Маг 17

Глава 1

Николай Второй крутит головой, видно, что сильно переживает тот непонятный и волнительный момент, что его свергнут с трона какие-то адвокаты средней руки и патентованные американские шпионы. Потом говорит об этом мне с недоумением, как такое, мол, может случиться.

– И еще французские масоны, государь, во Временном правительстве они будут все до единого.

Кажется, там один покойник Гучков не состоял в масонской французской ложе, но он уже во Временное правительство не попадет никак. Вовремя я постарался встретить его в подъезде.

Самый богатый человек России – и без охраны!

Но именно такое знание мне помогает понять, откуда взялась настолько сплоченная общей задачей группа в Думе.

Теперь еще Терещенко, киевского сахарозаводчика, придется мне лично ликвидировать, он на ликвидацию самодержавия и подкуп генералов потратил десятки миллионов рублей личных средств, не считая наверняка невозвратного американского кредита.

– Так что, государь, придется обязательно вводить статус иностранного агента и с таким клеймом нельзя будет не только избираться в депутаты Думы, но и участвовать в общественной деятельности и политических партиях, публиковать свои статьи в газетах и журналах. Получил финансирование от чужого государства хоть на один рубль – значит, разваливаешь свою страну, значит – враг родины своей, России. Вопрос придется ставить только так. Готовься к тому, что люди с холодными руками и горячим сердцем зададут тебе в очень неуютном месте важные вопросы. На которые нельзя не ответить честно.

– Да, государь, придется отчаянно защищаться, а разрыв всех отношений со странами Антанты в определенный подходящий момент – это необходимый и первостепенный по значимости шаг. Без такого разрыва Германия нам ни за что не поверит. Кайзер и немецкие генералы знают все наши планы наизусть.

– А наши долги этим странам? Как быть с ними? Там одних процентов сколько!

– Долги будем отдавать, только если влезть в войну, их количество потом однозначно потопит страну. Насколько я помню, они вырастут с шести миллиардов до десяти миллиардов рублей чисто государственных долгов. Пока на выплату долга тратится пять-шесть процентов от бюджета – это весьма комфортные цифры. На время, когда ведутся боевые действия, просто заморозим все выплаты той же Франции, а вот Германии будем платить, там деньги совсем другие выходят. За время войны инфляция здорово обесценит все деньги, и франк, и фунт стерлингов, и рубль наш. А уж как марка немецкая обесценится – просто невероятно. Так что только приобретем от этого уменьшение долгового бремени. Что-то мне подсказывает, что у торгующей со всем миром России будет гораздо больше возможностей заработать, чем у воюющей, изнемогающей страны. В торговле наша сила, а война только в пропасть приведет, – говорю я свои искренние мысли.

– Мне в принципе понятна ваша мысль, – покачал головой император. – Однако, остаются вопросы. Я вполне допускаю, что после покушения в Сараево Российская империя сможет не ввязаться в войну. Да, повод обвинить Сербию и ту же Францию в таком преступлении – достаточно серьезный, чтобы разорвать все договоры о военной взаимопомощи. Выглядеть это будет совершенно по-иезуитски, только оно того стоит. Дальше, я понимаю, что без изоляции этих ваших агентов иностранного влияния и разрыва дипломатических отношений нам будет крайне трудно выстоять перед внутренним врагом. Принять необходимые законы я смогу без особых проблем, имею для этого все права, так же как усилить кратно работу Охранного отделения. Вот заставить исполнять эти законы только совсем не так просто, ведь я встану на пути у очень богатых и влиятельных людей.

Он немного помолчал и продолжил:

– Но самое главное, что никаких гарантий для Российской империи от нападения германских войск я не вижу. Если они будут сосредоточены на нашей границе – они могут напасть в любом случае. Порвем мы отношения с Францией или нет.

– Это так, государь. Поэтому нам и требуются секретные переговоры с кайзером. Возможно придется что-то уступить Германии. Возможно, но не обязательно на самом деле. Думаю, что возможность сосредоточиться только на разгроме Франции немцы оценят очень хорошо.

– Что же именно? – поднимает бровь Николай Второй.

– Есть у вас одно такое владение, от которого только расходы и тревоги. Не одно конечно на самом деле такое есть. Но послушайте спокойно, что я вам предложу, – решаю я прямо сейчас увязать часть национального вопроса с вариантом "вообще не воевать ни в каком случае".

– Это вы про Польшу, насколько я понимаю? – скептически интересуется император, щипая себе ус.

– Про нее самую. Это как тот самый чемодан без ручки, который нести трудно и неблагодарно, а бросить жалко. Да и бросать стратегически не очень правильно, ведь она неминуемо попадет или под влияние британцев, или немцы ее заберут целиком. Но сейчас именно для решения проблем с Германией можно и отказаться от такого владения.

– Отказаться самим нельзя! Империю нельзя никому раздавать! – сурово бросил император, выпрямляя спину.

– Нет-нет, ваше Императорское Величество! Естественно, ничего такого делать нельзя априори! Но есть и другие пути договориться. И заодно – показать всем остальным националистам, к чему ведет отделение от могучей и сильной страны! И литовским, и финским, и всем прочим!

– Это какие же такие интересно пути имеются, чтобы как-то сохранить свое лицо перед народом?

– Вот именно! Вы правильно, государь, заметили. Можно и лицо сохранить, и страной, искренне переживающей за свободу других народов выступить! – успокаиваю я Николая Второго.

– Согласитесь, от Польши самой Российской империи толку немного. а одни убытки. если честно говорить. На каждый рубль, получаемый в качестве налогов оттуда, России приходится тратить рубль четырнадцать копеек на содержание институтов власти. Убыток довольно значительный, государь. Еще ее приходится охранять нашей армии, а охранять от внешних врагов глубоко недовольное этой охраной население – ну это совсем глупое занятие безо всяких перспектив. И от лодзинских фабрик сильно страдает наша прядильная промышленность, а они поставляют свою продукцию на гигантский российский рынок беспошлинно теперь. Нашим фабрикантам это совсем невыгодно. Ведь так?

– Откуда у вас такие цифры? – недовольно спрашивает император.

– Нашел в статьях, государь. То есть прибыли от такой колонии нет никакой, одни убытки, а сами поляки ненавидят вашу царскую власть искренне и до глубины души! Уж поверьте, я этот вопрос хорошо изучил, – добавил я, заметив его протестующий жест. – В самой Польше очень сильны позиции английского лобби, оно не жалеет денег на развал страны и агитацию против Российской империи. Однако отдать самим той же Германии наши польские земли – недопустимо, вас съедят сразу же в обществе и при дворе.

– Да, это вызовет бурную реакцию! – соглашается государь. – Даже я не смогу ее погасить!

– Но зато можно зайти с другой стороны и выступить как передовая страна, как яркий пример для всего остального мира. Раз Российскую империю называют тюрьмой народов всякие критики-писаки, и наши, и заграничные, тогда можно поступить как демократическая и очень свободная страна – разрешить национальный референдум в Польше. Пусть проголосуют все жители без ограничения, хотят ли остаться в Российской империи или мечтают образовать свою независимую страну.

– Конечно они проголосуют за полную независимость! – нервно бросает император.

– И в этом будет такая же ловушка для Польши, как убийство эрцгерцога для французов! – с довольным видом говорю я. – Тогда очень даже можно выйти с прибытком из безнадежно сложившейся ситуации!

– Объяснитесь, Сергей Афанасьевич! – не понимает Николай Второй.

– Земли, где проголосуют меньше шестидесяти процентов за независимость, где много православных украинцев и белорусов плюс еще те же литовцы – пока отдаваться не станут полякам, а это точно две губернии из девяти – Люблин с Холмом и Сувалки с Вильно. Там голосование проводить не станем, мол еще время не пришло. Но поляки все равно от референдума не откажутся – это слишком большой соблазн для них создать свое независимое государство. Из остальных семи губерний они пусть строят свое суверенное государство с помощью англичан. Сколько успеют, конечно. И еще самое главное, государь – все крепости, военные объекты, государственные железные дороги остаются в собственности России и продаются со скидкой, например, той же Германии по секретному договору. Имеем такое право – распоряжаться своей собственностью! У немцев лишних денег нет конечно, но есть первосортная промышленная продукция и технологии. Чем-то да расплатятся и еще должны будут. В общем бесполезный для нас чемодан отдадим не совсем бесплатно, как в любом другом случае, насколько мне известно по истории. Поляки и России деньги не отдадут, и немцам не захотят ничего отдать, науськиваемые Англией. Не та это нация! Очень гоноровые паны! Поэтому Германия для осуществления своих имущественных прав вступит военной силой в Польшу, где без русской армии и с зачатками формируемой польской самообороны, быстро захватит ее и все.

– Как вы думаете, согласится на такое приобретение кайзер Вильгельм? – спрашиваю императора.

– Несомненно, что проглотит и мы станем лучшими друзьями Германии. На какое-то время, – не спорит со мной Николай Второй.

– Получается так – что Россия провела референдум, как передовая и демократическая страна, дала свободу угнетаемым полякам, а значит – никакая она не тюрьма народов. И свое законное имущество немцам продала, пусть и совсем дешево, – разливаюсь я соловьем.

– Польша сама выбрала независимость, значит за свое дальнейшее существование отвечает тоже сама. Как у нее получится, – догадывается император.

– Точно, государь, вы дали им свободу, а агрессивной Германии, которая оккупирует Польшу, будет уже все равно. Она Бельгию и Францию к тому времени начнет атаковать, так что свою репутацию в мире уже не ухудшит. Германия будет думать, что она стала сильнее, присоединив военной силой почти девять миллионов поляков и расширив свою империю. И была бы в этом права, если бы сама не ввязалась в войну. Россия скинет ненужный балласт и точно не будет ни с кем воевать.

– Очень интересный ход. Только все же Польшу можно не отдавать, там хорошая промышленность и народ образованный.

– Конечно можно и не отдавать пока. Но в перспективе все равно придется, там совсем чужой, католический народ проживает, ассимилировать их не получится. Да и вопрос с Германией такой ход точно закроет!

– Спорить не стану, Вильгельм от такого подарка не откажется никогда.

– А вы знаете, государь, почему образованных людей там треть, а в России – всего пятая часть народа. Ведь потому, что российское государство тратит на образование в Польше в пять раз больше денег, чем в самой России.Там уже много разных вариантов получается, но ход со свободным референдумом и признанием Польши независимым государством – самый беспроигрышный. И мы все в белом, как приличные люди и Германия поляков заберет под свою руку на время.

– Почему вы так уверены в этом, Сергей Афанасьевич? Что на время только заберет?

– Потому что, государь, Германия все равно не потянет войну против Англии и Америки, даже если разгромит Францию. Потенциалы промышленные совсем в не пользу немцев работают, да и в войне с Францией немецких мужчин много погибнет. Поэтому она снова потеряет свои польские владения и тут у нас окажется новая возможность что-то порешать. В любом случае – Россия дала Польше вольность без войны, на всенародном голосовании, значит самым правильным способом, поэтому отношения должны остаться нормальными на какое-то время. Как говорит восточная мудрость, лучше всего быть обезьяной, которая сидит на берегу реки и ждет, когда мимо проплывут тела врагов. Россия как раз может стать такой обезьяной, ваше Императорское Величество! – с подъемом рассказываю я царю.

– Зато между Германией и Россией появится обоснованное доверие и дальнейшее экономическое сотрудничество. Они нам – технологии и нужную продукцию, мы им – продовольствие и еще много чего. Германия все равно надорвется на французском фронте, пусть даже захватит Париж. Французы настроены очень решительно вернуть Эльзас и Лотарингию и будут биться до конца. Германия точно потеряет свою кадровую армию. Англия, Америка и та же Италия выступят против немцев рано или поздно.

– Вы уверены в этом? – спрашивает Николай Второй.

– Не стопроцентно, государь! Это я уже не так явно понимаю! Тогда уже начнется новая история, она будет повторять старую, но не абсолютно конечно. Может Германия все же путем огромных потерь додавить Францию до полной капитуляции, если Англия тоже не явится на войну. После такого обильного кровопускания немецкая армия долго не сможет нам угрожать. А нам в России тоже неплохо от победы германцев окажется, раздавленная Франция долго не сможет ничего потребовать от России, кроме милости и хлеба. Ну зерно можно продавать, тем более по гораздо более высокой цене. И Германии, и Франции, и Турции – в общем, всем кому будет угодно.

На этом наш разговор закончился. Николай Второй собрал свои записи от нашего разговора и пошел думать над моими предложениями. Много в них необычного и циничного для этого времени, но что поделать, я просто транслирую чужие умные мысли насчет того, как Российской империи избежать поражения на поле боя и внутри самой страны.

Сам я отправился в свой флигель, где проверил свое имущество под магическим скрытом и добавил к нему остальные Палантиры. Таисии сегодня не видно нигде, да и я уже устал, хочу только спать.

Зато с утра во дворце появился сам Старец Григорий, вызванный для предстоящего прощания императрицей.

Он конечно об этом повороте совсем не подозревает, поэтому монаршая чета и вызвала меня помочь им пережить такое решение, чтобы как-то объяснить Распутину значение ссылки в родное село.

Увидев меня, дети попрощались, окружив дружной кучкой Старца, и отошли в сторону. Потом Александра Федоровна вручила ему какую-то икону, от взгляда на которую у Распутина чуть обморок не случился.

Император обнял его даже на прощание и все как-то быстро исчезли из комнаты, оставив нас наедине.

Наступило неловкое молчание, впрочем Старец не такой тип, чтобы в чем-то сомневаться и не высказать этого:

– Вот как ты меня отблагодарил, отрок Сергей? – с заметным гневом начал он свою речь.

– Стал тут уже весь такой важный? Забыл, кто тебя сюда привел? Как змея залез ко мне на грудь и укусил исподтишка, аспид? – ну и все в таком старославянском духе понесло Старца.

Я даю ему выговориться, даже не вслушиваясь в его слова. Да, все так и случилось, не буду с ним спорить.

Видно, что Распутину после объявления про ссылку не терпится высказать хоть мне свое искреннее негодование.

И еще наподдать мне как следует, как он привык со своими попами и архимандритами с прочими владыками общение вести на религиозные темы.

Поэтому он бережно положил икону на пуфик, перекрестил ее и двинулся ко мне, размахивая руками и топая начищенными сапогами, приноравливаясь до меня как следует дотянуться и приложиться.

Однако и этот момент император предусмотрел, тотчас в помещение зашли камер-юнкер Пистолькорс с парой товарищей. Наверно за приоткрытой дверью внимательно прислушивались к тому, с каким накалом пойдет наше общение.

Вошли и остановились, своим видом предостерегая Распутина от лишнего аффектажа в данный момент.

Его это появление конечно не остановило, а вот мой внимательный взгляд все же подействовал.

Смотрю на него, как на мелкое насекомое, которое пытается взобраться по моему ботинку куда-то наверх, не понимая, зачем туда лезет и какой в этом смысл. Кроме того, чтобы получить щелчок пальцем и улететь, ломая ноги и крылья.

– Да, Григорий Ефимович, это я настоял, чтобы отправить вас в родное село безвыездно! Хотя бы для начала на пару лет!

Григорий елозит руками, однако мой независимый вид и трое офицеров охраны рядом все же не дают строптивому старцу развернуться. Да и пусть бы разок мне врезал, мне не жалко.

Говорю ему пока про два года ссылки, хотя ясно понимаю, что лучше бы ему вообще никогда больше рядом с императорской семьей не появляться. Никак он ее ни через два года, ни через пять лет не украсит, только лишнее внимание привлечет к распутной императрице и императору-рогоносцу, как галдят продажные газетенки.

Но через два хотя бы года станет значительно яснее, куда с кряхтеньем поворачивает Россия-матушка. Там уже можно и допустить окажется Старца Григория в столицу. Или все равно не допустить.

– Так ты еще и признаешься в злословии? – Распутин все же замахнулся на меня рукой.

Я ее перехватил на лету и спокойно опустил в сторону. Старец оказался физически очень сильным мужчиной, только это ему никак не помогло. Тем более по жесту Пистолькорса, двое офицеров схватили его за плечи, делая вид, что что-то контролируют сейчас.

Опыта у них конечно в заламывании рук нет никакого, явно не матерая полиция уличная, а дворцовая интеллигенция из воспитанных дворян.

Попробовавший вырвать руку Старец Григорий так и остался на том же месте, как не пыжился, ибо рука его находится в железном капкане.

– Не гневись ты так, Григорий Ефимович! Ссылка твоя – дело абсолютно необходимое! Особенно для Матушки, как ты ее Императорское Величество называешь! Нельзя тебе больше тут оставаться, а то приведешь всю семью к плохим последствиям! Если будешь тут народ сутками по квартирам принимать и обещать походатайствовать перед императрицей!

Это я высказываю Распутину прямо в лицо, держа его руку, а вторую господа камер-юнкеры пока прихватили.

– Оставьте нас пока, господа! Благодарю за помощь! – я отпуская руку Старца, а вторую выпускают недоверчиво мои нежданные охранники.

Они уходят из комнаты, оглядываясь на нас постоянно и мы остаемся одни.

– Так что отправляйся в свое село с миром и помни, что я тебе только добра желаю! И с Илиодором разберусь, расстригой чертовым! Никуда он не убежит теперь! А к тебе он бабу придурошную с ножом пришлет в июле четырнадцатого года в твое родное село Покровское. Как раз через два года! Помни об этом и без охраны не ходи! Денег то хватит пару мужиков нанять на этот месяц!

Слова мои с таким предсказанием производят на Распутина странное значение.

Он как-то осел ростом, злость с его лица ушла куда-то и на нем появилась гримаса какого-то уважения или благочестия:

– Ты видишь это, что ли? Ты же подвижник святой, так теперь получается?

– Вижу, Григорий Ефимович. Так что прощай и будь здоров! – не хочу я продолжать тему с юродивыми, святыми и прочими чревовещателями.

Это для него смысл жизни, он сам на таком шатко-религиозном основании карьеру свою в столице построил.

А мне оно на хрен не требуется с моими рукотворными чудесами.

– Нет, ты мне скажи! Кто ты? – настойчиво держится рядом Старец Григорий.

– Не положено – отвечаю я ему и обнимаю на прощание, потом подталкиваю к выходу.

После этого Старец Григорий уже достаточно легко уходит, вид у него сделался какой-то потерянный и постаревший.

Кажется только сейчас осознал, что появилась тут личность более могущественная и многогранная.

Чем он со своими способностями, пусть и весьма незаурядными, только лечить так он и близко не может.

Хотя бы на примере наследника это отчетливо понял.

Глава 2

После прощания с Распутиным я дошел до комнаты цесаревича, где пролечил одну из дочерей императора, кажется Марию.

Самого цесаревича тут днем теперь не застать, счастливый ребенок носится со своими друзьями по парку и даже на обед не сразу приходит.

– Так, ваше Императорское Высочество, еще завтра сеанс лечения и вы свободны!

Девочка поднимается с кровати, разглаживает платье и уходит к сестрам, ожидающим ее в соседней комнате.

– Сергей, думаете, что хватит трех раз девочкам, чтобы стать такими же здоровыми, как теперь Алексей? – довольно кротко интересуется моим мнением сама императрица, отходя от шторы, у которой замерла на время лечения.

На меня она теперь очень милостиво поглядывает, когда сама стала чувствовать себя гораздо лучше.

Посмотрим, на сколько хватит такого отношения, хотя резкие перепады настроения ее покинули однозначно.

– Думаю, что вполне достаточно, Александра Федоровна. В любом случае после всех обязательных сеансов я буду в свободное время проводить дополнительное лечение, и мы постепенно достигнем минимум пяти раз на каждого ребенка. Цесаревичу еще один раз осталось, вам еще четыре и императору все пять посещений, – обстоятельно и неспешно отвечаю я, как это любит делать сама императрица.

Две ее фрейлины находятся в соседнем помещении. Здесь с нами одна только Вырубова, это ее сестру я вылечил на квартире Пистолькорса, как оказалось.

Она – самый доверенный человек императрицы, поэтому присутствует при каждом сеансе, но со мной не особо разговаривает. Посматривает довольно хмуро и не улыбается, не хватает ей для полноты счастья присутствия в Петербурге Старца Григория. Она самая преданная и внушаемая его фанатка, сама во многом и способствовала его визитам в императорскую семью. Правда именно с царем его познакомили черногорские княгини, которые потом правда с ним поссорились почему-то.

Кажется, не может простить мне, что именно я жестко настоял на том, чтобы отправить ее кумира в ссылку. Ничего, мне на ее недовольство наплевать чуть больше, чем никак.

Я теперь явный и бесспорный победитель в битве придворных фаворитов за царскую милость.

Ну, если бы мне и на это тоже не было все равно. Вот возможность оказать влияние на императора и поделиться знаниями с ним я очень ценю.

Так вполне спокойно и пошла моя жизнь дальше после того, как я полностью перебрался во дворец, один раз в день кого-то лечу, хожу в баню, где набираю энергию.

Хорошо, что императорская семья в принципы лечения вообще не лезет, молча слушают мои указания и делают все именно так, как я прошу. Признает без разговоров главенство пришельца из будущего в этом важном вопросе.

В газетах про меня еще ничего не пишут, кажется пока меня и мою роль во дворце никто не вычислил достоверно.

Ну, еще понятно, что в самом близком круге императорской семьи стукачей нет. И офицеры охраны держат язык за зубами. Пока им не предложили достаточно, чтобы они заговорили, что случится неминуемо.

Я скупаю прессу на вокзале, когда выхожу прогуляться по городу в сопровождении теперь всегда пары охранников из числа служивых при дворце. Одному мне запрещено самим императором надолго покидать территорию дворца, я с этим приказом не спорю. Так мне даже спокойнее, не говоря уже об императорской чете, связывающей все больше и больше надежд именно с моей персоной на спасение от ужасов переворота и революции.

За неделю два раза встречался с императором и вел долгие разговоры о будущем.

Говорили сначала о тех двух стратегиях, которые я озвучил первыми императору.

– Ассигнования на повышение роли Охранного отделения я могу увеличить самостоятельно, просто отправить в кабинет министров требование о выделении средств и повышении платы за службу, как вы посоветовали. И после этого можно начать набор новых офицеров и агентов, – рассказывает он мне. – Чтобы на службу туда переходили самые заинтересованные в карьере люди из полиции и прочих подразделений. И желательно, что самые лучшие.

– А как ваши советники, государь, отреагировали на такие ваши идеи?

– Отрицательно отреагировали, ведь мы последнее время начали серьезно сокращать эти отделения при губернских городах. А тут такой поворот и лишние траты бюджета, поэтому они со мной спорят изо всех сил. Что это ненужное дело и пора совсем Охранное отделение распустить. Однако я помню ваши слова и теперь уже сам хорошо понимаю, откуда постоянно ветер дует. Но ничего, в этом случае я могу просто приказать исполнять и все. Поэтому советников выслушал и сказал начинать набор в Охранное отделение как можно быстрее, – как бы подчеркнул государь свое право самодержца.

– Да, еще государь, что хочу Вам заметить – репутация у Охранного отделения не самая благозвучная. Поэтому новую и мощную структуру лучше бы как-то более прилично назвать, – предлагаю я ему. – Чтобы лучших людей не в Охранку зазывать служить!

– Наверно, вы правы, Сергей. Думаю у вас уже есть и подходящее название? – улыбается Николай Второй.

– Разумеется есть, государь. Не стоит ничего изобретать лишнего, такое название уже придумано и хорошо будет смотреться в теперь нашем времени. Например – Комитет Государственной безопасности! Безопасность государства – именно Российской империи! Четко и по делу!

– Ну, разве что «комитет» звучит немного не привычно? – задумывается император. – Может, коллегия?

– Напрасно так думаете, ваше Императорское Величество. При Государственной Думе много различных комитетов уже образовано. Свежо, серьезно и внимание привлекает. Сокращенно – КГБ.

Император записывает это название с аббревиатурой как обычно в свой блокнот с царскими вензелями.

– Переименовать конечно стоит, – соглашается он.

– Да и функции у комитета теперь гораздо более расширенные. Не только борьба с инакомыслием, еще меры против коррупции в высших эшелонах власти, сбор информации про деяния, связанные с той же коррупцией, присмотр за ней и зарабатывание денег на ней же, родимой. Но самое главное – проведение Ваших законов и распоряжений во все губернские города, быстрое их доведение до ушей и глаз тех же губернаторов под роспись. Они тогда не смогут не заниматься исполнением вашей воли и делать вид, что ничего не знают про указания из Петербурга. И самое главное это то, что новые люди смогут эффективно бороться с изменой, будучи заинтересованы в сохранении вашей власти и зарабатывая при этом солидные деньги. И еще обеспечить постоянное отслеживание агентов иностранного влияния.

Ну, император со мной не спорит, уже понимает, что далеко не так, как должны по идее, хозяева губерний и прочие чиновники обращают внимание на директивы сверху. Нужен рядом кто-то с примерно равной властью и возможностями, кто будет подпинывать назначенных на правление царем чиновников. Должен быть обязательно кто-то, кого будут хотя бы бояться или опасаться. А то вообще никакой управы на них нет у государя.

Как все оно получится в итоге с этой идеей – да кто его знает?

Я все же не государственный деятель высокого ранга. В Политбюро не заседал, в министерствах карьеру не делал.

Все эти штуки подсмотрел еще у своей тогда родной российской власти. Насчет той самой вертикали, полномочных представителей императора, контроля прессы и вот теперь новой структуры – КГБ для борьбы с агентами иностранного влияния. Возможно, что это как-то сработает в новых условиях, возможно, что даже очень хорошо и на опережение.

Николай Второй посмотрел свои заметки и продолжает меня дальше вводить в список своих готовящихся изменений:

– С газетами и ужесточением цензуры вопрос пока обсуждается. Все мои советники против таких драконовских мер, как вы предлагаете, с конфискациями и серьезными сроками. Не хотят поднимать вопрос, откровенно побаиваются недовольства хозяев газет и широкой общественности, – задумчиво продолжает давать мне отчет император.

– Понятна вполне их реакция. Да, государь, это вопрос гораздо более болезненный для ваших врагов. Именно на полное доминирование в печатных органах они и рассчитывают, поэтому будут сражаться на смерть за право писать все, что захотят сами и что им из посольств иностранных настоятельно присылают к исполнению. Но этот закон необходимо будет опубликовать до созыва Четвертой Думы, при новом составе депутатов его уже принять не получится. И еще хорошо бы к этому времени иметь хотя бы частично сформированные органы комитета госбезопасности, потому что вопросы о клевете будут прорабатывать именно они. Полиция с таким делом сама не справится, да и перекупят ее с ходу хозяева газет.

– Вы думаете это поручить именно новому комитету? – немного удивлен император.

– Государь, а кому же еще? Не депутатскому же комитету по свободе печати! – говорю я с понятным юмором.

– Комитет госбезопасности борется с врагами страны и самодержавия, а все клевещущие на нашу прекрасную страну – есть наймиты иностранных разведок и враги русского народа! Такой должен быть постоянный посыл всем газетчикам! Допустима только легкая критика отдельных личностей без перехода на основы государства.

– Но такая цензура вызовет кучу недовольства среди народа! – почему-то недоволен император, хотя эта постоянно ведущаяся дезинформация в прессе подрывает устои именно его правления в первую очередь.

– Пусть лучше один раз вызовет, чем будет подогреваться годами в каждой статье! – не уступаю я. – Поймите, государь, о чем мы можем сейчас говорить? Про какую цензуру? Пишут все, что хотят и что придумают! Гонять по редакциям полицию и заставлять ее бороться в судах с хорошо образованными адвокатами, нанятыми хозяевами прессы за большие деньги – это совсем безнадежное дело! Они полицию – хозяева, редактора и журналисты – просто ни во что не ставят, защищенные огромными деньгами и законом. Только комитет госбезопасности и только новые, более жесткие законы смогут переломить опаснейшую тенденцию в стране. Написали клевету про воровство Великих князей, если конечно без имеющихся прямых доказательств – нанесли серьезный удар по престижу государства! Или докажи на месте, или пожалте проследовать на пять лет в камеру. Это я так говорю для примера, государь, именно про князей. Дела нужно рассматривать быстро и без излишней снисходительности именно из-за угрозы государству. Одна-две-три посадки зарвавшихся щелкоперов и все остальные начнут гораздо внимательнее относиться к своим словам. Не нужно сажать всех, дай бог – один процент от общего числа, но тенденция должна быть задана непререкаемая.

– Думаю, за три месяца новый закон пройдет одобрение во всех министерствах и к октябрю будет принят, – подумав, обещает мне император.

– Хорошо бы, государь, а то потом ждать еще четыре года или снова Думу разгонять. А отсюда мы приходим к той идее, что придется сначала посадить пару самых дерзких фабрикантов или промышленников, именно для острастки.

– Кого же именно?

– У меня есть несколько фамилий на примете, – ответил я и положил перед царем список.

– Не так важно, кого из них именно, главное, что кого-то из этого списка, – добавил я потом.

Список император забрал к себе и больше я его не видел.

На самом деле я и не собираюсь так жестко настаивать на абсолютно полной реализации своих замыслов перед Николаем Вторым. Понимаю отчетливо, что слишком давить на императора всероссийского не получится, есть в нем определенная твердость при достижении какого-то уровня сопротивления.

Да, я добровольный помощник и невероятный Лекарь лично его семьи и почти спаситель всего самодержавного строя, но все-таки не самый главный в этой его приемной. Дал совет, дал список и все, теперь сам император соображает, следовать ему этому совету или нет все-таки.

Так и только так со мной будут советоваться, слушать и делать все остальное.

Потому что первый шок от моих брошюр и статей прошел, император вместе с супругой пережили это ужасающее знание – какое будущее оно им готовит. Теперь готовы двигаться в нужном направлении, но только со своим личным царским мнением обо всем, мной предлагаемом.

Главное – это избежать войны, как он отчетливо понял, остальное уже постольку-поскольку необходимо.

То есть придется резко поменять внешнюю политику, когда придет удобный момент, а к тому времени в стране создать организацию своих личных янычаров плюс выявить тайных расшатывателей устоев самодержавия, тех самых инагентов, именно таких, кого у меня нет в списке. Понятно, что там среди любителей Франции и Англии окажется почти вся его кровная родня, но они-то почти все будут радоваться жизни на юге России, попивая охлажденное шампанское, когда его с семьей в подвале соберутся расстреливать. Так что император заранее предубежден против своей родни и слушать даже свою мать, вдовствующую императрицу, не собирается больше.

И на Англию император здорово обижен, что король Георг Пятый откажется принять его в своей стране из-за непопулярности такого решения среди остального народа. Это он тоже вычитал в той самой брошюре.

А что вы хотите, если уже столько лет выдают всей английской прессой личность императора Николая Второго как совсем не демократичного правителя, да еще кровавого тирана собственного народа? Кто ему тут будет рад? Тем более когда он подумывал заключить с немцами сепаратный мир в шестнадцатом году? И оставить одних союзников против немецкого катка?

А тут ему требуется политическое убежище и еще кучу денег из английских банков нужно вернуть по случаю приезда!

Кажется из личных средств в размере двести миллионов рублей и пять с половиной тонн золота!

Какие-то такие цифры я читал в интернете, так что тут тоже есть о чем поговорить с императором.

После такой конкретной измены делу Антанты наверняка, что про них можно забыть. На какое-то время точно. С другой стороны часть средств можно успеть вывести, да и долгов у Российской империи гораздо больше имеется.

Если кинут здесь нас, то в ответ аргументы имеются гораздо более солидные в виде миллиардов заемных денег.

С созданием спецслужбы Николай Второй согласился полностью, когда смог убедиться по моим материалам, насколько такой структуры ему не хватало, чтобы получать достоверную информацию с мест. Тем более сейчас она постепенно перепрофилируется из другой службы и через примерно полгода сможет уже доложить о первых успехах.

Как рассчитывает император и я надеюсь я сам.

Он уже понимает, что придется понемногу налаживать борьбу с коррупцией и сажать самых провинившихся чиновников, регулярно сообщая в приближенных к трону газетах про эти процессы.

Реклама государственных достижений, особенно таких в прессе – сурово необходима. Хотя бы самых-самых проворовавшихся, чтобы продемонстрировать государственную волю для такого хлопотного дела.

Каждый такой приговор – еще один гвоздь в разваливающуюся структуру самодержавия.

В смысле, что не в гроб, а именно в продление сохранения страны, что хоть кто-то наказывает за воровство. В укрепление почти полностью прогнивших основ.

Вот с газетами он точно не собирается бороться предложенными мною методами, явно что не одобряет их сам и его окружение тоже. Надеюсь хоть пару популярных газет себе отожмет или попробует свои запустить когда-то.

Нет, без своей приближенной прессы терпеть постоянные пинки от конкурентов-капиталистов, рвущихся к неограниченной власти – невозможно! Тут я могу советовать, однако выбор все равно придется делать именно императору. Должен же кто-то популярно объяснять народу смысл государевой забыты о нем!

С другой стороны, если Россия не станет участвовать в войне, тогда не будет обострения выше обычного нужды и бедствий народных масс конечно. То есть не должно рвануть крышку котла.

Однако пока Николая Второго больше всего интересует возможность отжать у турок проливы, Босфор и Дарданеллы.

Образно говоря, исполнить вековую мечту российской элиты. И наивные расчеты своего Генерального штаба. Вот про это он меня и спрашивает первым делом:

– Есть что-то в ваших бумагах о том, как наши армия и флот могут занять проливы?

– Нет, государь! В той истории России оказалось точно не до проливов. Англичане вместе с пехотой из Австралии и Новой Зеландии, Индии, Сенегала и даже с Еврейским легионом из Сионистского отряда погонщиков мулов провели десантную операцию в Дарданеллах. Сначала потеряли несколько кораблей от огня турецких батарей и мин, не смогли подавить береговые форты турок, потом начали высадку десанта в Галлиполи, – рассказываю я.

– И что случилось дальше?

– Турки под управлением немецких генералов выстояли, через почти год остатки десанта забрали с полуострова. Союзники потеряли примерно триста тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести, с побережья они не смогли никуда продвинуться. Турки понесли около двухсот пятидесяти тысяч общих потерь и оказались победителями. Что еще немаловажно, Болгария посмотрела на это дело и вступила в войну на стороне Германии с Турцией. Выждали год и три месяца, и как ее не умащивали страны Антанты, все же выбрала сторону стран Оси. Напала на Сербию и помогла Австро-Венгрии захватить ее почти полностью. Остатки сербской армии, почти сто пятьдесят тысяч, союзники не бросили в Черногории, а вывезли на Корфу. Потом вместе с австрийцами и немцами болгары разгромили быстренько Румынию и забрали у нее земли. Так что ни болгары, ни сербы нам не помощники, англичане тоже ничего не смогут поделать с береговыми укреплениями и смелостью турок под немецким командованием, – коротко я рассказываю императору историю войны на Балканах.

– И России не стоит штурмовать Босфор. Англичане смогли высадить сразу сотню тысяч солдат, пользуясь мощью своего флота, а по нашим прикидкам мы сможем высадить не больше восьми тысяч за один раз. И в количестве десанта и в возможностях по его снабжению мы уступаем англичанам в десятки раз. Так что исход понятен. Ну в любом случае, года до восемнадцатого точно. Когда уже станет понятно поражение основных союзников Турции. Хотя в новой истории этого придется на пару лет побольше ждать наверно, государь. Только я уверен, ваше Императорское Величество, что у Черноморского флота не хватит сил на захват Босфора, это же сложнейшая десантная операция прямо в хорошо укрепленной столице противника. И еще я уверен, что после этого придется воевать уже с Англией и стоящей за ее спиной Америкой за контроль над проливами.

– Очень жаль, что вы не можете мне помочь с такой благой целью, Сергей Афанасьевич. Ну а все-таки, может есть какая-то возможность захватить Босфор? У нас же окажется полная сил армия, а у турок с болгарами сильно потрепанные войска?

Видно, что эта идея является очень сильным стимулом для императора.

– В теории все возможно, государь, – подумав, отвечаю я.

– Нам нужно избегнуть участия в тотальной войне. В любом случае хотя бы на первом этапе. Потом можно уже и спасенной недавно Болгарии навтыкать за нападение на сербов, чтобы забрать у них европейскую сторону Босфора, что в принципе желательно для ознаменования хоть какой-то великой победы. Если еще и турок вытеснить полностью на восточный берег пролива – тогда это совсем отлично. Воевать с турками на грузинской границе – это только в том случае, чтобы оттянуть силы от Босфора.

– Смелые планы, – одобрительно кивнул царь. – Если с высадкой в Болгарии.

На самом деле я просто немного заманиваю царя в прекрасные будущие перспективы, касающиеся захвата проливов – после чего любая война будет признана в обществе великой и победоносной, а император окажется на белом коне лидера нации. Вот какие потом проблемы начнутся от управляющей половиной мира и обладающей великолепным флотом Великобритании – это тоже вопрос конкретный.

Впрочем, турецкие солдаты и немецкие командиры смогли решить эту проблему в свое время, получится и у русской армии такое, если подготовиться как следует. Году так в восемнадцатом-девятнадцатом- двадцатом.

– Однако государь, это сейчас у меня так – мечты о будущем. Держать большой гарнизон и снабжать его по морю в чужих землях – весьма хлопотное дело. Проще пока иметь с турками хорошие и временами отличные отношения, снабжая их нашим хлебом – тоже неплохо для соседей. Или придется через Румынию и Болгарию вдоль побережья прорубать пешеходный путь к Босфору. Что тоже затратное и не очень красивое дело, да еще из нейтральной страны мы перейдем в статус врагов Антанты, если заденем Румынию.

– Простите, что-то я оторвался от действительности, – извинился я после описания красот прекрасного будущего.

– Значит, главная задача – не ввязаться в войну за чужие интересы. Австро-Венгрия силы напасть на нас самостоятельно не имеет, только вместе с Германией. Если Германия победит в войне Францию – ей придется потратить пару лет на подготовку к войне с Россией, что для нас очень существенно по срокам. Да и само ведение боевых действий приведет к постоянному сидению в окопах. Главный для нас тогда вопрос – влезет ли в войну Англия на стороне Франции или сделает такой же маневр, как собираемся устроить мы сами. В прошлом Англия объявила войну Германии на следующий день после того, как сама Германия напала на Бельгию и Францию и не секундой раньше. Британцы делали очень убедительно вид, что воевать за французов не собираются и тем самым подтолкнули немцев после объявления войны России первого августа тоже самое сделать и с Францией шестого августа. В ответ англичане потребовали от Германии не нападать на Бельгию и сами объявили войну четвертого августа Германии. То есть поймали немцев в расставленную ловушку!

– Я даже доподлинно знаю, как ругался и плевался кайзер Вильгельм, когда понял, что англичане его провели! – рассказываю я императору. – Очень кричал про нацию лавочников!

Глава 3

После обсуждения судьбы проливов император пару дней не показывался на моем горизонте.

Расстроился очень, все не может поверить, что нет у меня хорошей идеи для такого козырного дела.

Я продолжаю лечение императорской семьи, больше пока никто не просит, отдыхаю, гуляю по красивому городу и иногда провожу время в царскосельских ресторанчиках.

Очень не хватает ноута и интернета, вот реально прямо жизнь без них совсем скучная, когда не можешь быстрым движением мышки узнать все новости в мире. Приходится выкупать доступные газеты и внимательно перечитывать, пока соседи мои попивают лимонад. По сторонам бдительно не смотрят, охранники из них еще те конечно.

Император отходит от последнего разговора, все же я достаточно безжалостно растоптал его искреннюю надежду на победоносную атаку и захват проливов.

Как-то он так постоянно мрачно реагирует на получаемые от меня известия, что для него лично прекрасное самодержавие – довольно прогнившая и шаткая конструкция. Куда мы постоянно прибиваем укрепляющие колышки и ставим растяжки, чтобы здание не завалилось в самый неподходящий момент. Да еще нам на голову, погребя под своими развалинами!

Мы конечно собираемся его подремонтировать и продлить ему жизнь, однако ресурс этого политико-экономического образования подходит к закономерному концу.

Расстроил я его все же здорово, сложно там все и непонятно с этим десантом, безо всяких гарантий успешного успеха при атаке на Босфор. А ведь это совсем не конец дела, там еще немалое Мраморное море и те же двадцать фортов за ним.

И везде турки в готовности сидят, да еще немцы ими командуют.

Англичане со всей своей полумиллионной армией ни один из них не взяли, что уж тут говорить про максимум восьмитысячный русский десант, на который всего-то хватает плавсредств. Только полосу прибоя и пляжи телами русского воинства завалить хватит.

Генералы и адмиралы, конечно, нахвастают Николаю Второму с три короба, что всех победят и всего добьются, но император кажется перенял мой скептический взгляд на высший командный состав царской армии и флота.

Это его вообще-то здорово сбережет от множества лишних разочарований. Если бы он знал, на каком низком уровне у него в государстве все находится, то наверняка не начал никакую мобилизацию ни за что в жизни тогда бы.

Если здание прогнило, то и вся его составляющая, тем более – вооруженные силы тоже отнюдь не в идеальном состоянии находятся.

Тоже гниют с головы, хорошо, что у меня список самых бестолковых царских военноначальников имеется. Поэтому можно императора предупредить на их счет. Плохо, что такого же равнозначного списка из однозначно толковых не имеется. Если не совсем бестолковые командиры – такой имеется и все.

Если уж у продуманной Англии с кучей союзников, собранных со всего мира, с надежными базами в совсем близкой от Дарданелл Греции и мощнейшим флотом не получилось ничего вразумительного с десантом, то у совсем не такой мощной и организованной Российской империи шансов тоже не сильно больше.

Вообще-то гораздо меньше на самом деле. Да вообще нет ни одного не имеется.

Неоднократные обстрелы российскими линкорами турецких берегов в пятнадцатом году с большой дистанции обошлись без ответных попаданий в корабли. Но только эта тысяча тяжелых снарядов, выпущенных непонятно куда, привели в общей сложности к смерти двух-трех турецких солдат и ранению еще пятнадцати ни в чем не повинных гражданских лиц.

Это можно узнать по внутренним турецким отчетам, в которых им совсем не требуется ничего врать, оценивая свой ущерб от русских снарядов.

Первый обстрел случился двадцать восьмого марта, потрачено 34 305-мм снаряда, 21 254-мм снаряда, 50 152-мм снарядов. Турки вообще даже не поняли, что огонь велся именно по береговым укреплениям и решили, что русские обстреливают почему-то маяки.

Они даже не догадались, что линейные корабли "Три святителя" и "Ростислав" по своей легенде обстреливают береговые укрепления около Босфора. Так в отчете написали, и даже что-то там поразили.

Из турецких потерь обозначен непонятный товарищ по имени Исмаил Ага, которого куда-то там ранили. Наверно просто гражданский смотритель маяка или местный житель.

Про второй обстрел данные турок говорят о гибели троих солдат и ранении тринадцати гражданских лиц, а ведь выпущено примерно сто шестьдесят снарядов тяжелого и среднего калибров.

Третий обстрел почему-то в турецких хрониках вообще не замечен, значит ничего достойного описания не случилось.

Четвертый обстрел произошел второго мая, выпущено четыреста пятьдесят снарядов неизвестно куда по чему-то такому, издалека похожему на окопы, как написал командующий вылазкой доблестный героический адмирал.

– Ранено два работника пекарни после четыреста пятидесяти разрывов, – отмечают турецкие источники, тоже очень правильно посчитавшие прилеты снарядов.

– Ну вот как можно с такими адмиралами, сочинителями славных побед во главе флота успешно воевать? Ваше Императорское Величество? Может Вы мне ответите? Ведь реально новой Цусимой попахивает, государь! Эта высадка в Босфоре!

Все эти расклады я зачитал императору с одного из своих листов с записями, специально такую информацию собирал, чтобы ответить на извечный российский вопрос о судьбе черноморских проливов.

А потом перечислил ему доклады изобретательных адмиралов Черноморского флота, которые изобилуют уничтоженными батареями, многочисленными пожарами и взрывами пораженных складов боеприпасов.

В общем мое не предвзятое мнение говорит мне о том, что больше всего врут на войне, рыбалке и охоте.

– А там этих фортов около двадцати штук на подходах к Босфору и в нем самом. И они за четыре стрельбы ни разу по ним не попали, государь! Даже стреляли, как оказалось, совсем в другую сторону!

Лицо Николая Второго очень живописно показало мне весь спектр его чувств при получении такой достоверной информации. На свой победоносный в далеком прошлом флот Россия очень рассчитывает, а тут приходят такие печальные известия про глупых хвастунов адмиралов и их бравую команду.

И еще на них столько денег потрачено, а толку гораздо меньше, чем обычный нуль!

– А вы хотите, государь, еще их командовать десантом поставить? Это сложнейшая морская операция, совсем не то, чтобы просто пустынные берега обстрелять тысячей снарядов!

Ничего он мне особо не ответил, собрал свои записи, вежливо попрощался и ушел.

Я пока так же лечу его дочерей и еще один раз пролечил императрицу, гуляю под охраной по Царскому Селу. Сопровождающие меня в офицерской форме камер-юнкеры выглядят подтянуто и молодцевато, привлекая пристальное внимание прекрасного пола.

Я даже задумался для себя пошить такую форму, чтобы не выделяться на их фоне.

Дамы внешне заметно благоволят, форма красивая, оружие можно открыто носить на боку – что еще нужно для счастья? Револьвер в кобуре и сабля – самое то, чтобы выглядеть защитником красивых женщин.

Что-то Таисья стала мне немного надоедать тем, что поговорить с ней не о чем совсем. Все разговоры на одну тему:

– Повернись! Нагнись! Не ори!

Буду числиться кавалергардом-поручиком, даже фамилию можно для себя например как тот самый Ржевский попросить у царя-батюшки! Да, это хорошая идея, кто обратит внимание на еще одного неприметного офицерика, который почему-то не несет никакой службы, зато часто бывает во дворце?

А то в своей приличной, но совсем не показывающей моего статуса одежде выгляжу достаточно непонятно во дворце.

В конце июля, пролетевшего для меня незаметно, умер сильно пожилой японский император, что отдельно отметил сам государь при очередной встрече со мной. Удивился только тому, что я такое событие отметил с высоты своего времени. Нет, ну а что, этот самый же император официально накостылял огромной империи и еще добавил на орехи?

Самое такое интересующее правящий дом на самом деле событие.

Ничего, когда начнется Первая Балканская, еще не так удивитесь, ваше Величество! Там я точно дату предсказал, пока никакие мои действия не могут изменить предопределенное будущее настолько сильно, чтобы оно пошло по другому пути.

За август со мной не случилось ничего интересного, пролечил всю императорскую семью окончательно, еще провел пять-шесть встреч я Николаем Вторым наедине. В принципе, рассказал ему все мои мысли и предложения, он поделился тем, как продвигаются дела с созданием КГБ и подготовкой нового закона о печати.

Выступаю теперь у него в роли доверенного советчика и специалиста по будущему. Хорошо, что он отчетливо понимает свое счастье, почему я появился во дворце со своей сверхзадачей. Не говоря уже об излечении от тяжелого недуга наследника престола.

Создавать новое министерство Правды император не согласился. И так в закон внес что-то среднее между моими предложениями и своими мыслями. В любом случае наказания за явный подрыв основ самодержавия и ту же клевету значительно усиливаются, неоднократное использование грозит солидным штрафом и даже двумя годами ссылки.

Ну, это уже прогресс, раньше только отпетых профессиональных революционеров в Турухтанский край отправляли на такой немилосердный срок поскучать в глуши, а теперь туда поедут слишком наглые журналюги со своими редакторами.

Раз император не соглашается с моей идеей перевести отношения с классом капиталистов-фабрикантов на гораздо более жесткие, поэтому в следующий раз мы обсудили другую тему.

Возможно, ему так виднее или я сам далеко не все знаю, поэтому особо не зацикливаюсь на какой-то одной неудаче.

– Есть у вас и ваших мудрецов из будущего что посоветовать мне по крестьянскому вопросу?

Вот такой вопрос оказался внезапно в повестке. Однако тут я ему не могу особо ничем помочь, как бы не хотел.

– Государь, сколько не изучал эту тему – ясного и четкого ответа у меня нет!

– Даже так? – довольно улыбается Николай Второй. – Не часто у вас нет чего сразу умного мне сказать.

Да, он определенно доволен, что мои современники не нашли правильного ответа на этот вопрос. Да его просто в природе нет.

– В этот раз нет никакого спасительного рецепта. Вопрос очень сложен и не имеет простого решения. Одни умные люди советуют продолжать реформу Петра Столыпина, вторые ругают ее. Так что все довольно непонятно.

– А сами что думаете? – император общается со мной на "вы" постоянно, что меня вполне устраивает.

– Мое мнение – реформу лучше продолжить. Выделять крестьян из общины, выдавать деньги на переезд на Урал и в Сибирь, раз в центральной России лишней земли нет. Устраивать переворот, пытаясь отнять лишнюю землю у дворян – это тем более самоубийственно для власти в наши дни и в нашем положении. Давать кредиты на выкуп ее крестьянам – никакого бюджета не хватит. Остается только выделять эффективных собственников, так называемых кулаков-мироедов.

Император согласно кивает головой, похоже, что тут наши мысли сходятся.

– Тут ничего не поделать революционным путем, возможна только постепенная эволюция с разрушением прежнего сельского миропорядка. Выделение из общины переселенцев на восток, просто желающих уйти в город и еще какой-то части плохих хозяев и неудачников по жизни. Их долю выкупят богатые мужики, еще останутся в селах середняки, остальные мужики или станут батраками, что вполне нормально или уйдут за работой в города, что тоже необходимо для развития страны. В деревне сейчас живет больше восьмидесяти процентов населения империи и в городах около восемнадцати процентов. Во всей империи сто семьдесят один миллион населения, еще в Финляндии около трех миллионов ста сорока тысяч. Гигантская страна на самом деле, государь. В Привислинских губерниях около двенадцати миллионов проживает, без Холма если считать. И четверть промышленного производства там сосредоточено на передовом западе Российской империи.

– Поэтому жалко Польшу отпускать в самостоятельное плавание, тем более, чтобы по вашим раскладам отдать эту промышленность немцам, – подкалывает меня император.

– Ну, можно и не отпускать пока, немцы сами вряд ли на такую удачу надеются. Большая часть этого производства на деньги России создана. Когда ваши предшественники продолжали заигрывать с поляками, строить им железные дороги и ту же лодзинскую агломерацию ткацких фабрик. Только католическое общество польское не позволит себя ни в какой мере в православную Россию ассимилировать. Там русских всего меньше трех процентов населения, и все они при содержании армии прописаны. Глубоко чуждый нам и сильный народ с великой историей, ничего с ним не поделать в перспективе.

И с этим утверждением согласен Николай Второй.

– Пора заработанные деньги в России оставлять, ввести со временем налог на вывод денег из страны. Небольшой, процентов пять от суммы, или десять, чтобы здесь вкладывали свою прибыль и наши, и заграничные фабриканты.

– Союзники такому шагу очень воспротивятся, – заметил император.

– Ничего, государь, за такую сумму можно и поспорить с ними, да и просто наплевать на их искренние и очень дружественные советы, как нам лучше жить! – усмехаюсь я. – Чтобы мы сильно не разбогатели и от них постоянно зависимость имели.

– Тем более это всего на два года, уже после июля четырнадцатого совсем союзникам не до того окажется, когда Россия вырвется из западни! А сейчас им деваться все равно некуда, сами точно на разрыв не пойдут. Продолжат гладить Россию по шерстке, как доверчивого ослика, размахивая морковкой перед носом, – довожу я свою мысль до императора.

– Пусть пять процентов тратится на улучшение жизни своих рабочих, а пять в казну выделяют. Или вкладывают в страну, с этим бы построже нужно себя вести, государь. Выводить деньги нельзя совсем запрещать, но какой-то прогрессивный налог стоит брать.

– Такое можно в принципе устроить, – задумался император.

– Нужно и просто обязательно, перед большой европейской войной просто необходимо, – горячо уверяю его я. – Она нам все потом спишет. И кредиты, и проценты по ним. И денег меньше из страны уведут. Те иностранцы, кто уже вложились в Россию – никуда не денутся, начнут скорее всего местным промышленникам предприятия продавать, что нам на руку. Меньше придут с инвестициями – это переживем как-то.

– Тем более часть денег можно потратить именно на субсидирование переезда крестьян на восток страны. По другому проблему перенаселения центральных губерний непонятно как решать. Хоть немного, но повысить сумму, выдаваемую переселенцам. Пока переехало четыре миллиона крестьян с семьями, хорошо бы еще за пять возможно мирных лет переселить пять миллионов. Или выкупать лошадей у конезаводчиков и выдавать тем же переселенцам по прибытию. Теперь конницы столько точно не требуется в армии, государь. Дело будущего за поездами и автомобилями.

Император все мои предложения записал подробно, чтобы было что обсудить на совете министров.

– Что же вы, Сергей, мы начали обсуждать крестьянский вопрос, а вы в финансы ушли с головой? – спрашивает император и я не знаю, что ему ответить.

Тут он прав, простого и легкого пути с решение этого наболевшего вопроса нет. Только, что сказать ему – у меня имеется:

– Тут ведь еще в чем дело, государь. Пока крестьяне сидят на своей земле – пара сотен казаков управится с бунтами и недовольством в целой губернии. А вот если они на войне побывают, да когда дисциплина в армии развалится – тогда попробуй их обратно помещичью землю заставить отдать! Которую они неминуемо между собой поделят, как только вернутся в родные места с винтовками за спиной. Люди в окопах под немецкими фугасами выжили – не найдется на них больше никакой управы. Еще и поэтому не нужно империи в чужую войну влезать, потому что она в гражданскую войну перейдет быстро. Повоевавших мужиков с оружием в руках казаками с нагайками не испугаешь, это я вам гарантирую. Ограбленные дворяне тоже объединятся в свою армию и начнется кровавая круговерть.

– Я вас понял. И что же? – переспрашивает Николай Второй. – Какой вопрос теперь будем обсуждать? Что там у вас осталось еще по списку?

Я заглядываю в свои бумаги:

– Так, ваше Императорское Величество! Только мои мысли про рабочий класс, про инородцев и все. Про тайные отношения с кайзером – это вам виднее. Только прошу вас дать мне возможность ваших доверенных людей опросить немного. Мало ли там измена имеется? И весь Главный штаб через меня прогнать бы, чтобы я ее и там выявил. Это серьезное и необходимое дело. Списки некоторых шпионов у меня и так имеются. Тогда проверим на них мое умение заново.

Этим предложением император заинтересовался, тем более когда я рассказал ему, что в случае войны и ее неудачного ведения начнется настоящая германская шпиономания.

– Случайных людей начнут казнить, того же полковника Мясоедова, потому что он окажется доверенным лицом военного министра Сухомлинова. Которого ведь тоже арестуют на ровном месте, на что министр иностранных дел Англии заметит с немалым изумлением в своих словах: «Ну и храброе у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра». Дураками назовет в общем. Перейдет дорогу военный министр вашему дяде главнокомандующему, а тот неудачи на фронте под своим командованием не придумает ничего лучше, как свалить на каких-то немецких шпионов.

Видно, что император снова загрустил от моих слов и быстро поменял тему.

– Теперь давайте про рабочих, Сергей! Что вы предлагаете?

Вот это хороший вопрос, по нему у меня много есть чего сказать!

Глава 4

Да, о рабочем классе я вопрос подробно изучил и могу более внятно что-то попробовать объяснить бесконечно далекому от него императору:

– С рабочими, государь, все наоборот, чем с крестьянами. Те рассредоточены на земле и связи между собой никакой не имеют, а рабочие живут и работают концентрировано. Поэтому это окажется самый такой энергичный и сплоченный класс пролетариев. Они гораздо грамотнее крестьянства, инициативнее и постоянно будут бороться за свои права. В чем абсолютно правы, а агитаторы социал-демократов направят эту энергию в нужное им самим русло для свержения самодержавия.

– В чем же они правы, Сергей? – недоумевает император, сам знающий о жизни рабочего класса меньше, чем ничего.

– Давайте разберем на примере событий на Ленских приисках, государь.

Николай Второй морщится, но разрешает мне говорить кивком головы.

– Предприятие, основанное английскими и нашими банкирами, в основном из инородцев, – император опять морщится, понимая, о ком я говорю. – Пусть и с полученными за заслуги перед империей баронскими титулами, добывает примерно целую треть российского золота и создает золотой запас страны. Приносит гигантские прибыли, за один год окупает половину вложенных средств, даже больше – пятьдесят пять процентов. Что просто невероятно! На нем трудится, причем трудится в нечеловеческих условиях примерно одиннадцать тысяч русских рабов по двенадцать-шестнадцать часов по колено в воде под землей. Один из шести рабочих за год калечится по статистике. До ближайшей железнодорожной станции Иркутска две тысячи верст, власть на присках полностью принадлежит управляющей компании. Условия труда невозможно тяжелые, проживание тоже в тесных, промерзших бараках, где мокрые сапоги примерзают к полу ночью. С работы промокшие люди идут несколько верст по лютому морозу до своих бараков.

– Вы уверены в своей информации? – император все так же недоволен получаемым негативом.

– Конечно, и я скоро вам это знание объясню. Вы думаете, государь, зачем я вам все это рассказываю? Ведь это только один из множества эпизодов кровавой несправедливости в Российской империи! Самое обычное дело! Я это делаю неспроста, совсем неспроста, ваше Императорское Величество. Это событие с расстрелом и реакция на него власти – именно тот хребет, после которого рабочий класс империи отчетливо понял, что защитника в вашем лице у него нет. И никогда не будет. А действия царской власти по замолчанию случившегося вместе со словами министра внутренних дел о том, что власть будет стрелять и только стрелять – приблизят крушение самодержавия очень и очень сильно.

Николай Второй пока молчит, понимая, что я не просто так рассказываю ему про Ленский расстрел.

– А вы же хотите этого избежать? Вы знаете, что сказал будущий Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов-Ленин по этому поводу?

– Как вы сказали? Совет народных Комиссаров? Это что – новый орган власти? – недоумевает самодержец российский.

– Да, государь. Это название есть в переданных вам материалах.

– Наверно, я не обратил внимания… – задумывается самодержец. – Что же сказал этот Ульянов-Ленин?

– «Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс». Это его цитата. Так что Вы, государь, должны понять, почему я отнимаю ваше ценное время. Это тот хребет, который никак нельзя не обозначить в нашем с вами разговоре.

Объясняю настойчиво, почему отнимаю у него время.

– Третья Дума перед своим закрытием отправила в те места сразу целых пятерых адвокатов под руководством того самого Керенского, – я уже не знаю, помнит ли император со своею занятостью, что я уже сам говорил ему про этот момент.

Поэтому еще раз повторяю, что именно Керенский отдаст приказ об аресте его семьи в Царском Селе и отправлении в Тобольск, навстречу неминуемой смерти.

– Поэтому сейчас именно такой важный момент, государь. Когда можно нанести удар по всей пропаганде против вас и вашей семьи и перехватить инициативу из рук либеральной и социалистической прессы!

– Это каким же образом? – заинтересовался император.

– Очень просто. Не ждать конца расследования сенатора Манухина, оно затянется до ноября и будет еще полгода обсуждаться, поэтому окажется уже никому не нужно. Я вам и так его процитирую сейчас, у меня оно имеется из-за его важности для судьбы страны:

«Условия жизни рабочих на приисках были названы не совместимыми с человеческим достоинством, принятая в «Лензото» практика обращения с рабочими – не соответствующей закону, стачка рабочих оправдывалась как чисто экономическая и мирная по характеру, а ружейные залпы решительно осуждались как неспровоцированные».

– То есть попытка замять случившееся и ваша отсутствующая реакция на беспредел местных властей начнут хоронить самодержавие. После такого нет смысла как-то заигрывать с рабочими.

Император задумался:

– И что вы посоветуете?

– Посоветую выйти сухим из воды, образно говоря. Показать рабочим всей страны, что у них есть настоящий защитник, выбить из рук у революционеров такой невероятный козырь! Назначить естественно виновным в случившемся жандармского ротмистра, самовольно отдавшего приказ открыть огонь по рабочим и обязательно руководство компании. Ротмистра посадить на хороший срок, руководство компании обязать выплатить пособие пострадавшим и назначить пенсию семьям, потерявшим кормильца при расстреле. Приказать изменить условия труда и быта, часть денег от прибыли компании принудительно направить именно на это. Выступить в роли беспристрастного арбитра над всем случившимся, несмотря на то, что в акционерах компании находится ваша родная матушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна и ряд сановников, те же министр торговли и промышленности Тимашев, бывший председатель Комитета министров Витте, бывший министр торговли и промышленности Тимирязев, – зачитываю я по своей шпаргалке.

– Не знаю, могу ли я так поступить? – император и так знает, кто там и всем владеет.

– Государь, вопрос не в том, можете ли вы так поступить? Вопрос в том, что иначе вы поступить просто не можете! В этом конкретном случае именно что не можете! – упорствую я. – Если хотите спасти самодержавие на какой-то обозримое время – необходимо делать шаги навстречу самому сплоченному классу!

– Что вы еще знаете про случившееся на приисках? – похоже, что императору нужны еще аргументы для принятия решения.

– Что сначала рабочим поставили плату в пятьдесят пять рублей за месяц, большие деньги для тех мест. Но когда набрали больше, чем нужно, рабочих, стали затягивать им нормы и выдачу платы деньгами. Потому что тем просто некуда из глухой тайги деваться в зимнее время. Деньгами выдавали четверть из платы, остальное талонами, чтобы покупали продукты в ларьках администрации по завышенным ценам. Отбывший свой срок депутат из социал-демократов Второй Думы возглавил протестное движение и вот вам результат! Там много всяких обстоятельств, н, главное в другом, ваше Императорское Величество!

– В чем же? – интересуется император, уже понимающий, что я называю его так в особо важных случаях.

– В том, что это отличный повод для вас лично выставить себя защитником и покровителем всех русских людей!

– Не только богатых и влиятельных, а вообще всех! Создать новые условия взаимодействия между вашей властью, промышленниками и рабочим людом! Когда вы больше не будете отвечать за подобные злоупотребления властью на местах промышленников, а начнете осуществлять правосудие с высоты своего положения! Наказывать своей неограниченной властью виноватых, помогать пострадавшим. С такой-то фантастической прибылью прииски вполне должны создать своим рабочим нормальные условия труда, а не выжимать из них все соки, доводя до рабского состояния! Пусть не заработают они пятьдесят пять процентов от вложенного за один год, пусть заработают сорок пять процентов!

– Это же шикарные деньги и так уж неволить людей нет смысла, прииски не имеют никаких проблем с окупаемостью. Теперь обсудим отношения между сами компаниями и наемными рабочими, они должны как-то договариваться между собой, не рассчитывая на грубую силу государства. И еще – вам по большому счету не так важно, сколько получат денег акционеры компании, как интересно то, что ее рабочие будут нормально жить, тратить заработанное тяжким трудом на свои семьи. То есть нужно поднимать уровень их жизни и создавать платежеспособную прослойку населения. Чтобы не единицы из элиты прятали деньги в наших банках, что в принципе неплохо или выводили за границу, что особо ни к чему в свете грядущих событий.

– Чтобы они делились частью прибыли с рабочими – вот для этого после указа об итогах расследования, пусть оно и не закончено, придется заняться этим серьезнейшим вопросом и снова выступить самой передовой державой, заботящейся о своих гражданах.

– Каким еще вопросом? – император снова ошарашен.

– Решить то требование, которое рабочие выдвигают на своих выступлениях и демонстрациях. Это именно про восьмичасовой рабочий день.

– Не думаю, что могу так поступить! Это вне всяких правил и договоренностей с промышленниками, – тут уже император готов сразу отказать мне.

– Государь, я и не прошу вас опубликовать указ о введении такой продолжительности рабочего дня. Сейчас для этого еще немного рановато. В Англии, Франции и Германии рабочий день ограничен в наше время от десяти с половиной часов до одиннадцати-двенадцати. Вот и нам можно ограничить его десятью часами, чтобы быть самой передовой страной и утереть нос западу.

– Но рабочие же выступают за восьмичасовой день? Как Вы это требование обойдете? – заинтересовался Николай Второй.

– Достаточно просто, государь. После восьми часов работы плата поднимается на четверть за каждый отработанный сверхурочно час. Вот и все, теперь пусть у промышленников голова болит, нужно им больше рабочего времени или нет. А не у вашего Императорского Величества. Тут не сказать конечно, чтобы и волки были сыты, и овцы целы оказались. Однако другого выбора у Вас нет. Пусть повышают производительность труда рабочих, покупают дорогие машины, чтобы не платить больше.

– Так что в итоге? – спрашивает напоследок император.

– В итоге ваша роль четко обозначена – наблюдать сверху, не влезая в выяснение отношений со стороны государства. Рабочие и предприятие, на котором они работают – это два хозяйствующих субъекта. Пусть учатся разбираться и договариваться между собой, идут на какие-то компромиссы, не рассчитывая на винтовки солдат и жандармов. Вот и вся хитрость. Если они все будут знать об этом, тогда стимулов будет гораздо больше договориться, чем начинать стрелять и потом сесть надолго за кровопролитие.

Император ушел к семье, а я вернулся в свой флигель и растянулся на кровати. Пришлось ее из двух составлять, чтобы спать вдвоем без особой тесноты.

Камер-юнкером государь меня согласился сделать, с присвоением звания и новой фамилии.

Теперь я Сергей Афанасьевич Ржевский, прошу любить и жаловать. Никому не подчиняюсь, кроме императорской четы. Даже цесаревич ниже меня по уровню подчиненности и должен слушаться моих указаний как доктора.

Правда, я ему ничего не приказываю и не заставляю учиться, не мое это дело. Подлечил вывихнутую при падении с дерева руку и отбитое плечо, заслужив искреннюю благодарность от него и родителей. Теперь помогаю мастерить аэропланы из дощечек и картона, насколько что-то понимаю в аэродинамике. Помог вырезать из жести хорошо цепляющий лопастями воздух винт и теперь вместе с цесаревичем экспериментируем с полоской натурального каучука, используя ее в качестве привода винта.

Форма на меня пока шьется на заказ, осталось еще пара дней, как я ее надену.

Однако зря я думал, что это теперь надолго затянется. Это – осмысление последнего нашего разговора.

Кажется, что самому императору мысль стоять над схваткой и раздавать свои указания понравилась гораздо больше, чем участвовать в ней и получать пинки со всех сторон. Этакий элемент из конституционной монархии, когда правишь и ни за что не отвечаешь.

Или скорее всего именно мысль о том, что на Ленских событиях сделает себе громкое имя именно тот ненавистный теперь ему и императрице человек, который своим появлением прикончит само самодержавие. И пусть и не специально, но задержит его в России до тех пор, пока сам не вылетит из власти после могучего большевистского пинка.

И заодно подставит под дула большевистских револьверов гражданина Николая Александровича Романова с его супругой Александрой Федоровной и всех их ни в чем неповинных детей.

Поэтому императорский указ именно о Ленских событиях оказался опубликован через всего-то неделю после нашего разговора и произвел на всю Российскую империю эффект разорвавшейся бомбы. Царь встал не то, чтобы на сторону забастовщиков беспорядков, но обвинил руководство компании в создании нечеловеческих условий и приказал до рассмотрения дела заключить в тюрьму ротмистра, что было и так уже сделано. Однако обвинение Главноуправляющего "Лензолото", самого Белозерова, за несколько лет сколотившего миллионы, в том, что он завел на приисках «каторжный режим, чем обеспечивал акционерам получение очень высоких прибылей», потрясло страну, ведь его тоже приказано задержать до выяснения именно монаршей волей.

Впервые император не стал замалчивать случившееся и задал новые стандарты содержания рабочего класса в российской истории. И тот момент, что за смерти и увечья пострадавших должна платиться постоянная пенсия самой компанией. А если она будет этому справедливому требованию противиться, то на ее место тут же найдутся другие желающие. Вопрос обсуждению не подлежит, все должны принять его так, как указ напечатан.

Я не сразу понял, что публикация указа оказалась так скоро в прессе потому, что в начале августа все рабочие должны были покинуть прииски, не дождавшись справедливости.

Сам же обратил на этот факт внимание императора.

В газетах все писаки наперебой комментируют сам указ и нехотя признают, что в этом случае император проявил себя как ответственное лицо империи. Обломал всю малину Керенскому и сам назначил виновных своей властью.

Но это еще оказались только цветочки, в середине августа свет увидел новый указ, где время рабочего дня ограничивается по примеру передовых стран десятью часами, но после восьми часов труда теперь следует платить на четверть больше за каждый проработанный час.

Все, как я и рекомендовал:

– Или вы сами объявите такое время работы, или это сделают первым делом революционеры! Когда возьмут власть!

То есть капиталистам дали выбор – или заставлять работать десять часов и платить тогда сверху за полчаса рабочего времени, фактически за десять с половиной часов или сделать рабочий день восьмичасовым.

Кое-где на фабриках рабочий день и так оказался не больше девяти с половиной часов, но указ создает понятные условия для пролетариев и эксплуататоров всей страны.

Вот тут уже промышленники и фабриканты попробовали договориться с царем потихоньку, но рабочие сразу же поняли свой интерес и без особого труда дожали хозяев до условий царского указа.

Оба эти указа произвели на общество потрясающее впечатление, теперь популярность императора среди народа вернулась к временам начала века, до русско-японской войны и первой революции 1905-1907 годов.

А может даже и до событий на Ходынском поле.

В начале сентября так же поменялся закон о прессе, многие журналисты с редакторами приуныли, поняв, чем он грозит им лично.

– Государь, вы сделали еще пару уверенных шагов от пропасти, в которую могли сорваться со всей страной, – так я прокомментировал его решительность.

– Благодаря вам, Сергей Афанасьевич! Вы полностью правы, я должен так поступить!

Ну раз так, придется мне показать императору, что мое умением вместе с силой может помочь не только его семье.

Еще оно может спасти жизни или здоровье тем людям, кому он благоволит или кого необходимо перетянуть на свою сторону.

– Государь, я могу каждый день лечить кого-то по вашему указанию. И лучше всего, как мне кажется, начать именно с вашей матушки!

Глава 5

– Насколько я знаю, моя матушка уехала в Крым со своим двором, – ответил мне император и вопрос оказался дальше между нами не обсуждаемым.

Есть свой двор у Марии Федоровны, это ее суверенное право конечно, чтобы пытаться влиять на сына и страну.

Лоббировать кого-нибудь через влияние на сына и статус вдовствующей императрицы.

Ну, мое дело – предложить, там уж пусть они сами с супругой думают, кому из своей родни помочь в лечении. Такой очень сильный ход на самом деле для налаживания потерянных родственных связей.

До этого момента император многое делал неправильно, часто не сильно подходящих людей ставил на должности, а его близкая родня все это отчетливо наблюдала в реальном времени.

Наверняка у них сейчас имеются схожие мысли насчет того, что явно не тот человек работает самым главным в стране. Только взялся управлять страной, возможно и не сильно для этого дела подходящий человек, а все же тянет бразды правления, как может. Других-то желающих отсюда больше не видно, очередь из претендентов на трон не стоит.

Мысли, которые отчетливо оформились у великих князей к концу шестнадцатого года и самореализовались для начала именно в убийстве Распутина.

Правда дальше никто почему-то не пошел, то ли император среагировал правильно, послав зачинщиков в ссылку, то ли – всем просто и так очень хорошо жилось. Поэтому впрягаться в управление разрушающейся страной дураков не нашлось ни одного. Хотя могло вполне получиться, если бы всемогущие союзники признали нового правителя с чистого листа и дали команду своим шестеркам не мешать.

Однако – наблюдать со стороны и критиковать могут все, а вот помочь в управлении заваливающемся на ходу кораблем самодержавия что-то желающих не наблюдается. Только разбежаться смогут в стороны от рухнувшей конструкции.

Теперь Распутина при дворце и в стольном городе больше нет, не позорит он правящую династию своими приемами и обещаниями походатайствовать перед Матушкой. Ничего, хейтеры и критики режима найдут новые болевые места, за этим делом не заржавеет, особенно когда хорошо платят в иностранных сребрениках и местных рублях.

Правда теперь самодержец Николай Второй сделал довольно внезапно пару сильных и независимых ходов.

Принял закон уже о нормальных тюремных сроках за злостную, неоднократную клевету

Обозначил свое отношению к явному злоупотреблению властью и выложил указ про дополнительно оплачиваемые девятый и десятый часы работы. Тем более законодательно сделал рабочий день самым маленьким по времени во всем цивилизованном мире.

Осудил Ленский расстрел и назначил понятных виновных в нем, в общем-то это от него только и требовалось.

Я прямо почувствовал, как этим указом он пошатнул землю под ногами революционеров и иностранных наймитов.

Судя по очень сдержанной реакции в прессе, никто из критиков к такому повороту сюжета оказался не готов. Понятно, что десять часов это не восемь, которые требуются пролетариату, но объективно говоря в остальных передовых странах Запада пока такого времени рабочего дня ни у кого вообще нет. Поэтому и помалкивают критики, ждут новых указаний от спонсоров. Как я смог понять, регулярно покупая и почитывая газеты.

Это уже к семнадцатому-восемнадцатому годам начнется переход именно к восьмичасовому рабочему дню после тяжелейшей войны в Германии и Англии. Когда рабочий класс ощутимо поднимет себе цену, да и просто мужиков целых мало останется на рынке труда.

С одной стороны, много с кем из родни у императорской четы натянутые отношения, частично из-за закрытости Александры Федоровны и болезни цесаревича.

Теперь эта проблема снята, хотя отношения по-прежнему так же остаются не в лучшем виде. А поддержка императорской чете от родственников требуется очень серьезная, свой клан великих князей может здорово помочь в любом случае спасти самодержавие и страну.

Или дружно сбежать в Париж в случае неудачи.

Хотя если случатся ожидаемые шаги от императора в четырнадцатом году с разрывом отношений с коварными союзниками – тогда наверно с Парижем придется всем подождать.

Один я могу такое дело не вытянуть. Хотя пока все шансы есть на это, император начал менять политическое поле и правила игры на нем.

Поэтому возможность приблизить к себе сегодняшних, пока пассивных противников – тоже дорогого стоит.

Тем более – мне такое лечение совсем не трудно организовать, эти три-пять процентов маны я без проблем набираю в царских банях два-три раза в неделю. Особо мне делать больше нечего, кроме как понемногу забираться к императору в голову со своими идеями. Даже Палантиры пока почти нетронутые стоят, из одного только я выкачал на свои нужды пару раз по два процента и все.

Впрочем через день я узнал, что царская семья уезжает в свое крымское владение, в Ливадию.

Странно это, у меня в исторических заметках такой поездки не было, они же недавно, в марте-апреле там уже побывали. Это вполне понятно по весне туда прокатиться, после питерской зимы отправиться в солнечное и теплое место погреться, пока тут снег лежит и только сосульки плачут днем от влажного и холодного воздуха.

А следующая поездка по графику обозначена осенью тринадцатого года, так что налицо изменение истории царской семьи.

Думаю, что это именно мое появление и принесенные следом тяжелейшие предсказания будущего так повлияли на императора с супругой, что они решили провести еще раз дополнительное время со своей семьей в прекрасном для жизни месте. Набраться солнца и морского воздуха, проживая в сказочном дворце, совсем недавно построенном для них.

Тут их можно понять, сбудутся ли мои слова-прогнозы или все же удастся вывернуть неумолимый рок истории семье Романовых с моей помощью – кто его знает?

А тут лишняя попытка еще раз побыть в счастливом для всех месте.

Зато я оказывается тоже отправляюсь вместе с ними в Ливадию и этому откровенно рад. Дворец с парком здорово уже надоел, больше двух месяцев я тут торчу, Таисия тоже особо не радует, уже приелась весьма разборчивому ценителю межполовых отношений.

Хочется какое-то более харизматичное и изысканное общество для таких радостей найти.

Как раз в шестом вагоне есть отдельное пустующее купе для такого гостя, как я. Рядом с гоф-маршалом и министром Двора, среди таких влиятельных персон. Его мне и предложил Николай Второй, хотя я понимаю, что от такого Лекаря под боком царская семья не откажется никогда. У них нет уверенности, что болезнь сына прошла полностью и не вернется как-то трагически внезапно. Болезнь вернется, а меня рядом нет.

Но это хорошее предложение, подумав несколько секунд, я сразу согласился, все же ехать одному гораздо комфортнее, чем вместе с остальными офицерами охраны, у тех размещение по два и четыре человека в купе.

И отдыхом в путешествии это тогда точно не назовешь.

Пусть я похож на одного из них по форме и наличию оружия, все же род занятий моих при императоре точно не определен, нести службу по охране и обороне вверенного объекта я никуда не назначен.

Конечно буду рядом с ними находиться, только пока некому наем убийц спонсировать, император никак не рушит планы союзников насчет войны и поэтому находится в относительной безопасности.

А вот что начнется через пару лет, это сразу же станет неотвратимо – попытки снять его с должности и трона. Любыми методами. Тогда я и мой защитный купол очень даже императорской семье пригодятся.

Поэтому я с очень важным видом загрузился в вагон, занял запасное купе со своим уже солидным багажом. Деньги пока свои трачу на самом деле, пора встать на довольствие у императора.

Едем красиво, народ частенько машет шапками, на больших станциях и император с супругой выходят принять караваи хлеба от представителей власти. Не каждый раз, а иногда по какому-то своему графику.

Я стою рядом с видом охранника, сканирую пространство насчет эмоций окружающего народа, только трудное это дело, когда напротив толпа восторженных граждан. Впрочем с крыши вокзала и его чердака виднеются лица солдат и полицейских, присматривают все же как положено за местами укромными, где могут злоумышленники спрятаться.

Мелькают в толпе и очень симпатичные мордашки, однако в самом поезде амуры крутить совсем не с кем.

Фрейлины и прислуга – это не моя охотничья территория, не буду даже и стараться. Хотя молодые офицеры и казаки за принятием еды иногда признаются, кто и на кого глаз положил.

Офицеры охраны как-то решили, что я точно свой товарищ, только без определенного места несения службы, поэтому иногда просят не закрывать им обзор на толпу.

Понятно, что при входе на вокзал тех же женщин никто и не думает обыскивать, поэтому может все случиться.

Только тогда возможным революционеркам-террористкам необходимо поближе к царю пробиться, не в толпе же взрываться. И стрелять из пистолета тоже нужно с маленького расстояния, чтобы попасть наверняка.

Хотя могут и в толпе попробовать, ради святого дела и для искупления грехов царской власти на все могут пойти революционеры.

Только не было у императора проблем с такими случаями сейчас в этом времени, тем более, когда он достаточно внезапно выехал на юг.

На второй день путешествия тот же Пистолькорс позвал меня в вагон императора на беседу.

После моего поклона и почтительного приветствия Николай Второй очень довольным тоном немного пожаловался мне на родню и рассказал про то, почему он именно сейчас решил уехать из Царского Села.

– Понимаете, Сергей, после трех таких указов сразу на меня начали оказывать очень серьезное давление.

– Наверно, Мария Федоровна, ваше Императорское Величество?

– О, она больше всех! Тут же начала звонить и требовать отменить указ о наказании за Ленские события!

Император с интересом смотрит на мою реакцию, совпадет ли она с его мнением.

– У нее большой пакет акций, это вполне понятно. Директор компании сразу же пожаловался вашей матери на свое заключение под стражу, и на обременение компании содержанием семей убитых и раненых. Только пусть директор посидит как следует, а матушка ваша получит на пять процентов денег поменьше, чем к власти придут большевики и все просто отнимут совсем-совсем бесплатно. Необходимо придерживать постоянное ограбление народа, государь, потому что хорошо известно – богатые никогда не нажрутся, даже если им придется есть плоть и кровь людей.

Видно, что такое сравнение матушки со сказочными вампирами императора не радует, однако он уже привык к моим отчасти пролетарским словам. А еще очень доволен, как ловко ускользнул от наметившихся проблем на отдых.

– Промышленники наверняка очень бузят тоже, государь?

– Да, я уже получил не одно сообщение о разных опасных разговорах, ведущихся промышленной элитой. И финансовой тоже, потому что принятый закон ухудшает показатели промышленности и выручку банков. И иностранные вложения уменьшатся, как мне часто про это сообщают мои советчики.

– Разговоры конечно на заборе как стыд не висят, но показать себя защитником народа в любом смысле выгоднее, фактически и морально, чем угождать до бесконечности предпринимателям, своим и иностранным. Если еще парочку болтунов прихватить с поличным и отправить посидеть с годик в камере, тогда разговоры станут заметно тише, а уважения к императорской семье – гораздо больше. Но вы же не хотите злоупотреблять властью, государь?

Вижу, что говорим мы уже довольно таки доверительно, ибо почувствовал император, что я ему пользу советую.

А не за влияние около трона борюсь, чтобы за кого-то из своих походатайствовать в удобный момент.

Я, так можно сказать, вообще – чистый идеал бессребреника в данном случае. И никаких своих в этом мире у меня нет.

Ибо ни денег, ни поместий мне не требуется, самому только за державу обидно. А женщину я сам себе найду без проблем, вот только до берега моря доберемся.

Хотя несколько тысяч рублей все-таки попрошу у императора на представительские расходы и красивую жизнь.

– Да, мне тоже кажется, что императорской фамилии лучше стоять над схваткой, как судья. А не решать постоянно растущие проблемы промышленников с их рабочими силой оружия, – замечает император.

– Конечно, государь, при этом требуются первым делом понятные всем правила жизни. Промышленники закладываются на чуть повысившуюся плату своим наемным рабочим. Рабочие с понятным удовлетворением отработают эту пару лишних часов за немного большие деньги. Даже на Ленских приисках часть возмущения рабочих была вызвана именно запретом администрации приисков искать после работы самородки. Они на этом деле неплохо зарабатывали, так что все очень непросто. А со стороны государства еще все сложнее – правды никогда не раскопаешь, если связан какими-то обязательствами перед теми же вкладчиками и промышленниками.

– В газетах мои указы критикуют, но как-то уже совсем не со стороны рабочих, а наоборот переживают за промышленников, – внезапно заметил император.

– Оно и понятно, именно они и заказывают музыку. Многие промышленники на самом деле не насколько беспощадно жадные к своим работникам, могли бы и сами повысить плату или сократить рабочий день. Однако конкуренция со стороны более жестких фабрикантов не дает им это сделать. А тут все понятно устроено с временем рабочего дня, все теперь в одинаковых условиях работают. И рабочие знают на что сослаться в свою защиту.

В вечеру третьего дня мы и добрались до Севастополя, где часть эшелона попала на борт императорской яхты, в том числе и я там оказался.

"Штандарт" – яхта не очень большая, но может вместить до пятисот человек. Уступает четыре метра по длине яхте богатейшего сахарозаводчика и будущего заговорщика от Ротшильдов и масонов Терещенко, на которого я пока в теории точу ножи.

Меня с остальными камер-юнкерами разместили в каютах на нижней палубе в носу. Условия так себе по сравнению с поездом, но поздно уже что-то менять, тем более за мной тоже положено присматривать охране его монаршей милости.

Правда переход оказался довольно быстрым, машины яхты держат комфортные километров пятнадцать в час, я с попутчиком из знакомых офицеров охраны провели ночь в каюте и утром уже оказались в Ялте. Пришвартовались, императорская семья отправилась на автомобилях во дворец, мы же поехали на извозчике эти три километра.

Разместили меня в Малом дворце, а не в Белом, поэтому я задумался на время о проживании в самой Ялте, чтобы отдохнуть от одних и тех же людей перед глазами. И во дворце нормальной жизнью взрослого человека не поживешь, да и не приведешь к себе никого из прекрасного пола.

Мне вспомнилось сейчас, как в мае в Петербург приплывал на своей яхте кайзер Вильгельм ради кое-каких переговоров с Николаем Вторым. Он собирался уговорить Россию сосредоточиться на Китае и Японии, чтобы она не мешала выполнять свои цели в Европе самой Германии. Конечно это у него не получилось, тогда еще Николай Второй не знал никакого будущего и не мог подыграть кайзеру в этом вопросе.

– Нам лезть в Китай и снова осложнять отношения с Японией точно ни к чему, – объясняет мне император. – Вилли был слишком настойчив и требовал того, что не положено.

Уже в июле я сам из окон своего флигеля видел визит премьер-министра Франции Пуанкаре, но тогда меня попросили особо не мелькать перед гостем. К тому времени Николай Второй уже все знал о будущем, но по понятным мотивам никак не выдал того, что мы с ним задумали. Да и Пуанкаре ему понравился гораздо больше своего нетерпеливого кузена Вилли, на что я заметил, что это реальная политика втягивания России в ненужную самодержавию и стране войну.

– Конечно, Пуанкаре очень обаятелен и убедителен, потому что уже понимает неизбежность войны с гораздо более развитой Германией и хочет спрятаться за вашей спиной, государь. Ему нужен позарез еще один союзник с большой армией на континенте, а им можем быть только мы. В Англии он совсем не так уверен, что она без России вмешается в события на континенте.

– В любом случае мы пока ничего не меняем во внешней политике, чтобы не спугнуть будущие возможности, – заметил и сам император.

– Государь, Кайзер так неприлично настойчив потому, что его генералы убеждены в своей быстрой победе над Францией, независимо от того, будет ли Россия участвовать в войне, – читаю я ему предварительные расклады плана Шлиффена-Мольтке из немецкого генерального штаба.

– А Пуанкаре убедителен тоже именно поэтому, но настоящая жизнь всех очень здорово удивит, государь. Ни у кого планы в быструю не сработают, и останется впереди только долгая война на выживание. Да еще, государь, необходимо начинать производство противогазов. В этой войне и ее невероятном ожесточении немцы первыми начнут травить противников ядовитыми газами. За первую газовую атаку в шестнадцатом году погибнет сразу пять тысяч французов, а еще десять станут инвалидами, – подробно рассказываю я. – Так что маски от газа с фильтрами необходимы каждому солдату.

– Неужели дойдет до такого зверства? – не верит мне император.

– Вполне возможно, что и не дойдет, государь, если дела у германцев пойдут получше, чем оказались до этого. Если без России в противниках они быстро нанесут поражение французским войскам. Тут уже трудно предугадать, но французы так просто не сдадутся, потреплют германскую армию тоже солидно.

Николай Второй задумчиво пощипывает бородку и внезапно говорит мне:

– Тогда я тем более не хочу загонять Россию в войну, раз там пойдут в ход такие нечеловеческие методы.

– Да, государь, ожесточение будет величайшее, так что явно лучше постоять в сторонке. Пусть самые цивилизованные европейские страны уничтожают друг друга, как им угодно. Поэтому нам и проливы не так нужны, хотя если Османская империя рухнет, а она должна к девятнадцатому году, тогда их можно и нужно забрать без большой крови. Не отдавать же их наглым британцам!

Вот такая идея Николаю Второму очень нравится.

А пока я уговариваю императора отпустить меня пожить в саму Ялту:

– Ваше Императорское Величество, там со мной ничего не случится. Отправите со мной одного офицера или камер-юнкера из холостых и все. Меня пока никто не знает и степень моего влияния на вашу семью назвать правильно не может. Поэтому и проблем никаких не окажется, а я обещаю из Ялты никуда не уезжать, пока не получу вашего разрешения.

Ну, император мне очень сильно благодарен и насильно удерживать не хочет.

– Сергей, как у вас с финансами? Был бы раз помочь вам!

– Государь, думаю, что нескольких тысяч рублей мне хватит на пару месяцев, как Вы с семьей собираетесь здесь прожить, – скромно говорю я.

Получаю лично из рук Николая Второго увесистую пачку в десять тысяч пока крепких рубликов, забираю своего приятеля-охранника и на императорском автомобиле уезжаю в центр Ялты.

Там через агента снимаю шикарную квартиру с мебелью за двести рублей в месяц себе и за сотню еще одну квартиру поскромнее напарнику, расположенную как раз подо мной.

Глава 6

Жизнь сразу запылила совсем другим ритмом. Гораздо более интересным, если честно.

Все же свою спасательную миссию я выполняю от силы пару раз в неделю, когда у императора есть время меня выслушать. А остальное время просто скучаю, сытно кушаю и сладко сплю, от реальной жизни очень далеко оторван в закрытом дворце.

Вводить меня куда-нибудь в Совет министров или еще какие-то комитеты нет особого смысла, объяснить мое появление и всезнание невозможно. Только окажется больше лишнего непонимания с чиновниками и проблем появится от советников императора.

Да и не знаю я ничего про то, как управляется страна в реальном времени, это они сразу поймут и начнут саботировать. Пусть лучше красивый и внезапно оказавшийся умным император им приказывает.

Мои записи и знания только для одного человека пока имеют значение.

Но и куда-то рваться на улицу смысла нет тоже, чтобы искать другие дела, не для этого я сюда пришел. Понятно, что мои вычитанные из интернета на самом деле чьи-то умные мысли Николай Второй не может слушать целыми днями, у него и так время расписано постоянно по минутам.

Главное, что он реагирует на мои слова, значит верит мне, а я пришел сюда именно за этим.

Разместившись с вещами и подписав с агентом договоры на съем жилья, мы с Алексом, моим новым охранником-приятелем отправились в соседний ресторанчик.

Сами еще сыты после императорского обеда в Ливадии, хочется осмотреться вокруг себя и понять, что нам может предложить столица курортного отдыха императорского Крыма.

Пошли по форме. Уже понятно, что это привлекательно для женщин и заодно гарантирует отсутствие остальных проблем. Даже сильно загулявший купчина, охамевший в край от кучи своих денег, не посмеет что-то сказать благородным по форме.

Да и не благородным офицерам тоже.

Ну, это наверно, просто пока не имелось возможности такой вариант как-то проверить.

Вечером мы с Алексом, который барон какой-то там, уже познакомились с нормальными женщинами творческого направления и весело с ними загуляли. Деньги тратим мои, то есть императорские, особо не разбрасываемся ими, но и не экономим.

Не разбрасываемся – это потому, что мы – молодые и веселые офицеры, в меру симпатичные и очень романтичные. Таким так уж широко гулять не требуется, чтобы выглядеть обаятельными кавалерами.

Тем более с одной шикарной и второй хорошей квартирами под рукой все гораздо проще налаживается.

Офицеры императорской охраны не так много жалованья получают, рублей восемьдесят оклад и пусть премии от самодержца часто бывают, все равно не больше ста двадцати в месяц выходит.

Служба при дворце считается достаточно престижной, потому что дает хорошую репутацию для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице. Раз при дворце отслужил без нареканий и залетов – значит серьезный и выдержанный офицер. Проверен лично императором.

У приятеля барона есть еще какая-то финансовая поддержка от семьи, но без императорских денег и моего участия он бы точно такую развеселую жизнь не потянул.

А так нанимаем извозчиков и таксомоторы, катаемся пить шампанское в горы утром и вечером, любоваться закатами и видами Крыма прекрасными. Играем в карты по вечерам, барон частенько проигрывает, я немного выигрываю и в общем выходим в ноль.

Прожил так две недели, уже определившись с постоянной подругой, хорошенькой брюнеткой лет двадцати двух, достаточно эмансипированной для этого времени и желающей пройти всю длинную дорогу чувственных удовольствий.

С нормально обеспеченным и весьма опытным в этом деле кавалером.

А кто здесь может сравниться с моими современными навыками и познаниями? Пусть мне по внешнему виду не двадцать лет, но и больше тридцати не дают пока.

Полина приехала к родственникам, быстро поругалась с ними и упорхнула ко мне жить.

– О такой жизни с легкими, ни к чему не обязывающими отношениями, я и мечтала всегда. Как только теперь поняла, – заявила она мне как-то на завтраке в миленьком кафе.

– А как же брак и много красивых детей? – улыбнулся я.

– У меня маман родила только одну дочку и это оказалась я. А ведь уже второй раз замужем. В Москве на такое смотрят все еще весьма неодобрительно, – рассказывает она кусочек своей жизни. – Но мне на это наплевать.

Что мне в ней нравится, кроме лица и фигуры, так это веселый, совсем необременительный характер и умение радоваться жизни в любой момент времени. И никакого мещанства.

– Как ты добралась до Крыма? – спрашиваю я потом днем совсем голенькую девушку, из-за занавески выглядывающую на улицу.

– Меня забрали дядя с тетей, когда приезжали в Москву. Потом дядя стал как-то слишком заботливо ко мне относиться, тетя начала ревновать. Я решила, что мне пора уйти от них и вышла с вещами на набережную. А там вы с Алексом подошли и предложили свою помощь, – вспоминает она историю нашего знакомства.

Ну, пока Полина не пытается меня обмануть ни в чем, как я отчетливо чувствую, и этим мне очень импонирует.

Все так и получилось, барон заметил на скамейке пытающуюся сдержать слезы красивую девушку, мы предложили ей помочь и вот уже неделю она живет у меня в квартире.

– Как же ты не вышла замуж в семнадцать-восемнадцать лет? Такая красотка и из приличной семьи?

– У меня здорово эмансипированная матушка. Она мне говорит, чтобы я выучилась и только потом заводила детей, – Полина голышом беззаботно садится в кресло-качалку. – А отчим уже несколько раз пытался выгодно пристроить меня. Он – важный чиновник при городской управе и хочет за мой счет упрочить свое положение.