. Проанализировав, из него я усвоил одно и главное – Алиса страдает и погибает внутри. Ее маленького ребенка уничтожают, вытирают об него ноги, протаптывают в грязь. И защиты никакой, лишь духовная стойкость Алисы, но этого мало, чтобы продержаться на плаву.

Мне ее искренне жаль. Эта девушка не та, кто заслуживает такого отношения от родных людей. Она несет свет и радость, с ней легко, но эти редкие качества, по словам Эммы, сравнивают с землей.

Более меня насторожил ее брат. Что такого он делает, что Алиса не желает выходить из спальни, выстраивая ее вокруг себя словно крепость для защиты от врагов? Может из-за него она ночью не желала возвращаться домой и смотрела на здание, как на логово хищного зверя, войдя в который не выйдешь живым.

Как после таких подробностей и собравшихся в строй вопросов я могу отвернуться от нее и попытаться подавить тягу? Во мне проснулся тот самый дух спасителя, который вытащил ее из воды, не дав утонуть в этой безжалостной стихии. Среди родных людей Алиса тоже тонет и во мне формируется потребность достать ее из этой глубины, из которой она не способна выплыть, будучи не умеющей плавать.

– Ты с каждым днем все хорошеешь, мальчик мой, – заговорила Эмма. – Сколько девчачьих сердце уже разбил?

Я широко улыбнулся ей.

– Не считаю.

Эмма посмеялась.

– Засранец.

– Ты на пробежку? – спросила мама, осматривая мой внешний вид. Она очень внимательна ко мне и за это я не могу ее осуждать.

– Да. Даже во время отдыха нельзя бросать форму.

Я поцеловал маму в макушку и покинул кухню. Обул кроссовки в прихожей и вышел из дома.

Воздух в Майами горячий и душный. С самого утра люди занимают пляжи и наслаждаются хотя бы минимальной прохладой рядом с океаном. Загорающие девушки бросали на меня все свое внимание, когда я пробегал мимо, и в ответ пытались поймать мое, смеясь или выкрикивая комплименты. Я лишь улыбался и бежал дальше, не находя в этой доступности никакого интереса. Другое дело упрямая девица, которая не теряет сознания от моей обаятельной улыбки, а только кривит лицо и смотрит на меня как действительно на клоуна.

Я резко поменял направление. Моих ног коснулась теплая чистейшая вода. Через несколько секунд я погрузился в нее с головой, а когда вынырнул понял, что она не смоет из моих мыслей соседскую девушку.

Утонченная, привлекательная, манящая своей энергетикой и улыбкой. Одурманивающая одним своим взглядом. Ее глаза стали для меня особенными, потому что они имеют надо мной власть с первого дня, как только я посмотрел в них. Утонуть в глазах можно, и я больше не опровергаю этот нереальный факт. Утонуть и лишиться разума.

Я вышел из воды и сел на берег. Она продолжала ласкать мои ноги, когда омывала песок и делала его каменным. Втянул в себя побольше воздуха и выдохнул. Что бы я не делал, Алиса Коллинз в моей голове как полюбившая песня, которая начинает играть там сразу, стоит вспомнить одно слово из нее. Я даже без перерывов слышу ее голос. Можно сойти с ума, если не видеть ее каждый день. Ее призрачный образ станет для меня психической болезнью.

– Привет, спортсмен.

Неподалеку от себя я слышал голос Майкла и повернул голову. Он приблизился ко мне и сел рядом, тяжело выдохнув. Я заметил, что на нем вчерашняя одежда, в которой он был в баре. Это говорит лишь об одном – Майкл не ночевал дома, а нашел девушку для ночного развлечения и только сейчас направляется к себе. Его дом находится в одной миле от моего на песчаной косе Майами-Бич.

– Как дела?

– Нормально, – пробормотал я. – С кем на этот раз? Может моя бывшая?

– Она мне больше не интересна. Я должен был сразу тебе обо все рассказать.

Я усмехнулся.

– Придется тебе больше не доверять.

– Уил, если бы она действительно тебе была важна, то я бы ни за что не повелся на ее чары. Она открыто со мной флиртовала даже при тебе, а ты ничего не хотел замечать. Разве не ты мне сказал, что она просто для летнего развлечения? Эбби не нужна была тебе для серьезных отношений. – Он немного помолчал, затем загадочно добавил: – Другое дело Алиса.

Я сжал челюсть до скрежета зубов. Представлять ее в руках моего лучшего друга для меня пытка. На Эбби мне действительно плевать и только поэтому я не разбил лицо Майклу.

– Ну? Она неплохая девчонка. Она важна для тебя?

Он уточняет. Если Майкл подчеркнул девушку как неплохая, то значит она ему приглянулась, и он бы не отказался провести с ней несколько ночей. Если я сейчас выставлю Алису, как что-то несущественное в моей жизни, то Майкл расценит ее как Эбби и не побоится затащить Алису в постель.

Свой суровый взгляд я выставил на бескрайний океан.

– Не смей, – только и ответил я грубым тоном.

– Я понял, друг. Не трону ее. Обещаю.

Майкл не бросается обещаниями просто так. Для него это важное слово, которое необходимо сдержать. Поэтому я поверил ему и расслабленно выдохнул.

– Малышка не выходит из головы?

– Прижилась там, – процедил я из злости и Майкл издал короткий смешок.

– Плыви по течению. Сбрось эти «ка бы и если».

– Уже сам начинаю ломать эту защитную стену.

– И правильно.

– Так с кем ты был? – вернулся я к началу разговора, посмотрев на друга.

Ответом был его вздох и направленный на океан серьезный взгляд. Улыбаясь, я отвел от него глаза.

– Вивьен, – сам ответил я за Майкла.

Одной рукой он взъерошил свои черные волосы.

– Достала она меня. Прижилась тут. – Майкл ударил кулаком себе по груди.

– Удивлен, как она еще принимает тебя. Так бы уже давно лишился рассудка. Может хватит выпендриваться? Когда-нибудь у нее появятся серьезные отношения, и она забудет тебя.

– Да скорее бы уже, – буркнул он.

Я направил на него удивленный взгляд.

– Ты кретин. Еще меня учишь тому, как поступить с Алисой.

– У тебя другое. У нас же с Вивьен нет будущего.

Я не сдерживаю смешка.

– Майкл, это то же самое.

– Да не то же самое, черт возьми! – взрывается он от раздражения и злости. – Я не могу иметь детей. Моя сперма не обрюхатит ее тогда, когда в ней проснутся материнские инстинкты и Вивьен захочет ребенка. – Майкл взмахивает рукой по сухому песку, до которого не добирается волны, поднимая крохотные кристаллики в воздух.

Я уставился на своего друга с ошарашенным выражением лица. Сейчас Майкл открылся мне и показал, насколько ему важна Вивьен. Он думает о будущем с ней, ставит в приоритет семейный быт и уверен в том, что без ребенка их жизнь не сложится. Для Майкла важно, чтобы у него и его любимой женщины был ребенок, это гребаное открытие! Он считает, что без ребенка счастья в семейной жизни не будет. Каждая женщина когда-нибудь желает стать матерью, и Майкл это учитывает. Он не хочет, чтобы Вивьен страдала в дальнейшем будущем. Он любит ее и ставить ее потребности превыше своих.

– Это не одно и то же, – продолжил Майкл успокоившись. – Со мной Вивьен будет несчастна. Пусть у меня пока будет это время, когда я могу хотя бы каким-то образом быть с ней. Пусть это даже просто грязный гребаный секс! Но только так я могу наслаждаться ею. Знаю, как мне будет больно видеть ее с другим, но так она хотя бы будет счастливой. На хрен все остальное и мои чувства тоже.

Сегодня я увидел своего друга с другой стороны. Майкл на некоторое время сбросил свою маску плохого парня, которая блокировала его искренность и чувствительность. Наверняка ему стало легче дышать, пока он открывался мне. Я искренне сочувствовал своему товарищу, но не показывал излишней жалости, которую он ненавидит. В качестве поддержки я мог лишь сжать его плечо.

– Может тебе стоит объяснить ей все?

– Нет, – отрезал он. – Уверен, ее все устраивает и вряд ли Вивьен хочется со мной серьезных отношений.

Я фыркнул.

– Она так тоскливо смотрит на тебя, что даже мне хочется расплакаться.

– Заткнись, Уил. И так хреново, – пробубнил он и тяжело сглотнул. – Пошли ко мне. Сыграем в приставку и пожрем маминых пирогов.

Сейчас он снова закроется и превратится в шутника, которого ничего в этом мире не волнует. Даже собственная печень. Теперь понимаю, почему Майкл такой отрешенный от всего и всех. У него пофигистические взгляды на мир, потому что он потерял смысл в собственной жизни. Его больше нет. Надо же, я знаю Майкла с начальной школы, а о его главной установке в жизни узнаю лишь сейчас – ему важно в будущем иметь детей и семью.

К нему домой мы шли молча, каждый пребывая в своих мыслях. Лишь звук волн сопровождал нас и поддерживал вселенскую печаль, которая возродилась в наших душах.

Какая будущая жизнь для нас уготована? У меня даже не получается предположить и представить. Уготованы ли вечные страдания или бесконечное счастье, невозможно узнать наперед. Будущее всегда пугает своей неизвестностью. Для Майкла дальнейшая жизнь пуста и ему нечего ждать, поэтому он начал жить одним днем и мне того же советует.

Больше ничего не остается.

Глава десятая

Ранним утром я сидела на кухне за столом, уставившись пустым взглядом на продукты. Я рассматривала пачку муки, миску малины, сахар, соль, яйца, сливки и ощущала себя умственно отсталой, потому что никак не могла понять, как соединить эти ингредиенты, чтобы получить пирог. Несколько раз открывала интернет и искала рецепты для приготовления, но даже с инструкцией мне было сложно сориентироваться и быть уверенной, что тесто получится вкусным и съедобным. Когда не умеешь готовить, это словно не знать элементарные физические законы земной гравитации. Короче говоря, становится стыдно и складывается ощущение, что я совершенно никчёмная.

Я уже собиралась оставить свою затею и все убрать обратно в шкаф точно так же, как эти продукты расставляла на полках Эмма, но ее появление на кухне остановило меня сделать отчаянный шаг.

– Доброе утро. Собралась что-то готовить? – с улыбкой спросила она, вытаскивая из ящика кухонный фартук.

Я тяжело вздохнула.

– Доброе утро. Хотела. Но пока смотрела на подготовленные ингредиенты железно поняла, что на кухне я бесполезная.

Эмма подошла к столу, завязывая за спиной фартук. Она окинула заинтересованным взглядом все мои приготовления и на секунду мне показалось, что на ее лице появилось осознание. Эмма словно провалилась в воспоминания прошлого и мечтательно улыбнулась.

– А что ты собралась готовить? – резко очнувшись, спросила она.

– Малиновый пирог.

– А почему именно малиновый? Он такой редкий.

– Потому что он нравится одному человеку, которого мне хочется поблагодарить за все. Он много для меня сделал. Конечно, у меня не получится так, как он любит, но все же. Это малое, что я могу для него сделать.

Я загрустила, когда поняла, что не смогу добиться поставленной цели. Я не принесу Уильяму пирог и не смогу по-человечески познакомиться с его мамой. Я как воровка покинула их дом три дня назад и мне от этого не по себе. Даже если мама Уильяма не увидела меня и не знает, что я ночевала у них, во мне все равно пробуждается стыд таких размеров, что кровь кипит, и я заливаюсь краской.

Обычно я не такая. Я взбалмошная пофигистка. Но что касается семьи Уильяма, в этом плане мне хочется быть прилежной и скромной, чтобы произвести хорошее впечатление. Даже с ним я не могу быть настоящей и скрываю свою истинную суть. Хотя, черт возьми, я даже не знаю, какова моя сущность на самом деле. Я запуталась в своих личностях, которые постоянно использовала при разных обстоятельствах и окружении.

– Если хочешь, я тебе помогу, – предложила Эмма.

Я подняла на нее взгляд невинного ребенка, которому предложили конфетку, и он весь осчастливленный после такой предложенной мелочи. Мне хватило несколько дней, чтобы понять, что Эмма первоклассный повар. Одни ее булочки на обед чего стоят. Когда она приносила мне еду в комнату, я просила ее принести мне их как можно больше. Даже ресторанные блюда, заказанные мамой, не сравнятся с готовкой Эммы. Ее еда божественна. А ее булочки мне хочется воровать со стола как маленькая девочка.

Как с такими знаниями о ее способностях я могу отказаться от предложенной помощи? Она как небесный свет падающий и благословляющий.

– Конечно хочу, – прошептала я до сих пор не веря, что у меня все-таки получится навестить Уильяма с пирогом. И признаться честно самой себе, за три дня я успела по нему соскучиться.

– Тогда надевай фартук и приступим! – радостно объявила Эмма, хлопнув ладонями. Она в миг зарядила меня энтузиазмом.

Эмма добавила еще несколько ингредиентов к моим приготовлениям: ванильный сахар, разрыхлитель теста, масло сливочное, пудру и, что меня немного удивило, свежие листья мяты.

Пока мы готовили пирог, Эмма объясняла мне каждое действие. Что, куда и зачем добавляется. Какое количество сахара и соли. Даже сколько по времени месить тесто. Учиться готовить – это не то же самое, что учиться плавать. В этом деле я быстро все улавливаю и запоминаю.

Эмма продолжила месить тесто после меня, когда моих сил больше не хватило. Она попросила меня взять небольшое количество малины и выдавить ягоды толкучкой, перемешать с сахаром, чтобы получить сироп.

– Вы сказали, что этот пирог готовят редко, но такое ощущение, что готовили Вы его почти каждый день.

Эмма улыбнулась. При готовке она всегда сосредоточенная и серьезная. И снова, смотря на Эмму, мне показалось, что она не в настоящем, а ушла в прошлое.

– Меня научила одна прекрасная женщина. Вот уже десять лет прошло, как я не готовила этот пирог. Твое желание вернуло меня в приятные воспоминания прошлого, Алиса. – Она подняла на меня глаза, прекращая месить тесто, которое на вид превратилось в гладкое и мягкое. – Спасибо.

Я смущенно пожала плечами.

– Не за что.

– Сироп готов?

Я оживилась, вздрогнув, и посмотрела в миску.

– А, да.

Я передала Эмме свои старания. Этот сироп она вылила прямо на тесто и начала его снова месить. Благодаря перчаткам для кулинарии ее руки не испачкаются, но выглядит это как тяжелый труд. Эмма старательно вытягивала тесто, снова комкала его, чтобы он весь окрасился в красный оттенок ягод. Я думала, будет достаточно украсить пирог малиной после выпекания, но оказалось, что не все так просто и существует тонкий элемент. Этот пирог теперь полностью оправдывает свое название. Он весь в малине.

Мяту Эмма тоже попросила меня измельчить и выдавить из нее сок толкучкой, который она так же, как и сироп вылила на тесто. Можно было собрать всего одну чайную ложку, но Эмма сказала, что этого достаточно, поскольку мята имеет сильное свойство распространяться по любому блюду.

Когда мы сформировали круглую форму пирога, Эмма сделала небольшое углубление по середине.

– Это будет место для свежей малины. Открывай духовку.

Не помню, чтобы мои руки когда-нибудь так болели от напряжения. А я всего лишь месила тесто несколько минут, делала сироп и выкачивала сок из листьев мяты.

– Эмма, спасибо Вам большое. – От счастья я обняла ее. Женщина хрипло посмеялась и положила свои руки на мои плечи.

– Не за что, милая. Я вижу, как для тебя это важно.

Я отстранилась от нее, продолжая улыбаться.

– Для кого пирог, если не секрет?

Моя улыбка медленно спала с лица. Я оглядела кухню, добралась взглядом до столовой, чтобы убедиться, что Джексона нет поблизости, и он не услышит меня.

С последнего нашего разговора мы сталкивались, но не обменивались даже одним словом. Я больше не ощущала острой нужды прятаться от него целыми днями в комнате, но понимала, что мне необходимо быть осторожной. Джексону лучше не знать о подробностях моей личной жизни, учитывая его проблемы с ревностью. Его слова я восприняла всерьез, поскольку именно они дали мне логическое объяснение его гнусному поступку, который он хотел совершить год назад. Я больше не хочу повторения, а посему буду делать вид, что ни с кем из мужского пола не общаюсь. Кто знает, на что способна его нездоровая одержимость. Для Уильяма я не хочу проблем.

В будущем мне придется жить от Джексона как можно дальше, на другом материке, спрятаться в неприметном городе и продавать свои картины, главное обезопасить себя и плевать на роскошную жизнь. Только бы он никогда меня не нашел. Осталось дождаться совершеннолетия и сбежать. Таковы мои планы на будущее.

А Уильям…навсегда останется в моем сердце как самый особенный человек в моей жизни.

– Для Уильяма. Нашего соседа, – тихо сказала я и услышала шаги, спускающиеся по лестнице, которые заставили меня напрячься.

Для Эммы мое поведение наверняка показалось странным, но она смотрела на меня со всем сочувствием. Неужели этой женщине удалось понять за несколько дней, в какой каторге я живу?

– Доброе утро, – послышался ненавистный голос за спиной, и я остолбенела. Он хриплый после сна.

– Доброе утро, господин Коллинз. Вам приготовить завтрак?

Я услышала льющуюся воду из кувшина в стакан. Видимо, Джексон осушил его, прежде чем ответить, поскольку пауза затянулась. Я не хотела смотреть на него, но все равно анализировала каждое его действие.

– Не нужно. Я просто спустился выпить воды. Возвращаюсь обратно в спальню спать.

Я выдохнула. Мне пришлось специально встать рано, чтобы приготовить пирог без лишних глаз и уйти к Уильяму. Я уже потеряла надежду покинуть дом незамеченной, когда Джексон вошел на кухню, но она снова возродилась в моем подпитанном страхом сердце после его слов.

– И тебе советую, сестренка. Еще очень рано для уроков по кулинарии.

– Обойдусь без советчиков, – буркнула я.

Джексон ушел из кухни без лишних слов, и я расслабилась.

Последующий час я сидела в напряжении за кухонным островком и наблюдала неотрывно за пирогом, который выпекался в духовой печи. Мне хотелось как можно скорее покинуть дом и провести приятный день там, где есть Уильям, но при этом чтобы никто из домочадцев не знал, где я провожу время. С ним спокойно и хорошо, и я не припомню, чтобы мне с кем-то было так же комфортно.

Я сама украсила готовый пирог малиной. Он выглядел аппетитно, а аромат, исходящий от него, заставлял напомнить о моем чувстве голода.

Уильяму обязательно понравится. Пусть даже этот пирог не по тому рецепту, о котором была осведомлена лишь его бабушка, но он напомнит ему о детстве, где было намного лучше, чем сейчас, во взрослой жизни.

Перед уходом я попросила Эмму об одно маленьком одолжении:

– Не говорите, пожалуйста, где именно я нахожусь. Если будут спрашивать, скажите, что я в городе.

– Будь спокойна, девочка, – заверила меня Эмма своим успокаивающим нежным голосом. – Иди.

Я кивнула ей с улыбкой, выражая благодарность. В данный момент, она единственная, кому я могу довериться в этом доме и с кем могу хорошо провести свое утро.

Мои руки дрожали, когда я стояла перед дверью своих соседей. Горячая тарелка, нагретая недавно испекшимся пирогом, сделала мои ладони потными и красными. Я боялась выронить угощение одновременно из-за волнения и обжигающей тарелки. Чтобы не рисковать и не держать пирог одной рукой, тем самым увеличивая возможности угостить им землю, я прикусила нижнюю губу и постучалась в дверь носком обуви.

Сердце забилось еще быстрее, и я, как парализованная ждала, когда мне откроют дверь. Что мне говорить, – не знала. Даже не репетировала перед зеркалом, поскольку не имею такую привычку. Всегда придерживалась принципа «как пойдет».

Дверь не открывали уже около минуты. Возможно, глухой стук носком обуви хозяева дома не смогли услышать. Тогда я решила нажать на звонок, который находился на уровне моего лица. Мои руки словно приросли к тарелке, и я начала приближать нос к кнопке.

Именно в это мгновение дверь распахнулась. Я испуганными глазами покосилась на Уильяма и резко сделала шаг назад от звонка. Он с недоумением посмотрел сначала на меня, затем на дверной звонок.

– Что ты пыталась с ним сделать? Сгрызть? – заговорил он.

– Это уже неважно. Главное, что ты наконец открыл дверь.

Мне стоило быть повежливее, но понимаю это лишь тогда, когда язвительные или грубые слова вырываются с моего языка. Я все-таки ничего не могу поделать со своей резкостью и прямолинейностью. Эти качества сохраняются всегда, какую бы маску я не нацепила на себя.

Все же мое хамство вызывает у Уильяма очаровательную притягательную улыбку. Я могу к этому привыкнуть и всегда общаться с ним в подобном контексте, только бы наблюдать за этим прекрасным зрелищем.

Его глаза опустились вниз. Лицо стало серьезнее, стоило Уильяму увидеть пирог в моих руках. Он медленно поднял на меня свои голубые глаза, которые в свете дня еще более ярче и блестят на солнечных лучах точно так же, как океан в нескольких метрах от нас. Уильям задержал на мне теплый оценивающий взгляд, от которого по моему телу поползли мурашки.

Мы бы еще долго могли молча простоять столбом и смотреть друг на друга, если бы в дверном проеме не появилась его мама. Я мгновенно оживилась и поняла, что мне пора развязать язык и начать говорить.

Только вежливо, прошу тебя, – настораживающе шепчет внутренний голос.

Волнение грызло меня изнутри и смешало все слова в голове.

– Здравствуйте, миссис… – Черт, я не знаю их фамилии. Почему я начала обращаться к ней напрямую? Хватило бы просто слова приветствия.

Я уже собиралась продолжить говорить и оставить эту нелепую ситуацию, надеясь, что на нем никто не заострит своего внимания, особенно хозяйка дома, но Уильям снова меня спас.

– Андреа Хилл, – подсказал он, продолжая смотреть на меня зачарованными глазами.

Я выдохнула напряжение и, прочистив горло, продолжила:

– Миссис Хилл.

– Здравствуй, Алиса, – с улыбкой поприветствовала она меня в ответ.

Это хороший знак. Я не ощущаю никакого лицемерия в этой улыбке и мне становится легче.

– Да, Вы конечно же осведомлены, что у Вас с сыном новые соседи уже как несколько дней, но мы так и не представились друг другу. Я посчитала это неуместным и вот, пришла познакомиться со всеми традициями. – Я приподняла пирог, чтобы привлечь к нему внимание.

Волнение все еще властвовало внутри меня, от которого быстро билось сердце и учащалось дыхание, но я старалась держать себя стойко. Удовлетворенный вид миссис Хилл усыплял мою нервозность. Я боялась именно того, что не понравлюсь ей и мой визит для нее станет только навязчивостью. Для такого торжественного случая я даже платье надела на бретельках, а волосы собрала в пучок, чтобы выглядеть в глазах женщины милой.

Странно, но я всегда жду от людей только плохого. Всегда опасаюсь, что они продемонстрируют свои негативные эмоции. И сейчас считала, что мое внимание и доброта ни к чему для матери Уильяма. Но женщина оказалась довольно доброжелательной, чем порадовала меня и успокоила. В Майами мне удастся немного поменять свое мнение о людях благодаря Уильяму и его окружению. Эти люди приняли меня со всем искренним желанием.

– Правильно сделала, молодец, – ответила на мои слова миссис Хилл и посмотрела на сына. – Уильям, проводи нашу гостью на кухню, я поставлю чайник.

Она взяла у меня пирог и оставила нас.

Теперь я снова могла смотреть на Уильяма, который не сводил с меня внимательного взгляда. Его заинтересованность сбивала меня с толку и пускала туман в голову. При разговоре с его мамой мне все время хотелось смотреть на Уильяма и наслаждаться взглядом красивых глаз. Забыть обо всем мире и позволить им загипнотизировать меня. Рядом с Уильямом я могу не опасаясь потерять бдительность, поскольку уверена, что он не сделает ничего такого, что бы мне не понравилось. Но если бы он захотел поцеловать меня, то я бы не сопротивлялась. Глупые мысли, вызванные мечтательностью.

Уильям сделал два шага назад, позволяя мне войти. Он закрыл за мной дверь, не отнимая от меня своего взора. Без усилий я сняла балетки и переобула тапочки.

Я уже собиралась свободно шагнуть вглубь дома, как Уильям схватил меня за локоть и дернул ближе к себе. Я впилась в него ошарашенным взглядом, вскинув голову.

– Детка, ты в муке извалялась? – нежно спросил он и своим большим пальцем начал вытирать мне щеку.

Неужели я перепачкалась? Перед уходом не посмотрела в зеркало, что стало моей ошибкой, а Эмма решила не предупреждать меня о том, что на моем лице осталась мука. Будто это станет доказательством тому, что я сама пекла пирог, а не из магазина купила.

Сейчас мы с Уильямом на непозволительно интимном расстоянии друг от друга. Я плечом касаюсь его груди и слышу его учащенное дыхание. Нос улавливает его запах. От его притягательного характера мне хочется уткнуться ему в шею и жадно втягивать в себя этот аромат, чтобы заразить себя этим парнем окончательно. Его прикосновение заставляет замирать мое сердце, мое дыхание прерывается. Мой взгляд падает на приоткрытые губы Уильяма, и я сама неосознанно приоткрываю свои. Он сверлит меня незнакомым взглядом и улавливает каждую реакцию.

Голос миссис Хилл, доносящийся из кухни, помогает моему благоразумию вырваться из плена, выстроенный чарами Уила.

Я резко вырываюсь из его хватки, делаю два шага подальше, и принимаю привычное поведение, что сделать было очень тяжело.

– Я тебе не детка, – шиплю я, бросив на Уила злостный взгляд.

Он усмехается. Проходя мимо меня, Уильям останавливается и чуть склоняется к моему лицу. Я вздрагиваю от его действия, но не отстраняюсь, и с непониманием смотрю на него.

– Свои коготки держи при себе.

Я хмыкаю.

– Они тебя задевают?

Его многозначительный взгляд я не способна расшифровать: коварство в нем, заигрывание, страсть или влечение. Эта смесь мне неведома. Знаю одно, на меня так еще никто никогда не смотрел. Из-за незнаний я теряюсь и еле держу себя в руках. Этот взгляд сбивает меня с установки, когда я твердо понимала, что Уильяму я не буду интересна как женщина, что он считает меня ребенком. Но в эту минуту я начала сомневаться. Что в дурной голове этого парня и что он от меня хочет?

– Нет. Они мне нравятся. В этом и дело, – шепчет он.

Уильям выпрямляется и уходит, оставляя меня с пунцовыми щеками в прихожей. Я даже не поняла, как начала сжимать в кулаках ткань свободной юбки платья. Эта ситуация дала мне твердо осознать, что я еще никогда так не терялась перед мужским полом. Мне удавалась свободно заигрывать с ними, улыбаться и этим очаровывать. Они готовы были пасть к моим ногам, а я в свою очередь даже никак не реагировала на их комплименты. Видимо, если человек нравится, то реакции будут совсем иными. Растерянность в первую очередь.

Я взяла себя в руки, вытерла вспотевшие ладони о платье на талии и выдохнула. Только после таких приготовлений зашла на кухню.

За столом миссис Хилл забрасывала меня вопросами. Именно в это мгновение я поняла, что не смогу быть искренней до конца, как и планировала, поскольку не ожидала такого бурного интереса к моей персоне.

– Если ты так часто переезжаешь, то это значит, что тебе не удалось учиться в школе?

Миссис Хилл спрашивает меня об этом с такой интонацией, будто без выпускного и поступления в университет я неполноценная.

– Я образована, занимаюсь со многими преподавателями на дому. По сути это тоже самое, что учиться в школе, но без сверстников и многочисленных кабинетов, – выдаю я с вежливостью и отпиваю из чашки черный чай. После каждого вопроса этой женщины мое горло осушается и мне жизненно необходима жидкость.

Миссис Хилл вскинула брови и сделала глоток из своей чашки. Все же ей не понравилась моя система обучения и она осталась при своем мнении.

Уильям попробовал пирог и сосредоточенно разжевал порцию. Я внимательно следила за ним и боялась, что мои старания ему не понравятся. Когда он поднял на меня глаза, я вся напряглась.

– Пирог получился вкусным, – прокомментировала его мама, но мне хотелось услышать именно мнение Уильяма.

Он закивал и опустил глаза.

– Да, согласен. Очень вкусный. – Немного помолчав, добавил совсем тихо, что услышать его смогла только я, поскольку сидела к нему ближе: – Давно его не пробовал.

Я скрыла улыбку за чашкой. Благодаря Эмме у меня получилось вернуть его в беззаботное детство.

– А что же твой брат не составил тебе компанию? – Снова придумала новый вопрос миссис Хилл, заставляя мои извилины работать в полном объеме, чтобы придумать ответ. Тем более, если тема касается моего сводного брата и в целом всей семьи, то мне приходится придумывать небылицы о том, какая мы счастливая семья и выставить своих домочадцев на чужих глазах самыми вежливыми и хорошими людьми.

– Он с самого утра находится с отцом и помогает ему в делах. С остальными домочадцами вы тоже в скором времени сможете познакомиться. – Тошно от собственного вранья, но я отвечала спокойно, без напряжения, сохраняя на лице доброжелательную улыбку. Еще пара подобных вопросов и я не смогу сдержаться – придумаю причину, чтобы уйти.

Мама Уильяма замечательная женщина. Гостеприимная, чуткая и заботливая. Но есть в ней холодная строгость. Даже ее взгляд, направленный на меня, тяжелый и выпытывающий. На фотографии ее молодости она выглядит куда иначе – счастливее и мягче. Там я видела ее с длинными волнистыми волосами, а теперь они короткие, выделяющие ее жесткое отношение к людям. Видимо, на нее свалилась тяжесть жизни, которая сделала ее более жесткой и избирательной к людям.

– Чем же занимается твой отец?

– Отелями.

– Все его дела перейдут тебе и твоему брату?

– Я бы хотела заняться тем, что мне интересно.

Обнимая стенки чашки, мои пальцы напряглись.